Если в Гражданскую войну и имела место в подлинном смысле слова интервенция, то только немецкая (наряду с японской). И в патриотическом, и в большевистском лагере её принято трактовать исключительно как попытку захвата территории и военного имущества. Несомненно, высшее руководство Германии при вводе своих войск преследовало корыстные, прагматические цели. Но на низовом уровне между русскими и немецкими офицерами cуществовала корпоративная и идеологическая солидарность, чего совершенно не было в отношениях с союзниками по Антанте. Во всяком случае, оказываемая ими помощь носила активный характер, вплоть до совместной вооружённой борьбы против большевиков. Да и немало влиятельных немцев не испытывали враждебности к белым и уж точно не горели симпатией к большевикам.
Э. Людендорф: "Германским мечом был расчищен путь силам, закабалившим Россию. Это могло случиться только благодаря тому, что большинству из нас тогда ещё были неведомы эти скрытые пружины, толкавшие нас".
М. Гофман: "Верьте моему честному слову, слову генерала германской службы, что, невзирая на то, что Ленин и Троцкий в своё время оказали нам неоценимую услугу, буде мы знали или предвидели бы последствия, которые принесёт человечеству наше содействие по отправке их в Россию, мы никогда, ни под каким видом не вошли бы с ними ни в какие соглашения... Чем больше до меня доходили сведения о неистовствах большевиков, тем больше я склонялся к тому, чтобы пересмотреть моё отношение. Я стал на ту точку зрения, что правильнее было бы отказаться от мира, пойти походом на Москву, создать какое-нибудь новое правительство, предложить ему лучшие условия мира".
Л. Шейбнер-Рихтер: "Симпатии немцев на стороне белой России".
Граф Р. фон дер Гольц: "[Немцы] теперь были готовы, сражаясь бок о бок с Колчаком, Деникиным и Юденичем, действовать против угрожающего всей Европе ужаснейшего из противников человечества в глубине России. Если бы удалось заставить капитулировать радикализм в России, то можно было надеяться, что он будет надолго подавлен также и в Германии и во всей Европе. Однако победоносная Антанта всё ещё опасалась разбитой Германии больше, чем азиатской опасности".
Т. Менгельбир: "Как офицер я отношусь с полным сочувствием к той борьбе, которую ведут русские офицеры - националисты".
В. Дайтц: "Мы воевали с Россией по необходимости, вследствие временного политического конфликта, тогда как с Великобританией мы воевали по необходимости и по убеждению".
А. фон Тирпиц: "Я не знаю, найдётся ли в мировой истории пример большего ослепления, чем взаимное истребление русских и немцев к вящему прославлению англосаксов".
К. фон Дибич: "Возрождение России и Германии тесно связаны между собой. Борьба с большевизмом за возрождение Родины соединила нас навеки".
О. Чернин: "Этот русский большевизм представляет европейскую опасность, и если бы мы имели силы не только добиться для нас опасного мира, но и установить упорядоченные отношения в чужих государствах, то было бы правильно совсем не вступать в переговоры с этими людьми, пойти походом в Петербург и восстановить порядок; но этих сил у нас нет, и мы нуждаемся в мире... Вся буржуазия, крестьяне, короче говоря, все имеющие какую-либо собственность дрожат перед этими красными разбойниками и тянутся к Германии. Все страстно желают вступления немецких войск, чтобы быть освобождёнными от этих людей".
Ф. фон Папен: "Мы были обязаны бороться с тоталитарными доктринами большевизма".
В. Гренер: "Наша политика должна выиграть время с помощью большевистских правителей и дождаться того момента, когда большая часть дружественного Германии монархического движения окрепнет настолько, что снова сможет управлять".
К. Гельферих: "Военное вмешательство Германии во внутрерусские конфликты на стороне большевиков заставит все небольшевисткие элементы России повернуть к Антанте, что поможет ей создать новый восточный фронт. Следовательно, остаётся только второй путь вовремя отойти от большевиков и постараться наладить хорошие отношения с организующимися элементами новой России".
К. Рицлер: "Помогать возрождению России, которая снова станет императорской, перспектива не из приятных, но такое развитие событий может оказаться неизбежным".
А. фон Арц фон Штрауссенберг: "Гетманство Скоропадского с германской стороны задумано только как фундамент для разрешения русского вопроса. Согласно германской точке зрения Украина, лишённая какого бы то ни было национального единства, не сможет надолго сохранить свою самостоятельность. Предполагается, что Украина будет присоединена к трону Московского Царя как федеративное союзное государство на монархической основе".
А. Краус: "Характеру пруссаков абсолютно противоречит поддержка социально-революционного направления. Немец по своей природе и воспитанию стремится во что бы то ни стало воспрепятствовать тому, чтобы на границах Германии возникло социально-революционное государство; пруссаку русский монархист симпатичнее, чем украинский социалист".
К. Росс: "Немецкие офицеры часто придерживаются того взгляда, что с Радой - этой бандой социалистов-революционеров нельзя поддерживать отношений и что как можно скорее должно быть образовано другое офицерство".
Роза Люксембург: "Теперь сражающиеся на Востоке германские войска воюют уже не против "царизма", а против революции. Оккупация Украины, Финляндии, Лифляндии, Эстляндии означает, во-первых, удушение революции и победу контрреволюции. Во-вторых, это означает отделение также и великорусской части территории от важнейших экономических источников революции. В-третьих, - оживление и укрепление всех контрреволюционных элементов внутри России, усиление сопротивления большевикам".
Даже русские, стоявшие на платформе верности союзникам, отмечали доброжелательное отношение немцев к белым.
М. Дроздовский: "Странные отношения у нас с немцами: точно признанные союзники, содействие, строгая корректность, в столкновениях с украинцами - всегда на нашей стороне, безусловное уважение".
А. Туркул: "Когда мы с нашими ранеными проходили мимо, раздались короткие команды, слегка поволновались кони, перелязгнуло, сверкнуло оружие, и германский уланский полк отдал русским добровольцам воинскую честь. Тогда мы поняли, что война с Германией окончена".
П. Колтышев: "Уважение к нам со стороны германских офицеров было естественным. Они, воспитанные на идее любви к родине и верности ей до конца, не могли не уважать тех же чувств у других, хотя бы у врагов своих".
С. Кречетов: "Немецкие офицеры с уважением произносили имя Корнилова. И мы видели, как исчезала куда-то их обычная суровость. И они глядели на нас с сочувствием, тогдашним врагам, знавшим русских в бою, было больше понятно наше горе, чем тогдашним союзникам".
А. Яремчук: "Для старых немецких офицеров слова "русский царский офицер" - это символ рыцарства, и к нам офицеры немецкие относились с величайшим уважением".
Н. Кришевский: "В своём обращении начальник немецкой дивизии сказал, что офицерам теперь место или в Украине, в Добровольческой Армии, или на Дону, и что немцы окажут содействие каждому, кто пожелает туда отправиться".
Н. Галай: "Украина была занята немцами и очищена от советских войск полностью. Скоропадский был у власти. Казалось, недалеко время, что немцы и на севере наведут порядок".
А. Гордеев: "Враждебные отношения со стороны добровольческого командования в отношении германской армии носили характер не более как наивного задирательства. От германской армии было получено: 11600 винтовок, 88 пулемётов, 60 орудий, 108 тысяч орудийных снарядов, 11,5 миллионов ружейных патронов, из которых было передано в части Добрармии 35 тысяч артиллерийских снарядов и около 3 миллионов ружейных патронов".
Е. Павлов: "Германская армия прошла победным маршем по югу России, освободив его от большевиков и разных банд. Заняв часть Донской области, немцы, однако, не покусились на полную самостоятельность Дона. Они не препятствовали ему формировать свою армию и даже в этом оказывала ему помощь; они не мешали ему и в свободной связи с Добр. Армией".
Независимо от целей, какие преследовали и какое отношение испытывали, немцы реально на деле спасали людей от расправы.
М. Дитерихс: "Немцы, после украинской авантюры спасали русских офицеров от большевиков, вывозили их с Украины эшелонами".
И. Лабинский: "Немцы одним простым нахождением спасли жизни, сотни жизней".
М. Нестерович-Берг: "Немцы были прекрасно вооружены, и это спасало, конечно, больше всего и нас всех от массовых расстрелов и зверств".
Княгиня М. Барятинская: 'Немецкий командир дал нам охрану из 5 солдат. Как ни странно, они защищали троих русских подданных, одну француженку, одну англичанку и одну чешку, а ведь все представляли противоборствующую сторону'.
Н. Могилянский: "Они явились сюда друзьями, а не врагами. С появлением немцев, как по мановению волшебного жезла, исчезли всякие грабежи и насилия. Обыватель вздохнул спокойно".
А. Гершельман: "Многие офицеры были вывезены из Киева немцами и этим спасены от неминуемой смерти от рук большевиков".
Герцог Г. Лейхтенбргский: "Под охраной немецких штыков укреплялось правительство Гетмана Скоропадского, водворялись покой и тишина, и экономическая жизнь края начинала возрождаться. На Дону правил Атаман Краснов, и там также нарождалась вооружённая сила и укреплялись порядок и тишина".
В. фон Медем: "Мы разнесли двери ручными гранатами и топорами, ворвались в тюрьму с револьверами в руках. Затем мы пошли в тюремное крыло, чтобы открыть камеры. И все они устремились наружу: пожилые женщины и юные девочки, дрожащие старики. Разыгрывались шокирующие сцены. Этих людей охватил экстаз, который можно объяснить, только если знаешь, что значит безвинно томиться в руках большевиков".
Многие с русской стороны настаивали на более тесном сотрудничестве.
Граф В. Ламздорф: "Дальнейшее сближение правительства Германии с Россией может встретить только полное сочувствие в Берлине, ибо невозможно не сознавать, что первое государство, которому после России несомненно придётся выдержать борьбу с социал-революционной партией, будет Германия".
В. Воейков: "Император Вильгельм несколько раз высказывал свой взгляд, что Германия не должна иметь войны с Россией, ибо такая война только бы помогла международным социалистам довести или Россию, или Германию, или обе эти страны до революции".
В. Сухомлинов: "Русские и немцы настолько соответствуют друг другу в отношении целесообразной, совместной продуктивной работы, как редко какие-нибудь другие нации".
П. Жильяр: "Германия была единственной страной в Европе, которая знала Россию; она имела о ней более точное и полное представление, чем сами русские".
Князь Н. Жевахов: "Одинаково невыгодно как России уничтожать Германию, так и Германии Россию... Россия и Германия являются единственными в Европе монархиями, но не по имени, а по структуре и существу, единственным оплотом монархического начала, единственным барьером, сдерживающим революции... И Франция, и Англия одинаково боятся могущества как России, так и Германии, и тем больше - взаимной дружбы последних. Поэтому к разрыву между нами и немцами были направлены все их усилия... В вопросах широкой политики нужно принимать во внимание не личные симпатии к нации, а политические выгоды".
Н. Марков-2-й: "Нужна война между Францией и Германией, нужна война между Англией и Германией, да, но между Россией и Германией не нужна ни для России, ни для Германии".
Ф. Винберг: "Россия и Германия ринулись друг на друга в ожесточённую борьбу, которой самоубийственно друг друга разрушили... Я проповедую для моей Родины союз с теми двумя народами [немецким и японским], с которыми Россия, на уклоне своей ныне павшей государственности, так неудачно воевала".
Ф. Безак: "Для всякого немца было непостижимо, чтобы наши былые союзники могли бы не воспользоваться тем, что при содействии немцев было сделано на Украине. Они были совершенно уверены, что явятся французские войска, и что при них культурный край, где экономическая жизнь начала налаживаться, где сельское хозяйство велось довольно успешно, где все заводы работали, не будет брошен на произвол судьбы. Ничего подобного не произошло... На наших союзников рассчитывать нельзя и свои взоры надо обратить в сторону Германии и Японии".
Е. Месснер: "Дружба с Германией сулила России мир, связь с Англией толкала Россию в войну".
Ф. Степун: "Спасение Германии в России. Спасение России в Германии".
Барон П. Врангель: "Перед самодавлеющей необходимостью немцы должны были бы отказаться от условий Брест-Литовского мира, предоставив русским возможность собственными силами восстановить на родине порядок, обеспечив тем самым базу снабжения в тылу Германии. Тяжёлое положение Германии давало нам право надеяться на заключение выгодного для нас договора. Что касается моральных обязательств по отношению, наших союзников, то от таковых Россия была свободна. За минувший период борьбы она принесла неисчислимые жертвы на общее дело, а участие союзных правительств в "русской бескровной революции" перекладывало ответственность за выход России из общей борьбы, в значительной мере, на иностранных вдохновителей этой революции. С государственной точки зрения я допускал возможность "немецкой ориентации".
Князь А. Ливен: "Несомненно, из всех стран Германия для собственного благополучия была наиболее заинтересована в восстановлении единой России".
И. Поляков: "Военное германское командование охотно шло нам навстречу во всём том, что касалось непосредственно борьбы с большевиками. У меня нет сомнений, что, возьми руководители Добровольческой Армии иной курс в отношении немцев, нам бы совместными усилиями при помощи германцев быстро удалось использовать богатейшие запасы Украины и Румынского фронта, в короткий срок создать настоящие армии, каковые, двинутые в глубь России, легко бы справились с большевиками, не имевшими тогда организованной надёжной силы".
В. Иванис: "Соглашение с немцами давало возможность быстрого освобождения края от большевиков и открывало шанс создать сорганизовать современную армию. Само население Кубани входило в контакт с нецами и никаких бед не знало".
Герцог Г. Лейхтенбергский: "Меня поражала лёгкость, с которой немцы отправляли или закрывали глаза на отправку в Добр. Армию офицеров. Ими руководило убеждение, что Добр. Армия, по существу своему, монархична, что поэтому усиление её есть усиление монархического элемента вообще и русского, национального, в частности, и что с монархической Россией они легче сговорятся в будущем, чем с большевиками, органически противными им самим существом своим".