Аннотация: Работа для проекта "Вселенная "Метро 2033"
Вверх
Сегодня запахи сверху шли гораздо гуще, чем обычно. Что-то они там делали, заставляя меня и всех остальных завистливо поводить носами. Неестественно сильные необычные запахи волнами разливались вокруг. Отец рассказывал мне, что раньше, когда мы жили наверху, пахло гораздо лучше, существовало разнообразие запахов, было много оттенков и вкусовых ароматов, которые складывались в причудливые одухотворённые коктейли, струящиеся незримыми волнами, заставляющими невольно втягивать в себя их неосязаемую плоть.
Я люблю запахи и умею различать тысячи оттенков и нюансов, мельчайших тонов, придающих каждой вещи, каждому человеку собственную неповторимую индивидуальность. Я различаю в толпе своего отца, своих братьев без особого труда, могу найти спрятанную заначку моего толстого брата, которому отец запретил много есть и посадил на диету. Даже наш Старший говорит, что я смог поймать удачу за хвост и получил в качестве дара судьбы то, о чём многие могут только мечтать.
Впрочем, этот дар достался мне далеко не случайно. Я получил его в наследство от мамы. Моя мамочка, до моего рождения была одним из лучших носов в посёлке. Её приглашали во все походы и часто просили пойти на разведку вверх. Мнение относительного дельнейшей жизни посёлка, основанное на анализе запахов, считалось непререкаемым и не подлежащим обсуждению. Очень жаль, что она погибла во время очередного похода наверх.
Я всегда вспоминаю мамочку и мысленно благодарю её за этот чудесный подарок. Теперь ко мне приходят со всего посёлка за советом и интересуются моим мнением. Да, что там, с посёлка, приходят с других станций, обсуждают планы, будущие походы, спрашивают о благополучном исходе походов вверх. И я стараюсь каждому помочь, решить любую проблему, ответить на самый каверзный вопрос. Таким меня воспитал папа. Он любит повторять, что главное - помощь своим родным и близким, а близкие для нас - весь посёлок, все уцелевшие.
Папа, к сожалению, последнее время уделяет нам недостаточно внимания, отговариваясь тем, что мы уже выросли и должны быть самостоятельными. Да, я самый младший из братьев и уже имею работу в посёлке, но папиного внимания очень сильно не хватает. Но, я понимаю, что у папы ответственная должность, он состоит в Совете и отвечает за безопасность. Он, получается, заботится не только о своих детях, а обо всех наших соседях, о всём посёлке.
Когда он приходит домой, то рассказывает о том, что происходит наверху и эти рассказы становятся всё тревожнее и тревожнее с каждым днём. Возможно, именно поэтому он старается меньше показываться нам на глаза, чтобы не пугать своими сообщениями. Папа говорит, на самом деле, страшные вещи. Что-то медленно проникает к нам с поверхности, незаметно, маленькими порциями просачивается, стремясь забраться как можно ниже, чтобы сжать людей в кольцо, отрезать все возможности для отступления. Говорят, где-то далеко люди роют огромную яму, пытаясь уйти как можно глубже вниз, только это вряд ли поможет, если это Нечто с поверхности наберёт достаточно силы для решающего удара.
Наиболее умным из нас всё чаще приходит в голову мысль о том, что человечество обречено, оно создало идеальное оружие, направленное против самих себя и это оружие, имеющие разум и нацеленное лишь на одну цель - уничтожение всех, до последнего человека, неотвратимо стремиться к своей цели. Люди спрятались от этого в метро, забаррикадировались слоями земли, железа и бетона, лишились привычной жизни, того, что помогало им существовать, многие деградировали, постепенно теряя человеческий облик, становились неотличимыми внутренне от животных. Они решили, что теперь находятся в относительной безопасности, но, их оружие не дремлет и ищет возможность для последнего удара, чтобы раз и навсегда лишить человечество жизни.
Папа обладал знанием, заранее предчувствовал то, о чём я пока не знал. Только запахи, мои вечные спутники и помощники подсказывали, что вокруг что-то сгущается, набирает мощь, становится опасным и страшным. От этого стоило держаться подальше, как можно дальше. Всё чаще, вечерами, я слышал запах, обволакивающий меня нежной музыкой. Эта музыка приходила мне в голову и, перетекая по всему телу, расслабляла и лишала воли. Музыка тянула, звала меня вверх. Я поднимал голову и глубоко вдыхал этот густеющий аромат, пытаясь определить его природу, оценить степень опасности, но ничего кроме музыки не чувствовал. Как это было странно и в то же время заманчиво, вдыхать аромат, но вместо запаха слышать музыку.
С каждым днём запах усиливался, а музыка становилась всё громче и громче, но, хуже всего было, что запах прекращал быть нежным, становясь тягуче-удушливым и музыка приобретала тревожные нотки, тянущие подняться повыше, уловить побольше аромата. Страшно стало тогда, когда я увидел, что другие, совершенно неосознанно, в минуты усиления запаха приподнимаются как можно выше, жадно поводя носом. Я вспомнил один из папиных рассказов, о том, что раньше, на поверхности, существовал один запах, по праву считавшийся королём всех запахов. Это отвратительный и притягательный аромат одновременно. Так пахнет плоть и смерть. Именно этот запах я почувствовал, случайно зайдя в одно из ответвлений. Это действительно был чарующий запах, завораживающий, тянущий к себе и тут же отталкивающий.
Я всегда доверял носу больше чем глазам, но тут был поражен тем, что вид мертвого человека был отвратителен, но при этом запах от него исходил дурманяще-манящий, ужасный, по при этом чарующий. Наверное, полдня простоял я у трупа, прежде чем меня нашёл отец и не отвёл домой. На следующий день мертвеца там уже не было, а папа объяснил, что жители посёлка отправили его в последний путь.
Маленьким, я любил слушать папины рассказы о том, как красиво и хорошо было на поверхности, до того как всё это случилось. Люди были другими, еды было много и совершенно разнообразной. Был свежий воздух, была чистая вода и много солнечного света, дарящего тепло. Теперь мы жили в темноте, для меня, именно темнота была более естественной средой обитания, но многим другим было существеннее хуже и сложнее приспосабливаться к новым условиям существования.
Ещё папа рассказывал, что раньше нас было гораздо больше. Сейчас мы живёт небольшими группами, ютимся на небольших пространствах, разделены друг от друга длинными переходами и постоянно боимся тех, кто над нами. Но, было время, когда мы жили не только на поверхности, мы жили в высоких домах, которые тянулись ввысь до самого неба. И долго ещё папа пытался разъяснить мне, что же такое небо, но я так и не понял его, хотя из вежливости и любви к нему сказал, что всё понятно.
Опять сверху потянуло удушливым запахом и музыка заиграла вокруг. Я видел, как некоторые неосознанно тянулись вверх, пританцовывая, делая круги на месте и скоро почти весь посёлок закружился в странном едином танце, подпрыгивая и кружась. И глаза моих близких, друзей и соседей казались пустыми и незрячими. Я подумал, что они смотрят, но смотрят внутрь себя, видят там что-то, что мной воспринимается как музыка. Может быть, у них в головах это образы, красивые картины, может быть это осязание, дарующее чувство успокоения. Я видел, как все они были поглощены внутренним созерцанием и абсолютно подвластны запаху, ведущему их, заставляющему приподниматься на самые мысочки, тянущему вверх.
Запах обнимал и затягивал, входя внутрь и не давая мыслям шевелиться, управляя изнутри, а музыка завала к движению, управляя снаружи. Я видел и чувствовал, как весь посёлок, все кто совсем недавно спал или бодрствовал, теперь стояли, подняв головы вверх, синхронно втягивали воздух и столь же синхронно приседали и кружились на месте в единой всеобщей пляске то ли смерти то ли жизни. Никто, кроме меня не имел возможности и желания сопротивляться этой силе и мне самому сопротивление стоило многих сил. Я приплясывал так же как все, но чувствовал, чтоь сила не властна надо мной, что это как нити, незримо протянувшиеся к каждому из нас и каждым управлявшие, но моя нить была гораздо слабее и сорвать её с себя я мог бы в любой момент. Только, зачем это делать, если не знаешь, что будет после того, как избавишься от управления.
Анализируя запах, я разделил его на ноты, выделив все составляющие. Этим даром я научился от мамочки, в последний день её жизни она приняла у меня последний экзамен, согласившись, что разделяю запахи я, теперь, идеально. Карта аромата содержала много символов, сладких, кисловатых, нежных оттенков, скрывающих от непосвященного главную, основную ноту, которая и несла главный информационный заряд. И эта нота заставила меня споткнуться и замереть на месте. Меня толкали танцующие тела, наступали на пальцы, я оттирался от середины к краю, освобождая пространство для танцующих. Я слушал запах, ту, самую главную ноту, которая была замаскирована сладкой обёрткой, поражённый истинной, столь простой и в то же время сложной. Запах говорил нам идти вверх, бросить всё, отказаться от существования и идти вверх.
Вверх, продираясь сквозь заслоны и засовы, избавиться от всего на своём пути, что может помешать продвижению и бежать вперёд, только вперёд, вперёд...
Я видел, как первые ряды танцующих, уже дёрнулись, уже сомкнулись в строй и, ещё подпрыгивая и пританцовывая, но уже замирая, выстраивались для движения. Хаотично, но тем не менее со своей логикой, выстраивался строй, против которого нет защиты, который перемелет всё на своём пути, уничтожит любого, кто захочет остановить это общее движение.
Музыка ушла из моей головы, но я держал аромат, который раскрывался мне всё глубже и откровеннее. Я знал, что мы заняли чужое место, здесь было не наше жилище, а плацдарм для грядущего решающего штурма. Мы были нужны лишь как оружие, элемент устрашения и управления. С нашей волей никто не собирался считаться, так как более могущественные силы распространялись по поверхности, постепенно проникая везде, стремясь подчинить себе всё окружающее пространство. На секунду я увидел эту мощь, эту силу и невероятную откровенную злость ко всему живому. Мне стало страшно, захотелось кричать, пытаться что-то сделать, как-то изменить всё, что уже начинало свершаться, но изо рта смог вырваться лишь жалобный писк. Я был во власти силы, которая пробралась в меня и уже нашла ключик, позволяющий включить управление мной и отключить мою волю.
Я был безвольным, согласился отдать управление своим телом чуждому разуму в обмен на понимание смысла происходящего. И мне открылось всё совершенство задуманного, вся прелесть идеального решения всех проблем, правда настоящего и будущего. Я воспринял как должное и был готов подчиниться любым желаниям этого разума ради той цели, что открылась мне, ради будущего величия этой силы. Я чувствовал каждой клеточкой, что человек утратил право быть главным на планете, хотя, по-настоящему, главным он никогда и не был.
Как и все, я встал на четвереньки и, ускоряя шаг, всё быстрее и быстрее побежал. Мы бежали по коридорам, из каждого ответвления к нам присоединялись другие. С соседних посёлков, перегонов и станций. Нас становилось всё больше, мы бежали огромной мощной волной, захлестывавшей окружающее пространство, сметая любую преграду на своём пути.
По трубам в которых медленно веками гнила вода, по длинным заброшенным тоннелям, которые человек не посещал десятки лет, мы пробирались вверх, к цели нашего пути. Огромная армия-река, сплошным потоком текущая по тоннелю, приближаясь к огням станции. Я бежал в середине потока, но сила, ведущая меня вперёд через запах показывала, что творится вокруг. Я видел всё происходящее чужими глазами с высоты, с потолка тоннеля.
Огромный поток серых тварей в одно мгновение смёл заставу на сотом метре и вырвался вперёд. Кордон на пятидесятом метре попытался отбиваться, но пулемёт и несколько автоматов не могли остановить поток, несущийся с каждой секундой всё быстрее и топот маленьких лапок, скрежет острых когтей по бетону превращался в чуть тревожную, но идеально сложенную музыку, увлекая крысиные массы дальше, к самому сердцу станции. Туда, где ещё слышалась спокойная человеческая речь и лишь наметились нотки недоумения по прозвучавшим с кордона выстрелам.
Я видел, как серая масса, набегая волнами, вскакивая друг на друга, перепрыгивая через своих собратьев, неслась через станцию и, любое живое существо, оказавшееся на их пути, мгновенно исчезало в бурлящем потоке. И, лишь короткий вскрик, резкий, полный тоски, боли и смертельного отчаяния, задушенный немедленно мокрым шерстяным одеялом подсказывал, сколь ужасная участь доставалась погребенному мужчине ли женщине, ребёнку под торопливыми маленькими лапками.
Паника просто не успела начаться, как крысиный поток стремительно одолел половину станции и продолжил смертоносное движение к следующему коридору. Музыка вела вперёд, устремляла все помыслы вдаль, к последнему рубежу, вверх. Кто-то пытался бежать, кто-то хватал оружие, силясь отбиться. Все ложились под ноги слепому потоку, завороженно следовавшему под неслышную музыку.
Впереди загремела повозка и несколько человек, самцы и один детёныш вырвались, и помчались вперёд, опережая поток на считанные сантиметры, ускоряясь и, к нашему сожалению, отрываясь от преследования. Не смотря на то, что музыка играла уже совершенно нестерпимо, мы не могли бежать ещё быстрее, нарастив максимально возможный ритм. Я очень устал от всего этого, от суеты, беготни, тяжелого ритма музыки и невероятного запаха, проникшего в каждую мою клеточку. Я понял, осознал природу этого запаха, открыл сущность и, поняв, насколько просто всё объяснялось, остановился.
Мои соплеменники ещё бежали слепо вперёд, рвались дальше, заполняли противоположный тоннель станции, оставив на платформе лишь обглоданные кости, обрывки одежды и куски палаток, а я встал на задние лапы, потянулся вверх и слабо запищал. Убежавшие в тоннель уже не слышали, но те, кто ещё бежал по станции замедляли свой бег. Вдали, внутри длинного черного зева ухнуло, и горячий жар вырвался под своды. Запахи смешались, нотки ужаса и смертельного горячего страха перебили основной аромат. Оставшиеся крысы остановились, недоверчиво втягивая воздух, не понимая, что произошло, но догадываясь, что нечто ужасное.
Я вышел вперёд и почувствовал, что музыка никуда не делась, она лишь затихла, пока я пытался обрести силу над собой и своей стаей. И в этой музыке звучала истина. Истина о запахах, о звуках, о смысле жизни и смерти, о жизни крыс и смерти людей. Всё было так просто и ясно даже мне, тому, кто поведёт своё крысиное войско на последнюю, решающую битву. Скоро. Пока была лишь проверка наших способностей. Мы показали свою силу и наш Повелитель нашёл себе вместилище среди нашего братства. Меня...