Оказывается, настроение испортить просто. Достаточно позвонить кому-нибудь в двенадцать ночи и спросить который час. И желательно в воскресенье, когда каждый старается урвать лишние минуты на здоровый сон перед очередной трудовой неделей.
Вадим лежал с закрытыми глазами, надеясь, что у неурочного посетителя всё же проснётся совесть, но бодрая соловьиная трель от входной двери продолжала давить на уши не хуже пожарной сирены. "Чтоб тебе сдохнуть без оргазма!" - он со злостью вскочил и решительно прошлёпал по коридору с единственной целью - послать наглеца в пешую прогулку к его же родным органам, а уж "в" или "на", разница небольшая.
- Прости, разбудила, наверно. Коля сильно застудился, - она шумно вздохнула. - У тебя от головы что-нибудь есть? Кинулась искать, а у меня только анальгин, и в аптеку уже поздно.
- Проходите, Надежда Михайловна, - Вадим сделал шаг в сторону, - сейчас поищем.
Он машинально отметил, что женщина спать ещё не ложилась, хоть и ёжилась сейчас на лестничной площадке в наспех наброшенном лёгком халатике.
- Что-то серьёзное? Может, "скорую" лучше вызвать?
- Ты же знаешь Колю - не любит он врачей...
- Да, Степаныч мужик настоящий! Вы посмотрите в тумбочке на кухне - там пакет с лекарствами на верхней полке. А я пока аптечку в рюкзаке проверю.
Громко сказано - аптечка! Вадим Чернов за свои неполных тридцать лет даже не чихнул толком, потому даже в походы ничего кроме таблеток от расстройства желудка и активированного угля не брал. Ну, ещё, конечно, вату и бинты. Оставалось надеяться, что кто-то из ребят захватил болеутоляющее и сунул в общую кучу.
Могли, черти, но не в этот раз. Чернов запихнул в угол бесполезный рюкзак и отправился на кухню.
- Нашли, Надежда Михайловна?
- Нет. Да и старые они у тебя, просроченные. Викинул бы, что ли, а то отравишься, не дай Бог.
- Печально, - Вадим виновато покрутил перед глазами пакет с лекарствами, но неожиданно просиял. - А знаете, у меня ведь есть мёд! Свежайший, натуральный! Друзей вчера собирался угостить, да забыл взять. Теперь пригодится!
- Коля с детства мёд не ест совсем, - покачала головой соседка. - Пойду, хоть молока ему вскипячу...
- Вот в молоко и добавьте, - Чернов достал из холодильника банку и решительно протянул женщине. - Возьмите! Степаныч не заметит ничего, пропотеет хорошенько, и зараза с потом из организма точно выйдет!
- Много тут, нам столько не надо. Знаешь что, ты мне пару ложечек дай, а остальное оставь.
- Много - не мало! - Вадим бодро выудил из шкафчика кофейную чашку и мигом наполнил её до краёв, любуясь, как свет играет сполохами в тягучей струе. - Берите, не стесняйтесь!
- Спасибо, сынок. Дай Бог тебе здоровья!
Уже возле выхода из квартиры Чернов неожиданно спросил:
- Надежда Михайловна, можно я к вам зайду? Со Степанычем поговорю, пока вы молоко согреете. Всё равно теперь не засну...
- Конечно. Коля будет рад.
- Только накину что-нибудь на себя, - смущённо улыбнулся Вадим. - Вы извините, что я так... в одних трусах - не ждал гостей.
- Я дверь оставлю открытой, так что заходи без стука, - соседка тихо рассмеялась в ответ и вышла на лестничную площадку...
Всё же он немного задержался. Пришлось вспоминать, куда подевались домашние тапочки. Логика победила, в конце концов, и Вадим торжественно вытянул их из-под шкафа - наверно, "зафутболил" со злости, когда вставал, и даже не заметил. Заодно и подумать успел о том, что с соседями ему определённо повезло. Надежда Михайловна почему-то с первых дней, как он появился в этом доме, опекала молодого аспиранта с почти материнской заботой. Может потому, что собственных детей судьба не подарила, а, может, просто по природной доброте. Встречаются ещё такие люди, и вдвойне приятно, когда они оказываются рядом. Дядя Коля, или как все его называли, Степаныч, вообще не человек, а песня - как только появлялся во дворе, моментально вокруг собирались, что называется, и стар и млад. Послушать очередную историю "за жизнь", а уж рассказчик-то он от Бога. Порой казалось, что ни одно событие на Земле не обошлось без непосредственно участия либо самого Степаныча, либо кого-то из его знакомых. Наверняка привирал не редко, но разве это важно?
Стараясь не шуметь, Вадим зашёл в квартиру соседей. Кивнул выглянувшей с кухни Надежде Михайловне и направился в гостиную. Почему-то он был уверен, что дядя Коля находится именно там. И не ошибся: Степаныч полусидел-полулежал, на старом диване и в упор смотрел на Чернова. Странно смотрел - испуганно и с вызовом одновременно. Но ещё больше Вадима поразил вид обычно жизнерадостного соседа. Нет, внезапная болезнь его не состарила, а как будто выпила в два дня все соки, иссушила и без того худые руки, выбелила лицо и стёрла даже "гусиные лапки" морщинок возле глаз.
- Вадик? - дядя Коля попытался изобразить улыбку. - Заходи, присаживайся. Сейчас Надюша чайку сообразит.
- Как ты, Степаныч?
- Шуршу помаленьку. Но, думаю, недолго осталось - достанет она меня.
- Простуда? Ерунду говоришь! А кто с трибуны в субботу свистеть будет? Тебе бы сейчас водочки с перцем грамм двести или чайку горячего с мёдом - враз на ноги встанешь!
- Нет, не болезнь, - Степаныч хмуро взглянул на Вадима. - Совсем не болезнь...
Он медленно сглотнул и откинулся на подушку.
- Мне тогда лет десять было. Летом, как положено, в пионерлагерь родители отправили. Ты, наверно, даже не знаешь, что это такое, а я с удовольствием ездил. Почти три месяца свободы. Вожатые не в счёт - их всегда обмануть можно. И была у нас в отряде девчонка одна, Таня Михайлова. Тихоня и трусиха страшная. Ты бы видел, как она от писка комариного ревела! Вот и решили мы с друзьями напугать её позаковыристей. Дураки! - Степаныч покачал головой. - Она тогда цветы на полянке собирала, а я рядом пристроился и сказку про Чёрную Пчелу рассказывал. Точно уже не вспомню - времени-то сколько прошло, да и придумывал на ходу. Мол, кто срывает цветы полевые, отбирает у деток пчелиных мёд, и помирают они от голода. Тогда прилетает из леса дремучего огромная Чёрная Пчела, загоняет обидчика в чащу и жалит до смерти... Таня со страху пыталась цветы обратно в землю закапывать, так мы её ещё больше напугали - сказали, что теперь пчёлы отравятся цветочным трупным ядом... Она ведь даже убежать боялась: как посмотрит в сторону леса, так сразу в слёзы и дрожит листом осиновым. Смеялись мы тогда долго...
- Ты это к чему, Степаныч?
- Всё к одному, Вадик. Сашка Прохоров, дружок мой, пчёл ловил и в Таньку бросал, а я кричал: "Приди Чёрная Пчела, отомсти за деток!"
- Да, переборщили вы слегка. Только всё равно не понимаю, какое отношение давняя глупость имеет к твоей простуде сейчас?
- Самое прямое. Таню родители на следующий день домой забрали - больше мы её не видели. Нам, конечно, влетело крепко, но в детстве стыд забывается быстро, сам знаешь. А потом я удрал с тихого часа на речку. Шёл через поле, как вдруг потемнело вокруг. Точнее, не совсем потемнело - просто мне на голову словно трубу натянули, и видно было только маленькое светлое пятно напротив. И тогда я увидел глаза... Чёрные, блестящие... И кто-то шептал: "Что пропало - моё". Голос протиснулся через уши в голову, и уже невозможно было понять - слышу я чей-то голос или говорю сам. А потом трубу заполнила липкая масса с запахом мёда. Текла в горло, в лёгкие, в желудок... Я задыхался, давился, но глотал и глотал, пока она не заполнила всё тело и не нашла выход через... задницу...
- Ты в порядке? - Вадим с тревогой посмотрел на замолчавшего соседа - уж не бредит ли?
- Очнулся я посреди огромнейшей кучи дерьма, пахнувшей мёдом. Ты не поверишь, но его было столько, что и стадо коров не наделает! Кругом одно дерьмо - внутри и снаружи! С тех пор я ненавижу мёд...
- И...
- Не перебивай! Два дня назад на базаре встретил цыганку, которая вела за руку девочку. Может, не обратил бы внимания, но уж больно странно смотрелась эта пара - старуха в грязных юбках и опрятная, чистенькая девчушка с бантиками в косичках. Девочка повернулась, и я узнал её! Танька Михайлова, точь-в-точь как в пионерлагере! Тыкала в мою сторону пальцем, а цыганка всё повторяла и повторяла одну фразу: "Что пропало - моё"... И её глаза - чёрные, блестящие...
Степаныч хрипло рассмеялся:
- Я сбежал, Вадик! Так, как не бегал даже в детстве от собак. Только зря - они меня всё равно нашли и теперь караулят у подъезда. Стоят, ждут. Сам посмотри, если не веришь...
Чернов послушно подошёл к окну. Но в свете уличных фонарей заметил лишь кошку, прошмыгнувшую между мусорными баками.
- Никого нет.
Казалось, Степаныч его не услышал:
- Есть не могу, потому что везде чудится запах мёда. Спать тоже боюсь - во сне они подбираются совсем близко. Вот и выходит, что долго не протяну...
- Совсем гостя заговорил! - в комнату вошла Надежда Михайловна с подносом в руках.
И хотя она укоризненно хмурилась, по чуть приподнятым уголкам губ было видно, что заметное оживление мужа её обрадовало.
- Я, пожалуй, пойду - завтра рано вставать, - Вадим забрал у хозяйки поднос и поставил на стол. - Надежда Михайловна, закройте за мной дверь.
Возле выхода он тихо сказал:
- Вызовите всё же утром врача. Мало ли что...
Мысли накатывали одна за другой. Чернова поразила не жестокая детская выходка Степаныча - в конце концов, многие не могут стереть из памяти воспоминания о событиях, которые потом всю жизнь не дают покоя. Время, конечно, идеальный могильщик, но даже оно не в состоянии похоронить сильные переживания - неважно, год прошло или столетие. Они всплывают в совершенно неожиданный момент, когда тебе нужно прощение или хотя бы поддержка, а не жгучий стыд. Чужая позорная тайна не слишком изменила отношение Вадима к соседу. Беспокоило другое - то, что дядя Коля вообще решился рассказать эту старую историю и то, как он это сделал. Словно исповедовался, а не объяснял. С безысходностью в глазах и, в то же время, с фатальной убеждённостью в справедливости наказания...
Вадим забылся беспокойным сном только под утро, когда рассвет уже разогнал холодной серостью тени в углах комнаты. Однако соловьиная трель звонка тут же вышвырнула его в реальность. Но теперь к выходу гнала не злость, а тревога и уверенность в том, что случилось что-то страшное.
- Коля... Там... Коля, - сквозь рыдания причитала соседка и показывала на распахнутую настежь дверь своей квартиры.
Чернов вбежал в комнату, где несколько часов назад разговаривал с дядей Колей, и... замер на пороге. Как о невидимую стенку ударился.
- Чёрт, - выдохнул он, - что это?!
Степаныча сейчас, наверно, и родная мать не узнала бы: на диване в луже испражнений и рвоты лежало раздувшееся бочкой тело. Широко открытый рот с вывалившимся языком беззвучно молил о помощи, а чёрные, блестящие глаза мёртво и холодно смотрели на Вадима. И ещё запах мёда. Он не дразнил ароматом разнотравья - он забивал ноздри и лёгкие тягучей смолой, душил медленно, но беспощадно.
Чернов чувствовал, как в горле растёт тугой ком, а желудок начинает отчаянно протестовать, пытаясь вытолкнуть содержимое наружу. Вадим пятился назад до тех пор, пока соседка не остановила вопросом:
- Умер?
- Да... Скорую бы и милицию...
- Я уже позвонила. Почему так? С Колей....
- Не знаю, Надежда Михайловна, - он едва сдерживал терзающие внутренности спазмы. - Может, телеграмму надо отправить родственникам?
Соседка всхлипнула и протянула Чернову листок бумаги:
- Вот. Хотела попросить. Спасибо, Вадик...
- Зачем так спешишь, драгоценный? - слепая цыганка вцепилась в локоть на выходе у почтового отделения. - Дай руку, всю правду расскажу. Деньгами порадуешь - будущее узнаешь. Беда тебя ждёт, и только я тебе дорогу показать могу. Не скупись, яхонтовый...
- Иди ты, знаешь куда? - Вадим замер...
...потому что заметил за её спиной аккуратно одетую девочку, которая смотрела на него чёрными, блестящими глазами. И тут же волна медового запаха вывернула внутренности наизнанку...
Он бежал, неуклюже выбрасывая ноги в стороны, как ребёнок, только-только научившийся ходить. Голова кружилась, и взгляд выхватывал только размытые картинки сузившейся до размеров зорба реальности: грязный ботинок, сотни брызг из лужи, треснувший бетонный бордюр, матовая поверхность асфальта, чья-то фигура, ускользнувшая за пределы видимого мира...
Запах не отставал. Раздирал границы Вселенной, толкал в спину и заставлял упираться подбородком в грудь, но странным образом также удерживал от падения. Вадим бежал всё дальше в надежде, что тело само найдёт место, где можно спрятаться от приторной вони преследователей - найдёт выход и подарит шанс на спасение, как уже бывало не раз. Потом он обязательно найдёт выход - нужно всего лишь немного времени. Чуть-чуть времени - самую малость - чтобы вернуть хоть на мгновение способность думать и понимать...
Удар! Чернов с разгона врезался в стену. С трудом отдышался - мир вновь приобрёл привычные очертания, и он увидел, что стоит перед дверью подъезда родного дома. Пальцы привычно набрали код...
Вперёд! Отсчитать пять лестничных пролётов, достать ключи... Чёрт, какая же узкая щель в замке! Раздражающий гул голосов из чёрного прямоугольника входа в соседскую квартиру сводит с ума. Нет! Только домой! Сейчас он не хотел видеть мокрые глаза Надежды Михайловны, фальшивую скорбь родственников Степаныча и уж тем более вновь встретиться с ним взглядом... Вадим с наслаждением захлопнул дверь и устало прислонился к стене. Усталость запредельно давила на плечи, но он всё добрался до ванны, вяло крутанул кран и с наслаждением подставил руки под холодную струю.
Вода... Блаженство и жизнь. Божество, которому неосознанно поклоняешься каждую секунду, даёт уверенность и опору, кормит, растит и... понимает. Смывает грязь, злобу - дарит надежду... Плеском волн или кудряшками облаков, но вынесет тебя к чистому и светлому, к основе - подхватит, обнимет и никогда не предаст.
Вадим шатко выбрался в коридор. Он чувствовал, что от дверей ощутимо веет угрозой - выбраться невозможно, а потому обязательно возьмут если не силой, то измором. "И опять ты был прав, Степаныч..." - успел подумать Чернов, когда заметил, как ручка входной двери медленно опускается. Замерла в нижней точке, рывком вернулась назад и тут же настойчиво принялась неистово биться о невидимый барьер, отделяющий жертву от палача.
Хрен вам! Вадим, пошатываясь, прикрыл подступы на кухню тонким куском фигурного стекла и злорадно показал неизвестности кукиш. Мимо дверей кляксой промелькнула тень, и тут же горло опять свело спазмом от одуряющего запаха мёда из оставленной ночью на столе банки. Ах, так?! Чернов огляделся... Открыл духовку, запихнул ненавистную смесь внутрь и зажёг газ....
С удовлетворением отметил, как треснула банка, как плавился мёд, заливая синие язычки пламени, как жаркий дым заполнял кухню. Туман... Туман - это хорошо. В тумане всегда можно спрятаться, всегда можно ускользнуть.
Он хохотал, услышал жалобные крики из комнаты. Достал из холодильника бутылку водки и радостно приложился к горлышку - "Это вам, суки! Горите в аду!"
Тело Вадима с каждым глотком раздувалось подобно воздушному шарику...