Ахманов Виктор Александрович : другие произведения.

Партия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    От автора Из памяти исчезает короткий отрезок времени ельциновских 90-х, когда народ, "вылупившись из скорлупы" тоталитаризма, потянулся к участию в политической жизни страны, которая буквально бурлила, выбрасывая на поверхность новые общественные движения и партии. Но время оттепели быстро закончилось, и электорат устранился от политики, вздыхая за просмотром телесериалов. Остается только заснуть вечным сном, пусть даже в холодной квартире, оставив пустой холодильник в наследство голодным тараканам.
  
   КНИГА ПЕРВАЯ
  
  
   СОСЕДИ
  
   1
  
   В глубине облетевшей рощи старых тополей светились редкие огоньки пятиэтажного дома. Узкая асфальтовая дорожка, ведущая к нему, заросла щетинистым кустарником. Я, осторожно ступая, двинулся по ней. Ветки деревьев, разбухшие от затяжных осенних дождей, кропили холодными брызгами. Сырая земля парила птичьим пометом и прелой листвой.
   Из распахнутой форточки нижнего этажа донеслись подпитые голоса. Большая электрическая лампа, висящая на толстом проводе, освещала убогий интерьер коммунальной кухни и несколько полураздетых фигур постояльцев, которые, судя по репликам, не поделили самогон.
   Тамбур затхлого подъезда был подтоплен дождевой водой. Все лампочки на площадках были предусмотрительно выкручены, отчего подниматься по лестнице пришлось на ощупь. В пролете третьего этажа я остановился, услышав собачье рычание.
   Молодая овчарка, которую, как всегда, забыли впустить в квартиру, учуяв меня, стала метаться и пронзительно лаять. Наученный опытом, я прижался к перилам, предоставив ей возможность проскочить вниз.
   - Ну что ты заходишься? - ласково зазвучал женский голос.
   Псина шмыгнула в освещенную прихожую и мгновенно осмелела.
   - Надоели вы со своей собакой! - проворчал я.
   - Да она же не кусается, - отреагировала женщина и прикрыла дверь, оставив меня снова в полной темноте.
   Белый свет уличного фонаря, проникающий сквозь единственное не заколоченное окно четвертого этажа, помог мне разобраться с ключами и замком, и я оказался в длинном тускло освещенном коридоре. На шум вышла невысокая сухощавая старушка с прищуренным глазом на бледном мелком лице, запахнутая в светлый махровый халат с большой связкой ключей на поясе.
   - Послушай, Саша, этот скотина опять полный умывальник воды налил, - тонким сердитым голосом с небольшим кавказским акцентом заговорила соседка. - Устроил тут душевую. Как так можно? Скоро стена от сырости обвалится!.. Пусть ходит в баню! Возьми ты хоть раз его с собой!..
   Негодования бабки были направлены в адрес украинца, который закончил в прошлом институт физкультуры и занимал в общей квартире, состоящей из шести комнат, самую маленькую, 8-метровую площадь. Каморка располагалась напротив меня и была обложена по бокам бабкиными комнатами, которые она не забывала запирать, отлучаясь даже на кухню.
   Я прошел в уютную комнату-вагончик, граничащую одной стеной с кухней, и, расслабившись от тишины, взял с книжной полки детектив, отпечатанный в местной типографии. Приключения одинокого американца, начавшиеся с объявления в газете, увлекли меня на несколько часов.
   Перед сном я направился в умывальник, но он был закрыт и в нем кто-то шумно сморкался. Я сел возле окна и задумался: "Хохла дома нет, а бабка обычно не прикрывает дверь". Прошло совсем немного времени, и я увидел, как из "душевой" вышел высокий незнакомец. Чтобы не удариться лбом о верхний косяк, ему пришлось значительно наклонить борцовскую шею.
   Возвращаясь к себе, я отчетливо различил бабкину речь. Она перечисляла пропавшие столовые приборы.
   Ночью я проснулся от торопливых шагов взад-вперед по коридору и приглушенных мужских голосов. Потом что-то металлическое грохнулось об пол. Такой звук я не раз слышал в армии, когда поднятые по тревоге сонные бойцы роняли в оружейной комнате автомат Калашникова со складным прикладом. Чуть позже из крайней комнаты главбуховской внучки осторожно прошли мимо моей двери к выходу несколько человек. "Бабкины гости свалили", - предположил я и начал засыпать.
   Разбудил меня настойчивый дребезг звонка. Вылезать из постели не хотелось. Потом, когда снова начали трезвонить, я решил одеться и выйти.
   - Кого? - поинтересовался я, остановившись у входа.
   - К Машковым, - ответил незнакомый мужской голос.
   "Вернулись ночные гости, а бабуля дрыхнет", - решил я и приоткрыл дверь. В проём, буквально пожирая меня глазами, двинулся усатый мужчина лет пятидесяти с нерусским лицом. Пока я соображал, что это вряд ли бабкин гость, за ним вскочили еще двое молодчиков. "Разбой", - молнией мелькнуло в голове, когда к моему носу приставили что-то похожее на пистолет. Лихорадочно соображая, как выкрутиться, я стал медленно пятиться вдоль стены к своей комнате, сфокусировав зрение на черном предмете. Молодой налетчик, сжав губы на обескровленном лице, приставил к ним палец, дав мне ясно понять, что лучше помалкивать.
   - Убери ты свой пистолет! - нарушил я его немое требование. - Я же не сопротивляюсь.
   Толстяк мгновенно сунул мне в лицо красную корочку и зашипел:
   - Где Реваз?
   Я сделал ему знак, приглашая пройти на кухню.
   - Здесь кроме бабки никого нет, - тихо сказал я.
   - А кто приезжал к Машковым? - вцепился в меня колобок пристальным взглядом.
   - Машкова давно уехала в Тбилиси к своему мужу Ревазу. Здесь осталась ее бабка. - Я показал на дверь прямо напротив кухни. - Был у неё вчера кто-то высокий и здоровый.
   - Это был Руслан, - переглянулся толстяк с коллегами. И, хитровато прищурившись, стал возмущаться: - Сволочи, совершили разбой прошлой ночью и скрылись на захваченной машине, открыв огонь по сотрудникам милиции. Приехали, бляди, в чужой город, засунули коммерсанту пистолет в рот и потребовали деньги. - Он назвал астрономическую сумму. - Ничего, теперь их ищет не только милиция, но и наши пацаны. Эти наглецы разрешение на такие дела должны были у них спрашивать!
   "С чего это он местных бандитов приплел? Предположил на всякий случай, что я имею к ним отношение?" - усмехнулся про себя я.
   - Пойдём, если что - завалим на хрен, - слишком уж картинно обратился толстяк к коллегам, искоса проследив за моей реакцией не встревожусь ли за жизнь гастролеров.
   Убедившись, что мне на все глубоко наплевать, "боцман" пошел брать на абордаж бабкину каюту. После его настойчивого стука дверь приоткрылась и показалась заспанная физиономия бабули.
   - Где Реваз? - сходу пошёл в атаку колобок.
   Было заметно, как бабка переменилась в лице. Секундами позже она, явно волнуясь, ответила:
   - Нет никакого Реваза... не видела я его здесь... Он в Тбилиси.
   - Люди чуть не погибли, в которых он стрелял! Если не скажешь где он, пойдёшь под суд, старая сволочь! - вскипел толстяк.
   Но бабка продолжала отнекиваться, пожимая плечами.
   - Ты мне дурочку не включай, сейчас наручники одену и увезу в тюрьму!
   В процессе этого импровизированного допроса оперативник зацепился профессиональным взглядом за большую спортивную сумку. Он понимал, что без санкции прокурора делать обыск нельзя.
   - Чья сумка?! - усилил давление опер.
   Бабка молчала, как партизан.
   - Открывай сумку, мама воровская! Там автомат, из которого стреляли!!! - уже орал он.
   Бабка дрожащими руками расстегнула молнию и по требованию взбесившегося колобка стала извлекать оттуда вещи.
   Когда на свет показалась чёрная спортивная шапка, тот буквально завизжал:
   - Когда он сбежал?! Отвечай!
   - Ночью, - посиневшими губами промолвила перепуганная старушка.
   - Собирайся, поедешь с нами, - мягко скомандовал толстяк и, глядя на меня, процедил: - Башку, на хрен, засунуть в духовку - сразу же заговорила бы.
   Бабку привезли обратно часа через три и приступили к обыску. Меня и спортсмена (он к этому времени появился) пригласили в качестве понятых. Беженка во время этой процедуры обиженно поглядывала на нас, а под конец всучила милиционерам список исчезнувших у неё ложек и вилок.
   К ужину бабуля пришла в себя и появилась на кухне.
   - Это хохол милицию вызвал, - уставилась она на меня прищуренным глазом.
   "Вот старая дура, не понимает, что ее грузины за донос убить могут", - подумал я и принялся доказывать, что это абсурд.
   - Я скоро переезжаю отсюда, - выслушав мои аргументы, сменила тему пострадавшая, - мне комнату в другом доме выделили.
   - А эту кому отдадут? - полюбопытствовал я.
   - Не знаю пока... Фаина давно обещала внучке ордер. И моя комната ей должна перейти. Она же теперь с ребенком. Если бы Фаина осталась работать начальником ЖЭУ, то, может быть, и получилось бы все... А теперь какой с нее спрос... Внучка ей десять тысяч заплатила за комнату. И ты тоже, наверняка, платил, - бабка долго смотрела на меня, пока я ей не кивнул.
   - Реваз охранял ее год бесплатно, - продолжила бабка, - я тоже работала у нее, сына ее, придурка, терпела... генерала этого, лысого дурака, кормила ... Слушай, этот генерал так боится за свою шкуру! Автомат с патронами хранит в сейфе. Сколько он денег прикарманил! Ему же на строительство дома для военных из Прибалтики миллионы выделили! А сколько они коммерсантов с Фаиной обманули, - продолжала возмущаться беженка, теребя связку ключей, привязанных к поясу чистого махрового халата. - Звонит как-то по телефону и спрашивает: "С кем я разговариваю?" - "Как с кем?" - отвечаю я. Неужели, думаю, мой голос не узнает. Да и некому быть, кроме меня, в квартире у Фаины. - "Документы на продажу самолета готовы?" - "Слушай, какой самолет, это я, бабушка!" А он будто не понимает и еще сильнее начинает кричать: "Чтоб через час все подготовили!" Я опять спрашиваю, какой там самолет, а он мне: "Не задавайте лишних вопросов". Потом приехала Фаина, я ей рассказала, а она хохочет: "Бабушка, это так надо было". Как потом я поняла, они дурачили кого-то тогда... У них надо обыск делать, а не у меня. Реваз хотел только свои деньги забрать.
   Шум у входной двери насторожил меня, и я приставил большой палец к губам. В проходе остановился сосед по прозвищу Борман.
   Обычно Борман (так еще задолго до моего вселения окрестили его бывшие жильцы) навещал нас раз в месяц, когда приносили пенсию. Во время визитов он первым делом выключал свет в коридоре, затем, переобувшись в тапки, осторожно выходил на кухню и стягивал с бельевой веревки все, что на ней висело. Побросав тряпки и полотенца на стулья, он приступал к осмотру своего стола, занимающего удобное место у окна. Обнаружив на застеленной с прошлого визита газете водяные разводы от чужой посуды, он менял бумагу, громко высказывая неудовольствие. В остальное время он старался говорить шёпотом. Помню, я несколько раз вздрагивал, когда за спиной внезапно раздавался его тихий голос. Однажды он поведал мне, придав своей слащаво-свиной физиономии важное выражение, что ходил на приём к главе администрации города, тот его внимательно выслушал и пообещал рассмотреть необычную просьбу: ввиду перенесенной операции по удалению прямой кишки выделить ему под ванную комнату жилплощадь соседки, находящейся на излечении в психиатрической больнице. При коммунистах в жилищном кодексе была статья, которая позволяла выселить человека с занимаемой площади, если он на ней не появлялся более полугода. Именно в коммунальных квартирах легко было доказать, что человек отсутствует необходимое для выселения время. Демократы статью отменили, но в жэках царила атмосфера старого времени. Этим незамедлительно воспользовалась бабка. Она вскрыла в наше отсутствие с чьей-то помощью замок в приглянувшейся Борману комнате и пригласила нас к коллективному осмотру.
   - Вы посмотрите, что здесь творится! - причитала она, провоцируя нас войти на чужую территорию. - Мышей развела!
   - А что будет, когда эту женщину из больницы выпишут? - засомневался хохол.
   - Да она выписалась давно... Я узнавала. Живет в частном доме. Развела там кошек, собак... Ей не нужна эта комната! Она тут пять лет не появлялась... Мне ее выделили... как беженке.
   Вскоре пыльные вещи из "выделенной" комнаты перекочевали в коридор и валялись там, загородив почти весь проход, до тех пор, пока бабуля не убедила хохла перетащить их на мусорку.
   Бабуля имела привычку всегда преувеличивать обстоятельства и давать волю фантазиям. Порой из ее уст можно было услышать что-нибудь невероятное, особенно когда она рассказывала о своей работе главбухом в городе Тбилиси. По старой привычке она ежемесячно проводила инвентаризацию своего имущества, обязательно выявляя недостачу. Мне она говорила, что недостающие ложки и кастрюли крадет "чертов хохол", ему же жаловалась на меня.
   - Парень, бабка совсем с головой не дружит. Мы когда-нибудь сгорим из-за нее, - возмущался украинец, когда начинала чадить забытая на огне кастрюля беженки.
   ...Внезапное появление пенсионера скоробило бабкино лицо как от зубной боли, и она перешла на шепот:
   - С кем этот дурак пришел?
   - С женщиной какой-то, - ответил я, не придав этому факту никакого значения.
   Пройдя в комнату, я лег на диван. Вскоре стало слышно, как старик оскорбляет свою гостью последними словами. Он в эту ночь долго не давал мне спать, нудно тираня женщину.
   "Загадочный тип. Хорошо, что он тут не живет", - думал я про себя, ворочаясь с бока на бок.
   Под утро мое сознание все же отключилось, и мне привиделся короткий сон: я скатился по глиняному обрыву на захламленное дно оврага и там, в холодной воде, наступил босыми ногами на что-то живое - упругое, скользкое и мерзкое...
  
   2
  
  
  
   - Борман переезжает! - торжественно сообщил мне неделю спустя важную новость украинец. - Его сын обменял по блату комнату на квартиру.
   Не успели мы пережить эту радость, как грянула еще одна немаловажная перемена - беженка безо всяких комментариев стала упаковывать свои склянки и кастрюли.
   Когда ее родственник приезжал за очередной партией узлов, бабка стояла с окаменевшим лицом у раскрытой двери, как дневальный на тумбочке.
   Хохол, зафиксировав недельное отсутствие соседки, передвинул на радостях свой кухонный стол на освободившееся место к окну.
   В слякотный вечер тринадцатого числа, когда порог коммуналки переступила пожилая сутулая плотная женщина, одетая в изношенную шубу из искусственного меха и мохнатый волчий колпак, я варил картошку, и караван из подержанного барахла, следующий за новоселкой, меня особенно не озадачил. Процедура вселения заняла чуть более получаса. Все это время, ощущая холод сквозняка, я простоял на кухне, наблюдая, как надрываются грузчики, таща неподъемную старую мебель. Мелкий мужичок, видимо, водитель грузовика, заглянул ко мне в поисках водицы.
   - Весь дом перекрестился, когда увидели, что они переезжают, - ехидно обронил он, подставляя рот под кран.
   - А их разве много? - поинтересовался я.
   - У Зои есть дочь и сын, которого недавно посадили.
   Шофёр уехал, а я, поужинав без аппетита, отправился в свою комнату.
   Пролежав около получаса в полной тишине, я отчетливо услышал, как новая соседка стала разговаривать сама с собой.
   Ошарашенный, слушал я в тишине ее неприятный голос, пока не понял, что она изливает душу не себе, а собачке, которую я проглядел...
   Стук каблуков за дверью разбудил меня в то время, когда я, кажется, только заснул. Соседка ходила туда-сюда по квартире, и я никак не мог сообразить, что ей надо. Вдруг из её настенного радио мощно зазвучал гимн Советского Союза. "Шесть утра, - стал соображать я. - На улице совсем темно, декабрь только начался. Кажется, началась и новая жизнь".
   Всю следующую неделю соседка продолжала будить меня цоканьем каблуков с металлическими набойками, и я недоумевал, для чего она надевает сапоги почти за час до ухода на работу.
   В выходной состоялось первое общение с работающей пенсионеркой. Зоя Алексеевна появилась на кухне, поигрывая мощными покатыми плечами, в малиновых лосинах, обтягивающих мужские ягодицы и лягушачий живот.
   - Куда мне поставить стол?! - грубо спросила она меня басом базарной торговки.
   - Ставьте, где хотите, места много, - ответил я.
   Но Зое захотелось поставить его к окну, где раньше стоял стол Бормана, а теперь это место облюбовал спортсмен.
   - Вы все здесь живёте незаконно, - промычала она, с разгону вталкивая двустворчатую кухонную тумбу. - Завтра же пойду в домоуправление, и проститутки, которых вы водили, здесь больше не появятся. Они не прописаны здесь ни х...
   "Борман накапал", - догадался я, понимая, что спорить бесполезно.
   Дом, некогда служивший общежитием для престарелых людей, последние десять лет выполнял функции обменного фонда, и постоянная прописка в нем не предусматривалась. Однако бывшая начальница ЖЭУ разрешала регистрацию жильцов в порядке исключения: по письмам райисполкома, различным ходатайствам. Такое беспорядочное заселение раздражало старожилов дома. Вскоре после того, как, выражаясь их языком, "Ельцин свергнул Горбача", в квартиру явилась делегация домовой общественности во главе с комендантом - туповатой упитанной бабкой.
   - Всех блатных будут выселять! - гаркнула она, едва переступив порог.
   Поведение бабки-коменданта всегда было вызывающим: то она орала благим матом во дворе. То, что есть мочи, барабанила во входную дверь нашей квартиры, требуя держать ее всегда открытой, как у других жильцов.
   Влетев на кухню, как ошпаренная кипятком, комиссарша завороженно уставилась на расставленные на подоконнике разноцветные пивные баночки.
   - В Польшу ездите! - обрадовалась она. - Губернатору доложу!
   Первый губернатор, назначенный на должность Борисом Ельциным, заслужил уважение пожилых людей почти ежедневными разоблачительными речами в эфире местной радиостанции. Особо завело народ его распоряжение, дающее право изымать на вокзале у отъезжающих в Польшу челноков электробытовые приборы. Бизнес челноков был признан вредным для экономики области. Вывезти за ее рубеж им разрешалось не более одного утюга, кипятильника и т.п.
   - Что тут за женщина у вас появилась? - строго поинтересовалась проверяющая, - Кто ее поселил? Опять по блату?
   - Да это беженка из Грузии, племянница Шеварднадзе, - пошутил я.
   - Племянница Шеварнадзе?! - захлопала удивленными глазками бабка.
   Минутами позже с улицы донеслись ее возмущенные возгласы:
   - Снова блатных заселили! Племянница, как его... Шеварнадзе... топерь здесь живет!
   Когда я рассказал о визите "комиссии" спортсмену, он рассмеялся:
   - Кого ты слушаешь! Эту дуру? У нас постоянная прописка. Я недавно видел Фаину. Она сказала: ничего не бойтесь. Смеется, как всегда.
  
  
  
  
   3
  
  
  
   Вечером в квартиру позвонили. Минутой позже послышались нецензурная брань, возня и грохот входной двери. Выйдя из комнаты, я столкнулся с Зоей - она шла уверенной походкой победителя. Халат под мышкой был разорван, а в руке находился трофей - самодельный охотничий нож. "Таская такой тесак, можно случайно самому себе брюхо проткнуть", - подумал я, и мне стало не по себе.
   - Матку хотел запороть, - пробурчала разогретая потасовкой женщина.
   "Если это ее сын, то он просто маньяк какой-то", - решил я, обратив внимание на то, что от соседки резко пахнуло водкой. Вернувшись в комнату, я услышал, как она поделилась происшествием с собачкой.
   Утром спортсмен пролил свет на вечерние события:
   - Ты знаешь, что мне Алексеевна рассказала? Вчера приходил ее сын. Представляешь, он, оказывается, полный дурак. Мать спасла его от тюрьмы, квартиру на эту комнату обменяла, чтоб с адвокатом расплатиться, а он хотел ее зарезать! Ему, видишь ли, показалось, что она зажала деньги!.. А Борман, оказывается, обманул ее, очень мало доплатил за неравноценный обмен.
   - А где дочь-то ее? - прервал я украинца.
   - В больнице лежит. Кажется, сегодня должна выписаться.
   После обеда в квартире запахло краской: Алексеевна покрасила стену возле своего стола на кухне. Кроме того, она постелила дорожку возле комнаты и разложила на ней кучу старой обуви.
   - Володя, помоги мне тюль повесить, - вежливо попросила она спортсмена. - Вот здесь... Ага... Все лучше будет.
   Предстоящая встреча с дочерью благотворно сказывалась на ее поведении, и она даже сделала спортсмену комплимент:
   - Ну и здоровый же ты мужик, Вовка!
   Володя рассмеялся.
   Вечером раздался звонок в дверь, и Алексеевна, проводив к себе в комнату молодую женщину лет тридцати с коротко остриженными светлыми волосами, появилась, что-то напевая себе под нос, на кухне.
  - Нин! Доча! Котлет пожарить? - ласково протрубила она, и ловко поставила в синее пламя сковородку.
  Вскоре Зоя перенесла ужин в комнату, и родственная парочка под мирный звон железа и стекла начала отмечать вынужденное новоселье. Прошло немногим более получаса, и язык у Зои стал заплетаться. Вдруг он громко выругалась: "Блядь! проститутка! пидараска гребаная!". Эти грязные оскорбления подействовали на меня как ушат холодной воды. Мне еще не приходилось слышать, чтобы мать так "ласково" обращалась к родной дочери. Несколько минут Зоя материла дочь, а та отмалчивалась. Потом терпение у Нины лопнуло, и она сорвалась на крик: "Заткнись, тварь! Заткнись, сука!". Послышалась возня, сопровождаемая глухими стонами и воплями. Потом что-то вдребезги разбилось, и кто-то выбежал вон, хлопнув что есть мочи дверью.
   Полчаса спустя настойчиво зазвенел звонок. Зоя, ворча, поднялась с постели и, тяжело ступая, двинулась к выходу.
   Проветрившаяся на воздухе дочь не стала реагировать на невнятные оскорбления мамы, допившей, вероятно, в её отсутствие водку.
   Квартира погрузилась в сон.
   Вздрогнул я от гимна Советского Союза - Зоя собиралась на работу.
   После ночной схватки мне было как-то неловко видеть любую из новоселок. Вынужденная встреча произошла вечером на кухне. Зоя, как ни в чём не бывало, обжаривала свиные полуфабрикаты. Огонь охватил всю сковородку, а жир брызгами летел во все стороны.
   - Нина, доча, маслица принеси, - зычно, с любовью промычала она.
   Нина быстро вошла и тихо поздоровалась глухим низким голосом. Она, как и мать, была среднего роста, с развитыми плечами и крепкими ногами. Лицо ее нельзя было назвать дурным, разве что пустой взгляд бледно-голубых глаз немного настораживал.
   Когда мы остались одни, она вдруг поделилась:
   - С мамой вчера сцепились. Разменяла квартиру из-за любимого сыночка. А мне как теперь личную жизнь устраивать? Мужчина мой в коммуналку приходить не хочет.
   - Ничего, помиритесь, - обнадежил я ее и посоветовал сходить в церковь.
   Эта беседа успокоила меня, и засыпал я с надеждой на хорошие перемены. Однако после полуночи за стенкой снова стали раздаваться знакомые выражения. Закончилась все тем, что Нина, сильно хлопнув сначала своей, а затем входной дверью, ушла в ночь.
   Под самое утро её привезли, как я понял по голосам, работники милиции.
   - Что с ней случилось? - спросила испуганно Зоя. Хмель, по-видимому, не помог ей сохранить самообладания, и Зоя упавшим голосом тут же добавила: - Она же вся в крови...
   Ответ милиционеров было трудно расслышать. Минутой позже, когда они удалились, забредила сама пострадавшая:
   - Козлы... втроем не смогли меня трахнуть!.. Я шесть лет каратэ занималась...
   Утром я вышел на кухню разогреть чайник. Следом за мной появилась Зоя.
   - Мы будем когда-нибудь спать? - неожиданно сорвался я.
   - Ах ты козёл! Не выспался! - взревела она, положив мощные руки на плотные бока.
   В пожелтевшей физиономии Зои мне показались очертания черепа. Она буравила меня своими маленькими бесноватыми глазками из-под нависшей лобовой кости; изо рта с ржавыми клыками пахнуло луково-перегарной вонью; халат к низу разъехался, обнажив застиранные панталоны.
   - Ты что материшься? - попробовал образумить я распоясавшуюся женщину и, вспомнив бабкин допрос, атаковал: - Мама воровская, что ли?
   - Нин, иди сюда!!! - львицей протяжно затянула Зоя.
   Поступью лунатика, со свежими синяками под глазами и разбитыми губами, вышла дочь.
   - Он меня обозвал воровкой, - кивнула в мою сторону поймавшая кураж мамаша.
   Нина, глядя отрешенным взглядом, резко вскинула руку. Удар был направлен в лицо, но я успел увернуться. Родительницу, смотревшую на меня уничтожающим взглядом мутных глазок, словно прорвало:
   - Да я тебя изведу, подонок!.. Будешь под забором издыхать, тварь!
   Подождав, пока извергающаяся лавина мата захлебнётся, я пошел в наступление:
   - Ты ведь котлы где-то на кухне моешь? Как бы не пришлось улицы пятнадцать суток подметать.
   - Кто тебе сказал, что я котлы мою? - обиженно осеклась соседка и вдруг, позеленев от злобы, снова перешла на крик: "Боговерующий недоносок объявился!.. Сам ходи в церковь, пока не сдох... Тварь!..".
   Я молча ушел в комнату, а громовые раскаты Зоиных проклятий еще минут десять сотрясали стены коридора, пока в комнате под перезвон столовых приборов не началась трапеза.
   Воспользовавшись передышкой, я тихо притворил дверь и спустился на улицу.
   Встречные молодые пары исключительно с лицами влюбленных людей наслаждались жизнью. Вряд ли кто из них мог даже представить тот кошмар, из которого я только что выбрался. Я гулял, стараясь не думать о приближении вечера. Но время в этот день летело быстрее обычного, периодически напоминая мне о скором возвращении в мрачную действительность.
   В сумерках я вошел в подъезд и медленно поднялся по лестнице до своего этажа. Тихо отомкнув замок, я ступил в черный коридор. Спертый воздух обволок меня гнетущей тяжестью.
   Я двинулся к своей комнате, ожидая, что кто-нибудь из соседок выскочит и наброситься на меня. Но женщины, видимо, выбились из сил и спали.
   Я тоже прилег, рассчитывая поскорее отключиться. Однако пауза, отведенная мне на отдых, оказалась короткой: за стенкой кто-то встал и, повозившись, пошел на выход. Спать я уже не мог и стал ждать возвращения отлучившейся соседки.
  Ждать пришлось не долго. Минут через пятнадцать раздались знакомые шаги, и комната ожила: какой-то металлический прибор упал на пол, зажурчала "живая" вода. Соседки начали сумрачно переговариваться. Снова что-то упало на пол. Голоса за стенкой зазвучали разнузданно. В настроении появились признаки агрессии: смачные "комплименты" посыпались в мой адрес. Ненависть к одному общему врагу помирила родственников, и Зоя твердила клятвенные обещания, что сделает всё возможное для того, чтобы они снова жили одни. Во время её пьяного мычания я несколько раз услышал имя ее сына и понял, что Алексеевна ему уже неоднократно звонила, приглашая на разборку со мной.
  
  
   4
  
  
   Почти весь следующий день я пытался отвлечься, бесцельно бродя по городу. Голова была тяжелой, будто меня накануне подвешивали вверх ногами. С приближением сумерек я совсем раскис. В кресло стоматолога я усаживался с лучшим настроением, чем сейчас возвращался к домашнему очагу, издалека пытаясь определить, горит ли свет в окне соседок.
   Первое препятствие - общую дверь - я миновал без приключений. Из конца коридора несло тухлятиной. Нина что-то громко и нервно рассказывала.
   Я вставил на ощупь ключ в скважину и почти бесшумно провернул его. Не разуваясь и не включая света, присел на диван.
   - Я ему говорю: козел, кого ты хочешь уволить?! - кипятилась Нина. - А он, скотина, морду отвернул, разговаривать со мной не хочет. А я ему хрясь по ебальнику! Убью, блядь, суку!
   Постепенно выяснилось: козлом и скотиной оказался врач из больницы, в которой работала Нина. Нина так долго смаковала сцену насилия, что я вновь подумал про дурдом. На внезапный треск звонка я подскочил как пружина и, почувствовав, что звонят мне, кинулся к входной двери. На пороге стоял мой восьмилетний сын с рюкзачком за плечами. Его мать, с которой мы были в разводе, жила неподалеку и всегда отправляла его гостить ко мне без предупреждения. Из комнаты соседей запоздало выглянула взъерошенная голова Зои. Пока мы шли по коридору, она молча изучала ребенка могильным взглядом.
   Спустя некоторое время я собрался поставить чайник. У поворота на кухню открылась дверь в туалет, и в нос шибануло таким духом испражнений, что меня аж качнуло. Зоя, выйдя из сортира, оттолкнула меня и, окинув как немощного старика игривым взглядом с головы до ног, пробурчала:
   - Еще раз встанешь на моем пути - отпизжу.
   Припугнув меня взмахом руки, она тяжёлой поступью пошла прочь, напевая какой-то мотив знакомой мне еще с детства песни.
   Ближе к полуночи квартира начала сотрясаться от ругательств. Разыгравшаяся буря время от времени переходила в настоящий ураган. Нина умоляла дать ей финку, чтобы зарезать меня. Неожиданно женщины, растравив себя до предела, направили заряды злой энергетики друг на друга, и завязалась ожесточенная схватка. Потом раздался грохот, да такой силы, будто бы с потолка свалилось бревно. "Не иначе как кто-то придавил кого-то своим телом", - решил я. После небольшой паузы, вероятно от безысходности, протяжно завыла мать: " У-у-у, с-у-ука-а...". Удивительно, но после этого оба бойца почти сразу затихли и послышался храп.
   Сны, поверхностно входящие в мое сознание этой ночью, были настолько нелепы и отвратительны, что я периодически просыпался и пытался анализировать их содержание. Последнее видение, которое я запомнил, представляло собой картину дома, в котором я родился. В нем я увидел свою покойную мать. Она была встревожена вместе со мной внезапным появлением на полу маленькой черной змейки, которая затем через щель уползла в подпол. Я так и проснулся с мыслями о том, что гадина в любой момент может снова выползти и кого-нибудь укусить.
   В это время у соседей кто-то встал с кровати и открыл дверь.
   Шаги в направлении кухни показались мне излишне осторожными.
   Звякнула сковорода на газовой плите, и послышалось Зоино ворчание. Я начал понемногу расслабляться. Но тут скрипнули створки стола, и я вновь затаил дыхание. Мне показалось, что Зоя завозилась где-то рядом - за тонкой стенкой, там, где размещалось мое маленькое кухонное хозяйство.
   "Что побудило ее залезть в мой стол?" - задумался я и больше не заснул.
   Утром, собирая сына в школу, я достал из стола трёхлитровую банку, в которой у меня отстаивалась питьевая вода, и прежде чем залить ее в чайник, обнаружил на ней отпечатки сальных пальцев.
   "Зоя ночью перехватила со сковородки сала, а потом вытащила из стола мою банку", - решил я и, заподозрив неладное, убрал банку в настенный шкаф, закрепленный за моей комнатой.
   К вечеру вода помутнела и стала издавать тяжелый ядовитый запах. "Зоя - страшный человек. Не пожалела даже ребенка", - ужаснулся я и решился, переступив внутренний барьер, обратиться в милицию.
   У входа в РОВД дымили сигаретами несколько мужчин с помятыми отекшими физиономиями. Разного возраста, одетые в разную одежду, они чем-то были похожи друг на друга.
   В помещении не хватало света, и все было насквозь прокурено.
   Хмурый дежурный с глазами в кровяных прожилках, выслушав меня, отправил в опорный пункт участковых инспекторов.
   Участковый, молоденький лейтенант с усиками, спешил и выслушал меня буквально на ходу.
   - Пишите заявление, - произнес он, когда убедился в твердости моих намерений наказать соседку. - На рассмотрение жалобы даётся месяц. В течение этого времени я зайду к вам в квартиру, будьте дома.
   Вечером в мою комнату тихо постучали. Володя наконец решил поделиться своими соображениями насчёт неожиданно свалившегося на нашу коммуналку "счастья":
   - С такими людьми бесполезно ругаться. Пока тебя не было, приходил сын. Я тебе скажу, что у того башка пробита не меньше, чем у Нины.
   - Как ты узнал? - спросил я.
   - Да я слышал, как он повторил раз десять подряд, что зарежет любого, кто обидит мать.
   - У него большой фронт для подобной деятельности, - попробовал пошутить я.
   - Ты, парень, как хочешь, а я перехожу жить к теще, - понизил голос Володя, услышав, как в коридоре раздались голоса. Кажется, к соседям пришел гость.
   После недолгого общения под водочку и огурчик кто-то прошлепал по коридору, и потянуло едким папиросным дымом.
   Высокий детина с простой деревенской физиономией попался мне у туалета. Он вышел оттуда, словно из тумана.
   - У нас в квартире не курят, - вскользь сказал я.
   - Я же в туалете, - промямлил гость без всякой агрессии в голосе.
   "Где же он себя так истязал?" - подумал я, заметив, что узловатые руки незнакомца были равномерно покрыты продолговатыми рубцами.
   - Я ему, блядь, щас устрою! - истерично взорвалась Нина, когда высокий блондин вернулся к застолью. - Кури ты, на х..., где хочешь!
   Кавалер с трудом сдерживал рвущуюся в бой невесту. Нетрудно предположить, чем бы это могло закончиться для меня, не вернись с улицы Зоя Алексеевна. Понуро подойдя к собственной берлоге, она остановилась на пороге и что-то пробурчала. Потом, продолжая недовольно бормотать себе под нос, повела выгуливать оживившуюся собачонку. Нина же моментально забыла про меня и вспомнила старые обиды на мамашу.
  
  
   5
  
  
  
   Бабуля-беженка в квартире не показывалась более месяца. Навестила она нас в тот редкий день, когда соседки были трезвыми. Познакомившись с пожилой новоселкой на кухне, она первым делом поделилась с ней своим горем - пропажей столовых приборов. Потом по секрету сообщила той, что украинец не сошелся характерами с будущей тещей и водит ночевать невесту сюда. Однако Зоя к бабкиным любезностям отнеслась прохладно. Она, видимо, сообразила, что беженка, получив новую жилплощадь, не хочет расставаться с прежними комнатами.
   И вот, когда бывший главбух вскоре вновь заглянула мило посплетничать, Зоя сходу сразила ее вопросом:
   - Ты что сюда ходишь? - рявкнула она, глубоко вонзившись вампирским взглядом в бабулину душу.
   - А-а-а ... я-я-я ... тебе какое дело! - наконец нашлась бабка.
   - Ты здесь не прописана ни х..., - как кнутом хлыстнула Зоя.
   - Слуш-шай, ты... кто ты такая, - зашипела побледневшая старушка. В это время её глаз прищурился ещё сильней, а губы повело набок.
   - Где это тебя так перекосоёбило? - насмешливо прогремела Алексеевна. - Мне твои грузины по херу, поняла?!
   После этих слов бесстрашная женщина медленно двинулась в свои апартаменты, бормоча нецензурные выражения, а бабушка, осознав, что раунд проигран, стала собираться. Когда она закрывала внучкину комнату, ключи ее то и дело выпадали из рук.
   Дня через два после этой стычки появился немолодой родственник беженки с женщиной лет сорока, доводящейся ему, как мне показалось, супругой. Зоя, наморщив лоб, оглядела гостей с ног до головы, но ничего не сказала. Минут через десять она подошла к их двери и стала ворчать:
   - Придут, насерут, а потом убирай за ними!
   Из комнаты никто не вышел. Зоя немного потопталась и добавила децибелов:
   - Проституток водить сюда никто не будет!
   После этих слов открылась дверь, и раздался недовольный голос Нины:
   - Мама, с кем это ты?
   - Да пришёл тут козёл деловой.
   Молчание за дверью вдохновило Зою, и она продолжила ворчать, переминаясь с ноги на ногу, как боксер перед схваткой. Гости на это никак не отреагировали.
   Алексеевна ушла к себе, и вскоре за стенкой раздались удары по корпусу телевизора, и послышался сильный треск. После третьей попытки ящик заработал на полную мощь.
   Заиграл колокольчиком звонок, который провел в комнату бывший хозяин Борман. Нина вышла и с гордо поднятым подбородком, слегка разрумянившаяся, провела кавалера. Про бабкиных родственников тотчас забыли. Началось приятное застолье.
   Однако торжество, как и водка, быстро закончилось, и Нина принялась вычитывать мать за обмен:
   - Из-за тебя я живу в этой дыре. Ни ванны, ни горячей воды... Соседей, блядь, поубивала бы, сволочей!.. А все ради дорогого сыночка, тюремщика... Мне жизнь нужно устраивать, а тут... Уйди, сука, с глаз долой! Ненавижу!
   Зоя огрызнулась пару раз матюками, но это только подлило масла в огонь.
   - Уйди, тварь, отсюда, пока я тебя не убила!!! - дико завопила Нина.
   Зоя хлопнула дверью и, злобно ворча, прошла к выходу. Следом за ней ушли бабкины родственники.
   Прошло совсем немного времени, и по коридору кто-то пробежал, сотрясая пол подобно слону. Раздался смачный хлопок и грохот. Нина, едва успев взвизгнуть, мгновенно замолчала, точно проглотила язык. Ее жениха, пытающегося робко объясниться, выпроводили вон.
   Я подошел к окну и стал наблюдать. Из подъезда вышли двое: невысокий, но весьма крепкий мужчина лет тридцати и жених Нины. Здоровяк сходу одарил мощной оплеухой долговязого блондина и погнал его, замахиваясь для следующего удара. Блондин, прикрывая лицо, пытался что-то объяснить. Но получил еще одну оплеуху.
   "Братец у Нины здоров как бык, - подумал я. - Моим кулаком такого с ног не собьешь".
   Я взял в руки молоток, но он мне показался слишком легким.
  
  
   6
  
  
  
   Визит участкового совпал с очередной пьянкой. Послушав в коридоре, как выражаются соседи, лейтенант прошёл на кухню.
   - Одиннадцати вечера нет, и они имеют право в своей комнате громко разговаривать, - начал он разъяснения. Достав из папки моё заявление, он спросил: - А видел ли еще кто-нибудь из соседей, что Зоя Алексеевна отравила вашу воду?
   - Нет, - ответил я.
   Кроме меня, заявление подписал спортсмен, но этого, видимо, было недостаточно.
   В процессе вынужденного разговора я понял, что милиционер ставит под сомнение факты, дающие основание для возбуждения уголовного дела. Вдруг у соседей начался шум. Затем раздался истошный вой и залилась лаем собака. Участковый подчеркнул ручкой строчку, в которой говорилось о громком лае собачки.
   - Без согласия соседей собак в коммунальных квартирах держать нельзя, - произнес милиционер и занялся составлением протокола. Беседу с Зоей он решил отложить, но то, что она все-таки состоялась, я понял днями позже.
   Собираясь на прогулку, Алексеевна зашла на кухню и посадила Жулю на свой стол.
   - Тебе собака моя мешает, козёл? - ехидно спросила она, оскалив в улыбке крупные серые зубы. - Теперь она будет сидеть здесь!
   Почувствовав от пьяного лица тяжелое излучение, я ушел в комнату и замер в раздумьях у окна, настежь открыв форточку.
   - Уведи собаку за дом! Пусть там серет! - вернул меня к действительности грозный окрик. На Зою наехала старшая по дому.
   - Чего ты приебалась к моей собаке!!! - эхом сотрясла окрестности моя бесстрашная соседка. - Она не серет где попало!.. Она, на х.., умнее человека! Поняла ты, пропойца!
   - Это я пропойца?! Сама ты пьянчуга!
   - Иди на х... отсюда, пока я тебе пиздюлей не отвесила, - наглым басом пригрозила соседка. Старшая по дому, испуганно приговаривая: "Это я-то пропойца?", ретировалась.
   Новая победа Зои меня озадачила. Способен ли вообще кто-нибудь образумить ее? - сомневался я.
   Ожидание очередной провокации соседей вытеснило все мои праздные мысли. Интерес к жизни настолько угас, что я перестал воспринимать рейтинговые телепередачи. Спроси меня сейчас, что тогда транслировали - я не вспомню. Случись в то время даже революция, я бы и к ней, возможно, не проявил должного интереса. Истощив нервную систему месяцами испытаний, я решил искать съемное жилье.
   Купив газету объявлений, я обратил внимание на обведённый в рамочку текст. Продавался дом, совсем рядом. Цена оказалась приемлемой для меня, и, по городским меркам, невысокой. В воскресенье утром я пошел на смотрины.
  Калитка, сваренная из металлических пластин, приятно скрипнула. Перед довольно приличным с виду домом, обшитым крашеными досками, росли две старые вишни и кусты крыжовника. Во дворе, у могучего ствола каштана, была рассыпана куча песка, рядом стоял столик.
   Дверь открыл молодой мужчина, как выяснилось, квартирант. Он пригласил меня пройти внутрь.
   - Крыша течет? - спросил я, увидев водяные разводы на оклеенном белой бумагой потолке.
   - Крыша течет, печка дымит, - начал вводить меня в курс дела мужчина. - Хозяйка получила квартиру от предприятия, дом признали аварийным. Потом как-то прописалась и ждала сноса. Но сносить передумали, тут грунт плохой, и она эту гнилушку продать решила. Только какой дурак у нее трухлявый дом, которому почти 50 лет?
   "Как мне отремонтировать дом и во что это выльется? - погрузился я в тяжкие раздумья. - И что меня ждет в случае сноса? Мне выдадут компенсацию, поскольку я здесь не прописан. А компенсация с учётом износа будет лишь малой частью тех денег, которые я заплачу..."
   Всю неделю перед Пасхой соседки по коммуналке не просыхали и ежечасно "миловались". Это подстегнуло меня к покупке аварийного дома.
   Получив ключи от спасительного пристанища, я незаметно стал переносить вещи. Когда дело дошло до дивана, Зоя вышла в коридор и поначалу опешила. Потом что-то забормотала и, не дождавшись, когда мы с Володей минуем порог, вытолкнула нас входной дверью. Через секунду Зоя ее снова распахнула и, разразясь матом, резко захлопнула многострадальную дверь, отбив от косяка кусок штукатурки.
   У подъезда мы замешкались. Я стал убеждать спортсмена не двигаться прямой дорогой, а обойти дом через рощу, чтобы нас не было видно из окон. В это время нам под ноги шлёпнулась отрубленная куриная голова. Мы быстрыми шагами потащили диван, будто ворованный. Спортсмен смеялся по дороге, сбивая ритм шагов, но передохнуть отказывался.
   В новом жилище было непривычно тихо, сыро и прохладно. Вечером прошёл сильный дождь, и я услышал, как закапало с потолка. Несмотря на это, я впервые за последние месяцы полноценно выспался. Позавтракав, залез на чердак и увидел там множество оцинкованных тазов, в которых стояла вода. От её испарения воздух был душным и влажным. Крытая толстой послевоенной сталью крыша прослужила немало лет, но в местах, где скапливалась грязь, железо прогнило, и больше всего в водяных отливах, устроенных в полуметре от нижнего края.
  
  
   7
  
  
  
   Мне понадобился инструмент, и я, выждав неделю, отважился пойти за ним в квартиру. В коммуналке было теплее, чем обычно. Пахло кипятившимся бельем. Нина, обнаружив меня у двери, вернулась обратно в комнату.
   - Пришел этот козел, - доложила она своей мамке.
   - Не х... его сюда пускать, - агрессивно отреагировала Зоя. - Он вещи свои забрал.
   Пока соседки совещались, что со мной делать, я положил в сумку ящик с инструментом, закрыл дверь на два замка и вышел на улицу. На полянке перед домом грелась в лучах майского солнца одетая в пестрый вылинявший халат блюстительница порядка. По бокам, как телохранители, сидели две древние старушки, одетые в зимние одежды.
   - А хде друг твой делся? - окликнула меня отставная комендантша. - Давно его не вижу.
  Я подошел, поздоровался с бабками, и, глянув в окна своей коммуналки, ответил:
  - Ушел к теще, не выдержал.
  - Наверное, из-за женщины, что в вашей квартире поселилась? Она, случайно, в турьме не сидела? - негромко спросила она, опасливо поглядывая на окна четвертого этажа.
  - На счет тюрьмы не знаю, - ответил я, - но жить с ней в одной квартире не сахар.
  - Понимаю. У меня у самой сосед пьянчужка. Ой, как стонет по ночам!.. Додумался недавно - батарею пропил! Дал бы ты ему немного денег, и он бы поменялся с тобой.
   - А разрешат обмен?
   - А чего ж не разрешат... Ты сходи в домуправление.
   Не откладывая совет бабки в долгий ящик, я написал заявление с просьбой разрешить мне обмен своей комнаты и пошел в ЖЭУ. Оттуда меня сразу же направили в жилищное управление города, куда я вскоре и пришел.
   По обе стороны коридора важного учреждения сидели пенсионеры, чьи лица скорбно застыли, будто в ожидании приема врача-онколога. Воздух насквозь пропитался едким духом старости и лекарственных настоек.
   Бесплатно получить жильё в нашей стране всегда можно было только через лишения и всяческие унижения. Людей на десятилетия закрепощали квартирным вопросом и держали в напряжении до самого дня выписки ордера. И даже получив заветную бумажку в руки, нельзя было расслабляться. Случались недоразумения, когда какой-нибудь счастливчик, прибежав сломя голову к дверям "подаренной" государством квартиры, сталкивался в них с другими новоселами. Подобные "накладки" нередко доводили людей до инфарктов. Но существовала прослойка граждан, которые не могли улучшить жилищные условия до самой гробовой доски. Эти люди плохо разбирались в законах, не в состоянии были аргументировано изложить претензию. Большинство ходоков, прошедших через войну, колхозы, вредные производства, не понимали, что просить, утирая платочком слезы, о помощи чиновника бессмысленно - чужое горе его только раздражало. Многие просто не догадывались, что хладнокровный бюрократ на хлебной должности оперативно работает в двух случаях: за взятку или по звонку с самого "верха". Он сам сознательно затягивает дела, увеличивая список людей, которых фактически без последствий можно было вычеркнуть из очереди и тем самым создать скрытый резерв жилплощади, обретя ценность в глазах высокопоставленных начальников, к которым шли жаловаться наивные просители после очередного неудачного с ним собеседования.
   В кабинете начальника жилищного управления стоял сладковато-приторный запах духов. За столом сидела молодая женщина с лицом, какие почему-то принято называть симпатичными. Я не раз слышал, что карьера этой надменной дамы началась в точности как и у Фаины: совсем молодой ее приметил пожилой марксист из аппарата обкома КПСС и пристроил заниматься приоритетными вопросами. Стоило мне только назвать номер своего необычного дома, как дама отвлеклась от бумаг. Когда я, немного волнуясь, начал излагать свою просьбу, с лица чиновницы сползла маска, и оно приняло брезгливо-раздражительное выражение. Я понял, что Фаина обошла ее. Выйдя из кабинета этой "леди с холодным сердцем" ни с чем, я дал себе слово найти способ переиграть ее.
   Дальнейшие мои хлопоты заняли немало времени и закончились тем, что посетившая квартиру техник из ЖЭУ нашла общий язык с Зоей, подсказавшей разрешение всему происходящему: "Раз они здесь не проживают - их нужно выселять".
   Воспользовавшись засухой, я нанял двух строителей перекрывать крышу. Резво взявшись за работу, мужики выпросили у меня на пятый день аванс и на следующее утро не вышли на работу. Прогуляв два дня, работники стали нервничать, и один, вероятно, не раз кодированный, разбил себе молотком палец. В спешке они приколотили обрешетку из досок разной толщины, отчего начал плохо ложиться шифер, и они, притягивая его гвоздями, наделали трещин. Ко всему прочему, "раскодированного" выгнала из дома сожительница, и он начал просить меня заранее расплатиться с ним, чтобы как-то ее задобрить.
   Несколько дней спустя у калитки, которую я предусмотрительно держал на замке, появился незнакомый мужчина.
   Гость, представившийся бывшим мужем хозяйки, объяснил мне, что он недавно выписался из больницы и случайно узнал от посторонних людей о продаже дома и пришел проверить, цел ли оставленный им в сарае "Москвич".
   Я внимательно оглядел этого с виду вполне здорового человека, пытаясь отыскать в его внешности следы какой-нибудь болезни. Его супруга проговорилась мне, что ей нагадали на картах о его скорой кончине. Однако ничего особенного в его облике, не считая разве излишней суетливости и нервозности в поведении, свойственной людям, страдающим алкоголизмом, не обнаружил.
   Убедившись, что машина и какие-то важные запчасти целы, мужчина, посетовав, что не получил от своей бывшей половины с продажи дома ни копейки денег, пошел искать грузовик, чтобы поскорее оттранспортировать свое имущество. Когда "Москвич" с трудом затолкали по мосткам в кузов, строители получили на водку.
   На следующий день работники начали с утра прикладываться к банке с пивом, успокаивая меня:
   - Все будет сделано, шеф, пара пустяков осталась.
   Потом кто-то сбегал за бутылкой, и работа встала, как выяснилось позже, окончательно.
   Спустя месяц я вынужден был сам накладывать на треснутый шифер заплатки из пропитанного в масляной краске брезента. Потом законопатил щели (шифер не отлежался, как обещали работнички) мхом, вымоченным в цементном растворе.
   В оставшуюся часть лета я подготовил к работе печку и стал приводить в порядок низину участка, где начинался овражек. Низина превратилась в заросли бесплодной малины, жгучей крапивы и лопухов. Бывшие хозяева натаскали туда кусков полиэтиленовой пленки, разных склянок, бутылок, старой обуви. На ветхом заборе висели истлевшие серые куски тряпья, колготки. За ним, на весело цветущей одуванчиками поляне, где когда-то стоял барак, выгуливали породистых мускулистых собак, распивали вино и оправлялись местные алкоголики; вечеряли, что бог послал, бомжи. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы разгрести многолетние залежи мусора и возвести крепкий высокий забор.
   Когда зарядили осенние дожди, я разломал сарай и залил на его месте фундамент под баню.
   8
  
  
  
   Наступила зима. Одежда в шкафу пропахла плесенью, по углам выступил иней, а в сырую холодную постель невозможно было ложиться, не положив в неё предварительно нагретые на плите булыжники. С наступлением утра был заметен пар изо рта, и первым делом нужно было топить печку.
   В выходной я решил утеплить снаружи окна. Во время работы меня кто-то потянул за штанину. Обернувшись, я увидел двух серо-белых пузатых щенков. Они стояли на задних лапках, упираясь передними в перекладину лестницы, и хватали меня за пятки. Малыши дрожали от холода, и мне, отложив все дела, пришлось строить большую конуру.
   К середине зимы щенки заметно подросли и стали шастать по чужим огородам.
   - Сосед, - как-то обратилась ко мне старушка, живущая напротив. - Мой хозяин сказал, что если только поймает хоть одну твою собаку - отрубит ей голову.
   - К чему такая жестокость, - ответил ей я. - Он бы лучше свой забор починил.
   Через некоторое время собачки отравились. Одну несколько раз вырвало, но она продолжала гулять. По тому, что она на следующий день перестала залезать в будку, я догадался, что остававшаяся в ней ее сестричка не выживет. Я спохватился и вытащил её. Бедное животное с грустью смотрело на меня влажными глазами и, еле-еле шевеля хвостиком, лизнуло мне руку...
   Отвлек меня от переживаний сосед-спортсмен. Он появился у моих ворот, когда смеркалось, и под звонкий лай посаженной на цепь дворняги с черной мордашкой начал делиться новостями:
   - Ты представляешь, парень, наш сосед Дима попробовал поселить в свою комнату квартиранта, военного. А Алексеевна выгнала его! Постучала к нему и матом предложила ему выметаться. Потом свет в туалете стала выключать. Самое интересное, что Нина беременная и пьет.
   Молодая пара из комнаты Љ 6 проживала с ребенком у матери девушки неподалеку от меня в однокомнатной малометражке. Комнату в коммуналке получал Дима, и тоже через Фаину. Несколько лет комната сдавалась квартирантам. Последний постоялец съехал за месяц до появления Зои. Мы, естественно, предупредили молодоженов о переменах в нашем быту. Но они не придали нашим словам серьезного значения. После случая с военным молодые стали проявлять активность - заходить ко мне и делиться информацией на одну волнующую только нас тему.
   Явившись как-то необычайно возбужденной, еще больше раздобревшая после родов супруга Димы стала громко возмущаться:
   - Иду я сегодня из детского сада и вижу Нину. Представь себе - она пьяная гуляет с ребенком!.. Увидела меня - сразу начала матом крыть. Я хотела ответить, но передумала. Даже останавливаться не стала.
  - Правильно сделала.
  - Прихожу домой, - продолжила она рассказ после небольшой паузы, - звонок. Димка трубку взял и зовет меня: "Иди, тебя спрашивают". Слушаю - не пойму сразу. Потом сообразила, что это соседи по коммуналке. Обзываются, друг у друга трубку вырывают и угрожают.
   Представив на секунду, как вдохновенно орали пьяные дамы, я рассмеялся.
   - Тебе смешно, а мне - не очень. Нина обещала мне кислотой серной в лицо плеснуть! Маме рассказала, она немедленно поставила в известность участкового. Прошла неделя, и никакого результата. Нужно коллективную жалобу писать...
   - Хорошо, я согласен, - пообещал я толстушке. - Но имей в виду, что участковый может обозлиться и встать на сторону Зои. Представь себе сцену: Алексеевна трезвая встречает милиционера с внуком на руках и жалуется на то, что ей приходится постоянно убирать грязь за разными квартирантами. А те, кто сдаёт жильё, усложняя этим условия ее проживания, в это время благоденствуют в отдельных квартирах со всеми удобствами.
   - Разве мы благоденствуем, скажешь тоже. У нас бабушка парализованная лежит, - расстроено возмутилась девушка и начала прощаться.
   Зоя, по-видимому, действительно хорошо понимала, что маленькие дети в различных спорных ситуациях являются серьёзным козырем, и своевременно начала хлопотать по вопросу расширения жилплощади.
   Сосед-спортсмен редко, но чаще других, бывал по старому адресу. Именно ему первому было суждено узнать важную новость.
   - Парень, ты знаешь, что мне Нина сказала? - эмоционально обратился ко мне Володя, когда я подошел, оглушаемый радостным пронзительным лаем дворняги, к калитке. - Тебя выселять будут. Нечего было писать в жилуправление. А ей, между прочим, комнату, в которой бабкина внучка прописана, отдали. Она уже выставила из нее в коридор вещи.
   Время от времени мне стал сниться почти один и тот же сон, в котором я видел, что комнату мою вскрыли и ее заняла Зоя. В один из дней, чтобы как-то себя успокоить, я поднялся по грязной лестнице и с трудом затолкал ключ в скважину. Злополучный замок долго не открывался. Когда я его осилил и вошел в коридор, меня уже поджидала Алексеевна с внуком на руках.
   - Закрой дверь, ребёнка просквозишь!!! - взревела бабушка. "Зачем ей, собственно, приспичило брать с собой малыша, если боялась простудить? - подумал я. - Наверняка ждет комиссию из жилуправления". Пройдя к себе в комнату, я включил давно подготовленный магнитофон на запись. Соседка стояла за дверью и сыпала угрозами. Не прошло и минуты, как она, достаточно разогревшись, открыла её ударом ноги.
   Переступив порог, Зоя стала оглядывать комнату. Ноздри ее при этом расширились, втягивая воздух.
   "Хочет разведать, все ли я вынес", - догадался я.
   - Ты что лезешь в чужую комнату? - попытался осадить я соседку. - Не боишься ничего, что ли?
   - Ни х...! - хрюкнула Зоя и, каким-то звериным чутьём почуяв опасность, вышла в коридор.
   Пока я выбирал нужные мне книги, вернулась с прогулки Нина, и моя поясница, предательски заныв, подсказала, что спокойно уйти мне сегодня не удастся.
   -У-у-у, козёл! - размахнулась бабушка, пытаясь достать меня кулаком, описывающим траекторию сверху вниз, когда я, зажав под мышкой книги, возился с замком. Развернувшись, я попробовал напугать Зою резким выпадом руки. Увидев кулак в сантиметрах от своих зубов, Зоя немного растерялась и отступила. Но тут же, выхватив у Нины ребенка, снова полезла на меня. Нина стала отбирать сына назад, и я, воспользовавшись неразберихой, протиснулся между их горячих тел. У самого выхода я снова резко развернулся и, едва не выронив книжки, успел остановить Зою на расстоянии вытянутой руки. Увидев у себя под носом мой кулак, кабаниха тупо на него посмотрела и остановилась, решив избежать прямого столкновения, - по-видимому, была просто недостаточно пьяна для более экспрессивной атаки.
   - Мама, пусти, я его убью! - истерично взвыла Нина и стала спихивать малыша Зое. Пока они швыряли маленького человечка из рук в руки, как мячик, я стал спускаться вниз, ожидая продолжения погони. Но соседки не покинули своей крепости. Постояв у подъезда минуту-другую, я пошёл окольной дорогой к своему дому. В это время я думал о том, что они могут выследить меня и запросто поджечь дом. Опасаясь внезапной встречи, я старался не носить днем воду с колонки. Выходя в огород, я с опаской смотрел в сторону поляны: не появятся ли на ней Зоя с Жулей?
   Сны про мою коммунальную квартиру не давали мне покоя. Мне часто снилась наша кухня с ржавой раковиной, мусор и тазы с грязной водой. А однажды привиделся пролом в стене со стороны соседей. Тут я не на шутку встревожился и решил еще раз сходить в жилищное управление навести справки.
   В маленькой комнате для секретарши, где к месту было бы поставить большой венок с траурной лентой, сидела за печатной машинкой приятная молодая женщина, которую я подозревал в тайном сговоре со своей недоброжелательницей.
   - Здравствуйте! Есть ли какие новости по моему заявлению? - тихо произнес я с порога.
   - Кажется, что-то было, - ответила дама и прошла в кабинет начальницы.
   "Что-то долго она задерживается", - заволновался я по истечении всего лишь нескольких минут.
   - Вот копия письма, отправленного на ваш адрес, - лукаво улыбаясь, протянула мне "добрая фея" долгожданную весточку.
   Взяв в руки роковой листик, я пробежался глазами по тексту. Последняя фраза - "документы, на основании которых произошло ваше вселение, в ЖЭУ отсутствуют" - чуть не лишила меня самообладания.
   - Да, еще, - как бы спохватилась секретарша, - в вашей квартире побывала комиссия и составила акт о вашем непроживании.
   В моей голове после этих слов наступило временное затмение. "Всякие возражения с моей стороны будут бессмысленными, - с трудом успокоил себя я. - Нужно найти Фаину. Видимо, уходя с должности, она обрубила все концы".
   Фаина, вопреки мрачным прогнозам относительно ее будущего, быстро сработалась с новой властью, преуспев в делах, связанных с отмыванием серых денег и обналичиванием банковских счетов.
   Ее бывший куратор из райисполкома, пробыв некоторое время в тени, организовал доходное дело - производство торговых павильонов из европейских материалов. Когда настали выборы в органы местного самоуправления, этот энергичный коммунист напомнил избирателям о прежних "золотых временах", когда всем заправляла его партия, и без труда стал депутатом. Оказавшись среди людей, близких по духу и мышлению, он вновь стал их лидером и смог, как говорят в таких случаях, "протащить" решение, согласно которому владельцы старых павильонов должны были либо приобретать новые, либо освобождать наработанные места.
   Вот где она - "коммунистическая" хозяйственность: самому себе обеспечить производственный заказ, гарантированный сбыт на несколько лет вперёд, да ещё и по цене, самим собой установленной.
   "Фаина заселила примерно четверть дома, - размышлял я, - выселить же решили только одного меня. Может, плюнуть на это дело и забрать последние вещи? Ну уж нет!.. Что же меня ждет дальше?.. Надо думать, что вслед за первым актом последует второй. А тут еще Зоя, будь она трижды проклята, сменила замок на общей двери и ключей, естественно, никому не дала... Можно со скандалом пролезть в комнату и держать там осаду, но стоит мне отлучиться на час, как явится комиссия и составит акт!"
  
  
   9
  
  
   Удрученный и подавленный мыслями о кознях чиновников и соседок, шел я в полуденный зной по шумной улице и никого не замечал. Машины обдавали меня теплом угарных выхлопов. Горячий асфальт парил сизой дымкой. Поравнявшись с частным сектором, я, спасаясь от битумной духоты, свернул в незнакомый тихий переулок.
   Серые фасады и проросшие лишайником крыши домов послевоенной постройки купались в раскидистой зелени плодовых деревьев, а маленькие слепые окна с фигурными наличниками зияли черной пустотой. Казалось, что жизнь в этих избах, бестолково обставленных покосившимися сараюшками, отсутствовала. Только ухоженные грядки с длинными стрелами лука выдавали присутствие хозяев. По мере продвижения вглубь стали видны недостроенные особняки, превосходящие по своим размерам стандартные двухэтажные бараки эпохи позднего Сталина. Почва вокруг них была испохаблена гусеницами тракторов; всюду валялись остатки строительного мусора, железобетонные конструкции. Метрах в двадцати от одного из "замков" лежал на боку разобранный подъемный кран. На момент своей доставки к месту строительства он наверняка принадлежал государству и, скорее всего, был приобретён по согласованию с каким-нибудь прорабом по бросовой цене. Пара участков была обнесена металлической сеткой и охранялась кавказскими овчарками, предупредившими меня свирепым рычанием, чтоб держался подальше. Остальные особняки были не огорожены и, судя по закаменевшему в ваннах раствору, оставлены без внимания по причинам временного безденежья хозяев. Вполне допускалось, что бизнес предпринимателя, замахнувшегося на такое серьезное строительство, лопнул, и он ударился в бега, преследуемый вездесущей братвой.
   Мое внимание привлек выгоревший пустырь с обугленными яблонями и сиротливо стоящей в периметре фундамента черной от сажи печкой. Обгорелые бревна кто-то по-хозяйски сложил у забора, за которым рядом с хибарой высился белый кирпичный дом в два этажа, стояла будка на колесах и новенькие "Жигули", которые поливал из шланга высокий мужчина лет сорока с густой рыжей бородой. Личность бородатого была мне знакома с давних пор по работе на одном заводе. Последний же раз я встречал его года два назад выходящим из общественной приемной ЛДПР. Евгений Павлович (так величали моего бывшего коллегу) сопровождал какого-то коренастого бородача в шерстяном с орнаментом свитере. Незнакомец вел себя деловито и просто, напомнив мне эксцентричного геолога из советских фильмов. По обрывку фразы "Шеф в Чечню собирается ехать" я сделал вывод, что они в команде Жириновского.
   - Как ЛДПР? - поинтересовался я, когда Евгений Павлович вышел мне из ворот навстречу в расстегнутой сорочке, сверкая золотой цепью на потной шее.
   - Работаем потихоньку, - ухмыльнулся тот, показав ржавые зубы, и демонстративно достал из нагрудного кармана красную корочку.
   Так я впервые близко увидел удостоверение одного из помощников депутата Государственной Думы, о которых не раз слышал в криминальных новостях, когда устанавливали личности распластавшихся вблизи расстрелянных машин "авторитетов" Москвы или Питера. "Кто бы мог подумать, - удивился про себя я. - Передо мной помощник депутата Государственной Думы фракции ЛДПР!"
   Евгений Павлович, закурив, заговорил о делах партийных, в которых ничего интересного для меня не было. Однако я продолжал для приличия слушать теплый хрипловатый голос рассказчика, подумывая, как перейти к своему делу.
   - У тебя серьезная корочка, - сделал я комплимент Евгению. - Мне помощь нужна в одном деле. Если сможешь решить - я в долгу не останусь.
   - Приходи завтра к одиннадцати в офис моей районной организации, - уклончиво ответил Евгений, - там поговорим. Я записал адрес штаб-квартиры и, попрощавшись, продолжил маленькую экскурсию по поселку, восстановив в памяти короткий отрезок времени горбачевской перестройки, когда судьба первый раз меня свела с Евгением Павловичем. Я тогда снабжал завод вспомогательными материалами. Евгений Павлович отвечал за поставки металла. Всегда в костюме, облегающем его долговязую фигуру, при галстуке, он много времени проводил в курилке, подтрунивая над тем, как меня то и дело посылали выписывать доверенности на получение груза:
   - Уходи ты от этих жидов. Я и сам отсюда уйду, когда дачу дострою. У меня весь стройматериал отсюда. Все со скидкой, сам понимаешь. И кран заводской на меня работает, хе-хе.
  Время тогда было суматошное. Производственники носились взад-вперед с бумагами, требуя от руководства отдела снабжения материалы. Те непрерывно накручивали диски телефонных аппаратов, упрашивая поставщиков досрочно отпустить причитающиеся фонды. Завод все поглощал как прорва. Экспедициям на загородные базы не было конца и края. Объемные кладовщицы, одетые в валенки и ватники, предпочитали обслуживать пронырливых мужиков, никогда не забывавших их лапать. Возвращаться приходилось затемно, слушая по дороге скептическую болтовню шоферни относительно затеянных экспериментов.
   Однажды, натаскавшись каких-то ящиков и тюков, я не выдержал и зашел в приемную заместителя директора завода по коммерческим вопросам. Небольшого росточка еврей, немного похожий на Пьера Ришара, как обычно, дымил за стеклом, наморщив лоб, стряхивая дрожащими пальцами в переполненную пепельницу пепел. Крепкий чай вместо обеда, переговоры по телефону и пометки в ежедневнике чернильной авторучкой. Разве не "боец за выполнение директив" и не "солдат партии" из романа Александра Бека "Новое назначение"? В то же время обычная, вечно недовольная шоферня в его подшефном транспортном цехе умела себя поставить так, что любой выезд из гаража нужно было считать великим одолжением с их стороны. Грузчики тоже отлынивали, реагировали нецензурной бранью на просьбы кладовщиц помочь с разгрузкой.
   Выслушав мои претензии к транспортному цеху, зам посоветовал не кипятиться и грузчиков брать с собой. "Как я их возьму, если в кабине одно лишь пассажирское место", - хотел было возмутиться я. Но, глянув в лицо начальника, принявшее недовольное выражение, будто бы я его отвлек по пустяковому вопросу, промолчал, решив уволиться. Когда я подал заявление об уходе, зам лишь буркнул: "Наломаешь ты, парень, в жизни дров". В стране, где под страхом уголовного преследования все были заняты нужной и ненужной работой, всегда можно заткнуть "дырку" очередным временным неудачником.
  
   10
  
  
  
   Ровно в одиннадцать часов утра я вошел в подъезд старого жилого дома. На площадке стояли металлические леса, валялся газовый баллон под сварку, все было вымазано цементным раствором. Парадный вход перестраивался под торговую лавку.
   Потянув за ручку нужной мне двери, я оказался в прихожей. По левую сторону находилась комната с вывеской "Промышленная районная организация ЛДПР". Справа были еще две комнаты без опознавательных табличек. Пройдя вглубь коридора, я уткнулся в узкий дверной проем. Заглянув внутрь, я увидел остатки материалов для косметического ремонта, старый разбитый унитаз и видавшую виды раковину. В это время открылась еще одна дверь слева и показался молодой человек с длинными, обрезанными "под горшок" сальными волосами и круглым загорелым лицом с жирной кожей. Мне сразу же бросились в глаза его необычайно вывернутые ноздри и заячья губа. Одет он был в лоснящиеся от грязи джинсы, спортивную синтетическую курточку, полосы на которой вдоль рукавов, вероятно, когда-то были белыми. На ногах были обуты грязно-серые кроссовки. Евгений Павлович, вошедший буквально вслед за мной, представил мне обитателя штаба как секретаря его районной организации. Посмотрев сначала на одного, потом на другого, я понял, что это вовсе не шутка.
   Прикурив сигарету, шеф глубоко затянулся и начал вводить меня в курс дела:
   - Я - координатор районной организации. Мой район - это пригород по всей окружной, и его никто не хотел брать, на хер кому нужно по деревням мотаться, - выпуская клубы дыма, усмехнулся Евгений. - Скоро конференция, и мне нужно увеличить численность до пятидесяти человек. Если я этого не сделаю, Семенов поставит вопрос о снятии меня с должности. Сейчас ко мне встают на учет люди из Ленинского района, - он кивнул головой в сторону курносого. - Там координатор самоустранился от работы... Можешь сходить проверить, как он работает. Его х.. найдешь когда. Штаб-квартира находится в приемной депутата Госдумы. Сейчас ею полностью распоряжается главный редактор партийной газеты, сын Семенова. Но сначала тебе нужно написать заявление о вступлении в партию и оформиться вместо Тараса секретарём моей организации. Моя организация единственная, где есть реальные члены партии. Я два года ее по крупицам создавал, - лицо Евгения Павловича приняло обиженное выражение, он на секунды задумался, вспомнив, вероятно, о проблемах с неизвестным мне Семеновым. - Когда начнешь работать, тебя попытаются переманить к себе наши враги, - голос рассказчика приобрел доверительный оттенок, - но ты с ними лучше не связывайся.
   - Что еще за враги? - удивился я неожиданному детективному повороту и едва сдержал улыбку.
   - Не веришь! - взорвался шеф и, нервно покопавшись в кожаной папке, сунул мне два отобранных листа. - На, читай!
  
   "Председателю ЛДПР В.В. Жириновскому.
  
   Уважаемый Владимир Вольфович! ..."
   То, что было изложено ниже, вывело меня из состояния меланхолии. Это был донос, но на редкость необычный. Открывшиеся факты антипартийной деятельности поражали своей чудовищностью и выглядели порой совершенно абсурдными.
   Более других обвинялись два депутата, представлявших партию в областной Думе и руководивших партийной организацией. Региональный координатор Пасько был скрытым сторонником КПРФ и призывал на выборах президента в 96-м году голосовать за Брынцалова. Кого он призывал и каким образом, не пояснялось. Его заместитель по оргработе Семенов был выявленным агентом еврейской организации "Сохнут" и был уличен в массовом сжигании партийной литературы.
   Районным руководителям тоже досталось. Выяснилось, что один из них скрывал от общественности своего района членство в партии, а другой додумался в избе, купленной на деньги Жириновского, отгородить загон для свиней.
   Заканчивалась петиция следующим предложением: "Уважаемый Владимир Вольфович, просим изгнать ненавистных Семёнова и Пасько из партии". Среди пяти подписавшихся фамилии Евгения Павловича не было.
   Не успел я поперхнуться этим посланием, как он достал местную партийную газетку и, слегка развеселившись, указал на раздел "Анекдоты".
   - Что это за бред? - поинтересовался я, прочтя два глупых анекдота, затрагивавших личность шефа партии.
   - Я же говорю тебе, кругом враги! - обрадовался Палыч и выложил на стол еще один козырь - молодежную газету "Смена". В интервью какого-то правозащитника и борца с сионизмом были жирно подчёркнуты нелестные высказывания о Жириновском. Евгений ткнул пожелтевшим от никотина пальцем сначала на фамилию и инициалы корреспондента "Смены", потом - на фамилию и инициалы главного редактора партийной газеты: все совпало.
  - В Центральном аппарате, увидев это, сказали, что на Семёновых - крест, - на лице шефа вдруг появились признаки суровой озабоченности, и он снова потянулся за сигаретой. - Весной приезжала комиссия и составила акт, - произнес он, глубоко затягиваясь, и, выпустив облако дыма, начал раскрывать тайны партийного финансирования.
   Говорил он довольно туманно, но вывод напрашивался однозначный: ко всему прочему, они ещё и воруют...
   Слегка опешив от названных сумм, я стал уточнять, что все-таки от меня требуется.
   - Тебе нужно дежурить в офисе и ждать, когда приедет комиссия снимать Семенова. Я оставил Москве этот телефон и свой домашний. Там, - начальник ткнул легкую перегородку, - иногда появляется секретарь Промышленного района. Не вздумай ему проболтаться о нашем разговоре. Он голубой и работает на Семенова. Его там нет случайно? - строгим голосом обратился шеф к своему помощнику.
   Тарас, сидевший все это время с безразлично-отрешенным видом, покачал головой.
   - Ну что, ходил ты к нему? - смягчил тон Евгений, почувствовав неладное.
   - Что, что - ничего! - нервно ответил Тарас.
   - Что ничего? Я тебя спрашиваю, был ты у него?! - вскипел хозяин.
   - Ну был, и что толку. Надоело мне всё, - в таком же духе продолжал отвечать курносый секретарь.
   Дальнейшая их беседа ничего не прояснила для меня, и поэтому, когда раздражительный шеф отправил туповатого секретаря на строительство своего "коттеджа", я поинтересовался их странным диалогом.
   - У Тараса бандиты квартиру отобрали, - начал Евгений, доставая очередную сигарету. - Взяли с него доверенность на право продажи, когда он с пробитой башкой в больнице лежал. А я вмешался, - шеф многозначительно ухмыльнулся. - Нам эта квартира самим пригодится. Бандиты назначили стрелку, а их, хе-хе, уложили под автоматами мордами в асфальт.
   - А кто автоматчиков прислал, ты, что ли?
   - Я попросил своих людей из УБОПа.
   - А откуда у тебя там связи?
   - Понимаешь, - важно произнес Евгений Павлович, посмотрев на часы, - когда я работал в магазине заместителем директора, половина РОВД у меня в подсобке колбасой отоваривалась. Мы в кабаках вместе гудели, баб трахали. Теперь они уже не лейтенанты, а майоры, подполковники и работают в управлении по борьбе с организованной преступностью. Ладно, мне пора. Звони вечером, поговорим.
   Оставшееся до конца "работы" время я провел в полном одиночестве. Только телефон изредка звонил, но спрашивали нотариальную контору. О том, что я нахожусь в офисе известной партии, напоминали лишь небольшой портрет на стене, с которого на меня смотрел добрыми глазами молодой, с курчавой шевелюрой Владимир - новая надежда России, да лежавшая передо мной книга "Последний бросок на юг".
   Я полистал книгу. Читать не хотелось.
   Я пошарил в пыльных ящиках стола, вытащил блокнот, шариковую ручку и принялся за собственные мемуары.
  
  
   11
  
  
   "Мое детство прошло в Казани, среди аккуратных, выкрашенных в яркие цвета домиков татар поселка Новое Караваево.
   На всю округу был базар, прозванный "голодным", и деревянный, с двумя печками-голландками в зале, магазин, считавшийся "нашим". За прилавком торговали две продавщицы-татарки: пожилая - хлебобулочными изделиями, а молодая, с золотыми зубами, - растительным маслом, селедкой, халвой, карамелью и вином, которое рабочие распивали на зеленой поляне, удобно расположившись мелкими группами. В дни авансов или получек пикники с плавлеными сырками и килькой в кульках из серой оберточной бумаги затягивались. Милиция таким стихийным застольям не препятствовала. Некоторые выпивохи так и оставались лежать до поздних сумерек рядом с пустой тарой, пока жёны с сыновьями-подростками не отвозили их бесчувственные тела на телегах домой. Только туша крупного дяди, хваставшего, что он маршал авиации и не раз пил горькую с Василием Сталиным, оставалась невостребованной. "Маршал" носил потертое черное пальто из дубовой кожи и имел привычку напиваться до синевы. Трудно было определить, когда он лежал облепленный мухами в собственной моче, жив дядя или отдал Богу душу.
   Так ли это было на самом деле, но в моей памяти из летней поры запечатлелись только жаркие дни. Мы, детвора, носились тогда босиком вблизи колонок, брызгаясь холодной водой. Кроме нашей шумной ватаги днём на улице были малыши, возившиеся в прохладном песке под сенью заросших сиренью палисадников, да куры, лениво ковырявшиеся у придорожных канав. Случайно заезжавший сюда в облаках пыли какой-нибудь грузовик или появлявшийся незнакомый прохожий всегда вызывали у нас повышенный интерес. И только завидев дерганую сухощавую фигуру мужчины в тюбетейке, мы в страхе врассыпную разбегались. Это был дурачок Бадредин, имевший привычку подбирать на ходу бумажки. Он появлялся по пятницам и барабанил в ворота домов, где оставляли для него ненужные газеты и журналы. Собранную макулатуру он относил к себе в сарай и хранил ее, время от времени перебирая, любуясь картинками. Говорили, что он умел читать. В конце концов, кто-то нарочно поджег его библиотеку, и можно представить, каково было горе безумца.
   Меня не водили в детский сад, и я, обремененный лишь мелкими поручениями, буквально не вылезал с улицы. В мои дневные обязанности входило: прополка травы под яблонями, сбор свалившихся яблок и доставка с колонки бидончика воды. Случалось, когда мою свободу ограничивали более того, и это меня серьезно расстраивало. Особенно когда старший брат наказывал мне стеречь от кошек его голубей. Настоящей трагедией для меня были дни, когда голубей нарочно пугали блатные, бросив на крышу увесистый камень или кота. Напуганные птицы улетали и не возвращались.
   Как-то в один из вечеров к нам в дом заявились взрослые голубятники, у которых украли голубей. Из их разговора с матерью стало ясно, что в воровстве подозревается мой брат. Слово "зарежу", произнесенное в сенях глухим голосом, не давало мне покоя до самого сна. Мне доводилось наблюдать, как сосед-татарин готовился большим ножом резать курицу, и я представил, что точно таким же ножом должны были зарезать моего брата. Были случаи, когда, блатные, разыскивая пропавших птиц, требовали допустить их к осмотру голубятни. Подметив устройство запоров, они некоторое время спустя совершали кражу, варварски срывая навесные замки. Брат предупреждал меня, чтоб я в его отсутствие никого не пускал во двор. Я никогда не видел, чтоб он чего-нибудь боялся, и, преодолевая собственный страх, выполнял его инструкции. Он через силу заставлял меня подтягиваться на турнике, на котором сам крутился так, что у меня захватывало дух. Зимой он затаскивал меня на крышу и требовал прыгать с нее, пока однажды, поскользнувшись, я не допрыгнул до сугроба и чуть не покалечился.
   Увлечение брата голубями не приветствовалось отцом. По ночам, заслышав шорохи на чердаке, он хватался за ружье и выскакивал во двор. А однажды, когда к дому подошла толпа птичников с собаками, отец высунул двустволку в форточку и безо всякого предупреждения выстрелил поверх их голов.
   - Прекращай это дерьмовое занятие, - вспылил тогда отец на брата. - Из-за голубей тебя убьют или посадят когда-нибудь.
   - За что меня посадят? - огрызнулся брат.
   - За что, - усмехнулся отец. - Да у нас половина заключенных сидит ни за что. Все тюрьмы битком. Имей в виду, голубчик: в этой стране милиции даны неограниченные права. Попадешь к ним в лапы - отобьют все внутренности и посадят! Мой ученик (отец преподавал по совместительству в вечерней школе рабочей молодежи физику) получил первую получку и залез пьяный спать в кабину грузовика. Утром его забрали в милицию и заставили признаться в попытке угона! Он оговорил себя, думал, что получит условное наказание. А суд вынес приговор: три года общего режима! Машина-то государственная!.. С соседней улицы парня в милиции убили! Он дурачок безобидный был, в жизни пальцем никого не тронул, а забрел в ювелирный магазин, пялился там долго на витрины. Продавцы, ошибочно заподозрив неладное, сдали его в отделение. Он со страха стал путаться в объяснениях. Эти собаки не поняли, что он дебил, решили, что он издевается над ними, и стали бить. Забили насмерть! Живого места на теле не было... И ничего им за это не было и не будет.
  
   Раз в неделю меня отводили мыться. Ожидая часа помывки, я с самого утра был в подавленном настроении. Немного утешало меня лишь то, что по пути в ненавистное мне заведение можно было подобрать несколько спичечных коробочек. Я, как и все дети, увлеченно коллекционировал спичечные этикетки, не пропуская мимо глаз ни одного коробка на земле, куда бы ни направлялся.
   В ближнюю от нас "красную" баню, сложенную из красного кирпича, по выходным иногда стекалось столько народу, что хвост тянулся метров в пятнадцать на улицу. В таких случаях мы разворачивались на сто восемьдесят градусов и шли на улицу Сталинградская, где работала оштукатуренная и побеленная "белая" баня.
   На ее первом этаже, заполненном сутулыми фигурами в однотипных мешкообразных одеждах, отец пристраивал меня поближе к стене, и я подолгу разглядывал стеклянную вывеску над гардеробом с замысловатым для меня текстом: "В моечное отделение нельзя вносить кислое молоко и бриться!" Мне было непонятно, с какой стати люди таскают в баню кислое молоко, пока мне не объяснили, что женщины-татарки моют им головы.
   В эти медленно тянувшиеся минуты я с завистью наблюдал, как распаренные, помывшиеся клиенты с ходу опрокидывали стакан-два газированной воды и пробирались на выход.
   Попав через полтора-два часа в моечное отделение, кишащее голыми, раскрасневшимися, залепленными березовыми листьями телами, я брезгливо ежился от брызг грязной мыльной воды, сникал от вида безногих инвалидов и бледных мощей стариков. Робко и осторожно ступая по склизкому полу, я выискивал глазами человека, складывающего банные принадлежности (свободную скамеечку удавалось найти очень редко), и останавливался подле него. В таких случаях отец хвалил меня за расторопность, а иногда добавлял, потрепав по голове: "Ты счастливый мальчишка". Потом мне, стиснув зубы, нужно было вытерпеть самый пренеприятный отрезок времени, когда мое тощее тельце натиралось жесткой, как осока, мочалкой, и едва ли не кипятком ополаскивалось. После этой "экзекуции" я с жадностью плескался в тазике с прохладной водой.
   Поздним вечером, попрощавшись с неизменно пьяным к тому времени банщиком, нужно было проделать ещё немалый путь до дома.
   Дорога лежала мимо "Молодежного городка", состоящего из длинных каменных бараков, построенных сразу после войны пленными немцами. Из незанавешенных, горящих тусклым светом окон общих кухонь слышна была бабья брань, пахло жареной картошкой. У разбитых дверей на хлипкой лавочке непременно качался как маятник вусмерть пьяный мужик в разорванной, перепачканной кровью майке и что-нибудь бормотал, размазывая ногами блевотину.
   Поселок по осени встречал непроглядной теменью. Пустые фонари на черных столбах напоминали виселицы. В закоулках безлюдных, сотрясающихся от переклички цепных псов улиц топтались шалманы учеников разнообразных ремесленных училищ. В таких сборищах культивировалась лагерная романтика. Если кто-то кого-то называл "козлом" - тут же за "козла" отвечал, получив в лучшем случае по зубам, в худшем - в живот заточенным напильником.
   Изредка отец возил меня на мотоцикле к лесу, усадив перед собой на бензобак. Иногда мы совершали туда пешие прогулки. Для этого необходимо было проехать минут десять трамваем до нового микрорайона с невыразительным названием "Жилплощадка". Сразу за конечной остановкой с сиротливо стоящим кафе-стекляшкой "Подснежник" располагался завод, со стороны которого ветер доносил запах тухлых яиц от постоянно горящей желтым пламенем трубы, и начинались бетонные заборы, огораживающие заросшие бурьяном территории. Попадались россыпи керамзита и озерца ржаво-разноцветной жидкости. Далее начинались манящие васильковой синью совхозные поля. До леса было около пяти километров. Дорогой, вдыхая уже живительные бодрящие запахи, я с интересом слушал рассказы отца.
   Зачастую он, будучи в приподнятом настроении, просил меня прочитать на память стишки, которыми были подписаны расклеенные в бане карикатуры на тему борьбы с тунеядством. Зная, что отцу нравится, как я читаю стишки, и особенно этот, я старался во все горло:
   Жизнь легка у тунеядца, тунеядца все боятся!
   Разговор в суде не долог - вон из города в поселок!
   Снова начал пить и драться - не уняли тунеядца.
   Я не понимал, почему отец смеется над тем, что человека выгнали из города в поселок, как не понимал и того, чем же так плох поселок, в котором я живу, если в него переселяют людей в качестве наказания. Я проявлял любопытство, а отец с улыбкой отвечал, поглаживая мою "ершистую" голову: "Ты еще маленький. А вот подрастешь до опасного возраста, и тобой начнет интересоваться это государство. Тебя запросто сможет безо всяких причин сцапать, как серый волк козленка, милиционер и утащить в лес... Ха-ха... Не уняли тунеядца, значит. Ишь, чего придумали - сажать народ только за то, что не хотят за их копейки работать".
   Вечерами отец включал в своей комнате радио и, закрыв глаза, внимательно слушал, невзирая на сильный треск, "Немецкую волну" или "Голос Америки". У телевизора он оставался только в те дни, когда шли фильмы по Гоголю, Чехову, Достоевскому. Он не любил художественное кино и особенно про Отечественную войну, где немцев выставляли идиотами. Он редко доставал свои награды, и я не слышал от него никаких воспоминаний о военном времени. Лишь однажды он разоткровенничался в разговоре со своим старшим братом, работавшим тогда директором сельской школы. Его короткий рассказ о том, как он, получив ранение, попал в плен и как потом, сбежав оттуда, искупал "вину", прояснил причины его раздражительности от всякого рода бахвальства на тему войны и Победы.
   Пятидесятые годы были урожайными на детей, и школа-восьмилетка в поселке, торжественно открывшая для меня в 1967 году двери, работала в три смены. Восьмых классов было шесть, седьмых - пять, шестых - четыре, а первых - уже только два.
   "Учиться, учиться и еще раз учиться", - завещал великий вождь пролетариата Ульянов, и компартия его заветы неуклонно воплощала в жизнь. Учителя мучились с каждым учеником, вдалбливая грамматику, арифметику. Никакого разграничения классов по способностям детей. Никакой дискриминации по материальному признаку. Упертые дисциплинированные середняки выводились в отличники, дубовые двоечники не переводились в следующий класс, прослушивая курс повторно. "Что молчишь как истукан?" - взрывалась обычно учительница, не дождавшись ответа от трудного ученика на вопрос, который, следуя ее выражению, был "проще пареной репы". "Хоть кол ему теши на голове, дубине стоеросовой", - иногда добавляла она, разрешив молчуну сесть за парту.
   Дождавшись перемены, малыши направлялись в конец коридора в туалет, где обязательно устраивали столпотворения курильщики. Первоклашки, робея от сквернословия обормотов и их дикого хохота, застревали у нужника, расстегивая пуговички на ширинках суконных штанишек, рискуя получить подзатыльник. "Можно выйти в туалет?" - среди тишины урока раздавалось крайне редко, вызывая смех товарищей и неудовольствие педагога. Угрюмый второгодник из многодетной семьи, которому выйти было отказано, наложил в штанишки за партой. Случались в школе и трагедии. Как-то раз трудный ученик шестого класса нечаянно нажал во время урока на курок, спрятанного в портфеле самопала. Раздался хлопок. Пока учительница соображала, что произошло, раненный в висок мальчишка, не осознавая, что живет последние минуты, вышел из класса и добрался до туалета, где и скончался, смывая с лица кровь.
   Раз в год в школу приезжала бригада стоматологов. Мы с опаской следили за размещением врачей в актовом зале и, когда привычную тишину начинали разрывать душераздирающие крики первых пациентов, цепенея, ждали своей неизбежной участи.
   Лечили зубы без всякой заморозки, начиняя их металлическими пломбами.
   Усаживаясь в кресло, я, поглядывая с тревогой на горку кровавых тампонов в плевательнице, еще надеялся, что все обойдется. Но когда старая докторша, постучав по зубам длинной ложечкой и поковыряв их замысловатым крючком, неудовлетворенно вздыхала, понимал, что настал неизбежный момент натерпеться разной боли.
   "Открой рот, как можно шире", - следует команда врачихи. Я растягиваю пасть до самого предела и, закрывая глаза, вспоминаю эпизод фильма о попавшем в плен советском разведчике, где его истязал стоматологическим инструментом тщедушный с виду врач-садист.
   Заработала бормашина. Наконечник вибрирует, с жутким свистом углубляясь в кость. Мне еще не больно. Но многолетний горький опыт полной санации рта подсказывает, что это - цветочки. Сверло неизбежно должно вонзиться в нерв, и тогда голова дернется от разряда острой дикой боли. Стон будет сигналом для докторши прекратить процедуру, и она упрекнет меня, обдавая гнилостным запахом своего рта: "Что ж ты кричишь? Не стыдно? А еще будущий защитник Отечества". Сверло вновь дробит хрупкую кость, и голове становится жарко. Кто-то из новеньких по соседству, глядя в мою сторону вытаращенными от страха глазищами, отказывается открыть рот. Ему грозят сделать это с помощью какого-то расширителя.
   Прогнав через "комнату страха" за две-три недели всю школу, врачи сворачивались, обещая вернуться через год. Наспех наклепанные пломбы держались максимум месяца три-четыре, и, когда я попадал на очередную санацию, старая знакомая докторша, заглянув в мой рот, уж вовсе неудовлетворенно вздыхала: "У-у мальчик. Так ты скоро без зубов останешься".
   В начале семидесятых в поселке произошло знаковое событие - наш деревянный магазинчик разобрали. Дети долго копались на захламленном пустыре, отыскивая устаревшие и потускневшие монетки, некогда закатившиеся в щели полов. Вместе с исчезнувшим строением закончилось время хрущевской оттепели, запомнившееся кукурузными хлопьями и играми в футбол на зеленой лужайке. Яркие краски беззаботного детства заметно поблекли, когда поляну обнесли дощатым забором, выкопали котлован и забили сваи. Котлован простоял несколько лет, заполняясь по весне мутной водой. Подростки наделали в заборе дырок, и однажды туда забрел какой-то пьяный и утонул. Несчастный, наверное, не желал встречи с "охотниками" в милицейских фуражках, которые в дни авансов и получек работали с двойным энтузиазмом, доставляя подвыпивших работяг в вытрезвитель. Помимо счетов за оказанные "услуги" вытрезвления "провинившихся" лишали премий и прочих привилегий по линии профкома.
  В седьмом классе меня, как успевающего ученика, приняли в комсомол. В тот же год по инициативе учительницы немецкого языка я начал переписку с девочкой из ГДР. "Тебя на учет в КГБ поставят, дурак, - неожиданно для меня разозлился отец, узнав об этом. - У нас слежка идет практически за каждым человеком. Помни, что в нашей стране всегда все хорошо. В комсомол вступил - молодец. Будет возможность влезть в партию - не упусти, тогда ты сможешь прожить жизнь лучше, чем я".
   В зимние каникулы нам устроили Новогоднюю Елку во Дворце культуры имени Ленина. Радостные, впечатленные дворцовыми залами и декорациями, вывалили мы на освещенную дневным светом площадь и направились в сторону своего скучного поселка, бросая снежки и балагуря.
   - Стоять! - раздался властный голос, когда мы миновали перекресток. - Вот видите, - указал на нас дружинникам капитан милиции с бледным озлобленным лицом, - это же минимум преступная группа! Что в карманах? - обратился он к одному из нас, державшему под мышкой новогодний подарок.
   Не успев вынуть руку из кармана, подросток получил удар в лицо.
   - Могло быть оружие, - пояснил свои действия бледнолицый и, нагнав на нас страху, приказал впредь больше трех не собираться.
   Помимо добровольных народных дружин, укомплектованных работягами с оборонных предприятий, за правопорядком следили отряды БКД (боевая комсомольская дружина). На это словосочетание я впервые обратил внимание еще в дошкольном возрасте, когда поселок обсуждал происшествие с гибелью пьяного мужика. Говорили о том, что его бросили под автобус бэкэдэшники. Частым клиентом опорного пункта БКД был один наш бесшабашный одноклассник. Он рассказывал, что начальник дружины, широко известный под прозвищем "Докучай", требует от задержанных правонарушителей раздеваться до трусов, якобы на предмет проверки татуировок, и даже заставлял кого-то из мальчишек вставлять в задницу карандаш. Завидев определенно ненавистную ему тощую фигуру в коротких штанах, хулиган смело приветствовал своего заклятого врага: "Докучай - ты педераст!"
   В штаб-квартиру "Докучая" мне с двумя товарищами угораздило попасть в девятом классе. Нас доставил туда наряд БКД за то, что мы проехали остановку на заднем буфере трамвая.
   В опорном пункте на столе под стеклом были разложены самодельные финки, кастеты, несколько самопалов. Все это было изъято у потенциальных несовершеннолетних преступников. Пока нас обыскивали и записывали наши адреса, "Докучай" с бледным изможденным лицом ходил кругами вокруг нас, внимательно оглядывая мутным взором, и наставлял на путь истинный. Он упомянул кличку нашего осужденного одноклассника, вспомнил его дерзкий побег из зала суда через форточку. Потом он пригласил к себе в кабинет самого младшего, а нам разрешил идти по домам. Минут через десять наш товарищ вышел на свободу и, смеясь, сказал:
   - Попросил раздеться, чтобы проверить, нет ли у меня наколок. Потом, ха-ха, спросил, не занимаюсь ли я онанизмом, и попросил снять трусы. Побледнел, пидор, когда я ему показал. Сейчас закрылся, наверное, и дрочит.
   В том же году произошел еще один курьезный случай. После экзамена в художественной школе я слонялся с друзьями по чехословацким аттракционам и к нам "приклеился" мальчик лет одиннадцати-двенадцати. Мальчишка явно подслушивал нашу болтовню. Кто-то из юных художников спросил у него: "Что надо?", и шпион быстро смотался. Пять минут спустя нас окружили трое молодых ребят с серьезными лицами и попросили пройти вместе с ними, козырнув корочкой с надписью ОКО (оперативный комсомольский отряд).
   В какой-то пристройке без опознавательных знаков, приспособленной на время под штаб, конвоиры с холодной враждебностью ощупали наши карманы и стали сбивать с толку разными провокационными вопросами. Среди комсомольцев, испытывавших какое-то особенное удовольствие от важности своей миссии, была девушка. Барышня поглядывала на нас, как на подопытных кроликов. Ее недурное лицо изредка кривилось, отражая болезненное наслаждение, будто кто-то невидимый овладел ее задом.
   Отпустили нас с миром, дав понять, что второй раз лучше не попадаться.
   Буквально на следующий день наш одноклассник, тот самый, что получил под Новый год по морде от капитана, попал в те же лапы и был зверски избит человеком в штатском под предлогом расследования какого-то свежего убийства. Добравшись до дома, любитель аттракционов тут же пошел в туалет и оцепенел от страха: чаша барачного сортира окрасилась в красный цвет. Узнав о злоключениях сына, расстроенная до слез мать пожаловалась в отделение милиции.
   - Выбирайте: либо сообщение в школу, что ваш сын был задержан в нетрезвом состоянии, либо все остается в наших стенах, - предложил неграмотной уборщице какой-то начальник в погонах со звездочками.
   На следующий день под диктовку веселого офицера пострадавший писал объяснение: "...шел по лестнице, неоднократно падал...". Когда бумага была подписана, юморист достал финку, и, повертев ее в руках, воткнул в пол рядом со ступней мальчишки.
   - Не твой? - строго спросил милиционер. - А мог бы быть запросто твоим.
  
   Беспредел, чинимый органами охраны правопорядка, вызвал ответную реакцию у поселковой молодежи: комсомольцев с повязками стали отлавливать и избивать, организовывались массовые походы с дубьем на общежития, в которых они проживали. "Докучай" ходил по парку то с подбитым глазом, то с перевязанной башкой, как красный командарм. По городу ходили легенды о лихих делах многочисленной молодежной банды из окрестностей завода "Теплоконтроль". Поговаривали о причастности к преступной группировке, образовавшейся в благополучную эпоху социализма, капитана с "Черного озера" (так в народе называлось место, где располагался комитет государственной безопасности). После того, как костяк "теплых" раскидали по зонам, мода группироваться перекочевала в другие районы.
  Каждый вечер в одно и то же время около Дворца культуры химиков, построенного на месте кладбища, собиралось около тридцати подростков в ватниках. К ним подходил высокий молодой человек приятной наружности и подолгу общался, иногда отводя в сторону "основного". Это был бывший студент института физкультуры, на которого велось досье в комитете государственной безопасности. Он был досрочно освобожден и отбывал свое второе исправительное наказание на стройках народного хозяйства - "химии". Хладнокровный, эрудированный, избегающий сквернословия авторитет, признанный органами особо опасным для общества, предрекал скорое крушение социалистической системы, планируя купить средствами будущего "общака" маленький заводик.
  В микрорайоне "Жилплощадка" жизнь по понятиям "братвы" выбрал почти каждый живущий там подросток. "Жилковские", пользуясь запретом на применение против несовершеннолетних оружия, объявили ментам "вендетту". "Бойцов", одетых как один в телогрейки, было крайне сложно привлечь к ответственности: на допросах они молчали и стойко выдерживали побои. Поиски болтунов и вербовка агентов в рядах группировки закончились для органов полным фиаско. Репрессивная машина государства, успешно работавшая только за счет большой сетки информаторов, впервые дала сбой.
   Закат брежневской эпохи ознаменовался введением талонов на колбасу и сливочное масло. Со снабжением населения спиртным тоже стали возникать накладки. В обиходе покупателей хмельного часто звучало слово "из-под полы". Зелье, которое в нарушение закона убиралось с прилавка и продавалось дороже установленной государством цены, содержало, как правило, меньше сахара, но больше спирта. Поэтому никто никогда не возмущался. Напротив, став обладателями самого желанного продукта, мужики благодарили продавщицу.
   "Водка будет стоить восемь - все равно мы пить не бросим. Если станет двадцать пять - будем штурмом Зимний брать!" - шутили рабочие, рассовывая по карманам, как гранаты, бутылки. Разве мог кто-нибудь из них предположить, что через полтора десятка лет крепкая, как отечественная водка, советская власть рухнет. И вовсе не в результате народного бунта. В августе 91-го в центре Москвы на танк взобрался слегка подвыпивший мужик по широко известной на тот момент фамилии и прокричал: "Свобода!"
   Страну сразу понесло как "сбежавший" поезд в фильме Канчаловского. Народ, как саранча, хлынул в столицу. Москва - город хлебный. Вот продаются у вокзала пышные булочки с изюмом. Одна, две ягодки аппетитно прилипли к румяной корочке. Если соблазнился на покупку, то выяснишь, что внутри выпечки отыщется, в лучшем случае, одна изюминка. Москвичи с батонами колбасы и поллитровками в руках выстроились в две шеренги до самого метро, а витрины ларьков пестреют всякой всячиной - от шоколада до искусственных пенисов, собирая вокруг себя немало зевак. В это время кто-то замечает, куда прячется кошелёк, а позже, в давке у входа в подземку, он ловко вытаскивается. "Мужчина, можно вас на минуточку?" - зазывает прохожих юная особа с плохо выспавшейся физиономией. Рядом с ней кружочек из молодых россиян с круглыми "репами", наблюдающих за тем, как их кореша крутят напёрстки, втягивая в откровенный обман простоватых земляков. "Вы не подскажете, как пройти на Красную площадь?" - обращается молодой парень с кинокамерой в руках, одетый в малиновый пиджак и чёрные брюки. Если остановился, следующими вопросами будут: "Куда идешь?", "Что везешь?", Возможно, суждено быть ограбленным неподалеку от поста милиции.
   Все заняты погоней за долларом. Блюстители порядка исключения не составляют. Вот с трудом движется к своему поезду обвешанная сумками и пакетами бледная женщина. Её состав должен вот-вот отправиться. Носильщики с криками "дорогу!" жмут на пятки.
   У входа на перрон ей перегораживают путь двое мордоворотов в камуфляже. Они предлагают ей взвесить багаж и доплатить в кассе за лишний вес. Действует очередное временное новшество, о котором случайный путешественник может и не знать. Где весы? Где касса? А минуты летят, и начинает уходить из-под ног несчастной женщины злополучный перрон. Но выход из сложившейся ситуации неожиданно находится, и дамочка, вытянув шею, продолжает быстро семенить к своему вагону, а довольный бугай прячет в карман пятнистой униформы бумажную купюру, составляющую, наверняка, немалую часть оклада врача или учителя. Позже в своём купе, запихнув сумки на верхние полки, можно будет перевести дыхание, успокоиться и полистать прихваченную или любезно доставленную газету с очерками о похождениях голливудских звёзд и откровенными фото рекламных див. Газета "Советская Россия" здесь мало кого интересует.
   Почти каждый выложит на стол стандартный дорожный паек, состоящий из некогда дефицитных продуктов, и отхлебнёт из пластмассовой бутылки шипучую цветную жидкость. Закаленный организм пока не испытывает аллергии к красителям, способным легко изменить цвет светлого белья.
   Несмотря на все предшествующие злоключения и поборы, в этих поездках оставался смысл. Новая жизнь сдабривалась сладостями и запивалась крепкими напитками, изготавливаемыми на основе контрабандного спирта, эссенции и краски. Синий ликёр, зелёный, красный, жёлтый... Желудки после советской пищи крепкие и язвы сразу не заработаешь. Пойло, жрачка, просмотр кровавых боевиков, сентиментальных сериалов и чтение книг, написанных по их сценариям, - о такой жизни россияне могли раньше только мечтать..."
  
  
   12
  
  
  
   Я отложил ручку и в шесть часов вечера, как договаривались, позвонил своему новому шефу.
   - Слушаю вас, - торжественно-елейным голосом ответил он.
   "Любезен, как гоголевский помещик Манилов. Ждет звонка из Аппарата партии", - усмехнулся про себя я. Узнав меня, шеф первым делом поинтересовался, не звонила ли Москва, и предложил зайти к нему домой.
  
   Евгений Павлович жил недалеко от меня в новой девятиэтажке. Поднявшись на лифте до пятого этажа, я ткнул пальцем кнопку звонка, и нужная мне дверь сразу распахнулась. Хозяин встретил меня в одних спортивных трусах и провёл в комнату, в которой царил классический беспорядок. На журнальном столе среди кучи разбросанных бумаг стояла пепельница, переполненная окурками; на диване валялось скомканное одеяло и мятая грязная простынка; палас на полу пестрел от разного мусора. Ко всему прочему, чувствовалось, что квартира давно не проветривалась и насквозь пропахла никотином.
   Пока я выбирал, на что мне присесть, чтобы не чистить потом брюки от пуха, Евгений заправил в видеомагнитофон кассету и, закурив, развалился в кресле. Через секунды на экране крупным планом появилась бородатая физиономия хозяина квартиры. Довольно бодрым голосом, иногда делая ошибки в ударениях, он представлял коммерческий проект, который, по мнению автора, в случае своей реализации, повысит рейтинг ЛДПР и снизит уровень преступности. Перемены к лучшему должны были начаться сразу после того, как вокруг города появится жилая зона из коттеджей.
   Бородач, ведущий разъяснения по ходу фильма, ходил по чистому полю в длинном чёрном пальто и, как злой гений, размахивал большой пятернёй, указывая, где и что будет строиться. Позже к нему присоединился такого же высокого роста чернявый, с вьющимися волосами, мужчина лет сорока, одетый в плащ не менее длинный, чем пальто главного персонажа.
   "Вот, пожалуйста, - лес, грибы, ягоды, - говорил ему Палыч, указывая в сторону горизонта. - Одним словом - природа и никакой преступности и наркомании".- "А что, Евгений Павлович, как Вы думаете назвать эти дома? Хрущёвки у нас были, брежневки были.., - начал размышлять вслух чернявый, не дожидаясь ответа. - Может, назовём жириновками?" - уже торжественно обратился он и как бы этим подвёл итог всей беседе.
   Ветер чёрными крыльями раздувал у "гения" пальто и трепал редкие, раньше срока поседевшие волосы. Он утвердительно кивнул головой и под приятно льющуюся мелодию пошёл к оставленным у дороги "Жигулям".
   - Ну как? - спросил меня герой фильма, почёсывая своё бледное безволосое тело. За время любования самим собой он заметно расслабился, испортив и без того спёртый воздух.
   - У нас в городе, где все коммуникации под боком, для людей построить ничего не могут, а ты в поле хочешь. Кто будет жить в этих домах и каким боком тут наркомания? - начал возражать я.
   - Будешь работать - может, и тебе что перепадёт! - вдруг обозлился шеф. - Всё уже просчитано, и есть люди, которые согласны вкладывать деньги в этот проект.
   Зазвонил телефон.
   - Слушаю Вас, - голосом, пожалуй, полюбезней, чем у гоголевского Манилова, произнёс хозяин квартиры, и после небольшой паузы неожиданно перешел на крик. Горячился шеф из-за какого-то велосипеда и, как мне показалось, с бывшей женой. Закончилось все тем, что он, покрывшись крапивницей в области шеи, швырнул трубку.
   - Ну что, будешь работать? - спросил он с досадой в голосе.
   - А что делать? - удивился я неожиданному повороту.
   - Расчеты делать, подписывать соглашения, - все еще раздраженно реагировал на вопрос Евгений и, перерыв содержимое папки, протянул мне договор.
   Я бегло изучил документ, суть которого заключалась в том, что предприятия города обязуются поставлять на стройку материалы, на выпуске которых специализируются, а оплату получат по окончании работ "жириновками".
   - Завтра я еду на завод, где директором работает мой кореш, - потеплел Палыч, - и поставлю под соглашением первую подпись. Мы с ним раньше в одном магазине работали, а если будет время, заеду к Главе районной администрации насчёт тебя... Когда мы с Яшей в Москву ездили, - продолжил он после небольшой паузы, - показали фильм руководителю Центрального аппарата. Хотели денег под реализацию проекта выбить. Он пообещал подумать.
   - Так ты знаком с руководителем аппарата?
   - Яша с ним разговаривал. Я в тот день в гостинице остался, - с обидой в голосе ответил Палыч. - У меня тепловой удар случился. Но он знает, что есть такой Кротов Евгений Павлович, которого должны избрать окружным координатором.
   - Что это за должность? - полюбопытствовал я на всякий случай.
   - Область поделена на два избирательных округа, и я хочу возглавить тот, к которому относится вся западная часть и город, а другой, восточный, возьмёт на себя Яша.
   - И что тебе для этого нужно сделать? - спросил я, хотя на самом деле не имел никакого интереса к планам Кротова.
   - Провести конференции во всех районах, входящих в состав моего округа.
   - Ты уверен, что везде выберут тебя?
   - У меня есть свои люди в некоторых организациях, - подозрительно замявшись, ответил Евгений. - В Холме вчера прошла конференция, должны протокол прислать. Там меня уже выбрали. Но не так все просто, - хитро ухмыльнулся Кротов и извлек из своих бумаг фотографию. На фото был запечатлен шеф партии, отечески обнявший молодого, скромно улыбающегося мужчину.
   - Это Пасько. Он работает на "красных". Нужно, чтоб и его убрали.
   -А если он уберет тебя? - спросил я, интуитивно почувствовав, что это уже перебор.
   - Меня убрать не так просто. Я координатор районной организации, и по Уставу партии снять меня могут только её члены. Их мало, но это всё надёжные люди, которых я сам принял в партию.
   "Если там все такие, как мой предшественник Тарас, то его даже и не подумают переизбирать", - подумал я.
   Вдоволь намечтавшись, шеф попросил меня сходить с утра на автовокзал и забрать протокол, который передадут с рейсовым автобусом.
   На следующий день Палыч прибыл в штаб на грузовике. Он несколько раз перечитал протокол и, заметно повеселев, попросил помочь загрузить разборные леса, которые стояли в подъезде. Когда мы их ставили в кузов, Кротов воровато смотрел по сторонам.
   - Украл? - спросил я, догадавшись, что леса принадлежат не ему. Похититель ухмыльнулся и резво запрыгнул в кабину.
   Оставшись один, я потихоньку стал переваривать полученную информацию и размышлять: "Как это ему позволили сделать себя координатором районной организации, которой фактически нет? В ней только пять человек из его района, остальные проживают в городе и должны состоять на учете в других районных организациях! И с чего вдруг он заручился поддержкой организации из Холма? Это же округ другого героя фильма о жириновках - Яши... "
   Зазвонил телефон: сладкий девичий голосок долго соблазнял меня купить у фирмы с английским названием писчую бумагу.
  
  
  
   13
  
  
   В ясный солнечный день Евгений появился в офисе компании прилично выглядевшего молодого человека и представил его как нашего однопартийца, что стало для меня полной неожиданностью. Достав из кармана солидную пачку денег, Палыч начал демонстративно ее пересчитывать.
   - На карманные расходы хватит, - похвастался предводитель и, посмотрев на часы, объявил: - сейчас пойдем к Семёнову, он примет твое заявление о вступлении в партию.
   Возле здания областной администрации мы оказались в обеденное время. Огромные двери то и дело хлопали. Из них степенно выходили, цокая каблуками, ухоженные дамы, проскакивали пузатенькие чиновники в белых рубашках с галстуками.
   Евгений любезно остановил мужчину в простенькой сорочке и плетеных сандалиях и завел разговор о какой-то общественной палате. Несколько посетителей приветливо с ними поздоровались за руку и включились в дискуссию. Предмет обсуждения показался мне скучным, и я отошел в сторону.
   - Пошли, - пригласил нас Палыч в здание, попрощавшись с человеком в сандалиях. - Разговаривал сейчас с депутатом, зовет к себе в народно-патриотический блок.
   Палыч предъявил дежурному милиционеру удостоверение помощника депутата и, попросив обождать, проскочил к лифту.
   Вернулся он в сопровождении высокого, подтянутого пожилого мужчины с белой лысеющей головой.
   Депутат Семенов жестко стиснул мою руку, недоверчиво просверлив пристальным взглядом, и провел нас в свою приемную.
   - Васильич, когда деньги из Москвы будут? - первым делом поинтересовался Евгений. - А то я пока за свои бензин покупаю.
   - Обещали до конференции перечислить, - твердым уверенным голосом ответил Семенов, внимательно изучая мое заявление. - Я сам не получал два месяца.
   - А что у нас с партийными билетами? Люди давно ждут.
   - Билеты будут новые, поэтому задержка, - деловито отреагировал Семенов и кивнул на документы Кротова: - Я вот смотрю, у вас есть кто-то, кто распечатывает тексты. Помогли бы.
   Евгений пропустил просьбу мимо ушей и встал со стула, дав понять, что все вопросы исчерпаны.
   - Он очень бодро выглядит, несмотря на возраст, - сказал я, когда мы вышли из кабинета партийного функционера. - А не пронесёт ли его от грядущих неприятностей?
   - Пронести его может только на унитазе, - весело съязвил компаньон Палыча.
   "Похоже, Кротов брал его с собой только для того, чтоб козырнуть своими лучшими кадрами", - подумал я.
   На улице я не упустил случая напомнить шефу, решившему спрогнозировать карьеру Семенова, о своих проблемах, и был удивлен его реакцией: Евгений настолько абстрагировался, что даже не попытался сделать вид, что слышит меня.
   - Я не хочу вникать в суть твоих партийных интриг, - вспылил я. - Мне уже во сне снятся комната и соседи. Пока я сижу у тебя в офисе и жду комиссию из Москвы, меня, на хрен, выселят!.. Помоги чем-нибудь или ищи девочку на такую работу.
   - Тебе деньги платят за то, что сидишь и ничего не делаешь, - нервно ответил шеф.
   - Какие деньги?! - удивленно воскликнул я.
   Евгений покрутил головой и, снизив тон, пояснил:
   - У нас секретари получают деньги. Семенов всю семью пристроил в партию деньги получать на халяву. В центральном офисе, на Советской, дежурит его сын, спит целыми днями. Другой сын, что в депутатской приемной сидит, получает ставку помощника депутата, редактора газеты, а жена его оформлена у него секретаршей. И ты получишь, когда Москва деньги перечислит! А будешь работать, мы тебя редактором газеты сделаем.
   Выслушав своего начальника, я не стал обострять отношения и, махнув рукой, ушел.
  
  
   14
  
  
  
   В воскресенье Палыч явился ко мне домой в сопровождении уже знакомого мне молодого человека и невысокого мужичка с лиловым носом. Алкаш был одет в расклешенные кримпленовые брюки светло-коричневого цвета и маломерную, с узкими короткими рукавами и погончиками на плечах сорочку, на кармане которой переливался значок с изображением нашего вождя.
   - Здравствуйте, девушка! - весело поприветствовал шеф мою спутницу жизни и, обращаясь ко мне, сообщил: - Был я у главы районной администрации, он обещал тебе ордер.
   - Так ордера выдаёт городское жилуправление, - стал уточнять я, наивно обрадовавшись сомнительной новости.
   - Я его за язык не тянул, и это не твоя проблема, как он его тебе сделает, - немного разозлился шеф и после небольшой паузы, уже мягко, перешел к делам партийным: - Звонил Яша из Москвы, должен на днях приехать... Ну, ты будешь в понедельник на телефоне? Могут позвонить из аппарата.
   "Придется согласиться, - подумал я. - После его недавних хлопот отказываться как-то неудобно".
   Всю следующую неделю шеф звонил по несколько раз в день и справлялся об ожидаемых звонках из столицы.
   Появился он без предупреждения с бутылочкой фанты и шоколадкой в руках. Проглотив первую порцию пайка, Евгений вышел в коридор и, забарабанив в дверь, заорал хриплым голосом:
   - Ну что, сынок, опять напишешь на меня докладную? Стукнуть бы тебя головой об стенку за это. Выходи, поговорим!..
   Вернувшись в кабинет, Палыч начал демонстративно вычитывать вошедшего следом молодого человека с фигурой атлета. Парень отвечал ему на удивление сдержанно, обращаясь на "вы".
   - Ты знаешь, что твой Семенов скоро слетит с должности?
   - Не-ет, - удивлено вскинул брови атлет.
   - Москва на Семеновых крест поставила. Думай, на кого работаешь,- загадочно и серьезно произнес Палыч вконец растерявшемуся парню.
   - Он докладную написал Семенову на меня, - желчно процедил сквозь зубы Евгений, когда мы остались одни.
   - А что ты такого запрещенного сделал? - поинтересовался я.
   - Понимаешь, Семёнов перепутал партию. Устанавливает порядки, как в КПСС. Курить, видишь ли, и пить нельзя в штабе. А мы будем пить и баб здесь трахать! Хе-хе.
   Допив из горлышка фанту, Палыч предложил съездить в школу, в которой работал программистом его молодой компаньон, на встречу с Яшей.
   Школа располагалась неподалеку от моего дома. В маленькой комнате, загруженной различной аппаратурой, нас ждали трое, включая программиста. Новости, которые деловито сообщил в спокойной манере рассудительный Яков, были нерадостные. Во-первых, Москва особенно не спешила повторно присылать сюда комиссию, а во-вторых, Пасько тоже не сидел сложа руки и раскопал компромат на одного из подписавшихся под доносом шефу. Этот человек оказался среди нас. Невысокий крепкий юноша весело заулыбался, когда Яша пояснил, что Москва теперь знает, что он, Иванов Никита, состоит на учете в психиатрической больнице.
   Недобрые вести серьезно подпортили лидеру настроение, и он заходил по тесной комнатушке, глубоко затягиваясь сигаретой.
   - Пока там, в Москве, решают, что делать, - с досадой в голосе заговорил он, - нужно оформить протоколы конференций, подтверждающие мое избрание окружным координатором, - и показал Яше протокол из Холма.
   Яша удивленно посмотрел на Палыча и мягко поправил:
   - Но Холм - это уже мой округ.
   Палыч пропустил реплику мимо ушей и продолжил гнуть свою линию:
   - Когда Москва увидит эти протоколы, то поймет, кто в организации лидер. В Аппарате должны знать, что кроме Пасько и Семенова есть еще Кротов Евгений Павлович!
   Яков молчал и покачивал головой, чем напомнил мне Хасбулатова в историческом эпизоде прибытия на съезд нетрезвого Бориса.
   Я встал и начал прощаться, чем окончательно разозлил лидера, и он завопил:
   - Иди - работай на Семенова!
   Я понял, что это все, и принял решение обратиться за помощью в городской Совет.
  
   15
  
   Совет на 80 процентов состоял из коммунистов, бессовестно пообещавших восстановить справедливость. Оказавшись в мягких креслах, защитники обездоленных избирателей резко умерили свой пыл и стали осторожно присматриваться к новым прелестям служебного положения.
   Поднявшись по широкой мраморной лестнице, устланной ковровой дорожкой, на второй этаж здания, олицетворяющего символ непоколебимой российской бюрократии, я без труда нашёл приёмную председателя Совета народных депутатов. Секретарь - немолодая, простоватого вида женщина, выслушала меня и зарегистрировала моё послание отставному генералу, который в канун выборов стал символом нового этапа революционной борьбы.
   На мою краткую обвинительную речь обратили внимание седовласые сухопарые старички с лучистыми глазами. Воспрянувшие духом после победы своей партии на выборах, они почти каждый день, с раннего утра до вечера, крутились в Совете. Разгорелась бессмысленная дискуссия, в процессе которой они стали традиционно удаляться от конкретного вопроса, наперебой обвиняя, причем совершенно не к месту, во всех грехах Ельцина да Гайдара с Чубайсом. В ответ на их пропаганду я назвал имена гайдаров и чубайсов местного масштаба, которые неплохо сработались с нынешним Советом, состоящим почти целиком из выдвиженцев от КПРФ, и поинтересовался, почему в жилищном управлении, раздавшим в самые смутные времена почти все квартиры вне очереди, нет никаких перемен в руководящих кадрах.
   Воспользовавшись замешательством, я отметил важность исторического момента, когда им, коммунистам, опять доверили власть, и уже не нужно брать Белый Дом, а достаточно выгнать с десяток-другой местных "аллергенов".
   - Если не выполните эту задачу сейчас, то уже не выполните никогда, - громко произнёс я и попрощался с аудиторией, поняв по выражению их лиц, что они с удовольствием продолжат дискуссию без меня.
   Но наивно было даже полагать, что после удаления местных "аллергенов" наступит просветление. Ведь они были заложниками системы, претворяющей в жизнь принцип: если кому-нибудь плохо, то другим от этого, наоборот, хорошо. Эта система могла эффективно работать, когда её заполняли люди, прошедшие естественный отбор. Всех гуманистов и прочих наивных мечтателей об общем благе она быстро разжёвывала и выплёвывала.
   Первые послепутчевые годы, когда во власти часто оказывались дилетанты, и объясняют тот хаос, лихорадивший институты управления. Эти мечтатели-гуманисты хватались за всё сразу и старались делать то, что не делали до них коммунисты, и это уже бесспорно положительный момент. Была масса случаев, когда безо всякой "смазки" граждане получали ссуды на строительство жилья, кредиты на фермерство, участки под застройку.
   Процессы разложения начались не сразу. Они были, как вирус, занесены с самого начала и потихоньку разъедали слабых, делая их своими в системе, и одновременно выдавливая тех, кто не принимал общих правил игры.
   Вернувшиеся в 96-м году во власть новые коммунисты не побрезговали опытом заражённых предшественников и с помощью своих бывших идеологических сородичей, остававшихся во власти в качестве распространителей заразы, наладили сбившуюся было машину. Получился какой-то суррогат, основанный на негативе послепутчевого периода и скрупулезности подхода к любой мелочи, заимствованной у советской бюрократии.
  
  
   16
  
  
   После совещания в школьной аппаратной Палыч на время потерялся. В один из дней он появился в офисе в сопровождении сразу трёх новичков.
   - Голубого нет? - развязно поинтересовался шеф, едва переступив порог.
   Я молча покачал головой, заметив, что предводитель немного осунулся.
   - А что за голубой? - спросил один, с татуировками на пальцах.
   - Вон он знает, - подмигнул, улыбаясь мне, шеф. - Хочет из партии меня исключить.
   - Тебя?! - подчеркнуто удивлённо и возмущённо переспросил татуированный.
   - Я два года вкладываю деньги в эту партию! Вон, дверь с коттеджа принёс! - полыхнул злобой предводитель, указав на фанерную дверь, выкрашенную в белый цвет. - Гена, пиши заявление, - обратился он, свирепея ещё больше, к угрюмому мужику с испуганным лицом серо-землистого цвета.
   Тот, взяв пододвинутую мною ручку, стал нерешительно вертеть её в руках. Собравшись с мыслями, он начал заполнять анкету.
   - Серьезные люди хотят с нашей партией работать. Ко мне даже жулики подходили и спрашивали: "Палыч, может, что надо?", - продолжал митинговать лидер. - А я не могу принять у них помощь - разворуют!
   Гена робко передал мне лист вместе с фотографией. Возраст, указанный в анкете, совершенно не соответствовал внешности сидящего передо мной человека.
   - Давно фотографировался? - спросил я.
   - Да года два назад.
   - Что-то ты сильно изменился. Случилось что-нибудь? - сочувственно поинтересовался я.
   Мужчина как-то очень грустно улыбнулся, что, собственно, и сошло за ответ.
   - У тебя работа есть? - вновь обратился я к нему, не обращая внимания на балаган, который устроил Рыжий с остальными гостями.
   - У Палыча работаю на коттедже, - тихо ответил он.
   - А деньги получаешь? - перешел я на шепот.
   - Да когда покормят, когда на сигареты дадут...
   - Тебе нужно работу искать.
   - Скоро Москва перечислит деньги, и мы будем требовать свою долю! Пока я за два года от партии не получил ни копейки! - возмущенно декламировал лидер.
   "Да он обкуренный!", - внезапно догадался я, внимательно посмотрев в его неестественные, стеклянные глаза.
   Вдохнув в сознание слушателей дух большевизма, то есть дав им понять, что в случае победы его, Палыча, над засевшими в региональной организации врагами, эти штаб-квартира, партийный автомобиль и деньги, поступающие из Москвы, будут принадлежать народу, хозяин вместе со свитой направился к выходу.
   "Что за отношения у него с блатным миром? - задумался я, когда голоса стихли. - Неужели он рискнет вытянуть у них с "общака" деньги?"
  
   17
  
   - Ротный, - представил мне шеф следующим утром грузного лохматого мужика.
   Тот подошел ко мне и протянул потную ладонь. Его нехитрый "прикид" состоял из спортивных трико с пузырями на коленках, жёлтой майки без рукавов и больничных шлёпанцев. Из подмышек торчали длинные черные волосы. Судя по выхлопу, лохмач был перехвачен Палычем возле пивной.
   - Голубой здесь? - спросил меня Евгений, придурковато ухмыльнувшись. - Хочешь голубого посмотреть?
   - Где? - хрипло произнёс лохмач и загоготал.
   - Иди в ту комнату направо, хе-хе.
   Толстопузый, как генерал, двинулся в указанном направлении. Вернулся он быстро и в настроении ещё более весёлом.
   - Палыч, смотри, что я нашёл, - обратился он к шефу, показывая 50-рублёвую бумажку.
   - Сегодня посторонних у нас не было. Деньги потерял студент, - огорчил я толстопузого. Тот расстроено посмотрел на своего приятеля, который спешно пересчитывал наличность.
   Закончив проверку своего "лопатника", шеф властным голосом объявил:
   - Это деньги голубого, иди и пропей их!
   Ошеломлённый такой приятной неожиданностью, лохматый переминался с ноги на ногу и всё никак не решался идти туда, откуда его привезли.
   - Иди, я тебе сказал! - скомандовал Кротов.
   Когда волосатый загривок скрылся за дверью, предводитель закурил и, походив немного по комнате, направился к выходу, бросив мне на прощанье:
   - Не говори ничего голубому. Он - гнида.
   Я постучал в стенку.
   Явившийся на стук студент улыбнулся:
   - Что это за рожа ко мне заглядывала?
   - Да вот Палыча знакомый заявление в партию принёс и деньги чьи-то подобрал в коридоре.
   Парень сунул руку в карман джинсов и, бледнея, рассеянно выговорил:
   - Ключи доставал и выронил. Блин, только сегодня занял этот полтяш... Он пешком пошёл или его Евгений Павлович отвёз?
   Пожав плечами, я протянул ему анкету и посоветовал скорее бежать по адресу, указанному в ней.
   Через час студент вернулся.
   - Отдал? - первым делом спросил я.
   - Не сразу. Поначалу запирался. Я поднажал, и он вернул половину. Потом в прихожую вышла жена, отдала двадцать пять рублей из собственного кошелька и даже извинилась.
   - Куда же он двадцать пять рублей дел? Неужели успел отовариться? - начал вслух размышлять я. - Домой выпивку приносить ему жена наверняка не разрешает... Но не мог же он так быстро приговорить несколько бутылок бормотухи?.. Скорее всего, полтинник ему разменял Кротов... Так вот почему он не стал врать, что найденные деньги принадлежат ему! Он просчитал, что лучше получить половину с Ротного, нежели иметь реальную перспективу возврата всей суммы тебе.
  
  
   18
  
  
  
   Через пару дней, войдя в офис, Палыч ни словом не обмолвился о произошедшей оказии с полтинником, огорошив меня сенсационной по тому времени информацией. Несколько часов назад у подъезда собственного дома выстрелом из обреза был смертельно ранен депутат городского Совета, бывший председатель райисполкома. На возникшие у меня вопросы шеф ответил одним предложением:
   - Заходи сразу после работы ко мне, поговорим.
   Размышления о дерзком убийстве коммуниста, который совсем недавно приветствовал с трибуны площади Ленина колонны трудящихся и вряд ли представлял такой неожиданный финал своей удачной карьеры, не оставляли меня весь день.
   В назначенное время Палыча в квартире не оказалось. Я стал прохаживаться возле подъезда и вскоре увидел приближающуюся знакомую "шестёрку". Подъехав ко мне, шеф пригласил меня в машину. Я приготовился было к небольшой экскурсии по городу, но, оказалось, напрасно. Шеф остановился у капитального гаража, который находился неподалеку, и стал открывать ворота, невольно продемонстрировав мне просторную площадь. Похваставшись, что в его гараже ставит свою машину сам начальник милиции нашего района, Палыч повел меня в дом.
  В этот вечер хозяин был откровеннее обычного. Он объяснил мне, с удовольствием затягиваясь сигаретой, что в городе на власть претендуют несколько команд, и, напустив ещё больше туману, дал понять, что он, Кротов Евгений, входит в одну из них. Во время беседы несколько раз звонил телефон. После общения с одним из абонентов шеф отложил на пыльный журнальный столик несколько видеокассет в коробках, оформленных фотографиями гангстеров и роскошных блондинок в шелковых пеньюарах.
   - Хочешь, посмотри вечером, а завтра занесёшь их к начальнику РОВД, - предложил мне он.
   Прочитав на глянцевых обложках краткое содержание картин, я обнаружил, что все они были о мафии и полицейских, ведущих борьбу и вынужденно переступая при этом рамки закона. Просмотрев из любопытства один эпизод, в котором задержанного обрабатывали, как боксерскую грушу, я дипломатично отказался от предложения.
   По дороге домой я стал гадать, кто входит в команду Кротова, и пришел к выводу, что ее костяк составляют офицеры милиции.
  
  
   19
  
  
  
   Наш небольшой переулок уклоном уходил сквозь посадки ясеня и заросли крапивы в глубокий ров, на песчаном дне которого шумела быстрая речушка. Я досконально обследовал ее холодное русло, заваленное деревьями, изношенными автомобильными протекторами, обломками гранитных плит с размытого кладбища и отыскал землянку бомжей. Среди обитателей оказался бывший майор российской армии, решивший обрести в овражной глуши полную свободу и независимость.
   Мой дом по сравнению с землянкой майора можно было посчитать за дворец и жить в нем - не тужить. Однако я не хотел сидеть сложа руки и для начала оборвал обои. То, что я обнаружил, серьезно озадачило меня. Верхние брёвна сруба выдавили внутрь нижние, подгнившие, а в местах, где сильно текла крыша, бревна превратились в труху до самой смолистой сердцевины. Под окном на северной стороне я без труда проделал рукой сквозную дыру.
   Предстояла серьезная работа, на которую я располагал одним помощником. То был собравший немало подобных домов простой русский мужик Николай. Не было такой работы в строительстве, которую бы он не попробовал, и всё было бы у него гладко, если б не один недостаток - после недели добросовестного труда он предавался недельному пьянству.
   В эти дни он приходил и рассказывал о своей прошлой жизни, просил денег в счёт будущей отработки и временами допивался до того, что начинал строить агрессивные планы по отношению к лицам, ранее его обманувшим. Из его многочисленных рассказов я узнал, что все хозяева огромных домов, на которых Николай иногда батрачил, как один старались не платить в положенный срок денег или платили несоразмерно меньше сделанной работе.
   - Ты ведь у Жириновского в партии? - спросил он как-то у меня. - Вчера смотрел его по телевизору. Ну и давал же он жару! Между прочим, правильно говорил. Про Ельцина сказал что-то вроде того, что тот дурак.
   - Так вступай в партию к нему, если хочешь, - предложил я ему.
   Николай поначалу немного смутился. Мне показалось даже, что он посчитал себя недостойным быть членом партии, за которую в 93-м году в городе голосовал каждый третий, пришедший к избирательным участкам.
   - Так ведь там взносы надо платить, а я нигде не работаю. Но денег не жалко, если не очень много, конечно.
   - Коля, ты хочешь, чтобы Жириновский стал президентом?
   - Конечно, это мужик что надо. Мне кажется, он быстро наведёт порядок.
   - Неси завтра документы и заполнишь анкету. Только сразу предупреждаю, билет с собой не носи. А то ты ведь напьёшься где-нибудь в самое неподходящее время и партию опозоришь.
   - Да ты что?! Я ведь всё понимаю. Это дело серьёзное. А что делать будем, когда я билет получу?
   - Ищи, Коля, сторонников. С Серёжей, например, поговори, который с тобой плотничал. Он парень трудолюбивый, скромный. А его, как и тебя, везде обманывают. Бесплатно, фактически, приходится работать. Начнешь возмущаться - хозяин вызовет "крышу", глядишь - ещё и морду набьют. Бандиты - они от хорошей жизни обнаглели. В банды идёт молодежь из вполне благополучных семей. А родители у некоторых и рады деньгам, которые сын отобрал у соседа. Мало того, даже гордятся этим. Приятно же, когда перед тобой заискивают, обращаться с просьбами: "Помоги, у дочки палатка, на неё наехали". Раньше престижно было, когда сын военным стал или врачом, а теперь - бандитом. А государство наше, если его так ещё можно называть, проявляет гуманность. Лишать жизни - право Всевышнего. А бандиты не спрашивают у Бога разрешения. Получается так, что отменяют смертную казнь для одних и тем самым вводят для других. Нужно думать, как самим себя защищать. А когда люди объединяются - это уже сила.
   Николай был явно доволен такой простотой разговора. На следующий день он принес несколько старых удостоверений в затёртых обложках и даже трудовую книжку. Пока я их просматривал, он переоделся и начал готовить инструмент.
   - Я вчера сказал своей, что в партию вступаю. Она пока не верит. Вот билет покажу, потом посмотрим, как тогда она себя поведёт, - рассуждал мастер, подправляя лезвие и без того острого, как бритва, топора.
   - Про партию мы ещё поговорим, а пока, Коля, скажи мне, как нижние брёвна менять думаешь. Тут некоторые советуют поддомкратить углы и вытащить их.
   - Да ты что, с ума сошёл! Хочешь, чтобы дом рассыпался? Замки разойдутся - и будешь лежать под брёвнами!
   - А ты что предлагаешь?
   - Да вот думаю пока.
   Походив немного вокруг дома, Николай принялся за работу. Перерубив нагеля, он выбил с угла небольшой кусок гнилых бревен. Потом в этом месте за счет новой кладки возвысил фундамент, оставив выпуски кирпича для замков. Далее он проделал то же самое на соседнем участке.
   Недели через две работник прошёл весь дом по периметру. Убрав гниль, которая была когда-то подоконной доской, мы принялись выпиливать расположенное под ней трухлявое дерево. После этого на концах здоровых бревен сделали зарубы под замки и соединили их с подготовленными свежими вставками.
   Сметая с пола труху и желтую пыль, я думал о том, что сделавшие этот сруб сразу после войны люди наверняка не предполагали, что их работу будут переделывать через пятьдесят лет.
  
  
   20
  
  
  
   Палыч, узнав о том, что я занимаюсь подготовкой к зиме, пообещал прислать ко мне хорошего специалиста по отоплению.
   На следующее утро я проснулся раньше времени от неистового лая собаки. Резко подскочив, я направился к окну, задев по дороге коленом табурет. Отодвинутая слегка штора позволила мне увидеть стоящего у калитки незнакомца. Одевшись на ходу, я вышел во двор. Подходя ближе к забору, я отметил про себя, что у гостя уголовная физиономия и уж очень знакомая. Секундами позже я вспомнил, что такое же лицо я на днях видел по телевизору. Оно принадлежало человеку, сыгравшему одноглазого уголовника в фильме "Место встречи изменить нельзя".
   - Я насчет отопления, - успокоил меня незнакомец.
   Володя (так звали специалиста) имел совершенно иной подход к работе, нежели Николай. Если последний трудился, а потом пил, то первый делал всё одновременно. Поначалу я, положившись на опыт сантехника, почти не интересовался его рабочим днем. Я не обращал внимания, что он куда-то постоянно уходил. Иногда ему нужно было отлучиться, чтобы согнуть трубу. Случалось так, что он искал подолгу необходимую муфту или шёл специально нарезать резьбы. Бывало, целый день уходил на поиски недостающих фитингов. Я предлагал ему купить всё необходимое на базаре, но он отговаривал меня, ссылаясь на то, что всё достанет сам и гораздо дешевле. Взяв на себя вопросы снабжения, Володя вынужден был угощать своих знакомых вином, купленным на мои деньги, поскольку других расчетов те не признавали. Поэтому у маэстро были деньки, когда он успевал надраться задолго до обеденного времени. Но в любом состоянии работа не прекращалась.
   - Ну, никак не хочет. Что ты с ней будешь делать, - бормотал он в минуты, когда не удавалось открутить прикипевшую муфту. И только после того, как ему случалось свалиться, он делал перекур на все остальное время.
   - Откуда ты Палыча знаешь? - спросил он как-то меня, заканчивая вынужденно работу.
   - В одной партии состоим, - ответил я.
   - А я думал, что у вас дела какие-то общие есть. Вижу, вы люди хорошие, и как-то удивительно стало, что тебя что-то с Рыжим связывает. Ведь это не человек, а тварь. Тварь самая настоящая. Хочешь, передавай ему, хочешь - нет, но я не могу не предупредить тебя об этом.
   - А почему ты его рыжим назвал?
   - Его так все зовут. Он же рыжий был, пока не поседел.
   - За что же невзлюбил его так, что человеком не считаешь?- спросил я.
   - Ну вот хотя бы случай, - начал объяснять сантехник.- Сгорел дом рядом с его коттеджем. Только увезли трупы хозяев, он подошёл с разводным ключом и начал скручивать радиаторы. А время как раз такое, когда все на работу мимо идут и видят.
   - А мне казалось, что с соседями он в хороших отношениях,- возразил я.
   - Ненавидят его все, кто более-менее знает, - вспылил Володя.
   - А те люди, что работают у него на строительстве, - они, похоже, его уважают.
   - Да куда им деваться, если некоторым жрать даже нечего. А матушка его суп варит из мослов в огромной кастрюле. Мослы ему эти бесплатно привозят с заводской столовой, где его кореш директором работает. Сеструха помогает по хозяйству. И самогоночка у него всегда есть.
   - У него сестра есть?
   - Да. Была нормальная раньше. А потом, хрен его знает от чего, вертанулась.
   - Где он, интересно, столько денег находит на стройку?
   - Да у него весь материал ворованный. Он не может дня прожить, чтобы не украсть чего-нибудь. И в партии обязательно найдет, что украсть.
   - А у нас воровать нечего, Володя.
   - Ну, все равно он схимичит как-нибудь. Взносы, например, партийные прикарманит.
   "Рыжий" оказался легок на помине.
   - Мы тут взносы собираем, - начал он после рукопожатия.
   - Хорошо, деньги с Москвы придут - вычтешь с моей зарплаты.
   - А что это у тебя за масла? - поинтересовался он оставленными мужем прежней хозяйки канистрами и прочими емкостями.
   - Я завтра повезу литературу в совхоз "Пионер". Может, что и сгодится для моего "газона", - продолжил Палыч, видя, что я задерживаюсь с ответом.
   Через несколько минут багажник "Жигулей" моего шефа был загружен. В это время Володя, вышедший из дома, начал что-то искать возле крыльца.
   - На, отнеси к машине, - передал я ему трехлитровую банку с тосолом.
   Поставив её в открытый багажник, он извлек оттуда свои потерянные рукавицы.
   Палыч в это время сунул нос в огород и обнаружил там металлический уголок. Вернувшись, он спросил:
   - А уголок тебе не нужен?
   - А ты что, купить хочешь? - рассмеялся я.
   Палыч сделал вид, будто ничего не слышал. Когда он усаживался в машину, я поинтересовался, чем закончились его хлопоты в районной администрации.
   - Я показал твои заявления главе. Подойди к нему в пятницу и скажи, что от Кротова Евгения Павловича.
   Был четверг, и я, записавшись в журнал для посетителей, стал ожидать приема. Немолодая секретарша немного огорчила меня, предупредив о том, что шансов встретиться с главой сегодня у меня мало, а на следующий день он вообще уходит в отпуск. За десять минут до обеденного перерыва я всё-таки попал в кабинет и, представившись, перешёл к делу:
   - С вами недавно говорил Евгений Павлович.
   - А кто это такой? - как-то рассеянно поинтересовался пожилой представительный мужчина.
   Я пояснил, что это помощник депутата Государственной Думы от фракции ЛДПР. Глава немного задумался, но, судя по безразличному выражению лица, так ничего и не вспомнил.
   - Ну, а что у вас за проблема? - спросил он, посмотрев на часы. Выслушав всего лишь несколько моих предложений, он прервал меня:
   - Так вы хотите, чтобы я поговорил с начальником жилуправления? - и, не дожидаясь моего ответа, добавил: - Но она мне не подчиняется.
   Чиновник был вял и немного бледен. Возможно, у него наступил период, когда власть перестает радовать. Не знаю почему, но его отказ меня совершенно не огорчил. Я даже обрадовался тому, что с этим человеком меня в будущем ничего не будет связывать.
  
  
  
   21
  
  
   После обеда в штаб-квартиру партии вошли двое мужчин. Один из них - невысокий, темноволосый, плотненький, в свеженькой рубашке - бодро представился руководителем районной организации ЛДПР посёлка Корзиново. Поинтересовавшись, не приходил ли Евгений Павлович, крепыш недовольно посмотрел на часы. Второй гость робко присел на край стула и уперся взглядом в дрожащие руки.
   Палыч вошел с каким-то раздосадованным видом и, поздоровавшись, пододвинул к себе телефон и стал накручивать диск.
   - Здравствуйте! - вызывающе поприветствовал он откликнувшегося абонента и, тускнея на глазах, замер: - Что ты, старый пердун, угрожаешь мне?! - взорвался он, покрывшись в области шеи красными пятнами. - Я всю общественность на ноги подниму!
   Когда разговор внезапно прервался, Палыч жадно закурил.
   - Семенов пугает исключением, - пояснил он, немножко успокоившись.
   Темноволосый усмехнулся и принялся подбадривать коллегу, потом, кивнув в сторону робкого товарища, заговорил:
   - Вот парню нужно помочь. Он квартиру хотел продать азербайджанцам, что золото скупают у колхозного рынка. Те дали ему задаток на долги по квартплате. Он, - крепыш снова указал на убитого горем продавца, - все сделал, но ему детей некуда выписать. Рассказал азерам, а они потребовали срочно вернуть задаток в тройном размере. Потом стали наезжать, к начальнику криминальной милиции вызвали, припугнули уголовным делом за мошенничество.
   Палыч усмехнулся и начал звонить.
   - Петь, ты? Как дела? - сделал он вступление. - Тут информация есть на начальника криминальной милиции. Стрелки устраивает у себя в кабинете.
   Палыч стал вводить абонента в курс дела, потом минуту слушал.
   - У одного бандита в квартире телефон зазвонил, - пояснил он, положив трубку. - Он вышел в прихожую, чтобы ответить, а его через дверь расстреляли.
   Палыч, немного воспрянув духом, снова взялся за телефон и набрал номер.
  - Ген, ты? Привет! Кого там завалили?
   Выслушав последние новости, шеф резко засобирался, делая вид, что очень спешит, и, похоже, на самом деле забыл о недавней просьбе темноволосого. Когда он нас покидал, у крепыша слегка отвисла челюсть.
   - Он, кажется, забыл про вас? - нарушил я неловкое молчание.
   - Да ну его, рыжего! - вспылил проситель.
   - А чего ты его рыжим назвал?
   - Так это кличка у него такая.
   Я проводил гостей на улицу и по дороге поинтересовался у однопартийца, знает ли он, что "Рыжего" в Холме окружным координатором выбрали.
   - Вот хитрый, тварь, подлизался к бабе. Там же у нас баба координатор.
   - А ты не думал о том, что он со временем станет вашим руководителем?
   - Кто его, дурака, выберет? - усмехнулся крепыш. - Над ним все смеялись, когда он на координационных советах выступал. А когда на учебу в Москву ездили, он проститутку в номер привел. А потом, когда сутенер пришел деньги требовать, у него коленки от страха подкосились. Полчаса потом трясся, наркоман.
  
   После этого случая мой шеф перестал появляться в офисе. В выходной день, проходя мимо знакомого коттеджа, я решил справиться о его делах. Возившийся с обгорелыми бревнами худой пожилой мужчина на мой вопрос, дома ли Палыч, указал на стоящую во дворе будку на колесах от грузового автомобиля. Я взобрался на небольшую лестницу и заглянул внутрь. Мой предводитель валялся на лежаке, застеленном грязным байковым одеялом. Рядом с нарами был сооружен стол, на котором стоял граненый стакан, доверху набитый окурками, и сидело множество мух.
   Увидев меня, Палыч немного оживился.
   - Что, тяжелые времена наступают? - спросил я, протягивая ему руку.
   - Скоро КС. Семенов готовит мое исключение из партии, - с обидой в голосе заговорил Евгений.
   - Ну, а что Москва? - поинтересовался я на всякий случай.
   - Вольфович прочитал ту бумагу и сказал, что 50% её содержания - ложь, - недовольно ответил Палыч и совсем скис.
   - Что делать собираешься? - спросил я из-за нахлынувшего по непонятным причинам сочувствия.
   - Полечу на Канары, - неожиданно выдал предводитель и достал сигарету. - Сева! - окликнул он тут же худого рабочего. Когда тот к нам заглянул, он попросил распорядиться насчет чаю. Я не стал дожидаться угощенья и попрощался.
   На следующий день Палыч позвонил в офис и стал просить меня связаться по телефону с Семеновым.
   - Что мне нужно спросить у него?
   - Передай, что Евгений Павлович улетает на Канары.
   - А стоит ли?
   - Звони, я тебе говорю!
   Минуты через три телефон снова зазвонил.
   - Ну что, передал?
   - Его нет на месте, - соврал я, понимая, что Кротов ведет себя как ученик, которого исключают из школы
  
   22
  
  
   Вечером я встретил знакомую, живущую в соседнем с Зоей подъезде.
   - Тут слухи ходят, что кто-то написал в Москву по поводу нарушений жилищных прав в нашем доме, и по нему теперь ходит комиссия, - заинтриговала она меня. - Судя по всему, тем, у кого есть постоянная прописка, будут давать ордера. Я переживала, что заняла другую комнату большей площади. Но мой мужчина, он дружит с председателем горсовета, похлопотал за меня. Теперь мне только осталось сделать начальнице жилуправления презент, и все будет нормально.
   Информация, полученная от счастливой дамы, подстегнула меня, и, сгорая от нетерпения, после беспокойной ночи, я стремительно вошел в начале рабочего дня в приёмную жилуправления.
   - Вы ведь там не живёте? - с ходу озадачила меня секретарша.
   - А какое это имеет значение? - разволновался я. - Вы читали моё заявление? Там же чёрным по белому написано, что я не в состоянии проживать с Зоей Алексеевной и её дочерью в одной квартире!
   - Вы неправильно меня поняли. Я не предъявляю к вам претензий. Просто у вас в квартире была наша комиссия и составила акт о том, что вы там не проживаете. Соседи его подписали, вам нужно находиться там.
   - Спасибо, извините. Я неправильно поначалу вас понял. Да, кстати, у меня есть контактный телефон. Вы можете пригласить меня, когда еще один акт будут составлять.
   - Я позвоню вам, - улыбнулась секретарша.
   "Рано обрадовался", - расстроенно вздохнул я, направляясь в партийный офис, и начал гадать, как незаметно внести в комнату кровать или на худший случай раскладушку.
   - Ты в курсе, Пасько приехал! - воскликнул очень радостный секретарь Промышленной организации. - Пасько привез деньги - получишь зарплату.
   - Получу - и попрощаюсь с вами.
   - Так ты что, уходишь?
   - А ты думал, что я с Кротовым сработаюсь?
   - Давай не уходи, займешь его место.
   - Да его до смерти палкой теперь не выгонишь. Кто его породил, пусть теперь и убивает.
   Коллега рассмеялся:
   - Хорошо, я передам это Семенову.
   Прощаясь, он бросил реплику:
   - А я думал, что ты его друг.
   В коридоре послышались голоса и топот ног. Дверь распахнулась, и ввалилась толпа. Впереди всех был белый как простыня Кротов.
   Сопровождение его состояло из перепуганного насмерть Гены-землекопа, Тараса, волосы которого показались мне еще жирнее, чем в первый день нашего знакомства, Ротного и мужчины в кримпленовых брюках. Всё это заполнившее комнату собрание имело сходство со сценой из фильма "Идиот" режиссера Пырьева, когда Рогожин со свитой приехал в дом Иволгиных.
   - Деньги не давали? - возбужденно спросил предводитель.
   - Не знаю, я не получал.
   - Возьми лист бумаги и пиши заявку!
   - Что писать? - спросил я, вооружившись ручкой.
   - То, что нужно для офиса, - нервно произнес мой шеф и тут же начал диктовать:
   - Плитку электрическую, чтобы можно было пожрать сготовить. Потом - люстру.
   - Зачем люстру? Эта ещё нормальная, - возразил я, глядя в потолок.
   - Пиши, я тебе сказал. Всё равно половину денег разворуют и спишут на машину.
   Прокричав это, Палыч достал талоны на бензин и протянул их мне со словами:
   - Пусть оплатят. Это я ездил в совхоз "Пионер", возил литературу.
   Судя по пачке талонов, получалось, что ездить туда предводителю приходилось не раз. У меня сразу возник вопрос: нельзя ли было в грузовик поместить сразу всю литературу, тем более свежей мы не получали? Но, посмотрев в неживые глаза начальника, я решил эту мысль не озвучивать.
   - Так, пиши, дверь - 500 рублей, - опять разволновался предводитель.
   - Хорошо, - сказал я.
   - Похороны... Сколько просим на похороны? - обратился он к своим.
   Те промолчали.
   - А кого хоронить собираемся? - поинтересовался я.
   - Уже схоронили сегодня. Севу. Он член партии был.
   - Это тот, что брёвна чистил, когда я к тебе заходил?
   - Да. Пиши 200 рублей, - махнул рукой Палыч и закурил.
   - Да, - прервал минуту молчания шеф, снова переключившись на меня, - ты ж 300 рублей получишь за два месяца, дай на общак рублей 50. Мы на эти деньги кофе купим, будем пить здесь. А сахар я уже принес из дома.
   Я кивнул головой и положил заявку в стол, решив ее никому не показывать.
  Только Палыч увел свою команду, как на пороге появился высокий молодой мужчина в синем костюме. Он вошёл, мягко ступая, и оглядел стены.
   - Это вот за эту дверь я заплатил Евгению Павловичу 500 рублей? - недоуменно произнес он высоким уверенным голосом и протянул мне руку для приветствия.
   - Тут ещё талоны на бензин, - на всякий случай сказал я, сообразив, что здороваюсь с Пасько.
   - А вот этот номер у него не пройдет. Это Семенов сдуру ему оплачивал. А я выяснил, что он ездит только по одному маршруту - в совхоз "Пионер" и берёт там мясо на реализацию. К партийной работе это никакого отношения не имеет.
   Воспользовавшись визитом депутата, я решил поговорить с ним насчет ордера на комнату.
   - Хорошо, напишите это на бумаге, - ответил Пасько, быстро сориентировавшись в ситуации. - Только кратенько. И принесите это в понедельник. А через три дня я обязательно дам ответ.
   Когда в понедельник я позвонил ему в кабинет, он сообщил мне, что в пятницу после нашего разговора состоялось плановое заседание жилищной комиссии, которая удовлетворила мою просьбу.
  Я поблагодарил его и, попрощавшись, набрал номер домашнего телефона Кротова.
  - Слушаю Вас, - пасмурно отозвался Палыч.
  - Ключи от своего кабинета забери, - радостно сказал я. - Ищи другого секретаря.
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
   Предводитель.
   1
   Уходящий сентябрь предупредил шелестом сухих березовых листьев о том, что город скоро погрузится в туманную пелену дождей. Ещё несколько золотых дней бабьего лета - и рай закончился, а непрерывный плеск стекающей воды с крыш, обвисшие ветви деревьев быстро заставили забыть о прогулках в парке теплыми вечерами допоздна и пикниках с комарами на природе.
   Получив ордер, я стал с тревожным волнением регулярно просматривать в газетах рубрику обмена жилья. Не дождавшись за три недели ни одного интересного предложения, я опубликовал собственное объявление, указав телефон знакомых. Буквально сразу же на связь вышла женщина с очень уж тихим и обреченным голосом. Когда я ей разъяснял об удобствах и подселении, то безобидную фразу "две комнаты занимают мать с дочерью" выдавил скрепя сердце.
   В условленный час неподалёку от злополучного дома мы встретились. Я, обнаружив в кислом лице тридцати - тридцатипятилетней женщины печать хронического невезения, не сдержался и приоткрыл некоторые особенности характера моей соседки Зои Алексеевны. Однако "кислолицую" это не остановило. Возможно, там, где она на тот момент проживала, были серьезные причины, подталкивающие её к поиску другого угла.
   Поднимаясь по лестнице, нам пришлось перешагнуть через спящего соседа. Это был не первый случай, когда бедолага лишался благодаря своей супруге возможности отсыпаться в домашней обстановке. Пока я открывал замок, собачонка, о существовании которой у меня вылетело из головы упредить, устроила концерт. Тщательно вытерев ноги о коврик, я толкнул дверь и пропустил в коридор даму. "Не стесняйтесь", - сказал я, переступая порог, и в следующую секунду обнаружил застывшую столбом Зою Алексеевну. Это подействовало на меня так, если бы я неожиданно наткнулся в темном подъезде на крышку гроба (а такое бывало). Проходя мимо комнаты бабули-беженки, я обратил внимание на высунувшуюся из приоткрытой двери мордочку Жули.
   "У Зои неплохой аппетит на расширение", - отметил я про себя в предвкушении какой-нибудь гнусной реплики соседки. Но, к моему удивлению, тиранка не издала ни звука.
   Клиентка осталась довольна общим состоянием моих "апартаментов", и я поспешил выпроводить ее на улицу. Миновав стоящую на том же месте Зою, я ощутил зябкое подергивание спинных мышц. Выйдя из квартиры, я попытался расслабиться. Лежащий на лестнице мужчина пришел в себя и мычал непристойности.
   Недалеко от дома мы присели на скамейку, и я, почувствовав упадок сил, предложил "кислолицей" еще раз хорошенько все обдумать.
  Дня через три ко мне зашёл вышедший из запоя плотник Николай и сообщил, что ему накануне позвонили домой и пригласили на какую-то конференцию. Где и когда она должна была состояться, Николай по понятным причинам не помнил. Мне стало любопытно, и я решил прогуляться до телефонного автомата, чтоб позвонить на свою бывшую "работу".
  - Слушаю вас, - любезно ответила незнакомка. "Новая секретарша", - решил я и, поздоровавшись, проверил у нее достоверность информации горе-работника: Николай ничего не напутал. Партийное мероприятие действительно должно было состояться в ближайшую субботу в ДК профсоюзов.
  
   2
  
   Молодой бородатый высокий господин в картузе "русский стиль", в черном костюме и белой сорочке с галстуком непринужденно прохаживался среди увлеченно спорящих невзрачных, простенько одетых мужчин, останавливаясь у стола, за которым делала записи грудастая девица в ярком клетчатом пиджачке. Как вы догадались, это был мой бывший начальник Палыч.
  В небольшом актовом зале, рассчитанным примерно на сто человек, скучали делегаты, среди которых было всего три представительницы прекрасного пола. Мужики периодически сверяли часы и отлучались мелкими группами в курилку.
  Конференция открылась скучным докладом пожилого партийца, отвечающего за идеологию. Следом у микрофона появился руководитель, у которого Палыч переманил людей. Говорил он вяло, без "огонька". Его сменил главный редактор - сын Семенова. Я, утомленный его тихими голосом, уже начал было сожалеть о потраченном зря времени, как на трибуну вышел рыжеватый мужчина средних лет с круглой физиономией в старомодном мятом костюме, под которым был надет зеленый пуловер с надписью "BOSS". Делегат, заикаясь и хлопая веками, поведал вкратце о делах партийных.
  Затем неожиданно повернул голову к президиуму и заговорил гневно:
  - Я тут вижу высоких гостей, депутатов Государственной Думы. Знаете ли вы, что партийные деньги разворовываются?
   Пасько беззлобно улыбнулся и продолжал сидеть, словно на концерте. Сине-зеленый пиджак с золотистыми пуговицами в два ряда и ослепительно белая сорочка с ярким галстуком подчеркивали его превосходство над аудиторией. Сидящие рядом с ним гости - белобрысый, остриженный ежиком депутат Государственной Думы и темноволосый, с внимательным взглядом аппаратчик - почувствовали себя неуютно.
   - Мы знаем, какие дорогие подарки вы делаете своей любовнице! - прожег круглолицый сузившимися от гнева глазками Пасько.
   - Хватит копаться в грязном белье, - возмутился пожилой мужчина с аккуратно зачесанными назад волосами.
   - Время! - выкрикнул кто-то с галерки.
  По залу прошел одобрительный гул. Оратор растерялся и даже слегка покраснел и, глядя сквозь лица коллег сердитым, сосредоточенным в какой-то дикой задумчивости взглядом, направился на свое место.
  Ответственный за идеологию партиец, посовещавшись с гостями, объявил перерыв. Первыми к выходу устремились подростки.
  
  В холе совсем юная молодежь, старшим у которой был молодой мужчина в очках, принялась поглощать бесплатные бутерброды с колбасой и таскать с общего стола бутылки с оранжевой газировкой. Палыч, вернувшись с перекура, пошел на сближение с представителями центрального аппарата, которые что-то обсуждали с Пасько.
  - Вы не обращайте на Синицына внимания, - заявил он любезным голосом. - Ему в КГБ голову "подлечили".
  Москвич удивленно посмотрел на представительного бородача и только.
   - Уважаемые делегаты! - высоким голосом объявил Пасько. - Попрошу всех в зал.
  
  Вторая половина конференции началась с того, что неугомонный Синицын с места попросил слова, но президиум его проигнорировал.
   - Где демократия? - рассердился он, и, нужно сказать, вид у него в это время был весьма грозный.
  В зале снова возмутился делегат, удачно ввернувший фразу о грязном белье, и растревоженный народ проголосовал с его подачи за удаление Синицына из зала.
   Депутат Семенов, заявленный в списке выступающих, степенно подошел к трибуне, достал из папки бумаги и, окинув коллег цепким взглядом из-под очков, сходу стал перечислять обстоятельства, при которых все такой же невозмутимый Пасько присвоил крупные суммы денег.
  
   - Не слушайте, это провокация! - задергался как неврастеник молодой мужчина в очках, сидящий в окружении молодежи.
   Семенов наморщив лоб, строго посмотрел на крикуна и продолжил чтение доклада.
   - Я прошу вас, не надо, тут же дети, - закричал длинноволосый делегат, напомнивший мне актера Боярского в молодые годы.
   Но Семенов не останавливался до тех пор, пока не "вбил" еще несколько "гвоздей". Однако аплодисментов по окончанию его уверенной речи не последовало. Равнодушие, с которым сидящие в зале далеко не богатые партийцы воспринимали информацию об исчезновении предназначавшихся им денег, насторожило меня.
  Невысокий молодой мужчина, предупредив публику, что не "украдет" много времени, монотонно зачитал отчет ревизионной комиссии. Недостачу, правда, на меньшую сумму, он подтвердил почти скороговоркой, и народ пропустил информацию мимо ушей. Уходил он по жидкие аплодисменты.
   На трибуну стремительно вышла молодая женщина в джинсах, имеющая во всем, начиная с фигуры, формы лица и кончая цветом волос и глаз, некоторое сходство с моей соседкой Ниной и, волнуясь не меньше Синицына, начала предъявлять претензии Пасько, за то, что он не помог в трудный момент ей деньгами. Её выступление было настолько откровенным и открытым, что сорвать его какой-либо дежурной заготовкой ни у кого не хватило смелости. Это была координатор поселка Холм. Палыч хвастался, что потратил немало денег на переговоры с ней по телефону, а теперь, судя по его белому, как мел, лицу, похоже, был не на шутку испуган плодами своей подпольной деятельности. К концу выступления голос от волнения у женщины стал срываться, а на глазах выступили слезы. Её эмоции в некоторой степени передались залу, и меня, как шизофреника, потянуло к микрофону.
   Подняв руку, я почти сразу же получил возможность озвучить свою точку зрения. За две-три минуты я осветил очевидные недостатки в работе: слабую загруженность штаб-квартир и отсутствие оперативности в доведении до населения позиции партии по значимым событиям. В завершение я сделал предложение сплотить партийные ряды и приложить все усилия к повторному избранию ныне действующих депутатов Пасько и Семенова в областную Думу. Направляясь к своему месту под аплодисменты, я понял, что хитрому плану Кротова сегодня наверняка не суждено сбыться.
   Под занавес конференции делегатам раздали бумажки для тайного голосования. На выборы регионального руководителя ушло не более пятнадцати минут. Пасько опередил Семенова на десять голосов и остался координатором. Приняв поздравления, он назвал двух претендентов на освободившуюся вакансию своего заместителя по организационной работе - меня и секретаря Промышленной организации.
   Участники конференции оставляли свои места, но по домам не расходились. Перекуривали.
  В холле ко мне подошел Палыч и съязвил:
  - Ну что, теперь у нас молодое начальство.
  Я ничего ему не ответил, заинтересовавшись проходящим мимо нас Семеновым.
   В этот момент совершенно неожиданно для меня хитрый бородач сочувственно обратился к своему врагу:
   - Что ж ты, Васильич, так долго скрывал эти бумаги.
   Семенов приостановился:
   - Не надо было недоверие мне выносить.
   - Я не голосовал за это, Васильич. Если поддержка понадобится - звони.
   - Хорошо, - отреагировал старик.
  - Я тут насчет сауны договорился, - шепнул Палыч мне на ухо, икоса поглядывая в сторону появившихся гостей. - Возьму Виолетту (Палыч кивнул в сторону грудастой) и повезу туда москвичей.
  - А они поедут?
  - Депутат согласился, а насчет аппаратчика пока не знаю, но, думаю, поедет.
  
   3
  
   В коридоре партийного офиса, куда я вошел поздним утром следующего дня, было сумрачно и тихо. Я, прежде чем пойти на свет, проникающий из открытой двери моего бывшего кабинета, толкнул ладонью дверь в Промышленную организацию - она не открылась.
   В туалете зашумела вода в унитазе, и оттуда с сигаретой в зубах вышел, застегивая на ходу ширинку, Палыч.
   - Как дела, Палыч спросил я, - двигаясь ему навстречу.
  - Познакомься, новый секретарь моей организации - Виолетта, - хитро кивнул он в сторону сидящей за столом сексапильной шатенки в клетчатом пиджачке.
   Девушка одарила меня хищной улыбкой ярко напомаженного рта.
  - Очень приятно, - сказал я и обратился с вопросом к Палычу:
  -Что ты вчера не поддержал Синицына?
  - Не было смысла, - уклончиво ответил предводитель "подполья", развалившись напротив своей помощницы. - У Пасько хорошие отношения с Управлением пропаганды и лично с сестрой Жириновского. На конференцию приезжал ее зам. Я вчера пробовал в сауну его пригласить - не получилось... Понимаешь, - продолжил он, как всегда мягко, после паузы, - конференция заранее репетировалась. Все эти выкрики из зала. Это хорошо, что ещё бандитов не было, как раньше.
  - Бандиты на конференции? - удивился я. - Кто их приглашал?
  - Бандитов приглашал Пасько, - оживился Палыч. - Он им отдал на год бесплатно в пользование партийный "УАЗик". Ну а те подходили к тем, кто против него выступал, и выкручивали руки.
  - А что, из Москвы никого не было?
  - Были, но для таких гостей у нас имелась секретарша Рыбкина. Сауна и все прочее, сам понимаешь.
  - Ну, а Жириновскому не пробовали писать? - полюбопытствовал я.
   - Вольфович почтой ничего не получает. Нужно передавать ему в руки.
  - Как вы с Яшей летом сделали?
  Палыч удовлетворенно хмыкнул и, достав сигарету, продолжил:
   - У нас был тут один молодой грамотный парень, который накатал телегу в Москву. Потом его вывезли за город и чуть не утопили. Перед конференцией всех, кого нужно, предупредили, что Пасько в случае выступления против него пришлет людей ломать ноги.
   - И тебя предупредили?
   - Я в этом городе никого не боюсь, - важно ответил Палыч, глубоко затягиваясь сигаретой. - К нам, если надо, воры в законе являются. А кто такой Пасько - фантик. Люди ждут, когда он потеряет депутатскую неприкосновенность. А пока он работает на председателя областной Думы. Тот ежемесячно получает в конвертах с колхозного рынка по штуке баксов.
  - А при чем тут Пасько?
   - Рынок - это его территория.
   - Вон что.
  - Ничего, скоро будут люди выступать по радио и телевидению, рассказывать об этом. Пасько недолго осталось. Так что думай, на кого работать. Семенова вчера я прокатил.
  - А обоих сразу разве нельзя было опрокинуть? Представляешь, если бы твою кандидатуру предложили в список для голосования, и ты бы их обошел.
  Бледная физиономия предводителя оппозиции оживилась.
  - У меня судимость пока не снята. Швед не утвердил бы.
  Меня в этот день буквально прорвало на вопросы:
  - А что это за парень в очках, который закричал "провокация"?
  - Это зам по работе с молодежью, тренирует каратэ школьников, ему Пасько ежемесячно из партийной кассы по 500 рублей платит.
  - Интересно, сначала привели детей, а потом кричат, что "не нужно, здесь дети".
  - Я же тебе говорю, тут все заранее готовилось! - вспыхнул Палыч.
  - Кстати, а кто это, похожий на Боярского?
  - Это координатор из Пеньково. Ему весной на счет деньги партийные поступили, а он их пропил. Семенов приехал к нему, а тот под кровать прятаться. Хе-хе. Бутузов, который раньше был координатором, тоже все пропивал, что можно было, пока с Москвы не приехали и не нашли его спящего под столом.
  - В Москве, наверное, устали от вашего региона?
  - Там давно все за голову держатся. Вольфович даже хотел закрыть организацию. А тут еще Семенов недавно начудил.
  - Как начудил?
  - У него в аппарате спросили, почему он всю семью поставил на партийное довольствие. А он, старый дурак, сказал, что берет пример с Жириновского. Там охренели от такой наглости. Позвонили Пасько. Тот собрал на прошлой неделе координационный совет, и Семенову недоверие с перевесом в один голос выразили.
  - Решающим, наверное, твой голос оказался? - спросил я.
  Палыч хитро ухмыльнулся и обратился к новой помощнице:
  - Я сейчас поеду в администрацию. Если не хочешь снова сникерсами торговать, то делай всегда только то, что я говорю.
  Когда предводитель удалился, я сразу набрал номер кабинета Пасько.
  - Шефа не будет сегодня, - ответил мне секретарь Промышленной организации. - Я тут разгребаю бумаги Семенова. Тебя пропуск в Думу нужно заказать. Приходи завтра.
  
   4
  
   Несколько дней я околачивался в окрестностях Думы, периодически заглядывая в бюро пропусков. Женщина с серебристо-сиреневыми волосами, внимательно пролистав бумаги, любезно отвечала, что заявка на мое имя не поступала. В думском кабинете Пасько не поднимали трубку.
  - Пасько не хочет тебя брать в замы, - с порога обрадовал меня Палыч, сияя, как золотая пуговица, когда я после очередного неудачного визита к вежливой даме заглянул в его офис.
  - А зачем он на конференции это объявил?
  - Москвич рекомендовал привлечь тебя к работе. Ну а Пасько скажет, что ты нулевой. Ладно, не переживай. Почитай вот фельетон, - сунул он мне свежую газету.
  - Что тут интересного?
  - Короче, кто-то написал, как к одному из депутатов пришла на работу жена и принесла прямо в кабинет чемоданы с его вещами.
  - К Пасько, что ли?
  - Да.
  - А с чего это вдруг?
  - Настучали, что у него появилась любовница... Бутузов постарался.
  - Бутузов? - удивился я.
  Я не понимал, какой у Бутузова резон закладывать нашего партийного начальника. Но ставить под сомнение сообщение бывшего шефа не стал. Решил не портить ему настроения.
   Беседу нашу прервал стук в дверь. Вошел усатый мужчина лет пятидесяти с благородной осанкой и, стрельнув по мне цепким взглядом, поздоровался.
  Палыч засуетился и приказал Виолетте сделать "кофейку".
  Я вышел на улицу и направился в бюро пропусков. Там мне ответили, что заявка на мою фамилию не поступала.
  
  "Похоже, Палыч на этот раз говорит правду", - разозлился я и, побродив по парку, решил вернуться в штаб-квартиру.
  В офисе я застал одну Виолетту.
  - Мужчина, который к нам заходил, будет вступать в партию, - торжественно объявила она. - Он подполковник милиции, начальник отдела коррупции.
  Виолетта предложила мне чаю, и мы немного посплетничали о делах партийных. Я сделал вывод, что Палыч достаточно хорошо ввел ее в курс дела.
  - Федорыч согласился стать моим заместителем по организационной работе, - устало сообщил с порога Палыч.
  - Я никогда не встречала таких умных и начитанных людей,- радостно вступила в разговор Виолетта.
   - Сделай кофейку, - сухо осадил ее шеф. И почти сразу же, не обнаружив в поведении помощницы соответствующей реакции, вдруг заорал:
  - Я тебе что сказал, твою мать!
   Девушка пронзила разгневанного предводителя обиженным взглядом, но тут же быстро, как бы очнувшись, встала из-за стола и принялась за дело. Начальник, разозленный поведением секретарши, ходил взад-вперед по комнате с сигаретой в зубах, пока та не поставила демонстративно на стол чашку.
  Палыч посмотрел на горячий напиток, как мучающийся похмельем алкоголик на первую кружку холодного пива. Потом достал какие-то таблетки и запихнул их в рот.
  Раздались голоса, и на пороге появились немолодой здоровяк с лицом, наводящим на размышления, и розовощекий, с маленькими глазками под прямоугольными стеклами очков, сорокапятилетний блондин.
   - У вас есть фотография, где вы в форме? - бегло спросил розовощекий здоровяка.
   - Должна быть.
   - Нужно срочно передать ее мне. У нас время ограничено. Листовки должны быть готовы на следующей неделе.
   - Позвони Гене, - обратился Палыч к здоровяку, - пусть решит вопрос с типографией. Нужно наркотиков туда подбросить, чтоб быстрее печатали.
  Здоровяк усмехнулся, а розовощекий, бросив на Палыча близорукий взгляд, с трудом сдержал раздражение.
   - Тимур, ты главный, тебе решать, - успокоил его Палыч.
  Когда все основные детали предстоящей кампании были обговорены сполна, Палыч встал, чтобы проводить своего знакомого, и начал выяснять у него что-то не имевшее отношения к теме выборов.
   - Я сегодня в Москву еду, нашему банку оттуда "лимон" не хотят перечислять, приеду - позвонишь, - обронил здоровяк, выходя за дверь.
   - Думаете с ним что-нибудь решать? - обратился ко мне розовощекий.
   - Прикольный товарищ, - тихо ответил я.
   - Дурак он самый настоящий, - вспыхнул блондин. - Я давно об этом Пасько сказал, а он все никак его не выгонит.
  Я молча кивнул близорукому гостю, не решившись огорчать его информацией, полученной летом от Палыча, согласно которой Москва рекомендовала поставить на этом партийце, имеющим азербайджанские корни, крест. Яша имел виды на место штатного помощника депутата, которое занимал бакинец, и уделил ему в письме к Жириновскому особое внимание.
   Я еще раз позвонил в кабинет Пасько. Секретарь Промышленной организации весело ответил мне, что его назначили заместителем.
   - Ты не обижайся, что тебе пропуск не сделали. Я предложил тебя замом по идеологии назначить, - успокоил он меня. - У Николая Ивановича с Пасько разногласия. Он уходить собрался, но шеф боится, что ты человек Евгения Павловича.
  
   5
  
  Место заместителя координатора по идеологии освободилось довольно скоро. Об этом мне сообщил столкнувшийся со мной в дверях штаба новый зам.
   - Я убедил Пасько, - буквально выпалил он, крепко пожимая руку. - Начинай работать, а то я один зашиваюсь совсем.
   На дворе стояла поздняя осень 97-го года. В народе обсуждалась инициатива КПРФ об отставке правительства. Инициатива такого рода - это бальзам на душу простому человеку.
  Фракция ЛДПР отставку правительства не поддержала и резко снизила шансы партийных выдвиженцев. Жириновцев, когда они начали собирать по квартирам подписи на регистрацию кандидатов, с распростертыми объятиями уже не встречали.
  "Не верим никому. Все они одинаковы, им бы только хапнуть", - ворчали мужики.
   "Посмотрите, как мы живем. Пенсии ни на что не хватает. Ельцин обещал на рельсы лечь - и что?" - жаловались старушки.
   "Посмотрите - в магазинах всё дорожает, а нам, бюджетникам, зарплату не повышают".
  "Куда я пойду? Какие выборы? Это кого выбирают? Мне зарплату три месяца не платят".
  
   Коммунисты, уловив настроение масс, предложили заманчиво-радикальные лозунги:
   "Выплатим задолженности по пенсиям и зарплатам";
  "Обеспечим жильем военнослужащих, попавших под сокращение";
  "Прекратим вывоз капитала из страны".
   С Пасько конкурировала директриса фабрики, и он уже получил на нее несерьезный по новому времени компромат: мадам сдавала в аренду фабричные помещения под магазины. Коммунисты, гневно осуждающие любые коммерческие инициативы, поддержав директрису, поступились своими принципами.
   - Я её сделаю, - произнес уверенный в своей победе Пасько.
   Предвыборная работа шла полным ходом. Студент ежедневно выводил группу из пяти-шести человек на поквартирную раздачу партийной литературы с проштампованной подсказкой "ваш кандидат - Пасько".
  В один из тех дней Палыч принял телефонограмму из Москвы о выехавшем к нам автомобиле "КамАЗ" с пропагандистским материалом. Но мне он не назвал ни дня выезда грузовика, ни дня предполагаемого приезда, отпустив в ответ на все расспросы одну лишь фразу: "Ты начальство, вот и сиди теперь хоть всю ночь на крыльце перед штаб-квартирой и жди".
   Литература прибыла немного раньше, чем я ожидал, и к моему приходу в офис была уже выгружена. Взяв лежащую поверх пачек в оберточной бумаге накладную, я стал сверять её с наличием доставленного груза. В этот момент в коридор вошел Синицын, облаченный в полинявший плащ коричневого цвета.
   - Анатолий, ты чего там набрал себе полную сумку? - обратился я к нему, заметив на полу объемную торбу.
   - Да тут газет немного да брошюр, - слегка виновато ответил тот.
   - Но мне же надо выписать предварительно тебе все это по накладной. Давай подсчитаем то, что ты взял.
   Пока Анатолий, опустившись на колени, нехотя извлекал вслед за наполовину съеденной буханкой хлеба интересующее меня содержимое, из комнаты с фанерной дверью вышел Палыч и неприятным тоном сделал заявление:
   - Толь, брось литературу здесь и езжай домой! Пусть идеолог сам тебе её потом привезет. Это его обязанность.
  Я пропустил сказанное мимо ушей, желая поскорее закончить инвентаризацию Толиной поклажи - во многом по причине сильно исходящего от того кисловатого запаха пота. Палыч, немного потоптавшись, удалился.
   Анатолий продолжал ещё возиться со своим добром, а я, отойдя на незначительное расстояние, стал изучать в накладной позиции, напротив которых были выведены самые крупные итоговые суммы. Нервное поведение Палыча навело меня на мысль о недостаче. Прошли две-три минуты, и я действительно обнаружил, что не хватает собраний сочинений Жириновского. Резко открыв дверь в свой бывший кабинет, я встретился взглядом с "начальником отдела коррупции". Подойдя к столу, за которым тот сидел с совершенно прямой спиной - как раз напротив Палыча - я поздоровался с ним за руку. Ни слова не сказав, я тут же нагнулся и заглянул за тумбу. Сохраняя по-прежнему молчание, я вытащил оттуда предполагаемую пропажу, успев заметить при этом, как слегка прыгнули зрачки растерявшегося от такой неожиданности милиционера. Из-под разорванной сверху бумаги виднелась глянцевая обложка тома собрания сочинений Жириновского. Палыч, переменившись в лице, не стал объяснять, за какие заслуги он решил сам себя поощрить трудами вождя, и я, не тратя время на пустой разговор, удалился.
   В последней строчке документа значились календари стоимостью по одному рублю за штуку. Их не оказалось. Но недостача быстро нашлась: Анатолий достал календарики из кармана того самого пиджака, что был на нем по случаю конференции. Вписав возвращенную пустяковину в накладную, я пожелал этому сельскому лидеру дальнейших успехов в работе. Его отделение росло как на дрожжах и насчитывало почти 300 душ. Жириновский желал видеть в своем детище миллион россиян. До руководителей районов была доведена директива, согласно которой они, после доведения численности своей организации до пятисот человек, премировались телевизором, а в случае достижения тысячного результата - автомобилем "Ока". В отношении роста организации Синицына существовали подозрения, но я не разделял подобной точки зрения. Во-первых, село всегда с симпатией относилось к Жириновскому, и, кроме того, судя по объемной сумке Анатолия, его односельчане получали литературу с разъяснениями политики партии. А она не могла не нравиться. Во-вторых, Анатолий лично ходил по домам и раздавал желающим партийные билеты.
  
  
   6
  
  
  В выходной день, ближе к вечеру, к моему дому подошла одетая в длинную, до пят, нутриевую шубу разрумянившаяся супруга молодого соседа.
   - Когда последний раз был в квартире? - возбужденно спросила она, и, не дожидаясь ответа, под лай собаки бойко стала излагать свежие новости:
  
  - Представляешь, мы сегодня полчаса не могли попасть в квартиру. Ключ в замке не проворачивался. Я звонила несколько раз в общий звонок. Собака все время лаяла за дверью, ужас. Со мной солидный мужчина пришел смотреть нашу комнату.
   - Так может, их дома не было?
   - Да дома они были. Старая вышла потом, и знаешь, что сказала?
   - Что? - загорелся я, заранее предвкушая услышать что-нибудь необычное.
   - "Хватит ебарей сюда водить!"
   - Ну, а мужик что?
   - Он послушал, как Алексеевна брешется, и сказал, что с такими соседями мы никогда не продадим свою комнату. Ты еще не знаешь, наверное, что без согласия соседей комнату в коммуналке приватизировать нельзя. Но мужчина согласился помочь, если мы в два раза скинем цену.
   - Так чем он сможет помочь? С соседями договориться?
   - Ты что, о соседях и речи даже быть не могло. Жирная стояла за дверью и ворчала все время, пока мы не ушли. Она открытым текстом сказала, что никому в этой квартире жить не даст.
   После ухода толстушки я решил возобновить поиски вариантов обмена и позвонил по опубликованному в газете объявлению. Мужчина по фамилии Грехов, несмотря на мои предупреждения о скверном характере Зои, загорелся желанием осмотреть мою комнату.
  
  
   7
  
  Ожидая очередной отправки на расклейку листовок с портретом добродушно улыбающегося координатора, худенький юноша лет шестнадцати, незадолго до этого дня вступивший в партию, решил поделиться со мной важной информацией.
   - Вы знаете, что я видел? - робко обратился он ко мне, хлопая веками.
   -Ну?
   Запинаясь от волнения, юноша рассказал о том, что обнаружил в подвале соседнего дома никому не известный ранее штаб ЛДПР.
   -Ты уверен, что это не была сапожная мастерская, в которой кто-нибудь повесил портрет Жириновского?
   - Да там, на стене, висит программа нашей партии. Но, понимаете, она не такая, как у нас. Там всё написано наоборот.
   Я переспросил дробного паренька ещё раз. Он повторил то же самое. "Неужели кто-то в округе Пасько хочет использовать грязную технологию?" - подумал я и набрал номер кабинета в Думе.
   Трубку взял Пасько. Выслушав меня, он попросил подождать его. Когда депутат подъехал на старых "Жигулях" в сопровождении своего атлетически сложенного зама, застенчивый мальчик-информатор, сославшись на занятость, уже ушел домой.
   -Это мой человечек. Я знаю, где он живет, - напустив на себя важности, произнес студент.
   - Поехали, - сказал Пасько.
   В последний момент в машину подсел парень спортивного вида с редкой пушистой растительностью на голове. Голос, который он вскоре подал, поразил меня очень тихим для мужчины звучанием. Он начал появляться в офисе совсем недавно и, судя по всему, был приятелем атлета.
   - А вот и мой недоброжелатель стоит на остановке, - ожидая сигнала светофора, обратил наше внимание Пасько на невысокого мужчину с пшеничными усами, одетого в серое демисезонное пальто и замшевую шапочку с белыми отворотами.
  -Так-так... - многозначительно произнес студент, услужливо повернув голову в сторону обозначенного субъекта с дипломатом в руке.
  
   - Может, с ним поговорить? - любезно предложил лысоватый молодчик и как-то сразу развеселился.
   - Зачем? - лицо Пасько на время застыло в коварной улыбке. - Есть другие способы. Берется обычная мышь и помещается в мешочек. Перед этим её не кормят длительное время. Потом это хозяйство привязывают к яйцам провинившегося человека.
   Трудно описать восторг, в который пришли оба пассажира. Возбужденные шуткой депутата, оставшуюся часть пути они фантазировали на тему отлова самозванцев.
   Прибыв на место, мы обследовали все подвалы и первые этажи домов, но ничего похожего на штаб не обнаружили. После получасовых поисков рассерженный атлет поднялся в квартиру к "своему человечку", но родители того, испугавшись, вероятно, габаритов гостя, сказали, что сына нет дома. Посовещавшись в стороне с Пасько, они направились к машине. Я заметил, что их лица изменились.
   - Что это могло быть? - спросил я на обратном пути Пасько.
  Ответ координатора добавил мне уверенности в том, что он заподозрил в этом нелепом случае какой-то подвох:
   - К сожалению, у меня сейчас очень мало времени, и кому-то, возможно, очень хочется, чтоб его у меня было ещё меньше.
   Я понял, что роль провокатора, по его логике, сыграл либо я, либо подозрительный мальчик.
  
   8
  
   Вечером я вышел на лай собаки во двор и увидел подъехавшую к дому "шестерку", из которой как раз выходил Палыч.
   - Собирайся, сегодня в Москву нужно ехать, - огорошил меня он, загадочно ухмыляясь.
   - Зачем? - недоуменно спросил я, полагая, что это его очередное дурачество.
   - Ты кто у нас сейчас? Заместитель координатора по идеологии. А завтра исполняется 8 лет ЛДПР.
   Заметив, что я не улавливаю никакой связи между сказанным им и необходимостью моего визита в Москву, Палыч перестал улыбаться и сменил интонацию:
   - Не хочешь - не езжай. Активисты из-за тебя без подарков останутся.
   Из дальнейших его довольно нервных разъяснений, заглушаемых лаем не реагировавшей на мои команды собаки, я понял, что Пасько, сославшись на предвыборную занятость актива, отказался от полученного приглашения на участие в торжестве. Но Палыч изъявил желание посетить столичное мероприятие за свой счет, привезти подарки, и координатор не стал возражать.
   - А то, что я поеду с тобой, Пасько знает?
   - Не веришь - звони ему в Думу. Я сейчас только от него.
  Не дав мне времени на размышления, он добавил:
   - Давай только быстрее решай, а то я еду на вокзал билеты брать. Деньги у меня с собой есть. Вечером зайдешь ко мне часов в десять, рассчитаемся.
  
   В условленное время я стоял у порога своего бывшего шефа. Дверь открыла Виолетта, одетая в просторную белую футболку, подчеркивающую ее раннюю сутулость. Аромат жарившейся колбасы едва-едва заглушал исходящий от хозяйки свежий запах пота, как будто она только что провела напряженный матч по баскетболу.
  Палыч сосредоточено укладывал в кожаную папку какие-то бумаги. Вероятно, его волновало в этой экспедиции что-то ещё кроме подарков.
   - Не опоздаем? - спросил я, положив на стол деньги за билет.
   - За нами машина приедет.
   Когда мы обувались в прихожей, зазвонил телефон. Палыч вместо любезного приветствия, отрепетированного для ЦА, недружелюбно произнес: "Алло". Подержав трубку в ожидании ответа несколько секунд, он переменился в лице.
   - Что, думали, что я уехал? - направил он внезапно вспыхнувший гнев на девушку.
   Та молча и пристально посмотрела ему прямо в глаза. Губы её, без помады бледные, сжались в тонкую полоску.
   - Кто звонил? - показала она остренькие небольшие клыки.
   - Молчат, а хотели наверняка тебя, - недобро усмехнулся Палыч.
   Виолетта захлопала бесцветными ресницами и как волчонок огрызнулась:
   - А с чего это ты взял, что звонили мне?
   - Ладно, я поехал. Если узнаю что - повешу на проводах.
   Выйдя из дома, Палыч направился к стоящему на обочине милицейскому "УАЗику".
   - Что стоишь? - обернулся он ко мне. - Они нас подвезут.
   В поезде Палыч потеплел и поделился со мной своей маленькой хитростью. Оказывается, он соврал, что Пасько в курсе моего отъезда.
   - Теперь ты для него враг. Но не ссы, после выборов его уже не будет.
   - А чего ты его хоронишь раньше времени? Думаешь, он на второй срок не пройдет?
   - Будет ему срок. По радио сегодня сказали, что место его в тюрьме.
  Плутоватые глаза Палыча засветились желтым огоньком. Похоже, он был счастлив, и я понял, что сказанное им на сей раз - правда.
   - А что он сделал такого?
   - Да квартиру там какую-то хотел у инвалидов отобрать.
   - Как это отобрать? - удивился я. - Чушь какая-то.
   - Ну, слушай, - начал свой рассказ бородатый герой, вытянув ноги в белых носках. В купе плацкартного вагона, кроме нас, никого не было, поэтому мне одному пришлось оценить их "аромат".
  - Попервости, когда Пасько только стал координатором, ему хотели завещать собственную квартиру старики-инвалиды, фанаты Жириновского. Ну, он и приехал к ним с нотариусом и стал оформлять дарственную на свою любовницу. Те писать сами не умели, и им помогли расписаться. А потом они передумали и рассказали об этом кому-то. Ну, в общем, информация попала в руки его злейшего врага, которого он душил как-то в Думе. Вот этот враг и озвучил её по радио.
   - А при чем здесь тюрьма?
   - Понимаешь, эти старики - завернутые. Какой с них спрос? А выступление было записано с их слов. А там открытым текстом звучали их выражения - типа того, что место его не в областной Думе, а в тюрьме. Приедем домой - сам послушаешь. Яша уже должен кассету с этим выступлением передать в аппарат.
  В эту ночь Палычу не спалось. Он часто выходил в тамбур покурить и заваривал пакетики чая.
   - А как ты попал в партию? - спросил я, пользуясь благоприятным для бесед расположением его духа.
   - Несколько лет назад у меня своя фирма была. Позвонил мне один знакомый из ЛДПР и предложил спирт. Ему как-то от военных перепала почти на шару целая цистерна. Мы потом моей подруге его перекинули - Фаине. Я тебе не говорил, что ли, что она моей любовницей раньше была? - отреагировал предводитель на мой удивленный взгляд. - Ну, пока мы с этим товарищем спиртом занимались, я узнал, что он в ЛДПР, корочку помощника депутата имеет и тоже написал заявление в партию. Тогда ещё Бутузов был координатором. Пасько потом появился - в свитере турецком и болоньевой курточке. Хе-хе. Посмотрели мы на него - вроде бы метла метет, и Бутуз как раз в запой вошел. Ну и выбрали координатором. Потом Пархоменко, мой товарищ, разосрался с ним, и Пасько его исключил из партии. А тот - заяву в прокуратуру. В Москве за голову взялись.
  Палыч ещё долго рассказывал про тайную жизнь региональной организации, злоупотребляя словами: украл, пропил, настучал. Выяснилось также, что Бутузов не только информирует жену Пасько про роман того с думской секретаршей, но и обо всем докладывает в аппарат партии. А сам Палыч начал вести переговоры с руководителем аппарата и продолжит их завтра на юбилее партии.
  Поспав чуть более часа, я по сонной возне пассажиров понял, что мы приехали. Через несколько минут мы уже были на перроне Белорусского вокзала, и я, поёживаясь от сырого холодного воздуха, двинулся за предводителем в направлении туалета. Пока умывался, Палыч, с сигаретой в зубах, стал объектом домогательств со стороны не протрезвевшего полностью сотрудника службы, отвечающей за безопасность проезда пассажиров в электричках. Мужик, предъявив свое удостоверение, намеревался взыскать с Палыча штраф.
   - У нас нет времени на разговоры, - сунул Палыч ему свою корочку и неторопливо последовал к выходу.
   В кассовом зале он на секунду остановился возле милиционера и, предъявив ему "волшебное" удостоверение помощника депутата Госдумы, очень вежливо произнес:
   - Там в туалете сотрудник какой-то безопасности по электричкам деньги с пассажиров собирает.
  Милиционер немедленно двинулся туда, будто только что получил сообщение об обнаруженном трупе.
   Сделав несколько кругов в пустой электричке по кольцевой линии, мы вышли на воздух. Было ещё темно, но у горящих витрин ларьков уже толпились люди. Купив сигарет, москвичи отправлялись к рабочим местам, постепенно превращая в слякоть свежевыпавший снег.
   К месту планируемого мероприятия мы прибыли рано и, померзнув немного у входа, вернулись в метро. Часам к одиннадцати мы снова появились в условленном месте и обнаружили небольшое оживление - из подъехавших "УАЗиков" выносили голубые знамена и какие-то коробки.
   - Откуда вы, ребята? - спросил нас контролирующий разгрузку мужчина и немного удивился, услышав ответ:
   - А Пасько, когда ему звонили, сказал, что денег нет на бензин.
   - У него их никогда нет. Я за два года руководства организацией не получил ни копейки, - спокойно отреагировал Палыч.
   - Вы подойдите к начальнику орготдела - он собирает информацию по вашему региону.
  Начальник орготдела, появившийся спустя некоторое время в костюме и модных туфлях, был краток:
   - Я же сам звонил вашему координатору. У меня нет ни одного места лишнего в зале. Я не рассчитывал на вас.
   Минул по меньшей мере час, и мне стало совсем холодно и грустно. Вывел меня из состояния прострации сотрудник Управления пропаганды, проводивший недавнюю конференцию.
   - Как у вас там дела? - обратился он ко мне.
   - К выборам готовимся.
   - Скажите, пожалуйста, - встрял в разговор Палыч. - я вот два года работаю, и ни разу денег не получил. Можно мне открыть на свою организацию отдельный счет?
   - В принципе, можно. Но это не ко мне, я занимаюсь вопросами пропаганды.
   - Поговорите, чтоб нас пропустили, - нашелся я, когда он собрался уходить.
   - Попробую.
   Минут через десять он вышел на крыльцо и, попросив меня заранее снять верхнюю одежду, провел в ярко освещенный холл, заполненный гостями. Палыч не стал раздеваться, как я, на улице и, предъявив охране всё то же удостоверение помощника депутата, уверенно миновал её.
  Атмосфера праздника, царившая в теплом воздухе, впрыснула в мою застывшую кровь порцию адреналина, и я двинулся вслед за предводителем вниз по лестнице в гардероб.
   Через несколько минут мы сидели в зале, почти до отказа набитом либерал-демократами. Палыч вертел головой по сторонам, отыскивая нужных ему людей, а я с нетерпением ожидал появление вождя.
   Наконец все начали вставать и поворачиваться назад, к верхним рядам. Оттуда двигалась к трибуне колонна депутатов фракции ЛДПР. Я стоял возле прохода и поэтому хорошо разглядел коротко остриженного высокого крупного мужчину и даже почувствовал легкую ауру, исходящую от него. Я с удовольствием слушал его выступление, отвлекаясь только на то, чтобы подтолкнуть локтем дремавшего на соседнем кресле героя.
   - Вон, видишь, Швед сидит, - показал он мне на невысокого мужчину с гладким лицом, ловко перебирающего лежащие перед ним на столе бумаги.
   Владимир Вольфович не стал занимать своей речью много времени и, напомнив о недопустимости злоупотребления вниманием коллег, освободил трибуну для других.
  Депутат лет тридцати пяти с голой, как бильярдный шар, головой зачитал по бумажке обличительный в отношении реформаторов команды Чубайса текст, назвав для простоты последнего так же, как и моего соседа, - Рыжим. Некоторое любопытство у меня вызвал хрупкого сложения юноша с платочком на шее - сын мэтра российской эстрады Иосифа Кобзона, появившийся в сопровождении двух грузин и симпатичной девушки. Он подарил Вольфовичу цветы и произнес небольшую речь. После этого его отец с сильно подведенными бровями спел несколько песен.
   Присутствие этой пары можно было воспринимать как шаг к примирению после ссоры, возникшей было из-за того, что Кобзон, спев на своем прощальном концерте с именитым политиком дуэтом, поделился с корреспондентом "АиФ" своим наблюдением: у Жириновского на сцене, оказывается, дрожали ноги.
   В перерыве, прогуливаясь в фойе, я вспомнил о пустом желудке и был возвращен к реальной жизни ценниками в буфете.
   Палыч в это время крутился возле прилавка с ювелирными изделиями. Повертев золотую печатку, он достал из внутреннего кармана пиджака пачку денег и начал её пересчитывать. На фоне активистов из других регионов он, в черном костюме, рукава пиджака которого, правда, были коротковаты, выглядел представительно. Сосчитав свои "командировочные", предводитель вновь взял в руки печатку и стал натягивать её на свой огромный перст. Секунд через тридцать он, еле-еле освободившись от украшения, вернул его продавцу. Оказавшись возле закусок, Палыч поводил носом и, расплатившись, налил в пластиковый стаканчик из большого термоса кофе. Пожаловавшись мне на головную боль, он принял таблетку. Я, увидев, что освободилась скамья, плюхнулся на нее. Слабость, вызванная переутомлением, растеклась по всему телу, и мне захотелось спать.
   Палыч, заметив невысокого мужчину в очках, проходящего мимо с дипломатом в руке, уверенно двинулся ему навстречу.
   "Встреча всегда лучше телефонного разговора. Пусть подъезжают", - донесся до меня обрывок фразы, произнесенной, как мне показалось, с небольшим одесским акцентом. Палыч, удовлетворившись таким ответом, снова подошел ко мне и с выражением лица счастливчика, только что нашедшего чужой кошелек, произнес:
   - Брат Вольфовича. Я ему немного поездил по ушам. Пойду перекурю это дело.
  Продолжение концерта не вызывало у меня интереса и я решил остаться в холе.
   - Скажите, пожалуйста, 8 лет ЛДПР - это что: триумф или закат?
  Подняв глаза на человека, задавшего вопрос, я попал в объектив телекамеры.
  Немного поразмышляв, я вместо ответа достал из кармана пиджака фотографии с пикета и обратил на них внимание журналиста:
   - Вот видите, сколько людей с удовольствием разбирают партийную литературу. Они не скрывают своего любопытства к личности нашего лидера. ЛДПР - это надолго.
   - Приезжайте к нам на выборы, - вмешался Палыч. - У нас уже одного кандидата завалили.
   - От ЛДПР? - заинтересовался тележурналист.
   - Коммуниста, - огорчил его Палыч и протянул визитную карточку.
  В это время из зала стали выходить делегаты и Палыч сосредоточил все внимание на них. Когда в окружении свиты появился Швед, Палыч вышел наперерез и произнес, как некогда свое коронное "слушаю вас": "Здравствуйте!"
   Швед вскинул брови и нехотя остановился. Такого елейного приветствия он наверняка не слышал со времен работы в "верхах" КПСС. Палыч, достав две анкеты, вкрадчиво заговорил о полковниках, желающих пополнить партийные ряды и выступить от партии на губернаторских выборах.
   - У вас же есть координатор. Решайте вопросы с ним, - сухо осадил Швед бородатого парламентера.
   - Которому по областному радио определили место в тюрьме, - заинтриговал его Палыч.
   - Кто определил? - насторожился Швед. - Не тот, который звонил мне, как там его (Швед назвал фамилию правозащитника). Пасько должен в суд на него, наверное, подать.
   - Пасько - ветер, - процедил сквозь зубы Палыч. - Его рейтинг - ноль.
   Глава аппарата еще раз внимательно вгляделся в неестественно бледное лицо Палыча. Возможно, он даже почувствовал некоторую опасность, исходящую от молодого, долговязого, бородатого партийца с седой головой.
   На улице, перед тем как направиться в метро, Палыч вновь подошел к аппаратчику, благодаря которому я попал на празднование юбилея, и бархатным голосом спросил:
   - Как вы думаете, сколько процентов наберет на губернаторских выборах Пасько?
   - Думаю, что немного. А у вас есть другая кандидатура?
   - У нас люди боятся против Пасько идти.
   - Я в вашем регионе был один раз, но не заметил что-то никакой боязни критиковать руководителя.
   - А вы знаете, что Пасько является депутатом в том районе, где расположен рынок?
   - Рынок я видел и даже купил там перед отъездом ведро клюквы, причем без его помощи.
   - Я к тому говорю, что он имеет под собой рынок, а при этом партии ни копейки не дал.
   Москвич недоуменно пожал плечами и ничего на это не ответил. Похоже, что Палыч с намеками на самофинансирование организации обратился не по адресу.
  
  
   9
  
   На следующий день, ближе к обеду, я встретился в штабе с редактором газеты и стал делиться впечатлениями о празднике ЛДПР.
   - А мне это уже неинтересно, - оборвал он меня, сделав постное лицо. - Раньше на таких торжествах веселее было, обстановка непринужденная, выпивка и закуска бесплатными были. Некоторые упивались на халяву.
  Вошел Пасько вместе с заместителем и, холодно поздоровавшись, обратился к Семенову:
   - Делает что-нибудь Евгений Павлович?
   - Я ему отвез листовок на раздачу, но очень сомневаюсь, что их кто-нибудь получит.
   - Он уже к губернаторским выборам готовится, - язвительно усмехнулся координатор. - Говорят, возил на смотрины каких-то полковников.
   Я понял, что от меня ждут комментария и решил успокоить начальника:
  - Полковников в Москве не было. Палыч только их заявления брал с собой. Но Швед как-то обошел стороной эту тему.
   - Швед мне сразу позвонил, - важно заявил Пасько, - а я ему объяснил, что Кротов - провокатор.
   - А с головой у него все в порядке? - спросил я.
   - Скажу по секрету, - понизил голос Пасько, - что там вялотекущая шизофрения. От этого товарища нужно срочно избавляться. На первом же совете поставлю вопрос об исключении его из партии.
   - Присмотри, пожалуйста, - протянул мне большую сумку студент. - Я в магазин за канцтоварами сбегаю.
   - Палыча защищать не нужно, он сам виноват, - начал делиться соображениями со мной редактор, когда мы остались одни. - Отец не зря его летом собирался исключать из партии. Но Пасько тогда с Кротовым, у которого обнаружилась вдруг вялотекущая шизофрения, заодно был.
   Ткнув Семенова в руку, я показал ему выразительно пальцем в лежащую на стуле сумку. Тот дал знак, что понял меня, и перевел разговор на другую тему.
  Минут через пять вернулся за сумкой студент. Лицо его имело подозрительно веселое выражение. Я утвердился в мысли, что нас записали на диктофон.
   Ближе к вечеру я позвонил в квартиру Палыча и, справившись о его самочувствии, предложил еще листовок на раздачу. Он, сославшись на недомогание, попросил занести ему их в частный сектор.
   Свернув в переулок, где располагалась "усадьба" предводителя, я встретил Тараса, тянущего за лямку салазки с большой залитой жиром алюминиевой флягой. Одетый в желтый засаленный полушубок из овчины и грязно-белую шапку из нутрии, он был похож на секретаря ещё меньше, нежели летом.
   - У вас листовки остались? - спросил я.
   - Есть немного у Палыча на коттедже, - не останавливаясь, пробурчал Тарас.
  Пройдя через двор, напоминающий автомобильную свалку, я вошел в открытую дверь гаража, являющейся одновременно и парадным входом в жилище, и увидел газовую плиту с горящими четырьмя конфорками. Топливо поступало через шланг, протянутый от стояка у стены маленького дряхлого домика. Рядом с "печкой" стояла ванна с раствором, капли которого образовали дорожку в направлении открытого проёма в его задней стенке. Заглянув туда, я увидел незнакомца, занимающегося штукатурными работами. Повсюду валялись листовки с портретом Семенова с отпечатками кирзовых сапог на интеллигентном лице кандидата. Ничего не спросив, я вышел.
  На улице я с телефона-автомата опять позвонил Палычу. Трубку взяла Виолетта и пригласила меня в гости для разговора с ее шефом. Я не отказался.
   Босс действительно оказался нездоров, но только не от гриппа, а от передозировки какой-то дури. На мои претензии относительно листовок он, усмехнувшись в повисшие книзу, как у запорожца, усы, просипел:
   - Смотрю на тебя и не понимаю. Чего ты ходишь по подъездам, сопли морозишь. У Семенова шансов меньше, чем у Пасько. Кроме того, он самая настоящая гнида. Я его вычислил ещё на дне рождения Вольфовича. Он тогда перепил немного и начал слюнями капать, что будет со временем координатором.
   В это время зазвонил телефон. Палыч с опозданием выключил громкоговоритель, и я успел услышать голос отца обсуждаемого человека. Развалившись в кресле в атласном халате, предводитель важно торговался, предлагая обдумать свои "расклады", напоминая своими манерами и интонацией мафиози из полюбившихся им боевиков.
   Сославшись Виолетте на занятость, я стал собираться.
   - Подожди, сейчас кофейку попьем, - предложил босс, положив трубку.
   - Палыч, некогда, - задержался я. - Говори прямо, что ты надумал.
   - На чьей стороне ты будешь?
   - Ни на чьей.
  Босс был явно не удовлетворен таким ответом и вновь предложил мне поговорить.
   - Послушай этого человека, - с серьезным видом обратилась ко мне Виолетта. - Поверь мне, он многое может.
   - Да он даже с участковым насчет моих соседей не захотел поговорить.
   - Что такое участковый, - раздухарился Палыч. - Если я захочу, то он завтра же при всех назовет себя дураком. Вчера у меня здесь зам начальника РОВД бухал. Пришлось потом его пистолет в сейф запирать. Хе-хе...
  Виолетта тоже хохотнула, вероятно, вспомнив недавнюю гулянку.
   - Ну, хорошо, поговорим после выборов, - сказал я, чтоб быстрее покинуть квартиру обкуренного предводителя.
   В день выборов я прибыл в качестве наблюдателя от ЛДПР в здание какого-то НИИ, заселенное всякими ЗАО и ТОО. На первом этаже разворачивался буфет. Пожилая вахтерша в душегрейке и валенках грелась у радиатора.
  Ровно в восемь утра, когда вахтерша сняла запор со стеклянных дверей, в зал для голосования потянулись бодрые старички и подслеповатые старушки. Мужчины обменивались рукопожатием с доверенным лицом генерала-коммуниста. Бабки просили наблюдателей помочь отыскать графу с буквами КПРФ.
   - Что ни говори, а раньше мы жили лучше, - добавляли они, выходя из зашторенной кабины для голосования.
   К обеду на участке появился Палыч.
   - Голосовать будешь? - спросил я.
   - У меня паспорт остался в совхозе, ехать далеко туда.
   - Пасько просил меня проследить за тобой, - соврал я ему. - Он будет использовать любую зацепку против тебя.
   Я понимал, как тяжело будет пережить предводителю напрасный расход бензина, но покрывать его в случае, если Пасько действительно захотел бы проверить, как он помогал партии, мне не хотелось.
  Палыч появился с паспортом перед самым закрытием участка и, проголосовав, стал дожидаться результата.
   Из 30000 избирателей, проживающих в округе, десятая часть поддержала бывшего генерала, чей раскормленный решительный лик и увешенный медалями парадный китель внушали простому народу уважение и оптимизм. Семенов занял четвертое место из десяти, что вызвало у Палыча злорадное оживление. Перекурив, он попросил разрешения позвонить в территориальную комиссию. У Палыча был там человек, и он сообщил расклад в округе Пасько. Предводитель, мгновенно переварив информацию, буквально помолодел на глазах:
   - Пролетел, как фанера над Парижем.
   - Второй?
   - Четвертый.
   - Это провал.
   - Пипец. Теперь уже не отмажется. Швед его уберет.
   - Ты же говорил ему, какой рейтинг у Пасько, - напомнил я недавний короткий разговор со Шведом.
   - Его рейтинг - ноль, - рассмеялся Палыч.
  
   10
  
   Обсуждение итогов выборов состоялось через день. Я пришел в штаб-квартиру немного раньше назначенного времени и, едва переступив порог, услышал разгневанный голос Палыча: "Организация Ленинского района уничтожена! Промышленная организация полностью развалена! Её секретарь - мальчишка, который даже не служил в армии, - командует теперь целой областью. Для этого нужно, как минимум, иметь опыт командира отделения!"
   Оратор, одетый в белую рубашку с галстуком, стоял в клубах сизого дыма и жестикулировал пятерней, как Ленин с броневика. Рядом с ним сидела боевая подруга в кожаном пиджачке с сильно накрашенными губами и ресницами. По периметру расположились батраки с его коттеджа.
   - Заходи, здесь все свои, - пригласил меня вдохновленный собственной речью предводитель.
   В это время в коридоре раздались голоса, и целая группа людей прогремела обувью. Палыч слегка поостыл и попросил Тараса, помывшего по такому случаю волосы, сходить на разведку. Не желая приобщать себя к числу бунтовщиков, я вышел и, разминувшись с разведчиком, увидел сторонников Пасько: наголо остриженного Бутузова, молодежного лидера в кожаных перчатках, координатора, похожего на Боярского, и азербайджанца. Буквально следом вошел подтянутый мужчина с короткой прической ёжиком. Я не был с ним знаком, но предположил, что это и есть тот руководитель, уничтоживший, по словам Палыча, Промышленную районную организацию. Сзади тихо подкрался спортивного сложения парень, который недавно выезжал с нами на поиски несуществующей штаб-квартиры. А мимо него уже протискивался высокий, полный, с вьющимися черными волосами молодой активист, выполняющий, по словам Палыча, в организации серьезную миссию агента ФСБ.
  Затем появились: Семенов-старший с депутатским значком на лацкане темно-синего костюма и мой предшественник по работе с идеологией.
   Пасько прибыл в сопровождении заместителя и, похоже, смутил своим уверенным видом и безукоризненностью гардероба народ, вышедший из кабинета Палыча.
  Пропустив своего лидера вперед, они так и остались стоять с растерянными лицами за дверью.
   - Так, попрошу всех внимания, - начал собрание без малейшего волнения координатор.
   Для начала он зачитал собственноручно написанное Анатолием Синицыным письмо в редакцию газеты. Тот только разместился вместе с огромной сумкой у входа и поправлял ладонью на потном лбу редкие рыжеватые волосы. Смущение, возникшее на его круглом лице, объяснялось тем, что письмо это являло собой призыв к горожанам не голосовать за Семеновых и Пасько, что противоречило партийной дисциплине. Второй новостью для меня и многих присутствующих оказалось сообщение Пасько о выступлении Анатолия по радио, в котором он, как кандидат в депутаты районного Совета, называл себя не иначе как умницей и героем и обещал избирателям, кроме всего прочего, напечатать денег.
   - Я думаю, достаточно этому придурку партию позорить. Он состоит на учете, и я прошу включить в повестку дня вопрос о его снятии с поста руководителя районной организации.
  Предложение Пасько было моментально принято большинством голосов.
   - Какую помощь оказал вам Евгений Павлович на выборах? - неожиданно обратился он к опоздавшему Семенову-младшему.
   - Никакую, - спокойно произнес тот, и ни один мускул на его лице не дрогнул.
   - Я звонил ему в канун выборов домой, - уверенно продолжил координатор, - и просил помочь с дежурством хотя бы на одном участке. Но он сказался больным, а на следующий день объехал вечером все комиссии и сообщил первым в Москву результаты выборов. Объясните, пожалуйста, чем вы занимались последние два месяца? - повернулся он к побледневшему предводителю. - То, что вы мясо из совхоза за партийные деньги возите для своих целей, я уже знаю.
   - Постоянные дежурства в офисе, выезды в район с литературой, - у предводителя появились спазмы в горле. - Я в отличие от тебя на "красных" не работаю и под председателем Думы не лежу, - обиженно выдавил он и покрылся красными пятнами.
  
  Пасько побледнел и, поднявшись с места со сжатыми кулаками, двинулся на него. У Палыча испуганно забегали глаза. Азербайджанец и Бутузов дружно преградили координатору дорогу и усадили его за стол.
   - Постоянная работа с жалобами, прием литературы из Москвы, - снова стал перечислять Палыч свои заслуги, пытаясь перехватить инициативу. - Я вам не Пархоменко. Если меня исключите из партии - я всю общественность на ноги подниму.
  После этих слов предводитель неожиданно схватился за сердце и стал жадно, как рыба, брошенная на лед, хватать ртом воздух. Со словами "дай мне таблетки" он протянул дрожащую руку к Виолетте, растерянно наблюдавшей за действом из-за спин подкрепления. Не дождавшись спасительного лекарства, герой ломанулся к выходу.
   Поднялся гвалт.
   - Я сейчас охрану вызову, и мы начнем выводить возмутителей порядка на улицу! - пригрозил Пасько.
  "Руки выкручивать", - вспомнил я предостережения Палыча и попросил слова.
   - Дайте моему преемнику выступить, - поддержал меня Николай Иванович.
  Моя речь, в которой преобладал анализ провала выборов, разрядила обстановку.
   - Молодец! - поздравил меня старик, когда стихли непродолжительные аплодисменты.
  Бутузов объявил перерыв.
   Образовав на улице небольшой круг, партийцы, выпуская струи дыма, переговаривались. Палыч совещался с опоздавшими на первую часть руководителями.
   - Я сейчас Пасько такое устрою! - негодовала координатор из поселка Холм.
  Собрание возобновилось. Первой слово взяла женщина:
   - Сколько я вас просила, Пасько: помогите, дайте хоть двести рублей на листовки. Я знаю, у вас были деньги. Себе вы - вон сколько напечатали. - Не на шутку разволновавшаяся женщина указала на две большие стопки агиток с огромными портретами улыбающегося Пасько.
   Сам он слушал раскрасневшуюся ораторшу с таким же выражением лица, что и на бумагах, лежащих на полу теперь безо всякой надобности. И тут настала очередь высказать свое мнение у Семенова-старшего. Уставившись своим твердым кошачьим взглядом на своего неприятеля, он повторил все то, что говорил на конференции.
   - Врешь, старый дурак, не я, а ты сам украл эти деньги, - невозмутимо ответил ему Пасько.
   - Верни все по-хорошему, - продолжал атаковать старик своего бывшего начальника. - Я тащил его четыре года, а он? В Думе пошли глупости, началось высокое самомнение: я, один я, и никого больше. А ведь виноваты мы все - создали ему культ, никто не возражал. Если возражал Семенов - позвонили одному, другому, и вы вынесли мне недоверие. Вот у меня в руках листовка с заголовком "Прочти - пригодится". Читаю: "делаем прогноз - победит Пасько". Победил. Занял позорное место, четвертое. Возьми, Пасько, пригодится тебе, - закончил Семенов и бросил листовку на стол.
  Пасько резко поднялся и, сжав тонкой полоской губы, двинулся в сторону "прокурора".
  Азербайджанец и Бутузов снова встали у него на пути.
   - Ладно, сам скоро умрешь, - нехотя вернулся Пасько на свое место.
   - Васильич, он вам угрожал и мне тоже, - подлез к Семенову Палыч. - Заявление нужно писать. Свидетелей много.
   - Я не могу больше работать в такой обстановке! Я пишу заявление о своем уходе! - не выдержал вдруг Пасько.
   После этих слов за авторучки, как по команде, взялись студент, координатор из Пеньково и заместитель Пасько по работе с молодежью, который до сего момента не снимал с рук кожаных перчаток. Глядя на то, как уверенно они стали строчить текст, я сделал вывод, что такой сценарий обговаривался.
   -Теперь решайте, кому мне передать печать, - предложил Пасько. - Ещё раз спрашиваю, кому мне сдавать печать?
  Несколько голосов назвали мою фамилию, Палыч и Виолетта - фамилию бывшего идеолога. Я в свою очередь поддержал их в этом. Но большинство партийцев отдали предпочтение мне.
   - Расписку мне, пожалуйста, - потребовал Пасько
  Я начал писать расписку.
   - Все, кто работал, получите деньги, - объявил координатор и раскрыл на столе дипломат.
  Его тотчас окружили. Я тем временем обменял расписку на печать.
   - Смотри, чтоб не вытащили из кармана. - предупредил Николай Иванович.
   - Ну, хватит же, наверное, - слегка пристыдил Пасько пытающегося получить прибавку координатора из Пеньково.
   - Пасько, ты не имеешь права передавать печать до тех пор, пока Высший Совет партии не освободит тебя от обязанностей, - неожиданно возмутился Бутузов.
   - Какое право ты имел брать печать? - с перекошенным от злобы лицом обратился ко мне каратист в перчатках.
  В этот момент Бутузов вернул мне мою расписку и положил печать себе в карман.
   - А ключи от офиса теперь у кого будут? - задал, пожалуй, самый резонный вопрос "агент ФСБ". Но его никто не услышал.
   Люди Пасько, рассовывая деньги по карманам, организованно двинулись к выходу. Замыкал группу неврастеничный каратист. Столкнувшись в дверях с Анатолием Синицыным, он пнул тому носком ботинка в берцовую кость. Палыч не упустил из внимания этот эпизод, и я снова заметил в его глазах страх.
   - Игнатыч, у тебя ствол с собой? - наклонился он к невысокому мужчине средних лет в подвернутых кирзовых сапогах и лётной куртке-комбинезоне.
   "Такому бородачу положи топор за пояс и можно запросто снимать в фильме о лесных разбойниках", - усмехнулся я про себя, наблюдая, как субъект для массовки слегка оттопырил верхнюю часть спецовки, дав таким образом своему боссу понять, что у него там не пусто.
   - Ключи от офиса у кого? - снова поинтересовался "агент ФСБ".
   - У меня, - ответил ему Палыч. - Приходи завтра к десяти утра.
   Тем временем Виолетта при содействии Семенова оформила протокол и решение Совета, согласно которому координатор региональной организации Пасько получил недоверие.
  
  
   11
  
   Было уже совсем темно, когда бунтовщики стали расходиться по домам. Палыч, нахлобучив до самых бровей норковую шапку, прогревал двигатель "Жигулей". Открыв дверки со стороны пассажирских сидений, он, высунув слегка вытянувшуюся за этот день физиономию, подал голос:
   - Васильич!
  Семенов подошел к нему и, немного посовещавшись, предложил сыну, мне и бывшему идеологу отметить событие. Мы согласились и сели в машину. Вслед за нами туда втиснулся координатор из Корзиново.
   Палыч быстро вырулил со двора, словно опасаясь погони, и, проехав квартал, тормознул у РОВД.
   - Пойду предупрежу начальника, - сказал он и выскочил из машины.
   - Правильно, - одобрил его Николай Иванович, - Пасько может учинить расправу.
   - Он мне уже вчера угрожал, - поделился Семенов-старший. - Я подал заявление на него.
   - Пасько хитрый, - вступил в разговор крепыш из Корзиново. - Он будет сидеть в ресторане, а его каратист подкараулит с кирпичом в подъезде.
   - Этот может, - согласился Семенов-старший. - Он на учете состоит.
   - А что ты раньше мне не говорил, что он состоит на учете, - возмутился бывший идеолог. - Его нужно было отстранять от работы с молодежью.
   - А сколько вообще наших партийцев на учете состоит, - усмехнулся я. - Есть такая статистика?
   - Какой лидер, такая партия, - съязвил Семенов.
   - Это ты зря, - проворчал Николай Иванович. - Вольфович - умнейший человек.
  
   Вернулся Палыч и мы, проехав квартал, остановились у его дома.
   - Приехали? - спросил Николай Иванович.
   - Мне домой нужно заскочить, - ответил Палыч. - Я быстро.
   - За стаканом? - пошутил я.
   Палыч не заставил себя долго ждать и через пять минут привез нас в незнакомый двор.
  Народ начал скидываться на водку.
   - У меня нет с собой денег, - увильнул предводитель. - Отдай за меня, Васильич. Завтра рассчитаюсь.
  Крепыш из Корзиново, уточнив у Палыча адрес конспиративной квартиры, побежал в магазин. Мы вошли в подъезд пятиэтажки и поднялись до третьего этажа, где нас встретил бородатый Игнатыч.
  Раздевшись в тесной прихожей, гости прошли в единственную комнату и стали рассаживаться за столом, на котором уже стояла кое-какая закуска.
   - Когда я на днях встретил Пасько в Думе, - тихо заговорил Семенов-младший, - он мне сказал, что выборы проигрывать нам нельзя. Синицын отвез письмо Любовь Андреевне от имени сельчан, которым не понравились анекдоты, напечатанные в моей газете, и она велела меня убрать. Вот не понимаю я этого. Ведь книжицу с этими анекдотами я взял, когда был в Москве, у неё в приемной. На моих глазах тогда их брали все, кому не лень, как ею же рекомендованный для публикаций материал.
   - Что там понимать? - степенно вступил в разговор его отец с присущей ему важностью. - Когда я после конференции отвез в Москву бумаги, касающиеся воровства Пасько, то мне предложили выступить с этим на Высшем Совете. Халимов или Хаипов, одним словом какой-то нерусский, беседовал со мной. Я переночевал в гостинице и к десяти часам явился в аппарат. Встречаю в приемной Шведа. Он спрашивает у меня: "Кто вас сюда приглашал?". Я ему говорю: "Начальник орготдела". Ну, он при мне вставил этому Халимову-Хаипову, а меня отправил домой.
  В это время вернулся Володя с водкой, и речь, в которой каждому слову придавался дополнительный вес, оборвалась.
  Первая бутылка, пройдя по рукам, ушла с чьей-то помощью под стол.
   - На Пасько компромата предостаточно, - продолжил Семенов, с удовольствием закусив соленым огурчиком. - Сколько раз я слышал в Москве, что его выгонят. Но потом всё замыкалось на Шведе. Я вот что скажу вам, друзья: Швед - это провокатор. Его в аппарат Вольфовичу специально подсунули. Он уже фактически развалил партию. Поэтому рано Пасько хоронить. Он уже писал заявления. Это его излюбленный трюк. Он внушил Москве, что организацию не на кого оставить. Вы как хотите, но я буду выставлять свою кандидатуру на координатора. Поддержите?
  Самовыдвиженец из-под опущенных на рыхлый нос очков обвел пристальным взглядом лица присутствующих.
   - Хе-хе, - усмехнулся Палыч.
   - А с тобой мы, по-моему, договорились, - недовольно посмотрел на него старик. - Получишь своего окружного.
  Палыч отмолчался, продолжая потягивать из горлышка безалкогольное пиво.
   Незаметно за разговорами мы приговорили вторую бутылку.
  - Палыч, подвези меня до вокзала, могу на электричку опоздать, - спохватился крепыш.
  - Бензина мало осталось.
  - Он меня просил приехать поддержать, - шепнул мне Володя, одеваясь, - а теперь бензин жалеет, тварь.
  Мы вышли на улицу.
   - А чья это квартира? - спросил я.
   - Кротова. Он её Игнатычу сдает. А тот возит мясо из деревни на продажу.
   - А Палыч от рэкета, что ли, его прикрывает?
   - Отец мой интересовался его прошлым, - перебил нас Семенов, - и выяснил, что у него почти все документы фальшивые. А знаете, за что он судимость получил? Первый срок ему дали за неоказание помощи сбитому им человеку. Он вместо того, чтоб как-то раскаяться на суде, лгал и изворачивался до последнего. Второй раз он решил попугать бывшую женушку. Бегал за ней с газовым пистолетом. Вот тут он получил условное наказание по 206 статье. Странный он все-таки, понимаете, странный. Ты видел, как он сегодня чуть не задохнулся? И как он сейчас себя ведет - пальцы веером. Я сомневаюсь, что у него при себе денег не было на водку.
   - Для чего он домой тогда бегал? - спросил я. - Может быть, он кошелек выложил, а диктофон с собой прихватил? Есть он у него?
   - Думаю, что да, - ещё тише ответил Семенов, и его серо-желтое лицо, покрытое тусклыми бликами от электрических огней, показалось мне мрачнее обычного.
   - Выгонять этого рыжего дурака из партии надо, - уверенно сказал Володя и, пожав нам руки, трусцой побежал в темноту.
  
  
   12
  
   Утром следующего дня в офисе собралось шесть человек: я, Николай Иванович, оба Семенова и Палыч с секретаршей.
   - Я предлагаю создать временный орган по управлению организацией, - первым высказался экс-депутат.
   - Это что - по типу ГКЧП? - ядовито усмехнулся Палыч. - Вы тут делайте что хотите. Я долго ждал этого дня, - вдруг занервничал он. - Я два года боролся с Пасько.
   - Не суетись. Получишь ты своего окружного, - строгим голосом осадил его Семенов.
   - Нужно стенограмму координационного совета в Москву отослать, - предложил бывший идеолог.
   - Нужно написать, как я вчера Пасько на место поставил: "Я в отличие от тебя на красных не работаю" - перебил его Палыч.
   - Вы заместитель и обязаны доложить, - менторским тоном заявил Семенов-старший, внимательно изучая меня из-под очков.
   - Идите немедленно в приемную и отправляйте факс, - подскочил Николай Иванович.
   - Пойдем, ключи у меня с собой, - тихо предложил редактор газеты.
  Я не заставил себя долго ждать, и мы вышли на улицу. Погода, несмотря на декабрь, стояла сырая. Под ногами чавкала снежная каша.
   - Не хочу этого слушать, - поморщился Семенов. - Два года он с Пасько боролся! Вчера ты его буквально со сковородки снял. Если кто и боролся, то только мой отец.
  В комнате главного редактора было тепло и сумрачно. Семенов-младший включил электричество и занялся оргтехникой. Я разместился за письменным столом и начал кратко излагать стенограмму совета.
   - Я слышал, что Кротов своего дружка посадил, - тихо произнес Семенов, распутывая шнуры. - Позвонил в милицию из его квартиры и ляпнул, что в универмаге бомба заложена. Потом еще раз перезвонил и "слинял"... И еще мне жаловались, когда я по участку ходил, что он гаражные ворота украл.
   - У меня уголок металлический пропал, после того, как Палыч им заинтересовался, - ответил я, передавая текст.
  Семенов, взяв лист, задумался. Потом, прочитав какой-то фрагмент, рассмеялся и принялся за работу.
  Отправив докладную электронной почтой, мы просидели несколько минут молча. Лампа дневного света гудела и предательски моргала. За окном сиротливо ерзал по стеклу озябший грязный голубь.
   - А правда, что ты тоже хотел стать координатором? - прервал я гнетущую паузу.
   - Кто это тебе сказал? Кротов?
   - Да, - кивнул головой я. - Сказал, что ты сильно поддал и поделился с ним сокровенными мечтами на дне рождения Вольфовича.
   - Х-м... Я ведь никогда не перепиваю...
   В коридоре послышались размеренные шаги, и дверь в кабинет медленно открылась.
   - Я только что разговаривал со Шведом, - едва переступив порог, сообщил новость отец главного редактора. - Звонил ему из Думы, но он прикинулся валенком, как будто и не знал о заявлении Пасько.
   - Почту в аппарате не сразу просматривают, - пояснил Семенов-младший. - Может, и не знает.
   - Знает, Пасько уже растрезвонил в Думе, что послал Шведа вчера вечером по телефону на три буквы, - разозлился старик. - Нужно отправлять докладную в кабинет брату.
   - А какую он вообще должность занимает? - спросил я.
   - Не буду врать, не знаю, - развел руками Семенов. - Он имеет прямой контакт с Жириновским и скрывать ничего не станет. Пишите. Но только от своего имени. Я уже достаточно писал. А вы человек новый - может, будет толк.
   Написав текст, я передал его редактору, и он, прочитав, переправил его факсом в кабинет брата вождя партии.
  Спустя некоторое время, я позвонил адресату.
   - Да, я слушаю вас, - раздался голос с одесским акцентом.
  Поздоровавшись и представившись, я поинтересовался:
   - Вы получили факс?
   -Да, мы изучим вашу докладную и передадим ее руководителю аппарата.
   - Спасибо, до свидания.
   - Он передаст докладную Шведу, - "обрадовал" я товарищей и у них не нашлось для ответа никаких слов. Огорченные, мы разошлись по домам.
  
  
  
   13
  
  За последующие два дня мы так и не узнали, как отреагировали в Москве на наши недавние события. Близились выборы губернатора, и пресса стала интересоваться, кого выдвинут на этот пост либерал-демократы. В одной из газет появилась заметка с интригующим заголовком: "Где правда о ЛДПР?" В ней были намеки, что в партии не все благополучно, и по этому поводу может появиться много противоречивой информации. Однако настоящую правду может сообщить только Пасько.
   - Какую такую правду, - встревожился Николай Иванович, заподозрив в этом какой-то подвох. - Заместитель должен срочно наведаться в аппарат партии.
   - Не теряйте время, - строго посмотрел на меня из-под очков Семенов-старший. - Потом будет поздно.
  Я попробовал возразить "ветеранам", но они продавили свое мнение.
   Второе путешествие в столицу начиналось гораздо приятней, нежели первое. Добравшись до своего места в плацкартном вагоне, я поприветствовал попутчика. Им оказался Яков Маркович, один из тех директоров, под руководством которого я работал некоторое время в годы перестройки.
  Яков Маркович повесил китайский темно-зеленый с капюшоном пуховик, в коих щеголяла почти вся страна, достал собранный в дорогу ужин и, предложив мне вареное яйцо, повел рассказ о своей жизни. Он ничего за последние годы не добился. Поработал на крупных предпринимателей, в числе которых был фаворит первого губернатора. Я узнал, что в бурные годы реформ, когда на вокзалах города по распоряжению главы области потрошили сумки, изымая вывозимые в Польшу электробытовые приборы, его фаворит переправил за границу всю продукцию обанкроченного завода - бра и люстры. Как отходы цветного металла.
  Сейчас Яков Маркович ехал в командировку. Он, как и большинство ответственных и порядочных людей, вернулся в госсектор и продолжал там по инерции работать, уповая на социальные гарантии. И хотя этот заметно постаревший добрый еврей уже почувствовал однажды на своей давно облысевшей голове болезненный щелчок заботливой руки "монстра", он добрым словом поминал недавние времена.
   Перед тем, как уже лечь спать, я показал Якову Марковичу зеленую корочку с золотистыми буквами ЛДПР.
  Немного растерявшийся Яков удивленно посмотрел влажными коровьими глазами, рассмеялся и, достав из дорожной сумки простынку, стал готовить постель.
  Мозг мой еще долго не хотел отключаться, перебирая различные варианты предстоящей экскурсии в "сердце партии". Я был уверен, что у гениального Жириновского самый правильный в мире аппарат. В голове начали появляться абстрактные виденья. Картинки стремительно менялись. Мелькнула пупырчатая физиономия Палыча. Пронесся табун рыжих лошадей.
  Проснулся я с мокрой от пота спиной - проводники в последние часы явно перестарались с обогревом пассажиров. Люди, замерзающие с вечера, теперь с помятыми лицами толпились в духоте возле туалета. Занимать очередь было бессмысленно, и я стал дожидаться полной остановки поезда. Вместе с попутчиком я направился к зданию вокзала, чувствуя, как на холоде неприятно мерзнет спина.
  Попрощавшись с Яковом Марковичем, я купил билет на обратный путь и прошел в полупустой зал ожидания. Там я съежился на жестком сиденье и просидел так два часа, периодически вздрагивая от резких кивков отключающейся на секунды головы. Когда стрелки часов показали 8 утра, я вошел в метро, теплый воздух которого чуть-чуть взбодрил меня.
  На проходной аппарата стоял дежурный. Посмотрев мой партийный билет, он позвонил и попросил подождать, когда спустится куратор нашего региона. Минут через пятнадцать вышел молодой мужчина добродушного вида, одетый в серый ворсистый пиджак и черные брюки, и повел меня вверх по лестнице. Услышав от меня последнюю новость, он повеселел и начал говорить о том, что аппарат давно присматривался к Пасько. В узком длинном коридоре мы завернули в кабинет, где находился пожилой, слегка полноватый аппаратчик невысокого роста с одутловатым лицом. "Петрович, заместитель Пасько приехал", - доложил мой провожатый и удалился.
   - Так-так, что там у вас случилось? - бодро поинтересовался Петрович, придав лицу участливое выражение. - К сожалению, куратор вашего региона недавно попал под поезд, а я занимаюсь другим, восточным, сектором, - Петрович обвел указкой на карте полукруг. - Ну, давай, рассказывай.
   - Я уже послал факсом вот этот протокол собрания и докладную, - протянул я Петровичу копии.
   - Читали, читали, - вздохнул Петрович. - А сами-то как смотрите на то, что произошло? Какого мнения о руководителе? - Петрович подозрительно прищурился: - К нам поступало много сигналов на него.
   - В газете появилась информация, что он должен какую-то правду о ЛДПР рассказать, - сразу озадачил его я. - Есть мнение, что он задумал что-то на случай увольнения.
   - Что за заметка, - оживился Петрович.
  Взяв у меня газету, аппаратчик сразу же снял копию и начал изучать обведенный мною в рамку текст, повторяя все время "так, так".
   - Хорошо, - Петрович поднял голову и, пристально посмотрев мне в глаза, задал неожиданный вопрос: - А сами вы как относитесь к возможности возглавить организацию?
  " Разводка", - решил я, но не падал виду: - Вообще-то мне нравится вопросами пропаганды заниматься. Хочу сейчас зайти в управление пропаганды.
   - Да посиди ты пока, зачем тебе это нужно? - дружески улыбнулся Петрович. - Я сейчас пойду, доложу руководителю аппарата про тебя. Образование у тебя какое?
   - Высшее экономическое.
   - О - о! Ты подожди, - подбодрил меня Петрович и удалился.
  Пока я размышлял о том, почему Петрович не хочет пускать меня в управление пропаганды, в кабинет периодически заглядывали среднего возраста аппаратчики, одетые почти все как один в ворсистые пиджаки в мелкую крапинку и черные брюки. Время от времени появлялся сам Петрович, иногда с кем-нибудь, и они вместе смеялись. "Похоже, у Вольфовича разведывательное управление в партии", - решил я. Прошло полтора часа, и я поинтересовался у появившегося моего утреннего провожатого, где туалет.
  
   Оторвавшись от "хвоста", я решил последовать рекомендации Семенова - зайти к брату шефа.
  Прежде, чем отыскать нужный кабинет, мне пришлось изрядно поплутать по коридорам. Постучав в дверь с нужным мне номером, я, слегка волнуясь, потянул ручку на себя...
   - У вас там есть отделение партии? - нервно интересовался по телефону невысокий мужчина в очках. - Не надо к нам приезжать. Вставайте на учет в своей организации. Вы в другом государстве живете... Я понимаю, что вы братский народ, но Беларусь - это другое государство.
  Дождавшись, когда разговор закончится, я, еще раз поздоровавшись, напомнил о факсе.
   - Сейчас вас примет руководитель аппарата, - раздраженно ответил "одессит", не выслушав меня до конца.
  " Зря я Семенова послушал", - понял свою ошибку я и быстро попрощался с "одесситом".
   Вернувшись в кабинет к Петровичу, я просидел там еще полчаса в полном одиночестве.
   - Пойдем, Александрыч, - объявился Петрович и повел меня в приемную.
   Из двери, расположенной напротив кабинета Шведа, вышел пожилой подтянутый мужчина, которого я видел раньше на плакате в военной форме вместе с шефом партии.
   - Виктор Ульянович, вот тут заместитель Пасько подъехал, может, поговорите с ним, пока Вячеслав Николаевич не освободится, - обратился весельчак к нему.
  Отставник слегка прищурился, оглядев меня с ног до головы, посмотрел на часы и нехотя ответил:
   - Мне сейчас некогда.
   Интуиция мне подсказала, что этот человек решил на всякий случай остаться в стороне.
  Через десять минут я шел по кабинету внушительных размеров навстречу сидящему за большим столом невысокому человеку. Чувствовал я себя достаточно уверенно и был готов к любому повороту событий. Руководитель аппарата поднял голову.
   - Что вы там устроили? - спросил он меня довольно холодно и раздраженно.
   - Я человек новый и не имею отношения ни к Семенову, ни к Кротову, и, тем более, к их противостоянию с Пасько.
   Такое вступление несколько озадачило шефа отставных полковников, и он смягчил тон.
   - А кто это - Кротов?
   - Тот самый, который разговаривал с вами на восьмилетии ЛДПР.
   - А-а, это тот, что двух милицейских полковников рекомендовал. Но я ему ничего не обещал. Ну, за что вы там недоверие Пасько выразили?
   - Обвиняется коллегами по партии в воровстве.
   - Он уже с лета никаких денег не получал, - разозлился Швед. - Кто это выдумал - Семенов, что ли? Пусть не звонит больше и не представляется депутатом. Его полномочия уже кончились. А то выгоню из партии к чертовой бабушке! Петрович! - гневно обратился он к вошедшему весельчаку. - Когда ты собираешься туда ехать?
   - В конце месяца, - растерялся весельчак. - Пасько сам должен приехать на всеобщее совещание координаторов.
   "Вон оно, оказывается, как", - удивился про себя я.
   - Езжай немедленно. Построй их, на хер, в колонну по шесть. А Пасько передайте, что он тряпка, - эти слова были адресованы уже мне. - Сколько раз я звонил ему и приглашал его сюда. Мог бы приехать и привезти какой-нибудь отчет, хотя бы самый простой, а потом просить денег. Деньги ведь за что-то даются, а не просто так.
   Швед произвел на меня хорошее впечатление. По его лицу было видно, что он далеко не безразличен к идее о наведении порядка в партии и уж вовсе не был похож на интригана.
   Вернувшись домой уставшим, но вдохновленным, я к обеду пришел в офис и в присутствии Виолетты рассказал бывшему идеологу и Семеновым, какие замечательные люди работают у Жириновского в аппарате.
   - А не обвели ли они тебя вокруг пальца? - засомневался Николай Иванович.
   - Не знаю, - задумался я. - Не все там просто.
  И тут бывший идеолог поделился со мной тем, что месяц назад написал в Москву письмо, где выразил свое несогласие по некоторым вопросам партийного строительства. А Пасько заполучил его послание и подтрунивал над ним, что он наивный старик и его рекомендовали отстранить при первом удобном случае от руководящей работы.
   - Я слышал от водителя, что Пасько едет завтра на вокзал встречать комиссию, - усилил подозрения сын Семенова.
  Зазвонил телефон.
  Виолетта сняла трубку и, послушав, любезно протянула ее мне.
  - Привет, ты заходишь проверять свою комнату? - огорошила меня молодая соседка по коммуналке.
  - Нет.
  - Так вот, слушай, что сказал моей маме участковый: если, говорит, они не будут жить в своих комнатах, то их выселят.
  - Но это же чушь. У нас теперь ордера есть.
  - Как дали, так и отберут назад. Зоя Алексеевна пишет во все инстанции, жалуется, что у нас есть другая жилплощадь.
  - Хорошо, схожу на днях.
  - Да ты не попадешь туда. Мы вчера час с замком провозились и не смогли открыть.
  - Что, новый опять?
  - Вроде бы старый, но ключ не подходит. Меняться нужно или продавать.
  - Но как ты продашь неприватизированную жилплощадь?
  - Мы уже пробовали через фирму.
  - Ты уже рассказывала.
  - Нет, это другой случай. На этот раз парень молодой приходил - высокий такой, одет в кожаную куртку. В общем, пока я с ним в комнате разговаривала, они подслушивали. Потом Алексеевна разоралась - "козел", и все такое, "ничего у тебя не выйдет", и "никто здесь жить не будет". Он разозлился и сказал, что подселит им цыган. Как ошалела она тогда, полезла драться. Он на улицу, а она за ним. Бежала до самой дороги босиком... Еще звонила бабка-осетинка. Спрашивала, куда мы все делись. Она, оказывается, не все вещи забрала. Приходила туда, но они ее вышвырнули и палец чуть не сломали. Соседи потом ей "скорую" вызывали. Она оставила телефон и просила, чтоб ты отнес ее заявление к участковому.
  Закончив разговор с соседкой, я стал обзванивать районных координаторов, приглашая их на координационный совет, который по плану должен был состояться через день. Коллеги внимательно наблюдали за мной. Вскоре, к общему удивлению, выяснилось, что большинство руководителей уже получили приглашение от Пасько.
   - Надо завтра утром собрать здесь всех противников Пасько, - предложил Николай Иванович.
   - Хорошо, я поговорю со своими людьми, - деловито отреагировал Семенов. - Только не надо отступать. Договорились?
  Я кивнул головой, и "заговорщики" разошлись.
  На улице я вспомнил про Святослава Грехова, ранее клюнувшего на предложенный мною обмен, и, дозвонившись до него из автомата, договорился с ним о встрече.
  
  
   14
  
   Вечером на остановке почти никого не было, и я без труда определил человека, который меня ожидал. Впрочем, я бы его узнал и при значительном скоплении народа. Святослав оказался таким, каким я его представлял - невысоким щуплым мужчиной лет пятидесяти пяти, одетым в старенькое пальто с мутоновым воротником, в облезлой кроличьей шапке.
  - Хочу предупредить вас насчет соседей, - обратился я к клиенту, вглядываясь в безобидное худощавое лицо с мелкими чертами. - Мать и дочь, о которых я говорил вам по телефону, могут не принять вас как возможного соседа.
  - Я одинокий человек. Ко мне никто не ходит, только сестра, и вообще, я редко выхожу на кухню, только по крайней необходимости.
  - Вот и плохо, что вы такой. Они вам на голову сядут.
  - Для меня хуже, чем сейчас, уже быть не может. Мне срочно нужно переезжать. Пойдемте смотреть вашу комнату.
   Поднимаясь по знакомой лестнице, я ничего не мог поделать со своим внутренним состоянием. Оно у меня было такое, будто бы я направлялся прощаться с покойником. Ключ после нескольких попыток не провернулся, и мне пришлось нажать на кнопку звонка. По коридору раздались знакомые тяжелые шаги. Замок щелкнул и дверь распахнулась. Посмотрев на Грехова исподлобья, Зоя, к моему удивлению, промолчала, дав возможность нам свободно войти. Оглядев кухню, потом мою комнату, Святослав дал твердое согласие на обмен. Его буквально засасывало в общество моих соседей. На улице я еще раз попытался отговорить его, но он уже объяснял, как добраться до его адреса.
   - Завтра я не смогу, - ответил я, ожидая, что следующий день будет для меня непростой.
  
  Около десяти утра я распахнул дверь в кабинет Палыча, рассчитывая увидеть собрание народа. Однако к моему огорчению, там находились только Семеновы и Виолетта. Следом за мной вошел "Агент ФСБ", плотно объятый коротким светлым плащом. Он появился в сопровождении отца - невысокого близорукого мужчины в очках с толстой оправой, поношенном пальто и старой кроличьей шапке. Не успели мы обменяться рукопожатиями, как пришел координатор Корзиново, Николай Иванович и пожилой мелкий мужичок очень сердитого вида, занятый, по моей информации, какой-то незначительной работой в аппарате городской администрации. В это время раздался телефонный звонок. Виолетта, сделав выразительный знак тщательно подкрашенными глазками, подозвала меня и передала трубку.
   - Александр Александрович, - довольно сухо обратился ко мне Петрович, - будьте добры, соберите к 11 часам следующих людей...
   - Будет сделано, - отрапортовал я, - когда Петрович огласил весь список. - Но, к сожалению, я не смогу собрать тех, кто живет в районах.
   - Нет, Александр Александрович. Вы уж постарайтесь всех. Вы кто сейчас - руководитель или нет?
   - Насколько мне не изменяет память, была договоренность собрать людей на завтра. Сегодня здесь будут только те, кто живет в городе. Иначе не получится, - отрезал я Петровича. - За вами машину прислать?
   - Спасибо, мы уж как-нибудь сами, - съязвил Петрович и повесил трубку.
   - Ну что? - как один, подскочили присутствующие.
   - Не нравится мне что-то настроение гостя. Похоже у них какой-то хитрый план.
   - Я сегодня был в Думе, - подал голос Семенов-старший. - С девяти утра москвичи находились в кабинете у Пасько. Я же вас предупреждал, что рано вы его хороните. Кстати, а где Кротов? - наморщив лоб, обратился он к Виолетте.
   - Вон он едет, - кивнул в окно его сын.
   Я успел увидеть, как Кротов с вытянутым лицом объяснял что-то на ходу сидящему рядом с ним Петровичу. Машина проехала мимо в направлении офиса, который Пасько сдавал в аренду.
   - Палыч повез гостей на экскурсию, - резюмировал я.
   Экскурсовод с растерянным бледным лицом появился минут через пятнадцать. По его дрожащим рукам я понял, что пока дела у него плохи. Следом вошли гости.
   "Референт орготдела", - представил Петрович невысокого мужчину лет сорока в расстегнутом голубом плаще, из-под которого виднелся вишневый пиджак, надетый поверх черной водолазки и начал осматриваться.
  Заплывшие глазки референта холодно скользнули по присутствующим, и у меня сложилось впечатление, что у этого типа есть какие-то дополнительные полномочия. Николай Иванович неожиданно шагнул навстречу к Петровичу и по-военному представился. Петрович, козырнув, рявкнул ему свое военное звание, и Николай Иванович от неожиданности покраснел и немного отпрянул.
  Сняв дубленку, грузный адмирал плюхнулся за стол и сделал серьезную мину; дряблые щеки его одутловатого лица слегка провалились.
   - Почему у вас не выпускается газета?
  Этот вопрос относился ко мне, и я его ожидал меньше всего.
   - На период выборов все деньги были направлены на листовки. Так, во всяком случае, мы договорились ещё осенью. Может, ещё какие деньги были - так это вопрос к Пасько.
   - Программу партии в газете печатали? - Петрович вновь "прицелился" мне прямо в лоб.
   - Когда?
   - Летом.
   - Тогда этот вопрос не ко мне.
   - Нет уж, Александр Александрович, изволь ответить. Ты вот в Москве был, а к руководителю Управления пропаганды не посчитал нужным зайти. А она вот требует разобраться, почему программу партии печатали в газете.
   - Это решение принималось на координационном совете, - ответил за меня Семенов, - и в чем тут крамола?
   - Нельзя программу партии печатать с переносом из одного номера в другой, - строго пояснил ему Петрович, подозрительно глядя на меня.
   - Так вы что, по мою душу здесь, или будете решать вопрос, что делать с заявлением Пасько? - не выдержал я.
   - Подождите, Александр Александрович, делать выводы.
   - Хорошо. Но какое отношение я могу иметь к программе, которую печатали летом, если работать начал осенью?
  Петрович слегка растерялся и даже чуть-чуть покраснел. Я уже не сомневался относительно его намерений.
  - Если вы опять приехали прикрывать Пасько, то разговор теряет смысл, - официальным тоном заявил Семенов-старший.
  Петрович нахмурился и повысил голос:
   - Я имею поручение от руководителя аппарата разобраться в вашем конфликте! Мне не давали никаких инструкций, кроме как дать происходящему объективную оценку! Давайте каждый подойдите к столу и выскажите свои претензии руководителю. Он достал диктофон и поставил его перед собой.
   Николай Иванович сел напротив Петровича и заговорил о том, как Пасько ветрено ведет себя в Думе. Петрович внимательно слушал, хлопая отечными веками.
  Семенов-старший, удобно расположившись, рассказал о пропавших партийных миллионах неденоминированных рублей. Петрович, с опаской поглядывая на упрямого старика, старался выглядеть обеспокоенным.
   - А кого вы хотели бы видеть во главе организации? - оглядел он всех присутствующих.
   - Я считаю, что для этого в партию нужно вовлекать уважаемых людей, - неожиданно встала Виолетта и прошла вперед, чтоб ее хорошо было видно.
  Петрович несколько раз оглядел прожорливым взглядом обтянутые черными брюками узкие бедра девушки и одобрительно кивнул.
  Я заметил, что Петровичу понравился ход мыслей секретарши, как, впрочем, понравилась и она сама.
   - Нужно русского руководителя, - поднялся с места Володя и густо покраснел.
  Петрович недоуменно оглядел крепыша и снова обратился ко всем:
   - А кого вы бы хотели видеть руководителем?
   Лицо Петровича подозрительно посуровело. Как "добрый" следователь, он напряженно всматривался в открытые лица разгоряченных жириновцев, ожидая чистосердечного признания. Референт бегло отслеживал реакцию присутствующих.
   Володя неожиданно назвал мою фамилию.
   - А кто еще поддерживает эту кандидатуру? - молниеносно среагировал референт.
   - Если он будет прислушиваться к мнению старших, - важно объявил Семенов, - то все остальные.
  Петрович, как мне показалось, удовлетворенно выдохнул.
   - Есть еще предложение, - поднял руку "агент ФСБ". - Тут присутствует бывший депутат, прошедший горнила нескольких выборных кампаний.
  Петрович удивленно посмотрел на высоченного щекастого парня с густой вьющейся смоляной шевелюрой (таких приметных партийцев ему наверняка не приходилось раньше встречать) и пропустил эту реплику мимо ушей. Потом хмуро посмотрел на часы и назначил время сбора на завтра в главном офисе. Мне было предложено прийти на утро в гостиничный номер с письменными ответами на разработанную аппаратом форму отчетности.
   - Какие соображения у тебя насчет всего этого? - буквально выпалил с тревогой в голосе Николай Иванович, когда Виолетта проводила гостей.
   - Думаю, что они приехали с целью убрать меня, - предположил я.
   -За что? - удивленно открыл рот Николай Иванович.
   - Аппарат серьезно укрепился отставниками спецслужб. Возьмите хотя бы этого референта. А я вскрыл недостатки их работы. Теперь они постараются преподнести меня как кляузника. Но еще круче будет вылепить из меня провокатора, вступившего в ЛДПР, чтоб подорвать ее изнутри. Вы не обратили внимания, как адмирал буквально просветлел, когда меня поддержал Семенов.
   - А что тут такого? - разозлился Семенов-старший.
   - Если верить докладной, отправленной летом в аппарат, то вы член еврейской организации "Сохнут", если вы не в курсе.
   - Читал. Полная чушь, - отреагировал Семенов.
   - Для них важно какой-нибудь заговор раскрыть... В общем, я оказался наивным, рассчитывая, что приедет комиссия. Аппарат прислал не комиссию, а "чистильщиков".
   - Я тоже им не верю, - подскочил Николай Иванович. - Подозрительно себя ведут. Скорее всего, ты прав...
  
  
   15
  
  Ночью мне снилась разная мерзость и гадость, что дало мне повод утвердиться в истинных намерениях комиссии по зачистке организации от "врагов".
  С нехорошим предчувствием я поднялся на третий этаж гостиницы и постучал в одну из комнат, расположенных в узком, затхлом и плохо освещенном коридоре. Открывший дверь весельчак выглядел неважно. Лицо его ещё больше пожелтело, и под глазами обозначились мешки. Вместе с пепельницей, в которой ещё дымились окурки, на старой полированной тумбочке стояли два стакана в серебряных подстаканниках, наполовину заполненных черным кофе.
  Отхлебнув изрядную порцию бодрящего напитка, Петрович тяжело вздохнул и заговорил о партии, её престиже, впрямую зависящем от разного рода внутренних конфликтов. Потом, петляя вокруг да около, похвалил меня за преданность её лидеру и одновременно намекнул на то, что надеется на мою сознательность и тихое разрешение конфликта без выхода на страницы печати - как будто бы я, а не Пасько, уже сделал шаг в подобном направлении. Послушав весельчака ещё несколько минут, я решил опередить его конкретным вопросом:
   - Может мне заявление написать об уходе?
   - Ну, зачем же так, Александр Александрович? Я имею поручение от руководителя аппарата объективно разобраться в сложившейся ситуации. Кстати, как ты находишь вариант твоего назначения координатором?
  Весельчак придал лицу излишне серьезное выражение и даже слегка прищурился. Я без труда раскусил, что это - очередная провокация, и решил слегка попугать интригана:
   - Зачем назначать? Будет конференция, и меня выдвинут. А там - как люди решат. Думаю, что у Пасько шансов будет меньше, чем в прошлый раз.
   - Но Семенов, он ведь наверняка корыстные намерения имеет, когда предлагает свои услуги? - прервал меня стоящий в стороне референт.
   - Этот человек относится к категории людей, которая не привыкла сидеть сложа руки. Пусть лучше работает на нас, чем против нас. А вопрос выплаты поощрения целиком зависит от решения коллектива. Через час вы сами услышите всех и поймете, что это за коллектив. Я никого против Пасько не настраивал. Это застарелый конфликт.
   - Посмотрим, - иронично обронил референт и стал застегивать свой длинный утепленный плащ.
   По дороге мы почти не разговаривали. Свежий липкий снежок плотным слоем утоптался на тротуаре, создав реальную угрозу для неуклюжего Петровича оказаться в травмпункте.
   У входа в довоенное, из темного красного кирпича здание, где арендовался офис районной организации Бутузова, толпились активисты. Рядом стояла единственная машина - "Жигули" шестой модели. Её хозяин очень любезно поздоровался с москвичами и поспешил представить им заместителя координатора поселка Корзиново - Шишкина:
  - Наш тренер по боксу. Вы бы ему футболочек прислали для секции.
   Невысокого роста худощавый протеже в старенькой бесформенной нутриевой шапке очень мало походил на спортсмена. Наверное, поэтому гости прохладно отнеслись к просьбе предводителя и отошли в сторону, шушукаясь по поводу опоздания Пасько. По отдельным фразам я понял, что планируются некоторые корректировки согласованного ранее плана (так как я не собирался нападать на руководителя без лишнего повода, ему, наверное, хотели порекомендовать то же самое).
   Пасько опоздал на несколько минут и гости, отведя его в сторонку, стали о чем-то совещаться. Я поднялся наверх. Бутузов, в камуфляжной форме с портупеей, возился с магнитофоном. Когда гости вошли, он его запустил, и два десятка присутствующих либерал-демократов встали, "опустив руки по швам", под раздавшиеся звуки их гимна.
   Открыл собрание Петрович. Он вновь заговорил о важности собственной миссии, нежелательности распространения конфликта за рамки организации, не упуская случая при этом намекнуть на необоснованность претензий к руководителю. Тот, в свою очередь, сидел с безмятежным видом и слегка улыбался.
   - Кто желает высказаться? - спросил Петрович.
  Слово взял координатор с внешностью безыдейного коммуниста. Он перефразировал цитату из работы Ленина "Государство и революция", сравнив первоначальный успех партии с кавалерийским наскоком, после чего определил главную причину снижения её рейтинга - склоки. Однако оратор, подобно тем самым безыдейным, не объяснил, почему эти склоки возникают. Получалось, что дрязги провоцируют только с одной целью - навредить партии. Очень тонкий смысл имело это абстрактное, лишенное всякой конкретики выступление. Я заметил, что москвичам пришелся по душе доклад "коммуниста". Напарник Петровича спешно стенографировал его слова в протокол.
  Следующим выступающим был врач, числившийся координатором в моем районе. Последний раз я его видел осенью на конференции. Речь его была воспринята без всякого интереса, хотя в ней было много любопытного и заслуживающего внимания. Закончил он её откровенной, но неудачной для таких собраний фразой: "В партии, как и во всем обществе в целом, не могут не проявиться элементы разложения".
   Улыбнувшись и сославшись на занятость, он направился к выходу.
   - Партбилет на стол, - раздался зловещий голос Палыча. По стеклянному блеску его глаз я понял, что он принял свое зелье. - Вы уничтожили целую организацию! - выкрикнул предводитель обвинение, от которого у Петровича слегка отвисла нижняя губа. Но кандидат медицинских наук с красными от смущения ушами уже захлопнул за собой дверь.
  Пасько немного растерялся после столь смелой мысли сбежавшего "с поля боя" координатора - наверняка он заявил его как своего сторонника. Чтоб не упустить инициативу, он, взяв в руки газету, поднялся со стула. Через несколько минут публика узнала, что в районе, где баллотировался Анатолий Синицын, некоторые люди были настолько шокированы его необычным для кандидата внешним видом, что решили написать об этом в районной газете.
   Автор фельетона довольно точно описал предметы гардероба Анатолия, чем вызвал ехидный хохот нескольких присутствующих.
   - Это гайдаровская газета "Авоська", - стойко парировал Синицын. - Вы, Пасько, раньше состояли в ДПР Травкина.
  Какой-то мужчина медвежьего вида свирепо произнес:
   - У меня есть ребята в организации - афганцы. А ты, какой герой? Гнать тебя надо. Чего ты в мой район полез?
   Воспользовавшись "народным гневом", Пасько сходу поставил вопрос об исключении Синицына из партии. Петрович и его помощник были вынуждены считать поднятые руки. Проголосовали "против" всего три человека: координатор поселка Холм, Палыч и я. Семенов-старший потерял право голоса по причине истечения срока депутатских полномочий, а его сын воздержался от голосования.
   Следующим со своего места поднялся молодой заместитель Пасько и обратился к близорукому азербайджанцу:
   - Тимур Иосифович, скажите пожалуйста, почему ваш район остался без кандидата на выборах?
   - У нас все готово было, люди настроились на работу, - затараторил азербайджанец, - а этот товарищ, которого Кротов привел, поднял вопрос о финансировании. Видите ли, ему наши деньги нужны стали. Чего он раньше думал, когда выдвигался? Очень плохо, что так получилось.
  Палыч опустил голову, прекрасно понимая, что оправдываться нечем. Виолетта, почувствовав, что над ее боссом вновь сгустились тучи, решила действовать. Уверенной походкой она вышла к столу, на котором стоял диктофон, и, улыбаясь, обратилась к Пасько по имени-отчеству, ни капельки даже не смутившись от его наглого взгляда:
   - Почему вы всем говорите, что организации Евгения Павловича не существует? У нас есть люди, и мы регулярно их навещаем, развозим литературу. Я постоянно нахожусь в офисе.
   У Петровича вновь отвисла губа, и он прошелся жадным взглядом по туго обтянутой брюками кокетливо отставленной попке секретарши. Виолетта быстро перечислила все заслуги своего босса перед партией и, чуть-чуть заплетая ровные ноги, вернулась к своему хозяину, лицо которого, впрочем, не отразило никакого восторга или одобрения.
   Семенов-старший степенно поднялся и поведал историю о том, как он самостоятельно боролся в одном из округов за звание депутата, вспомнив напоследок наказ самого вождя:
   - Владимир Вольфович как сказал: идите любыми путями, встретитесь - потом разберетесь, - с особой значимостью произнес бывший заместитель Пасько и после небольшой паузы припомнил координатору всё, включая излишнюю самоуверенность.
   Петровича явно не устраивал такой расклад, и он начал откровенно выгораживать Пасько. Его хитросплетенная речь уже раздражала, и я поднял руку:
   - Можно мне выступить?
   - Подождите, Александр Александрович.
   - Дайте слово, - потребовали в один голос несколько человек.
  Весельчак строго посмотрел на меня и неожиданно пригрозил:
   - Хотите, я сейчас зачитаю?
  В его руках я увидел мою докладную, в которой отдельные предложения текста были подчеркнуты черными чернилами. "Слабые места выделили", - решил я и тут же атаковал скользкого человека:
   - Зачем же вам утруждать себя? Я сейчас сам зачитаю.
  После этих слов я показал Петровичу копии своих бумаг, которые держал в руках с самого начала.
   - Нет, Александр Александрович. Давайте уж я зачитаю, - подчеркнуто строго поддел меня весельчак.
   - А я вам не верю. Вы можете исказить смысл.
  Весельчак растерялся, а по залу прошло некоторое волнение. После этого без всякого разрешения на середину вышла единственная женщина-координатор:
   - Вы сюда зачем приехали? - резко обратилась она к членам комиссии. - Меня уже предупредили, что выгонят вслед за Синицыным, - девушка раскраснелась, глаза её заблестели. - Я в партию не из-за тебя, Пасько, вступала, а из-за Жириновского. Сидишь и улыбаешься. Я ведь знаю, что ты - вор. Ты - вор, Пасько. Мне твоя жена рассказывала, как ты партийные деньги на любовниц тратишь. Попробуйте только исключите меня. Я к Жириновскому поеду на прием.
   Петрович после угрозы женщины переменился в лице. Было видно, что он испугался.
  Я снова поднял руку и, не обращая внимания на протестующего Петровича, направился к столу.
   - Дайте ему выступить! - потребовал Николай Иванович.
   - Дойдет запись до Владимира Вольфовича, - поинтересовался я, указав пальцем на диктофон.
   - Безусловно, - обиженно надул щеки Петрович.
   - Как только мы соберемся, то кого-нибудь обязательно надо исключать, - начал я. - Парадокс, но на этот раз на изгнание наметили, координатора за которого на выборах проголосовало больше избирателей, чем за Пасько. Кроме того она безгранично предана нашему лидеру партии и не стала обвинять в своей неудаче Москву, как это сделал в своем выступлении по радио региональный руководитель.
   - А кто слышал это выступление? - недовольно спросил референт.
  Раздалось несколько голосов, подтверждающих мою информацию. Весельчак понял, что я не блефую и снова осекся.
   - Никаких выводов пока делать не будем, - заверил "чистильщик" жириновцев и, посмотрев на циферблат водонепроницаемых часов отечественного производства, обратился ко мне: - Александр Александрович, мы ещё ничего не решили.
  Собрав со стола свои вещи, москвичи начали одеваться неподалеку от нас.
   - Александр Александрович, мы пока никаких выводов не делаем, - продолжил свое успокоительное брюзжание Петрович. - Позвоните вечером нам в гостиницу.
   - Как ничего не решили? Пасько уже предложил мне сдать ключи от кабинета, - очень откровенно возмутился редактор газеты.
  Петрович снова покраснел и пошел на улицу, не придумав ничего оригинального для ответа.
   Когда я спустился вниз, то успел заметить отъезжающую машину Палыча, в салоне которой теснились грузные москвичи.
   Вечером номер гостиницы, где они остановились, на телефонные звонки не отвечал.
  
   16
  
   - Комиссия отсутствовала всю ночь, - прояснил обстановку появившийся утром в кабинете редактора Семенов-старший. - Я звонил поздно вечером Кротову. Там была пьянка.
   Промолчав, я набрал номер телефона квартиры предводителя. Вместо ожидаемого "слушаю вас" я услышал игривый голос Виолетты:
   - Я сегодня никуда не пойду. Москвичи у нас всю ночь пили. Кротов рано утром повез Петровича на вокзал, а потом будет встречать там Фокина. Так что они в офис часам к одиннадцати появятся. Сколько они пьют! Это ужас. Слушай, ты не поверишь: они, оказывается, не Пасько, а тебя приехали отстранять. Расспрашивали, кто ты и откуда взялся. Короче, я поняла, что в Москве дураки одни работают.
  Передав сообщение Виолетты коллегам, я предложил им сходить на встречу с неизвестным пока мне Фокиным. Но они посчитали мою затею бессмысленной.
   - С этой партией все кончено, - категорично подвел черту экс-депутат. - Ее придумали в КГБ. Жириновский всегда был политическим провокатором. Ко мне поступило предложение от "Надежды России". Если хотите работать со мной - милости просим.
  Вопреки мнению старейшины и своему желанию я все же отправился в штаб.
  За столом Виолетты сидел мужчина-кабанчик лет шестидесяти с редкими кучерявыми волосами на низко посаженной голове, в очках с толстыми стеклами на мясистом носу, и увлеченно копался в бумагах. "Фокин" - решил я. Референт в темно-вишневом пиджаке, дымя сигаретой, изучал появившуюся на стене карту области. Палыч, жадно затягиваясь, делал ему какие-то пояснения. Я, уловив запах спирта, сухо поздоровался и обратился к Фокину:
   - Ко мне есть какие-нибудь вопросы?
  Кабанчик посмотрел на меня, но ничего не ответил.
  - Я чувствую, что факты, перечисленные в моей докладной, не находят подтверждения? - переключился я на референта.
   - А пока действительно так и получается, - нагло ответил мне он, уколов заплывшими за ночь глазками.
   - Молодой человек, - решительно оторвался от бумаг Фокин, - объясните пожалуйста, почему у вас газета не выпускается.
   - Этот вопрос мне уже задавали. Я на все вопросы дал письменный ответ и передал комиссии.
   - Читали, читали. Кругом враги, молодой человек, - злорадно усмехнулся Фокин.
  Я понял, что он подколол меня цитатой из летнего доноса Кротова. "Чистильщикам" видимо не понравилось, что я в своей докладной посмеялся над предостережением Палыча о врагах, назвав это его паранойей.
   Пока я думал, как возразить этому старому лису, в дверях появился Пасько в сопровождении каратиста.
   - Олег, скажи пожалуйста, почему такой долг за аренду по штаб-квартире? - незамедлительно обратился к нему Фокин.
  Пасько вместо ответа лишь нагло улыбнулся.
   Ревизор вновь углубился в бумаги и начал анализировать вслух протоколы районных конференций, выдвинувших делегатов на последнюю региональную конференцию.
   - Гузенко провел неправомочную конференцию, - сделал вывод напарник Петровича.
  "У них действительно вражда с управлением пропаганды", - решил я, заметив, как оживились у референта глазки-бусинки.
   - Олег, почему так мало людей выдвигало делегатов? - вновь подал голос Фокин, не поднимая головы.
   - А вы попробуйте сами их собрать, - раздраженно парировал Пасько,
  вероятно почувствовав, что уговаривать остаться руководить организацией его больше не будут.
   - Олег, а офис на Жукова почему в аренду сдается? - продолжил допрос кучерявый "следователь".
   - Вы хотите этого инвалида с двумя судимостями поставить руководить организацией, или этого (Пасько показал на меня) - без году неделя в партии?
   -Ты меня судимостями не тычь. Сам жулик, - огрызнулся Палыч и сразу же пожалел об этом.
  Пасько подскочил, как пружина, и, побелев от злости, двинулся на него. Зрачки Палыча забегали, а голова дернулась, как у эпилептика. Но было уже поздно: крепкие руки координатора сомкнулись в профессиональном "замке" на его дряблой шее. Тело теневого лидера мгновенно съежилось, а лицо омертвело, приняв выражение, какое возникает у человека, хлебнувшего по ошибке какой-нибудь отравы.
   - Олег, прекрати, - заныл перепугавшийся Фокин.
   Куратор метнулся на выручку жертве, как кот за мышью. Палыч с его помощью вырвался и кинулся к двери, сорвав по пути с вешалки свою куртку. Я вышел за ним и увидел, что он уже заводит машину. Руки его ходили ходуном.
   Сунув в рот сигарету, предводитель затянулся и, скосив глаза к подъезду, нажал на педаль...
   Я позвонил из автомата в кабинет Семенову-младшему и высказал предположение, что его будут проверять. На мой совет убрать из-под стола коробку с художественной литературой он ответил:
   - А что тут такого? У меня в комнате места пока нет. Подходи сюда, поговорим, сейчас должен Володя из Корзиново подъехать.
   Через сорок минут я уже был на месте. Чернявый крепыш, пропустивший по непонятным причинам последний Совет, выглядел немного растерянным.
  - Москвичи у Кротова ночевали, - сообщил он мне. - Рыжий звонил рано утром мне, попросил договориться в гостинице насчет сауны и проституток.
   - А квитанции о проживании он тебя не просил взять? - спросил Семенов.
   - Я уже взял.
   - Значит, партию решили обмануть, - улыбнулся редактор. - Нехорошо.
  Зазвонил телефон. Семенов снял трубку и лицо его вновь стало мрачным. Он включил громкоговоритель:
   - Вы что, хотите партбилета лишиться? - зазвучал голос Фокина. - Идите в редакцию и заберите письмо.
   - Я его не писал.
   - Ну, отец, допустим, написал, но вы должны его забрать, пока являетесь членом партии.
   - Хорошо.
   - Что за суки продажные, - раздраженно произнес он, когда послышались короткие гудки. - Отец отнес в газету фельетон на тему предвзятого поведения комиссии, а они передали его Пасько.
   Вошел Николай Иванович.
   - Вот мерзавцы, - возмутился он, глядя на меня. - Я сейчас заходил в офис, там накурено, а на столе закуска с водкой. Нужно звонить в Москву. Пусть прекратят это пьянство.
   Я набрал номер телефона брата Жириновского и, услышав его голос, представившись, заявил:
   - Складывается впечатление, что комиссия попала на крючок к мошеннику Кротову.
   - Не надо так говорить, - раздраженно оборвал он меня, - они компетентные люди.
   - Значит, всё будет хорошо? - как можно наивней прервал его в свою очередь я.
   - Да.
   - Очень рад. Спасибо, до свидания!
   Снова зазвонил телефон. Объявился Кротов. Он попросил хозяина кабинета никуда не уходить. Посовещавшись, мы решили, что Палыч придет не один и к его приходу лишним нужно удалиться.
   Предводитель появился минут через двадцать. Бледное лицо его помолодело, глаза хитровато сияли. Следом в дверной проем с трудом вписался разгоряченный Фокин. Референт выглядел гораздо трезвее и важнее. "Прохвост", - мысленно назвал я его и стал ожидать дальнейшего развития событий.
   - А что вы здесь? - ехидно спросил у меня Фокин и предложил выйти в коридор.
  "С Москвой будут говорить", - догадался я и пошел на выход.
   Семенов покинул свой кабинет следом.
  - Кротов слишком в хорошем настроении, - задумчиво произнес он и замолчал.
   Поразмышляв в коридоре минут десять о том, что нас в скором будущем может ожидать, мы решили вернуться.
   У аппарата развалился "прохвост" и с кем-то беседовал. "Целую в попку", - сально прозвучала его последняя реплика. Я понял, что он разговаривал не с Петровичем и тем более не со Шведом.
  Когда комиссия покидала кабинет, Фокин хитровато посмотрел на меня, дав понять, что вычислил мою тайную миссию.
   - Пошли дальше жрать водку, - усмехнулся редактор. - Завтра четверг. В десять утра будет Высший Совет партии. Там и решат всё. Давай подходи к обеду сюда.
   На следующий день мы встретились и стали гадать: отстранят Пасько или нет. Неожиданно включился факс. Семенов сосредоточил все внимание на выползающей из него бумаге.
   "...решением Высшего Совета просьбу Пасько Олега Владиславовича удовлетворить. Координатором региональной организации назначить Фисенко Сергея Федоровича".
   - Кто это такой? - недоуменно посмотрел на меня редактор.
   - Приятель Палыча, кажется, полковник милиции в отставке.
   Семенов замер, поджав нижнюю губу.
   - Партия, Валерий Михайлович, - пошутил я и решил вернуться к обмену жилплощади: - Пока с тебя не сняли полномочия помощника депутата Государственной Думы, помоги мне участкового в коммуналку вытащить.
   - А что там?
   - Напишу в заявлении на твое имя.
  
   17
  
   Святослав Грехов проживал в заводском районе на первом этаже старого выкрашенного в желтый цвет двухэтажного дома. Дверь на звонок открыл сам Святослав. Оказавшись в заставленной коробками, тазами и старой мебелью прихожей, я в нерешительности остановился и заглянул на кухню, которая показалось мне чрезвычайно маленькой. У плиты уверенно, как у штурвала, орудовала молодая женщина стандартной бабской комплекции и внешности. Голова ее с жесткой химической завивкой периодически появлялась и пропадала за висящими ползунками.
  - Пройдемте в комнату, - обратился я к провожатому, заметив на его лице некоторое смущение.
   Убежище Святослава поразило меня спартанской обстановкой: кровать с панцирной сеткой и электрическая плитка с чайником на полу - все, что в нем находилось. Пальто хозяина и еще несколько вещей умещались на двух больших, вбитых в стенку гвоздях. Походив из угла в угол, я для порядка похлопал по подоконнику, постучал черенком щетки в потолок - он оказался деревянным, и спросил, из чего построен дом. Оказалось, что из кирпича. Пообещав перезвонить в течение недели, я направился к беженке из Осетии. По дороге я подумал о том, что Зоя сможет легко раньше времени отправить Святослава на тот свет, и мне не стоит брать на себя грех.
   Беженка из Осетии жила в двухкомнатной квартире нового пятиэтажного дома. На подселении у нее был старичок, похожий на Святослава. С первых минут общения бабка пожаловалась: у нее пропали консервы, а взять их по ее логике мог только сосед. Потом старушка перешла к описанию своих злоключений в коммуналке:
  - Слушай, Саша, что эти бабы со мной сделали...
   События того черного дня были доведены до меня в малейших подробностях. Мой ответный рассказ о стычках с Зоей подействовал на беженку, и она настоятельно попросила отнести ее заявление участковому.
  
  Прошло два дня, и вечером у подъезда "веселого" дома собрались: я, муж толстушки, Володя-спортсмен. Ровно в семь часов подошел Семенов и мы, дождавшись стража порядка, вошли вслед за ним в темный тамбур и двинулись гуськом вверх по лестнице. На площадке четвертого этажа безмолвная процессия остановилась. Муж толстушки заметно нервничал, доставая ключи. Замок не открылся, и пришлось звонить. В коридоре залилась лаем Жуля. Потом послышалась нецензурная брань, и дверь, щелкнув задвижкой, открылась. Хозяйка предстала перед нами в расстегнутом халате и с нечесаной головой.
  - Да замолчи ты, - рявкнула она на собачонку, и та сразу же успокоилась.
  - Зоя Алексеевна, это вы поменяли замок? - обратился к ней лейтенант.
  - Да, я.
  - Ключи должны быть у всех соседей.
  - Зачем им, они тут не живут. Ходят только посрать и почирикаться. Вон его жена недавно с чуриком приходила. - Зоя недобро кивнула в сторону мужа толстушки.
  - Это к делу не относится, - пояснил участковый. - Вы должны дать вторые ключи от замка соседям.
  - Ничего я не должна, пусть делают сами.
  - Дайте мне ключ, я сделаю дубликат, - осмелел муж толстушки.
  - Я тебе ничего не обязана давать, понял?!
  - Нет, нет, Зоя Алексеевна, как раз наоборот. Раз вы поменяли замок, то вы и обеспечивайте ключами, - повысил голос участковый.
  По коридору раздались скорые шаги:
  - Мама, что там такое?
  Нина решительно вырвалась из-за плотной спины мамы. Волосы на ее голове были всклокочены. Мой нос уловил запах водки.
  - Иди, доча, иди, я сама разберусь, - отодвинула ее Зоя.
  - Этот, что ли, недоволен опять? - Нина показала на меня. - Знаешь что, дорогой, ты очень умный, я смотрю. Так знай - как только сюда придешь жить, я тебе морду каждый день буду бить! А ты только попробуй меня пальцем тронь!
  После выступления дочери Зоя приободрилась и изменила интонацию:
  - Чего вы тут милицию вызвали? Я тут живу, а вы нет!
  - Я сегодня два раза пытался войти сюда и не смог. В воскресенье час под дверью простоял, - пожаловался супруг толстушки.
  - Не знаю ничего, где ты стоял и когда, - рассердилась Зоя. - Я тут живу, жрать у меня свое и до вас дела никакого нет. А у вас есть где жить. А так ходить сюда срать я вам не дам. Этот (Зоя показала на меня), когда здесь жил, крадеными вещами торговал и онанизмом в туалете занимался.
  - У меня жена есть.
  - Никакая она тебе не жена. Я узнавала в домуправлении - проституточка!
  Последнее слово Зоя выговорила с превеликим удовольствием.
  - А это уже оскорбление, - подал голос Семенов.
  - Так, достаточно, - вмешался участковый,- я вас официально предупреждаю, Зоя Алексеевна. Или вы вообще не закрываете общую дверь, или договаривайтесь насчет ключей. Но если поступит новая жалоба, то я вас буду штрафовать.
   - Пусть делают ключи, я за них ходить не буду, - хмуро согласилась Зоя.
   Спортсмен быстро среагировал на уступку и стал договариваться с хозяйкой о встрече на завтра. Я же поспешил домой. Было холодно, а у меня кончались дрова.
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
   ВОСХОЖДЕНИЕ.
   1
   Несколько дней спустя после коллективного похода в квартиру я созвонился с Семеновым.
  - Знаешь, а Фисенко, кажется, неплохой мужик, - сообщил редактор. - Он так сказал мне: "Вы для меня - чистый лист". Может, тебе не стоит уходить? Я объяснил ему, что сейчас на этой должности лучше тебя никого не видится... Да, тебя Николай Иванович разыскивал - позвони ему.
   Я почти сразу позвонил старику.
   - А, пропащая душа, что думаешь делать? - обрадовался он, узнав меня.
   - Уходить.
   - Зря. Я был в офисе и убедился, что у них нет нормальных кадров. Меня приглашают на работу. А тебя я рекомендовал на координатора Ленинского района.
   - Николай Иванович, я думаю, что Кротов пока специально завлекает всех "сладкими пирогами". Чтоб в Москву докладных не писали. Ему нужно время, чтоб укрепиться.
   - Кто его знает, может и так, - засомневался старик. - Но Фисенко произвел на меня хорошее впечатление. Он сможет сильную организацию построить.
   - Если избавится от Кротова, - нехотя возразил я.
   Переварив эту информацию, я решил как-нибудь наведаться в штаб.
   У подъезда дома, где располагалась штаб-квартира, парковались "Жигули". Я вошел в коридор. Пахло дымом дешевых сигарет. Дверь в бывшем кабинете студента была открыта настежь. За печатной машинкой трудилась Виолетта. Распрямив сутулые плечи, она очень приветливо поздоровалась со мной и потянулась, запрокинув назад руки. Обтянутый желтым пуловером бюст колыхнулся, как два заполненных водой полиэтиленовых пакета.
   - А-а, Александр Александрович, заходите, - хищно улыбнулась она, - решением КС вы назначены заместителем регионального координатора, - сообщение она сделала торжественно, медленно выговаривая слова. - Распишитесь пожалуйста в ведомости и получите 500 рублей за декабрь месяц.
   - А орготдел знает о моем назначении? - спросил я.
   - Мы решили пока ничего им не говорить.
   - Но когда-то они все равно узнают об этом. Или вы берете меня работать на два месяца?
   - Поговорите на этот счет с новым координатором, он в кабинете у Евгения Павловича.
  Открыв фанерную дверь, я увидел в сизом дыму разместившихся кругом незнакомых людей, которые, судя по заляпанной раствором одежде, прибыли с коттеджа Палыча. За столом сидел новый координатор и что-то рассказывал.
   Поздоровавшись со мной за руку, Федорыч продолжил свою лекцию:
   - Ошибочно связывать понятие либерал-демократии с именем одного Жириновского, - зазвучал его глухой, сиплый голос, - я вот на следующем Совете специально лекцию прочитаю об истории либерализма в России. Партия имеет все основания для своего существования независимо от того, кто у неё лидер.
   - Так что, вы хотите сказать, что такая партия способна долго просуществовать без фигуры Жириновского? - спросил я.
   - Нет, его лидерство бесспорно, - ответил координатор.
   -Я хочу про свое назначение кое-что уточнить, - перевел я разговор. - В Москве наверняка недовольны будут, когда узнают, что я не ушел.
   - Что тебе Москва, - усмехнулся Федорыч. - Москва за меня работать не будет. Я съездил туда, посмотрел, сколько их там сидит. Пока обошел все кабинеты - день прошел. И каждый смотрит на тебя свысока, как на провинциала.
   - Хорошо, будем работать, - согласился я, чувствуя, что совершаю ошибку.
   В это время появился Палыч с гладко выбритым подбородком.
   - Сергей Федорович, познакомьтесь, это новый координатор Ленинского района, - представил он вошедшего следом и скромно стоящего за его спиной молодого мужчину с разноцветными следами застарелых синяков на смуглом от уличного загара лице.
   - Раз вы его выбрали - пусть работает, - весело согласился Федорыч.
   Я вернулся в кабинет к секретарше.
   - Евгений Павлович занялся губернаторскими выборами, - сообщила Виолетта, продолжая стучать по клавишам. - Ему вчера позвонил кто-то из старых знакомых, спросил, чем занимается. Он ответил: "Политикой".
   - А что, собрания сочинений Жириновского раздали по районам? - отвлек я ее от приятных воспоминаний, заметив, что полки шкафов опустели.
   - К сожалению, все ценное, полученное из Москвы, пропало, - вздохнула Виолетта. - Но ничего. Спишется потихоньку.
  "Все ценное - у Евгения Павловича дома", - подумал я и, достав ручку, попросил ведомость.
  
   Палыч, взяв на себя функции имиджмейкера и главного переговорщика с руководителями предвыборных штабов конкурентов и самими кандидатами, заметно преобразился. Купленные у челноков первой волны свитерки уступили место в его гардеробе белым сорочкам и галстукам пестрых расцветок. Предводитель, придя на работу, суетился, шушукался с Виолеттой и периодически зыркал в мою сторону, как бы намекая, что доверять мне нельзя.
   - Если Пасько наберет много голосов, то Вольфович снова утвердит его координатором, - высказал он предположение Анатолию Синицыну, аппетитно жующему деревенское сало.
   - Да не наберет он, - вяло ответил Анатолий.
   - Откуда в селах знают, кто такой Пасько! Они будут голосовать за ЛДПР! - рассвирепел Палыч.
   -Да не бойся ты, - отмахнулся Синицын. - Партия этого сиониста больше не поддержит.
   - Ты это на собрании завтра скажи, - посоветовал Палыч.
  
   На собрание по выдвижению кандидата в губернаторы от ЛДПР собралось около дюжины партийцев, среди которых преобладали сторонники Палыча.
   Федорыч ознакомил присутствующих со своей биографией и прояснил мотивы своего вступления в партию. Говорил он вяло, тихо, безо всяких ударений. Даже свое отношение к Жириновскому высказал так, что Семенов-младший не удержался и съязвил: "Нормально - значит никак". Федорыч не пропустил реплики мимо ушей, глаза его отреагировали. В это время в комнату стали протискиваться люди из окружения Пасько. Палыч завозился. Появление бывшего координатора резко изменило его настроение - он сник.
   - Нам давно пора иметь русского кандидата, - неожиданно выскочил с предложением Володя. - В Корзиново на конференции выдвинули Фисенко Владимира Федоровича. Вот протокол.
  - Молчи ты, русский Хабибуллин! - подрезал неуверенного оратора Пасько. - Я только что разговаривал по телефону с твоим заместителем. Шишкин сообщил, что никакого собрания не было. Протокол липовый.
   Володя растерялся, но возражать не стал.
   Федорыч метнул взгляд в сторону Палыча. По испуганной физиономии предводителя я понял, что он просто-напросто подставил его.
   - Есть ли у вас команда, которая будет управлять областью? - неожиданно обратился к Федорычу Семенов-старший.
   - Какая вам нужна команда? - влез вперед батьки Палыч. - У нас везде есть люди.
  - Так кто они? - не унимался старик.
   - Придет время, все с ними познакомятся, - Палыч не на шутку разгорячился и машинально полез в карман за сигаретой.
   - Снегиревская организация решила на выборах поддержать бывшего координатора Пасько, - доложил Исмаилов.
   - Ваше право, - спокойно отреагировал Федорыч.
   -Давайте проголосуем, кто за Пасько, кто за Фисенко, - занервничал предводитель, соскочив с места.
   - Давайте, - поддержал его кто-то из присутствующих.
  Собрание одобрительно загудело.
   Через несколько минут бумажечки с фамилиями претендентов оказались в поношенной шапке Синицына. Ещё несколько минут - и начался подсчет результатов. Получилось так, что Пасько обошел Федорыча всего лишь на один голос. Палыч побледнел. Он явно не ожидал такого разворота событий. Возможность оприходовать деньги под выборы, поступление которых ожидалось из Москвы, от него ускользнула.
  Народ стал расходиться. Ко мне подошел каратист и дружелюбно оскалился длинными с желтизной зубами:
   - Мне Кротов сегодня в шесть утра позвонил. Высказал версию, что ты - казачок то засланный.
  - Всю ночь, наверное, над этим думал, - ответил я. - Кстати, в Ленинском районе пора проводить конференцию.
   - Надо - соберемся, - улыбнулся каратист.
  
  На следующий день Палыч нервно расхаживал по своему кабинету и курил. За его передвижениями следили усатый, косоватый, с торчащими как пакля волосами, одетый в какие-то обноски парень и кряжистый мужик в солдатском бушлате и яловых сапогах гармошкой, похожий на героя "Сбежавшего поезда" Кончаловского - уголовника Мэни.
  - Кто вам дал право собирать конференцию! - артистично сотряс воздух предводитель, увидев меня. - У нас есть координатор Фисенко Сергей Федорович, и вы не должны переступать через него!
   - Кротов, хватит представление устраивать. Собирать конференции - моя обязанность. И ни для кого не секрет, что скоро будет районная конференция.
   - Москва сказала: никаких конференций! А тебя посоветовали гнать поганой метлой!
   Я понимал, что уступать провокатору ни в коем случае нельзя, и начал загонять его словами в угол. Страсти разгорались с каждой секундой и вот-вот могли закончиться дракой. "Мэни" слегка привстал со стула. Стало ясно, что именно от его присутствия предводитель приобрел нужную ему уверенность и наглость.
   - Ну хватит вам, прекращайте, - заглянул в дверь Федорыч.
  Взяв стопку газет, я вышел во двор, где меня ожидала партийная машина для поездки в район. Пока я разговаривал с водителем, в кузов "УАЗика" сел косоватый новичок. Познакомившись с ним, я немного удивился: ещё в 95-м году человек с аналогичной фамилией и инициалами был исключен из партии за то, что пытался получить большую сумму денег в Центральном аппарате на нужды несуществующей казачьей организации.
   - Так ты случайно не из казаков? - поинтересовался я.
   - Да. Есаул войска Донского.
   - А каким тебя ветром к нам занесло?
   - Хочу организацию ЛДПР создать в Отрадном. У меня там мать живет.
   -Там же есть координатор.
   - Да какой он координатор. Порнухой на рынке торгует. И организация у него не зарегистрирована.
  Добравшись до сельского района, мы остановились у рынка. Местные жители с любопытством поглядывали на "УАЗик" с буквами ЛДПР, охотно брали газеты. Некоторые, пообщавшись, писали заявления о вступлении в партию. На обратной дороге я спросил косоглазого:
  - Михаил, скажи честно, Кротов тебе предлагал занять мое место?
   Тот посмотрел на меня, немного смутившись, и, растянув в улыбке щербатый рот, ответил:
   - Александрович, я тебе врать не буду. Было дело. Но у меня есть свои планы. Вот поеду на учебу Москву. Там, может, с Вольфовичем удастся встретиться. Поговорю с ним насчет военно-патриотической школы.
   В сумерках мы въехали во двор. Из подъезда нам навстречу вышел "агент ФСБ".
  - Александр Александрович, Евгений Павлович назначил меня своим заместителем по оргработе, - важно доложил он.
  Палыч уже неделю эксплуатировал парня, всякий раз обнадеживая того перспективой карьерного роста, не упуская случая что-нибудь выманить из принадлежащих тому предметов делопроизводства.
   Я пожал активисту руку и направился в штаб.
   - Ты себе нового заместителя взял на работу? - спросил я Палыча.
   - Да, - ухмыльнулся предводитель. - Пусть этот завернутый ходит и представляется всем заместителем по оргработе. Люди будут путаться и получится, что завернутый заместитель - это ты.
  Пока я собирался с ответом, Палыч начал отвечать на телефонный звонок:
   - Вы из какой газеты?.. Пасько у нас больше нет. Забудьте эту фамилию. Нет, он снят с занимаемой должности. Можете написать об этом...С кем разговариваете? С заместителем по организационной работе.
  
  
   2
  
  Моя последняя стычка с предводителем, во время которой я несколько раз ткнул его: "Кто ты такой?", подтолкнула его к активным действиям. Полистав папку с приказами, я обнаружил, что Палыч назначен распоряжением Федорыча окружным координатором и первым заместителем регионального координатора.
   - Рыжий предлагает мне твою должность, - вдруг открылся Володя Романов.
   - А ты, что ему ответил? - спросил я.
   - Не согласился.
   - Спасибо.
   - Александр Александрович, зачем вы меня подставляете? - помешал разговору назойливый "агент ФСБ".
   - А что случилось?
   - Да вот, Евгений Павлович хочет меня из партии исключить за то, что я Пасько помогаю. Говорит, что он враг. А вы мне сказали, что можно ему помогать.
   - Успокойся, Пасько не только ты один помогаешь. Пока он единственный кандидат от партии, который собирает подписи на регистрацию. Завтра на Совете этот вопрос как раз обсуждаться будет.
  
   Совет начался с вступительного слова Федорыча. Он зачитал цифры, характеризующие динамику спада промышленного и сельского производства. Затем настала моя очередь сделать доклад по работе с первичными организациями и закреплению людей за избирательными участками. В заключение я неожиданно для присутствующих предложил освободить меня от занимаемой должности, сославшись на нецелесообразность сохранения её после введения поста первого заместителя. "Получается дублирование одних и тех же обязанностей и ненужный расход средств", - аргументировал я свое решение.
   - Но это мне решать, как организовать работу. Ты - мой начальник штаба, а Кротов - первый заместитель и окружной координатор, - проворчал Федорыч.
   - Какой ещё первый заместитель? - удивился бакинец и, посмотрев на меня, тут же пошутил: - а я тогда какой буду - второй?
   - Вы имеете штатную ставку помощника, да и на заводе ещё работаете! - заорал Палыч, непонятно для чего встав со стула.
   - Не будет ставки - не будет общественной приемной, - парировал азербайджанец, густо покраснев свежими щеками.
   - Да как вам не стыдно! У вас там бюро по обмену квартир, - замахал руками Палыч.
   - Какое ещё бюро? - удивленно захлопал глазками азербайджанец, и щеки его приняли обычный розовый цвет.
   - Баку - Снегирево. Так что убирайся к себе в Азербайджан. Нам здесь черножопые не нужны!
   - Ну, хватит вам! - стукнул по столу Федорыч и сильно побледнел. Рука его автоматически схватилась за сердце. Говорили, что, уходя с последней должности, он перенес инфаркт.
   В этот момент в коридоре раздался высокий голос Пасько и он, уверенно шагнув через порог, присоединился к собранию. Каратист, молодой атлет и молчаливый парень с пушистой растительностью на голове остались стоять в дверях.
   - У меня мало времени, поэтому попрошу дать мне слово вне очереди.
   - Пожалуйста, Олег Владиславович, - одобрительно кивнул Федорыч.
   - Нечего здесь делать сионисту! - резко нарушил тишину Анатолий. Предшествовавшая схватка Палыча с бакинцем заметно возбудила его.
   - Так, попрошу соблюдать порядок, - обратился Пасько к Федорычу.
   Тот снова стукнул по столу, метнув строгий взгляд в сторону Анатолия:
   - Мы должны решить сегодня, кого будем поддерживать на губернаторских выборах. Вот Олега Владиславовича нужно послушать. Может, его поддержим.
   Палыч воровато завертел глазами и пробурчал себе под нос: "Пасько так Пасько. Давайте поддержим".
   - Не буду я этого жулика поддерживать, - запротестовал Анатолий, глаза которого уже просигналили, что он окончательно теряет контроль над собой.
   Лицо Пасько мгновенно обескровилось и приняло жестокий вид. Он двинулся к столу. Анатолия попытались закрыть, но, судя по тому, как он опустил голову, удар все же достиг цели.
   - Щ-щас я тебе добавлю. Я тоже боксер, - запетушился маленький кругленький дедок, приехавший впервые на Совет. Бакинец подошел к Пасько и начал его вычитывать, увлекая за собой к выходу.
   - Надо было двоечку, - оскалился в улыбке каратист.
   Федорыч сидел неподвижно и с каждой секундой бледнел все больше и больше.
   - Так, товарищи, у нас мало времени, нужно ещё деньги раздать, - обозначила свое присутствие Виолетта.
   При слове "деньги" народ завозился на своих местах, словно уловил дразнящие запахи шашлычной. Анатолий, которому что-то шептал на ухо Палыч, схватил свою сумку и, держась за глаз, пошел прочь.
   - Ну шо, кому платить будем, - довольно резко выхватил из рук Виолетты список предводитель. - Ну, Макарову 200 рублей, он у нас новый координатор Промышленной организации, Терентьеву с Андроновым по сто пятьдесят, секретарю четыреста, координатору тысяча, заму пятьсот. На машины и бензин нужно, по моим подсчетам, две тысячи. Водителю пятьсот. На вторую машину нужно резину покупать. Но пока все равно денег не хватит. Остальным, если разделить поровну, получится по сто. Сорок рублей остается. Предлагаю их выплатить Тараське.
   Тарас не ожидал от своего "барина" такой щедрости и смущенно опустил немытую, словно смазанную гусиным жиром, голову.
   - А за что Макарову выдают в два раза больше, чем нам? - как-то робко задал мне вопрос Володя Романов.
   - Он двоюродный брат Палыча, - пошутил я.
   - Я написал отчет о проделанной работе, - подал голос подоспевший Анатолий. - Глаз его почти заплыл, и мне стало его жалко. - Я против уравниловки. Нужно учитывать результаты работы, - возмутился он, но его никто не слушал.
   - Так. Товарищей, отъезжающих сегодня в Москву, попрошу не расходиться, - сделала объявление Виолетта.
   - Хм. А кто едет и зачем? - криво усмехнулся растерявшийся вконец Володя.
   В это время к нам подошел "Мэни" и, шепелявя, прояснил ситуацию:
   - Палыч обещал мне поездку сделать, а теперь говорит - нельзя, мол, Коля, у тебя четыре судимости. А у самого - две. Сане вон Терентьеву, что на коттедже у него сейчас работает, сделал, а мне - нет. Я же ему весь второй этаж отштукатурил.
   - А кто ещё едет, - поинтересовался Володя у "Мэни".
   - Казак.
   - Это за то, что он Кротову сметану из деревни возит? Пойду сейчас с ним поговорю.
   Палыч в это время стоял возле бакинца и пытался его обнять. Володя подошел и отвел предводителя, на которого нахлынул приступ неожиданной радости. Приняв теплые, сопровождающиеся легким похлопыванием по плечу объяснения, он оделся и вышел. Вернулся он минут через пять с бутылкой водки и буханкой хлеба. Кто-то из присутствующих достал сало, кто-то сполоснул стакан. Отъезжающие в столицу жириновцы расселись у журнального стола.
   - Вы же там у себя в комитете по охране природы работаете? - любезно обратился Палыч к маленькому мужчине в очках, очень похожему на кролика. - Можно как-нибудь к вам поохотиться приехать?
   Тихоня слегка поперхнулся и дал уклончивый ответ.
   Предводитель, заметив его растерянность, успокоил:
   - Да вы не бойтесь, мы не будем афишировать у вас ваше членство в ЛДПР.
   Кролик, как и Романов, в списке отсутствовал, но оказался готовым к столь скорому отъезду.
  Когда содержимое бутылки закончилось, Виолетта принесла протокол. Он свидетельствовал об избрании Палыча окружным координатором. Романов первым поставил в нем свою подпись и важно произнес:
   - Ну, Палыч, мы тебя поддержали, с тебя бутылка.
   Предводитель молча ждал, пока остальные присутствующие поставят свои подписи. Когда дело было сделано, он положил бумагу в папку и, сославшись на занятость, стал собираться. Перспектива ежемесячной прибавки оклада штатного помощника депутата Госдумы, только что открывшаяся ему после "избрания" окружным, не сделала его щедрым.
   Володя обиженно надулся и принялся собирать деньги.
  После распития второй бутылки Володю немного развезло, и он заважничал;
   - Палыч меня воткнул в список.
   - Так ты же координатор. Должен был и так без лишних разговоров ехать, - подковырнул его я.
   - Да этот дурак все с собственной выгодой делает, - рассердился Володя. - Если будет партию обворовывать, то мы его уберем.
   Открытое лицо смельчака не заставило меня усомниться в его искренности, однако я возразил:
   - Вы только что этого дурака наделили полномочиями. Теперь и думать забудьте, что сможете его выгнать.
   Володя промолчал, и я не стал его больше подзадоривать.
  
   3
  
   Протокол последнего собрания с трудом и помехами давался секретарше.
   Палыч появился с дымящейся сигаретой и, нависнув над подругой, стал изучать текст. Вошел "Мэни" и, поздоровавшись, осторожно присел у стены.
  - Почему ты не все мои слова напечатала? - вдруг рассердился предводитель.
  - Что еще напечатать, как ты черножопым Исмаилова назвал!
  - Ты не пререкайся со мной, - властно предупредил окружной координатор.
  Виоллета бросила работу и сосредоточила злобный взгляд на сожителе.
  - Пиши, я тебе сказал! - взорвался Палыч.
   В это время зашел участковый инспектор, и Виоллета с трудом выдавила улыбку. Палыч сразу, как будто ожидал прихода майора, двинулся ему на встречу, и они вышли за дверь.
  Минут через пять он вернулся и сердито обратился к девушке:
  - Откуда его знаешь?
  - В киоск ко мне заходил сигареты покупать, - резко ответила Виоллета и пронзила ревнивца насквозь смелым взглядом.
  - Ты чего ему улыбалась? Было что-нибудь с ним? Не смотри так на меня, дура!
  - Сам дурак! - огрызнулась девушка.
  - Я тебе, ...ядь, дам дурак! Еб... cщас головой об стол, а Коля вытащит тебя отсюда за ноги.
   "Мэни" насторожился как носорог. По хищному оживлению его кругленьких глазок я понял, что такую работу ему уже приходилось выполнять.
  Вошел Федорыч и протянул холодную ладонь. Настроение у него было приподнятое. В это время раздался междугородний звонок. Виолетта мгновенно схватила трубку.
  - Тихо телефонограмма, - цыкнула она и стала писать, громко повторяя слова: - ...Высший Совет рекомендует исключить Пасько Олега Владиславовича из партии за срыв выборной кампании... Принято.
   Предводитель вытаращил от возбуждения глаза, и, едва дождавшись, когда Виолетта поставит последнюю точку, вырвал у нее книгу и стал перечитывать текст. Потом вдруг схватил за плечо Федорыча и потащил его в коридор.
  "Как бы у него крыша от радости не поехала", - подумал я
  
   На следующее утро Палыч был в хорошем расположении духа и заигрывал то и дело со своей боевой подругой, у которой под глазом едва различался загримированный синяк. Уговорив ее с третьей попытки приготовить кофе, он сел напротив меня, и заговорил, издавая мягкие хриплые звуки, будто простуженный кот:
  - Романов звонил из Москвы. Сказал, что там все возмущены поступком Пасько. Теперь на нем крест... И судимость будет. А то тыкал меня все.
   В лучах мартовского солнца физиономия Палыча обмякла. Большой пористый нос с глубокими царапинами, в которых затвердели смешанные с кровью остатки пудры, блестел как смазанный солидолом подшипник.
   - Раньше у меня, когда я директором кооператива был, сто подчиненных поменялось, - продолжил урчать Палыч. - Потом, когда подобрались надежные, договорились, как деньги делить. Раз в месяц собирались и решали. А до того дня они в дипломате хранились, и брать их никому нельзя было.
   - А дипломат случайно не на вокзале в камере хранения лежал? - спросил я и, не дожидаясь ответа, направился в туалет. Дверь в мой бывший кабинет была открыта. Увидев там сидящего в одиночестве "агента ФСБ", я решил поинтересоваться, чем он занимается. На столе были разложены исписанные его корявым почерком бумаги. Он всякий раз их доставал из портфеля и раскладывал перед собой, как будто без них любой разговор был бы неплодотворным. Молодой человек поднял голову и, пристально посмотрев на меня бусинками черных глаз, попросил:
  - Александр Александрович, дайте мне какое-нибудь поручение?
  - Так ты же у Евгения Павловича работаешь.
  - А он меня сегодня послал на три буквы и сказал, что такой заместитель ему не нужен, - обиженно надул губы парень. - Я ему сделал паспорта районных организаций и подготовил справку по округу Исмаилова - где не работают районные организации.
   Задребезжал телефон. Я быстро прервал звонок.
  - Можешь сейчас подойти ко мне? - спросил редактор.
  По его голосу я понял, что произошло нечто важное. Однако уточнять не стал, так как за стенкой тоже подняли трубку.
   - Так как насчет поручения? - бросил мне вслед молодой альтруист.
  
  В кабинете редактора сидел незнакомый мужчина средних лет и разговаривал по межгороду.
   - Проверяющий из Москвы, - шепнул мне Семенов.
  - Вы заместитель по оргработе? - строго спросил у меня москвич, положив трубку.
  - Да, - ответил я, заметив, что он меня слишком внимательно изучает.
  - У вас машина работает не по назначению. Кротов пользуется ей в личных целях, - заявил он и начал надевать серое в крапинку демисезонное пальто.
  - Знаю, Кротов на ней мясо из района возит, - ответил я. - И это только начало.
   - А вы докладывали об этом кому-нибудь из аппарата? - вытаращил он от неожиданности глаза.
   - В аппарате это расценят это как клевету или даже провокацию, направленную на срыв нормализующейся работы, - съязвил я. - У куратора с Петровичем назад теперь дороги нет. Они же компетентные люди.
   Сотрудник аппарата приоткрыл рот, но возражений от него я не услышал.
   - Подожди немного, - попросил меня Семенов, когда мы остались одни. - С тобой хотят отец и Николай Иванович переговорить.
  Когда старики вошли, я им рассказал последние новости, упомянув, что Кротов готовится стать штатным помощником депутата, курирующего наш регион.
   - С Фисенко у меня был разговор насчет Кротова, - строгим голосом заявил экс-депутат. - Думаю, что он меня понял. Тронут моего сына - крышка.
   - Уже тронули, Васильич. Вы лучше скажите, где вы Кротова нашли? - не выдержал я нормального тона.
   - Его ко мне привел Пархоменко. Вид у него был приличный. К людям он умел подходить и сейчас умеет. Я рекомендовал его в общественную палату от партии. Он туда ходил... Потом Никонов обратил внимание на его поведение. Он проводил эти палаты. Копнули его биографию. Узнали про судимости. Документы о высшем образовании у него оказались фальшивыми, записи в трудовой книжке поддельные.
   - А билет его военный видели? Говорят, что он в армии не служил, косил в психушке.
   - Мошенника допустили к руководству! - возмутился молчавший до сего момента Николай Иванович и вдруг с надеждой посмотрел на меня: - Что делать думаешь?
   - Думаю, Кротов работать никому нормально не даст. Будет дурковать, изживать всех, кто над ним раньше посмеивался, тащить все подряд к себе домой. А Москва обратного хода не даст. Вот и думай тут, что делать...
  Когда я вернулся в штаб, то застал там только Палыча и "Мэни". Предводитель сидел за своим рабочим столом и пыхтел над составлением автобиографии.
  - Послушай, Коля, ништяк получилось, - обратился он к "Мэни" и зачитал понравившуюся выдержку. - А вот что сын, Арнольд, есть - писать?
  - Пиши, Палыч, нормально будет.
  - Федорыч не хочет в Москву ехать, - сообщил мне предводитель. - Придется тебе съездить сдать отчет и забрать людей с учебы. Договорись с водителем, куда ему подъехать за тобой сегодня.
  
  
   4
  
   Ночью в условленном месте я залез в кузов партийного "УАЗика" и обнаружил там лежащего на сиденьях предводителя.
  - А ты зачем едешь? - недоуменно спросил я.
  - Деньги выбивать. Да и по выборам поговорить нужно.
   Отравив воздух никотином, Палыч натянул на уши спортивную шапку и завалился спать.
   Утром он, сославшись на головную боль, принял таблетку и снова растянулся на сиденьях.
  Я вышел во двор. Молодой лысый мужчина нецензурно бранил водителя за то, что он не правильно подал к крыльцу Мерседес.
  Пройдя через проходную, я направился в сторону орготдела. Куратор в длинном голубом плаще, столкнувшись со мной у самой двери, не смог скрыть удивления. Нехотя поздоровавшись, он направил меня в кабинет, с которого нужно было начинать делать обход.
  Ткнувшись в нужную дверь, я попал на собеседование к начальнику орготдела. Молодой мужчина, кажется полковник запаса, оживился, услышав мою фамилию.
  Разговор о партийных делах заинтересовал шефа отдела партийной "контрразведки" и он, стараясь выглядеть добродушным, спросил:
   - Что там Пасько натворил?
   - Нервы подвели. Я же предупреждал в докладной, что он использует авторитарные методы руководства. Однако комиссия признала, что это клевета. Кротов им лапши навешал.
   - Кто - это Кротов? - заинтересовался шеф.
   - Кротов - профессиональный мошенник, - пояснил я и только хотел продолжить, как вошел референт, облаченный в темно-вишневый пиджак. Я встал, дав понять, что разговор продолжать нельзя и попрощался.
  Я постучался в дверь руководителя среднего звена, отвечающего за регистрацию организаций. Он взял мой отчет и начал изучать графу с информацией о первичках. Я объяснил аппаратчику, что первичек пока мало, так как ими раньше никто не занимался.
   - Как это - мало первичек? Люди работают, а вы не говорите об этом! - голос предводителя раздался внезапно. Он вышел на свет из прихожей смертельно бледный, держа в руках кожаную папку.
  - А сколько у нас первичек? - обратился я к нему, с трудом сдерживая раздражение.
  - Вы, оргработник, а не я! - все так же официально возмутился предводитель и вышел.
   Я объяснил аппаратчику, что не хочу заниматься приписками, и встал, направляясь в службу, отвечающую за кадры.
   Дверь в отдел была открыта. Переступив порог, я увидел Палыча, склонившегося над человеком, который вносил изменения в анкету предводителя. Я отступил назад и прошел в конец коридора. Оставалось еще много служб, в которых мне необходимо было побывать. Палыча я увидел чуть позже на лестнице в окружении земляков.
  - Он сказал, что вы не работаете. Теперь нам денег меньше дадут, - трагическим голосом вещал он. "Координаторы" недружелюбно посмотрели на меня, но ничего говорить не стали.
   Подошел Анатолий Синицын с большущей пачкой газет. Глаз его почти заплыл.
  - Толя, ты опять всю область без литературы оставил, - переключился на него Палыч.
  - Да иди, бери сколько хочешь, чего ко мне привязался, - отмахнулся от него Анатолий.
   У меня на очереди стояло Управление пропаганды. В приемной находилась пожилая, полная женщина. Тихим спокойным голосом она предложила мне посидеть. Дверь в нужный мне кабинет была открыта настежь, и было отчетливо слышно, как вычитывала "ходока" худощавая начальница.
  - Что вы ездите сюда по любому пустяку, а потом просите оплатить командировочные? Я же ясно сказала вам - шлите такие документы почтой! Да! - нервно ответила она на телефонный звонок и снова максимально повысила голос: - Какие деньги? Вы уже получили все. Мы всем сократили размер материальной помощи, - на сухой шее дамы от негодования вздулась жила. - Что вам еще не понятно?- снова обратилась она к сидящему напротив нее просителю, давая понять, что он свободен.
   Мужчина виновато улыбнулся и направился к выходу, покраснев одними ушами. Только я встал, как появился Палыч и, слова не сказав, направился вместо меня на собеседование. Говорил он мягко и любезно. Я расслышал его просьбу. Он хотел получить деньги за одежду, доставленную кем-то из его знакомых в детский дом сиротам.
  - Владимир Вольфович не может всем помогать. У него не хватит на всех нуждающихся денег.
  - Детям надо помогать, Любовь Андреевна, - не отступал Палыч и понизил голос так, что я его уже еле слышал. - Вы бы нам еще фуражек и футболок дали. Они у нас быстро расходятся.
  Руководительница взялась за телефон.
  - Саша, люди сами просят заменить деньги атрибутикой. О чем я тебе говорила раньше?! - с нескрываемой радостью торжествовала дама.
   Настроение у нее изменилось в лучшую сторону. Она не поняла, что Палыч клянчит прибавку, не отказываясь от денежного вознаграждения, и, конечно же, не догадывалась, кто и за какие заслуги будет скоро щеголять возле пивных в кепках "русский стиль" и футболках с надписью ЛДПР.
   Тем временем пожилая секретарша обрабатывала видеоролик с участием вождя партии, тихо выражая свое неудовольствие:
  - Все ей мало здесь Владимира Вольфовича, куда уже больше.
   В кадре появился музыкант "Паук". Он называл шефа по-простому - Жирик.
   - Вы старайтесь, чтоб в прессе появлялись строчки о ЛДПР. Пусть пишут о нас что хотят. Главное, чтоб на глаза везде и всюду попадалось название партии. Произойдет зомбирование, - наставляла меня психолог.
   Я еще немного поговорил со специалисткой и пошел проверить водителя. На улице смеркалось. Из проходной густо вытряхивались сотрудники. Пора было идти в сторону ночлега.
   Партийная гостиница кишела молодыми работниками низового звена аппарата, подростками из мобильной группы и приехавшими на учебу координаторами. Палыч был уже там. Он назвал водителю номер комнаты и удалился. Через пять минут я уже лежал на солдатской койке второго яруса. Поясница ныла. Мой мозг отключился почти сразу. Но через некоторое время я проснулся. Два собеседника, повышая периодически друг на друга голос, разговаривали за стенкой о большой политике. Диспут под бряцание стаканов продолжался несколько часов до самого рассвета, с наступлением которого я снова заснул. Смех Рыжего, как скрежет металла, вернул меня к действительности. В легкие стал поступать сигаретный дым. Зайдя в туалет, я наткнулся на остатки дерьма. Раковина тоже была им вымазана. Дверь напротив была открыта, и на глаза мне попался перепачканный матрац. Так закончилась ночная дискуссия для одного из жириновцев.
  - Б...яди, свиньи, всю ночь не давали спать, - ворчал водитель по дороге в аппарат.
   Возле машины нас ожидали нагруженные пакетами партийцы. Палыч вышел из проходной и по-хозяйски спросил:
  - Деньги все получили?
  - Спасибо, Палыч, получили, - ответил за всех Саня Терентьев, у которого все еще зеленели под глазами следы побоев.
  - Тогда сбросились по пять рублей Толе на билет. Одному человеку места в машине не хватит. А у него льготы на проезд.
   Получив деньги, Анатолий с полными сумками направился в сторону метро, а народ стал загружаться в машину, подгоняя криками "Кролика", который вбежал во двор, таща на плече свернутый палас. Предводитель, сев рядом с водителем, заглянул в салон:
  - Вы заметили, что Синицын спал одетый?
  - Да он все ночи так спал, - подхватил казак. - Палыч, ты слышал бы, какие он вопросы лекторам задавал!
  - А ну ж, расскажи, - заинтересовался предводитель.
  - Предлагал позаимствовать у коммунистов экономический раздел программы.
  - Политологом представлялся. В Думе с Лукьяновым сфотографировался, - добавил Терентьев.
  - Да он и у Вольфовича за спиной пристроился, - ввернул казак.
  - Он завернутый, - хмыкнул Рыжий, - его надо убирать.
  - Надо, - согласился казак. - Палыч, прикидываешь, в газете появляется фото: Синицын с синяком и Вольфович.
  - И надпись: "Два клоуна", - ввернул Рыжий и, не дожидаясь, когда народ перестанет смеяться, вынес приговор: - убирать его надо. Враг он... И еще черножопого нужно убрать. Ты на его место пойдешь, - кивнул он в сторону немолодого новичка, жующего железной челюстью сервелат.
   На лице предводителя появилась печать обиды и злобы, и он продолжил размышлять, понизив голос:
  - Бутузова тоже нужно выгонять.
  - А кто это такой? - спросил Терентьев.
  - Видеомагнитофон партийный украл, - пояснил предводитель.
   О том, что Бутузов был первым членом партии в области, бывшим членом ЦК и первым региональным координатором - никто даже не вспомнил или просто не знал.
  - Пасько машину купил себе за партийные деньги. Семенов всю семью на работу за партийный счет пристроил, - продолжал капать Рыжий.
  - Ладно, уж, не трынди, - вмешался неожиданно в разговор водитель, выруливая со двора аппарата, - у Пасько была уже машина, когда он в партию пришел.
   Палыч понял, что переборщил и начал переводить разговор в другое русло:
  - Гена, ты, наверное, не знаешь, что он на "красных" работает.
   Сидящий напротив меня Терентьев увидев, что я улыбаюсь, тихо спросил:
  - А ты не веришь, что Пасько - враг?
  - Саша, ну ты откуда знаешь, враг он или нет? - попробовал заставить его засомневаться я.
  - Враг он, враг, - тихо произнес Терентьев и повернул опять голову в сторону хозяина, который, натянув до глаз шапку, уж очень стал похож на дурака.
   - Ну ладно, хватит про Пасько, а то тут есть люди, которые на него работают, - ядовито сказал Рыжий и еле заметно кивнул в мою сторону.
  - Ты расскажи лучше, сколько кепок себе в сумку отложил, - поддел я провокатора, с трудом сдерживая себя от желания прищемить ему нос.
  - Каких кепок? - приоткрыл рот Романов.
  - Да выдали кепки "русский стиль" на организацию, и он уже их себе взял.
   Предводитель переменился в лице. Перспектива раздела трофеев подействовала на него мгновенно. Он помрачнел. На время воцарилась тишина.
  Палыч достал таблетку и попросил у водителя воды.
   Придя в "норму", он снова высунул голову из кабины:
  - Вот здесь я выезжал на кольцевую, когда в армии служил водителем. С тех пор ухо болит. Сквозняками продуло. Покажите, что за подарки вам дали.
   Пока Михаил демонстрировал содержимое стандартного набора, я раздумывал над брошенной как бы невзначай фразой предводителя об армии: "Неужели Семенов начал его шантажировать?"
   Увидев импортный аэрозольной баллончик краски, Палыч попросил его посмотреть. Повертев его в руках, он ласково обратился к казаку:
  - Отдай его мне. Я автобус подкрашу.
   Михаил слегка покраснел и кивнул головой в знак согласия.
  - Кто еще даст? - мягким вкрадчивым голосом спросил предводитель.
   Коллеги с покорной застенчивостью стали копошиться в пакетах и сдавать баллончики. Один Романов медлил с подарком.
  - Ну что, дашь или нет? - добрался до него Палыч.
  - А я отдам его своим, чтоб надписи "ЛДПР" писали на заборах. Ведь нам для этого их дали, - виновато потупился Володя.
  
   Ближе к полудню в штабе появился Анатолий. Глаз у него немного приоткрылся. Дождавшись координатора, он стал рекламировать макет газеты. Федорыч, будучи в хорошем расположении духа, шутил:
  - Анатолий! Принеси мне справку с института Сербского, и я разрешу тебе выпускать газету! Не против я, понимаешь, не против, но только сначала справку.
  - А-а, - махнул рукой Анатолий, - я уже подготовил на них заявление в суд, но сами же знаете, сколько это будет тянуться. Я ведь говорил, что они по заданию КГБ мне группу оформили.
  - Я понимаю, Толь, что ты - в полном порядке. Хе-хе. А вот сотрудник аппарата, который здесь на днях был, засомневался, когда застал тебя подслушивающим под дверью.
  - Это Кротов попросил подслушать ваш с ним разговор.
  - Мало ли что он тебе сказал. У тебя своей головы, что ли, нет? Ей богу, мне стыдно было.
   Палыч появился мрачнее тучи.
  - Пойдем, поговорим, - сразу предложил он Федорычу.
  - Да погоди, чего ты - не выспался что ли? Хе-хе.
   Раздался междугородний телефонный звонок. Палыч метнулся в свой кабинет.
  - Да, слушаю вас... Положь трубку там!
  Последняя реплика относилась к Виоллете. Я догадался, что звонит куратор, и, почувствовав приближение скандала, стал нехотя изучать газету Синицына. Автором всех без исключения статей в ней оказался сам Анатолий.
   Вошел Володя Романов.
   - Я вот телеграмму дал. Нужно оплатить, - показал он Федорычу почтовый бланк.
   - Не понял, какая телеграмма?
   - "Владимир Вольфович, держись, мы за тебя пойдем на баррикады".
   - А зачем такая телеграмма? - удивился Федорыч.
   - На Вольфовича сейчас наезжают в Думе, - пояснил Володя. - Ну, за то, что он минералкой брызгался.
   - У нас нет денег в кассе, - вмешалась Виолетта.
   - Как нет? Кротов в Москве получил, - растерялся Володя.
   - Зайдите к нему, поговорите, - сухо посоветовала секретарша.
  Володя, посмотрев на меня, направился к Палычу.
  Я вышел во двор и стал прогуливаться. Вскоре из подъезда вышел Володя.
  - Этот дурак говорит, что денег нет, - расстроился он. - И еще сказал, что тебя нужно убирать. А я сказал, что только через мой труп.
  - Зря ты так ответил. Теперь тебя выживать будут.
  
   В понедельник утром, явившись в прокуренное помещение штаб-квартиры, я заметил, что Виоллета как-то подозрительно роется в документах.
  - Дай, пожалуйста, папку с распоряжениями, - обратился я к ней как можно любезней.
  - Да вот она, - не поднимая глаз, ответила она и высморкалась в платочек.
  Просмотрев исходящие письма, я, стараясь быть спокойным, поинтересовался:
  - Тут, вижу, изменения произошли за выходные?
  - Да, перепечатала список делегатов на съезд. Звонили с Москвы, ругали за то, что в прошлый раз не координаторов послали учиться.
  - Так вы опять отправляете на съезд не тех, кого нужно. Что это за фамилии? Опять Кротов своих рабочих подсунул? Есть же делегаты, утвержденные конференцией.
  - Все вопросы не ко мне, а к Евгению Павловичу, - протяжно выговорила моя подчиненная.
  - Потом опять будете все это задним числом перепечатывать, - не унимался я, продолжая листать бумаги. - А это что такое? Этого распоряжения в пятницу не было.
   Виоллета промолчала. То, о чем я ее спрашивал, имело непосредственное отношение уже ко мне. Согласно появившемуся за выходные дни приказу, я должен был отчитаться за автопробег по округу Исмаилова, хотя денег на бензин тогда, как и сейчас, не было. Их израсходовал Кротов на свои коммерческие рейсы.
  - Сколько денег в кассе? - спросил я.
  - В кассе давно ничего нет, - холодно констатировала секретарша.
  - Но Кротов же заправляет свою машину. Точнее партийную, которая для него стала своей?
  - Это не ко мне.
   Набрав номер телефона приемной депутата, я попросил ответившего мне Семенова-младшего никуда не уходить в течение часа. Потом я написал заявление, зарегистрировал его, хотя в этом не было никакого смысла, и пошел отправлять его факсом в аппарат. Через полчаса бывший редактор газеты "Правда Жириновского" слушал меня, плотно поджав нижнюю губу. Затем он включил факс и отправил мое заявление в Москву, которое подпадало под статью " раскольнические действия".
  
   Примерно через неделю я решил узнать, какие выводы сделал аппарат. Набрав номер штаба, я услышал голос Виоллеты. Тщательно выговаривая слова, она произнесла: "Региональная организация ЛДПР". Потом, сообразив, что ее побеспокоил я, очень громко и протяжно добавила: " А-а-а, Александр Александрович!" Возникла небольшая пауза. "Палыч готовится меня записывать", - подумал я.
   Через считанные секунды голос Виоллеты вновь зазвучал, но уже тише и с помехами: "Решением районной конференции и КС вы, Александр Александрович, исключены из рядов ЛДПР".
  
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
   В ПОИСКАХ ПРАВДЫ
   1
   Месяц май ворвался теплыми ветрами в закисшую жизнь горожан и оживил бледной зеленью серые от пыли и автомобильной гари придорожные кусты и деревья. Из хрущоб выбрались на солнце старушки с землисто-лимонными лицами, а школьники, весело галдя, занялись уборкой прошлогоднего мусора.
   Часто проходя мимо зданий областной Думы и городского Совета, я стал замечать среди новеньких чиновничьих "волжанок" и подержанных "джипов" знакомый "УАЗик" с большими голубыми буквами ЛДПР.
  Иногда мне попадалась на глаза долговязая фигура в сером пиджаке с короткими рукавами и черных брюках. Усатая физиономия коротко остриженного предводителя буквально за несколько месяцев приняла какой-то жестоко-озабоченный вид. Его можно было посчитать полноправным членом чиновничьей гвардии, которая, лавируя в невероятно вдохновляющей суете местного самоуправления, в любом деле ухитрялась изыскать возможности для собственного обогащения. Недавние выходцы из деревень торопливо выпрыгивали из машин, забывая впопыхах заправить в штаны выползшие края белых, липнувших к потным спинам рубашек, и сломя голову неслись к массивным дверям, за которыми буквально рвались на куски колхозные земли и городские участки.
  
   Семенов-младший получил, правда, не сразу, выписку из протокола заседания Совета, во время которого произошло его и мое исключение из партии. Оказалось, что гнать его с отцом из партии предложил Бутузов, за что - не пояснялось, однако "за" проголосовали почти все присутствующие. Меня обвинили в написании "подметных" писем в аппарат. Бутузов попытался оправдать мой проступок тем, что в аппарат писать - это не в газету. Однако ни у него, ни у кого-то другого не хватило смелости потребовать эти письма для изучения. Не в мою пользу был и протокол районной конференции, на которую меня почему-то "забыли" пригласить.
   Позвонив из любопытства Бутузову домой, я заслушал тираду его негодования.
   - Там в протоколе Кротов написал мои слова, якобы я предложил гнать Семеновых из партии. Я такого не говорил!
   - А кто голосовал за мое исключение?
   - Я могу сказать, кто был против, кроме меня, естественно. Швецова, Исмаилов, Романов и... кажется... - Бутузов назвал фамилию координатора похожего на Боярского. - В общем, почти все, кто имел законные полномочия. А "за" были, естественно, Кротов, Виолетта, хотя она полномочий-то и не имеет, Фисенко, новый координатор по твоему району, тоже без полномочий, и казак. Кстати, казака на следующем Совете самого исключили.
   - А за что?
   - Во-первых, опубликовал в газете свое заявление в поддержку старого губернатора, а мы же приняли решение поддержать выдвиженца от КПРФ - это раскольнические действия. А во-вторых, какие-то деньги получил и растратил. В общем, так: я буду в Москве, зайду к Шведу или к председателю ревизионной комиссии.
   - Швед на стороне Кротова, - предупредил я. - Он прислал "чистильщиков".
   - Не знаю, но мне Швед показался принципиальным руководителем. Вряд ли он долго Кротова терпеть будет.
   - Он в свое время взял на себя ответственность за назначение никому не известного Фисенко. Теперь дороги назад нет. Если ты выскажешься против Кротова или Фисенко, то пойдешь следом за мной.
   Закончив разговор, я набрал номер Семенова-младшего и объяснил ему, что Бутузов не произносил фразы, которая вошла в протокол, и посоветовал написать апелляцию. Немного помолчав, тот ответил:
   - Понимаешь, мне уже ничего не хочется писать. Там формулировка такая присутствовала: "за действия, порочащие партию и наносящие ей существенный вред". Это уже кротовская паранойя - "кругом враги". В общем, я не хочу в это говно снова лезть. Хотя Николай Иванович предлагает собраться, поговорить.
   После недолгих размышлений, мы все-таки договорились о встрече.
   Незадолго до условленного дня я, как нарочно, повстречал казака. Казак топорщил в улыбке усы, виновато водил по сторонам здоровым глазом и оправдывался:
   - Да понял я, Александрыч, что Кротов мошенник. Ты в курсе, теперь фирма в штаб-квартире работает, а на Жукова магазин продуктовый.
   - А деньги за аренду кто получает - Кротов или организация?
   - Брось ты. Никто ничего не спрашивает. Понимают, что могут остаться без работы. Деньги же из Москвы регулярно поступают.
   - Интересно. Круговая порука получается. Кротов дает им подачки и не проверяет их организации, а они взамен не суют нос в его финансовые дела. Пасько за то, что только часть помещения сдал под офис, получил от Фокина. А Кротову - все как с гуся вода. Что это за фирма такая открылась у вас? Чем заниматься будет?
   - Да собираются мясо продавать, комбикорм возить по районам на партийной машине. Грузин директор её.
   - Какой грузин? Сомневаюсь я, чтоб с Палычем грузин сработался.
   - Ну, а кто он, этот с пузом, носатый? Не русский же?
   - А за что тебя исключили?
   - Ездил в командировку. Хотел Фисенко к казакам пристроить. Кротов просил какое-нибудь звание казачье получить для него к выборам. Деньги на дорогу потратил, но ничего сразу не решил.
   - Понятно. В общем, ты теперь - безработный.
   - Да нет. Я тут все со школой патриотической бьюсь. Почти что получилось.
  Этот диалог с Михаилом я пересказал собравшимся в условленном месте Семеновым, Николаю Ивановичу, "агенту ФСБ" и председателю РКК Никонову.
   - Что делать думаешь? - как всегда обратился ко мне бывший идеолог.
   - Нужно дождаться конференции. Она вот-вот должна состояться. Фисенко же на полгода полномочия дали. Нужно позвонить в ЦКК и попросить прислать другого референта, - обратился я к Никонову.
   - Да, да, я позвоню председателю. У меня тоже есть, что ему сказать. Билеты партийные пачками раздаются в школах, ученики заявления о вступлении в партию пишут в обмен на тетрадки и дневники.
   - Мой внук об этом мне тоже рассказывал, - подтвердил Семенов, - но я слышал и такое: в трамваях подростки вместо проездного билета предъявляют партийные.
   - Что ж, бесплатный проезд по партийным билетам - тоже стимул. Пообещал же кто-то. Так они такую численность к конференции нагонят, что выйдут на первое место по России, - отметил я.
   - А что это за подметные письма вы писали? - спросил у меня "агент ФСБ".
   - Да это докладные по итогам Совета, на котором Пасько отказался работать. И посылал я их не анонимно, а с подписью.
   - Евгений Павлович показывал мне какие-то письма, но читать, когда я его об этом попросил, не позволил. Зачитывал только отрывки новым членам молодежной организации. Сейчас молодежкой руководит Моторкин. Он мне об этом говорил.
  Скорее всего, он товарищей Моторкина с собственными сочинениями знакомил. Ведь он любую глупость может зачитать, а сослаться на мое авторство. Москва его на полное обеспечение Жириновским посадила вместе с Виолеттой и все условия для мошенничества создала. Мало того, что, как штатный помощник, деньги получает, так ещё и тащит все, что под руку попадется, да и за аренду магазина долларов пятьсот имеет. Это нам нужно проявлять активность в свободное от работы время, чтоб с ним состязаться и правды добиваться.
   - А вы знаете, что Романов поссорился с Евгением Павловичем?
  - Когда?
  - Когда на съезд ехали. Кротов запретил его будить в поезде утром. Состав загнали в тупик, и Романов опоздал на съезд из-за этого. Ребята из молодежной организации жаловались, что у них все ценное в подарках отобрали. Краску опять Евгений Павлович себе взял.
  - Кирилл, их для того и посылали на съезд, чтоб Кротову добра привезли. А кто-то на коттедже ратным трудом заслужил себе поездку. Однако, это весьма даже занимательно. Молодец Кротов. Поставил партию себе на службу. В принципе, так и должно быть, партия должна быть на службе у народа.
  
   Расставались мы решительно настроенные дать на предстоящей конференции Рыжему бой. Требовалось только не растерять запал за оставшиеся дни. Однако все наши планы провалились: распоряжением Шведа конференцию перенесли на осенний период. В общем, Палыч снова получил карт-бланш, чтоб добить остатки недовольных и привлечь на время на свою сторону новичков.
   - Среди присутствующих на встрече кто-то оказался провокатором, - высказал свое предположение повстречавшийся мне некоторое время спустя Никонов. Аргументов для возражения у меня не нашлось.
  
   2
  
   В начале лета меня навестил неугомонный "агент ФСБ". Собака, облаяв, боязливо пропустила его. Скинув огромные башмаки, он плюхнулся в кресло, раздавив весом пластмассовое колесико. После недолгого замешательства из портфеля были выложены "важные" документы и диктофон.
   - У меня тут запись предновогоднего КС, - пояснил Кирилл, протягивая руку за конфетой.
   - Кто тебя надоумил записать его?
   - Это же интересно, - пробубнил сластена, слегка прикрыв глазки. - Я звонил Корниенко в Москву, спросил, как он смотрит на то, что у нас исключили несколько человек из партии. Оказывается, никто не обсуждал среди руководства аппарата этот вопрос, и, вообще он удивился, когда узнал об этом.
   - Да знает он все прекрасно. Осторожничает. Если бы сказал, что ему это не нравится, а ты бы взял да и сослался на его мнение, глядишь - неприятности по работе получил бы.
   - Да, по голосу чувствовалось, что он недоволен моим звонком. Он как бы отмахнулся от меня, сказал, что будет конференция, там собирайте своих сторонников и выясняйте отношения.
  - Ты представь, сколько таких звонков он принимает. Сколько дураков со своей правдой надоедают им. А ты знаешь кого-нибудь в городе из старых членов партии, кто бы приглашался на какое-нибудь собрание?
   - Нет.
   - Я таких людей тоже пока не встречал. А тайные конференции прошли уже в двух городских районах и там наверняка "делегатов" проинструктировали насчет врагов.
   - Да. Но есть еще и сельские районы.
   - Там тоже назначат лояльных к новой власти руководителей, а старых задобрят подачкой. Или могут пообещать каждому в отдельности одну и ту же оплачиваемую ставку помощника депутата Государственной Думы. Исмаилов, от которого, как от окружного координатора, пока еще много зависит, скорее всего, возьмет их сторону. Да и Пасько его об этом попросит. Попросит обязательно. В противном случае его осудят по иску Синицына.
   - Вы бы хоть апелляцию написали. Может, действительно в Москве не знают о вашем исключении?
   - Нужно переписать твою кассету и отослать в аппарат, - предложил я. - но так, чтобы она не попала в руки куратору. Референт в своем отчете зимой наверняка все переиначил. Тут он и попадется на вранье.
   На следующее утро Кирилл принес магнитофон, и мы приготовили аудио письмо. После обеда бандероль была отправлена. Мой верный помощник обещал предупредить звонком о моем послании исполняющего руководителя аппарата - осторожного отставника. Под вечер Кирилл снова явился ко мне и, виновато опустив голову, рассказал, что сразу после звонка в аппарат побывал в офисе ЛДПР и во всем признался Федорычу.
   - Зачем ты это сделал?
   - Он внушил мне, что вы главный враг партии. И еще пообещал мне должность какую-нибудь.
   - Заместителя координатора по оргработе?
   - Секретаря.
   - Тогда иди, отрабатывай.
  
   Недели через две "агент" явился с докладом:
   - Швед приезжал. Я подслушал его разговор в офисе. По вопросам, которые он задавал новой секретарше, я понял, что его, Александр Александрович, ознакомили с содержанием диктофонной записи.
   - Ну вот Кирилл, достали все-таки мы их. Их же оружием.
   Некоторое время спустя моя посылка вернулась ко мне с пометкой, что адресат её не востребовал.
  
  
   3
  
   Августовское падение рубля вывело ненадолго жизнь из привычной колеи и заставило народ задуматься о спасении своих сбережений. Володя-спортсмен и толстушка активно занялись продажей падающих в цене комнат. Пригласив как-то клиентов на смотрины, спортсмен наткнулся в темном коридоре на Нину. Молодая мать настолько была взбешена появлением редкого гостя, что бросилась на него с кулаками, чем, конечно же, отбила охоту у потенциального покупателя к сделке.
   - Ты как хочешь, а я продам комнату фирме, - огорченно сообщил мне впоследствии Володя, смирившись с тем, что немало на этом потеряет. Задуманное он осуществил довольно скоро. Вслед за ним через эту же контору продала комнату семья толстушки. Настала моя очередь. Для начала я решил провести "разведку боем".
   Входная дверь со следами от ударов тупыми и острыми предметами, к удивлению, оказалась незапертой.
   - Братишка, у тебя спичек не будет? - спросил у меня пьяненький, одетый в тельняшку мужик с сигаретой в зубах, когда я открыл знакомую, к удивлению, незапертую дверь со следами от ударов тупыми и острыми предметами.
  - Вы не курите в коридоре, тут же маленький мальчик у соседей, - предупредил его на всякий случай я.
  - Не понял, - морячок оттопырил татуированные пальцы, - ты здесь живешь, что ли? Кто ты такой?
   - А ты что, прокурор, что ли, чтобы задавать мне вопросы?
  - А-а, братишка... Ха-ха. Я тебя понял... Я не прокурор. Давай познакомимся, что ли... Ну, че ты уставилась? - отвлекся вдруг нетрезвый собеседник, посмотрев мимо меня.
  Я обернулся. В нескольких шагах от нас стояла Зоя. В ее потухших глазах отсутствовала прежняя наглость и бесстрашие. Воспользовавшись заминкой, я пошел к себе. Буркнув несколько ругательств, хозяйка квартиры тоже протопала восвояси. Ожидаемого для такого случая скандала не случилось.
  Раздевшись, я открыл окно и вдохнул свежий воздух. Мне вспомнилось, как несколько лет назад я просыпался здесь и под приятные звуки, доносящиеся с игровой площадки детского сада, свободно выходил на кухню завтракать.
   - Вы здесь живете? - мои мысли были прерваны стоявшим на пороге молодым цыганом.
   - Не живу, но комната моя.
   - А вы будете её продавать?
   - Буду, но только не тебе.
   - Почему? - молодой человек слегка растерялся.
   - Потому что ты мало заплатишь. Сколько ты Володе заплатил?
   - Тысячу долларов.
   - Ну вот видишь, какой у тебя подход к серьезному делу. Я-то знаю, сколько он получил, мне он врать не будет, - две тысячи.
   -Все равно, если надумаете продавать, дайте мне знать, - попросил самоуверенный тип и удалился.
  Стук в дверь заставил меня снова обернуться.
   - Извини, конечно, но я хочу я с тобой поговорить. - Это была Нина. Она сильно похудела, глаза окончательно поблекли. - А ты тоже, наверное, свою комнату продашь? - спросила она.
   - Наверное, а может, буду меняться.
   - Нормальные люди сюда не пойдут. Ты только цыганам этим не продавай. Хорошо бы бабку одинокую.
  В это время в приоткрытую дверь вошел её малыш. Он с любопытством таращил на меня ясные глаза и ничего не говорил.
   - Привык он у меня бегать по всей квартире. Теперь не отучишь. Эти цыгане нарочно свою дверь нараспашку открывают, когда с девками балдеют. Я уже сцепилась с ними. Поддатая была... Пригрозили, что убьют. Матери в больницу нужно ложиться, так она боится теперь меня одну оставлять.
   Вся давнишняя злость на эту несчастную женщину у меня неожиданно пропала, и я тотчас решил ей как-нибудь помочь.
   - Так ты можешь тоже поменяться. Ведь у вас две комнаты. Можно на квартиру с частичными удобствами.
   - Я не понимаю в этих делах ничего. Обманут ещё.
   - Я могу привести тебе честного специалиста.
  Поговорив ещё немного с соседкой о различных вариантах обмена, я ушел.
  Через неделю я привел в квартиру свою давнюю знакомую из агентства недвижимости и стал ей объяснять, что к чему. Алексеевна молча наблюдала за нами.
   - Неплохо было бы перегородку поставить в коридоре, тогда у вас своя прихожая бы получилась, - посоветовала она Зое.
   - Где ж нам денег взять? Вот этого кормить надо, - угрюмо ответила Зоя и показала пальцем на внука.
   Я не стал дожидаться окончания разговора и вышел на улицу. Минут через десять спустилась моя знакомая. Всегда обаятельная, жизнерадостная молодая женщина выглядела очень бледной и тут же пожаловалась:
   - Что за человек эта Зоя Алексеевна? Не вампир? Чувствую себя так, будто из меня все соки высосали.
   - Будь осторожней с ними.
   - Ребенок хороший, ради него помогу им без своего интереса.
   - Я тоже помогу, чем могу, сделаю перегородку. Прямо сейчас позвоню плотнику.
   - С перегородкой проще будет клиента подыскать.
   Николай, с которым я переговорил несколько минут спустя, не заставил долго себя ждать. На следующий день недалеко от моего дома мы уже договаривались о дате начала работы. Слушая меня, Николай то и дело отвлекался, поглядывая в сторону помойки. Там двое бомжей усиленно ворошили палками бак. В этот момент мне почему-то подумалось, что он, Николай, уже сделал шаг к такой же свободе и независимости.
   Перегородить полутораметровый коридор не составило большого труда. Немного брусков, два листа фанеры - и стенка с дверью были установлены. Алексеевна от такого скорого окончания дела вошла в хорошее расположение духа и, поблагодарив нас, вытащила из комнаты зеркальное полотно.
   - Может, продадите кому? Скоро Новый год, а денег совсем нет.
   Николай, замявшись, пообещал похлопотать, и Зоя всучила ему зеркало.
   - Пусть пока у тебя полежит, я не хочу сейчас тащить его к себе, - попросил он меня на улице.
   - Хорошо, - согласился я и рассчитался с ним за работу.
   -Пойду я, отдам ей сразу деньги за зеркало. Пусть к Новому году хоть выпьет немного, - принял Николай неожиданное решение и мы попрощались.
  Я, преодолев желание отнести это видавшее жизнь зеркало на помойку, с брезгливой осторожностью определил его в сарай.
  
   4
  
  "Агент ФСБ" принес весточку о том, что Бутузова исключили из партии. Я не поверил и позвонил на всякий случай ветерану партии домой. Бутузов, услышав неприятную новость, поначалу петушился и, никак не хотел верить в то, что аппарат поставил на нем крест. Под конец разговора он пообещал разобраться и, если что, сбросить факс самому Жириновскому на дачу.
  Недели через две утром к моему дому подъехала партийная машина. Из нее вылез невысокий черноволосый молодой человек и тихо пригласил меня в офис на собеседование с каким-то Войковым. Вообще-то я ожидал, что из машины выйдет сам предводитель, поэтому был очень взвинчен.
   - Что это за Войков? - резко спросил я у посыльного.
   - Не знаю, - ответил, отведя глаза, посыльный и направился к машине.
   - А ты, случайно, не Моторкин? - бросил я ему вслед.
   - Да, - ответил он и залез в кабину, где сидел уже новый водитель.
   В назначенный час я с нехорошими предчувствиями переступил порог штаб-квартиры. По коридору бегали дети, лидером у которых был подросток Артем. В кабинете Палыча находился незнакомый мужик невысокого роста с лохматой седой головой. Он курил, тяжело прохаживаясь, шаркая маленькими ступнями ног. Брюки, подпоясанные ремнем ниже пояса, поддерживали обтянутый красной олимпийкой живот.
   - Вы из комиссии? - нарочно обратился я к толстяку, и через секунду вздрогнул от его громкого баса.
   - Вы бывший заместитель? Попозже подходите. Они сейчас беседуют с Бутузовым.
  Вечером в штаб-квартире было сильно накурено. Дверь комнаты, которая в прежние времена бездействовала, была открыта. Я прошел по интуиции именно в нее и увидел тех, кого мы так долго ждали. Высокий, белобрысый, здоровый, с постной мясистой физиономией проверяющий сидел за столом рядом с куратором и невысоким коллегой, лицо которого показалось мне приятным. Неподалеку разместились Николай Иванович, Никонов и Семенов-старший.
   - Слушаем вас, - сходу обратился ко мне невысокий, и я понял, что главный он, а не верзила. Пожав протянутую мне вялую ладонь, я присел рядом с ним и начал рассказывать. Куратор пристально смотрел на меня, плотно сжав тонкие губы, но я совершенно его не стеснялся. "Большой" периодически что-то помечал ручкой у себя в блокноте. Придираться к моим аргументам ни он, ни его напарник не спешили. Первый вопрос из уст старшего прозвучал минут через пять:
   - Вы говорите, что вас исключили из партии. Впервые слышим. Почему апелляцию в аппарат не послали?
   - Посылал, но бандероль вернулась. Вот отметка московского почтамта. Адрес указан ваш, но никто не востребовал, хотя вам звонили, предупреждали.
   - А кому вы звонили? - оживился невысокий дознаватель.
   - Тому, кто исполнял обязанности руководителя аппарата.
   Проверяющие переглянулись. Видимо, моя информация имела какое-то значение для их интриг. Белобрысый взял кусок оберточной бумаги с этикеткой от моей бандероли и принялся его изучать.
   - Возьмите себе, если она вам нужна, - предложил я.
   "Мелкий", полистав исписанные шариковой ручкой листы, вновь обратился ко мне:
   - Я смотрю, за ваше исключение многие проголосовали.
   - А можно, я посмотрю, кто голосовал?
   Не дождавшись разрешения, я заглянул во что-то похожее на протокол конференции моего района.
   - Так тут расписались члены других районных организаций. Давайте прямо по списку я вам покажу, кто именно. Их тут больше половины.
   - Да не надо, - промямлил "мелкий".
   Реакция "мелкого" мне не понравилась, и я решил не отступать.
   - А вот тут написано, что присутствующие заслушали докладную Тарасова. Можно посмотреть эту докладную?
   Проверяющий вновь промолчал: лицо его исказилось, приняв неприятное хищное выражение, как у озлобленного хорька.
   - Кстати, вы хоть видели этого Тарасова? У меня большие сомнения относительно способности его писать вообще, - подковырнул я.
   - Мы его приглашали, но он не пришел, - тихо проговорил "мелкий" и тут же сменил тему: - А в какой комнате фирма работала?
   - Здесь, где мы сидим.
   - Эту комнату недавно купили, - вмешался сидящий напротив меня куратор.
   - Знаю, что весной купили или арендовали. Только для партийных нужд она открылась перед вашим приездом. Точнее - когда в Москве получили факс, который отправил Бутузов. Вы, уважаемый куратор, предупредили Кротова, что будет комиссия, и он наверняка перерыл все папки с распоряжениями, все улики изъял, - отреагировал я.
   - Да, в документах полный бардак, - согласился, к моему удивлению, "мелкий".
   -А фирма была, - вступил в разговор Семенов. - Я ходил в администрацию, проверял. Именно по этому адресу была зарегистрирована.
   - Но мы спрашивали, никто не знает никакой фирмы, - возразил ему куратор.
   Я вновь не удержался от комментария:
   - Вы пойдите в администрацию и проверьте. Сразу станет все ясно.
   - У нас нет уже на это времени, - промямлил "мелкий", и в разговор степенно вступил верзила:
   - Я полковник десантных войск, прошел Афган, Чечню, проехал уже не один регион, и всюду приходится разбираться в таких вот дрязгах. И все же хорошо, что вы пишете, лучше вовремя получать сигналы.
   -р Мужики, скажите честно, где вы нашли Фисенко? - подал голос Семенов и, не дождавшись ответа, продолжил: - Ведь его назначение, на самом деле, по пьянке решалось, у Кротова в квартире. Надо было спросить хотя бы мнение Координационного Совета.
   - Откуда вы знаете, что была пьянка? За дверью стояли? - огрызнулся куратор.
   - В гостинице вы не ночевали, я звонил туда, потом Кротову, и он сказал, что вы у него, - улыбнулся Семенов дежурной улыбкой.
   - А что тут плохого, если я и переночевал у него?
   - Да пили здесь, в офисе, - возмутился Николай Иванович, - водка и закуска прямо на столе стояли.
   Возникла пауза, которую нарушил Николай Иванович:
  - Позвольте, я зачитаю обращение, - обратился он к комиссии, доставая очки.
   - Пожалуйста, - равнодушно ответил мелкий.
  Николай Иванович с очень серьезным видом приступил к чтению. Все было хорошо у него в тексте и правильно, только в конце была допущена досадная оплошность. Он сказал о снижение рейтинга партии в целом по всей России, привел в качестве примера результаты последних региональных выборов. Забыл, видимо, что в аппарате такие вещи не любят, хотя сам не раз говорил, что там предпочитают вранье и браваду.
   "Мелкий" спокойно, без эмоций выслушал Николая Ивановича, после чего задал вопрос:
   - Вот вы тут говорили о том, что на руководящие посты назначаются алкоголики, судимые. Можете привести хоть один пример?
   В этот момент отворилась дверь, и в комнату зашел мужчина лет тридцати с густыми длинными, стоящими, как щетина волосами. Он улыбался улыбкой лишне опохмелившегося человека и держал в вытянутой руке лист бумаги.
   - Вот тут протокол по переизбранию Бутузова. Кому отдать?
   - Мы заняты пока, - недовольно буркнул "мелкий", - оставьте, потом почитаем.
   Однако гость продолжал стоять на месте с блаженным видом, как будто ждал приглашения к столу с закусоном и водочкой.
   - Хорошо, оставляйте, мы посмотрим, - ещё раз обратился к нему москвич.
   Отдав лист, незнакомец тронулся на выход. Походка у него была, как у Промокашки из фильма "Место встречи изменить нельзя".
   - Что-то он у вас замороженный какой-то, - отметил "мелкий", когда дверь захлопнулась.
   На что я ему пояснил:
   - Да он просто не протрезвел. Это новый координатор. Знаете, Бутузов собрал конференцию и подтвердил свои полномочия. А Кротов сразу же организовал другую конференцию, чтоб выбрать своего человека. Он ведь только и делает, что натравливает темный народ и подростков на членов своей партии. При этом врет, говорит, будто они враги. То Пасько не давал ему покоя, потом я - исключили, теперь Бутузов. Не слишком ли много врагов?
   - А кто сказал вам, что Пасько исключили? - "мелкий" насторожился.
   - Была телефонограмма весной.
   - Где она? Принесите, - вмешался куратор. По тому, как глаза его злобно сузились, я понял: он уверен в том, что её уже нет.
   - А что вы сами не принесете, вы же проверяющий, а не я?
  Моя реплика не нашла понимания у "мелкого", и я нехотя пошел за тем, чего наверняка не было.
  Седой лохматый "Карлсон" неторопливо расхаживал, выпуская клубы дыма. Мальчишки с любопытством таращили на меня глаза.
   - А вы кто? - спросил я у него.
   - Координатор Ленинской районной организации.
   - А, это вы меня из партии исключали?
   - Нет, я тогда не работал.
   - Где у вас книга телефонограмм? - обратился я к сидящей за столом молоденькой секретарше.
   - Спросите у Евгения Павловича, он в той комнате.
   В кабинете, где обычно проходили заседания, оказалось полным полно народу. Рыжий с лицом человека, которому только что удалили зуб, сидел в углу. С того дня, как я последний раз его видел, он заметно осунулся.
   - Где у вас книга телефонограмм? Просят проверяющие.
   - Кто ты такой, чтоб брать книгу телефонограмм, - злобно процедил предводитель, и глаза его выдали нездоровое состояние души.
   - Опять таблеток обожрался, что ли? - усмехнулся я и перевел взгляд на Виолетту.
   - Сейчас поищу, но, кажется, ее нет, она в Москве, - бодро среагировала она.
   Я повернулся и вышел.
   - Книги телефонограмм, конечно же, нет. А когда её найдут, я думаю, что нужной странички в ней обязательно не будет, - доложил я комиссии о результатах своего рейда.
   Куратор недовольно хмыкнул. Тут я вспылил:
   - Была телефонограмма, в которой Швед рекомендовал Пасько исключить из партии.
   - Швед уже не работает, - вставил "мелкий".
   - Швед не работает? - удивился и обрадовался Семенов. - Я давно говорил, что он провокатор.
  
   Я поначалу чуть было не поверил в услышанное, но затем сообразил, что это наживка.
   Семенов-старший вновь не выдержал и начал откровенничать:
   -Я приезжал в Москву с документами по воровству Пасько, а он все прикрыл тогда. Он - провокатор, я вам говорю. И нечего вам больше мучиться. Вот, перед вами сидит готовый координатор. - Семенов ткнул себя в грудь.
   Глаза "мелкого" подозрительно вспыхнули. Я тут же догадался, что его обрадовало: диктофон зафиксирует слова Семенова "Вот перед вами сидит готовый координатор", а то, что Семенов говорил, имея в виду свою персону, конечно же, скроют. Все кончено. Швед прослушает пленку и придет в бешенство: человек, назвавший его провокатором, рекомендует на должность координатора меня. А Жириновскому вновь все представят, как заговор с целью раскола организации! Правда, добавят новые фамилии смутьянов - Никонова и Бутузова.
  "Мелкий", получив то, чего долго выжидал, посмотрел на часы и сделал сообщение:
   - В декабре будет конференция. Там все получат возможность выступить.
   - Можно мне проверить организацию? - обратился к нему Никонов.
   - Приходите, проверяйте.
   На следующий день я позвонил Николаю Ивановичу, чтоб узнать о результатах проверки.
   - Негодяи, они не допустили его к документам, - расстроено возмутился старик.
   - Почему?
   - Сказали, что он не имеет полномочий. Он будет выходить из партии. И я тоже. Прямо на конференции.
   - Им только это и нужно.
  
  
  
   5
  
   Кирилл периодически навешал меня, интересовался планами. Новости, которые он приносил из штаб-квартиры, касались обновления организации. Кадрами заведовал Палыч, и там было чему удивляться. Однако Москву, похоже, вся эта чехарда устраивала на все сто. Оставалось узнать мнение самого Жириновского. С Палычем он или нет. В общем, интерес к конференции, где должны были окончательно расставиться все точки, оставался. За день до собрания в мой двор нагрянул "агент ФСБ" и, отбиваясь портфелем от наседавшей собаки, торопливо заговорил:
   - Фисенко имеет какой-то план по избавлению организации от Кротова.
   - Не может быть! - воскликнул я, с трудом отогнав рассерженную дворнягу.
   - Александр Александрович, он давно вынашивает эту идею. Для решительных действий ему не хватало полномочий.
   - Не верю я ему.
   - Зря вы так. Он и вас хочет вернуть на работу. Пасько, и тот уже с ним подружился.
   - Хорошо, Кирилл, я против Фисенко выступать не буду, раз он понял, что Кротов дурак. Можешь так и передать.
   Кирилл ушел, а я всерьез задумался над тем, что он мне рассказал. Скорее всего, парня использовали, как "утку". Этой мыслью я, на всякий случай, решил поделиться с Бутузовым. Телефонный разговор с первым координатором меня огорчил. Оказывается, Федорыч и с ним уже тепло побеседовал. Пожаловался даже, что Кротов создал вокруг него вакуум.
   - Он, между прочим, не поддерживал идею моего исключения из партии, - хвастливо заявил мне Бутузов.
   - Но тебя же все-таки исключили, это факт.
   - Это все херня. Я звонил в Москву, отослал туда протокол своей конференции. Короче, Фисенко нужно поддержать, а Кротова выводить из организации. Звонил мне ещё Пасько, то же самое говорил. В общем, веселенькая будет конференция.
   - Что ж, недолго осталось, увидим.
   В день конференции я проснулся раньше, чем обычно. Последние фрагменты из сновидения казались почти явью: Пасько с букетом цветов, гнилые груши под ногами... За окном было совсем темно, с крыш капала вода. Декабрь месяц, а снега не найти. Нехорошие предчувствия охватили меня и стали усиливаться по мере приближения часа собрания.
  
   ДК трикотажной фабрики был построен под занавес эпохи всеобщего созидательного труда и, конечно же, имел серый вид по сравнению с аналогичными сооружениями более раннего периода. Дворцы и кинотеатры, предназначенные для духовного развития народа-победителя, до сих пор впечатляют величием и размахом. Толпа ЛДПРовцев дымила под сенью разложившегося от влаги бетонного козырька и хорошо дополняла общую панораму запущенности и анархии входной группы. Евгений Павлович, опознанный мною издалека, перемещался от одной кучки делегатов к другой и объяснял что-то, жестикулируя, как опытный заговорщик. К нему регулярно подбегал бледно-прозрачный юноша-информатор, обнаруживший некогда "подпольную" штаб-квартиру. Когда до крыльца оставалось полтора десятка шагов, предводитель меня увидел. Полыхнув нечеловеческим взглядом, он продолжил, с трудом шевеля губами, что-то объяснять мальчишке с горящими, как у пионера-тимуровца, глазами. Выглядел он так, будто отравился грибами. В этот момент фигура высокого, подстать наркоману, мужика, вылезла на передний план и заслонила животом, способным вместить не менее двадцати литров жидкости, объект моей неприязни. К моему удивлению, я узнал начальника отдела снабжения, в подчинении которого некоторое время работал в последние годы перестройки.
   Раздался скрип тормозов. Подъехал партийный "УАЗик". Из открытой двери вынесли несколько ящиков водки и загрузили в автобус, принадлежащий Палычу.
   Я поздоровался с бывшим шефом и поинтересовался, что он тут делает.
   - Да вот, попросил меня Женька, сказал, что нужно поддержать Фисенко, а Антонова провалить, - снабженец засмеялся.
   - А ты что, член партии, разве? - спросил я у него.
   - Был, но вышел. Разве это имеет значение? Я что, не могу прийти, послушать, о чем вы тут выступать будете?
   - А когда же ты успел вступить и выйти?
   - Да собирались мы торговлей заняться с Женей. Я ходил, как мальчик, зарегистрировал фирму, собрал все бумажки, проходит месяц, второй - а денег шиш. Я в такие игры не играю. Тут же заявление, будьте любезны, до свидания. А сейчас пришел, если честно сказать, выпить на халяву. Слух прошел, что сегодня всем будут наливать после того, как Фисенко изберут координатором.
   - У тебя же язва, - подколол я бывшего шефа и, посмотрев по сторонам, добавил: - Похоже, что сегодня пить за здоровье Федорыча будут все алкоголики квартала. Не зря, видимо, Кротов выбрал для конференции место, где прошла его молодость.
   В холле ко мне подошел "агент ФСБ" и тут же проявил обеспокоенность.
   - Идите, зарегистрируйтесь, иначе вам не дадут слова.
   Молодая девушка бойко записывала делегатов, некоторым вместе с мандатом выдавала голубые членские книжечки. Отстояв небольшую очередь, я тоже получил удостоверение и прошел в зал, на две трети заполненный зрителями. В президиуме уже сидели: Федорыч, Виолетта, куратор с "мелким" и старенький профессор, приглашенный, вероятно, в качестве почетного гостя. Почти год назад я разговаривал с ним о политике и даже вручал ему партийный билет. Дедушка написал какой-то научный труд и надеялся на спонсорскую помощь для его опубликования.
   Народ все прибывал, и Виолетта решила открыть собрание.
   Первым пошел выступать Федорыч. Он вяло зачитал статистику спада промышленного и сельскохозяйственного производства области, назвал общее количество членов партии, сознательно избежав анализа по возрасту и уровню образования. Слушать его было совершенно неинтересно, особенно когда он начал сетовать на противодействие нормальному развитию организации со стороны оппозиции. Мало того, он при этом еще и жевал жвачку. "Перестаньте жевать", - раздался молодой голос. Федорыч осекся. Я, да и никто другой, не ожидали такой смелой выходки делегата, сидящего в окружении молодежи. Скомкав под конец все выступление, Федорыч опять занял место в президиуме. Начались прения. К трибуне вышел Никонов
   - Извините, но мы сейчас заслушали не доклад координатора, а какие-то сводки о надоях молока.
   В зале засмеялись. Никонов имел два высших образования и хорошие ораторские способности. Речь его производила впечатление, но до тех пор, пока он не ляпнул, что был когда-то членом КПСС.
   - Ха-ха-ха, - засмеялись молодые жириновцы, - вот и катитесь к коммунистам.
   На задних рядах подхватили гвалт. Оглянувшись, я увидел массу незнакомых хмельных физиономий, среди которых выделялось багровое лицо пятидесятилетней женщины с цветастым платком на шее. Предводитель стоял возле последних рядов и опять что-то зловеще внушал мальчику-информатору.
   Следом за Никоновым поднялся на трибуну координатор из Пеньково.
   - Весь год шла борьба не за власть в области, а за власть над организацией, - начал он.
   Раздались аплодисменты. Лицо мелкого проверяющего на секунды приняло выражение затравленного хорька. Только куратор был невозмутим. Он, как Наполеон, созерцал происходящую картину.
   - Вы за критику исключили людей из партии.
   В зале снова захлопали.
   - Никто никого не исключал, - вмешался куратор.
   Рядом со мной сидела Швецова и недоумевала:
   - Я все никак не могла поверить, что тебя исключили, а главное - понять, за что. Сейчас я пойду и дам этому Кротову. Я долго ждала этого момента.
   Когда Колотов закончил, она стремительно направилась к трибуне. Лицо предводителя передернуло судорогой. После слов "если кого-то и надо гнать из партии, то одного человека - Евгения Павловича" предводитель покинул зал под аплодисменты. Неожиданно пропал звук. Микрофон то включался, то отключался, но делегатка продолжала говорить.
   "Хватит там, время вышло". Женский голос из-за моей спины вызвал небольшую волну возмущения. Послышались пьяные реплики, матерщина. Это гудели мужики, сидящие вокруг распаренной торговки.
   Я встал с места и пошел к первому ряду, где возвышалась знакомая белобрысая голова проверяющего Войкова.
   - Что это за люди на конференции? Они не члены партии и пьяные к тому же, - сказал я.
   Верзила улыбнулся детской улыбкой и ничего не ответил. Я понял почему. Запах водки чувствовался от него на расстоянии метра.
   - Минуточку, минуточку, - выставив рогаткой пальцы, к трибуне подскочил Шишкин. - Сейчас я вам кое-что покажу.
   Оператор стал вставлять в видеомагнитофон кассету. Все с нетерпением ждали, возможно, обращения самого Жириновского. Но на экране высветился спортзал, в котором занимались подростки. Шишкин со свистком на шее дает им команду строиться. В зале появляется Палыч. Тишина. "Равняйсь, смирно! К нам в гости приехал окружной координатор Кротов Евгении Павлович". С седой непокрытой головой обкуренный предводитель осматривал шеренгу подрастающего поколения. На этом запись остановили.
   - Ну что, видели? - подал голос Шишкин. - К нам раньше никто из руководства не приезжал, а вот Евгений Павлович приехал. Так что не будем гнать пургу.
   Бутузов в камуфляже с портупеей решительно вскочил на трибуну.
   - Я первый координатор и бывший член ЦК партии. Было время, сам тыкался, как котенок. Ничего не имею против Фисенко, а вот...
   В это время снова пропал звук.
   - Кротов, выйди из радиоузла, прекрати отключать микрофон!
   Микрофон заработал.
   - У меня претензии только к...
   Звук снова пропал.
   - Кротов, прекрати отключать микрофон! - Бутузов побледнел от негодования.
   Но комиссия безмолвствовала. Только сидящий среди них случайный человек - профессор - растерянно смотрел по сторонам, то на Федорыча, то на "мелкого".
   Когда ветеран партии закончил выступление, к микрофону подошел молодой человек невысокого роста. Виолетта представила его как координатора районной организации. Юноша начал свою речь с комсомольским задором:
   - Бутузов, мы знаем, что вы проходили лечение в наркодиспансере.
   Раздался смех в ложе молодежи.
   - А вы, дяденька, полегче насчет борьбы за власть в организации. Что-то я вас ни разу не видел в офисе. Советую почаще бывать, - обратился он уже к координатору Пеньково.
   - Я живу за сорок километров от города.
   - Чао, - юноша помахал рукой в сторону, где сидела делегация из Пеньково.
   Лицо "мелкого" прояснилось. Виолетта хихикала, шепча что-то на ухо куратору. Её сожитель снова появился в зале, и к нему стал пробираться между рядов информатор.
   "Комсомолец" уступил место худому делегату постарше. Виолетта представила того тоже как руководителя районной организации. Парень говорил плохо, сказывалась нехватка передних зубов. Но он имел, партийный стаж и поэтому имел право судить о том, когда в организации было лучше - при Фисенко или при Пасько.
   - Мы работаем, а вы нам мешаете. Вы - жалкая кучка, вы - ... сброд.
   - Это я сброд? - у Швецовой заблестели от негодования глаза.
   - Ну все, заканчивайте, - буркнул Федорыч.
   Воспользовавшись паузой, без всякого объявления к трибуне подошел Анатолий Синицын, но наверх подниматься не стал. Наморщив лоб, он прокричал:
   - У меня есть предложение - провести сегодня выборы окружного координатора. Исмаилов только отчеты пишет. Работы никакой не ведет, - суровое лицо Анатолия исказилось в гримасе. - Ещё Сталин говорил, что партия очищается, избавляясь от своих врагов. Нет места азербайджанцам на русской земле!
  После этих слов Анатолий вдруг хмуро посмотрел на куратора и грозно заявил:
   - Я не раз сталкивался с КГБ и знаю ваши методы. Я вам обещаю, что вы не будете курировать наш регион.
  Щеки куратора передернуло, но он промолчал. На трибуну взобрался маленький дедок, обещавший когда-то на КС подбить глаз Анатолию.
   - Что я вам скажу? Раньше никогда денег мне не давали, а сейчас - какая сотенка перепадет, и то хорошо.
  Комиссия повеселела. Дед сказал ещё несколько глупых фраз, и его сменил сам предводитель. Высокий, бледный, с обвисшими усами и зловещим взглядом он напомнил мне комиссара Подтелкова перед казнью в фильме "Тихий Дон". Свою речь предводитель начал степенно:
   - Тут говорят, что я поменял много координаторов. А что делать, когда подходит ко мне Саня и говорит: "Палыч, так, мол, и так, уезжаю в деревню, к матери"... Мы назначаем другого, а он стал приходить на КС пьяным... Потом подобрали нормального... Он всегда в офисе находится, - Палыч имел в виду лохматого "Карлсона". - Сейчас за судимости свои скажу... Первый раз у меня ДТП было. А второй раз из-за жены. Она в Америку уезжала... Так что, я сам пострадал из-за режима, - предводитель с трудом ворочал языком, а глаза его так и не прояснились. -Что касается Сани Терентьева, он нормальный парень... Подошел ко мне и говорит: надо в деревню, к матери ехать.
   - Так, все, время вышло, - Виолетта подскочила. Она первая среагировала на то, что её герой от передозировки "лекарств" начал заговариваться, и сделала предложение, от которого трудно было отказаться: - Может быть, перекусим?
  Зал одобрительно загудел.
   - Только сначала быстренько решим один вопрос. Мы здесь собрались сегодня, чтоб подтвердить полномочия Фисенко Сергея Федоровича. Он у нас исполнял обязанности координатора. Поднимите руки - кто за то, чтоб Сергей Федорович остался координатором?
  В зале стали голосовать. Воздержавшихся оставалось не более двух десятков. Прямо передо мной кто-то поднял два татуированных пальца.
   - Товарищ, где ваш мандат? - обратилась к этому субъекту Швецова.
  Мужчина враждебно посмотрел на женщину и процедил:
   - Че ты хочешь?
   - Мандат где ваш?
   - Молчи, или я тебе сейчас заткну рот.
   - Так, "против" нет, воздержалось - раз, два, три, десять. Принято. Владимир Федорович избран почти единогласно. - Виолетта от удовольствия рассмеялась.
   - Тайное должно быть голосование, - запоздалая реплика принадлежала Бутузову.
  В это время встал Никонов и сказал:
   - Должна быть альтернатива. Я предлагаю кандидатуру Антонова Александра Александровича. Пусть он выступит с докладом.
  Комиссия молчала, а Виолетта тут же отреагировала:
   - Есть предложение проголосовать за Антонова. Кто "за"?
   - Дайте сначала ему выступить, - подал голос Бутузов.
   - Нечего ему выступать. - Анатолий вновь выскочил в проход между рядами, и лоб его стянуло сеткой морщин. - Нечего ему выступать. Знаем мы его, как облупленного.
   Пока продолжались пререкания относительно того, давать мне слово или нет, я сообразил, что лучше будет снять свою кандидатуру. Присутствующие уже подняли руки за Фисенко. Второй раз открыто голосовать за другого кандидата, конечно же, никто не будет. А Виолетта уже принялась считать голоса. "За" оказался один Никонов. Рыжий довольно хмыкнул. Толпа загудела и начала вставать с мест.
  "Это надо же, сколько пьяных", - голос принадлежал женщине с интеллигентным лицом. Она привела с собой дочь лет пятнадцати-шестнадцати и выглядела теперь расстроенной.
   Николай Иванович встал и пошел к трибуне.
   - Я выхожу в знак протеста из партии. Уголовника, понимаешь ли, целый час обсуждали.
  Следом за ним подошел Никонов и сказал:
   - Здесь мое обращение к председателю партии. Позвольте сдать билет. "Мелкий" встал и подошел к микрофону.
   - Действительно, сегодня только и слышно - Кротов да Кротов. Раз говорят, значит, человек работает. Я понял, у вас тут партия Кротова.
  Раздался смех тех, кто ещё не вышел из зала.
  Я тоже направился к выходу.
   Семенов-старший стоял в обществе потрясенной женщины и что-то объяснял. Делегатка сетовала:
   - Мы первый раз приехали, думали, будет что-то интересное. А тут - ужас какой-то.
   - Ничего особенного. Идет обычная борьба за власть. Делят портфели и деньги.
   Увидев меня, старик улыбнулся:
   - Плюньте вы на это дело. Комиссия всю ночь пьянствовала. И Пасько там присутствовал. Между прочим, его мнение имело значение. А он дал всем вам отрицательную характеристику.
   Подошел Николай Иванович и начал возмущаться:
   - Да они не протрезвели даже. Этого здорового тошнило, поэтому он и не сел в президиум.
   Его перебил Семенов:
   - Мужики, не занимайтесь ерундой. Я буду возглавлять новое общественное движение "Надежда России". Подходите. Всем работа найдется. Ну что, будем работать вместе? - Семенов пристально смотрел на меня и ждал ответа.
   Перед тем, как уйти, я подошел к куратору и сделал ему комплимент:
   - Здорово вы все обтяпали.
   Куратор был весел, слегка пьян и ответил мне без всякой злобы:
   - Сами виноваты, у вас лидера не было. Комиссия это поняла сразу, как приехала.
   - Я уже слышал, что Москва с этого года будет делать ставку в первую очередь на лидеров. Это сам Жириновский решил. Но лидер должен определиться в конкурентной борьбе. Вы же не дали мне высказаться. Это не честно. Поэтому я сделаю так, что Жириновский узнает, что сегодня здесь о нем и не вспоминали. У нас теперь тут партия Кротова. Думаю, что вы все долго не проработаете.
  Вечером я все же решил позвонить Бутузову и узнать, чем закончилось собрание после перерыва.
   - Чем закончилось? Макарова избрали председателем РКК. Голосование было открытое, в общем, всем все по херу. Интересно то, что мне сказал Афонин (человек, назвавший нас сбродом). Оказывается, его Кротов повязал акциями предприятия своего друга Шашкевича. Он даже дом продал, чтоб на все деньги купить этих акций. Думаю, что и комиссия получила эти акции, только бесплатно.
   - Завод скоро обанкротится, - вставил я и заметил: - А протокол конференции наверняка будет не такой, как на самом деле развивались события. Неплохо было б отправить краткую стенограмму в Москву.
  - Хорошо, приходи завтра вечером в мой офис, отправим факс. Я думаю повторно собрать конференцию и подтвердить свои полномочия. Просто так я не сдамся. Ты в курсе, там была представитель администрации, отвечающая за связи с общественными организациями? Она тоже заметила, что было много пьяных. А главное - голосование открытое было. Это нарушение Устава.
   - Забудь ты про свой Устав. Ключевой момент - это восторг сотрудника аппарата по поводу того, что здесь партия Кротова.
  
  
  
   6
  
   Минула неделя и мне на улице попался бледный юноша-информатор. Он хотел проскочить мимо, но я все же разговорил его и кое-что выяснил. Оказывается, над Моторкиным, который привел на конференцию двадцать человек, тоже начали сгущаться тучи.
   - Не может быть, - удивился я, - он ведь такой активный.
  Информатор усмехнулся и, слегка заикаясь, произнес:
   - Палыч сказал, что он алкоголик закодированный, и про Кирилла мы теперь все знаем. Он того... Состоит на учете, олигофрения в легкой стадии дебильности.
   - Да не может быть, - возразил я. - Он умный парень, учится в институте. И откуда мог Палыч узнать об этом? Если он даже бы и состоял на учете, то это - врачебная тайна.
  Юноша разволновался и стал больше заикаться.
   - А-а-а... он ходил в-в-в... больницу и там смотрел документы.
   - Ну ладно, хватит об этом. Расскажи мне лучше, что у вас говорят о Бутузове?
   - А-а-а... про него Палыч сказал, что он украл видеомагнитофон и ещё мебель партийную присвоил.
   - Да как присвоил, если она у него в штаб-квартире стоит?
   - Палыч сказал, что он её сдает в аренду и получает за это по сто долларов в месяц. Ещё Палыч сказал, что скоро заберет её оттуда.
   - Ну ладно, иди, а то тебя со мной увидят и исключат из партии.
   - Меня? - удивился информатор. - Я скоро буду главным в области по молодежной работе.
   - Ну, хорошо. Пока, успехов тебе
   - Не успел я пройти и двадцать шагов, как на перекрестке меня резко подрезал партийный "УАЗик". Из окна высунулась усатая физиономия предводителя:
   - Ну что, проиграл?
   - Кто сказал, что проиграл? Жди, скоро в Москву вызовут к Жириновскому. Опять таблетки придется глотать.
   Палыч мгновенно изменился в лице. Глаза вспыхнули бешенством.
   -Ты доиграешься, понял? Теперь у нас в партии не те люди, что при Пасько. С ними шутки плохи.
  Сзади стали сигналить, требуя освободить проезд.
  
   7
  
   - Вам, Александр Александрович, срочно нужно ехать в Москву, - ошарашил меня несколько дней спустя Кирилл, уверенно пройдя в огород мимо разозленной собаки. - Жириновский согласился с вами встретиться.
   - С чего это? - удивился я.
   - На Кротова написали жалобу. Моторкина выживают. Я вам приглашение привез от молодежной организации. Поговорите с ними в Москве. Интересные ребята. С ними Жириновский регулярно встречается. - Кирилл продолжал давить на меня. С момента последней встречи он ещё вырос и заметно похудел, но все равно вес его еще оставался избыточным. - Я Вам много ещё интересного расскажу, но попозже. А сейчас я иду в офис. Нужно поговорить с ребятами. Подходите к шести часам к пединституту.
   В условленное место Кирилл пришел вместе с молоденьким координатором, который удачно, с комсомольским задором, выступил на последней конференции, и принес копию письма, отправленного молодежью в Москву. Прочитав депешу, я ничего такого, что могло изменить отношение аппарата к предводителю, в ней не обнаружил. Подумаешь, Кротов в присутствии завсегдатаев посиделок в штабе ударил Виолетту. В конце концов, он - лидер. А те, кому это показалось недопустимым, - маменькины сыночки. То, что Виолетта измазала кровью весь стол, дети отметить постеснялись.
   - А вы соберитесь все, кто подписывал это письмо, и езжайте в Москву, расскажите там это Жириновскому. В противном случае вас по одному потом обработают, и кто-нибудь наверняка откажется от своей подписи.
  "Комсомолец" вроде бы принял мои рекомендации, но ничего конкретного не пообещал.
   - С вами согласился встретиться Жириновский, а вы не используете такой шанс, - начал настаивать Кирилл. - Нельзя сдаваться без борьбы.
   - Ладно, - нехотя согласился я, предчувствуя, что опять совершаю ошибку.
  Вечером я встретился с Кириллом на вокзале. Он сходу начал рассказывать мне о протоколе, который составил куратор по материалам последней партийной конференции. Смысл его был таким: группа заговорщиков, в состав которой вошли я, Семенов-старший, Бутузов, и Никонов, решили поссорить Кротова с Фисенко и тем самым расколоть организацию пополам. В документе комиссия также рекомендовала сделать преемником регионального координатора Виолетту.
   - А что мы должны были осуществить после раскола, комментариев куратора не было?
   - И так понятно - уничтожить партийную организацию, - пошутил Кирилл и занял очередь в кассу.
   В Москве мы оказались ранним утром. Я фактически не спал из-за сильной духоты и испытывал слабость от перепадов давления. Минут через сорок мы добрались до гостиницы, той самой, где я ночевал с партийным водителем год назад. Поговорив с дежурным, Кирилл провел меня в одну из комнат, и мы прилегли отдохнуть. Примерно через час послышалась возня на соседних койках, началось хождение по коридору, раздавались крики и смешки. Открыв глаза, я стал наблюдать за подростками, ночевавшими с нами по соседству. Они медленно одевались, надоедая друг другу пустыми вопросами. Судя по их отдельным репликам, большинство из них ожидала работа по расклейке листовок, погрузке и разгрузке газет и брошюр с мыслями лидера партии.
  Кирилл немного поговорил с ребятами и отлучился за кипятком. Заварив пакетик чая, я достал печенье и угостил им соседей. Никто не отказался. В процессе чаепития ребята поделились, что большую часть времени они довольствуются кашей без масла и кипятком. Но не у всех дела шли так неважно. Были и счастливчики. Ядро молодежной организации волочилось хвостом за лидером партии по ночным клубам и стрип-барам. По рассказу Кирилла, явным фаворитом у шефа считался молодой латыш. Вот с ним и предстояло мне встретиться после похода в аппарат. Попрощавшись с мальчишками, мы тронулись в путь.
   У проходной бюрократического монстра партии я у меня окончательно пропало настроение, но мы миновали ее и почти сразу наткнулись на "мелкого".
   - Зачем факс Семенову посылал? - тут же зашипел как змея он на моего гида.
   - Ничего я Семенову не посылал, - растерялся Кирилл.
   - Врешь, посылал.
   Подозрительно глядя на "мелкого" испуганными глазками, Кирилл выдавил:
   - Причем тут Семенов... Я Бутузову посылал.
  "Мелкий" обрадовался. Действительно, какая разница, кому посылал. Главное, что посылал.
   - Зачем ты это сделал? - поднажал он, чтоб окончательно добить Кирилла.
   - График передвижения Жириновского по области отправил, - тихо промычал Кирилл.
   - Ага. Сообщил график, чтоб там устроили провокации, - радостно взвизгнул "мелкий". - Семенов уже прессу поставил в известность.
  Глядя на коварное лицо "следователя" по особо важным делам, я понял, что совершил ошибку, поддавшись уговорам Кирилла. Аппарат вновь переиграл "заговорщиков". Жириновскому наверняка доложили, что Кирилла заслали специально в аппарат, чтоб сбить его, лидера партии, с толку. "Но он же умный человек, - размышлял про себя я. - неужели интуиция не подсказывает ему, что Рыжий, которого он вызывал на ковер, - мошенник? Как же он будет страной управлять, если в собственном окружении разобраться не может?"
  Как только "следователь" по особо важным делам оставил нас в покое, рассерженный Кирилл потащил меня в кабинет брата шефа. Я уже на все махнул рукой.
   - Опять там у вас началось что-то, - недовольно произнес родственник знатной особы. - Работать нужно, а не склоками заниматься.
  Но он все же набрал номер и пригласил куратора.
   - Зачем этот прохвост? Сто раз уже говорили, что он купленный, - возмутился я и вышел.
  Кирилл выскочил следом за мной, бормоча что-то себе под нос. "Мелкий" подавил его психику, и он потерял самообладание.
  Жирную физиономию в очках с толстыми стеклами я узнал мгновенно.
   - Пройдите сюда, - любезно предложил нам Фокин и указал на одну из дверей.
  "Заманивает, как в ловушку", - отметил я про себя и почувствовал приближение какой-то гадости.
  Пройдя через приемную в большой кабинет, я обратил внимание на молодого улыбающегося парня. Он как бы заранее смеялся над нами. В кабинете находилось человек восемь, включая главного - полнолицего мужчину лет тридцати пяти в черном костюме. Хозяин посмотрел на меня недобрым взором и, передернув щеку и уголок рта, резко произнес:
   - Вы тут по какому вопросу оказались?
   - Решил облегчить вам работу. Вам же интересно с главным врагом партии побеседовать, - улыбнувшись, ответил я.
  Начальник тоже улыбнулся и приготовился меня слушать.
  В это самое время ко мне подсел вошедший невысокий, краснолицый мужчина лет пятидесяти. Он мог присесть и на любое другое место, но я уже знал, почему он вплотную притиснулся ко мне. Он, с включенным диктофоном в кармане, должен был записать мою речь. Кроме того, когда вас стискивают с обеих сторон, гораздо труднее говорить, появляется скованность.
   - Молодой человек! Зачем вы написали, что я мылся с проститутками в сауне! - неожиданно подскочил ко мне и брызнул слюной в лицо Фокин.
   - Такого я не писал.
   - Как не писали, если я читал. Принести?
   - Несите.
   Однако Фокин не тронулся с места.
   - Несите, - ещё настойчивей обратился я к нему. - Мне и самому интересно, кто и что пишет за меня. Вы уже не в том возрасте, чтоб с девочками резвиться. Писали другие, что вы пьянствовали, так это ещё мягко было сказано. Вы так у нас нажирались, что в дверной проем не всегда вписывались.
   Куратор вскочил с места и завопил:
   - Чего вы мутите? За вас два человека проголосовало на конференции.
   - Не два, а один. Так вы мне выступить не дали. Но не в этом суть. Вы же исказили смысл конференции полностью.
   - А где у вас доказательства, что я необъективно разобрался с вашей ситуацией? Взял бы и дал бы тебе по еб...у.
  Я пропустил последнюю реплику куратора мимо ушей и, сделав небольшую паузу, ответил:
   - Держит тебя крепко Кротов за яйца.
   Мордатый начальник внимательно наблюдал за перепалкой. Похоже, что в прошлом ему не раз приходилось разводить стрелки.
   "Что ж, пора идти в атаку", - решил я и задал первый вопрос прохвосту:
   - Зачем лишили организацию бесплатной штаб-квартиры? Потому что оттуда факсы на вас отправляли? Бутузов теперь враг? Очень удобная позиция. Каждый, кто напишет жалобу - сразу враг. Вот тут молодежь написала на Кротова. Что, и их теперь нужно выгонять? - Я достал из папки копию письма, взятого у "комсомольца".
   - Вы всех грязью облили, - снова подскочил Фокин.
   - Вы так и не принесли обещанную бумагу? И кого я это грязью облил? Пасько? Помогите ему лучше, чтоб не получил с помощью Кротова судимость.
   - Какую судимость? - насторожился начальник.
   Я достал из кармана повестку в суд по иску Синицына и показал. Записывающий меня на диктофон мужичок попросил меня посмотреть её поближе.
   - Тут нет печати, - доложил он, хитровато улыбаясь.
   - Так что, и это я, по-вашему, придумал, что ли? Позвоните Пасько, узнайте...
   - Какой у него телефон? - спросил у меня "разводящий" и тут же начал набирать код.
   Тем временем улыбающийся мужичок пошел снимать с повестки ксерокопию.
   Пасько не нашли. Порывшись в бумагах, начальник достал нужный лист и стал его зачитывать. Это было чистосердечное признание Кирилла о том, что я заставил его летом позвонить в аппарат и пожаловаться на Федорыча и Кротова. Я не стал слушать признание Кирилла до конца и обратился к автору с вопросом:
   - Скажи честно, тебя ведь заставили это написать?
   - Да, - утвердительно произнес тот, сильно побледнев.
   - Поставили руководить организацией уголовника и милиционера, теперь ждите: или пересажают всех, или сделают стукачами. А главное - народ нынче милицию не любит.
   Круглолицый насторожился. Воспользовавшись паузой, "мелкий" достал свою козырную карту. Это была справка о том, что Кирилл состоял в общественном движении "Честь и Родина" генерала Лебедя. По-видимому, Рыжий выпросил эту пустяковину у такого же, как и он, координатора и переправил ее в аппарат. Так что Кирилл, получалось, был не только агентом оппозиции, но и шпионом, засланным в ЛДПР сподвижниками генерала Лебедя.
   Кирилл стал понуро оправдываться:
   - Это было давно, ещё до вступления в ЛДПР... Я помогал подписи собирать руководителю регионального движения.
   - На хер ты такой нам тут нужен - многопартиец. Боишься всего, - вновь начал раскалять обстановку Фокин, и "мелкий" тут же поддержал его:
   - Зачем факс послал и прессу на уши поставил?
   - Меня в Управлении пропаганды попросили оповестить местные СМИ.
   - Видите, откуда ноги растут! - неожиданно воскликнул мордатый.
   Публика восприняла его реплику с пониманием. Взрослые мужики, играющие в разведчиков, сразу же сделали серьезные мины. Мне стало смешно. Улыбался и молодой парень из приемной.
   - Что вы из него козла отпущения делаете? В чем тут преступление? Его попросили, он выполнил. Он ходит регулярно в библиотеку, газеты партийные туда носит, - вступился я за Кирилла.
   Кирилл достал заблаговременно взятую справку из городской библиотеки о том, что он регулярно передает им партийные книги и газеты. Посмотрев ее, мордатый вновь стал набирать телефон и включил громкоговоритель.
   - Слушаю вас, - раздался елейный голос предводителя. Рядом с ним захихикали девочки.
   - Тихо вы! Мне начальство звОнит, - цыкнул он на них.
   - Евгений Павлович? Чем у вас занимается Краснухин? Говорят, что он работает.
   - Он ходит по разным общественным организациям, представляется членом ЛДПР, а потом нам всякие бумажки приходят оттуда. Факс Семенову сбросил, а тот готовит провокации.
   - Хорошо, мы разберемся, - сказал как отрезал начальник и повесил трубку. Задумавшись на секунду- другую, он произнес:
   - По-моему, он там чем-то другим занимается, а не работой.
   У куратора после этой реплики скисла физиономия. У меня была информация о том, что Кротов организовал в приемной помощника депутата сутенерскую контору, но, я упустил шанс сказать об этом.
   - Семенов, чем сейчас занимается? - косо посмотрел на меня "разводящий"
   - Семенов уже в другой партии. Забыл давно про нас.
   Мордатый оживился:
   - А в какой он сейчас партии?
   - Кажется, в "Отечестве".
   - Пошел, значит, закладывать нас в "Отечество". А сын его, чем занимается?
   - Ушел в коммерцию, торгует чем-то.
   - Компьютерными приставками, которые украл у нас? - злобно произнес начальник, все так же глядя на меня исподлобья.
   Я не понял его и решил переспросить:
   - Что он у вас украл?
   - Вот у меня акт комиссии, в котором значится, что он не сдал модем.
   - Не может быть. Я точно знаю, что он все сдал местной комиссии. Модем, наверное, уже Кротова дома. Думаю, куратор его предупредит, и он его вернет на прежнее место.
   - Спросим, и не только спросим, а башку отвернем. А Владимир Вольфович едет к вам ваше же гавно разгребать, а не с прессой встречаться, - гневно подвел черту мордатый и поинтересовался напоследок местонахождением Фисенко, которого две недели не может разыскать.
   Куратор принялся оправдываться. Я не стал задерживаться и вышел. Состояние было мерзкое. А Краснухин тем временем уже тащил меня куда-то в молодежное ядро. Он вел меня по сырой Москве проулками и дворами как слабовольного, безразличного к окружающему миру алкоголика. Наконец мы пришли. Поднявшись на второй этаж старого здания, я почувствовал кислый запах прокуренных стен. В носу засвербело. Оставив меня на минуту, Кирилл сунулся в одну комнату, потом в другую. Вернулся он злой, тяжело вздохнул и проворчал:
   - Придется подождать, пойдемте, посидим в кабинете.
   Я не стал уточнять, сколько времени нам придется ждать, и последовал за ним. Несколько молодых ребят курили, сидя на столах. Невыразительной внешности девушка играла на компьютере. Присев на свободный стул, я взял партийную брошюру, с обложки которой смотрел уставшими глазами постаревший за последние годы отец либерал-демократии, и сделал вид, что изучаю её. Краснухин всю дорогу вдалбливал мне столичные сплетни, затрагивающие личность вождя, что-то вроде того, что жизнь у него проходит в окружении предателей, врагов, фаворитов. Его часто мучают депрессии, есть неизвестные общественности проблемы со здоровьем, и все в таком же духе. И только такие деятели, как сам Краснухин и его новые знакомые из молодежного актива, могут помочь своему кумиру вернуть былую славу партии и завоевать доверие россиян на очередных выборах. Наконец откровения Краснухина были прерваны появлением особы, приближенной к императору. Невысокий подвижный юноша внимательно заслушал мой пессимистический прогноз относительно будущего организации и попробовал возразить:
   - Нужно использовать все возможности для достижения цели.
   Я из последних сил объяснял юноше, что фактически мне приходится противостоять не мошеннику Кротову, а целой системе Центрального аппарата, которая не смогла организовать и сплотить такое огромное количество политических единомышленников, но заметно преуспела в интригах и провокациях.
   - Я ежедневно встречаюсь с Жириновским, завтра сходим в аппарат к председателю ЦКК, - пообещал фаворит.
   - Бесполезно, ему не раз звонили и писали о Кротове. Но если вы уверены в том, что в этой встрече есть смысл, то я останусь.
  Краснухин перешел к обсуждению своих молодежных дел, а я вышел. Минут через пять мы направлялись с ним в гостиницу.
   - Человек вас заподозрил в неискренности. Сказал, что вы просто боитесь идти в аппарат. Он увлекается психологией и что-то в вашем поведении нашел неестественного.
   - Ей богу, смешно становится. Ещё один аппаратный жучок. Если вопрос ставится таким образом, то, конечно же, придется остаться.
   В гостинице царило оживление. Возвращались с работы активисты. "Эй, ты, лох", "сам ты лох", - звучали голоса в коридорах. Соседи по комнате были на месте. Мальчик лет шестнадцати отбивался от словесных нападок своего "дружка". Как выяснилось, он был родом из нашего региона, сирота. От него я узнал, что у Краснухина месяц назад соратники по партии конфисковали денежное пособие в размере пятисот рублей. Кирилл смутился, но потом подтвердил слова мальчика. "Дружок" сироты тоже нашел приют у Жириновского, оставшись после одного случая в Москве без денег и документов.
   - Да тут все примерно такие, - вставил реплику взрослый парень высокого роста и крепкого сложения. - Я тоже работал на стройке, денег не заплатили, примкнул во время митинга к жириновцам. Теперь живу здесь. Таким, как Кирилл, тут сложно приспособиться. Нужно уметь за себя постоять. А он тюха-матюха. Деньги я ему помог назад вернуть.
   Мы ещё долго беседовали на разные темы. Выяснилось, что ребята в основном создают массовки, проходят колоннами по улицам, слушают речи шефа на митингах. Обычные москвичи уже давно перестали ходить на "сеансы" Жириновского.
  
   8
  
   В назначенный час психолога в аппарате не оказалось. Краснухин разбудил его, воспользовавшись служебным телефоном отдела выборных кампаний. К нему там неплохо относились и нам даже разрешили посидеть в кабинете. Добродушный сотрудник лет пятидесяти в поношенном пиджаке разоткровенничался со мной:
   - Вызывают меня в отдел кадров и спрашивают: "В каком вы звании уволились из армии?" - "Я - капитан запаса". - "У нас ниже полковника не должно быть сотрудников. Ждите сокращения". А я ведь когда-то начинал работу с нуля, когда ещё не было у нас этого здания. Это я предложил Любовь Андреевне рассылать в депутатских конвертах письма в регионы. Сколько мы на этом сэкономили!
   - А правда, что Любовь Андреевна ушла с работы.
   - Она не ушла, её "ушли"!
   - Как так? - удивился я.
   Появившийся "психолог" прервал разговор на самом интересном месте. Лицо его было заспанным. Без лишних слов он повел меня в кабинет председателя ЦКК. Вошли мы туда вдвоем. Кирилл остался за дверью.
   Молодой, румяный, кучерявый председатель выглядел бодрым и полным энергии. Однако, как только мы начали с ним разговор, он тут же переменился в лице. Слушать историю о Кротове ему определенно не хотелось. Тогда я протянул ему предвыборную листовку, направленную против друга Кротова, воспользовавшегося возможностью баллотироваться от ЛДПР. Бегло прочитав ее, он поинтересовался у меня:
   - А что это такое?
   - Владимир Вольфович планирует посетить завод, чтоб поднять рейтинг директора, которого рабочие ненавидят, как барина - крепостные крестьяне. Это отнимет у вас, как минимум, несколько тысяч голосов на выборах.
   Председатель засуетился. Звонок, другой - и вот мы в приемной у улыбающегося юноши.
   - Я слушал вас вчера, и, в общем, на вашей стороне. Интуиция подсказывает мне, что Кротов - нехороший тип. Но нужны ещё доказательства. И не только от вас. Моему начальнику все равно, кто будет руководить регионом. Главное - чтоб работа шла. Пусть у Кротова хоть десять судимостей и он ежедневно бьет по морде секретаршу. Главное - чтоб организация работала и росла. Соберите по приезду всех, кто против него. Если дружно выскажете недоверие, то тогда выиграете. А лучше всего его поймать на воровстве.
   - Он уже попался с модемом. Я уверен, что Семенов сдал все комиссии до карандаша.
   - Кто, по-вашему, может занять место Кротова? - поинтересовался улыбчивый секретарь.
   - Моторкин, - вмешался Кирилл, - он очень активный.
   - А что с заводом мне делать? Посоветуйте быстрее. И еще, напишите вкратце злоупотребления Кротова.
   - Звоните в профком, поговорите. Там все расскажут.
   Когда я уходил из приемной, у меня появилась маленькая искорка надежды. Я почему-то не предположил, что этот совсем ещё молодой аппаратчик может так искусно притвориться. Через час я составил перечень кротовских проделок и дневным поездом поехал домой.
   На следующий день в одной из местных газет я прочел информацию о графике вояжа Жириновского. Источником информации автор назвал Кротова. Вот так Рыжий опять всех перехитрил. Сам сообщил в газету, а свалил все на Краснухина. "Жаль, конечно, что я не увидел эту заметку перед отъездом. Можно было бы испортить спектакль аппаратчикам. Хотя те все равно бы выкрутились. Сказали бы, что это я подставил Рыжего. Ладно, осталось немного совсем. Приедет барин, и барин нас рассудит". Но до того как в городе появился Жириновский, меня неожиданно вызвали в штаб-квартиру на Координационный Совет.
   Человек из организации Бутузова попался мне навстречу, когда до штаб-квартиры оставалась сотня метров. Он заговорил, с трудом сдерживая смех:
   - Там цирк сейчас был. Кротов орал на весь офис, чтоб вызвали саперов и проверили здание областной администрации. Мол, ты туда вполне мог подложить мины. Предлагал мне пойти на это дело. Я ведь в Чечне по контракту служил.
   - Ну, это уже полный конец, - сказал я и пошел на КС, осознавая, что он будет не в мою пользу.
   Краснухин встретился мне в подъезде и окончательно испортил настроение. Оказалось, что молодежь, взбунтовавшаяся против Палыча, после разговора по душам с Виолеттой отказалась от своих подписей. Сам Моторкин - их лидер - купился на традиционные посулы относительно карьерного роста. Кирилл передал так его реплику: "другие ветры задули".
   Переступив порог злополучного помещения, я столкнулся с мальчиком по имени Артем, который по словам Кирилла проводил там по восемь часов в сутки. Веселый детский смех доносился из кабинета Палыча. "Молодежная организация живет и процветает", - усмехнулся я и открыл дверь кабинета, в котором раньше объяснялся с Войковым.
   - Подождите за дверью. Вас пригласят. Пока ни одно обвинение из ваших докладных не подтвердилось, - сообщил резким голосом мордатый начальник, вновь передернув щекой.
   Я отступил за порог и почувствовал в груди нервное возбуждение. Тут ко мне подошел Семенов-младший, которому я сообщил по телефону об обнаруженной у него недостаче, бодро поздоровался и сказал:
   - Ага, все-таки попались. У них один акт, а у меня копия другого акта, где все в целости и сохранности. Так что, там нас не ждут, что ли? Или по одному будут заводить и опускать?
   - Сейчас там полно народу и почти все незнакомые, - ответил я. - Бутузова выдернули раньше всех. Сейчас, кажется, его судьба решается.
   В это время раздался голос лохматого "Карлсона". Семенов рассмеялся:
   - Это чья феня такая?
   - Новый координатор твоего района.
   - Из этих, что ли? - Семенов загнул пальцы.
   - Кодированный. Трудился на стройках народного хозяйства.
   Координатор-"комсомолец" присоединился к нам и сообщил:
   - А я уже не координатор. Сняли. Час назад я заходил сюда, видел, как Виолетта плакала. Причитала, что у них с Евгением Павловичем денег на хлеб нет, а вы пишете на них клевету.
   - Тихо-тихо, - Семенов услышал голос своего давнего "друга" Синицына. Отчетливо прозвучал и голос Пасько. Кажется, он опять зачитывал какое-то письмо Анатолия в газету. Народ загудел. Кто-то стал подсчитывать голоса. Через минуту дверь открылась и красный, как рак, Синицын, вышел в коридор.
   - Что, исключили? - посмеялся Семенов.
   - Партия очищается, избавляясь от своих врагов, - подколол я.
   - А-а, - махнул рукой Анатолий и пошел прочь.
   За дверью вновь стало тихо. Видимо, считали голоса. Вскоре к нам вышел Бутузов. На глазах его я заметил слезы. Он присел возле стены на корточки. Мне даже показалось, что ему плохо. Из кабинета вышел двоюродный брат Рыжего Макаров и потребовал у Бутузова партийный билет.
   - Пошел ты на хер, - ответил ему Бутузов.
   Макаров схватил его за горло и начал давить. Семенов легко оттолкнул его в сторону. Дверь снова открылась.
   - Проходите, - резанул, как ножом, мордатый. Увидев, что вместе со мной заходит Семенов, он обратился к нему:
   - А вы кто?
   - Он не член партии, - раздался хриплый голос Рыжего.
   - Кротов, скажи, куда модем дел? - обратился к нему Семенов.
   Лицо предводителя исказилось. Таким я его видел разве что в момент, когда его схватил за горло Пасько.
   -А я вот хочу узнать, член партии я, или нет. Видите ли, мне никаких документов, подтверждающих мое исключение, до сих пор не дали, - произнес Семенов
   Мордатый посмотрел на Федорыча. Тот что-то пробурчал. Кажется, он не хотел брать ответственность за подтасовку протокола об исключении Семенова из партии.
   - Хорошо, к вам тоже будут вопросы. Оставайтесь.
  Мордатый уставился на меня, и я к нему обратился:
   - Можно говорить?
   - Пожалуйста.
   Я понимал, что Москва подготовила ответы на все мои обвинения, и решил пойти в наступление с другой стороны. Виолетта нахально смотрела на меня удивленными глазами и улыбалась.
   - Я понимаю, что присутствующие здесь члены нашей партии не знают многих деталей поступков Кротова, а есть такие, которые знают, но молчат. Образовалась семья.
  
  Виолетта ещё больше вытаращила глаза. Я продолжил:
   - Вот партийный билет Фейгина. Он просто его выбросил. (Я показал билет, который ранее где-то подобрал Краснухин). Ему наплевать на партию. Его интересовала вот эта комната под офис коммерческой организации. Но он когда-то голосовал за мое исключение. Таким образом можно исключить любого. Привести с улицы людей, выдать им партийные билеты, а на завтра они поднимут руки и получат за это по бутылке водки. А послезавтра сами получат под зад коленом.
   - А кто входит в состав этой семьи? - полюбопытствовал мордатый.
   - Все, кто голосовал за исключение Бутузова.
   - Позвольте, позвольте, - подскочил Шишкин. - Я голосовал за его исключение. Я тоже член семьи, что ли?
   Семенов выставил по примеру Шишкина пальцы рогаткой и цыкнул на того.
   Мордатый еле- еле сдержал улыбку.
   - Ну, хорошо. Вот вы тут пишите, что Кротов пользуется машиной в личных целях. А машина давно в распоряжении заместителя координатора.
   Мордатый нарочно изменил мое "пользовался" на настоящее время. Я поправил холеного москвича, но он пропустил реплику мимо ушей и продолжил обвинение:
   - Ну, вот тут вы пишите, что Евгений Павлович покрасил партийной краской свой автобус. Это же мелочь.
   - Если бы он украл банку масляной краски и покрасил ей пол, я бы не стал на это обращать внимание. Но ведь ему выдали аэрозоли на всех. А он взял их и использовал все на собственные нужды. Может быть, и это мелочь, но для меня неприемлемо, когда такой мелочный человек руководит организацией, - раздраженно сказал я.
   - Что вы предлагаете делать с Евгением Павловичем?
   - Лишить его партийного довольствия. Он не перенесет этого, - усмехнулся я.
  Координатор-"коммунист" взял слово и произнес свою дежурную речь:
   - Надо прекращать эти склоки! Надоело все! В самом деле - агенты КПРФ разваливают организацию.
   - А вы были в КПСС? - не выдержал я.
   "Коммунист" осекся.
  Фокин, сидевший где-то сбоку, подскочил как ошпаренный:
   - Надо же, какое дерьмо! Сказать не дает человеку!
   - Вот-вот, правильно вы его назвали! - обрадовано поддержал его Рыжий.
   Швецова, не дожидаясь приглашения выступить, поддержала меня своей речью. Кротову досталось. Испуганный, он потихоньку выскользнул за дверь.
   Немного поспорив, люди стали успокаиваться. Кто-то уже стал жалеть, что исключили Бутузова. "Никто пока не исключен", - вмешался мордатый.
  "Коммунист" заговорил о том, что ему надо заплатить командировочные, так как он остается ночевать в гостинице. Москвич, выяснив, что в партийной кассе нет денег, пообещал выплатить их после конференции, которую наметили на вечер.
   Объявили перекур.
  Я вышел в коридор и дождался "крутого" проверяющего.
   - Я разговаривал с матерью Краснухина, она подтвердила, что вы заставляли летом его звонить в аппарат с домашнего телефона, - холодно, втянув сквозь зубы воздух, наехал мордатый.
   - Не могла она такого сказать, - раздался голос из-за спины. Он принадлежал отцу Кирилла, который пришел проконтролировать сына.
   - А вы откуда знаете? - обратился к нему депутат.
   - Потому что я - его отец.
   В этот момент появился Рыжий.
   - Какой такой модем я взял? Никому он не нужен, этот модем. Лежит там, где всегда и лежал, - буркнул он себе под нос, воровато стреляя глазами. Узнав о том, что координаторы не прочь были бы получить прямо сейчас деньги, он предложил воспользоваться его заначкой, которую он может привезти из дома.
   - У вас же денег на хлеб нет. Артисты, - подколол я предводителя и пошел к выходу.
  
  
   9
  
   Вечером в ДК трикотажной фабрики ждали Жириновского. В предвкушении праздника в фойе царило оживление. Желающим выдавали партийные билеты. В туалете было накурено, по полу катались пустые бутылки. В зале было много детей, которые резвились, как на Новогодней елке. Я разместился среди людей из организации Бутузова. Краснухин пришел с отцом и сел рядом. Наконец появился Палыч. Выглядел он как живой труп.
   - Едут, - закричали где-то сзади.
   У предводителя подкосились ноги, и дернулась голова, как будто ему ударили по затылку. Неожиданно он вприпрыжку засеменил к сцене и, добежав до занавеса, стал трясущимися руками поправлять приколотое к нему голубое знамя. Колонна депутатов вошла в зал и двинулась к нему навстречу. Возглавлял шествие новый руководитель аппарата - молодой мужчина с вытянутым лицом. Палыч нырнул за занавеску.
  
   Собрание открыл депутат, курирующий наш регион, тот самый, что днем проводил "координационный совет". После него руководитель аппарата, слегка заикаясь, проинформировал собравшихся о том, что партия переходит на особый режим работы и пояснил, что это означает наступление моратория на всякие внутренние конфликты. Федорыч зачитал по бумажке свой старый доклад.
   Кто-то из зала спросил о Жириновском. Ответ прозвучал уклончивый: где-то, мол, рядом, на подступах к городу.
  К микрофону, установленному в партере, да так, что говорящий должен был становиться лицом к президиуму, подошел заметно поддатый паренек и задал неожиданный вопрос:
  Мы что тут, бутылки собрались катать?
  Депутаты недоуменно переглянулись. Они просто еще не заходили в туалет.
   - Владимир Вольфович уехал, - пояснил мордатый. - Будет в прямом эфире НТВ выступать.
  Зал недовольно загудел.
   Виолетта тут же взяла инициативу в свои руки. В пиджаке, сильно подчеркивающем её сутулость, и без косметики она как хищная птица оглядела зал и закричала:
   -Быстро! Подайте списки делегатов на съезд! мы будем их сейчас утверждать!
   Началась возня, шатание. Возле микрофона оказался "замороженный".
   - В общем... короче говоря... мы тут решили, что Бутузов - снова наш координатор... У нас с ним все нормально теперь. - Сделав небольшую паузу, оратор повторил то же самое.
   - Хорошо, хорошо, садитесь, - "крутой" депутат решил прекратить неудобное выступление.
   Пожав плечами, "Промокашка" двинулся на место, как моряк по палубе попавшего в небольшой шторм корабля. На его место тут же подскочил юноша- информатор и с несвойственной ему решительностью прокричал президиуму:
   - Бутузов для нас не координатор! Понятно?! Бутузов - не координатор!
   Тут появился Палыч, но уже совсем в другом расположении духа. Лицо его было непроницаемо. По залу прокатился умиротворенный, вибрирующий, как пробитый динамик, бас:
   - Пусть Бутузов вернет сначала видеомагнитофон и радиотелефон, - челюсти предводителя двигались с трудом. Щеки почти омертвели, как будто в них вкололи заморозку. - В общем, или Бутузов, или Пасько пусть все возвращают.
  "Он перебрал свою обычную норму", - решил я.
   - Попрошу прекратить, - подал голос Пасько.
   Бутузов тоже возмутился. Стал грозить подачей иска в суд на Кротова о клевете. Страсти охладил "крутой", поинтересовавшись:
   - Скажите, знает кто-нибудь о существовании приемной депутата Госдумы? Это такая же штаб-квартира, должна работать для всех.
   - Приемная работает, мы там бываем почти каждый день, - прогорланил "Карлсон".
   Чтобы отвлечь внимание присутствующих от неудобного вопроса, Виолетта стала зачитывать список делегатов на съезд от каждого из районов области.
   Краснухин предложил вместо кандидата с неизвестной фамилией послать на съезд Пасько.
   - Олег Владиславович может приехать на съезд в качестве гостя, - ответил мордатый депутат.
   - А можно мне на съезд поехать? Я живу в этом районе, - просьба исходила от сильно нетрезвого мужчины среднего возраста, одетого в длинное пальто, которые вошли в моду у предпринимателей.
   - В какой вы организации? - недовольно спросил депутат.
  Мужчина вопроса не понял.
   К нему тут же подскочил Палыч и начал что-то бурчать на ухо.
   - Как мы так без голосования решаем, кому ехать на съезд? - задал вопрос шустрый паренек из организации Бутузова.
   "Крутой" депутат вместо ответа посмотрел на часы. Немного посовещавшись с президиумом, он сделал объявление:
   - Сейчас в прямом эфире будет выступать Владимир Вольфович. Мы тоже хотим посмотреть.
   Швецова, которой, вероятно, смотреть телевизор было негде, стала требовать включить в список делегатов секретаря её организации. Мордатый отклонил её просьбу, но женщина не отступала. Палычу это не понравилось, и он гневно сотряс воздух:
   - Это ваш личный парикмахер, а не секретарша. Не хватало ещё личных парикмахеров с собой возить.
  Швецова вспыхнула и стала настаивать на своем, но ее никто не слушал. Делегаты уже вставали с мест и направлялись к выходу.
   Предводитель в это время крутился возле симпатичной девушки в облегающих кожаных штанах. На фоне делегатов с коттеджа она смотрелась, как инопланетянка из фильма Люка Бессонна "Пятый элемент". Это была знаменитая Рыбкина - золотой фонд партии.
   В ту ночь Жириновский успел выступить по телевизору и вернуться в область. Перед эфиром он встречался с группой молодых активистов. Пили шампанское. Под впечатлением как раз от этой встречи шеф съязвил, что КПРФ поддерживают одни бешеные старушки.
   А у него, согласно поставляемых сводок из ЦА, в партию ломилась молодежь. Не хватало даже партийных корочек. Их спешно печатали. В то же самое время такие же корочки пылились в трамвайном депо, изъятые у безбилетников, продавались в ларьках. Аппарат, бравируя статистикой нашего региона, сделал ставку в будущей предвыборной кампании 1999 года на молодое поколение.
  
  
  
   10
   Однажды утром, совершенно неожиданно, я вышел на лай собаки и обнаружил у своих ворот Зою Алексеевну. Собака, ощетинившись, рвала цепь, как будто к дому подошла ведьма и принесла отравленное яблоко.
   - Сынок, помоги, пожалуйста, дай в долг сто рублей. Я с пенсии отдам, - попросила она, пристально глядя мне в глаза.
  Я быстро сходил в дом и вынес сторублевку. Для приличия я все же спросил у старого врага о новых соседях.
   - Вместо цыган теперь бабка живет, а в последней комнате теперь живут двое - муж и жена, - пробурчала Зоя и, слегка покачиваясь, пошла.
  Глядя ей в след, я подумал, что и мне пора продавать свою жилплощадь.
   Объявление в газете вышло через неделю. К указанному в нем часу я пошел в квартиру встречать возможных покупателей. Главная дверь оказалась снова открытой. Я прошел в свою комнату, никого по дороге не заметив. Минут через пять на кухне возникло оживление, раздались незнакомые голоса. Я решил пойти туда, чтоб познакомиться с новыми соседями.
   Упитанный мужчина лет пятидесяти готовил на плите кофе, беседуя о чем-то с пожилой, простоватого вида женщиной.
   - Старик, давай познакомимся, - опередил он меня и протянул слегка дрожащую руку.
   Я поздоровался и представился.
   - А я Виктор, - улыбнулся он.
   - Клавдия Кузьминична, - вежливо представилась женщина.
   - Как вам нравится на новом месте? - поинтересовался я у новых соседей.
   - Старик, мы тут отдыхаем. Мы разменяли квартиру для дочки. Она теперь живет в комнате, но хорошей. А нам с Софьей и тут неплохо. Потом, когда умрет тесть, переберемся в его квартиру... Вредный старик, - размешав кофе, веселый сосед оставил нас с Кузьминичной.
   - А вас что заставило сюда переехать? - обратился я к новоселке.
   - Ой, это история целая. Сын меня решил забрать к себе. Продали дом в районе. Жалко было продавать - большой дом, хороший. Пока искали квартиру, случился этот, как его, дефолт. Ну, а теперь доллар стоит не шесть рублей, а двадцать. Хватило только на такую комнату. Но мне здесь нравится. Саша очень хороший. И Софья, его жена. - О семье Алексеевны Кузьминична ничего не сказала. И я не стал спрашивать. Вдруг они исправились? Хотя внутренний голос мне подсказывал, что впереди у этой доброй, тихой женщины грядут нелегкие испытания.
   В этот день смотреть мою жилплощадь так никто и не пришел. Когда я уходил, веселый сосед любезно предложил оставить мне ключи на случай появления покупателей.
   - Вообще, старик, ты можешь сюда и не ходить. Я буду показывать твою комнату. А если кто захочет её купить, я позову тебя. Алексеевна ведь знает, где ты живешь.
   Новый сосед появился несколько дней спустя. Он еле сдерживал натянувшую поводок облезлую дворнягу.
   - Старик, ты занят? Пойдем, поговорим. Мне скучно. Надоело сидеть. Работы нет. Я шью сумки из кожи. Раньше куртки шил. Вот видишь - эту себе сделал.
   Куртка на портном была хоть и старомодная, но добротная. Мы отошли подальше от моего дома, чтоб не раздражать мою собаку, и довольно долго обсуждали разные жизненные темы. Потихоньку войдя к нему в доверие, я стал интересоваться досугом Алексеевны.
   - Старик, мне кажется, что Алексеевна ревнует Нину. Поэтому и дерутся, когда выпьют.
   - Так все-таки они дерутся?
   - Да пусть себе дерутся, старик. Главное, чтоб на кухне не шумели. А у себя в комнате пусть делают, что хотят. Да и к нам не лезут... Правда, тут сын приходил Алексеевны. Пьяный. Постучал к нам, зашел, и базар какой-то нехороший начал. Ну, что-то вроде того, что, если тронете мою мать - не поздоровится. Здоровый такой бугай, но дура-а-к! А вот Нина нормальная, когда трезвая. Она тянется к хорошей жизни. А Алексеевна её подсекает.
   Прошло буквально несколько дней, и сосед Виктор пожаловал ко мне в гости. На этот раз он уже был не один. С ним была его супруга Софья. Разговор у нас зашел об Алексеевне и Нине. Сосед, как всегда бодрый и невозмутимый, тут же попытался направить беседу в шутливое русло:
   - Ну, подумаешь, бабы напились и подрались. Я на них внимания не обращаю. Это Кузьминична перед ними на цыпочках ходит, боится лишний раз на кухню выйти.
   - А что, они уже до нее добрались? - спросил я.
   Тут Софья разразилась негодованием:
   - Да они никому житья не дают. Дерутся прямо в коридоре. Нина орет как ненормальная. Всю ночь дверьми хлопают. Сегодня я вообще не спала, а мне на работу. А этому все шуточки!
   Сосед махнул рукой на замечание жены и пошел за собакой.
   - Я не хотела при нем говорить, и ты ему не передавай то, что я тебе сейчас скажу. Нина ведь избила меня недавно.
   - Как?
   - Подошла ко мне в коридоре, была пьяная, и говорит: "Хочешь, я тебя в окно выкину?" Потом несколько раз ударила кулаком в живот. Я кричать не стала, а то этот дурак бы выскочил, устроил бы драку... Ты скажи мне честно - они раньше тоже были такими? Мне кажется, у Нины что-то с головой. А Алексеевна наверняка сидела. У нее такой жаргон и взгляд.
   Я начал, как можно деликатнее вводить обеспокоенную женщину в курс дела.
   Супруг Софьи подошел и, сообразив, о чем идет речь, вмешался:
   -Ну, баба молодая. Ей мужика надо. Вот и бесится. А Алексеевна её спаивает. Старик, тебе нужно снова объявление дать в газету.
   Мы ещё поговорили минут десять, и Софья пошла на работу - преподавать детям музыку.
   На улице была весна. Воздух наполнял легкие живительной силой, и Виктор никак не хотел уходить. Я понимал его. Возвращаться туда, где смрад и мракобесие, нормальному человеку тяжело.
   - А что у них с обменом? Нашла моя знакомая хотя бы одного клиента?
   - Да, приходила, показывала. Но понимаешь, старик, у них ребенок маленький. Сначала нужно его прописать куда-то, а потом уже продавать эти комнаты. Я бы вообще с ними не связывался. Купят им комнату, пропишут туда ребенка, а они откажутся свои продавать.
   С большим трудом я все-таки расстался с соседом, но ненадолго. Дня через два он вновь подошел к моим воротам. На этот раз выглядел он не так бодро, как обычно. Убавилось оптимизма и в его речи. Обстановка в коммуналке достигла критического уровня. Близилась Пасха.
   Не успел сосед коснуться в разговоре главного, как на углу улицы появилась Кузьминична. Она обрадовалась, увидев нас, и тут же подошла поделиться своими впечатлениями:
   - Ой, у меня сердце сегодня чуть не лопнуло, когда Нина завыла. Нечеловеческий такой вопль получился. Я думала, Алексеевна её убила... Прямо возле моей двери сцепились под утро. Часов пять, наверное, было... Я всю ночь не спала, молилась. А тут ещё их сын приходил. К вам, Виктор стучал в комнату. Угрожал, кажется.
   - Да ну его, дурака. Нажрался и решил повыделываться.
   - Как так повыделываться? - удивилась Кузьминична. - Ведь он сказал, что зарежет вас с Софьей и кишки по полу размотает.
   - А за что? - спросил я у соседа.
   - Да ну его. Это Алексеевна пожаловалась ему, наверное. Я ей дня два назад замечание сделал, чтоб у себя в комнате разбирались, а не на кухне.
   - Господи, за что такое наказание, - вздохнула Кузьминична. - Пойду я, а то дверь закроют изнутри. Я уже два раза зимой так мерзла в подъезде. Выйдешь мусор вынести, вернешься - а дверь не открывается. Звони - не звони - бесполезно.
   - А ты, Виктор, не слышал, что ли звонков? - спросил я.
   - Нас тогда не было. Это когда мой тесть чуть дуба не дал. Мы его отхаживали с Софьей. Потом, как оклемался, снова нас прогнал. Точнее, меня. Собака ему, видишь ли, мешает.
   -А вы бы ко мне пришли домой, Кузьминична. В следующий раз обязательно приходите, не стесняйтесь.
   Кузьминична поблагодарила меня и, тяжело вздохнув, пошла в злополучную квартиру.
   Через несколько дней, сразу после Пасхи, она вновь меня навестила и сходу, то и дело оглядываясь, стала делиться новостями:
   - Вчера утром милиция приходила к Алексеевне. Я сначала думала, кто-то из соседей вызвал. Раньше приходили из второго подъезда, искали Нину. Кажется, она девчонку молодую ударила. Но тут другое совсем. Алексеевна заревела и кричит: "Не убийца он, не убийца, он пьяный, наверно, был". А милиционер отвечает: "Пьяный - не пьяный, а человека зарезал". Больше ничего не разобрала. А вот только сейчас приходила жена сына. Что-то они посовещались, а потом, когда та ушла, Нина начала кричать: "Сука, не дам тебе продавать комнату". Сцепились потом они, и Алексеевна ушла на улицу.
   - Значит, обмен сорвался у них, - огорченно предположил я. - Нужно позвонить моей знакомой, навести справки.
   Сразу после разговора с Кузьминичной я позвонил в агентство недвижимости. Моя знакомая подтвердила только что услышанную информацию. Действительно, у Алексеевны поменялись планы. Теперь они уже не меняли две комнаты на одну с удобствами, а просто хотели продать ту, что поменьше.
   - Надо сначала им произвести раздел, - пояснила агент по работе с недвижимостью. - Большая комната останется за Ниной с сыном, а маленькая отойдет матери. Потом я смогу её продать. Тут и клиент, кажется, наклевывается. Бабуле одной этот район и квартира нравятся.
   - А что соседи такие неспокойные, она знает? - решил уточнить я.
   - Я думаю, с бабулей-то они ссориться не будут. У вас же живет одна. Будет две. Тем более Зоя Алексеевна вообще собирается отсюда уезжать. Останется одна Нина с ребеночком.
   - А ты знаешь, что у них ещё сын прописан?
   - Нет, - удивилась девушка.
   - Так вот, тебе нужно до тех пор, пока он сидит здесь в городе, взять с него письменное согласие на продажу.
   - А что, он разве сидит? А они мне ничего не говорят. Тут действительно накладка может произойти.
   - Его недавно посадили. Может, ещё скажут. А если не будут говорить, то сама аккуратно поинтересуйся.
   Через несколько дней я, находясь в саду, вздрогнул от лая собаки. В том, что возле ворот стоит Алексеевна, я почти не сомневался.
   - Подонок, кто тебя просил говорить, что мой сын сидит? Какое твое дело?
   Зоя была выпивши и прохаживалась возле забора своей обычной походкой. Мутный взор её зеленоватых глазок вернул меня к действительности: такие люди не исправляются.
   - Нажиться хотите на моей комнате? Ни х.. не получится!
   Зоя ещё некоторое время покричала и пошла восвояси, извергая по дороге нецензурную брань. Живущая в соседнем доме женщина вышла в огород и удивленно смотрела то на нее, то на меня.
   Вскоре появилась Кузьминична и поделилась свежими новостями:
   - Пьют каждый день и дерутся. На Виктора стали нападать. Алексеевна так говорит Нине: "Он такой же алкаш, как и мы. Не видишь разве, у него руки трясутся". Ходили в другую фирму, нашли по объявлению. Так им там предложили за комнату тысячу долларов. Они не ожидали, что так мало.
   В тот же день я встретил Нину. Она первая поздоровалась со мной и остановилась, чтобы поговорить. Стриженная под мальчишку, бледная, без косметики, одетая в красную болоньевую курточку и короткие резиновые сапоги, она показалась мне сейчас безобидной девчонкой.
   - Так что, вы решили продавать не две, а одну комнату, точнее, обмен уже отменяется? - спросил я.
   - Что поделаешь, если любимый мамин сын опять попал в тюрьму. Нужно теперь нанимать адвоката. Я сначала психанула, а потом махнула рукой. Пусть продает и едет куда хочет. Только вот тысяча долларов, что нам предлагают - очень маленькие деньги. Зимой еще твоя знакомая полторы предлагала за маленькую комнату и тысяча восемьсот - за большую. Может, ты поговоришь с ней? Поможет она нам подороже продать?
   - Кажется, у нее клиент есть, - обнадежил я соседку.
   Летом вопрос с продажей комнаты решился. Они получили полторы тысячи и тут же их израсходовали. Не осталось даже средств перевезти вещи, которые Зоя упаковала на всякий случай. Об этом я узнал от Софьи.
   - Они сейчас ищут, у кого одолжить рублей двести, чтоб машину нанять. Нина так зубы и не вставила, но недели две гудели - будь здоров. Меня даже красной икрой угощали. Адвокату отдали то ли семьсот, то ли восемьсот долларов. И ещё дом недорогой в деревне купили. Туда Алексеевна и собирается уезжать. Но пока живет здесь. С Ниной не ругается. "Доча, доча! Котлет пожарить? Маслица подлить?" Не знаю, надолго ли у них такая благодать? Тебе нужно воспользоваться этим моментом и продавать свою комнату.
   Я тоже не верил, что Алексеевна останется жить в деревне, заниматься там огородом, топить печку, рубить дрова. Но на дворе стояло лето, и размышлять о чем-то нехорошем особенно не хотелось. Я почти закончил все строительные работы на участке, подвел к дому газ, а Николай срубил нам баню. Сам он периодически навещал меня, собирал первые, ещё незрелые яблоки. Вольная жизнь подсушила его, он загорел, стал неряшливо одеваться и всегда носил с собой большую сумку и какой-нибудь полиэтиленовый пакет, каждый раз разный. В них среди кусков алюминиевой проволоки находились пустые бутылки и какое-нибудь тряпье. Николай переворачивал содержимое своей поклажи и отыскивал что-нибудь полезное для хозяйства - то молоток, то рубанок, то ножовку по дереву.
   - Я раньше собирал инструмент. У меня ещё много его. В следующий раз тебе принесу ещё чего-нибудь. А за это дай мне немного денег, - простодушно говорил он.
   Вот так пролетало лето, и настроение мое было таким же безоблачным, как синее небо, пока в один прекрасный день мне не повстречался соратник по партии - тот самый "Мэни". Он признался мне в том, что Рыжий нанимал его на одну деликатную работу, а именно - поджечь мой дом.
   - Ну и в говно ты влез, - сказала мне моя девушка, узнав новость, и я уже не стал возражать, пообещав, что с "партийными" делами покончено раз и навсегда.
   Однако вскоре произошли события, поменявшие мои планы. "Агент ФСБ" Краснухин привел ко мне домой Моторкина. Активист выглядел как побитая собака. Оказывается, вскоре после отъезда фракции из офиса исчез телевизор. Палыч подключил милицию. Лидера молодежной организации ЛДПР вызвали к следователю и, сковав за спиной наручниками руки, подвесили вниз головой. Моторкин показал мне синие запястья. Рекомендации Краснухина о назначении Моторкина на место Кротова не прошли бесследно.
   - Пиши жалобу председателю партии, с которым шампанское пил и заявление в прокуратуру, - посоветовал я неудачнику на прощание. - Если снова окажешься на допросе и опять застрянешь на три дня, то пусть жена несет его туда.
   - Спасибо, - ответил за него Краснухин. - Мы едем в Белгород помогать Жириновскому на губернаторских выборах.
   По возвращению из "командировки" Краснухин явился ко мне делиться своими наблюдениями.
   - На самом деле мы не проиграли выборы, а выиграли, - пошутил я, вспомнив, что эта оптимистическая фраза, произнесенная на конференции "комсомольцем", понравилась аппаратчикам.
  Кранухин, дымя как паровоз, с волнением начал рассказывать о том, как шефа партии на белгородских выборах лишили заслуженного процента голосов с помощью грязных выборных технологий: то свет отключат, то встречу сорвут с избирателями. Волонтер заметно похудел; впервые за все время нашего знакомства у него стали болтаться на поясе штаны.
   - Да, Александр Александрович, на самом деле так и есть. Третье место в таких условиях можно приравнять к первому. Хотя были и просчеты. Я написал аналитическую записку и подал своему руководству.
   - Ну, а Кротов отличился чем-нибудь?
   - Принял в партию пятьсот человек. Жириновский в его районе занял второе место. Это тот район, в котором родился и вырос местный губернатор, и за него там проголосовало больше восьмидесяти процентов избирателей. Он забрал голоса у коммуниста.
   - Ну, а в аппарате это преподнесут так, что у Кротова в районе окажется самый хороший результат. Почти везде третье место, а у него - второе, - скептически предположил я и Краснухин со мной согласился.
   - Я видел в Москве Евгения Павловича, - вспомнил Краснухин. - Он очень долго беседовал с молодым секретарем - помощником депутата - показалось даже, что они закадычные друзья. Так что Кротов нашел ключи и к нему.
   "Интересно, - задумался я, провожая Краснухина, - о чем мог Кротов секретничать с этим улыбчивым молодым?"
   Через неделю стало ясно, о чем. Распоряжением руководителя аппарата Федорыча отстранили от должности - только за то, что он не приехал на совещание региональных руководителей. Исполняющей обязанности координатора была назначена Виолетта. Для подтверждения её полномочий была срочно созвана конференция.
  
  
   11
   В зале ДК трикотажной фабрики белобрысый верзила в черной футболке с надписью "NIKE" о чем-то беспрестанно совещался с Палычем. Лицо его было бледным и рыхлым, как будто он только что получил порцию приятных ощущений. Присутствие среди делегатов Рыбкиной сразу навело меня на конкретные мысли относительно полученных верзилой удовольствий. Романов Володя робко со мной поздоровался и рассказал о том, что всю прошедшую осень пролежал в больнице (работая охранником на вещевом рынке, он получил ножевое ранение), поэтому не был на конференции в декабре. Пока он лечился, координатором выбрали Шишкина. Но Володя, в принципе, и не расстроился: Палыч уже успел предложить ему возглавить службу безопасности.
   - Да он тебя вместо того, чтоб навестить в больнице, лишил руководящей должности. А теперь опять хочет одурачить только для того, чтоб ты не выступал против него, - стал я объяснять Романову.
   Но тут весело прогудел голос Палыча:
   - Романов, иди сюда, поговорим!
  Володя, виновато улыбнувшись, пошел к предводителю.
   Когда собрание уже началось, появился Бутузов. Судя по его виду, он уже не первый день пил и в таком состоянии не представлял для Кротова никакой опасности.
   - Мы знаем теперь, кто занимается саботажем, а кто работает, - рявкнул, как медведь, белобрысый. Смотрел он при этом определенно на меня. - Евгений Павлович принял во время белгородских выборов пятьсот человек в партию. Владимир Вольфович занял в его районе второе место. Сейчас мы проведем выборы координатора. На этот счет имеются рекомендации Москвы.
   То, что Москва отрекомендовала Виолетту, не вызвало никакого удивления. Белобрысый тут же предоставил ей слово. Виолетта с распущенными волосами, в белой рубашечке, подчеркивающей бюст, кокетливо оглядела зал и заворковала:
   - Право выступать имеют только те члены партии, у которых есть мандаты делегатов. И попрошу как можно покороче, у нас мало времени, нужно ещё выбрать кандидатов по одномандатным округам для выборов в Госдуму.
   Неожиданно на трибуну поднялся Краснухин.
   - Кирилл, ты не делегат, - предупредила его Виолетта.
   Краснухин показал ей и москвичу удостоверение помощника депутата Госдумы и произнес:
   - Я единственный в регионе помощник депутата Жириновского, а вы мне не даете выступать.
   Белобрысый снова рявкнул:
   - Ладно, говори, только по существу.
   Кирилл начал неуверенно, но постепенно речь его стала твердой и убедительной. Он поднял тему липовой отчетности, рассказал присутствующим о порочной практике создания первичных организаций на бумаге.
   - А что ты сам сделал полезного? - прервал его белобрысый.
   - У меня есть первичная организация. Мы регулярно проводим собрания. Сам я ездил за свой счет в Белгород, помогал Владимиру Вольфовичу.
   - Кто следующий? - обратилась к публике Виолетта, оборвав выступление Кирилла.
   Следующим оказался предводитель.
   - Краснухин, не надо заниматься клеветой. Люди работают, а из-за таких выступлений, как твое, нам потом денег не дают в Москве.
   - Кто ещё желает выступить? - прервала речь своего сожителя Виолетта.
   Желающих не оказалось. Палыч мгновенно повеселел и засуетился.
   - Что там выступать? Давайте проголосуем за координатора. Вот эта девушка очень активно работала, её все знают, и Москва к ней хорошо относится. В общем, поднимем руки. Кто за то, чтоб её выбрали координатором?
   На предложение предводителя зал среагировал мгновенно. Палыч, окрыленный таким быстрым успехом, начал говорить что-то Виолетте на ушко. Та на глазах расцвела.
   Координатор Пеньково, который сидел неподалеку от меня, подал голос:
   - У нас есть альтернатива. Вот здесь депутат от партии по нашему району, мы его предлагаем на должность руководителя.
   - Так, кто за кандидатуру Колотова? - бойко спросила Виолетта.
   - Позвольте сначала выступить, - возмутился депутат, единственный к тому моменту в регионе.
   - К сожалению, у нас нет времени для выступления, - холодно отрезала Виолетта.
   - Снимите кандидатуру, - попытался вразумить я Колотова и его протеже.
   Но было уже поздно. Палыч подсчитывал голоса.
   - Тут у нас выборы в Госдуму. - вновь заговорил поднявшийся на трибуну предводитель, - есть предложение... В общем, региональная организация решила выдвинуть по одному округу генерала, а по другому - Шашкевича. Его все знают, директор завода. Это единственное работающее предприятие в области, где платят вовремя зарплату, и вообще - налоги в бюджет, пенсии без задержек и все такое.
   У меня с собой была газета, в которой пресс-служба налоговой полиции информировала читателей о возбуждении в отношении Шашкевича уголовного дела за неуплату свыше пяти тысяч минимальных окладов в Пенсионный фонд. Я эту информацию озвучил.
   Белобрысый посмотрел на меня своим обычным взглядом и брезгливо проворчал:
   - Ничего страшного. У нас много баллотируется людей, находящихся под следствием.
   - У нас в партии есть единственный министр - Калашников, который отвечает за вопросы пенсионного обеспечения граждан. А мы выдвигаем человека, который не платит отчисления в пенсионный фонд. Над нами же будут смеяться! - возразил я.
   Рыжий подошел к микрофону и спокойно сделал замечание:
   - Антонов специально пришел к нам, чтоб сорвать конференцию. Он уже сорвал нам губернаторские выборы, теперь хочет сорвать выборы в Госдуму. Это провокатор. Таких Москва рекомендовала нам исключать.
   Белобрысый отреагировал на речь предводителя улыбкой.
   - Мы предлагаем Пасько выдвинуть! - прокричал Колотов.
   - Пасько? - лицо белобрысого резко поменяло выражение. Набычившись, он подошел к микрофону и зачитал докладную на имя председателя партии, написанную председателем ЦКК. Нет смысла перечислять грехи, в которых обвиняли Пасько, их уже перечислил когда-то я и Семенов-старший. Но тогда это посчитали грязным доносом. Теперь же мордоворот бойко жонглировал "неподтвержденными" фактами и дополнял их новыми обвинительными пунктами. Их я тоже читал когда-то в докладной, написанной Яшей и Рыжим. Председатель ЦКК доверился подчиненным, а значит, и предводителю, обрезав таким образом пути к отступлению.
  После того, как верзила вернулся на свое место, к трибуне буквально подлетел Синицын. Лик Анатолия исказился в какой-то мучительной гримасе. С большим трудом справившись с заиканием, он выдал:
   - Я тоже хочу баллотироваться в Госдуму. Народу надоели генералы с животами. Я давно мечтал собрать пять тысяч подписей. Я успею их собрать. Я буду лучшим депутатом после Жириновского.
   Рыжий подошел к Синицыну, похлопал его по плечу и попытался поставить вопрос на голосование. Я понял, почему он это сделал. Вероятнее всего, Анатолий опять ездил в Москву с докладом о вредной деятельности Пасько на посту координатора, и Рыжий за это его отблагодарил своей поддержкой.
   - Справку сначала принеси из больницы, - пошутил Колотов.
   В зале засмеялись.
   Синицын попытался ещё что-то сказать, но его не слушали. Белобрысый на это никак не отреагировал. Я встал и пошел к выходу. На улице меня догнал Краснухин. Он недовольно ворчал и высказывал свои обычные аргументы:
   - Это ещё не все. Жириновского опять провели. Давайте, я вас запишу к нему на прием. Я еду в Москву поступать в институт мировых цивилизаций.
  Я поинтересовался у Кирилла, зачем ему второй институт, если он первый никак не может закончить и, не дослушав объяснения, оставил его посреди улицы одного.
  
   12
  
  Кирилл Краснухин, крепким узелком связавший свою карьеру с партией Жириновского, продолжал контакты с молодежной организацией, до тех пор, пока Моторкин не выманил у него удостоверение помощника депутата Госдумы. Удостоверение коллеге понадобилось якобы для того, чтобы проехать бесплатно к матери в деревню. То, что операцию по изъятию корочки спланировал Палыч, Краснухин даже и не подозревал. Мне же подробности партийной жизни иногда передавал Романов. Он дежурил почти ежедневно в офисе и выполнял ответственные поручения предводителя. Володю посылали выбивать партийные деньги, полученные кем-то когда-то из партийной кассы и не отработанные так, как хотелось работодателям. По последним данным, кражу телевизора, за которую пострадал Моторкин, предводитель записал на одноглазого Михаила, и Романов занимался розыском беглого казака.
   - Рыжий все для своей выгоды делает. Получил пять тысяч дневников и отдал продавать на базар. Деньги себе прикарманил. Получил спортивные костюмы - отвез все себе домой. Я ведь специально пошел к нему работать, чтоб компромат собрать. Потом поеду в Москву на прием к брату Жириновского, он меня знает, - разоткровенничался мне Володя при встрече.
   - Думаешь, он поможет?
   - Конечно.
   - А я сомневаюсь.
   - К нам тут журналист один зачастил, может, знаешь его? - Володя назвал фамилию корреспондента, известную по публикациям криминальных репортажей.
  Я догадывался, что могло связывать этого парня с Палычем. Молодой человек был из тех, кто, зарабатывая себе на жизнь, мало беспокоился о своей репутации. Он старался жить на всю катушку, постоянно пребывая в компании пестрых мальчиков и смазливых девочек. Кроме того, этот публицист-романтик успел побыть в партии Жириновского и даже хотел создать при ней объединение гомосексуалистов. Бутузов поломал тогда ему все планы и даже подвел под исключение. Теперь, когда в центральной прессе несколько раз появились намеки на лояльное отношение лидера партии к сексуальным меньшинствам, приговор Бутузова казался неоправданно суровым.
  Осенью в город приехал агитпоезд с депутатами ЛДПР. Подробности встречи народных избранников с горожанами мне рассказал плотник Николай:
   - Видел на вокзале испуганного Рыжего. Он, оказывается, трус. Шапку на глаза нахлобучил и все бегал по перрону. А депутат какой-то мордатый ругал его.
   - А много народу-то было? - спросил я.
   - Да человек десять каких-то пацанов и мужик с ними пузатый горлопанил там.
   - А что, депутаты не удивились, что горожане, среди которых проживает, как минимум, тысячи две членов партии, проигнорировали их визит?
   - Не знаю, я подошел, хотел повторно в партию записаться. Там прямо на месте билеты выдавали. Старуха какая-то записалась. Потом мордатый речь толканул. Объяснял, почему Примакова не поддержали. Зачем, сказал, нам живой труп. Возле него какой-то казак в папахе крутился.
   - А ты, Николай, наверно, бутылки на вокзале собирал? Не догадался попросить у депутатов? У них наверняка в вагоне их полно было. Показал бы им партийный билет вместо пропуска.
   Николай засмеялся и достал из кармана маленькую газетку.
   - Вот, в почтовом ящике у себя нашел. Это что, мы за него должны голосовать, что ли?
   На обложке газеты я увидел фотографию Шашкевича и надпись: "Поверьте мне, люди".
  Романов, не получив от Палыча обещанных денег, дежурства в штаб-квартире прекратил.
   - Я собрал много компромата. Помоги мне с текстом, - попросил он меня.
  Когда депеша за подписью Володи была готова, мы пошли отправлять её на главпочтамт. Почти у самого входа нам повстречался одноглазый Михаил. Добродушно улыбнувшись, он, почесывая затылок, заговорил:
   - Еду в Москву, к Вольфовичу, расскажу ему все про Кротова.
   - А он тебя ищет как раз, поговаривают, что ты телевизор партийный украл, - озадачил его я
   - Какой ещё телевизор? - удивился казак. - Он наверняка у Кротова дома стоит. Я много чего из партийного имущества видел у него в квартире.
   - А мы тут как раз письмо на Палыча хотим в Москву отправить и сомневаемся все - попадет ли оно в нужные руки? Хоть и говорят, что в аппарате много поменялось кадров, но Кротов и с ними уже, наверняка, нашел общий язык.
   - Так давай мне его, я Вольфовичу лично в руки отдам.
   Я внимательно посмотрел в лицо Михаила и спросил:
   - А Палычу, случайно, не отнесешь?
   - Да ты что, с ума сошел?
   Немного поразмышляв, я отдал бумагу казаку, пометив красными чернилами дату.
  Утром я позвонил в штаб. Трубку взял Моторкин.
   - Как там твой шеф, не суетится случайно? - сразу спросил я, даже не представившись.
   - Бегал тут с каким-то письмом, собирался Координационный Совет собирать.
   - Что за письмо?
   - Говорит, что какая-то очередная клевета на всех нас. Там что-то ещё красной пастой подписано.
   На следующий день, отправив копию заказным письмом с уведомлением на имя руководителя аппарата, я набрал номер домашнего телефона Палыча. Трубку подняли, но ничего не ответили.
   - Слушаю вас, - сказал я голосом любезней, чем когда-то звучал из уст предводителя.
   - А, это ты, Антонов, - захрипел на другом конце Палыч.
   - Получил письмо? - спросил я.
   - Какое письмо? - удивился он.
   - Ну, казак тебе, наверное, принес, и денег ещё за это попросил.
   - Неужели я какой-то дурачок, чтоб какому-то казаку платить?
   - Ну ладно, раз ничего не получал, тогда говорить не о чем.
   Я повесил трубку и поспешил к Романову в студенческое общежитие, куда он устроился охранником.
   - Меня к начальнику вызывали. Рыжий через своих ментов слил, что у меня судимость была, - огорченно сообщил мне Володя и поинтересовался: - Письмо мое дошло?
   - Казак обманул нас. Впрочем, это даже к лучшему.
  В день выборов Краснухин, вернувшийся из Москвы, наблюдал вместе с отцом на одном из участков за ходом голосования. От него я и узнал результаты. Список кандидатов от КПРФ получил 31,5 процент. "Бешеных старушек" оказалось в четыре с половиной раза больше, чем молодых сторонников ЛДПР, а по городу - и того больше. Блок "Отечество" немного отстал от блока Жириновского. Возможно, благодаря показанному по ОРТ сюжету, в котором Жириновский определил Примакова в члены тайной масонской ложи.
  Сенсацией, но вполне ожидаемой, стал успех "Единства". Народу понравились три здоровых мужика, возглавивших блок, и символика медведя.
  
   13
  
  Зима с ранними сумерками и слякотью на дорогах вошла в полосу предновогодних гуляний. В последний день декабря 1999 года, когда стрелки часов подошли к двенадцати, на экранах появился "дед Мороз" и попросил прощения. Последним подарком от него для народа стал назначенный преемник.
  Когда началась президентская кампания, я, благодаря Краснухину, не остался в стороне от нее: ходил вместе с ним по квартирам и собирал подписи для регистрации Жириновского. Подписи давались тяжело. Люди настроились на поддержку Путина, и их новый кумир давал этому основания.
  "Что будет с олигархами?" - задал ему вопрос кто-то из журналистов.
  "Их просто не будет", - ответил, загадочно улыбнувшись, Владимир Владимирович.
   - Мы все будем за Путина голосовать, - сказала мне повстречавшаяся возле мусорных контейнеров Кузьминична. - Раньше мы голосовали за Зюганова, а теперь - только за него. И сын мне наказал сходить проголосовать за Путина. Давно в России такого руководителя не было. Он обязательно все исправит. Даст нам пожить нормально.
  Под впечатлением радостных и тревожных надежд женщина забыла на время даже про соседей. А может, и они успокоились, ожидая чуда. Хотя, когда последний раз я видел Алексеевну, все было далеко не так. Поздним вечером, заплаканная, босиком она бежала по снегу за дочерью, тащившей куда-то упирающегося малыша.
  И.о. президента продолжал покорять сердца россиян, особенно женщин и военных. Вот он в пилотке на корабле. Вот приземлился на военном самолете. Кому-то понравилась его улыбка, кому-то походка. Всегда найдется какой-нибудь артист или режиссер, который в ответственное время сагитирует за кандидата. Так было перед выборами Бориса Ельцина, когда его навестил Эльдар Рязанов и обнаружил в табурете гвоздик. "Такая простота в быту. Он такой же, как мы", - расчувствовался тогда простодушный электорат.
  Собрав три подписных листа за Владимира Вольфовича, я направился в штаб-квартиру ЛДПР. Во дворе и на лестничной клетке толпились студенты. В конце коридора, до отказа забитого молодыми посетителями, двое подростков, остриженных наголо, пропуская по одному человеку в кабинет Палыча, проводили наружный досмотр. Ощупывали даже девушек. "Служба безопасности", - подумал я про себя. Мне тоже пришлось расстегнуть молнию на куртке и дать себя постучать по бокам. Лицо товарища, который "работал" со мной, было серьезно и злобно. "Следующий", - важно прозвучал его голос, и худые ручонки пробежали по телу смущенной девушки.
  В кабинете, где когда-то я начинал партийную карьеру, находились двое: за столом сидела девушка с пухлым личиком, а подле нее прохаживался бледный "информатор".
   - Чего вы чудите, обыскиваете студентов? - сухо спросил его я, выкладывая листы на стол.
   - А- а, - начал заикаться он и еще больше побелел. - Знаете, что тут было? На нас напали.
   - Кто? - удивился я.
   - Зашел такой шизик и ни с того, ни с чего достал пистолет. Правда, потом выяснилось - ненастоящий.
   - Деньги будут недели через две, когда Москва утвердит, - прощебетала девушка, заканчивая проверку моей работы.
  "Рыжий наверняка до нее домогается", - подумал я и начал протискиваться к выходу.
  Через две недели я позвонил в штаб.
   - А, Александр Александрович, - выразительно произнесла Виолетта. - Приходите, деньги пришли.
  "Что это она такая приветливая? - удивился я. - Может, письмо Романова дало результат?"
  Я зашел в бывший офис Промышленной организации и увидел в кругу студентов Виолетту. Мы поздоровались. Она вне очереди подала мне чистый, без всяких печатей бланк приходного ордера. Я внес в него свою фамилию, имя, отчество, паспортные данные, адрес и сумму причитающегося гонорара из расчета пять рублей за подпись. Виолетта подала мне лист, разлинованный под ведомость, и произнесла:
   - Если времени мало, то просто распишитесь в последней графе. Мы сами за вас заполним все остальное из приходного ордера. - И положила передо мной деньги.
  Я расписался за пустую строчку, заметив при этом, что предшественники сделали то же самое. "В чем же заключается в этот раз их трюк?" - стал размышлять я, остановившись возле подъезда. Несколько студентов помогли мне с ответом. Оказалось, что почти у каждого сборщика пятьдесят процентов работы было признано недействительной. Теперь для меня стало все понятно. Приходные ордера никому не нужны - их выбросят. А в Москву пойдет ведомость, в которой будет проставлена сумма без вычета на брак. Половину денег с каждого студента Виолетта брала на семейные нужды. Однако будущие врачи и педагоги оказались принципиальными и на всякий случай сходили в редакцию газеты и рассказали об этом журналисту-романтику Казарновскому. Для проверки информации он прислал коллегу, но Палыч легко отшил незваного гостя. Приехало телевидение - Кротов вызвал милицию. Вскоре в газете вышла статья под заголовком "Лохотрон для электората", где подробно описывалась история с выбракованными подписями и ставился вопрос: неужели Жириновский решил сэкономить на студентах?
   Лидер партии, который, конечно же, не потерпел бы такого свинства, в канун выборов выглядел устало. Никаких эксцентричных поступков, никаких номеров с соком или водой. Он вяло объяснял избирателям, что в России всегда были и будут бедные. Он понимал, что его рейтинг, по сравнению с рейтингом и.о. президента, выражаясь языком Рыжего, - "ноль". Весной 2000 года людей, как магнитом, притягивали не голубые или красные флаги, а стенды, на которых размещалось открытое письмо Путина.
  "Владимир Путин. Как побороть бедность.
  Дорогие друзья! Соотечественники!
  Я хочу обратиться к вам напрямую, без всяких посредников. Хочу рассказать, что я думаю про нашу жизнь и что надо сделать, чтобы она стала лучше. Если попытаться найти лозунг для моей позиции, то он очень простой. Это - достойная жизнь. Такая, какой вы хотите ее видеть. Такая, в какую вы верите.
   Мы привыкли гордиться своим богатством - огромной территорией, природными ресурсами, многонациональной культурой и образованностью нации. Это действительно есть. Но этого недостойно мало для великой державы Россия. Надо самим себе однажды сказать: мы - богатая страна бедных людей.
  Наша надежда - люди молодые и энергичные, все, кто познал реальную цену труда и умеет заработать себе на жизнь. Они знают и то, как избавить страну от унижения бедностью. Они способны вернуть ей не только экономическое, но и моральное достоинство. Это задача общенародная, и вместе мы ее решим. Примеров в русской истории достаточно - Россия выходила и не из таких переделок.
  У нас высокие налоги, но собираем мы их мало. Нам нужны низкие налоги, но собирать их надо много. Настолько много, чтобы государство было сильным, эффективным. Чтобы оно могло содержать справедливый суд и неподкупных чиновников. Чтобы оно, наконец, могло помочь тем, кто не способен обеспечить себя сам".
  Читая эти строки послания, я почувствовал, как у меня сразу потеплело на душе, и мне некоторое время совершенно не было никакого дела до стоящего юноши с листовками от Жириновского.
   - Что же ты один? - переключил внимание я на агитатора от ЛДПР.
   - Да все разбежались от Кротова. Никто не хочет с ним работать. Я тоже только сегодня постою.
   - Так что, вы все же раскусили его?
   - Ребята давно, ещё осенью, раскусили их, даже послали письмо Виолетты в аппарат.
   - А что это за письмо? - полюбопытствовал я.
   - Где она написала своей подруге, как деньги ворует. Ребята нашли его случайно в столе и, пока она его не запечатала, копию сняли. Она в редакции газеты у Казарновского. Он ее вместе со статьей отсылал в аппарат, но там у Крота свои люди все перехватывают.
   У активистов, стоящих рядом со стендами, появилась на раздачу газета "Все Путем". В ней было сообщение под заголовком "Чубайс готовит козни Путину".
  "Вот так - просто и эффективно. Хочется даже встать и заслонить грудью и.о. президента от заклятого врага", - подумал я про себя.
   Этим же вечером по телевизору Анатолий Борисович выразил свою полную и безоговорочную поддержку Владимиру Путину.
  Веселый паренек встретился мне дня через два. Он уже расклеивал маленькие красные листочки с буквами КПРФ. На мой вопрос "почему?" он ответил: "Меня исключили в тот день, когда я вернулся с площади, из партии за то, что не согласовал свои действия с Кротовым".
  В день голосования Краснухин снова дежурил на участке. Результат Жириновского в городе оказался немногим лучше, чем у Джабраилова.
   В апреле месяце, старательно обходя грязь и лужи, я без предварительного звонка направился на встречу с Казарновским. Поднимаясь по лестнице знакомого здания, где в годы перестройки располагался "Снабсбыт", я поинтересовался у молоденькой девушки местонахождением редакции.
   - Это вы из УБОП? - спросила она милым голосом.
   - Нет, вы меня с окружным координатором ЛДПР путаете.
   - Это вы о Кротове? Он приходил. Запугал тут нас всех. Такой скандал устроил из-за статьи об обманутых студентах.
  В конце коридора появилась чуть выше среднего роста худощавая фигура.
   - Сережа, к тебе пришли, - позвала его девушка.
  Ко мне подошел молодой человек в джинсах и клетчатой рубашке навыпуск. У него были крашеные волосы и птичье лицо; на худенькой шее болталась золотая цепочка с медальоном. Высоко подняв темные брови, он посмотрел на меня из-под больших стекол очков неопределенного цвета глазами, зрачки которых почему-то дрожали. Я сразу представился. У парня, видимо, отлегло от сердца, и он тут же повеселел.
   - Слышал я о вас, - сказал он и пригласил меня в кабинет.
  На стене возле стола было приколото к обоям с дюжину фотографий. Среди ассорти веселых молодых лиц выделялся, как траурный венок, портрет усатого человека с зализанными седыми волосами и отталкивающим взглядом угрюмых глаз.
   - Твой навеки друг, что ли?
   - Это мой враг номер один, - ответил журналист, не понявший моего юмора.
  Немного поговорив об объекте обоюдной неприязни, Журналист дал мне взамен посмотреть копию письма Виолетты. Девушка писала: "...работаю в ЛДПР заместителем регионального координатора ЛДПР, что дает возможность залезать во время выборов в кормушку..."
   - А вы собираетесь ещё противостоять Кротову? - спросил журналист.
   - Нет смысла, и я пришел к выводу, что это его партия. Незачем его от нее отлучать. К тому же уже все разбежались, - ответил я.
   - Знаю, у меня много знакомых, которые состояли в вашей молодежной организации, и ушли только из-за Кротова. Почему только Москва его держит? Может, им как-то отделиться, создать свою организацию? - начал размышлять корреспондент.
   - Есть у меня предложение на этот счет.
   - И что же вы хотите предложить?
   - Объединиться им в партию дураков. Разве не похожа эпопея с жалобами на Кротова на дурдом?
  Журналист от души захохотал. Расстались мы на хорошей ноте и в приподнятом настроении.
   Дома я начал просматривать партийную газету, которую мне кто-то подложил в почтовый ящик. Некоторые высказывания Жириновского были подчеркнуты:
  "Ошибка любого государства, как и любой партии, когда есть победы - расслабляться нельзя. Нужно работать дальше и помнить, что всегда есть враг, всегда есть противник. Пока мы здесь сидим в этом зале и думаем, как нам лучше добиться влияния на избирателей, в другом зале другие сидят и думают о том, как уничтожить ЛДПР, как сделать так, чтобы забрать наших избирателей, как их обмануть...
   И нам везет с Вами: та ниша, которую мы заняли, оказалась очень хорошей. Мы сразу заняли патриотическую нишу. Но в 2000 году нас потеснили, поскольку эта ниша нужна была для тех, кто победил на выборах в Думу в 1999 году и в 2000 году на выборах Президента... Мы боремся не только с нашими конкурентами, но и с нашим собственным мусором".
   Вскоре я случайно встретился с Краснухиным, который сообщил мне следующее: перед последним совещанием региональных руководителей на прием к Жириновскому напросились с десяток координаторов, в том числе и Виолетта. Делегация в один голос заявила о единственной причине снижения рейтинга партии: им все время мешали нормально работать враги - коллеги по партии. "Евгений Павлович уже подготовил черный список на исключение. В нем я человек сто пятьдесят насчитал. Вы - первый, я - второй, потом - Бутузов, Семенов".
  В начале осени по городу поползли слухи о возможном приезде Жириновского. Я позвонил Бутузову. Ветеран партии похвастался мне, что получил приглашение на конференцию за факсимильной подписью шефа. Такое же приглашение получил Семенов и его супруга и многие другие, стоявшие когда-то в оппозиции к Палычу. Правда, под строчкой "обращаться по всем вопросам, связанным с проведением конференции" вместо номера телефона штаб-квартиры стоял номер домашнего телефона предводителя. Местом проведения собрания был выбран Центр научно-технической информации, где располагалась крупнейшая дискотека города.
  
   14
  
   Вечером на подступах к ЦНТИ прохаживались несколько милиционеров. Я обратил внимание, как один из них остановил группу подростков и стал выяснять у них, куда они направляются. "Палыч позаботился о безопасности", - решил я, приближаясь к месту встречи с Жириновским. Пройти в зал для конференций оказалось не так уж просто. Досмотром документов занимались стриженые подкачанные парни. Один из них - высокий, похожий на рыжеватого солиста группы "Иванушки" - сразу же сосредоточил свое внимание на мне. Я достал из кармана пригласительный билет вместе с партийным и попробовал пройти.
   - Вас приказали не пускать, - заслонил мне проход "Иванушка".
   - Кто приказал? Кротов, что ли?
   - Нет, другие люди.
   - Кто, например? - стал настаивать я.
   Охранник замялся. На помощь к нему подошел дружок и стал переминаться с ноги на ногу. В это время с улицы вошла группа молодежи, все как один в кепках-жириновках. "Москвичи", - решил я и тут же обратился к самому взрослому из них:
   - Почему членов партии не пускают?
  Краснухин тут же подошел к нам и тоже стал громко возмущаться. Несколько ребят его поддержало.
   - Сейчас разберемся, - важно произнес москвич и, посмотрев на расписанную неизвестным художником лет десять назад стену, спросил: - Почему тут не Владимир Вольфович нарисован?
   Подошел Бутузов и присоединился к нашему протесту.
   - Пусть проходят все, у кого есть билеты и пригласительные, - скомандовал москвич.
   Охране ничего не оставалось делать, как пропустить меня наверх.
  На третьем этаже разносилась через динамики чья-то быстрая болтовня. В зале сидело около сотни зрителей. У микрофона стоял похожий на артиста Вельяминова лектор и оживленно работал языком.
   - Яблочники... Арбатов... проамериканская позиция... ЛДПР... патриоты... западники... - слова летели со скоростью пулеметной стрельбы.
  Пока оратор поливал слушателей, как из водомета, своей пропагандой, я попытался определить расклад сил в зале. Основную массу составляли приезжие из районов: координатор-"коммунист" со своей делегацией, Шишкин с подростками, Швецова с "личным парикмахером". Володя Романов сидел возле отца Краснухина. Я подсел к нему и заметил, как он заволновался. Мое внимание привлекли несколько усатых мужчин с характерной для сотрудников милиции выправкой. Сзади к двери подошли несколько офицеров МВД, один держал собаку на поводке. Вскоре нам раздали анкеты, в которых предлагалось ответить на вопросы: как часто мы бываем на собраниях и знаем ли своих районных руководителей, с какого года в партии, и прочее.
  К президиуму подошла Виолетта. Серый пиджак болтался на её сутулых плечах, как на вешалке. Лицо её заметно осунулось, отчего в чертах его отчетливей проявилось что-то волчье. Вскоре появился её хозяин, белый, как свет люминесцентной лампы. Кончики его усов свисали, как сосульки, а глаза мерцали неживым блеском.
   - Пора записываться на выступление, - сказал я и поинтересовался у Романова, что он думает по этому поводу.
  Володя растерянно пожал плечами. Я подошел к столу и продиктовал председателю ЦКК, состоящему в дальнем родстве с шефом партии, свою фамилию. Никак не отреагировав на нее, он внес меня в список сразу после фамилии лохматого "Карлсона". Прошло ещё минут десять, прежде чем стало понятно, что Жириновского снова не будет. К микрофону подошел Палыч - признаки страха с лица его уже исчезли - и скомандовал:
   - Так, пресса, давайте все на выход!
  Возникла пауза. Виолетта, мило пошептавшись с председателем ЦКК, не расправляя спины, двинулась к своему сожителю. Губы ее напомаженного рта чуть-чуть растянулись.
   - Добрый вечер, уважаемые гости. Начнем нашу конференцию. К сожалению, Владимир Вольфович не приехал. У него срочные дела.
  По залу прошла волна негодования. Кто-то сразу же направился к выходу.
  Виолетта, секунд десять помолчав, продолжила:
   - На последних выборах в нашей области был получен неплохой результат. Мы обогнали многие другие регионы. Но результат мог быть и выше, если бы не постоянные попытки со стороны врагов помешать нормальной работе. Нам все время вставляли палки в колеса. К нам постоянно приходили какие-то люди из партии пенсионеров, угрожали.... Бывший координатор Пасько ушел в "Отечество" и тоже всячески нам вредил. Его друг, бывший координатор Колотов пропил штаб-квартиру.
  В зале засмеялись.
   - Антонов и ученик Семенова Краснухин устроили недавно на праздник города демонстрацию бомжей в футболках ЛДПР. Они жгли в Вечном огне партийные газеты. Нам потом пришла жалоба из Горсовета. - Виолетта улыбалась. Казалось, что она вот-вот рассмеется. - Затем Антонов устроил сожжение муляжей партийных билетов в парке пионеров. Краснухин вовлек в партию несовершеннолетних и привлекал их к сбору подписей. Приходили потом родители и устроили нам скандал. В общем, если бы таких людей не было в организации, у нас был бы более высокий результат.
   После этих слов председатель ЦКК оживился, на щеках его выступил румянец.
   - Клевета, кто подтвердит ваши обвинения?! - возмутился Краснухин.
   - Давайте, о выборах что-нибудь скажите. У вас этой осенью будут выбирать Городское собрание, - обратился к Виолетте сидящий в президиуме незнакомый мне аппаратчик.
   - Выборами у нас Евгений Павлович занимается. Думаю, он сейчас сам все расскажет.
   Пока предводитель шел, как робот, к микрофону, я пересел в первый ряд. Палыч, вальяжно облокотившись на трибуну, стал медленно докладывать:
   - По выборам я уже говорил, что у нас на сегодняшний день своих кандидатов нет. А если кто-то хочет идти от нашей партии, мы не против... Пусть приносит свои деньги и идет. Нам не нужны такие кандидаты, которые не в состоянии найти деньги.
   - А если человек талантливый? - раздался голос из зала.
   Рыжий с трудом повернул голову и посмотрел остекленевшими глазами в сторону сидящих возле координатора-"коммуниста" подростков.
   - Вот вы, молодой человек, встаньте.... встаньте, я вам говорю.... я к вам обращаюсь, молодой человек. - Рыжий направил свой указательный палец на смутившегося паренька.
  Парень растерялся окончательно. В зале повисла тишина.
   Предводитель не унимался:
   - Вы сколько-нибудь денег отдали партии? Я вас спрашиваю, сколько вы денег отдали партии?
   Председатель ЦКК засуетился. Сначала попробовал улыбнуться, но потом улыбка сползла, и он занервничал.
   - Да он таблеток наглотался, - выкрикнул я.
   В первых рядах засмеялись. Председатель ЦКК заерзал ещё больше, Рыжий повернулся ко мне. Сделал он это медленно, как будто у него была сломана шея.
   - Такие, как Антонов, пишут в аппарат доносы и мешают нам работать! Пишут клевету в газеты, а мы потом судимся. Тут за офис, который мы сдаем в аренду, разговор был. Так я могу ответить. С него нам действительно капает немного.
   - В карман тебе капает, - перебил я предводителя
   - Так, в последний раз вас предупреждаю, не мешайте нам работать, - цыкнул на меня председатель, и я кивнул ему головой.
   Рыжий пошел в сторону милиционеров, его место занял Шишкин. Он заговорил о делах спортивной секции и попросил футболок и денег на поездку в столицу на соревнования. Потом начал нести всякую чушь. Ему сделали замечание по соблюдению регламента.
   Сменил его лохматый "Карлсон".
   - Я долго не буду говорить, скажу только, что все мы работаем. В партию вступают люди, но мы сейчас всех не принимаем. А то они через месяц билеты выбрасывают. Нужно кандидатский стаж вводить.
   - Почему в штаб-квартире такой бардак? Перевернуто все вверх дном. Где председатель ревизионной комиссии? - спросил все тот же незнакомый аппаратчик.
  "Карлсон" начал что-то лопотать относительно болезни Макарова. Только он покинул трибуну, я устремился на его место.
   - Подождите, вам слово не давали, - остановил меня председатель.
   - Он исключен из партии, - прогремел голос предводителя.
   - За что исключили? За то, что я газеты жег в Вечном огне? Это же глупость самая настоящая, - отреагировал я.
  Мужчина, похожий на артиста, мгновенно вмешался в ситуацию:
   - Напишите апелляцию, потом разберемся, а пока садитесь на место.
   - О чем писать? Это же анекдот какой-то.
   - Хорошо, напишите мне заявление, я сделаю запрос в УВД, - согласился он.
  Я достал из кармана партийный билет и, оторвав от него фотографию, положил на стол.
   - Кутьков, выведи его отсюда, - прохрипел предводитель.
   Ко мне подошли два милиционера и предложили выйти.
   - Вытащите его на улицу и поговорите с ним, как следует, - подсказал им Рыжий.
   Ко мне подскочили двое спецназовцев в масках.
   - Что вы тут вообще делаете?- спросил я. - Кто вас пригласил? Нужно заявку будет проверить на ваше присутствие.
   - Жди, вечерком к тебе приедут, - прохрипел мне в самое ухо Рыжий.
   - Проходите, проходите, - взял меня за руку молодой лейтенант. - Разбирайтесь потом.
  Я вышел на воздух. В дверях появилась фигура Краснухина. Кирилл подбежал ко мне. Я напишу отдельное от себя заявление и передам его в молодежку девушке Маше, - начал оправдываться он. - Пусть она отдаст его Жириновскому в руки.
  Кирилл попытался еще что-то сказать, но я махнул огорченно рукой и не стал его слушать. Он проводил меня до остановки, но я решил немного освежиться и пройтись до дому пешком.
  Ночью к моей соседке приехал наряд милиции. Вызов оказался ложным.
  
  
  
   15
  
   Тем временем осень тихой кошачьей поступью медленно входила в свои права. Незаметно облетели ветви кленов и кроны тополей, покрылись позолотой листья берез, порыжели травы. В затхлых, узких подъездах старых пятиэтажек появились первые агитаторы, торопливо распихивающие невзрачные бесплатные газеты и листовки с разнообразными физиономиями соискателей правды: бородатыми, усатыми, сытыми, счастливыми, иногда угрюмо-потерянными, отражающими внутреннюю боль и тоску. Лица кандидатов смотрели на жильцов с входных дверей подъездов, фасадов домов, водосточных труб и фонарных столбов. Наглядная агитация регулярно соскабливалась или замазывалась белым клеем. Подолгу оставались нетронутыми только плакаты предводителя местных либерал-демократов Евгения Павловича Кротова, где он, облаченный в охотничий комбинезон, хищно ухмылялся, глядя на сидящего у него на коленях годовалого ребенка, как волк на Красную Шапочку. Вехи биографии Палыча бросались в глаза крупными буквами: "...родился и вырос на территории избирательного округа, закончил Московскую государственную академию, имею опыт работы в Государственной Думе РФ..." Отдельным письмом в конверте думской канцелярии распространялось ходатайство, подписанное депутатом, курирующим вопросы обороны государства. В эфире местной радиостанции журналист, беседуя с Палычем, назвал его самым уважаемым политиком города. В общем, наш герой был в двух шагах от заветной мечты. Его предвыборный штаб был организован по месту жительства. К распахнутым воротам гостеприимного дома спешили алкаши, то и дело подъезжали партийные и патрульные "УАЗики", из которых выпрыгивали, злобно харкая, шофера, возвращая хозяину порожние бидоны.
  Однажды в пятницу, когда заканчивался рабочий день, я разговорился со студентами, которые занимались расклейкой листовок.
   - Ребята, не вздумайте испортить портрет этого человека, - предупредил их я.
   - А я его знаю, - улыбнулся паренек с кистью. - Видел в ЦНТИ, когда ждали Жириновского. Он раздавал милиционерам деньги в туалете. Тогда они все здание блокировали. Собаку между рядов пускали. Неужели были серьезные основания заподозрить террор?
   - Враги, которые мешают Жириновскому стать президентом, способны на все, - пошутил я и тут же осекся: к нам подъезжала патрульная машина.
   - Что вы делаете? - задал простой вопрос, выпрыгнувший из кабины сержант, из-под расстегнутого ворота которого была видна тельняшка.
   - Клеят предвыборные листовки, - вежливо ответил ему я за студентов.
   - Нарушаете порядок. Ваши документы.
   Я первым достал из внутреннего кармана паспорт и протянул патрульному.
   - Так вот же наклеена листовка, - вмешалась девушка и показала на фото Палыча. - И на других столбах такие листовки наклеены.
  Милиционер внимательно посмотрел на нее и предложил следовать в машину. Пока она раздумывала, другой сержант с "калашом" наперевес резко схватил её за предплечье и потащил за собой.
   - Куда вы ее тащите? - возмутился я.
   Из машины выскочил ещё один вооруженный автоматом мент и уставился на меня, словно готовился пересчитать зубы.
   - В машину! - скомандовал он.
  Я молча подчинился.
  Забравшись в "УАЗик", я покорно опустил голову и не поднимал ее до прибытия в пункт назначения.
  Дежурный старшина, выслушав патрульного, внимательно посмотрел на девушку, потом перевел взгляд на меня и, взяв в руки листовку, начал изучать ее выходные данные.
   - Когда у нас выборы? - уточнил он.
   - В это воскресенье, - ответил сержант и отвел дежурного в сторону.
   - Не спорьте с ними, - предупредил я студентку. - Агитация хоть и не запрещена, но клеить листовки можно только в заранее определенных для этого местах.
   - И что это за места? - поинтересовалась она.
   - Должны быть специальные стенды у избирательных участков, - ответил я и начал рассказывать о правилах ведения предвыборной агитации.
   - И долго мы тут сидеть будем? - робко спросила девушка.
   - Пока протокол не оформят.
  Протокол готовился около часа.
   - А на улице нельзя было это сделать? - поинтересовался я у дежурного, ознакомившись с документом.
   - Не всегда удобно, - пояснил он.
   - Понятно. Но девушку не обязательно было забирать.
   - Провоцировала, - сухо ответил милиционер.
  На улице смеркалось. Я попрощался с расклейщицей и поспешил удалиться от участка на безопасное расстояние. На душе было невероятно гадостно, как у Ипполита Матвеевича, когда внезапно слегла его теща. Поравнявшись с телефонной будкой, я открыл изрядно покалеченную металлическую дверцу и набрал номер квартиры Краснухина.
   Кирилл, выслушав меня, попросил сходить с ним на встречу с адвокатом, который, по его мнению, был очень перспективным политиком и баллотировался в депутаты в одном избирательном округе с Кротовым.
   Мы встретились на следующий день в половине четвертого неподалеку от серого здания комбината бытовых услуг, считавшегося когда-то гордостью города. Краснухин пояснил, что адвокат будет интересоваться своим конкурентом.
   - Кофе в обмен на информацию, - хитро улыбнулся он.
  Мы вошли в заведение, сооруженное прямо под лестницей, ведущей на второй этаж.
  В сизом дыму за часто расставленными круглыми столиками грустили молодые посетители, меж которых порхала девушка с разносом. Краснухин провел меня в самый угол. Клиент, плотный молодой мужчина, с редкой щетинистой растительностью на голове и маленькими черными пытливыми глазками протянул мне руку. Мы поздоровались. Адвокат предложил кофе. Я отказался.
   - А ты Кирилл? - по-приятельски спросил он у Краснухина.
  Тот кивнул головой. Адвокат тут же подозвал официантку. Из-за соседних столиков на нас с любопытством поглядывали спортивного вида парни с квадратными подбородками.
   - Я настроен на победу и у меня есть шансы выиграть эти выборы, - начал адвокат, сделав глоток кофе.
   - Кротов вам помешает
   - Каким образом? - удивился он.
   - В его распоряжении милиция.
   - Любопытно, - насторожился он. - И что это дает?
   - В районе есть точки по нелегальной продаже спиртного. Есть информация, что в день голосования там будет бесплатно разливаться самогон. Кроме того, в вашем округе голосует следственный изолятор.
   - В изоляторе мой контингент, - поспешил возразить адвокат.
   - Ошибаетесь, с ними поработают те, кому следует, сигаретами "подогреют".
   - М-да, - задумался он. - Как мне быть? - вопрошающе посмотрел он на меня. - Может встретиться с ним?
   - Он сам на вас выйдет и скажет, что участвует в кампании формально, - сказал я, вставая из-за стола, - предложит не мешать друг другу. И вы, возможно, поверите ему. Этот человек очень хитер. Он смог несколько раз обвести вокруг пальца самого Жириновского. Вы же в курсе, сколько раз Вольфович ехал к нам, но не доехал.
  Адвокат сунул в рот сигарету. Глаза его выдали беспокойство. Воспользовавшись его замешательством, я, сославшись на то, что не выношу дыма сигарет, откланялся.
  Краснухин догнал меня на улице и начал ворчать:
   - Что вы так резко ушли. Он, кажется, заподозрил вас в неискренности.
   - Кирилл, это издержки его профессии. - Я просто задохнулся от дыма.
   - Может помочь ему?
   - Как хочешь. Я - пас.
   Вечером к моим воротам е забрел какой-то пьяный мужичек очень уж затрапезного вида. Достав из кармана замусоленную визитку с золотым гербом России, он начал интересоваться Евгением Павловичем.
   - Такого здесь нет, - ответил ему я. - А, что за дело у вас к нему?
   - Правду приехал искать.
   - Правду? - удивился я. - А можно посмотреть, что у вас за карточка с гербом.
  Ходок с радостью отдал мне визитку.
   - Ух-ты! - воскликнул я. - Евгений Павлович Кротов, Федеральное Собрание! Ступай, мил человек, на соседнюю улицу. Это там.
   На следующий день появился Володя Романов.
   - Заходи, - предложил я после рукопожатия.
   - Спешу, - отказался он. - Слыхал, что Рыжий заместителя по оргработе уволил?
   - Нет. А за что? - поинтересовался я, понимая, что речь идет о лохматом "Карлсоне".
   - Деньги из сейфа пропали, а Рыжий говорит, что, мол, Фантомас их украл. Еще просил меня подсказать, кто может задешево в офисе ремонт сделать. Купил он его у Жирика.
   - За тысячу долларов? - спросил я.
   - За две, - серьезно ответил Володя. - Сказал, что в аренду будет сдавать, чтоб деньги на организацию капали. А штаб-квартира теперь у него дома.
  А я в другую партию ухожу. "Созидание" называется. На, почитай программу.
   - Нет, Володя, хватит партий. Меня уже тошнит от них.
   - Ну, газету хоть возьми, - стал настаивать Романов.
   Я взял газетку и на всякий случай поинтересовался, каким таким ветром его занесло в "Созидание", и кто стоит за этой партией.
   - Генералы ее создали, - ответил крепыш, прощаясь со мной. - Может, наведут порядок в стране.
   В полдень, когда из-за туч выскочило желтое, как лимон, солнце, ко мне пришел сосед по коммуналке Виктор. Лысоватая голова его была окровавлена.
   - Старик, дай червонец. Я тут загудел, а эти твари мне голову пробили.
   - Чем?
   - Гантелью. Нина. Сначала постучала в дверь. Я спросонья открыл, а она сразу шарахнула. Потом уже лежащему добавила. Дай скорее червонец, не могу, чердак трещит.
   - Может, мне прийти на всякий случай к тебе? - спросил я.
   - Заходи, я сегодня отлеживаться буду.
   Часа через два я вошел в знакомый до боли подъезд. Дверь в квартиру была приоткрыта. У Виктора тоже оказалось не заперто. Сам он храпел в одежде на диване. Дворняга отдыхала на полу. Подойдя к комнате Кузьминичны, я постучал. Хозяйка робко, как мышь, выглянула и впустила меня к себе.
   - Не могу больше. Только приехала от сестры и на тебе - опять пью валерьянку. Вчера на кухне драка была. Нина кинула в Алексеевну рассекатель с газовой плиты - промахнулась, разбила окно. Потом пришел мужчина, который возле подъезда машину всегда ставит. Ругался. Краску ему поцарапали. А Алексеевна на меня все свалила. - У женщины на глазах выступили слезы. - Буду продавать комнату, - продолжила она, тяжело вздохнув. - Петровна, которая с ними за твоей перегородкой живет, тоже так решила. Они как напьются, так выговаривают ей: - нажилась, мол, на чужом горе. А тут как-то вечером стоим мы с ней на кухне, выходит их мальчик и говорит: "Что, суки, почувствовали вольную жизнь?" От них научился. Алексеевна ведь не раз предупреждала нас, что кроме неё с Ниной никто в этой квартире жить не будет. Виктора-то как они чуть не убили? А он, дурак, вернулся из больницы и уже повязку снял.
  К нам тихо постучали. Кузьминична побледнела и подкралась к двери. "Это я, открой", - раздался голос Софьи.
  Супруга Виктора выглядела не лучшим образом.
   - Зайди ты к нам, поговорить нужно, - попросила она, и я последовал за ней.
   - Не хочу при Кузьминичне говорить. Ты знаешь, что Нина до меня домогается давно.
   - Я не понял сначала, о чем идет речь, и попросил Софью уточнить.
   - В любви признается. Говорит, что жить с Витькой мне не даст. Я думаю, может, поэтому она ему голову разбила. Нужно идти к участковому, хватит с ними нянчиться.
   - А что ты скажешь участковому? У тебя же нет свидетелей. С таким же успехом Алексеевна может сказать, что синяки на ней - дело рук твоего мужа, или вообще заявит о попытке изнасилования.
   - Да, - вздохнула Софья. - Вот жизнь.
  
  Через неделю, около десяти утра, у калитки моего дома остановился высокий здоровый мужчина лет тридцати от роду. Пока я обувался, к одетому в кожаный пиджак незнакомцу подошел мой сын. Как выяснилось позже, мужчина представился ему сотрудником администрации.
   - Как найти уличкома? - вкрадчивым голосом спросил после приветствия здоровяк.
   Я стал объяснять гостю, куда ему следует пройти, и сразу же заметил, что он не очень внимательно меня слушает.
   - Мы переписываем несовершеннолетних подростков... К нам поступила информация, что где-то в этих домах собираются наркоманы, - заинтриговал меня рыжеватый незнакомец.
   Тут я обратил внимание, что проходившие мимо двое мужчин, подозрительно заглядывают в мой огород.
   - Можно побеседовать с вашим сыном? - вежливо обратился ко мне гость и достал из борсетки записную книжку.
   - А у вас документы с собой какие-нибудь есть? - раздраженно спросил я, почуяв неладное.
   - Нет.
   - А кто вам сказал, что здесь собираются наркоманы?
   - Тут неподалеку один человек сказал, что наркоманы собираются у вас. А я вижу, что сын у вас несовершеннолетний...
   - Кротов что ли сказал?
   - Да.
   - А вы в курсе, что он сам наркоман.
   Незнакомец улыбнулся.
   - Вы, наверное, из милиции?
   - Да.
   - Друзья-товарищи. В баньке часом у Кротова не моетесь?
   - Моемся, - нагло ответил инспектор и пошел в сторону оврага, где действительно находился дом уличкома.
  
  
   ЭПИЛОГ
  
  "Агента ФСБ" Краснухина я встретил ранней зимой в погожий день, когда выпавший за ночь снег бодрил и радовал. Он снова поправился, отпустил усы. Заметив меня, он улыбнулся пожелтевшими от курения зубами и высморкался на чистый снег.
   - Куда идешь Кирилл? - спросил я, пожав мягкую руку.
   - В городской Совет, я теперь там работаю.
   - Кем?
   - Помощником депутата.
   - Он коммунист?
   - Да, причем настоящий. Ему на выборах вставлял палки в колеса сам председатель городского Совета.
   - Почему? - удивился я. - Он же с ним в одной партии.
   - Хотел протащить кандидата от "Единства", за которым стоит мафия. Но мы опередили его на пятнадцать голосов.
   - Так ты вступил в КПРФ?
   - Кирилл нехотя признался, что подал заявление и стал агитировать меня к нему присоединиться.
   - А как же ЛДПР?
  Он полез в портфель и сунул мне газету.
   - Что это? - спросил я.
   - "Правда России". Здесь статья по поводу предвыборных высказываний Жириновского на встрече с избирателями в Белгороде.
   - И что тут интересного?
   - Вот эти его высказывания. Я их подчеркнул.
   "Как живете? Как скотина. Хотя нет. В Германии скот живет лучше... Вот стоит сумасшедший, глаза навыкате. Посмотрите на его лицо. Все посмотрите. Шизофрения второй степени. На грязную рубаху показывает, в кармане ни копейки... Он же импотент! Он ничего не может! Он животное, мусор. А мусору не место здесь. Вон отсюда! Вот ты стоишь и орешь. А тебе жить осталось три месяца. Проголосуешь за Савченко - помрешь. Через четыре года придет на твою могилу внучка, у которой ни денег, ни работы, ни мужа и любовник пьяница. И она проклянет тебя в гробу. Подумай об этом... Савченко такой же негодяй, как и Зюганов, Пономарев и Ельцин. Все они одна шайка, проамериканская... Пока я ни копейки ни у кого не взял, потому что не губернатор. И как я у вас возьму? Чтобы взять, надо быть губернатором..."
  Статья была опубликована от имени 12,5 тысяч ветеранов Ракитянского района Белгородской области и подписана председателем районного совета ветеранов.
   - Долго ты, Кирилл, скрывал от меня этот документ, - покачал я головой. - Не удивлюсь, что председатель уже отказалась от этой публикации. А Жириновский, если это он, говорит правду... м-да. Придет на могилу внучка, у которой ни денег, ни работы, ни мужа и любовник пьяница.
  Краснухин не стал возражать и продолжил рассказывать про будни "коммуны".
  В разговоре выяснилось, что несколько молодых ребят, его единомышленников, были недовольны политикой, проводимой верхушкой обкома. Готовилось даже к отправке письмо в Центральный Комитет.
   - А это не напоминает тебе ЛДПР? - перебил его я. - Кирилл, бросай ты это тухлое дело. Пора создавать свою партию.
   - "Партию Дураков"? - улыбнулся он.
   - Конечно, Кирилл. Это будет самая открытая партия.
  Вскоре после этой встречи исчез журналист Казарновский, что не вызвало особенной тревоги в информационном пространстве города. Беспокоились лишь его некоторые коллеги по работе и немногочисленные родственники. И вдруг весной, когда сошел снег, в лесном массиве нашли изъеденный грызунами труп с золотым медальоном на шее.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"