Аннотация: Не знаю пока точно про что, но приснилось нечто пиратское вот с таким ГГ...
Атрел был авантюристом. То есть любой, кто его хоть немного знал мог сказать: «слово авантюрист начинается с буквы А именно потому, что он Атрел». Он был авантюристом со времён розового детства, что регулярно подтверждалось визгливыми воплями его мамаши, разносившимися над крышами глинобитных хижин рыбацкого посёлка. Трудно сказать почему в этих ситуациях молчал папаша Атрела, но скорее всего по причине глубокого алкогольного опьянения, выходить из которого он не собирался даже во время работы в море. Как ни странно, это не влияло на его квалификацию и папаша осиротил семью не вследствие нарушения техники безопасности, а по банальному приговору королевского судьи, который добродушно принял к сведению грамотность подсудимого и столь же добродушно приказал вдеть в верёвку шёлковую нить, дабы закон был соблюдён. За давностью лет эта мелкая подробность сохранилась в народной памяти лучше, чем причина добродушия судьи, хотя слухи об обломке ножа в чьих-то рёбрах, видимо имели под собой основания.
Безутешная супруга пыталась носками деревянных башмаков выбить из покойного, признание, куда тот дел большую часть совместного имущества, но священник, и стеснительно бегающий глазами, трактирщик удержали её от осквернения трупа достойного подданного короля.
Это ли придало характеру Атрела вторую по важности грань характера, или тумаки матери и старших братьев и сестёр, но он стал человеком немыслимо осторожным с точки зрения авантюриста. И став достаточно взрослым, чтобы передвигаться на своих двоих, перестал соваться в каждую щель, без тщательного осмотра и проверки, не является ли оная настороженным на браконьера капканом. Данная осторожность позволила ему избежать не только свидания с пеньковой Леди, но и массы других неприятностей включая ряд популярных среди любвеобильной молодёжи заболеваний.
В принципе ничего такого особого за ним не водилось, ибо в те простые времена, выбитые зубы шли за мелкую неприятность недостойную внимания закона, а контрабандистов, помимо нашего героя, в краях водилось неумеренное количество, так что егерям шерифа хватало менее ловкой и осторожной добычи.
Единственно, о чём можно говорить со всей определённостью, так это то, что привилегия шёлковой нити, ставшая частью местного фольклёра, произвела на Атрела впечатление достаточное, чтобы выучиться у отца Доментия письму и счёту. Добрая душа святого отца узрела, в похвальной тяге юноши, хороший знак и в частных беседах тот не стеснялся нахваливать его рвение согражданам.
Сам Атрел обнаружил, что владение письмом и некоторыми манерами, свойственными деревенской интеллегенции, открывают путь к рукам, сердцам и некоторым другим частям тела, весьма приличных барышень. Имей Атрел чуть более жизненного опыта и будь у него чуть меньше авантюрности в характере, его жизненный путь вполне логично упёрся бы в дочку мельника, или племянницу трактирщика, а то и чем черти не шутят в любимую и очаровательную внучку экономки судьи. Однако, остановить путь на чём-то одном Атрел не смог. И пока он перебирал предоставленные ему возможности по очереди, начались некоторые не неизбежные, но весьма заметные последствия, причём у всех юных дам одновременно.
Вовремя ознакомленный с планами последовательных или одновременных визитов мельника, кузенов трактирщика и супруга экономки с подмастерьями, Атрел счёл за благо уклониться от организации приёма. Под покровом сумерок, он проскользнул мимо обсуждающих очерёдность визитёров и прежде чем гости смогли разобраться, где искать неблагодарного хозяина, уже стоял на палубе потрёпанного торгового брига, что таскал вдоль побережья уголь с рудников его светлости на Брисморские сталеплавильные кузни.
Подобный манёвр был явно недостаточен и дабы избежать внимания закона (а законы были куда как суровы по отношению к лица пренебрегающим нормами общественной морали), Атрел совершил нечто, заставившее его преследователей покрутить пальцами у виска, а именно добровольно завербовался на королевское военное судно. Не то чтобы часто, но случалось, когда приговорённые к повешению предпочитали короткий танец в петле — длинному на палубе...