Журналист Сергеев стоял у окна и смотрел на хмурый пейзаж. Два дня назад, когда он только прибыл в городок, панорама показалась ему чудо какой красивой - река, дореволюционная отреставрированная застройка, мосты, скверики. Всё дышало радостью и дружелюбием.
Ночью погода испортилась, и к утру город утонул в сизой дымке. По небу плыли тяжёлые тучи, время от времени лившие на город холодный дождь.
Тем не менее, открывавшийся вид был необычным. Окна маленькой гостиницы выходили на реку, противоположный высокий берег которой теперь затянуло густым сырым туманом. Занятно было наблюдать, как верхние этажи домов и купола церквей терялись в сизой дымке, слившейся с небом. Появлялось впечатление, что здания врастали в небо.
- Или вырастают из него... Но тогда они растут вниз... - Сергеев зажмурился.
Он, журналист респектабельного столичного издания, волею судьбы и главного редактора притащился в эту глухомань на юбилей того, чего уже восемьдесят лет как нет.
По долгу службы Сергеев оказался гостем на дне рождения несуществующего города под названием Мазыйка, основанном ещё в четырнадцатом веке. Когда-то там была ярмарка, принимавшая купцов со всей страны. Город разрастался и постепенно превратился в крупный торговый центр, да ещё с курортной зоной, где снимали дачки дворяне, художники и просто состоятельные люди. Все сохранившиеся описания города не уставали восхвалять его необычайную красоту.
Идиллическая жизнь городка закончилась в тридцатые годы двадцатого века, когда правительство приняло решение о создании водохранилища ниже по реке (пожелтевший документ, набранный на машинке, с печатью и размашистой подписью прилагался). Город оказался в зоне затопления, жители были расселены, ярмарку перенесли в ближайший районный центр.
Почти восемьдесят лет о городке вспоминали только старожилы, которые каждый год собирались на берегу водохранилища, чтобы почтить память своей когда-то прекраснейшей родины. Предприимчивые Мазыйцы даже создали небольшой краеведческий музейчик, который Сергееву любезно показала его хранительница - премилая дама в роговых очках (которую журналист мысленно окрестил "тётенька-музей").
Широкая же общественность снова вспомнила о Мазыйке пару лет назад, когда после нескольких засушливых лет река сильно обмелела, и уровень воды в водохранилище заметно снизился. Окрестные рыбаки здорово удивились, когда их лодки стали натыкаться на верхушки городских зданий, показавшиеся из воды.
Тётенька из музея так воодушевилась приездом столичного журналиста, что даже обещала организовать ему экскурсию на водохранилище к восстающему городу.
Сергеев зевнул, потянулся и вернулся к ноутбку. Статья, которую он начал, носила злое название "Королева красоты на пенсии". Журналист был доволен собой. Такое сочетание слов казалось ему весьма остроумным - некогда распрекраснейший город теперь представляет собой всего лишь облезлые обломки, поднимающиеся из мелеющей грязной речки.
- Хотя нет... Это, пожалуй, чересчур. Или сойдёт?
В этот момент сработал будильник.
Сергеев закрыл компьютер и быстро оделся. Вчера они договорились встретиться с Серафимой Игнатьевной (тётей-музеем) в кафе напротив гостиницы.
Когда Сергеев вошёл в забегаловку, музейная Серафима уже ждала его за столиком.
- Как я рада вас видеть! - она широко улыбнулась золотыми коронками и протянула ему руку.
- Взаимно, - соврал Сергеев и галантно чмокнул её тыльную сторону кисти.
- Какой столичный кавалер! - громогласно изрекла Серафима Игнатьевна.
Пока журналист заказывал завтрак, музейная хранительница рассказала ему об их планах на ближайшие пару часов.
- Я договорилась с местным рыбаком, он на своей моторной лодочке довезёт вас прямо до места. Там можно сделать фотографии. И заодно порасспросите самого рыбака - он ведь тоже коренной мазыец.
- Отлично, - Сергеев изобразил улыбку, хотя мысль о поездке не вызывала у него никакого энтузиазма.
Пока Сергеев запихивал в себя пережаренную яичницу и сухие бутерброды, Серафима Игнатьевна снова пустилась в рассказы о Мазыйке, где она провела детство. Сергеев пропускал то, что она говорила, мимо ушей, потому что уже сделал несколько заготовок с общими затасканными фразами о "тихой жизни скромного, но невообразимо красивого провинциального городка".
- А вот и он, - донёсся до сознания Сергеева трубный голос Серафимы Игнатьевны.
Повернув голову в сторону, куда смотрела тётенька-музей, он увидел старика в высоких резиновых сапогах, хромающего к их столу.
- Идти надо, - пробасил Плутарх Георгиевич и, не сказав больше ни слова, вышел из кафе.
- Пойдёмте-пойдёмте, - Серафима Игнатьевна быстро поднялась и засеменила за рыбаком.
Сергеев нагнал их на улице. Ветер раздувал густую бороду Плутарха Георгиевича на две части так, что она ложилась на его плечи. Лица рыбака Сергеев не мог рассмотреть - лоб и глаза скрывал надвинутый капюшон.
Компания вышла на набережную, и оттуда по скрипучей проржавевшей лестнице спустилась вниз, к реке, где прямо на песке сушились рыболовные сети, а чуть подальше были разбросаны деревянные и моторные лодки.
- Сюда, - рыбак указал на одну из моторок, чуть помятую, но аккуратную, свежепокрашенную в серый цвет.
- А знаете что, - вдруг с энтузиазмом пробасила Серафима Игнатьевна, - я, пожалуй, с вами.
- Да пожалуйста, - равнодушно пожал плечами рыбак.
Сергеев помог тётеньке-музею забраться в лодку, потом залез сам. Плутарх Георгиевич оттолкнул лодку от берега.
Двадцать минут Сергеев сидел, втянув голову в плечи, и из-за порывистого ветра, свистевшего в ушах, не слыша даже шума мотора. Когда лодка наконец остановилась, он поднял голову и обнаружил, что вокруг, насколько хватало глаз, раскинулась свинцовая водная гладь.
- Где это мы? - спросил Сергеев шёпотом, потому что его голос куда-то пропал.
- На месте, - хмуро сказал Плутарх Георгиевич и кивнул куда-то за его спину.
Обернувшись, журналист увидел её - Мазыйку. Какая уж тут "королева красоты на пенсии" - это было кое-что пострашнее.
Прямо из воды ввысь поднималась колокольня, когда-то белая, а теперь облупившаяся и заплесневелая. Глубокие трещины покрывали паутиной полуразрушенные стены, крыша прохудилась. Колокольня как будто стыдилась собственного уродства, но была приговорена торчать из воды на самом виду.
Рядом с колокольней из воды вырастала церковь. В своё время куполов было пять, теперь же сохранились только три, от остальных остались только торчащие в разные стороны ржавые металлические прутья. Центральный большой купол сохранился на удивление хорошо, в нём было всего две-три дыры, а вот с его соседей черепица сползла, оставив жуткие скелеты ржаветь над водой.
- Это церковь Преподобного Сергия, - произнесла тётенька-музей на удивление тихо. - Три раза пытались взорвать.
- А вот всё стоит, - задумчиво проговорил Плутарх Георгиевич.
За церковью из воды торчали ещё несколько зданий с тощими щербатыми стенами и чернеющими окнами.
Это не была королева красоты. Мазыйка превратилась в страшное пророчество, явившееся из глубины, где оно хранилось долгие годы.
Сергеев чувствовал, как по его телу расползался ужас, ему было трудно пошевелиться. Он вдруг ощутил себя героем дурацкого ужастика про конец света и зомби.
Сергеев вдруг вспомнил город, врастающий в небо. Теперь перед ним был город, вырастающий из воды. Мир вращался вокруг, и два города слились в один, существующий буквально между небом и водой.
Сквозь вращение и мерцающий город доносился голос Серафимы Игнатьевны:
- Всё не так... не должно быть... приказ подписан... пытались выкрасть... могли бы спасти город... красное здание... портфель лежал в машине... собака залаяла... чекисты выскочили на улицу...
Комок в горле просился наружу, и Сергеев перегнулся через борт лодки. Но вместо чёрной глубины за бортом вдруг оказалось залитое солнцем пространство. Внизу пересекались мощёные улочки, скверики и небольшие разноцветные домики - деревянные с резными ставнями и особнячки с лепниной. Люди спешили по своим делам, дети играли в салочки.
Сергеев поднял голову и увидел, стремительно приближавшееся весло. Два города слились в один, мир закрутился с бешеной скоростью и превратился в воронку, затянувшую журналиста в глубь водохранилища.
Очнувшись, Сергеев обнаружил себя лежащим на земле в тени раскидистого тополя.
Мимо, засунув руки в карманы и насвистывая, рассеянно прошагал белобрысый парень, проехал мальчик на велосипеде и пробежали девчушки со скакалкой.
Сергеев поднялся на ноги и осмотрелся. Сомнений не осталось - это была Мазыйка. Живая и прекрасная. Из-за крыш домов поднимались сверкающие золотом купола Сергиевской церкви.
Сергеев вдруг вспомнил, что у него было здесь какое-то дело. Он должен был помешать кому-то что-то сделать. Собака, собака не должна залаять, чтобы тот белобрысый парень вытащил портфель с приказом о затоплении из машины. Сергеев быстро осмотрелся - действительно, у красного здания была припаркована зелёная машина, около которой околачивался тот самый насвистывающий парень. А неподалёку дети кидали мячик лохматой собачонке, которая с восторгом бегала за ним, виляя хвостом-бубликом.
Не зная пока, что именно нужно сделать, Сергеев начал медленно приближаться к детям, краем глаза наблюдая за тем, как белобрысый осторожно подходил к машине. Вдруг детский мячик поскакал прямо к красному зданию, и собачка с заливистым лаем кинулась за ним. Сергеев быстро поймал мячик и зашвырнул его в противоположную сторону. Обернувшись, он увидел, как белобрысый парень убегал по улице с портфелем в руках.
Сергеев облегчённо вздохнул и поднял голову к небу. Вдруг он почувствовал, как под его ногами задрожала земля. Воздух завибрировал, всё покрылось рябью. Здания поблекли и прямо на глазах стали осыпаться, кровля крыш лопалась, деревья гнулись и, иссыхая, валились, всё вокруг трещало, дребезжало и раскалывалось.
Когда город перестал крошиться, Сергеев осмотрелся. Оказалось, он упал на грязную землю, из которой вялыми пучками торчала сизая больная трава. Раскидистые тополя исчезли, на их месте возник несимпатичный кирпичный дом. Красное здание уцелело, но облупилось и как-то покосилось. Тусклые купола церкви мрачно торчали из-за тёмных крыш. Город напоминал теперь скрюченного полуслепого хромого, бредущего по разбитой дороге.
- Королева красоты на пенсии... Нравится?
Сергеев обернулся. Тихий голос, произнёсший название статьи, принадлежал древнему старику в изношенной рясе, опиравшемуся на сучковатую палку. Седой скрюченный старик стоял рядом с Сергеем, буравя его взглядом льдисто-голубых глаз.
- Откуда вы знаете? - спросил Сергеев и закашлялся - казалось, его лёгкие были забиты застарелой пылью.
- А ты откуда узнал? - ответил вопросом на вопрос старик.
- Рыбак и тётка из музея... - промямлил Сергеев, отплёвываясь.
Старик только печально вздохнул.
- Пойдём. - Старик тяжело зашаркал вдоль дороги, Сергеев поплёлся за ним. - Видишь ли, если бы мячик угодил в открытое окно, а собачка стала лаять под этим окном и всех переполошила, активисты не выкрали бы приказ, и город бы затопили. Появилась бы гидроэлектростанция, и ниже по реке построили бы несколько довольно крупных городов. Там открылись бы большие заводы, благо электричества было бы достаточно. Во время войны там производились бы снаряды и другая военная техника, которая помогла бы победить. И через реку нельзя было бы так легко переправиться, проще обороняться.
- Выиграли, - вздохнул старик. - Только за лишних два года погибло лишних три миллиона людей. А сколько не родилось, и сосчитать нельзя.
- Неужели всё из-за какой-то бумажки?
- Какой-то, - хмыкнул старик. - Твоя газетёнка - вот бумажка. А то был согласованный приказ. Знаешь, сколько времени нужно, чтобы его подготовить, все печати и подписи собрать. Бюрократия... До войны не успели, а потом...
Сергеев и старик проходили мимо неприветливых грязных зданий с решётками на окнах первых этажей. Редкие прохожие, бледные люди с затравленными лицами, хмуро косились на странную пару и старались побыстрее пройти мимо, опустив глаза.
- И что теперь делать? - спросил Сергеев, уступая дорогу громыхающему грузовику, из кузова которого на него мрачно смотрели люди в форме, похожей на военную.
- А ведь хотел стать писателем, - снова вздохнул старик, провожая печальным взглядом грузовик. - Я тебе скажу, что делать. Думать своей головой. Красота, дружок, бывает разная. Красота Мазыйки осталась в вечности, переродившись в души людей, которые пришли после. Теперь она поднимается из воды как напоминание о разнице между "любить" и "ценить".
- Почему нельзя было просто всё сохранить так, как было?
- Камень - и тот изменяется. А тут целый город. Красота - она всегда в движении.
Сергеев и его спутник дошли до неприветливой церкви, белые стены которой посерели, растрескались и пошли пятнами.
- Важнее сохранить красоту внутреннюю, чем внешнюю, - назидательно проговорил старик. - Запомни. Когда-нибудь и сам выйдешь на пенсию.
- Когда? - печально спросил Сергеев. - Как мне вообще теперь отсюда выбраться?
- А как ты сюда попал?
- В воду нырнул.
- Так вынырни. - Старик указал палкой на небо.
Подняв голову, Сергеев увидел, что небо пошло рябью, как вода. Волны неба становились всё крупнее, а само небо всё прозрачнее.
- Ну, давай, - подбодрил Сергея старик и, улыбнувшись, отошёл на пару шагов.
Сергеев вдохнул поглубже, подпрыгнул, мир в очередной раз перевернулся, и Сергеев нырнул в небо.
Проснулся он в гостиничном номере. Протерев глаза, он обнаружил, что уснул, сидя за столом у открытого ноутбука. Сергеев нажал на "пробел", и на экране появился открытый документ под названием "Королева красоты на пенсии".
Некоторое время Сергеев смотрел на открытый документ, потом быстро запустил браузер и нашёл в Сети материалы, которые просматривал, когда собирался в командировку. На одной из фотографий местного краеведческого портала нашлась фотография, о которой Сергеев вовремя не вспомнил.
На чёрно-белом фото был изображён настоятель Сергиевской церкви - пожилой человек со светлыми добрыми глазами. Тот самый, что показал Сергею новую Мазыйку. Спустя год после затопления города он был арестован и расстрелян.
![Мазыйка [Александровал Аелна]](/img/a/aleksandrowa_alena_aleksandrowna/mazyjka/img_0694-kopija.jpg)