Вдали капала вода из проржавевшей трубы и звук гулко разносился по длинному коридору. Кап... Кап... Кап... Щелкнул замок, заскрипела металлическая дверь и к звукам капель добавились шаги. Двое. Нет, трое. Идут быстро, тихо между собой разговаривают. За мной? Остановились, снова замок, снова дверь. Не моя, слава Богу. Кого-то поволокли по полу, он (она?) даже не сопротивляется. Все затихло и снова кап... Кап... Кап...
Начинался рассвет. Сквозь решетку пробивались первые лучи солнца. Вот и еще одна ночь закончилась. Скоро станет теплее, я согреюсь. Может быть даже засну. Я не сплю уже второй день. Или третий? Я уже ничего не помню, ни как я сюда попал, ни где я вообще. У меня еще есть одна папироса. Выкурить ее сейчас? Нет, подожду. Кто знает, когда мне удастся покурить еще раз? Вот она. Я покрутил папиросу, поднес ее к носу, вдохнул запас дешевого табака и положил ее в карман.
Действительно, становится теплее. Я завернулся в шинель и прислонился к стене. Болела голова, хотелось есть. Безумно хотелось есть. Я старался не думать о еде и начал вспоминать какой сегодня день недели. Пятница? Нет, уже суббота. Если сегодня суббота, у нас на завтрак будут давать какие-то местные сладости с чаем. Стоп, не думай о еде! Желудок проурчал в знак несогласия, мол, не думай о чем хочешь, а есть все равно хочется.
Снова щелкнул замок. Один. Идет медленно. Останавливается. Наверное охранник. Или сторож. Или как его еще назвать. Подошел к моей камере. Приоткрыл окошко. Я повернулся, смотрю ему в глаза. Он ухмыльнулся, захлопнул окошко и пошел дальше. Почему я здесь? Кто он такой? Кто они? Они приходят, забирают кого-то и уходят. Иногда приводят, вернее приволакивают кого-то. Они - тюремщики, мы - заключенные. Чего они хотят?
Охранник с кем-то заговорил. Не могу разобрать ни слова. У него очень низкий голос. Отвечает ему женский. Я понял только то, что они разговаривают на каком-то языке, который я не понимаю. Господи, где же я? Почему я здесь? Пытаюсь вспомнить, но в голове полная неразбериха.
Щелкнул замок и снова хлопнула дверь. Охранник зашел в одну из камер. Тишина. Все вокруг замерло. Даже вода, по-моему, перестала капать. Только секунды в голове, тик-так, тик-так. Вдруг послышался сдавленный стон, что-то, хотя наверное, кто-то упал. Открылась и закрылась дверь, охранник направился к выходу.
И опять тишина. И только капает вода. Интересно, а вода капает просто так, или они подставили ведро и она набирается туда. Хотя, какая разница. Кап... Кап... Боже, как это действует на нервы. А может это они специально? Может это их психологическое оружие. Я поежился и сполз на пол. Достал папиросу из кармана. Начал искать спички. Вот они. Три спички и один коробок. Один коробок и три спички. Снова передумал курить и снова спрятал все в карман. Собрался посмотреть на часы, но вспомнил, у меня же их забрали. Вдруг вернулась память.
Меня привезли сюда два дня назад, поздно вечером. Значит сегодня точно суббота. Они говорили на непонятном языке, понять к кому из местных они относятся мне так и не удалось. Меня допросили на ломаном английском. Я рассказал кто я, что я здесь делаю. Офицер, наверное это был офицер, записал все в какой-то запачканный чернилами журнал. И все. Меня забросили в эту камеру.
Это третий вооруженный конфликт, о котором я делаю репортажи. Но это первый раз, когда меня взяли в плен. Журналистов обычно всегда отпускают. Мы ведь на нейтральной стороне. Меня почему-то не отпустили. А у нас даже не было охраны. И вообще, зачем мы поперлись в эту Богом забытую деревню в горах. Хорошо ведь что сразу не убили.
Снова щелкнул замок в двери, опять трое. Кого-то забирать. Подошли близко. Открывают мою дверь. Сердце сжалось, по телу прошла судорога. Молодые парни, в какой-то, совершенно невиданной мною ранее форме, зашли в мою камеру. Я не могу даже пошевелиться, просто смотрю на них. Один обращается ко мне. Я не слышу ни слова, в ушах гулко бьет пульс. Он подходит ближе, держится за кобуру. Он что, боится меня? Я говорю ему по-английски что хочу есть. Он улыбается. Они берут меня за руки и тащат к выходу. Вот и труба, из которой капает вода. Ведра нет, на полу огромная лужа.
Они вытаскивают меня на улицу. С непривычки меня ослепляет яркий солнечный свет. Меня волокут в маленький деревянный домик. Меня, одного, бросают в комнате. Тут сухо, чисто. Посреди комнаты стол, на нем трехлитровая банка воды, стакан и огромный ломоть хлеба. Я подползаю к столу, дрожащей рукой отрываю кусок хлеба. Такого вкусного хлеба я еще никогда не ел. Несмотря на голод я ем медленно. Четвертинка хлеба идет в карман. Голова еще работает, я горд собой.
Дверь открывается и в комнату заходит офицер, который меня допрашивал, и совсем молодой солдат. Они заносят два стула, на один усаживают меня, офицер садится напротив. Он улыбается, наливает мне стакан воды, протягивает. Я пью и тут меня бьет солдат, прямо по щеке, кулаком. Я падаю со стула, он поднимает и снова усаживает меня.
- Мы долго будем играть в "я ничего не знаю", или ты мне честно все расскажешь? - начинает офицер на ломаном английском. Я, пытаясь найти потерянное равновесие, сползая со стула, отвечаю - я ответил на все ваши вопросы и готов отвечать на них дальше.
- Ты журналист?
- Да.
- Что ты делал в зоне, контролируемой Революционной Армией?
- Репортаж.
- Ты шпион, на кого ты работаешь?
- Я не шпион. Я журналист. Я делаю фотографии и пишу статьи в разные газеты и журналы.
- Какое у тебя звание?
- Я не служил.
Разговор продолжался около часа. Вопросы повторялись по кругу. Мне даже дали выпить воды и не больше ни разу не ударили. Офицер был невероятно спокойным, он очень внимательно наблюдал за каждым моим жестом, за каждым движением. Я тоже внимательно разглядывал его. Ему было на вид лет сорок, хотя на самом деле он, наверное, был моложе. В густых волосах проступала широкая седая прядь. На лице было несколько небольших шрамов. Когда он говорил, у него заметно дергалась левая бровь, может быть ранение. Он был или очень смуглым, или очень загорелым. Вероятнее загорелым, его форма была выжжена солнцем.
Офицер обратился к солдату, что-то долго говорил, отдавал какой-то приказ. Солдата я не видел, но слышал что он приблизился ко мне, пытался спорить, даже возражать. Я почувствовал что решается моя судьба и безразличным взглядом уставился на офицера. Он замолк и посмотрел мне прямо в глаза. Затем, глядя на меня, резко гаркнул что-то солдату, тот щелкнул каблуками и удалился. Офицер достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и положил их передо мной. Я вопросительно посмотрел на него, он, улыбнувшись, ответил - кури, мы тебя отпускаем.