Аннотация: Сохранено для истории. Написано в 18 лет, так что качество соответствующее. Ну, хоть глаза при чтении не вытекают =)
Клавиатура, на которой печаталось данное произведение, окроплена кровью тысячи девственниц, дабы уберечь эту книгу от написания по ней богомерзких фанфиков. Да спасёт это героев её от совокупления в слешах различных, стыдобу в культ возводящих. Да останутся они не поруганы и чисты. И да не распространится на них правило тридцать четвёртое. Во веки веков.
Глава нулевая.
Полная пафоса и маловяжущаяся с основным сюжетом, но что тут поделаешь?..
Всегда есть две правды: моя и не моя.
Но моя правда всё равно лучше.
Анган - названный избранный, 151 г. по внутреннему календарю королевства.
Давным-давно в далёкой-далёкой галактике силы джедаев дали решающий бой армии ситхов...
А немногим ранее и чуть ближе - на планете Стериан, вращающейся вокруг звезды Альнаир - командующий Вероний с надеждой всматривался в хмурящееся небо в поисках знака свыше. Последний не заставил себя ждать: плавно и величественно взмахивая своими сапфировыми крылами, над полем пронеслась богоподобная акку. Никаких слов бы не хватило, чтобы описать красоту этого вестника Богов, неизменно вселяющего в сердца смертных страх и восхищение. Акку пролетела несколько кругов над полем, на секунду замерла в одной точке и с яростным клёкотом бросилась камнем вниз. Глядя на это ничем не контролируемое падение, можно было бы предположить, что птица собирается совершить ритуальное самоубийство, ибо смерти от старости их род не признавал. Увидеть такое воочию считалось крайне дурным предзнаменование, но, к счастью, не долетев до земли каких-то пары десятков сантиметров, акку стремительно взмыла вверх, неся в лапе труп мелкого животного - пугливого аппати с хвостом, отдалённо напоминающим даггер, так нежно любимый разбойниками всех мастей.
"Добрый знак", - подумал Вероний, глядя на удаляющийся вдаль силуэт крылатого охотника. Он был необычайно суеверен, даже для жителя Сентарийского королевства и, отправляясь в поход, повсюду фанатично выискивал знаки Богов, сулящие ему победу и благополучное возвращение домой. Сам Оракул предвещал ему успешное завершение кампании, почёт и вечную славу героя, но смутный червячок сомнения продолжал предательски подтачивать его сердце. Он не боялся - нет, ветеран, переживший десятки битв и ни разу не знавший поражения, не ведал, что такое страх. Но колющее беспокойство, не обращающее внимания на голос разума и слова Оракула, продолжало заставлять его чувствовать себя не в своей тарелке.
Склонный доверять больше своему чутью, нежели сухому расчёту, он продолжал всё глубже погружаться в пространные размышления, как вдруг ход его мыслей прервал едва различимый гул. Он доносился откуда-то с противоположной стороны холма и нарастал с каждой секундой, пока не перерос в рокочущую лавину звуков, состоящую из сотен, возможно и тысяч, ломаных голосов. Как ни странно, в этом океане на первый взгляд не связных меж собой звуков, прослеживался определенный ритм. Можно было даже предположить, что противник исполняет боевой марш, но, даже каким-то чудом изучив язык этих северных варваров, невозможно было разобрать ни слова в чудовищной какофонии нестройных возгласов и вскриков.
Воины за спиной Верония заметно сникли под гнётом дикарской боевой песни, но их полководец, прислушиваясь к пению, по качеству звучания уступающему даже церковному хору детской самодеятельности, уже не мог сдерживать ухмылки.
"Если они воюют так же как поют - победа нам обеспечена, - подумал он".
На горизонте появились первые солдаты неприятеля. Могучие и грузные гнарлы, почти под два метра ростом, они походили на плохо слепленные копии людей, что лишь придавало омерзительности их и без того не слишком светлому лику. Кожа, чуть сероватого оттенка, была покрыта обильным волосяным покровом белоснежного, как горы в которых они обитали, цвета. Во многом такой внешний вид объяснялся тем, что в их венах текла грязная кровь орков, смешанная с кровью воинственных народов севера - тусулов, состоявших в отдаленном родстве с сентарийцами.
Вооружение гнарлов состояло из гигантских топоров, напоминающих формой тесаки и крупных, от колена до плеча, прочнейших щитов из коры вековых дубов, растущих в самых отдаленных районах северных земель. У некоторых из них в руках были трофейные двуручные мечи, захваченные в предыдущих боях с сентарийским воинством, которыми, они, впрочем, легко управлялись и одной рукой.
Одежда гнарлов так же не отличалась особым изыском. По большому счёту, она состояла из прочных шкур диких животных, которые не очень-то подходили к засушливому климату сентарийских земель. Видимо, тварям было не слишком комфортно, потому что они постоянно чесали изрядно пропотевшую под плотной накидкой кожу. Вонь от обильно потеющих гнарлов была просто невыносимой и разносилась на многие километры вокруг, заставляя солдат с трудом сдерживать подступающие к горлу рвотные позывы.
Иерархию гнарлов легко можно было проследить, глядя на их доспехи. Те, кто довольствовался лишь меховой накидкой, безусловно, были новобранцами. Ветераны же могли похвастать бестолково напяленными на тело железными доспехами побежденных врагов. Особенно комично на их несоразмерно с людскими крупных головах смотрелись крохотные шлемы с узкими прорезями для глаз. Такой облик можно было бы счесть весьма забавным, если бы из-под шлемов людей не сверлили полные ненависти черные глаза, лишенные зрачков, а изо рта не торчали здоровенные клыки, доставшиеся им в наследство от орков-прародителей.
Вероний больше не боялся. Бодро встряхнув рано тронутой сединой шевелюрой, он повернулся к своему пятитысячному войску, бестолково мнущемуся за его спиной. Пускай сейчас они и трусили, но в бою каждый из них стоил минимум трех неумелых варваров. То были отнюдь не зеленые новобранцы, не знающие с какого конца держаться за меч. Перед Веронием стояли вышколенные и прекрасно тренированные легионы, доказавшие мечом и щитом свою верность и силу. Они не раз и не два обращали в бегство превышающую числом армию противника. С таким воинством за спиной можно было бросить вызов не то, что каким-то там гнарлам, но даже самому Тёмному Властелину, терроризирующему сей край вот уже долгих полвека.
Прокашлявшись и набрав в грудь побольше воздуха, Вероний громогласно, чтобы его голос был слышен даже в последних рядах, произнёс:
- Воины! Враг, воспользовавшись недальновидностью и невнимательностью капитанов приграничных гарнизонов, огнём и мечом прошёл по нашим землям, сея на своём пути хаос и смерть. Наши сограждане убиты, наши села разорены, наша земля истоптана ногами мерзких нелюдей. Вы способны стерпеть подобное?
- Нет! - раздался пятитысячный хор голосов.
- Тогда внимайте! Здесь и сейчас на Флернийских полях неконтролируемое шествие гнарлов будет остановлено. Они - всего лишь наглые варвары, коим неведомы слова "отчизна" и "честь". Мы же - гордые сыны своего отечества, готовые сражаться и умирать за его мир и благополучие. За ними - холодная безжизненная пустыня. За нами - плодородные земли, наши семьи и слава наших предков. Разве одного этого недостаточно, чтобы втоптать в грязь богопротивных ублюдков?! Так заставим же их сполна наглотаться сентарийской пыли! Вперед, мои воины! Вперед, к победе!
Солдаты, будто только и ждали разрешения, чтобы поскорее сорваться с места и, в бессознательном желании порвать гнарлов на куски, устремится на неприятельские позиции. Стряхнув с себя оцепенение, будто его и не было, они безудержной лавиной двинулись на приближающуюся армаду неприятеля. Вероний вместе со своим личным отрядом двигался в авангарде, чтобы, подобно полководцам древности, первым вклиниться в ряды мерзких гнарлов. Когда до врага оставалось каких-то двести метров и первые стрелы, опережая воинов, уже проделали бреши в надвигающихся рядах неприятеля, с неба, точно следуя приказу Всевышних, хлынул ливень. Не смотря на то, что капли дождя сильно уменьшали видимость, полководец и его солдаты были рады нежданному природному бедствию. Не так невыносим будет смрад, исходящий от этих варваров, когда дело дойдет до лобового столкновения.
На поле битвы опустилась гробовая тишина, точно сама смерть вобрала в себя все звуки мира, ожидая с минуты на минуты наступления кровавой жатвы. Вероний сделал шаг, ещё один, покрепче сжал меч, сфокусировал всё своё внимание на ближайшем к нему гнарле и, дождавшись когда тот подлетит достаточно близко, сделал выпад. Звуки тут же вернулись в этот мир, гулом, в котором смешались рёв дикарей, крики солдат и лязг оружия, исполняющего причудливый танец смерти. Клинок Верония легко погрузился в податливую плоть врага и тот, заскулив от боли, собрался было поднять свой меч, дабы обрушить его на голову наглого человечишки, но вместо этого издал сдавленный хрип и замертво упал пред своим убийцей. Вероний даже не удостоил взглядом поверженного врага, а лишь ускорил свою поступь. С легкостью подныривая под неумелые атаки варваров, через каждые два шага он делал взмах мечом, неизменно прерывая этим чью-то жизнь. Четыре раза клинок описывал в воздухе идеально ровную дугу и четырех самок оставил он без кормильцев, ибо даже этим необразованным дикарям было ведомо, что такое семья.
Пятый встреченный Веронием гнарл был половчее своих предшественников и, умудрившись парировать атаку щитом, ударил в ответ. Человек отпрыгнул назад, так, что лезвие топора, оцарапав ему наплечник, ударилось оземь. Не преминув этим воспользоваться, он придавил его сапогом и одним махом снёс грязной твари голову.
Следующий враг был ещё только в трёх метрах и секундная передышка сделала возможным скорую оценку ситуации. На место отчаянного рубаки тут же заступил расчётливый полководец. Солдаты продолжали давить ряды гнарлов, но пока что смогли продвинуться на незначительные пять шагов. Впереди же, насколько позволял видеть человеческий взор, царило клокочущее в своей злобе море нелюдей. Пять, нет, минимум восемь тысяч тварей собралось здесь, чтобы бросить вызов сильнейшим из людей королевства, возглавляемых величайшим из ныне живущих избранных. Вероний с легкостью ушёл под удар подбежавшего гнарла и, изловчившись, разрубил его от живота до плеча. Брызги крови заляпали парадное одеяние, но воин, не придав этому значения, продолжил озираться вокруг. Передовые войска продвинулись ещё на полшага, но отставали от неожиданно далеко выбившегося лидера на целых пять шагов. Натиск неприятеля, тем временем, усиливался и становилось ясно, что скоро легионы будут вынуждены отступить на несколько метров назад, оставив своего лидера одного посреди полчищ дикарей. Трусливый гнарл, пытавшийся напасть сзади был убит выстрелом в глаз из маленького наручного арбалета - артефакта избранного, не раз спасавшего Веронию жизнь.
Профессиональное чутьё не подвело воина. Захлёбывающиеся от нескончаемых орд дикарей солдаты были вынуждены отступить на расстояние шести метров. Таким образом, разрыв между Веронием и его войском увеличился вдвое. Но гнарлы сполна заплатили за каждую отвоеванную пядь земли. Всё пространство, на котором происходили боевые действия было усеяно их изрубленными трупами. В некоторых местах тела гнарлов лежали сразу в два ряда. И лишь кое-где, втоптанные глубоко в землю, виднелись помятые синие плащи сентарийцев.
Внезапно в рядах противника мелькнул плащ, окрашенный в цвета Сентарийского королевства. Бросив туда беглый взгляд, Вероний увидел воина, облаченного в обмундирование из эльфийской стали, кое выдавали лишь самым отважным капитанам людей и названным избранным, таким, как он сам. Лицо воина было скрыто под плотно прилегающим к голове крылатым шлемом, а в руках с непостижимой человеку скоростью мелькал невероятных размеров меч, оставляющий после каждого выпада ощутимые пустоты во вражьих рядах. Аура мощи исходила от бойца и Вероний напряг всю свою память, пытаясь вспомнить среди солдат такого силача. Хотя существовала и такая вероятность, что это был просто один из вольных героев, решивших принять участие в судьбоносном сражении. Но откуда же тогда он взял подобный доспех? Нашёл? Украл? Заслужил?
Зазевавшись, Вероний чуть не позволил застигнуть себя врасплох, но в последний момент сумел парировать занесенный клинок щитом и ответил прямым выпадом в незащищенное брюхо подлого гнарла. Издав нечленораздельное ворчание, тварь испустила дух.
Командующий вновь взглянул на то место, где секунду назад дрался таинственный союзник, но увидел лишь в своей безграничной глупости бегущих на мечи его солдат полуорков, тут же расстающихся с жизнью. И всё же некоторые из них успевали перед гибелью оставить вдовой одну из сентарийских женщин.
Напрасно Вероний блуждал глазами в поисках воина в эльфийских доспехах. Везде его взгляд натыкался лишь на грязные потные туши гнарлов. И ни следа обладателя гигантского клинка.
"Ещё один безымянный герой Сентары пал смертью храбрых" - досадливо пронеслось в голове полководца.
Но на автомате проведенная круговая атака, положившая ещё троих окруживших его гнарлов, смела прискорбные мысли из головы Верония, позволив ему вновь сосредоточиться на битве. Авангард синих плащей уже практически приблизился к его позиции и, приняв защитную стойку, воин приготовился к подходу союзных сил. Тогда уж он сможет сполна отомстить дикарям за выжженные земли, за отнятые жизни, за позор его народа. И за гибель таинственного воина.
Всё это унеслось прочь вместе с новой пролитой кровью дикарей. Она пьянила могучего воина, заставляя каждую клеточку его тела наливаться яростью и требовать новых жертв. Прочь сомнения! Прочь высшие идеалы! Только безграничный банкет крови, на котором он - Вероний - хозяин, главный дегустатор и Бог.
Затем жажду крови сменило другое чувство. Сладкое, как мёд диких пчёл, чувство неумолимо приближающейся победы, которую уже ничто не сможет остановить. Мысленно Вероний был уже не здесь, на Флернийских полях, а на главной площади столицы, окруженный ликующей толпой, славой и почётом. Гул толпы ласкал его слух, нежные цветы, подносимые красивейшими девушками Сентары, опьяняли своим ароматом, уводя его всё дальше от мира крови и бесконечных битв. Чуть виноватые слова короля, выражающие ему благодарность, разливались божественной музыкой и заглушали шум боя, крики раненых и раскаты грома, извергаемые из воинственного неба.
- Командующий Вероний, вы в порядке? Командующий Вероний, ответьте! - голос лейтенанта вывел его из мира грёз назад - в суровую реальность. Солдаты смогли пробиться к своему капитану и сейчас их синие плащи безбрежным морем накатывали на неугомонные орды гнарлов. Вероний огляделся. Вокруг него плотным кольцом лежал порубленные им самим два, а может и три десятка дикарей.
"И когда это я успел? - усмехнулся про себя избранный. Затем усмешка пропала с его уст, сменившись тоской в глазах. - О чём я только думаю? Девушки, цветы, благодарность, слава... Это всё не для меня. Кровь, смерть, слёзы, боль - вот моя реальность. Реальность, на которую я обречен с рождения".
- Командующий Вероний, не знаю, в каких закоулках сейчас блуждает ваше сознание, но вы нужны нам здесь и сейчас! - голос лейтенанта сорвался на крик.
- Прости меня, Кайра. Кажется, я немного замечтался. Старею, наверное.
Это была всего лишь попытка отшутиться, скрыть от подчиненного то, что творилось у него на душе. Но лейтенант Кайра уже давно знал Верония и без труда раскусил обман. И всё же из уважения к своему капитану, он не подал виду.
- Какова ситуация, лейтенант? - продолжил Вероний серьёзно. - Время не терпит, так что даю минуту на отчёт.
- Мы тесним неприятеля за холм. Потери тяжелее, чем мы ожидали, но преимущество на нашей стороне. Солдаты подустали, так что в ближайшее время продвижение может существенно замедлиться. Я предлагаю закрепиться у подножия холма и дать войскам время на перегруппировку.
- Холм пологий, так что, если остановимся, нас просто сметут. Продолжайте гнать их к вершине, а уж там перед финальным марш-броском, можно будет сделать передышку. Нужно сполна использовать предоставляемое местностью преимущество.
- Так точно! Будут ли ещё приказания, мессир?
- Да. Оставайся в тылу и сделай всё, чтобы раненные получили должную медицинскую помощь. Я пойду в первых рядах и лично прослежу, чтобы холм был взят. На этом всё.
- Будет исполнено, мессир!
И прежде чем Вероний отправился выполнять задуманное, лейтенант совершенно другим менее официальным тоном добавил:
- Да хранят вас Боги...
- Спасибо, Кайра, - ответил тот, не оборачиваясь.
Подняв вверх свой клинок в победоносном жесте, Вероний заорал во всю глотку:
- Во имя Сентары! Не отдадим им и пяди назад! В бой, за славой!
И все на многие километры вокруг, даже гнарлы, услышали его клич. Пускай неверующие не верят, но такая сила была в его голосе, что у дикарей, привычных к лютым морозам севера, затряслись поджилки.
Воодушевленные же солдаты, почуяв впереди себя спину командующего, ринулись нанести решающий удар. И гнарлы утонули в реках собственной крови.
Вероний резал мелькающие повсюду тела полуорков и, видя, что солдаты в этот раз не отстают от него ни на шаг, с ещё большим воодушевлением бросался на нового врага. Пара десятков метров отделяла людей от вершины. Воодушевлению не было предела. Куски серой плоти отделялись от их хозяев под радостное людское улюлюканье.
А потом появился он. Гнарл, носящий доспех, сплошь усеянный громадными шипами. Возникнув будто бы из ниоткуда, он моментально обрушился на воинов Верония, в момент, играючи вырезав с десяток людей. Командующий Вероний, отбросив осторожность, стал прорываться к неожиданному противнику, оставляя за собой след из трупов дикарей. Шипастый заметил человека, по виду, не уступающего ему в силе и тоже начал пробиваться навстречу, сея на своём пути след смерти, но уже телами людей.
Они встретились. Вокруг кипело сражение, но они так были поглощены друг другом, что не замечали ничего. Гнарл и человек. Топор и меч. Они столкнулись, породив такое множество искр, что, наверное, осветили всё поле боя.
Бешено сшибалось их оружие, в унисон стучали сердца. Но силой эти двое равны не были.
Отбив клинок Верония, подобно детской игрушке, гнарл нанёс удар. Со звоном поддалась сталь доспеха, а затем и плоть командующего. В глазах Верония заплясали искры. Но он был ещё жив и пока планировал таковым и остаться. К счастью, артефакт избранного - арбалет - был ещё при нём.
За секунду отыскав брешь в доспехе врага, Вероний выпустил стрелу. Захрипевшая от боли тварь вытащила у него из груди топор и попятилась назад. Это был шанс, и им стоило воспользоваться.
Меч был сжат в руках и полон злобы, как и его хозяин. Злоба та вылилась в молниеносное мелькание клинка, вонзающегося в тело Шипастого. Гнарл не мог ожидать такой прыти от, казалось бы, практически поверженного врага и просто не успевал отвечать. А Вероний рубил, рубил мерзкую тварь, невзирая на хлеставший из груди поток крови, до тех пор, пока пред его ногами не осталось лишь месиво из доспехов и плоти.
Довольный собой Вероний... упал. Перед глазами всё поплыло. Тело не слушалось. Дышать становилось труднее. И ещё эта страшная боль, выжигающая его нутро раскаленным железом...
"Яд, - догадался командующий, лёжа на земле. - Подонок смазал своё оружие ядом. А, может быть, просто я потерял слишком много крови? Плевать. Не важно. Уже не важно. Так холодно. Так глупо..."
- Командующий Вероний! - донёсся откуда-то безумно издалека голос то ли Кайры, то ли ещё кого-то другого.
Не важно. Уже не важно. Ведь Вероний - сильнейший из ныне живущих избранных - больше ничего не слышал.
Глава первая.
Я, такая, смотрю на него, такая,
а он, такой, весь из себя красивый, такой, смотрит на меня
и говорит: "Привет, детка. Как тебя зовут?"
Ну, я, такая, не растерялась и говорю, такая:
"Фи! По правилам придворного этикета
мужчина всегда должен представляться первым!"
Он, такой, замялся и говорит:
"Меня Избранным звать..."
Я, такая, аж вся расстроилась и сразу ушла.
А с виду - нормальный парень был...
Из письма придворной фрейлины Саналии.
Адресат неизвестен.
Все истории начинаются по-разному. Одни удачно. Другие чуть менее удачно. Но всех их объединяет одно. Начавшуюся историю остановить уже невозможно...
Он лежал на хлипенькой ивовой кровати, которую мог счесть удобной разве что приговоренный к смертной казни, и безуспешно пытался привести свои мысли в порядок. Этим утром мысли отличались особой непослушностью и ни в какую приводиться в порядок не желали. Но усилием воли, о котором современники должны слагать легенды, гадкие мыслишки и мудрые мыслищи были разложены по полочкам и, наконец, угомонились.
- Ну и сон же мне приснился, укуси меня за ногу...
Ему и раньше приходилось видеть подобные сновидения, но никогда они ещё не были настолько реалистичными как сегодня ночью. Звон стали. Привкус крови на губах. Барабанящий по шлему дождь. Он даже мог поклясться, что ощущал вонь, исходящую от тех тварей, с которыми ему пришлось сражаться.
- Очередной бред, - подытожил он.
Солнце больно долбило в глазные яблоки и ему пришлось накинуть на лицо кусок тряпки, которую он гордо величал одеялом.
- И почему мне не снятся сны с голыми бабами, как всем нормальным мужикам в деревне? Сложный вопрос. Я склонен винить в этой оплошности систему. Да, именно несовершенство существующей политической системы виновато в отсутствии в моих сновидениях голых баб.
Неожиданный стук в дверь прервал его философские рассуждения о вечном, но, впрочем, не заставил встать с постели. Наш главный герой - да, да в этот раз это он и, как минимум, первые пару десятков страниц его никто убивать не собирается - поплотнее закутался в своё видавшее и лучшие годы одеяло и стал ждать, когда утренний нарушитель спокойствия наконец-то оставит его в покое и отправится по более важным делам. Вот только методичный стук в дверь не прекращался ни на минуту, подразумевая, что более важных дел у утреннего посетителя не выискалось.
- Боги, надеюсь, у вас в аду есть специальный котёл для тех, кто любит с утра пораньше будить честных людей.
Недовольно ворча что-то ещё о необходимости принятия закона об отстреле клинических идиотов, наш герой поплёлся к ржавому жестяному тазику, служащему заменой полноценной ванны. Не обращая внимания на утреннего гостя, он приступил к обмыванию телесов и приведению себя в порядок.
- Обычно, чтобы припереться в пять часов утра, у человека должна быть очень веская причина. А раз для него это так важно, то и подождать минут десять за дверью не должно быть для него проблемой, - здраво рассудил наш герой, выливая на себя ушат холодной воды.
С водными процедурами было покончено. Парень натянул на себя холщовую рубашку и широкие холщовые штаны с пришитыми по бокам белыми полосками по последнему слову деревенской моды.
Посетитель уже не просто стучал. Он яростно долбился в хлипкую деревянную дверь, рискуя разломать её в мелкие щепы. Опасаясь за её судьбу, несчастная невыспавшаяся душа, наконец, доковыляла до выхода и отодвинула железную щеколду. Висевшая здесь чисто символически, ибо даже ребенок при желании мог выбить её плечом, задвижка играла важную роль в жизни нашего героя. Она каждую ночь перед сном тренировала силу его воображения, заставляя поверить, что в состоянии защитить хижину от ночных грабителей.
Во время отодвигания вышеупомянутой щеколды до его слуха донесся голос гостя. Вернее, голоса, так как из разговора стало понятно, что присутствующих минимум двое. Или же, что маловероятно, за дверью стоял шизофреник, умело меняющий тембр своего голоса. Заинтересованный их беседой парень решил не торопиться с открыванием двери.
- Чё он не открывает? Спит, что ли? Эй, Крез, может его дома нету? - раздался первый голос.
- А где же ему быть с утра пораньше, дубина? - ответил ему второй.
- Ты ща не дерзи. Я за такие слова и всечь могу.
- Не урчи. Ща всё будет. Э, хозяин, ты чё такой медленный? Тут, между прочим, нормальные парни тебя дожидаются!
Хозяин хижины обреченно вздохнул и с предчувствием, не сулящим ничего хорошего от этой встречи, открыл дверь. На пороге стоял один из местных деревенских парней по имени Крез и его друг-статист. А так как для статистов имён не предусматривается, то будем звать его сельский дурачок #2. Очень удобно. Внешность у него тоже была самая, что ни на есть среднестатистическая.
Его друг Крез был чуть более примечательным, так что сейчас с него я и буду делать первое описание персонажа. Боги, я так волнуюсь... Ладно, поехали.
Своим видом он напоминал канонического гопника из одного очень хорошо нам известного мирка. Не убавить, не прибавить. Для тех, кто живет отшельником в созвездии Веги, поясню: паренек был высокого роста, крепкого телосложениями, со сбитыми на руках костяшками пальцев, выступающей челюстью, носом-картошкой и короткими немытыми волосами. В руках он держал увесистую на вид корзинку. Разило от него тоже вполне канонически.
"Ну и запашок... Те твари во сне по сравнению с ним просто благоухали. И где таких только выращивают?" - подумал наш герой, но вслух ничего не сказал. Утренняя потасовка с кроманьонцем и сельским дурачком #2 в его планы не входила.
Кстати, как тебе моё первое описание?
- Для первого раза неплохо, но, если ты и дальше будешь продолжать в том же духе - я умываю руки из этого рассказа,- одними губами, чтобы не сойти перед посторонними за душевнобольного, ответил герой. Сволочь. Никакой моральной поддержки от него не дождешься.
А в это время виновник торжества, напустив на себя серьезный вид, начал толкать речь, с первыми словами которой надежды нашего героя спокойно провести этот день развеялись как дым.
- О, великий и могучий Избранный! - начал он - Не оставь бедного человека в беде! Тьма тьмущая окутала путь мой и не найти мне в том пути дороги без твоей помощи. Освети своим светлым ликом дорогу сию, дабы...
- А можно избавить меня от литературных изысков и перейти непосредственно к делу? - прервал его "Избранный".
Крез стушевался и недоуменно покосился на своего друга. Друг недоуменно покосился на нашего героя. Тот, в свою очередь, чтобы не отставать от народа, покосился на Креза. Раз, два, три, четыре, пять... Кроманьонец догадался, чего от него хотят и облегченно вздохнул. Видимо, столь высокий стиль речи давался ему с превеличайшим трудом.
- Тут такое дело, - начал он, заметно расслабившись.- Мамка припрягла к тётке за пирожками сбегать. Ну, я и сбегал, - он потряс корзинкой.- Сейчас идём с другом домой, и чую, что у меня трубы горят - вообще страх. Ты мужик, ты должен понять. Ну, думаю всё, хана - не дойду я. А тут твой дом. Мы с другом побалакали и решили, что раз ты избранный, то ты должен людей выручать. А меня сейчас очень надо выручить.
- То есть ты предлагаешь мне взять эти пирожки и с утра пораньше потащить их к тебе домой?
- Не, не домой. Мамка меня возле храма дожидается.
- Не суть. И что за награда ожидает меня за этот героический подвиг?
- Вечная моя благодарность, - ударил себя кулаком в грудь Крез, и Избранный сокрушенно понял, что он говорит вполне серьезно.
- А с чем пирожки хоть? - спросил Избранный, осознавая, что в любом случае придётся браться за это неблагодарное занятие.
- С капусткой!
Живот Избранного радостно отозвался на этот милый сердцу звук.
- Это в корне меняет дело. Хорошо, я отнесу твои пирожки. Будь спокоен и иди с Богами.
Здоровяк поставил корзину у ног героя, откланялся и, взяв за локоть товарища, быстро удалился в направлении хаты самогонщицы бабки Луты, пока избранный, не дайте Боги, не передумал.
- Эй, голос в моей голове...
Это ты мне?
- А кому ж ещё? - ухмыльнулся Избранный, отправляя в рот один из пирожков с капусткой. - Я тут вот что подумал: раз мне приходится ежеминутно выслушивать твои комментарии и... словесные портреты, то я требую, чтобы они были чуть менее унылыми.
А иначе что?
- А иначе ищи другого избранного для своих литературных экспериментов. Давай так, ты сейчас проходишь одну маленькую проверку и, если результат меня удовлетворит, мы продолжаем. Нет - я сваливаю отсюда. Идёт?
Идёт. Что надо делать?
Избранный раскинул руки в стороны и объявил:
- А напишите-ка, голубчик, мой словесный портретец!
Автор печально вздохнул и подумал, что в следующий раз надо искать менее своевольного главного героя...
Это был привлекательный юноша мерисьюшной внешности со всеми прилагающимися мэрисьюшными атрибутами. Длинные светлые волосы до лопаток, голубые глаза, волевой подбородок, голливудская улыбка белоснежных зубов, точеный аристократический нос - все это рано или поздно сулило сделать его персонажем десятков, а может и сотен яойных фанфиков, написанных истово преданными ему поклонницами. Его сильное мужественное тело ещё не знало шрамов и женской ласки...
- Я тебе за такие откровения сейчас голову выкручу!
...и от этого было ещё прекраснее.
- Всегда бы так. Прогресс налицо - это даже было не столь убого, как в прошлый раз. Хотя, в принципе, могло быть и лучше. Хотя... думаю, что для тебя и это было чересчур хорошо.
И вот наш герой, восстановив чувство собственного достоинства за мой счёт, отправился в путь, дабы доставить корзину с пирожками мамаше, которую Боги так жестоко прокатили с нормальным ребенком.
На пути ему встретилась кучка веселящихся ребятишек в вусмерть заштопанной во всех мыслимых и немыслимых местах одежде. И что они забыли на улице в такую рань? Дети встретили появление героя кривляньями, криками и обидными обзывалками:
- Избранный, избранный - псинами погрызенный!
Вначале наш герой ещё пытался не обращать на них внимания, отдавая дань понимания их молодости и глупости. Но дети все не успокаивались. Им не хотелось упускать удачно подвернувшегося случая спозаранку поиздеваться над местной знаменитостью. Продолжая бежать за ним вслед, дети направо и налево сыпали обидными стишками и прозвищами.
В конце-концов чаша терпения Избранного переполнилась и он, позабыв о морали и дани молодости, кинулся раздавать подзатыльники визжащей ребятне. Дети уловили тонкую перемену в его настроении и поняли, что немножко перегнули палку. Следующим их коллективным решением было кинуться в разные стороны и бежать со всех ног, подальше от взбесившегося избранного. Глупцы! Не им тягаться в скорости с нашим быстроногим героем!
Жестоко наказав супостатов, великий борец за добро и справедливость пребывал в отличнейшем настроении и готов был носить хоть все корзинки с пирожками в мире. В его кошельке заметно прибавилось золотых, а на поясе теперь величественно висело его первое добытое в суровой схватке оружие - игрушечный деревянный меч.
Как, спросите вы, мудрый и благородный избранный осмелился отобрать у детворы её и без того скромные сбережения? Отвечу просто: руками.
После этого ничего интересного не происходило, и Избранный откровенно заскучал. А вместе с ним и я. Обычно авторы в таких случаях, чтобы чем-то занять читателя, начинают активно описывать окружающий пейзаж. Но я, пожалуй, воздержусь от подробного расписывания всех прелестей сельских туалетов, которых вокруг было как грибов после дождя и аппетитно пахнущих пометом курятников. Все эти прелести вы можете спокойно пронаблюдать и без меня, если сию же минуту оторветесь от своих дел и отправитесь поправлять здоровье в близлежащую деревню.
Вместо этого я лучше отвечу на вопрос, непроизвольно возникнувший у любого здравомыслящего человека, дочитавшего до этого момента: какого демона этого понуро бредущего по сельской дороге человека все зовут Избранным и почему он должен ни свет ни заря таскать корзинки с пирожками мамашам местных алкоголиков?
Ответ на этот вопрос лежит довольно глубоко, уходя своими корнями на многие века в прошлое. Начать лучше с того, что на протяжении вот уже нескольких сотен лет с момента основания святого Сентарийского королевства в разных его районах люди время от времени находили оставленные кем-то люльки с младенцами. Они могли лежать посреди дороги, в самой глубокой чаще леса или вообще качаться на воде где-нибудь меж камышей. Как они там оказывались и как их вообще умудрялись находить остаётся тайной во языцех и по сей день.
Обычно, помимо малютки, люлька укомплектовывалась одеялком (в количестве одной штуки), подстилкой (в количестве одной штуки) и ещё какой-нибудь лабудой (в количестве одной штуки). Лабуда эта, по словам знающих людей, о которых, правда, никто ничего толком не знает, обладала ярко выраженной или скрытой магической силой. Умные дяди называли такие вещи артефактами.
Что же касается малюток, то те, вырастая, как правило, становились храбрыми воинами, талантливыми полководцами или просто хорошими людьми. А раз в несколько лет среди них попадались и такие, которые своими отважными деяниями заслуживали великую славу и вечный почёт, а их подвиги заносились в священную книгу Сентарийской империи.
Проследив такую закономерность, народ тут же стал называть всех найденышей избранными. А, чтобы вообще не заморачиваться, и имя им давали соответствующее - Избранный. Народ ведь он такой - не любит заморачиваться.
Включив логику, несложно догадаться, что вот этот беспринципный, аморальный тип перед нами - тоже избранный.
Давным-давно жители деревни Роункло обнаружили этого подкидыша на полянке рядом с лесом. В своих ручонках он сжимал блестящий на солнце золотой кулончик, на котором в причудливом узоре переплелись две ящерки, сделанные из драгоценных камней - рубина и изумруда.
Нашедшие его крестьяне, следуя негласной традиции, окрестили его Избранным и всучили вместе со всеми манатками кузнецу Проклу, жившему особняком от деревни в полном одиночестве. Его жена умерла пять лет назад во время родов и он до сих пор не мог прийти в себя, безумно страдая от невосполнимой утраты.
Расчёт местных жителей был продуман, хитер и прост: спихнуть нового потенциального героя тому, кто не будет сильно артачиться, а заодно, таким образом, заставить спившегося кузнеца снова взяться за ум.
Но Прокл был не так прост. Вначале он даже пытался что-то возражать и отнекиваться, но судьбоносные пол-литра сивухи бабы Луты превратили его в сговорчивого новоиспеченного папашу, а нашего малютку сделали сыном кузнеца. И стали его величать Избранным Прокловичем. Не повезло малышу.
Ко всеобщему удивлению, в кузнеце-выпивохе проявились зачатки отцовских чувств. Пить он, конечно же, не бросил, но стал в этом деле куда сдержаннее и даже в меру своих сил начал обучать пасынка грамоте и кузнечному делу.
Занятия закалили тело и дух юного избранного, сделав его намного умнее и сильнее своих сверстников. Те же, завидуя наглому выскочке, за глаза потешались над ним. Но никто в здравом уме не рисковал смеяться ему в лицо.
Когда Избранному исполнилось четырнадцать, случилось непоправимое. Его отчим отравился некачественным спиртом и помер, оставив своего сына без средств к существованию. И несчастному мальчику, чтобы выжить, пришлось воровать, но, даже находясь на грани выживания, он продолжал оттачивать свои боевые навыки и ум, сходясь в потасовках с деревенской шпаной и воруя книги из местной библиотеки.
Чтобы хоть чем-то занять бесконтрольного подростка, местное народонаселение под видом "героических квестов" стало загружать мальца всевозможной черновой работой. Избранному приходилось нелегко. Не каждый крестьянин был настолько щедр, чтобы достойно оплачивать его непосильный труд. Некоторые так вообще ограничивались обычным "спасибо". Условия были не из лучших, но редкая краюха хлеба, крынка молока или шмат мяса вселяли в героя веру в завтрашний день.
Тут я вынужден был прервать сей увлекательнейший биографический рассказ, потому что к нашему герою стремительно приближался персонаж, которого я никак не смог бы обделить вниманием.
Копна длинных ярко-рыжих волос развевалась на ветру огненными волнами. Из-под пушистых ресниц озорно и с вызовом смотрели темно-карие, практически чёрные глаза. Уголки её нежных алых губ как всегда были приподняты в приветливой улыбке. Одежду девушки составляли курточка и брюки из кожи, плотно облегающие привлекающие внимание формы. В целом она была довольно миловидной, а, по сравнению, с другими местными девушками - просто писаной красавицей.
- Ну, здравствуй, Ирис. Кстати, свежая шутка. Довольно давно не слышал подобного. Минут двадцать, наверное,- устало ответил Избранный.
- Какой ты сегодня холодный. Холодный и хмурый. Впрочем, мне не привыкать каждый день наблюдать твою недовольную физиономию. Чем занимаешься? Опять выполняешь свой гражданский долг героя?
Избранный, молча, показал корзинку с пирожками и утвердительно кивнул.
- Тебе уже давно пора проявить твёрдость, бросить это грязное дело и найти себе нормальное занятие, - её лицо приблизилось к его лицу на непозволительно близкое расстояние, и он инстинктивно сделал шаг назад. - Где это видано, чтобы здоровый мужик был на посылках, словно какой-то шкодливый мальчонка!
- Ты как всегда абсолютно и безоговорочно права, - Избранный сделал попытку уйти от неудобного разговора.- Вот доставлю эту корзинку и сразу же прекращу заниматься глупостями. Стану взрослым и серьезным. А сейчас мне пора - я сильно тороплюсь. До встречи!
Ирис смерила его недоверчивым взглядом и пробормотала:
- Главное, чтобы ты сам себе верил. Ладно, чего уж там - беги, куда собирался. Не буду тебя задерживать. До скорого!
На прощание Ирис ловко чмокнула зазевавшегося Избранного в щеку, схватила пирожок и, не давая ему опомниться, унеслась прочь.
- Тоже мне, ранняя пташка нашлась, - смущенно проворчал Избранный, зажевал пирожок и продолжил свой нелегкий путь.
Глава вторая.
Почему всем всегда от меня что-нибудь нужно?
Неужели нельзя просто подойти,
спросить как у меня дела
и поставить мне кружечку пива?
Просто за то, что я такой отличный парень!
"Крик души" какого-то избранного
в столичном трактире "Гусли, бражка и Семён".
Храм возвышался над его головой несокрушимой громадой. Он был выше любого деревенского дома. И богаче убранством. Потому что Боги любили максимализм. А если и не любили, то уж архитекторы, проектировавшие храм, любили точно.
У здоровенных дверей, всегда распахнутых перед прихожанами (но, естественно, не в полшестого утра), закованный в колодки мирно посапывал человек. Он был в том возрасте, когда девушки уже не смотрят в твою сторону, но ещё не добавляют к твоему имени приставку "дед". Звали его Мирлем. Он был деревенским дурачком. Но сам любил называть себя ультра-радикалом.
Каждое утро, когда деревня только-только просыпалась, Мирль сразу начинал бороться с деспотичным режимом. Он, как оголтелый, бегал по дворам и, распугивая фанатичной физиономией впечатлительных девушек и бабок, скандировал антиправительственные лозунги:
- Король какашка! Дайте воздуха политическим меньшинствам! Вперёд, на баррикады!
Деревенские только улыбались в ответ. Что с дураком поделаешь?
А потом всем стало совсем не до смеха. Однажды, находясь на пике революционного экстаза, Мирль исписал грязью стены храма. Некоторые очевидцы утверждали, что сделал он это отнюдь не грязью, но остальной народ просто физически не мог поверить в столь чудовищное кощунство.
Жрец Аламир был, мягко говоря, очень недоволен, увидев на стене своего дражайшего храма комментарии по поводу собственной сексуальной ориентации, а так же ориентации Оракула, всего правительственного аппарата Сентары и, что ужаснее всего, Всевышних Богов!
Чёрная тень заскользила над головой дурачка Мирля. Суровейшее из наказаний - ужасный кол - неумолимо стал подбираться к его пятой точке. Но смилостивился над убогим Аламир, не стал поступать по закону, а поступил по совести. Вместо предполагаемой кары заковал он его в кандалы, а чтоб не смущал дуралей честного люда речами глупыми - забил ему в рот кляп по самое не балуйся. И вынимал только во время кормёжки. Мирль особо не возражал. Повёлся, недорадикал, на халявные харчи!
Чуть поодаль от него стояла женщина сильно постбальзаковского возраста и нервно косилась в сторону Мирля. Хоть и в кандалах, хоть и с кляпом во рту, но мало ли что... От этих блаженных всякого можно ожидать.
Вспомнив недобрым словом Креза и пожелав ему назавтра мучительнейших отходняков, Избранный собрался с духом и подошёл к переминающейся с ноги на ногу женщине. Она смерила его холодно-раздраженным взглядом и немного запоздало напялила на лицо вежливую улыбку:
- Ааа, Избранный. Здоровеньки. Какими судьбами тебя сюда занесло в такую рань?
- Да вот, тетушка Рима, спешу вам посылку от сына передать, - и со вздохом, полным облегчения, он поставил пред ней злополучную корзинку. И дышать сразу стало легче.
Тётка Рима взяла корзинку в руки, недоверчиво покрутила, покачала, точно взвешивая, открыла, внимательно осмотрела и изрекла:
- Что-то пирожков в ней маловато... И как это понимать?
- Производственные издержки, - и глазом не моргнув, ответил Избранный.
- Да я тебе твои производственные издержки знаешь, куда засуну! - разъярилась тётка. - А ну возвращай всё, что взял.
- Как скажете, - наш герой был невозмутим. - Только надо подождать. Так быстро пирожки не вернутся...
Лицо тетки Римы взыграло разными цветами акварельных красок. Сначала оно побелело, потом покраснело, а затем и вовсе стало багровым. Избранный ожидал увидеть синеву, но тётка Рима быстро пришла в себя, лишив его этой радости.
- Щенок! Да как ты смеешь так со старшими обращаться! Сразу видно - сын алкоголика!
- Чья бы корова мычала! - взъярился Избранный. - Вы сначала своего сынишку из бутылки выньте, а уж потом других людей оскорбляйте.
- Недомерок! Какой из тебя герой?! Шпана! Вот сейчас позову сына - он с друзьями тебе быстро все косточки переломает! - и обиженная в лучших чувствах женщина удалилась с гордо поднятой головой.
- Поторопитесь! Еще минут десять и вам придётся тащить его на себе! - крикнул ей вслед Избранный.
Когда спина тётки Римы завернула за угол, наш герой досадливо сплюнул, растёр художество носком ботинка и глянул на Мирля. Тот даже не шелохнулся - настолько крепок был его утренний сон.
- Хватит с меня на сегодня нервных потрясений. Пойду-ка я домой досыпать.
Избранный зевнул, потянулся, сделал пару шагов по направлению к дому и замер, как вкопанный.
Взгляд его невольно зацепился за старый колодец, настолько бесхитростный, что, увидев такой раз, можно было бы с закрытыми глазами нарисовать, как он выглядит, не обладая при этом ни воображением, ни художественным талантом. Он стоял здесь ещё со стародавних времен, за многие столетия до постройки деревни. Приезжавший в Роункло колодезиолог установил это по кольцам на срубе колодца.
Люди считали его волшебным и поговаривали, что где-то глубоко в нём живёт хозяйка колодца, прекраснее которой не сыщешь на всём белом свете. Врали, конечно, но легенда была красивая.
Некоторые особо доверчивые крестьяне кидали в колодец мелкие монеты и просили хозяйку послать им удачу и божественное благословение. И только Избранный, по ночам спускавшийся в колодец за монетами, знал истинную правду - не было в нём никакой хозяйки колодца, а только грязная вода, жабы и кишечная палочка, о которой он прочитал в одной из медицинских книжек.
Однако, сегодня в колодце было что-то необычное. На первый взгляд он был в точности таким, как и всегда, но чувство тревожности не покидало нашего героя при взгляде на него. Избранный бросил два быстрых взгляда в разные стороны и, не завидев никого вблизи или вдалеке, подошёл поближе к колодцу. Тревожное ощущение усилилось, и мерзкий голосок из глубины души уже начинал убеждать его повернуть назад, но все-таки был в этом юном авантюристе стержень под названием "шило в заднице", не позволивший послушать совета своего внутреннего я. Герой заглянул прямиком в бездну колодца. Ответного взгляда от бездны не последовало. Как он и ожидал, перед ним была лишь уходящая на многие десятки метров вниз пустота, не представляющая собой ровным счетом ничего интересного. И вот, как только он уже собрался было уходить, из колодца вырвался глухой протяжный звук, словно кто-то решил сыграть на стареньком тромбоне.
Избранный в поисках источника звука вновь заглянул в колодец, но, как и в прошлый раз, его взору предстала та же картина ямы, наполненной водой. Но теперь парень решил пойти чуть дальше и, низко склонившись, поднёс ухо к холодной поверхности камня, с честью перенося мириады ледяных игл, впивающихся в кожу.
Существует поверье, что если вслушиваться в гул, исходящий из колодца, то в нём можно различить голоса утопленников. Так вот, это либо враки, либо гул в тот момент был неправильный, потому что вместо смеха и криков покойников, Избранный услышал дивную, едва слышную музыку. Казалось, что её напевали сами камни, воодушевленные присутствием первого за многие годы слушателя. Парень обострил слух до предела и сквозь мелодию звуков, издаваемых, кажется, арфой, свирелью, скрипкой и другими благородными инструментами, смог различить тоненький, но от этого не менее прекрасный мелодичный женский голос. Слов разобрать было невозможно, но Избранному чудилось, что он уже где-то слышал эту песню. Когда-то давно, сотни жизней назад. И на душе его стало тепло.
А благостные созвучия становились всё громче, пробирались в самые потаённые уголки сердца героя, пробуждая в нём чувства, которых он доселе не знал. И Избранный, помимо своей воли, начал подпевать, как умел. Но так как слов песни он не знал, то больше подмыкивал, что заметно ухудшало общее впечатление от дивной композиции.
И, тем не менее, песня, бьющая теперь в полную силу была настолько прекрасна, что ваш покорный слуга счёл бы кощунством приводить её слова в этом ничтожном рассказе, боясь хоть на йоту испортить её своим далёким от совершенства слогом.
Когда музыка, казалось бы, заполнила весь воздух, из колодца вырвался мощнейший сгусток энергии, отбросивший Избранного на многие метры назад. Он всего-то на пару секунд потерял сознание, но, очнувшись, не узнал площади, которую до этого видел по нескольку раз на дню. Всё вокруг было залито светом, но не тем, какой обычно бросает на землю солнце. Это свечение было мягким, чарующим и... добрым. Направив свой взор на источник этого воистину волшебного явления, сын кузнеца тут же обмер и с широко раскрытым ртом начал смотреть на нечто, парившие над колодцем.
А открыть рот было от чего - ведь перед ним во всем своём великолепии стояла девушка небесной красоты. Волосы цвета вороного крыла (смерть стереотипным красавицам-златовласкам!) пеной стекали до самых её миниатюрных босых ножек. Светлую, белоснежную кожу выгодно подчёркивали огромные зелёные глаза, в которых, не смотря на всю красоту метафоры, утонуть было нельзя... но так хотелось! Нос был чуть вздёрнут, будто принадлежал не небесной красоты созданию, снизошедшему на сию недостойную её ног землю, а какой-нибудь милой девчонке-сорванцу. Губы...ах...только ради таких губ и стоило придумывать французский поцелуй, а так же немецкий, английский, человеческий, гномий, эльфийский и даже, не побоюсь этого слова, орочий. Упругое, нежное тело обвевали просторные одежды из тончайшего шёлка, приглашающие любого желающего полюбоваться её притягательно фигурой.
Вот наш герой вовсю и любовался. Не будем его осуждать за это. Будь вы на его месте - тоже бы пялились и слюнки пускали.
- Привет тебе, Избранный, - улыбка коснулась губ юной девы, сделав её, вопреки здравому смыслу, ещё прекраснее.
- П-п-привет. Откуда ты знаешь моё имя? Ты моя крёстная фея?, - видимо, разум нашего хорошего знакомого немножко помутился от таких нежданчиков.
- Нет, глупыш. Я никакая не фея. Меня зовут Катарина. Я Богиня. И я всё про тебя знаю, юный герой. Даже то, чего не знаешь ты сам.
Её слова заметно отрезвили Избранного:
- Воистину, такая красота просто не может принадлежать смертной девушке! Но вы ошибаетесь - никакой я не Герой. И никогда им не был.
Избранный, в отличие от недалёких крестьян, никогда не верил в своё высшее предназначение. Более того - он всеми фибрами души не хотел, чтобы это оказалось правдой. Где-то глубоко в нём жила мечта - чистая и светлая - сколотить бандитскую шайку и стать величайшим разбойником в мире. Грабить караваны, воровать принцесс, нажираться в кабаках и в конце пути быть повешенным на глазах всего честного народа - вот она, настоящая романтика!
Но одной мечты для нашего героя было недостаточно. Как настоящий человек дела, он мало-помалу старался воплотить её в жизнь. Правда, тут возникла непредвиденная заминка: все попытки нашего героя сблизиться с преступным миром Роункло и её окрестностей заканчивались мордобоем и клятвами в кровной мести. Ведь, если в своё героическое будущее не верил Избранный - это ещё не значило, что в него не верили все остальные. В том числе и потенциальные кандидаты в его шайку.
- Не был - значит, будешь. В конце-конце, герой ты или нет для меня не важно. Главное то, что ты единственный во всей деревне можешь помочь решить мне одну проблему. На остальных селян, бросающих в колодец монетки и наивно верящих в чудеса, у меня надежды нет.
- Что надо делать? - без особого рвения вопросил Избранный, а про себя подумал:
"Если я самую чуточку полюбопытствую, ничего ведь страшного не произойдёт?"
- Позволь для начала поведать тебе одну историю, - лицо девы просияло и парень понял, что ближайшие несколько минут будет выслушивать нуднейший исторический экскурс. - Давным-давно, когда ни этого государства, ни всего привычного тебе мира ещё не существовало, землёй правили мы - Древние Боги. По крайней мере, сейчас нас называют именно так. Но тогда мы были ещё молоды, полны надежд и стремлений создать совершенный мир. Мы учили неразумных дикарей - твоих предков - возделывать землю и высчитывать время по положению солнца. Мы вместе веселились на празднествах и считали их своими детьми. Я и мои старшие сестры - Кендара и Армина - были богинями искусства и красоты. Мы часто собирались под кустами акации вместе с кучкой детишек и помогали им осваивать музыку, литературу, живопись, а они в ответ радовали нас своими незатейливыми шедеврами. Прекрасное было время...
На глазах Катарины выступили слёзы, и она изящно смахнула их своей тоненькой ручкой.
- Какая чудесная история, - Избранный сложил ладошки на груди и сделал умилённое выражение лица.
- Я не закончила, - холодно отрезала Богиня.
Теперь в её голосе звучали сталь и ненависть. Избранный из осторожности отступил от колодца на почтительное расстояние. Так, на всякий случай.
- А потом пришли те, кого сейчас вы зовёте Богами. Они тут же, даже не делая попыток договориться, объявили нам войну. Их земным наместником был Оракул. Он склонял наших последователей в свою веру, суля им счастье, покой, достаток, а вместо этого обучал искусству убивать. Всё прекрасное, что мы веками воспитывали в их душах, он свел на нет всего лишь за пару десятилетий, - Катарина печально вздохнула, и Избранному даже стало чуточку жаль её. - И вот, имея под своим контролем многотысячную армию, он выдвинул свои силы против последних, оставшихся верных нам людей. Но что могли сделать те, кто не держал в руках ничего кроме плуга и охотничьего лука против обученных солдат Новых Богов? В считанные дни мы потеряли всю нашу паству. Это было сокрушительное поражение, - Богиня посмотрела куда-то сквозь Избранного, и даже если бы тот ушёл, наверное, не прервала бы свой рассказ, блуждая по дальним закоулкам своей памяти, в которых бережно хранились воспоминания о днях былой славы, позабытых, но милых сердцу лицах и страшном оскорблении, нанесённом Новыми Богами.
- Они не стали церемониться с нами. Большинство моих родных и близких, - продолжала она. - Были порабощены или уничтожены, а нас с сёстрами заточили в мерзкие недостойные нас темницы, лишив перед этим практически всех сил. С тех пор прошло много веков... Я смирилась. Мне казалось, что все уже потеряно, что я так до конца дней и останусь гнить в этой глуши, ежеутренне выслушивая пошлые выкрики недалёких крестьян.
Тут она бросила уничижающий взгляд на дурачка Мирля, и Избранный всерьез обеспокоился тем, что тот до сих пор, не смотря ни на что, продолжал дрыхать. Может, он умер?
- Но совсем недавно, - глаза Богини сверкнули огнём. - Я обнаружила в той большой хижине, - она указала пальчиком на дом деревенского старосты, - странный отголосок силы. В нем было что-то настолько родное, что я в начале не поверила своему счастью. "Нечего строить глупых иллюзий - это обычная волшебная безделушка" - говорила я себе. А потом меня как молнией прошибло - это же один из осколков моей силы! И он находится буквально на расстоянии вытянутой от меня руки!
- А почему ты думаешь, что там только "осколок" твоей силы? - поинтересовался наш герой.
Катарина посмотрела на него как на дурачка. Но, сообразив, что её судьба целиком и полностью лежит в его руках, сменила осуждающе-снисходительное выражение лица на добродушное.
- Когда перед тобой полпирога, - привела она простую аналогию, памятуя о его крестьянском происхождении. - Как ты умудряешься понять, что перед тобой именно пол-пирога, а не четверть и не треть?
- Эээ, я вижу, что передо мной полпирога, - вопрос привёл Избранного в лёгкое замешательство.
- Так и я ВИЖУ, что это лишь осколок моей силы. Видимо, ваши Боги, отобрав её, решили на всякий подстраховаться, и разбили её на несколько частей. Но они и предположить не могли, что моя сила сама найдёт меня, - радостно заключила Катарина.
- Это всё прекрасно, чудесно и удивительно, но что ты хочешь от меня?
- Чтобы ты принёс мне мой осколок силы, - похлопала глазками Катарина, сделав вид, что её удивляет, как можно не понимать столь очевидных вещей.
- А почему бы тебе самой за ним не сгонять? Идти недалеко, да и этот бабник скорее отдаст его такой красивой девушке как ты, чем мне.
Науке неизвестно, дышат ли Боги кислородом, но, услышав эти слова, Катарина грустно вздохнула. С тоски, наверное.
- Если бы я могла забрать его самостоятельно, - медленно, чеканя каждое слово, проговорила она, - то уж точно бы не стала просить у кого-то помощи. Понимаешь, когда кто-то попадает в заточение, выбраться из него представляется очень непростой задачей. А из магического заточения тем более. Честно говоря, даже этот разговор даётся мне с превеликим трудом. Теперь ты, надеюсь, уяснил, зачем мне нужна твоя помощь?
Избранный утвердительно кивнул.
- Уяснил. За сим поставлю вопрос иначе: а, собственно, что мне за это будет?"
Катарина насупилась, метнула пару угрожающих взглядов в сторону героя, но, осознав всю невыгодность своего положения, уступила:
- А за это я дам тебе всё о чем только можно желать. Слава, деньги и власть - всё это будет твоим. Стоит только захотеть. Огромная награда за пустяковое дело - не заманчивое ли предложение? Только глупец в состоянии от него отказаться. Ну, так что - ты согласен?
А кто тут будет не согласен? Но Избранный решил, прежде чем согласиться, набить себе цену и показать, что и он не лыком шит. Потому он с вызовом ответил Богине:
- Заманчиво, но не интересно. Ты знаешь, я пас. Ищи себе другого мальчика на побегушках.
Не успел он даже развернуться, как его остановил торопливый оклик Катарины. Наш герой про себя улыбнулся, но виду не подал.