Вася Хренов " залетел" на почве употребления там, где для этого и почвы-то никакой не было - на нефтепромысле Озерном! Крепче прокисших щей и огуречного рассола там была только солярка. И вот те на - отличился товарищ старший производственный мастер Хренов Василий Петрович. На территории нефтепромысла, превышающей по размерам графство Йоркшир вкупе с островом Туамоту, попасться на начальственное око было непросто. Васе это удалось.
Начальник промысла, по табели о рангах находящийся где-то между мальчиком для битья и председателем совета министров автономной республики, сделал Васе " стой-там-иди-сюда-будь-здесь" и собеседование продолжил уже в конторе. На укоризненные намеки начальника Вася ответил контратакой, выдержанной в духе проверенной, надежной тактики:
-Не было, Виктор Александрович! Вы что!? Здесь-то! На производственных площадях!
-Было, Василий Петрович, было, - грустил Виктор Александрович, - газило от тебя вчера, как от скважины. Да и рассказали уже подробности...
-Когда? Где? Чего? - гремел Василий Петрович.
-Вчера. В общежитии, портвейн три семерки, до песен... матерных...
-Кто? Кого? Как? - борзел Василий.
-Все. И вас лично, своими глазами...- вздохнул шеф.
И загремел старший мастер Хренов Василий Петрович, в порядке исправления, на самый что ни есть близкий к конторе управления участок мастером: мозолиться о начальственное око без персональной надбавки и премиальных, с трехмесячным поражением в правах...
На новом рабочем месте, в разбитом балке-вагоне, встретила его компания из четырех опарафиненных с ног до головы нефтяничков, от коих последовательно отреклись все шесть промыслов управления.
С первого взгляда на новых побратимов Василию стало не по себе: казалось, что скважины от парафиновых пробок чистят не с помощью этих ребят, а прямо ими самими. Уж на что Василий насмотрелся "чертей" в подземном ремонте, но тут и он слегка оробел. Поторчал у порога, признался:
-Будем знакомы, мастером меня к вам... Василий. Хренов.
-Кеша! - представился неопределенный мужик рыжего цвета.
-Вольдеморд! - сообщил паренек с шифоньер величиной.
-Не скажу...- буркнул некто, лежащий на лавке, с лицом, закрытым донельзя измахраченной шапкой.
-Васек, значит...- задумчиво произнесла шапка, - Васёк Трубачёв и его товарищи...
Закурили. Ветерок закидывал в расхлестанное окно подержанные рублевки листьев, осыпающихся с близкой березы. От жары трещали волосы на голове, но двадцатикиловаттный неуставной "козёл" упорно нагонял градусы. Пахло разогретым машинным маслом и палеными пимами, хотя ни того ни другого тут не было. Были охнарики преимущественно беломорских сортов слоем на два пальца по всему полу и на шесть в углах...
Говорить было нечего, всё было ясно.
Василий вышел на волю, отдышался. Полдюжины ржавых стеллажей-подставок вдавило в осеннюю грязь тоннами насосно-компрессорных труб, накиданных "костром" - пропащее дело для них. Смотрелось всё это хозяйство скирдами гнилой соломы в захиревшем колхозе, откуда разбежались все, кто ещё мог двигаться. "Японские трубы-то, с высаженными концами, полторы сотни валютой каждая! - всхлипнула подотчётная душа. - Штанов не хватит расплатиться за них..." " Молчи, дура! - прикрикнул на неё Василий. - И не такое списывали..."
Душа всхлипнула и спряталась.
С близкой автотрассы свернул "Урал"-трубовоз и всеми ведущими сразу ухнул в колдобины, ведущие к трубным кучам. Долго он там рычал, продираясь по финишной стометровке к трубам-стеллажам. Выполз.
Водитель высунулся из своего скворечника, крикнул Василию:
-Здорово, дядя!
-Привет, тётя.
-На сорок первый куст полсотни трёхдюймовых! - бодро скомандовал "водило".
-А хоть сорокадюймовых! Бери, всё твоё! - сообщил из вагона Вольдеморд. Облокотившись изнутри на подоконник, он заполнил оконный проём без зазора. Из балка донёсся придушенный рёв: " Отзынь от окна, холера! Задохнёмся!" Вольдеморд чуть потеснился, допустив в балок струю свежего воздуха.
"Водило" настороженно посмотрел на ржавые стога, неуверенно уже предложил:
-Грузите.
-Не, - замотал головой Вольдеморд, - нам вера не позволяет.
-Какая Вера? - не понял шофёр, - кладовщица, что ль?
-Не. Другая. Которая опиум для организьма.
-При чём тут опиум?
-Экий ты бестолковый, братан! - укорил его Вольдеморд. - Опиум, значит - яд! Для организьма. Подорванный у меня организьм, вот что.
Шофёр подозрительно осмотрел вольдемордов "организьм", торчащий в окне глыбой. По глазам видно было: не верил.
-А у тех? - кивнул он.
-А у тех вообще нет организьмов, - вздохнул Вольдеморд, - одни матрасовки остались.
Шофёр озабоченно посмотрел на Василия. Тот быстро сориентировался:
-Я нездешний!
-Да вы чо!.. - замитинговал было шофёр, но одумался и просительно продолжил, - меня ж путёвкой сюда заслали, трубы возить...
-Вози, - пожал плечами Вольдеморд, - раз надо, значит вози. Нам вон не надо, так мы и не шебуршимся.
Шофёр поразмышлял минуту-другую, поднял стекло, погазовал и заглушил двигатель. Видно было, как гнездится на отдых: в стекло упёрлись стёртые подмётки кирзачей...
-Вы всегда так работаете? - спросил Василий.
-Всегда мы не работаем. - Уточнил Вольдеморд. - Всегда работать нельзя: сердце раньше времени остановится. Но иногда - бывает. Толик вон как-то летом чуть было не ухватился за трубу, так еле отговорили всем хором. Да по весне, вроде, было что-то...
-За что ж вам деньги платаят?
-А нам и не платят!
-Как не платят?
-А так. Кидают по три сотни в зубы, так разве ж то деньги? Не... За такие деньги на нас можно только сесть. Слазить уже не придётся, сами скинем.
Василий задумался. Ветер пошалил малость облетевшей листвой, наволок откуда-то дождевую морось со снегом, стало знобко, неуютно. Натянул на шапку капюшон, спрятал руки в карманы, неспешно прошёлся по площадке. Непогода не смущала: приполярный сентябрь другим не бывает. Свыкся за три пятилетки. И три месяца почетной ссылки...
Наутро Василий прошёл в конторку цеха. Начальник, Фокусевич, протянул руку, не отрываясь от радиотелефона, ткнул пальцем в сторону стульев - там уже восседали мастеровые мужики озабоченного вида.
-Как не завезли!? - надрывался Фокусевич. - Вчера ещё была дана команда! Да!... Нет!.. Да!.. Кому ты мозги паришь!.. Вот он, рядом!
-Василий Петрович! - обратился он к Василию, - Сколько вчера трехдюймовых труб на сорок первый куст закинули?
Василий Петрович поперхнулся было, но три северные пятилетки, приравненные к четырем обычным, кой- чему его все же научили.
-Полсотни! - соврал он.
-Полсотни!!! - вне себя закричал Фокусевич. - И не пудри мне мозги! Не хочешь работать - так и скажи!.. Значит и премии не хочешь! Считай, что её у тебя уже нет!.. Что? Хренов? Да у него всего четыре активных штыка!.. Вот ты и помоги ему! Всё равно без труб вам там делать нечего!.. Присылай людей! Техники тут море!
-Сколько тебе машин на сегодня надо? - вновь повернулся он к Василию.
-Пять. - Ничем не моргнув, снова соврал на всякий случай Василий, сам не зная зачем.
-Бери у диспетчера четыре! Остальные не угоняй!
-Ясно, беру четыре, - вновь соврал-посулил мастер.
Прихватил на всякий случай шесть трубовозов, оформили путёвки и покатили в сторону трубных скирд. Четыре "Урала" - трубовоза по пути пропали неизвестно куда. "Хрен с ними, - подумал Хренов, - будет при случае на кого сослаться, коли что". Ещё один "Урал" прочно сел в грязищах у самых скирд.
На двери похилившегося вагона-балка висел замок величиной с артельную пепельницу. Василий сунул голову в распахнутое окно: никого. Только охнарики, выпрямившиеся в обратную сторону, свидетельствовали, что давно здесь нет живых душ - выстудилось вагонное чрево.
Василий погулял возле скирд, залез в кабину "Урала". Поболтали с шофёром о том о сем, не заметитили, как задремали.
Проснулись от крика. Митинговали в вагончике. "...Куда!?.. Куда!?.. А ну положь карту!.. Я те дам валет!.. Разуй глаза!.. Сам ты колун!.. А ты тундра!.."
Из окна на мир божий задумчиво зрил мужик незнакомого облика. "Сергей!" - догадался мастер по шапочным признакам. - Вчера он так и не поднялся со скамьи, вечером со всеми в общагу не поехал..."
-Приветствую! - бодро сказал мастер.
Мужик сурово посмотрел на приветчика, смолчал.
-Ты что такой озабоченный? - попытался разговорить молчальника мастер. Мужик посмотрел на него больными глазами и отвернулся, показав громадный прожог на телогрейке сзади.
Иннокентий и Толик с Вольдемордом хлестались в бесконечную "тыщу". Охнарики опять выгнулись вялеными чебаками: хвосты и рыльца вверх - бесконечно могучий "козёл" был уже врублен и успел нагнать сатанинскую жару. Василий сел на замазученную скамью, поинтересовался:
Диспетчер звонил?
-Не работает... - Кеша, не отрываясь от карт, ткнул пальцем в сторону рации: штеккер питающего провода болтался под столом. Мастер воткнул его на место, рация захрипела.
-Зачем? - удивился Толик. - Так хорошо без неё.
-Трубная площадка! Трубная площадка! - закричал диспетчер так громко, будто за дверью стоял, дожидаясь Васю Хренова.
-Накаркал! - огорчился Толик. Дотянулся до провода и выдернул его из гнезда. Стало тихо. Надо было что-то сказать, но слов подходящих не находилось. Василий вышел из балка.
Ржавые трубо-скирды, казалось, выросли за ночь. Из болота у края отсыпанной площадки торчала мятая тракторная кабина - то ли утопший, то ли раскулаченный. От газового факела несло вонючей чернотой.
Василий погулял на свежем воздухе, отдышался от вагонного зноя и вернулся в пимо-машинный кошмар.
-Так, - сказал он, - утром в конторе предупредили, что пора пройти очередной инструктаж по технике безопасности, кому срок пришёл. Анатолий Солдатов, Иннокентий Кобылинский, Сергей Заварзин - ноги в руки, в колонну по одному, и с песней на устах в контору!
-Нужна нам эта безопасность, - заворчал Толик.
-Не вам, а нам, мастерам нужна,- утешил Василий. - Ты неаттестованный загнешься тут от жары и вони, кто виноват? Правильно, мастер. Так что - с богом! Завтра без отметки в удостоверениях до работы не допущу.
Мужики нехотя зашевелились.
-Армяки мазутные скинули бы, - заметил мастер, - вырядились...кто вас таких в машину посадит?
-Мы на работе! - возразил Толик. - Пусть все видят, что при деле, а не хухры-мухры. А ехать и не собираемся - пешком прошвырнёмся. Тут верста всего, к вечеру дотопаем.
-Троица вымелась из вагона и поплелась в сторону конторы. Три жуткого вида фигуры оскверняли пейзаж, пока не скрылись за поворотом.
Василий вырубил "козла", сел. Вольдеморд возлег на широкой скамье напротив, подставив стул под не уместившееся на лавке плечо. Резкие щелчки от остывающего "козла" нарушали тишину, зато в вагоне посвежело.
-Что это Сергей у вас такой угрюмый? - спросил Василий.
-У-у-у... - протянул Вольдеморд, - тоскливая жизнь у него начинается - мастером на Озерный переводят!
-И что с того?
-Как - что? Взвоешь после нашего отстойника.
-Отказался бы, не на аркане тянут.
-Отбрыкивался! Ему напомнили про диплом и партбилет. В порядке партийной дисциплины - и весь разговор! Отсиделся тут, мол, пора размяться. Всё, приказ уже подписан, первого ноября - на крыло.
-Да уж, - посочувствовал Василий, - трудновато с непривычки-то к работе привыкать.
-Что ты! - согласился Вольдеморд. - Я после политехнического три года на заводе мастерил, так мне после увольнения ещё три года планёрки снились. Сюда прибёг - как с каторги на курорт попал. Даже боялся, что это просто сон, который вот-вот кончится. Сейчас освоился, успокоился. Затащи-ка меня снова на завод - аркан отгрызу!
-Да уж...- бормотнул мастер.
-Вон Кеша, как сюда попал, долго томился по своей школе, - продолжил Вольдеморд, - Сейчас приутих, на кооперативную квартиру скопит - уйдёт. А вот Толик в свой колхоз не вернётся, этот хватил и воли и неволи выше ноздрей.
-В смысле?
-Председателем колхоза был, ну по недомыслию и взялся поднимать хозяйство, как вольный фермер. Начальство его тресь да тресь по маковке: не высовывайся! У нас миллионеров нет! Выполняй руководящие указания! Толик сдуру гнул свою линию, пока его самого в бараний рог не согнули: партбилет на стол, получи статью из УК и семь лет усиленного режима вправления мозгов... Полсрока оттянул, выполз по амнистии и на пересуд подавать не стал, хотя советовали. Плюнул на всё и сюда. Первое время волком смотрел, потом отходить стал, он вообще-то компанейский парень. С вахты прилетает в свою деревню и полмесяца по дому копошится, рыбку удит в пруду. Звали в колхоз - бесполезно. Так ему в отместку пол-огорода оттяпали! А он начхал на это: я, трактует, на свою зарплату полдеревни скуплю! Вы будете растить продукт на своих гектарах, а я - кушать его... И-и-и-эх! - потянулся Вольдеморд. - Что-то вахта нынче долгой кажется. Иль погода томит? Через два дня домой...
-Окно застеклили бы, - заметил мастер.
-На кой? - И так спина не индевеет.
-Зима ж на носу.
-Вот на маковку сядет, там посмотрим...
-Ну и кадры вы.
-Кадры как кадры, - пожал плечищами Вольдеморд, - кадры везде одинаковые, от бухты Провидения до Ужгорода. Мы, можно считать, в резерве. Вроде кадровых консервов в масле.
-Здесь условия хранения подходящие, - успокоил Вольдеморд,-долго не испортимся. Моя Тоня утверждает, что я помолодел с тех пор, как с завода сюда сбежал. Ты сам-то надолго к нам?
-На три месяца.
-Ой-ёй-ёй! - засокрушался Вольдеморд. - Всего-то? И там опять Озёрный. Смотри, если что, возвращайся к нам! Перед тобой тут Алексей Тюкалов мастерил, так он плакал, когда его на повышение отсюда выдернули. Кое-как успокоили двумя по ноль-пять: покорись судьбе пока, а там сотворишь аморалку, разжалуют и вновь сюда сошлют, и уже никогда дёргать не станут - лишенец он и есть лишенец, это уже на всю оставшуюся жизнь, будешь жить по-человечески.
На автотрассе замаячили мазутные пятна - это возвращались трое недавно ушедших. Впереди шагал Толик. Запихав руки в брюки, нахлобучив на глаза шапку, он выкидывал вперед кирзачи особым "кандибобером", как на проволоке вихлялся. Кеша что-то недоказуемое доказывал Сергею: махал руками, будто драться лез...
-Явились не запылились? - удивился Василий, когда трио ввалилось в балок. - А собирались неделю сдаваться.
-Безопасного инженера на месте не оказалось, - пояснил Кеша, - говорят, на четвёртый промысел улетел. Чепе там: то ли трубой навернуло кого-то, то ли трубу навернул кто-то.
-Значит завтра вы у меня в прогульщиках числиться будете. - Посулил Василий. - До работы не допускаю!
-Что ты! - испугался Толик. - Мы сами себя до работы не допустим! Брякнул тоже - работа!.. Погибели нашей захотел?
Сергей прошел в свой угол и лег страдать дальше. Остальные продолжили "тыщу" до неизвестно какой тыщи.
Снег повалил сразу, без увертюры. Большие лохматые хлопья укрыли ржавые стога, болотные кочки. За белой мглой исчез лесок по ту сторону площадки. Казалось, тёплая каюта балка покачивается одиноким стругом в белом океане, унося в неведомые дали недосказанные байки минувшего лета, растрёпанную команду внутри и пару листьев, прилипших к подоконнику снаружи.
К концу первого месяца ссылки Василий впал в задумчивую созерцательность, и уже без ностальгии по прежней работе всматривался в ржавые скирды труб, свою беспутную команду, снежные пейзажи. Второй месяц прошёл под знаком лёгкой тоски в связи со скорым окончанием опальной жизни. Третий месяц околотрубных размышлений окончательно отрезвил его. Василий взял ручку, бумагу формата 290 на 210 и вывел: " Начальнику нефтегазового управления... Прошу перевести меня на постоянную работу в должности мастера вспомогательного участка...и не возвращать на прежнее место работы в должности старшего мастера..."
Начальник не возражал. Начальник и не мог возражать, потому что он никогда не бывал на вспомогательном участке, и даже не подозревал о его существовании. Потому что в той же табели о рангах он числился уже где-то между председателем совета министров автономной республики и королём британского содружества. Упомни-ка, кто и где скрывается от работы на столь обширном пространстве...