|
Попытка пошевелиться была лишней. Майор Рябов убедился в этом, почувствовав резкую боль во всей левой половине тела, которую буквально свело от острой боли, иглами проникшей прямо в его мозг. Майор медленно выдохнул, так и не издав ни единого звука и попытался сосредоточиться, так и не открыв глаза. Что произошло и где он? Потеря сознания и боль выбили все мысли из его головы.
Пока он вспоминал, медленно пытаясь шевелить пальцами рук, особенно - левой - к его телу прикоснулся легкий ветерок, с небольшой примесью гари. Это запах сгоревшего масла и резины. Его автомобиль? Да, тот самый на котором он уходил от немцев из пятого мотопехотного полка "Викинга". На их же машине уходил.
Усмехнувшись, майор сам не заметил как пошевелился и обмер. Однако боль на этот раз была слабее. Кажется, он даже ничего себе не сломал. Контузия? Или даже легче? Хотя для такого надо не просто в рубашке родиться, а сразу в таких доспехах, какие ему на курсах в "Выстреле" показывали, они еще у рыцарей средневековых были. Макет был в аудитории, когда Слащов, из бывших, проводил аналогии между тактикой Махно и кавалеристов времен феодализма. Когда же это было? Лет пятнадцать уже назад?
Рябов набрал полную грудь воздуха, напряг мышцы, и рывком перевернулся, опираясь на занывшие руки, и открыл глаза. Еще одно усилие, голова взорвалась болью, а глаза чуть не вылезли из орбит, как ему показалось, но он уже сидит на корточках, озираясь.
Было позднее утро, близившееся к полудню. Травы колыхались под еще не слишком теплым, но уже весенним солнцем. По левую руку была небольшая рощица. А так - равнина, степь. Все тихо, только невнятный и незаметный шум бескрайнего простора в начале весны. Лишь только разбитый остов перевернутого автомобиля выбивался из идиллического пасторального пейзажа. Майор сконцентрировал взгляд на останках средства передвижения. Все так, как он и вспомнил:
Бешеная езда по бездорожью, труп эсесовца, с горлом перечеркнутым лезвием, на заднем сиденье, который даже не было времени выкинуть, темнейшая южная ночь, затихающие всполохи света и огня позади, ревущий гул моторов. И радость пополам с надеждой - дело сделано, и он ушел! Потом были нотки грусти по погибшим товарищам, которые быстро смыло новой адреналиновой волной: в небе показались уже другие огни и другой гул: два самолета и вряд ли своих. Один, судя по шуму, уходит в сторону. Другой все ближе и ближе. Майор чувствовал затылком щелчки секунд до пулеметной очереди. И не стал ждать. Не сбавляя скорости - открыл дверцу и выскочил из несущейся машины, только успев сгруппироваться. Последнее что он услышал: треск пулемета и звон стекла. Последнее что почувствовал - тяжкий удар, мгновенно вырубивший сознание...
Теперь он сидел на мокрой от росы траве и задумчиво разглядывал прошитый несколькими очередями и полуистлевший остов авто. Это предчувствие спасло ему жизнь. А группироваться перед падением его учили еще в школе осназа. Это было очередное по счету за его жизнь и это, последнее задание, чудо. И главным чудом было то, что они выполнили свое задание. Теперь осталось только собраться с силами и дойти до места встречи, откуда его эвакуируют и он сможет доложить о выполнении этого, столь опасного поручения, необходимого для защиты Родины перед лицом немецко-фашистского захватчика... Или проще говоря - этих сумасшедших, жгущих и убивающих все на своем пути. Особенно, это касалось таких воителей как "Викинг", "Мертвая голова" и иже с ним.
Вдох-выдох, и майор уже стоит на ногах. Не время для скорби. В докладе Ставке и Главнефтеснабу он все и всех упомянет. А теперь надо добраться и доложить. И выжить на самом последнем этапе задания. Рябов сделал несколько шагов, положив руку на кобуру, и механически вытащив пистолет. Беглый осмотр показал, что он в порядке. Гари в стволе тоже практически не было. Осечек, если что, дать не должен.
Из разгрузочного комплекта, он достал ракетницу и оба пиропатрона к ней. Выглядело целым. Значит, можно идти к точке встречи. Тем более, судя по холмам невдалеке - Рябов провел аналогии с топографической картой - она как раз и находилась здесь. Всего-то километров двадцать.
Майор закинул ракетницу в карман и направился к холмам, щурясь от солнца. Предстоял довольно простой для его тренированных мышц переход, и если не терять бдительности, то все будет в порядке.
Тем временем, коротая время дороги, Рябов начал вспоминать всю цепочку событий, приведшую его сейчас сюда. Во-первых, это полезно для себя - держать свою память и эмоции в тонусе. Во-вторых - чтобы во время доклада руководству все отвечать четко и в деталях.
Сначала его выдернули буквально с фронта в Москву. Там его протаскали по разным учреждениям, начиная от НКВД и заканчивая Главнефтеснабом, где он везде давал подписки, получал допуски и заполнял согласия. Но вся эта машина вертелась на удивление быстро. В условиях наступающих немцев это было понятно. Весна выдалась кровавой и страшной, хотя еще на излете зимы казалось, что фрицев погнали не просто от Москвы, а сразу до Берлина.
Буквально через пару дней под окнами квартиры, где его подселили, остановился автомобиль и два молчаливых товарища отвезли его в Кремль. Рябова чуть не хватил сердечный приступ. Даже сейчас, вспоминая этот эпизод, он чувствовал неизъяснимую словами дрожь во всем теле. По этой причине, он вспомнил о портсигаре из авиационного алюминия и вытащил его из кармашка. Вроде целый, даже не погнулся.
Прикурил и, щелкнув крышкой, убрал коробочку обратно в карман, приметив, что самокруток осталось всего штук пять и потому надо их растягивать, ведь еще неизвестно сразу ли его эвакуируют, да и без приключений ли?
Попыхивая цигаркой, Рябов шел дальше и вспоминал. Когда его вели по каким-то коридорам торжественных зданий в Кремле, он не мог ничего видеть и запомнить, слишком велик был этот трепет - такой мощи накалился, как никогда даже под обстрелом.
Какой-то человек в очках поднял голову и просто промолвил: "заходите, вас ждут".
И Рябов зашел. Все волнение мгновенно схлынуло. Он был профессионалом, а сейчас перед ним, утопая в клубах дыма, стоял другой профессионал, только управляющий гораздо более масштабными делами, нежели кто-либо другой в мире. Поэтому он лишь отдал по-военному честь и доложил:
- Майор Рябов, по вашему приказанию, прибыл! - После едва заметной паузы он добавил. - Товарищ Сталин.
И как-то очень незаметно пронеслись пятнадцать минут их разговора. В них уместилось все: тяжелые взгляды главкома, его ободряющая ухмылка, слова о необходимости и верности долгу, сложности предстоящего задания, вопросы о семье и нужна ли им помощь, причем складывалось ощущение, что он знал каждого его близкого лично, а не только по имени-отчеству (хотя было удивительно и это!), какие-то заметки по будущей операции, о которой он сам еще толком не знал.
Напоследок, уже сам утопая в дыму, исторгаемом трубкой, он получил из рук руководителя страны пакет. Бумажное полотно, несколько слоев, жгут вокруг.
- Езжайте в Главнефтеснаб с этим пакетом. Попадете на прием к заместителю начальника Главного транспортного управления Наркомата нефтяной промышленности. Он вам вкратце обрисует ситуацию, а цели получите уже в самолете, там же познакомитесь со специалистами по данному профилю.
Майор Рябов пребывал с тех пор в состоянии собранной эйфории до самого начала задания. И пока общался с замначальника Иваном. Когда ехал в аэропорт. Когда сидел в самолете, и под мерный гул двигателей слушал план. И пока знакомился со специалистами - одним нефтяником-трубопроводчиком и еще одним осназовцем - специалистом по взрывному делу. Все было четко, строго, организованно. Майор понимал, что он и еще эти два товарища будут пытаться... нет, сделают! Чрезвычайно важный поступок, от которого, возможно, косвенно будет зависеть судьба южного фронта.
Оказывается, во время немецкого контрнаступления, в руки вермахта попали трубопроводы Армавир-Тихое, тянущиеся на сотню километров, но не это было ключевым, а тот факт, что при спешном отступлении на этом участке фронта наших войск, не удалось осуществить подрыв этих артерий, хотя в них осталось огромное количество топлива для танков.. Той самой крови войны, которая питает нацистскую Германию с месторождений Плоешти в Румынии. Но инфраструктура немцами не налажена, на наших территориях все разбито войной и везде оккупантов подстерегает свой современный Иван Сусанин, только с Дегтяревым. Поэтому подвоз топлива на передний край южного фронта для немцев тяжел. У нас есть преимущество - ведь горючее из бакинской нефти идет к южному фронту быстро и бесперебойно.
Но тут у и так наступающих немцев появился козырь...
Рябов ухмыльнулся и, запрокинув голову, помассировал все же ноющие от мерзкой тупой боли виски - "длинные прогулки после контузии не слишком рекомендуются врачами" - еще один повод для усмешки. Надо идти. Силы от сотворенного ими подвига прибавлялись и заставляли организм открывать, наверное, уже "третье" дыхание, потому что успешное пробуждение на утро было явно как минимум "вторым".
А козырем этим, вернулся к своим мыслям майор - был тот самый трубопровод, который был брошен при спешном отступлении. Наши же войска здесь были столь быстро разгромлены жестоким фланговым ударом немецких элитных бригад "Викинга", что спецы просто не успели откачать топливо, в то время как конкретно на этой ветке было нагнетено гигантское количество бензина для обеспечения предыдущей линии фронта - все надеялись что она удержится. Теперь же все это количество "горючки", измеряемое в цифрах, не слишком понятных Рябову, досталось немцам. А уж такое богатство на переднем краю фронта, где не надо задумываться над доставкой топлива к требующим постоянного корма танкам - было настоящим тузом в картах немецкого командования на южном фронте.
Поэтому были сформированы команды заброски. Каждая из трех человек - офицер осназа, подрывник осназа, специалист-трубопроводчик. Каждая группа забрасывалась как можно ближе, но скрытно к определенному участку трубопровода. Они должны были закладывать бомбы, обезвредив возможную охрану, поднявшуюся по тревоге, и, уже факультативно, но желательно - уйти и вернуться героями. Всего таких команд, по обмолвкам замначальника из Наркомата было пять. Майор не знал судьбу других команд. Он вообще ничего о них не знал. Команды не пересекались в целях секретности. Чтобы перехватив, например, одну и взяв из ее состава пленного, - немцы не взяли все другие. О немецких шпионах думать не хотелось, для этого СМЕРШ есть, а свой хлеб он знает. Но даже случайное попадание в плен - серьезная возможность и допустить провала было никак нельзя.
Потом был очередной инструктаж, и они оказались выброшенными над маленькой рощицей глубокой ночью с парашютами. Рябов сначала думал, что этот гражданский спец - Артамонов его фамилия была - испугается или из-за него при выброске что-то пойдет не так, но мужик он попался крепкий, хоть и щуплого сложения. По нему было видно сразу, что он больше в кабинете сидел или на кафедре в университете. Впрочем, майор уважал таких людей, если они знают свое дело.
Выброска прошла успешно, только подрывник попросил пять минут на оправку. Немцы даже не всполошились - до нужного участка с какой-то небольшой штукой - то ли распределительной станцией, то ли просто будкой над подземными резервуарами или трубой, где она выходила на поверхность - Рябов в этом не разбирался - добрались без происшествий и быстро. Несмотря на всю внимательность даже ни единого следа немцев не обнаружили.
Майор помнил этот момент как сейчас. Наверное, и всю жизнь будет помнить:
...Напряженные взгляды. "Будка" пустая на вид. Никаких следов засады. Никаких следов минирования. Конечно, им же самим это не выгодно. Подрывник - Василий - аккуратно подползает к "будке" и чуть заметно машет рукой. Значит - действительно все чисто. Они все вскоре оказываются рядом с "будкой", пустой и темной на вид. Возможно, все было бы лучше, но трубопроводчик, все же непривычный к таким методам передвижения, охнул, напоровшись боком на какую-то деревяшку. Охнул громко. По меркам ночной лесостепи.
Полосы автоматных очередей разрезали ночь. Взрывник словил две пули в левую руку. Рябов перекатился в сторону и выхватил пистолет, стреляя одиночными на всполохи огоньков. Спец выхватил свой пистолет и сделал несколько выстрелов.
Через пару минут сумасшедшей, против всех канонов тактических действий, перестрелки, один из немцев явно выбыл из игры. Стрелял только один. Вдруг, притих и он. Майор осназа бросил свое тело прямо под окно "будки" и крикнул: "Граната!". Взрывник рванул в сторону, а Артамонов... Поступил как герой - или последний дурак - прыгнул вперед, и когда граната чиркнула по земле - схватил ее, поднялся во весь рост, и швырнул обратно, в проем. "Получи гостинец!".
Треснул одиночный и трубопроводчик схватился за плечо, сбитый с ног. И хорошо, что упал. Потому что через две секунды рванула противопехотная граната и всякая жизнь в "будке-станции" прекратилась.
Оглушенные, израненные, Василий и Артамонов облокотились на камень стены, и Рябов наскоро их перевязал, чтобы остановить сильное кровотечение. Оставив их снаружи, он заскочил внутрь и понял - дело швах. Рядом с двумя иссеченными осколками фрицами стоял радиоприемник и искрил. Оторванный наушник болтался на шее у одного. Значит, скоро здесь будет целый взвод, если не рота. Пора взрывать и уходить. Быстро, быстро и еще раз быстро!
Майор выскочил под звездное небо и вкратце, в нескольких емких фразах и выражениях, обрисовал ситуацию.
У них было, по самым оптимистичным подсчетам, минут двадцать. И они использовали их с умом. Пока Рябов ставил растяжки, где это было возможно, и подыскал хорошее место в ложбинке за парой деревьев для засады, спец, покачиваясь тыкал пальцем в какие-то точки и сыпал терминами, понятными взрывнику. Василий же, уже белый как мел, внимательно слушал. Пару раз ругнулся. Что-то переспросил. И начал распаковывать свой рюкзак. Когда вдали послышался шум моторов, Артамонов уже подполз к майору, но тот отослал его с пистолетом в сторону, метров за пять от себя. Вручил ему одну гранату.
Василий же... Он уже просто молчал, лежа в "будке" и держа в руке три провода. В другой - у него была граната. Он ждал. Под ним расплывалась лужица крови, вытекая из-под торопливо наложенных бинтов. Однако сейчас ему было уже все равно. Не долго этому неудобству его беспокоить осталось.
Два авто и две бронированных машины с пулеметами остановились метров за двадцать до домика. Прожектора на бронированных машинах ловили "будку" в прицел своих лучей. Двери авто распахнули и из них высыпало по три человека в черной эсесовской форме. Издалека не разобрать символику, но понятно, что это "Викинг". Скорее всего - пятые мотострелковые. Кому же еще здесь быть? Разведка наша работает хорошо.
Бронемашины открывают беглый и давящий пулеметный огонь. "Будка" крошится. В ней все взвизгивает и поднимается столпами пыли. Эсесовцы мелкими перебежками, взяв здание в клещи, подбегают.
Майор подает Артамонову едва заметный знак. Тот также отвечает. Готовность.
Наконец, пулеметный огонь смолкает и эсесовские солдаты, пригибаясь, залезают в будку. Взрыв. Крики. Выстрелы. Беспорядочные.
Василий взорвал гранату.
Бронемашины вновь начинают плеваться ядовитым свинцовым дождем, размалывая "будку-станцию" в пыль. Один из эсесовцев, окровавленный, на мгновение показывается в оконном проеме и очередь тяжелых пуль, выпущенных своими пулеметами, срубает его, кидая обратно внутрь. Через семь минут должны взорваться заряды, заложенные Василием. Он даже не узнал его фамилию...
Значит, до этого момента, им нужно успеть уйти. Ему и Артамонову. Он вновь делает жест. Спец чуть заметно шевелится в ответ и срывает чеку с гранаты. Тоже делает и сам майор. Чуть выждать. Бросок!
Одна граната угодила точно под колеса бронемашины. Другая - ближе к одному из авто. Оглушительный взрыв, треск, еще один взрыв, какие-то вопли и пронзительный визг. Выстрелы. Из четырех прожекторов (по два на каждом броневике) три тухнут. Один судорожно метается, вылавливая куски черного бездонного неба и клубы дыма вперемешку с пылью.
Рябов вскакивает и, пригнувшись, оказывается рядом со спецом.
- Вставай! К целому! Авто! Живо!
Тот не может ничего ответить. Не видно его лица. Но нет времени разглядывать сантименты, "Викинг" - это не хортисты и усташи, и даже не вермахт - опомнятся в два счета и раздавят. Пока им помогает только фактор внезапности и самопожертвования Василия, вечная ему память.
Спец вскакивает, кричит от боли, но они бегут оба, рядом, напролом, потому что времени уже нет. Вот они уже прямо перед уцелевшим авто - другой автомобиль просто горит, разбрасывая искры и разгоняя вокруг себя мрак. Майор замечает шевеление. Отпрыгивает, хватая за руку Артамонова...
Сухой щелчок выстрела и на Рябова падает уже не герой-трубопроводчик, а мертвое тело. Это же "Викинг"! Они на заднем сиденье каждого авто оставили по водителю. Не спереди, за баранкой, а лежа на заднем сиденье. На всякий случай. Удобно и незаметно. Как раз для таких случаев. И теперь осназовец остался один. А времени совсем мало, потому что один броневик, кажется, повторил судьбу горящего автомобиля, но второй, с единственным уцелевшим прожектором, уже начал разворачиваться и осмысленно рыскать своим гигантским фонарем.
Холодная ярость накатила на майора. Он уже ни о чем не думал. Сняв с себя труп своего товарища, он убрал пистолет в кобуру и вытащил нож. Рывком оказался у задней дверцы, тихо прошелестев под днищем машины. Таким же рывком ее открыл и одним росчерком ножа вскрыл горло эсесовцу, притаившемуся на заднем сидении и чутко поводившему дулом пистолета по сторонам, и лишь успевшему удивленно вскинуть брови.
Еще один рывок и Рябов уже за рулем. По газам!
Дикая свистопляска в глазах и ушах. Сзади раздается очередь тяжелых пулеметных пуль. Роем разъяренных шмелей они пронеслись параллельным с авто курсом. Только несколько побили стекла и поцарапали корпус. Но майору было все равно. В нем кипела ненависть и плескалась боль за очередных товарищей, которых даже не успел узнать. Позади рвануло. Раз. Другой. Третий. Над степью поднялось зарево и постепенно опало.
Майор осназа Рябов дернул головой и пришел в себя. Пока он тут вспоминал - уже подобрались сумерки. Впрочем, судя по ориентирам, до цели - точки эвакуации - осталось всего пятьсот метров...
Он вернется в штаб. Доложит руководству. Получит орден. Пройдет всю войну. А дома вновь встретит жену и детей. И проживет долгую и счастливую жизнь на мирной работе.
Обязательно, правда?
| |