Старику Лутошкину стукнуло двадцать, но выглядел он ещё неплохо. Конечно, не скажешь, что пахать на нём можно, но им самим пахать было бы сподручно: поджарый, жилистый, смахивал он на хорошо откованный лемех. И в первый год службы "пахал" он вовсю: ходил в наряды, марш-бросался во все стороны, спал, как убитый и ел до дна.
Суровая воинская жизнь шла явно на пользу бывшему двоешнику. Подтянулась отвисшая было нижняя губа, и даже подтянуть себя к перекладине мог уже без посторонней помощи. И картофельная ботва хилых рук превратилась в рельефные стебли бамбука. И одышка, накуренная за одиннадцать лет пребывания в восьмилетней школе, выпарилась с первыми вёдрами пролитого на ученьях пота. Первый год пролетел, как стометровка. Впереди маячали радостные перспективы...
А второгодник Лутошкин смотрел на жизнь уже иначе. Первую половину второго года службы он ещё бодрился, но потом возраст стал брать своё: трудно стало подниматься с постели, пропал апппетит. Инстинкт самосохранения гнал его на физзарядку, но видно было, что это уже агония - на сорок восьмом витке вокруг стадиона старик сходил с дистанции и понуро плёлся мимо столовой к спасительной постели.
Доходил...
Последние два месяца перед дембелем он стал заговариваться: назвал ротного гражданином начальником, а салагу Деточкина странным именем "Унтерменьш". И вообще стал ворчлив: то щи были не те, то молодёжь не та, то вовсе всё не так...
То что раньше всё было лучсше - коню было понятно. Раньше через него Лутошкин перепрыгивал с первой попытки, а теперь его на того коня можно было загнать только под пытками. Лутошкин всё время искал нору поукромнее, где можно было в оцепенении спокойно отсчитывать оставшиеся до дембеля недели, дни, часы, минуты...
Старшина-корешок отправил его в почётную ссылку - считать портянки в каптёрке. Но у старика прохудилась память, и вышли от его счёта одни убытки. В конце-концов сбагрили старика в отстойник - так в роте называли отделение электромехаников. Эти воины обязаны были держать начеку дизель-генераторные агрегаты на случай внезапного отключения централизованного энергоснабжения. За всю историю части таких чепе не случалось, поэтому служба у "выпавших в осадок " получалась непыльная, заняты были в основном, "работой над собой": спали до опухания, слонялись кто-где и тэ дэ... Надраенные до блеска агрегаты оживали лишь в минуты учебных тревог, которые добавлялись в дембельский рацион, как ложка дёгтя - чтоб служба мёдом не казалась. Но и тогда самые расторопные дембеля умудрялись ткнуть в кнопку "пуск " раньше, чем тревожная сирена возьмёт ноту "фа".
А чтобы служба и каторгой не казалась, привиредливый старик Лутошкин сгоношил себе портативный спальный станок на манер раскладушки. Не мог он, как предшественники, нести службу на матрасе, кинутом поверх дубовой скамьи. Одну смену пролежал он на твёрдом одре, как лом проглотивши, и возроптал: " Я что, фуганок!?.." Сгоношённая им раскладушка компактно слагалась и хорошо маскировалась от начальственных глаз под висевшей на стене схемой. Сам Шерлок не догадался бы искать её там.
Как только старлей Рыков заканчивал ежедневный ритуал осмотра вверенной ему дизель-генераторной станции и уходил, старик закрывался и раскидывал посреди просторного помещения свою портативку.
И начиналось самое главное - подсчёт оставшегося до дембеля времени. Каждый день итоговая цифра получалась меньше вчерашней, и это утешало. Лутошкин с удовольствием переводил оставшееся до дембеля время в разные единицы измерения: в банные дни, вёдра выпитого компота, длину выкуренных сигарет и число сдохнувших бы от их никотина лошадей, литры выпитой водки и прочью " мягкую пахоту"...
Например, до дембеля осталось тридцать буханок: то есть умножаем ежедневные полбуханки хлеба на шестьдесят дней = 30 буханок!
Или - до дембеля осталось три метра селёдки: значит умножаем ежедневный кусок селёдки длинной около пятидесяти миллиметров на те же шестьдесят дней = 3 метра!
Сладкая мука ожидания вожделённого дембеля вошла в потребность, порой даже мыслишка тревожная озаряла: вот кончится срок и кончится радость вожделения, придёт какая-нибудь скучная проза жизни "от получки до аванса"...
На замаскированную лежанку старлей Рыков напоролся случайно. Он понял всё. Но промолчал...
В ту же ночь в дизельной взвыла сирена. Старик, на дежурстве спавший крепче, чем в казарме, с перепугу выпал из спального станка и только тогда проснулся окончательно. Темень была вокруг. Кинулся включать аврийное освещение - не сработало. Наощупь ткнул в кнопку " пуск " у первого дизеля - не врубился дизель. И второй "ни гу-гу..." И третий. Лутошкин вдавливал кнопки чуть ли не на полпальца вглубь, но всё всуе...
Такого в истории полка еще не было.
Старик Лутошкин метался в темноте дизельной, как мышь в ведре, и не находил выхода. А за дверью уже гремел рыковский бас:
-Почему агрегаты не работают!? Немедленно запустить!
Старик швырнул скомканную раскладушку в тёмный угол и кинулся отворять дверь.
Он шагнул во мрак, пошебуршился возле техники и ... дизель загрохотал. И второй. И третий. Вспыхнул свет.
-В чём дело, рядовой? - металлически спросил Рыков.
Лутошкин молчал растерянно. В чём дело, он узнал много позже, когда его ответ был уже не нужен. А пока он по распоряжению старлея заглушил дизеля - тревога была учебной.
Вторично в эту ночь сирена завыла в самый неподходящий момент: во сне Лутошкин примерял дембельские погоны, выполненные, в нарушение формы одежды, с дюралевыми вставками внутри.
Он опять бестолково метался в своём тёмном царстве без проблеска надежды. Сирена откричала гамму от нижнего "до" до верхнего и через "си" скатилась вниз, а чугунные истуканы не реагировали на попытки запустить их. Лутошкин в отчаянии пнул в станину дизеля и взвыл сам.
А когда вновь появившийся старлей Рыков спокойно завёл дизеля, старику стало плохо...
Рыков вырубил дизеля, объявил конец учебной тревоги и ушёл. А Лутошкин больными глазами смотрел на дизеля и силился сообразить, почему они ему не подчинились.
-Вы что же, гады? А?
"Гады" молчали. Тогда Лутошкин стал их заводить. Без команды. На свой страх и риск. Тишина была ему наградой. Утренне солнце не обрадовало осолидоленного дизелиста - впервые за много месяцев он не спал всю ночь. Обнюхал агрегаты со всех сторон, не нашёл изьяна...
А когда в ожидании сменщика задремал сидя за столом, вновь взвыла сирена тревоги. И вновь Лутошкин заметался бестолково и безрезультатно, чувствуя, что мозги вскипают, и он готов разнести упрямцев подручными средствами...
Прибежавший старлей отобрал у ошалевшего воина молоток и ... завёл дизель.
Тревоги были учебными, но старика они не научили ничему. И следующее дежурство он начал не со схемы, а с того, что было под ней. Судьба подарила ему сладостные мгновения погружения в преддембельские грёзы, но потонуть в них не дала, повторился вчерашний кошмар...
Старик напрасно рвал рычаги агрегатов и волосы на голове: первые не оторвать было и зубами, а вторые не отросли ещё настолько, чтобы за них можно было надёжно уцепиться.
Ночь длилась уже лет семьсот, а конца ей не предвиделось: сирена завывала с короткими перекурами снова и снова...
Служба стала кошмаром. Старик приходил на дежурство и принимался за очередную переборку очередного агрегата. Доискивался ответа, роясь в схемах, чертежах, пособиях. Про спальный станок забыл, не до него было.
Перед самым дембелем он нашёл то, что искал: за аккумуляторной батареей на тянувшемся к стартеру проводе было маленькое самодельное приспособление непонятного назначения. А когда старик понял, что это такое, пришла его очередь промолчать.
Самоделка была проста, как мундир от съеденной картошки: оно разрывало электрическую цепь при большом пусковом токе и опять соединяло её при малом. При проверке прибором цепь оказывалась исправной. При нажатии на "пуск " большой пусковой ток вырубал контакт и стартер "не брал". И вся эта примитивная "адская машинка" стоила старику Лутошкину седых волос и испоганенных грёз...
После дембеля Лутошкину не стоило труда устроиться на работу дизелистом: любой агрегат он мог собрать и разобрать с завязанными глазами.
И всё же Лутошкин написал в часть старлею Рыкову. Тот ответил и пояснил - как и зачем дрессировал старого человека, как молодую обезьяну:
"... так что не журись, Санёк, худа без добра не бывает... После тебя в отстойник напросился ещё один престарелый воин, теперь просит забрать его оттуда: дескать, все ночи воет тут тайная сирена, помимо штатной, и рвёт ему нервы... Мы с ним обыскали все углы, ничего не обнаружили подозрительного. Вой идёт откуда-то из самих агрегатов, он их уже по нескольку раз разбирал-собирал с помощью всего отделения, но ничего найти не могут... Всё, вроде, исправно, а вои ночные не исчезают! Заводятся с полоборота уже и дизеля и дембеля... По-моему, это твоя работа, ты что-то захимичил на прощанье. Но ты не сообщай секрет даже мне - пусть сами докопаются к своему дембелю..."