Василий Загребаев работал по сорок восемь часов в сутки. Двенадцать часов он, вахтовик-нефтяник, отдавал родному производству: скручивал концы стального троса в аккуратные петли - стропы плёл. Двенадцать часов оставалось на сон, приём пищи и прочьи ненужные дела. Поэтому, чтобы не терять время, он устроился по совместительству ночным сторожем в вышкомонтажную контору. Так набралось двадцать четыре рабочих часа в сутки. И всё равно чего-то не хватало...
Лимит суточного времени был исчерпан, надо было выискивать внутренние резервы. За забором вышкомонтажной конторы обнаружилась маленькая артель "Бурвод", и через четверть часа Василий доказал как дважды два её начальнику, что толстенные полуторатонные стальные трубы унесёт нелёгкая... если оставить их на ночь хоть за какими замками. Полставки рабочего первого разряда было обеспечено. Сутки раздулись до тридцати рабочих часов, и это было не пределом!
Просыпаясь светлой северной ночью в вышкомонтажной сторожке, Василий садился на забор, закуривал и стряхивал пепел на территорию сопредельного "Бурвода". В сутки явно ещё что-то можно было впихнуть...
Что-то нашлось у буровиков. Измученные лавиной обязательных бумаг, управленцы уцепились за предложение Василия: за полставки сшивать деловую макулатуру в удобные для последующего выкидывания брошюры. Оформили.
Белыми и серыми ночами он уже не сидел на вышкомонтажном заборе, а ковырял шилом бесконечные ведомости, отсчёты, обсчёты... Тридцать шесть часов рабочего времени уложились в сутки как новые патроны в измочаленный патронташ - зазор оставался.
Жизнь стала гораздо содержательней, когда на основной работе Василий начал тайно плести стальные тенёта ещё для двух посторонних стройуправлений сразу. Ещё две полставки давали ещё двенадцать часов. Сорок восемь часов рабочего времени в сутки оборачивались шестью зарплатами в шести разных организациях. Побочные зарплаты были меньше основной, но их было больше и они по весу перетягивали основную. Перед вылетом домой Василий отмусоливал побочные доходы от основных: попасться на глаза супруге они не имели права.
Две недели домашнего отдыха томили бессмысленностью истекаемого времени. Василий уже не мыслил просто времени, не измеряемого какими-либо "человеко-часами". Новые возможности он открыл, не отходя от родного дома: в подвале основали пункт приёма стеклотары, и Василий успел собою закрыть вакансию приёмщика. Но ночь оставалась! Пришлось устроиться ещё и ночным сторожем...
Теперь время даром не текло.
Как выросли и куда делись дети, Василий не знал. Пропажу жены обнаружил случайно: в почтовом ящике нашёл однажды пожелтевшую повестку в нарсуд для развода и письмо. Оказывается, жена давно уехала в другой город. Дата на повестке безнадёжно устарела, но на всякий случай Загребаев отослал в суд заявление, чтобы развели без него... Некогда было ему по судам таскаться, он и в ящик-то заглянул сам не знает зачем: сроду никому не писал и ни от кого ничего не получал...
Неполадки начались дома... Расчитывая клиентов за стеклотару, Василий называл рубли часами, а копейки минутами. Одни улыбались, другие смотрели подозрительно.
Получая зарплату в родном нефтяном управлении, Василий нашёл, что его обсчитали на сорок часов двадцать минут. Бухгалтерша не поняла, о чём он говорит, и Василия это рассердило не на шутку. Он кричал про трудовые часы и минуты, пытался перевести разговор в другое измерение... Всеобщее непонимание окончательно вывело его из себя...
В психиатрической больнице Василий с первого дня повёл подсчёт потерянным человеко-часам и человеко-минутам. Врачи говорили, что это пройдёт со временем. Василий с ними соглашался, но подсчёты не прекращал.