Аннотация: Апгрейд или "Кто проживает твою жизнь за тебя?"
− Отличная вечеринка! − проорал очередной приятель, от души хлопнув меня по спине, а его обалденная от кончиков волос до кончиков пальцев ног спутница улыбнулась весьма многообещающе.
"Не сегодня, детка", − подумал я, пряча в карман вижуалкарточку, которую она незаметно сунула мне в ладонь. Не сегодня, но, как знать, может быть завтра? Или на днях? Или не со мной?
Музыка гремела, ритм пульсировал перекрывая сердцебиение, разгоряченные тела дергались ему в такт. А я вышел на террасу, чтобы подальше от гостей немного подумать о своей жизни. О тридцати самых лучших годах чертовски везучего ублюдка. Да, вот уже о тридцати... Не хочется начинать о том, как быстро они пронеслись, это старики пусть ноют, мне сожалеть не о чем − создал себя сам. Что называется "прошел путь от прыщавого подростка-неудачника до главы главы корпорации, филантропа и плейбоя". И... что дальше делать с таким собой? Словно влез на гору, откуда только головой вниз бросаться. Беда ведь не в том, что дальше некуда. Незачем дальше.
Ветер принес соленый запах океана. Громадина дома за спиной шумела сотней голосов и переливалась тысячами огней. Что вы знаете об одиночестве?
− Скучаешь, красавчик?
− Мы знакомы?
− Не думаю, я пришла на день рождения Паоло. Или Тими, уже не помню. Такой симпатичный засранец. Ты − его друг?
− Вот уж дудки! Я собираюсь прикончить этого говнюка в конце вечера.
− Ммм, так ты − киллер? Мне, наверное, опасно стоять рядом? − рука, едва различимая в полумраке, легла на мое плечо.
− Только если ты − Паоло. Или Тими.
Джессика, наконец, рассмеялась. Моя милая, чудесная, восхитительная Джессика. Моя после стольких лет, после столького... всего.
− Устал? − спросила она.
− Как никогда.
− А давай сбежим? − ее лицо оказалось совсем рядом, − Давай бросим всех и поедем к маме. Малыши уже спать ложатся, мы недолго с ними побудем, а потом... потом к Ли. Помнишь ту закусочную? Только ты и я. Без всего этого шума. Как раньше.
Да, это станет прекрасным завершением праздника: сбежать от гостей с лучшей женщиной в мире к лучшим в мире детям. И после бродить с ней по городу, целуясь под каждым фонарем, будто подростки.
− Кое-что закончу, и поехали, − согласился я, осторожно коснулся пальцами ее шеи и поцеловал уголок губ, пахнущих шампанским и клубникой. Вот этот наш момент и запомню − тонкая полоса между между освещенными окнами и темнотой ночи, любимая женщина и наш маленький заговор. Остальное отправится в утиль.
Джесика и не поняла, что это − наш последний поцелуй.
Я вернулся в дом, стараясь не тревожить парочки, страстно уединявшиеся в глубинах портьер. Хмельные голоса встречали меня радостными воплями и стотысячными поздравлениями. Макс попытался поймать за рукав с очередным деловым предложением, но я велел ему немедленно напиться, найти себе девушку, парня, домашнего питомца или хотя бы фикус и уделять им время до самого утра. Иначе никаких сделок! Зная его исполнительность, страшно даже представить, во что превратится остаток вечера. У лестницы меня перехватила Юлия и обиженным голосом пожаловалась на любовника, который совсем не обращает на нее внимания. Любовник признал себя дегенератом и моральным разложенцем, но "милая, как это будет выглядеть?" Она надулась. Пришлось чуть отступить от собственных правил и пообещать ей командировку на уединенный курорт.
− Может быть тогда я тебя прощу. Но ничего не обещаю, − мурлыкнула она и ускользнула в толпу танцующих. Возле нее немедленно образовалось несколько вариантов, с которым Юлия принялась отчаянно флиртовать. Давно стоило подсунуть ей кого-нибудь вместо себя и расстаться. Впрочем, это больше не моя забота.
Я поднялся наверх, остановился у двери кабинета, стараясь успокоить дыхание, и осторожно постучал.
− Входи, − раздалось изнутри.
За столом, заваленным отчетами и моими заметками, сидел клиент. Лицо его было нездорового сероватого оттенка, как у многих после криозаморозки. В легких булькало, он поминутно откашливался, морщась от боли, которое причиняло ему собственное тело. Именно таким я его и помнил − сутулым невзрачным типом, обиженным на весь мир. Будто и не было этих пятнадцати лет.
− Добрый вечер, босс, с днем рождения, − такие фразы звучат формально, даже когда ты пытаешься выдавить из себя искренность. А я и не пытался.
− Да, да, − кисло отозвался клиент, − Садись уже. Ну, что скажешь?
Я сел. Говорить особенно было не о чем, последние сутки он наблюдал на мониторах, остальное было в отчетах и, что важнее, в моей голове, которая достанется ему, как и записано в контракте.
− Мне нравится моя жена, − в его голосе за одобрением чуть слышно позвякивала досада, − И та, вторая... Но совсем не нравится, что ты с ними...
− Не я, − прерываю его сразу, чтобы не довести дело до паранойи и нервного срыва, бывало уже такое, − Это вы с ними. Тело станет вашим вместе с памятью. По-началу немного неудобно иметь двойные воспоминания, потом привыкнете. В конце концов, прошлый вариант начнет казаться лишь дурным сном.
− Не вариант, а моя жизнь! − фраза явно отрепетированная, но приступ кашля не позволил ей прозвучать так убедительно, как он рассчитывал.
Клиент прикрыл лицо ладонью, его плечи тряслись, а капельки слюны веером летели на столешницу. Я отвел взгляд. Ну вот, еще один припадочный. За все время мне встречались трое, может быть четверо людей, которые принимали все как данность и не цеплялись к словам. Жутковатые, надо сказать, были типы. А эти вот... да прекрасно они понимают, что сами вписались в историю, никто насильно не тащил. Нужно лишь напомнить. Это жестоко, но и мне деваться некуда.
− Можем оставить, как есть. Не возражаю. Мне здесь нравится. А вы вернетесь в... где раньше жили? Нижний что-то-там? Квартирка не больше ящика стола. Работа, от которой только застрелиться. Одиночество. Сам бы так жил, да не хочется что-то.
Ложь от первого до последнего слова. Я всего лишь дублер и всходить в основную труппу этого театра не собираюсь. Даже думать не хочу. Чтобы только одна роль до самой смерти? Ну, уж нет...
Он пытался отдышаться и с яростью в глазах глядел в мое лицо − в свое собственное лицо, но более здоровое и спокойное. Сложно сказать, кого в эту секунду он ненавидел сильнее: себя − жалкого сдавшегося неудачника, или меня − везучего ублюдка. Все валят на везение, никто не верит, что можно быть профессионалом в таком деле.
− Так что? Джессика ждет...
− Меня! − отрезал он.
− Тогда вам нужно успокоиться, − миролюбиво произнес я, − Перенос в таком состоянии чреват проблемами. А вот пить не стоит! Иначе оба мы окажемся... не знаю точно где, но мне туда не нужно.
Он послушно поставил бутылку виски на место. Куда, в самом деле, спешить? После можно и выпить, и потанцевать, и поцеловать жену в первый раз. Вы верите в непорочное зачатие? Я тоже почти верю. А женщинам даже нравится, когда муж ревнует к самому себе, в этом видится поэзия и подлинная страсть. Никто же не станет всерьез подозревать, что живет с вариантом.
Стоя у открытого окна, клиент с шумом вдыхал океанский бриз и старался успокоиться. Дом на побережье − одно из условий соглашения. Да, не каждый умеет воплотить свою мечту, но каждому хочется жить в своей мечте. Ни один наркотик, никакая виртуальная реальность не сравнится с тем, что даю я. Поэтому и работа у меня опаснее, чем у наркоторговцев, которые прыгунов ненавидят, или у подпольных виртуальщиков, которые прыгунов ненавидят еще сильнее.
Вечер донес до нас смех с террасы. Праздник продолжался. Первый день рождения моего почти уже бывшего клиента в дивном новом мире.
− Вы простите... мне... − голос его звучал глухо.
− Не нужно. Обойдемся без извинений. Примите все мое... все ваше в качестве сегодняшнего подарка.
Он обернулся с усмешкой:
− Дороговат подарочек.
− Не дороже денег.
Его ухмылка мне не понравилась. Крошечный блокиратор в кармане моего пиджака, конечно, защитит от записи или прослушки. Но люди ведь такие люди. Особенно, когда приходит время оплачивать счета. Но подготовиться к неприятностям не помешает. На всякий случай.
− И последнее, − произнес я, будто мимоходом, когда "Харон" уже настроился и остановить процесс стало невозможно.
− Только сейчас? − встевожился клиент.
− О, сущий пустяк. Прошлое тело − то, в котором вы сейчас − доставят сюда завтра или послезавтра. Постарайтесь избавиться от него, не оставляя следов.
− Но разве не ты...
− За кого вы меня принимаете? Я оказываю консалтинговые услуги и веду тренинги личностного роста. Плачу налоги, кстати. А вот избавляться от трупов − не мое дело.
Говорю же: люди, они такие люди. Крошечного усилия ради себя самих сделать не могут. Подумаешь, избавиться от своего прежнего тела. Ерунда ведь. Всего лишь настоящий ты, а не клон с внедренной памятью. И чья очередь теперь улыбаться?
Но я сдержался, не первый раз прыгаю и знаю, где можно запороть все дело. Спуск с горы опаснее подъема.
"Харон" завибрировал. В глазах потемнело.
Разглядывая нового себя в зеркале, он легко и пружинисто перекатывался с пятки на носок и обратно, расправлял плечи и вообще светился искренней радостью. Ну, что сказать? Здоровый образ жизни, умеренная активность, хорошее питание, полноценный сон, положительные эмоции. Чувствовать себя прекрасно довольно легко, если не жалеешь времени и усилий.
Меня же будто потолком к креслу придавило. Не знал бы о криосне, решил бы, что клиент нарочно пытался себя угробить. Не удивительно, что ему хотелось избавиться от этого тела, оно через десяток лет само бы отвалилось в муках и корчах.
− Постарайся убраться незаметно, − бросил он через плечо.
− Одолжите машину, доехать до города?
Он задумался на мгновение, потом пожал плечами и с щедростью вчерашнего нищеброда произнес:
− Бери. Ту, что ты так предусмотрительно за воротами поставил. Можешь не возвращать, вычту ее стоимость из счета.
Не прощаясь, он вышел из кабинета. На душе сделалось тошно. Ведь не сложно же было, в самом деле, хоть "спасибо" сказать. "Ну, привет", − когда наползает такая − "бордельная" − хандра, нужно скорее покидать объект и вызывать группу поддержки. Но не смог удержаться − выглянул в окно. В полумраке едва заметно поблескивало золотистое платье Джесс, клиент вышел к ней, замер в нерешительности. Она что-то произнесла, он, видимо, ответил невпопад, потому что улыбка ее − ее улыбку я разгляжу в любой темноте и даже с закрытыми глазами - стала чуть растерянной и напряженной. Но он сказал что-то еще, протянул руку, полуобнял, и вот они прижавшись друг к другу уже скрылись из вида...
Все вам врут про настоящую любовь.
Я выбрался из дома через черный ход и сел за руль настолько старой жестянки, что у нее на самом деле был руль. На всякий случай прикупил когда-то этого монстра, чтобы не жалко было втридорога самому себе загнать. Кто тут сам? Кому себе? Тело вело себя под стать тачке − капризничало и ныло, в голове крутилась мешанина воспоминаний своих и чужих. Клиент получил обрезанную версию, точно столько, на сколько условились, я − те же самые годы в двух экземплярах. Как было и как стало − беспросветный ужас и красота неземная, альфа и омега, горечь побед и сладость поражений... все завивалось клубком змей, перемешивалось друг с другом и выступало на губах пеной с привкусом хинина.
"А где же твои? Где твое? Где ты?" − нашептывал чей-то злобный голосок.
Я немедленно припарковался. Сердце билось о ребра, в ушах гудело, от пота щипало глаза. В слепую набрал привычный номер.
− Брат, хреново выглядишь, − нечеткое лицо Айвана на экране напоминало облако, − Демоны одолевают?
− Давай без шуток своих. Дело сделано, пеленгуй меня и забирай поскорее.
Эвакуатор примчался с рекордной скоростью, всего-то и успел за это время: раза три раскаяться в своих поступках, два − пообещать вести нормальную жизнь и один − задуматься о сдаче с повинной. Деньги пожертвовать не клялся, уже хорошо. Как-никак, заработал. К тому же не все они мои, сотрудники ждут своей доли, не могу же я хороших людей подводить.
− Отпускаю тебе грехи, сын мой, − техник дернул дверцу и, если судить по звуку, оторвал ее с мясом. − О, как...
− Айван, без охов-ахов! Вытаскивай... И домой... Хочу домой... Хочу себя назад... назад в себя...
Здоровый бугай − может, в самом деле, в его стране на картошке таких выращивают − достал меня из салона и едва не на руках перенес в кабину тягача. По пути последними словами костеря упырей, не способных сохранить тело, данное им природой. Зря он так. Куда бы мы без этих упырей?
− Брат, ты не помирай только. Лады?
Я усмехнулся через силу:
− То я тебе брат, то сын... Определись...
− Ты мне курица, несущая золотые яйца. Сейчас домчим, как по льду, − и уже не мне, а куда-то в сторону, − Моник, девочка, зеленый коридор, акробат опять надорвался!
Ответа я не слышал, но знал, что ребята не подведут. У нас отличная команда. Просто замечательная... Лучше всех... Слюна во рту была горькой и отдавала медью... Засыпая, только и смог повторять: "Айван, ты − неуч... Силачи надрываются, акробаты падают... они падают... падают..."
Не буду врать, что во время переноса видишь яркий свет и все радости своего далекого детства, когда можно было выбрать иную судьбу, а не вставать на путь порока и беззакония. Ничего подобного. И просветленным не просыпаешься. А единственный глас мудрости, который слышишь − свой собственный: "Лучше бы я сдох. Как же мне погано". Представьте свое худшее похмелье и умножьте на ядерный взрыв − получите отдаленное сходство.
И все это из-за того, что возвращаешься в свое старое тело. Можно было бы новое вырастить, но мне пока не нужно. Ладно, снова вру. Просто боюсь, что копия окажется не годной для работы. Слишком много брака у взрослых образцов, а переживать раз за разом детство − оставьте себе. Никто не станет заключать серьезные контракты с сопливым пацаном.
Я свесил ноги с кровати, полежал так, привыкая. Не смог и залез обратно. Вяло ощупал лицо, грудь, живот, особенно дорогие детали организма − все на месте. От крио остался легкий тремор, пройдет. Хорошо поработали: разморозили, закачали, домой отвезли. Выпишу им премию, как только разберусь с рутиной.
− Откройте, полиция!
Вот так-так... Откладывается премия.
Удары в дверь заставляли болезненно кривиться. Сунул руку под матрас, нажал тревожную кнопку. За ребят я не волновался, не так-то легко на них выйти, а себя надо было подстраховать.
Звук вылетающей дверной коробки. Грохот сапог, поминутные выкрики: "Чисто!", "Вперед!", "Здесь чисто!", запах оружия и пота. Демонстрация силы и мощи.
− Руки за голову! − раздался окрик.
Послушно сложил руки за голову, лежать стало даже удобнее. Так вот в чем дело! Подушка на пол свалилось, то-то шея затекла. Сквозь полуоткрытые веки разглядел вооруженную толпу в шлемах и бронежилетах. Серьезно? Ради меня одного столько людей согнали? Старший буркнул в рацию: "Все чисто" и обратился ко мне тем оскорбляющим человеческое достоинство лаем, который такие вот типы особенно любят:
− Мистер Мюллер, вы арестованы. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде...
− Герр, − прервал его я, − Надо говорить "герр Мюллер", а не "мистер". Позволите одеться или повезете меня под простыней?
Одеться позволили. Но выйти из комнаты не пожелали. Да и ладно, чего мне скромность изображать?
Времена меняются, а комнаты для допросов − нет. Они или слишком светлые, или слишком темные. Или оглушительно тихие, будто в дурдоме, или полны шума из соседних помещений, который мешает сосредоточиться. Из них бы еще столы убрать, чтобы никакой иллюзии, что можно спрятаться.
Но стол был, меня пристегнули к нему наручниками и надолго оставили одного. Слишком надолго, чтобы в этом был хоть какой-то смысл, кроме запугивания. Надо было срочно запугаться − слегка, как невиновному, который не понимает происходящее − но голова все еще побаливала, поэтому остановился на среднем варианте беспокойства: "недалекий тип в похмелье сам не знает, что случилось".
Дверь открылась, в комнату вошел лейтенант Таби... Топпи... Что-то в таком духе. Мы с ним когда-то пересекались, он как дряхлый охотничий пес − упорный, но лишенный чутья. Шумно прихлебывая кофе из кружки, полицейский сел напротив и широко улыбнулся. Мне бы тоже водички с аспирином, и можно радоваться новому дню.
− Герр Мюллер, рад вас снова видеть.
В ответ я кивнул.
− Давненько мы не встречались, − запах кофе бил прямо в мозг, хотелось отсесть подальше, но любое движение выдало бы меня с головой. И кто ж нашептал полиции, что прыгуны недолюбливают эту мерзкую вонь? − Признаться, сильно по вам скучал. Пресно работалось. А вы совсем не изменились.
Еще один кивок.
− Не хотите разговаривать?
Пожимаю плечами. Осторожно, чтобы не дернуть лишний раз головой. Если вам даны права − да еще и вслух зачитаны − даже такой нелепицей, как право на молчание, глупо не воспользоваться.
− И не нужно, − лейтенант удобно устроился на стуле, − Этот разговор − чистая формальность. Все нужные признания уже есть, ваши подельники взяты под стражу... Написали чистосердечные. О вас много интересного рассказали.
Напрасно он начал с такого очевидного штампа − ты один, все против тебя, сознавайся, облегчи совесть. Проще горшок с золотом на конце радуги найти, чем моих ребят. И проще найти моих ребят, чем отыскать у меня совесть.
− Ваш последний клиент, − он положил между нами изображение лица, несколько утомившего меня за эти годы, − прелюбопытными вещами с нами поделился. Не могу отрицать, отлично исполнено − богатство, роскошная жизнь, семья...
− За что меня задержали? − слова царапали пересохшее горло.
− Герр Мюллер, давайте без этого обойдемся, − взмах кружкой и веером полетели коричневые брызги. На меня не попали, но кофейные лужицы, собравшиеся на столе, смердели так, что заставляли непроизвольно задерживать дыхание.
− И все-таки...
Лицо полицейского сделалось сухим и сдержанным, из позы исчезла вальяжность.
− Вы обвиняетесь по статье двести тридцать четвертой, пункт "Б": незаконное копирование личности с целью наживы, − он постучал по снимку, − Этот человек во всем сознался и готов сотрудничать со следствием. Ваш бывший клиент понимает аморальность ситуации, в которую попал.
Мой бывший клиент − идиот. Он навредит Джессике и детям, разрушит налаженный бизнес и подставит многих хороших людей, которые теперь зависят от него, а не от меня. Зла не хватает на придурка. А злиться не хватает сил.
− Я всего лишь тренер по личностному росту... Лестно, что он думает, будто я поменял его жизнь. Но это только его залу...
− Довольно!
Начался следующий виток допроса, скатившегося из "чистой формальности" в угрозы и крик. В невыносимый и надоедливый шум, который вгрызался в виски, бил в лобные доли. Хотелось закрыться от него, но руки были крепко пристегнуты, а пальце еще и кофе воняли. Лейтенанту достаточно сломить сопротивление моих очень усталых мозгов, и я во всем признаюсь, лишь бы только он замолчал. И перестал прихлебывать из своей долбаной чашки!
Дурные мысли, которые Айван называет демонами, визжали в моей голове и вторили обвинениям, выливали ведра грязи на все, что я творил. Но что поделать, если у меня лучше получается жить, чем у других? Что поделаешь, если объяснить не умею, но могу показать? Подумаешь, заменяем "натуров" клонами. Не чужими, их же собственными заменяем... Перестаньте уже орать на меня...
"Тогда признайся, − шипел на ухо злой голосок, − Признайся, легче станет. Признайся. Разве тебе решать, кому и как жить?"
Я и не решаю... Все прописывается в договоре...
Запястья ныли от наручников, спину свело, головой хотелось удариться об стол, и разбить ее ко всем чертям. Я прикусил губу и зашипел от боли.
− Вы что-то сказали? − встрепенулся лейтенант, услышав мое невнятное бормотание.
Оглушительно хлопнула дверь.
− Мой клиент не станет с вами говорить, − невысокий седеющий мужчина в элегантном костюме вступил в комнату для допросов, и сила его харизмы словно заставила стены отступить подальше. − Герр Мюллер, как вы себя чувствуете?
В ответном звуке выплеснулась вся скорбь мира. Адвокат по-отечески улыбнулся:
− Похмелье? Понимаю. Помню свою бурную молодость... И все-таки не дело, не дело.
− Простите... − попытался вмешаться полицейский.
− Ни в коем случае! Вы удерживаете моего клиента безо всяких на то оснований. Если есть доказательства вины, предъявляйте. Нет − мы уходим.
− Есть заявление мистера... мистера... − лейтенант принялся листать файлы в коммуникаторе.
У моего защитника есть удивительное свойство заставлять людей забывать важные имена, даты и события.
− Мистер-мистер, − передразнил он копа, будто учитель нерадивого школяра, − забрал свое заявление. У него был легкий нервный срыв, что случается и при хорошей жизни. А больше, насколько понимаю, вы ничем не располагаете.
Спустя пять минут, приняв кислые извинения, мы покидали здание участка.
− Куда катится мир? − громко рассуждал адвокат по пути, и каждый, кто слышал его, невольно краснел от стыда, − Какой-то зажравшийся богатей обвиняет простого человека во всех грехах, и в эту ложь верят. Без улик! Без доказательств! Верят те, кто должен охранять закон, а не слушать досужие россказни. Так любого можно притащить в тюрьму...
Двери за нами закрылись. Ступени высокой мраморной лестницы заливало весеннее солнце. Из кофеен доносился запах проклятого напитка, но едва слышно. Почти не раздражая.
− Филипп, не разоряйся. Ты не в суде.
− Извини, − он сбросил маску праведного гнева и стал обычным − немолодым, но не лишенным некоторого очарования − мужчиной, − Не доглядели за этим. Но теперь вправили ему мозги. Чудик думал, что он чуть ли не единственный в своем роде.
− Чудики, они такие.
− Вызвать тебе такси?
− Сам справлюсь, спасибо. Бывай. − я остался на месте, а адвокат легкой пружинистой походкой побежал вниз по лестнице, мне не нужно было окликать его, но не смог удержаться: − Филипп!
Тот обернулся − моложавое лицо, подтянутая фигура, ясный взгляд, по всему видно − счастливчик. Невольно начнешь завидовать. А узнав поближе, заработаешь на зависти язву.
− Как там Клэр и дети?
Он пожевал губами и чуть нехотя ответил:
− Все благополучно. Благодарю.
Варианты не любят, когда прыгун задает такие вопросы. Но тяжело делать вид, что совсем ничего не помнишь.
Как и два предыдущих дела, это закрыли за отсутствием состава преступления. Хорошо иметь нужные знакомства.
Но все равно пришлось переехать − пусть небольшая, но шумиха вокруг этой истории поднялась. Возле дома начали крутиться какие-то мутные типы. Весь придверный коврик истоптали.
Моя команда еще раньше перевезла оборудование и биологический материал, обустроила новую базу и залегла на дно. Денег для жизни было более, чем достаточно. Ребята наслаждались заслуженным отпуском, нудели, что вместо океана приходится довольствоваться бассейнами, и вели жизнь робких заучек на каникулах. Но убеждены были, что отрываются по полной.
А я сидел в четырех стенах, за задернутыми шторами и не выходил на улицу. Чего там не видел? Заказывал еду с доставкой, прятался в шкаф, когда появлялась горничная, день за днем смотрел глупые реалити-шоу и не менее безмозглые реалити-сериалы. От реализма в них были только обещания в анонсе.
Пытался даже читать, но выдуманные персонажи приедались еще быстрее. Особенно, когда выходили похожими на настоящих людей, хотелось сесть и переписать их истории на свой лад. Чтобы славно и замечательно, чтобы "жили долго и счастливо", да − и черт с ними! − чтобы умерли в один день. Мне не хватало их − живых и настоящих, любимчиков судьбы и везучих сукиных детей.
Каждый писк коммуникатора заставлял сердце биться чаще, но всякий раз это был всего лишь Айван, мечтающий вытащить меня из номера. Ему покоя не давало мое затворничество. "Слушай, пора бы подумать о себе". Что это за глупости?
И только после того, как в битве с упаковками от фаст-фуда сломался уже третий робот-уборщик; после того, как реалити-нелепости начали казаться вполне разумными, а голоса в моей голове с ними еще и соглашались; после того, как я застал себя разговаривающим с кофейной чашкой... После того, как не смог вспомнить, откуда здесь взялось кофе... Короче, когда моя крыша уже собирала чемоданы, раздался, наконец, нужный звонок. Один из местных вариантов предлагал контракт.
− Наверное, зря вас беспокою. Финансовый интерес сомнительный... Едва ли не в убыток себе, брать такую работу...
Манера тянуть слова едва не заставила зарычать на него. Отражение в стеклянной дверце шкафа оскалилось, взгляд запавших глаз был жутковатым, а щетина, всклокоченные волосы и потная рубашка... Наркоман, ополоумевший от ломки.
− Присылайте! − рявкнул я и сбросил разговор.
Нужно было успеть вымыться и создать хотя бы видимость вменяемости.
Она появилась на пороге, робея. Неловким движением убирала за ухо непослушную прядь. Стеснялась своей старомодной одежды, своей наивной мечты, самой себя. Немолодая, некрасивая, одинокая, серая. Огонь, горевший в ней когда-то, едва угадывался. Резкий взмах руки, прямая осанка, ирония в глазах. Да, передо мной была не пустышка, а очаг сгоревший попусту. Я почти влюбился... Без этого прыгуну нельзя.
− Вас что-то смущает?
Она замялась. Промолчала.
− То, что я мужчина?
Покрасневшие щеки ответили лучше слов.
− В нашем деле это значения не имеет. У меня разнообразный опыт. Итак, чего бы вы хотели?
Она рассказывала сбивчиво, готовая к обороне при малейшем намеке на насмешку. Хотя в поэзии нет ничего смешного. Милое и бестолковое увлечение... Для немногих избранных. Камерный зал, блестящие в полумраке глаза, ее тихий голос, который боятся прервать неосторожным звуком. Льются сточки. В перерыве восторженный юноша дарит ей розу. "Милый мальчик", − скажет она про него другому юноше и, смеясь, долго будет успокаивать его ревность, думая: "И в таком-то возрасте я все еще хороша". Но будет не просто хороша, а восхитительна. Будет, никуда не денется.
Я провел языком по пересохшим губам, уже предвкушая, как проживу первый день этой прекрасной, чужой жизни.