Аннотация: Арман силой вытягивает повелительницу Кассии из траура. Ему приходится забрать ее с собой, в охваченную бунтом столицу.
Арман глазам своим не поверил. Ему показалось, что он попал не в покои повелительницы, а в храм смерти. Толстый, цвета плодородной земли, ковер скрадывал шаги. Спускался по стенам тяжелыми складками того же оттенка бархат. Стремились по тонким колонам к утопающему во мраке сводчатому потолку какие-то странные растения с темными, глянцевыми листьями и ярко-черными, испускающими сладковатый аромат смерти, цветами. Этот аромат мешался с запахом увядающих лилий, которые стояли перед драпированной тем же бархатом, огромной, во всю стену, картиной. Свет свечей отражался от удерживающих тяжелую ткань подхватов, а на картине...
Арман обомлел. Все еще не веря, шагнул вперед, к казавшемуся окном в иной мир полотну, по другую сторону которого сидел...
- Как будто живой, - вторил его мыслям чужой голос.
И действительно, как живой. Черные, огромные глаза, наполненные задумчивостью, блуждающая по пухлым губам, мечтательная улыбка. Вечернее солнце, делающее воду похожей на жидкое, ласковое золото и застывший за озером в медовом мареве сосновый лес.
- Да, - выдохнул Арман. - Как живой. Но таким я его не помню.
Брат сидел в плывущей по тихому, лесному озеру лодке и смотрел куда-то в даль, в сторону всходившего над лесом солнца. Легкий ветерок, казалось, ласкал его темные волосы, трепетал вышитый ворот белоснежной, простой туники. Тонкие руки брата с широкими, кожаными браслетами на запястьях, лежали на коленях, придерживая букет только что сорванной, еще покрытой росой сирени.
Боги... Арман уже и забыл, что брат был таким... Виссавийцы они все такие - тонки в кости, хрупки с виду, с огромными, почти лишенными белка глазами. Сильные до неприличия маги, столь же до неприличия упрямы, временами наивны и подвластны сильным, неудержимым эмоциям. Они любят неистово, они так же неистово ненавидят. И они убивают равнодушием. Рэми был истинным виссавийцем. Обожаемым наследником вождя, который упрямо ушел за грань вслед за чужим, кассийским, принцем.
- Я его таким помню, - сказали за спиной. - Таким он был там, в лесу. Таким я его полюбила...
Арман сглотнул, с трудом вернувшись мыслями в завешенную черным бархатом залу. Нельзя так. Рэми бы этого не хотел. Рэми бы этого не простил и не понял. Рэми посмотрел бы на брата с горьким упреком, спросил бы... почему его до сих пор не оставляют в покое? Почему не дают уйти за грань и при этом не чувствовать себя чудовищем, предавшим близких? Аланна этого не понимает. Арман понимал слишком хорошо, потому и нашел в себе забыть прошлое и жить дальше. Умерших надо уметь отпускать.
- Аланна... - прохрипел дозорный. - Он умер. Понимаешь? Умер...
Арман и сам не понимал. Думал, что справился с болью, но стоило только взглянуть на эту проклятую, слишком хорошо написанную, картину, как рана раскрылась и вновь засочилась кровью. Запросились к губам горькие слова. Захотелось окликнуть, заставить Рэми оглянуться, встретиться с ним взглядом. Захотелось схватить его судорожно за ворот туники и выкрикнуть наконец-то в лицо то, что Арман не сказал раньше. Рэми мог выжить. Мог не пойти за Миранисом за грань. Мог, но не захотел! Проклятье! Нельзя так о мертвых.
- Я хочу умереть вместе с ним, - прошептал за спиной тихий, спокойный голос.
Арман не хотел. Арман уже давно научился жить без брата. Сердце Армана болело, но не просилось вслед за Рэми за грань. Он глава северного рода, у него люди, за которых он отвечает. У него есть, ради кого жить, за кого бороться.
У Аланны, повелительницы Кассии, - тем более.
- Ты не можешь умереть... ты повелительница, - прошептал Арман, чувствуя себя страшно уставшим.
Он знал, что сейчас врет. Что заставляет в Аланне проснуться тому самому чувству долга, что ему самому давало теперь силы. Только... у Армана власть никто не отнимет. А у Мираниса есть сын... и когда наследник родится, когда обрастет телохранителями, Аланне придется уйти с трона. Хоть сама она об этом еще не знает.
- Потому я живу, Арман, - сказала вдруг повелительница. - Потому я еще не пошла за ним, не понимаешь? Потому что я повелительница.
- Ну так и веди себя как повелительница, - воскликнул Арман, оборачиваясь, и осекся... боги, во что она себя превратила?
- Так плохо выгляжу...
- Не так и плохо, - выдохнул Арман.
Вернее, не совсем плохо. Тот же, уже остопротивевший, черный бархат, скрывающий ее фигуру бесформенными складками. Волосы, собранные в строгий пук и скрытые под черной сеткой, впалые щеки, тени под глазами. И ни следа привычной вязи рун на щеках... Она жила и не жила одновременно.
- Для меня он живет. Я так часто вижу его во сне, слышу его голос. Чувствую, как касаются моих губ его губы. Просыпаюсь... и хочу заснуть снова. Но... мне не дают. Я должна, я должна, я должна. Они это повторяют так часто...
- ... а ты все равно не веришь...
Арман старался заставить свой голос звучать как можно мягче. Он понимал Аланну. Но и понимал, что дальше так нельзя... совсем нельзя. Слишком много крови уже пролилось из-за этих страданий.
- Арман... я... я и так делаю слишком многое для этой страны, - выдохнула Аланна. - Я и так слишком многим для нее пожертвовала. Не будь Рэми телохранителем...
Она отвернулась, Арман про себя продолжил... он бы жил. Боль, заснувшая на время, вновь встряхнула душу туманом горечи. Боги, как часто Арман не спал ночами, все корил себя... что не досмотрел. Что позволил Миранису провести ритуал привязки и сделать своего младшего брата телохранителем.
Боги... а ведь стоило ему только воспротивиться. Стоило только воспользовался властью главы рода, приказать Рэми удалиться в один из замков северного рода... защитить брата от власти Мираниса и, может, все закончилось бы совсем иначе. Арман покачнулся. Воспротивиться воле Мираниса и повелителя он бы сумел, но как пойти против воли богов и воли упрямого брата?
- ...от меня могут требовать жить, - продолжила Аланна. - Управлять страной, предавшей моего брата, отца и жениха они не имеют право...
... предавшей, усмехнулся про себя Арман. Сколь громкие слова, как много в них горечи и обиды. Но в редкие мгновения слабости разве Арман не думал так же? Как многое он отдал Кассии, не слишком ли много? Отца, брата... теперь вот и сестру. Мать наследника...
- Не делай вид, что тебе есть дело до смерти брата! - воскликнул он. - Ты не знала почти Мираниса. Не знала, каким он был...
... лучший друг. И опасный. Дружба властьимущих всегда опасна. Никогда не знаешь, где так граница, которую можешь перейти в искренности и не оскорбить при этом дерзостью. Арман научился находить эту границу с капризным, разбалованным наследником трона. С подругой детства он уж тем более справится.
- Я знала Рэми, который отдал жизнь за Мираниса, - зло парировала Аланна. Злость это хорошо. Злость значит пробуждение. - Разве этого не достаточно? Мы нашли тела моего отца и брата, достали их из-под руин тронного зала. Мы нашли тела почти всех телохранителей моего отца... но скажи мне, Арман, где его тело?
Арман тихо ответил:
- Пойми, Рэми был наследником Виссавии. Мне сказали, что его похоронили в клане рядом с его дядей... Аланна, это его дом... гораздо больший дом, чем тут.
- Неправда! - вскричала повелительница, сжимая кулаки. - Он ненавидел Виссавию, он не хотел там оставаться!
- Аланна... это не так, - Арман сглотнул, тяжело ему давались эти слова. - Он ее слишком любил... он разрывался между кланом и долгом перед Миранисом... но не между Виссавией и Кассией...
И зло добавил:
- Ты должна понять. Не одной тебе больно.
- Мне все равно.
- Ты нужна этой стране.
Глупые, излишне пафосные слова. Но других теперь не находилось.
- Я подарила им свою жизнь, хотя каждый прожитый без него день для меня - мука, - Аланна подняла на Армана сухой, воспаленный взгляд. Лучше бы она плакала. Видят боги, лучше бы она плакала. - Большего я дать не могу. Страной правят советники... Я...
Арман вспыхнул гневом. Видел он, как они правят. Получив в руки власть, советники в первую голову захотели приучить высших магов. Напрасно. Гордых и обидчивых, высших оскорбил один только намек, что они должны склониться перед выжившими из ума, зажравшимися стариками. Прозвучало много слов, наверное, большинство из них лишних, разразился скандал, столица осталась без магической защиты.
Чем это закончилось, Арман вчера испытал на собственной шкуре. И знал, к сожалению, слишком хорошо знал, что когда город укутается ночной тьмой, маги темного совета продолжат убивать, перебив остатки и без того поредевшего дозора, единственной защиты арханов и власти. Что будет позднее, Арману думать не хотелось. Какое, к богам, позднее? Им бы эту ночь прожить...
Только вот... только сейчас, посмотрев на убитую горем Аланну, Арман так некстати понял. Она ничего не может сделать. Увы, Аланна не была повелительницей, хотя она думала и иначе. Даже удивительно, что магическая защита замка еще ее не выдала, даже удивительно, что она еще жива. Даже удивительно, что советники еще ни о чем не догадались. Может, не хотели догадываться? Повелителя Кассии всегда окружала аура силы, а Аланна... Аланна была слаба. И смеет ли Арман от нее требовать...?
Аланна, казалось, не замечая внезапной задумчивости Армана, повернулась к изображению Рэми, взгляд ее посветлел. Она шагнула к сверкающему теплым золотом озеру, коснулась картины ладонью, погладила край нарисованной лодки, как бы не решаясь скользнуть пальцами выше... к его полускрытым букетом сирени коленям.
- Эту картину художник написал, заглянув в мои воспоминания. Рэми тогда собрал эти цветы для меня, - прошептала она. - Он любил меня, правда?
- Очень любил, - подтвердил Арман.
- Но моего брата любил больше... ушел за ним. А меня даже не позвал. Ни разу... будто забыл. Он забыл обо мне там, за гранью. И если я туда пойду за ним, может... он меня уже не ждет?
- Аланна, это безумие! - вскричал Арман.
- И? Безумие так приятно... когда ты безумен, душа больше не болит. Правда, Арман?
- С меня хватит! - сорвался мужчина.
Там дома, охваченные огнем. Там умирающие люди. Там бунт... а она стоит и погружается в дурацкий, никому не нужный и опасный теперь траур. Боги, он тоже любил брата. Боги, он тоже о нем скорбил! Но не топил же в скорби весь окружающий мир... Ей плевать? Арману не плевать. Рэми тоже было бы не плевать.
Не выдерживая более ее отчаяния, он грубо схватил повелительницу за руку и потащил к дверям. Может или не может она что-то сделать... но они хотя бы попробуют. В отличие от нее, Арман так просто не сдастся.
- Отпусти! - вскричала Аланна. - Отпусти! Или прикажу страже...
- Тронь хотя бы волос на твоей голове, и он никогда тебя не простит, - прошипел Арман. - И если будешь плакать у его портрета, он, как ни странно, тоже тебя не простит.
- Что ты делаешь! - закричала Аланна, когда Арман поднял ее на руки и ударом ноги распахнул ведущую в соседнюю комнату дверь. Как и ожидалось, в спальне тоже было темно. Арман бросил повелительницу на кровать, подошел к шторам, дернул их что было сил. Ярко-черная ткань затрещала обиженно, обвалилась на пол уродливыми складками. Карниз, не выдержав, сорвался, резанул по лицу тяжелым, украшенным резьбой наконечником.
- Арман! - закричала Аланна.
Ее пальцы коснулись лица, холодные, прошлись по щеке, стирая платком липкое тепло.
- Кровь... - шептала она, - боги, сколько крови...
Арман упивался ее тревогой. Она еще жила. Испуганная, забывшая на время о своем горе, она звала харибу, безуспешно пытаясь унять бегущую по щеке Армана кровь. Значит, ей еще не все равно.
Все так же глупо улыбаясь, даже не пытаясь ее успокоить, Арман позволил хрупкой харибе усадить себя в кресло, молчал, когда девушка осыпала его горькими упреками, отирая кровь с его лица намоченной в холодной водой тканью.
- Ничего страшного, - шептала она дрожащей, как осенний лист повелительнице. - Всего лишь царапина. Но, боги, неужели вы не можете быть более осторожным!!! Так тянуть этот проклятый карниз, смерти своей хотите!
- Не хочу, - остановил ее крик Арман.
Девушка потупилась и отвернулась, поняв, наконец-то, что сказала лишнее. И не раз.
- Простите, - прошептала она. - Я знаю, что не имела права...
И умоляюще посмотрела на повелительницу, явно надеясь, что та не гневается.
Аланна не гневалась. Она вообще их не слышала. Стояла на безжизненной груде черного бархата и, не отрываясь, смотрела в огромное, во всю стену, окно. А там, вдалеке, горел пожарами город. Там стелился над столицей дым, скрывая черным туманом робкое, пытающееся подняться над домами, солнце.
- Откуда дым? - спросила она.
Арман, оттолкнув Лили, начал рассказывать. А она слушала, на этот раз внимательно, не перебивая. А когда Арман закончил, Аланна дрожащими руками стянула с волос сетку, позволив тусклому золоту кудрей хлынуть на плечи, и прошептала:
- Боги... Рэми мне действительно такого не простит...
Арман не стал отвечать. Даже успокаивать ее не стал, ведь Аланна говорила правду. Рэми мог простить все, что угодно, но безответственность, стоящую людям жизни, он прощал редко.
Свой траур Аланна и так уже омыла кровью. Куда уж более?
- Лили, прикажи Эдлаю собрать совет, - неожиданно холодно сказала Аланна.
Арман, поняв, что больше ему тут делать нечего, медленно поднялся.
- Куда собрался, Арман? - догнал его властный голос.
Воистину, усмехнулся Арман, она истинная сестра Мираниса. Несомненно. Так быстро из убитой горем женщины превратиться в повелительницу. Но ослушаться дозорный на этот раз не посмел. Чутьем, которое так хорошо развил в нем Миранис, почувствовал - теперь даже ему нельзя ослушаться. Остановился у дверей, поклонился своей повелительнице, ожидая приказаний, и даже не удивился, услышав:
- Твое место при мне... советник.
Именно этого Арман и боялся.
- Да, моя повелительница, - еще раз поклонился он, проклиная все и всех вокруг.
Неужели во всем замке нет другого идиота, который бы мог поставить советников на место? Почему всегда именно он? Да и получится ли у него?
А дальше для Армана началась работа. Если служба в дозоре приносила удовольствие, то полузабытые придворные хлопоты только раздражали. Арман уже давно знал, что власть приносит радость только безответственным, а теперь лишний раз в этом убедился.
Солнечный свет лился через огромные окна. Повелительница к совету выйти не изволила. Повелительница была занята. Повелительница лично разговаривала с верховным жрецом Радона, подготавливаясь к сложному ритуалу.
Арману осталось немногое... получить разрешение совета. И дозорный, который был ощутимо моложе всех советников, совсем не справлялся. Советники спорили, советников вполне устраивало, что повелительница сидела в своих покоях, не лезла к власти и позволяла править совету. Советникам плевать было на охваченную бунтом столицу, потому что чернь побесится и перестанет, потому что бунт ее смешен и ни для кого не представляет опасности. Надо только переждать, укрыв драгоценный совет в неприступным даже для высших магов замке повелителя.
- Не для всех, - ровно напомнил Арман. - Повелитель и наследник все же погибли... и именно в замке. И именно от руки мага.
- Алкадий не имеет к бунту никакого отношения, - резонно ответил мужчина с острым, неприятным взглядом. Арман даже имени его не мог вспомнить, а спросить боялся. Не стоит так оскорблять старика. Пока не стоит... хотя, видят боги, сдерживался Арман с трудом. Вот чего он не любил, так самоуверенной глупости.
- Удалось одному, может, удастся и другому, - ответил Арман, стараясь не выдать голосом сжигающего его раздражения. - А мы больше не можем рисковать. Мы должны заставить высших магов вернуться...
Если нужно, даже умолять, хотел добавить Арман, да не решился. Даже сказанного было слишком много. Совет взбаламутился криками, от которых у Армана мгновенно разболелась голова. Не, о недавнем скандале и обоесторонних оскорблениях вслух никто не вспомнил, но подумали все. Зато вспомнили многое другое. И что странны эти высшие маги, и что договориться с ними нормально нельзя. Дипломатии они лишены начисто, чувства такта, умения поставить себя на место простых людей - тем более. И что чувства ответственности у них совсем никакого и понять их совершенно невозможно. Ни чего они хотят, ни что в следующий момент выкинут. И что думают высшие только о своей проклятой магии, о своем удобстве, а ни в коей мере не о власти повелителя.
Арман вздохнул. А ведь он когда-то думал так же, ровно до тех пор, пока в его жизнь не вернулся младший братишка. А потом оказалось, что Рэми видел людей гораздо лучше, чем большинство немагов, оттого их и сторонился. Попробуй тут не сторонись, когда видишь таких, как эти советники, насквозь. Когда читаешь их как открытую книгу и ужасаешься прочитанному. Когда знаешь, о чем они думают, чего они хотят, порой гораздо лучше их самих. Однажды Рэми сказал, что каждого можно исправить, если найти для него нужное слово. А потом добавил... к сожалению, даже его сил на всех не хватит, потому и помогает он далеко не всем, а только тем, кому считает нужным помогать.
- Совет не поддержит дозор, - услышал, наконец-то Арман. - Мы не призовем высших магов. Это слишком опасно. Мы не знаем, на самом деле, кто опаснее - бунтари в столице или высшие.
- Повелительница может решить иначе, - ответил Арман. - Повелительнице нужна ваша помощь. Совет это не власть, совет это поддержка власти, не забывайте.
Советники вновь взбаламутились, но против основного постулата Кодекса возражать не стали. Попробуй тут возрази, подумалось Арману. Но даже напоминание о Кодексе рокового решения не изменило:
- Верховный жрец Радона не проведет ритуал призвания высших магов без согласия совета. Мы справимся без них.
- Но вы не справляетесь! - воскликнул Арман.
- Я слышал, что дозорные вполне успешно отбили сегодняшние атаки, - ответил все тот старик, и Арман уже не знал - смеяться ему или плакать. Они сами верят в то, что говорят? Впрочем, наверное, верят... в то, во что хотят верить.
- Темный цех получил по носу и потерял главное преимущество - внезапность, - продолжал нести откровенную, но правильную на словах чушь советник. - Если даже сегодняшние атаки повторятся, мы сможем их отбить как и предыдущие.
Арман вспомнил, каким чудом уберег свой отряд ночью, вспомнил о раненных, вспомнил о простых, не обученных воевать людях, которых им приходилось защищать. И понял... новой атаки отряд не выдержит. Он уже открыл рот, чтобы возразить совету, попытаться еще раз объяснить, как на его плечо легла тяжелая рука и тихий, властный голос, которому Арман когда-то привык подчиняться, сказал:
- Совет принял решение. Совет на сегодня окончен. Прошу проследовать за мной, Арман.
Рука сжала плечо сильнее, направляя ошеломленного Армана к небольшой, спрятавшейся за колонной двери. Тонкий, как стрела, коридор за ней клубился бегающим от огня факелов полумраком. Ходили по стенам сквозняки, тревожили висевший на стенах темно-красные с золотом гобелены, полошили чадящее дымом пламя.
Арман стряхнул с плеча чужую руку и, гневно обернувшись, встретился взглядом с холодными, серыми глазами бывшего опекуна:
- Понимаешь, что этой ночью они нас в порошок сотрут?
- Еще как понимаю, - ответил Эдлай, увлекая Армана в нишу и опуская над ними щит, чтобы уберечь от лишних ушей. Армана то, что их могут услушать, уже не волновало. Не время было беспокоиться о таких мелочах.
- Потому тебя и остановил, - холодно ответил болезненно худой, высокий советник, которому недавно перевалило за сорок. Еще один, по мнению советников, слишком молодой, чтобы здесь находиться. Но умерший повелитель Кассии думал иначе. И теперь Арман начинал понимать, почему:
- Думаешь, переубедишь совет? Даже Деммиду удавалось не всегда, а у нас нет времени.
- Мне объясняешь? - прошипел Арман. - Я день на этих старых уродов угрохал! Как только стемнеет...
- ...темный цех нападет снова. Ночь их время.
- Так почему не даешь попробовать еще раз! - вскричал Арман. - Высшие нам нужны! А без согласия советников Аланна бессильна! Не понимаешь?
По глазам опекуна Арман прочитал... понимает. Еще как понимает. Значит, эта война и в самом деле проиграна.
- Впрочем, не важно, - Арман вышел из-под щита. Зачем прятаться? Завтра для них все равно не будет. - Я не умею и никогда не умел играть в ваши придворные игры. Уже вечереет. Мне пора идти к моим людям.
- Ты теперь советник, Арман, а не дозорный, - властно ответил опекун. - Ты нужен здесь.
Арман лишь горько улыбнулся, слушая, как хрустит огонь в факелах. Зря он вытянул Аланну из ее болота, ой зря... может, тогда ей было бы легче умереть? Не чувствуя горечи проигрыша? Не видя, насколько ее окружение погрязло в своей дури?
- Зачем я здесь нужен? - тихо сказал он. - Чтобы отсиживаться? Ждать чего-то? Там умирают мои люди. Если им суждено погибнуть, то я погибну вместе с ними. Не понимаешь, что мне так легче? С мечом в руках... не в осажденном замке. И что этим все закончится, ты тоже не понимаешь?
- Пусть так. Не мне тебя удерживать.
Слишком быстро сдался, насторожился Арман, сразу же почувствовав неладное. Резко обернувшись, он не увидел ничего интересного - лишь низко склонившегося перед ним хариба опекуна. Впрочем, сейчас не время искать причину столь внезапной сговорчивости Эдлая. Совсем не время. Отпускает? Более не спорит? А и слава богам. Теперь Арман может делать то, что ему действительно кажется правильным.
- Я поеду с тобой, - внезапно заявил Эдлай.
- Опекун? - прошептал Арман. - Не ты ли говорил...
- ... я тоже не хочу умирать в этом замке, - улыбнулся Эдлай, вновь положив руку на плечо Армана. - Я бывший дозорный и понимаю, что ты чувствуешь... А если более не встретимся... я передам Алану, что горжусь его сыном.
- Уж не собрался ли ты за грань, друг мой, - съязвил Арман. - Не рано ли тебе?
- Все собираются... у кого голова на плечах осталась, - пожал плечами Эдлай, - может, и мне стоит. Знаю, что ты спешишь. Знаю, что поедешь на Искре и даже на моем Демоне тебя не догнать... но не умирай слишком быстро. Дождись и меня... Лишний меч тебе не помешает, не так ли, Арман?
- Не помешает, - согласился Арман, направляясь к выходу из замка.
Летя по коридорам, Арман послал приказ своему харибу. Нар услышал. К тому времени, как Арман вышел из замка, его конь был уже оседлан. Ларийский красавец, пугая снующих вокруг слуг, высекал искры в мраморе внутреннего двора замка. Рядом с ним стоял не менее нетерпеливый, не менее огромный Демон. Боевой конь Эдлая играл упруго перекатывающимися под черной шкурой мышцами. Взращенная магией бестия, теряющее силы лишь со смертью хозяина. Когда-то Арман хотел получить такого же, пока Миранис не подарил ему Искру.
- Выпейте, - хариб протянул не спавшему этой ночью Арману чашу с зельем.
Обычно дозорный не терпел бодрящих напитков, но сегодня ему были нужны все силы. Завтра... завтра уже может и не быть...