Петь сиракузским стихом сперва посчитала приличным,
И не стеснялась в лесах обитать моя муза, Талия.
Стал же когда воспевать я царей и сражения, Кинфий
За ухо дернул меня и напомнил: "Пастух должен, Титир,
Тучных овец выпасать, и тянуть свои песни как пряжу".
Нынче же я - ибо нет недостака в поэтах, готовых
Вар, твою славу воспеть и о войнах ужасных поведать -
Сельский на тонкой свирели напев сочинять собираюсь.
Что мне не велено, то не пою. Если ж кто-нибудь эти
Песни читает, любовью охвачен, пусть знает, что Вара
Наши кусты и деревья все воспевают. Для Феба
Нет столь же милой страницы, чем посвященная Вару.
В путь, Пиериды! Мальчишки Хромид и Мнасилл подглядели
Как, задремавши, в пещере Силен на земле растянулся.
Вены его налились, как всегда, от недавней попойки.
Был он в гирлянде одной, да и та с головы соскользнула,
Кружка тяжелая с ручкой потертой висела на пальце.
Тихо подкрались - нередко старик их дурачил обоих,
Песен желавших - и путы из тех же гирлянд наложили.
К ним, оробелым, тогда союзницей Эгла примкнула.
Эгла, наяда всех краше, когда к нему зренье вернулось,
Тутовым соком кровавым лицо и виски расписала.
Он, над проказой смеясь, вопрошал: "Для чего эти путы?
Дети, меня отпустите: силу свою показали.
Песни, какие хотели, услышите. Вам - эти песни,
Ей же - иная награда". Так он сказал и запел сам.
Видел бы ты, как тогда звери и фавны пустились
В пляс, и как мерно качались дубов несгибаемых кроны.
Даже о Фебе не так веселятся парнасские скалы.
Даже Родопы и Исмар не так на Орфея дивятся.
Ибо Силен пел о том, как в пустом необъятном пространстве
Собраны были земли, воды и воздуха зерна
Жидкого также огня; и как из начал тех первичных
Все появилось, сгустившись, даже надмирные сферы;
Твердь возникать начала, оттесняя Нерея в пучину,
И на себя принимая формы вещей постепенно.
Земли пришли в изумленье от воссиявшего солнца,
И от паденья дождя с облаков высоко воспаривших.
Начали произрастать леса в это время впервые,
И по горам неизведанным редкие звери бродили.
Пел он о брошенных Пиррой камнях и о царстве Сатурна,
И о кавказских орлах, и о краже огня Прометеем.
Пел и о том, как Гиласа в ручье потеряв, аргонавты
Звали его, и "Гилас! Гилас!" - гулко вторил им берег.
Пел о беспечной, не будь скота на земле, Пасифае.
Страсть утолить ее мог один только бык белоснежный.
О, несчастливая дева, каким ты безумьем объята!
Дочери Прета мычанием мнимым поля оглашали,
Но ни одну не влекло к скотскому совокупленью
Гнусному, хоть хомута они опасались на шею,
И на лысеющих лбах рога то и дело искали.
О, несчастливая дева! В горах ты скитаешься нынче,
Он белоснежный свой бок на ковре гиацинтов покоит
И под чернеющим дубом жует бледно-желтые травы
Иль выбирает телицу из стада большого. "О, нимфы!
Нимфы диктейские! Спрячьте из виду лесные лужайки,
Может, тогда где-нибудь моему повстречается взору
Бычий блуждающий след. Еще же случиться так может:
Зеленью трав увлечен или за стадом идущий,
Будет коровами он приведен прямо в хлев гортинийский".
Пел он, как дева красе гесперидовых яблок дивилась.
Пел он и горькой корою замшелой сестер Фаэтона
Сам облекал, и ольшаник высокий растил над землею.
Пел он о том, как скитаясь вдоль по теченью Пермесса,
Галл был одной из сестер приведен в Аонийские горы,
Чествуя мужа пред ним весь хор Аполлона поднялся;
И говорил ему Лин, пастух божественных песен,
Волосы чьи украшают соцветья и горькие травы:
"Эти тростинки тебе Музы даруют. Возьми их!
Их же когда-то вручили аскрейскому старцу. Он часто
Стройные ясени с гор низводил их звучанием долу.
С ними поведаешь ты, как возникла Гринийская роща,
Чтобы иные леса возноситься не смели пред Фебом".
Что мне сказать? И о Сцилле Низийской он пел. По преданью,
Нежное лоно ее окружали рычащие твари.
Пел, как суда Одиссея терзала она, и в пучине
Псы разорвали морские гребцов, трепетавших от страха,
Также рассказ он повел о превращенье Терея,
Как Филомела готовила пир для него и подарки,
Что за обличье, в котором в пустыню бежала, какие
Крылья над собственной кровлей несчастную ввысь поднимали.
Песни, что некогда Феб напевал при блаженном Эвроте,
Слушавшем их и велевшем лаврам их знать слово в слово,
Пел и Силен, а долины их эхом до звезд доносили.
Но уж Венера овец перечесть и загнать по овчарням
Повелевает и всходит над неохотным Олимпом.