Профессор Всеволод Герхардович Джугашвили, облаченный в новую полувоенную форму защитного цвета, с довольной ухмылкой закуривал кубинскую сигару, которую ему преподнес в качестве вступительного дара приобщенный лейтенант Пушкин.
Причудливое переплетение труб, в котором свободно развалился профессор, напоминало королевский трон. У подножия трона горой лежали подарки - всевозможные предметы, принесённые послушными зомби: от кухонных ножей до золотых украшений и бриллиантов.
Прикрыв зажигалку, профессор не спеша затянулся, и лицо его осветилось неясным светом от разгоревшегося кончика сигары - дружеского подарка с Острова Свободы.
- Не только счастливые обитатели острова в Карибском море, но и всё человечество станет скоро свободным, - задумчиво заметил Джугашвили, ни к кому конкретно не обращаясь.
Спустившись со своего трона, с сигарой в зубах, профессор Джугашвили неторопливым размеренным шагом пошёл по направлению к Муромцу, возле которого уже стоял гвардии лейтенант Лермонтов, направив на того дуло автомата.
Обходя большую кровавую лужу перед Муромцем, и не обращая внимания на лежащее в ней тело Пай Мей Линь, профессор Джугашвили проговорил вслух:
- Жаль, жаль. Жалко, что Пай Мей Линь решила нас покинуть: из неё мог бы получится отменный телохранитель. Но дурная привычка принимать желаемое за действительное не могла довести её до добра.
Остановившись напротив Муромца, профессор Джугашвили вынул сигару изо рта и, выдохнув облако крепкого дыма, стал внимательно изучать связанного кока. Подняв голову, Алёша Никитич встретился с недобрым взглядом жёлтых глаз профессора. Начался поединок на выносливость: ни тот, ни другой, не отводил взгляда, пока вдруг гвардии лейтенант Лермонтов не ударил Муромца прикладом автомата в скулу.
Затянувшись сигарой и помолчав, наблюдая за Муромцем, из разбитых губ которого сочилась кровь, профессор Джугашвили дружелюбно обратился к Муромцу:
- Не стоит беспокоиться о взрыве реактора: наш двухместный вездеход уже готов. По нашим подсчётам, до взрыва остаётся ещё около двадцати минут. Мы вполне успеваем доехать до подводной лодки "Черный Вторник". К этому времени она уже будет под нашим контролем.
Внимательно изучив лицо Муромца, на котором не отражалась ни одной эмоции, профессор Джугашвили, пыхнул сигарой:
- Удивлён? Благодаря Пай Мей Линь, мы полностью в курсе ваших переговоров с капитаном первого ранга Ивановым. Да, таланты Пай Мей Линь заслуживали почтения. Жаль, что она оказалась чрезмерно своенравной, и к тому же начала проявлять признаки неуважения. Ну ничего, теперь у нас будет новый телохранитель.
Держа тлеющую сигару в руке, профессор Джугашвили невозмутимо проговорил:
- Как скоро мы отсюда выберемся, будет зависеть от тебя. Возможно, мы останемся здесь навсегда. Это не имеет значения. Даже если мы погибнем здесь, дело наше не умрёт. Найдутся новые Джугашвили и Ульяновы, Муссолини и Шикльгруберы, которые железной рукой поведут человечество к бесконечной свободе и счастью. Они найдут применение нашему изобретению.
Повернувшись в бок к поверженному Муромцу, профессор Джугашвили продолжил свою неспешную прогулку по подземному помещению, попыхивая сигарой.
- Те неверные, которые пытаются сейчас скрыться, не уйдут от нас. С помощью приобщённых техников, поделившихся своими знаниями, мы вовремя собрали снегоходы "АС-8502" - а они намного быстроходнее снегохода типа "ТОТШ-1003", на которых пытаются скрыться те трое.
- Вместе мы сядем на подводную лодку, и вместе доберёмся до большой земли. Норильск станет первым самым свободным городом на Земле. Я сделаю его своей столицей сразу по прибытии, и благодарные жители будут встречать меня на улицах. Столицу мы потом, конечно, перенесем в Москву.
Внезапно, как будто поражённый отличной мыслью, пришедшей ему в голову, профессор Джугашвили остановился:
- Нет. Лучше в Айды-кишлык! Пусть родному городу достанется частичка моей славы! - вынув сигару изо рта, профессор Джугашвили громко расхохотался, содрогаясь всем телом. Гулкое эхо заполнило тронный зал и разнеслось по коридорам, многократно отражаясь от липких стен. Кучка тараканов разбежалась по углам и щелям.
Отсмеявшись, профессор Джугашвили вдруг нахмурился. Затянувшись сигарой, он продолжил степенную прогулку.
- Головокружение от успехов. У нас оно тоже бывает. Например, потерять пятьдесят тушканчиков, да еще так глупо. Зачем мы полезли на плац? Надо было подождать, пока те двое войдут в помещение: без зимней одежды совладать с ними не составило бы труда. И нам следовало уделить им больше внимания. Сотня-другая приобщённых в ту или иную сторону здесь не имеет значения. Нам не удалось тогда заполучить этого хитрого еврейчика Достоевского, а с ним мы сейчас добились бы большего. Может быть, даже базу не пришлось бы покидать.
- Конечно, он напрасно надеялся, что сможет сохранить все в тайне от работников базы. Особенно от тех, кого заставлял перетаскивать свертки: вход в хранилище ядерных отходов был открыт. Вместе с электриком Колотушкиным мы взломали электронный замок на двери и начали собирать снегоходы. Но всё же подполковник пригодился бы нам больше, чем любой из этих дубиноголовых офицеров вроде Фонвизина.
- Можно было бы уделить поимке Достоевского чуть больше внимания. Но, следуя словам нашего учителя, мы были слишком заняты захватом казарм, лабораторий и камбуза. Как учил бессмертный Оби Вано, "миром правит тот, у кого в руках еда", - процитировал бесцветным голосом профессор Джугашвили.
Остановившись на минуту, профессор бросил косой взгляд на Муромца, который всё также безучастно сидел, опершись спиной в стену. Не заметив никакого изменения в позе Муромца, профессор Джугашвили затянулся сигарой и сделал следующий шаг.
- Признаться, меня немало позабавило, когда сегодня утром вы попали ко мне в лабораторию вместе с Асей. Вы даже не удосужились проверить, цела ли камера видеонаблюдения, не говоря уже о том, чтобы обшарить все шкафы, а ведь в одном из них мог бы оказаться и я. Что это вас так сильно отвлекло от ваших непосредственных обязанностей - а, лейтенант Муромцев? - спросил профессор Джугашвили, смотря в пространство перед собой, как если бы он обращался к стальной балке или стене.
- Возможно, нам следовало уже тогда приобщить вас обоих. Но в любом случае мы в выигрыше: кок Муромец, обездвиженный, находится под нашим контролем, хотя и не приобщён. Пока. Наша аспирантка нашла удобный выход с базы, и прямиком ведёт нас к светлому будущему.
На секунду, при воспоминании о своей подопечной, профессор Джугашвили остановился, и в глазах его полыхнул бешеный огонь.
- Ах да, Ася. Асфодель Аидовна. Эта аспирантка, которой я ещё помог сдать экзамен по биологии. Я подозревал, что она шпионила за мной, - спокойно выговорил профессор Джугашвили, пыхнув сигарой. Развернувшись на месте, он пошёл теперь в обратном направлении.
- Она всегда свято верила, что мы ищем лекарство от коровьего бешенства, которое полностью избавит голодающее население Африки от проблем с недостатком мяса, и испытываем его на тушканчиках только из-за проблем с содержанием коров на научной базе. Как говорил великий Оби Вано, "лечиться, лечиться, и лечиться", - тень улыбки пробежала по лицу профессора Джугашвили.
- Несмотря на свою природную проницательность, Ася так и не поняла, что было истинной целью опытов. Значит, даже в недрах Безопасности не сохранились данные о результатах моих первых опытов по некрофизиологии, когда в юности я пытался оживлять мертвецов с помощью электричества и повышения температуры тела, - задумчиво произнёс профессор Джугашвили.
- С тех пор я длительное время работал над генетической регрессией животного типа. Все оказалось просто: ген тушканчика прививает внечувственную эмпатию, дает возможность общаться на расстоянии - это прорыв, квантовый скачок в эволюции человечества, начало новой эпохи, новой цивилизации. Единственная проблема, с которой пришлось повозиться - то, что из-за бешенства, которое передается вместе с укусом, существо теряет способность рационально мыслить. Решение пришло само собой: достаточно лишь успеть при укусе вколоть себе сыворотку от бешенства - и человек сохраняет способность здраво рассуждать, тем самым становясь головным центром, мозгом нового сообщества.
- Сообщества кого? - подал вдруг голос Муромец, посмотрев на профессора, который как раз проходил мимо него, - Зомби? Людей, вернувшихся к пещерному состоянию - троглодитов?
Остановившись и постояв немного на месте возле Муромца, профессор Джугашвили, как ни в чём ни бывало, продолжил свой путь.
- "Легко найти тропинку, ведущую к дороге дхармы - стоит лишь обратить глаза к солнцу в небе души твоей. Но тяжела и далека та дорога, и лишь тем она под силу, у кого глаза не застланы пеленой рассудка и сердце не заковано в цепи здравого смысла", - проговорил вдруг профессор Джугашвили не своим голосом, от чего Муромец вздрогнул: профессор на память цитировал слова учителя Муромца, которые Пай Мей вдалбливал в голову Алеши Никитича с упорством, с каким обычно забивают гвозди в деревянные доски.
- Удивлён? - безразлично спросил Джугашвили, выдыхая сигарный дым и глядя прямо перед собой.
- Как видишь, за то время, пока Пай Мей Линь была с нами, мы изрядно поднаторели в буддистской терминологии. Так что с того, если новое общество будет представлять общество троглодитов, пещерных людей, если пещерные люди были ближе всего к Нирване? Что с того, если разум превратится во врождённый инстинкт у всех, кроме одного человека, взявшего на себя непомерное бремя ответственности? Мы делаем людей свободными от рассудка и всех проблем, с ним связанных - разве не этого добиваешься ты, Пай Мей Линь и все тибетские монахи?
Профессор Джугашвили остановился на месте, развернулся и пристально посмотрел на Муромца:
- Только представь себе мир без войн, без вражды, без страданий и ненависти - мир людей, объединённых одной целью. Людей, обретающих смысл жизни с рождения. Мир счастливых людей, избавившихся от необходимости суетиться, куда-то бежать, что-то делать, о чём-то думать и беспокоиться. Мир, где преступления искоренены, а зависть не имеет смысла. Разве этот мир не прекрасен? Разве не хотел бы ты жить в таком мире? Разве не хотел бы ты стать одним из этих счастливых людей?
Профессор Джугашвили стал неторопливой, но твёрдой походкой приближаться к Муромцу.
- И что с того, что для достижения всеобщего счастья придётся избавиться от пары-тройки уклонистов, врагов человечества, не желающих завершить неизбежный ход эволюции человека, противящихся тотальному счастью, действующих вопреки всякому здравому смыслу? Пусть даже их будет несколько десятков, сотен, тысяч или миллионов - не всё ли равно? Человечество обязано быть счастливым, и мы сделаем его счастливым, несмотря ни на какие преграды. Даже если половина человечества погибнет, то другая половина сможет жить радостно и безбедно. Мы принесём горе немногим и не надолго, но их страдания окупятся потом многократно - годами, миллионами лет процветания. Если такая цель не оправдывает средства, то что оправдывает?
- Не счастье и добро, а беду и горе несешь ты мирным обитателям этой планеты. Воистину, тебя ждёт суровая кара, - проговорил связанный Муромец, подняв глаза на профессора Джугашвили, который опять остановился перед Муромцем.
Таракан Кукарача, наполовину высунувшись из нагрудного кармана Муромца, в подтверждение его слов неодобрительно зашевелил усами: негоже обижать людей, раз они успели сделать столько хорошего для тараканьего племени. Но профессор Джугашвили так посмотрел на Муромца, что Кукараче оставалось только обратно скрыться в кармане - от греха подальше.
Пока профессор Джугашвили молча делал последнюю затяжку от сигары, которая укоротилась уже настолько, что толстые жирные пальцы профессора не могли держать её, гвардии лейтенант Лермонтов, беззвучно стоявший до этого возле Муромца, навёл на Муромца свой автомат и приготовился к стрельбе.
Бросив окурок на пол, профессор Джугашвили хотел что-то сказать Муромцу, как вдруг его шею насквозь проткнул короткий метательный нож. Рефлекторно потянув руки к шее, профессор Джугашвили захрипел, опустился сначала на колени, а потом и вовсе повалился на пол. Несостоявшийся президент земного шара был мёртв.
Едва последние признаки жизни покинули тело профессора Джугашвили, как гвардии лейтенант Лермонтов, освобождённый от недоброй воли профессора, без сознания повалился на Муромца, ударив того по голове своим автоматом, который Лермонтов продолжал сжимать в руках. Приложив немалые усилия, чтобы скинуть с себя гвардии лейтенанта Лермонтова, Алёша Муромец устремил взгляд на Пай Мей Линь.
Она всё так же лежала в луже крови, но голова её была приподнята, и в руке своей она сжимала второй метательный нож.
- Извини, Муромец. Это я убила Пай Мея, - прошептала Пай Мей Линь едва слышным голосом.
- Знаю, - отвечал ей Муромец просто.
- Дух учителя сейчас с тобой, и он не позволит тебе умереть, даже если пули разрушили твоё сердце, легкое, печень и мозг.
- Будем надеяться, - улыбнулась виновато Пай Мей Линь, но тут вдруг подняла голову и вскрикнула: искривший под потолком провод с яркой вспышкой разорвался надвое, и, увлекая за собой сгусток электрических проводов, с треском и искрами полетел вниз - прямо в лужу, в которой лежала Пай Мей. Искрящий провод соприкоснулся с поверхностью лужи, и голубые молнии засверкали по воде, имевшей багровый цвет из-за обильного количества крови, вытекшей из Пай Мей Линь.
Алёша Муромец, всё ещё связанный по рукам и ногам, отвел глаза, чтобы не видеть, как содрогается в предсмертных судорогах тело его бывшей напарницы. Мертвенно-синие отблески молний заполняли пространство подземелья, пока проснувшийся вдруг динамик на дальней стене вещал:
- ...эвакуация. Персоналу покинуть здание базы. Реактор взорвется через восемь минут.