Василию Буренкову не повезло с характером: трезвый - человек как человек, пьяный - гад гадом... Не было в вахтовом посёлке души, которую бы Васёк не поклялся хоть однажды вытряхнуть из бренного тела.
На этот раз он недолго искал приключений: в двадцатой комнате первого общежития ему споро "набили баки" и выкинули за дверь поясницей вперёд. Белокурый пёс с красной надписью "Агдам" по левому борту отпрянул в сторону и замер, уставившись на Васька. Принюхался подозрительно - так и есть... Шерсть на волкодаве встала дыбом.
Ненавистный запах "Агдама" пёс не спутал бы с запахами миллионов аналогичных винных суррогатов...
Весной подгулявшие буровики затеяли игру с доверчивым ничейно-общественным псом и умудрились напоить его вдрызг. Компанейский пёс не мог наотрез отказаться от непрошеного угощения: вроде бы играясь, крепко держали его сразу несколько человек, а Васёк заливал в собачью глотку вино. Пёс содрогался, протестуя внешне и внутренне. Мог бы, пожалуй, и вырваться, но не поднялась челюсть на бывшие дружеские руки. А шутники уже выводили пожарной краской на собачьем боку заветное словечко.
Проснулся пёс под лестницей в великом страдании. Трещал череп, и всё было неправильно... Милая сердцу собачья жизнь поблекла, всё вокруг стало унылым и постылым. Тоска, чувство огромной вины перед всем миром сразу, переполняли плачущую душу. Память отшибло начисто, и пёс не мог помнить, как проволокли его за хвост по коридору и кинули в тёмный угол. Но запах "Агдама" пёс запомнил на всю оставшуюся жизнь...
Сейчас пёс задыхался от пароксизма ненависти, едва сдерживаемый остатками гуманизма. Васёк дюзнулся о противоположную стену коридора, отскочил и упал на "четыре кости". Агдам злобно-сдержанно куснул Васю за задницу. Зубья отрикошетили от туго обтянутой джинсами округлости, не причинив видимого вреда. Агдам повторил наскок.
Вася от ужаса взвыл и иноходью побежал по коридору, быстро-быстро перебирая руками и ногами. Агдам рысил рядом и всё настырнее надкусывал. Пёс чуть не плакал от досады, что не удавалось ухватить надёжнее, плотноджинсовая округлость вырывалась из зубов. Васёк плакать и не пытался, не до того было, он скатился вниз по лестнице на первый этаж, головой оттолкнул дверь и вынесся на волю. Агдам не отставал, не давая подняться на ноги, погнал напрямки через клумбу, лужу, и всё самозабвеннеё рвал, рвал, рвал...
Вася испытал сверхужас. Он встал, наконец, на дыбы, несобранно поскакал через колдобины к лесу, чувствуя за спиной страшное хрипенье лютеющего пса.
Скачка здесь не могла длиться долго, она должна была во что-то упереться. И она упёрлась в Моню Сухаревича. Моня с рюкзаком, плотно затаренным бутылками с вином, топал из соседнего посёлка, где был магазин с гастрономией и прочим. Тут-то и сбил его с ног очумевший Васёк...
Будь в монином рюкзаке что угодно, но только не злополучный "Агдам", всё пошло бы, пожалуй, по-другому. Но не зря говорят, что судьба играет человеком, если он играет на ней, как на трубе: именно "Агдам" плескался за мониной спиной...
Сбитый с усталых ног, Моня упал, рюкзак клацнул о корневища... Пёс обомлел. Такого издевательства хватило бы с перебором на добрую свору: густая ненавистная вонь повеяла от рюкзака, вгрызлась в собачьи мозги, разрывая их в клочья.
Агдам осатанел.
Понеслись по тропе Вася и примкнувший к нему Моня, поочерёдно мелькая перед псом надорванными штанами. Отбиваться и не думали: обезумевший волкодав разметал бы их клочьями.
Свернуть было некуда: кругом топкое болото, а потом они просто проскочили поворот к посёлку и вынеслись на берег реки. Куда!?..Куда!?.. Монины мозги не полностью утратили способность соображать, и он с ходу влетел в старый контейнер с приветливо распахнутой дверью среди сонмища таких же ржаво-красных "сородичей"... Следом влетел Васёк, упал на пороге и взвыл, отбиваясь от пса ногами. Моня быстро захлопнул дверцу, шаркнув ею по морде беснующегося пса. Васёк рванулся, оставив в собачьей пасти ботинок, лежал на дощатом полу, всхлипывая. Дышал так, что хилый пол под ним шевелился...
Моня подержал дверь руками, заметил рядом ржавую проволоку, дотянулся до неё, кое-как привязал створку и без сил сполз по стене на пол.
Когда Агдам охрип от лая, Моня обнаружил признаки жизни:
-Вась... - позвал он.
-Что?.. -прохрипел Вася.
-Живой?
-Не знаю...
Полежали ещё. Потом Моня встал, начал снимать прилипший к спине рюкзак - там что-то загремело. Васек насторожился:
-Что это у тебя?
-Ничего...
Моня стащил со спины побрякивающую кучу, развязал завязки, осторожно высыпал содержимое на пол. Среди мокрых осколков сохранилось несколько уцелевших "огнетушителей" вина...
-Ещё не всё потеряно... - удивился Моня.
Молчал бы Моня про находку, может и пронесло бы мороку... Не сообразил.
Вася бросил на вонючую кучу свой мутный взор и встрепенулся: вытянул из осколков "огнетушитель", довольно хохотнул...
Портвейновая вонь заполнила малое пространство контейнера, метастазами распространилась наружу.
Васёк ликовал внутри, пёс сатанел снаружи. Васёк натренированной рукой свернул бутылке голову, приложился к горлу, ополовинил начинку. Умиротворённо откинулся к стенке, ощущая, как новая доза вступила в реакцию со "старыми дрожжами" и всколыхнула муть куража. Протянул сосуд Моне:
-С тобой, как с человеком, а ты, как свинья!? - возмутился Вася. - Брезгуешь, гад!? - он приподнялся с пола.
-Да ты что докопался!? - вскинулся Моня. - Сядь! И не возникай!
-Ах ты, сволочь! - вскинулся и Васёк. - Ты меня пугать!?...
Он сгрёб в кулак штормовку на мониной груди, ткнул ему в лицо бытылочным горлом:
- Пей, скотина!
Васёк в трезвом виде был человек человеком. Пьяный - гад гадом. Моня знал это. Так же как и то, что уговоры здесь бесполезны. Моня был трезв и обстановку оценил трезво: здесь зверь, и за дверью зверь. Выбора не было. Он взял бутылку, оттолкнул Васька:
-Не лез. Сам...
Васёк разразился всеми децибеллами своей глотки, но пока отстал. Моня допил вино и сунул бутылку в угол. Но Вася схватил её, отжал пошире щель в двери, к которой сразу бросился Агдам, и швырнул бутыль в пса:
-На, сучья рожа!
Неловко брошенная с неудобной позиции, бутылка всё же шаркнула пса
Скользком. Он зашёлся в остервенении.
- Щас я тебя успокою! - посулил Васёк.
Он взял другую уцелевшую бутыль, свернул ей голову, опять поглыкал из горла, и, не допив, швырнул в собаку:
-Получай, фашист, гранату!
Бутыль пса не задела, только обрызгала его выплеснувшимся вином, да еще Васёк поуськал пса - тот в ярости начал уже скрести когтями и зубами ржавую сталь контейнера. Васёк снова пошарил в осколках, нашёл ещё одну уцелевшую бутыль...
Моня смотрел в сторону.
-Пей! - снова пристал к нему Васёк.
-Отвали! - Моня взьерошился не хуже пса.
-Ах ты, падла! - Васёк ткнул Моню бутылкой в лицо. Удар без замаха получился слабый, но из рассеченной губы Мони закапала кровь.
Моня не сорвался с тормозов, действовал деловито и собранно. Уняв первую всколыхнувшуюся ярость, он встал, подождал, когда встал и Васёк, потом сосредоточился и врезал ему ногой в живот. Тот хрюкнул и кулём плюхнулся на пол. Моня быстро завёл вялые васины руки за спину, связал брючным ремнём. Усадил Васю в угол, снял ремень и с него, связал ему ноги. Сел в сторонке и закурил: сигарета в руках ходуном ходила.
Васёк очнулся нескоро, а очнувшись, стал брыкаться, рычал что-то нечленораздельное. Моня нашёл ещё целую бутылку, открыл, и влил вино в Васька, как в радиатор. Тот уворачивался, хрипел, плевался, но Моня зажал его голову под мышкой и не отпускал, пока не влил всё. Васёк посидел истуканом, потом белки его глаз закатились под лоб, и сам он обмяк, ткнулся в пол головой. Моня подождал малость, рассупонил его и сел рядом...
Лёгкие северные сумерки зыбким полусветом обрисовали берёзку, виднеющуюся в дверную щель, болото за ней. И даже тропу, по которой они прибежали сюда, было хорошо видно. Да и то сказать - какая сейчас тут ночь? Одно названье. Где-то спрятался обезумевший Агдам... Моня подвинулся к щели. Нет! Вон он, зыркает из травы ненавидящими омутами глаз...
Моня то задрёмывал, то вновь просыпался. Посматривал на Васька - тот спал, положив на пол нафаршированную портвейном голову, губастый рот был открыт. Далеко было до утра, когда он опомнится. Моня подумал, что надо бы выкинуть или вылить оставшееся вино из бутылки, но дрёма сморила его.
Моня заснул. Снился ему дом отцовский, поле за околицей родной деревни, стога...
Васёк проснулся под утро в великом страдании. С души рвало, трещал череп, и всё было... неправильно. Милая сердцу молодая жизнь поблекла, всё вокруг стало унылым и постылым. Тоска, чувство огромной вины перед всем миром сразу, переполняли плачущую душу. Память отшибло начисто, и он не мог вспомнить, как он сюда попал и где он вообще.
Увидел спяшего рядом Моню Сухаревича. В памяти проступили какие-то воспоминания, не воспоминания, а так - обрывки...
Он осторожно поднялся, боясь всколыхнуть стонущие мозги, отвязал проволоку на двери и вышел из странной клетки, оказавшейся обычным контейнером...
Тихо. Он постоял ещё... В стороне метнулась светлая тень. Что-то знакомое... "Агдам!" - осенила радостная догадка. Трезвеющий Васёк становился человеком.
-Агдам! Агдамушка!.. - улыбался Васёк летящему к нему псу, протянул навстречу приветливые руки.