Тертлдав Гарри : другие произведения.

Подсчет черепков

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Альтернативная история. Действие происходит на западе Великой Персидской империи около 80 года до н.э.
  Гарри Тертлдав
  
  
  Подсчет черепков
  
  
  Подобно ползущему вдоль стены таракану, корабль двигался вдоль берега. Когда побережье наконец повернуло на северо-запад, то же сделал и корабль -- рулевые весла заскрипели в своих отверстиях, а окрашенный хной шерстяной парус надулся ветром, чтобы направить судно по новому курсу.
  
  
  
  Когда корабль изменил направление, евнух Митридат, стоящий на палубе у перил, подозвал к себе капитана едва заметным кивком головы.
  
  
  
  -- Значит, уже подходим, Агбаал? -- спросил Митридат. В его голосе, представлявшем собой нечто среднее между тенором и контральто, звучали холодность, точность и ум.
  
  
  
  Капитан-финикиец низко поклонился. На серебряном колечке в его левом ухе заблестело солнце.
  
  
  
  -- Подходим, о господин, -- Агбаал показал на оконечность, которую корабль только что обогнул. -- Вот это мыс Суний. Если ветер продержится, то мы будем в Пирее к вечеру. На день раньше, -- добавил он лукаво.
  
  
  
  -- Если так оно и будет, получишь награду, -- пообещал Митридат. Удовлетворенный Агбаал поклонился снова и, попросив взглядом разрешения у своего сиятельного пассажира, вернулся к надзору за командой.
  
  
  
  Для того, чтобы вернуться к царскому двору как можно быстрее, Митридат расстался бы с золотыми дариками и из собственного кошелька, но нужды в этом не было -- прибыв в эту западную глушь по царскому поручению, он мог пользоваться казной Хсриша, Царя Царей, по собственному усмотрению. Он еще раз пообещал себе не скупиться.
  
  
  
  День был на редкость ясным, и Митридат мог смотреть вдаль без труда. Впрочем, он увидел только парочку крошечных рыбацких лодчонок да медленно плетущийся торговый корабль, наверняка переполненный пшеницей из Египта. Над волнами кричали чайки.
  
  
  
  Митридат попытался вообразить, как это усыпанное островами узкое море выглядело в те великие дни четыре века назад, когда самый первый Хсриш, Хсриш Завоеватель, привел свой огромный флот к триумфу, после которого западная Яуна покорилась Персии раз и навсегда. Но воображения ему не хватило -- Митридат еще не настолько привык к кораблям, чтобы представить их одновременное движение в несметном количестве, подобное движению стада овец по дороге на вавилонский рынок.
  
  
  
  Эта мысль, как Митридат тут же понял и в знак этого кивнул, напомнила ему о том, к чему он привык больше всего -- к земле между Тигром и Евфратом, опаленной солнцем, но зато необычайно плодородной. Привык он и к Эктабанам, летней столице Царя Царей, находящейся в тени горы Аурвант -- зимой там было холодно, но зимой Митридат там так ни разу и не побывал. Что же касается морских путешествий, то до этой поездки ничего подобного ему бы и в голову не пришло.
  
  
  
  И все же Митридат, к своему удивлению, находил в море некую красоту, пусть и не привычную для его глаз. Вода, по которой он плыл, была настолько голубой, что отливала пурпурным цветом вина, а небо -- тоже голубым, но эта голубизна была настолько отличной от морской, что он и сам не мог понять, как два таких разных цвета могут описываться одним и тем же словом. Земля, выступавшая из моря и поднимавшаяся к небу, была то каменистой, то пустынной, то покрытой зелено-серыми оливковыми деревьями. Все это сочетание было весьма своеобразным, но в то же время и по-своему гармоничным.
  
  
  
  Агбаал, как и обещал, доставил Митридата к месту назначения еще при свете солнца. Евнух, как и обещал, вложил в ладонь капитана два золотых. Агбаал отвесил поклон чуть ли не вдвое ниже обычного. Глаза на его смуглом лице гордо заблестели, когда Митридат подставил ему щеку для поцелуя, совсем как равному.
  
  
  
  Пристань кишела всевозможными купцами Западного моря. Тут были и финикийцы вроде Агбаала в тюрбанах, туниках и плащах, и италийцы в длинных заброшенных за плечо белых халатах, и, конечно же, немало местных яунийцев -- или эллинов, как они называли себя сами. Их слегка певучая речь слышалась здесь чаще, нежели арамейский -- общий язык империи, который понимали везде: от Индии до окраин галльских земель.
  
  
  
  Богатые разукрашенные одежды Митридата, золотые браслеты на его руках, а также выгруженные слугами на пристань горы багажа немедленно привлекли внимание местных жителей -- как горшок с медом привлекает мух, подумал он кисло. Он выбрал человека, говорящего по-арамейски с меньшим эллинским присвистом, чем остальные, и сказал ему:
  
  
  
  -- Будь добр, проводи меня ко дворцу сатрапа.
  
  
  
  -- Конечно, о господин, -- сказал эллин, но лицо его упало. Митридат-то ему заплатит, но теперь он уже не мог и надеяться на то, что получит что-нибудь также и с хозяина постоялого двора, на который он привел бы высокого гостя. "Очень жаль," -- подумал Митридат.
  
  
  
  Он привык к разумной сетке улиц Вавилона, а в этих западных городках узкие вонючие улочки разбегались куда попало, иногда внезапно упираясь в другие. Он был рад тому, что нанял проводника -- человек, незнакомый со всеми этими закоулками, обязательно бы в них заплутался.
  
  
  
  Резиденция сатрапа -- на дворец, как увидел Митридат, она не тянула никак -- ничем не отличалась от близлежащих домов, пусть и была размером побольше своих соседей. Ее побеленный фасад, обращенный ко внешнему миру, был совершенно незатейлив. Митридат презрительно фыркнул. По его мнению, любой человек, чего-то в жизни достигший, должен был как следует известить окружающих о своей значимости.
  
  
  
  Он заплатил проводнику -- достаточно, чтобы тот не обиделся, но не слишком щедро -- и постучал в дверь своей палкой с набалдашником из гранатового дерева, на которую опирался при ходьбе. Спустя мгновение открылось смотровое окошко, через которое на него уставился стражник.
  
  
  
  -- Кто идет? -- свирепо потребовал он ответа. Он также говорил по-арамейски, и тоже с акцентом.
  
  
  
  Митридат встал так, чтобы стражник мог его как следует рассмотреть, после чего ответил -- но не на арамейском языке, а на чистом и ясном персидском:
  
  
  
  -- Я Митридат, сарис, -- каким-то образом на его родном языке слово, означающее "евнух", звучало почти гордо, -- и слуга Хсриша, Царя Царей, царя земель, в которых живет много людей, царя, чьи владения простираются на этой земле далеко и широко, сына царя Мардунии из рода Ахеменидов, перса, сына перса, арийского происхождения. Да одарит его Ахура Мазда улыбкой своей и продлит царствование его. Я прибыл в западную сатрапию Яуна по повелению, услышанному мною из его собственных царских уст. Я намерен поведать о нем твоему господину, сатрапу Вахауке.
  
  
  
  Он скрестил руки на груди и принялся ждать.
  
  
  
  Ждать ему пришлось недолго. Он услышал стук с другой стороны двери -- судя по всему, стражник уронил в удивлении свое оружие. Митридат не улыбнулся. Годы, проведенные при дворе Царя Царей, научили его скрывать свои мысли от опасного мира. Его лицо по-прежнему оставалось спокойным и ничего не выражавшим, когда стражник широко распахнул дверь и возгласил:
  
  
  
  -- Войди, о слуга Царя Царей!
  
  
  
  Стражник низко поклонился. Митридат прошел мимо него, едва кивнув в ответ. Некоторым людям, подумал он, следует почаще напоминать об их положении.
  
  
  
  О его прибытии услышал не только стражник, но и другие -- именно этого Митридат и добивался. Навстречу ему во внешний зал торопливо выбежал управляющий. На нем были надеты персидские шаровары и прямоугольный эллинский плащ. На его поклон Митридат ответил таким же -- при этом миниатюрном дворе с управляющим следовало считаться.
  
  
  
  Управляющий сказал:
  
  
  
  -- О великолепный сарис, -- а он тоже осторожен, подумал Митридат и снова удержался от улыбки, -- Его Высочество Вахаука, великий сатрап западной провинции Яуна, сейчас изволит обедать со своим секретарем, ганзабарой сатрапии и командующим местными войсками. Он просит тебя присоединиться к обеду, если только твое долгое путешествие из дворца Царя Царей, да одарит его Ахура Мазда улыбкой своей и продлит царствование его, не слишком тебя утомило.
  
  
  
  -- Это щедрое приглашение делает мне честь, -- сказал Митридат. -- Я принимаю его с удовольствием. -- Он был рад возможности так скоро познакомиться с ганзабарой -- именно казначею предстояло выплатить ему деньги по привезенной из дворца табличке.
  
  
  
  -- Тогда проходи вот сюда.
  
  
  
  Управляющий провел Митридата в центральный дворик, где сатрап обедал со своими чиновниками. Наконец-то евнух снова почувствовал, что находится среди персов, ибо дворик был обставлен по-райски -- всюду виднелись розы, тюльпаны и прочие яркие цветы. От их аромата, смешанного с запахами еды, ноздри Митридата задергались.
  
  
  
  -- О повелитель Вахаука, я имею честь представить сариса Митридата, слугу Царя Царей, -- громко сказал управляющий. Митридат уже начал падать ниц, как сделал бы это перед Хсришем, но Вахаука, худой седобородый перс пятидесяти лет, остановил его взмахом руки. Сатрап повернул голову, подставляя евнуху щеку.
  
  
  
  -- Мой повелитель очень добр, -- сказал Митридат, подходя к Вахауке и прикасаясь губами к бороде сатрапа.
  
  
  
  -- Мы оба служим Царю Царей, -- сказал Вахаука. -- Так ли уж велико неравенство между нами? -- Его сотрапезники закивали и согласно забормотали. Он продолжил: -- О Митридат, я имею честь представить тебя моему секретарю Риши-кидину, -- так звали потного напомаженного вавилонянина в полотняной нижней тунике, шерстяной верхней тунике и коротком белом плаще, -- ганзабаре Гермиппу, -- это был чисто выбритый эллин, одетый, как и управляющий, в шаровары, -- и командующему войсками сатрапии, Таданму, -- а это имя носил перс с пронзительным взгядом в глазах, одетый более просто, чем приличествовало его положению.
  
  
  
  Митридат поцеловал еще несколько щек. После примера, поданного сатрапом, его подчиненные не могли не оказать евнуху такой же чести. Щека Гермиппа показалась Митридату странной -- до сих пор он привык к гладкой коже только на лице у себе подобных. Будучи не единственным безбородым человеком в помещении, он почувствовал себя почти мужчиной, но тут же мысленно над собой посмеялся.
  
  
  
  -- Садись рядом со мной, -- сказал Вахаука, когда церемония знакомства завершилась. Он приказал слугам принести Митридату еды и вина. -- Отведай угощений, а потом, может быть, ты сделаешь нам милость и поведаешь о том, по какому поручению Царя Царей, да одарит его Ахура Мазда улыбкой своей и продлит царствование его, ты прибыл в эту западную землю.
  
  
  
  -- С уводольствием, о повелитель, -- сказал Митридат. После чего он был некоторое время занят едой и питьем. Вина были отличными -- западная сатрапия Яуна была известна своим виноградом (больше, впрочем, она не была известна почти ничем, даже в столичном Вавилоне). Еда понравилась Митридату меньше. Вахаука, может, к соленым оливкам и привык, но Митридату и одного хватило бы на всю жизнь.
  
  
  
  Солнечный свет сменился тьмой, и слуги зажгли факелы, вокруг которых закружились насекомые. Иногда проносилась летучая мышь, хватала какое-нибудь насекомое и исчезала снова.
  
  
  
  Управляющий привел трех девушек, облаченных лишь в кусочки прозрачной ткани. Вахаука отправил их прочь, сказав:
  
  
  
  -- Новости, которые привез с собой наш высокоуважаемый гость, наверняка окажутся более интересными, чем песни и танцы этих красавиц, которые мы уже не раз видели и слышали. А уж он об их отсутствии точно не пожалеет.
  
  
  
  Митридат бросил на сатрапа быстрый взгляд из-под опущенных бровей. Было ли это завуалированным намеком на его... особенность? Если да, то Вахаука просто глупец, из-за чего, наверное, и управляет лишь этой незначительной сатрапией. Евнухи всегда славились своей злопамятностью, а ведь Митридат скоро будет находиться так близко к уху Царя Царей, как Вахауке и не снилось.
  
  
  
  Конечно же, пока Митридат оставался сама вежливость:
  
  
  
  -- Как будет угодно моему повелителю. Знай же, в таком случае, что я прибыл по повелению Царя Царей, да одарит его Ахура Мазда улыбкой своей и продлит царствование его, чтобы разузнать побольше о деяниях великолепного пращура его, первого Хсриша, прозванного Завоевателем, дабы деяния эти могли послужить причиной для новых праздников и умножить славу нынешнего Царя Царей, который гордо носит такое же имя.
  
  
  
  Последовало краткое молчание -- чиновники обдумывали его слова.
  
  
  
  -- Это твое единственное поручение, о великолепный сарис? -- спросил Вахаука.
  
  
  
  -- Да, о повелитель.
  
  
  
  -- Тогда мы с удовольствием окажем тебе всяческое содействие, на которое только способны, -- с этнузиазмом воскликнул сатрап. Его слова тут же подтвердили подчиненные. В их голосах Митридат услышал облегчение, причина которого была ему ясна -- никакие слухи об их проступках до ушей Царя Царей не дошли.
  
  
  
  -- Ты хочешь узнать, как первый Хсриш взял Элладу, да? -- сказал Гермипп. Митридат едва различил в его устах имя Царя Царей -- окрашенное в тона его родной речи, оно звучало примерно как "Ксеркс". Ганзабара продолжил: -- Для этого, я полагаю, лучше всего подойдут развалины Афин.
  
  
  
  -- Да! Верно! Хорошо сказано! -- Вахаука, Риши-кидин и Тадамну заговорили одновременно. Митридат улыбнулся, но только про себя. С каким же рвением они спешили от него избавиться! Может быть, они, или хотя бы кто-нибудь из них, действительно замышляли что-нибудь такое, о чем следовало бы знать Хсришу.
  
  
  
  Тем не менее Гермипп был прав. Как узнал Митридат в Вавилоне, готовясь к этой поездке, в борьбе с Завоевателем западной Яуной руководили именно Афины. Евнух вздохнул. Раз уж он так далеко заехал, от копания в мусоре намного хуже ему не станет.
  
  
  
  -- Если пожелаешь, о великолепный сарис, -- сказал Гермипп, -- я предоставлю тебе секретаря, который читает и пишет не только по-арамейски, но и на эллинском языке. Этот язык здесь используется до сих пор, а в те древние времена, о которых ты говоришь, тут только на нем, я полагаю, и писали.
  
  
  
  -- Я принимаю это предложение с благодарностью, -- совершенно искренне сказал Митридат, наклоняя в кивке голову. Во время своего путешествия на запад он выучил пару слов на языке эллинов, но он совершенно не предполагал, что ему потребуется также выучить странные, угловатые буквы, используемые местным населением. Он снова вздохнул, жалея, что находится на чужбине.
  
  
  
  Вахаука явно читал его мысли:
  
  
  
  -- Расскажи нам новости двора, о Митридат. Сюда, в эти дальние края, они к нам доходят, но медленно и в искаженном виде.
  
  
  
  Кивнув, Митридат поделился такими слухами, распространение которых полагал безопасным. Он вовсе не собирался рассказывать незнакомым ему людям обо всех делах -- и скандалах -- Хсриша. Впрочем, излишняя осторожность его подвела, ибо когда он закончил, Таданму заметил:
  
  
  
  -- Ты ничего не сказал, о великолепный сарис, о двоюродном брате Царя Царей, великом повелителе Кураше.
  
  
  
  -- Прошу прощения, о повелитель. Я не упомянул его потому, что в последнее время он находится в своих владениях, и потому не пребывает сейчас поблизости Царя Царей, да одарит его Ахура Мазда улыбкой своей и продлит царствование его. Впрочем, насколько мне известно, повелитель Кураш пребывает в добром здравии, и я слышал, что две его молодые жены родили ему по новому сыну.
  
  
  
  -- А он небось отпраздновал эти известия, задрав юбки повивальным бабкам, -- ухмыльнулся Таданму. Кураш был хорошо известен своим аппетитом и любовью к его насыщению.
  
  
  
  Полководец задал еще несколько вопросов о Кураше. Митридат отвечал уклончиво, и Таданму от него отстал. Но Митридат все равно взял его на заметку. Именно из-за амбиций Кураша -- вернее, для того, чтобы их умерить -- евнух и приехал в западную сатрапию Яуна. Отблески новой славы, которая покроет Хсриша Завоевателя, также падут и на его тезку, нынешнего обитателя -- волей Ахуры Мазды -- трона Царя Царей.
  
  
  
  Митридат осушил свою чашу и протянул ее слуге, который поспешил снова ее наполнить. Евнух сделал еще глоток, подержал вино во рту, дабы в полной мере им насладиться, и удовлетворенно кивнул. По крайней мере хоть что-то доставило ему радость в этом путешествии на запад.
  
  
  
  Он ценил эти маленькие радости. Пока что их было немного.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  -- Мой повелитель?
  
  
  
  Митридат посмотрел по сторонам, чтобы понять, к кому же обращается молодой эллин, но потом удивленно понял, что это обращение относится к нему самому. Ну и дремучи же эти провинциалы!
  
  
  
  -- Не повелитель я, -- сказал он. -- Я всего лишь сарис на службе Царя Царей.
  
  
  
  Он увидел, что безбородые щеки молодого человека покраснели.
  
  
  
  -- Мои извинения, о по... о великолепный сарис, -- поправился эллин. -- Тебя зовут Митридат, не так ли?
  
  
  
  -- Таково мое имя, -- подтвердил евнух, добавив ледяным тоном: -- У тебя передо мной преимущество, как я погляжу.
  
  
  
  Молодой человек покраснел еще больше:
  
  
  
  -- Еще больше извинений. Меня зовут Полидор. Я думал, что Гермипп обо мне упомянул. Если ты соизволишь, то я буду твоим проводником по развалинам Афин.
  
  
  
  -- Ага! -- Митридат осмотрел этого Полидора с новым интересом. Впрочем, нет, первое впечатление его не обмануло -- до тридцати этому парню было еще далеко. Прикидывая, не подсунул ли ему ганзабара какого-нибудь своего бесполезного родственника, он осторожно сказал: -- Я ждал кого-нибудь постарше.
  
  
  
  -- Кого-нибудь, кто свободно владеет и арамейским, и эллинским? Это ты имеешь в виду? -- сказал Полидор, и Митридат невольно кивнул. Эллин пояснил: -- Я происхожу из рода счетоводов, о великолепный сарис. Большинство городов в этой сатрапии, особенно находящихся далеко от моря, по-прежнему ведут делопроизводство на старом языке, так что мне, естественно, пришлось выучиться не только говорить на нем, но также читать и писать.
  
  
  
  -- Ага, -- снова сказал Митридат. Определенный смысл в этом был. -- Что ж, посмотрим.
  
  
  
  -- Очень хорошо, -- сказал Полидор. -- Что ты собираешься делать? Ты будешь посещать развалины каждый день, или ты проведешь в Афинах все время?
  
  
  
  -- А как далеко они отсюда? -- спросил Митридат.
  
  
  
  -- Примерно полтора парасанга.
  
  
  
  -- Добрые два часа хода в одну сторону? Что же я успею сделать за то немногое время, которое проведу на развалинах? Уж лучше я разобью там палатку и закончу дело пораньше, пусть и с меньшими удобствами. Тогда я смогу побыстрее вернуться на восток.
  
  
  
  -- Как тебе будет угодно, о великолепный сарис. Послезавтра я буду к твоим услугам.
  
  
  
  -- А почему же не завтра? -- не очень-то довольным тоном спросил Митридат. -- Я могу послать слуг за тканью для палатки и другими причиндалами прямо сейчас.
  
  
  
  -- Прошу прощения, о великолепный сарис, но я, как уже сказал, происхожу из рода счетоводов. Завтра с юга придет груз серебра из Лаврионских рудников, и мне необходимо быть здесь, дабы помочь со взвешиванием и оценкой прибывшего металла. Конечно, сейчас рудники производят меньше серебра, чем тогда, сразу после покорения Эллады Персией, когда были открыты огромные залежи. Но уж на талант-то почти наберется.
  
  
  
  -- Хорошо же, делай, что тебе следует, -- сказал Митридат, уступая необходимости. -- Стало быть, увидимся послезавтра утром. -- Он кивнул, разрешая Полидору удалиться.
  
  
  
  Но эллин ушел не сразу. Вместо этого он застыл с отвлеченным выражением лица, глядя не на Митридата, а скорее сквозь него. Евнуху это быстро надоело, но Полидор наконец нарушил молчание, сказав мечтательным тоном:
  
  
  
  -- А интересно, вот если бы афиняне наткнулись на это серебро еще до нашествия Хсриша... -- он тоже произнес "Ксеркса". -- Боевое снаряжение тоже денег стоит.
  
  
  
  Счетовод и есть, презрительно подумал Митридат.
  
  
  
  -- Смелость за деньги не купишь, -- сказал он.
  
  
  
  -- Может быть, и нет, о великолепный сарис, но даже самый смелый человек, будь он наг и безоружен, уступит воину в полном облачении и с копьем. Построй Афины корабли, которые были бы способны противостоять персидскому флоту -- и эллины могли бы империи и не покориться.
  
  
  
  Митридат фыркнул:
  
  
  
  -- У всех покоренных народов найдется масса причин, согласно которым они должны были удержаться против Персии. Да вот не удержался из них никто.
  
  
  
  -- Конечно, ты прав, о великолепный сарис, -- вежливо сказал Полидор, будучи достаточно мудрым, чтобы скрывать свои истинные чувства, какими бы они ни были. -- Я просто на мгновение забылся. До послезавтра. -- Поклонившись, он поспешно удалился.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  -- Мое решение было правильным. -- Сняв с головы мягкую тиару, Митридат вытер ею пот с собственного лица. -- Мне совсем бы не хотелось совершать это путешествие туда и обратно каждый день.
  
  
  
  -- Как тебе будет угодно, о великолепный сарис. -- Полидор был одет в тонкий и короткий эллинский плащ, а голову его покрывала широкополая соломенная шляпа. Это было более удобной одеждой, чем у Митридата, но и он был покрыт потом. За ними шли слуги евнуха и осел, несущие свою поклажу со стоическим молчанием. Один из слуг вел овцу, которая то и дело порывалась остановиться и пожевать траву с кустами.
  
  
  
  Под обувью Митридата что-то треснуло. Он посмотрел вниз и увидел осколок горшка, а рядом с ним -- кусок кирпича, наполовину похороненный в траве.
  
  
  
  -- Когда-то здесь стоял дом, -- сказал он. Услышав в собственном голосе удивление, он почувствовал себя глупцом. Впочем, одно дело -- знать, что это запустение давным-давно было городом, и совсем другое -- самому натыкаться на его останки.
  
  
  
  Полидор знал эту местность гораздо лучше. Он указал в сторону:
  
  
  
  -- Вон там среди оливковых деревьев можно увидеть обломок старой стены.
  
  
  
  Если б Митридат увидел этот обломок сам, то принял бы его за свалку камней. Однако сейчас, как следует присмотревшись, он увидел, что эти камни были сложены кем-то вместе с определенной целью.
  
  
  
  -- Я полагаю, большинство из того, что здесь было раньше, уже разворовано за все эти годы, -- сказал Полидор. Митридат кивнул. Любому крестьянину было легче украсть уже готовый кирпич, нежели изготовить его самому. Полидор снова протянул указательный палец, на сей раз показывая на вершину одного из возвышающихся впереди холмов: -- А вон там, вокруг акрополя -- так по-эллински называется крепость -- от стены осталось побольше, потому что стащить камень вниз труднее.
  
  
  
  -- Да, -- сказал Митридат, довольный тем, что эллин думал так же, как и он. Теперь пришел черед показывать ему: -- А вот это дорога наверх к... к крепости? -- В последний момент он решил не пытаться повторять местное слово, сказанное Полидором.
  
  
  
  Эллин кивнул.
  
  
  
  -- Конечно, до того, как эти ступени заросли кустами, забираться по ним было легче, -- сухо сказал Полидор.
  
  
  
  -- Пожалуй, что так. -- Сердце евнуха и так билось очень сильно. Никогда еще в своей жизни он не ходил пешком так много, как во время этого путешествия на запад. Впрочем, дел еще было невпроворот. -- Давай пойдем наверх. Если это крепость, то ее развалины весьма важны, и они могут поведать мне о том, что я должен разузнать об Афинах.
  
  
  
  -- Как тебе будет угодно, о великолепный сарис.
  
  
  
  Поднявшись на вершину акрополя, Митридат и сам почувствовал себя немножко завоевателем. Древние ступеньки не только заросли кустами, но и кое-где провалились. Один из слуг евнуха уже ковылял с вывихнутой щиколоткой -- а угоди вместо него в ту яму осел, наверняка бы сломал ногу. Митридат совершенно выдохся, и даже Полидор, казавшийся готовым ко всему, дышал тяжело.
  
  
  
  Обильные заросли также росли на вершине крепости, между камнями разломанной стены и над нижними обломками зданий, разрушенных персами очень много лет тому назад. Одно из этих зданий, по виду крупное, во время падения Афин было явно еще не достроено. Из кустов выпирали мраморные основания колонн. Митридат явственно различал на них следы от пожара.
  
  
  
  А перед всеми этими полуколоннами стояла мраморная стела, чьи очертания были евнуху знакомы -- таких в Вавилоне было немало -- но которая совершенно не вписывалась в окружающие ее руины. Да и надпись, вырезанная на этой стеле, была сделана не на местном языке, а на арамейском, а также на той клинописи, которой когда-то пользовались персы, и которую до сих пор иногда использовали вавилоняне.
  
  
  
  Весь в волнении, Митридат прочел арамейский текст:
  
  
  
  -- "Хсриш, Царь Царей, обьявляет: Кто будет царем после меня, да убережется лжи. Я, Хсриш, Царь Царей, уничтожив сей город, центр мятежной Яуны, повелеваю, чтобы он остался в запустении навсегда. Кто будет царем после меня, да исполнит сие повеление, да будет Ахура Мазда другом ему, да произрастет семя его, да продлит Ахура Мазда дни его, да придет к нему успех во всех делах его. Кто будет царем после меня, если увидит стелу сию и повеление сие, и не исполнит его, да проклянет Ахура Мазда его, и да зачахнет семя его, и да уничтожит Ахура Мазда его, как я, Хсриш, Царь Царей, уничтожил сей город, центр мятежной Яуны".
  
  
  
  -- Велик повелитель, Хсриш-Завоеватель, ибо и по сей день соблюдается указ его, -- сказал Митридат, гордый своей принадлежностью к тому же персидскому народу, к которому принадлежал и давний Царь Царей. Хотя, конечно, его собственное семя не произрастет уже никогда.
  
  
  
  -- Велик воистину, -- безразличным тоном сказал Полидор.
  
  
  
  Митридат бросил на него гневный взгляд, но тут же успокоился. В конце концов, Полидор был эллином. От него нельзя было требовать, чтобы он радовался надписи, вырезанной в честь разгрома его пращуров.
  
  
  
  Покопавшись в одном из мешков, навьюченных на спине осла, он нашел лист папируса, тростниковое перо и бутыль чернил. Он переписал арамейскую часть сделанной Хсришем надписи. Он полагал, что персидский текст означал то же самое, но прочесть его не мог. А кто бы мог? Разве что какой-нибудь маг-древневед -- а может, и вовсе никто. Впрочем, нынешнего Хсриша заинтересует лишь то, что написано по-арамейски. В этом евнух не сомневался.
  
  
  
  Он посмотрел на то, что написал. Нахмурившись, он сравнил папирус с текстом, вырезанным на стеле. Все было скопировано точно. И все же кое-чего не хватало.
  
  
  
  Может быть, тут поможет Полидор -- он ведь местный уроженец. Митридат повернулся к нему:
  
  
  
  -- Скажи мне, пожалуйста, о добрый Полидор, знаешь ли ты имя афинского царя, которого победил Хсриш Завоеватель?
  
  
  
  Эллин нахмурился:
  
  
  
  -- Не знаю, о великолепный сарис. Последний афинский царь, чье имя мне известно -- это Кодр, но о нем мы знаем из легенд, куда более древних, чем времена Ксеркса.
  
  
  
  -- Так я и знал, что слишком уж все идет гладко, -- вздохнул Митридат. Потом его лицо прояснилось. -- В конце концов, за этим знанием я сюда и приехал. -- Он почесал в затылке: ему не нравилось не доводить дела до конца. -- Но как же ты знаешь об этом... Кодре, но в то же время не знаешь о том, кто был последним царем Афин?
  
  
  
  -- О великолепный сарис, -- нерешительно сказал Полидор, -- согласно легендам моего народа, Кодр и был последним царем Афин.
  
  
  
  -- Чепуха, -- фыркнул Митридат. -- Кто-то же должен править, разве нет? Эти Афины наверняка были достойным врагом Хсриша, раз уж он так их ненавидел, что разрушил до основания и потом еще проклял. Такой враг обязан иметь правителей, причем весьма достойных, чтобы противостоять Царю Царей. Как же их могло не быть с тех пор, как умер Кодр? И все эти годы никто Афинами не управлял? Я не могу в это поверить.
  
  
  
  -- И я не могу, -- признал Полидор.
  
  
  
  -- Очень странно. -- Митридат посмотрел на недовольную овцу, которую его слуги привели -- притащили на веревке -- вверх по заросшим ступеням. -- Здесь, перед победной стелой Хсриша, место для жертвоприношения самое подходящее. -- Он достал нож, свисавший у него с пояса, и срезал несколько листьев с ближайшего куста. Он положил листья в тиару. -- Надо бы миртовые, но сойдут и эти.
  
  
  
  Под взглядом Полидора Митридат подвел овцу к мраморному возвышению и приложил нож к ее шее.
  
  
  
  -- Прямо так? -- спросил эллин. -- Без алтаря? Без жертвенного огня? Без возлияния? Без флейтистов? Без посыпаемого зерна?
  
  
  
  -- Чтобы услышать мою молитву, доброму богу Ахуре Мазде ничего этого не нужно.
  
  
  
  Полидор пожал плечами:
  
  
  
  -- Разные у нас обычаи.
  
  
  
  Митридат перерезал овце горло. Когда животное забилось в предсмертных корчах, он попросил Ахуру Мазду помочь ему успешно добыть знание, которое поможет восславить Царя Царей. Он не имел права молиться о собственной выгоде, но в данном случае это было и не нужно.
  
  
  
  -- А мясо твой бог требует? -- спросил Полидор, когда евнух занялся кровавым трудом, разрезая тело и раскладывая отдельные кусочки на траве.
  
  
  
  -- Нет, я могу с ним делать, что пожелаю. Над ним должен помолиться маг, но здесь ни одного мага нет, а потому обойдемся и так.
  
  
  
  -- Это не чеснок вон там растет? Потом хорошо пойдет с мясом, когда оно будет приготовлено. -- Полидор облизнулся.
  
  
  
  Митридат почувствовал, как его рот заполняется слюной. Он повернулся к слуге:
  
  
  
  -- Можешь разжигать костер, Тиштрия.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  -- Что это ты делаешь? -- спросил Полидор следующим утром.
  
  
  
  -- Перебираю записи, которые сделал до отбытия из Вавилона, -- сказал Митридат. -- Ага, я так и знал, что найду, кто здесь правил, когда пришел первый Хсриш. На старой табличке написано, что Царь Царей увел в рабство Демоса Афинского. Кто же этот Демос, если последним здешним царем был Кодр?
  
  
  
  -- Боюсь, о великолепный сарис, -- сказал Полидор, -- что "демос" -- это не "кто", а скорее "что". Тот, кто сделал надпись на твоей табличке, желал, как и ты, воздать Царю Царей хвалу, но эллинский язык он знал плохо. "Демос Афинский" всего лишь означает "народ Афин".
  
  
  
  -- Ох, -- вздохнул Митридат. -- Если б ты только знал, сколько сил я потратил, чтоб найти эту... -- Он пошелестел листами папируса, внезапно обрадовался, но тут же снова насторожился. -- Я также нашел кое-что о "Буле Афинской". Мне кто-то сказал, что в вашем языке слова на "е" -- женского рода, и я подумал, что Буле -- это жена Демоса. Но ты сейчас скажешь, что и это не так, верно?
  
  
  
  Полидор опустил голову:
  
  
  
  -- Прошу прощения, о великолепный сарис, но я должен сказать именно это. "Буле" означает "совет".
  
  
  
  -- Ох. -- Этот вздох евнуха был более протяжным. -- Народ Афин, совет Афин -- а где же царь Афин? -- Он посмотрел на Полидора так, как если бы молодой счетовод был лично виновен в исчезновении неуловимого монарха. Потом он вздохнул снова. -- Что ж, пожалуй, за этим я сюда и приехал. Где именно мы можем найти какие-нибудь записи или указы, которые хранились в этом городе до прихода Царя Царей?
  
  
  
  Как следует подумав, что Митридат очень даже одобрил, Полидор сказал:
  
  
  
  -- Таких мест два. Одно -- здесь, в крепости. Другое -- вон там, -- он показал на северо-запад, -- на агоре, городской рыночной площади. Любой, кто приезжал из деревни в город по делам, мог все это там же и прочесть.
  
  
  
  -- Разумно, -- сказал Митридат. -- Тогда сначала поищем здесь, а потом пойдем вниз. Чем меньше я буду двигаться вверх-вниз по ступеням, тем лучше. -- Полидор не возражал. Евнух повернулся к слугам: -- Тиштрия, Рага, вы тоже можете нам помочь. Все, что вам следует делать -- это искать любые вещи, на которых что-нибудь написано. Найдете -- дайте знать мне или Полидору.
  
  
  
  Слуги уныло кивнули -- они явно надеялись отдохнуть, пока господин работает. Митридат от них многого не ожидал -- просто не был намерен позволять им рассиживаться. Однако через пару минут Митридат, к своему удивлению, увидел пробирающегося к нему через руины одного из слуг, который чем-то возбужденно размахивал.
  
  
  
  -- Что это такое, Рага? -- спросил евнух.
  
  
  
  -- Слова, о господин, вырезанные на старой стене, -- ответил Рага. -- Иди посмотри!
  
  
  
  -- Иду, -- сказал Митридат. Они с Полидором последовали за слугой туда, где их поджидал товарищ Раги. Тиштрия гордо указал на надпись. Надежды евнуха сразу же испарились -- надпись была слишком короткой. Он повернулся к Полидору: -- Что тут говорится?
  
  
  
  -- "Калос Архиас," -- ответил эллин. -- "Архий прекрасен". Это хвала красивому мальчику, о великолепный сарис, больше ничего. Такую надпись можно увидеть нацарапанной или написанной мелом на каждой второй стене в Пирее.
  
  
  
  -- Мерзкие мужеложцы, -- пробормотал себе под нос по-персидски Тиштрия. В глазах Полидора на мгновение вспыхнул огонек, но он не сказал ни слова. Митридат отчитал своего слугу, в то же время мысленно отметив, что эллин немного понимает персидский язык.
  
  
  
  Поиск продолжился. Афинская крепость была не такой уж большой -- ее можно было обойти вокруг сравнительно быстро. Но сколько времени потребуется на то, чтоб исходить ее вдоль и поперек, подумал Митридат, дабы не пропустить ни одной находки? Если, конечно, здесь есть хоть одна находка, тут же добавил он мысленно.
  
  
  
  Полидор присел в узкой тени заросшего обломка каменного строения и начал обмахиваться своей соломенной шляпой. Он наверняка думал то же, что и Митридат, ибо сказал:
  
  
  
  -- Это может продолжаться вечно, о великолепный сарис.
  
  
  
  -- Да, -- вот и все, что Митридат ответил на эту фразу, исполненную истины.
  
  
  
  -- Значит, нам нужно обдумать свои действия, а не просто ходить туда-сюда, -- продолжил эллин. Митридат кивнул -- Полидор был явно способен на правильные рассуждения. Еще немного подумав, Полидор сказал: -- Давай сначала обойдем саму стену. Указы часто вывешиваются на стенах, чтобы люди могли их увидеть. Разве в Вавилоне не так?
  
  
  
  -- Так, -- подтвердил Митридат. Они с Полидором вернулись обратно к ступенькам, по которым поднялись наверх.
  
  
  
  Они пошли вдоль стены на северо-восток. Сердце Митридата забилось чаще, когда он увидел выцарапанные на камне буквы -- но это опять была хвала красоте какого-то юнца. Затем, когда они прошли северную часть стены где-то до половины, оказавшись рядом с развалинами каких-то многоколонных зданий, Полидор внезапно куда-то показал и воскликнул:
  
  
  
  -- Вот, клянусь Зевсом! Вот то, что нам нужно!
  
  
  
  Глаза Митридата проследовали за пальцем эллина. Плита, которую заметил Полидор, была более плоской и бледной, чем окружающие ее камни. Спешно приблизившись вместе с эллином к плите, Митридат увидел, что она покрыта угловатыми буквами, используемыми эллинами для надписей на их родном языке. Если и это было написано в честь прекрасного мальчика, то ценитель юной красоты явно страдал многословием.
  
  
  
  -- Что тут говорится? -- спросил евнух. Он старался подавить в себе возбуждение -- ведь эта надпись могла тут появиться задолго до того, как Хсриш взял Афины.
  
  
  
  -- Дай-ка посмотрю. -- Полидор внимательно изучил буквы. То же сделал и Митридат, пусть и с меньшей пользой. Он видел, что эти надписи были вырезаны на камне более аккуратно, чем выцарапанные каракули, на которые натыкались ранее он сам, Полидор и слуги. Он подозревал, что эта аккуратность уже сама по себе придавала надписям официальный характер.
  
  
  
  -- Ну? -- спросил он нетерпеливо. Он достал перо, чернила и папирус, приготовившись записывать слова, которые Полидору надлежало перевести на арамейский.
  
  
  
  -- Я думаю, это часть того, что ты ищешь, -- наконец сказал эллин.
  
  
  
  -- Так читай же! -- Будь Митридат полноценным мужчиной, он сорвался бы с крика на визг. Но он был тем, кем был -- и потому его голос лишь слегка повысился.
  
  
  
  -- Сейчас. Вот: "Это показалось благом совету и народу"... видишь, снова "буле" и "демос"?
  
  
  
  -- Да снизойдет чума на совет и народ! -- перебил его Митридат. -- Ради Ахуры Мазды, кто же был царем?
  
  
  
  -- Мне кажется, я как раз к этому подбираюсь. Дай мне продолжить: "С родом Антиоха во главе, Леостратом, исполняющим обязанности председателя, Гипсихидом, исполняющим обязанности секретаря"...
  
  
  
  -- Царь! -- закричал Митридат. -- Где имя царя?
  
  
  
  -- На камне его нет, -- признался Полидор. Он казался удивленным. Митридат же был близок к тому, чтобы заскрежетать зубами. Полидор продолжил: -- Вот это может быть то, что надо: "Аристид предложил следующие меры по поводу дельфийских пророчеств и персов: пусть афиняне укрепят крепость деревом и камнем, чтобы встретить персов, как было сказано оракулом. Пусть совет выберет для этой работы столяров и плотников, и заплатит им из общественной казны. Пусть все это будет сделано как можно быстрее, ибо Ксеркс уже пришел в азиатские Сарды. Пусть благоволит удача афинскому народу."
  
  
  
  -- Прочти все это снова, -- сказал Митридат. -- Прочти медленно, чтоб я был уверен, что написал ваши яунийские имена правильно.
  
  
  
  -- Не все эллины -- ионийцы, -- сказал Полидор. Митридат пожал плечами. Как эти жители Запада называют себя и друг друга -- это их дело, а ему совершенно все равно. Дома, в Вавилоне, Хсриш называет их всех яунийцами. И потому в его, Митридата, отчете они и будут яунийцами.
  
  
  
  Полидор закончил чтение. Перо Митридата завершило свой прерывистый бег по папирусу. Евнух прочел все слова, которые только что написал. Потом прочел еще раз:
  
  
  
  -- Значит, этот... Леострат -- правитель Афин? А Аристид -- его министр? Или Аристид -- это царь? Как я понял, решение принадлежит именно ему.
  
  
  
  -- Похоже на то, о великолепный сарис, -- сказал Полидор. -- Но наши слова, означающие "царь" -- это "анакс" и более часто употребляемое "василевс". Но здесь этих слов нет.
  
  
  
  -- Нет, -- холодно сказал Митридат. Он мысленно послал всех древних афинян к Ариману и в Дом Лжи за то, что они его так запутали. Хсришу и его придворным никак не понравится то, что Митридат так долго ехал, так много золота из казны Царя Царей потратил, а искомое так и не нашел. Ничто не могло быть хуже для евнуха -- для всех остальных тоже, но для евнуха особенно -- чем впасть к Царю Царей в немилость.
  
  
  
  Митридат снова перечел переведенную надпись:
  
  
  
  -- И ты точно перевел это на арамейский?
  
  
  
  -- Насколько позволили мои способности, о великолепный сарис, -- холодно сказал Полидор.
  
  
  
  -- Прошу прощения, о добрый Полидор, -- сказал евнух. -- Уверяю тебя, я не хотел тебя обидеть. Просто тут много того, чего я не понимаю.
  
  
  
  -- И я не понимаю, -- сказал Полидор, но его голос немного оттаял.
  
  
  
  Митридат поклонился:
  
  
  
  -- Благодарю тебя. Помоги же мне, если можешь, склеить обломки этого разбитого горшка заново. Что означает вот эта фраза: "это показалось благом совету и народу"? Почему это вырезали на камне? Кому какое дело, что думает народ? Его удел -- повиноваться, в конце концов.
  
  
  
  -- Это так, о великолепный сарис, -- сказал Полидор. -- Твои вопросы безупречны. Единственная трудность заключается в том, -- он развел руками и сухо усмехнулся, -- что у меня нет на них ответов.
  
  
  
  Митридат уселся на кусок извести, который, вполне возможно, когда-то был частью колонны. Травинки пробились через завязки его сандалий и стали царапать ему ступни. По ноге евнуха пробежал паук -- Митридат попытался его прихлопнуть, но насекомое оказалось проворней. Где-то в отдалении послышался шум -- это его слуги продирались через кусты. Свой странный, завораживающий крик издал удод. Если не считать всего этого, в мертвой крепости царила тишина.
  
  
  
  Евнух потер свой гладкий подбородок:
  
  
  
  -- А как управляется Пирей? Может, это поможет мне понять обычаи Афин до прихода Завоевателя?
  
  
  
  -- Позволь мне в этом усомниться, о великолепный сарис. Этот город ничем не отличается от других городов империи. Царь Царей, да одарят его Зевс и другие боги улыбками своими, назначает городского наместника, который подчиняется сатрапу. А в менее значимых городках наместника назначает сатрап.
  
  
  
  -- Ты прав. Это не помогает. -- Митридат снова прочел надпись, уже успевшую ему надоесть. Вновь положив папирус себе на колени, он недовольно хмыкнул. -- "Народ", -- повторил он. -- Впечатление почти такое, словно народ и совет сами себе хозяева, а эти люди -- просто министры у них на службе, так сказать.
  
  
  
  -- Я полагаю, можно представить, что делами занимается совет, -- медленно сказал Полидор, -- хотя я и сомневаюсь, что он примет решение так же хорошо или так же быстро, как это сделал бы один человек. Но как кто бы то ни было может знать, что думает по данному вопросу весь народ в городе? И даже если почему-либо у народа спросят мнение по какому-то одному вопросу, то ведь все равно никак нельзя представить, что у него будут спрашивать мнение по всем многочисленным вопросам, которые встают перед городом каждый день.
  
  
  
  -- Я надеялся, что ты скажешь мне что-нибудь иное. К сожалению, я думаю точно так же, как и ты. -- Митридат вздохнул и поднялся со своего импровизированного сиденья. -- Я полагаю, все, что мы можем сделать -- это продолжить поиски в надежде на то, что мы найдем новые надписи, которые помогут нам разобраться в этой тайне.
  
  
  
  В течение следующих двух дней евнух, эллин и двое слуг прочесывали крепость. Тиштрия чуть было не наступил на гадюку, но успел вовремя убить ее палкой. Митридат наткнулся на несколько статуй, и они ему понравились. Они были куда более сдержанными, чем те живые, эмоциональные статуи, к которым он привык, но своеобразная прелесть в них была.
  
  
  
  Они нашли немало надписей, но ни одна из них не помогла разрешить возникшую головоломку. Большинство надписей были разломаны или так потерты, что ничего нельзя было разобрать. Дважды Полидор нашел фразу "это показалось благом совету и народу". И оба раза Митридат бессильно выругался, ибо остаток камня был в одном случае погребен под завалом, для растаскивания которого потребовалось бы человек двадцать, а в другом случае просто отсутствовал.
  
  
  
  -- Хватит с нас этого места, -- сказал Митридат вечером второго дня. -- Мне уже все равно, даже если ответ находится прямо у меня под ногами. Я думаю, что если б я стал его выкапывать, то он бы от меня убежал, как кролик от лисы. Завтра будем искать внизу, на рыночной площади. Может, там нам повезет больше.
  
  
  
  Никто ему не возразил, хотя все знали, что крепость еще не была как следует прочесана -- для этого потребовались бы не дни, а месяцы или годы. Завернувшись в одеяла -- несмотря на дневную жару, ночи по-прежнему были холодными -- они уснули.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  На рыночной площади развалин было меньше, чем в крепости.
  
  
  
  -- Так это уже площадь или еще нет? -- подчеркнуто спросил Митридат, продираясь вместе с Полидором и слугами через траву, кусты и прочие заросли. Не успел Полидор ответить, как евнух добавил: -- Ай! -- Он только что ударил ногой по большому камню, что привело к плачевным последствиям.
  
  
  
  Он отодвинул скрывавшие камень заросли. Камень был очень большим -- Митридат, не увидевший его сразу, показался себе идиотом. Обуреваемый гневом, он нагнулся, чтобы отпихнуть камень в сторону.
  
  
  
  -- Подожди! -- сказал Полидор. -- На нем есть буквы. -- Он прочел их и засмеялся.
  
  
  
  -- И что же, смею поинтересоваться, тебя так насмешило? -- Лучше уж держаться с ледяным достоинством, подумал Митридат, чем прыгать на одной ноге.
  
  
  
  -- Тут сказано: "Я -- пограничный камень агоры", -- сказал ему Полидор.
  
  
  
  -- Ага, -- сказал евнух, снова чувствуя себя глупцом.
  
  
  
  Самое высокое из разрушенных зданий стояло севернее, в паре минут ходьбы. Его разбитый фасад насчитывал восемь колонн, две из которых по-прежнему стояли во весь рост и поддерживали обломки карниза.
  
  
  
  -- Начнем с него? -- спросил Полидор, указывая на здание.
  
  
  
  Из-за ушибленных пальцев в Митридате взыграл дух противоречия:
  
  
  
  -- Нет, давай оставим его на потом, а пока просто походим вокруг. В конце концов, оно никуда не убежит.
  
  
  
  -- Как тебе будет угодно, -- вежливо сказал Полидор. Идущие за Митридатом слуги вздохнули. Евнух сделал вид, что не услышал.
  
  
  
  -- А это что такое? -- спросил Митридат через минуту-другую, увидев еще одно каменное сооружение, выступающее из травы. К счастью, на этот раз он увидел камень еще до того, как с ним столкнулся.
  
  
  
  -- Судя по форме, когда-то это было основанием, на котором стояла статуя, -- сказал Полидор. Он подошел поближе. -- Две статуи, -- поправился он. -- Я вижу углубления, вырезанные для четырех ног. Ага, вот и надпись. -- Отодвинув траву в сторону, он прочел: -- "Гармодий и Аристогитон, которые убили тирана Гиппарха".
  
  
  
  -- А что такое "тиран"? -- услышав незнакомое слово, Митридат нахмурился. -- Какое-нибудь чудовище из легенды?
  
  
  
  -- Нет, просто человек, который правил городом, но не происходил ни из какого царского рода. Они попадались у эллинов во многих городах.
  
  
  
  -- Ага. Благодарю тебя. -- Митридат задумался, и спустя мгновение удивленно сказал: -- Значит, на рынке в Афинах стояла статуя, прославлявшая людей, убивших городского правителя?
  
  
  
  -- Похоже на то, о великолепный сарис, -- сказал Полидор. -- Если выразить это такими словами, то и впрямь получается удивительно, не так ли?
  
  
  
  -- Это просто безумие, -- сказал евнух, вздрагивая от одной только мысли об увиденном. -- Хорошо еще, что вас, яунийцев, покорила Персия. А то мало ли каким безумием вы бы заразили весь мир!
  
  
  
  -- Хмм, -- вот и все, что на это ответил Полидор. Эллин качнул своим подбородком в сторону разрушенного здания, до которого оставалось совсем немного: -- А сейчас пойдем туда?
  
  
  
  Но Митридат ответил на эллинскую блажь, заключавшуюся в надписи на основании разбитой статуи, своей собственной блажью:
  
  
  
  -- Нет, обойдем вокруг, посмотрим, что тут еще есть. -- Он знал, что вел себя несносно, и наслаждался этим. А что Полидор мог поделать?
  
  
  
  Естественно, ничего.
  
  
  
  -- Как тебе будет угодно, -- снова сказал эллин, после чего пошел мимо здания, обходя его на еще большее расстояние, чем намеревался обойти Митридат.
  
  
  
  "Так тебе и надо," -- подумал евнух. Улыбнувшись за спиной Полидора, он пошел за ним на северо-запад.
  
  
  
  Все же этого было достаточно.
  
  
  
  -- Я уверен, что сейчас мы уже не на площади, -- сказал Митридат, когда эллин привел его почти к заросшим воротам Афин.
  
  
  
  -- Я полагаю, что уже нет, -- признал Полидор. -- Готов ли ты идти обратно?
  
  
  
  -- Более чем готов, -- Митридат посмотрел Полидору в глаза. Они оба примирительно улыбнулись. Митридат бросил взгляд в сторону слуг. На их лицах не было видно ни радости, ни тщательно скрываемого раздражения.
  
  
  
  Что-то треснуло у евнуха под ногой. Обуреваемый любопытством, он нагнулся. Затем, охваченный еще большим любопытством, он показал Полидору свою находку:
  
  
  
  -- Что это такое?
  
  
  
  -- Это остракон. Черепок, -- поправился Полидор, вспомнив о необходимости перевести яунийское слово на арамейский.
  
  
  
  -- Это я знаю и сам, -- нетерпеливо ответил Митридат. -- За эти дни я наступал на такие уже не раз. Но что на нем написано?
  
  
  
  -- Хмм? -- Полидор посмотрел на черепок повнимательней. -- Тут написано имя. "Фемистокл, сын Неокла".
  
  
  
  -- А почему на черепке?
  
  
  
  -- Дешевле папируса, -- пожал плечами Полидор. -- Горшки всегда разбиваются, и черепков всегда хватает.
  
  
  
  -- Тогда почему просто имя? Почему не какое-нибудь сообщение?
  
  
  
  -- Понятия не имею, о великолепный сарис.
  
  
  
  -- Хрмп, -- сказал Митридат. Он сделал еще один шаг и услышал новый треск. Он не был удивлен, найдя под ногами еще один черепок -- как уже заметил Полидор, горшки всегда разбиваются. Однако его удивило то, что и на этом черепке была надпись. Протянув новый обломок горшка Полидору, он указал на буквы.
  
  
  
  -- Опять "Фемистокл, сын Неокла", -- сказал эллин.
  
  
  
  -- И все? -- спросил Митридат. Полидор кивнул головой, отвечая на вопрос перса утвердительно. Евнух бросил в сторону эллина недоверчивый взгляд: -- О добрый Полидор, зачем же писать чье-то имя -- заметь, только имя, ничего более -- на двух разных обломках горшка? Если я не вижу никакого смысла в одной такой надписи, то увижу ли его каким-то образом в двух?
  
  
  
  -- Я этого смысла не вижу, о великолепный сарис. -- Полидор начал переминаться с ноги на ногу, словно пойманный учителем за какой-нибудь проделкой школьник. На этот раз что-то треснуло под его сандалией, и Митридат уже не удивился, когда Полидор посмотрел на черепок, нашел на нем надпись и прочел: -- "Фемистокл, сын Неокла".
  
  
  
  Евнух положил руки на пояс:
  
  
  
  -- И сколько их тут валяется? -- Он повернулся к слугам: -- Уберите эти заросли. Во мне возобладало любопытство. Давайте посмотрим, сколько черепков у нас получится найти.
  
  
  
  Взгляды, которыми обменялись Рага и Тиштрия, были вполне красноречивыми. Как и подобает разумному господину, Митридат сделал вид, что ничего не заметил. Слуги нагнулись и принялись выпалывать кусты и траву. Сначала они двигались с покорной медлительностью, присущей всем слугам за нежеланной работой, но потом и они начали проявлять интерес, быстро натыкаясь на новые и новые черепки.
  
  
  
  -- "Фемистокл, сын Неокла", -- читал Полидор снова и снова, пока это однообразие не было наконец нарушено: -- "Фемистокл из Фреаррия". -- Он повернулся к Митридату и задумчиво повел бровью. -- Я думаю, мы можем предположить, что это тот же самый человек, о котором говорится на всех остальных черепках.
  
  
  
  -- Э... да. -- Митридат уставился на гору черепков, растущую у ног Полидора. Он начал ощущать себя колдуном, чье заклинание оказалось сильнее, чем он ожидал.
  
  
  
  У слуг его были свои соображения.
  
  
  
  -- Так кто, по-твоему, был этот Фемис-как-его-там? -- спросил Тиштрия Рагу, с трудом выкорчевывая вместе с ним особенно упрямый куст.
  
  
  
  -- Наверное, какой-нибудь торговец собственным задом, написавший свое имя, чтобы привлечь побольше покупателей, -- выдохнул Рага. Митридат, слышавший все это, вовсе не склонен был отмахиваться от подобного умозаключения. Ничего лучшего ему в голову пока не пришло.
  
  
  
  Так прошло некоторое время.
  
  
  
  -- "Фемистокл, сын Неокла", -- сказал Полидор, положив в общую кучу еще один черепок. -- Это уже... девяносто второй.
  
  
  
  -- Достаточно. -- Митридат воздел руки к небу. -- Так мы промучаемся все лето. Я думаю, у нас есть дела и поважнее.
  
  
  
  -- Уж не развалины ли часом? -- лукаво спросил Полидор.
  
  
  
  -- Ну, раз уж ты спрашиваешь, то да, -- сказал Митридат со всем достоинством, на которое был способен. Он раздраженно махнул ногой в направлении черепков. -- Оставим этот мусор здесь. Не вижу от него никакой пользы. Разве что как доказательство странности афинян. И уж никак не прославит Хсриша Завоевателя, а через него и нашего Хсриша Четвертого, да продлит Ахура Мазда царствование его, рассказ о том, как он одолел народ безумцев.
  
  
  
  Слуги встретили эти слова смехом -- в конце концов, они тоже были персами. Полидор выдавил из себя кривую улыбку. Всю дорогу назад к разрушенному зданию на площади он хранил молчание.
  
  
  
  Когда четверо спутников наконец достигли цели, эллин быстро пришел в хорошее настроение снова, ибо он увидел, что и сам может посмеяться над другими.
  
  
  
  -- Это здание называется "Стоа Василиос", -- сказал он, указывая на буквы, вырезанные на поваленном кусочке фриза. -- "Царский Портик". Если уж мы пришли сюда узнать о царях, то нам следовало начать именно отсюда.
  
  
  
  Митридата одновременно охватили унижение и возбуждение. Возбуждение оказалось сильнее:
  
  
  
  -- О добрый Полидор, ты был прав. Найди мне здесь, если можешь, список афинских царей. Последним, конечно же, будет тот человек, которого победил Хсриш. -- После чего, добавил он про себя, я смогу наконец убраться из этих развалин и всей этой захудалой сатрапии.
  
  
  
  Рага и Тиштрия, возможно обуревамые той же надеждой, бросились на поиски с пылом, втрое большим по сравнению с охотой за черепками. Камни, нетронутые со времен персидского нашествия (если не считать ветра, дождя и снующих вокруг мышей), зашевелились под руками занятых поисками слуг.
  
  
  
  Митридат нашел первую новую надпись сам, но он уже научился не слишком радоваться при виде нацарапанных на стене слов. Тем не менее он подозвал к себе Полидора.
  
  
  
  -- "Фриних думает, что Эсхил прекрасен", -- послушно прочел эллин.
  
  
  
  -- Примерно этого я и ожидал, но всякое бывает, -- кивнул Митридат и продолжил поиски. Он был кастрирован еще до полового созревания, и вожделение было ему не менее чуждо, чем пейзаж измочаленных афинских развалин. Он знал, что никогда не поймет, что же заставило этого Фриниха заявить о своей страсти к красивому мальчику. Когда Митридат был достаточно молод, он иногда использовал вожделение -- вожделение других мужчин -- для своей собственной пользы. Иногда он задумывался о том, каково же все-таки это ощущение, но это любопытство было не более чем отвлеченным.
  
  
  
  И тут Рага издал крик, разом выбивший из головы евнуха всю эту чепуху:
  
  
  
  -- Тут большая плита, покрытая буквами! -- Все бросились посмотреть. Слуга продолжил: -- Я увидел, что тут не одна плита, а целых две, и белая плита закрывает серую. Тогда я сумел столкнуть белую, и вот посмотрите! -- Он был так горд, словно сделал эту надпись сам.
  
  
  
  Митридат обмакнул перо в чернила и приготовил свой папирус.
  
  
  
  -- Что тут говорится? -- спросил он Полидора.
  
  
  
  Эллин принялся нервно перебирать волоски в своей бороде, переводя взгляд с надписи на Митридата и обратно на надпись. В конце концов нетерпеливый взгляд евнуха заставил его заговорить:
  
  
  
  -- "Это показалось благом совету и народу..."
  
  
  
  -- Что-о? -- Митридат подскочил как осой ужаленный. -- Опять эта бессмыслица про совет и народ? А где же список царей? Во имя Ахуры Мазды, где же его искать, как не в Царском Портике?
  
  
  
  -- Мне это неизвестно, о великолепный сарис, -- резко сказал Полидор. -- Однако да позволено мне будет продолжить чтение. Уверяю тебя, этот камень поможет тебе в достижении цели.
  
  
  
  -- Очень хорошо. -- Это не было очень хорошо, но что Митридат мог поделать? Преодолевая брюзжание, он приготовился слушать дальше.
  
  
  
  -- "Это показалось благом совету и народу", -- продолжил Полидор, -- "с родом Ойнея во главе, Файниппом, исполняющим обязанности председателя, Аристоменом, исполняющим обязанности секретаря, Клистен предложил следующие меры по поводу остракизма..."
  
  
  
  -- Во имя Аримана, что такое "остракизм"? -- спросил Митридат.
  
  
  
  -- Что-то, связанное с "острака" -- черепками. Прошу прощения, о великолепный сарис, но я не знаю, как выразить это по-арамейски точнее. Но в любом случае слова на камне обьясняют это лучше меня, позволь мне только продолжить.
  
  
  
  Митридат кивнул.
  
  
  
  -- Благодарю тебя, о великолепный сарис, -- сказал Полидор. - На чем это я остановился? Ах, да: "по поводу остракизма: пусть каждый год народ решает, желает ли он провести остракофорию." -- Увидев, как Митридат закатил глаза, Полидор обьяснил: -- Это означает собрание, на которое приносят черепки.
  
  
  
  -- Я полагаю, эти слова ведут нас к некоей цели, -- грозно сказал евнух.
  
  
  
  -- Мне кажется, что да. -- Полидор вновь повернулся к исписанному камню. -- "И пусть остракофория состоится, если будет подсчитано больше человек за нее, чем против. Если на остракофории будет подсчитано более шести тысяч черепков, то пусть тот, чье имя появилось на самом большом числе черепков, покинет через десять дней Афины на десять лет, и пусть все это время сохранится за ним его имущество. Да принесет это афинскому народу удачу".
  
  
  
  -- Изгнать черепками? -- сказал Митридат, царапая пером по папирусу. -- Даже для Яуны мне это кажется возмутительным. -- Потом он переглянулся с Полидором, после чего они оба уставились туда, откуда только что пришли. -- Рага! Тиштрия! Идите соберите черепки, на которые мы смотрели. Я думаю, они нам все же могут понадобиться. -- Слуги удалились.
  
  
  
  -- Я тоже так думаю, -- сказал Полидор. -- Позволь мне продолжить чтение: "Вот кому было приказано покинуть город: в год, когда архонтом был Анкис..."
  
  
  
  -- "Архонтом"? -- переспросил Митридат.
  
  
  
  -- "Архонт" -- это что-то вроде чиновника, -- пожал плечами Полидор. -- Это означает "вождь" или "правитель", но если человек может занимать эту должность всего один год, разве могла она быть сколько-нибудь важной?
  
  
  
  -- Я полагаю, что нет. Продолжай.
  
  
  
  -- "...в год, когда архонтом был Анкис -- Гиппарх, сын Харма; в год, когда архонтом был Телесин -- Мегакл, сын Гиппократа; в год, когда архонтом был Критий..." -- Эллин остановился. -- Похоже, что в тот год не изгнали никого. А в следующем году, когда архонтом был Филократ, изгнан был Ксантипп, сын Арифронта, а потом опять никто, а потом... -- Он сделал паузу для пущего эффекта. -- ...Фемистокл, сын Неокла.
  
  
  
  -- Ну-ну. -- Митридат яростно водил пером по папирусу, останавливаясь лишь для того, чтобы изумленно покачать головой. -- Выходит, народ и впрямь делал во всех этих случаях выбор. Без царя, который бы им руководил.
  
  
  
  -- Похоже на то, о великолепный сарис.
  
  
  
  -- Как странно. А этому... остракизму, -- Митридат с трудом произнес яунийское слово, но слова с таким значением не было ни в арамейском языке, ни в персидском, -- подвергся ли кто-нибудь еще?
  
  
  
  -- В следующие два года -- нет, о великолепный сарис, -- сказал Полидор, -- но в тот год, когда архонтом был Гипсихид, афинский народ выбрал изгнание для Ксеркса, сына Дария, которым может быть только Царь Царей, Завоеватель. Я полагаю, что это был последний жест сопротивления -- на Гипсихиде список архонтов внезапно обрывается.
  
  
  
  -- Похоже, что ты прав. Значит, они попытались изгнать Хсриша, да? Очень им это помогло. -- Митридат закончил свою запись. Появились слуги, несущие в кожаном мешке черепки, которые помогли изгнать человека. Перед слугами простирались длинные тени -- Митридат удивленно заметил, что солнце почти дошло до каменистого западного горизонта. Он повернулся к Полидору: -- Пока мы вернемся в Пирей, будет уже темно. Падать в не увиденную мной яму как-то не хочется. Может, проведем здесь еще одну ночь, а утром вернемся при свете?
  
  
  
  Эллин кивнул:
  
  
  
  -- Мне это кажется хорошей мыслью, если ты доволен найденным тобой знанием.
  
  
  
  -- Пожалуй, доволен, -- сказал Митридат. Услышав его слова, Тиштрия и Рага начали разбивать лагерь близ развалин Царского Портика. Хлеб, лук и козлиный сыр, запиваемые речной водой, показались Митридату не хуже любых яств на пиру в Вавилоне. Триумф, подумал он, был даже лучшей добавкой, нежели маринованная рыба.
  
  
  
  Его слуги завернулись в свои одеяла сразу после еды, и их храп почти заглушил все ночные звуки, раздающиеся из темноты вокруг костра. Митридат и Полидор легли спать не сразу. Своему собеседнику евнух был рад. Ему хотелось поговорить о странном афинском способе ведения государственных дел, да и эллин проявил себя достаточно умным человеком, чтобы иметь собственные взгляды.
  
  
  
  -- Никакого царя, даже ни следа царской власти, -- сказал Митридат, все еще изумленный тем, что узнал. -- Интересно, все ли решения они принимали после подсчета черепков?
  
  
  
  -- Я полагаю, что все, о великолепный сарис, -- сказал Полидор. -- Все надписи гласят: "Это показалось благом совету и народу". Откуда это можно знать -- как можно такое написать -- не подсчитав черепков, дабы узнать, что же именно показалось совету и народу благом?
  
  
  
  -- Мне нечего на это ответить, о добрый Полидор. Но что, если решение, показавшееся народу благом, оборачивалось для него в итоге злом?
  
  
  
  -- Тогда, я полагаю, народ расплачивался за свою ошибку. Именно так и произошло, когда афиняне решили противостоять Ксерксу. -- Полидор указал на окружавшие собеседников со всех сторон темные руины.
  
  
  
  -- Но ведь они тогда были главной державой в Яуне, не так ли? Уж наверное были, иначе Хсриш не сравнял бы этот город с землей в назидание прочим. Пока они не решили с ним воевать, Афины наверняка процветали.
  
  
  
  -- И царь может ошибиться, -- сказал Полидор.
  
  
  
  -- Да, конечно. -- Будучи придворным, Митридат знал это лучше любого эллина. -- Но, -- заметил он, -- царь в государственных делах разбирается. А если по какой-то причине и не разбирается -- ну, тогда у него есть министры, которые все ему разъяснят, чтобы он мог принять решение о том, как именно нужно поступить. Но как народ -- в большинстве своем крестьяне, а также башмачники, горшечники и красильщики -- как все эти люди могли даже надеяться на то, что им удастся постичь данную премудрость, дабы правильно управлять Афинами?
  
  
  
  -- Теперь ответить нечего мне, -- признался Полидор. -- Я бы полагал, что они будут слишком заняты своей работой, без которой им не протянуть. Как у них получится еще и служить, как ты сказал, в некотором роде своими собственными министрами?
  
  
  
  Митридат кивнул:
  
  
  
  -- Вот именно. Царь решает, министры и придворные советуют, а народ повинуется. Так было, так есть, и так будет всегда.
  
  
  
  -- Без сомнения, ты прав. -- Фразу Полидора несколько испортил широкий зевок. -- Прошу прощения, о великолепный сарис. Я думаю, что уподоблюсь твоим слугам. -- Он развернул свое одеяло и обернул его вокруг себя. -- Не присоединишься ли к нам и ты?
  
  
  
  -- Скоро.
  
  
  
  Полидор не захрапел, а просто вскоре ровно задышал во сне. Митридат какое-то время еще бодрствовал. То и дело его глаза обращались к мешку с черепками, лежащему у изголовья Раги. Он пытался вообразить, как жили афиняне до прихода Хсриша Завоевателя. Если крестьяне, горшечники и прочие простолюдины управляли собой сами путем подсчета черепков, то пытались ли они изо всех сил узнать об афинских государственных делах как можно больше, дабы сделать разумный выбор, когда придет время класть черепки для подсчета в корзину -- или что они там еще делали? Каково было, скажем, хозяину питейного заведения забивать себе голову заботами, приличествующими высокородному повелителю?
  
  
  
  Евнух пытался все это вообразить, но у него не получалось. Для него это было не менее чуждым, чем вожделение. Он знал, что хотя сам он такое чувство испытывать и не мог, но полноценные мужчины могли. Наверное, и у афинян могло быть нечто такое, что у него явно отсутствовало.
  
  
  
  Оставив свои попытки, он завернулся в одеяло, дабы немного отдохнуть. Когда он уже почти поддался сну, его воображение вдруг разыгралось. Ему неожиданно привиделась такая картина -- всей огромной Персидской империей управляли люди, пишущие на черепках. Перед его взором вставали целые войска писарей, пытающихся перевезти черепки и пересчитать их. Он видел груды горшечных обломков, поднимающиеся в небеса. Уже окончательно засыпая, он засмеялся над собственной глупостью.
  
  
  
  * * *
  
  
  
  Каким бы третьесортным городишкой Пирей ни был, а все же после нескольких дней, проведенных в развалинах мертвых Афин, Митридат был рад и такому. Он заплатил Полидору за услуги пять золотых дариков. Эллин низко поклонился:
  
  
  
  -- Ты весьма щедр, о великолепный сарис.
  
  
  
  Митридат подставил щеку для поцелуя, после чего сказал:
  
  
  
  -- Это в полной мере заслуженная награда за твою помощь, о добрый Полидор.
  
  
  
  -- Тогда да будет мне позволено удалиться, чтобы посмотреть, сколько работы скопилось у меня на столе за время моего отсутствия.
  
  
  
  Митридат кивнул, после чего Полидор поклонился и ушел. В последний раз обернувшись и помахав рукой, он быстро исчез в толпе, заполнившей улицы порта.
  
  
  
  -- А сейчас пойдем в резиденцию сатрапа, -- сказал евнух слугам. -- Я расскажу Вахауке об успехе моего предприятия и получу с ганзабары... -- Митридат щелкнул пальцами. -- Как там его звали?
  
  
  
  -- Гермипп, о господин, не так ли? -- сказал Тиштрия.
  
  
  
  -- Да, благодарю тебя. Получу с Гермиппа денег на нашу обратную дорогу в Вавилон. Заплатив за услуги Полидору, мы в данный момент бедны, но только в данный момент.
  
  
  
  -- Да, о господин. Домой -- с нашим удовольствием, о господин, -- сказал Тиштрия. Рага кивнул.
  
  
  
  -- Я и сам по этой сатрапии никогда скучать не буду, -- признал с улыбкой Митридат.
  
  
  
  Было раннее утро, и резиденция сатрапа выглядела куда оживленней, чем несколько дней назад перед заходом солнца. Перед входом стояла пара стражников, чтобы обеспечить порядок в очереди посетителей, пришедших на прием к Вахауке.
  
  
  
  Одного из стражников, отличавшегося длинным и прямым носом, Митридат узнал -- это он стоял за дверью в вечер его прибытия. Евнух подошел к нему.
  
  
  
  -- Будь так добр, проводи меня к Его Превосходительству сатрапу, -- сказал он. -- Я не желаю ждать здесь целый час.
  
  
  
  Стражник совершенно не проявил готовности выполнить просьбу Митридата. Вместо этого он посмотрел на евнуха сверху вниз и сказал:
  
  
  
  -- Все остальные ждут, и ты можешь подождать.
  
  
  
  Митридат уставился на него:
  
  
  
  -- Как ты смеешь, дерзкий... -- Он попробовал пройти мимо стражника, но тот поднял копье. -- Ты что это себе возомнил? -- гневно сказал евнух.
  
  
  
  -- Я сказал тебе, безъяичный -- жди своей очереди. -- Наконечник копья уставился Митридату прямо в живот. Стражник явно не колебался -- весь его вид говорил о том, что он с удовольствием воткнет копье куда следует.
  
  
  
  Митридат бросил взгляд на своих слуг. Как и любые путешественники, чьи мозги весили хотя бы шекель, все они -- Митридат, Тиштрия и Рага -- носили с собой длинные ножи для защиты от грабителей. Однако ни один из слуг не спешил нападать на воина с копьем, тем более находящегося на службе у местного сатрапа. Кипя от возмущения, Митридат стал в очередь.
  
  
  
  -- Я твое лицо запомню, -- пообещал он стражнику.
  
  
  
  -- А я твое забуду. -- Мордоворот громко засмеялся над собственным остроумием.
  
  
  
  Очередь еле двигалась, но Митридат был слишком разозлен, чтобы скучать. Чем больше он распалялся, тем более пронизывающе ледяную месть он изобретал. Воин, перечащий одному из царских евнухов -- даже воин в таком отдалении от Вавилона -- прямо-таки напрашивался на то, чтоб его труп достался воронам и ястребам.
  
  
  
  Евнух думал, что Вахаука подзовет его к себе, как только увидит, но сатрап продолжал заниматься своими делами как ни в чем не бывало. В конце концов Митридат предстал перед ним. Митридат начал простираться ниц, ожидая, что Вахаука его остановит и подставит щеку. Вахаука этого не сделал. Чувствуя в животе холодок, евнух простерся полностью.
  
  
  
  Поднимаясь, он снова заставил свое лицо повиноваться.
  
  
  
  -- О повелитель, -- сказал он и указал на мешок с черепками в руках Раги, -- я счастлив доложить об успехе своего предприятия, которое мне поручил лично Хсриш, Царь Царей, -- он сделал ударение на имени и титуле правителя, -- да продлит Ахура Мазда царствование его.
  
  
  
  Вахаука зевнул. Из всех ответов, которые Митридат мог бы ожидать, этот был наименее возможным.
  
  
  
  Евнух продолжил, теперь уже с трудом удерживая свой голос от дрожания:
  
  
  
  -- Поскольку я добился успеха, я собираюсь получить с ганзабары Гиппарха денег на обратную дорогу в Вавилон.
  
  
  
  -- Нет, -- снова зевнул Вахаука.
  
  
  
  -- О повелитель, должен ли я напомнить тебе о своей близости к Царю Царей? -- Только чувство тревоги заставило Митридата угрожать столь неприкрыто.
  
  
  
  -- Очень сомневаюсь, безъяичный, что ты когда-либо был -- или когда-нибудь будешь -- близок к Курашу, Царю Царей, да одарит его Ахура Мазда улыбкой своей и продлит царствование его.
  
  
  
  -- К Ку... -- Остаток имени так и не смог пробиться через кусок льда, внезапно застрявший у Митридата в горле..
  
  
  
  -- Да, к Курашу. Корабль с известием о том, что он сверг и убил твоего жалкого Хсриша, пришел в тот самый день, когда ты отправился в этот старый разрушенный город. По мне так скатертью дорога. Теперь у нас снова настоящий Царь Царей, а мне больше не нужно подлизываться к получеловеку. Вот и не буду. Убирайся прочь, убогий, и благодари добрых богов за то, что я не приказал тебя на прощание выпороть.
  
  
  
  Митридат покинул зал под издевательский смех Вахауки. За ним следовали слуги, пораженные не меньше его.
  
  
  
  Как только он потерял из виду резиденцию сатрапа, его оставили последние капли достоинства. Он тяжело опустился на землю и закрыл лицо руками, дабы не видеть людей, проходящих мимо.
  
  
  
  Тиштрия и Рага негромко переговаривались.
  
  
  
  -- Беден, -- услышал он голос одного из них. -- Нам платить он больше не сможет.
  
  
  
  -- Тогда ну его к Ариману. Какой еще от него прок? -- ответил другой. Это был Рага. Он бросил кожаный мешок. Внутри зазвенели черепки. Мешок раскрылся. Некоторые из черепков высыпались.
  
  
  
  Митридат даже не поднял глаз. Не поднял он глаз и на звук шагов удаляющихся слуг -- теперь уже бывших слуг, в безразличии подумал он.
  
  
  
  Прошло немало времени, пока пораженный ужасом и отчаянием евнух не начал приходить в себя. Он поднял черепок. Один-единственный человек умер, и вот теперь его, Митридата, жизнь была внезапно так же разбита, как тот горшок, от которого этот черепок остался. Так же стерта в прах, как древние Афины.
  
  
  
  Он медленно поднялся на ноги. Возможно, ему удастся выпросить у Полидора один из своих дариков обратно. Этого хватит на пару недель еды и крова. А потом он сможет... что? Пока что он не знал этого и сам. Если уж на то пошло, он даже не знал, вернет ли ему эллин золотой.
  
  
   "Сначала одно, потом другое," -- подумал он. Он остановил прохожего и спросил, как пройти на улицу счетоводов. Прохожий указал евнуху дорогу. Поблагодарив его кивком головы, Митридат выбросил черепок и отправился в путь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"