Дракон любил играть на флейте, сумерки и ночные озера. Терпеть не мог рамок и условностей, рыбу во всех ее проявлениях и глупых людей.
Герой любил хорошие компании, домашние яблочные пироги и солнечные весны. Терпеть не мог собственной слабости, масляный крем и прыщиков на носу.
Я любила их обоих, я знала их с самого детства... я помню их имена. Хотя это сейчас неважно, пусть они так и останутся для вас Драконом и Героем.
День, когда Герой стал Героем, мы встретили в глухом лесу. Измученная гнусом, двухдневным переходом и всенощными песнями у костра, я просто уснула, забившись в уголок палатки. Он не сказал мне ничего, только чмокнул в макушку на прощанье и ушел играть в жестокие игры нашего жестокого мира.
О том, кто стал новым Героем, мне сообщил Дракон, не бывший тогда Драконом:
- Я думаю, это пойдет ему на пользу. Трансмутация - штука жестокая, но выгодная. Я, по крайней мере, больше шпынять его не возьмусь, - всегда бывший на полшага впереди Героя во всем, сейчас он просто признавал то, что остался позади.
Мы вернулись в город, вовсю чествовавший нового кумира. Со всех домов, со всех экранов, даже с асфальта и небес на меня смотрело его лицо: трехцветные глаза (охра и медь с золотыми крапинками); хитрые лучики "гусиных лапок" от глаз; мягкие (я помню их на ощупь) вихры светлых волос.
- Хороший снимок. Жаль, что на каждого Героя находят своего Дракона, - его альтерэго, его вечный оппонент сейчас по-доброму завидовал ему...
... Я встретилась с Героем в тот день, когда официальные сводки объявили об избрании Дракона. Мы гуляли в старом парке, лопали клубничное мороженое в хрустких вафельных стаканчиках и кормили лебедей с руки белой булкой.
- А ты не боишься? - вопрос сорвался с языка сам собой, помимо моего желания, и вообще я не это хотела спросить.
- Ты знаешь,.. после... ну-у, после того, как я стал Героем, я разучился бояться. Умом понимаю, что надо... что без этого... ну, нельзя...а сердцем,.. - он махнул рукой - солнце брызнуло радугой с колечек вплавленного в кожу хэндфлауэра. Злое, колючее солнце.
Я скормила последний кусок булки с тмином особо наглому лебедю и сказала негромко:
- Тогда я буду бояться вместо тебя...
Через три часа (сосновый воздух, облака высоко-высоко в небе, бешеная скачка на карусельных лошадках) мы узнали, кто стал новым Драконом...
... Его трансмутация была долгой и мучительно-болезненной и чуть было не закончилась крахом. Но он слишком любил жизнь и слишком не любил проигрывать. Он пришел ко мне буквально на следующий день после ее окончания: бледный до звона, обычно аккуратно причесанные, смоляные волосы топорщатся в разные стороны, в некогда черных глазах бушует янтарное яростное пламя.
- Ты сильно изменился, - я отчаянно искала в нем того, прежнего, которого знала...
- Ты даже не представляешь себе, насколько сильно, - Дракон улыбнулся, контуры фигуры дернулись, поплыли, и я увидела...
Вороненые, бликующие легированной сталью крылья с хищными крючьями на сгибах; Острые, даже на вид бритвенно-острые, пластины спинного гребня; алмазно-черная чешуя. Только глаза остались прежними, яростно-желтыми. Он стал огромным, страшным и абсолютно чужим.
- Не бойся, - голос сменился на рев внутреннего пламени. - Изменилась лишь оболочка, суть моя осталась неизменной...
Снова дымка дрожащего воздуха, снова перемена. Он сел в кресло, отъехавшее к стене, и обхватил голову руками.
- Хотя я в это и сам не сильно-то верю...
Я подошла к нему. Коснулась руки (гладкая кожа, тугие жгуты мышц... и только глубоко-глубоко внутри живет жидкий огонь) и сказала негромко:
- Тогда я буду верить вместо тебя...
... Они сопротивлялись заложенным в них новым инстинктам так долго, что это начало вызывать недовольство толпы. Они ломали свое новое естество, принося свою боль в жертву старой дружбе. Они мучали себя, общаясь со мной. Они мучали меня, общая меня с собой. И при всем при этом продолжали меняться...
... Я опоздала... Когда такси пересекло черту города, и я выбежала под мелкие колючие слезы больного неба, было уже поздно...
Оплавленная земля молча ищет сочувствия у оплавленного неба; едкий дым, пахнущий порохом и кислятиной, настырно лезет в легкие.
Они лежали почти рядом: Дракон и Герой. Бывшие друзья, неумелые враги. Мальчишки...
Где-то высоко, на самом пределе зрения, кружили вертолеты наблюдения, изредка поблескивая вспышками.
Они были еще живы... оба. Герой не сказал ничего, он всегда был немногословным. Только улыбнулся краешком губ... "Люблю", - сказал. И добавил - с усилием опустив веки - "извини, что так вышло"...
Дракон же еще мог говорить:
- Не плачь, маленькая... - говорить горлом, в котором еще мгновенье тому кипела материя преисподней, было, наверное, больно. - Это... выше... всех... нас...всех... Я тебя...
Дождь стал сильнее. Я сидела и глотала безвкусные слезы. Игры... жестокие игры нашего жестокого мира. Инстинкты, которые выше нас всех. Герой и Дракон. Символы. Мальчишки...
Я любила Героя за беззлобный нрав и детскую безмятежность...
Я любила Дракона за неиссякаемую иронию и запредельную жажду жизни...
Теперь мне остается только бояться и верить за них...