Вениамина Фёдоровича ввели в камеру. После того как дверь захлопнулась, попривыкнув к темноте, он смог осмотреться. Помимо него здесь находилось ещё шесть человек. Трое лежали на нарах. По тому как они усиленно зевали и ожесточённо ворочались, было ясно видно, что предпринимаются изнуряющие и безуспешные попытки заснуть. Один в нелепом котелке, присев на корточки, где-то в уголку читал письмо. Ещё двое играли в карты. Здоровяк с бычьей шеей, медвежьей фигурой и напоминающим мордочку хомяка лицом и подозрительного вида тип с синяком под глазом.
Подбитый оглядел Вениамина Фёдоровича с головы до ног, подошёл и, блеснув золотыми фиксами, спросил.
- Как звать?
- Вениамин Фёдорович. Алексеев.
- Вениамин? Даже так?.. Дворянин, что ли?
Вениамин Фёдорович виновато потупился.
- Нехорошо, брат. Нынче дворянином быть... Уж лучше собакой. Садитесь к нам. Сыгранём напоследок. Я тут их благородий обчищаю.
- Позвольте, - промычал его партнёр по игре.
- Да, да. Пока больше они меня. Но ничего, я ещё отыграюсь. Давайте с нами. Втроём интереснее. К тому же только на мелочь играем.
Начали раздавать карты.
- Так.
- Ещё.
- Пожалуйте.
- Ещё.
- Извольте.
- Всё. Теперь себе.
- Сейчас мы...
Рука сдающего повисла в воздухе вместе с картой. Все замерли. За стеной послышались шаги.
Чёткий, дробный стук сапогов вселял даже больше страха, чем сами выстрелы, следующие обычно после прихода чекиста. Шаги приближались. Арестанты напряжённо вслушивались. В абсолютной тишине каждый удар подошвы сапога о пол отзывался для них эхом. Шаги прекратились. Далее последовали ясно и чётко различаемые со всеми оттенками звон ключей, скрежет отпираемого замка, скрип двери.
- Фёдоров, - раздался громовой властный голос.
Вениамин Фёдорович невольно вздрогнул. Фёдоров - Фёдорович. Всего лишь две буквы отделяли от смерти. Человек в котелке поднялся. Ещё раз с надеждой взглянул на письмо. Сложил его пополам. Неуверенно шагнул, опять достал письмо, суетливо повертел его в руках, убрал за пазуху. Похоже, он так и не успел дочитать до конца. Остальные краем глаза провожали его сутулую жалкую спину. Никто не смотрел напрямую. Когда дверь захлопнулась, игра продолжилась, и карта наконец-то легла на стол.
- За что вас? - спросил тип с синяком, грустным взглядом провожая, исчезающие в огромной лапище монеты.
- Обвиняют в контрреволюции. Отпустил неосторожное замечание по поводу устройства советов. Тут меня матросы и схватили.
- А вас за что?
- Я - вор, - ответил тот со спокойствием и даже некоторой гордостью за профессию в голосе, будто говорил "я - рабочий" или "я - почтальон".
- Я, - басил его партнёр по игре, -работал в газете правого направления. Ну, меня и прибрали.
- Удивительно, что вас сразу не расстреляли, - всё так же спокойно заметил "вор".
- Сам удивляюсь, - отозвался здоровяк равнодушно.
- Сдавайте.
- Вот.
- Ещё.
- Вот вам.
- Так. Ещё.
- Нате.
- Себе. Здесь все - кто из бывших, а кто просто подозрительный, - объяснял "вор", разглядывая полученные карты.
Все опять замерли. Шаги. Звон. Скрип.
- Ипатьев!
Здоровяк поднялся.
- Ну вот, не доиграли. А ведь как раз выигрыш шёл. Счастливо оставаться. Доигрывайте без меня. А я пойду. Жаль, так славно сидели, - пожав всем руки, он вышел. Провожаемый такими же взглядами искоса.
- Делать нечего. Теперь мне сдавать, - произнёс "вор", дождавшись пока окончательно смолкнут шаги за стеной.
- Ещё?
- Да.
- Ещё?
- Да, да... Как вы думаете... меня могут, - спросил Вениамин Фёдорович. Собственная судьба занимала его больше игры.
- Кто ж знает? Нынче всех могут и за что угодно, - мудро рассудил "вор".
- А вы не боитесь, что и вас...
- Меня расстреливать нельзя. Я - честный вор. Из самого что ни на есть рабочего класса... Двадцать на ваши восемнадцать. Пожалуйте монету. Наконец-то, и мне удача пошла, - его всё-же по-видимому более интересовал выигрыш.
- Ещё.
- Так.
- Ещё.
- Вот.
- Себе.
- Ага.
- Двадцать одно.
- Да что такое?! Ну не везёт мне и всё!
"Вор" швырнул карты на стол.
Больше уже никого не забирали. "Вора" наутро выпустили. Вениамину Фёдоровичу пришлось ждать рассмотрения своего дела два дня. За это время ещё двоих вывели и пять человек доставили, среди которых были: один совсем уж зашуганного вида офицер; два "буржуя" (бывший купец и бывший коммивояжёр); чиновник, поступивший на службу к новым властям, но чем-то им не угодивший; и еврей, который всё настойчиво уверял, что у него только внешность и фамилия еврейские, а кровь русская, о чём он даже готов был поклясться на Библии или "хотя бы на кресте". А потом Вениамина Фёдоровича выпустили. Всё произошло так быстро. Следователь пробежал глазами его "дело" - карточку с краткой характеристикой, сурово предупредил, чтобы "более подобного не повторялось" и подписал спасительный пропуск на выход.
Щурясь с непривычки на солнечный свет, немного пошатываясь, словно пьяный, Вениамин Фёдорович шёл по заваленной мусором улице. Ранее он часто слышал слово "свобода", используемое с разными оттенками и смыслами. Но только теперь понимал всю его сладость. Он был свободен.