У меня было уже сорок два кольца, когда я почувствовал недомогание. Самые высокие и молодые ветки стали предавать тревожные сигналы: соки от земли не доходят до них, и листья, не получившие живительную влагу, начали вянуть.
Но тогда это мне не показалось серьезным. Мои корни накрепко вросли в землю, затеяв с ней замысловатую многоходовую игру, мой ствол крепчал в борьбе с ветрами, разветвлялся и увеличивался в диаметре; я становился все выше и выше, пока не достиг крыши дома, и мне казалось, что со временем я устремлюсь к облакам.
В моей жизни бывали периоды, когда приходилось бороться за существование изо всех сил. Некоторые ветки отмирали, сломленные ураганами и морозами, но я продолжал расти, и каждую весну встречал радостно обновленною листвой.
Вот и сейчас я напряг всю свою корневую систему, стараясь получить как можно больше соков. Я надеялся, что солнечные лучи стабилизируют обмен веществ: листва начнет интенсивнее поглощать углекислый газ и больше выделять кислорода. Увядшие листья опадут и на их месте, со временем, вырастут новые.
Но на этот раз мои надежды не оправдались Мобилизовав все свои ресурсы, я какое-то время усиленно сопротивлялся, но болезнь все чаще беспокоила меня и, подтачивая силы, захватывала все больше и больше веток
И вот наступил день, когда на одно из моих разветвлений села ворона. Было раннее утро. Солнце еще не начало свой ежедневный обход земли, притихшие машины мирно стояли вдоль тротуаров, улицы были пусты. Ворона сидела молча, как бы размышляя, а потом начала громко каркать. Заунывные, монотонные звуки, рождающиеся где-то в глубине ее тела, напоминали траурную музыку. Она прокаркала сорок два раза и замолчала. Потоптавшись немного на ветке, ворона взмахнула прощально крылами и улетела.
В это время до меня донеслись совсем другие звуки: это было веселое чириканье воробьев, примостившихся на краю крыши. И тогда возникло предчувствие, что никогда больше птицы не совьют гнезда в моем дупле, испуганная кошка не вскарабкается по стволу, спасаясь от врагов, легкомысленная белка не станет прыгать с ветки на ветку и легкий летний ветерок не будет играть с листьями Под мою крону не спрячутся незадачливые пешеходы, застигнутые ливнем, и прохожие не смогут отдохнуть в тени моей листвы.
Я почувствовал себя брошенным и одиноким. На противоположной стороне улицы росли другие деревья, но они ничем не могли мне помочь. Даже в густом лесу они не помогают друг другу, а наоборот, стараются завоевать для себя как можно больше жизненного пространства и получить побольше света.
Я перестал сопротивляться, ожидая неизбежное. Листва постепенно опала, оголив все ветки, на которых уже никогда не зародятся новые побеги.
В конце лета около меня остановилась красная грузовая машина, в кузове которой находились шанцевые инструменты и электропила Мне стало тревожно. Из машины вышел человек в рабочем комбинезоне: в одной руке он держал банку с краской, в другой - кисть. Он подошел ко мне вплотную, равнодушно обмакнул кисть и провел ею по стволу, оставив на коре ярко-желтый полукруг. Не обращая на меня больше никакого внимания, он вернулся к машине. Если бы этот человек коснулся рукой ствола, то, может быть, почувствовал, как изменилась моя аура. Однако это был обычный служащий муниципалитета, и откуда ему знать, что и деревья имеют ауру! Но я все равно был ему благодарен за то, что он только обозначил дерево, которое надлежит спилить, и дал мне еще немного времени просуществовать на земле, пусть даже без листвы.
Потом наступила осень и пошли дожди. Я уже было решил, что про меня забыли: людям свойственно забывать неприятности, слишком много у них забот. А может, они надеются, что дерево оживет? Я стал прислушиваться к себе, вдруг произойдет чудо? Но никаких улучшений я не обнаружил.
Последний день выдался пасмурным. Всю ночь и утро шел дождь. На какое-то время он утих, и тут я ИХ увидел и сразу узнал. Еще вчера вечером ОНИ поставили на тротуаре, рядом со мной знаки - стоянка запрещена с 7 до 19, заранее резервируя себе место. Меня охватила паника и по всему телу пробежала волна страха. Ах, если бы можно было скрыться, провалиться сквозь землю, исчезнуть! А машины все приближались и приближались к дому. Я не стал больше на них смотреть.
И тут, где-то в глубине земли, вокруг корневой системы, зародилась новая волна и постепенно стала подниматься все выше и выше. Последнее, что я увидел, это было лицо мальчика в окне дома, где когда-то, давным-давно, меня посадила заботливая человеческая рука. Его лицо было сосредоточено и глаза внимательно и с тревогой глядели на улицу. Тогда я понял, что вторая волна - это анестезия и что я больше ничего не увижу, не услышу и не почувствую. Я не узнаю, как кромсают ветки и как пилят деревья. Но это увидит мальчик, он вам все и расскажет...
Из окна было хорошо видно, как к дереву подъехали две грузовые машины. Первая машина красного цвета имела большой кузов: она привезла на прицепе уборочный агрегат крикливо-желтого цвета. Другая машина была оснащена двадцатиметровой телескопической стрелой с гидравлическим управлением, на конце которой была смонтирована клеть. Из машины неторопливо вышли трое крепких парней в ярких комбинезонах. Один из них поставил на проезжую часть и тротуар оранжевые пластмассовые конусы, огораживая опасную зону. На машине со стрелой завертелись мигалки, очерчивая ее габариты. Заем оператор забрался в клеть. Манипулируя стрелой с помощью пульта управления, он осторожно, чтобы не задеть висящие провода, стал подниматься к верхушке дерева. Приблизившись к одной из веток, он достал электропилу и стал ее запускать.
Вы видели, как люди пилят деревья? О, они это делают профессионально, работают, как хирурги: неторопливо, точно, со страховками. Только вместо скальпеля - пила, белые колпаки уступают место защитным каскам, а латынь заменяется движением рук, указывающих направление развития работ.
Оператор запустил, наконец, пилу, и острые зубья из нержавеющей стали начали срезать ветки В это время другой рабочий включил уборочный агрегат и стал подтаскивать к его прожорливой пасти спиленные части дерева. Агрегат, ревя мотором, приступил к работе. Загребая ветки, он интенсивно перемалывал их и забрасывал в кузов переработанные стружки. Третий рабочий стоял на проезжей части, контролируя движение машин. Так они и работали, пока не остался только ствол. После этого рабочие передохнули.
К этому времени земля возле дома напоминала место побоища: кругом, загораживая вход в дом, валялись еще не убранные ветки, трава была смята большими и маленькими чурбанами, которые еще недавно были частью могучего клена. Моросящий дождь и хмурое небо усиливали ощущение непоправимого; образовавшаяся пустота резала глаз.
После перерыва, в три приема, была спилена оставшаяся часть ствола, и от дерева остался только пень. Рабочие слегка почистили тротуар и проезжую часть, собрали инструменты, сели по машинам и уехали.
Мальчик, наблюдавший все от начала до конца, продолжал стоять у окна.
"Зачем они это сделали? - спрашивал он у самого себя. - Дерево ведь никому не мешало". В его еще не очерствевшей и легко ранимой детской душе зародился протест, и он решил спуститься вниз и как-то пособолезновать, пожалеть дерево.
Выйдя на улицу, он сразу почувствовал запах свежеспиленной древесины. Подойдя к тому, что осталось от клена, он мягко положил руку на срез, стараясь уловить хоть какой-то жизненный пульс. И в это время рука его задрожала и на глаза навернулись слезы. Он опустился на колени и стал гладить шероховатую поверхность. А мимо равнодушно проходили люди и проезжали, не останавливаясь, машины. Все внимание водителей было сосредоточено на дороге, на скользком от дождя асфальте, таящим угрозу. А какую угрозу может таить в себе спиленное дерево? В него уже не ударит молния и оно не загорится, его ветки не обломятся под тяжестью снега, и оно не будет загораживать свет жильцам соседнего дома.
От людей после их смерти остаются надгробные плиты с указанием дат рождения и смерти, а от деревьев - пни с количеством колец. Мальчик ладошкой вытер слезы и стал медленно считать кольца. Дерево оказалось почти в четыре раза старше него. Погладив на прощанье пень, он встал с колен и задумчиво побрел по дороге в парк. Ему захотелось увидеть живые деревья, много деревьев. Он хотел убедиться, что жизнь продолжатся и что спиленный клен - это просто недоразумение. И еще ему подумалось, что когда он вырастет, то непременно посадит дерево и никому-никому не позволит его спилить.