Фельдшера Раису Фёдоровну Батько в посёлке звали Мамуан. И нарёк её так собственный муж, балагур и резонёр Александр Михайлович Батько - начальник единственной в посёлке автобазы. Он был настолько же обходителен с людьми, сколь неуживчива была его жена - рослая, по-лошадиному костистая дама с резким голосом.
А она приняла прозвище как должное, будто нашла в нём подобие почётного звания или партийного псевдонима. А может быть нравилась звучная нездешность клички - Мамуан! - было в этом нечто от "королевы Антуанетты" - особый изыск для индустриального посёлка на берегу Иссык-Куля.
Как супруги Батько ладили между собой дома, людям было неясно, сходились на материалистическом объяснении - " плюс и минус взаимно нейтрализуют друг друга".
Жили Батько хорошо. Богатый двухэтажный дом с усадьбой привлекал внимание ухоженностью. И, чтобы этот дом всегда был полной чашей, работали Батько беззаветно, как пчёлы; и на казённой службе по полной программе выкладывались и собственное хозяйство держали завидное. На зависть были и дети: Игорь, Лена, Сергей хорошо учились и в домашних делах были надёжными помощниками. Мать держала их в строгости почти армейской, взыскивала за промахи неотвратимо, но от нападок чужаков защищала люто. Только себя считала для них высшим судьёй и исполнителем приговоров, а отца в делах воспитательных числила чем-то вроде адвоката в советском судопроизводстве: юридически положен, фактически не обязателен.
Сыновья в разное время после школы и службы в армии один за другим поступили учиться - Игорь недалеко от родного посёлка во Фрунзенский политехнический институт, Сергей в далёкий Харьковский авиационный, а дочка прямо со школьной скамьи поступила в Томский университет. Огромный родительский дом опустел. Зато каждое лето дети дружно слетались сюда из разных концов Советского Союза, и старались появиться именно все разом. Сердца их замирали, когда автобус сбегал с перевала в Иссык-Кульскую котловину и в обрамлении поднебесных "снежников" открывалась под синим небом изумрудная бесконечность озера - щемящая картина родины. Дорога бежала вдоль берега к родному посёлку, и он показывался за заветным поворотом, и среди садов сразу угадывалась крыша родительского дома...
Мамуан в такие минуты выглядела генералиссимусом, принимающим парад. Празднично одетая, с кружевными эполетами на плечах, с замысловатой прической из собственных медных волос проволочной фактуры, выходила за ворота к появлению заветного автобуса. Степенно ждала, пока тот остановится, и на родную землю сойдут её такие уже взрослые дети и направятся к ней. Именно к ней сначала, а не к отцу, стоящему обок неё с видом адъютанта её превосходительства. Она торжественно, на глазах соседей, лобызала чад у ворот и снисходительно принимала ответные знаки внимания, затем допускала к церемонии Александра Михайловича:
-А ты что стоишь, как пень? Хоть бы обнял детей!
Тот обнимал.
И начинался праздник длиною в лето.
Случилось лето, когда общий праздник сломался: не приехал Игорь. Без объяснения причин. Отписал невразумительно в письме, что задержится и приедет позже. Лена с Сергеем по пути домой, как всегда, заезжали во Фрунзе к Игорю, но брата в общаге не было, и никто не знал, где он. Так и собрались под родной крышей в неполном составе.
Игорь периодически присылал письма, в которых продолжал невразумительно темнить насчёт дел неотложных и грозил вот-вот нагрянуть. И нагрянул - в конце августа, когда уехали Лена и Сергей. Накануне известил телеграммой, что приедет завтра и, возможно, с другом. Но приехал он послезавтра, и один, в дом вошёл тихо, словно лазутчик во вражеский стан. Выглядел непразднично, и даже измученно, как блудный сын с картины средневекового творца.
-Что с тобой? - строго спросила мать после лобызания безответного.
-Да так... - мямлил Игорь. - Суета заела...
-Что за суета? - Потребовала отчёта мать. - Ты чего-то не договариваешь! А!? Что случилось!?
-Ничего. С чего ты взяла...
-Дай парню отдохнуть с дороги, Мамуан, - добродушно проговорил отец, - что ты сразу допрос ему устраиваешь, домой явился, не в партком.
-А тебе слова не давали! - осадила мужа Мамуан. - Ты не видишь, у сына что-то случилось? Тебе дела нет!? Отец называется! А ну, Игорь, рассказывай, что стряслось!..
Сын мялся, мычал какие-то междометия, но Мамуан вцепилась в него и вытрясла чистосердечное признание:
-Ну, ... это... женюсь...
-Что-о-о-о!? - обомлела Раиса Фёдоровна. - Это как это понимать: женюсь? Студенческая свадьба вроде собачей!?
-Ну... так... - оробел Игорь. - Мы с Наташей решили...
-Они с Наташей решили!!! - басом возвестила мать. - Вы слышали, люди добрые!? Они с какой-то Наташей решили!!! Царица небесная!!! Пресвятая мать богородица!.. Отец, ты слышишь!?
-Слышу, - отозвался отец и с улыбкой подмигнул притихшему сыну. - Так о какой Наташе-милаше идёт речь, а, сына?
-Ты что, старый, рехнулся!? - возмутилась Раиса Фёдоровна. - Сын студент жениться задумал не доучившись, а тебе хаханьки!?
-Погоди, дай Игорю сказать...
-Я скажу! Я так скажу, что мало не покажется! - загремела Мамуан. - Ишь, чего удумал!.. Жениться!.. На третьем курсе!.. На какой-то Наташке-парашке!.. Зачесалось у неё, что ли!?
-Мама!.. - отчаянно вскрикнул Игорь. - Не смей!..
-Это ты не смей! - Рявкнула мать. - Отбился от рук там, в своём Фрунзе!..
Остановить Мамуан было невозможно: голос её командирский гремел в комнатах большого дома, во дворе, в саду, перелетал на соседние подворья и нёсся дальше через Иссык-Куль к снежным вершинам горного хребта, окаймляющего котловину.
Мамуан даже не заметила, как Игорь вышел, она солировала, размахивая руками, и призывала в свидетели творящегося безобразия "пресвятую богородицу, царицу небесную, людей добрых, свят-свята, всемилостивейшего господа, отцов-святителей", снова "людей добрых и мать пресвятую..."
-Меня не забудь для кворума. - Подал голос Александр Михайлович.
-А тебе б только в душу плюнуть! - сбилась с пафоса Раиса Фёдоровна. - Сын родной с ума сходит, а тебе и дела нет!..
-Да ни с чего он не сходит! Дело молодое... Да и ты ж толком ничего ещё не знаешь. Ты ж ему рта раскрыть не даёшь. Погоди, расскажет сам.
-Расскажет, когда поздно уже будет! Я сейчас из него правду вытрясу!..
И она ринулась из комнаты, но, очевидно, в поисках блудного сына не преуспела, в раскрытые окна доносился её резкий голос:
-Евгения Петровна, ты моего вахлака не видела!?.. Игоря!.. Куда это он запропастился!?.. Только что тут был!.. Минута как приехал, и уже прочь из дома!.. Что за молодёжь пошла!.. Ну, вернётся, я ему устрою!..
Игорь затаился, как партизан.
Нашёлся он к вечеру у соседа, его одноклассника: парни пили водку. Когда это узрила " по наводке" ворвавшаяся в чужой дом Раиса Фёдоровна, от негодования она на миг застыла на пороге, потом орлицей кинулась на сына и под громкие стенания уволокла его домой. Всколоченный Игорь был посажен посреди залы на стул и аттестован матерью в небывалом качестве:
-Вот, люди добрые! Посмотрите на алкоголика! А!? Каково матери видеть это!?.. Да я своими руками его!..
-Бог с тобой, Мамуан! - возроптал Алексей Михайлович. - Отпусти парня!..
-Ты, потатчик, сядь! - Скомандовала Таисия Сидоровна мужу. - Тебе плевать, что сын спивается!..
-Ты с ума-то не сходи!.. - Осерчал невозмутимый обычно отец. - Да отпусти ты его!
Игорь силился оторвать от своей головы материнские клешни, вцепившиеся в его рыжие кудри, громко сопел и шмыгал носом. А мать гремела:
-Смотри! Смотри в глаза!
Батько-старший вдруг рявкнул не своим голосом:
-Отпусти парня, дура!
Мамуан от неожиданности вздрогнула и выпустила жертву из когтей. Игорь кинулся вон. А Мамуан рухнула на диван битой птицей и зарыдала басом:
Игорь не вернулся домой в тот вечер. И ночью тоже. Объявился утром следующего дня, когда родители были на работе. Собрал свои немудрёные вещички и потопал к автобусной остановке.
Тут-то и настиг его отец.
-Ты куда это навострился? - взял он сына за рукав.
-Пора мне... - уклонился от ответа Игорь.
-А ну, пойдём, - потянул его отец в сторону дома, - пойдём, пойдём.
Он привёл угрюмо молчавшего сына домой, усадил за кухонный стол и достал из холодильника бутылку водки. Разлил в два стакана.
-Будем здоровы! - поднял свой стакан и выпил.
Игорь неуверенно взял свой стакан, подержал на весу, тоже выпил.
-Рассказывай, - попросил отец, - кто она, что и как.
Сын вздохнул, помолчал, отрывисто проговорил:
-Сокурсница.
-Откуда?
-Местная.
-Давно вы с ней?..
-С весны...
-Стало быть, беременная...
Игорь кивнул.
-Её родители знают?
-Знают.
-И как?
-Да никак.
-В смысле?
-Мать её умерла давно, отец с другой живёт, ему без разницы. Ищите, говорит, жильё и живите, как хотите.
Помолчали.
-А как с учёбой? - нарушил молчание отец.
-Оформили академические. Оба. Я на работу устроился. Формовщиком в литейке.
Отец удивлённо поднял брови, смотрел недоумённо.
-Платят подходяще... - пояснил Игорь. - Опять же, обещают комнату в рабочей общаге...
-А где же вы до сих пор живёте?
-Ну... Ну... В общем, нигде... Сначала у её знакомых баню снимали... потом на мичуринском домик...там нары есть...
-Что!?.. - привстал отец. - С беременной женой на нарах!?..
Он застыл над столом в полусогнутом положении, потом налил в стаканы ещё водки, чокнул один о другой и выпил. И Игорь выпил.
-В общем так. - По-командирски проговорил отец. - Сейчас идём в гараж готовить жигулёнок в путь, и с утра за Натальей.
-А...
-Бэ! Здесь жить будете. И работа тебе здесь есть. В шахте электрики требуются. И на полупроводниковом заводе. Как раз по твоей специальности.
-А...
-Да что ты заладил "а!" да "а!"? Я зачем этот терем строил!? Своими руками! Чтобы мой сын с невесткой по чужим углам шатались!? Всё! Разговор окончен! Здесь жить будете!
-А...
-А Мамуан я беру на себя. - Неожиданно железобетонно произнёс отец. - Будь тут, я пойду в медпункт.
Что, как, о чём говорил с Мамуан Александр Михайлович - осталось тайной. Вечером она вернулась домой и с порога объявила сыну:
-Чтоб одна нога тут, другая там: завтра же твоя невеста должна быть здесь. С отцом поедете. Ишь, обрюхатил девку и в ус не дуешь!? Тихушник! Родной матери сроду не признается! По чужим углам скитаются, седины наши позорят! У нас что, места в доме мало!? Ни стыда, ни совести! Срам!.. Со стыда сгоришь перед людьми!..
На другой день привезли Наталью: заурядного вида девушка без особых примет не была ни скованной, ни бойкой - Мамуан её приняла благосклонно.
Свадьбу сыграли пышную, гостей было - полдвора. Прилетели Лена из Томска и Сергей из Харькова. Пили, пели, веселились допоздна. Обошлось без эксцессов: Мамуан зорко следила за порядком, и тех, кто позволял себе расслабиться больше положенного, мигом выпроваживали. В посёлке потом долго ещё рассказывали, что в доме Батько умудрились даже посуду и полы перемыть в тот же вечер свадебного дня! То есть, никакого похмелья, никакого продолжения разгула на следующий день заранее не допускали: всё в строгих рамках. Тем более, что Лена и Сергей на другое утро уехали: веселью час, делу время - эта семейная заповедь выполнялась неукоснительно.
Через день разразилась буря. Мамуан проснулась, как всегда, ни свет ни заря, прошлась по комнатам и поднялась на второй этаж к молодым. Отворила дверь в их спальню и замерла на пороге: Игорь с Наташей, по тёплому в этих местах времени, спали в обнимку в "чём мама родила"...
-Это что же творится, люди добрые!? - громогласно возвестила Мамуан. - Царица небесная, пресвятая мать богородица!.. Глаза бы мои не глядели на такой срам!.. Тьфу!.. Тьфу!.. Тьфу!..
Оплёванные молодые очнулись, ошарашенно смотрели на Мамуан ничего не понимающими глазами и безуспешно пытались нашарить на постели одеяло. А одеяло валялось на полу и в этом для Мамуан увиделось дополнительное бесстыдство.
-Расшеперились!!! - взревела она. - Нате, мамаша, смотрите, чем мы тут занимаемся над вашей головой!..
Стащил её вниз вовремя прибежавший на шум Александр Михайлович. Мамуан продолжала браниться и в кухне, на второй этаж её крики долетали уже приглушённо.
На первый раз Мамуан молодых простила. С условием, чтобы больше такой "порнографии" в её доме не было.
Наталья с этой поры старалась реже попадаться на глаза свекрови, чем вызвала её очередное неудовольствие:
-Ты что это, девушка, как не родная? Характер показываешь? Смотри у меня... Я этого не люблю. У меня чтоб всё просто было. Ясно?
-Ясно.
-Вот так. Живёшь в моём доме, изволь подчиняться моим правилам.
Наталья и без того подчинялась. Что от неё требовалось сверх того, так и не поняла. Но избегать свекрови стала ещё усерднее. И если что надо было решить по хозяйству, обращалась к свёкру: с тем всё решалось легко и просто.
Мамуан, Алексей Михайлович, Игорь по утрам уходили на работу. На попечении неработающей Натальи оставалось домашнее хозяйство. Сад, огород, корова, козы, свиньи, куры, кролики, пчёлы, кухня - крутиться молодухе в частном секторе приходилось, как заведённой.
Вечером неодновременно возвращались с работы труженики госсектора. Раньше всех появлялся Игорь, уже мытый после смены в шахте, но всё еще со следами угольного макияжа на худом лице. Потом являлась Мамуан. Долго квохтала про боли в пояснице, ногах, шее, и начинала делать оздоровительную гимнастику по методу профессора Шмокля: лёжа в зале на ковре, разводила в стороны жилистые руки и ноги, затем быстро соединяла их, снова разъединяла, словно стригла костлявыми конечностями воображаемое нечто, потом брала электро-вибромассажёр и жужжала им, облагораживая свою пупыристую кожу. Позднее всех приходил Александр Михайлович. Семья садилась за стол. Ужинали долго, хотя ели мало.
На столе царил натурализм без изысков. Всё было собственного производства: мясо, сыр, масло, яблоки, виноград, персики, груши, абрикосы, огурцы, помидоры, мёд, сало, колбасы, окорока... Выросшая в аскезе Наталья смотрела на эти натюрморты как на плакатный "рог изобилия", символизирующий коммунизм. А её новые родственники, похоже, давно жили в своём односемейном коммунизме и потребляли по способности: ковырялись в яствах, словно исполняли назойливую необходимость.
Осень на Иссык-Куле кончается в декабре, когда в садах срезают последние георгины. Тогда же созревают домашние вина в подвалах.
К новому году Наталья родила сына. Санёк - так назвали нового представителя рода - был крепок и голосист. Возведённый в дедское достоинство Александр Михайлович воссиял, и в день появления на свет внука устроил на своей автобазе коллективную аморалку: выставил перед коллегами ящик водки и объявил епитимью всякому, кто не причастится...
Вечером в доме Батько причащались близкие к дому люди. Обабившаяся Мамуан принимала царские почести с таким видом, будто совершила очередной подвиг во имя человечества.
Возвращение Натальи с младенцем из родильного дома в дом Батько приравнивалось к возвращению девы Марии с Христом из Вифлиема в родной Назарет. Мамуан лобызала их и громко славила. И успевала деловито отдавать приказания поглупевшим от волнения Александру Михайловичу и Игорю.
Начались дни и ночи, где главным обстоятельством жизни в доме сделался младенец - плач, крик, пелёнки, кормления, омовения, умиления, огорчения... Семья сплотилась вокруг новой жизни и подчинила ей весь быт.
К весне Санька научился улыбаться беззубым ртом и по-бабуински говорить нечто вроде "еу-еу-еу-еу...".
-Говорит, что летом на ножки встанет! - перевёл санькину "речь" на русский язык дед Батько. - Надоело спину шлифовать об пелёнки.
-Что ты мелешь, старый! - укорила Мамуан. - В полгода разве стоят? Ты забыл, как твои росли? Так загляни в фельдшерский справочник! Там всё написано!
-У нас внучок не книжный! - Ворковал дед. - Верно я говорю, Санёк? Ась?.. О!.. О!.. Слышь, Мамуан, что он глаголет? Говорит, именно этим летом с дедом гулять пойдёт!
В День международной солидарности трудящихся 1 Мая местные власти организовали демонстрацию поселковых трудящихся. Полупьяная колонна под кумачовыми знамёнами и плакатами с песнями прошла от шахтоуправления к Полупроводниковому заводу, выслушала крикливые приветствия, доносящиеся из радиоботала на столбе близ памятника Ленину, покричала "ура!" сама себе и распалась на бесчисленные людские ручейки: трудящиеся подались отмечать праздник далее в теплых, дружественных компаниях.
Игорь с группой товарищей угнездились на лужайке за базарчиком и, как потом было записано в милицейском протоколе, " коллективно распивали спиртные напитки в общественном месте и распевали народные песни, а гражданин Батько Игорь Александрович пел клеветническую песню "...и вот он прямо с корабля пришёл давать стране угля...". Проходивший мимо участковый милиционер Исламов М. С. сделал ему замечание, " чтобы он не делал антисоветскую пропаганду", но вышеупомянутый Батько И.А. оказал сопротивление сотруднику милиции пением клеветнических измышлений до конца после чего был доставлен в изолятор временного содержания..."
Утром Игоря выпустили из клетки, посулили возмездие за "антисоветчину".
Мамуан была вне себя.
-Алкаш! - набросилась она на сына. - Докатился до позора!.. Нецензурщину орал на людях!
-Какую нецензурщину? - огрызался Игорь, - это песня Высоцкого...
-По-твоему, оклеветал тебя участковый!? Не ври! Участковый зря не скажет!
-Да он пном-пень, твой участковый! Наши ему не налили, он и решил показать власть!..
-И что теперь будет!?
-А что должно быть?
-Так ведь дело шить на тебя участковый грозился!
-На него самого надо дело шить!
Уголовное дело об антисоветской пропаганде на Игоря шить не стали, оштрафовали "за нарушение общественного порядка" и направили материалы на место работы. Приказом директора шахты электрика Батько И.А. лишили месячной премии, "тринадцатой зарплаты" и льготного отоваривания в "столе заказов". Это-то и добило Мамуан. Вечером она влетела на второй этаж к молодым и высказала сыну всё, что о нём думает:
-Вот до чего пьянка доводит! Алкаш позорный! На весь посёлок прославил! Как теперь жить!? Как глядеть людям в глаза!?.. Ты только о своей глотке думаешь!.. А чем семью кормить, не думаешь!?
-Причем кормить? - не понял Игорь.
-Знаешь на сколько тебя премий лишили!?
-Ну и что?
-Ах, тебе "ну и что"!? Вон оно как!.. Привык сидеть на материнской шее, так тебя не волнует, сколько денег на работе недополучишь!? Вырастила сынка на свою шею!.. Сел и ноги свесил! Да ещё не один - с довеском!
-Да ты что... - растерялся Игорь. - Ты о чём говоришь?
-О том! Долго твоя Наталья думает дома прохлаждаться?
-В каком смысле? - Нахмурился Игорь.
-Не пора ли работать, как все?
-Так она... разве не работает?
-Дома-то? Да тут молодой бабе дел на два часа в день! Остальное время - с Санькой играть, да на диване валяться?!.. Могла бы во вторую смену на заводе работать! Мы ж все дома вечером! А ты вообще в три часа дня уже дома! Она что, приехала сюда на диване лежать? Я вот с ней поговорю!
-Не надо говорить, - вышла из другой комнаты Наталья, - я уже всё слышала.
-А слышала, так и хорошо! - обрадовалась Мамуан. - Я всё понятно сказала?
-Понятно, - кивнула Наталья.
-Тогда - с богом!
На другой день, пока старшие Батько были на работе, Игорь с Натальей собрали пожитки, прихватили Саньку и исчезли из родительского дома.
Обосновались они на другом краю посёлка в заброшенном бараке, где некогда жили условно освобождённые из концлагерей "химики".
В тот вечер Александр Михайлович впервые за свою семейную жизнь поднял руку на жену: замахнулся... и опустил.
-Какая же ты стерва... - вздохнул он нервно и ушёл в гараж. Достал из заначки бутылку водки, сел в жигулёнок и выпил из горла тёплой, противной водки. И закурил, чего не делал уже давно.
Прошла неделя. Две. Три. В посёлке живо обсуждали жизнь семейства Батько. Сведения поступали, как боевые донесения: вот дед Батько пришёл к молодым и звал их вернуться... вот бабка Батько подходила к бараку и издали разглядывала прибежище своих строптивцев... а вот Игорь с Натальей и Санькой ездили на выходные во Фрунзе... вот снова Батько-старший пришёл к молодым, и снова, явно уговаривает вернуться ... Знатоки рассуждали о скором приезде в отчий дом Лены и Сергея Батько на каникулы, то-то удивятся обстановке в доме...
Знатоки попали в "десятку": от мысли, что скоро приедут младшие дети и узнают о бегстве Игоря с семьёй из родного дома в барак, у Александра Михайловича начинало останавливаться сердце.
А Мамуан держалась молодцом. Она даже помолодела года на полтора-два. Гордый орлиный взор очей её клинком пронзал пространство перед собой, и находиться в поле её зрения было неуютно даже знакомым. Долгими ночами она сочиняла письма детям: Лене в Томск и Сергею в Харьков - отписывала, сколько горя принёс ей Игорь со своей Натальей, как спивается, оскорбляет родителей...
-Не суетись! - утешала она мужа. - Намаются, сами приползут!
Молодые не приползали. Они не появились даже на пятидесятилетие отца, когда в батьковском доме собрались родные и близкие. Праздновали юбилей
совсем непразднично.
В начале июня с Александром Михайловичем случился инфаркт. Прямо на рабочем месте, в кабинете, где он вёл планёрку. Сами коллеги и доставили его в больницу, не тратя времени на вызов "скорой" - тем и спасли. Весть о чепе мигом облетела посёлок. Игорь примчался в больницу плохо отмытый от шахтной черноты, увидел возле реанимационной палаты мать, отвернулся и молча прошёл в дверь. Разговаривать было не с кем: отец был без сознания, от рук его отходили какие-то прозрачные трубки...
На исходе дня в барак на краю посёлка пришла Мамуан, бухнулась перед молодыми на колени и заголосила:
-Ой, да на кого ж вы меня покинули!.. Срамота-то какая!.. Отец не виживет, если вы не вернётесь домой!.. Господи милостивый, царица небесная, да за что ж мне такая кара!.. Если сейчас не вернётесь домой, я повешусь!.. Всё!..
Молодые вернулись. Атмосфера в доме установилась, как после гражданской войны. Лене и Сергею написали, что отец прихворнул, но не стали тревожить подробностями, чтоб не сбивать их сессионную сосредоточенность. И они прибыли домой на каникулы в неведении относительно реального положения вещей. Узнали и притихли. Поняли, насколько Игорь своими выходками допёк и мать и отца...
Холодок возник в отношениях между Игорем и Сергеем с Леной.
Александр Михайлович долго не мог подняться. Ему оформили инвалидность, по прогнозам медиков с работой было покончено навсегда.
И тут обнаружилось, что без участия отца "захромало" домашнее хозяйство. Роль Александра Михайловича раньше как-то не особо выделялась: в свободное время с пчёлами возится, улики чинит-ладит, там доски привёз какие-то, там дровишки, комбикорм, сено... то, сё... - всё как-то между делом, незаметно. Но когда слёг, выяснилось, что это "то, сё..." и было основой, на которой всё держалось. Игорь был прирождённо ведомым, умел только исполнять порученное. Младшие дети могли участвовать в делах лишь наездом. Командиром всегда была Мамуан, но теперь выяснилось и другое: в хозяйстве требовался не командир, а хозяин. Мамуанские крики-понукания теперь привносили в дела только раздор, бестолочь, нервотрёпку. Всё делалось не так. Лена и Сергей на этот раз уехали раньше обычного, без них в доме стало совсем безрадостно. В этом году выдался отменный урожай фруктов: вишни, абрикосов, яблок, груш, винограда, персиков уродилось столько, что надо было работать с утра до вечера, чтобы управиться с этакой прорвой флоры, не упустив и хрюкающую-мычащую-кудахчущую фауну. А всё шло как-то "через пень-колоду". Даже Санька перестал "еу-евкать" радостно.
Поэтому все с облегчением вздохнули, когда Александр Михайлович окреп настолько, что стал выходить из дома. Он не мог ещё ничего делать по хозяйству, только ходил, смотрел и изредка давал указания, звонил кому-то, что-то обсуждал, о чём-то договаривался... и непостижимым образом чёртовы круги неладов стали раскручиваться в обратную сторону, жизнь возвращалась в прежнюю колею. В чём-то стало даже лучше: Алексей Михайлович теперь не пропадал на работе от зари до зари, и его постоянное присутствие в доме создавало постоянное поле доброты.
А поздней осенью пришло письмо из Томска от Лены: просила благословения на брак с сокурсником...
Мамуан впала в истерику и закричала, что не допустит, чтобы её единственная дочь ломала свою жизнь скороспелым замужеством, что она сейчас же вылетает в Томск и остановит безумие...
Два дня Александр Михайлович убеждал Мамуан остановиться вовремя и встать на правильный путь. У Мамуан случилось ещё несколько истерик, потом она сдалась и поставила условие: молодые приезжают гулять свадьбу здесь, Мамуан подумает и окончательно решит - расписываться им или нет.
-Тогда, может быть, сначала пусть прилетят сюда на смотрины? - предложил Александр Михайлович. - А потом решим и со свадьбой.
-Два раза им туда-сюда мотаться, что ли!? - Возмутилась Мамуан. - Деньги девать некуда, что ли!? Всё надо делать разом! Кроме расписывания! Зачем им здесь расписываться, в нашей дыре? В Томске распишутся, если дам добро! Надо посмотреть сначала!..
Александр Михайлович намекнул было, что после того, как отгуляют свадьбу, вопрос о расписывании уже, вроде бы, и не подлежит обсуждению, но Мамуан его не слышала:
-Царица небесная, пресвятая мать богородица!.. - Завела она свою коронную арию.
И Алексей Михайлович махнул рукой. Принялись сочинять письма детям. Между прочим Мамуан приписала, как низко пали Игорь и Наталья: стали попивать уже вместе, Саньку совсем забросили, растёт ребёнок при живых родителях сирота-сиротой, и если б не дед с бабкой, так и с голоду помер бы...
Мамуан перечитала написанное и после знака "ПЭЭС" приписала: " Вот так, доченька, живём мы тут, старые и оскорблённые..."
Отправили письма и стали готовиться к свадьбе. Игорю и Наталье приходилось крутиться: надо было и за винами хорошими во Фрунзе съездить, и платье свадебное Лене подготовить, и кабана завалить и сразу разделать-закоптить, и... дел набиралось столько, что к ночи все падали "без задних ног".
Успели.
Все вовремя съехались, всё вовремя сделалось.
И очередная свадьба "пела и плясала" в большом доме Батько. Леночкин муж Виктор, рослый симпатичный очкарик, производил впечатление мягкого, интеллигентного человека с хорошими перспективами: был из хорошей семьи, подавал надежды и уже сейчас ему обещали место при кафедре, аспирантуру. Это подтверждала и приехавшая с молодыми вдовствующая сватья Валентина Ивановна, преподаватель университета: всё будет хорошо, молодые будут жить в её большой квартире и она создаст им все условия для успешного завершения учёбы и дальнейшей научной работы...
Мамуан всплакнула и по-свойски облабызала сватью:
-Господи милостивый, берегите моё сокровище!
Все разъехались вовремя, совершив всё вовремя.
Через полгода пришло письмо из Харькова от Сергея: извещал о намерении жениться, что всё уже решено, он давно живёт в семье невесты, пора расписаться и сыграть свадьбу. В Харькове. Это Сергей отметил особо, заранее отвергая возможность обсуждения вопроса о месте ритуала. Просил родителей приехать на свадьбу в Харьков. А времени до той свадьбы оставалось ровно неделя.
Мамуан взрыднула:
-Господи, царица небесная!.. Да он мать в грош не ставит!.. Ему плевать на мать!.. Не мог дождаться окончания учёбы!.. И кто их гонит!?.. На кого меня оставляют!? Они что - сговорились!?
Последовали бурные, продолжительные истерики, переходящие в прострации. Александр Михайлович поил Мамуан валерьянкой и убеждал, убеждал, убеждал...
Убедил.
Стали соображать, что делать: отец слаб для путешествия за тыщи вёрст, матери одной ехать - ни то, ни сё...
Сделали проще: отправили Сергею денег и в письме строго наказали приехать летом с женой в родительский дом на всё лето. Как всегда, Мамуан сделала приписку о том, как измучили их Игорь и Наталья: хамят, оскорбляют, пьют, орут, до рукоприкладства опускаются...
В доме снова воцарился мир. Подросший Санька как хвостик ходил за окрепшим мало-мальски дедом и был беспременным участником всех его дел: ездили в жигулёнке, ходили на почту и в магазины, чинили улики... и вообще неразлучны были.
Ждали скорого приезда Лены и Сергея со своими "половинами".
В начале июня Игорь вознамерился ехать с товарищами-шахтёрами на рыбалку: к приезду гостей собирался наловить и навялить рыбы. Да и просто отдохнуть от повседневных сует. Ехать собрались далеко и надолго - на Балхаш на целую неделю. Оформили кто отгулы, кто отпуск. Потому и собирались основательно: чтобы ничего не забыть, заранее составили длинный список всего, что предполагалось взять и сделать, и, по мере выполнения, "открыживали" пункт за пунктом. Особой строкой в ведомости стояло: "ящик водки"...
Секретным список не считался, его не прятали, лежал на столе в комнате Игоря и Натальи. Мамуан его заметила и прочитала...
Она отбросила бумагу, строевым шагом вышла на крылечко, возле которого Игорь с Натальей разбирали сети, и закричала:
-Так вы с собутыльниками водку жрать собрались!!!.. То-то, гляжу, забегали твои алкаши к нашему дому!.. Почуяли!.. Никуда не поедешь! Ясно!? А ну, брось свои сети!.. Или я спалю их к чёртовой матери!..
-Ты что вызверилась? - Угрюмо спросил Игорь.
-Ты как с матерью разговариваешь, хам!?
-Сама не хами.
-Что-о-о!?.. - обомлела Мамуан. - Ты со мной так раз-го-ва-ри-ва-ешь!?.. - она задохнулась, лицо её лошадиное покраснело, и пронзительный вопль огласил сонное царство посёлка, - Мерзавец!!!.. Подонок!!!.. Родную мать!!!.. Люди добрые!!!.. Царица небесная!!!.. Чтоб ноги твоей в моём доме не было!!!.. И спиногрызов своих забирай!!!..
Когда Александр Михайлович с Санькой приехали с пасеки, Игоря с Натальей в доме уже не было. В зале на диване лежала Мамуан и хрипло рыдала:
-Выкормила выродка на свою голову... Царица небесная, за что же мне такое наказанье... Выродки... Выродки...
Александр Михайлович всё понял и без особых толкований. Игоря с Натальей он нашёл неподалёку - у бывшего игорева одноклассника Женьки Строева.
Домой молодые возвращаться отказались наотрез. Сказали, что завтра, когда мать уйдёт в свой медпункт, придут забрать вещи. Жить будут первое время здесь, у Женьки, и одновременно подыщут себе постоянное жильё.
Отец выслушал сказанное, как приговор, сгорбился и ушёл.
В большом доме Батько стало тихо. Мамуан ожесточённо впряглась в домашнюю работу, на подворье слышались её бесконечные сетования: " ... опять свиньи забор подрыли и некому исправить!.. Что за работнички, ети их мать!.. Руки бы оторвала!.. Господи, царица небесная!.."
Домашней работы почему-то не убывало, а только прибывало: то одно вылазило, то другое. Доставала из погреба окорок, и заметила, что он слегка подпортился: белесоватая плёнка образовалась на ядрёной поверхности прокопчёной свинины. И тут же отметила, что совсем не убывает домашней выделки тушёнка: как с осени затоварили полную полку банок, так почти нетронутой и стоит. И скоро новую варить. А куда старую девать?.. А в кладовке набралось столько сухофруктов, что придётся скормить их свиньям, не выкидывать же... И мёду тонны полторы неизвестно куда девать, покупают плохо, везти некуда, и новый скоро пойдёт...
Да и кому есть?.. - невесело озарилась Мамуан. - Вот, Игорь с Натальей, опять же, бросили родительский дом... Неблагодарные... Всё для них делали, всё для них старались, и оказалось - зря...
Она опять писала Лене и Сергею о том, как подло поступил с матерью и отцом Игорь, как горько больным старикам сознавать свою ненужность и брошенность...
Приехали Лена с Виктором и Сергей с Валентиной, узнали о обстановке в доме и посочувствовали Мамуан: уж она ли не лелеяла Игоря...
Гости уехали и в доме стало опять пустынно.
И тут судъба преподнесла Мамуан очередной сюрприз: шахтоуправление предоставило Игорю Батько квартиру - это был старый четырёхкомнатный "финский" дом прямо... за штакетным забором усадьбы Батько-старших...
Мать круглыми глазами смотрела с крылечка, как сын и невестка, словно не замечая её, вносят в дом узлы... и не знала, что сказать.
-А где Санька? - сказала она.
Ей не ответили. И тут Мамуан прорвало:
-Царица небесная!.. Пресвятая мать богородица!.. Смотрите, люди добрые, как сын с родной матерью обращается!..
Так и стали жить бок о бок. Постепенно страсти поутихли, отношения притупились, наладилось минимальное общение. А когда у Игоря с Натальей родилась дочь Таня, дед с бабкой на радостях подарили молодым свой жигулёнок.
Подарок, по социалистическим меркам, был царским.
-А как же вы... - насторожился Игорь. - Отцу без машины никак.
-Поднатужимся, другую купим, - успокоила мать.
Отец подмигнул сыну заговорщицки:
-Дают: бери, бьют: беги. Тебе с двумя малыми без машины тоже никак. А мы с матерью что-нибудь ещё сгоношим, какие наши годы.
Поднапряглись Батько-старшие и сгоношили новую "шестёрку", смотреть на которую сбежалось полпосёлка: выдающийся аппарат! Дед первым делом загрузил в машину внуков и прокатился с ними до Иссык-Куля и назад. Маленькая Таня от впечатлений описалась, обозначив на новом сиденье пятно, напоминающее очертаниями Австралию, каковой её рисуют на глобусе.
-Молодец! - Одобрил дед. - Теперь можно считать машину освящённой! Дитё окропит - это тебе не поп мокрым веником махнёт! Святое дело.
Шли годы. Старшие старились, молодые мужали, дети подрастали. У Сергея родился сын, и на присланной фотографии видно было, что порода батьковская в нём уже угадывается.
-Нашего полку прибыло! - Радовался дед. - Летом приедут, отпразднуем все вместе как следует!
-Зато у Лены за столько лет никого... - плеснула "ложку дёгтя" в "бочку мёда" Мамуан. - Это Витька неполноценный, точно! У нас в породе сроду бездетных не водилось!.. Господи, царица небесная, нашла же Леночка себе муженька... Он сразу показался мне каким-то недоделанным!.. Да ещё курит, как паровоз! А пьёт, как я погляжу, с большой охотой!.. Вот потому всё у него и отравлено...
Горбачёвская перестройка не внесла сумятицы в патриархальную дремоту посёлка, здесь даже не поняли, чего хотел новый генсек: жили и так, как у Христа за пазухой, ни о каких диссидентах и слыхом не слыхивали, а газеты читать не во всяком доме и принято было. Если чего и ожидали от перемен, так только улучшения. "Политически подкованная" Мамуан даже высказала предположение:
-Может теперь вернут имущество моей маме! Раскулачили их, разорили в тридцать третьем, дом отдали под сельсовет, так он и теперь стоит в свинсовхозе, как новый! На века дед строил! Если по-справедливости, так обязаны вернуть! Вон и в телевизоре про это говорят!
Мать Раисы Фёдоровны, восьмидесятилетняя Мария Ивановна, жила со своим "приёмным дедом" Иваном Фроловичем, отчимом Раисы Фёдоровны, в том же свинсовхозе возле Фрунзе, где стоял и отобранный у неё дом. Жили старики в другом доме, построенном уже после войны. И два тех дома были полной противоположностью: добротный, просторный терем с громадной усадьбой "старорежимных" времён, и наспех сколоченный из чего попало "хауз" времён победившего социализма.