Аннотация: Этот рассказ был написан о "Городе" не первым, но тем не менее стал заглавным, надеюсь не зря.
ПОЭТ
Серою тенью.
Белым туманом.
Ночью спокойной,
Свободным обманом.
Я возвращался на север
Иль шел на восток...
Старый город раскинул пыльно серые крылья под ночным небом. В самом сердце Города, на крыше полупустого здания стояли двое. Его ровный голос звучал только для нее:
"Пронизывающий ветер гулял по крышам, разгоняя ленивых изнеженных кошек. Темное ночное небо, полное бриллиантовых звезд, подсвеченных бледным, но красивым лицом полной луны, постепенно затягивалось неспокойными тучами. Грозовой фронт подбирался с запада, как всегда в это время года, и воздух становился влажным и холодным, заставляя деревья ронять пожелтевшую листву на еще мягкий травяной ковер...
Я люблю этот мягкий бархат ночи. Он ласкает душу своей непринужденной нежностью. А эта тишина, лишь изредка разрываемая бестелесными ночными шорохами, придает ночи тот невероятный оттенок соблазна, коим не может блеснуть день. Ночь - мое время, мое вдохновение, мой азарт. Каждая секунда этой глубокой синевы пронизана мыслями, эмоциями, тем, что так дорого для меня, тем, что заставляет чувствовать себя живым..."
- Нет, не то! Поверь, проза - не твое призвание.
- Миста, опять ты за свое! - он отложил рукопись и сел на парапет. - Стихи у меня тоже получаются не лучшим образом, а ты, как моя муза, должна меня поддерживать...
- ...И направлять на путь истинный, как критик по совместительству!
- Ну вот, опять ты перебиваешь... - он изобразил искреннюю обиду и уставился в городской пейзаж, пытаясь не улыбнуться.
- Ой, какие мы обидчивые! На обиженных, между прочем, воду возят!
Он не оборачивался, но всем своим существом почувствовал, что она улыбнулась. Такие моменты скрашивают серое существование. Да, они ссорятся. Но ссоры эти настолько прочно вошли в его жизнь, что он уже не представляет себе жизни без них. Да и права она во многом, хотя он упирается, как может и стоит на своем до последнего. Она его муза. Миста (Мистерия), бестелесна и беспечна. Приходит, как и положено музе, когда ей вздумается. Характер весьма и весьма взбалмошный, но ему все равно, она Его Муза.
- Прости, исчезаю. - Прервала его рассуждения Миста.
- Что случилось? ты же только пришла.
- Кто-то идет, сам понимаешь, кодекс и все такое. Меня не должны видеть. - С этими словами она растворилась в холодном ночном воздухе, оставив за собой легкий ветерок, прошелестевший что-то нежное...
Он услышал шаги, осторожные, мягкие, как у крадущейся кошки. Странно. Обычно в такое время никто даже не пытается выползать из теплой постели в этот пугающий ночной холод. Он сел удобней, так, чтобы краем глаза видеть выход на крышу...
Она хотела видеть небо. Хотела думать, что звезды - не холодные искорки в ночном небе, а чьи-то беспокойные любопытные глаза, подмигивающие таким же одиноким отщепенцам, как она. Хотела побыть в одиночестве на облюбованной крыше. Но сегодня ее отшельничество было несбыточной мечтой. На кирпичном бортике крыши сидел молодой человек. Он будто сливался с самой ночью, воплощая в себе сумрак серого города. Старая потрепанная шинель на распашку, высокие армейские ботинки, пепельные волосы, волнами ниспадающие на плечи, и черные очки (это ночью-то!) слегка сдвинутые к краю носа. Странное сочетание стилей пугало и привлекало одновременно. Она робко сделала шаг в его сторону и тут же отпрянула, незнакомец поднялся с парапета с нечеловеческой грацией, эффектно, как в фильме, взмахнув полой шинели. Высокий, худощавый незнакомец уже шел к ней, а она замерла, не в силах пошевелиться, завороженная этой грацией...
Беспокойный стук ее сердца, как нестройный ритм, задающий тон музыке ночи. Он наклонился к ее лицу. Говорят, что глаза - зеркало души. Эти - были глубокими колодцами, отражавшими полное звезд ночное небо. Когда-то он уже видел такие глаза. Вот только когда? И кто была хозяйка тех бесконечно печальных глаз цвета темного изумруда? Он отпрянул, нахлынула горячая волна...
- ...Не уходи, слышишь! Я прошу тебя, не уходи!..
- Не волнуйся, я скоро вернусь. Ты же знаешь - это мой долг, защищать тебя...- он улыбнулся.
- Пусть этим занимаются военные, а ты... ты... защищай меня здесь, рядом со мной...
- Не могу, пойми, не могу...
Он покачнулся, но не упал. Этот короткий флешбэк заставил его на секунду потерять равновесие и оставил пульсирующую боль в висках. Обхватив голову, он рухнул на колени. Из груди вырвался сдавленный стон. Слабость длилась всего несколько секунд, и он снова поднялся.
- С Вами все в порядке? - испуганно прошептала девушка
- Да, ничего страшного, такое случается. Видимо высокие крыши не для меня. - Он подмигнул девушке, но она вряд ли заметила это на скрытом тенью лице.
Разговор завязался сам собой, они болтали обо всем на свете. О звездах, любви, об этом сумрачном, полумертвом городе, даже о кошках, которые пытались избегать их общества, прокладывая новые тропки в обход увлеченно беседующих людей. Странные они создания, люди. Меха мало, мозгов видимо тоже, в такое время надо греться, а они о чем-то шумят на холодном парапете...
Медленно, но верно разговор перешел в прогулку. Благодаря тому, что дома стояли почти впритирку, они переходили с крыши на крышу, даже не смотря под ноги. Она спрашивала его о ночи, и он отвечал ей стихами. Иногда, смеясь, подмигивал и цитировал кого-то из классиков. А дома становились все ниже, приближалась условная граница старого города...
Они остановились у ворот городского кладбища, уже на рассвете. Девушка изумленно смотрела через его плечо, и он повернулся, чтобы проследить за ее взглядом. Зарождающееся солнце придавала старым могилам кровавый, пугающий ореол. Его непонятным образом потянуло за ворота, и он сделал первый шаг. Девушка попыталась схватить его за руку, и он увлек ее за собой...
Ровные ряды фамильных склепов обрывались на северо-западной стороне, переходя в ровное поле, усыпанное небольшими надгробиями. Над одним из них застыл призрачный женский силуэт.
- Миста? Но ты же...
- Очнись. Нам уже пора, - прошептала муза. Ее глаза застилала пелена слез. - Да очнись же ты, наконец, от своих дурацких грез!
- Что? О чем ты говоришь?
- Взгляни... - и она подвела его ближе. - Вспомни!
... Еще один снаряд разорвался справа, дав Смерти собрать богатый урожай. Раскаленные осколки, подобно маленьким кометам летели в стороны, оставляя за собой дымные следы.
- На этот раз двенадцатый... Покойтесь с миром, ребята... - голос старшины вдруг окреп - А ну, чего притихли! Продолжать огонь, вашу мать!...
- ...Сашка - еще ребенок, пацан совсем, дайте ж вы ему отдохнуть!
- Да ничего, все нормально - сонно-сиплый голос мальчика звучал достаточно твердо. - Вы там просто не пролезете, а для меня это не в тягость...
... Волна наступления отпрянула, оставляя пенную шапку из тел нападавших. Сашка свое дело знает. Подкоп он готовил уже три недели, чуть ли не с первых дней обороны Города. Сегодня он забил его динамитом под завязку. Те, кто не попал на линию взрыва, отделались далеко не испугом...
- ... Хороший выстрел, черт возьми, - похлопал по плечу раненый старшина, - тебе бы к нам, снайпером, а ты, бумагу мараешь. Такой талант пропадает...
- Нашли талант, Федор Иванович, убить - дело не хитрое, а вот мыслями поделится - талант нужен.
- Ну ладно, ладно, будешь тут еще разглагольствовать. Вон, смотри лучше, справа еще один показался, уже заряжает...
- ... Миста! Что ты тут делаешь? Почему не ушла с обозом?
- Я останусь с тобой, здесь, - голос ее срывался на плач. - С тобой, до конца...
...Это была Их Ночь цвета Индиго, их орудийные вспышки в темно-синем зимнем небе. Их последние силы, и последние слова не услышанные и недосказанные...
Смерть забрала всех...
Потом город отбили, вернули в него людей, и люди забыли о том, что было когда-то давным-давно. Забыли и мальчика лет двенадцати, и молодую девушку Мисту, подававшую большие надежды в театральном институте, и молодого поэта, ушедшего на смерть...
Старая потрепанная шинель на распашку, высокие армейские ботинки, пепельные волосы, волнами ниспадающие на плечи... и рана под сердцем, покрытая запекшейся кровью, но остающаяся смертельной... Он растворялся, терял очертания, и вместе с ним исчезала обнявшая его муза...
Осталась лишь девушка, имени которой они не знали, да и не могли знать. Лишь девушка, хранящая в семейном альбоме единственную фотографию, так и не вернувшихся людей. И память о "Ночи Цвета Индиго"...