Аннотация: "....Вот эти все стенания, "ах, я хочу, чтобы меня любили таким какой я есть". Да ты никому даром не нужен без своих комплексов и ассиметрий. Себе в первую очередь...."
Моё искусство. Продолжение.
Когда художник копирует картину известного автора, он, сам того не подозревая, передаёт своё отношение к этой живописи. Даже в самой тщательной и подробной реплике всё равно будет угадываться чужая манера, другое время. Это, уже не говоря о том, что первоначальная работа делалась на эмоциональном переживании (например, от натуры), которое практически невозможно сымитировать.
Это как живопись, выполненная с фотографии: не чувствуется ни объема, ни пластики, всё немного упрощено и кажется чуть плоским.
Точно так же, когда кто-то передаёт чужие слова, мы всегда можем понять отношение рассказчика.
Если захотим, конечно.
До определенного возраста, я совершенно не мог трезвомысленно оценивать людей. Я не понимал простого факта: то, что говорят люди, не имеет к объективной реальности ни малейшего отношения. Не нужно верить чужим психологическим оценкам. Единственная их ценность заключается в характеристике самого говорящего.
Тогда, я прибивался то к одному, то к другому человеку, чья позиция была увереннее и выглядела эффектнее.
Это был период ученичества, когда я внимал, а мне проповедовали.
Проповедовали буквально всё.
Вот краткий список:
Женщины
Деньги
Сила
Позже, добавилось бухло и курево.
Довольно смешно сейчас вспоминать эти годы. Прямо так и тянет уподобить некоторых пророчествующих (до сих пор) учителей персонажам карикатур Домье и Хогарта. Как бы великолепно легли маски адвокатов из серии Домье "Правосудие" на лица моих тогдашних знакомых...как естественна была бы эта метаморфоза в глазах окружающих....
Более поздний период лучшим образом отражён в гравюре Хогарта "Улица джина" и самым прямым образом перекликается с постыдным и унизительным первым знакомством с водкой
В 90-ом году для меня началась эпоха странствий.
Наш класс вывезли на четыре недели во Францию, в стольный град Марсель. Мне досталось жить в доме безработного араба и официантки, итальянского происхождения, чей сын гостил перед этим у меня в семье.
Он был немножко идиот.
К тому же вор. В первый же день он умыкнул у меня около 100 грина не без труда и риска, добытых у знакомой фарцы. Думал морду ему помять, но, памятуя о тысячелетней державе, представленной моей малолетней персоной, смирился и забил.
Несколько раз возвращался к недипломатическим желаниям.
Досадовал.
Сплошная декоративная живопись. Копия картины Герасимова "Ленин в октябре", выполненная художником Чумко, экспонирующаяся в зале ожидания вокзала в Галиче.
Наступала пора настоящего учения.
Поступление в Университет и дальнейшая учёба связана со многими чудесными открытиями и знакомствами. Вспоминаю эти чудесные пять лет, напоминающие Рубенса и Тьеполо по количеству сюжетов, живопись Гварди и Маньяско по фантазии построения и рисунки архитектурных фантазий Леонидова или братьев Весниных по грандиозности грядущих замыслов.
На третьем курсе, мне с моим приятелем досталась в долгосрочное владение мастерская Л.Андреева - автора скульптурного памятника Ленина в Кремле. Это был небольшой отдельно стоящий особнячок в арбатских переулках общей площадью в 250 кв. м. По всей внутренней площади помещения были расставлены модели монументов и рельефов. Особенно завораживал алебастровый Маяковский, чей законченный памятник украшает одноименную площадь в Москве.
Именно там была устроена резиденция, более напоминающая дворец Тиберия на Капри. Это сравнение касается, конечно, исключительно морально-нравственных категорий. Там была устроена звукозаписывающая студия, куда приходили репетировать и записываться молодые музыкальные дарования современного молодёжного мэйн-стрима. В помещении круглосуточно пребывало 10-15 человек из модных мгушных тусовок. Довольно быстро нам приелось наблюдать высокомерно-снисходительные лица богемных юношей и дев. Мы выгнали всех и открыли первую нашу галерею. что растлило ещё сильнее неуверенный отроческий дух. Пиршественный дух Кутюра и Семирадского сменялись настроениями жанровой живописи Яна Стена и Брауэра, заканчиваясь графическим рисунком Эгона Шиле. Через год было решено прикрыть лавочку, а помещение сдать модному кутюрье. Перед позорным отступлением под натиском денежных мечтаний решили устроить серию вечеринок.
Этот период можно смело назвать "Кризисом модернизма". Ближе всего, этому времени подходит живопись позднего немецкого экспрессионизмом, чуть разбавленная ранним Ф.Пикабиа и поздним Налбандяном.
Иногда бриллиантовый воздух застилался терпким плотным дымом, и опускалась ночь, сменяемая нечётким рассветом. Люди, появлявшиеся в студии, через очень короткое время превращались в тени и отражения. Однажды, наутро после продолжительной осенней пьянки, я открыл настежь обе створки тяжелой входной двери.
Меня обжег ледяной ветер.
Весь двор был засыпан ослепительным белым снегом.
Наступила зима.
Город превратился в молочно-белую картину Вейсберга.
Я мучительно пытался вспомнить, что за ответственное дело у меня сегодня, но это не представлялось возможным вследствие нерабочего состояния головного мозга. Пришлось выпить несколько чашек кофе, прежде чем до меня дошло, что у меня сегодня первый экзамен в аспирантуру.
Я оделся и вышел вон.
Больше мне никогда не доводилось бывать в этой студии.
Наступило новое время, и это уже была совсем другая история искусства.