Аяров Владимир Николаевич : другие произведения.

Турнир веков

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Владимир Аяров
   ТУРНИР ВЕКОВ
  
   1...
  
   Жизнь иногда преподносит такие сюрпризы, какие сразу хочется назвать подарком судьбы, но очень скоро становится понятно, что никакой это не подарок, а своеобразное наказание. И нельзя к таким подаркам относиться легкомысленно, а надо запомнить, что судьба никогда ничего не дарит, она лишь предлагает определённый товар, плату за который потребует чуть позже.
   Совершенно случайно меня признали лучшим журналистом планеты. Вот где подарок судьбы! Я выиграл конкурс. Точнее, в конкурсе победила моя статья о промышленном шпионаже. Почему она победила - это для меня осталось загадкой. С моей точки зрения, ничего особенного в ней не содержалось: обычная статья для провинциального журнала.
   В звании лучшего журналиста я прожил спокойно полгода, и от звания этого мне было ни тепло, ни холодно. Главное, оно мне никак не мешало. Пользы от него я тоже не имел, но это меня ничуть не беспокоило. На полке пылилась позолоченная фигурка репортёра с блокнотиком в руках и свиток почётного диплома, где на трёх языках мира было сказано, что фигурка принадлежит мне по праву за статью "Игры новой цивилизации".
   И вот через полгода спокойствия - опять подарок судьбы. В своём электронном почтовом ящике нахожу письмо из Нью-Йорка. Меня приглашали на заседание какой-то странной комиссии, которая занималась формированием какой-то не менее странной, чем сама комиссия, "команды эпохи". Я ничего не понимал. Конечно, мой редактор настаивал, чтобы я поехал и во всём разобрался на месте. В любом случае из этого можно сделать статью: либо репортаж, либо фельетон, либо просто очерк о злачных местах Нью-Йорка. Редактор знал мою слабость, в любом городе буду слоняться по злачным местам и в любом случае напишу о противоречиях социального дна. Пришлось ехать.
   Встретили меня, можно сказать, по высшему разряду. Приглашающая сторона имела довольно туманное название "Ассоциация независимых экспертов криптофизических явлений". Мне предоставили переводчика, водителя с автомобилем, номер в отеле и офисное помещение. Так и хотелось спросить: для чего мне офис в Нью-Йорке? - но я благоразумно промолчал, я вообще старался разговаривать поменьше, так как не понимал смысла всего происходящего даже с переводчиком.
   Вскоре мне представили Жака Ферронеля - французского специалиста по тематике сингулярных потоков. При знакомстве я сделал умное выражение лица и сказал, что читал статьи Ферронеля и слежу за развитием его науки. Я предполагал, что статьи у него должны быть. Чем ещё может заниматься учёный? На то он и учёный, чтобы публиковать статьи в научных журналах. Но Ферронель улыбнулся и объяснил, что статьи по его науке нигде не публикуются.
   - Нет смысла их публиковать, - просто сказал он, - вероятно, вы читали какого-то другого Ферронеля.
   Теперь он знает, - думал я, - насколько туп и глуп так называемый "лучший журналист мира", поэтому я могу не скрываться, не притворяться, а прямо сказать, что титул свой получил по недоразумению.
   - Ничего я не читал, - признался я, - и совсем не интересуюсь наукой, да и журналист я весьма посредственный. И если говорить откровенно, то я плохо понимаю, как мне дали первое место на конкурсе. А для чего меня пригласили сюда - это я вообще понять не в состоянии.
   - Как бы там ни было, а вы участвуете в проекте, - спокойно сказал Ферронель, - и мой долг - проинформировать вас.
   От Жака я узнал, что принят в состав "Команды эпохи" под номером пять и официальным титулом "Лучший журналист мира". Вместе с командой мне предстоит отправиться в узел пересечения пространственно-временных потоков, где состоится форум: соревнование команд из прошлого, настоящего и будущего. Цель форума - определить лучшую эпоху. Нас не должно смущать, что в технологическом отношении прошлое от нас отстаёт, а будущее сильно опережает. Оцениваться будет не столько технологический уровень, сколько гуманитарная составляющая. То есть люди разных времён и разных народов попытаются определить эпоху, когда человек наиболее соответствовал своему высокому предназначению; постараются сформулировать комплекс моральных ценностей, которые представляют наибольший интерес и важность для всего человечества. Технологический уровень будет оцениваться в относительных величинах. Скажем, изобретение колеса для своего века может весить больше, чем десятки модификаций того же колеса в двадцатом веке. Жак утверждал, что судейство на форуме будет объективным.
   - Моя-то роль, какова? - спрашивал я, мысленно проклиная звание "лучшего журналиста".
   - Особой задачи нет, - ответил он, - просто каждый из команды должен усвоить правила игры и, действуя по правилам, доказать судьям наше превосходство. Мы должны убедить их, что наша эпоха - самая лучшая. То же будут делать другие команды. В общем, обычные соревнования. Каждый подготовит доклад на свободную тему, прочитает его, а "Независимый совет" его оценит.
   Выяснилось, что офисное помещение мне для того и дали, чтобы я мог подготовить свой доклад. Просто организаторы не знали, что для подобных дел мне офисы не нужны. Уж сочинять я умею прямо на ходу, на то я и журналист. Чтобы придумать короткий доклад на свободную тему, не нужен отдельный кабинет, он будет только мешать, - а нужна жизнь, реальное действие, проблема нужна, и я должен находиться в самом-самом центре этой проблемы. Я решил пройтись по злачным местам Нью-Йорка и написать статью, которая могла бы стать и докладом, и материалом для публикации в любом журнале. Что ещё может с такой точностью охарактеризовать суть нашей эпохи, как не злачные места мегаполисов?
   К утру мой доклад был готов. Вечером того же дня состоялся сбор команды. "Лучшие люди эпохи начала двадцать первого века" - так звучало полное официальное название команды. Состав команды был, мягко говоря, сомнительным: три политика, один военный, два космонавта, восемь футболистов, восемь эстрадных звёзд, пять телевизионных ведущих и четырнадцать звёзд Голливуда.
   Выступил Ферронель. Напомнил правила предстоящей игры, рассказал, как мы попадём в узел пространственно-временных потоков. По его словам, это пройдёт легко и безболезненно. Жак просил подготовить доклады основательно, ведь по ним будут судить о нашей эпохе. Тут в команде началась лёгкая паника. Писать доклады никто не умел. Космонавты были отъявленными технарями, военный никогда ничего не писал, кроме рапортов и приказов, читал только армейский устав; футболисты и актёры тоже были далеки от литературной деятельности, телеведущие привыкли только читать.
   - Не забывайте, что в команде есть лучший журналист мира, он вам поможет, - успокоил всех Ферронель.
   Меня это не пугало. Я мог сочинить доклады на всю команду даже с двойным запасом, в нескольких вариантах. Правда, я не ручался за наш успех на соревнованиях.
   Моя персона вмиг стала популярной. Команда визжала от восторга.
   - Мы победители! - орали голливудские звёзды.
   Через неделю мы отправлялись в узел. Летели на обычном самолёте. Ферронель говорил, что путь в узел прост: нам нужно всего лишь пересечь какую-то таинственную силовую линию соматического поля Вселенной. Такие линии проходят через каждую планету, и пересечь её можно на чём угодно, хоть на оленях. Естественно, представители каждой эпохи едут на транспорте, который им более свойственен.
   Ферронель прав - мы попали в узел так, что даже не заметили момента пересечения той линии с длинным названием. Наш самолёт начал снижаться, затем прошла обычная посадка, я ожидал увидеть аэропорт, но место, куда мы прилетели, напоминало базарную площадь. Суета, столпотворение людей в костюмах разных времён - это было похоже и на карнавал, но большинство участников этого действа занимались не чем иным, как торговлей. Да, они продавали и покупали, менялись вещами - всё напоминало базар.
   Торговля, - подумал я, - вот что действительно объединяет людей всех времён и народов. Эх, жаль, что я ничего не сказал о торговле ни в одном из докладов нашей команды.
   - Какой у вас интересный электрический фонарик, - проверещал рядом со мной один тип в помятом пиджаке, особо выделяя слово электрический, он произносил его нараспев, словно по слогам.
   - Это мобильный телефон, - с неохотой сказал я, ожидая массу лишних вопросов от представителя отсталой эпохи. Но он не удивился и не спросил, а предложил:
   - Давайте меняться. Я слышал про ваши мобильные телефоны, фантасты о них уже писали. Так вот мне хотелось бы иметь один экземпляр. Взамен могу предложить вам электрический фонарик 1922 года выпуска, детекторный радиоприёмник или проект подводной лодки - выбирайте.
   - Эти вещи меня не интересуют.
   - Хорошо, тогда продайте мне свой мобильный аппарат. Могу предложить вам за него десять золотых рублей.
   - Поймите меня правильно, телефон не продаётся, - я был готов перейти на грубость, - в нём содержится важная информация, и она для меня значительно дороже денег.
   - Ой, можно подумать, - этот странный тип скривил кислую рожу, - ценная информация. Всё обман, мой друг, сплошные иллюзии. Вам сегодня кажется, что вы обладаете ценной информацией, а завтра.... Да что там говорить, если вы сейчас на проект подводной лодки смотрите как на кусок туалетной бумаги. Для вас это смешные картинки, которые может нарисовать любой школьник. А в моё время некоторые государства готовы заплатить за эти каракули миллионы. Миллионы! А знаете, где я взял этот проект? Догадайтесь.
   - Не знаю.
   - Купил у ваших. У того адмирала, - и он указал на военного из нашей команды.
   - Я и не знал, что он, оказывается, адмирал, - моему смущению не было предела, и человек в помятом пиджаке это заметил.
   - Понятно, война вас уже не интересует, а мы к ней готовимся, поэтому лучше разбираемся в званиях. Ваш адмирал жаловался, что в команду набрали одних штатских. А у нас всё с точностью до наоборот: в команде одни военные, кроме вашего покорного слуги, имею честь быть инженером. Живу в 1926 году, а приобрёл проект лодки, которая будет построена в 1932-м. Представляете? Так вот ваш мобильный телефон. Вы говорите, ценная информация. А хотите, я перечислю всё, что у вас там содержится? Во-первых, это номера телефонов ваших подружек; потом, несколько игр; далее, несколько порнографических картинок. По вашей улыбке вижу, что угадал.
   - Нет. Не угадали. Мне смешно, да, но по другой причине. Действительно, если полистать память моего телефона, вы найдёте десяток номеров различных девушек, увидите игры, обнаружите нечто напоминающее порнографию. Но нравы нашего века отличаются от ваших. К примеру, у меня нет близких подружек - все знакомые девушки либо коллеги по работе, либо должностные лица, общаюсь с ними только по делу. А те картинки, которые вы назвали бы порнографическими, представляют собой всего лишь фотографии довольно уважаемых женщин, некоторые из них попадают на обложки журналов. Сфотографироваться обнажённой - это в большей степени признак успеха, а не порока. У меня нет порнографии. Я не люблю порнографию. То есть я не вижу необходимости закачивать в телефон видеоклипы, где женщины совокупляются с обезьянами, или где пьяные мужики заталкивают во влагалище пьяной женщине бутылку из-под водки.
   - Вы живёте в жестокие времена, - заключил мой собеседник.
   - И это говорит человек из двадцатого века?! Думаю, ваши времена были гораздо более жестокими: войны, революции. Если один человек саблей рубит другого человека - это нормально? Ведь это была норма для двадцатых годов.
   - Ну, молодой человек, мы здесь для того и находимся, чтобы выяснить, чья эпоха окажется более гуманной. Лично я не считаю, что моя команда чего-то добьётся. Сами понимаете, генералы и маршалы не смогут выглядеть гуманно, даже если очень захотят. Ваши-то, хоть артистов прислали, у вас шансов больше.
  
  
   2...
  
  
   Инженер Залов, Николай Федорович Залов, так звали моего собеседника. Русский эмигрант. После революции сотрудничал с большевиками, в двадцатом году его обвинили в шпионаже. Он был вынужден бежать в Париж. Там он выставил на конкурс одно из своих изобретений - электромассажёр. Победил. Теперь он ждёт покупателей изобретения. Появилась возможность вырваться из бедности.
   "Команда эпохи" у них тоже формировалась по довольно странному принципу: где-то прошло заседание какой-то комиссии, кто-то проголосовал. Как в команду попал Залов? Просто его назвали "лучшим инженером планеты" по результатам того конкурса, где он победил со своим массажёром.
   У нас было много общего.
   - Мы с вами случайные гости на этом фестивале, - сказал я ему.
   - Не беспокойтесь, здесь все такие. Сам фестиваль, эта встреча эпох - всё случайно. Я даже могу объяснить, как это явление стало возможным. Вы, надеюсь, знаете о теории относительности Эйнштейна?
   - Кстати, - с энтузиазмом воскликнул я, - почему-то ваша эпоха не прислала его на эти соревнования! Не хочу обидеть лично вас, но фигура Эйнштейна была бы здесь более уместной. Могли же его отправить вместо какого-нибудь генерала? Собственно, ваша эпоха - это эпоха Эйнштейна.
   - И это легко можно объяснить. Сам Эйнштейн ничего не знает о нашей команде. Да, он живёт в нашей эпохе, он опубликовал свою теорию. В будущем, через несколько столетий, кто-то открыл вот этот узел, где мы и находимся. Открытие это стало возможным потому, что десятки великих умов за десятки веков проделали работу по усовершенствованию десятков теорий и гипотез нашего столетия. Вот результат. А теперь другой вопрос: кто пользуется этим результатом? Корпорация, группировка, концерн, комиссия, совет, - каких только названий вы не услышите, когда речь ведётся об организаторах соревнования. Я называю их проще - они. Так вот они имеют сеть агентов, специалистов по каждой эпохе. Да и что, например, вообще значит понятие эпоха? Понятие довольно условное и спорное. Один человек может представлять две или три эпохи. А как формируется сборная команда эпохи? По схемам и формулам, которые придумали всё те же организаторы. А у них своё представление о жизни. Они, как ни странно, вообще могут не знать Эйнштейна. А если даже знают, то не считают его полноценным представителем нашей эпохи. У них ведь другие требования. Вот я смотрю на свою команду и вижу, что они во многом правы. Почти все у нас военные. Эпоха войны и немножко инженерной мысли, опять же военной мысли: танки, аэропланы и тому подобное. И на этом фоне победа электромассажёра в глазах организаторов выглядит как сенсация. Ведь для них массажёр важнее танка. А у нас этот конкурс был замечен лишь двумя газетами и одним журналом. Ещё была статья, где над моим изобретением открыто насмехались. И всё. Кто я? Полунищий бродяга с несколькими идеями, с двумя изобретениями, с этим проектом подводной лодки. Я хочу лишь одного: заработать денег, чтобы не умереть от голода. Но наши организаторы смотрят на эти вещи совсем не так, у них своё мнение. Они включают данные обо мне в какую-то формулу, считают, и вот эта формула выдаёт некоторую цифру, коэффициент, значение, откуда следует, что именно я и должен представлять свою эпоху.
   Залов говорил настолько убедительно, что я сразу стал его сторонником. Применяя его методику, я постарался вычислить лицо нашей эпохи с точки зрения неведомых организаторов соревнования или их представителей. Получалось, что мы живём в относительно спокойное время: один военный символизировал наличие локальных конфликтов и боевых действий в горячих точках; космонавты - наш технологический уровень; футболисты - интерес к спорту; звёзды кино - интерес к развлечениям. Вероятно, сам я был символом средств массовой информации.
   Интересно узнать, кого собрали в рядах команд представители других времён? Я ожидал увидеть здесь фараонов Египта, учёных древней Греции. Я хотел встретить Шекспира и Леонардо да Винчи, Декарта и Вольтера; надеялся, что уж начало ХIX века будет представлено Пушкиным и Проспером Мериме, Диккенсом и Дюма, а конец того же столетия достойно представят импрессионисты и Лев Толстой.
   Инженер Залов только посмеивался, когда я делился своими впечатлениями и мыслями.
   - Я тоже мечтал увидеть Платона или Пифагора, - сказал он, - ждал прибытия греков и разочаровался, когда узнал, что приехали только оружейные мастера, капитаны кораблей и торговцы. Ни один древнегреческий философ не вошёл в состав команды эпохи. Греки не привезли ни Сократа, ни Аристотеля. То же и с Египтом - ни одного фараона.
   - А что же в будущем? - спрашивал я. - Вы интересовались командами будущего?
   - Вот вами заинтересовался, - улыбнулся он, - вы же для меня тоже будущее.
   - А дальше?
   - Дальнейшее будущее вообще смешное и непонятное. У них нет профессий. Все они просто люди. Трудно судить о составах команд отдалённого будущего, если ничего не знаешь о нравах и обычаях эпох. Я вот подошёл к одному из будущего, думаю - учёный человек, вид у него такой солидный.
   - Это вы про меня?
   - Нет, тут был ещё один до вас. Самое интересное, что у них нет вещей, которые хотелось бы купить или выменять. У вас хоть мобильный телефон имеется, а у них нет ничего. Никаких тебе приборов или приспособлений. И вот я подхожу к тому парню, спрашиваю: где хоть что-то, хоть что-нибудь, где ваш технологический уровень? Знаете, что он ответил? Он привёл ко мне другого парня и сказал: спроси у него, он в детстве изучал историю технических открытий. Тот мне объяснил, что у них всё всегда с собой, а именно: вся техника встраивается в мозг, вживляется. Вот вам и мобильные телефоны, - они просто в мозгах. Правда, общаясь с представителями будущего, я заметил, что техника вытеснила у них из памяти всё остальное. Честно говоря, мне их жаль. Неужели в этом смысл нашего развития? Мы изобретаем, конструируем новую технику, чтобы
   потом, в будущем затолкать её в свои собственные мозги и забыть о нормальных
   человеческих чувствах. Зачем я живу? Чтобы мой потомок превратился в тупорылого
   урода? Полюбуйтесь, вот они.
   Мимо проходила команда людей из будущего. Человек пятнадцать, они шли вместе, но при этом совершенно не обращали внимания друг на друга, они вообще никого не замечали вокруг. Каждый занят своими мыслями. Точнее, даже не мыслями, а тем, что у них там было в голове. Вероятно, кто-то смотрел телевизор, вживлённый в мозг, кто-то слушал радио, кто-то мысленно болтал по телефону. Все вместе они представляли собой нечто вроде стада. И у этого стада был своеобразный пастух, видимо, капитан команды. Он общался с остальными только жестами.
   Другие команды выглядели симпатичнее, они представляли не очень отдалённое от нашего времени будущее, поэтому были похожи на нас. Мне очень хотелось поговорить с этими людьми, и мы с инженером Заловым прибились к одной из команд. Залов стал приставать ко всем подряд с просьбой купить у него проект подводной лодки, а я обратился к одной миловидной девушке с глупым, но смешным вопросом:
   - Вы, случайно, не моя внучка?
   - А вы из какой эпохи? - спросила она с любопытством.
   Я кратко рассказал ей о своём времени.
   - Знаю, учила по истории, - ответила она, уже теряя ко мне всякий интерес. Видимо, девушка не в восторге от нашего века.
   - Эпоха нефтяных войн, - продолжила она, - подлость политиков, продажность чиновников. Странные вы люди: воевали за нефть вместо того, чтобы все силы направить на изобретение новых энергетических технологий. Миллиарды тратили на военную технику, а область энергетики финансировали жалкими грошами. И если бы не гениальный Каальс, открыватель взаимного баланса, то...
   - Простите, открыватель чего? - спросил я, испытывая в глубине души восторг от общения с такой умной красоткой.
   - Закон Каальса. Термодинамический баланс атома. Вы что, не учили? Кстати, я надеялась, что сам Каальс будет в команде вашей эпохи. Ведь вообще вашу эпоху правильнее было назвать эпохой Эдмунда Каальса. Где же он?
   - Каальс? - мне трудно было скрыть некоторое замешательство, ибо я не знал никакого Каальса из нашей эпохи, который мог открыть сколько-нибудь серьёзный закон природы; кроме того, я был убеждён, что наши учёные не делают великих открытий, а лишь перефразируют старые в своих многочисленных диссертациях. - Каальс, - вновь повторил я и решился сказать правду:
   - Если не лукавить, то, как бы мне ни было стыдно признавать, я ничего не слышал об этом человеке. Кто этот Каальс? Может он не из нашей эпохи, вы не спутали?
   - Из вашей. Это исторический факт. Странно, что есть люди, которые о нём не знают, - говорила девушка, - а ведь вполне возможно, что вы с ним живёте в одном городе, или на одной улице.
   - Я журналист, но пишу не по научной тематике, а на социальные темы, поэтому не знаю, что твориться в научном мире. Я могу рассказать много интересного о публичных домах, игорных заведениях, торговле наркотиками. Злачные места мегаполисов - моя специализация. Кто-то пишет о производстве, а кто-то, например, о науке, - ведь невозможно знать всё и обо всём. Даже если я буду жить рядом с гением, могу этого не понять. Вот вы в своём времени и в своём городе, вы точно знаете, что не живёте рядом с каким-нибудь гением?
   - Я точно знаю, что живу рядом с гением, - спокойно ответила моя собеседница, - только он злой гений. Ставит эксперименты на людях, вживляет электроды в мозг, и люди превращаются в животноподобных существ.
   Девушка торопилась на выступление своей команды. Мы расстались, и я даже не узнал её имени. Инженер Залов тоже пропал из вида. Я побрёл к своим.
   - Послушайте, - обратился ко мне наш капитан, - а нельзя ли сделать доклады покороче? Я учил, но ничего не запомнил. Вы можете написать проще?
   - Могу, - ответил я и за пару минут набросал коротенький текст, который был простым и понятным, как детская сказка. Я не виноват, что футболисты не запоминают длинных текстов, равно как и голливудские актёры. Помимо капитана, ещё трое футболистов просили меня изменить доклады. А голливудцы, те вообще покоя не давали: то им фраза слишком длинная, то слишком короткая, то просили некоторые слова из текста выкинуть, потому что они трудно произносятся, а то вдруг просят вновь добавить то, что я только что выкинул. Они вели себя так, словно находились на съёмочной площадке, а я был сценаристом. Я терпеливо вносил изменения. Мне ведь не привыкать, работа знакомая, мой редактор тоже пристаёт с подобными просьбами, то надо урезать статью, то удлинить. Я гордился собой. Как же, написать четыре десятка докладов на английском языке, который я знал лишь на уровне школьника-пятиклассника - это несомненное достижение.
  
  
   3...
  
  
   Соревнования начинали хозяева. То есть команда той эпохи, в которой был открыт пространственно-временной узел, и где родилась сама идея о проведении форума всех времён и народов.
   Доклады у них были однообразными и скучными. Смысл выступлений сводился к тому, что у них самая лучшая эпоха, так как они всё это дело придумали, они хозяева, и все мы, так сказать, остальные участники форума, должны быть рады, что нас вообще сюда пригласили. Дескать, шансов у нас нет, и будет благоразумнее сдаться сразу.
   Потом выступления шли вразнобой. За командой крестоносцев выступал двадцать пятый век, после начала девятнадцатого пошла команда древних римлян. Когда объявили выступление двадцать третьего века, я увидел свою умненькую незнакомку. Она хорошо говорила, закончила выступление стихами, - мне это понравилось. Только одна фраза из её выступления сильно удивила: "Мы представители последнего биологически чистого поколения людей". О чём это она? Я хотел её видеть, говорить с ней, расспросить подробнее о ней самой и об её веке.
   Далее появились генералы и маршалы эпохи Залова. Их выступления напоминали рапорты о потерях и занятых позициях. Сам Залов тоже не отличался разнообразием, говорил больше о технике и почему-то делал упор на теорию вероятностей, упоминая сию теорию к месту и не к месту.
   И вот наша очередь. Футболисты честно оттарабанили доклады слово в слово, и мне стало стыдно за своё авторство. В устах голливудцев мои тексты звучали ещё хуже. Свой доклад я мысленно тоже забраковал: тема злачных мест мегаполисов явно не подходила для такого форума. И вообще после выступления милой незнакомки из двадцать третьего века мне было как-то не по себе. Все темы казались мелкими и глупыми. Поднявшись на трибуну и выдержав эффектную - как мне показалось - паузу, я стал импровизировать. Я говорил о том, о чём хотел говорить в данную минуту больше всего: о грустных глазах девушки из двадцать третьего века, о странных словах про биологически чистое поколение, о любви, о смерти, о вечности и о том, что вообще эта наша встреча людей из разных времён наталкивает на не очень-то весёлые размышления. И меня потянуло на грубости в адрес организаторов. Я открыто возмутился, что в составах команд отсутствуют люди, более других достойные представлять свои эпохи.
   - Здесь нет Архимеда, - кричал я, - нет Платона, нет Рене Декарта, Джордано Бруно! Мы представляем собой сборище посредственностей. Хотим определить самую гуманную эпоху. И как мы будем это определять? Что мы умеем, кроме того, чтобы прилюдно высморкаться в кулак, подобно одному типу из двадцать пятого века, или выступать
   перед публикой, положив голый член на трибуну, как это сделал ещё один недоумок из той же команды? Я и сам не лучше. Понаписал всякой ереси на всю команду. Десятки текстов, где нет ни одного мудрого живого настоящего слова. Почему здесь нет Шекспира? Сволочи вы, господа организаторы!
   - Вам начислены штрафные очки, - предупредил арбитр, - ещё одно слово в подобном тоне и вас отстранят.
   - Плевать! Они меня отстранят, видишь ли. Просили доклад на свободную тему. Я и говорю свободно.
   Когда после ещё нескольких выпадов против организаторов, я спустился с трибуны, арбитр приблизился и зло прошипел:
   - Ваше выступление не засчитывается.
   Я не стал унижаться до бесплодного спора и молча направился в команду двадцать третьего века, к своей милой незнакомке. Я прямо спросил:
   - Что значит последнее биологически чистое поколение?
   - После нас не будет людей, - ответила девушка. - Как назвать существо с антеннами вместо ушей? В наше время стало модным отрезать уши и применять специальные средства связи, вживляемые в мозг.
   - Я хочу поехать с вами и увидеть вашу эпоху. Найдётся в вашей команде свободное местечко?
   Её глаза вспыхнули, и она с воодушевлением предложила:
   - А давайте поменяемся! Я ведь хочу к вам, туда, в двадцать первый.
   - Да? - удивился я. - Не думал, что вам нравится наш век. Вы так отзывались о нашем времени, что я предполагал...
   - Ваша эпоха действительно не очень привлекательна, но, во-первых, я её хорошо знаю, а во-вторых, я надеюсь на встречу с Каальсом. По-настоящему, он великий человек!
   Можно было позавидовать этому загадочному Каальсу. К нему стремилась такая замечательная девушка. Способен ли тот Каальс оценить её? Наверняка, он какой-нибудь учёный сухарь. Боюсь, она будет разочарована встречей с ним.
   - Давайте меняться, - повторила она, - свободных мест в команде всё равно нет. Ведь в каждую эпоху должно вернуться то количество людей, какое из неё выбыло.
   Очередной форум должен проходить через год, - так нам говорили. Есть некоторая вероятность, что мы снова попадём в составы команд. Но, если мы поменяемся местами, то задача неимоверно усложняется. Я должен попасть в состав команды двадцать третьего века на место моей незнакомки, она должна сделать то же самое в нашей эпохе. То есть она должна стать лучшей журналисткой планеты, или кинозвездой, или эстрадной певицей, или спортсменкой. Она изучала историю нашего времени, поэтому легко может стать кем угодно и добиться успеха. Мне сложнее. Я понятия не имею о двадцать третьем веке, я там буду как слепой. Мне нужен гид, помощник, переводчик. Кто мне объяснит особенности нравов, отношений, да просто правила поведения.
   - Не волнуйтесь, всё у вас получится, - заметив моё замешательство, успокоила она. - Там вы можете работать вместо меня. Я преподавала в университете науку с названием симпликтика. Это не сложно. Я вам расскажу. Через год будет конкурс, вы его без труда выиграете, войдёте в состав команды. Мы с вами будем поддерживать связь. Ведь мне тоже понадобится ваша помощь, а то я знаю только теорию. На практике жизнь гораздо сложнее, и, думаю, о многих вещах наши учебники по истории просто умалчивали.
   - Это верно. Учебники по истории не всегда говорят правду, а иногда просто врут.
   Тимиллия, или проще Тими, так звали мою незнакомку. Она подробно рассказала о себе.
   - Жить будете у меня, вот адрес, профессору Ноку я объясню причину замены. Вы просто пойдёте к нему и скажете, что вы мой дядя из Денвера. Нок вас поймёт, вы с ним прекрасно сработаетесь. Всё будет хорошо, - закончила она.
   В ответ я написал свой адрес, заранее извинился перед Тими за беспорядок в моей холостяцкой квартире. Сказал ей о нравах нашей редакции, о привычках редактора.
   - Статьи писать интересно, вам эта деятельность близка, вы справитесь, - завершил я краткий монолог, и Тими отправилась к нашей команде.
  
   4...
  
  
   Вскоре объявили результаты соревнования эпох. Мы проиграли: третье место с конца. Победили представители каменного века. "Независимый совет" признал их самыми гуманными. Логично, воевали они мало, в основном пытались бороться за выживание, обороняясь от диких животных. Все мысли сходились к одному: как бы пожрать. Их речь примитивна и груба, но понятна всем и каждому. Первое место - никто не спорил. Все поздравляли дикарей от души. Второе место организаторы отдали себе. Тут поплыл лёгкий гвалт недовольства, который вырос в гулкий ропот, когда объявили, что третье место заняли крестоносцы. Люди, которые в подвалах своих замков применяли изуверские пытки, выкалывали жертвам глаза, отрезали языки, вырывали ноздри, - это они заняли третье место в соревновании за гуманность. Хотя, если смотреть объективно, современные пытки с применением наркотических и психотропных препаратов во много раз превосходят средневековье по изуверству.
   Настало время прощания. По этому поводу организаторы закатили грандиозный концерт, бал, гулянку, в общем, полный шабаш.
   Тими быстро освоилась в нашей команде. Мне же было труднее, но я, применяя профессиональную наглость и настойчивость, тоже добился некоторых успехов в составе команды двадцать третьего века. Познакомился с одним художником. Он был единственным нормальным человеком в команде. Остальные члены команды выглядели несколько странно. Белл, так звали художника, сказал, что они уже не совсем люди. Это бриберы.
   - Они решились на операцию, - сказал о них Белл.
   Общаться с бриберами трудно. Они считают биологически чистых людей неполноценными. Они равнодушно отнеслись к моему появлению в команде.
   Зато почти все наши приняли Тими с нескрываемым восторгом. Гостья из будущего. Она у нас стала звездой. Каждый хотел с ней познакомиться, поговорить. Футболистам она особенно понравилась.
   - Это вы классно придумали, поменяться местами, - говорил мне наш капитан, - подогнали нам такую красотку. Вот увидите, через год она уже выйдет замуж за футболиста. Возможно, даже за меня, ха-ха-ха.
   Я заметил, что голливудки её немножко ревновали. Слышал, как они обсуждали причёску Тими, не забывая подчеркнуть отсутствие украшений.
   - У неё даже пирсинга нет, - фыркнула одна из актрис.
   В остальном наша замена прошла прекрасно. Оставалось только, чтобы организаторы не догадались, поэтому во время заключительного праздника мы находились в составах своих команд. Каждый участник сказал несколько слов благодарности организаторам и выразил надежду на новую встречу на фестивале следующего года. Я свою прощальную речь произносил с особым чувством, искренне благодарил организаторов и также искренне выражал надежду на встречу через год. Честно говоря, у меня были сомнения по поводу этой встречи, так как я не верил в свои силы, будущее меня пугало. Но назад
   дороги не было: решение принято, и стыдно признаваться Тими, что я запаниковал в
   самый последний момент. Поэтому я говорил с грустью в голосе, полагая, что ухожу
   навсегда, оставляю свою эпоху и не имею никаких шансов на возвращение.
   Тот же судья, который отстранил меня на соревнованиях, лестно отозвался о моих прощальных словах.
   - Вы хорошо сказали! Вот если бы такая речь прозвучала во время соревнований, я дал бы вам больше баллов, и ваша команда получила бы высокое место. Но у вас ещё все впереди, молодой человек, ждём вас через год. Вы наберётесь ума, опыта, станете трезвее, остепенитесь. Надеюсь на ваш успех.
   По-моему, он просто на радостях выпил, поэтому его понесло на сентиментальность. Другого объяснения неожиданной словоохотливости судьи я не находил. Однако расстались мы с ним по-доброму, крепко пожав друг другу руки.
   От имени организаторов прощальную речь сказал старый Эсхар, председатель "Независимого совета".
   - Я с умилением наблюдаю, что многие подружились на нашем фестивале. Люди из разных времён стали друзьями. Предки и потомки - они обнимаются и пожимают руки. Разве это не замечательно? Стоит жить ради такого зрелища. Мы с вами поистине счастливые люди. Нам довелось присутствовать на таком историческом форуме, - тут старик смахнул слезу, и голос его задрожал, - о каком всегда мечтало человечество. Многие из вас, конечно, захотят поехать в гости к новым друзьям из соседних эпох, - почти все участники форума дружно закивали в знак согласия, - но, должен предупредить, что, к моему глубокому сожалению, это запрещено правилами. Не советую вам посещать другие эпохи. Если "Независимый совет" узнает о подобных нарушениях, будут приняты жесточайшие меры вплоть до пожизненной дисквалификации. Я вас предупредил! Всё на этом. Фестиваль объявляю закрытым.
   К счастью, никто не выдал меня и Тими. Насчет нарушений старик говорил как-то не внятно, и я так и не понял, что может быть страшного в пожизненной дисквалификации.
   Команды разъезжались. Ушли пешком дикари победители, ускакали крестоносцы, запыхтел паровоз конца девятнадцатого, готовился к вылету наш самолёт.
   Я проводил Тими и почувствовал приступ одиночества. Только сейчас я в полной мере осознал серьёзность и масштабность поступка. Что мы натворили, чем это закончится?
   С грустью и тоской в мыслях я побрёл к летательному аппарату команды двадцать третьего века.
   Что-то среднее между самолётом и космическим кораблём - так выглядел аппарат. Я занял место рядом с Беллом. Несмотря на то, что Белл весельчак и всю дорогу рассказывал анекдоты, мне было грустно и страшно. Однако я старался улыбаться. Слушая Белла, я узнавал много интересного, что могло мне пригодиться в дальнейшем. Бриберы выглядели словно мумии. Молчали и думали о чём-то, если они вообще умеют думать. Я рассматривал их внимательно: это и правда люди без ушей. Они слышат, если хотят слышать. Точнее, они слушают только то, что хотят. Бриберы - это прообраз тех недоумков из двадцать пятого века, это предки тех роботов, которые были когда-то людьми. И среди этих полулюдей-полуроботов мне предстоит прожить год. Страшно.
  
  
   5...
  
   Мы совершили посадку в Париже. Дальше все должны были добираться до своих городов. Белл отправился в Нью-Йорк. Мне нужно в Лос-Анджелес, но я увязался вместе с Беллом до Нью-Йорка, чтобы не оставаться одному. Прямой рейс на Лос-Анджелес я отверг сразу. Мне казалось, что Белл единственный на этой планете человек, с которым я
   могу поговорить. Кругом одни бриберы. Вообще мир делился на бриберов и так называемых стандартных людей. Мы с Беллом относились к разряду стандартных.
   Это было практически официальное название: стандартный. Бриберы считали себя исключительными людьми, элитой. Даже билет в самолёт они просили продать не стандартный, а бриберский. Дело в том, что места для биологически чистых людей оставались традиционными ещё, наверное, с наших времён, а вот бриберские места отличались по той причине, что сами бриберы были разными, то есть в буквальном смысле рассчитаны на различное напряжение. Они время от времени подзаряжались от бортовой электросети, поэтому их места оборудовались розетками, клеммниками, выключателями. Обычный человек мог лететь на бриберском месте, но брибер никогда не сядет на обычное место, даже если он хорошо зарядился и знает, что во время полёта подзарядка не понадобится. Дело принципа: брибер должен быть со всех сторон окружён электричеством.
   Электрошнур для брибера носит характер священного предмета - символ веры, символ принадлежности к элите. Разъёмы и шнуры служат чем-то вроде украшений, бриберы носят их с собой кто на шее, кто на руке, кто на одежде. Как я заметил, просто положить шнур в карман - это признак дурного тона.
   Мы добрались до Нью-Йрка слишком быстро - всего за двадцать минут. Мне так не хотелось расставаться с Беллом, что я напросился в гости, мечтая увидеть настоящую мастерскую художника.
   - Боюсь вас разочаровать, - сказал Белл, - у художников давно нет мастерских в том смысле, какой вы придаёте этому слову. Я работаю дома. Но и слово дом имеет не совсем тот оттенок, какой вы могли себе представить.
   Я заметил, что Нью-Йорк уже не был похож на себя. В городе не осталось небоскрёбов. Вообще на поверхности земли находилось лишь несколько зданий. Всю площадь города занимали парки и дороги. Город теперь рос вниз, под землю. Адрес Белла не содержал понятия дом или улица, его адрес - это код из трёх чисел, координаты. Его жилище - это бункер из четырёх комнат, а мастерская представляла собой пластмассовый ящик, который содержал в себе и компьютер и принтер. Там же располагалось устройство для смешивания и подогрева красок. Рисовать он мог в любой стилистике. Его комбинированный агрегат мог печатать картины маслом, мог изготовить графитовый рисунок, мог показать объёмное изображение, мог снять целый фильм. Художник умел всё то, что до него делали художники разных эпох: лепить скульптуры, писать картины, фотографировать, вырезать орнаменты по камню, работать по стеклу, гравировать по металлу, - он мог использовать любой материал и любую технологию, даже литьё.
   Мне было интересно. Мастерская художника всегда вызывала во мне чувство восторга. Я дружил с художниками, бывал у них, видел картины нашей эпохи. По старинным эскизам и картинам мог судить о художниках прошлого. Я видел несколько картин с названием "Мастерская художника", поэтому имел возможность сравнить обстановку мастерских разных эпох. Средневековье мне нравилось больше, но и ящик Белла произвёл впечатление. С его помощью можно было воссоздать художественные технологии любого века.
   Если Белл работает над скульптурой из мрамора, вы чувствуете себя так, словно попали в мастерскую Фидия. Когда Белл пишет маслом - вы в гостях у Рембрандта. А когда он сваривает стальные заготовки, делая из них скульптуру в стиле "техно", то вы находитесь в нашем времени, где-нибудь на выставке современного искусства. Я понял, что в двадцать третьем веке ремесло художника представляет собой смесь всего и вся. У них нет особого стиля.
   Допускается, например, встраивать в скульптуру экран, где воспроизводятся видеоклипы. Мраморное изваяние может располагаться в автомобиле, и сия композиция
   размещается на дне огромного аквариума, в котором плавает маленькая настоящая акула.
   Собственно, картины стали представлять собой чуть ли не постановку спектакля.
   Белл показал мне десяток своих работ с выставки. Каждая работа - это довольно длинный фильм, который во всех подробностях рассказывает о процессе создания композиции.
   Запомнилась одна: "Кафе". Сначала Белл создавал интерьер кафешки на четыре столика. Бармен был мраморной скульптурой в античном стиле. На стенах помещения расположились картины фламандцев. За одним из столиков сидел человек из стекла. Официантки были живыми актрисами. Сам Белл маячил на заднем плане в костюме швейцара. Потолок был расписан фресками. Электрическое освещение не применялось, горели настоящие факелы. Посетители выставки имели возможность не только смотреть, но и принимать участие в действии, то есть они сами становились частью картины. Они играли роль посетителей кафе. Один из них расположился рядом с барменом, хватал с полки бутылки, пытался себе что-то налить, но с удивлением обнаруживал, что бутылки не настоящие - они были нарисованы на деревянных болванках, так пояснил Белл. Я от души смеялся.
   По сути дела, бункер, в котором обитал Белл, тоже представлял собой своеобразную картину. Стены имели такую структуру, что их правильнее бы назвать мониторами компьютера. Обширное поле для импровизации. Хозяин такого бункера может заказать любые виды. За несколько минут Белл воссоздал у себя дома довольно реалистичные виды арктических пейзажей, горных долин, водопадов; он показал мне виды Марса и Луны; были у него интерьеры дворцов разных столетий; был даже вид стандартной квартиры нашего времени.
   Да, есть что-то милое в этом двадцать третьем веке. Полная свобода. Живи в любой эпохе и в любой точке пространства. Вот так развились компьютерные технологии.
   - А вот бриберам для этого даже стены не нужны - все экраны у них всегда с собой, - сказал Белл с таким вздохом, что я догадался о его тайной зависти к ним.
   - Белл, скажи честно, ты хотел бы тоже вживить в мозг аппаратуру?
   - Конечно. Представь, какие это даёт возможности. Вот это всё, - он указал на свой ящик, - давно уже устарело, прошлый век. Все самые знаменитые художники нашего времени - бриберы. Им легче работать. Они способны сделать такие вещи, какие я никогда не создам со своей рухлядью.
   - А почему ты не стал брибером?
   - Во-первых, боюсь операции, но это не главное, есть много других причин. Например, нужно много денег. Но, кроме прочего, моя невеста не признаёт бриберов. Есть такая секта на планете, выступающая за биологическую чистоту, моя невеста примкнула к ним. Вот я перед выбором. Войти в эту секту и жениться, либо продолжить карьеру художника, стать брибером, получить новые возможности.
   - Та девушка, из вашей команды, Тими, она тоже из секты биологически чистых?
   - Нет, не похоже. Она, конечно, бриберов тоже не переносит, она сама операцию по вживлению делать не будет, но ведь она учёная. Симпликтика - управление разумом. Ты знаешь, Тими очень известна своими лекциями. Но в секту она не пойдёт. Это просто ниже её уровня. Она сама способна создать свою секту. У неё, кстати, огромное количество сторонников, учеников. Видишь ли, Тими за биологическую чистоту выступает по собственному убеждению. А секта отличается тем, что состоит из людей, которые не могут стать бриберами по другим соображениям, часто по финансовым. Они чем-то похожи на меня. То есть хотели бы, но им что-то не позволяет, либо страх, либо отсутствие денег.
   Чем глубже я вникал в проблемы двадцать третьего века, тем страшнее мне становилось.
   Люди и бриберы - как они воспримут меня? Ведь я для них совсем чужой. Вот и Белла я не могу понять, когда он с таким спокойствием рассуждает о вживлении в мозг каких-то
   железяк. А что скажет обо мне профессор Нок? Он сам-то хоть не брибер? Всё будет хорошо, - говорила мне Тими. Хотелось бы в это верить.
  
  
   6 ...
  
   Я провёл у Белла два дня. Ему, как человеку творческому, было интересно узнать о нашем времени.
   - Я и сам бы с удовольствием поменялся с тобой местами, - признался он, - Тими повезло, она увидит старое время. Кажется, именно тогда и существовало настоящее искусство. Сейчас к художникам совсем иное отношение. В обществе мы занимаем позицию где-то между актёрами провинциальных театров и мелкими чиновниками. А если художник не брибер, то его положение можно сравнить с судьбой нищего и голодного бродячего музыканта.
   Белл постепенно открывал для меня двадцать третий век. Я вникал в товаро-денежные отношения. Даже научился зарабатывать. Продал одну из картин Белла и получил процент от сделки.
   - Слушай, да у тебя талант посредника. Как тебе удалось всучить тому покупателю мою "Тундру"! - радовался Белл.
   Его картины давно уже не продавались. Белл жил на деньги, которые платили в виде стипендии в каком-то творческом профсоюзе. Изредка он давал уроки. Кое-что ему перепадало от реализации учебника рисования, автором которого он являлся. Но учебник покупали так же редко, как и картины.
   - Всё нормально, Белл, настоящие художники во все времена жили трудно, - мне хотелось придать ему уверенности в своих силах, в благодарность за житейские советы и за гостеприимство.
   Он познакомил меня со своей невестой. Девушка смотрела на меня, как на потенциального сектанта, сторонника биологической чистоты. Не люблю таких женщин, партийных активисток. Можно подумать, что кроме биологической чистоты, у юной девушки нет других забот. Тими тоже переживает за биологическую чистоту, но делает это более женственно, мягче, деликатнее. Это вопрос личного обаяния. Одна женщина будет выступать с высокой трибуны с речью и вызовет отвращение, другая будет говорить с той же трибуны, на ту же тему - её выслушают с восторгом. Или это вопрос личной заинтересованности? Если в глазах Тими я видел боль за свою эпоху, за людей - всё настоящее, живое, то в глазах подружки Белла не содержалось ничего существенного, никаких эмоций. И произносила она лишь дежурные фразы, выступая за рост рядов своей секты.
   Не стал с ней спорить из вежливости, чтобы не обидеть Белла.
   Они меня проводили на самолёт до Лос-Анджелеса, Белл и его подружка. Я пообещал, что буду поддерживать с ними связь. Приятно иметь знакомых в совершенно чужом мире.
   И хоть они, возможно, поженятся, и Белл уйдёт в сектанты, но ведь они всё-таки не бриберы, а это дорогого стоит.
   Откровенно сказать, с бриберами я бы тоже пообщался из любопытства. Есть идея сделать репортаж. Журналистика и здесь не даёт покоя.
   Белл подарил мне картину.
   - Если продашь, деньги забирай себе, - сказал он, - ты хорошо говорил о творчестве, поэтому хочу сделать тебе подарок. Знаешь, не каждый день можно услышать лестные отзывы о своих работах, а ты сказал мне столько приятного, сколько я не слышал за всю карьеру.
   - Мне действительно понравилось, Белл. Конечно, далеко не всё, но понравилось. Твоя мастерская, картины, скульптуры.
   Улетать не хотелось. Я привык. Новый Нью-Йорк меня не пугал, а вот дальнейшая неопределённость доставляла беспокойство. Что там ждёт меня, в Лос-Анджелесе? Но лететь надо, иначе я рискую потерять всякую надежду на возвращение в свою эпоху.
  
  
   7...
  
   Профессор Нок не был брибером. Человек примерно пятидесяти лет от роду, слегка взлохмаченные волосы, добродушная улыбка, очки на кончике носа, внимательный взгляд поверх очков и веселые искорки в глазах - таким он предстал при нашей встрече.
   Он ждал меня у трапа самолёта с табличкой в руках, на которой крупными печатными буквами было написано моё имя, написано по-русски, без ошибок.
   Среди чуждых мне людей и вещей в лице профессора Нока я видел кусочек родной эпохи - трап самолёта, рукописная табличка и сам внешний вид профессора, напоминающий профессоров всех времён и народов.
   Тими сообщила о моём прибытии, просила его выучить несколько слов по-русски; по возможности, поправить мой слабый английский и ввести меня в курс науки симпликтики. Знание русского профессор продемонстрировал фразой "Добро пожаловать", слабость моего английского подчеркнул критическим замечанием - "У вас плохо с глаголами, но мы это уладим".
   - Симпликтикой займёмся завтра, а сейчас я отвезу вас к Тими. У неё смешной адрес, правда? - сказал Нок и вызвал такси.
   Адрес Тими состоял всего из одного числа 1234, что и казалось Ноку смешным, а у меня вызывало массу вопросов. Когда Тими записывала свой адрес, я считал, что она пишет что-то обычное - улица, дом, квартира. Но на самом деле это число означало номер её личного блока или бункера. Как и Нью-Йорк, Лос-Анджелес ушёл под землю. На поверхности остались только парки и несколько построек.
   Сохранились старые названия районов и пригородов: Бербанк, Монтебелло, Эль-Монте, Пасадена, - сейчас это были ориентиры для таксистов. Немногочисленные постройки имели чисто техническое назначение. Кабинки вертикальных лифтов и проекционные аппараты. Что такое проекционный аппарат я представлял слабо, но ещё Белл в Нью-Йорке показал мне один такой в действии, когда заказал изображение города в том виде, каким он был в тридцатые годы двадцатого века. Любой житель, если он чувствует себя неуютно, может создать вид города, какой ему заблагорассудится. То есть каждый может жить в своём городе и не мешать другим, так как один проекционный аппарат воспроизводит сотни видов.
   Всё равно некоторые технологические особенности двадцать третьего века были выше моего понимания, несмотря на то, что Белл и Нок пытались рассказывать о них достаточно подробно.
   На вертикальном лифте мы спустились на четвёртый ярус подземного города. В крупном помещении, чем-то напоминающем вокзал, мы с Ноком пересели на третью линию горизонтального лифта и проехали до второй позиции. Первый бункер этой позиции и был жилищем Тими. Действительно, смешной у неё адрес: четвёртый ярус, третья линия, вторая позиция, первый бункер - и всё это записано в обратном порядке.
   Университет расположен где-то рядом. Две позиции на горизонтальном лифте, - так объяснил Нок. Мы договорились, что встретимся утром там, в университете, на кафедре симпликтики.
   - Отдыхайте, - сказал Нок на прощание, - вот вам пульт.
   Как пользоваться пультом управления жилым помещением я уже знал от Белла. Здесь тоже, как и у него в мастерской, в стены встраивались экраны, поэтому я мог заказать любой интерьер. Что я незамедлительно сделал, превратив квартиру Тими - в свою собственную. Правда, это была виртуальная квартира, ничего нельзя потрогать руками, но, тем не менее, я чувствовал себя как дома.
   Конечно, далеко не все детали отобразились в точности, но это и не требовалось. Хватило того, что удалось смоделировать кухню, а в комнатах повторить рисунок обоев и восстановить визуальное изображение некоторой мебели. Телевизор я тоже нарисовал на стене и включил его в программу как действующий объект. Словом я смотрел телик практически тот же самый, какой остался дома. Делать всё равно нечего, поэтому я занялся переключением каналов.
   Практически все каналы отданы бриберам. Безухие ведущие мелькали перед глазами, и я быстро устал. На одном из каналов промелькнул сюжет о прибытии команды эпохи, даже моя грешная физиономия попала в кадр - я не знал, стоит ли этому радоваться. В сюжете не сообщалось, откуда мы прибыли. Диктор сказал - команда вернулась с недавних соревнований по "историческим видам спорта", где выступила успешно.
   И всё. Больше смотреть нечего.
   Нажатием кнопок на пульте, я вызвал кровать, которая опустилась с потолка, и завалился спать, так как чувствовал неимоверную усталость, скорее, психологическую, а не физическую.
   Не помню, сколько времени я спал. Разбудил меня сигнал, о назначении которого я смутно догадывался - он соответствует звонку телефона. Я взял пульт и нажал на соответствующую кнопку. На стене, где размещался мой телевизор, появилось изображение. Так на связь вышла Тими. Она сидела в моей квартире, в моём любимом кресле. Она от души улыбалась и приветствовала меня лёгким взмахом руки. Говорила она уже по-русски.
   - Вижу, ты прекрасно обустроился. Так я и думала, что ты захочешь создать облик своего жилища. У тебя тут мило, мне понравилось. Заметил, какой порядок я навела? Завтра выхожу на работу. Сегодня уже была в твоей редакции, со всеми познакомилась. Да, Ноку я всё сообщила, вынуждена была сказать правду, так что про дядю из Денвера можно не врать. Нок знает всё и, кажется, ничего против нашей затеи не имеет. Всем остальным он скажет, что ты приехал на время, заменить меня. То есть произошёл обмен сроком на один год - два университета обменялись профессорами, такое часто практикуется.
   На этом связь прервалась. Я не успел задать ни единого вопроса. Как она это делает? Как ей удалось позвонить мне?
   Примерно через час она позвонила снова.
   - Ты обедал? - спросила она и сразу ответила: - Чувствую, что ты ничего не ел. Извини, привычного для тебя холодильника у меня нет, готовить я тоже не умею, поэтому всё заказывай через пульт управления. Не стесняйся, можешь заказать обед в стиле любой эпохи. Что ты там любишь, то и заказывай, тебе всё привезут.
   И опять связь прервалась.
   Я действительно проголодался. Пульт управления домом содержал группу кнопок, которые были подчёркнуты и выделены словом "Биологическое питание". Я вошёл в меню и стал перелистывать странички, содержавшие информацию о блюдах, о странах и веках. Я сделал выбор: Франция, конец шестнадцатого века, походный королевский обед.
   Заказ принят, - сообщили мне, - на приготовление блюд будет затрачено тридцать минут, о готовности вам сообщат.
   Через тридцать минут мне позвонили, на экране возникла противная рожа какого-то брибера.
   - Заказ готов, - сообщил он, - исполнители уже у вас, откройте, пожалуйста, дверь.
   Открыв дверь, я увидел двух человек, - не бриберов, с некоторых пор я стал на это обращать особое внимание, - они были одеты в соответствии с эпохой, которую я заказал.
   - Походный обед короля, - торжественно произнёс один из них.
   Они вкатили в комнату столик на колёсиках и, последовательно снимая фарфоровые колпаки с тарелок, стали предъявлять блюда и перечислять краткую рецептуру.
   - Грибной суп со сметаной, цыплята под соусом из перепелиных яиц, паштет из гусиной печени, копчёное мясо кабана с укропом, красное сухое вино "Масси" урожая 1570 года.
   Здесь я позволил себе усомниться в качестве вина. Не могло же оно сохраниться с того времени, почти восемь сотен лет?
   - Дата производства вина условная, - пояснили мне, - допускается, что вы обедаете в 1576 году, поэтому вам предлагается вино шестилетней выдержки.
   Что же, меня всё устраивало. В следующий раз, - думал я, запивая вином копчёную кабанину, - закажу им обед из моей родной эпохи, и они принесут мне походный обед журналиста: чашку кофе и, к примеру, чебурек или сосиску в тесте.
   Вечером Тими снова позвонила. Она никуда не спешила, и мы с ней говорили долго. Она прочла краткую лекцию по симпликтике. Я понял так, что эта наука похожа на социологию или на политологию, короче, нечто социально-психолгическое с примесью философии. Это я люблю: наука занимается туманными вещами, преследует не чётко определённые цели, пытается решить ряд неразрешимых задач. То есть можно заниматься чем угодно, а можно вообще ничем не заниматься, но все будут думать, что ты серьёзно занят наукой. Конечно, если ты имеешь официальный статус учёного.
   Перед своим отъездом на соревнование эпох Тими занималась проблемой психологической совместимости. Работала над заказом транспортной корпорации, выясняя проблемы совместимости в малых коллективах. Давала рекомендации по кадровым проблемам. Рассматривала случаи, когда из-за противоречий в экипаже и по причине психологической несовместимости пилотов происходили крупные катастрофы, крушения самолётов.
   Подробнее о симпликтике я узнаю завтра от Нока. Сегодня мне хочется болтать с Тими не столько о науке, сколько о ней самой. Как ей там живётся, в моей эпохе, и даже любопытно узнать, нашла ли она своего Каальса?
   - Пока не нашла, нет времени на поиски. Занимаюсь твоей темой в редакции.
   Моя тема в редакции на тот момент - торговля наркотиками на предприятиях. Под видом рабочего я проникал на производственное предприятие, устраиваясь на временную работу. Там выяснялись любопытные вещи: многие работники потребляли наркотики, некоторые торговали ими, а все каналы в конечном счёте вели в здание городской администрации. Владельцами предприятий были сыновья городских чиновников. Как правило, сами предприятия прибыли не приносили, через них отмывались деньги от наркоторговли и чёрный нал, который вращался в административных кругах - взятки.
   - Осторожнее только работай с этой темой, - я действительно, сильно волновался за Тими.
   Многие проблемы в нашем городе решались с помощью бомбы в багажнике автомобиля, и я предупредил Тими об этом.
   - Я по натуре экстремалка, - ответила она, - люблю ходить по лезвию ножа. Мне нравится твоя эпоха тем, что она такая непосредственная. Здесь есть за что и против чего бороться. Мне нравиться играть с огнём. И даже там, у себя, выступая против бриберства, я никогда не испытывала такого восторга, как здесь, у тебя. Завтра иду на табачную фабрику, устроилась на работу. Какую? Упаковщицей. Нет, работа лёгкая - укладывать пачки сигарет в коробки. Что ты волнуешься, статьи всё равно будут выходить под псевдонимом. Никто не догадается, что их пишет женщина - псевдоним мужской. Все статьи от имени мужчины. А ты.... А тебя с фабрики уволили за прогулы.
  
  
  
   8 ...
  
  
   Секрет связи с Тими я так и не узнал. Кажется, связь была односторонней. Тими могла звонить мне по той причине, что у неё дома был специальный приёмник сигнала. Он способен распознать сигналы из других миров. Я же не мог дозвониться до своего времени, у меня в квартире такого приёмника не было.
   Если бы наша затея с обменом была спланирована заранее, то мы могли позаботиться о связи, технический уровень двадцать третьего века позволяет налаживать связь с любой эпохой.
   Так мы с Тими общались: она звонила, я ждал звонка.
   Новости меня не радовали. Тими взялась за такую тему, которую и я сам побаивался развивать. Статьи мои были мягкими, я старался обходить острые углы, чтобы не нарваться на бомбу или пулю. Я считал, что затронуть тему наркоторговли - это уже достижение, а добиваться какого-то конкретного результата выше моих сил. Что вообще может предпринять одинокий журналист из провинциальной газеты против целой системы, против мафии? У них деньги и политическое влияние. У меня - только перо.
   А что может Тими? Она не знает особенностей эпохи. Там, на фабрике, сразу заметят, что она не местная. В лучшем случае её примут за иностранку. Но именно это её и погубит. Кто поверит, что иностранка пришла работать упаковщицей? Девушка из Лос-Анджелеса приехала в нашу "деревню", чтобы укладывать пачки сигарет в коробки - смешно.
   Конечно, я буду давать ей советы. Только не знаю, насколько часто она будет выходить на связь. Всё зависит от неё. И станет ли она подробно рассказывать о своих делах, или же снова начнёт уклончиво уходить от прямых ответов?
   Наступило утро. И я отправился на кафедру симпликтики. Нок был уже там.
   - Начнём с библиотеки, - предложил он.
   Библиотека представляла собой маленькую комнатку с тремя столами.
   - Рядом есть комната для бриберов, - сказал Нок. - Вас может удивить само наличие библиотеки. Действительно, зачем она нужна, если любую книгу можно посмотреть на домашнем мониторе - так вы можете подумать. Но, понимаете ли, у нас действует закон о секретной информации, поэтому с домашнего монитора доступно далеко не всё. Есть такие книги, которые вы сможете прочитать только с терминала библиотеки. Каждый запрос таких книг контролируется и регистрируется. А читать их необходимо, если вы хотите соответствовать высокому уровню знания симпликтики. Да, чтобы не забыть, все запросы вы будете регистрировать на Тими. Вот её полное имя.
   Он передал мне карточку с полным и правильным именем Тими: Тимиллия де Блэр Вайсберг - Рузвельт Октавия Эн, специалист по симпликтике первого ранга, код личного портрета - ASD1212.
   Тими имела высший доступ к секретной информации.
   Первое, что я увидел на мониторе библиотеки, был портрет Тими. Понятие портрет имеет здесь не совсем привычный для нас смысл. Это не просто изображение человека, а полная информация о нём вплоть до перечня результатов медицинских анализов. Если вы набрали код личного портрета, то получаете всю информацию о человеке. Так я узнал, что Тими никогда не была замужем, никогда не спала с мужчиной, не делала никаких операций. За всю жизнь болела четыре раза. Любимый напиток - какао. Спиртного почти не пьёт. В портрете было проставлено значение среднего потребления спиртных напитков. Получалось, что Тими выпивала 178 грамм спирта в год. И тут же добавлялось, что этот показатель в десять раз ниже, чем в целом по планете.
   Нок стоял рядом и улыбался.
   - Вы живёте в эпоху тотального контроля над личностью, - сказал я ему.
   - Нам этот контроль не мешает. Если вы честный человек, то вам нечего бояться. Вы заняли место Тими, поэтому должны придерживаться той линии поведения, которая следует из материалов этого портрета. Пейте больше какао, старайтесь избегать спиртного. А то ведь сами понимаете, если один из показателей изменится резко, то в органах контроля это заметят. Особенно страшен "Центральный пост". Начнут расследование и поймут, что доступом к секретной информации пользуется посторонний.
   - И что тогда?
   - Всех накажут. Всех. Меня, вас, Тими.
   - И как накажут?
   - Усыпят. Это ещё самое маленькое наказание.
   - А какое самое страшное?
   - Отправят на пересадку.
   - Как это?
   - Вы послужите науке. Это означает, что ваше тело перестанет принадлежать вам. Из него могут сделать что угодно: разделить на органы для пересадки, заполнить его электроникой, сделать из вас биоробота, отделить голову для изучения мозга и процессов мышления. Мы ведь и сами пользуемся так называемыми экспонатами. У нас один сейчас в разработке. Бывший пилот космолёта. Осуждён за нарушение инструкций при заходе на посадку. Поссорился с командиром экипажа, не выполнил приказ. В результате, катастрофа, гибель сотен людей. Тими выпросила его для исследований, спасла от пересадки. У нас здесь всё-таки не так зверски относятся к экспонатам.
   - Можно посмотреть?
   - На экспонат? Вы на него не только посмотрите, но и будете с ним работать. Только чуть позже. Сейчас нужно подготовиться к лекции. Через час вы читаете на втором потоке. Знаете, какие там ребята дотошные. Малейшая неуверенность - и они вас засыпят. Скажу прямо, студенты будут недовольны отсутствием Тими. Её любят. Итак, у нас остался только час на подготовку, мы должны успеть.
   Чтобы произвести эффект на студентов, Нок посоветовал начитаться самых-самых свежих статей, таких, до которых ещё не добрался ни один из самых любознательных студентов. Чем больше информации я выдам на лекции, тем сильнее мой авторитет. Нок меня готовил словно к бою.
   - Их надо сразу ошеломить, - говорил он, - не дать им опомниться и добивать, добивать, добивать. Пройдёте второй поток - пройдёте всех.
   Я читал статьи и главы из секретных книг, стараясь запомнить терминологию и наиболее сильные выражения.
   Быстро пролетел час, и вот я уже стою перед сотней студентов второго потока, которые бурно выражают недовольство появлением моей невзрачной персоны. Замечаю, что примерно две трети студентов - бриберы. Те негодуют громче всех. Меня, я так понимаю, обзывают. Делаю невозмутимое лицо. Ошеломить, - говорил Нок. Чем же можно ошеломить эту ораву? Словом. Нужно произнести самое страшное слово, сказать о чём-то, что их должно напугать наверняка. Копаюсь в памяти, ворошу свой пока ещё слабый словарный запас этой эпохи.
   - Комитет, - произношу я первое слово и добиваюсь цели.
   Студенты умолкают. Я вижу некоторую заинтересованность. Нельзя терять ни секунды, надо продолжать.
   - Комитет предложил уникальный эксперимент. Мы с вашей преподавательницей поменялись местами. Я преподаю в университете провинции Онтарио, в Канаде. Меня там любят и уважают. Здесь, как я слышал, вы любите и уважаете свою Тими. Таким образом, мы с Тими практически образуем малую группу: два человека, мужчина и женщина,
   взаимодействуя и обмениваясь информацией, помогая друг другу, должны в короткий срок освоиться на новом месте. Ей трудно там, мне трудно здесь, но мы верим в свои силы, верим в успех эксперимента. А теперь скажу не совсем официально, - я сделал зверское выражение лица, - данной мне властью, силой нашего с Тими договора, я морально задавлю каждого, кто посмеет нам помешать.
   Для пущей убедительности я стукнул по столу кулаком - раздался вибрирующий гул, напугавший и меня самого. Поверхность стола не была деревянной, а состояла из пластин неведомой фактуры. Через секунду наступила полная тишина.
   Я чувствовал, что совершил нечто дикое и невообразимое. Мысленно проведя аналогию, понял, что выгляжу примерно так же, как если бы в наше время перед аудиторией возник преподаватель в костюме мушкетёра со шпагой, да ещё треснул бы этой шпагой по какому-нибудь прибору. А угрозы от мушкетёра прозвучали бы на старинном диалекте. А ещё какое-то смутное чувство подсказало бы студентам, что мушкетёр настоящий.
   Как бы там ни было, а желание балагурить у моих слушателей пропало.
   - Перейдём к нашей теме, - сказал я миролюбиво.
   В качестве темы для беседы я предложил рассмотреть крушение, о котором они ещё не знали. В районе Марса пропал космолёт компании "Bellion". Есть подозрение, что его просто угнали. По официальному заявлению властей - космолёт погиб в результате крушения. Сбился с курса. Причина в плохой психологической совместимости экипажа.
   Для Тими это излюбленная тема - плохая совместимость экипажей. Она собрала информацию о сотнях катастроф.
   Но поистине ошеломляющего эффекта я добился, когда вытащил на свет факты двухсотлетней давности, рассмотрев два случая из моей эпохи. Всё, с этого момента я мог считать студентов если ещё не друзьями, то уже и не врагами.
  
  
  
   9 ...
  
  
   Тими позвонила вечером и рассказала о своём рабочем дне на фабрике.
   - Представь, я вышла на Семенихина!
   Меня эта новость не обрадовала. Выйти на Семенихина - означало подставиться под удар мафии.
   - Боюсь за твою жизнь.
   - Не бойся. У меня такая о нём информация, что могу запросто отправить его в отставку.
   - У нас не так просто отставить административного работника. Семенихин близкий друг не только губернатора, но и премьера. Все внутренние дела в области проходят через его руки, он напрямую и нагло контролирует милицию. Вся эта фабрика фактически принадлежит Семенихину.
   - И ты это знал?! - удивлённо вскинула брови Тими.
   - Давно уже знал.
   - Тогда почему ни в одной твоей статье не упоминается Семенихин?
   - Потому что я не самоубийца. Упомяни в статье о наркотиках Семенихина и на следующий день тебя найдут...если, конечно, найдут... где-нибудь под развороченным бомбой автомобилем.
   - И ты этого боишься?
   - За себя не боюсь, вот за тебя...
   - Ты знал и ничего не написал, - разочарованно произнесла Тими и прервала связь.
   Я не лукавил, когда говорил, что боюсь за неё. Я боялся. Именно за неё. Она и сама не догадывается, насколько серьёзна угроза.
   Когда она позвонит в следующий раз? Будет ли она звонить или уже так на меня обиделась, что не захочет разговаривать. Своенравная девчонка.
   Хотя шанс у неё есть. Она работает от моего имени. Значит, Семенихин будет искать меня. Правда, наш редактор никогда не умел сохранять тайну имени. Первому же встречному разболтает, что под моим псевдонимом работает девчонка. И пальцем на неё укажет самому Семенихину.
   Если она позвонит сегодня ещё раз, то я буду кричать, чтобы оставила Семенихина в покое. Жаль, больше я ничего не смогу сделать.
   Тими не звонила. Прошёл час, второй, третий. Я злился на неё и на себя.
   Чтобы успокоиться, стал переключать каналы телевизора, просматривал рекламные ролики, слушал выпуски новостей. Человек-робот сообщал о погоде, вместо ушей - антенны. Вся реклама посвящена наборам технических приспособлений для бриберов: подкожные батарейки, внутричерепные электроды, дополнительные глаза, вживляемые в тело фонари, телефоны, приёмники видеосигналов, средства безопасности, навигаторы.
   На одном из каналов показали процесс вживления. На моих глазах нормальный биологически чистый человек превратился в брибера. Жуткое зрелище. Ему отрезали уши, раскроили череп, вставили антенны, в мозг вонзили несколько микрочипов. Это был рекламный ролик одной из клиник, где проводились операции по вживлению.
   Тими обиделась, - думал я, - обиделась на меня за трусость. Я не писал против Семенихина ни слова. Она считает - я его боялся. Как сказать ей, что это не так? Она многого не знает. Вернее, она совсем ничего не знает. Семенихина невозможно погубить
   статьёй в газете. Хуже всего, что он на статью вообще никак не отреагирует.
   Я неправильно говорил с Тими. Она меня не так поняла. Я многое приукрасил, когда рассказывал про бомбы в автомобиле, про месть Семенихина. Нет, он не станет тратить деньги на убийство журналиста. Он просто постарается купить этого журналиста. Так уж повелось у нас, что нанять киллера стоит намного дороже, чем подкупить журналиста.
   Писать о Семенихине и его делах я не хотел именно по той причине, что боялся подкупа. Представляю такую картину: читает Семенихин мою статью против него, подзывает своего верного подхалима, заместителя Лапшина, и ставит перед ним задачу - купить этого парня, автора статьи; на следующий день Лапшин будет у меня и предложит деньги. И я боялся, что продамся. Вдруг не устою перед соблазном? А если продамся, диктовать условия будет он, Семенихин. Я должен буду резко сменить направленность статей и писать не против, а за него.
   Допустим, я не сдамся, проявлю принципиальность. Он и в этом случае может меня переиграть. Купит нашего редактора. Меня перестанут печатать. Погибнуть от рук киллера куда легче. Вот этого и не поняла Тими. И сейчас нет связи с ней, и я ничего не могу сказать в своё оправдание.
   За неё мне страшно. Если статью против Семенихина напишет она, то её точно убьют. В этом случае Семенихин денег не пожалеет. Просто я представляю, какими словами она будет писать, насколько свободно и открыто она будет разоблачать не только Семенихина, но и всю его мафию.
   Она не знает нашей эпохи. Учила по статьям в учебниках. Что она там могла вычитать?
   Я подумал об этом и удивился самому себе. Как это мне раньше не пришла в голову идея почитать местные учебники по истории. Что там пишут о нас? Что авторы учебников думают о нашем времени? Эпоха нефтяных войн, - вспомнил я определение Тими. Отчасти верно. Довольно точное определение. Но, а дальше? Что она могла ещё узнать о нас?
   Я с иронией подумал о себе. Журналист. Любознательный журналист. Хороший журналист. Смешно сказать, лучший на планете журналист попадает в новую эпоху и первым делом интересуется обедом, а потом только, много-много позже, он просыпается насчёт поинтересоваться историческими статьями.
   А ведь это просто. Надо пойти в библиотеку и почитать. Взглянуть на события нашего времени с точки зрения жителя двадцать третьего века.
   Я связался с Ноком и спросил, как и когда можно поработать в библиотеке? По любому вопросу подобного характера я обращался к профессору, чтобы не выходить за рамки, определённые интересами Тими. Ведь я жил и действовал под её именем.
   - Запрашивайте любую литературу, - разрешил Нок, - вы имеете на это право. Можете работать дома, если хотите. Только не забывайте вводить в запросы личный код Тимиллии. И ещё один совет: не забывайте, что работаете от имени женщины. Я к тому говорю, что знаю, - Тими иногда заказывала женские журналы и читала статьи на темы, какие обычно только женщин и занимают. Об этом надо помнить.
   - А что она читала, какие журналы?
   - "Женская философия", например, - ответил Нок, - да много чего есть, я вам список позже передам. Только не смущайтесь, там есть статьи сексуального характера.
   - Не думаю, что меня могут смутить статьи на сексуальную тему.
  
  
  
  
  
   Глава 10
  
  
   Пульт управления жилищем Тими, давал возможность связаться с любыми библиотеками мира и сделать заказ на тексты, которые не содержали государственных тайн. Нок назвал некоторые книги по истории. В первую очередь он советовал прочесть универовский учебник по истории. Его я запросил из местной библиотеки. Затем я обратился к международному информационному каналу с просьбой подобрать литературу по истории начала двадцать первого века. Одна из книг так и называлась "История двадцать первого века".
   Но меня интересовал более узкий промежуток времени - самое начало века. Из десятка книг разных авторов привлекла внимание маленькая брошюрка с названием "Россия на рубеже тысячелетий". Мне показалось, что именно в этой книге я найду исчерпывающую информацию.
   И вот на стенке комнаты уже отобразилась первая страница учебника по истории. Читать было трудно. Всё-таки я ещё плохо знал язык. Тем более что он претерпел существенные изменения за прошедшие двести лет. Я запросил помощь.
   На экране появилась физиономия переводчика.
   - Какая тема вас интересует? - равнодушно спросил он.
   - Начало двадцать первого века. Государство Россия.
   - Вот перед вами страница. Читать?
   - Читайте, - попросил я.
   Информации в учебнике было очень мало. Не более десятка строк. Переводчик сонно зачитал главу о политической ситуации в России начала двадцать первого века. Такое впечатление, словно я прослушал выпуск новостей. Или они на самом деле решили включить в учебник текст наших теленовостей? Мне стало страшно за Тими ещё больше, чем прежде. Если она учила историю по таким учебникам, ей будет у нас не просто трудно, а невыносимо трудно.
   По большому счёту, она не знает ничего. Знает фамилии политиков, знает о некоторых значительных событиях. Конечно, слышала она о военных конфликтах. И что толку? Она ничего не знает о нашем быте, о социальных отношениях. Почему-то я был уверен, что в двадцать третьем веке о наших делах знают больше.
   Я поблагодарил переводчика. Он кисло улыбнулся в ответ и спросил:
   - Что-нибудь ещё?
   - Да, если не трудно, покажите мне книгу "Россия на рубеже тысячелетий".
   - Вот она, - он открыл книгу, и я увидел на экране текст.
   Автором книги был некий Эдгар. То ли это имя, то ли фамилия. Переводчик лениво читал вступительную статью. В ней больше говорилось о самом авторе. Какой это замечательный специалист по двадцать первому веку. Как он хорошо изучил Россию. Как он объективен. А насколько он точен в определениях! Какое глубокое знание исторического процесса.
   В первой главе содержалась информация значительно более существенная. Давалось описание основных политических событий. Но, всё это было похоже на уже известные мне фразы из учебника.
   Заметно, что авторы двадцать третьего века почти ничем не отличаются от историков нашей эпохи. С таким же занудливым упорством они перечисляют цепь событий, которая всем давно известна. В таком-то году к власти пришёл такой-то правитель. Далее повторяется расхожее мнение о политике этого правителя. Например, президента Путина они называли "политиком новой формации". Честно говоря, это бестолковое определение надоело мне ещё в моей эпохе. Любого политика назовите представителем новой формации - не ошибётесь.
   Следующая глава посвящалась экономическим вопросам. Здесь автор был на высоте.
   Действительно, я увидел и точность определений, и знание предмета. Эдгар, наверное, был экономистом. Коротко и ясно он охарактеризовал безнравственную сущность российской бюрократии.
   "Страна, - писал он, - обладающая самым огромным на планете потенциалом, растрачивала свои ресурсы, подобно пьянице, пропивающему последние вещи. Коррупция среди чиновников на тот момент достигла невероятного уровня. Бюджетные деньги бессовестно разворовывались. В промышленности практиковалась система так называемых откатов. К примеру, чтобы получить разрешение на строительство объекта в черте города, предприниматель платил в карман чиновника взятку, сопоставимую с ценой двух десятков квартир. Формально чиновники не имели права заниматься предпринимательской деятельностью. На деле они являлись собственниками предприятий, которыми владели через подставных лиц. Губернаторам и мэрам принадлежали заводы, фирмы, магазины. Ни о какой честной конкуренции не было и речи. Для обычного предпринимателя действовала система двойного налогообложения. Для тех предприятий, которые принадлежали госчиновникам, вводились льготы.
   Некоторый рост экономики в начале века объяснялся высокой ценой на основной экспортный продукт - нефть. Как только цена снизилась, Россия стала терять миллиарды долларов, что привело к падению котировок ценных бумаг крупных корпораций и развитию затяжного экономического кризиса".
   Далее Эдгар писал о том обвале экономики, который потряс не только Россию, но и весь мир. Да, примерно так оно и было. Интересный взгляд на привычные вещи. В глазах
   людей двадцать третьего века мы выглядим так, как мы бы смотрели на людей эпохи Петра I. Лично я, например, воспринимаю людей петровских времён как не совсем взрослых, они для меня словно подростки. Может быть, такая особенность восприятия проявляется по той причине, что мы изучаем историю той эпохи в школе, когда сами являемся подростками.
   У Эдгара я тоже заметил некоторое снисхождение к нам, словно старший брат обсуждает с ровесниками поведение младшего.
   Чуть позже я выяснил, что наша эпоха не очень популярна. Ей увлекаются лишь энтузиасты. Принято считать, что наше время уже достаточно хорошо изучено и, открыть что-то новое практически невозможно. Студенты-историки любят изучать век девятнадцатый. Это модно. Есть специалисты по двадцать второму веку, но и он, оказывается, не особо популярен. Вообще я заметил, что среди историков обычно пользуются успехом те времена, которые максимально отличаются от современности. Например, помню, в дни моего студенчества молодёжь увлекалась чтением книг по истории средневековья. И художественные произведения были в моде такие, где приводились описания крестовых походов, рыцарских поединков. И внимание писателей было приковано к атрибутам средних веков: сёдла, стремена, щиты, мечи, копья. Пожалуй, слово шпага являлось самым распространённым в художественной литературе.
   О современности всегда писали меньше. И правда, такие слова, как автомобиль или самолёт, телефон или компьютер стали настолько привычными и обыденными, что не вызывали особого удивления читателей, а значит, не вызывали эмоций. В наш век приятно читать о приключениях древних римлян или греков, о бойнях феодалов, а не о строительстве железных дорог.
   Теперь вот всё иначе. Вижу, людям двадцать третьего века интересны именно паровозы и первые технологические эксперименты девятнадцатого века, а не прорывы компьютерных технологий века двадцать первого.
   По моим расчётам выходило, что нами должны заинтересоваться лишь где-то в двадцать пятом веке. Неужели те идиоты, которых я видел на соревнованиях, интересуются нашими делами? Трудно поверить. Но, кто знает, что там творится в реальности, и как они формировали команду? Они ведь, скорее всего, тоже не отправили на соревнования своих лучших людей.
   Глава 11
  
  
  
   Она всё-таки связалась со мной, Тими. Позвонила среди ночи и деловито спросила:
   - Слушай, кто такой Александров?
   Я не понял, о ком идёт речь, поэтому ответил не сразу. Поворошив память, вспомнил нескольких Александровых.
   - Их много, - честно сказал я. - В наше время было много разных Александровых. В двадцатом веке жили знаменитые Александровы.
   - Меня не интересует двадцатый век, - перебила Тими, - я нахожусь в двадцать первом, если ты не забыл. Александров - твой сосед. Я хочу узнать о нём подробнее. Что он за человек?
   - А для чего тебе?
   - Кажется, у меня с ним назревает конфликт. Я должна представлять, как повести себя, чтобы не испортить нашего с тобой дела. Этот Александров что-то затевает против меня. Пристаёт с очень странными вопросами.
   - Если честно, то я не понимаю, о ком ты говоришь. Из какой квартиры этот сосед?
   - Из восемнадцатой.
   - С пятого этажа, что ли?
   - Да.
   - Тоже мне, нашла соседа. Я с пятого почти никого не знаю. Лёха на седьмом живёт, Семёновы - на девятом. Пятый, пятый, дай вспомнить. Толстый такой, Александров?
   - Всё ясно, - разочарованно вздохнула Тими, - совсем ничего не можешь сказать о своих соседях.
   - Мы мало общаемся. Сама подумай. Я целый день работаю, дома появляюсь только на ночь. Рано утром ухожу. Когда пишу статьи дома, то получается, что никуда не выхожу. Соседи встречаются в лифте, но очень редко. Некоторых знаю по имени, кое-кого помню в лицо. А как ты узнала этого Александрова?
   - Тоже в лифте.
   - И он при знакомстве назвал свою фамилию?
   - Нет, не назвал. Его фамилию я узнала по списку жильцов, который висит на первом этаже. Он почему-то спросил, замужем ли я? Потом сказал, что раньше меня здесь не видел. Я испугалась.
   - Это он клеился к тебе.
   - Что делал?
   - Снимал.
   - Не понимаю.
   - Ты симпатичная девушка. Понравилась ему. Что тут непонятного?
   - И что он хотел от меня?
   - Что хотят парни от симпатичных девушек?
   - То есть он воспринял меня в качестве сексуального объекта, ты это имеешь ввиду?
   - Ну, да, можно и так выразиться. Объект.
   - Если всё так просто, зачем он усложняет? Задаёт лишние вопросы. Причём спрашивает о том, что никакого отношения к делу не имеет. Если я его интересую как объект для секса, то мог бы сразу так и сказать.
   - Прямо так и сказать? - удивился я.
   - Конечно. Если у человека нет дурных мыслей, он говорит прямо и честно. Если ему нечего скрывать.
   - Подожди, подожди, Тими. Насчёт дурных мыслей.... Что ты понимаешь под этим? Какие именно мысли можно считать дурными?
   - Ну, допустим, он затеял против меня интригу с гибельными последствиями. Хочет, например, помешать мои замыслам, испортить результат моей работы. Или ещё бывает, что человек решил оклеветать другого человека, собирает против него материал, информацию, как у вас говорят, потом использует эту информацию, чтобы получить прибыль для себя. Это страшно. Если против тебя что-то затевают, надо работать на опережение, то есть узнавать о сопернике как можно больше. В противостоянии двух личностей побеждает тот, кто имеет больше достоверной информации о сопернике. Это аксиома.
   - Тут, у вас, так принято?
   - Да, так принято везде.
   - Любопытно.
   - Можешь использовать мой совет, если столкнёшься с непониманием. И вообще рекомендую собирать информацию, как можно больше информации, на всякий случай. Ты найдёшь у меня коробочку с дисками. Кстати, не стесняйся, можешь спокойно шарить по всем ящикам и шкафам, мне скрывать нечего. Найдёшь диск с пометкой FR, прочитай его, там будет всё, что тебе полезно знать о моих соседях. А твоими соседями я займусь сама, раз ты про них ничего не знаешь.
   - Что ты сделаешь с этим Александровым?
   - Спрошу у него, правда ли он хочет меня иметь в качестве сексуального партнёра? И если да, то почему он не скажет об этом прямо и открыто?
   - Допустим, он скажет тебе об этом прямо, что ты ему ответишь?
   - Отвечу отказом, как обычно и делаю, когда мне предлагают секс.
   - Тогда уже я ничего не понимаю. Где же тут логика? Тратить столько сил, знакомиться с этим типом, чтобы потом отказать. Не проще ли совсем не общаться с ним?
   - Я должна выяснить, что он за человек, насколько он опасен. Я должна знать о нём всё, как и о каждом человеке, живущем рядом со мной. Кстати, скоро я смогу встретиться с Каальсом. Нашла его в системе Интернет. Кажется, он живёт в Стокгольме.
   - Поздравляю, - без особого энтузиазма сказал я.
   - Написала ему письмо.
   Связь прервалась неожиданно, как это обычно и случалось. И я не узнал, что ответил тот загадочный Каальс, и ответил ли он вообще.
  
  
  
   Глава 12
  
  
   До сих пор существование какого-то Каальса меня беспокоило не сильно. Но сейчас, когда я узнал, что Тими наладила с ним контакт, мне стало как-то не очень комфортно. В душу закралось беспокойство. Знаю, Тими боготворит этого Каальса. Что произойдёт, если он ответит ей взаимностью? Вдруг она не захочет покидать мою родную эпоху, тогда что делать мне? Я не хочу оставаться в двадцать третьем веке.
   Несмотря на все технологические достижения нового времени, мне здесь неуютно. Каждый день я жду беды. Я боюсь совершить ошибку, боюсь сказать не то слово, или не так поступить, боюсь, что меня не поймут, догадаются, раскроют незаконность моего пребывания здесь. А наказания за нарушение закона здесь зверские.
   Поневоле начинаешь размышлять о гуманности. Какая эпоха гуманнее? У нас даже за самое страшное преступление могли приговорить либо к смерти, либо к пожизненному заключению. Здесь даже не за самое ужасное, а за то, что у нас назвали бы, допустим, превышением полномочий, или несоответствием занимаемой должности, могут отправить в такое место, где человек становится чем-то вроде подопытного кролика. Это не заключение, это не казнь.
   Что страшнее, провести несколько лет в тюрьме или пару дней ожидать решения своей судьбы, не зная, вырежут ли у тебя какой-нибудь орган для исследований, или накачают тебя какой-нибудь новоявленной наркотической хренотенью, либо, вскрыв череп, станут исследовать мозг, пронизывая его электродами?
   Тут почти за все преступления наказывают одинаково, то есть человек теряет статус человека. Это означает, что на преступнике разрешается проводить опыты. И я замечаю, что не только жизнь преступника мало ценится, но и жизнь вообще любого человека не имеет такой цены, как это было в наше время.
   Вероятно, подобные рассуждения и привели к идее организовать соревнование эпох. Не знаю, как там судят организаторы соревнований, но я прихожу к такому неутешительному выводу: чем более развивается технологический уровень человечества, тем сильнее понижается уровень морально-нравственный.
   На мой взгляд, смертная казнь преступника в наше время была более гуманным действием, чем современные эксперименты над людьми. Или публичная казнь средневековья? Это действо и то менее варварское, чем определение порога смертельной опасности какого-нибудь нового препарата, или испытания новых генетических комбинаций. Здесь практикуется и такое, когда человека превращают в некую смесь животного и растения, человека и робота.
   Да, здесь комфортно, уютно, чисто. Жизнь обустроена. Каких-либо бытовых неудобств практически нет. Полно пищи, выпивки. Можно, не выходя из комнаты, оказаться в любом климате, в любой точке пространства или времени. Но в этой чистоте так же чисто стирают людей с лица земли. Делают это аккуратно и незаметно для окружающих.
   Победил абсолютный рационализм. Даже внутренние органы людей используются по второму и третьему разу.
   А чего стоит абсолютный контроль над личностью. Хотя мне пока удаётся заменять Тими так, что "Центральный пост" ещё не заподозрил подвоха. Но какого нервного напряжения это стоит. Раньше я думал, что будет легче. Сейчас мне приходится контролировать себя в таких вопросах, как потребление какао или ответы на статьи в женских журналах. А ведь, наверняка, существуют ещё десятки самых разных мелочей, о которых не знал Нок, и не успела сообщить Тими, но, тем не менее, я должен следовать её линии поведения. И как мне быть с интимными проблемами? Интересно, если я тут познакомлюсь с девушкой, "Центральный пост" и это будет знать?
   Возможно, мне понравилось бы в двадцать третьем веке, если бы не моё нелегальное положение. Куда приятнее приехать сюда официально, как туристу или гостю. Но сейчас я больше похож на шпиона, который что-то выясняет, за чем-то наблюдает, и всё время находится в состоянии страха перед разоблачением.
   Я пользовался библиотекой по личному коду Тими. И каждый раз, когда набирал данные кода, думал о том, что стоит ошибиться на одну цифру, и это сразу станет известно всей планете. В новостях сообщат, что нарушитель воспользовался кодом уважаемой сотрудницы научного центра. Меня казнят, а если им попадётся сама Тимиллия, то и она не сможет избежать наказания.
   И тут новая мысль: а что произойдёт, если меня казнят? Сумеет ли сюда вернуться Тими? Если она не встретит в команде двадцать третьего века меня, то с кем она поменяется местами? Кому она сможет объяснить причину, по которой оказалась не в своей эпохе?
   Я, конечно, понимаю, что ради Тимиллии я должен, обязан, выжить и войти в состав следующей команды эпохи. Но что мне делать, если не захочет возвращаться она? Из-за этого проклятого Каальса. Или вдруг она не сможет войти в состав команды нашего века?
   Мысли мои меня угнетали.
  
  
  
   Глава 13
  
  
   В библиотеке удалось разыскать основной труд Каальса. Это была статья "Баланс атома". Статья чисто научная, содержащая массу непонятной терминологии. Надо ли говорить о том, что я не понял в ней ровным счётом ничего. Суть открытия Каальса так и осталась для меня загадкой. Я прочитал ещё и сборник лекций Каальса по физике. Понял, что этот человек не лишён остроумия, обладает чувством юмора, знает свою науку, но, к сожалению, сама наука оказалась не для моих мозгов. Если бы я был студентом у Каальса, то, вероятнее всего, стал бы непроходимым двоечником.
   Точные науки не для меня. От одного вида знака интеграла у меня начинают болеть зубы. Читать научную литературу - пытка. Другое дело - биография Каальса.
   Он представлял собой типичного учёного нашей эпохи. Европейский человек неопределённой национальности. Смесь кровей четырёх стран. Родился в Англии от голландца и француженки. Бабушка по материнской линии у него - русская, по отцовской - датчанка.
   Учился Каальс в Америке, в Бостоне. Долгое время работал во Франции. Участвовал в проектировании ядерных электростанций. Затем подписал контракт с одной из фирм в Швеции и перебрался в Стокгольм. Иногда его приглашали в различные университеты мира для чтения курса лекций по физике. Крупных научных работ он не написал. Собственно, конспекты лекций и работа "Баланс атома" - вот и всё его наследие. Никаких премий по науке он не получал. Скончался тихо и мирно от болезни печени в 2025 году в возрасте семидесяти лет. То есть к тому моменту, когда Тими получила возможность пообщаться с ним, ему стукнуло шестьдесят.
   Это меня немного успокаивало. Он староват для Тимиллии. Их общение может свестись к переписке по сети, либо может выразиться в двух или трёх личных встречах. Правда, трудно представить, чтобы скромная упаковщица с табачной фабрики нашла средства для поездки в Стокгольм.
   В какой-то мере я мог порадоваться за Тимиллию, ведь ей удалось воплотить свою мечту. Она сможет поговорить с Каальсом. И я её понимаю. Пробую судить по себе. Вот я хотел бы поговорить в реальной жизни с Чеховым. Хотел бы встретиться и с Пушкиным. Интересен Радищев. А с кем из женщин я мог бы встретиться в прошлых веках? Тут сложнее сделать выбор, ибо история почти не сохранила имен женщин, с которыми хотелось бы о чём-то поговорить. Известны либо царицы, либо танцовщицы. Мне интересно с Тимиллией. В прошлом, наверное, были женщины, подобные Тими, но я о них ничего не знаю. Среди своих современниц я тоже не видел похожих на неё. Самое смешное, что и здесь, в этой эпохе, где жила Тими, я не встречал женщин ёё уровня.
   Она так серьёзно увлечена буквально всеми видами человеческой деятельности, что даже в другую эпоху отправилась, потому что её увлекали открытия этого чокнутого Каальса. Она добилась успеха в симпликтике. Я теперь знаю о тех интересах, которыми она жила. Чем больше я о ней узнавал, тем сильнее проявлялись мои симпатии к этой замечательной девушке. У неё полно достоинств и нет недостатков.
   Надо признать, что мои чувства, какие я испытывал по отношению к Тимиллии, уже нельзя было назвать просто дружескими симпатиями.
   Технологии двадцать третьего века позволяли воплощать изображение человека. Привычные нам фотографии даже в цифровом виде отошли в прошлое. Я мог воплотить образ Тими с помощью информации о ней. В этом воплощении учитывалось всё. Не только рост, вес или объём талии, но и её мировоззрение, интеллект. Учитывались и такие параметры, как любимая тональность макияжа, например. Грубо говоря, личность Тимиллии была записана в кристалле, и можно было воспроизводить её или полностью, или частично. То есть я сначала сделал её фотографию, так мне привычнее. Потом я догадался сделать микрофильм, где Тими читала лекцию на занятиях в университете. После я продвинулся дальше, научившись воплощать её образ до такой степени, что она становилась почти осязаемой, и с ней можно было разговаривать.
   Процесс воплощения испугал меня.
   Рядом со мной находилась Тими. Вполне реальная. Записанная на кристалле информация, легко воплощалась с помощью всё того же пульта управления жилищем. Теперь понятно мне дальнейшее развитие таких технологий. Бриберы вживляют себе подобные пульты и кристаллы, получая возможность воплощать любой объект в любом месте. Они могут мысленно строить дома, могут мысленно рисовать и писать, могут вызывать из памяти осязаемых двойников своих друзей и родственников. Разница между бриберами и биологически чистыми людьми только в том, что биологически чистые носят технические приспособления в карманах или хранят их дома на тумбочке, а бриберы набрались смелости и вшили технику кто в мозги, а кто под кожу. Им так удобнее. И я с ними даже могу согласиться.
   Итак, передо мной портрет Тимиллии в виде её полноценной фигуры. Я боюсь задать ей вопрос. Она уже говорила со мной. Видимо, она не разговаривает сама, а только отвечает на вопросы. В процессе моих манипуляций с кристаллом я задавал вопросы непроизвольно, от удивления. Когда я спросил: Что это?
   - Я портрет хозяйки, - ответила она.
   И сейчас я боюсь о чём-то спрашивать. Она тоже молчит и только смотрит на меня. Самоё страшное для меня, мысль о том, что теперь у меня не хватит духу, чтобы одним нажатием кнопки выключить привидение Тими. Она ведь настолько реальная, настолько живая, что, отключив её, я начну думать, что совершил убийство.
   Положение спасла настоящая Тими. Она снова вышла на связь.
   - Привет, - улыбнулась она.
   - Привет, - пробормотал я в ответ, сожалея в душе, что она застукала меня за воплощением своего портрета.
   Заметив своё воплощение, стоящее рядом со мной, а также оценив моё смущение, Тими от души расхохоталась.
   - Поздравляю. Вижу, у тебя новая подружка? - кокетничала она.
   - Это, насколько я понял, твой портрет.
   - Не самый удачный, к сожалению, - заметила Тими. - Эй, подружка, - обратилась она к портрету, - ты там, смотри, не очень откровенничай с этим типом, а то он узнает все мои секреты. А если серьёзно, то я рада, что ты догадался включить мой портрет, - сказала она, обращаясь ко мне, - теперь мы с тобой сможем общаться гораздо проще. У тебя будет хороший советчик там, а меня, наконец-то, появится здравомыслящий консультант здесь.
   - Не совсем тебя понимаю....
   - У меня не было нормальной связи с тобой. А мне постоянно требуется помощь. Вопросов много. Я думала, ваш век намного примитивнее, поэтому кое-что понимала не правильно. Во-первых, я встречаю на своём пути откровенных самцов. Скажи, у вас все мужчины такие?
   - Какие?
   - Ну, глупые?
   - Не все глупые, есть умные, тот же Каальс, например.
   - О нем-то я и говорю. Он тоже оказался не совсем умным человеком.
   - Почему ты так решила?
   - Писали друг другу письма. Он написал, что хотел бы увидеть моё изображение. Я ему отправила фотографию. Он отметил в моём облике грудь и бёдра. Представляешь? Грудь и бёдра, а у меня ведь ещё и мысли есть кое-какие, так на это он не обратил внимания. Я ему рассказала о себе. Самую откровенную правду о себе. Сказала, что принимала участие в соревновании эпох, рассказала, как мы поменялись местами, говорила ему о своей науке. Думала, это его заинтересует.
   - И что?
   - Он мне, скорее всего, не поверил. Да я на него за это не в обиде. Просто он странный какой-то. Спрашиваю его о взаимном балансе атома, то есть о том, что его, казалось бы, должно интересовать больше всего на свете, а он переводит разговор на сексуальные темы. Одно письмо написал такое, что вслух читать неприлично.
   - Успокойся, Тими, он просто принял тебя за девушку лёгкого поведения, полагая, что ты напрашиваешься на знакомство с ним, вот и ответил так. В нашем веке узнать человека можно только при личной встрече. В Интернете люди склонны к излишнему фантазированию, мужчины называются женскими именами, женщины присылают не свои фотографии, почти никто не говорит правды о себе. И большинство тем сводится, действительно, к сексу.
   - Значит, ты советуешь встретиться с Каальсом?
   - Попытайся. Правда, сомневаюсь, что тебе удастся собрать денег на билет до Стокгольма. То есть денег тебе, может быть и хватит, но на фабрике не любят отпускать упаковщиц в отпуск даже на день. Короче, встретить Каальса не так просто. Либо бросай работу на фабрике, договаривайся в редакции о командировке в Швецию.
   - Так и сделаю. Тем более, что с фабрики меня скоро и так выгонят.
   - Чем-то провинилась перед начальством?
   - Племянник Семенихина приставал ко мне всё с теми же непристойными предложениями, я ему отказала. А вскоре появилась моя статья против него, где я описала все его домогательства к девушкам с фабрики, да ещё упомянула пристрастие к наркотикам.
   - Он, что, наркоман? Не знал. Не замечал за ним....
   - Он хороший торговец. Получает товар в упаковках из-под табака. Табак идёт почему-то через Афганистан. Видимо там часть упаковок наполняют пачками с героином. Когда к нам приходит фура с грузом, её разгружают по сложной схеме. Не всю сразу. Половину выгружают на сырьевой склад, где на самом деле хранится табак, потом перегоняют машину на склад химикатов, потом снова на сырьевой. Объясняют всё тем, что часть табака отсырела, и надо его подсушить. В складе химикатов вроде бы включают отопление именно для просушки. Никто, конечно, не верит, все тут и так знают всё, но молчат. Многие работники, как тебе известно, сами наркоманы, и никогда не выдадут канал поставок. Я написала откровенно всё, что знаю. Кстати, понравилось даже редактору, чего я от него не ожидала.
   - Тебе не позавидуешь. Жди теперь от Гены Стрельникова какой-нибудь пакости.
   - Что он может сделать?
   - Даже не знаю. Если статья от моего имени, то он будет искать меня. Распусти слух, что ты моя подружка и живёшь у меня дома. Возможно, Гена станет действовать именно через тебя, попытается узнать, не слинял ли я из города. Скажи, что я уехал куда-нибудь на Кавказ. На время он успокоится. А у тебя будет в запасе дня три, чтобы спрятаться в Швеции.
   - О'к, - ответила она, - спасибо за совет. Если тебе понадобится помощь, не стесняйся, задавай вопросы своей подружке, - и Тими весело подмигнула своему портрету.
  
  
   Глава 14
  
  
   Присутствие второго воплощения Тимиллии очень меня смущало.
   Её движения натуральны. Я бы сказал, что она обладала совершенной пластикой. Грациозная походка - это мелочи, а вот как она сидела в кресле, закинув ногу на ногу - живописец позавидует такой идеальной модели.
   Кроме всего, она могла изобразить естественную мимику, а это как ничто другое делало её похожей на живую Тими. Отключить её я не в состоянии. Как-то не по себе от мысли, что такую девушку можно просто выключить. Конечно, при желании её потом можно и включить, но, мне кажется, что это будет уже другая девушка, и мне снова нужно будет устанавливать с ней отношения.
   Сказать по правде, я и с этой еще не наладил каких-либо отношений, кроме двух случайных фраз. Я закоренелый холостяк. С женщинами, считаю, лучше либо не знакомиться вообще, либо знакомиться только на одну ночь. Так я думал раньше, до того момента пока не повстречал Тими. И сейчас, когда я вижу перед собой столь достоверное её воплощение, я не смею поднять руку, чтобы произвести простое отключение портрета.
   А если попробовать общаться с портретом как с полноценным человеком, то возникает масса недоразумений. Первое, как её называть? Не могу же я обращаться к портрету по имени хозяйки? Возникнет путаница. Я не знаю, как выходят из положения жители двадцать третьего века, но в моём понимании, называть почти реальное воплощение человека тем же именем, что и самого человека, как-то не совсем удобно.
   Я не придумал ничего лучшего, как обратиться за советом к самому воплощению Тими.
   - Называй меня Нарли, - просто ответила она, - это универсальное имя для женских логических структур.
   - Значит, ты вполне осознаёшь тот факт, что представляешь собой некую непонятную структуру?
   - А что в этом плохого? Только я не соглашусь с определением "непонятную". Структура как нельзя более ясная и понятная. Любой школьник способен процитировать главу из учебника физики, посвящённую проблеме формирования независимых логических структур. Странно, что тебя может удивлять такая простая тема. Главное, создать интерьер помещения ты смог, и это тебя не слишком удивило, к уличным визуализационным машинам, создающим облик города, ты привык, поэтому они тебя уже не смущают, а вот когда ты попытался воплотить человека, пользуясь теми же технологиями, то вдруг чего-то испугался.
   Нарли разговорилась. Оказывается, не такая уж она молчунья. Она много знает. Теоретически она обладает тем же объёмом знаний, что и настоящая Тими. Нарли может изобразить всё, что происходило в жилище Тими до момента её отъезда на соревнования эпох. Если набраться наглости, то я могу увидеть, как Тими в тот день проснулась, как принимала душ; могу определить, что ела на завтрак, могу узнать, о чём она думала.
   - Расскажи о своих соседях, - попросил я. - Тими говорила, что на каком-то диске есть информация о них.
   - Есть информация, верно. И ты можешь с ней ознакомиться.
   - Пожалуй, будет лучше, если ты сама расскажешь. Я не люблю возиться с дисками.
   - Рассказать о соседях - это долгий процесс.
   - Я никуда не спешу, готов слушать хоть до утра.
   - С кого начать?
   - Тебе виднее. Я ведь не знаю ни одного из соседей. Совсем никого. Представь, столкнусь где-то в лифте с человеком и даже не догадаюсь, что он мой сосед.
   - Если так, то я начну, пожалуй, с Майкла. Его дверь располагается в четырёх метрах от твоей. Всего, как ты мог заметить, на второй позиции расположено пять индивидуальных бункеров. Майкл Оген занимает второй. Молодой профессор. Окончил университет три года назад. Был учеником Тимиллии. Сейчас он верный её соратник по борьбе с бриберами за биологическую чистоту. Влюблён в неё. Она об этом знает, но не может ответить взаимностью, ибо считает, что настоящее чувство любви между преподавателем и студентом невозможно. Когда он стал профессором, то есть полноценным коллегой Тимиллии, она не смогла пересмотреть своего отношения к нему. Для неё он так и остался студентом. Сейчас между ними установились чисто дружеские и деловые отношения. Однако Майкл не теряет надежду. Бункер ему удалось приобрести в прошлом году при содействии влиятельного родственника. Возможно, такое близкое соседство с объектом любви принесёт желаемый результат. Правда, зная Тими, могу сказать, что шансы Майкла на успех практически нулевые. Она не любит, когда на неё давят и вынуждают принимать решения, не свойственные ей по убеждению. Как бы там ни было, а парень он хороший, имеет твёрдые понятия о чести, ему можно доверять. Дружить с ним можно, но для тебя существует риск в одной мелочи - ревность. Если он узнает, что в бункере Тими поселился мужчина, то действия его могут стать непредсказуемыми. Всё зависит от того, насколько убедительно ты сумеешь оправдать сущность своей миссии здесь. Либо он станет твоим союзником, либо превратится во врага. Рекомендую вообще не поддерживать с ним никаких отношений, чтобы не рисковать даже таким фактором, как репутация Тимиллии среди соседей.
   Нарли сделала небольшую паузу, ожидая каких-либо замечаний и реплик с моей стороны, но, так как я решил её не перебивать и промолчал, она продолжила:
   - Третий бункер занимает очень уважаемый человек. Франц Кон, бизнесмен, который случайно оказался в компании учёных и преподавателей. Он купил бункер в этом районе, чтобы иметь возможность более плотно контролировать объекты своего бизнеса. Он владелец сети столовых. Кстати, ты заказываешь обеды в одном из его заведений. Будь уверен, тебе принесут всё самое лучшее и свежее, не обманут. Кон уважает Тимиллию, но общаются они мало. Нет взаимных интересов. Кон в некотором роде оппонент Тими по вопросам биологической чистоты. Вообще хочу сказать, что биологически чистых людей с каждым днём остаётся всё меньше и меньше. Думаю, Франц Кон тоже скоро станет брибером. До сих пор в рядах естественных людей его удерживал только страх перед операцией. Но ведь есть такие понятия как выгода, необходимость, целесообразность. Для бизнесмена выгодно быть брибером, это даёт больше возможностей и преимуществ. Тебе в отношении Кона могу посоветовать одно: вежливость. Встретишь его в лифте, поздоровайся с предельным подчёркнутым уважением. Знакомиться с ним ближе не стоит, у вас просто нет ничего общего. При встрече старайся не задавать ему вопросов, а если спросит он, то отвечай коротко и туманно. В том случае, если вынужден будешь как-то себя назвать, то представься не коллегой, а родственником Тими, вплоть до того, что даже можешь объяснить Кону своё частое здесь появление, как просьбу Тимиллии присмотреть за её бункером на время длительной командировки.
   Следующая твоя соседка, жительница четвёртого бункера, Оливия Сизвуд. Она занимается лингвистикой. Очаровательная девушка - это если рассматривать её с точки зрения мужчин. Любит поговорить. Весёлая, молоденькая, стройная, симпатичная, - столько достоинств, смотри, не влюбись в неё, если встретишь. Хотя, в принципе, мне на это наплевать, можешь влюбляться. Тимиллия терпеть её не может. Мысленно называет стервой и шлюхой, но на деле, когда они встречаются в лифте, могут мило пощебетать о девичьих заботах и даже чмокнуться на прощание. Оливия имеет степень профессора, множество научных работ и почти такое же множество любовников и покровителей, которые помогают ей продвигаться вверх по карьерной лестнице.
   Что ещё? Пятый бункер представляет собой целую лабораторию. Там живёт и работает Азгор. То ли это имя, то ли фамилия - никто не понял до конца, но всем он известен как Азгор. Он биолог. Гениальный биолог.
   - Злой гений? - спросил я, припоминая, что Тими говорила о каком-то гениальном учёном, который жил рядом с ней.
   - Да, его, пожалуй, трудно назвать добрым, - согласилась Нарли. - Конечно, определение злой гений субъективно. С точки зрения биологически чистого человека Азгор, действительно, злой гений. Работает над созданием новейших моделей биороботов, совершенствует системы взаимодействия живых организмов с инплантантами. Да, при этом он не ограничивает себя в средствах и распоряжается биологическим материалом без излишних условностей, то есть без ограничений нравственного характера. В ходе эксперимента иногда погибают люди. Это и кажется кошмаром в представлении стандартного человека. Но, посмотреть с другой стороны, профессор Азгор, потеряв жизнь человека, практически не теряет биологический материал. Он использует всё, что остаётся от погибшего. Из тела умершего Азгор создаёт такие модификации, которые превосходят беднягу покойника по всем статьям - и по интеллекту, и по физическим возможностям. Спрашивается, зачем жить какому-то бродяге, зачем влачить жалкое существование в каком-нибудь вонючем отстойнике, не лучше ли сделать из него героя, способного преодолевать космические расстояния, работать круглосуточно, не уставать, не спать, не есть? Роботы Азгора могут выдерживать жару и холод, радиацию и повышенную кислотность среды, механические нагрузки. Ко всему, они обладают высоким уровнем интеллекта.
  
  
  
   Глава 15
  
  
   Прошло несколько дней, и вот мне представилась возможность познакомиться с первой соседкой, с Оливией Сизвуд. Встретились в лифте. Она долго меня разглядывала, с тем интересом, который могут проявлять учёные к подопытным мышам или кроликам.
   - Мне кажется, я вас где-то встречала раньше, - проворковала Оливия.
   - Я преподаю симпликтику в университете Торонто. Знаете, Онтарио, Канада? Здесь нахожусь по обмену с профессором Тимиллией де Блэр. Она любезно предоставила мне свой бункер на время нашего с ней совместного эксперимента.
   - Скажите проще - вы с ней любовники. Так будет, по крайней мере, честнее. Зачем выдумывать какие-то совместные эксперименты? Между мужчиной и женщиной может существовать только один вид научных экспериментов - беззастенчивый секс. Все инсинуации на тему: ой, мы с ней коллеги или ой, мы с ней просто друзья, - всё это не более чем выдумка для прикрытия истины.
   Оливия представляла собой высокорослую чёрноволосую женщину неопределённого возраста. Довольно самоуверенная. Говорит громко, чётко произносит каждое слово. Такой стиль речи мог выработаться у неё от ежедневного чтения лекций.
   Она практически не имела украшений. Две маленькие серёжки в ушах и странного вида значок на свитере, который можно было принять за брошку, если бы не надпись на нём: "Десятый форум спасателей. Почётный гость". Вообще я давно заметил, что женщины двадцать третьего века, если они не бриберы, мало используют типичные дамские украшения. Похоже, кулоны и цепочки, колечки, браслетики и серёжки отходят в прошлое, уступая место шнурам и разъёмам. Если женщина по каким-то причинам не стала брибером, она предпочитает не надевать на себя ничего лишнего, чтобы подчеркнуть свою исключительность. Сейчас женщины, как я понял, соревнуются друг с другом в простоте стиля, а не в той вычурности, которая была им свойственна в сравнительно недавние времена.
   Дамы почти не носят юбок и платьев. Вот и Оливия одета скромно и без претензий - свитер и брюки. Обратил внимание на её ноги. Длинные и стройные, они были обуты в ту разновидность обуви, которую у нас назвали бы спортивной, что-то среднее между кроссовками и ботинками.
   Пожалуй, самым значительным украшением Оливии была её улыбка. Стройный ряд белоснежных зубов выделялся на фоне тёмно-красных губ и смуглой кожи лица.
   Соседка показалась мне женщиной весёлой и беспечной. Никогда не назвал бы её профессором. Мне кажется, что это звание вообще не идёт женщинам. Да, женщины могут заниматься наукой и добиваться успеха, но неужели нельзя было придумать для учёных дам, достигших высокого уровня в изучении наук, какое-нибудь более поэтическое название.
   Её замечание насчёт беззастенчивого секса меня сильно возмутило. Какое право она имеет вмешиваться в личную жизнь соседки?! Кроме того, такой грубый выпад не содержит ни капли истины. Какие же мы с Тимиллией любовники, если виделись только однажды и да и то непродолжительное время?
   - Мы не любовники с Тимиллией, - сухо сказал я.
   - Кто вам поверит? - она улыбнулась не сильно симпатично. - Но я не настаиваю, можете успокоиться. Если хотите думать, что занимаетесь с ней делом или наукой, пожалуйста, думайте. Но я ведь тоже не первый день живу на свете, знаю, о чём говорю. Рано или поздно вы станете любовниками, если ещё не стали. Тимиллия у нас влюбчивая девушка. Странно, что вы этого не заметили.
   - Мы мало общались с ней. Я знаю Тими только по научным работам. Мне, если честно, нет дела до её влюбчивости.
   - Интересно вы произнесли это "нет дела". Непонятный акцент. В Канаде все так разговаривают?
   - Многие.
   - Смешно.
   После такого замечания говорить с Оливией уже не хотелось, поэтому я замолчал. К тому моменту мы вышли из лифта и, пройдя по коридору несколько метров, поравнялись с дверью бункера Тими.
   - Пригласите меня на чашку кофе? - неожиданно попросила Оливия. - Я всегда заходила к Тимиллии поболтать вечерком.
   Я сделал вывод, что Оливия обладает довольно высокой степенью нахальства. Правда я уже не раз успел столкнуться с проявлением чего-то подобного в характерах женщин двадцать третьего века. Они ведут себя расковано. Пора привыкнуть. Ведь именно это свойство привлекло моё внимание, когда я впервые увидел Тими. И её предложение поменяться местами в командах было таким естественным. Что она подумает, или нет, что она скажет, если я приглашу в гости её соседку? Это допускается правилами приличия современного мира, или меня могут обвинить в распутстве? И вообще, ведь у меня там Нарли, практически копия Тимиллии. Путаница.
   - Что же вы задумались, стесняетесь? Послушайте, ваша Канада, кажется, находится на одной с нами планете, но впечатление такое, будто вы прибыли из глубин космоса. Вы, случайно, не пришелец с другой планеты? Слушайте, вы мне интересны, признаюсь. У вас произношение любопытное. Хочу поболтать, а вы замолчали. Что с вами?
   - Да так, ничего. Просто не знаю, если я вас приглашу, то....
   - Тимиллия ничего не будет иметь против этого. Вы же утверждаете, что вы с ней не любовники. Или это не так? - она лукаво улыбнулась, на этот раз её улыбка мне даже понравилась.
   И я рискнул. Официальным тоном пригласил Оливию на чашку кофе.
  
  
  
   Глава 16
  
  
  
   Нарли встретила нас у порога.
   - Привет, подружка, - обратилась к ней Оливия. - Как дела, как поживаешь?
   - Отлично, - весело ответила Нарли, - как видишь, общаюсь с этим молодым человеком. Радуюсь жизни, можно сказать.
   - А сама-то где?
   - Где-то очень далеко, в совершенно незнакомом мире.
   - Согласна, скоро и соседний бункер станет далёким незнакомым миром. Мы мало общаемся. Вот уже и Канада для нас далёкий мир. Что же будет дальше? Закроемся каждый в своей раковине, как моллюски, и будем видеть друг друга только на экранах. Что за обстановка? - спросила Оливия у меня, обратив внимание на непривычную обстановку моей квартиры.
   - Двадцать первый век.
   - И зачем это?
   - Так, просто увлекаюсь исторической тематикой. Вот думаю, не создать ли вид феодального замка или, может, стоит заказать обстановку римской термы эпохи Горация.
   - Да? - она взглянула на меня с долей нездорового подозрения. - Сейчас сумасшедший век. И многие, если не все, сходят с ума. Кто-то вживляет в мозг электроды, кто-то делает операции по изменению пола, кто-то создаёт у себя дома чёрт знает что. Неужели приятно смотреть на это?
   Оливия указала на моё любимое кресло. Вернее, она ткнула пальцем в его изображение.
   - А ты как на это смотришь? - спросила она уже у Нарли.
   - Мне всё равно.
   - Понятно, не хочешь ни во что вмешиваться. Удобная позиция для всех логерсов.
   - Я не логерс, а свободная логическая структура, - с достоинством ответила Нарли.
   - Ох, извини, забыла, что мы такие до ужаса гордые, терпеть не можем сокращённых названий, нас принято именовать только полным титулом.
   - Или по имени, - добавила Нарли, - ведь логические структуры представляют собой портреты людей, и если вы оскорбляете портрет, то вы тем самым наносите моральный ущерб хозяину портрета. Думаю, Тими не стала бы молчать, узнай она, что её Нарли обозвали логерсом.
   - Ну, прямо, вся в свою хозяйку! И слова ей сказать нельзя, чтобы она не ответила тебе десять.
   - Значит, вам не нравится обстановка, - обратился я к Оливии, - но ведь вы, наверное, тоже не в голых стенах живёте?
   - Верно, можете пойти посмотреть - у меня на стенах тексты, изречения великих людей всех времён и народов. У меня есть реальный стул, реальный стол, кровать - этого достаточно. Я живу среди слов, среди мыслей - разве не прекрасно?
   Тут к нашей компании прибавилась ещё одна собеседница: на связь вышла Тими. С гостьей она поздоровалась вежливо, но сдержанно.
   - Как дела в Канаде? - спросила Оливия.
   - Нормально, - неуверенно ответила Тими.
   - Твой парень был так любезен, что пригласил меня на чашку кофе. Ты не возражаешь?
   - Напротив, я рада, что хоть кто-то займётся развлечением моего гостя. Думаю, он там уже истосковался по своей родине. Знаешь, ему у нас, оказывается, не понравилось....
   - Нет, - попытался возразить я, но Тими быстро меня перебила.
   - Ему не нравится Калифорния. Займись им, Оливия, постарайся переубедить. Да, и присмотри за ним, чтобы он не вляпался в какую-нибудь историю. С таким страшным акцентом, как у него, можно ожидать чего угодно. Ты ведь знаешь наших, они не упустят возможности подколоть лишний раз иностранца и посмеяться над произношением глаголов.
   - Договорились, я займусь им, стану его гидом и переводчиком.
   В присутствии Оливии нам с Тими не удалось поговорить о делах. Тематика нашей беседы свелась к чисто профессиональным вопросам.
   - Как там Говард? - спрашивала она о своём любимчике, лучшем студенте университета.
   - Делает успехи, - отвечал я.
   - Он сдал курсовую работу?
   - Досрочно. Думаю, его можно допускать к работе с экспонатами.
   - Решай сам, - сказала Тими, - если считаешь, что студент готов, то разреши ему поработать с экспонатом для практики. Кстати, поручи ему сделать доклад. Только не сильно увлекайся. Надо помнить, что экспонаты иногда могут дурно повлиять на студента. Такие случаи у нас были. Психика студента ещё слаба, чтобы сопротивляться стрессовым впечатлениям.
   Оливия постоянно вмешивалась в беседу. Я заметил, что Тими злится на неё. Две соседки вели незримую борьбу. Оливия не хотела уходить, пока её не попросят; Тими не хотела прекращать скучную беседу о качестве студенческих работ, донимая Оливию непонятными терминами. Нарли дипломатично удалилась от разговоров, помалкивая в сторонке. Тими не прекращала связь. Она никогда со мной так долго не разговаривала. Точнее, сейчас она говорила уже не со мной, а всё больше с Оливией. В каждой фразе они старались больнее уколоть одна другую.
   Похоже, Оливия не верит своей соседке, не верит, что та в Канаде. Тими все время удаётся уходить от прямых ответов. Беседа носит нервный характер. Я пробую разрядить обстановку с помощью шуток, но моего юмора никто не понимает. И я не придумал ничего лучше, чем напроситься в гости к Оливии.
   - Любопытно посмотреть на изречения великих людей всех времён и народов, - сказал я, и Оливия просияла от удовольствия.
   - Ты не возражаешь, если я уведу твоего гостя? - с наигранной вежливостью обратилась она к Тими.
   - Мне наплевать, уводи, я с ним потом поговорю, - и Тими отключила связь.
  
  
   Продолжение следует.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"