Олеся Зарксова

Монстры плачут не только во снах

Часть 1. В объятьях пламени

Сквозь ненависть, отчаянье и страх

Прорвутся крылья, снег окрасив кровью.

Ветер лепестки разносит красные и прах:

Сей мир пропитан болью.

История 1. Место, что исполняет желания

  Я никогда не задумывался насколько прост или сложен мир. До этой ночи я жил, ведомый одним лишь желанием, как оказалось, исполнить которое невозможно.

  «Невозможно в этом мире», — шепнул мне голос и вторил ему звон колокольчика, разрывая темноту надеждой.

  Чем на самом деле является темнота? Что такое надежда? Что есть желание?

  Я ничего не знал.

  Хрум... Хрум...

  Маленькие кусочки замороженной воды тихо хрустят, впиваясь мягкими кончиками в босые стопы. Шаг за шагом они вторят мелодичному звону, следуя за ним, очарованные и покорные.

  Сколько себя помню, тишина всегда маячила поблизости и уходила лишь напуганная голосами, шёпотом, криками или шорохом снега. Запахи были похожи друг на друга, лишь слегка отличая одного монстра от другого, смешиваясь в морозе со сладким привкусом гнили. Белый, чёрный, красный. Из этих цветов состоял маленький мир, не умеющий исполнять желания. Монстры или люди, выживание или смерть — четырьмя словами можно описать его и ничего не упустить.

  Покинув его, сожалеть не о чём.

  Прерывисто выдохнув облачко пара, я привлекаю внимание тёмного силуэта, оставляющего для меня шаги на свежем снегу. Обернувшись и звякнув привязанным к капюшону колокольчиком, он продолжает оставлять для меня дорожку, с которой я не в силе свернуть. Впервые я шагаю по столь ровным уверенным следам, словно они точно знают, куда ведут. И от этого хочется следовать за ними ещё сильнее, ведь возникает чувство, что они не исчезнут так легко, как предыдущие.

  — Устал? — насмешливо спрашивает тот самый голос. — Ты назвал мне своё желание, но как же собираешься его исполнить, если не в состоянии догнать меня? Иди к своей цели, даже если у тебя ничего нет. Потому что у тебя будет всё, когда ты настигнешь её.

  Я знаю. Именно поэтому следую за существом в алом, словно пропитанном кровью плаще. Подол его едва касается снега, однако впечатление создаётся, что тяжёлая ткань волочится по нему и должна заметать следы. Напротив, они чётко видны. Только идти сейчас тяжелее, чем прежде. Следы расплываются в игре полумрака со льдом. Тело едва слушается, изнеможённое новыми ощущениями. Лёгкие, сжавшись, почти не пропускают воздух, зато щедро выдыхают его с хрипом, вместо слов.

  — Я...

  Холод покусывает раны и украшает инеем слипшиеся в крови волосы. Она давно запеклась, за исключением правого глаза, видящего лишь шевелящуюся тьму. Что-то внутри неё дёргается, пульсирует, извивается — живое и отвратительное, норовящее выскользнуть наружу вместе с согревающими щёку алыми каплями. То и дело они срываются на нежный покров снега, пока их не укроет новым слоем.

  «Скоро ты почувствуешь себя живым», — шептал всё тот же голос. — «Я дарую тебе чувство боли».

  Шагая под нарастающее чувство голода, которое, казалось, давно забыл, я поднимаю взгляд на развивающиеся при неспешном шаге широкие и длинные рукава. Вязь огненных узоров переливается и отпугивает кружащие вокруг снежинки.

  Огонь...

  Узоры напоминают о ночи, когда я впервые увидел его. Помню не позволяющий дышать запах гари, жар, темноту, дорожку следов, страх и голоса. Первый, назвавший моё имя, и собственный, надрывно зовущий кого-то.

  Кого же?..

  — Почему бы не забыть о прошлом? — решает заговорить существо. — Нет смысла цепляться за него, следуя за тем, что лежит впереди.

  — А ты не вспоминаешь прошлое?

  Я спрашиваю без интереса, тем не менее, подняв голову, вижу лишь алый плащ перед собой.

  — Забудь о старом мире, — недовольно поправляет себя существо. — Ты исполнил свою цель в нём — выжил. Хоть и не своими силами... Теперь тебе предстоит научиться жить в моём мире.

  — Не своими? О чём...

  — Переживи эту ночь, докажи, что я не зря протянул тебе руку.

  Я в непонимании останавливаюсь. Давящее присутствие растворяется, сменяясь знакомым. Повернувшись, я глубоко вдыхаю запах человеческого города. Он внезапно окружает меня, хотя только что мы шли по белоснежному полю. Существо тоже исчезает.

  Не понимая, что делать, я сжимаю руки на груди. Что-то непонятное, холодное, тревожное и чужое ворочается у сердца. Хочется закричать, позвать существо обратно, вместо этого задыхаюсь. Наверное, это чувства, о которых оно говорило. Я осторожно оглядываюсь.

  Всё хорошо... это больше не тот мир, совсем другое место...

  Глубоко вдохнув и разжав руки, понимаю, что не так уж город похож на тот, из которого существо забрало меня.

  Дома из серого камня ничуть не похожи на чёрные высокие и ровные стены родного города. Они не пытаются закрыть тёмно-синее небо с россыпью звёзд и лишить последней капельки свободы.

  Мой первый цвет в этом мире...

  Я всегда видел небо белым или чёрным, поэтому задерживаю взгляд на нём. Этот цвет не столь глубокий и вязкий, как кровь или темнота, он, напротив, успокаивает.

  Незнакомые вещи постепенно складываются в голове во что-то понятное. Но я рассматриваю различия недолго. Голод нарастает, расползаясь болью по всему телу, сжигая изнутри и скапливаясь в правом глазу. Сопротивляясь подаренным мне ощущениям, я медленно бреду к золотистому свету, что смазывается и подрагивает на пути, неясному шуму и разнообразию запахов.

  Но не для того, чтобы просто утолить голод. Иногда мне было интересно наблюдать за людьми. В отличии от монстров, они жили дружно и мирно, не пытались перегрызать друг другу глотки, много говорили и светились, делясь теплом.

  От небольшого воспоминания в груди что-то сжимается. Неприятная тяжесть, появившаяся после того, как я был пойман людьми. Я почти ничего не помню с того момента, только расплывчатые движения и глухие звуки. И не хочу вспоминать, теперь понимая: если бы тогда мог ощущать боль, как и все монстры, я возненавидел бы людей.

  А я... не хочу становиться монстром...

  Из-за остаточных чувств на каждом шагу чудится опасность, хоть всё и остаётся спокойным. Улицы расширяются, в окнах загораются огоньки. От столбов тянутся нити с горящими фонарями. Аромат воска, пламени, мороза и сладости перебивает человеческий запах. Присутствует примесь и других, только мне их не понять.

  Когда я становлюсь частью толпы, могу спокойно оглядеться и прислушаться к голосам. От шума и изобилия огоньков болит голова, а может, от того, что сделало со мной существо. Проходя мимо и смотря на различные занятия людей, улавливаю пустое место и слышу смех, вперемешку с поющими голосами:

  

  «Тихо и холодно в городе ночном,

  Только тени пляшут при свече.

  Колокольчик играет звонко нам тайком:

  Кружат призраки, призраки везде.

  

  Плачет сердце чёрное, услышав песню их,

  Смыть пытаясь кровь:

  Но не видно белых лиц —

  Порожденья грешные не чувствуют любви.

  

  Холодно и тихо в мире пустоты,

  Но чуждо и красиво сверкают их мечи.

  Играет колокольчик и капают мечты:

  Ходит призрак здесь и там, призраки одни...»

  

  К горлу подкатывает комок, а тело охватывает слабость. Больше не могу обманывать себя. Монстру среди людей не место, как бы сильно их свет и тепло не манили. То и дело приходится сглатывать слюну и зажимать нос рукой, что ничуть не помогает. Такое ощущение, что внутри всё то сворачивается, то разрывается и срастается из одного лишь желания причинять боль.

  Как же... хочется есть...

  Холодные крохотные прикосновения не успокаивают, наоборот, навивают желание ощутить тёплой крови.

  — Ты хорошо себя чувствуешь?

  Тёплые руки подхватывают моё ослабленное тело, прижимая к себе. Разлепив веко с засохшей на ресницах влагой, я в непонимании смотрю на ворот чей-то одежды. Тёплая ткань не скрывает взволнованное биение сердца. Голод туманит разум. Зубы смыкаются на предплечье, разрывая невкусные ткани и чувствуя языком горячую плоть. Резкая боль в голове. Боль от падения. Мир смазывается, наполняясь шумом. В лицо летят комья снега, мелькают всё дальше сапоги бегущих прочь людей.

  Точно... я и забыл... проклятые глаза... Казалось, в мире, где желания умеют исполняться, я больше не буду чувствовать себя столь ничтожно и одиноко.

  Боль в голове стихает, когда на улицу обрушивается оглушающая тишина. Попытка пошевелиться причиняет боль. Лишь приятный вкус крови и едва витающий рядом аромат позволяют думать о том, что это необходимо. Переведя взгляд с расплывчатых огоньков на разрыхлённый множеством ног снег, я выхватываю алые пятна и ещё не успевший остыть кусочек плоти. Отвращение и голод с ленцой переглядываются, пока руки сами приподнимают тело и подползают к нему, жадно заглатывая добытую пищу. Живот жалобно урчит на крохотную подачку, но меня покидают последние силы.

  Желание...

  Сквозь полузакрытое веко рассматривая следы, я раздумываю над тем, хватит ли моего желания, чтобы понять жизнь. Чувства и ощущения оттесняет холод и онемение, возвращая в прошлое. Мне подарили чувство боли, однако оно не пересилило нежелание убивать. Подтянув руку к груди, ощущая слабое трепыхание сердца, не сразу различаю шорох позади. Так знакомо шуршать может снег под босыми стопами. Вот только обернуться не хватает смелости. Зажмурившись, я прислушиваюсь. Шуршание повторяется совсем близко и вскоре тёплые руки приподнимают меня.

  — Бедняжка, — слабо улыбается расплывчатое бледное лицо под капюшоном.

  Звук разрываемой плоти заполняет улицу. Взвыв от неожиданной боли, я хватаюсь руками за лицо и обжигаюсь. Багрово-чёрное нечто, вырвавшееся из глаза и вонзившееся в податливое тело, с хрустом вгрызается в него ещё глубже, желая слиться с чужой кровью.

  — Н-не-е-ет!..

  Ворочаясь на месте, пытаясь пересилить голод, вспыхнувший от брызнувшей на кожу крови, я тщетно вожу руками в воздухе, цепляя твёрдое острое, похожее на ветвь дерева нечто, то проходя сквозь него и обжигаясь. Словно издалека я слышу собственное поскуливание.

  — Жалкое зрелище. Не знаю, хорошо ли это или плохо. Ну ладно, пламя у тебя очаровательное, остальные дефекты исправимы...

  Услышав голос существа и замерев, лишь вздрагиваю, когда пламя возвращается в глазницу. И, не слушая более бормотания существа, набрасываюсь на медленно остывающий труп. Сердце останавливается, так что я не сдерживаю голод, разгрызая не то что плоть, даже кости. Жар в груди разрастается и, кажется, что я купаюсь в пламени, но вместо боли оно приносит наслаждение. Возможно, из-за присутствия существа, остающегося наблюдать за мерзкой трапезой. Вспомнив о нём и остановившись, чувствую почти ласковое прикосновение к перепачканным волосам.

  — Отмываться, надеюсь, не слезами будешь, Снежок? Придётся повалять тебя в сугробе, прежде чем вернуться. Хоть снег и не моя сила, я с удовольствием!

  Я не успеваю раскрыть рот, как мокрая колючая западня холодно смыкается над головой. Неуклюже дёрнувшись и выбравшись из сугроба, я мрачно обвожу взглядом такие же голубоватые блестящие холмики вокруг и останавливаюсь на багровом плаще, слегка подрагивающем от смеха.

  — Как тебе в родной стихии, Снежок?

  Существо заходится в новом приступе смеха. Разозлившись, я комкаю снег в ладонях. К моему разочарованию, летящий в существо розовый комок поглощает вспышка алого пламени.

  — Ладно-ладно. Оттирайся и идём в гильдию.

  Благодаря злости, я ненадолго забываюсь и привычно оттираюсь от крови тающим на ладонях снегом. Теплота тела повышается после приёма пищи и ночной морозец не может его охладить. Когда я поднимаюсь, оглядывая некогда белую, а сейчас безнадёжно грязную накидку, существо хмыкает и получает новый злобный взгляд в ответ.

  — Ты как животное, а не монстр. Смешно же за тобой наблюдать. Не то, что за прочими...

  — Прочими? Хочешь сказать...

  — Ты готов увидеть мою гильдию?

  Прикусив губу и резко втянув запах существа, не успеваю ответить, как резкая боль врывается в левый глаз, ослепляя и призывая сжаться. Сквозь неё отчётливо слышится смех.

  — Посмотри-ка, рассвет! Снегопад на рассвете!

  Рассвет?..

  Робкое понимание позволяет убрать руку и раскрыть глаз. Тонкие лучи света, чередуясь с полосками теней, окружают тёмный силуэт. Стоя за ним, я не вижу того, что существо восхищённо называет рассветом. Слово незнакомо, но почему-то я понимаю его смысл. Нерешительно приблизившись, шагаю в сторону и сквозь полуопущенное веко наблюдаю восхождение света. Озаряя бледными лучами покрытые снегом и инеем деревья, он поднимается всё выше и выше в безмолвном одиночестве. И выглядит столь величественно, что заслуживает восхищённого вздоха.

  — Вижу, тебе нравится, — хмыкает существо. — Смотри ниже. То белое строение в кольце усыпанной снегом горы — моя гильдия. Скоро увидишь её поближе.

  Тяжело выдохнув, я опускаю взгляд на продолжающуюся дорожку следов. Теперь она красиво переплетается с лучами света и искрится, игриво маня в неизведанный и огромный мир со множеством разных понятий и существ, а главное, умеющий исполнять желания.

  По крайней мере он так говорит...

  Последовав за существом, я рассматриваю его следы. Воспоминания об охоте блекнут, только тепло и притихшая боль говорят, что всё было на самом деле. Существо останавливается и я едва в него не врезаюсь.

  — Хватит смотреть под ноги, перед тобой — целый мир!

  Встав рядом с алым плащом, я поднимаю взгляд на высокое строение из белого камня, сверкающего при скрытом облаками свете. Оно тянется высоко вверх, после чего за ним продолжает возвышаться гора, конец которой теряется в вышине. Всё кругом настолько белое, что приходится заострять внимание на тенях, чтобы понять, где одно оканчивается и начинается что-то другое.

  — Сколько раз не смотрю, он всё равно ужасен...

  Дёрнувшись, существо делает шаг и ступает на небольшую площадку перед порожками в здание. Всё присыпано тонким блестящим кружевом снега, но под шагами существа оно исчезает и проступают каменные плиты.

  Более следы не появляются, и я растерянно остаюсь позади. Существо сожгло необходимость идти по ним, и всё же только сейчас по-настоящему начинаю это понимать. Я волен пойти куда хочу и сделать что пожелаю. Никто не станет препятствовать, потому что в мире существа больше нет подобных мне.

  Почему... он забрал меня? Ведь там осталось столько монстров и людей... и все они ничего не знают, продолжая грызться за бессмысленную и никому не нужную жизнь...

  — Долго будешь там стоять, Снежок?

  — Кого ты снежком назвал?

  За собственными переживаниями я забываю, что существо вызывает во мне жгучую неприязнь. Куда более сильную, чем люди или монстры.

  Знаю, что монстры инстинктивно не переносят друг друга и каждую встречу сцепляются в сражении насмерть или до сильной раны. Немногие были способны пересилить ненависть и держаться рядом, чтобы не попасться в руки людям. В основном, слабые и не способные выжить самостоятельно или опасающиеся стать жертвой. И хоть знаю, что среди них бывают неправильные монстры, я прежде не осознавал, что был одним из них. Я не испытывал неприязнь к другим и не желал убивать. Даже выживание не являлось для меня достойной причиной для смерти. Нет... Я и не особо погружался в противостояние этих сторон. Просто хотел найти того, кто ушёл, оставив мне только имя и следы...

  Что же касается существа, при первой встрече с ним я впервые ощутил жажду убить кого-то. Если бы не был обессилен от долгого нахождения у людей, наверняка напал бы на него.

  — Ро-окуши-ин!!

  Искорёженный злобой крик проносится над площадкой, призывая, если не вздрогнуть, то отшатнуться. Пара смазанных теней, неизвестно где притаившихся до сего момента, устремляется к существу. Бардовую ткань подхватывает вызванный ими ветер — это движение остаётся единственно замеченным и нападавших сносит обратно в стороны, впечатывая одного в колонну, другого в окружающую здание горную стену. Я успеваю лишь поражённо вздохнуть, как всё заканчивается. Только поднятые снежинки невозмутимо поблёскивают над красной фигурой. Неожиданно она содрогается от смеха.

  — Вам стоит заглянуть в гильдию другого греха и попросить у него оружие против меня. Иначе вы никогда не получите свои воспоминания.

  Грех...

  Незнакомое ранее слово пробуждает от странного состояния полусна.

  «Имя мне Рокушин, носитель греха Зависти и шестой короны», — так представилось существо, возникнув из пустоты в том месте, где оборвались ведущие меня за пределы города следы. Стена окружала город плотным кольцом, преодолеть которое, по слухам, не мог ни один монстр. Но следы привели меня к стене, а существо продолжило: — «Есть ли у тебя желание? Скажи мне его, и я отведу тебя туда, где оно может исполниться».

  — Року...шин...

  Встряхнув головой и отогнав воспоминание, замечаю, что напавшие на него тени успевают подняться и приблизиться. Из-за многослойной одежды из чёрной и бардовой ткани, я принял их за тени. Лица скрывают маски.

  — Если мы приблизимся к чужой гильдии, нас незамедлительно убьют, — глухо обращается один из нападавших к Рокушину.

  — Я удивлён, что вы узнали это на собственном опыте, маленькие предатели.

  Тени нападают, теперь не скрываясь. Грех легко отражает их атаки и, перехватив руку одного, бросает во второго, отбрасывая обоих на другой конец площади.

  Так просто... тихо, без крови, безумия и жестокости... Существо совсем не такое, как монстры.

  — Не впечатляет, — обернувшись, существо жестом подзывает меня приблизиться и, когда я послушно встаю рядом, щёлкает пальцем по моему лбу. — От тебя я жду больших результатов, Снежок.

  Не знаю, к чему этот жест, но потираю ушибленный лоб, ничего особенного, кроме обиды, не почувствовав. Рокушин не сдерживает смешок и продолжает восхождение на порог гильдии, даже не бросив взгляд на переговаривающиеся тени. На меня они не обращают внимание, и я не принимаю их за угрозу. Грех раскрывает для меня высокие створчатые двери. Я инстинктивно ожидаю тёмного провала в никуда, однако внутри здание столь же белоснежное и искрящееся, как и снаружи. Сквозняк с эхом проносится по огромному залу с высокими окнами, сквозь которые внутрь залетает снег, и холодит босые ступни, утопающие в чём-то мягком. Опустив взгляд и увидев что-то сильно напоминающее снег, покрывающее холл и лестницу, ведущую вверх, я догоняю существо, незаметно миновавший пустое пространство.

  — В моей гильдии состоят Призраки, — взмахивает он рукой в перчатке. — Как я уже говорил, среди них нет монстров, поэтому подружиться с ними тебе труда не составит.

  — Призраки?..

  Грех поднимается на верхний этаж, столь же просторный, поддерживающий свод колоннами. Белые стены узорами тянутся в стороны, образуя просторные коридоры с арками и дверьми. Возле одной из них Рокушин останавливается, чтобы втолкнуть меня внутрь. Слабое тело от неожиданности едва не падает на белые плиты.

  — Это твоя комната, Снежок. Осваивайся.

  — Я тебе не Снежок. Меня зовут Юкуро!

  Не знаю, слышит ли меня существо. Я остаюсь один посреди белоснежной комнаты, ведь он снова меня оставляет. Глубоко вдохнув остатки запаха существа, я фыркаю, пытаясь сосредоточиться на чём-то ещё.

  На одежде, вот...

  Подняв руки, запутавшиеся в насквозь промокшей кровью накидке, я морщусь от жуткого бардового цвета. При воспоминании о вынужденной охоте глаз начинает пульсировать сильнее, а сердце биться громче. Горячая струйка крови вытекает из глаза, пачкая и так окровавленное лицо. Отвращение захлёстывает меня и застывает комком в горле. Я оглядываюсь и нахожу что-то за развивающейся занавеской. Прозрачный ручеёк, тихо наполняющий чашу, из-за шороха ткани остаётся не слышен, пока я не сосредотачиваю внимание на нём. Отмахнувшись от лёгкой ткани, я склоняюсь над краем.

  Это...

  Подчерпнув жгущей холодом воды и поплескав в лицо, глотаю ещё чистой и свежей прямо из ручейка. Внутренности тут же обжигает и к горлу подкатывает тошнота. Мороз щекочет кожу, но дышится гораздо легче, чем в присутствии существа. Оно словно вытягивало силы и усыпляло, а я даже не заметил, как тяжело было рядом с ним.

  «Я причина твоего существования», — напоследок вспоминаются слова существа.

  Причина...

  Дождавшись, пока вода в чаше очистится от крови, я разглядываю отражение. Точно помню, что выходил за стену, израненный и уставший, однако, не считая глаза, на мне нет ни одной раны. Белые, заляпанные засохшей и свежей кровью пряди липнут к коже, закрывая правую глазницу и открывая взгляду левый чёрный глаз с кольцом красного пламени.

  Глаза всех монстров окрашены в уродливый чёрно-алый цвет. Слышал, что у людей глаза белые. Потому, стоило людям увидеть эти проклятые глаза, как они начинали кричать и убегать, а были те, кто бросался на нас с оружием.

  Услышав вскрик, поднимаю взгляд на навес, поддерживаемый парой колонн. Вид под ним открывается на обнятые снегом горы, а вот сверху кто-то копошится, постепенно приближаясь. Вдохнув поглубже и вздрогнув, почуяв знакомый запах, я скорее инстинктивно ловлю сорвавшуюся с навеса девушку. И лишь затем понимаю, что творю.

  — Ох, п-прошу прощенья... — мягкий голос прерывается, стоит ей открыть глаза.

  Если бы до этого я не задержал дыхание, точно сделал бы это сейчас.

  Мой первый... новый цвет в этом мире... ночное небо, но...

  Девушка на моих руках растерянно моргает, позволяя смотреть в её тёмно-синие глаза. Вроде ничего особенно в цвете нет, а взгляд оторвать получается с трудом, и то лишь чтобы взглянуть на лёгкий румянец, украшающий бледные щёки, порозовевший от холода кончик носа и растрёпанные длинные волосы оттенка светлого дерева. Взгляд невольно скользит ниже, зачарованно находя бьющуюся под тонкой кожей жилку, переходит на вздымающуюся и опускающуюся грудь под белоснежной тканью.

  Что-то щёлкает в голове, но от этого отвлекает крик. Девушка вырывается, спрыгивая на балкон. Я тоже отступаю на пару шагов и едва не падаю, ухватившись руками за край каменной чаши.

  Она...

  Воспоминание о боли, убегающих людях, кровавых брызгах, мягком голосе, тёплых руках и бледном лице под капюшоном вызывают во мне резкий приступ тошноты. Звук разрываемой плоти проходит дрожью по телу. Зажав рот ладонью, я не могу поверить в увиденное.

  Она... п-призрак? Я... ведь... я ведь только что убил её?..

  Побоявшись смотреть на лицо девушки, я разглядываю чёрные ремешки на платье и длинных перчатках, затем и вовсе на сапогах. Она определённо не может быть той девушкой, что подошла ко мне в городе, но их внешность поразительно одинаковая, за исключением одежды. Синие глаза, длинные древесного цвета волосы, бледная кожа, румянец, запах: всё одно и то же.

  — К-какой у тебя милый цвет волос... — срывающимся от страха голосом шепчет синеглазая.

  Я вздрагиваю от её голоса.

  Или... всё-таки другой голос?.. Они наверняка разные люди, иначе и быть не может...

  Медленно подняв руку и дотронувшись до одной из прядей, осторожно поднимаю взгляд. Девушка дрожит и прижимается к краю балкона, готовясь спрыгнуть в любой момент. Она выглядит столь беспомощно, что желание вгрызться в её тело заглушает лишь страх, что передо мной мертвец.

  Но ведь они не разговаривают?..

  Разомкнув губы, я на удивление спокойно отвечаю:

  — У них нет цвета. А вообще, они заляпаны кровью.

  Нервно и тихо рассмеявшись, девушка с ужасом смотрит мне прямо в глаза. Точнее, один. Я боюсь отвести его так же, как и она, ожидая чего угодно от ожившего трупа, разорванного мною же на части. Чего угодно, в самом деле, но не вопроса:

  — Снежок-снежок, смотрю ты успел завести себе подружку?

  Грех не заставляет себя долго ждать. Обернувшись, я рассматриваю красный плащ, застывший по другую сторону чаши.

  Лишь дыхание, биение сердца, шорох занавески и ручейка нарушают тишину.

  Не поняв о чём говорит существо, поднимаю взгляд на девушку с тёмно-синими глазами. Замерев, с прижатыми к груди руками, она переводит полный ужаса взгляд с меня на Рокушина. Полыхнувший внутри жар переходит на лицо. Я быстро зажимаю рукой правую глазницу с отвратительной штукой внутри, которую он назвал пламенем, ибо не уверен, не кинется ли оно на девушку снова. Нет, даже не от этого внутри всё сжимается, а от понимания, что совсем недавно я сделал.

  Я убил её или не её? Они так похожи... что делать? Почему Рокушин вернулся?..

  — Как интересно. Что это, стыд или вина? Может, что-то ещё? — существо вставляет ленивую, с ноткой забавы реплику, потому что мы и не думаем сдвинуться с места, опасаясь действий друг друга. — Разве ты ничего не чувствуешь, маленький брошенный монстр?

  Вздрогнув, я отчётливо ощущаю, как жар внутри нарастает. Тошнота уходит, освобождая место жажде человеческой плоти, что так сладко разносит свой запах по балкону. И, смешиваясь со страхом, пьянит, взывает к инстинкту.

  Какая разница труп или нет? Всё равно мясо... Нет! Нет!

  — Только что ты разорвал на кусочки девушку, похожую на свою подругу, — продолжает Рокушин. — Ты не в силе смотреть ей в глаза, тебе страшно... ты снова хочешь сделать это...

  — Замолчи.

  Искушающий шёпот переходит в смех. Весь страх покидает меня, услышав слово «похожую». Подняв взбешённый взгляд на девушку, я произношу всего одно слово:

  — Прочь!

  Испуганно пискнув и взглянув на Рокушина, одобряюще качнувшего головой, из-за чего звякает колокольчик, она выбегает с балкона, затем из комнаты. Прыгнуть с такой высоты для человека означало бы смерть.

  — Ты не сказал мне, что здесь будет человек!

  Развернувшись, я с силой сжимаю пальцы на краю чаши. Злость и обида заполняют меня, отчего я не сдерживаясь кричу на существо.

  — Хм-м, надо учиться самоконтролю, Снежок.

  — А если не смогу?!

  — Станет на одного человека меньше... — существо равнодушно проводит рукой по воздуху. — Но ты же не глупый монстр и не станешь кидаться на Призраков? Кушай хорошо и печали не ведай. В скором времени голод поутихнет, по крайней мере я постараюсь что-нибудь сделать с этим дефектом...

  Капюшон наклоняется почти к самой груди и из него выскальзывает прядь длинных алых волос. Удивлённо уставившись на неё, я почти прослушиваю бормотание Рокушина:

  — Когда нужна помощь, нужно просто использовать тех, кто тебя окружает. Так поступают демоны. Достаточно узнать о желании человека и можно делать с ним что угодно... Как я и думал, ты не понимаешь, о чём я говорю. Придётся всерьёз заняться твоим воспитанием, Юкуро.

  Силуэт существа вспыхивает пламенем и оно разрастается. Шипя и извиваясь, чередуя маленький и высокий язычки, огонь становится похож на бутон, закрывающийся без тёплых лучей света. Рождённый во тьме, в ней и живущий. Отвратительный цветок.

  — Спи, мой маленький ликорис...