Аннотация: Выдержка из 3-ей главы коллективной монографии "Вербальная культура современной молодёжи". ISBN 978-5-91716-446-5. Авторы: Е. А. Плотникова, Г. А. Трофимов, Е. А. Носкова
Связь сказочного иномирия с детским восприятием действительности, а также включение в сюжеты произведений традиционных фольклорных элементов характерны и для творчёства молодого самарского писателя, финалиста литературной премии "Дебют" (2013 и 2015 гг.), лауреата журналов "Молодежная волна" и "Русское эхо" Дмитрия Ахметшина. Сам он подчеркивает важность той роли, которую играют сказки в процессе формирования картины мира в сознании современного ребенка:
"...сказки - они не просто так. Со сказок начинается наше знакомство с ... да со всем окружающим. Они в доступной форме излагают малышу его первое лицензионное соглашение с жизнью в современном обществе, которое он может принимать, а может не принимать, но лучше бы, конечно, принять". В ряде своих произведений Ахметшин умело вплетает элементы сказочной реальности в картину современной действительности, на которую читатель смотрит глазами главных героев его рассказов - искренних, непосредственных и любознательных детей.
В 2012 году Д. Ахметшин стал лауреатом второго этапа международного конкурса малой прозы "Белая скрижаль" в номинации "Мир детства" с рассказом "Ночники". Главный герой этого рассказа - мальчик дошкольного возраста по имени Кирилл - по-своему видит окружающий мир и воспринимает происходящие в нем события. Он дает свои собственные имена окружающим предметам и явлениям и иногда видит то, что недоступно взрослым - "Большишам", как он их называет, - или то, чего они просто не замечают: "Тени часто путешествуют без своих хозяев, но Большиши почему-то об этом не знают. Не замечают, что ясным днем можно насчитать куда больше теней, чем тех, кто их отбрасывает. Иногда случаются очень смешные вещи: например, в разгар лета по раскаленному асфальту вдруг начинают кружиться темные комочки - не сразу в них узнаешь тень пурги, когда снег набивается в капюшон и за воротник, и стоит открыть рот, как он тоже будет полон снега...". Некоторых видимых ему существ, связанных с миром сновидений и способных принимать самый разнообразный облик, Кирюша называет "Ночниками": "Всю первую половину ночи ему снились лисы, и Кирилл совершенно не удивляется, увидев под простыней длинную любопытную мордочку. Выбравшись, лиса тут же поднимается на задние лапы, и становится ростом с Кирилла. Совсем маленькая лисичка. Этот Ночник будет теперь ходить за ним по пятам, и когда Кирилл снова нырнёт в постель, чтобы просочиться в свой диковинный мир, Ночник нырнет следом". Доступны его зрению также и Ночники, "принадлежащие" некоторыми другим детям и взрослым: "У Лизы, например, ночник был. <...> За ней все время ковылял каменный великан с добрым лицом. Его голова раскачивалась где-то над кронами деревьев, руки едва не задевали натянутые по столбам провода".
Видит Кирилл и то, как сильно большинство взрослых, в том числе и его родители, у которых, к слову, Ночников нет, отличаются от него и других детей. Малыш не всегда понимает их проблемы и тревоги, становясь свидетелем лишь внешних их проявлений - звуков скандала на кухне или маминых слез, - но его восприятию доступны гораздо более важные и глубокие детали: "Родители ходят вокруг с пустыми глазами, в глазах вместо белков и зрачков зеленые водоросли и стайки мелких рыбок. У стариков на скамейках, у водителей трамваев - у всех один и тот же пустой взгляд. Как будто море взяли и разлили по человеческим головам. Только у малышей взгляд самый нормальный". Что касается родителей, то они, поглощенные своими "взрослыми" заботами, не понимают Кирилла и не хотят даже слушать его, отвечая на его вопросы безразличными и краткими отговорками.
Д. Ахметшин достаточно прозрачно намекает читателю, что далеко не все в этом фантастическом детском мире можно объяснить игрой воображения Кирилла. Одним из "придуманных" знакомых мальчика становится "Друг-из-музьткальной-коробочки" - голос, отвечающий ребенку из наушников папиного плеера. Кирюша понимает далеко не все из того, что говорит этот голос, точно так же, как не понимает многое в речи любого другого взрослого. Читатель же, в отличие от главного героя рассказа, осознает, что мальчик общается с духом умершего молодого человека, каким-то образом "поселившимся" в плеере:
"- Я тоже не очень-то здоровый лоб. Ты меня еще перегонишь, я ласты склеил довольно рано.
- Склеил пасты, - повторяет Кирилл, и смеется. - Дядя, ты что, пингвин? Будем дружить?".
Можно сказать, что автор вплетает в картину мира маленького мальчика элементы не "выдуманного", а самого "настоящего" "потустороннего" иномирия, давая понять, что дети действительно воспринимают окружающую действительность более полно и многослойно, чем взрослые. В свете этого уточнения вопрос о том, где заканчивается эта действительность и начинается игра воображения малыша, становится особенно интригующим.
Центром повествования в "Ночниках" становится ночной побег Кирилла из дома и его путешествие к "ведьме" - немного эксцентричной девушке, живущей в деревянном доме за городским парком. "Ведьмой" ее в шутку называли родители Кирилла, встречая девушку во время семейных прогулок по парку. Они посмеивались над ее экстравагантным внешним видом: короткие красные волосы, красная курточка, рваные джинсы, босые ноги. Мальчика же восхитила ее непохожесть на остальных, но и в этом случае он увидел больше, чем смог бы взрослый: "Кирилл заглядывает в ее глаза и не видит там ни рыб, ни зеленых водорослей. Зрачки, яркие, цветом напоминающие свежую траву или мокрую после дождя землю. Кирилл силится понять, почему у всех взрослых глаза пустые, а у нее полные какого-то восторга. Даже походка не как у всех, такая, как будто эта тетя вот-вот оторвется от земли и упорхнет". В представлениях Кирюши она становится "настоящей" сказочной ведьмой, укравшей глаза его родителей и оставившей на их месте пустые оболочки.
Ночное путешествие мальчика за глазами родителей автор описывает с использованием элементов сюжетной схемы народной волшебной сказки. Так, начинается оно с традиционного для сказки нарушения запрета:
Кирилл сбегает из дома через окно, втайне от родителей, вероятно, осознавая, что они могут разволноваться или рассердиться на него. Стремление совершить подвиг сказочного героя отобрать у ведьмы
настоящие глаза родителей и вернуть их маме и папе, т. е., по сути, ликвидировать результаты изначального вредительства антагониста, - прибавляет ему решимости. Полные таинственного очарования просторы ночного парка, которые Кирилл должен преодолеть, чтобы добраться до желаемой цели, явно соотносятся со сказочным лесом или иной дикой местностью, в которой обычно проживает ведьма или другой аналогичный представитель иномирия . Сопровождает Кирилла и традиционный сказочный волшебный помощник и советчик, присутствие которого придает мальчику смелости, - Друт-измузыкальной-коробочки:
- Мне нужен кто-то, кто будет мне петь песенки, если я заблужусь, - говорит Кирилл. - Ты знаешь какие-нибудь песенки?
- Несколько знаю, - задумчиво говорит друг. Можно сказать, раньше петь их было моим основным занятием".
Традиционную встречу со сказочной ведьмой Д. Ахметшин переосмысливает: разумеется, никаких "глаз родителей" у девушки нет, и в противостояние с ней герой не вступает. Более того, оказывается, что она, повзрослев, еще не полностью лишилась детской способности видеть "по-настоящему", и у нее Кирилл находит то понимание, которого не мог найти у родителей. И все же результатом встречи Кирилла с ведьмой становится возвращение той утраты, ради которой мальчик отправился в путь: взволнованные и разъяренные родители, пришедшие забрать беглого ребенка, смотрят на сына полными слез, но настоящими глазами: "Милый мой, - всхлипывает мама. Кирилл <...> заглядывает ей в глаза, и больше не видит там ни зелени, ни рыбок. Обыкновенные испуганные глаза, карие, как два закатных солнышка, и влажные, словно их только что намочило дождем".
Автор нашел в рассказе место еще для одного сказочного мотива, который в традиционном фольклоре обычно реализуется В эпизоде бегства протагониста от враждебного иномирного существа: уходя от погони, герой использует волшебные предметы, создающие на пути преследователя непроходимые препятствия в виде леса, реки или иного водоема и пр.: "Вот девочка приклонила ухо к земле и слышит, что баба-яга гонится и уж близко. взяла да и бросила полотенце: сделалась река такая широкая-широкая! Баба-яга приехала к реке и от злости зубами заскрипела; воротилась домой, взяла своих быков и пригнала к реке; быки выпили всю реку дочиста. Баба-яга пустилась опять в погоню. Девочка приклонила ухо к земле и слышит, что баба-яга близко, бросила гребешок: сделался лес такой дремучий да страшный! Баба-яга стала его грызть, но сколь ни старалась - не могла прогрызтъ и воротилась назад".
Так как в рассматриваемом сюжете мальчику не приходится убегать от ведьмы, мотив используется в другом эпизоде - в сцене встречи Кирилла со страшным, вероятно, бездомным стариком, сидевшим на скамейке в парке. Этот пугающий персонаж ассоциируется со сказочными чудовищами, играющими роль препятствий на пути героя к конечной цели путешествия - в данном случае к дому "ведьмы". Спастись от его преследования Кирюше помогает уличный фонарь, который, как уже давно знает мальчик, по ночам начинает жить своей собственной жизнью: "Днем спит, а ночью просыпается, и ему скучно, поэтому поворачивается на каждый шорох, изгибает шею, чтобы заглянуть за ближайший ствол, иногда почти стелется но земле, как змея, отползает, насколько хватает длины тела". Убегая от старика, Кирилл оказывается у этого фонаря: "Столб обвивается вокруг. мальчик обхватывает руками неожиданно гибкое тело. <. . .> Человек загораживается от света руками, локти у него острые, как спицы, орет что-то невразумительное, машет рукавами, заставляя тени под ногами
выплясывать диковинный танец, а фонарь наклоняется все ниже, и вот насекомые уже врезаются бродяге в затылок, падают за воротник". Наконец фонарь обращает попавшего в пятно его света бродягу в бегство. Этот неожиданный спаситель может рассматриваться как такой же естественный элемент окружающего "ландшафта", каким являются лес, река или горы, останавливающие чудовищ, преследующих героев народных сказок.
Образ сказочной ведьмы в контексте детского мировосприятия нашел отражение и в другом рассказе д. Ахметшина - "Палочный человечек" Мальчик, гуляющий по дну пересохшего русла реки на краю селения, находит среди палой листвы маленькую фигурку, сделанную из дерева. Заговорив со своим новым другом, малыш узнает, что человечка создала когда-то в давние времена колдунья.
"Она действительно была стара, и у нее не было детей. Колдунья эта хотела, чтобы река проводила ее в последний путь. В общем-то так и случилось, но прежде она смастерила меня", - рассказывает человечек. - "Колдунья наказала: "Приведи ко мне малышей, чтобы хотя бы по ту сторону жизни у меня были дети". И исчезла под водой". Чтобы освободить человечка из-под власти колдуньи и забрать его с собой, мальчик ложится на дно оврага, притворившись, что он утонул в реке, и обращается К колдунье, рассказывая ей, как он нашел человечка. Малыш чувствует, что лежит на ведьминых костях, и слышит ее голос: "Ты говоришь о нем, как о моем настоящем сыне". Мальчик отвечает, что думал, что человечек и есть ее сын, ведь он до сих пор верно служит ей.
В этом рассказе, с одной стороны, прослеживается прямая связь образа колдуньи с потусторонним миром - уйдя в реку, она умирает и хочет с помощью палочного человечка унести на тот свет детей, как это делают сказочные ведьмы. И в то же время автор не изображает её злодейкой - мотивация ее действий объясняется здесь тоской и одиночеством бездетного человека. Когда мальчик помогает ей осознать, что у нее на самом деле был любящий и преданный сын - палочный человечек, - колдунья отпускает их обоих, а мальчик обещает, что они с человечком будут навещать ее.
Река или иной водоем как концепт, ассоциирующийся с потусторонним миром, в народной сказке нередко связан с представлениями о дикой, удаленной от человеческих поселений местности в целом и в частности с лесом. Именно в дремучем лесу могут жить баба-яга, леший, черт или иной представитель иномирия, в реальность которого попадает протагонист. Аналогичную функцию лес выполняет и в некоторых произведениях Дмитрия Ахметшина.
Герои рассказа "Заблудившиеся, или всего лишь умереть" - трое детей - отправляются на прогулку в лес, находящийся вблизи деревни, и, несмотря на местные запреты, разводят костёр и остаются там на ночь. Утром они просыпаются все в том же лесу, но в ином мире - застывшем, тихом и пугающем, где в небе светят два солнца, а выхода из болотистых лесных просторов не существует. Ребята понимают, что, нарушив запрет и заснув в лесу, они попали в ловушку - в сон того из их компании, кто уснул первым. Странствуя по иномирию, они встречают "хозяев леса" - изувеченных призраков тех, кто также впустил своих товарищей в свой сон и кого те вынуждены были убить, чтобы вернуться из этой ловушки в реальный мир. Несмотря на пугающий внешний вид, призраки оказываются невраждебными, а ребята находят иной способ выбраться из реальности сна: тому, кто уснул первым, нужно всего лишь коснуться одного из призраков.
В этом рассказе автор представляет визит героев в потусторонний мир, населенный призраками умерших, в виде коллективного осознанного сновидения, отождествляя таким образом реальность сна и потустороннего мира (либо некоего промежутка между мирами, оказавшегося ловушкой для душ людей, которые умерли в лесу). Это отождествление вполне соответствует архаическим представлениям о близости состояний сна и смерти, также находящим свое отражение в фольклоре многих народов.
Наконец, мотив превращения мрачного, но "обычного" леса в иное, связанное со смертью, измерение стал центральным в еще одном рассказе Д. Ахметшина - "Лес потерянных вещей". Его герой, энтомолог Вячеслав, в очередной раз приезжает в затерянный в таежных лесах дом, доставшийся ему в наследство. Здесь он встречает таинственную гостью по имени Марина и вместе с ней раскрывает тайны своего прошлого. В итоге он осознает, что видит перед собой свою собственную мать, умершую при его рождении, а теперь и сам он оказался по ту сторону жизни. Выбор места действия этого рассказа не только обусловлен логикой сюжета (именно этот лесной дом, с одной стороны, связан с прошлым семьи Вячеслава и тайной его рождения, с другой - являлся привычным местом уединения героя), но и гармонично соотносится с народной традицией, нередко описывающей реальность иномирия именно в виде дремучего, мрачного леса.
Не менее интересен цикл сказок Д. Ахметшина под названием "Короткие сказки". В него включены такие сюжеты, как "Про Волчонка, который подружился с мальчиком", "Про Енота и болотную клюкву", "Жила-была Ласка, и был у нее Друг", "Про Валун, похожий на голову младенца", "Про Лисицу и подкинутого лисенка", "Про Журавля и перебродившие фрукты", а также присказка "Про Ласку и ее Друга", которая предпослана сказке "Жила-была Ласка, и был у нее Друг". Как видно из заглавий, героями этих произведений являются животные, что и позволяет соотнести их с такой разновидностью народных сказок, как "сказки о животных".
Определяя данный вид народных сказок, В. Я. Пропп подчеркивал, что "главными действующими лицами в них являются животные" и именно "животное является основным объектом или субъектом повествования". Однако в сказках о животных широкое отражение "находит и человеческая жизнь с ее страстями, алчностью, жадностью, коварством, глупостью и хитростью и в то же время с дружбой, верностью, благодарностью, т. е. широкая гамма человеческих чувств и характеров, равно как и реалистическое изображение человеческого, в частности, крестьянского быта.
Среди наиболее популярных героев русских сказок о животных обычно фигурируют лиса, волк, медведь, заяц, кот, собака, реже некоторые птицы и насекомые (журавль, ворона, воробей, муха, комар и др.). В сказках Д. Ахметшина из традиционных персонажей мы находим только лисицу, журавля и волчонка, причем последний принципиально отличается от волка - героя народных сказок. Создает писатель и своих собственных персонажей, которым нет аналогов в русских сказках, - это Ласка. Валун, Облачко и Енот. Правда, в связи с Енотом автор делает очень важное уточнение: "Енот был толстым, как и все Тануки". Имя последнего отсылает нас к традициям сказок Востока. Тануки - традиционные японские звери-оборотни, символизирующие счастье и благополучие. Обычно описываются в виде енотовидных собак. Второй по популярности зверь-оборотень (первый - кицунэ). В отличие от кицунэ, образ тануки практически лишен негативной окраски... изображают тануки толстяком-добряком с заметным брюшком, из-под которого проглядывают признаки его мужского достоинства... Бытует поверие, что, если в шкуру тануки завернуть кусочек золота и поколотить, он также увеличится в размерах. Благодаря этому тануки почитается не только как покровитель питейных заведений, но и как покровитель торговли". Одно из свойств тануки, а именно чрезмерный аппетит, и обыгрывается в сюжете Ахметшина. Обращает на себя внимание и типологическое сходство сюжета писателя с одним из сюжетов русской народной сказки, в частности "Лиса (кот) и Волк (хорек) в амбаре (в погребе): волк так наедается, что не может вылезти; его убивают".
Другим принципиально значимым отличием сказок Д. Ахметшина от фольклорных сказок о животных является наличие среди персонажей-людей ребенка (см. "Про Волчонка, который подружился с мальчиком", "Про Лисицу и подкинутого лисенка"). Как известно, в русских народных сказках о животных обычно действуют мужчина (мужик) или женщина (баба), старик или старуха, зачастую образ не конкретизируется и обозначается как человек вообще (например, "Медведь на липовой ноге"; "Мужик, медведь и лиса").
Важной особенностью русских народных сказок о животных является то, что они уже в течение длительного времени функционируют исключительно в детской среде, что и определило некоторые особенности их поэтики. Так, "основным композиционным стержнем их является обман в самых разных видах и формах", в частности, "коварный совет и неожиданный для партнера, но ожидаемый слушателями конец". Отсюда преобладание в сказках о животных смехового начала. В центре внимания оказывается конфликт между двумя персонажами, один из которых представляет собой тип хитреца, обманщика, а второй - глупца или простака, легко одурачиваемого хитрым ловкачом.
В сказках Д. Ахметшина, несмотря на то что они адресованы в первую очередь детям, мы не увидим свойственных фольклорной сказке "элементарных действий", в них нет смехового начала и типичной пары "хитрец-глупец". Важно также и то, что в них почти отсутствует динамическое начало - необходимый компонент в развитии сюжета традиционных сказок о животных.
В то же время нельзя не заметить, что сказки молодого писателя, хотя в них и действуют преимущественно животные или природные объекты, имеют некоторое сходство с волшебными сказками. Так, например, в сказке "Про Волчонка, который подружился с мальчиком" главной темой является тема дружбы человека (мальчика) и животного. Во многих волшебных сказках, в отличие от сказок о животных, дружеские отношения человека и животного не просто присутствуют, но и являются важнейшим элементом сюжета. Это, прежде всего, сказочная группа "Чудесный помощник" (например, сказочный тип "Благодарные животные"). Таковыми помощниками-друзьями могут быть корова, рыба, конь, кот, волк, ворон, а в сказке "Звериное молоко" ими становятся волчонок, медвежонок, львенок. Кроме того, если владение человеческим языком присуще и сказке о животных, и волшебной сказке, то понимание человеком языка животного только волшебной. В качестве одного из сюжетных Мотивов понимание человеком языка животных присутствует и в сказочном типе "Хитрая наука". В сказке Д. Ахметшина мотив помощи человека животному и, соответственно, животного человеку, отсутствует, однако принципиально важны и значимы дружба и взаимопонимание между человеком и животным. Герои общаются друг с другом, не ощущая никаких преград. Иначе в сюжете развивается и мотив владения человека языком животных; существенно то, что в сказке Д. Ахметшина без него развитие сюжета невозможно. Волчонок выступает в сказке своего рода учителем мальчика. Общение с животным помогает <маленькому> человеку иначе взглянуть на окружающий мир, который таит в себе много интересного и полезного: "Считать время днями и неделями гораздо удобнее", - сказал тогда мальчик. "Зачем что-то считать? -
удивился волчонок. - Если можно смотреть, как растет трава или падают листья? Они всегда точны и никогда не обманывают". Волчонок заставляет мальчика задуматься над тем, что нужно делать, чтобы достичь гармонии в окружающем мире. "И мальчик задумался. А где всему этому можно научиться? Наверное, у волков есть своя, звериная школа, решил он, и нам, людям и зверям, надо уметь слышать и слушать друг друга. Тогда жизнь на земле будет намного богаче и интересней".
Сказка "Про Енота и болотную клюкву", как было отмечено выше, восходит к японским сказкам об оборотнях-зверях, в частности, енотовидной собаке. Молодой писатель, выстраивая свой сюжет, использует два важнейших мотива японских сказок: во-первых, само изображение тануки этаким "толстяком-добряком с заметным брюшком" и, во-вторых, способность тануки оборачиваться людьми, вещами, даже небесными объектами. Однако если первый мотив писатель использует непосредственно (о герое сказки говорится, что он "был толстым, как и все Тануки"), то второй получает в сказке Ахметшина принципиально новое качество. Енот, поедая ягоды клюквы, не в силах остановиться и в результате тонет в болоте. Однако "на следующий год на этом месте вырос куст клюквы в форме хвоста Енота с ягодами морковного цвета. А в огоньке болотного демона появился рыжеватый оттенок". Завершается история о еноте вопросом, в котором звучит философски переосмысленный мотив превращения: "Должно быть, дух Енота стал частью болотного демона и этого болота? Стал частью природы и всей земли?"
В сказке "Про Валун, похожий на голову младенца" присутствует традиционный для волшебных сказок мотив превращения человека в камень. Валун не просто наделен отдельными человеческими способностями ("Рассказывали еще, что иногда голова шевелится, смотрит то в одну, то в другую сторону, или склоняется набок"), автор вводит в сюжет волшебницу. которая попыталась "поболтать с головой младенца", захотела услышать от него, "как и почему голова оказалась возле озера, как она стаю камнем <выделено мною Е. П. >". Так возникает указанная проекция на сказочный мотив превращения в камень, определяющий, например, своеобразие таких сюжетных типов, как "Окаменелое царство". Однако в отличие от сказки, в которой это удается сделать богатырю/простому солдату, волшебница терпит неудачу. Но не потому, что ее волшебные препараты и зелья оказались слабыми. Причина в том, что "валун умел говорить, говорить на языке природы". Автор отказывается от сказочного финала, чтобы озвучить устами волшебницы важную для него философскую мысль - "надо сначала найти общий язык с природой, решила она, а потом уже разговаривать с камнем".
Волшебно-сказочное начало присутствует и в сказке "Про Лисицу и подкинутого лисенка". Прежде всего, укажем, что эта сказка, скорее всего, как и сказка "Про Енота и болотную клюкву", создана по мотивам японских сказок, а именно сказок о лисице-кицунэ. Кицунэ - это "японское название лисы. В японском фольклоре эти животные обладают большими знаниями, длинной жизнью и магическими способностями. Главная среди них -
способность принять форму человека; лис, по преданиям, учится делать это по достижении определенного возраста (обычно сто лет, хотя в некоторых легендах - пятьдесят). Кицунэ обычно принимают облик обольстительной красавицы, симпатичной молодой девушки, но иногда оборачиваются и мужчинами". Важным мотивом сказок о кицунэ является мотив вознаграждения "людей за доброту, проявленную к ним, за спасение их жизни". Кицунэ "вознаграждает человека богатствами или необычайным везением. Один из даров благодарной кицунэ в историях - это "кики мими", дар понимания языка животных и птиц <. . .>. Иногда кицуиз может пожертвовать собой, чтобы спасти человека, который когда-то спас ее саму". Именно этот мотив вознаграждения за доброту кладет в основу сюжета сказки Д. Ахметшин. Лисица подбрасывает в колыбель к новорожденным своего лисенка. "Однажды, у одного семейства - человеческого семейства - родилась тройня. Мимо пробегала Лисица и подбросила своего лисенка в колыбель". Далее следует авторское развитие мотива оборотничества: люди видят, что у человека растет не дочь, а лисенок, но он отказывается верить им: "К хозяину дома пришли гости. Они увидели играющего с тремя детьми лисенка и сказали мужчине: "У тебя дети играют с лисенком!". "Ничего подобного, - ответил мужчина. - Там играют четверо моих детей". Он решительно встает на защиту своей мнимой дочери и в момент, когда люди пришли убить лисицу. "Это дочь, - невозмутимо ответил хозяин. - И я скорее умру сам, чем позволю вам к ней прикоснуться". Люди ушли ни с чем". В этом моменте развития сюжета автор выходит за рамки традиции повествования о кицунэ. Он замечает, что "на самом деле хозяин прекрасно знал, что за зверь пьет и ест с его детьми". Однако это не приводит к разрушению сказочного начала. Лисица возвращается с сотней других лис, и они уничтожают хозяйства у всех жителей села, оставив нетронутым хозяйство только этой семьи. Более того, человек становится другом лисицы, о чем она и сообщает: "Теперь ты можешь пить с нами из одного ручья. Можешь позвать нас, когда захочешь, и мы придем". Интересно, что именно лисица формулирует в конце сказки нравственный вывод, который может быть назван
162
своеобразным пуантом данной сказки: "Мы запоминаем добро и всегда платим за него большим добром". Такая организация сказочного сюжета - наполнение его моральными постулатами, обобщенность образов персонажей, места действия - сближает данную сказку с притчей. Для притчи, действительность которой предстает в абстрагированном виде, также характерно отсутствие хронологических и территориальных примет, прикрепления к историческим именам действующих лиц. Можно также отметить, что сам мотив "благодарности за помощь" присущ и русским волшебным сказкам, в частности, именно на нем строятся сюжеты сказок "Благодарные животные" и "Благодарный мертвец".
В сказках "Жила-была Ласка, и был у нее Друг" и "Про Журавля и перебродившие фрукты" Д. Ахметшин по существу отходит от сказочной традиции. В первой героями являются Ласка и Облачко, во второй, хотя в центре сюжета Журавль - традиционный персонаж русских народных сказок о животных, - ни событийное пространство сюжета, ни особенности созданного сказочного мира почти не соприкасаются с фольклорной сказочной традицией. Наличие морального вывода в конце, обобщенность и схематизм образов, авторские комментарии и пояснения также сближают их с притчей.
Таким образом, установка на "сказочность" (определение самого автора) реализуется в его текстах как синтез художественных особенностей разных видов народного творчества, собственно волшебных сказок и сказок о животных, сказки и притчи, что, на наш взгляд, и определяет специфику сказочного творчества Д. Ахметшина, его творческие поиски в жанре литературной сказки (подчеркнутый интерес к мистической стороне сказочного повествования, использование мотивов сказок разных народов, жанровый синтез).
Сказочные произведения Д. Ахметшина ориентированы на широкий круг читателей, они, цитируя самого автора, "нечто, что будет интересно взрослому, в котором еще не умер ребенок".
![[]](/img/a/ahmetshin_d_a/aahmetshin_d_a109/image0000.jpg)