Аннотация: "Я люблю Францию. Здесь есть немножко бардак..."
Констанс Брюнер живет в Женеве. Говорит по-французски, немецки, английски, испански, и, слава богу, по-русски (слава богу, потому что иначе я бы ее не понимала, мой немецкий, с которым я студенткой побеждала на областных олимпиадах по языку, после сдачи кандидатского минимума в академии как-то незаметно растворился в сознании).
Констанс обожает Россию. Она приезжает в нашу страну два раза в год и с наслаждением задает на улицах вопросы прохожим - ей нравится общаться, так она узнает жизнь страны изнутри. Разговаривает, разговаривает, потом восхищается: "У вас хорошо говорят по-немецки. Я рада! А мой ученики в Женева балбесы, не учат язык. Я хочу их стрелять!.."
Она интонационно ярко выделяет слова "я рада", "балбесы", "стрелять". Таким образом она желает подчеркнуть чувства, которые ее распирают. Конечно, никого она убивать не собирается, она очень добрая. Какая-то совсем не иностранная.
Ее научили многим нелитературным фразам, у Констанс просто тяга к необычным словам и сочетаниям слов. Ничего не поделаешь, это у нее в крови, она ведь преподаватель языка и полиглот, даже китайский начинала учить. Нормальные русские лексемы ей знакомы по курсам, а вот ненормальные... Нет, не то слово, нормальность ведь понятие относительное (что нам нормально, немцу - смерть, все знают). Так вот ей страшно нравятся наши разговорные, употребляемые в просторечии словечки. Она их с ходу запоминает, потом козыряет везде. "Я - дурак!" - с восторгом произносит она и млеет от выражения.
"Полундра!" кричит она к месту и не к месту. Просто потому, что слово ей страшно нравится. Потом расточает комплименты человеку, который услужливо снабжает ее набором "французских мудростей" "Лямур тужур абажур!"
"Лямур тужур абажур!" - она приветствует нас издалека. Потом появляется в соломенной шляпе, с рюкзаком, в разноцветных носках под короткими брюками - один носок черный, другой синий...
В России Констанс лечится от депрессии. Понять такой "метод лечения" сложно - швейцарские клиники поражают своей способностью ставить на ноги. В буквальном смысле. В Санкт-Петербурге, куда Констанс поехала перед отлетом в Швейцарию, она пошла на Мойку и решила помыть в реке руки. Упала и сломала ногу. Кстати, ее кузина в это же время решила мыть ноги в Индии и тоже их сломала. Потом в Женеве на берегу своего родного озера они так и сидели за ужином: одна со сломанной левой, другая - со сломанной правой, с костылями...
Констанс в Питере возили на "скорую" и там ее ногу так упаковали в гипс, что одна нога стала толще второй в два раза, вручили из любезности наш костыль - под мышки. Она скакала по Шереметьево рядом со мной с большим трудом, чуть на рейс не опоздали. В родном городе на следующий день пошла к своему доктору в частную клинику. Там за короткий период времени отодрали - с трудом!- наш российский гипс, наложили свой, ноги Констанс сразу стали одинаковой толщины, ей вручили другой костыль - под локоть. И пообещали, что через три дня с ходьбой у нее все будет о,кей.
Так и было, я свидетель. Но, как истинная поклонница России, Констанс резюмировала: русский костыль удобнее, с ним легче.
Ее преданность России, любовь к ней мне понять было сложно. Ну, как это приехать из чистой, ухоженной, помытой, напомаженной, комфортной, украшенной цветами Швейцарии в Россию лечиться! От депрессии!!! Тут каждый день сердце болит, только взглянешь на подъезды и дворы... Она и сама не могла объяснить, почему ей хорошо в России...
Ответ на мучивший меня вопрос последовал очень скоро.
Констанс решила свозить меня на свою дачу во Францию. За руль села ее подруга Клерлиз. Втроем мы едем отдыхать в горы. Здорово! Оформили французскую визу в посольстве для меня, что-то рассказали про закон о пресечении границы - и мы поехали.
Едем, чуть отъехали от Женевы, и Констанс говорит: "Полундра! Это уже Франция! Я люблю Францию. Здесь есть немножко бардак..."