Аннотация: По миру Дж. Р. Р. Толкина. Как известно, Глорфиндель погиб при отступлении из Гондолина, но позднее был воскрешён и возвращён в Средиземье. Предположим, что могло быть между. Персонажи: Глорфиндель, Тургон, Идриль, другие эльфы, Валар. За основу, помимо основных произведений, бралось "Падение Гондолина" из "Книги утраченных сказаний". Авторский взгляд на родственные и личные взаимоотношения персонажа.
Последним, что запомнилось, было ощущение стремительного полёта и мчащиеся навстречу острые камни на дне реки. И мысль: "Лишь бы они ушли".
...Когда я очнулся, вокруг царил полумрак: достаточно светло, чтобы было видно вокруг себя, достаточно темно, чтобы свет не бил в глаза. В теле ощущалась непривычная лёгкость: ни боли, ни усталости, накопившейся за безумные два дня... ни, собственно, тела.
Свою бесплотность я осознал, когда попытался сесть и понял, что это действие не требует никаких усилий. Да и смысла в нём не было, так как я не лежал, а скорее парил в воздухе. Поняв наконец, где верх и где низ, я огляделся.
Вокруг меня был огромный зал, сами стены которого, казалось, источали то мягкое свечение, что рассеивало тьму, создавая полумрак, в котором двигались неясные тени. Их были сотни и тысячи -- тех, чья вечная жизнь оборвалась раньше срока и кого принял покой чертогов Мандоса. Я медленно двинулся к ним, пытаясь найти знакомые лица.
-- Глорфиндель! О Валар, и ты здесь! Я так надеялся, что вы спасётесь.
Я обернулся на голос и вгляделся в полуразмытые черты.
-- Мой король. -- Если бы моё сердце ещё билось, оно бы сжалось сразу от радости и печали. -- Да, теперь я здесь. Подле тебя.
-- Сюда пришли уже многие из тех, кто ушёл за Туором, -- мрачно произнёс Тургон.
-- Должно быть, те, кто не внял мудрости Идриль и избрал старый Путь Спасения, -- со вздохом прошептал я. -- Твоя дочь предвидела беду и призывала идти через Крис Торонат, пусть бы этот путь и был вдвое дольше.
-- Но ты тоже здесь.
-- Увы, прислужники Врага выследили нас и напали с двух сторон на перевале.
-- Кто принял удар? -- Король павшего Гондолина хотел знать все подробности о том, как спасались остатки его народа.
Я рассказал о том, как Галдор с теми, кто уцелел из дома Древа, принял удар впереди, а я с остатками Золотых Цветов -- сзади. Как с вершины утёса налетели орлы, сбрасывая орков в пропасть. Пока я говорил, вокруг нас собирались другие -- тени тех, с кем прошлой ночью мы вместе бились на улицах гибнущего города.
-- Я надеюсь, ты прихватил с собой не меньше десятка этих тварей.
Я оглянулся на знакомый голос.
-- О, Эктелион, дружище, -- я тепло улыбнулся, невольно радуясь встрече. -- Знаешь, -- повеселев, продолжил я, -- после того, как ты, сразив Готмога, сгинул в Королевском фонтане, как ещё я мог погинуть, если не сорвавшись в Торон Сир вслед за смертельно раненым балрогом? Иначе и быть не могло.
Мой рассказ был встречен одобрительным гулом павших защитников Гондолина.
-- А остальные? -- нетерпеливо спросил король. -- Они смогли уйти?
-- Уповаю на это, -- ответил я. -- За Туором пошло около восьми сотен. Было бы невыразимо печально встретить и их здесь.
Наши упования оправдались: ни Идриль, ни Галдор, ни даже Эгалмот, раненный ещё в уличных боях, не появились под сводами Мандоса.
Время здесь почти не ощущалось. О том, сколько лет минуло в мире живых, позволяли узнать лишь новоприбывшие, а было их прискорбно много. Страшнее всего было узнавать о новых братоубийственных войнах между эльдар. Я никогда не бывал в гаванях устья Сириона, но узнать об их разорении было больно. Ещё тяжелее делалось от того, что в этом несчастье, как и в крушении Дориата, не был повинен Моргот.
Сюда не долетело даже отголосков грохота падения Мелькора, разрушения Тангородрим и крушения Белерианда. О Великой Битве обитатели Мандоса узнали лишь со слов павших в этой битве. Одним из последних промелькнул Маэдрос -- ни на кого не оборачиваясь и не отзываясь на оклики, растворился в полумраке дальних залов, должно быть, ища отца и братьев.
-- Сыновьям Феанора так и не суждено было отвоевать Звёздные камни, -- задумчиво произнёс Тургон, провожая взглядом двоюродного брата. -- Всё это было зря -- Альквалондэ, путь через льды, безнадёжная война, тысячи смертей...
Я вздрогнул от того тона, каким были сказаны эти слова. Вздрогнул бы, если бы было, чем.
-- Нет, -- возразил я, потому что не мог не возразить, пусть даже со многим был согласен. Альквалондэ действительно было зря. -- Нет, мой король, это было не зря, во всяком случае многое. Без нас, нолдор, народы Белерианда не выстояли бы против Моргота. Уманьяр, люди, гномы -- все они стали бы его рабами. Спроси любого здесь, и он ответит: лучше смерть.
-- Но многих смертей можно было избежать, -- всё так же мрачно ответил мой король. -- Мы все совершили немало роковых ошибок. Тинголу не следовало ссориться с гномами. Мне не следовало отмахиваться от слов Туора... Быть может, многие из нас сейчас были бы живы и сражались за свободу Белерианда.
-- Но все мы уже здесь, и память о нас сохранится лишь в песнях, что сложат за морем. Что теперь сожалеть о содеянном? -- тихо сказал я, невольно вспоминая тот день, когда добравшийся до Тайного города человек стоял у подножия лестницы королевского дворца и передавал королю слова Ульмо. Не только Тургон -- тогда многие не хотели им верить. А если и готовы были поверить, не знали, где может быть безопаснее.
С падением Моргота новые обитатели Мандоса почти перестали появляться, и уследить за временем стало вовсе невозможно. Впрочем, так ли нужно измерять вечность, лишённую смены дня и ночи, зимы и лета, цветения и увядания? Всем нам суждено бродить в этих залах полуразмытыми тенями, покуда мир не изменится, так стоит ли считать годы или хотя бы столетия?
Оказалось, суждено не всем.
-- Лаурефинделе, сын Альдатиона, -- раздался вдруг под сводами чертогов бесстрастный голос, который мог принадлежать лишь их владыке.
Звук собственного имени -- прежнего, полузабытого -- словно пробудил меня ото сна. Я будто встрепенулся и огляделся, ища говорившего.
-- Тебя желают видеть Валар, -- известил Намо.
"Зачем?" -- едва не сорвалось с уст. Но в следующее мгновение я уже стоял в Круге Судьбы перед ликами Валар. Когда-то здесь сияли Древа, и воспоминание о них и о том дне, когда они погибли, отозвалось щемящей тоской в душе.
-- Лаурефинделе, сын Альдатиона, -- вновь произнёс Мандос, вырывая меня из прошлого. -- Настало время для наших вопросов и твоих ответов.
Я медленно обвёл взглядом лица собравшихся в Круге, не вполне понимая, что всё это значит. Я удостоился великой чести предстать пред Аратари, но ни по одному из восьми лиц невозможно было уловить хотя бы намёк на то, чем я заслужил столь пристальное внимание.
-- Внемлю и отвечаю, -- промолвил я, прекращая гадать.
Первым заговорил Манве:
-- Что побудило тебя, Лаурефинделе, последовать за Феанаро в изгнание?
-- Я следовал за Турукано, о Манве, моим родичем и сюзереном, коему присягнул на верность, -- ответил я, не раздумывая и не колеблясь ни секунды.
-- Но ты не пошёл за ним в бой против фалмари в Альквалондэ, -- пророкотал Ульмо.
Я помедлил мгновение, опустив взгляд. Есть то, через что не заставит переступить даже клятва верности.
-- Это было безумие, которое начал Феанаро, -- произнёс я. -- Мой сюзерен не давал мне прямого приказа в нём участвовать, и я не стал поднимать оружие на других эльдар.
-- Но если бы такой приказ был, -- вступила Варда, -- ты бы исполнил его?
На этот раз я дольше медлил с ответом, вспоминая те дни и себя в те времена.
-- Не знаю, о Элентари, -- честно ответил я наконец. -- Выбор между верностью и совестью труден. Сейчас я бы выбрал совесть, но то было слишком давно, чтобы я мог ручаться за себя тогда.
Мой ответ, казалось, удовлетворил Первую из Валиэр, и заговорил Ороме:
-- О чём ты думал, вступая в бой с валарауко на Орлином утёсе?
Странный вопрос. О чём можно думать в бою?
-- О том, как уничтожить эту тварь, о Альдарон. Или хотя бы задержать, пока пройдут все мои спутники.
-- Ты был готов погибнуть в этой схватке? -- продолжил Вала.
-- Да, -- твёрдо ответил я. -- Я не слишком рассчитывал пережить её. Впрочем, думал я тогда не об этом.
Добавлять "некогда было" я не стал.
-- Жертва во имя спасения других -- великое деяние, -- молвила Ниэнна.
Я ждал других вопросов, но Мандос возвестил:
-- Мы услышали тебя, Лаурефинделе. Верность, благоразумие и самоотверженность -- великие добродетели. Пусть наградой за них будет жизнь.
Вновь перестав понимать происходящее, я смотрел, как Йаванна и Ауле шагнули в круг, приближаясь ко мне. На миг я словно потерял сознание -- все чувства отказали мне; но в следующее мгновение окружающий мир вернулся, а с ним прибавилась непривычная тяжесть... тела?!
Я почти захлебнулся первым глотком воздуха, вспоминая, как дышать. Ощутил прикосновение ветра к щеке и тепло солнечного луча на плече. Поднёс руку к глазам, с изумлением рассматривая собственные пальцы. Наконец, поднял взгляд на Аратари, всё ещё не в силах поверить в произошедшее и не находя слов.
-- О Валар...
Я сам не вполне понимал, обращение это или восклицание. Собственный голос звучал непривычно громко и ясно. Я упал на колени, преклоняясь пред могуществом Владык Запада и благодаря за сотворённое чудо.
-- Встань, Лаурефинделе, -- провозгласил Манве. -- Твои мудрость и великодушие достойны того, чтобы не пропасть навечно в чертогах Мандоса. Иди и живи!
Я поднялся, постепенно вновь привыкая пользоваться телом из плоти и крови. Оно уже не казалось таким тяжёлым, как в первые мгновения, хотя ноги всё ещё норовили подкоситься.
-- Иди, сын Альдатиона, -- произнёс Намо всё так же бесстрастно. -- Настанет день, когда ты послужишь проводником воли Валар среди живущих за морем. Но не сегодня.
Я покинул Круг Судьбы, плохо представляя, куда мне идти. Впрочем, ответ был вполне очевиден, и я отправился в Тирион.
Было странно видеть лица тех, с кем расстался ещё до восхода Солнца и не чаял встретиться вновь.
-- Откуда ты, Лаурефинделе? С востока давно не приходило кораблей...
-- Во имя Валар, ты ли это? Вернувшиеся из-за моря говорили, что ты погиб. Вижу, они ошибались, и моё сердце радуется...
Я улыбался и отшучивался, не в силах поведать всё то, что случилось на самом деле. И проходил дальше, не задерживаясь ради долгих разговоров. Потом, потом поговорим. Времени у нас... вечность.
-- Глорфиндель?!
Я обернулся на звук своего имени -- так мог назвать меня лишь тот, кто был по ту сторону моря. И замер, встретившись глазами с той, ради которой прежде всего и падал на острые камни Торон Сир.
-- О Идриль!
В самых потаённых мечтах я не надеялся встретить её вновь, ту, что любил, ту, что отказала мне и избрала смертного. Достойнейшего из смертных -- я не мог винить никого из них и лишь сделал всё, чтобы она жила и была счастлива, хотя бы то краткое время, что отпущено её избраннику. Сколько лет минуло с тех пор? Не меньше нескольких столетий. Ни одному из людей не отмерян столь долгий срок. Сердце сжалось в глупой надежде: быть может, теперь?..
-- Как случилось, что ты здесь? -- спросила дочь Тургона, подходя ближе. -- Я видела своими глазами, как ты падал в бездну. Я своими руками собирала камни на твой курган. Каким чудом мы снова встретились?
Я посмотрел ей в глаза и понял, что только ей смогу рассказать правду.
-- Валар в бесконечном великодушии своём вернули меня к жизни. Это воистину чудо, величайшее из тех, что мне довелось видеть, после сотворения Луны и Солнца.
Дивные глаза Идриль распахнулись в изумлённом восхищении.
-- О, как это прекрасно! Пойдём же к нам, друг мой, отметим радость новой встречи!
"К нам"... В душу начало закрадываться подозрение. Я последовал за ней, не сводя глаз с золота её волос.
-- Любовь моя, у нас гость!
Моё сердце на мгновение сжалось, когда на пороге дома появился Туор. Он постарел с тех пор, как мы расстались, но всё ещё был в расцвете лет. Смертный человек в Валиноре -- должно быть, единственный. Впрочем, едва ли он остался смертным в этих землях.
-- Глорфиндель! -- воскликнул он, бросаясь ко мне с выражением неподдельной радости. -- Неужели ты восстал из мёртвых? Какое чудо!
Я улыбнулся в ответ тепло и вполне искренне, обнимаясь с ним.
-- Не меньшее чудо, чем тебе оказаться здесь, Ульмондил, -- со смехом сказал я.
Если в этом человеке -- счастье Идриль, пусть он живёт и хранит её. Я сказал себе "отпусти" ещё под белыми башнями Гварестрин, и не время ворошить прошлое. Пусть оно покоится под каменным курганом, над которым уже давно шумят волны захлестнувшего Белерианд моря.
В Валиноре нашлось немало тех, кто вернулся сюда после падения Моргота, и это было истинным спасением. Я рад был встретить тех, кого не видел с тех пор, как Феанаро принёс свою клятву; но меня не оставляло чувство, что разделившее нас тогда море не пересечь ни на одном корабле. Те, кто не покидал Благословенного края вовсе и даже те, кто шёл в войске Валар в Великую битву, не могли до конца понять то, что отпечаталось в сердцах эльдар Эндорэ. Никакие песни не могли передать всё то, что творилось по ту сторону моря, и некая отчуждённость отделяла меня от эльфов Валинора.
С теми, кто вернулся с востока, было на удивление легче. С ними, а не с теми, кто не переходил море, хотелось петь весёлые, радостные песни, шутить и смеяться. Нас объединяли воспоминания о страхе и боли бесконечных утрат, и оттого радость наших песен казалась полнее и ярче.
Когда же наступил день, предсказанный Мандосом, мне было легко вновь отправиться на восток. Воля Валар совпала с моим желанием. К кому ещё мне идти в Средиземье, если не к последнему среди бессмертных потомку Турукано?
Я отправляюсь в этот путь с лёгким сердцем. Когда-нибудь я снова вернусь в Благословенный край. Когда-нибудь... когда буду нужнее здесь.