Аннотация: Короткая, непредсказуемая, добрая история-вспышка про Анголу.
Рассказ.
"Ангольский "синдром". Или "золотая" рыбка".
Лето 87-го помню, как вчера.
Были мы тогда на другой стороне Земли - в Анголе, когда-то стране рабов и рабовладельцев, а в то время уже свободной и социалистической, но голодающей. Ловили рыбу и кормили добрых, приветливых и даже восторженных своей революционной неизбежностью жителей страны, находившейся в ленивой, но при этом в смертельной рубке со своими же соседями по городам, деревням, домам и джунглям, точно такими же, как они сами, но повстанцами из УНИТА. Улов мы сдавали в разные порты - Луанду, Кабинду, Амбриш, Лобиту.
В тот раз была Луанда.
Не знаю почему, но ещё до того, как я в первый раз прогулялся по столице Анголы, покорившей меня своей южно-европейской красотой в экзотической интерпретации первооткрывателей типа Колумба и Бартоломеу Диаша, которую тогда нужно было ещё суметь разглядеть в полуразбитых, разграбленных особняках и гасиендах сбежавших колонистов-колонизаторов, в останках проспектов и клумб, зараставшую, наступавшей природой, восстановив в своём воображении былое величие, её название - Луанда, да и она сама, стали у меня ассоциироваться с Лаурой из "Маленьких трагедий" А.С.Пушкина. Может неславянское происхождение нашего великого русского классика повлияло на меня, может быть по тому, что они обе были обворожительны. Хотя у непушкинской, после выдворения португальских хозяев, вся красота была завуалирована неухожестью, нищетой и вынужденным терпением нового, непривычного ей уважительного отношения к себе её теперешнего ценителя и поклонника. Да возможно ещё и потому, что это был первый по-настоящему афро-африканский порт, в котором я побывал. Не знаю! До этого я был в Дакаре - крайне современном по тем временам и землям портограде, но всё ж таки столица Сенегала это другое - арабо-африканский экзотизм. А луандийский же порт, разоткровенничавшись, прошептал мне: "Вот такой я - разный. Чёрный континент!"
Ну, так вот.
Завели концы и пришвартовались к бетонной стенке причала.
Сразу же к нашему пароходу вереницей вразвалочку, прямо-таки морской походкой, поочерёдно подкатывают крытые грузовики, подрагивая и качая в дружеском страждущем нетерпеливом приветствии своими закабинными кибитками, привозя с собой взвихренные ими пылевые облака, постепенно растекающиеся поверх распластавшейся с утра жары. И, смешиваясь с ней, обволакивают знойным бусом и себя самих, и всё вокруг себя метров на пятьдесят-сто, перекрывая дыхало, выпрастывая на теле нескончаемые ручейки липкого неизбежного пота, вызывая, не спасающее глаза, рефлекторное защитное прищуривание с очередным пулемётным морганием. Глоток холодной воды усугубляет и обостряет реакцию организма, который, сопротивляясь водяной инъекции, отторгает её, выталкивая через кожу больше влаги, чем в него влили. От этого тело начинает воспринимать жару ещё острее. А мозг даёт издевательскую команду - "пей больше".
Но местные опытные моряки, которых мы брали с собой на промысел - обычно трёх-четырёх матросов и моториста (для обучения работе на судах подобных нашему и навыкам промышленного рыболовства), на смеси ломанных португальского, английского и русского языков подсказали: "Агва... ноу... Чай... Ти... вери хот... Нао цукар...". И это действительно помогало. Поначалу, было непривычно. И рука с эмалированной кружкой всё время тянули весь организм к сатуратору - судовому аппарату с газированной водой. Но те, кто не хотел перманентно то мокнуть, то иссыхать, принимали такой совет и скоро приучались к горячему чаю. С тех пор дежурный чайник с заваренным эликсиром под всеми парами навершал раздаточную стойку в салоне судовой кают-компании.
Небольшие причальные поржавевшие весы. Трюм нервно зевает, то показывая, то скрывая свои внутренние затаённые клады - ящики, до краёв заполненные сверкающей платиной и самоцветными камнями - отборной свежевыловленной рыбой, чуть прикрытой снежными полушалками, быстро сжимающимися под солнечной яростью, как шагреневая кожа, и небольшими кусками льда, стремительно дряхлеющими на свету.
У нас на палубе наши матросы, на причале - аборигены. Два счетчика ящиков - с нашей стороны и с ангольской. Ящики, в каждом из которых рыбы килограммов по 25-30, по одному на уровень. Фиксация веса. Сдал! Сданное - в подошедший грузовик до полной загрузки оного. Принял! Подписи. И так раз 300-400 - десять тонн! - это вам не банка с килькой. Затоваренные рыбовозы отваливают один за другим, поднимая на прощанье клубы пыли, притараненной ими ранее, оставляя её остающимся, добавив к ней чёрные, непригодные для дыхания облака дизельного выхлопа, освобождая погрузочное место таким же, как они сами бескультурным нечестивцам, которые и привезут с собой, и увезут в себе тоже и также, что и как все их собратья.
На земле весь это процесс охраняли кубинские камрады, - они воевали в Анголе с теми повстанцами, - так как со всех сторон перегрузочно-пограничные весы атаковали красноглазые и неугомонные, словно зомби, голодные босоногие местные. Честно говоря, кубинцы нападавших не жаловали и в случае чего били тех и прикладами "калашей", и сапогами, не разбирая возраста, пола, частей тел и последствий.
Я на вахте на капитанском мостике. Наблюдаю.
И тут вижу, как одному из "пиратов" под сенью загружаемого рыбовоза удалось-таки подкрасться к мерилу и стащить из ящика небольшую рыбину. Сразу бежать с трофеем нельзя ни в коем случае - кубинцы увидит, догонят и отвесят тумаков от души, чтобы и другим таким же неповадно было.
Спрятать! Куда?! На этом бедолаге лишь туника до пупка да набедренная повязка, как у сумотори. Разница лишь в том, что у смельчака под этой ветошью только то, чем его одарили природа и родители. Делать нечего. Сунул он свою добычу под повязку и стоит, как ни в чём не бывало.
Надо заметить, что мы ловили и сдавали рыбу ходками: семь дней на промысле в океане ловим и дальше на сутки в порт на сдачу. И опять, и снова, и т.д. Поднимали трал, сортировали улов в ящики, пересыпали льдом и снегом и в трюм.
Я это к тому, что рыба хоть и не замороженная, а лишь охлаждённая, но около нуля градусов в ней было. И вот теперь этот "ноль" под набедренной обёрткой везунчика.
Судно у нас небольшое и крыло капитанской рубки почти вровень с причалом, ну, может на метр с кепкой повыше: рукой до стоящего на берегу не дотянуться, но при желании посредством черенка лопаты поздороваться можно. Так что, догадаться, какой "пожар наоборот", просто-таки криогенный процесс творится сейчас у этого африканца под повязкой, я смог по его лицу: я чуть ли ни на себе самом физически прочувствовал то, что сейчас творится с ним. Мне прям до слёз стало жалко и себя, и его.
Шаловливый блеск в глазах счастливца от нежданной радости от удачи, стал сходить на нет, вытесняемый и заменяемый всё ярче и ярче проявляемыми внешними физическими изменениями его мимики и всего судорожного чернокожего тела, явно покрасневшего и побелевшего изнутри, всё чаще и резче взбрыкивающего всеми конечностями и чреслами. В течение нескольких минут всё это действо окончательно превратилось в самоговорящий танец - этакий симбиоз из наших лезгинки и казачка в интерпретации местного фольклориста, рассказывающем о вулкане, который вот-вот взорвётся и накроет ужасом извергнутого всё и всех в округе, ровно также, как Везувий накрыл Помпею со всеми её жителями две тысячи лет назад.
- Беги, дурак, отморозишь...! - заорал я ему.
Голова парня быстро сделала несколько оборотов, выбирая наименее опасное для побега направление. Танец "вулкана" подходил к своему апогею.
- Бе-еги-и! - раструбом приложив ладони ко рту, крикнул я как можно громче.
И парень рванул без оглядки, засверкав своими бело-розовыми пятками, да так, как подмигивает семафор на железнодорожном переезде своими предупреждающими огнями, только в несколько раз быстрее.
Кубинцы-охранники не то, что растерялись, они не успели сделать буквально ничего, даже развести руками, чем дали беглецу значительную фору на старте. Жестами я показал обделённым и обойдённым соглядатаям причину такого спринтерского забега. Кубинцы согнулись от хохота и... не стали догонять призёра - они просто не смогли распрямиться, чтобы сделать хоть что-нибудь, признав тем самым победу удачливого рыбного воришки.
Так что к финишу тот счастливчик пришёл первым и целым... и с "золотым" трофеем. Да ещё и с добрым обедом!