Агекян Марина Смбатовна : другие произведения.

Долгожданная встреча (Хадсоны 2)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 9.28*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Они дружили с самого детства, с первой встречи потянулись друг к другу. Они были такими разными. У них были такие разные представления о жизни и любви. Она хотела быть с ним, но так вышло, что она отправила его в ад. И он действительно прошел почти все круги ада. Долгое время она думала, что потеряла его, но он вернулся. К ней. Он не мог иначе. Потому что она была для него больше, чем жизнь. Сумеют ли два человека, предназначенные друг другу самой судьбой, преодолеть великие трудности, побороть гордость, пересмотреть все свои принципы, забыть прошлую боль и обиды, чтобы наконец быть вместе? Сможет он простить ее за боль, которую она неосознанно причинила ему? Сможет ли она понять, что значит для него не смотря ни на что? Ответы на все эти вопросы и не только вы найдете вместе со мной в захватывающей, тяжелой и проникновенной книге, которой я с удовольствием с вами поделюсь.
  Долгожданная встреча [Марина Агекян]
  
  Марина Агекян
  'Долгожданная встреча'
  (Хадсоны - 2)
  
  Посвящается дедушке Рафику.
  Помню, люблю, тоскую.
  
  Глава 1
  
  С самого детства Тори полагала, что по какой-то причине жестоко проклята. Ведь всякий раз, к чему бы она ни стремилась, к чему бы ни прикасалась, непременно возникала противоположная сила, которая отнимала у нее всё. Горькое чувство потери жило в сердце постоянно, а затем оно усилилось и полностью поглотило ее семь лет назад, когда погибли ее родители. Тори казалось, что весь ее мир рухнул в одночасье, а земля медленно уходила из-под ног.
  Однако оказалось, что это не самое страшное, что ждало ее впереди.
  Следующая трагедия обрушилась на нее два года спустя. Произошло это пять лет назад. Едва оправившись от смерти родителей, которых убили бандиты с большой дороги, ограбив и перерезав им горла, Тори пришлось пережить то, что навсегда лишило ее желания жить. Она своими собственными руками похоронила любовь человека, который мог бы принадлежать ей. Который мог бы любить ее. Всю жизнь она стремилась только к нему, ни о ком другом не думая. Всю жизнь, сколько себя помнила, Тори хотела только одного: чтобы он всегда был рядом, но он ушел. Она сделала все возможное и невозможное, чтобы он покинул ее. А потом к ней пришло холодное осознание того, что она не знает, как ей теперь жить дальше.
  Без него.
  Виктория Оливия Хадсон, вторая из трех сестер Хадсон сидела в своей комнате в Клифтон-холле на диване напротив камина, поджав под себя ноги, и хмуро смотрела на яркие языки пламени. За окном царила теплая летняя ночь, однако в душе Тори было промозгло, как в самую заснеженную зиму. Холод и боль стали ее спутником так давно, что она уже и забыла, когда точно всё началось.
  Девушка крепче стиснула маленькую подушку и тяжело вздохнула, уносясь воспоминаниями в далекое прошлое, когда впервые повстречала его. Немало причин всколыхнули в ней память о тех днях. Память - единственное, что грело ее и служило временным утешением от мучительного одиночества.
  Память, которая удержала ее в этом мире, когда она получила известие о том, что он умер, пал жертвой битвы при Ватерлоо. Себастьян Джейкоб Беренджер, второй сын графа Ромней пропал без вести во время месива, царившего на поле боя, и его не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. Его батальон британских гвардейцев до последнего держал оборону холма Угумон, куда на помощь так поздно была направлена вся бригада Бинга.
  Позже газеты рассказали об этой резни, пожарах, о кровавой бойне, которая забрала столько жизней. Говорили, что это место стало настоящим кладбищем, где была пролита английская, немецкая и французская кровь. Там были разбиты полки Нассау и Брауншвейгский , английская гвардия была полностью искалечена, а в одних только развалинах замка Угумон, (родового имения тогда ещё тринадцатилетнего Виктора Гюго), изрублены саблями, искрошены, задушены, расстреляны, сожжены три тысячи человек. И все ради того, чтобы ценой собственной жизни отстоять укрепление, которое было так важно для Веллингтона, ведь холм укрывал его армию от острого глаза Наполеона, и спутал все карты императора.
  Тори думала, что просто сойдет с ума. Ее чуткое, обезумевшее от горя сердце не могло вынести такой правды. Он не мог, не имел права умереть, так и не выслушав ее. Во всем была виновата только она, и Тори признавала это. Она лишь просила небеса дать ей возможность искупить свою вину. Она не могла потерять его, не объяснив ему всё! И не хотела свыкнуться с мыслью о том, что никогда больше не увидит его. Это было слишком мучительно для ее израненной, погибающей души.
  Пять долгих лет чувство вины постепенно разъедало ее изнутри. Она сносила свои горести с завидным мужеством, ни разу не пожаловавшись и не ропща. Потому что у нее была надежда. Слабая, но всё же надежда. Она верила, что когда-нибудь вновь увидит его. Она так отчаянно хотела его увидеть! Тори с детской наивностью полагала, что их встреча должна состояться совсем скоро, и тогда она заставит его понять ее поступки, понять ее сердце.
  Ей было невыносимо тяжело прожить целый месяц, зная, что его нет, и никто не может его найти. Месяц с того дня, как она узнала о его вероятной гибели. Внутри действительно все омертвело. Никогда прежде она не чувствовала такого упадка сил и безразличия ко всему миру. Мир, который отнял его у нее. Ей не хотелось дышать воздухом, которым теперь не мог дышать он. Месяц она носила в груди сердце, которое не желало биться. Месяц она встречала рассвет и закат, не участвуя ни в чём. Жизнь проплывала мимо, и Тори с пугающим равнодушием пропускала ее вперед. Ей хотелось свернуться калачиком и исчезнуть. Ей не хотелось видеть никого, не слушать никого, не делать ничего. Она не представляла, что вообще на что-либо будет способна в будущем. Тори даже не заметила, как целый месяц сумела прожить без него, пока однажды не открыла дверь и не увидела на пороге дома живого Себастьяна.
  Раздался тихий стук в дверь, а потом в комнату вошла младшая сестра Алекс, держа в руке подсвечник с зажженной свечой. Тори встрепенулась и взглянула на сестру, которая с грустной улыбкой смотрела на нее.
  - Ты ещё не спишь? - удивилась Алекс, подходя к дивану. Быстро поправив очки на переносице привычным движением, она присела возле Тори. - Уже поздно.
  - Я пока не хочу спать.
  Тихий голос старшей сестры был наполнен такой невыразимой печалью, что у Алекс сжалось сердце. Она знала, что происходит с Тори, и всеми силами старалась помочь ей, но та никому не позволяла хоть бы на шаг приблизиться к себе. К своей боли.
  - Я вижу, - кивнула Алекс, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало явного снисхождения.
  - А ты почему до сих пор не легла?
  Тори хотела сменить тему разговора. Она знала, видела, что родные хотят помочь ей, и была глубоко тронута и благодарна им за это, но только она сама могла справиться со своими душевными муками.
  - Мне нужна была чистая тряпка, - ответила Алекс. - Я хотела очистить листья спатифиллума от скопившейся пыли, но обнаружила, что мои запасы кончились. Вот и решила спуститься вниз и одолжить их у миссис Уолбег. Думаю, она не станет возражать.
  - Уверена, - натянуто улыбнулась Тори, глядя на свою очаровательную сестру ботаника, которая не представляла жизни без растений. - Даже ночью ты занимаешься своими растениями.
  Тори никогда не могла постичь ту любовь, которую питала Алекс к каждой травинке, к каждому чахлому кустику и цветку. С самого детства младшая сестра только этим и занималась, целыми днями пропадая в оранжерее вместе с обожаемым отцом. Она пыталась выучить всё, что рассказывал ей отец, следовала каждому его слову. Они вместе создали Клифтонский сад неземной красоты со знаменитым лабиринтом и фонтаном в виде ракушки, который производил ошеломляющее впечатление на любого посетителя.
  Когда погиб их отец, убежищем Алекс стала оранжерея, которую она наверняка не променяла бы ни на одно другое место на земле. Она не была представлена ко двору и ни разу не выразила желания принять участие в лондонских сезонах. В отличие от старшей и средней сестёр, Алекс прекрасно обходилась без кавалеров и женихов и нисколько не жалела об этом. Она даже не задумывалась о замужестве. Тори иногда хотелось встряхнуть ее, ведь не пристало молодой, милой и умной девушке хоронить себя в стеклянных стенах одинокой оранжереи. Алекс заслуживала счастья, заслуживала любви. Иногда Тори казалось, что Алекс больше всех нуждается в любви, в том, чтобы быть любимой, но каждый раз она обрывала любой разговор и уходила в себя. Так она научилась защищаться от внешнего мира.
  И даже по ночам, вместо того, чтобы спать, ей нужно было сначала позаботиться о своих любимых комнатных растениях и цветах.
  - Я не могу не подготовить их ко сну, - сказала Алекс так серьезно, словно это было так же важно, как если бы мать укладывала спать своих детей. - Кроме того, ты ведь не видела письмо, которое писала тетя из Лондона, верно?
  Тори виновато покачала головой. В последнее время чувства настолько сильно захватили ее, что ничего вокруг она не была в состоянии замечать. Боль в сердце была слишком глубокой и острой, и уже не осталось места ни для чего другого. Поэтому она даже не поинтересовалась, что происходит у Кейт.
  - О чем пишет тетя?
  - Она говорит, что Джек оправился от приступа и увез Кейт в Гретна-Грин, чтобы пожениться как можно скорее. - Алекс сняла очки, потерла покрасневшую кожу от дужек очков и снова водрузила их себе на маленький носик. - Она так же пишет, что Габби вернулся в Итон, а сама она завтра приедет домой.
  Тори вздохнула с облегчением, радуясь, что у ее близких всё хорошо.
  Габби, вернее Габриел Лукас Хадсон был их младшим братом, ставший виконтом Клифтоном в десять лет. В ту пору он не понимал, какие изменения произошли с его жизнью, потому что горе, постигшее его, отодвинуло всё остальное на второе место. Он был слишком маленьким, чтобы свыкнуться с мыслью о потери родителей. Он так сильно тосковал по ним, что сначала не мог спать по ночам, а потом заснул на целых два дня. Кейт вызвала врача, заверившим, что с ним всё в порядке, и видимо таким образом мальчик пытается пережить свое горе. Сестры заботились о нём и помогали, как только могли. Но больше всех его поддержал их дядя, единственный брат матери, который стал их опекуном. Бернард Уинстед и его жена Джулия почти вытащили Хадсонов из бездны отчаяния. Почти, потому что без помощи Кейт никто бы не справился с этим самостоятельно.
  Опора и поддержка для всех домочадцев.
  Кэтрин Хадсон была старшей из детей, обладала завидной волей и неиссякаемой целеустремленностью, бывала порой вспыльчивой, но неизмеримо доброй. Она помогала сестрам и брату даже в ущерб себе. Тори не могла понять, откуда та черпала силы, чтобы жить дальше и подпитывать их уверенность в завтрашнем дне. Она стоически выносила любые трудности, с отчаянием боролась с преградами, пережив немало горестей, и даже поборола боль от потери родителей, не имея рядом никого. Если у Тори был Себастьян, у Алекс тетя Джулия, а у Габриеля дядя Бернард, то у Кейт не было никого, кто мог бы прижать ее к своей груди и успокоить. Поэтому Тори была безмерно рада, когда в жизни сестры появился Джек, такой же потерянный и одинокий, как и сама Кейт. Счастье далось им невероятно тяжело, однако они так трепетно и глубоко полюбили друг друга, что перестали обращать внимания на внешний мир.
  Но, как водилось в их семье, за счастьем неотступно следовала беда. Родители Джека, едва узнав о его намерениях, стали возражать против этого союза. Его мать чуть было не разрушила счастье двух любящих сердец, однако Кейт все же перешагнула через злые козни графини и сумела разглядеть сквозь собственную боль верный путь, по которому ей следовало добраться до Джека, а потом вместе с ним шагать по нему. Тори безмерно любила Кейт и искренне радовалась за нее, надеясь, что все страшное позади. Ей так хотелось, чтобы ее близкие были счастливы. Может потому, что Тори никак не удавалось найти свое собственное счастье, и радость близких была бы ей неким утешением?
  - Я очень рада за Кейт.
  Алекс как-то странно посмотрела на сестру.
  - Я могу тебе чем-нибудь помочь?
  Милая Алекс! В горле Тори образовался такой комок, что ей стало трудно говорить, даже трудно дышать. Алекс порой замечала то, что не удавалось разглядеть никому.
  - Н-нет, - хрипло прошептала она и отвернула лицо от сестры.
  - Тори, милая, - заговорила Алекс мягким голосом. - Я вижу, как тебе плохо. Может, если ты выскажешься, тебе станет легче? Твои переживания заполнили тебя до отказа. У растений такое тоже бывает, когда их корни вырастают, земля начинает давить на них. В такие минуты я их просто пересаживаю, и у них начинается новая жизнь. Они освобождаются от тяжести и давления.
  Видимо в ботанике есть своя мудрость, с горечью подумала Тори, сильнее сжав подушку. Но все было не так-то просто. Если бы и она нашла занятие, которое так же всецело поглотило бы ее, как растения Алекс. Но казалось, на свете не существовало ничего, что могло бы отвлечь ее от мыслей о Себастьяне.
  - Выскажись, Тори, - взмолилась Алекс, сжав холодную руку сестры. - Это облегчит твои страдания.
  - Вряд ли. - Тори сделала глубокий вздох и посмотрела на Алекс. - Милая, иди спать. Ты устала, тебе нужно отдохнуть...
  - Как и тебе.
  - Я тоже скоро лягу. Обещаю.
  При взгляде в грустные глаза сестры у Алекс сжалось сердце. Невыносимо было смотреть на некогда веселую сестру, у которой жизнерадостность била ключом. Теперь внутренний свет потух, а энергия медленно вытекала из нее. В ней погасло почти все. Алекс очень боялась за Тори и день и ночь пыталась придумать хоть что-то, что помогло бы ей, но все было тщетно. Уже две недели, с тех пор, как вернулся Себастьян, ни Алекс, ни тем более Амелия, ее верная подруга и сестра Себастьяна, не могли найти способ спасти этих двоих.
  Глубоко вздохнув, Алекс встала, понимая, что чрезмерное давление ещё больше отдалит ее от Тори.
  - Ну что ж, - тихо проговорила она, снова поправив очки, которые постоянно сползали на кончик носа. - Спокойной ночи. - Наклонившись, чтобы взять свечку, Алекс вдруг передумала, резко повернулась к Тори и быстро обняла ее дрожащие плечи. - Я люблю тебя, сестренка.
  Тори была так глубоко тронута, что не смогла произнести ни слова. Ей было трудно дышать. Ее душили любовь родных, пустота в груди и мучительные воспоминания. Когда Алекс, наконец, покинула комнату, Тори показалось, что стены медленно надвигаются на нее. Она больше не могла выносить боль в груди. И уткнувшись лицом в мягкую подушку, тихо заплакала, вспомнив потрясенное лицо Себастьяна, когда увидела его в день возвращения.
  В тот день она открыла дверь не только перед ним.
  Она открыла дверь в свое прошлое...
  ***
  Виктории было всего восемь лет, когда она с семьей переехала жить в Клифтон-холл. До этого они жили в большом уютном доме в центре Лондоне. Клифтон принадлежал их отцу, доставшийся ему по наследству по мужской линии от виконтов Клифтонов, его далеких предков. Однако до тех пор в поместье жил их дед, который промотал не только всё своё состояние, но и чуть было не разрушил сам дом. Клифтон был жалким зрелищем и почти необитаем. Отец Тори, в ту пору только создавший свою семью, прикладывал нечеловеческие усилия, дабы спасти родовой дом, восстановить его и выплатить долги отца после его смерти. На все ушло долгих десять лет, но усилия окупились с лихвой. Дом превратился в красивое место, где хотелось жить вечно.
  Расположенный в графстве Кент, недалеко от золотистого песчаного берега, в окружении лесов, прудов и вересковых пустошей, Клифтон являл собой величественное строение из серого камня, с множеством комнат и гостиных. Угодья поместья насчитывались в десять тысяч акров плодородной и лесопарковой земли, которые в последствие отец превратил в великолепные сады и лабиринты.
  Тори прыгала от неописуемой радости, осматривая свое новое жилище, в котором теперь у каждой из сестер была своя собственная просторная комната. Она не могла вместить в себя присущий ей детский восторг, который и подтолкнул ее совершить поступок, который впоследствии и изменило всю ее жизнь.
  Девочке не терпелось познакомиться с Клифтон-холлом, и, обследовав дом изнутри, она намеревалась осмотреть его снаружи. Быстро пробежавшись по широкой лестнице вниз, Тори подбежала к большой входной двери, открыла ее и неожиданно замерла у порога. В самый первый день своего пребывания в новом доме ей суждено было встретиться с тем, кто в будущем станет смыслом ее существования.
  Перед ней стоял худой, аккуратно одетый парень с темно-каштановыми волосами. У него были необычайно яркие, слегка хмурые и глубоко посаженные зелёные глаза. Он тоже замер, пристально разглядывая девочку, и даже не опустил руку, которую протянул, видимо для того, чтобы постучаться. Но Тори опередила его. И теперь сама встречала первого гостя в новом доме.
  Он не был сыном конюха, кухарки или садовника, подумала Тори. Он был хорошо одет и выглядел очень опрятно. И Тори вдруг сразу решила, что он не такой, как все. В нем было нечто особенное. Она не могла понять, что, но точно была уверена, что никогда прежде не встречала такого, как он. И ей было безумно приятно от того, что их первый гость оказался таким необычным, и что именно она и принимала его.
  Лучезарно улыбнувшись, она протянула ему руку и сжала его застывшую ладонь.
  - Здравствуйте, я ваша новая соседка. Вы примите меня в ваше общество? - спросила она, вспомнив все правила хорошего тона, дабы произвести впечатление на гостя.
  Вот только парень даже не пошевелился, а продолжал неотрывно смотреть на нее. Он не улыбнулся, не сжал ее пальцы, а его пристальный взгляд, направленный прямо ей в глаза на секунду смутил и озадачил Тори. Но девочка не придала этому значения, решив, что он либо слишком робок, либо слишком удивлён, и что это непременно скоро пройдет.
  Так и произошло. Парень неожиданно вздрогнул, словно проснулся от глубокого сна. Взял ее руку в свою, а затем, наклонившись, прижался губами к тыльной стороне ее ладони.
  - Буду счастлив принять вас в наше общество, - сказал он серьезно, снова взглянув на Тори. - И благодарю за оказанную мне честь быть первым среди ваших знакомых.
  С первого же дня он очаровал малышку Тори своими идеальными манерами. Он не был насторожен, злонамерен или затаён. Он без лишних слов принял ее в свое общество и даже не подумал возразить, как это сделали бы другие на его месте.
  Немного придя в себя, он предложил Тори показать ей всю округу. Тори тут же согласилась, признавшись, что как раз это и хотела сделать, но теперь в компании нового друга ей будет намного интереснее. Они как раз спускались по парадной лестнице, когда он повернулся и, нахмурившись, сказал:
  - Маленькой девочек нельзя одной гулять по незнакомым местам. А вдруг с вами что-нибудь случиться?
  Тори округлила глазки, не понимая, о чём он.
  - Что со мной может случиться? - с детской беззаботностью весело спросила она.
  - Здесь может быть опасно для вас, - не унимался гость, в голосе которого слышалось неподдельное волнение.
  Тори вдруг перестала улыбаться, удивившись его серьезности и искреннему беспокойству, ведь он видел ее впервые в жизни. И только тут она заметила черную в кожаном переплете книгу, которую он прижимал к себе.
  - Как вас зовут? - осторожно спросила она, боясь обидеть своего новообретенного друга. - Я - Виктория, но родные зовут меня Тори. А как ваше имя?
  Какое-то время парень молча смотрел на нее, и снова это насторожило Тори.
  - Мое имя Себастьян.
  - Какое красивое имя! А как называют вас ваши родные?
  - Себастьян, - просто ответил он, пожав плечами.
  - О, это никуда не годиться. - Тори очаровательно сморщила носик. - Мама всегда называет нас особыми именами. Она говорит, что это признак исключительной привязанности друг к другу, признак необычной любви к другому человеку.
  Он с ещё большей заинтересованностью посмотрел на нее и стал медленно спускаться с лестницы, у подножья которой ждала Тори. Не сказав ничего, он взял ее за руку и повел показывать окрестности. Оказалось, он столько всего знал и столько всего рассказывал Тори, что когда они вышли к пляжу, девочка испытывала благоговейный трепет. Не привыкшая узнавать столько нового, она удивлялась, как он мог запомнить даже такие детали, как год основания деревни Нью-Ромней и первый приезд сюда Вильгельма Завоевателя. Разве это не скучно, запоминать даты?
  Оказавшись на залитом солнцем золотистом пляже, о берег которого бились пенные волны, а вода поражала своей голубизной и прозрачностью, Тори замерла на месте, затаив дыхание. Никогда прежде она не видела такой красоты. Девочка была так поражена, что даже не заметила, что ее новый друг смотрит не на море, а на нее.
  - Боже! - выдохнула она, прижав ладонь к груди в том самом месте, где билось ее сердечко. - Как здесь красиво!
  - Да, - совсем тихо кивнул Себастьян. - Теперь здесь намного красивее.
  Встрепенувшись, Тори повернула голову и с улыбкой посмотрела на него.
  - Спасибо, что показали мне это место.
  И впервые за время их знакомства, неловко переменившись с ноги на ногу, он робко улыбнулся ей. Тори вдруг отметила, как он красив, когда улыбается. Но больше всего завораживали глаза, которые заблестели особым ярким светом, излучая тепло и ещё что-то, что-то особенное.
  - Не за то, мисс, - неуверенно пробормотал он.
  - Ой, это слово 'мисс'... - снова поморщилась Тори. - Между прочим, мы достаточно юны, чтобы пренебрегать этикетом, особенно когда мы одни. Манерность наводит скуку. Зови меня просто Тори.
  Улыбка его стала чуть шире. И ей вдруг показалось, будто она знает его очень давно. Почти всю жизнь.
  - Мне нравится ваше имя, Виктория, - сказал он, глядя ей в глаза. - Оно означает 'победа'.
  - Я знаю, мне папа говорил об этом. Но лучше зови меня Тори.
  Он вдруг наклонил голову к плечу и тихо попросил:
  - А можно я буду звать вас Вики?
  Тори замерла, вскинув брови.
  - Вики? - повторила она это странное имя, словно смаковала его на вкус, и оно вдруг пришлось ей по душе. - Так меня ещё никто не называл.
  Себастьян резко выпрямился и твердо заявил:
  - Тогда я буду звать вас так.
  Девочка не выдержала и звонко рассмеялась, почувствовав себя необычайно счастливой.
  - Ты такой забавный, Себа... - она вдруг запнулась. У нее радостно заблестели глаза. - А я буду звать тебя Себой, хорошо?
  Он снова улыбнулся ей, от чего в груди у Тори стало теплее.
  - Хорошо.
  Тори вдруг захотелось что-то сделать. Она не могла долгое время стоять на одном месте. Ей хотелось двигаться. Но ещё больше хотелось разговаривать с ним. Какое странное желание.
  - Давай погуляем по пляжу, - предложила она, протянув к нему свою руку.
  Уже привычным жестом он взял ее за руку и повел направо, к высоким деревьям, скрывавшим небольшую бухту, в берег которой врезались большие серые камни. Он подвел ее к одному плоскому крупному валуну и положил на него свою книгу.
  - Это мой любимый камень, - сказал он очень серьезно. - На нем удобно сидеть. Я часто прихожу сюда, чтобы почитать в тишине.
  Тори положила свою руку рядом с его рукой на теплую гладкую поверхность камня.
  - Можно я тоже буду приходить сюда? Обещаю, что не буду мешать.
  Она с мольбой посмотрела на него своими серебристыми глазами.
  - Можно, - пробормотал он. - Вам можно всё...
  Его палец неожиданно дотронулся до ее пальца, и он быстро отдернул руку, словно что-то произошло.
  Тори снова радостно улыбнулась, не ожидая, что первый день пребывания в Клифтоне будет таким запоминающимся. Подобрав юбки, она быстро взобралась на камень, устроилась на нем и весело посмотрела на него.
  - А что ты читаешь?
  - Это Фома Аквинский, - тут же ответил он, приподняв книгу.
  - Кто?
  - Это итальянский философ и теолог, который рассуждает на предмет веры.
  У Тори сделалось такое выражение лица, словно он говорил на непонятном языке.
  - Сколько тебе лет? - изумленно спросила Тори, глядя на своего не в меру начитанного и умного друга.
  - Мне тринадцать. - Он снова нахмурился. - А что в этом такого?
  - Просто ты такой умный для своих лет.
  Его лицо смягчилось. Он тоже присел возле нее на своем камне и открыл книгу.
  - Хочешь, я немного почитаю тебе о философии Фомы?
  Оглядевшись по сторонам, Тори поняла, что лучшего места на земле просто быть не может. Напротив волны медленно накатывали на золотистый песок, теплый ветерок трепал волосы, деревья тихо колыхались над их головами, создавая тень и защищая от лучей солнца. Она взглянула на Себастьяна и медленно кивнула, готовая слушать его вечно. Он читал ей замысловатые рассуждения какого-то человека из прошлого, а Тори наслаждалась звуками его голоса и красотами своего нового дома. Ей было здесь так хорошо, что она не хотела уходить отсюда.
  Когда же Себастьян перестал читать и поднял к ней свое лицо, он осознал, что девочка не поняла ничего из того, о чем он читал ей. Однако вместо того, чтобы рассердиться или обидеться, он снова мягко улыбнулся. Словно ему было достаточно того, что она была рядом.
  Тори улыбнулась ему в ответ и стала засыпать его разными вопросами, зная точно, что он удовлетворит ее любопытство. Он ведь был таким умным. Он был ее другом. И она вдруг захотела узнать о нем все.
  - А в честь кого тебя назвали? Кем был этот человек? У вас случайно нет среди ваших предков викингов?
  Себастьян снова улыбнулся ей и покачал головой, а потом стал отвечать на каждый ее вопрос с невероятной терпеливостью, которой мог бы позавидовать любой священнослужитель.
  Казалось, он был готов выполнить любое ее желание, любую прихоть.
  И не имело значения, что они познакомились совсем недавно. Тори знала точно, что лучшего друга у нее никогда больше не будет.
  Глава 2
  Ее дружба и привязанность к Себастьяну росли вместе с ней и становились всё сильнее и крепче помимо ее воли. И уже через месяц пребывания в Клифтоне она не представляла жизни без него. Тори даже не допускала мысли о том, чтобы провести хоть бы день и не увидеть его, не поделиться с ним всем тем, что с ней приключилось за то время, пока они были порознь.
  Вскоре Тори узнала, что Себастьян сын их соседа, могущественного и влиятельного графа Ромней. Однако это нисколько не повлияло на ее отношение к нему. Для нее Себа продолжал оставаться лучшим другом, который постоянно что-то читал и всегда знал ответы на любые ее, казалось бы, самые нелепые вопросы. Он был тихим, слегка замкнутым и невероятно робким парнем, поэтому Тори обожала отвлекать его от чтения, приставать с вопросами, выводить из равновесия и заставлять бегать за ней по всему пляжу. В такие минуты он забывал свою робость и искренне веселился вместе с ней. Он казался ей живым, близким. И улыбался ей. Ей безумно нравилась его улыбка. И Тори была счастлива просто от того, что он был рядом с ней.
  Она показала ему свой новый дом, познакомила со своими сестрами и родителями. Отец ласково улыбнулся дочурке и твердо пожал руку Себастьяна, тем самым безоговорочно приняв его, как это сделал в своё время сам Себастьян. Затем Тори показала ему новую детскую, где предстояло жить ещё одному члену Хадсонов. Она рассказала Себе о вечных спорах родителей, о том, как папа всегда твердит, будто родится очередная очаровательная девочка, которая наполнит его 'сад', а мать любила журить его и говорить, что он неправ, и что она непременно родит ему наследника. Себастьян внимательно выслушал все это, а потом тихо заявил:
  - Не имеет значения, кто родится. Ребенок - дар Божий, и любовь к нему не должна зависеть от его пола.
  В очередной раз Тори поразилась мудрости его слов. Он, как и надлежало сыну графа, получал самое лучшее домашнее образование, но, по мнению Тори, слишком усердно посвящал себя учебе. Она полагала, что как второму сыну в семье, у него будет больше свободного времени и меньше обязанностей, но он читал и занимался больше брата. Однако это никогда не становилось между ним и Тори, и если она ждала его, он обязательно приходил к их любимому месту на пляже, к тому самому валуну, где сидел рядом с ней и рассказывал очередную интересную историю.
  Однажды даже его брат шутливо заметил, что Себастьян больше времени проводит с Тори, чем с мальчишками, на что тот ответил:
  - Вики нуждается во мне больше, чем вы.
  - А может, это она нужна тебе больше, чем мы? - крикнул ему вслед Эдвард.
  Однако Себастьян ничего не ответил и, взяв Тори за руку, повёл ее к пляжу.
  Тори была невероятно счастлива от того, что Себа была настолько сильно предан ей одной. Ей было неважно, что говорят окружающие. Самое главное, что Себа был рядом именно тогда, когда ей это было нужно. И даже на церковной службе по воскресеньям он всегда сидел подле нее, а не на семейной скамье. Только иногда Тори чувствовала себя обделенной, и происходило это тогда, когда Себа слушал наставления викария с таким любопытством и интересом, будто важнее этого ничего на свете не существовало. Это раздражало и иногда даже огорчало Тори, но она научилась принимать странные пристрастия своего лучшего друга, но только при условии, что после всего этого он снова всецело будет принадлежать ей.
  И так и происходило.
  Долгожданное событие в семье Хадсонов наступило в сентябре. День начался весьма странно. Быстро позавтракав, Тори намеревалась немедленно направиться на пляж, к Себастьяну, однако отец отвел трех дочерей в гостиную и слегка взволнованным голосом сообщил, что сейчас они поедут на прогулку. Кейт, всегда воспринимающая всё всерьёз, с подозрением посмотрела на отца.
  - Какое странное предложение, - сказала она.
  Присев перед ней, Николас Хадсон заглянул в голубые глаза дочери, так напоминающие его собственные.
  - Почему ты так говоришь, родная?
  - С самого утра ехать на прогулку? Сейчас ведь время занятий и я хотела бы немного почитать. К тому же мамы нет с нами, а она всегда нас сопровождает.
  - Ой, Кейт, и охота тебе разглядывать пыльные книжки? - поморщилась Тори, стоя возле отца и глядя на старшую сестру. - Мне вот все рассказывает Себа, и нет никакой необходимости что-либо читать. К тому же прогулка лучше занятий, будет весело. Посмотри, какая хорошая погода. Поехали!
  Тори всегда с огромным энтузиазмом встречала любое увеселительное мероприятие.
  - Тори права, дорогая, - подхватил отец. - Миссис Брайтс не будет возражать, если вы пропустите одно занятие, к тому же нам нельзя упускать такую хорошую возможность погулять всем вместе. Верно, Тори?
  - Конечно! - с готовностью воскликнула Тори, недолюбливая строгую гувернантку, которая вечно задавала слишком много заданий.
  - Но мама... - не унималась Кейт.
  Отец мягко прервал дочь.
  - А мама останется дома, потому что устала и должна отдыхать.
  - А разве ночью она не отдыхала?
  Скептический вопрос Кейт, казалось бы, должен был насторожить отца, но его поразила другая дочь.
  - Господи, Кейт, какая ты непонятливая! - Тори с недоумением закатила глаза. - Люди ночью не только спят.
  Потрясенный отец повернулся к ней, всё ещё сидя на корточках перед своими смышлеными дочками.
  - Милая, что ты такое говоришь?
  - Папа, ведь не всегда ночью хочется спать, верно? - с невинным ангельским видом спросила Тори, вскинув золотистые бровки. - Однажды я не могла заснуть и собралась спуститься вниз, но когда проходила мимо вашей комнаты, то услышала, как вы с мамой разговариваете. Ты что-то сказал маме и у тебя был хриплый голос, потом мама застонала...
  Пока она рассказывала всё это, виконт не знал, покраснеть ему от смущения или побелеть от ужаса. Пытаясь казаться спокойным, он тихо спросил:
  - А что ты сделала потом?
  - А что я могла сделать? - с негодованием ответила она вопросом на вопрос. - Я пошла на кухню, чтобы выпить стакан молока. Ведь мама всегда говорила, что если не спиться, нужно выпить теплого молока. Миссис Уолбег ещё не легла и налила мне молока. Я вспомнила, что и вы не спите, и попросила дать мне ещё немного для вас. Но она как-то странно посмотрела на меня и сказала, что вы играли в шахматы, а мама застонала потому, что проиграла. А раз проиграла, значит, игра закончилась, и вы легли спать. Отец, - обратилась она к нему тоном великосветской матроны, - право не знаю, зачем на ночь глядя вы играете в эту сложную игру?
  Ощутив безграничное облегчение и расхохотавшись, виконт схватил дочурку и прижал к своей груди, про себя решив, что отныне всегда будет лично укладывать детей прежде, чем пойти к себе. А ещё он непременно должен повысить оплату миссис Уолбег, которая спасла его в такой щекотливой ситуации.
  - Мое солнышко, - проговорил он, отпустив Тори. - Я обязательно научу тебя играть в шахматы.
  - Это ведь так сложно, - поморщилась Тори.
  - В жизни бывают вещи намного сложнее. - Отец встал, взяв на руки трехлетнюю Алекс, и шагнул к двери. - Пойдемте.
  Тори сразу подумала о том, чтобы попросить Себу научить ее игре в шахматы, ведь он наверняка знает об этом всё. Вот только девочка не допускала мысли о том, чтобы играть с ним ночью. Она лучше будет разговаривать с ним, или слушать очередной рассказ о книге, которую он совсем недавно прочитал. Ведь он так интересно рассказывал истории. А вообще по ночам лучше спать, решила про себя Тори, сжимая ладонь отца.
  К моменту возвращения домой, дворецкий сообщил, что виконтесса родила сына, и что мать и ребенок пребывают в полном здравии. Виконт тут же помчался к жене, взяв с собой детей. Его счастью не было предела. Взглянув на улыбающуюся жену и крошку, которую она держала в руках, он вновь ощутил ту безграничную любовь, которая заполнила его всего с тех пор, как он впервые увидел Оливию. Стоя поодаль от кровати, он следил за тем, как Тори подошла к матери и с радостным любопытством стала рассматривать крошечного братишку, нависнув над ним.
  - Какое счастье, что он похож на меня! - воскликнула она. - Обидно, что Кейт и Алекс так похожи внешне. Одна я такая... Какая-то не такая.
  Подойдя к ней, отец обнял худенькие плечи Тори и взял ее на руки.
  - Ты у меня самая замечательная, моя златовласка, - с любовью сказал он. - Золотистая фея, как и мама.
  - Правда? - недоверчиво спросила Тори.
  - Да.
  - Но разве феи бывают такими старыми, как мама?
  Николас громко расхохотался.
  - Господи, Тори, ты сведешь меня в могилу своими вопросами. Разве мама старая? Она же только-только превращается в фею.
  - Тогда как я могу быть феей, если я совсем маленькая?
  - Ты у нас маленькая фея.
  - Дорогой, - позвала его Оливия. - Хватит мучить Тори. Идите сюда.
  Виконт опустил на мягкий матрас Тори, подсадил к ней рядом Кейт, сел сам и усадил к себе на колени маленькую Алекс, которая внимательно смотрела на братика.
  - Мы все готовы услышать то, что ты хочешь сказать нам, любимая.
  - Мои дорогие, - заговорила виконтесса, обращаясь к своим детям. - В нашей семье появился ещё один ангелочек. Моим первым ангелом была ты, Кейт. Затем свет озарила наша златовласка Тори. - Она касалась щек дочерей, чьи имена произносила. Взглянув на Алекс, виконтесса продолжила: - Потом появилась ты, Алекс. Мы с папой были рады каждой из вас, и любим вас с каждым днем всё сильнее. А теперь давайте поприветствуем в нашей семье очередного ангелочка, вашего братика.
  - Мама, - впервые за всё это время заговорила маленькая Алекс. - А как зовут блатика?
  - Мы с папой решили назвать его Габриелем, солнышко.
  - Какое красивое имя! - восхищенно воскликнула Тори. - Вы, наверное, решали это с папой по ночам, когда не спали и играли в шахматы, да, мама?
  - Что? - изумилась виконтесса.
  Муж ее рассмеялся и покачал головой.
  - Это долгая история, дорогая. - Он наклонился к ней, быстро поцеловал ее в губы и прошептал: - Я люблю тебя. - Затем с отеческой нежностью и любовью поцеловал каждую дочь в щеку, а потом повернулся и посмотрел на сына. - Здравствуй, мой ангел. Папа рад твоему появлению и очень тебя любит.
  Именно в тот день, в тот самый миг, когда Тори была в окружении самых дорогих ей людей, она вдруг с болезненной ясностью поняла, как сильно ей не хватает Себастьяна. Она хотела, чтобы Себастьян тоже был рядом с ней, хотела разделить с ним свою безмерную радость, и чтобы он тоже порадовался за нее. Он так редко чему-то радовался.
  Тори еле смогла дождаться утра, когда вновь увидится с Себой и расскажет ему о Габби. Она знала точно, где его найти, и увидела его на их любимом валуне, когда выбежала на пляж. Он сидел на согретом солнцем камне и читал очередную, без сомнения, умную книгу. Тори вдруг испытала щемящую радость при виде своего дорогого друга. Ее день непременно должен был начаться со встречи с ним. И никак не иначе.
  Девочка подбежала к нему и, запыхаясь и улыбаясь, громко позвала его:
  - Себа, Себа!
  Себастьян даже не вздрогнул ни от звука ее голоса, ни от громких шагов, словно уже давно привык, почувствовал задолго до ее появления, что она рядом. Словно так было всегда.
  - Доброе утро, Вики, - заговорил он, захлопнув книгу, и поднял к ней свое сосредоточенное лицо. - Ты рано встала.
  - Я не могла спать.
  - Ты плохо себя чувствовала? - неожиданно нахмурился он.
  Тори была приятно услышать заботу в его голосе, поэтому улыбнулась ему ещё шире.
  - Наоборот.
  - Как это?
  Себастьян не выдержал и спустился с камня. Его беспокойство помимо его воли росло и крепло.
  - А так. - Девочка набрала в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалила: - Я не могла спать потому, что хотела тебе кое-что рассказать. Дело в том, что вчера случилось такое! С утра отец забрал нас на прогулку, чего раньше никогда не происходило. Я призналась ему, что знаю, как они с мамой играют в шахматы по ночам, но он даже не рассердился на меня. А когда мы вернулись домой с прогулки...
  - Вики, ради Бога, скажи, наконец, что же вчера произошло! - не выдержал и оборвал ее Себастьян, ощутив дрожь в коленях.
  - Так вот, - продолжила с энтузиазмом Тори, желая поделиться с ним любой мелочью. - У меня вчера появился братик, представляешь? Себа, он такой красивый! И он очень похож на меня. У него такие же глаза и волосы, как у меня. Это так здорово!
  - Слава Богу! - вдруг с невероятным облегчением выдохнул Себастьян, неожиданно обхватил худенькие плечи Тори и прижал ее к себе. - А я-то подумал, что с тобой что-то случилось.
  Тори замолчала, впервые оказавшись в его объятиях. Себастьян обнимал ее! Это было так необычно, но так приятно и волнующе, что Тори отчаянно захотелось обнять его в ответ. И она вдруг поняла, что, обнимая его, может наиболее полно передать ему свои чувства, свою радость и почувствовать его рядом с собой.
  - Глупенький, - проговорила она, обвив его за талию и положив щеку ему на плечо. Ей было невообразимо хорошо в его объятиях. Такого умиротворенно-нежного чувства она не испытывала даже тогда, когда ее обнимали мама и папа. - Что со мной может случиться?
  Он отпустил ее так же неожиданно, как и обнял, а потом нахмурился ещё больше и посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом глаз, слегка склонив голову к плечу. Этот его взгляд всегда отдавался теплом в груди Тори.
  - Как вы назвали брата? - тихо спросил он, проигнорировав ее вопрос.
  - Габриел, - тут же ответила Тори. - Он такой хорошенький и такой маленький!
  И тут Тори увидела, как некое напряжение отпускает его, он медленно расслабился и улыбнулся ей так мягко, что Тори снова ощутила щемящее тепло в груди.
  - Я очень рад за тебя, Вики, - мягко проговорил он. - Поздравляю тебя от всего сердца.
  - Спасибо. Мне было нужно услышать твои слова. - Тори вдруг замолчала и опустила голову, ощутив необъяснимое смущение, потому что впервые посмела сказать ему о своих чувствах, о том, как важно для нее его мнение. Как важен он сам. Она знала, что он знает о ее преданности и привязанности к нему, но выражать это словами было немного... необычно, так по-взрослому. Глубоко вздохнув, Тори прогнала смущение и снова посмотрела на него. - Ты должен увидеть Габби.
  Она схватила его за руку и повела к знакомой тропинке, ведущей в Клифтон-холл.
  - Габби? - удивленно переспросил Себастьян, крепко держа ее маленькую нежную ручку и покорно следуя за ней. - Кто это?
  - Господи, Себа, это же особое имя Габриеля. Как ты не понимаешь? Каждому нужно особое имя. Как тебе, например.
  - И ты назвала его Габби? - в недоумении спросил Себастьян, глядя на золотистые волосы Тори, которые колыхал ветер. - Мне казалось, так зовут девочек.
  - Габриел такой крошечный и такой славный, что язык не поворачивается назвать его иначе. К тому же нашу Александру тоже зовут по-мужски, Алекс, вот только от этого она не становится мальчиком. Габби подходит моему братику, и это не делает его девочкой, поверь.
  - Никак не привыкну к твоей манере называть людей особыми именами, - вздохнул он, улыбаясь про себя.
  - Ничего, я научу тебя это делать, - бодро заявила Тори и вдруг резко остановилась и повернулась к нему. Себастьян успел вовремя затормозить, чтобы не налететь на нее. - Себа, ты всегда такой серьезный. Почему ты редко улыбаешься?
  - Что? - Себастьян удивленно приподнял бровь, пытаясь осмыслить ее вопрос. Тори всегда перепрыгивала с одной темы на другую, что иногда сбивало его с толку, но неизмеримо восхищало, потому что ее живой ум служил очередным доказательством того, что она особенная.
  - Ты понял меня, - совершенно серьезно сказала она. - Ты очень мало улыбаешься и почти никогда не смеешься. Почему?
  - Что за странный вопрос?
  - И вовсе не странный. Мой отец часто смеется и почти всегда улыбается. А ты нет.
  - Он очень счастливый человек, поэтому выражает свои чувства в виде улыбки.
  - Ну, вот опять, - грустно вздохнула Тори, покачав головой. - Ты снова пытаешься все объяснить вместо того, чтобы просто чувствовать.
  - Я чувствую, - тихо заявил Себа, пристально глядя на нее.
  - Да неужели? - скептически заметила Тори, изучая серьезное выражение его лица, но потом медленно улыбнулась и крепче сжала его руку. - Потом об этом поговорим. Нам нужно взглянуть на Габби прежде, чем нас позовут на завтрак. - Она с хитрой усмешкой взглянула на него. - Габби - это мой братишка, Габриел, надеюсь, ты не забыл?
  Себастьян не смог сдержать улыбку, от чего Тори почувствовала себя невообразимо счастливой.
  - Конечно, нет. Я не забываю ничего, что связано с тобой.
  Тори была рада услышать то, что доказывало его крепкую привязанность к ней.
  - Вот и отлично. - Она повернулась и пошла дальше, увлекая его за собой. - Тебе лучше помнить обо мне, а не о своих книжках, с которыми мне, кажется, ты даже спишь.
  Поразительно, но она ревновала его к книгам!
  - Я не сплю с книгами.
  - А в шахматы ты умеешь играть? Папа обещал мне научить играть в эту игру, но если ты умеешь, лучше будет, если ты сам это сделаешь. Я тебя понимаю лучше, чем других. Только пообещай, что не будешь играть по ночам.
  Себа снова улыбнулся, глядя на ее золотистые волосы и слушая ее веселое щебетание. Она даже не давала ему возможности вставить слово, но он не возражал. Он безумно любил слушать ее щебетание.
  - Я умею играть в шахматы, - наконец сказал он. - И обязательно научу тебя.
  - Я так и думала! - радостно воскликнула Тори, весело шагая к дому. - Ты ведь останешься на завтрак? Я буду очень сильно настаивать. А потом мне нужно будет немного позаниматься, хотя я лучше пошла бы с тобой к нашему валуну. Мне там нравится больше, чем в нашей комнате для занятий.
  - Я останусь.
  Он никогда не мог возразить ей. Ни в чем.
  - Чудесно! Хотя если честно, я никогда не видела, чтобы ты проявлял чувств или просто чувствовал...
  Себастьян нахмурился от ее заявления.
  - Я чувствую многое, - тихо произнес он, но от звуков собственного голоса, Тори не расслышала его.
  ***
   Через год все уже привыкли к тому, что Тори ходила за ним по пятам, а если пропадал Себастьян, то он обязательно был с девочкой Клифтона. Никто не видел вреда в том, что эти два безобидных существа общаются друг с другом и большую часть времени проводят вместе. Они никогда никого не беспокоили своим поведением, не вызывали осуждения или упрека родителей и никогда не ссорились.
  Однажды Тори с невероятной ясностью поняла, что жизнь - это нечто большее, чем занятия в классной комнате и семья, нечто большое и непонятное, где она могла бы потеряться, если бы не Себа.
  Благодаря Виктории и Себастьяну их семьи очень крепко сдружились. Притягательность, искренность и неподкупная доброта обитателей Клифтон-холла покорили всех жителей деревушки Нью-Ромней так, что соседи просто души не чаяли в дочерях виконта, а местный викарий Гордон Хауэлл лично вызвался крестить малютку Габби. И кстати, никто не возражал против того, чтобы звать малыша его особым коротким именем, каким окрестила его сама Тори.
  Вскоре образовалось нечто вроде избранного, тесного круга соседей, в который вошли Клифтоны, Ромней, Кэвизелы и Хауэллы. Это были самые преданные, самые дружные и великодушные друзья, каких знавал свет. Но их преданность никогда не смогла бы соперничать с преданностью Себастьяна к Тори.
  Как-то граф Ромней предложил устроить в своем поместье состязания для мальчиков. Это был очередной приятный повод для соседей вновь собраться вместе. В играх, несомненно, должны были участвовать сыновья графа, Эдвард и Себастьян, сын викария Майкл, сын Кэвизелов Райан и два племянника лорда Кэвизела, Уильям и Джек, которые впервые приехали в Кент, чтобы навестить дядю и тетю.
  Граф намеревался устроить игры в несколько этапов, а под конец вручить победителю ценный приз. Сначала предполагалось устроить бега, затем конкурс на метание дисков, и последнее испытание на выносливость: всем участникам должны были вручить по небольшому мешочку, заполненному землей, и дождаться того, кто дольше всех продержит мешок на вытянутых руках. По общим баллам и определялся победитель.
  Все тут же принялись сравнивать его затею с рыцарскими турнирами, а графиня в связи с этим предложила поступить так же, как на средневековых соревнованиях: даме выбрать себе рыцаря и повязать платок на его руке. Не думая ни секунды, Тори выхватила свой платок и подбежала к Себастьяну, который, казалось, только этого и ждал. Улыбнувшись, она завязала свой белый платок с вышитыми ею собственными инициалами на его правой руке.
  - Желаю тебе удачи, Себа, - сказала она, вложив в эти слова всю свою веру в него.
  Склонив голову к плечу, Себастьян так непривычно долго смотрел на нее, словно видел впервые. Затем взял ее руку и нежно сжал ей пальцы. Тори показалось, что ее коснулось само солнце, так тепло и светло стало у нее на душе. Он стал на год старше, на год умнее. И на год красивее. Тори знала точно, что через пару лет он станет ещё выше и ещё красивее. Ее друг. Ее Себа. Ничто на свете не имело значения в тот миг, когда он находился рядом с ней.
  - Когда ты смотришь на меня так, - наконец, заговорил Себастьян как всегда с присущей ему серьезностью, - мне кажется, что я могу свернуть горы.
  Тори звонко рассмеялась, ощущая какое-то странное стеснение в груди.
  - Определенно здесь нет гор, - ответила она, успокоившись.
  Себа невольно улыбнулся ей.
  - Все равно, - ласково молвил он и отпустил ее руку.
  Соревнования начались с того, что мальчишки выстроились у линии старта, где стоял дворецкий Ромней, который в нужный момент подал сигнал. И все побежали. С колотящимся сердцем Тори следила за своим рыцарем, выкрикивая ободряющие слова в знак его поддержки. Хотя Себастьян всегда был сдержанным и серьезным, его физические возможности поразили не только его самого, но и всех присутствующих, и в особенности его отца, который гордо улыбнулся сыну.
  Тори ликовала, когда ее друг обогнал всех мальчишек. Он с присущим ему упорством и целеустремленностью шёл к победе. Но тут вдруг один из племянников лорда Кэвизела вырвался вперед, подравнялся с Себастьяном и, когда они оба были близки к финишу, произошло нечто ужасное. Себастьян подвернул ногу и упал. Тори замерла от ужаса. Все замолчали, но не обратили на его падение должного внимания. Зато Тори видела и видела достаточно! Она заметила, как этот бессовестный племянник подставил подножку Себастьяну. Парень был чуть старше самой Тори, но играл нечестно. Это рассердило и ужасно расстроило девочку. Она вскочила на ноги, намереваясь броситься к Себастьяну, но мягкий голос матери, на коленях которой мирно спал годовалый Габби, остановил ее.
  - Не стоит. - Виконтесса понимающе взглянула на свою юную дочурку. - Он - мальчик, и ты уязвишь его гордость, если подойдешь и станешь его жалеть.
  - Но он упал! - возмутилась Тори, изумляясь словам матери, которая совершенно ничего не понимала в этой ситуации. - Ему должно быть очень больно.
  Почему-то от этих слов стало больно ей самой.
  - Ничего страшного, он это переживет. Он сильный. - Оливия улыбнулась и кивнула в его сторону. - Вот посмотри. Он жив и здоров.
  Тори тут же перевела обеспокоенный взгляд на Себу и немного успокоилась, увидев, что с ним все в порядке. Он медленно вставал, оттряхивая пыльную одежду. Его лицо было суровым и непроницаемым, как всегда, но Тори знала, как ему тяжело скрыть от всех горечь поражения и тот факт, что его ловко обставили. И гнев вспыхнул в ней с новой силой.
  - Племянник лорда Кэвизела, - процедила она, повернувшись к матери, - играл нечестно! Он подставил подножку, поэтому Себа упал! Он - жулик!
  - Солнышко, - всё так же спокойно проговорила виконтесса, укачивая Габби, - это всего лишь игра. К тому же я не заметила ничего подобного. Племянники лорда Кэвизела слишком воспитаны, чтобы поступить нечестно.
  Тори очень хотелось в это верить, но она не могла забыть выражение лица Себастьяна. Однако заставила себя сосредоточиться на продолжении игр.
  Следующим этапом было метание дисков. Здесь все прошло без происшествий, однако на этот раз Себастьяну удалось поразить всех, потому что его диск пролетел дальше всех. Никто не ждал победы от него, ставя на Майкла, сына викария, заядлого метателя камней. Радости Тори не было предела, когда она выкрикивала ему слова поздравлений. Получая заслуженную похвалу, Себастьян даже не слышал никого, а быстро повернулся к зрителям и стал искать глазами Тори, словно хотел снова убедиться, что она рядом. Затем, когда их взгляды встретились, он удовлетворенно вздохну и кивнул. Тори улыбнулась в ответ, удивляясь тому необычному чувству, которое появилось у нее в груди от этого его глубокого взгляда. Как будто внутри нее надували хрупкий шарик, который заполнил ее всю, принося радость, приятную сладость и восторг. Это было так необычно, что она даже не расслышала слов родителей, которые обращались к ней, поздравляя ее рыцаря. Словно на миг все куда-то исчезли, и она видела только Себастьяна. И ей это понравилось: видеть только его.
  Последний этап соревнований был самым изнурительным. Каждый мальчик пытался доказать всем, что он самый выносливый, кроме Себастьяна, который, не сказав ни слова, просто схватил мешок за горлышко, приподнялся и выпрямил руки. Все стали ждать, кто же продержится дольше остальных. Первым выбыл Райан. Он упал на мягкую траву, вздохнув с облегчением и пытаясь отдышаться. Потом не выдержали и одновременно уронили мешки Майкл, сын викария, и Эдвард. В игре остались трое: два брата, племянники лорда Кэвизела, и Себастьян.
  Сидя на траве, Эдвард взглянул на брата:
  - Не думал, что ты такой сильный, но теперь честь семьи в твоих руках, братишка. - Тут к нему подбежала их младшая трехлетняя сестренка Амелия, ровесница Алекс, и устроилась у обожаемого брата на коленях. Эдвард обнял сестру и снова посмотрел на брата. - Мы с Амелией болеем за тебя, хотя... - Он быстро окинул взглядом напряженную почти так же как Себастьян Тори, и добавил: - Наши переживания не смогут сравниться с переживаниями Тори.
  Так оно и было. Затаив дыхание, Тори сложила руки вместе, прижала к груди и внимательно следила за своим другом. Она видела, как он невероятно напряжен, так, что даже на лбу выступила испарина, и покраснело лицо. Она никогда не видела его таким напряженным, он был почти как натянутая струна. У нее сжалось сердце. Ей хотелось подойти и забрать мешок, который довел его до такого состояния, а потом помочь ему прийти в себя.
  - Ты можешь, - про себя прошептала Тори, сжав ладони. - Я всегда верила в тебя.
  Тут мешок уронил младший из братьев, Джек, и свалился на траву прямо там, где стоял. Оставалось два соперника: Уильям и Себастьян. Зрители напряженно следили за двумя парнями, медленно подходя к ним, и вскоре образовали вокруг них небольшое кольцо. Прошло больше десяти минут, но было очевидно, что теперь идет борьба не сил, а характеров. Граф Ромней заволновался, понимая, что так парни просто могу довести себя до изнеможения.
  - Ну, все, мальчики, - прервал он молчание притворно бодрым голосом. - Я объявляю победителем вас обоих.
  Однако соперники даже не пошевелились. Неожиданно руки Уильяма задрожали, он судорожно вздохнул и уронил мешок. Тори радостно запрыгала на месте, понимая, что Себастьян выиграл этот конкурс, а вместе с ним и соревнование. Причем в честной борьбе. В этом и был весь Себастьян.
  - Ты сделал это, Себа! - воскликнула она и ринулась к нему.
  И тут произошло нечто из ряда вон выходящее.
  Уильям, чьи руки затекли и одеревенели от напряжения, крутил ими по часовой стрелке, чтобы расслабить мышцы. Так получилось, что Тори пробегала мимо него, и, не заметив ее, он со всего размаху ударил Тори в живот. Девочка вскрикнула от неожиданной боли, согнулась пополам, схватившись за живот, и упала на траву. Застывший Себастьян вздрогнул, услышав крик Вики. Его лицо смертельно побледнело, а затем... Через миг оно потемнело. Он с такой легкостью отшвырнул в сторону мешок, словно он ничего не весил, подлетел к потрясенному Уиллу и схватил его за ворот рубашки.
  - Ты ударил Вики! - прорычал он, дыша так тяжело, что многие подумали бы, что он задыхался. Лицо его исказилось, а глаза горели так убийственно, что Уилл испугался до полусмерти.
  - Я.. я не заметил ее... - пролепетал в испуге Уилл, с трудом сглотнув. - Я не хотел ее ударить... Честно!
  Граф с не меньшим потрясением следил за этой сценой и, поняв, что ситуация принимает крутой оборот, двинулся к мальчикам, впервые видя своего младшего сына в таком состоянии.
  - Себастьян, хватит! Немедленно прекрати!
  Но Себастьян даже не шелохнулся, с нескрываемой яростью глядя на обидчика Вики, словно не мог никак решиться, как наказать его.
  Немного придя в себя и отдышавшись, Тори подняла голову и увидела, наконец, что происходит вокруг. Ее сдержанный, всегда такой правильный, владеющий собой при любых обстоятельствах Себа налетел на мальчика, который, по его мнению, намеренно ударил ее. Она никогда не видела его в такой ярости, его глаза потемнели и сузились так, что еле виднелись из-за тяжело опущенных век. Она даже не думала, что он способен на столь сильные эмоции. Его вид испугал Тори, прежде всего, потому, что он казался ей незнакомцем.
  Боль немного стихла и Тори попыталась сесть, а потом и встать. Она видела, как тщетно граф пытается разнять мальчиков. Наконец, выпрямившись, она взглянула на своего друга.
  - Себастьян, - мягко позвала она его, но он не отреагировал. Возможно потому, что не привык, чтобы она так обращалась к нему, или возможно гнев его было настолько силен, что он не замечал ничего вокруг. Даже ее. Тори почувствовала настоящий ужас от того, что разворачивалось перед ее глазами. Она боялась увидеть, что ее Себа будет способен ударить невинного человека. - Себастьян, отпусти его, - уже более твердо заговорила Тори.
  Но Себастьян почему-то не услышал.
  Тори позабыла о своей боли, подошла к нему и положила свою ладошку на его сжатый кулак, которым он сжимал рубашку Уилла.
  - Отпусти его, Себа.
  И на глазах у всех он послушался не своего авторитетного отца, а маленькой девочки, которая обрела над ним небывалую власть. Себастьян разжал пальцы, выпуская Уильяма, который стал пятиться назад. Резко обернувшись к Тори, Себа лихорадочно осмотрел ее с ног до головы. И вдруг выражение его лица сменилось паникой, нескрываемым ужасом.
  - С тобой все в порядке? -срывающимся голосом спросил он, требуя честного ответа.
  - Да, - тут же ответила Тори, по-прежнему сжимая его пальцы, которые вдруг стали ледяными. - Все хорошо.
  - Честно?
  - Честно.
  Тут он перевел взгляд на бледного Уильяма и прорычал:
  - Немедленно проси прощение у нее!
  Уильям горячо извинился перед Тори, а она приняла его извинения, понимая, что все это простая случайность. И все это понимали, кроме Себастьяна. Все видели эту сцену и теперь изумленно смотрели на него. Поведение Себастьяна потрясло всех. Но больше всех потрясенным был он сам.
  Игры были объявлены законченными. Уилл наотрез отказался принять приз, поэтому граф вручил обещанную награду подавленному Себастьяну: золотые карманные часы с необычной гравировкой на крышке. Он принял их рассеянно, не замечая ничего вокруг, а когда все ушли в дом, чтобы пообедать, он остался стоять у дерева, тупо глядя вдаль, пытаясь осмыслить всё то, что произошло некоторое время назад.
  Дождавшись, пока все скроются в доме, Тори незаметно подошла к Себастьяну.
  - Ты идешь с нами? - спросила она, глядя на его хмурое лицо.
  Он не ответил, а лишь медленно перевел взгляд на Тори и заглянул ей в глаза своими потухшими, грустными глазами. Впервые в жизни он испытывал настоящий ужас и не знал, как жить с этим дальше.
  У Тори защемило сердце, когда она впервые увидела боль в его изумрудных глазах.
  - Ты о чем? - переспросил Себастьян, проведя рукой по своим спутавшимся каштановым волосам. У него по-прежнему неестественно сильно колотилось сердце.
  - Все пошли в дом, чтобы пообедать. Ты пойдешь со мной?
  И снова он не ответил, как будто никак не мог собраться с мыслями. А может, в данный момент важным было не это? Глубоко вздохнув, он шагнул к ней, полез в карман и достал оттуда часы, которые выиграл.
  - Возьми, - сказал он, протянув их Тори. - Они твои.
  Тори изумленно смотрела на его протянутую ладонь, где лежали золотые часы. Его награда.
  - Но... но ты же их выиграл!
  - Для тебя. - Взяв ее руку, он повернул ее ладонью вверх и положил часы туда, а потом нежно сжал тоненькие пальцы. - Пусть они будут у тебя.
  Тронутая до глубины души, Тори не знала, что и сказать. Какой-то непонятный комок застрял в горле и мешал ей произнести слова благодарности. Она долго смотрела в его такие знакомые, такие любимые зеленые глаза, подернутые дымкой усталости, и вдруг отчетливо поняла, что этот дар - нечто большее, чем награда за победу. Как для него, так и для нее. Тори поднялась на цыпочки и мягко поцеловала его в щеку, зная, что только прикосновением к нему может наиболее полно выразить свои чувства. Чувства, которые впервые заполняли каждую клеточку ее души.
  - Я буду беречь их, - тихо проговорила она, ощущая давление в груди, там, где билось ее сердечко. - Обещаю.
  И с тех пор кое-что неуловимо изменилось.
  
  Глава 3
  
  Менялись месяцы, сменялись года.
  Подрастал малютка Габби и веселил всю округу.
  Подрастала Тори. Подрастал и Себастьян. И их дружба становилась все крепче день ото дня. Вот только менялся оттенок этой дружбы. Она стала другой: более осмысленной, глубокой и необычайно нежной. Тори по-прежнему с невероятной силой тянуло к Себастьяну. Почти так же как его. У нее сладко замирало сердце каждый раз, когда она видела своего хмурого мудреца, как в шутку однажды назвала его. Он вырос настолько, что перерос даже брата. Возмужал и стал таким красивым, что Тори не могла уже скрывать от себя свое восхищение им. Она гордилась своим другом, своим Себой. И была счастлива только от того, что он по-прежнему принадлежал ей.
  Всё своё свободное время Тори старалась провести с ним, но теперь ей это удавалось не так хорошо, как раньше. Жизнь брала своё. Ей приходилось заниматься с учителями, постигать тайны этикета, рисования и музицирования. Себа же пытался найти свой путь в жизни и, будучи вторым сыном графа, ему нужно было заняться своим делом. Он так тщательно думал об этом, так скурпулёзно взвешивал свои решения, что Тори порой становилось не по себе за него. Он и так с рождения был серьёзным и ответственным человеком, а тут почти доводил себя до полногоистощения, ища ответы.
  Однажды, сидя с ним на их любимом валуне теплым летним вечером, Тори поняла, что он стал ей больше, чем друг. Он занимал очень важное место в ее жизни. Место, на которое не смог бы претендовать никто другой. Место, которое навсегда было отдано ему.
  Тори переживала за него, отчаянно стремилась помочь ему сделать выбор, но он не позволял ей этого, беспечно заявляя, что нет повода для волнений. Вот только она знала, что Себа никогда не бывал беспечным. И любое решение принимал с такой дотошностью, что иногда это изумляло и раздражало. Но больше всего ее начинала тревожить его сдержанность. Себастьян всегда всё держал в себе, а она так сильно хотела, чтобы он делился с ней всем: своими мечтами, заветными желаниями, своими мыслями, своими переживаниями. Она была открыта перед ним как книга, а он был тайной, которую она никак не могла разгадать. Тори иногда это жутко пугало, а иногда и злило, однако она была слишком юна, чтобы понять, что на самом деле за этим может скрываться.
  Всё было в том, что он редко улыбался, мало смеялся и почти никогда не шутил. Тори хотела, чтобы ее друг умел радоваться жизни, умел чувствовать необъяснимую легкость и восторг, которые заполняли ее тогда, когда они бывали вместе. Но что-то внутри него постоянно сдерживало все его порывы. С другой стороны благодаря этому качеству он и не играл с другими мальчишками и девочками. Тори не могла себе представить, чтобы он дружил с другими девочками или играл с ними. Ей это казалось чем-то ужасным, неприятным. Стоило только подумать, что он может привести к их валуну другую девочку и почитать ей, как Тори приходила в ярость. Это причиняло ей необъяснимую боль. Хотя, нет, она как раз объяснила это тем, что Себа принадлежал только ей одной. И точка. Слава богу, он знал об этом и нисколько не возражал!
  Но чем больше они росли, тем больше мир делился на мальчиков и девочек, на мужчин и женщин. Появилось осознание своей принадлежности и места в этом мире. И это начинало пугать Тори, потому что законы жизни возводили невидимые барьеры между ней и Себастьяном. Она не понимала, что происходит, но что-то менялось, что-то уходило, а на смену приходило то, что не поддавалось объяснению.
  В довершении ко всему Тори однажды увидела, как местный конюх поцеловал дочку их кухарки, и это запечаталось у нее в голове, как поворотный момент. Потому что Тори вдруг стала размышлять, а что было бы, если бы Себа поцеловал ее? В губы, а не в щеку, как бывало прежде. Что бы она почувствовала? Что почувствовал бы он сам? И чем больше она думала об этом, тем больше эти рассуждения пугали ее. И Тори засунула их в самый дальний угол сознания, не желая, чтобы хоть что-то омрачало их дружбу.
  Однако она даже не предполагала, что их дружбу омрачит сам Себастьян.
  В тот день они сидели на валуне и смотрели на пенящиеся волны, когда он тихо заговорил:
  - Я долго думал, прежде чем решить.
  - Ты всегда думаешь, сколько я тебя знаю, - с нежностью заметила Тори и повернула к нему улыбающееся лицо. Но увидев его задумчивый профиль, девушка насторожилась: сегодня он выглядел чересчур серьезным. - И что ты решил? - обеспокоенно спросила она, нахмурившись.
  - Мне нужно определиться по жизни, решить, кем стать.
  Едва эти слова сорвались с его губ, как Тори ощутила острое беспокойство.
  - И... и кем ты хочешь стать? - дрожащим голосом осведомилась она.
  Тут он поднял голову и посмотрел на нее своими необыкновенно зелеными глазами, и сердце Тори замерло в груди. Ему было уже восемнадцать лет. Боже, он был так красив суровой, присущей ему одному строгой мужской красотой! Черты лица его стали ещё более выразительными, подбородок выступал вперед, а темно-каштановые волосы завитками падали на широкий лоб. Но, как и прежде, сильнее всего завораживали его глубоко посаженные, миндалевидные глаза. Их взгляд проникал ей в самую душу и заставлял невольно трепетать. Она по праву гордилась своим другом.
  - У меня не так уж и много вариантов, - как-то печально начал он. - У младших сыновей небольшой выбор, если только у них нет богатой овдовевшей тети, которая могла бы оставить им свое наследство, но такой у меня, к сожалению нет. Поэтому мне остается выбрать морской флот, армию, адвокатское дело, банки или...
  Себастьян не договорил, но Тори каким-то образом догадалась, что он выбрал именно то, что недосказал. И она почему-то была уверена, что это не обрадует ее.
  - Или? - в нетерпении спросила она.
  - Это мое призвание, - неожиданно решительно заявил он. - Я чувствую, что это именно то, с чем я справлюсь лучше всех. Я рождён для этого.
  Его убежденность вселила в нее почему-то не восхищение, а ужас.
  - Рождён для чего? - глухо осведомилась Тори, соскочив с валуна.
  Себастьян тоже спустился на золотистый песок.
  - Я хочу стать священником, - тихо ответил он, глядя ей прямо в глаза. - Я хочу помогать другим и доносить до них слово Господа.
  Тори застыла, как громом поражённая. В том, что он хотел помогать другим, не было ничего плохого. К тому же он был невероятно добр ко всем, и будучи набожной, она понимала значение слов Бога. Но Тори не могла свыкнуться с мыслью о том, что Себа хотел стать священником! Ее Себа! Стать занудным, скучным священником! Она никогда не видела, чтобы священники искренне радовались жизни, по-настоящему веселились и шутили. А ее Себа был всегда таким серьезным, таким ответственным. Звание священника навсегда похоронит его в стенах обязательств и превратит его жизнь в монотонное, однообразное и мрачное существование. Как он этого не понимал? Тори всегда хотела, чтобы он был по-настоящему счастлив, чтобы он радовался жизни. Смеялся. Улыбался.
  Он совершит самую большую ошибку в жизни, если пойдет по этой дороге. Поэтому она не могла принять его решения. Просто не могла!
  - Ты не можешь быть священником! - резко заявила она.
  Он ведь даже не научил ее играть в шахматы! - почему-то вдруг в голову закралась именно эта сакральная мысль.
  Себастьян нахмурился.
  - Почему ты так говоришь?
  - Это не твое призвание! - более убежденно воскликнула Тори, впервые по-настоящему гневаясь на него. Впервые в жизни она рассердилась на него, и это ей ужасно не понравилось. Но больше всего ей не понравилось то, что именно он был виновен в том, что она рассердилась на него. Он был таким взрослым! Как он мог прийти к такому абсурдному заключению?! - Почему ты не выбрал что-то другое? - с упрёком спросила она. - Например, стал бы барристером и мог бы дослужиться до верховного судьи. Или устроился бы в Ост-Индской компании. Или стал бы военным. Быть военным намного лучше, чем быть священником!
  - Откуда ты знаешь об Ост-Индской компании? - удивился он.
  - Отец мне рассказывал, но дело не в этом. Ты не станешь священником!
  - Но почему?
  Тори с горечью признала, видела это по выражению его глаз, что он не понимает ее. Он не понимал, что совершал величайшую ошибку в своей жизни, а она не знала, как попросить его не делать этого.
  - Это самое занудное и скучное занятие на свете! - сказала она первое, что пришло ей в голову.
  Ее звенящий голос потонул в шуме волн. Пораженный ее словами, Себастьян уставился на нее.
  - Ты считаешь меня занудой? - не веря собственным ушам, медленно спросил он, выпрямляясь. - Скучным?
  Тори вздрогнула, но не отступила, чувствуя, как колотиться сердце.
  - Ты станешь таким, если пойдешь учиться на священника.
  - Я уже всё решил!
  Мир раскалывался на множество частей, а она ничего не могла с этим поделать. Сердце Тори болезненно заныло. Она не представляла, что когда-нибудь все может сложиться именно так. Всю жизнь, с тех пор, как она обрела его, Тори боялась только одного: что между ней и Себой может что-то встать. Впервые угроза была более чем реальной, и Тори вдруг поняла, что не вынесет этого. Потому что была до смерти напугана.
  - Ты не можешь так поступить, - с жалобным упреком прошептала она, прикусив нижнюю губу.
  - Почему? - спросил он, смягчившись, когда увидел, как ее милое личико исказилось от настоящей боли. - Почему, Вики?
  Его нежный голос сотворил с ней нечто необъяснимое: Тори к своему ужасу заплакала, ощутив холод в груди.
  - Тебе ведь придется уехать для учебы... - пролепетала она. - Надолго. И я тебя не увижу.
  Одна только мысль об этом вселяла в нее панику и ужас.
  - Но только так я смогу выучится на священнослужителя, - словно бы оправдываясь, сказал он. - Да и в любом случае мне пришлось бы уехать, чтобы учиться.
  - Прошу тебя, не делай этого, - взмолилась она, чувствуя, что начинает задыхаться.
  Тори вдруг увидела, как потемнели его красивые глаза. От боли.
  - Мне уже прислали письмо из Кембриджа... - Его голос стал совсем тихим. - Я зачислен на первый курс.
  Тори окаменела, ощутив, как земля уходит из-под ног. Своими словам он словно бы вонзил ей в сердце самый острый нож. От потрясения у нее даже слезы высохли на глазах. Это было похоже на предательство. Он предал ее! Он решил их судьбу, не посоветовавшись с ней. Больнее всего ее ранило именно осознание этого факта.
  - Значит, ты уже все решил? - наконец заговорила она шершавым голосом. - Принял решение без меня?
  Он вздрогнул так, будто она ударила его.
  - Так будет лучше.
  - Как это может быть лучше? - вскрикнула Тори, вытерев тыльной стороной руки вновь скатившиеся по щекам слезы. Ее начинало трясти от дикого холода. - Зачем ты это делаешь? Ведь все было так хорошо.
  - Жизнь не стоит на месте, - с присущей ему мудростью заметил Себастьян, с мольбой глядя на нее. - Все меняется. И поверь, так будет лучше. Я обещаю, - горячо заверил он.
  - Неужели? Ты действительно веришь в то, что говоришь? - С гневом и мольбой она смотрела на него и ждала ответа, который исправит всё это, но он не ничего не сказал. Словно бы ему не хотелось оставаться с ней. Расставание с ним для нее было подобно смерти. Как он этого не видел? Как не может понять? Как он может поступить так необдуманно, разрушить свою жизнь и ее мир? У нее дрожали ноги, когда Тори отошла от него. Ее сердце разрывалось на части. Такой боли она ещё никогда прежде не чувствовала. И она вдруг так на него рассердилась, что больше не хотела его видеть. Раз он уже все решил, раз он не хочет оставаться с ней, раз не хочет, чтобы ее смех согревал его, пусть тогда делает, что хочет. Тяжело дыша, она гневно выпалила: - Ну что ж, прекрасно, уезжай в свой Кембридж, учись на священника. Делай, что считаешь нужным. А меня оставь в покое!
  Она убежала с пляжа, так и не оглянувшись, оставив его стоять возле их валуна.
  Ей казалось, что мир рухнул. Тори так сильно боялась дня, когда Себа может уйти из ее жизни, когда она будет ему больше не нужна. И, кажется, такой день наступил. Вот только она не была готова к тому, что обрушится на нее от его предательства. Боль охватила и терзала ее с такой силой, что было трудно дышать, трудно говорить. Трудно даже двигаться. Боль, которую причинил ей именно он, разрушив всё то, что было святым для нее. Он добровольно решил покинуть ее, оставить одну. Тори просто не представляла, что будет делать без него. Она наивно верила в то, что их дружбе ничего не угрожает, что она будет длиться вечно. Неужели она была так слепа! Так наивна!
  Тогда пусть он уезжает в свой чертов Кембридж и учится на священника, пусть добровольно отрекается от всех радостей жизни, пусть улыбка больше не коснётся его красивого лица, пусть свет больше не будет светиться в его глазах, пусть он больше никогда не будет смеяться, пусть живет без нее...
  - Черт побери! - закричала Тори, гневно шага по лесу и отчаянно борясь со слезами.
  И впервые в жизни ей захотелось сделать что-нибудь ужасное, безумное. Хотелось кого-нибудь ударить! Что-нибудь разрушить. Себа говорил, что хотел помогать другим, доносить до других слово Божье, а как же она? Неужели она ничего не значила для него, если ему было так легко разрушать их дружбу? Неужели ему было все равно, что они надолго не увидятся друг с другом? В нем не было ни капельки привязанности к ней?
  Едва добравшись до дома и распахнув двери, Тори стремительно полетела вверх по широкой лестнице, желая оказаться в своей комнате, но ее остановил голос Кейт, которая вышла из гостиной вместе с родителями.
  - Тори, что это с тобой? - настороженно спросила старшая сестра, зная, что Тори никогда не хлопает дверью.
  Но, увидев слегка припухшие красные глаза сестры, Кейт застыла, зная точно, что Тори почти никогда не плачет. Поэтому можно было сразу догадаться, что случилось что-то ужасное. Однако сестра не пожелала ответить. И даже не взглянула на них.
  - Оставьте меня в покое! - яростно прокричала Тори и убежала к себе.
  Она заперлась у себя, и никого не пускала к себе до самого вечера.
  Домочадцы с ужасом пытались понять, что произошло с ней, но только на следующий день узнали, что Себастьян уехал на учебу в Кембридж, и что он будет учиться на священника. Теперь было очевидно, что послужило причиной дурного настроения Тори, но никто так и не смог понять, что она испытывала на самом деле. Когда же виконтесса попыталась вызвать свою юную дочь на откровенный разговор, Тори холодно отмахнулась и гневно потребовала:
  - Никогда больше при мне не упоминай имени этого зануды!
  
  ***
  Мир словно сорвался со своей оси и двигался по наклонной вниз в бездонную пропасть. Так полагала Тори, которая с каждым днем всё больше убеждалась, что жизнь без Себастьяна просто невыносима. Он так долго был частью ее жизни, что теперь образовалась пугающая пустота, которую никто не в силах был заполнить. Она не представляла, что делать без него, о чем говорить, чем заняться, как встречать рассветы и с кем делиться сокровенными мыслями. Она была уверена, что и он в определенные моменты жизни нуждался в ней, и теперь она не могла посидеть рядом с ним, чтобы ему захотелось улыбаться. Чтобы и он ощутил покой и счастье.
  Теперь же он был очень далёко от нее и не знал, через что ей приходится проходить. Сейчас он занимался тем, что любил больше всего на свете: он учился, читал книги. И возможно, уже забыл ее, глупую, наивную девочку, которая сходила с ума от беспокойства за него. Тори прикладывала отчаянные усилия для того, чтобы не давать губительным мыслям развиваться и дальше.
  Поэтому с большим рвением стала предаваться занятиям, чтобы доказать ему, что и она на что-то способна, что и она кое что всё же может. Тори изучала танцы и этикет во всех подробностях, родословную всех аристократов, тонкости ведения светского разговора, вышивания и выучила французский язык даже лучше самой Кейт. Но вот скрупулёзнее всех, во всех нюансах Тори пыталась постичь искусство флирта. Она хотела быть самой запоминающейся, самой красивой и яркой дебютанткой сезона, чтобы он понял, наконец, от чего добровольно отказался и уехал.
  Родные видели ее отчаянные попытки заполнить жизнь чем-то существенным после отъезда Себастьяна. Они видела, как буквально заново ей приходилось учиться жить, дышать и смотреть на солнце. Но никто не смел говорить ей об этом, и тем более вздумать утешать ее. И Тори была безмерно благодарна им за это.
  Он приехал домой ровно через год на летние каникулы. Как раз все дружные соседи собрались в Ромней, когда он вошел в гостиную. Тори безумно боялась этой встречи, умирала от страха обнаружить, что он мог наслаждаться жизнью вдали от нее, что мог забыть о ее существовании, в то время как она не переставала ни секунды тосковать по нему. Ей было плохо, ей было безумно больно и одиноко без него, вот только Тори не желала показывать ему, как ей жилось в его отстутствие.
  Тори боялась и тайно мечтала о встречи с ним. И вот однажды встреча состоялась, и глубоко потрясал ее.
  Теперь она была достаточно взрослой, чтобы контролировать свои чувства, но потерпела полное фиаско, едва увидела его.
  Он ещё больше повзрослел, плечи его стали шире, руки сильнее, черты лица ещё выразительнее, подчеркивая силу его характера и затаившиеся глубокие чувства. Но вот глаза... Когда Себастьян обнаружил ее присутствие в комнате, он так нежно и тепло посмотрел на Тори, что ей захотелось зарыдать и броситься в его объятия. Ещё немного и колдовство его изумрудных глаз могло заставить ее умолять его больше никогда не уезжать из Нью-Ромней. И его ласковый голос, этот бархатистый баритон! Тори даже не представляла, что так смертельно соскучилась по нему, пока не взглянула на него. Ей казалось, что сердце медленно раскалывается на две части. Одна часть умирала без него, а вторая с отчаянной мольбой тянулась к нему. Боль в груди была просто невыносимой.
  Она бы никогда не подумала, что он сам сможет причинить ей такую боль, но это было именно так. С тех пор как он уехал, Тори понимала и не раз, что ему рано или поздно пришлось бы уехать на учебу. Он не мог вечно сидеть возле нее. Вот только она не могла простить ему выбора, который навсегда лишит его всех радостей жизни, навсегда отнимет его у нее. Тори была слишком сильно обижена на него, поэтому повела себя с ним непростительно грубо и холодно. И когда он рассказывал о своей учебе, Тори безразлично махнула рукой:
  - Жизнь священников такая скучная. Они настоящие зануды.
  Хорошо, что семейство викария Хауэлла не было в Ромней. Однако остальные, наконец, поняли, что происходит нечто серьёзное. Но снова никто не решился вмешаться или начать задавать вопросы.
  Тори было противно от того, что она причиняла боль Себастьяну, вела себя с ним грубо и невежливо, но она не могла остановить себя. Когда она видела Себастьяна, теперь, когда он бывал рядом с ней, в ней словно пробуждался внутренний демон, который терзал уже не только ее. Ей было больно вдвойне от того, что она поступала с ним так дурно и отвратительно. По ночам Тори горько плакала, сжимая в ладони подаренные им золотые часы, моля Бога о том, чтобы всё стало как прежде. Но, разумеется, ничего уже не могло измениться.
  Он приезжал домой два раза в год: на Рождество и летние каникулы. Он стремился к общению с ней, игнорируя ее холодные и колкие замечания. Он был неизменно вежлив и терпелив с ней, и это ещё больше сводило Тори с ума. Потому что ей казалось, что он ведет себя так, будто ничего не произошло, ничего не изменилось. Но, разумеется, это было не так! А однажды, когда он признался, что примерял сутану, Тори готова была разбить о его голову всё, что находилось в комнате.
  Вскоре настала пора выводить в свет Кейт. Это было незабываемое зрелище. Старшая сестра превратилась в такую изящную красавицу, что Тори не могла отрицать: Кейт найдет себе мужа, едва переступит порог бальной залы. Сама Тори осталась в деревне, пока родители и Кейт уехали в Лондоне. По правилам младшие сестры не имеют права выходить в свет, пока старшая не выйдет замуж, однако не это заставило Тори остаться дома. Во-первых, она ещё не достигла возраста, когда положено представлять дочерей дворян ко двору. А, во-вторых, Тори сама никуда не хотела уезжать. Она предпочитала гулять по пляжу.
  Быть у валуна.
  Жизнь в деревне почти застыла, пока, наконец, не приехал Себастьян. Тори знала точно, когда он должен был приехать, но даже самой себе не признала, что считала каждый день, каждый час до того мгновения, когда вновь увидит его. Как ни странно, вместо того, чтобы ехать в Лондон, где на время сезона жила вся его семья, где были развлечения, он приехал в деревню.
  Приехал к ней.
  Ей так хотелось верить в то, что он действительно приехал к ней!
  Они встретились на пляже, возле валуна, где поссорились четыре долгих, мучительно холодных года назад. Теперь ей было семнадцать, но и сейчас Тори остро реагировала на него и поражалась тому, каким красивым и высоким он стал. Почему она не имела права лично видеть каждый миг его взросления? Ей было по-прежнему больно смотреть на него.
  Тори сидела на валуне, когда появился он. Сердце в груди забилось как сумасшедшее от предчувствия скорой встречи. Она всегда чувствовала, когда он оказывался рядом с ней, даже не видя его. И чтобы немного успокоиться, девушка медленно соскользнула с камня, погрузив ноги в мягкий, золотистый песок.
  Себастьян подошёл ближе и стал рядом с ней. Ветер трепал их одежду, развевая подол светлой юбки девушки. Теперь по росту она уступала ему лишь незначительно, доходя макушкой ему до подбородка. Она тоже подросла, если только он это заметил. Какое-то время они молча смотрели на море и на редкие волны, которые накатывали на берег, и Тори на секунду попыталась представить себе, что ничего не произошло, что не было никакой ссоры, расставаний и боли.
  И тут он заговорил ставшим совсем мужским, бархатистым, до боли знакомым голосом.
  - Как у тебя дела, Вики?
  Тори сжалась от мучительной боли, услышав свое особое имя, произнесённое его глубоким голосом, однако она приложила все силы для того, чтобы скрыть свои чувства. Что она могла ответить? Разве он не понимал, не видел, как ей плохо без него? Но он ни за что не узнает об этом, поклялась Тори, и заговорила притворно беззаботным тоном:
  - Восхитительно, благодарю. Я готовлюсь к своему сезону. Скоро закончится нынешний сезон. Кейт выйдет замуж. Кажется, она нашла свою любовь. Отец писал, что собирается дать объявление о помолвке. Затем настанет моя очередь. Я поеду в город, буду ходить на балы и приемы, встречу свою любовь и тоже выйду замуж. А ты как?
  Тори была достаточно взрослой, чтобы понимать, что она делает. Ей было невыносимо больно говорить такое, но она хотела увидеть хоть какие-то его чувства, хотела понять, что же все-таки значит для него. Нужна ли она ему? Он как-то покажет, что она ему небезразлична? Тори мысленно умоляла его сделать хоть что-нибудь, сказать хоть что-нибудь! Пусть он отругает ее, пусть потребует, чтобы она никуда не поехала. Ведь в Лондоне у нее, несомненно, будут поклонники, которые станут ухаживать за ней, дарить цветы. Но если он попросит, если скажет хоть слово, она никуда не поедет. Одно слово...
  Поклонники, которые захотят ее поцеловать! Но Тори не хотела чужих поцелуев! Она хотела, чтобы ее целовал только Себастьян, ее Себа. В последние годы жажда его поцелуя стала просто навязчивой идеей. Она грезила об этом миге почти постоянно, изводя себя почти до предела, желая об этом во сне и наяву.
  И снова он ничего не ответил на ее провокационное заявление. Кроме бледности и сковавшего напряжения, ничего больше не выдавало его чувств. А потом он медленно развернулся и шагнул прочь, словно пожалел, что вообще пришел сюда. Это просто потрясло Тори. Она была в таком отчаянии, а он смеет уходить! И вот так она нужна ему? И после всего у него хватает наглости вот так легко разрывать ей сердце? У нее перехватило дыхание, потому что она ощутила себе преданной. В очередной раз! Не в силах больше скрывать свой гнев, Тори обернулась и громко крикнула, глядя ему в спину:
  - Ты - чурбан! Я говорю, что поеду в Лондон, найду себе жениха и, возможно, выйду замуж, а ты просто разворачиваешься и уходишь?!
  И тут Себастьян остановился и резко обернулся к ней. Он отошёл от нее всего на пять шагов, поэтому Тори удалось отчетливо увидеть, с какой болезненной грустью потемнели его некогда сверкающие зелёные глаза.
  - Ты имеешь право на свой сезон, а я не имею права отнимать его у тебя, - тихо произнес он, сжав руку в кулак так незаметно, что девушка даже не обратила на это внимания.
  Тори шагнула к нему, не отрывая от него взгляда. И когда оказалась прямо перед ним, она вдруг ощутила, как из нее разом уходят все силы. Она так устала. Устала сражаться с ним. За него. Устала жить без него.
  - Как ты можешь быть таким спокойным? - охрипшим от боли голосом спросила Тори, полагая, что хоть бы сейчас он не сможет устоять, хоть бы сейчас он должен сделать что-нибудь, иначе она просто сойдет с ума.
  Он так долго смотрел на нее, что, казалось, больше никогда не заговорит, но все же он не сдержался.
  - Я заканчиваю учебу в следующем году, - совсем тихо начал он, так что Тори пришлось напрячь слух, чтобы расслышать каждое его слово, которое перекрывал шум волн. - Архиепископ выдаст свидетельство о сане и назначит мне приход. Возможно, если ты подождешь...
  Сердце Тори подпрыгнуло с такой силой, что сначала она просто позволила себе впитать в себе его слова. Он хочет, чтобы она ждала его! Он думает о ней. Он хочет... Боже! Тори готова была сказать, что будет ждать его вечно, что хочет этого больше всего на свете, но он вдруг прикрыл глаза, опустил и так сокрушительно покачал головой, будто жалея о каждом произнесённом слове, жалел так, что Тори похолодела от ужаса. А потом на ее глазах он снова развернулся и широкими шагами пошёл прочь, словно только и мечтал о том, чтобы покинуть пляж. Покинуть ее. На этот раз Тори ощутила черную боль, которая с неумолимой силой собиралась поглотить ее.
  Он уходил, не желая слушать ее ответа. Он не желал слушать ее ответа. Не хотел, чтобы она ждала его. И жалел, что сказал ей такое?
  - Ты - трус, Себа! - выкрикнула Тори так громко, что запершило в горле. Она даже не заметила, что плачет, пока провожала его пустым взглядом. - Ты самый настоящий трус!
  Но он даже не обернулся. Он просто ушёл.
  Невероятно!
  Глава 4
  Настала пора Тори выходить в свет и быть представленной ко двору, вот только сама она хотела этого меньше всего на свете. Ее мысли и желания были очень далеки от Лондона, однако реальность вторгалась даже в самые потаённые уголки сознания. И вскоре она попала в совершенно другой мир, мир богатства, красоты и блеска.
  Кейт была рядом и всячески помогала сестре, хотя сама нуждалась в гораздо большей поддержке после того, что с ней произошло. В прошлом году что Кейт так и не вышла замуж, хотя и было объявлено о ее помолвке с тем самым джентльменом, которому удалось покорить ее сердце и который изначально являл собой образец добропорядочности и чести. Вот только все его достоинства, все чувства и клятвы оказались грязной ложью, потому что в самый неожиданный момент выяснилось, что у него уже есть законная супруга и даже двоё детей. Кейт очень тяжело перенесла предательство своего 'жениха'. У нее напрочь пропало желание вновь появляться в свете, потому что она больше не могла верить мужчинам. Но в самый последний момент она передумала. Ради Тори, которая попадала в тот же мир, который год назад разбил ей сердце. Кейт не желала сестре такой же участи, а Тори не могла найти слов, чтобы выразить свою благодарность и любовь к сестре. Она всегда восхищалась выдержкой и силой воли Кейт. И если бы не Кейт, она вряд ли смогла бы пройти через новые испытания.
  Тори испытала настоящий шок, когда на первом же балу ее безоговорочно признали новой сенсацией сезона. Все представители мужского пола добивались ее внимания, бальная карточка заполнялась с ошеломляющей скоростью, а цветочные магазины получали невероятную выручку только от продаж букетов специально для мисс Виктории Хадсон. Городской дом в Лондоне был превращён в настоящую оранжерею, и Тори любила журить отца, который с грустью смотрел на умирающие цветы, предпочитая живые, в глиняных горшочках.
  Но никакой радости ни балы, ни тем более знакомства не приносили ей. И Тори стало противно от того, что ей придется веселиться, улыбаться, смеяться и делать вид, что жизнь прекрасна. Потому что ничего прекрасного уже не могло быть.
  На первом же балу у Тори появился особо пылкий поклонник, если не учесть дюжину других, которые постоянно преследовали ее. Гарри Лейтон, красивый светловолосый сын престарелого графа, выделялся среди всех своими изысканными манерами, был неизмеримо галантен, всегда сопровождал ее на различные мероприятия, приглашал на прогулки и, конечно же, дарил цветы. Тори не имела ничего против наличия у себя стольких поклонников, потому что, глядя на них, она представляла, как бы отреагировал на всё это Себастьян, если бы видел их своими глазами. Несомненно, он бы пришёл в ярость, если бы узнал, сколько мужчин желает ее внимания, ее слов, ее решений и ее улыбки. Сознание этого факта подстегивало ее. И чем больше она думала, как бы досаждала его своим поведением и наличием бесчисленных поклонников, тем больше ей хотелось флиртовать, смеяться и улыбаться. В конце концов, Тори решила, что отточила до совершенства мастерство скрывать свои истинные чувства, и полагала, что так будет всегда, пока однажды Лейтон не поцеловал ее.
  Всё произошло так быстро и неожиданно, что Тори не успела даже отреагировать или остановить его. Они гуляли в саду графини Данбери, у которой проходил очередной бал, когда Лейтон решительно обнял ее. Тори была ошеломлена и немного даже напугана его поведением. Ей казалось, что ее загнали в угол. Она никогда не думала, что ее поцелует кто-то другой, что с ней произойдет такое. Нет, она не была настолько наивна, чтобы не понимать, что может грозить девушке, которая остается наедине со своим кавалером. Просто она не представляла, что кто-то другой может поцеловать ее раньше Себастьяна.
  Первой ее мыслью была: это должен был быть Себастьян! В эту минуту она отчаянно, до боли хотела бы оказаться в объятиях Себы. Чтобы это были губы Себы. Ведь она так долго грезила об этом, так неистово желала именно его поцелуя. Замершая от столь глубоких переживаний в руках безразличного ей поклонника, тем самым она дала Лейтону призрачную надежду на то, что неравнодушна к нему, что конечно же было абсолютно не так.
  В ту ночь Тори горько плакала, лежа в своей постели, потому что этот неожиданный поцелуй стал для нее актом настоящего предательства. По отношению к себе самой. И к Себастьяну, ведь именно он заставил ее проходить через это. Именно он оставил ее одну в этом непонятном, большом мире. Именно он не захотел быть рядом с ней. И что самое ужасное, заставил почувствовать, будто бы она на самом деле предает его. Тори действительно казалось, что этим поцелуем она осквернила не только себя, но и свои чувства к нему. Ей было больно и тошно, но ничто не могло исправить ситуацию. Единственный человек, который мог бы спасти ее и ее сердце, ни о чем не подозревая учился вдали от нее.
  К немалому удивлению Тори после произошедшего Лейтон попытался сделать ей предложение, причём дважды с особой настойчивостью стремился с ней поговорить. И дважды она отказывала ему с почти яростной решимостью. Во-первых, потому, что ни один мужчина на свете не интересовал ее, кроме того самого, которого она не видела больше года. А, во-вторых, скрытый холодный блеск и неуловимая жестокость в глазах Лейтона, которые он, однако, ни разу не проявлял в ее присутствии, заставляли держать его на определённой дистанции. Как и всех остальных поклонников.
  Кейт однажды шутливо заметила, что Тори наверняка в третий раз согласиться выйти за него замуж. Разумеется, она шутила, ведь Кейт знала об особом отношении сестры к Себастьяну, которого, как предполагала Тори, не было в Лондоне. И Кейт надеялась, что Тори и дальше так будет считать. Однако самой Тори было по-настоящему больно от ее слов. И к ее великому облегчению, Лейтон больше не делал ей предложения. Он исчез после последнего неудачного разговора с ней в саду леди Рашфорд, где снова попытался поцеловать ее, но Тори оттолкнула его, яростно вытирая губы, и отчетливо дала понять, что он никогда не интересовал ее так, как ему бы этого хотелось.
  - Я никогда не рассматривала вас в качестве своего мужа, милорд, - честно призналась она, даже не боясь реакции мужчины, чьи чувства, возможно, задевала подобным жестоким образом.
  Лейтон побагровел, глаза его пылали.
  - Но ваши поцелуи... - начал он.
  - Я не хотела этого и мне жаль, если вы подумали иначе. Я не стремилась дать вам надежду.
  - Вы думаете, что можете так легко играть мной и моими чувствами?
  Он выглядел по-настоящему рассерженным, и Тори даже замерла от дурного предчувствия, но намеревалась до конца довести до него свое истинное отношение к нему.
  - Я не умею играть с людьми, милорд, - тихо ответила она.
  - Лживая сука! - неожиданно резко выдохнул он, сжав руку в кулак, и сделал шаг в ее сторону, но тут же остановился, сделав глубокий вдох. Тори была ошеломлена его словами, но он кажется, вовремя успел взять себя в руки. К великому ее облегчению. - Вы девушка, я допускаю тот факт, что вы в смятении, но это скоро пройдёт. Я надеюсь, что вы как следует подумаете над нашим разговоре и придете к правильному заключению, поймете, как сильно ошибаетесь.
  Тори смотрела ему прямо в глаза, когда сказала:
  - Никогда ещё я не ошибалась в своих чувствах. И ничто на свете не изменит моего решения.
  После этого разговора она больше не видела его, потому что он уехал из города и никогда там больше не показывался, чему Тори была несказанно рада.
  Но Тори словно подменили после того поцелуя. Ею овладели горечь и злость на весь мир. Она стала ещё настойчивее искать общества молодых людей, и снова дело завершилось очередным поцелуем. Причем на этот раз был уже другой поклонник. Она даже не могла вспомнить его имени, вновь захваченная болезненными чувствами предательства и потери. Но как ни странно, на этот раз всё оказалось совсем иначе. Ей даже чуточку понравился поцелуй. И она вдруг поняла, что с разными мужчинами это бывает по-разному.
  А потом ее вновь поцеловали. На этот раз это был ее третий поклонник, веселый и преданный друг Генри Эшборт, который, в отличие от всех остальных, немного даже нравился Тори. И пусть теперь она была более опытна в подобных делах, однако неизменным оставалось одно: каждую ночь в день поцелуя Тори горько плакала в подушку, желая, чтобы это был Себастьян, представляя, что могла бы почувствовать, если бы ее коснулись его губы. И горячо ненавидела его за то, что его действительно не было рядом. В такие минуты она готова была убить его за ту боль, которую он причинял ей даже на расстоянии.
  Пока Тори пыталась справиться с совершенно новыми испытаниями, Кейт стала жертвой очередного обманщика, который на этот раз с особой жестокостью разбил ей сердце. Тори очень надеялась, что сестра оправится от этого удара и не станет замкнутой и полностью недоверчивой. Но Кейт было невероятно плохо. На ней лица не было, когда однажды утром она вошла в столовую и сказала, что разорвала помолвку. Дела задержали родителей в Лондоне, однако отец тут же приняли решение отослать дочь домой, чтобы в стенах родного дома она смогла хоть немного прийти в себя. Тори воспользовалась случаем и с огромным облегчением покинула столицу, желая уехать из города, который открыл ей новые грани страданий.
  Они уже были в Клифтоне, когда через пару дней до них дошла ужасная весть: родителей ограбили по дороге домой и перерезали им горла. Неожиданная трагедия, обрушившаяся на их семью, грозила окончательно раздавить юных Хадсонов. Маленький Габби был безутешен, Алекс куда-то пропала, и никто не мог ее найти. Кейт металась между ними, стремясь хоть как-то помочь родным.
  Тори не могла даже представить, что испытала не всю боль мира, который продолжал издеваться над ней. Она и не знала, что способна страдать ещё глубже, пока смерть родителей не доказала обратное.
  Это испытание жизни почти выбило почву у нее из-под ног. Тори думала, что ей осталось совсем немного до полного безумия. Незаметно покинув дом, она двинулась к пляжу, не замечая ничего вокруг. Внутри было так холодно и пусто, что она начала дрожать. Тори боялась, что упадет и никогда больше не сможет встать. Это было слишком. Такого не должно было произойти. За что? Сначала потеря Себастьяна, теперь родители... Кого она лишится через два дня? Ей было страшно, так страшно и больно, что она боялась провалиться в кромешную пропасть, которая навсегда поглотит ее.
  Ноги сами несли ее к заветному месту. И внезапно она оказалась в чьих-то крепких объятиях.
  Ни ничто в мире не смогло бы помешать ей узнать, кто это.
  Уткнувшись в грудь Себастьяна, и со всей силы, которая у нее ещё осталась, обняв его, Тори, наконец, горько зарыдала, испытывая несказанную благодарность к высшим силам за то, что те именно в этот момент послали ей Себу. Он был нужен ей сейчас как никогда прежде. Он обнимал ее с не меньшей силой и всегда такой красноречивый, на этот раз он не мог произнести ни слова. Поглаживая ее дрожащие плечи, он лишь хрипло шептал:
  - Вики... Вики...
  И как ни странно это помогало ей, это спасало от той черной бездны, в которую Тори могла провалиться в любую секунду. Жизнь была слишком быстротечной, чтобы хранить в сердце обиду и боль. Она устала страдать и жить без него. Тори готова была смириться с его новой профессией, была готова принять любые его условия, любое решение, лишь бы он больше не уходил. Лишь бы никогда не оставлял ее одну, потому что она не могла больше жить без него. Жизнь была по-настоящему бессмысленной и невероятно пустой. И так внезапно могла закончиться.
  Тори крепче обняла его, полностью признав свое поражение. От этого ей стало немного легче. Она была бессильна перед ним. Слезы иссякли, в голове прояснилось, и теперь она могла думать связно.
  Наконец, она была там, где хотела быть почти всю свою жизнь: в его надежных, крепких объятиях. Тори всё более отчетливо ощущала силу и тепло его тела, которые подпитывали ее и дарили надежду. Надежду, в которой ей было отказано так долго. Так долго она мечтала об этом дне. О дне, когда он вернётся к ней. Когда обнимет ее так, будто никогда не бросал ее. Но было ещё кое-что, что могло бы излечить ее разбитое сердце.
  Тори вдруг ослепило желание поцеловать его. Она задрожала и приподняла к нему свое бледное лицо. Он был рядом. Такой красивый и такой желанный. Ее Себа.
  Он смотрел на нее с такой пронзительной нежностью, что у Тори запершило в горле. Она вдруг поняла, что умрет прямо на месте, если он сейчас же не поцелует ее. Ей казалось, что только его поцелуй может вернуть ее к жизни, может вернуть ей покой и заставит обрести его навсегда. Его поцелуй сотрет из памяти те другие, внезапные и ненужные прикосновения, которые ей пришлось пережить. И Тори была уверена, что если сама поцелует его в ответ, она заставит его ощутить ту силу притяжения, которая связывала их с первого дня их знакомства. Может, наконец, он тоже ощутит то непреодолимое желание остаться с ней? Может после поцелуя он останется с ней?
  Она подняла дрожащую руку и коснулась его щеки. Его глаза светились такой теплотой, такой безграничной лаской, что у нее сжалось сердце. В такие минуты, когда он смотрел на нее вот так, Тори верила, что нужна ему, что дорога ему почти так же, как был дорог ей он.
  - Поцелуй меня, Себа, - с хрипотцой в голосе вымолвила она, цепляясь за единственный шанс спасти их обоих.
  Его лицо застыло.
  - Что? - выдохнул Себастьян так, словно она говорила на непонятном языке.
  Тори захотела этого ещё больше.
  - Поцелуй меня, прошу тебя, - более решительно попросила она, трепеща от предвкушения долгожданного чуда.
  Вот сейчас он склонит голову и его красивые губы коснуться ее. И тогда она искупит вину перед ним за те поцелуи, которые невольно срывали другие. Но он продолжал хмуро смотреть на нее, исследуя ее лицо так пристально, словно видел ее впервые. Затем, подняв руку, он осторожно дотронулся до нее своими теплыми длинными пальцами. Он впервые касался ее так интимно и так нежно, что от томительной сладости у Тори закрылись глаза, и она прислонилась к его широкой груди.
  Его прикосновения творили с ней нечто невероятное. Тори забыла обо всем на свете, ощущая в ногах непонятную слабость, которая росла по мере того, как он исследовал кожу ее лица своими пальцами. Боже, впервые, без самоконтроля и сдержанности он обнимал и ласкал ее. От ошеломительной радости сердце стучало так сильно, что могло остановиться в любую секунду.
  - Господи, Вики, - прошептал он, обдав ее лицо теплом своего дыхания. - Ты так прекрасна! Ты похожа на ангела. Ты превратилась в ангела.
  За всё то время, что Тори провела в Лондоне, она слышала множество цветастых комплиментов. Но ни одно слово не тронуло ее так, как слова Себастьяна. Он никогда не говорил ей о том, как она красива, как бы она ни наряжалась. Он никогда не произносил ее имя с такой лаской, смешанной с болью и отчаянием. Тори раскрыла веки, и взгляды их встретились. Он смотрел на нее глазами, потемневшими и наполненными нескрываемым желанием поцеловать ее. Боже, он на самом деле разделял ее желание!
  - Себа, - выдохнула Тори, схватившись за лацкан его сюртука. - Поцелуй меня, - взмолилась она.
  Она знала, что когда это произойдет, а это неминуемо произойдет через считанные секунды, она больше никогда не будет прежней. И все изменится.
  Но он вдруг остановил ее, удержав на расстоянии, и не позволил приблизиться к себе.
  - Ты не в себе от горя, - донесся до нее его еле различимый хриплый голос. - Я не могу так поступить с тобой... Не сейчас.
  Тори замерла, не веря собственным ушам. Ей казалось, что это очередная шутка, но она могла поклясться, что точно слышала слова 'я не могу'. Он не мог даже поцеловать ее? Как так? Как такое возможно? Неужели он не мог заставить себя переступить через свои чертовые принципы? Неужели было так сложно прижаться своими губами к ее губам и хоть бы на время заставить ее поверить в то, что жизнь не кончена, что ей есть, ради чего жить?
  Прежняя боль и горечь вернулись к ней с новой силой. Тори вырвалась из его объятий и оттолкнула его от себя.
  - Не могу поверить, - задыхаясь, проговорила она надломленным голосом. Глаза обжигали жгучие слезы, но ей удалось сдержать себя из последних сил. Как он может продолжать с такой умопомрачительной жестокостью терзать ее? - Ты даже сейчас отказываешь мне в столь малом? Почему? Что в этом сложного? - Она была так зла на него! За то, что он делал ей больно, а сам при этом сохранял изумляющее спокойствие. И ей захотелось ударить его. Вот только ударили его ее слова. Резкие. Отчаянные. - Ты знаешь, что в Лондоне с десяток мужчин охотно целовали меня, и в этом не было ничего плохого? Почему же и ты не можешь сделать того же? Почему отталкиваешь меня так, словно я тебе не...
  Она не договорила, потому что Себастьян застыл, а потом лицо его стремительно потемнело. Он навис над ней и с такой силой схватил ее за локоть, что ей стало даже больно.
  - 'С десяток мужчин'? - прорычал он с таким гневом, что Тори невольно поежилась. - Тебя целовали другие мужчины, и ты так спокойно об этом говоришь?
  Тори вдруг поняла, что он разгневан почти так же, как много лет назад в день мальчишеских игр, когда он защищал ее от племянника лорда Кэвизела. Невероятно, но его самые сильные чувства проявлялись в момент наивысшего гнева. Но как он смел винить ее в том, в чем в какой-то степени был сам же виноват?
  - А что в этом такого? - выпалила Тори, желая, наконец, поговорить с ним на чистоту, видя, что ей удалось достучаться до него.
  - Что в этом такого? - Казалось, его мог хватить удар от ее слов. Его глаза блестели опасным огнем. Тори надеялась, что вот сейчас он, наконец, скажет то, что расставит все на свои места, но взрыв эмоций прекратился так же внезапно, как и начался. Черт бы побрал его сдержанность, но он продолжал умело контролировать себя, и смог подавить свои чувства тогда, когда этого совершенно не нужно было делать. Он вдруг так резко отпустил ее, что Тори покачнулась, с трудом сохраняя равновесие. Свет в его глазах потух, и он совсем глухо добавил: - Не думал, что ты...
  Он даже не мог до конца договорить то, что могло хоть бы в малейшей степени обличить его истинные чувства.
  - Что я? - дрожащим голосом молвила Тори, понимая, что жизнь снова летит к черту. - Что я захочу жить полноценной жизнью? Захочу целоваться?..
  Она замолчала, не в силах продолжить от внезапно вспыхнувшей боли в груди. Как он не понимает, что делает с ней? Как он может быть таким бесчувственным?
  Он долго смотрел на нее, прежде чем заговорить. И сказал всего два слова.
  - Ты права, - убитым голосом произнёс Себастьян.
  А потом развернулся и пошёл прочь.
  Его поступок так сильно ошеломил ее, что на какое-то время Тори напрочь забыла о том, что совсем недавно осиротела.
  - Каждый раз ты только и можешь уходить! - крикнула она ему вслед, не обращая внимания на слезы, которые катились по щекам. - Лучше бы ты стал военным! Они более дисциплинированные и умеют доводить дело до конца! - Шмыгнув носом, Тори яростно добавила: - Черт тебя побери, Себастьян Беренджер, почему ты ведешь себя так отвратительно? Ты так ничего и не понял?
  И снова ничего не могло остановить его. К боли от потери родителей добавились и мучения последних минут. Она задыхалась, чувствуя, как сердце медленно разрывается в груди.
  На этот раз она действительно потеряла его, подумала Тори, рыдая в безмолвной глуши леса. Сначала она потеряла родителей, а сейчас теряла Себастьяна. Он отказался от нее и так просто ушёл вместо того, чтобы остаться и бороться за то, что могло принести облегчение им обоим. Душа медленно покрывалась коркой льда, замораживая сознание и мысли.
  В трудные для себя минуты Тори находила утешение только в одном месте, но сегодня ей не суждено было дойти до своего любимого убежища. До их валуна. Места, которое никогда по-настоящему не принадлежало ей.
  Больше ей ничего не хотелось. Тори закрыла глаза и поняла только одно: она хотела умереть. Прямо здесь. Прямо сейчас.
  ***
  После того разговора никто больше не видел Себастьяна. Он не пришёл даже на похороны родителей Тори. Девушка была в таком глухом оцепенении, что даже не обратила внимания на приезд в Клифтон-холл дяди Бернарда Уинстеда, брата их матери, и его жены Джулии, которые теперь стали их опекунами и должны были позаботиться об осиротевших Хадсонах.
  Тори было абсолютно все равно, что теперь сделает с ней жизнь. Она не хотела этой жизни, потому что в ней не осталось ни единого смысла, ради которого стоило бы жить.
  Она не видела Себастьяна целых два года. Два года прошло с тех пор, как он развернулся и ушёл от нее. Два года, как он закончил учёбу и вероятно уже наставляет прихожан своего прихода. Теперь он добился своего, получил то, что так отчаянно хотел от жизни. Тори надеялась, что это утешит его, но сама она не могла порадоваться за него.
  Жгучие слёзы наворачивались на глаза, когда она думала об этом. Он обещал, что всё будет хорошо, он клялся, что так будет лучше для них обоих, но что в итоге они получили? Что получила она? Кем она была теперь? Два года как его брат женился на очаровательной девушке, с которой подружилась Тори во время своего первого и единственного сезона. У Эдварда и Сесилии родился замечательный сынишка, его крестили. Однако даже столь значимые события его семьи не заставили Себастьяна вернуться домой.
  И вот однажды, гуляя возле дома, рядом с конюшнями Клифтона, Тори вдруг остановилась как вкопанная, увидев, как издали к ней решительным шагом приближается тёмная фигура Себастьяна. Сначала она не могла поверить собственным глазам. Сердце замерло в груди. Она медленно моргнула, но видение не исчезло. И по мере его приближения, девушка поняла, что это не сон.
  Его мрачный вид потряс Тори до глубины души. Он остановился прямо перед ней на расстоянии вытянутой руки. Глаза его опасно поблёскивали, взгляд был жестким и неумолимым, вокруг красиво очерченных губ залегли глубокие морщинки. Волосы растрепались, щёки запали, будто он похудел. Во всем его облике сквозило что-то пугающее и зловещее.
  - Себа? - прошептала изумлённая Тори. - Это ты?
  Он выглядел так, словно пережил самое большое потрясение в жизни, и казался таким несчастным, что Тори захотелось немедленно объять его и стереть это пугающее, болезненное выражение с его лица. Что с ним сталось? Что произошло?
  В голове вдруг промелькнула предательская мысль: слава небесам, что он не в сутане.
  Себастьян продолжал сверлить ее своим тяжелым взглядом, а потом заговорил резким, но до боли любимым голосом:
  - Однажды ты кое-что попросила у меня. Я долго размышлял над этим. Ты даже понятия не имеешь, что это значило для меня, и Бог свидетель, как сильно я тогда хотел исполнить твою просьбу.
  Тори непонимающе приподняла брови.
  - О чем ты?
  Он не ответил. Вместо этого он грубо схватил ее за плечи и прижал к каменной стене конюшни. Тори была так потрясена его поведением, что не подумала даже вырываться, а только беспомощно смотрела на него, не представляя, чего он хочет с ней сделать. Что он задумал? Тем временем Себастьян прижался к ней всем своим твердым телом и наклонил к ней темноволосую голову. Необычный трепет охватил ее всю. Господи, никогда прежде он не дотрагивался до нее вот так откровенно и так решительно. И его прикосновение заставило ее очнуться будто от долгого, глубокого сна.
  - Ты так спокойно рассуждала об этом, - с нескрываемой угрозой в голосе начал он, обжигая ее своим пылающими изумрудными глазами. - Посмотрим, что ты скажешь после этого.
  - Что ты... - только хотела вымолвить Тори, но не смогла договорить.
  Ее шепот потонул в потрясённом вздохе, когда он запечатал ее губы своими губами.
  Даже во сне Тори не могла представить себе, что он когда-нибудь сделает это. Но теперь... Она застыла, потому что застыл весь ее мир.
  Себастьян целовал ее!
  Ее тихий, сдержанный, всегда такой робкий Себа был, наконец, готов сделать это! Пришёл так внезапно только для того, чтобы поцеловать ее! Целых два года ему потребовалось, чтобы решиться на этот поступок! И тут ее мир снова раскололся на тысячи осколков. Дыхание перехватило, а сердце взорвалось от мучительной боли. Почти всю жизнь она желала этого мгновения, мечтала об этом и гадала, какие чувства испытает, когда он коснётся ее. Но реальность превзошла все ее ожидания. К такому она не была готова.
  Впервые в жизни у нее была возможность без каких-либо запретов обнимать его. Своего Себастьяна. Тори понимала, что задохнется, если не начнет дышать, но боялась пошевелиться, дабы не спугнуть его, не развеять этот прекрасно-захватывающий момент, это чудо. Она утонула в самых своих сокровенных ощущениях. Он прижимался к ней так тесно, что она чувствовала каждый мускул, каждый нерв его большого, напряженного тела. Он обнимал ее так крепко, что сдавил ей все кости, но Тори не возражала. Господи, она всегда хотела быть вот так близко к нему!
  Тепло его губ словно бы разморозило ее. Тори встрепенулась и постепенно начала верить в реальность происходящего. Оцепенение постепенно сменилось другим, более острым чувством. Он надавливал на ее губы с отчаянной силой, словно хотел расплющить ее. Но это не могло напугать ее. Себастьян был зол, напряжен и рассержен, с изумлением поняла Тори, но даже, несмотря на это он изучал ее уста с присущей ему осторожностью и нежностью. У нее заныло сердце. Какими бы жестокими не были его намерения наказать ее, он не был способен причинить ей болью. Он никогда не был груб с ней, что бы ни произошло. И возведенные за столько лет толстые стены вокруг нее рухнули. Тори издала мучительный стон, подняла руки и обвила его за шею.
  - Себа, - хрипло молвила Тори, притягивая его к себе, вжимаясь в его тело. Впитывая его тепло, его силу. - Мой Себа...
  И в этот момент в нём что-то бесповоротно изменилось. Если до этого он был напряжён до предела, то теперь из него, казалось, ушли все его силы. И злость. Он в один миг выдохся в ее руках, ощутив ее объятия, услышав ее шепот. Затаив дыхание, он поднял голову и потемневшими от боли и страсти глазами посмотрел на нее.
  В груди у Тори что-то оборвалось, когда она столкнулась с его будоражащим взглядом. Впервые он не мог скрыть от нее то, что творилось у него в душе, то что она могла бы узреть до конца, если бы он резко не притянул ее к себе. На этот раз она была готова к прикосновению его губ, и они слились в желанном, осознанном и горестно-тоскливом поцелуе, который перевернул их мир. Он обжигал ее своей жаждой и горячим дыханием. Он заставлял дрожать каждый нерв ее тела. Он втянул к себе в рот ее губы, словно хотел поглотить ее, а затем решительно разжал языком ее зубы и проник внутрь.
  Тори издала слабый стон, не ожидая подобного. Никто ведь никогда прежде не целовал ее так. Так откровенно, так страстно и так мучительно сладко, что она забыла обо всем на свете. Его язык исследовал ее с дотошной, но опьяняющей тщательностью, словно не хотел обделить вниманием ни одну крошечную точку. Словно хотел оставить на ней свой след, не зная, что она уже вся принадлежит ему.
  Его руки мягко поглаживали ей спину и плечи, вызывая озноб во всем теле, губы терзали ее так, что Тори с трудом могла дышать. Каждое его прикосновение отзывалось мучительной дрожью и сладостью в груди. Она льнула к нему, боясь упасть, потому что ноги вдруг стали ватными и больше не держали ее. Его поцелуй вытеснил из нее всю боль и горечь, которые отравляли ей жизнь. Голова кружилась от постепенно нарастающего, такого необычного и дивного удовольствия, что Тори стала медленно плавиться.
  И не в силах больше быть равнодушной к этому чуду, она поцеловала его в ответ так, как только мечтала об этом с тех самых пор, когда впервые поняла, что такое поцелуй между мужчиной и женщиной. Ей было двадцать лет, она уже столько всего пережила за это время, но казалось, только сейчас поняла, что такое настоящая жизнь.
  Едва Тори встретила его губы безоговорочной капитуляцией, полностью раскрывшись перед ним, как в нём снова что-то изменилось. Себастьян вздрогнул, когда она коснулась его языка своим, и Тори почувствовала, как он задрожал. Будто для него это было так же невыносимо прекрасно, как и для нее. И ещё теснее прижал ее к себе, почти поглощая, испивая ее без остатка. Это было слияние не только губ. Медленно друг в друге растворялись их одинокие души. И впервые в жизни Тори позволила произнести про себя слова, которых так сильно боялась.
  'Я люблю тебя, - заныло ее сердце. - Господи, Себастьян, я так сильно люблю тебя, что не хочу больше жить без тебя!'
  Внезапное осознание этого так сильно потрясло ее, что ей вдруг захотелось заплакать.
  Но она не успела в полной мере насладиться этим хрупким моментом, который определил всю ее дальнейшую жизнь, потому что так же неожиданно он прервал поцелуй, оторвался от нее и поднял голову. Не желая расставаться с ним хоть бы на миг, с всё ещё закрытыми глазами Тори потянулась к нему, решив, что он вернулся к ней на этот раз навсегда. Вернулся, чтобы...
  - Ты на удивление хорошо целуешься, - раздался вдруг его охрипший голос.
  Тори все ещё была под воздействием пьянящего поцелуя, поэтому не расслышала в его голосе ноток жёсткого упрека. Медленно открыв глаза, она удивлённо посмотрела на него.
  - Себа?
  Его глаза потемнели ещё больше. Он смотрел на нее с такой болью и гневом, что Тори, наконец, пришла в себя, отчетливо понимая, что с ним что-то происходит. Что-то ужасное. И следующие его слова подтвердили это, лишив ее надежды, которая затеплилась в груди. Его голос прорезал воздух подобно острому кинжалу, когда он заговорил:
  - Ты просила поцеловать тебя? Я сделал это. Ты не хотела, чтобы я стал священником? Я отказался от сана. Ты хотела, чтобы я стал военным и пошёл в армию? Через час я отплываю на континент. Я еду туда воевать и убивать. Ты считала, что я скучный зануда? Надеюсь, жестокий убийца больше придется тебе по душе. - Он отпустил ее и сделал шаг назад. - Что ж, меня не будет рядом. Можешь и дальше продолжать наслаждаться мужским вниманием, а в особенности их поцелуями. Ведь мой ты забудешь так быстро. Ведь я всего лишь зануда.
  Тори с ужасом смотрела на него, слушая эту дикую речь. Весь его приход был мрачной прелюдией к тому, что он только что сказал. Чем только что разорвал на части ее бедное сердце. А потом, вероятно, в самый последний раз Себастьян развернулся и зашагал прочь.
  Навсегда.
  Тори показалось, что она видит очень-очень плохой сон, но разве во сне можно испытать такую невыносимую, обжигающую боль, от которой хотелось умереть? Во сне нет места свирепой силе, которая мечтает задушить в железных тисках сердце, которое только что поняло величайшую силу любви.
  Из нее вдруг разом ушли все силы, и Тори поняла, что сползает вниз по стене на холодную землю. Силуэт Себастьяна растворился вдали, а потом перед глазами все поплыло. И она обнаружила, что плачет, но не издавала при этом ни единого звука, настолько глубокой было ее горе.
  Он отказался от сана. Ради нее.
  Он стал офицером. И тоже ради нее.
  Боже, он готов был совершить любую глупость ради нее, не зная, что ей ничего этого не нужно! Она не хотела священника, не хотела военного или банкира. Она хотела того самого Себастьяна, которого встретила на пороге собственного дома много лет назад. Который привел ее к своему валуну и разделил с ней свой секрет. Неужели она так много хотела от жизни?
  Что он знал о войне? Ее духовный и всегда такой робкий, сдержанный и правильный Себастьян. Его могли убить на первой же битве. Ведь именно ее взрывные, запальчивые слова и подтолкнули этого глупца на столь вопиющий поступок. Как она сможет жить после этого, зная, что это она послала его на верную гибель?
  Тори вдруг издала истощенный вопль, упала на землю и разрыдалась, не в силах больше дышать. Она потеряла его в тот самый момент, когда с кристальной ясностью поняла, как сильно любит его, как сильно нуждается в нём. Это был предел, та самая черта, через которую она не могла уже переступить.
  Что он наделал?
  Почему он поступал с ней так жестоко? Чувство вины разрывало ее изнутри, но к нему примешалось чудовищное осознание того, что она больше никогда не увидит его, потому что он ни за что не выживет на войне. Тори вдруг схватилась за грудь, ее пронзила такая острая боль, что она задохнулась, а потом замерла и потеряла сознание.
  Очнулась она в своей комнате через два дня после последней встречи с Себастьяном. Тори лежала на кровати, а рядом сидели тетя Джулия и Кейт. Сестра убрала холодный компресс с ее лба и поднесла к губам стакан с водой.
  - Выпей это, - мягко попросила она.
  В сознании вдруг взорвались события двухдневной давности, и Тори снова ощутила ту режущую боль, от которой хотелось умереть. Теперь она ничего не хотела от жизни. Жизни, которая отняла у нее всё! На глазах навернулись слезы. Задыхаясь, Тори резко ударила по руке Кейт, отшвырнув от себя ненавистный стакан, который улетел в угол комнаты, ударился о стенку, упал и разлетелся на мелкие осколки.
  Почти как ее сердце.
  - Я ничего не хочу! - яростно прохрипела она, мечтая о том, чтобы ее оставили в покое. Она попыталась оттолкнуть от себя Кейт, которая с нескрываемым потрясением следила за ней. - Уходите отсюда! Я никого не хочу видеть. Оставьте меня в покое!
  Она не заметила боль в глазах сестры. И не заметила кивка, которым та что-то дала понять тете. Джулия схватила Тори за руки и пригвоздила ее к матрасу. Тори, онемев, посмотрела на родных, которые, видимо, решили добить ее.
  - Вы что делаете? - побелевшими губами спросила она. - Немедленно отпустите меня! Я... - Она не договорила, потому что в этот момент Кейт влила ей в рот что-то очень горькое. Тори похолодела, решив, что родные сошли с ума и решили отравить ее за все то, что она сделала. Тори хотела выплюнуть яд, но Кейт зажала ей рот рукой и пришлось проглотить отраву. По щекам текли мучительные слезы предательства. Когда Кейт убрала руку, а тетя отпустила ее, Тори размахнулась, чтобы ударить сестру, но та перехватила ее руку, а потом вдруг притянула к себе и крепко обняла ее. - Зачем вы это делаете? - хрипло вымолвила Тори, обнаружив, что больше не может двигаться. Она так сильно устала от жизни. И этой нескончаемой боли. - Почему вы поступаете со мной так?.. - Она уткнулась в плечо Кейт и закрыла глаза, не переставая плакать. - Зачем он это сделал?.. Я ненавижу его... Ненавижу...
  Она плакала на плече у сестры до тех пор, пока силы не покинули ее. Боль в сердце почти поглотила ее. Тори провалилась в темноту, решив, что ее приняла холодная смерть, но она всего лишь заснула.
  - Спи, родная, - срывающимся голосом прошептала Кейт, осторожно уложив сестру на подушки. Она вытерла слезы Тори, а потом и свои собственные. - Ты переживешь это. Ты сильная.
  Почему все считали ее сильной? Она ведь не была сильной. Она всего лишь хотела любить Себастьяна. Она умирала от любви к нему, поняв свои чувства слишком поздно. И ничего не могла поделать, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.
  Видимо, она на самом деле была проклята с рождения. Только так можно было объяснить то, что она не получила ни Себастьяна, ни его любви, ни освобождения от боли. И теперь страх от того, что каждую секунду она может получить весть о его гибели, стала ее настоящим наказанием. Но на этот случай у нее всегда под рукой был пузырек с порошком.
  И его часы...
  ***
  Тори разбудил чей-то голос. Открыв глаза, она увидела склонившуюся к ней Алекс.
  - Ты снова заснула на диване? - грустно заметила Алекс, глядя на сестру.
  Измученная и обессиленная от воспоминаний, Тори лишь промолвила:
  - Прости.
  Глаза Алекс предательски заблестели, но этот блеск Тори приняла за отблеск света свечи, отразившийся в круглых очках Алекс.
  - Пойдем, я помогу тебя лечь в кровать.
  Встав и опираясь о руку сестры, Тори прошлась по комнате и легла на мягкий матрас. Она не знала, который сейчас час, она не знала, какое время суток за окном. Тори знала лишь одно: когда так сильно ноет сердце, лучше ещё немного поспать. Только так можно было на время спастись от боли.
  И на короткое время она нашла забвение без снов, без чувств. В темноте.
  Без него. Как всегда...
  Глава 5
  Поместье графа Ромней, Кент
  
  Какой же он болван!
  Себастьян в который раз проклинал себя за свое недопустимое поведение в доме Вики. О чем он только думал, набрасываясь на жениха Кейт? Правильно, ни о чем! Да и откуда он мог знать, что у Кейт появился жених? Едва он услышал, как кто-то другой называет Вики 'милой', как кровь ударила ему в голову и натренированный годами, рациональный ум подвел его в самый важный для него момент.
  Черт побери, но он всегда терял ясность ума, когда дело касалось ее.
  Застонав, Себастьян упал на диван, прикрыв глаза рукой.
  Виктория!
  Ее имя было выжжено у него в груди, прямо в сердце. Это имя вызывало боль во всем теле. Это имя могло бы вылечить его от всех болезней. Это имя терзало его и одновременно спасало от беды. И это было агонией, которую он переживал с того самого дня, когда впервые повстречал ее.
  Златовласую, очаровательную, смышленую девочку, которая буквально озарила его тусклую, ничем не примечательную жизнь. С ее появлением он будто пробудился от глубокого сна, ему явились все краски мира. Он знал точно, что теперь просыпаться по утрам не такая уж и сложная задача, потому что впереди его ждала встреча с ней. Она заполнила собой всю его душу. И он был только рад позволить ей это сделать, потому что хотел этого больше всего на свете.
  Поначалу маленькая девочка, она покорила его одной своей улыбкой и светящимся взглядом. Когда она смотрела на него своими серебристыми, лучистыми глазами, ему казалось, что само солнце касается его сердца. Она была похожа на маленького ангела, который спустился к нему с небес. И он относился к ней как к ангелу, оберегал от дуновения ветерка и капелек дождя. Он читал ей книги, рассказывал все то, что знал. С самым рассветом он бежал на пляж только для того, чтобы увидеть в начале дня ее. Ради того, чтобы угодить ей, он как сумасшедший бегал за ней по пляжу, позабыв об остальном мире. Пока этот мир не встал между ними.
  Пока она не подросла и не превратилась в ошеломляющую красавицу.
  Себастьян сделал глубокий вздох, откинув голову на спинку дивана. Мысли о ней будоражили его сознание, его дух. И в особенности его тело.
  Он обожал бывать с ней у их валуна, не мог насладиться мгновениями, когда она сидела возле него и слушала его замысловатые речи о далеких философах и мужах истории, качая при этом головой и журя его за столь сильное рвение к знаниям.
  - Ты так много знаешь, что когда-нибудь у тебя обязательно лопнет голова, - говорила она с улыбкой, которая заставляла его терять дар речи. - Почему бы просто не жить?
  Для нее все было так просто. Но не для него. Ведь он был старше, он знал законы жизни. А она была ещё слишком мала, чтобы понимать мир. Понимать его. Порой ему казалось, что он сам себя не понимает. Но глядя ей в глаза, он мог точно сказать, чего хочет от жизни.
  Она постоянно твердила, что он должен чаще улыбаться. Раньше он никогда не задумывался над этим, но теперь. Теперь, когда рядом была Вики, он не мог позволить себе забыться хоть бы на миг, чтобы она не поняла истинный смысл его улыбки, его взгляда, его прикосновений. Ему всегда была нужна Вики. Даже когда она была девочкой. Это были самые опасные его мысли. Боже, ему было всего четырнадцать лет, возраст, когда в тебе просыпаются самые потаённые желания, но он безумно боялся их и отгонял их прочь. Боялся коснуться ее не так и тем самым напугать ее. Себастьян пытался держать себя в руках, подавлять свои истинные чувства и всегда улыбался ей, по первому ее требованию, лишь бы обрадовать ее. Лишь бы увидеть блеск ее бесподобных серых глаз.
  Прошёл год с тех пор, как в его жизни появился неземной ангел. Уже целый год как она жила в его сердце.
  Он был готов на все ради нее.
  И был готов убить того мальчика, который на импровизированных рыцарских турнирах ударил Вики.
  В тот день он испытал такой животный ужас, что ему потребовалось несколько недель, чтобы прийти в себя. Себастьян был ошеломлён тем гневом, той яростью, а потом и паникой, которые мгновенно скрутили его. Ему казалось, что ударили его. Что земля ушла из-под ног, а сердце перестало биться. И действительно, лучше бы ударили его, а не ее. Потому что с ней не должно было случиться ничего плохого. Вики была для него слишком дорога, чтобы наблюдать даже, как она морщится, не говоря уже о том, чтобы видеть ее корчащейся от боли. В тот день он наиболее полно осознал, как она беззащитна перед реальным миром. И что он не всегда может ее защитить. Понял окончательно, как сильно она нужна ему.
  Но, черт побери, у него не было возможности, никакого права сказать ей об этом. Ей было всего девять лет!
  Она называла его своим лучшим другом, а он вздрагивал словно от боли, не желая быть ей просто другом. Да, она проводила с ним всё своё свободное время. Но ему нужно было больше. Потому что они росли. Росла и его любовь к ней, его привязанность. И ответственность за нее.
  И сокрушительное, настоящее, почти болезненное желание, которое он однажды обнаружил в себе. Себастьян сначала дико испугался этого. Он не знал, как отнестись к этому. Господи, он желал Вики в самом примитивном смысле! Ему казалось это чем-то мерзким, словно он мог запятнать даже свои мысли о ней. Он сходил с ума, мучился днями и особенно ночами. А потом понял, что должен сдерживать себя. Иначе погубит ее и потеряет навсегда.
  Себастьян полюбил ее с самого первого дня, когда она попросила принять ее в своё общество. Он любил и был вынужден скрывать свою любовь, чтобы не напугать жизнерадостную девочку, которая стала его миром. Он надеялся, что когда она подрастет, когда придет время, он непременно откроет ей свое сердце, расскажет, а ещё лучше покажет, как сильно любит ее. И тогда ему не придется сдерживать себя. Ему не придется страдать. Тогда наступит блаженное облегчение. И хоть он читал бессчётное количество книг, он не мог найти нужных слов, чтобы выразить свои чувства к ней.
  Однако время шло, и она подрастала. Стала так пленительно прекрасна, что Себастьян терял голову от одного ее вида. У него перехватывало дыхание, когда он видел ее. У него подгибались колени, когда она подходила ближе. У него дрожали все внутренности, и разрывалось сердце, когда она касалась его. Боже, он мечтал о том, чтобы она дотронулась до него и никогда больше не отпускала. Желание постоянно прикасаться к ней сводило с ума. И не имея возможности излить на нее всю свою любовь, Себастьян боялся не выдержать и взорваться. Он больше не мог вместить в себе все те чувства, которые испытывал к ней.
  Вот и сейчас, сидя в слабо освещённой библиотеке, в своем излюбленном месте, Себастьян вспоминал ее глаза, когда впервые увидел ее после пятилетней разлуки, и ощущал дикое желание прижать ее к ноющей груди, сплавить с собой и никогда больше не отпускать.
  Когда бы он ни приходил к ней, что-то с завидным постоянством вставало между ними. Это сводило с ума, потому что он был почти опустошен тем, что каждый раз ему приходилось терять ее!
  Ведь однажды он действительно потерял ее.
  Все изменилось после того дня, когда он признался ей, кем хотел стать. Это была его единственная возможность обрести уверенность в себе и в завтрашнем дне. И эта был уникальный, почти единственный способ завоевать ее. Ведь у него не было ничего. Он был вторым сыном графа, и хотя отец выделил для него небольшие средства, это едва бы хватило на то, чтобы купить скромный коттедж где-нибудь в глухом месте. А на что они бы жили дальше? Себастьян не хотел для Вики такой участи. И зная свои возможности, свою замкнутость и робость, он мог претендовать только на сан священнослужителя. Ведь это так хорошо подходило ему. Он думал, что отучится на викария, заимеет свой собственный приход, и будет жить с Вики долго и счастливо, в мире и согласии.
  Но все пошло прахом.
  Вики не нужен был священник. Она восстала против этой мысли так, словно он хотел занять место самого Сатаны. Как она не могла понять, что так он старался предложить ей нечто большее, чем имел? Но она не хотела священника. Она хотела банкира, военного, клерка, барристера, кого угодно, но не священника.
  Он не мог понять причину, по которой ей пришелся не по вкусу его выбор. Что было плохого в сане священника? Она говорила о том, что это не принесёт ему смеха и улыбки. Но ему не нужны были ни смех, ни улыбка, ему было достаточно того, что она была рядом с ним. Он не видел смысла в улыбке. Его улыбкой была только Вики.
  Но она назвала его занудой. Ранила его тогда, когда он меньше всего на свете ожидал этого от нее.
  После этого ее отношение к нему кардинала изменилось. Ее будто бы подменили. И Себастьяну было до боли обидно наблюдать, как она игнорирует его, проходит мимо так, словно его и вовсе не существовало. Он терпел это, он покорно сносил все ее гневные, порой жестокие речи. Потому что любил ее. Просто умирал от любви к ней. Она была нужна ему даже тогда, когда причиняла ему боль.
  Никогда прежде он не думал, что для нее он всего лишь зануда. Она стояла перед ним, такая красивая, такая гордая и говорила, что поедет в Лондон, найдет себе жениха и выйдет замуж. Неужели за время его отсутствия она научилась разбивать сердца, научилась управляться и его сердце? Неужели не понимала, что этим делала с ним? Он и так не знал ни секунды покоя. Он учился день и ночь, чтобы завоевать ее, предложить ей все радости жизни, но уже начинал проклинать тот день, когда уехал.
  Себастьян не мог лишить ее сезона, как бы сильно не боялся отпустить ее, не мог лишить ее того, что по праву принадлежало ей, чем она обязана была насладиться будучи молодой дебютанткой. Он не имел права привязывать ее к себе, пока она сама не выберет его. А она заявляла, что выйдет замуж за того, кого найдет в Лондоне? Она с ума сошла? Господи, наверное, это он сошел с ума, потому что до поездки в Кембридж он не знал ни одну девушку, наивно храня верность только ей одной!
  И сознания того, что она с такой лёгкостью может предать его, ожесточило Себастьяна. Он словно попал в чистилище, ежеминутно думая о том, что мог потерять ее, пока гнил в стенах университета. Как он мог потерять ее? Она была для него больше, чем жизнь. И поначалу усердный ученик, он постепенно превратился в безумца. И в один прекрасный, а может и наихудший день его жизни, не выдержав больше ни секунды вдали от нее, Себастьян послал к черту учебу и поехал в Лондон, чтобы наблюдать за ней хотя бы издалека. Умирая от ревности всякий раз, когда видел ее с другими.
  А потом один единственный поступок навсегда перевернуло его жизнь. Себастьян сделал то, что перечеркнуло все, во что он до этого верил, и о чем мечтал. Он совершил злодеяние, которое сделало из него непростительного грешника.
  Он стрелял в человека, и чуть было не убил его!
  Воспитанный в духовном смирении и благочестии, Себастьян не смог смириться со своим поступком. Он не мог простить себя за это, но у него не было выбора. Ему нужно было действовать быстро и решительно, чтобы спасти Вики, и в какой-то момент он смог уберечь ее от беды. Вот всякий раз, вспоминая об этом, Себастьян приходил в настоящий ужас и молил Бога лишь о том, чтобы Вики никогда не узнала об этом. Ведь такое невозможно было простить, а он не смог бы вынести ее презрения. Он действительно был приговорен гореть в аду, но его отравленная душа не имела значения. По крайней мере, потом он был уверен, что она в безопасности.
  А спустя ещё некоторое время погибли ее родители. Беда стала преследовать их почти по пятам. Себастьян так отчетливо помнил тот день. День, который перечеркнул все его намерения и разрушил все надежды. День, который ещё больше отдалил ее от него, хотя должно было произойти обратное. Сердце до сих пор переворачивалось от боли, едва эти воспоминания охватывали его.
  Она просила поцеловать ее. Умоляла об этом, цеплялась и льнула к нему, не представляя, что творит с ним сама.
  Себастьян лишь совсем недавно оправился от своего поступка, греховного для будущего священнослужителя, и не представлял, как теперь жить с этим дальше. У него разрывалось сердце, когда в тот день он обнял ее и слышал глухие рыдания. Он обнимал ее так крепко, как только это было возможно, ощущая ее боль как свою собственную. Она прожгла ему душу своими слезами, но он не выпустил ее из своих объятий до тех пор, пока она не успокоилась. Он не мог оставить ее одну в такой момент. Ни за что бы не смог. Поэтому примчался к ней и пытался утешить ее, как только мог.
  Пока она не попросила поцеловать ее.
  Господи, он так долго мечтал о том дне, когда сможет, наконец, поцеловать ее! Он так долго хотел ее, так долго думал об этом, терзаемый мучительным, неконтролируемым, непреодолимым желанием, что боялся не устоять и наброситься на нее, шокировать, отпугнуть и вызвать полное отвращение к себе. Если она узнает, что он желал ее всю жизнь, она возненавидит его. И если бы он тогда поцеловал ее, он не смог бы сдержать себя. Не смог бы остановиться. Он был слишком молод и горяч и непременно напугал бы ее силой своего желания, которого ни к кому прежде не испытывал. Да, в колледже у него были несколько девушек, но те были лишь бледной тенью в сравнение с Вики. И если она узнает, что он предал ее...
  И если она узнает, что его руки обагрены кровью, что он все это время следил за ней в Лондоне...
  Он совершил так много глупостей! Но он не мог потерять ее! Не сейчас. Никогда...
  А ещё, Себастьян не хотел, чтобы их первый поцелуй был связан с такими страшными для нее воспоминаниями. Она просила об их первом поцелуе, который должен был состояться едва ли не на неостывших телах ее родителей. Этого он никогда бы не смог сделать. И когда, еле сдерживая себя, стараясь не поддаваться искушению, Себастьян с болью отказал ей, она снова вонзила нож ему в сердце, с оглушительной легкостью признаваясь, что уже познала поцелуи других мужчин!
  Как будто он этого не видел! Как будто не умирал ежесекундно, наблюдая эти мучительные для себя сцены.
  Его сокрушило ее спокойствие. Как она могла признаться ему, что целовала другого в его отсутствие? Как она могла вынести прикосновение другого человека, когда он сам корчился от отвращения, уединяясь с безликой девушкой, которая давала облегчение его телу? Он ненавидел эти минуты, а она заявляла, что в этом нет ничего плохого? Он еле сдержался тогда, чтобы не наброситься на нее, чтобы не признаться, что и у него есть опыт в подобных делах, да и побогаче. Но он не гордился этим опытом, в отличие от нее. Поэтому ничего не сказал ей, ведь тем самым он бы окончательно отдалил ее от себя.
  Она хотела полноценной жизни, хотела веселья, улыбок. И поцелуев. А он, глупец, который тайно страдал от бесконечной любви к ней и не мог предложить ей ни света, ни улыбки, потому что его светом и улыбкой была только она.
  В тот день Себастьян с горечью решил, что не нужен ей. Что никогда и не был нужен. Возможно, он много думал и многое анализировал, вместо того, чтобы просто чувствовать. Как однажды заметила Вики. Но он не мог иначе. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как уйти от нее. Уйти до того, как наговорит ей много из того, что уже потом не вернуть...
  Себастьян снова застонал. Он знал, что возвращение домой ничего хорошего не сулило ему. Все эти годы он только и делал, что воевал. Сначала с самим собой, потом с жизнью. Затем за Вики. Больше всего на свете он боялся потерять ее, потому что не представлял, ради чего тогда ему стоило бы жить дальше.
  И в какой-то страшный момент Себастьян почувствовал, что она ускользает у него из рук.
  После несостоявшегося поцелуя он жил целых два года, не видя ее. Это были самые тяжелые дни в его жизни. Он долго размышлял над тем, что же произошло, что ему сделать теперь, чтобы все исправить. И тогда понял, что только пойдя в армию, как она того и хотела, он вернет ее расположение, или хотя бы снова напомнит ей о себе. Себастьян понял, что никогда не сможет стать священником, имея на совести такие ужасные грехи.
  Сердце разрывалось от мысли, что она могла забыть о его существовании за прошедшие два года. И если раньше с такой легкостью дарила поцелуи другим, может на этот раз она успела ещё нескольким десяткам подарить свою благосклонность? У него холодело все внутри, едва он думал, что она могла позволить другому больше, чем поцелуй. Вдруг она уже познала мужчину в самом прямом смысле? Ведь для нее 'в этом не было ничего плохого'. Ведь она хотела жить 'полноценной жизнью'!
  И тогда он приехал в Клифтон-холл. Себастьян не мог забыть тот день, когда ему пришлось объявить ей о своём намерении уплыть на континент. Он не хотел прощаться с ней так жестоко и холодно, но с ним что-то произошло в тот момент. Он почти не владел собой. Впереди была пустота и неизвестность. И дни без нее. Этого было достаточно, чтобы он потерял разум. Внутри что-то надломилось. Себастьян не знал, как станет жить, если ее не будет рядом. Он не хотел причинять ей боль. Он не хотел видеть боль в ее глаза. Но произошло то, что произошло.
  И она ни за что не простит его за это.
  Не простит за поцелуй, которым он хотел наказать ее, но потом сам же пал от нежности ее прикосновений, которое она бессознательно обернула против него же, целуя его так, что у него чуть не остановилось сердце. И только тогда Себастьян отчетливо понял, от чего ему придется отказаться.
  Он не мог забыть вкус ее губ даже, когда ему казалось, что он умирал. Это были единственные светлые воспоминания, которые он вырвал из долгих лет отчаяния и боли. Господи, он до сих пор вспыхивал как порох, стоило вспомнить ее нежное, податливое тело, блуждающие по его плечам руки и тёплое дыхание. И горячие, восхитительные, медовые губы, которые сокрушили его волю, его дух. Он был ужасно зол на нее, но вся его злость тут же испарилась, когда она даже, несмотря на его грубость и резкость поцеловала его в ответ.
  Лучше бы она этого никогда не делала.
  Вики...
  Она была его светом, его теплом. Его дыханием. Она была так восхитительна, что ему казалось, он умер и попал на небеса, потому что ни один поцелуй в мире не мог сравниться с тем, что позволили познать ее губы.
  А потом он ушёл, успев заметить в ее глазах почти ту же черную боль, какая терзала и его. И впервые Себастьян задумался над тем, а правильно ли поступил? А вдруг он ошибся, вдруг он нужен ей... Это было похоже на медленную и мучительную смерть, потому что из него будто бы вытряхнули всю душу и, опустошенного, его бросили возле той конюшни, где он так же бросил застывшую Вики.
   Всю жизнь, сколько он себя помнил, с тех пор, как повстречал ее, он хотел быть только с ней. Но злой рок постоянно отнимал ее у него, доведя его то того, что он сам когда-то отрекся от нее.
  А потом настал ад, к которому он совершенно не был готов.
  Даже в самом страшном сне Себастьян не мог представить себе, что ему доведется пережить такое. Что его грех, совершенный в Лондоне, будет легкой прелюдией к настоящему чистилищу. И если до этого он полагал, что от его души ничего не осталось, теперь ему приходилось убеждаться и не раз, что душа у него есть, и она способна разлагаться очень долго.
  Пять лет, что он провел вдали от нее, на поле боя, стали для него адом, самым страшным кошмаром, который он никогда бы не смог забыть. Там, калеча и убивая людей, он потерял себя, частичку за частичкой. Он пошёл в армию, чтобы угодить Вики, но даже понятия не имел, что там ждало его. Неужели она хотела, чтобы он стал таким? Стал убийцей. Стал монстром.
  Он собирался стать священником, хотел нести людям слово Божье, хотел жить в мире и согласии. И хотел Вики. Но его жизнь превратилась в кромешный ад. Он сам сделал это. И Бог не хотел помогать ему. Ни в чем. Его душа загноилась и стала такой черной, что ни одна молитва не была способна отмыть ее. Ему ни за что не вымолить у Бога прощения. И у Вики.
  На этот раз он знал точно, что потерял ее. Потому что сомневался, что хоть когда-нибудь сумеет вырваться из этого ада. Да и она ни за что не станет ждать его, скучного ученого, который пошёл в армию только ради того, чтобы угодить ей. Теперь он превратился в монстра, его тело было отмечено бесчисленными шрамами от пуль и сабель врага. Вики будет тошно даже смотреть на него. Его душа почти умерла, и ей будет страшно узнать, что от него почти ничего не осталось.
  Он не мог спать по ночам, потому что в ушах постоянно раздавались крики убитых им людей. Себастьян не понимал, как жить дальше, имея на руках кровь стольких людей. Он не представлял, что будет делать, когда все это закончится. И кончится ли когда-нибудь? Что ему делать в мире, где не будет Вики? Если раньше он думал, что хоть как-то сможет заслужить ее, теперь у него не осталось ничего, что он мог бы дать ей. Она ни за что не захочет монстра. А он не хотел запятнать ее своими грехами.
  Да и помнит ли она о нем?
  В нем осталось только одно: безмерная, безграничная, сводящая с ума, лишающая покоя любовь, которая навечно приросла к его костям и жила в его сердце. Только любовь и мысли о Вики помогали ему выжить на войне, помогали хотеть увидеть утро и рассвет. Он умирал от любви к ней и хотел хоть бы ещё один раз увидеть ее...
  В висках вдруг запульсировало, и Себастьян понял, что довёл себя до очередного приступа. И это снова не позволит ему заснуть, хотя он уже давно не знал, что такое здоровый сон. В камине тихо потрескивали дрова, и их звук вернул его к реальности. К холодной, пустой реальности, в которой он не жил, а просто существовал.
  Встав, Себастьян медленно направился к окну, вглядываясь в темноту ночи, и, приподняв голову, увидел луну. Серебристую и далекую. Луна всегда напоминала ему о Вики, которая была так же прекрасна и далека. Луна напоминала ему цвет ее искрящихся глаз. Обожаемые глаза, которые были наполнены слезами, когда она две недели назад открыла дверь и увидела его. В тот миг, находясь так близко от нее, глядя ей в глаза, он вдруг почувствовал, поверил, будто нужен ей. Что она не забыла о нем.
  Что ждала его...
  Себастьян застонал, ощущая удушающую боль в груди. Даже на континенте ему не было так плохо, как сейчас. Раз Бог пожелал сохранить ему жизнь и вытащил из того ада, где пало так много хороших людей, значит он был для чего-то нужен. Поэтому он должен был смириться со своим возвращением в этот мир и как-то попытаться жить дальше. Но беда заключалась в том, что без Вики он не знал, как это сделать.
  Проведя рукой по волосам, он ощутил боль в плече, а потом и в раненом бедре. Это всегда будет напоминать ему о том, откуда он вернулся. Это его проклятие, и он сам должен нести свой крест.
  Себастьян снова вернулся на своё место, и устало опустился на мягкий диван. Затем резко полез в карман, достал горстку миндаля и отправил пару зернышек в рот. Когда начинались приступы, он поглощал миндаль, и это унимало боль в ранах. Так ему сказал старик, который нашёл его на поле боя, под телами других офицеров, привез к себе домой и вместе со своей женой буквально вырвал из лап смерти. Себастьян не представлял, как отблагодарить этих людей, ведь только благодаря им он снова мог видеть Вики. Видеть солнце.
  Целую неделю после ранения Себастьян пребывал в бреду, терзаемый агонией от боли в ранах. И однажды, когда он понял, что не вынесет больше и приказал старику прекратить его мучения, он вдруг услышал чей-то голос, далекий, но такой родной, что перехватило дыхание.
  'Что бы ты ни делал, Себа, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно!'
  Так однажды сказала ему Вики, когда он провёл в церкви после службы дольше времени, чем обычно, прежде чем пойти к ней. Она ушла задолго до того, как викарий Хауэлл закончил читать наставления. А когда Себастьян нашёл Вики у валуна, она нацарапала эти слова на их камне своей детской ручкой, чтобы он больше никогда не забывал приходить туда, где было его место. Где была она.
  И Себастьян понял, что должен непременно вернуться к валуну. Вернуться к ней.
  Зная, что совсем скоро боль усилится до такой степени, что он не сможет ходить, Себастьян встал и побрёл к себе в комнату. В доме было тихо. Все давно легли спать. Это немного успокоило его, потому что Себастьян не хотел никого видеть, ни с кем не желал разговаривать. Потому что непременно посыплются вопросы, а он не был готов ответить на них. Он не был готов вернуться к жизни.
  К тому же миндалины быстро закончились, а у него в комнате была большая ваза с этими косточками. Которые утолят его голод. Он жевал их с тех пор, как впервые попробовал. Они унимали не только боль в голове, но и странным образом отвлекали и успокаивали. Звук хрустящих миндалин напоминал ему о том, что он до си пор жив.
  Войдя в свою комнату, он тихо прикрыл дверь и направился к столу, где лежала ваза.
  И его Библия.
  Отплывая из Англии на войну, он взял с собой всего две вещи. Свою Библию, с которой никогда не мог расстаться. И...
  В тот первый вечер, когда он спустился в свою каюту, Себастьян взял в руки Библию и развернул кожаный переплет. Внутри лежало то, за что потом он чуть не отдал жизнь.
  Он был офицером, не знающим страха. Он безрассудно бросался под пули врага, мечтая поскорее прекратить агонию в груди. Но по какой-то необъяснимой причине он не умирал, или получал незначительные ранения. Другие солдаты стали побаиваться его. Он сам себя иногда боялся, понимая, что нигде в мире он не найдёт покоя. И однажды в очередном бою, когда враг выбил его из седла, из его кармана выпала Библия. Пока Себастьян приходил в себя, лихорадочно пытаясь дотянуться до заветной книги, враг понял, что завладел ценным трофеем и решил отобрать у него Библию. Себастьян озверел, не мысля жизни без этой книги. Вскочив на ноги, он хотел отшвырнуть противника и успел выхватить книгу из его рук, но кто-то вонзил острый кинжал ему в прямо грудь. Упав на землю, он вздохнул с облегчением, зная, что вернул себе свою драгоценность. Он выжил в тот раз, как впрочем, и всегда. Кинжал прошел всего в нескольких дюймах от его сердца.
  Господи, ничто в мире не могло пронзить его сердце!
  Но однажды кое-что проткнуло его насквозь.
  Произошло это в той же каюте, в которой он уплывал из дома. Когда остался один и развернул Библию. Тогда Себастьян почувствовал, как сдавливает горло, как немеют пальцы рук и ног. Голова стала кружиться, а потом он обнаружил, что щиплет в глазах. Такое происходило с ним впервые. И не выдержав больше, он застонал и глухо молвил, впервые произнес то, что не говорил никому, даже себе.
  -Я люблю тебя, Вики! Господи, я до безумия люблю тебя!
  Он даже сам еле различил свои слова, но они заставили его содрогнуться от мучительного спазма, который перехватил горло, а потом сжал все его тело.
  Вот и теперь Себастьян осторожно взял Библию, развернул кожаный переплёт и увидел маленький лоскуток льняного платка. Весь продырявленный от многочисленных неуклюжих стирок, посеревший от времени, но до боли дорогой платок. Платок, который повязала ему на руку Вики много лет назад на импровизированных рыцарских турнирах.
  Это была единственная вещь, которая связывала его с ней. Это было то, что напоминало ему о ней. В этом платке заключалась вся его жизнь. Он носил его в самой священной для себя книге, понимая, что эти две вещи подпитывают его, пока он далеко от дома. Далеко от нее.
  И когда, очнувшись, он лежал в домике старика, и смотрел на платок с вышитыми на нем тремя буквами, ее инициалами, Себастьян понял, что должен вернуться к ней. Он не мог умереть, не повидав ее, не заглянув в обожаемы глаза. Даже если она забыла о нём.
  Он не писал домой ни единого письма, чтобы не получить в ответ послания о том, что возможно Вики вышла замуж. Она была прекрасна, так красиво, что захватывало дух. Она была умна, жизнерадостна, тактична, проницательна и так безмерно добра, что любой мужчина был бы счастлив видеть ее своей спутницей. Он вернулся к ней, даже не зная, замужем она, потеряна ли для него навсегда или нет.
  Он просто хотел ещё раз увидеть ее. Даже если она уже познала другого мужчину.
  Дрожащими пальцами взяв заветный платок, Себастьян приподнял его, а потом зарылся лицом в мягкую материю, ощущая сверлящую боль в груди. Он знал, что она совсем рядом, но в то же время далека, как ночная звезда.
  Почему-то в столь мрачное для себя время, он вдруг вспомнил далёкий день из прошлого, когда стал гоняться на пляже за бабочками, которые так понравились Вики. Она хотела рассмотреть их вблизи, а они так быстро улетали от нее, что она не успевала этого сделать. И тогда Себастьян решил поймать их для Вики. Он принес на пляж все баночки, какие только смог найти, и в каждой поместил по хрупкой бабочке, сохранив им жизни. Чтобы Вики смогла, наконец, разглядеть каждую из них. С присущим ей заразительным восторгом она обходила каждую баночку, подзывая его делать то же самое. Но он не смотрел на бабочек. Себастьян смотрел на Вики, и с каждой ее улыбкой его жизнь наполнялась смыслом и значимостью. В тот день она была счастлива, и грудь его переполняло острое чувство удовлетворения от сознания того, что он сам сделал ее счастливой.
  Это был последний раз, когда он видел ее счастливой.
  Теперь жизнь так сильно потрепала его, что он боялся не обнаружить в себе ничего из того, что мог бы предложить ей. И тогда он потеряет ее навсегда... Но на этот случай он всегда хранил возле своего сердца Библию и платок. И пулю.
  И чувствуя, как сердце сжимается в груди, понимая, что не в силах больше сдерживать боль, Себастьян мучительной тоской прошептал:
  - Вики.
  ***
  Вздрогнув, Тори присела на постели, оглядываю темную, пустую спальню. Ей показалось, что кто-то позвал ее. Она точно слышала, как кто-то произнес ее имя.
  Прошептал 'Вики'.
  Тори вдруг замерла, поняв, что никто не называл ее так. Кроме Себастьяна.
  Рухнув снова на подушки, она зажмурилась, пытаясь помешать слезам выкатиться из глаз. Она начинала сходить с ума. Ей уже мерещился его голос. Она знала, что он совсем близко. Он рядом, но она не видела его с тех пор, как он появился на пороге ее дома. Почти как в первый день приезда в Клифтон. Две недели она сторонилась входной двери, боясь даже выйти во двор. Потому что боялась увидеть его. Она была так виновата перед ним. Чувство вины заставляло ее задыхаться, и Тори боялась, что в свете всех произошедших за эти годы событий он приехал, чтобы прилюдно отвергнуть ее. В последний раз разбить ей сердце в наказание за то, что она послала его в ад, где он чуть было не погиб.
  Что с ней станется, если он действительно откажется от нее?
  Что ей делать тогда?
  И выдержит ли ее кровоточащее сердце этого, последнего испытания?
  Глава 6
  Себастьян натягивал ремень своего коня, когда в конюшню вошла его мать. При появлении графини конюхи поспешно удалились, оставив мать и сына наедине.
  - Вот ты где, дорогой, - проговорила Айрис, глядя на своего угрюмого сына. Казалось, Себастьян даже не расслышал ее, предпочитая игнорировать ее до тех пор, пока она не пожелает уйти, но он просчитался, если решил, что так легко может отделаться от нее. Айрис намеревалась поговорить с ним, чего бы это ей ни стоило. Сделав шаг вперед, она снова заговорила: - Прошло две недели с тех пор, как ты вернулся, а я видела тебя всего пару раз. Почему ты прячешься?
  Себастьян чуть заметно вздрогнул. Как он мог объяснить, что не желает ни с кем разговаривать, не желает никого видеть? Да и о чем он мог говорить?
  - Что тебе нужно, мама? - прямо спросил он, не желая быть пойманным в словесной ловушке матери, в которой она была просто мастерицей. Он хотел поскорее уйти отсюда. В последнее время ему было невыносимо тяжело находиться в помещении в окружении хоть кого-то.
  - Почему ты избегаешь всех нас? - осторожно заговорила графиня, стараясь не допустить в своем голосе ноток осуждения.
  И снова он не ответил. Себастьян просто не знал, что сказать. Боже, кажется, он вообще разучился поддерживать обычный разговор!
  Глубоко вздохнув, графиня встала рядом с сыном, понимая, чувствуя, как тяжело ему приходится. Что на самом деле терзает его. Она слишком долго молчала об этом.
  - Я благодарна небесам за то, что они сберегли тебя, и ты целый и невредимый вернулся домой, - с любовью сказала она, глядя на сына. - Но ты изменился. Я это вижу и очень хочу помочь тебе...
  - Мне не нужна ни чья помощь! - жестко отрезал Себастьян, чувствуя, что задыхается от столь длительного разговора. Разговор, в котором его мать опасно близко подкралась к его кровоточащему сердцу. Он слишком резко натянул ремень, от чего Адам недовольно фыркнул.
  - Я понимаю больше, чем ты думаешь, - настойчиво заявила графиня. - Я знаю, что тебе нужно.
  Резко вскинув голову, Себастьян посмотрел в проницательные зелёные глаза матери, от взгляда которой, казалось, ничего не могло укрыться. Черт побери, он не мог допустить, чтобы хоть кто-то лез к нему в душу, чтобы хоть кто-то подумал даже поговорить об этом! И только он хотел возразить, как следующие слова матери просто парализовали его.
  - Сколько ты ещё будешь прятаться от нее?
  Едва произнеся эти слова, графиня тут же пожалела об этом, потому что в миг глаза сына потемнели от такой глубокой боли, что стало страшно смотреть на него. Было такое ощущение, будто бы она дотронулась до самой его мучительной раны раскаленной кочергой. Застыв на какое-то время, Себастьян так же внезапно пришел в себя. С исказившимся лицом он прыгнул на спину своего коня и гневно прорычал:
  - Отойди!
  И едва графиня сделала шаг в сторону, как Себастьян пулей вылетел из конюшни, чуть не сбив ее с ног. Айрис смотрела ему в след, ощущая, как болезненно сжимается сердце. Она просто попыталась проговорить с ним об этом, не называя ее имени, но даже это подействовало на него сокрушительно. Она не могла больше сидеть без действий и наблюдать, как ее сын и эта глупая девочка доводят себя, мучая друг друга невысказанными словами. Айрис обязана была сделать хоть что-то. Она слишком долго позволяла им играть своей судьбой, поэтому очередной катастрофы больше не допустит.
  Решительно зашагав в дом, графиня тут же написала записку Джулии, тете Тори, назначая подруге тайную встречу.
  ***
  Бешеная скачка немного успокоила Себастьяна, но это не помогло избавиться от боли. Везде, куда бы только ни смотрели его глаза, он видел свое прошлое. Поэтому было невероятно тяжело находиться там, где каждое дерево, каждая травинка, каждая песчинка напоминали ему о ней. Он никак не мог игнорировать всё это. И Себастьян вдруг с отчетливой ясностью понял, что никогда не сможет обрести покой, пока будет жить здесь. Он должен хоть что-то сделать с этим. Как-то прекратить эту агонию, в которой пребывал, казалось, целую вечность. Он должен уехать отсюда, иначе просто сойдет с ума.
  Решив отдаться на милость Адаму, своему верному коню, и позволив ему самому выбрать свой путь, Себастьян отпустил вожжи и закрыл глаза. Он был изнурён борьбой с собой и своим прошлым, и чувствовал такое истощение, такой упадок сил, что, казалось, уже дошёл до крайней точки. Он хотел передышки, хотел немного отвлечься от всего. Но каково же было его изумление, когда Себастьян обнаружил, что Адам привел его на пляж.
  Шум волн вызвал в нем неподдельный ужас. Себастьян вздрогнул и открыл глаза. Больше всего на свете он боялся оказаться именно в этом месте. Недалеко от валуна. Их валуна, в котором заключались самые опасные, самые яркие и самые болезненные воспоминания. Себастьян резко выпрямился в седле и застыл, когда его взгляд остановился на памятном для него камне серого цвета, обросшего сзади дикой травой.
  Он не был здесь почти семь лет. С тех пор, как погибли родители Тори, после их несостоявшегося поцелуя, с тех пор, как он уехал, не рискуя показаться в Клифтон-холле, Себастьян больше никогда не приходил сюда. Ему казалось, что он забыл, как выглядит его любимый валун, но все оказалось совсем иначе. Он помнил каждую мелочь, помнил каждую прорезь. И отчётливо помнил нацарапанную гвоздём надпись, которую оставила Вики.
  'Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно'.
  Господи, он вернулся, он, наконец, оказался там, куда всегда приводило его сердце, но к чему он вернулся? Что осталось от тех надежд, которые он лелеял? Что сталось с привязанностью Вики к нему? Что осталось от него прежнего? Внезапно грудь пронзила такая мучительная боль, что Себастьян стал задыхаться. В то же мгновение, уловив некое движение справа, он замер, поняв, что это было не самое страшное испытание.
  С противоположной от него стороны из-за деревьев вышла прекрасная златовласая красавица и медленно направилась прямо к заветному камню. Голова ее была опущена, но даже с такого расстояния было видно грустное выражение ее лица. Себастьян превратился в изваяние, не смея ни дышать, ни тем более шевелиться. Замер и Адам, уловив перемену в хозяина.
  Себастьян пристально следил за ней, чувствуя себя в каком-то тумане, будто бы спал и видел странный сон. И боялся очнуться, зная точно, что холодное оцепенение тут же сменится давней, неконтролируемой болью, которая мгновенно поглотит его. Поэтому он пока не позволял себе думать ни о чем. Он просто смотрел, наблюдал за ней, впитывая в себя до боли дорогой сердцу образ.
  Не подозревая о его присутствии, Вики подошла к валуну и, осторожно коснувшись камня, нежно провела рукой по гладкой поверхности. Почти как в первый день, когда он привел ее сюда. Себастьян дернулся так, будто она коснулась его. Будто провела рукой по его сердцу, по его шрамам. Он не видел ее с того самого дня, как ворвался в их дом. С того дня, когда они встретились после долгой разлуки. Он до сих пор помнил выражение ее ошеломленно грустных глаз, очертания застывшего милого лица. Помнил сумасшедший стук своего сердца, когда смотрел на еще более красивую Вики. Боже, он побывал во многих местах, но не встретил никого, прекраснее ее. Возможно потому, что красота в ней удивительным образом сочеталась с ее внутренним светом и теплом.
  А сейчас, в ярких лучах солнца она казалась просто божественной. На ней было лишь легкое белое платье с цветочками, подчеркивающее ее идеально выточенную тонкую фигуру, оголяющее хрупкие плечи и белоснежную приподнятую корсетом грудь.
  Господи, как же она похорошела за то время, что его не было! Пока он гнил на войне, она расцвела ещё больше, и теперь превратилась в такую духозахватывающую красавицу, что от нее просто невозможно было оторвать взгляд. Себастьян едва сдерживался от того, чтобы не спрыгнуть с лошади и не подойти к ней. Он безумно хотел развернуть ее лицом к себе, заглянуть в ее сверкающие, лучистые глаза и крепко обнять. Он хотел почувствовать ее рядом с собой. Всю. До боли.
  Он помнил вкус ее губ, мягкость женственного тела, жар ее пальцев, тепло ее дыхания. Его тело вздрогнуло и напряглось в ответ на эти далёкие воспоминания. Господи, он так сильно хотел ее, что мог запросто сойти с ума!
  Однако, глядя на нее, Себастьян вспомнил и ее жизнерадостность, полное желание жить, танцевать... целоваться... Скольких ещё мужчин успела она перецеловать, пока он пытался выжить на войне, чтобы снова вернуться к ней? Помнит ли она тот его грубый, отчаянный, единственный поцелуй, которым он наказал ее и себя?
  Эта мысль отрезвила его лучше любого выстрела. Себастьян осознал, что больше не может больше находиться там, где всё напоминало его о прошлом, о том, что у него могло бы быть, чего он лишился, и что никогда не будет принадлежать ему. Как и прежде он не мог спокойно смотреть на нее и не иметь возможности коснуться ее, слышать ее голос, чувствовать ее дыхание. И хуже всего было то, что он знал: если он подойдет к ней, она прогонит его. Теперь она ни за что не захочет иметь с ним ничего общего, ведь он был всего лишь истерзанный войной монстр, который продолжал оставаться для нее всего лишь занудой. Она непременно отвергнет его. И тогда...
  Он не сможет этого вынести. Этого было достаточно, чтобы Себастьян с ожесточением развернул Адама и поскакал прочь от этого места. От валуна. От нее.
  Встреча на пляже отняла у него почти все его силы. Себастьян чувствовал себя опустошенным, в груди зияла такая пустота, что в скором времени она могла полностью поглотить его. Был уже поздний вечер, он сидел в зашторенном кабинете отца и пытался хоть как-то прийти в себя. Если только это было возможно.
  Страдания так сильно довлели над ним, что он почти разучился жить. Он мог только думать о ней. И он думал о ней даже тогда, когда очередная женщина заходила в его шатер, а потом ложилась к нему в постель. Он зло сжимал челюсти, проклиная все на свете, потому что рядом с ним должна была лежать Вики, а не безликое существо без имени и значения. Он ненавидел разрядку, которую получал от них. Эти мгновения были для него самыми тяжелыми, а она так легко рассуждала о мужчинах и поцелуях. Скольких она ещё знала? Скольких впустила в свою жизнь?
  Рука непроизвольно сжалась в кулак, и он захотел кого-нибудь ударить. Желательно того мерзавца, который сорвал с ее губ первый поцелуй. Все ее поцелуи должны были принадлежать ему. Но она предпочла отдать их другим. А для него сберегла самый горький, самый мучительный. И самый обжигающий.
  Себастьян зарычал и прикрыл глаза рукой, понимая, что снова доводит себя. Черт побери, кем он был для нее, в конце концов? Может она вообще не хотела его поцелуя, может он сам выдумал ее привязанность к себе?
  'У каждого человека должно быть особое имя. Это признак исключительной привязанности друг к другу, признак необычной любви к другому человеку'. Голос из прошлого резанул по сердцу, но он не успел прогнать боль, потому что, убрав руку с лица, Себастьян увидел свою мать, которая стояла прямо перед ним и пристально смотрела на него.
  - Мама? - хриплым голосом вымолвил он и выпрямился на диване. - Я не слышал, как ты вошла...
  - Я это заметила, - спокойно проговорила она, стараясь скрыть нотки боли в своем голосе. - Что ты тут делаешь? Мы ждали тебя к ужину, но ты так и не появился. Ты сторонишься нас так, словно мы тебе чужие.
  - Не правда, - возразил Себастьян, не желая обидеть ее. - Я просто... хотел побыть один.
  - Ты уже две недели проводишь время один. - Айрис присела рядом с ним на диване. - А я хочу постоянно видеть своего сына, хочу, чтобы радость не покидала нас всех, ведь ты вернулся целым и невредимым.
  Себастьян боялся таких разговоров, поэтому поспешно сменил тему.
  - Когда вернутся отец и Эдвард? От них есть вести?
  - Сегодня утром я получила письмо от Артура. Они уже в Портсмуте и через пару дней будут дома. Их задержала встреча со старым другом семьи, который просил погостить у него, но твой отец рвется к тебе. Он хочет своими глазами увидеть, что ты жив и здоров.
  Тоска по родным глухой болью отдалась в сердце.
  - Я бы тоже хотел увидеть его, - сказал Себастьян так, чтобы мать не различила в его голосе нотки глубоких эмоций.
  Он очень любил отца, знал цену его советам и наставлениям. Отец поддерживал его в любом вопросе и не стал возражать, когда Себастьян настоял на том, чтобы купить офицерский патент. Артур даже не пытался отговорить сына от опрометчивого поступка, интуитивно понимая, что это ещё больше усугубит страдания мальчика. За это Себастьян зауважал его ещё больше. Ведь в ту пору он был почти как раненый зверь, и не смог бы вынести вмешательства в свою жизнь. И только теперь он осознал, какую боль причинил родным, особенно им, когда принял решение уйти в армию. Боже, сколько глупостей он натворил! Чувство вины захлестнули его так, что он хотел встать и уйти, но мать осторожно взяла его за руку и удержала на месте.
  - Мальчик мой, мы все переживали за тебя. Очень сильно волновались... Все. - Она подчеркнула последнее слово, вложив в него достаточно смысла, чтобы Себастьян снова захотел уйти. - Если бы было возможно, я бы многое исправила в прошлом, но это не в моей власти, сынок. Поэтому давай попытаемся не разрушать будущее, игнорируя настоящее.
  Себастьян внезапно обнаружил, что задыхается. Он не хотел, просто не смог бы раскрыть хоть перед кем-то свою душу. Он даже не знал, как это делать. Да и никто не поймет его. Поэтому отняв руку, он встал и отошёл к окну.
  Айрис поняла, что снова разбередила его раны. И, видимо, они были настолько глубоки, что ему было трудно даже говорить об этом.
  - О чем ты думаешь? - тихо спросила она и тоже поднялась, стараясь сгладить напряжение, которое возникло по ее вине.
  Однако ее мягкий тон не смог усыпить бдительность Себастьяна. Айрис всегда добивалась того, чего хотела. Но только не на этот раз.
  - Мама, мне нужно время, чтобы привыкнуть к этому миру, - с горечью произнес он, прикрыв на секунду глаза.
  Она знала это, но почему-то предпочла пренебречь сим фактом. Приподняв голову, графиня торжественно заявила, пытаясь казаться спокойной:
  - Надеюсь, мой дорогой, этот процесс не будет длиться долго, потому что как только вернутся Артур и Эдвард, я намереваюсь дать бал в честь твоего возвращения и собираюсь пригласить всю округу.
  Обомлев, Себастьян резко повернулся к ней.
  - Что?
  - Да, милый, - кивнула с улыбкой Айрис, у которой при этом болело сердце. - Будет бал в твою честь. Пора тебе на самом деле вернуться в наш мир, пора бы уже найти дорогу к своему счастью.
  Она подошла к нему, быстро поцеловала в щеку и ушла, оставив сына в полном изумлении. А когда Себастьян немного пришёл в себя, он подумал, что просто взорвется от гнева.
  Бал? Какой ещё к черту бал? Он не был готов вернуться в обычную жизнь, а что он будет делать на балу? На мероприятии, где все веселятся, флиртуют и делают вид, что жизнь прекрасна. Жизнь не была прекрасной. По крайней мере, для него. Для него в особенности. Его жизнь была агонией, полной боли и страданий, одиночества и холода. Он мерз, замерзал без Вики. Его душа и сердце сжимались от боли так, что превратились в кусочек сморщенного изюма. Он не был готов к балу. Он не был готов видеть, как Вики будет снова танцевать с другим. Флиртовать с другим. Целоваться с другим!
  Эта мысль заставила его лицо потемнеть. Сжав руку в кулак, Себастьян гневно прорычал:
  - Черт!
  Как бы он ни злился, как бы ни хотел никого видеть, ни с кем разговаривать, он не мог остановить течение времени. Жизнь снова утекала из его пальцев, подобно пляжному песку. И он ничего с этим поделать не мог.
  Глава 7
  Тори смотрела, как Алекс бережно пересаживает молодой куст желтых роз. Она любила наблюдать за работой сестры в оранжерее. Иногда это чудесным образом отвлекало ее от грустных мыслей.
  Но только не сегодня.
  Не после того, что произошло вчера на пляже.
  Впервые после того рокового дня, когда пришло сообщение об исчезновении Себастьяна, Тори позволила себе сходить, наконец, к валуну. Она так сильно тосковала по этому месту. Место, связывающее ее с Себой. Ей казалось, что там она сможет обрести некое подобие покоя, хоть как-то успокоит ноющее сердце, но как же глубоко заблуждалась!
  Ведь это место в первую очередь принадлежало ему.
  И он тоже пришел туда!
  Тори слишком поздно поняла это. Вернее, она обнаружила его присутствие только в момент его исчезновения. Он был там. И видел ее! И даже не подумал подойти. У нее замирало всё внутри, едва она думала о том, что снова может увидеть его. Она боялась и вместе с тем хотела этого больше всего на свете. Тоска по нему начинала сводить с ума. Тоска привела ее на пляж, где Тори всегда находила утешение, но только не в этот раз.
  Оттуда она вернулась с ноющей болью в сердце. Ей было тяжело думать о том, что он пожелал проигнорировать ее. Пожелал уйти и даже не захотел подойти и заговорить с ней. После всего, что было. После того, как по возвращению домой первое, куда он пошёл, был Клифтон-холл. Было великим соблазном считать, что в тот день он пришёл ради нее. Пришёл только для того, чтобы увидеть ее. Но случай на пляже перечеркнул все эти надежды.
  Он видел, как она пришла на пляж. Он и ушёл оттуда только потому, что она была там. Ушёл, потому что не хотел, не мог видеть ее. Видимо, степень ее вины была так высока, что он не мог простить ее, не говоря уже о том, чтобы взглянуть на нее.
  Неужели любовь к нему должна была приносить такие невыносимые страдания? Тори считала, что любовь - это нечто особенное и прекрасное, что она приносит только радость и удовольствие, покой и счастье. Но только не ее любовь к Себастьяну. Ведь она была обречена любить его и не иметь никакой возможности проявить свои чувства. Это действительно было похоже на проклятие.
  - О чем ты так усиленно думаешь? - раздался голос Алекс, который вернул Тори к реальности.
  Девушка вздрогнула и отошла от стены, тщетно пытаясь взять себя в руки.
  - Ни о чем, - заговорила она притворно беззаботным тоном и пожала плечами, понимая, что лжет и что сестра это заметила. Однако Алекс не подала и виду, и, решив сменить тему, Тори поспешно добавила: - В доме необычайно тихо без Кейт, не находишь?
  - Да, ты права, - с грустной улыбкой кивнула Алекс. - Она была неотъемлемой частью нашего дома, сердцем Клифтона. Я надеюсь, что у нее сейчас все хорошо.
  - Да, и я тоже. Как думаешь, они уже обвенчались?
  - Ну, зная нетерпение Джека и расстояние до Гретна-Грин, куда, вероятно, он мчался, увозя с собой Кейт, могу предположить, что они уже поженились. - Улыбка Алекс стала шире. - Ты не подашь мне вон тот маленький совочек? Надо немного помочь этим упрямым корням уместиться в их новом доме.
  - К-конечно, - пролепетала Тори, подходя к рабочему столу Алекс, взяла и протянула ей совочек, чувствуя, как грудь заполняет очередная тупая боль. Быстро отвернувшись, она отошла в дальний угол оранжерей и прикрыла глаза, которые вдруг защипало.
  Господи, когда-нибудь она перестанет ощущать тоску и мучительную любовь к человеку, которому была не нужна?
  - Чем сегодня займешься? - притворно спокойным голосом поинтересовалась Алекс, заметив, как от звука ее голоса неестественно вздрогнули плечи сестры.
  Прочистив горло, Тори тихо ответила:
  - Не знаю.
  Алекс выпрямилась и с облегчением констатировала:
  - Я закончила. - Взяв влажную тряпку, она вытерла руки и снова посмотрела на сестру. - Я приготовила глазные припарки для бабушки Ады. Кейт просила отнести их, но я сейчас не могу. В оранжерее уже распускаются бутоны, и теперь мне нужно высадить в саду глоксинии, вербены, петуньи, маргаритки...
  - Можешь не продолжать, - прервала ее Тори, повернувшись к ней. - Я все поняла.
  - Ты отнесешь их бабушке Аде?
  В голосе Алекс помимо надежды, было что-то ещё, но, поглощенная своими переживаниями, Тори впервые в жизни не заметила столь явного желания Алекс добиться своего.
  - Конечно.
  - Прекрасно! Как раз прогуляешься и развеешься. Если ты пойдешь сейчас, то успеешь вернуться к чаю.
  - Приготовь банки, я только переоденусь.
  Одна мысль о том, что ей будет, чем заняться, воодушевила Тори и сделала этот нескончаемый день более терпимым.
  Алекс смотрела вслед сестре, радуясь тому, что печаль хоть бы на время отступила. Тори немного оживилась. И то, что Алекс приготовила для нее, должна была ещё больше оживить ее.
  Через полчаса Алекс увидела, как старшая сестра, крепко держа корзину, прошла на север по узкой тропинке, которая вела на главную дорогу. И небольшую поляну, где пересекались дороги поместий их соседей.
  В этот момент в оранжерею вошла улыбающаяся тетя, которая вчера утром благополучно вернулась из Лондона.
  - Алекс, милая, у меня хорошие новости. Где Тори? Ты не видела ее? - спросила Джулия, которая, не переставая, махала перед собой распечатанным письмом.
  - Она только что ушла к бабушке Аде. Я попросила ей отнести глазные припарки для миссис Джонсон. - Поправив очки, она взглянула на загадочное письмо, которое держала тетя. - Это письмо от Кейт?
  - Нет, - с лукавым блеском в глазах ответила Джулия. - В следующее воскресенье Айрис устраивает бал в честь возвращения Себастьяна. Мы все приглашены.
  Даже если бы она не подчеркнула слово 'все', Алекс догадалась, почему тетя так светиться от радости.
  - Ты думаешь, это поможет?
  Вопрос Алекс заставил Джулию измениться в лице. Радость тут же померкла. Сложив письмо и убрав ее, она посмотрела на Алекс.
  - Вчера я встречалась с Айрис.
  Глаза Алекс заволокло печалью.
  - И они об этом явно не догадываются.
  Джулия испытала страх и боль одновременно.
  - Никто об этом не должен знать, Алекс.
  - Конечно, я вас не выдам, - вздохнула девушка, опустив голову. - Но я боюсь, как бы вы не усугубили и так сложную для всех ситуацию.
  - Эти двое самые невыносимые упрямцы на свете! - воскликнула тетя, у которой предательски задрожал голос. Она прижала ладонь к груди. - У меня нет больше сил видеть, как Тори с каждым днем чахнет все больше. Она боится жить. Боится самой жизни. Она вообще не живет.
  - Я очень надеюсь, что вы сможете им помочь, потому что если вы этого не сделаете, этого не сделает никто.
  ***
  Открыв дверь, Себастьян замер, увидев в ярко освещённой гостиной свою младшую сестру Амелию, невестку и ее детей. Все они стояли у круглого стола и о чем-то тихо разговаривали. И только по этой причине он не услышал их голоса. Иначе бы ни за что не пришёл бы сюда.
  Себастьян хотел увидеться с матерью, хотел сообщить ей о том, что собирался уехать в Лондон по важным делам на несколько дней.
  Но, черт побери, совершенно случайно набрёл на всё своё семейство. Его появление никто не заметил, и Себастьян намеревался так же незаметно уйти, но что-то его остановило. Возможно, то обстоятельство, что он никогда прежде не видел своих племянников. Вернее, в год отплытия на континент как раз родился мальчик. Шон. Себастьян отчетливо помнил имя племянника, которое произнёс грустный Эдвард, провожая брата до парома.
  Мальчик оказался очень похож на графа Ромней, своего знаменитого деда, а девочка была маленькой копией своей очаровательной мамы.
  Сердце вдруг сжала глухая тоска. Себастьян всегда любил детей. Дети были самой важной составляющей частью жизни каждого человека. И как же часто он мечтал о своих собственных. Его и ее.
  Себастьян сделал шаг назад, чтобы развернуться и уйти, но его остановил тоненький голосок маленькой девочки.
  - Ой, кажется вы наш дядя Себастьян, да?
  Все замолчали и словно по команде повернулись в его сторону. На него смотрело столько пар глаз, что Себастьян даже растерялся. Возможность уйти незаметно канула в лету, подобно душе умершего, которая исчезала в реке забвения мрачного царства Аида.
  - Да, милая, - за него ответила Амелия, с нескрываемым теплом глянув на застывшего брата. - Это ваш храбрый дядя, майор Себастьян. Правда, в отставке, но всё равно майор.
  - Вот здорово! - выдохнул Шон, с восхищением глядя на дядю. - Вы правда-правда майор? Я всё спрашиваю у папы о военных чинах, а он постоянно пожимает плечами и говорит, что в этом плохо разбирается. Может, вы мне скажете, звание майора выше или ниже капитанского?
  - Дорогой, - обратилась к сыну Сесилия, с извиняющимся видом глядя на Себастьяна. - Ты проявляешь излишнее любопытство. Возможно, дядя занят, а ты ему мешаешь.
  - Он ведь стоит здесь, мама, - удивленно заметила девочка, глядя на мать невероятно яркими зелеными, как у всех Ромней, глазами. - Как он может быть занят? К тому же он такой большой. Чем он может быть занят?
  - Глупенькая, - пожурил ее брат. - Ты маленькая, вот все остальные и кажутся тебе большими.
  - И вовсе я не маленькая.
  - Да ты меньше меня.
  - Когда-нибудь я научусь бить, и ударю тебе прямо по губам за такие слова, Шон...
  - Дети! Как вы себя ведете? - резко оборвала их мать. Сесилия виновато посмотрела на деверя. - Простите, они иногда ведут себя неприлично, но такое бывает крайне редко, что, к сожалению, не уменьшает степень ни моей вины, ни тем более их. Возможно, мы вас задерживаем....
  За прошедший месяц Себастьян не слышал столько вопросов, сколько посыпалось на него в гостиной его родного дома. Он был изумлен, слегка смущен и жутко взволнован. Он не знал, что сказать и как поступить. Четыре пары глаз вопросительно и с нескрываемой надеждой смотрели на него, ничего не прося взамен и в то же время безмолвно предлагая ему стать частью их жизни.
  Перед ним стояла его семья, и он не имел право обходиться с ними пренебрежительно. Он не имел право уходить от них, избегать или причинять им боль. Он нёс в себе слишком много боли. Поэтому Себастьян не хотел, чтобы эти прелестные, любопытные крошки познали горечь и разочарования так же, как он. В груди вдруг что-то сжалось, а потом как будто лопнуло. Он моргнул и сделал глубокий вздох.
  Он никак не мог уйти отсюда.
  Повисло глубокое молчание. Все ждали от него ответа, и никто не надеялся дождаться его. Но Себастьян, пересилив себя, тихо проговорил:
  - Звание майора выше капитанского.
  Даже дети поняли, что только что произошло. Их глаз заблестели от радости, а улыбки стали ещё шире.
  - Я так и знал! - воскликнул Шон и подбежал к Себастьяну, на лице которого растерянность медленно сменялась ужасом. - А кому подчиняется майор, дядя? Он старший батальона или полка?
  - Дядя Себастьян, а вы пойдете с нами гулять? - робко спросила сестра Шона, следуя за ним.
  Себастьян вздрогнул, понимая, что совершил ошибку. Ему не следовало начинать то, что невозможно было довести до конца. Он вдруг понял, что не сможет оправдать ожидания этих малышей, ожидания тех, кто любил его и нуждался в нём, потому что не знал, как это сделать. Часть его мечтала сбежать отсюда как можно скорее, а другая часть, старая, дряхлая как вселенная, почему-то упрямо жаждала внимания стоящих перед ним детишек.
  Заметив бледность брата, Амелия подошла к племянникам в надежде немного утихомирить их.
  - Шон, Сьюзан, хватит мучить дядю Себастьяна. Вы ведете себя просто ужасно. Что он подумает о вас? Так вы будете вести себя на прогулке? Если да, то нам с мамой нужно серьезно подумать над тем, стоит ли вообще идти гулять.
  - Но, тетя Мелли, - захныкала Сьюзан, взглянув на Амелию. У нее мгновенно повлажнели глаза, и задрожала нижняя губа. - Вы же обещали...
  - Да и Бонни нужно выгулять, - не менее расстроено добавил Шон, встав рядом с сестрой.
  Себастьян выпрямился и, наконец, вошёл в комнату, понимая, что у него уже нет другого выбора.
  - Амелия, - заговорил он мягким, но решительным голосом. - Я пойду с вами на прогулку.
  Дети завизжали от восторга и повернулись к нему.
  - О, дядя Себастьян, спасибо, - выдохнул Шон.
  - Вы не пожалеете об этом, обещаю, - поклялась Сьюзан.
  Себастьян посмотрел на эти маленькие существа и отчетливо понял, что как раз пожалеет.
  И очень скоро.
  ***
  Тёплый ветерок колыхал листья деревьев. В небе ярко сияло солнце, лаская своими лучами сочную зеленую траву. Вокруг стояла блаженная и умиротворяющая тишина.
  Тори поправила шляпку и крепче прижала к себе корзину, в которую бабушка Ада сложила две баночки любимого Тори клубничного варенья и небольшой мешочек с миндалем. Тори всё пыталась вспомнить, кто же из ее домочадцев любит миндаль, но так и не смогла понять, кому они были предназначены. В любом случае Алекс будет рада этим дарам, и уж лучше пусть она начнет любить миндаль, иначе подарок придется отдать миссис Уолбег, которая найдёт ему более подходящее применение на кухне.
  Покачав головой, Тори вышла на залитую солнечными лучами поляну, посередине которой стоял большой толстый дуб. У которого сбегались три дороги, ведущие в Клифтон-холл, Чейн-Кросс и... в Ромней. Тори остановилась у дуба, приложив ладонь к груди и чувствуя при этом, как медленно сжимается сердце. У Ады, у этой милой безобидной старушки она на время позабыла о своих переживаниях, но стоило увидеть дорогу в Ромней, как давняя боль снова вернулась к ней. Тори на секунду прикрыла глаза. Думает ли он о ней? Где он сейчас? Как скоро и где она могла бы еще раз увидеть его?
  Гневно сжав руку, она резко открыла глаза. Не следовало ей думать об этом. Думать о нём. И хвататься за призрачные надежды, которые никогда не могли бы сбыться. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, ему, несомненно, было лучше, чем ей. Да и зачем ему утруждать себя мыслями о той, кто заставила его пройти через настоящий ад?
  Развернувшись, чтобы уйти, Тори вдруг заметила в кустах недалеко от дуба что-то блестящее. Она шагнула туда, чтобы разглядеть поближе находку, и перешагнула через толстые корни, выпирающие из-под земли. И внезапно ее внимание привлек громкий лай, который с невероятной скоростью приближался. Тори резко развернулась, чтобы посмотреть, кто вознамерился напасть на нее. Однако правая нога застряла в корнях векового дуба, лодыжку пронзила острая боль. Тори не успела даже вскрикнуть. Она лишь успела заметить летевшее на нее лохматое чудовище, которое прыгнуло и повалило ее на землю.
  Корзина упала и покатилась в сторону. На грудь давили сильные лапы пса, который радостно уткнулся мокрой мордой ей в лицо и стал лизать щеки, не позволяя при этом ни дышать, ни шевелиться. Падение было таким стремительным и тяжелым, что Тори ударилась спиной о выпирающие корни дуба, испустив весь воздух из легких.
  Пару секунд она пребывала в шоковом оцепенении, но когда сознание стало возвращаться, Тори в то же мгновение почувствовала раздирающую боль в спине и в лодыжке. Ей вдруг стало так плохо, что закружилась голова, и потемнело в глазах. Это была словно последняя капля в чаше ее страданий, но Тори с трудом удалось сдержать слёзы.
  И в этот момент недалеко от нее раздался очень знакомый голос.
  - Бонни! - позвал пса Шон. - Ты куда убежал? Кого ты там увидел?
  - Что на этот раз натворил твой пёс? - недовольно спросила Сьюзан.
  - Я разберусь, - резко заявил Себастьян, сетуя на свою уступчивость, и направился к Бонни, хвост которого торчал из-за большого толстого дуба.
  Вот что значит идти на прогулку с неуправляемыми детьми и с диким животным, на которого нет управы.
  Обогнув дуб, Себастьян хотел было подойти к псу, но едва увидел, кого тот завалил на землю, вернее на угрожающе выпирающие корни дуба, на которых кто-то лежал, как похолодел от ужаса и застыл, не в силах ни дышать, ни тем более шевелиться.
  - Вики! - выдохнул он изумленно.
  Услышав голоса, Тори попыталась увернуться от Бонни, чтобы посмотреть на того, кто загородил солнце и стоял рядом с ней. И едва подняв глаза, как она замерла, позабыв и о боли, и о своем падении, и об остальном мире.
  Хоть в это верилось с трудом, но перед ней возвышался сам Себастьян!
  Тори показалось, что время остановилось, потому что остановилось и ее сердце. Меньше всего на свете она ожидала увидеть здесь его, да ещё в такой унизительный для себя уязвимый момент.
  Тори медленно моргнула, но видение не исчез. Это было не видение, а живой человек из плоти и крови, и он продолжал стоять рядом и смотреть на нее так же изумлённо, как и она. Тори не могла отвести от него своего тоскливого взгляда. Господи, как давно она хотела увидеть это дорогое лицо, этот до боли родной облик!
  Она не видела его целых пять долгих, холодных лет. Она увидела его две недели назад, когда он неожиданно постучался в ее дверь. Но в прошлый раз ей не удалось как следует разглядеть его.
  Тори вдруг поразило то, как сильно он изменился за эти пять лет. Лицо стало непроницаемым и суровым, черты резкими, а между бровей залегла глубокая морщинка, словно он не переставал хмуриться. Почти как сейчас.
  Но его глаза!
  Эти обожаемые, глубоко посаженные зелёные глаза смотрели на нее по-прежнему с такой нежностью и теплотой, что сдавило в груди.
  - Господи, Бонни, что ты натворил? - голос Амелии вывел из оцепенения Себастьяна и Тори. Она обошла дуб и резко остановилась, в ужасе глядя на распростертую на земле девушку. - Виктория? О Боже, что этот монстр сделал с тобой?
  Наконец, Себастьян пришёл в себя. И ощутил неистовое желание разорвать на части обнаглевшую собаку. Его ноздри расширились, глаза потемнели и сузились. Он схватил ошейник и одним стремительным движение оттащил Бонни от бледной Вики. Вручив поводок Амелии, он резко повернулся к девушке. И почувствовал настоящую панику. Почти как много лет назад, когда ее ударили на мальчишеских играх. У него похолодело все внутри, когда он увидел искаженное от муки обожаемое лицо. Позабыв обо всем на свете и желая помочь, защитить ее любой ценой, он подошел и присел подле ней.
  - Милая, где у тебя болит? - глухим от эмоций голосом спросил Себастьян, пристально глядя на нее.
  Его лицо было искажено не меньше. Оно было почти пепельного цвета, словно ему было так больно, что он мог в любой момент упасть в обморок. Тори едва могла дышать, почувствовав его рядом. Он был так близко, так невероятно близко, что она могла бы запросто дотронуться до него, но при всем своем желании не могла пошевелиться. В горле стоял такой комок, что было трудно даже дышать, не говоря уже о том, чтобы ответить ему. А потом он взял ее за дрожащую руку и мягко сжал ее холодные пальцы. И Тори захотелось зарыдать, потому что сердце пронзила непереносимая боль. У него была такая теплая, такая сильная ладонь... А ведь в последний раз он прикасался к ней только пять лет назад, когда оставил у конюшни с разбитым сердцем.
  - Вики, где у тебя болит? - дрожащим голосом повторил Себастьян, впадая в оцепенение от того, что Вики не может даже говорить. Ее затравленный взгляд прожигал ему грудь. Наклонившись к ней совсем близко, он заглянул в ее затуманенные страданиями глаза, и осторожно провел пальцами по бледной, нежной как шелк коже, не веря тому, что на самом деле касается ее. Господи, он боялся обнаружить, что это очередной жестокий сон! - Скажи мне, прошу тебя.
  Его теплое дыхание коснулось ее лица, и Тори зажмурилась, пытаясь из последних сил сдержать слезы.
  - Н-нога, - еле слышно молвила она, умирая от желания вжаться в его теплую ладонь.
  Он решил, что это боль заставила ее закрыть глаза. Движимый стремлением тут же избавить ее мучения, Себастьян отпустил ее руку, выпрямился и повернулся к ее ноге, прикрытой юбками. И замер от очередной поразительной мысли: он снова будет касаться ее! Сделав глубокий вдох, он медленно потянулся к подолу, который мешал ему добраться до нее.
  - Держи своего пса, Шон!
  Резкий голос невестки немного привел Себастьяна в чувства, но руки по-прежнему продолжали лихорадочно дрожать.
  - Бонни просто хотел поприветствовать мисс Тори, - расстроено сказал Шон. - Он же обожает ее.
  - Мисс Тори сильно пострадала, дядя Себастьян? - тихо спросила Сьюзан, внимательно следя за дядей.
  Но тот не ответил. Себастьян был слишком занят, слишком сосредоточен на центре своей вселенной. Откинув в сторону подол, Себастьян увидел стройные ножки, затянутые в белые шелковые чулки. Он болезненно сглотнул, увидев, как лодыжка застряла в корнях дерева и начинала опухать. Ей должно быть невероятно больно. Эта мысль отрезвила его, и, разгневавшись на дерево, которое стало причиной ее мучений, Себастьян схватил толстый корень и с такой силой выдернул ее из земли, что земля полетела по сторонам.
  И тут же услышал ее стон. Он замер, едва его пальцы сомкнулись вокруг ее поврежденной лодыжки. Себастьян быстро взглянул на нее.
  - Тебе очень больно?
  Его голос прозвучал с такой неприкрытой мукой, что заныло сердце. Тори медленно покачала головой, боясь не боли в лодыжке, а своих чувств, которые уже с трудом могла контролировать.
  - Н-немного, - прошептала она, по-прежнему с закрытыми глазами, боясь раскрыть веки и увидеть его взгляд, его глаза.
  Обомлев, Амелия и Сесилия смотрели на всю эту сцену, сдержав дыхания. Тори лежала на земле едва живая, Себастьян смотрел на нее потемневшими глазами, а под загаром проступала неестественная бледность. Амелия даже не могла себе представить, что эти двое так сильно... У нее запершило в горле, когда она увидела, как Себастьян отпустил ненавистный корень, склонился к Тори и взял ее лицо в свои ладони.
  - Все позади, - прошептал он у самых ее губ, глядя на подрагивающие веки, которые не хотели раскрываться. Он все смотрел на нее, вбирая в себя ее образ: золотистые брови, маленький носик, полураскрытые губы, которых он касался всего один раз. И умирал от желания коснуться вновь. Не устояв, он дотронулся пальцами до золотистого шелка ее волос, которые еле удерживали шпильки. - Все хорошо.
  Все обстояло намного хуже.
  От сумасшедшего стука сердца шумело в ушах. Тори понимала, что ей нужно что-то сделать, как-то отреагировать на происходящее, но не могла пошевелиться, захваченная его руками, его густым голосом, его дыханием. Это было его настоящие руки, а не плод ее воображения. Не сон, который мог развеяться в любую секунду. И голос его был настоящим. А ведь совсем недавно она думала, что больше никогда не увидит и не услышит его. Никогда не почувствует тепло его рук. У нее защипало в глазах. Ее терзали такая любовь и тоска по нему, что Тори начинала сходить с ума.
  Она медленно открыла глаза. И задохнулась, понимая, что была совсем не готова к этому. Никто не предупредил ее о том, что он будет так близко от нее. Так что она даже видела морщинки вокруг плотно сжатых губ. Губы, которые были в дюйме от нее.
  Они бы вечность смотрели друг на друга, если бы не голос Амелии.
  - Себастьян, как она?
  Себастьян на секунду прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя и совладать со своими желаниями. Он был на волосок от того, чтобы послать весь мир к черту, заключить в железные объятия Вики и унести ее отсюда прочь. Туда, где сможет, наконец, испить ее губы. Ее саму. До самого дна. Где она, наконец, будет принадлежать ему и никто не посмеет отнять ее у него. Даже она сама.
  - Ее... - у него срывался голос, когда он заговорил, чуть отстранившись от нее. - Ее нужно доставить домой.
  - Ты прав. - Амелия обеспокоенно взглянула на девушку. - Тори, дорогая, ты сможешь подняться?
  Себастьян всегда действовал на нее так сокрушительно. Виктория приложила огромное усилие для того, чтобы прогнать оцепенение. И тут же боль стрельнула в спине и в лодыжке. Она прикусила губу, чтобы снова не застонать.
  - Н-не знаю, - честно ответила она и на этот раз, не в силах удержаться, схватила Себастьяна за руку и сжала ее. Ей казалось, что стоит отпустить его, и она умрет.
  Почувствовав ее дрожь, Себастьян выпрямился и подставил ей другую руку.
  - Я помогу тебе встать.
  Он очень осторожно просунул руку ей под плечи и помог присесть на месте. Тори сделала судорожный вздох, борясь с собой. Она храбро выдержала это испытание, прежде всего потому, что рядом было столько зрителей. Она заметила их всех только, когда из поля зрения на секунду выпустила Себастьяна.
  - А теперь попробуй медленно встать.
  Его тёплое дыхание ласкало ей шею, от чего задрожали колени и мурашки побежали по коже. Тори с ужасом думала о том, как будет вставать. И всё же попыталась медленно приподняться, опираясь на его руку. Поврежденная лодыжка оказалась не готовой принять на себя ее тяжесть. Тори покачнулась, и тут же ощутила острую боль в спине. Она вскрикнула, готовая рухнуть обратно на землю, но внезапно оказалась крепко прижатой к груди Себастьяна.
  - Я отнесу тебя домой!
  Глава 8
  У Тори не было больше сил хоть сколь-нибудь сдерживать себя. Поэтому повернувшись в объятиях Себастьяна, она крепко обхватила его шею дрожащими руками и уткнулась ему в грудь.
  Наконец, она обнимала его! Живого! Настоящего! Боже, теперь она могла бы сделать вид, что ее сломила боль в спине и ноге! Она могла притвориться, что ей плохо, но в то же самое время больше не скрывать своих истинных чувств, потому что у нее действительно болело всё. И с особой жестокостью болело сердце, которое готово было разорваться на части.
  Тори сжала его плечи, а потом заплакала, не в состоянии остановиться. Она так долго жила без него. Так долго мечтала ощутить его тепло. Так сильно скучала. Чувства разом нахлынули на нее, лишая остатков сдержанности. Она хотела выплеснуть на него всю ту тоску, которая сжигала и опустошала ее. Она хотела спрятаться на его груди и никогда больше не отпускать его. Господи, он был нужен ей даже больше, чем воздух!
  Зарывшись лицом в ее душистые волосы, Себастьян пытался поверить в то, что она на самом деле в его руках. В его объятиях. Прижатая к его груди. Он чувствовал дрожь ее тела, слышал ее глухие рыдания. Ее слезы капали ему на грудь, мочили рубашку и проникали в кровоточащее сердце, растворяясь в костях. Горло перехватил такой комок, что стало трудно дышать, но он не хотел дышать. Он хотел просто обнимать ее. До конца жизни.
  Амелия и Сесилия смотрели на эту сцену, не осмеливаясь произнести ни слова. Единственное, что они поняли достаточно отчетливо: этих двоих нужно на какое-то время оставить одних. Поэтому приподняв с земли корзину Тори, ее шляпку, взяв детей и притихшего пса, они зашагали в сторону Клифтон-холла, чтобы предупредить родных Тори о случившемся.
  - Мне показалось, - тихо шепнула Сесилия, - что моё сердце разорвётся... Ты это видела?
  - Да, - глухо кивнула Амелия и незаметно смахнула слезинку. - Кажется, Алекс была права...
  Парализованный охватившими его чувствами, Себастьян не представлял, сколько прошло времени с тех пор, как Вики оказалась в его объятиях. Он вообще потерял ощущение пространства и времени. Ему казалось, что не существует ничего и никого, кроме Вики. Ее рыдания причиняли ему невероятную боль. Он всё крепче обнимал ее, мысленно моля успокоиться. Он даже не предполагал, что его душа способна ощутить хоть что-либо, но она вдруг перевернулась, когда Вики вжала своё лицо ему в шею, и он почувствовал на своей коже ее теплые губы.
  - Прошу тебя, - выдохнул он, вздрогнув, - не плачь...
  От звука его голоса Тори захотелось плакать ещё больше. Боль в сердце никак не желала утихать. Она-то думал, что если ей представится случай обнять его, она обретет некий покой, но все оказалось совсем иначе. Обнимая его, она ощущала боль во стократ сильнее прежней. Боже, она ведь чуть было не потеряла его!
  - Не могу, - всхлипнула она, крепче обхватив его за шею, ощущая его дрожь и напряжение каменных мышц.
  Боже, каким сильным он стал! Какими широкими стали его плечи. Он сильно изменился, но продолжал оставаться всё тем же бесконечно дорогим и родным Себастьяном. Смыслом ее жизни.
  - Тебе больно? - хриплым голосом спросило он.
  - Н-нет.
  Ложь, которую оба тут же уличили, легко сорвалась с ее губ и врезалась в его сердце.
  - Ох, Вики, - прошептал он, с трудом сглотнув, и до самого предела вжал ее в свое истосковавшееся по ней тело.
  - Себа...
  В груди у него словно что-то лопнуло, когда Себастьян услышал свое особое имя из ее уст. И только тогда, наконец, по-настоящему осознал то, что это не сон. Что он дома, с Вики. И что он нужен ей, хоть немного, иначе она не стала бы обнимать его так крепко и с таким отчаянием.
  В этот момент Себастьян почему-то поверил, что сможет обрести покой. Когда-нибудь он сможет так же обрести ее. До этого мгновения он никогда не думал, что способен надеется, но объятия Вики творили с ним невероятные вещи. Надежда, которую он никогда не знал, неуверенным толчком пробудилась в нем, давая силы справиться со всеми трудностями. Словно только рядом с Вики он мог понять жизнь. И самого себя.
  Момент был настолько хрупким и значимым, что Себастьян полностью погрузился в него. И внезапно понял, насколько никчемны его мысли об отъезде. Он ни за что не сможет оставить ее и уехать отсюда. Ни за что не сможет жить без нее. Ведь она была его судьбой. И видит Бог, он хотел этого больше всего на свете!
  Немного придя в себя и глубоко вздохнув, Себастьян открыл глаза и поднял голову. Они стояли посередине дороги совершенно одни. Вся компания видимо ушла в Клифтон-холл, чтобы подготовить родных Вики к их приходу. Он должен было отнести ее домой, где о ней позаботятся, где излечат ее раны. И где ему придется отпустить ее, а самому вернуться в свой пустой и холодный дом. Как бы ни было мучительно думать об этом, сейчас он должен был отодвинуть в сторону все свои переживания ради Вики. И он медленно зашагал к Клифтону, держа в руках самый бесценный дар мира.
  Так, молча, они и добрались до Клифтон-холла, где все уже в жгучем ожидании наблюдали, как Себастьян на руках несёт к дому Тори. Вот только ни Себастьян, ни тем более Тори ничего этого не замечали, полностью сосредоточенные друг на друге.
  Успокоившись настолько, что перестала плакать, Тори ощутила в груди странную пустоту. Раньше за этим непременно следовал холод, от которого дрожали даже пальцы ног, холод, который мог заставить ее оледенеть навечно. Но на тот раз рядом был Себастьян. И он обнимал ее так крепко, что отогрел ее своим живительным теплом. Тори вдруг обнаружила, как нечто холодное и черное уползает у нее из груди и освобождает ее сердце от чего-то очень тяжелого, давнего и векового. На нее вдруг снизошёл необычайный покой. Это было не жуткое оцепенение, а именно покой. Коего она не знала почти целую вечность.
  Чуть ослабив объятия, Тори сделала глубокий вдох и тут же почувствовала его до боли знакомый запах. Густой аромат миндаля и свежих трав. Она помнила этот запах так хорошо, что ощутила дрожь во всем теле. И горькую тоску. Тори отчаянно захотелось посмотреть на него, поэтому медленно подняла к нему свое лицу, и тут же утонула в теплых изумрудных глазах, которые смотрели прямо на нее.
  - Как ты себя чувствуешь?
  Его голос прозвучал хрипло и тихо.
  - Я... мне уже лучше. - Покраснев, Тори снова опустила голову ему на плечо. Теперь, немного придя в себя, она не смогла подавить охватившее ее смущение и ошеломление от того, что действительно находится в его руках. - Прости, - неожиданно пролепетала она виновато.
  Себастьян даже остановился от ее слов.
  - Что? - Он удивленно взглянул на ее румяное лицо. - Что за глупости ты говоришь? Мне не за что тебя прощать.
  - Но всё вышло так... глупо. И я промочила тебе рубашку.
  Он нахмурился.
  - Даже не думай об этом! И, к тому же, моя рубашка самое последнее, о чём я в состоянии думать.
  'О чём же ты думаешь в первую очередь?' - хотелось спросить Тори, но она не посмела. Она боялась нарушить то хрупкое единение, которое так неожиданно окутало и связало их обоих.
  Сделав пару шагов в молчании, Себастьян вновь тихо заговорил:
  - Я и не знал, что у Шона есть пёс.
  Тори уцепилась за возможность поговорить с ним хоть о чём-то.
  - Да, - кивнула она. - Бонни был подарком твоего брата на трехлетие Шона.
  - Бонни, - медленно повторил он. - Какое ужасное имя они ему дали. Не могли придумать ничего интереснее?
  Тори не сразу поняла, о чём он говорит. Но когда до нее дошёл истинный смысл его слов, она резко вскинула голову. Бонни, так в шутку называли Наполеона. Наполеон проиграл в сражении при Ватерлоо. В том самом, в котором участвовал и Себастьян. Девушка замерла, словно ее вернули в холодную, совсем другую реальность. Он заговорил о войне, и ей захотелось узнать, как он пережил всё это. Как выжил? Как ему удалось вернуться? Но она не успела произнести и слово, потому что их внезапно окружили обитатели Клифтона. К ним подбежала запыхавшаяся тетя Джулия и взволнованно спросила:
  - Господи, Тори, что с тобой произошло?
  Джулия была больше потрясена тем, что видит племянницу на руках этого сурового мужчины, нежели новостью о том, что та упала. И Себастьян с такой щемящей нежностью смотрел на Тори, что невольно сжалось сердце.
  Тори болезненно вздрогнула и повернула голову к тете. Ей было невыносимо тяжело возвращаться в настоящее, потому что все ее мысли были о прошлом. Прошлое, которое невозможно было исправить, но которое нужно было хоть как-то сгладить.
  - Я... я упала, - тихо ответила она, вдруг густо покраснев от того, что все видят ее на руках Себастьяна.
  - Как ты себя чувствуешь?
  В голове всё смешалось, и Тори сникла, понимая, что совсем скоро она вновь окажется одна. Без объятий Себастьяна. И опустив голову, она честно призналась:
  - Не знаю.
  Джулия выпрямилась, собравшись с мыслями. Нужно было действовать очень осторожно и тактично, чтобы не выдать своих чувств и не спугнуть эту пару.
  - Идёмте в дом. - Когда они вошли в дом и направились в гостиную, взглянув на Себастьяна, Джулия указала на диван. - Посадите ее сюда. Амелия сказала, что ты ушибла ногу. Алекс немедленно приготовит мазь или компресс, который обязательно поможет тебе. Да, Алекс?
  - Конечно, тетя, - кивнула Алекс, стоя рядом с подругой. Она даже не сдвинулась с места, потрясенно глядя на сестру и Себастьяна, видя эмоции, которые отражались на их, казалось бы, замкнутых лицах.
  Себастьян подошёл к дивану и вдруг замер, с ужасом понимая, что ему предстоит отпустить Вики. Что совсем скоро он перестанет ощущать ее тепло. Перестанет ощущать саму жизнь. Внутри всё восстало против этого. Он не был готов к этому, не мог, не знал, как отпустить ее. Он крепче обнял ее и взглянул в потемневшие серебристые глаза, в которых застряла немая мольба. И задохнулся, когда ее подрагивающие губы глухо вымолвили:
  - Себа...
  Она просила его не делать этого!
  Она теснее прижалась к нему, призывая его не отпускать себя!
  Тори вдруг ощутила в груди давящую боль, не похожую на прежние переживания. На этот раз она по-настоящему не могла отпустить его и была готова отдать за это всё, что попросит жизнь. Она видела, как пелена страданий застилает его глаза, видела, что он никак не может решиться на это, и мысленно умоляла его оставить всё как есть.
  Но снова жестокая реальность вторглась в их мир. Джулия подошла к ним и попросила ставшим хриплым голосом:
  - Опустите ее на диван, Себастьян.
  Себастьян напрягся так, словно на него стали падать все стены мира. Он едва мог дышать. Сердце стало стучать быстрее в ожидании страшного мгновения. Он никак не мог заставить себя отпустить ее, но всё же одеревеневшей спиной он нагнулся и бережно посадил ее на диван. Когда же медленно, словно в каком-то ужасном сне, стал отнимать от нее руки, Себастьян услышал ее горький всхлип. Этот звук сотворил с ним нечто невероятное. Он был на тоненькой грани, на волосок от того, чтобы снова сгрести ее в свои объятия и унести далеко-далеко. На секунду он закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что она больше не прижимается к нему. А потом выпрямился, сдавленный тяжестью вселенной, и, не замечая никого, отошёл к окну.
  Тори вдруг ощутила такой пронзительный холод, что оледенели кончики пальцев. Она сжала ладони, которыми недавно обнимала его, и опустила голову, успокаивая плачущее сердце. Боль в ноге и спине тут же набросились на нее именно в этот уязвимый для нее момент, и Тори с ужасом поняла, что вновь готова расплакаться. Она не видела, как Алекс подошла и стала ощупывать опухшую лодыжку. Она не слышала, что ей говорили, а только молча кивала, всем существом ощущая присутствие Себастьяна. Она хотела, чтобы он снова оказался рядом с ней, но рай закончился, и глупо было надеяться, что когда он обнимет ее, все невзгоды исчезнут.
  В ее жизни ничего не могло измениться.
  - Ты сможешь встать? - раздался голос Алекс. - Будет лучше, если ты полежишь у себя и дашь ноге отдохнуть, а я как раз сделаю травяной компресс.
  Тори медленно сглотнула и подняла голову. И тут же увидела Себастьяна. До этого она и не замечала, как просто он одет. На нем были черные бриджи, высокие сапоги и простая льняная белая рубашка, которая оттеняла его загар. Но простота эта подчеркивала его внутреннюю силу, то, что не смог бы увидеть никто другой. И он был красив той загадочной красотой, которую могла разглядеть за его мрачностью только она.
  Было бы так просто встать и подойти к нему. Ведь он был всего в нескольких шагах от нее. Но их разделяла целая пропасть. Внезапно Себастьян медленно обернулся. И их взгляды встретились. И неожиданно Тори заметила белую полоску шрама на его левом виске. Шрам от сабли, или ножа, а возможно и от пули. Шрам, полученный на войне, куда она сама отправила его.
  Тори вдруг застыла, с ужасом гадая, сколько ещё шрамов он заработал по ее вине. Что с ним сделали ее безрассудство и глупость. Господи, да он чуть было не погиб только потому, что она как выжившая из ума идиотка посмела заявить, что лучше бы он стал военным! Чувство вины с такой стремительностью нахлынули на нее, что она побелела как полотно и стала задыхаться.
  Алекс в тот же миг схватила сестру за руку.
  - Боже, Тори, что с тобой? Тебе нехорошо?
  Себастьян не мог поверить своим глазам. Он был уверен, что она заметила шрам на его виске. И это так сильно потрясло ее, вызвало такое отвращение, что она готова была упасть в обморок. Боже, он знал, что будет противен ей, но даже не предполагал, как ему будет тяжело увидеть это собственными глазами. Это потрясло его до глубины души. И если минуту назад он верил, что нужен ей, потому что она прижималась к нему так, будто не могла жить без него, теперь же она готова была бежать от него, как от чумы. Он так сильно боялся этого мига. И не зря боялся, потому что вид бледной Тори, которой стало плохо при виде лишь одного его шрама, этой ужасной летописи его жизни, сокрушил и ожесточил его до предела. Он с трудом удерживался от того, чтобы не совершить что-нибудь ужасное.
  - Я... - прошептала Тори, холодея ещё большё от того, что видела. Лицо Себастьяна вдруг потемнело так, что ей стало даже страшно. Она видела его таким только один раз, пять лет назад возле конюшни. Где он оставил ее. Минуту назад он не мог отпустить ее, а теперь выглядел так, словно готов был убить ее. И ведь она понимала его. Это она заставила его пройти через немыслимые страдания, а он даже не догадывался, как при этом было плохо ей. Она была виновата перед ним, и не было ей прощения. Но он никогда не выслушает ее. И ни за что не простит. Никогда. Эта мысль довела ее окончательно. Собрав остатки сил, она оперлась на руку Алекс и дрожащим голосом попросила: - Отведи меня в мою комнату, прошу тебя...
  Ему было просто невыносимо видеть, как она прикладывает нечеловеческие усилия для того, чтобы убежать от него. Сжав руку в кулак, он подождал, пока она уйдет, а потом сам зашагал к двери гостиной, а затем и парадной, мечтая поскорее исчезнуть отсюда. Из дома, где много лет назад встретил ее. Его лицо исказилось, а сердце замерло в груди.
  Какой же он идиот, если посмел поверить в то, что нужен ей. Ей никогда не был нужен глупый зануда. И видимо она всю жизнь именно таким и будет считать его. Не смотря ни на что.
  ***
  Себастьян вошёл в библиотеку и направился к буфету, где отец хранил крепкие спиртные напитки, но, плеснув в бокал густое бренди, он понял, что не сможет сделать ни единого глотка, потому что не переносил алкоголь. И сжав зубы, он гневно швырнул бокал в стену, а потом обессилено опустил руки на деревянную стойку и, тяжело дыша, склонил голову. За окном уже давно стемнело, но он этого не замечал, нещадно гоняя Адама после того, как покинул Клифтон-холл. Он пытался хоть как-то умерить свой гнев, хоть как-то утихомирить свою боль, но ничего не выходило. Казалось, кто-то решил подшутить над ним и с удовольствием подкидывал сухих дров в огонь, на котором он жарился.
  Неожиданно открылась дверь и в комнату вошла взволнованная графиня.
  - Себастьян, что здесь происходит?
  Меньше всего на свете он хотел видеть сейчас свою мать.
  - Уходи!
  Его гневный рык сотряс всю комнату, но Айрис даже не вздрогнула, уже зная во всех подробностях о дневном происшествии.
  - Я могу уйти, но это ничего не изменит.
  Себастьян снова зарычал, а потом опустошенно вздохнул. Внезапно весь его гнев, вся боль разом покинули его, оставив ни с чем, и он на самом деле понял, что ничего не изменится. Что бы ни произошло, что бы он ни делал, это ничего не изменит.
  Черт побери, сегодня Вики жутко пострадала, а он даже не знал, как она себя чувствует. От одного его шрама ей стало плохо, а что же будет, когда она увидит...
  - Ты не хочешь поужинать с нами?
  Голос матери остановил поток мучительных мыслей.
  - Нет.
  Айрис проигнорировала его возражение.
  - Сегодня Сесилия разрешила детям поужинать с нами, и они хотят увидеть своего дядю. Сьюзан весь день только о тебе и говорила. Ты присоединишься к нам? Ты ведь не разочаруешь невинное дитя?
  Видимо на свете не существовало ничего, что могло бы остановить его мать от того, чтобы добиться желаемого любой ценой. Кроме того, ей было известно его слабое место: она знала, как он любит детей! Плечи Себастьяна дрогнули, и он медленно обернулся к ней.
  - Чего ты хочешь от меня?
  У графини защемило сердце от взгляда его потухших, ничего не выражающих глаз. Он казался таким потерянным и одиноким, что хотелось прижать его к груди и заплакать. Проглотив ком в горле, Айрис попыталась найти в себе мужество, чтобы улыбнуться ему.
  - Я хочу, чтобы мой сын поужинал с нами. Разве я так многого прошу?
  Она была потрясена, когда услышала его тихий, полной муки шепот:
  - Я не могу.
  С трудом сделав вдох, Айрис подошла к нему, а потом очень осторожно, чтобы не спугнуть его, взяла сына за дрожащую руку.
  - Ты можешь, мой милый, - ласково заверила она, глядя на него. У нее разрывалось сердце, но она смогла договорить: - Ты всегда лучше других справлялся с трудностями. И ты так упорно сражаешься. Ты не можешь сдаться сейчас.
  Себастьян удивленно вскинул голову.
  - О чем ты?
  - Ты не можешь отнять надежду у своих племянников. Нельзя осудить их за то, что они хотят твоего внимания. Ведь доброта всегда была одним из незаменимых черт твоего характера.
  Себастьян долго смотрел на нее, прежде чем горько произнести:
  - Я изменился.
  Она видела, чего стоит ему это признание. И сердце ее болело не меньше, чем его. Айрис давно дала себе обещание помочь ему, и сделает всё, что только сможет, чтобы хоть когда-нибудь увидеть счастливую улыбку своего сына.
  - Давай пойдем и просто поужинаем вместе. Я не попрошу тебя делать того, что будет трудно для тебя. Просто побудь рядом с нами. - Айрис замерла, увидев в его глазах слабый отклик на свою просьбу. Она знала, чем точно успокоить его на время, как подарить ему немного покоя. - Сейчас уже поздно, чтобы наносить визиты, но я написала Джулии, а завтра сама поеду и навещу Викторию.
  Себастьян вздрогнул от слов матери. Он знал точно, что ни с кем не сможет говорить о Вики, но вдруг ощутил бесконечную благодарность к ней за то, что в этот момент она держала его за руку.
  Мир не перевернулся, когда он всё же согласился поужинать со своей семьей. Со своими племянниками. Они действительно ждали его и так обрадовались, что некоторое время на одном дыхании благодарили его за то, что он пришёл. Затем с присущим им детским любопытством стали задавать вопросы, на которые он отвечал с удивительной охотой. Ужин как раз подходил к своему логическому завершению, когда в столовую вошёл дворецкий и с серебряным подносом, на котором лежало письмо, подошел к графине. Себастьян выпрямился и застыл, поняв, от кого послание.
  Айрис взяла запечатанную сургучом бумагу, быстро взглянула на сына и, развернув послание, пробежалась глазами по нескольким строкам.
  - Что пишет миссис Уинстед? - подала голос Амелия, видя напряжение брата.
  - Она... - графиня медленно сложила письмо и отложила в сторону. - Она пишет, что с Викторией уже все хорошо. Алекс сделала ей компресс из снимающих отеки и боль трав, а потом дала настойку из ивовой коры. Будем надеяться, что совсем скоро Виктория встанет на ноги. И, слава Богу, Алекс разбирается во всем этом. Амелия, тебе бы пошло на пользу поучиться у Алекс...
  Неожиданно Себастьян встал, подошёл к матери и протянул руку в ожидании.
  - Дай мне письмо, - строго велел он.
  Айрис удивлённо посмотрела на него.
  - Ты мне не веришь?
  Он ничего не ответил, а лишь молча ждал, пока Айрис не вложила в его большую ладонь послание Джулии. Получив заветный предмет, он тут же покинул столовую и поднялся к себе. Закрыв дверь за собой, он тяжело привалился к ней и на секунду прикрыл глаза. А потом развернул письмо.
  'Сейчас Тори уже лучше, чего нельзя было сказать о ней днём. Бедняжка, ей было так плохо. И видимо это не только от боли в спине и лодыжке. Я думаю, ты понимаешь, о чём я, потому что в последнее время мне уже очень тяжело говорить об этом. Она даже не застонала, когда Алекс обрабатывала ее раны. Теперь она спит, и надеюсь, Алекс удастся поставить ее на ноги своими компрессами и настойкой из ивовой коры. Слава Богу, что у нас есть Алекс'.
  Себастьян сжал бумагу, глядя в пустоту. Ему уже доводилось видеть, как ей может быть плохо, но он и не предполагал, что всё настолько серьезно.
  'Я думаю, ты понимаешь, о чём я'.
  Он понимал гораздо больше из того, о чем недоговаривали. Если бы он не согласился идти на эту чертовую прогулку, ничего бы не произошло. Она бы не упала, с ней сейчас всё было бы в порядке. И ей бы не пришлось испытать отвращение, глядя на его небольшой шрам.
  Себастьян издал глухой стон. Если бы не прогулка, он никогда не смог бы обнять ее, прижать к своей груди и почувствовать рядом с собой. Только по этой причине он поверил, пусть и на короткий миг, что нужен ей, что ее объятия, крепкие и в то же время до безумия нежные, признак чего-то большего. Господи, он умирал от желания быть ей нужным! Он так хотел быть для нее хоть кем-то!
  И при всей сложившейся ситуации он не хотел, просто не могу думать, что ей все равно. Что она ничего не испытывает к нему.
  'Себя', - ее хриплый шепот до сих пор звучал в голове, сводя с ума.
  И именно этот шепот удержал его от очередного падения в бездну.
  Глава 9
  Тори сидела в саду и наблюдала за работой Алекс, которая бережно пересаживала свои цветы из горшков в обработанную землю в саду. Она делала это с такой величайшей осторожностью, будто держала в руках хрупкую драгоценность, которая могла рассыпаться от малейшего дуновения ветерка. Тори покачала головой и отвела взгляд, слишком поглощенная своими мыслями.
  Сразу после падения, после неожиданной встречи с Себастьяном, которая всколыхнула в ней все чувства, после мучительной ночи, которая заново открыла все незаживающие раны, навестить ее приехала графиня Ромней. Тори не было дела ни до гостей, ни до чего-либо ещё, но внезапный интерес и искреннее беспокойство графини настораживали и встревожили. Тори сидела в гостиной, укрытая теплым пледом, и с величайшим изумлением слушала, как графиня восторженно рассказывает о том, что собирается дать бал в честь возвращения Себастьяна, и что Тори непременно должна присутствовать на нём.
  Новость была настолько неожиданной, что не сразу Тори пришла в себя. Она хорошо знала отношение Себастьяна к торжествам подобного рода, знала точно, что ему это не понравится. Ее удивила решимость графини устроить то, что ещё больше обозлит Себастьяна, и настойчивость, с которой она требовала присутствия Тори.
  - Я надеюсь, к следующему воскресенью ты полностью поправишься, дорогая, и будешь блистать на балу, как в прежние времена, - говорила между тем графиня Ромней, с теплотой глядя на Тори. - Пора всем нам ощутить вкус праздника. Ты обязательно должна быть там.
  Тори не была готова 'блистать на балах, как в прежние времена'. Она мечтала закутаться в своем пледе и спрятаться где-нибудь, где ее какое-то время никто не будет тревожить. Какой праздник, если внутри всё разрывалось от сознания того, что возможно единственный человек, которого она так отчаянно любила, возненавидел ее и никогда больше не захочет иметь с ней ничего общего? Ведь даже прошлое, которое так крепко связало их, не сможет повлиять на его решение, потому что степень ее вины была слишком высока.
  Его тёплые объятия на время вернули ее к жизни, но это еще больше усилило ее страдания, ведь теперь Тори с цепенеющим ужасом понимала, чего ей придётся лишиться. Его гневный взгляд, опасно сузившиеся глаза, когда он обернулся к ней в гостиной, и собственное чувство вины преследовали ее каждую секунду. Как она будет веселиться, когда ее сердце кровоточило и снова медленно умирало? Уже во второй раз. Она уже не верила, что когда-нибудь сможет вымолить у него прощение...
  - Почему ты хмуришься? - раздался рядом голос Алекс. - Кейт ведь всегда говорила, что от этого появляются морщины. И, между прочим, она была права.
  Тори вздрогнула и повернулась к сестре, которая незаметно подсела к ней.
  - Ты уже закончила? - тихо спросила она таким грустным голосом, что Алекс стало не по себе.
  - Да, - кивнула та, пристально глядя на Тори. Алекс было невыносимо видеть сестру такой разбитой и несчастной. - У меня было не так много дел. Как ты себя чувствуешь?
  - Как я могу себя чувствовать? - Тори попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось. - После твоих настоек и мазей мне гораздо лучше. Спасибо.
  'Жаль, что моими настоями и мазями нельзя вылечить и твое сердце', - грустно подумала Алекс и мягко сжала ладонь сестры. Тори нужно было вывести из пугающего оцепенения, которое охватило ее после встречи с Себастьяном. И существовал только один способ помочь ей.
  - Надеюсь, завтра тебе удастся немного отвлечься.
  - Завтра? - Тори удивленно вскинула брови. - А что будет завтра?
  - Ну как же, завтра первый четверг августа, ежегодные посиделки перед сезоном охоты, когда мужчины собираются у нас, а женщины в Ромней. Но на этот раз женские посиделки решили перенести так же в Клифтон, чтобы не причинить тебе ещё больше беспокойств, ведь ты едва ходишь.
  Тори пронзила одна единственная мысль: что она снова увидит Себастьяна. Увидит его взгляд, полный ненависти, осуждения и гнева. Почти такой же взгляд, которым он одарил ее два дня назад, едва они перестали обнимать друг друга. Тори вся сжалась, понимая, что не вынесет еще раз этого его холодного, полного презрения взгляда. Она приходила в настоящий ужас, едва думала, что после тех крепких объятий он был способен возненавидеть ее.
  И пусть, несмотря ни на что, ее глупое, страдающее сердце снова и снова желало его объятий, Тори с горечью признала, что отныне он больше никогда не обнимет ее. Ни за что не прижмёт к своей груди. К своему сердцу.
  Как она сможет встретиться с ним снова, зная теперь, что совершенно не нужна ему? Она боялась того, что он станет игнорировать ее. Поступит так же, как делала это она сама много лет назад после того, как он сообщил ей о своём решении стать священником. И пусть он никогда не был мстительным, но если бы он так поступил, ей не в чем было бы винить его. Ведь только сейчас Тори впервые поняла, какую боль причиняла ему своим безразличным поступком.
  - Кажется, ты переутомилась, - проговорила Алекс, на глазах которой Тори снова побледнела как полотно. - Тебе лучше прилечь. Пойдем, я отведу тебя в твою комнату.
  Она помогла сестре встать, и обе медленно направлялись к дому. Однако сделав пару шагов, Тори все же набралась смелости и тихо спросила:
  - Алекс, - ее голос дрожал от страха и боли, - а эти посиделки не могут отменить из-за отсутствия графа и его сына?
  Алекс остановилась и изумлённо посмотрела на сестру. Тори никогда ни перед кем не показывала своих чувств, но сейчас она буквально дрожала... от страха! Неужели встреча с Себастьяном пугала ее так, что она готова была уцепиться за любую возможность не присутствовать на этих посиделках? Что могло заставить Тори бояться этого? Алекс хотелось прямо спросить ей об этом, но знала, что это ещё больше отдалит сестру. Поэтому благоразумно промолчав, она крепче сжала плечи Тори и тихо ответила:
  - Они вернулись как раз сегодня.
  Тори ничего не сказала. Ей потребовалось два дня, чтобы прийти в себя от встречи с Себастьяном. Но, видимо, ей не суждено было оправиться от этого до конца, потому что очередное испытание грозило разрушить обретенное с таким трудом некое подобие смирения со своей участью.
  ***
  Себастьян никак не мог поверить в то, что позволил родным уговорить себя поехать в Клифтон-холл. Снова. Никто не представлял, чего ему стоит перешагнуть порог этого дома.
  Он не знал, что в кругу соседей есть негласная традиция собираться вместе перед сезоном охоты. Какая глупая идея! До чего омерзительный способ оглашать начало смертоносной бойни. Себастьян не собирался участвовать ни в чём подобном, слишком хорошо зная, что такое смерть и слишком высоко ценя жизнь.
  Он сидел в дальнем углу хорошо освещённого кабинета виконта Клифтона, куда, однако доходило мало света. И это его вполне устраивало, потому что Себастьян не мог и не желал вписываться в круг дружных соседей, которые весело обсуждали обыденные дела. Единственная мысль, которая владела им сейчас, была о Вики.
  Себастьян не мог спокойно сидеть в кресле, зная, что она совсем рядом. Все эти три дня он не находил себе места, мучаясь и волнуясь за нее, но мать каждый вечер подробно рассказывала ему о самочувствии Вики, успокаивая его тем, что ей уже лучше. Вот только ее рассказы нисколько не успокаивали его, потому что он, черт побери, желал лично убедиться в том, что она идёт на поправку! И только по одной этой причине Себастьян приехал сюда, однако никто не предупредил его о том, что явившись к ней домой, он может и не увидеть ее.
  Мысль о том, что они снова встретятся, волновала кровь и в то же время невероятно пугала. Он боялся увидеть в ее глазах отвращение. Он боялся увидеть, как она отвернётся от него и уйдет, бледнея при виде его шрама. Но даже это не помешало ему, и желание снова взглянуть на нее побороло страх, крепло и возросло до такой степени, что стало сводить с ума. Себастьян вцепился в подлокотники кресла с такой силой, будто его пытали. От напряжения заныло раненое бедро.
  Рана, которую он получил в последней битве за жизнь, за возможность увидеть Вики. Черт побери, он прошел достаточно испытаний, чтобы действительно заполучить возможность хоть бы еще раз увидеть ее. И будь все проклято, но никто не мог бы остановить его от того, чтобы исполнить свое желание. Себастьян хотел встать и уйти отсюда, но его остановил мягкий голос отца.
  - Бернард, - обратился граф к своему другу, мистеру Уинстеду, - ты знаешь, что мой сын в придачу к майорскому званию, до которого дослужился сам, заполучил ещё и титул графа, которым наградил его регент по ходатайству Веллингтона за заслуги перед родиной? Теперь он встал в один ряд со мной и заполучил владения, которые впоследствии сможет передать своим потомкам. Титул не пожизненный, а наследственный.
  'Боже', - застонал про себя Себастьян. Он ведь просил отца держать эту новость в тайне, по крайней мере, на какое-то время. Вчера, по возвращению домой отец рассказал о своей встрече с военным министром, который и сообщил ему это невероятную новость. Себастьян не ожидал ничего подобного и не знал, как воспринять свое новое обретение. Он пошёл в армию не за званиями, не за титулами. Он даже не знал, что придется убивать. Он пошёл туда только потому, что так хотела Вики.
  Теперь же, оказавшись в центре всеобщего внимания, Себастьян почувствовал, как задыхается, как у него трясутся руки. Он не желал ни признания, ни богатства. Его главным богатством было то, чем он так и не смог завладеть.
  - Веллингтон лично возглавил отряд, который искал Себастьяна, - вставил Эдвард, глядя на брата.
  И неожиданно прозвучал вопрос, которого Себастьян боялся больше всего на свете.
  - Как тебе удалось спастись? - спросил Райан, сын лорда Кэвизела, с которым они дружили с самого детства.
  Себастьян напрягся так, что вздулись вены на шее. Ему было невыносимо тяжело вспоминать те черные дни. Дни, когда он находился на грани жизни и смерти, и лишь голос маленькой девочки, раздавашийся, словно из далёкого прошлого, спас его, вырвав из кромешной темноты. Он не собирался говорить о тех кошмарах, через которые ему пришлось пройти. Однако от него ждали ответа и, переступив через себя, он тихо произнёс:
  - Меня нашла пожилая пара и выходила.
  Все продолжали пристально смотреть на него, и это подогрело его решимость немедленно уйти отсюда. Пока не стало слишком поздно. Пока есть возможность скрыться от многочисленных вопросов. Себастьян видел по глазам присутствующих, как сильно они хотят узнать о том, что было с ним на войне. Это было единственное, о чём он не смог бы говорить. Ни с кем. Дыхание участилось, сердце стало колотиться в груди. Понимая, что больше не выдержит напряжения, Себастьян резко встал.
  - Простите, - проговорил он и наспех покинул помещение, в котором на самом деле задыхался.
  ***
  У Тори было такое ощущение, что все собравшиеся в гостиной особы женского пола прикладывают отчаянные попытки только для того, чтобы развеселить ее, однако все они терпели неудачу за неудачей, так и не найдя отклика с ее стороны. Сесилия рассказывала забавные истории про Шона и Сьюзан, леди Кэвизел расспрашивала о Кейт и Джеке, Амелия просила совета в каком-то выборе, а когда Тори не расслышала вопроса графини, стало окончательно ясно, что она не может больше находиться в обществе людей, которых, не смотря ни на что, любила и уважала.
  В последнее время становилось крайне тяжело контролировать свои эмоции, и Тори чувствовала себя словно загнанной в угол. Она была на грани и любая мелочь была способна вывести ее из равновесия. Девушка прикладывала почти нечеловеческие усилия для того, чтобы не сорваться и не выдать себя, но вскоре стало очевидно, что так больше продолжаться не может. Тори не могла делать вид, будто ничего не происходит. Потому что с мучительной остротой чувствовала присутствие Себастьяна. Он был рядом, совсем недалеко от нее, буквально в соседней комнате. Но у нее не было хоть бы малейшей возможности, ни единого шанса увидеть его.
  От напряжения и усиленных размышлений у нее разболелась не только голова, но и заныла поврежденная лодыжка.
  Тори хотела уже подняться и покинуть ставшую вдруг душной гостиную, но голос графини Ромней остановил ее.
  - Виктория, дорогая, в чем ты будешь на балу?
  Тори всерьёз и не задумалась о бале, поэтому не представляла, что ей ответить. Молчание так и затянулось бы, если бы на помощь не пришла Амелия, которая вдруг с упреком посмотрела на графиню.
  - Мама, ты затеяла грандиозный бал и хочешь, чтобы мы выбирали что-то из наших старых нарядов?
  - Милая, - снисходительно улыбнулась графиня, - почему ты вдруг решила, что я допущу подобное? Не забывай, ты всё ещё не замужем, как и Алекс. Я уже не говорю о Виктории, которой давно следовало быть замужем и иметь минимум двоих детей. - Она строго посмотрела на трех девушек. - Между прочим, я пригласила на бал неженатых сыновей близких друзей твоего отца, поэтому очень важно, как вы все трое будете выглядеть.
  Любой, глядя на графини, понял бы, что она что-то затевает. И с завидной долей решимости.
  - И что ты предлагаешь? - спросила тетя Джулия, обращаясь к подруге неофициально, как это было принято в их узком круге.
  Графиня улыбнулась ещё шире.
  - Я предлагаю девочкам вместе с Сесилией поехать в Лондон на пару дней и прикупить себе нарядов, пока мы, дамы, - она посмотрела на Джулию и Нэнси, - будем заниматься организационными вопросами бала.
  - О, какая замечательная идея! - радостно воскликнула Амелия и повернулась к своей подруге. - Алекс, мы поедем в Лондон! Как здорово! Я так давно там не была.
  О том, что Алекс вообще никогда не была там, все благоразумно промолчали, зная, как неприятной ей говорить об этом. Сама Алекс никогда не предполагала, что когда-нибудь поедет туда, ведь столица служила ей горьким напоминанием о том, что она потеряла родителей, которые возвращались как раз оттуда. Ее домом был Клифтон-холл, вернее его просторная и светлая оранжерея.
  - Думаю, это неплохая идея, - кивнула Джулия, взглянув на своих притихших племянниц. - Моим девочкам не помешает немного прогуляться.
  Тори почувствовала, что против воли была вовлечена в опасное для себя мероприятие. Она никуда не хотела ехать, не хотела покупок, новых платьев. Она лишь хотела прижаться к теплой груди Себастьяна и молить его о прощении до тех пор, пока в его сердце не найдется крохотного местечко для милосердия.
  - К тому же Эдвард и Себастьян должны поехать в город, так что у девочек будет мужское сопровождение.
  И впервые за долгое время Тори не смогла сдержать неожиданно вырвавшийся удивленный шепот:
  - Себастьян?
  Графиня хотела что-то сказать, но Джулия опередила ее.
  - Мужское сопровождение? - спросила она.
  - Да, но не беспокойся, все правила приличия будут соблюдены, потому что Сесилия всегда будет рядом. Девочки смогут жить в нашем городском доме, и вместе ходить по магазинам. Думаю, это займет не больше двух дней. К тому же Эдвард и Себастьян будут слишком заняты, чтобы торопить или мешать девочкам.
  Слова графини ещё больше насторожили Тори. Ей казалось, что она или упускает что-то из виду, или чего-то недопонимает. И это что-то ей явно не понравится.
  - Себастьян вернулся совсем недавно, - заметила тетя Джулия. - Я думала, он захочет отдыхать, а не делами заниматься. По крайней мере, на первое время.
  Графиня вдруг улыбнулась такой довольной улыбкой, что Тори замерла, поняв, что настал важный момент. Когда она узнает то, что ускользало из виду.
  - Он успеет отдохнуть, но только после того, как получит свой заслуженный титул.
  Все присутствующие изумленно посмотрели на нее.
  - Титул? - переспросила леди Нэнси. - У него есть титул?
  - Да, - с гордостью возвестила Айрис, у которой счастливо светились глаза. - За выдающиеся заслуги перед родиной принц-регент наградил его наследственным титулом графа и поместьем, которое будет принадлежать ему и его потомкам. Артур привез письмо от министра, где сказано, что Себастьяну надлежит прибыть в Лондон и получить свою награду, подписав соответствующие патенты. Мой сын стал настоящим графом!
  Тори застыла, как громом пораженная, боясь даже дышать. Наконец, Себастьян достиг в жизни определенного статуса. Он с таким трудом выбирал себе дорогу, так долго решал, кем стать, так отчаянно и упрямо шёл к своей цели. Он дослужился до почётного военного чина. Его наградили заслуженным дворянским титулом. Он стал настоящим аристократом.
  Боже, он и священником мог стать, если бы не отказался от сана. Всю жизнь он упорно шёл вперед, преодолевал всевозможные преграды, но так и не разобрался с глупой, страдающей от любви к нему девочкой, которая хотела только его. Ни его сана, ни титула, ни чинов, ни заслуг. Она хотела его самого. Только и всего. Но видимо она слишком многого хотела от жизни.
  Неожиданно другая, более пугающая, почти парализующая мысль пронзила ей сердце. Если он получил угодья и титул, значит, ему придется уехать в свой новый дом. Уехать от нее. И на этот раз она больше никогда не увидит его.
  Себа...
  Теперь у него не останется причин думать о ней, вспоминать ее. Зачем ему та, которая обрекла его на нечеловеческие страдания? Его ненависть заставит его окончательно отвернуться от нее. Он уедет, а она останется здесь совершенно одна. И ему даже не придет в голову простить ее, потому что это будет уже неважно.
  Он снова уедет и на этот раз никогда не узнает, как сильно она любила его, как сильно сожалела о прошлом. И как сильно нуждалась в нём и его прощении.
  Находиться дальше в комнате стало просто невыносимо. Тори не могла больше совладать со своим сердцем, которое готово было разорваться на части. Встав на дрожащих ногах, девушка почувствовала острую боль в лодыжке, но она странным образом придала ей сил шагнуть к двери.
  - Простите... мне нужно...
  Она даже не смогла договорить и поспешно покинула гостиную, даже не оглянувшись.
  Обеспокоенная Алекс встала и хотела было пойти следом за сестрой, но ее остановил властный голос графини:
  - Не ходи за ней. Я слышала, как пару минут назад из кабинета кто-то вышел. И раз сюда никто не зашел... Только один человек не способен поддержать приятную мужскую беседу.
  И никто не посмел возразить ей, зная точно, кого она имела в виду.
  Глава 10
  На этот раз Тори было по-настоящему страшно, потому что теперь она ничего не могла изменить. Ничто больше не зависело от нее. Ее мир разваливался на части, а она была вынуждена стоять и смотреть, как последняя надежда безвозвратно покидает ее.
  Она шла по узкому коридору, мечтая поскорее оказаться вдали от всех, там, где сможет побыть одна. Где сможет позволить своему раненому сердцу кричать так, что ее никто не услышит. У нее сдавило горло. Было трудно дышать. Тори изо всех сил боролась со слезами, уговаривая себя потерпеть ещё немного, потому что впереди показалось спасительное убежище. В Северной гостиной было темно и уединённо. В темноте ей будет намного удобнее выплеснуть свои эмоции. В темноте никто не увидит ее боль.
  'Почему из всех мужчин на земле мне суждено было полюбить того, с кем я не смогу быть? Почему каждый раз ты отнимаешь его у меня!'
  Лодыжка протестующе запульсировала. Тори прихрамывала, но странным образом боль в ноге поддерживала боль в сердце, словно сочувствовала ему.
  Наконец, Тори оказалась в мрачной безлюдной гостиной. Медленно подойдя к дивану, она подняла руку и прижала к холодному лбу. Из горла вырвался судорожный стон. Она пыталась сдержаться из последних сил. Слезы готовы были покатиться по бледным щекам, и Тори с мучительной ясностью признала, что если сейчас поддастся отчаянию, она просто развалится на части.
  Нога болела так, что невозможно было больше стоять, поэтому Тори стала обходить диван кругом, чтобы присесть. Она как раз повернулась лицом к входу и собиралась сделать последний шаг, чтобы опуститься на мягкие подушки, но ее внимание привлекла большая тень возле двери. Тори подняла голову и застыла, вдруг с ужасом поняв, что не одна в комнате.
  Тень оторвалась от стены и сделала шаг вперед. Он как раз ступил на лунную дорожку, которая просвечивалась из-за толстых портьер, но Тори даже ну нужно было освящение, чтобы понять, кто находится рядом с ней. Она замерла, перестав даже дышать, и лишь безмолвно смотрела в такие родные, такие любимые глаза человека, который совсем скоро исчезнет из ее жизни. На этот раз навсегда.
  - Вики, - послышался его глубокий, низкий шепот, который пробрал ее до самого основания.
  Тори обнаружила, что находится на тоненькой грани, но какое-то чудо помогло ей не броситься в его объятия и не зарыдать у него на груди.
  Вид хромающей Вики подействовал на Себастьяна гораздо сильнее, чем ее неожиданное появление. Он даже не думал, что увидит ее, особенно наедине. Себастьян спрятался в единственном месте в доме, где не было света, и где он мог бы хоть немного прийти в себя. Но все его мысли улетучились, когда в комнате появилась она.
  Себастьян думал, что она поправилась, что ей уже лучше, но сердце сжалось при взгляде на прекрасное, но невероятно бледное, искажённое болью лицо. Он видел, как ей тяжело ступать на раненую ногу. Ей было необходимо присесть, но она не пошевелилась, заметив его. Молча, она смотрела на него такими грустными глазами, что сдавило в груди.
  Господи, она была так прекрасна, не смотря на свою бледность, что у него на миг перехватило дыхание! На ней было простое темно-синее платье с квадратным вырезом и короткими рукавами. И простота эта делала ее ещё более красивой. Он не мог налюбоваться ею. Себастьян хотел подойти к ней, хотел дотронуться до нее, хотел забрать себе ее боль, ее печаль, которой были полны ее бездонные глаза. Но он не рискнул. Слишком велик был страх обнаружить за болью отвращение.
  От волнения у Тори сердце готово было выпрыгнуть из груди. Меньше всего на свете она была готова встретиться с ним именно в этот момент. Она не знала, что сказать ему, и в то же время ей столько нужно было сказать, в стольком признаться.
  - Себастьян, - наконец, выдохнула она дрожащим голосом.
  Он сделал шаг в ее сторону, почувствовав, как подпрыгнуло, а потом болезненно сжалось сердце от звука ее голоса.
  - Как ты чувствуешь себя? - тихо спросил он, глядя прямо на нее.
  - Х-хорошо, - так же тихо солгала она, тяжело сглотнув.
  - Как твоя нога?
  -Х-хорошо. - Голос прозвучал хрипло и неуверенно. Она как загипнотизированная смотрела в его глаза, и почему-то ей стало трудно стоять на ногах. Тори прислонилась к стоявшему рядом дивану, а потом и вовсе присела на подлокотнике, и вдруг глухо промолвила: - Как тебе удалось выжить?
  Тори не собиралась задавать ему подобный вопрос, но только когда слова сорвались с губ, она поняла, как отчаянно хотела узнать об этом. Она желала знать всё, через что ему пришлось пройти. Возможно, узнав о его страданиях, она заберет себе некую их часть, и хоть так искупит свою вину перед ним.
  Себастьян напрягся и замер на полпути. Ему было невыносимо говорить об этом. Но ещё больше ему было невыносимо говорить об этом ей. Она не должна, ни за что не захочет знать, через что ему пришлось пройти. Но она ждала ответа и хотела знать правду, он видел это по ее глазам, поэтому тихо ответил:
  - Меня нашла пожилая пара, и им удалось вылечить меня.
  Она вздрогнула, подняла к нему невообразимо грустное лицо и посмотрела на него с такой душераздирающей искренностью, что болезненно сдавило сердце.
  А потом она сказала то, что перевернуло его душу.
  - Я так боялась, что никогда больше не увижу тебя...
  Себастьян не мог произнести ни слова. Он так отчаянно хотел услышать хоть что-то, что подтвердило бы, что он ей не безразличен. Он так надеялся, что она иногда вспоминала его. Думала о нём. Внезапно позабыв обо всем на свете, он направился к ней, мечтая поскорее прикоснуться к ней, ощутить ее тепло, почувствовать ее рядом с собой и заставить обезумевшее сердце ненадолго успокоиться.
  - Знаешь, что меня спасало в те дни? - молвил он, встав прямо перед ней. Он не знал, почему заговорил об этом, но почему-то ему стало важно сказать ей эти слова. Именно сейчас. Именно в это мгновение.
  Тори медленно поднялась на ноги, неотрывно глядя на него. Чувствуя, как тяжело бьётся сердце, как сдавливает горло. Как щиплет в глазах.
  - Ч-что? - одними губами произнесла она, ощущая его рядом с собой, его тепло. Силу его пронизывающего взгляда, который заставлял трепетать всё тело.
  Себастьян поднял руку и медленно, с невероятной осторожностью коснулся пальцами кожи ее лица. Боже, у нее была самая нежная, самая бархатистая кожа на свете! Он хотел бы касаться ее вечно, он хотел изучить каждую клеточку этой неповторимой кожи, зацеловать ее с ног до головы и обратно. Но внезапно вздрогнул и замер. У него перехватило дыхание, когда с искажённым мукой лицом Вики тут же прижалась щекой к его ладони.
  - Мысли о тебе помогали мне хотеть выжить, - прошептал он, чувствуя, как щемит в груди. - Я был тяжело ранен, был в бреду, но даже в таком состоянии слышал твой голос. Он постоянно звучал у меня в голове. Ты просила меня встать. - Он сглотнул и замер, когда увидел, как повлажнели ее глаза. - А я всегда выполнял твои пожелания.
  Тори показалось, что сейчас у нее разоврется сердце. Ей было невыносимо слышать о том, как ему было тяжело. Ведь всё это произошло по ее вине. И всё же, несмотря ни на что он думал о ней даже когда находился на граи жизни и смерти. Неужели он хотел сказать, что его спасение как-то зависело от нее? Боль в груди грозилась раздавить ее, но невероятным усилием воли она смогла совладать со своими чувствами и, приподняв дрожащие руки, взяла его лицо в свои холодные ладони. А потом нежно погладила его по щеке.
  - Если бы я знала, что мой голос способен на такое, я бы давно вызволила тебя оттуда, - вымолвила она, с трудом дыша.
  - Вики, - выдохнул он, боясь до конца поверить в услышанное.
  - Только однажды ты не смог выполнить мою просьбу, - прошептала она, не заметив, как слезинка скатилась по бледной щеке.
  Себастьяну показалось, что кто-то полоснул ножом по его сердцу, когда он увидел ее слезинку. И понял, о чём она говорит. Он не мог видеть ее страдания. Никогда не мог.
  - Прошу тебя, - взмолился он, большим пальцем стирая влажную дорожку. - Не плачь...
  - Ты сказал, что выполнял все мои пожелания, - не унималась Тори, ощутив крупную дрожь, которая стала сотрясать все ее тело. Она подошла к нему совсем близко и, приподняв к нему свое лицо, сказала у самых его губ: - Но ты солгал, Себа, потому что забыл...
  - Я никогда не забывал об этом, - тут же оборвал он ее, тяжело дыша.
  Она долго смотрела на него, прежде чем произнесла жалобным голосом:
  - Если я попрошу тебе сейчас, ты поцелуешь меня?
  У него оборвалось все внутри. Даже спустя столько лет, даже после всего произошедшего она хотела его поцелуя! Боже, он сам хотел этого больше всего на свете, больше жизни, и ей даже не нужно было просить об этом! Обняв ее за талию свободной рукой, он медленно прижал ее к своему телу, к своему сердцу.
  - Вики...
  - Если я скажу, что хочу твоего поцелуя больше жизни, если я скажу, что хотела всегда только твоих поцелуев, ты меня поцелуешь?
  Это было слишком. Себастьян застонал от боли и тут же прижался к ее губам, мечтая прогнать горечь из ее голоса. Мечтая раствориться в ней. И мир снова замер, потому что после всего, что ему удалось вынести, после всех тех испытаний, через которые ему пришлось пройти, через ад и боль, через безнадежность и отчаяние он сумел вернуться домой и коснуться ее губ. Этих сладких, дурманящих, самых желанных губ на свете. Он думал, что умрет от боли, когда услышал, как она всхлипнула, вздрогнула, а потом крепко обхватила его за шею и позволила ему завладеть своими губами.
  Тори замерла на секунду, а потом ощутила в груди такую муку, что слезы снова покатились по щекам. Она не могла поверить, но ей удалось выжить, пройдя годы одиночества и страдания, а теперь ощущала его теплые, родные, до боли нежные губы. Она прижалась к нему и мысленно умоляла его никогда больше не отпускать себя. Ведь только в его власти было спасти ее или бросить в пропасть. Тори обхватила его губы своими и тут же почувствовала, как он вздрогнул. У нее подогнулись колени, когда его губы пришли в движения, и он, наконец, по-настоящему поцеловал ее.
  Их дыхания смешались, тела дрожали. Тори совсем забыла, как следует дышать. Она мечтала обнять его так крепко, чтобы потом никто не смог разнять их. Его губы были твердыми, но в то же время такими теплые, что она начинала таять. От пьянящего восторга. От безмерной радости того, что она в его объятиях. Из груди вырвался тихий стон, когда он чуть сильнее надавил на нее, а когда она поддалась и раскрыла губы, его язык нырнул вглубь. Тори задохнулась и теснее прижалась к нему, позабыв обо всем на свете. Растворяясь в удовольствии, которое охватывало ее всю с ног до головы.
  Холод в груди сменился медленно зарождающимся теплом. Его рука гладила ей спину, другой он поглаживал кожу лица. Его губы стали более настойчивыми, поцелуй стал более глубоким. Почти обжигающим. Боже, она даже забыла, какими неумолимыми они могли быть, когда его обуревали настоящие страсти. Он заставлял ее трепетать и плавиться от жара, который заполнил всё ее существо. У Тори кружилась голова, и бешено колотилось сердце, но она ответила ему так, как только мечтала. Как грезила все эти долгие, одинокие годы. Застонав, она запустила пальцы в его мягкие волосы и сплела с ним свой язык, желая его всего и без остатка предлагая ему себя.
  Себастьян задохнулся от ее отклика и до предела вжал ее в себя. Он знал, что это перевернет всю его жизнь, когда он коснется ее губ. Но в действительности переворачивалось его сердце. Боль вдруг отступила, а на ее место пришло желание, которое постепенно стало сводить с ума. В ушах звенело. Разум туманился. Он ощущал мягкость ее тела, запах ее кожи, нежность рук и ласковые движения губ и языка. Она убивала его своей нежностью и готовностью следовать за ним туда, куда только он ее поведет. Все эти холодные, бесконечно пустые годы он думал, что никогда больше не коснется ее. И так боялся, что она не захочет коснуться его по собственному желанию.
  Но боже, как сильно он заблуждался! Ведь за всё то время, что до этого смотрел ей в глаза, он ни разу не увидел в серых глубинах признак отвращения.
  Он готов был проглотить ее, хотел до конца испить ее сладость. Желание, которое она вызвала в нем, поразило его и испугало одновременно, потому что ничего подобного он никогда не испытывал. Это было похоже на агонию, на мучительно сладкую боль, которая манила и в то же время убивала. Ее ответные поцелуи кружили ему голову. Себастьян чувствовал на себе тяжесть ее груди, ощущал очертания ее податливого, трепещущего тела. Он чувствовал ее прерывистое дыхание, которое обжигало его. И каждый раз, когда он слышал ее тихие, глухие стоны, он вспыхивал ещё больше. В ней появилась чувственность, которой не было раньше. Чувственность, с которой она сводила его с ума. И если он думал, что желать ее раньше было всем, то теперь это желание превратилось во что-то безумное. Неконтролируемое. Беспредельное.
  - Вики, - прохрипел он, покрывая поцелуями ее виски, лоб, нос, подбородок. - Моя Вики...
  Тори снова ощутила в сердце давящую боль, от которого вновь слезы проступили на глазах.
  - Я никогда не хотела, чтобы ты уходил, - прерывисто дыша, призналась она с дрожью в голосе, уткнувшись ему в шею, вдыхая его родной запах, испытывая и боль и сладкую негу одновременно. Его поцелуй переворачивал ей душу. - Я никогда не хотела, чтобы ты уходил из моей жизни...
  - Вики, - сдавленно прошептал Себастьян и поднял голову. Только рядом с ней он мог бы полностью обрести себя. У него перехватило дыхание, когда он увидел наполненные печалью серебристые, влажные глаза. Ее слова было не только желанным признанием. Ее слова значили для него всё. Он даже не думал, что когда-нибудь услышит их. - Вики...
  Он взял ее лицо в свои ладони и стал поглаживать щеки своими пальцами, вновь стирая слезы. Тори закрыла глаза, не в силах вынести его тяжёлого, горящего взгляд. Только рядом с ним она могла обрести покой, успокоить своё и его сердце, но ведь скоро он уедет. Скоро он навсегда покинет ее. Тори внезапно ощутила такую острую боль в груди, что перехватило дыхание. Она тяжело привалилась к нему, цепляясь за его широкие плечи, боясь отпустить его. Что она будет делать, когда он уйдет? И не в силах больше сдерживать себя, она с мукой прошептала:
  - Не уходи.
  Себастьян видел, как вновь исказилось ее прелестное лицо.
  - Я не уйду, - заверил он, всеми силами стремясь убедить ее в этом.
  - Конечно, ты уйдешь, - с горькой убежденностью настаивала она. - Ты всегда уходишь.
  - Я не...
  - Я знаю, что это так.
  Ее уверенность не только насторожила Себастьяна. Он нахмурился, приподнял ее лицо и пристально посмотрел ей в глаза. Действие поцелуя никак не отпускало его, но состояние Вики обеспокоило его не на шутку, потому что она прятала от него свои глаза.
  - О чем ты говоришь, милая?
  Тори было невыносимо трудно говорить об этом. Это было похоже на признание и смирение с его уходом. Боже, она не могла вынести даже мысли о скорой разлуке!
  - Ты скоро уедешь, - прошептала она. - Ты станешь графом, и я никогда не буду...
  Себастьян сжал челюсть и гневно прорычал:
  - Черт побери, это моя мать рассказала об этом?
  Он был невероятно зол на мать. Отпустив Вики, он отошёл от нее.
  - Да. - Тори немного пришла в себя и посмотрела на него. Она уже могла судить здраво, однако ее глубоко ранило его внезапная холодность. Было такое ощущение, что он больше не желает подпускать ее к себе, к своим мыслям, своим переживаниям. Даже, несмотря на то, что недавно говорил ей. - Разве это секрет?
  Он глубоко вздохнул и повернулся к ней.
  - Да.
  Повисла тишина. Оба неотрывно смотрели друг на друга.
  - Почему? - наконец спросила Тори, боясь, однако услышать ответ.
  - Потому что я не хотел этого титула, - печально проговорил он, покачав головой. - Я не хотел быть графом.
  Тори вдруг почувствовала, как у нее задрожали руки. Потому что судьба дала ей удивительную возможность задать ему самый сокровенный вопрос.
  - А чего ты хочешь?
  Она долго смотрела на него, выискивая на его лица, в его глазах хоть бы малейший признак того, что скрыто в его сердце. Но его лицо было непроницаемым. И он ничего не ответил. Видимо, ему нечего было сказать ей. Даже когда он признался, что его спас ее голос, сейчас он не знал, как ответить на ее простой, но в то же самое время самый важный для них вопрос.
  Тори впервые попыталась рискнуть. Нужна ли ему она?
  И проиграла.
  Она даже не думала, что сможет пройти через такое, но его молчание не вызвало боли, которая казалось бы должна была полностью поглотить ее. Тори не почувствовала ничего. И даже его живительный, такой необходимый поцелуй не смог помочь ей. На нее снизошло ужасающее оцепенение.
  Своим молчанием он ещё более красноречиво давал ей понять, что ей не место в его жизни. Тори вдруг рассмеялась с такой горечью, что перехватило дыхание.
  - Как глупо с моей стороны спрашивать такое. В следующий раз ты, вероятно, попытаешься пойти на флот и дослужиться до адмирала. А потом ты подашься в политики и заполучишь кресло премьер-министра. Ты добиваешься всего, чего только пожелаешь. - Она смотрела, как медленно он выпрямляется. Неужели он был способен целовать ее так, словно она безгранично дорогая ему, а потом вот так спокойно отпустить? Он и понятия не имел, что ее любовь прощала ему даже это. - Надеюсь, это когда-нибудь принесёт тебе облегчение.
  Она развернулась и, прихрамывая, медленно покинула комнату, не обращая внимания на боль в ноге.
  Раньше всегда уходил он. Теперь, впервые в жизни, уходила она.
  - Вики! - позвал ее поражённый Себастьян, но она даже не оглянулась.
  
  Глава 11
  
  Это была самая отвратительная, самая тяжелая ночь в его жизни. Себастьян практически не спал, пребывая в состоянии горячки. Почти как при пробуждении после ранения. Всё его тело было охвачено огнём. В ушах звенели свист пуль, грохот пушек, стоны и рев раненых и умирающих. И снова состояние беспомощности навалилось на него. Он не мог пошевелиться, прикованный к постели, не мог произнести ни слова. И снова слышал все эти звуки, снова переживал те чёрные дни, и не было этому конца. Себастьян дрожал, пытаясь согреться, боролся и изо всех сил пытался прогнать мучительные видения. А потом он услышал ее голос.
  'Я так боялась, что никогда больше не увижу тебя'.
  Так было всегда. Снова ее волшебный голос вырвал его из ада, в котором он был проклят прожить всю свою жизнь. Однако это не успокоило ногу, которая горела и подрагивала. Доктор, который вытащил шрапнельные пули из плеча и зашил длинный след сабельного удара на бедре, предупредил, что так будет всегда при перенапряжении или смене погоды. И то и другое обстоятельство не прошли мимо него. Ночью пошёл дождь и похолодало. И плечо, и бедро остро отреагировали на это, позволив беспощадной боли наброситься на него.
  Потом его стали терзать видения куда мучительнее, чем отрывки снов о войне. Слегка хромающая Вики. Плачущая Вики. Горячо шепчущая признания о том, что переворачивало ему душу. Ее нежные губы. Ее тихие стоны. Ее неповторимые поцелуи. Себастьяну было невыносимо представлять, даже думать о том, что ее губ касался кто-то ещё, пока он гнил на континенте.
  'Я никогда не хотела, чтобы ты уходил из моей жизни'.
  Господи, из одного ада он тут же попал туда, где ему было суждено гореть ещё дольше. Ещё безжалостнее. Себастьян с таким отчаянием хотел прижать ее к своей груди, сказать, как она дорогая ему. Он так много хотел сказать ей, но ее прямой вопрос так сильно ошарашил его, что Себастьян не смог ответить. Его чувства были так сильны и глубоки, что одним словом трудно было бы выразить их значимость. Он так долго носил в сердце свою любовь к ней, что невозможно было бы описать их парой фраз. Ему бы и жизни не хватило рассказать ей, что она значит для него.
  А ещё он испугался. Испугался, что услышав его признания, она посчитает их глупыми и ненужными. Боже, если бы только он не боялся услышать ее отказ! Если бы только ей нужна была его любовь и он сам. Она не была готова услышать его признание, а он не был готов сказать ей о своих чувствах.
  А потом она ушла. И он не смог остановить ее.
  И теперь вынужден был страдать за свою нерешительность. И душевные страхи.
  Только под самое утро боль в бедре, которое он обмотал тёплым полотенцем, немного утихла. Истощённый и измученный, Себастьян не был готов к появлению брата в своей комнате, когда услышал его голос возле кровати.
  - Доброе утро, - проговорил замерший Эдвард, пораженный тем, что открылось перед его глазами. Лицо Себастьяна было искажено болью, оно было почти серого цвета, тело дрожало, а рукой он держался за обмотанное полотенцем бедро. Никто не знал о мучениях Себастьяна, которые остались с ним даже после войны. Особенно после войны. Вся семья полагала, что он оправился от ранений, когда вернулся домой. Но теперь, видя корчившегося от боли брата, Эдвард понял, как все сильно заблуждались. И ощутил такое сострадание, что сжалось сердце. Он-то полагал, что Себастьян рано утром незаметно ушёл из дома, вероятно на пляж, куда любил ходить с детства. Но никто из слуг не видел, как брат выходил из дома, поэтому Эдвард поднялся к нему, дабы проверить, где же он. И хорошо, что это сделал он, а не кто-то другой из членов семьи и в особенности их мать, которая подняла бы панику. - Что с тобой, Себастьян? Боже, на тебе ж лица нет! - перепугано проговорил Эдвард, подходя к кровати. - Нужно немедленно вызвать врача!
  Обеспокоенность Эдварда росла с каждой секундой.
  - Не смей! - резко бросил Себастьян, накрыв лицо мокрым полотенцем, не желая никого видеть. Чёрт побери, он едва начал засыпать, едва стал ощущать блаженное забытье. Он даже не мог нормально соображать, поэтому так же резко добавил: - Уходи!
  Эдвард и не думал подчиняться.
  - Только после того, как ты скажешь, что с тобой происходит. У тебя болит нога?
  - Мне уже лучше, - попытался заверить Себастьян.
  Но это не убедило Эдварда.
  - Если мама узнает...
  -Ты не посмеешь сказать ей об этом! - так резко прогремел Себастьян, что у него разболелась голова. Сделав пару глубоких вдохов, он попытался немного успокоиться. Беспокойство брата немного смягчило Себастьяна, но не до конца. Он не хотел ничего. - Уходи, брат. Я хочу спать.
  - Обычно спят ночью...
  Почему-то эти слова показались ему до боли знакомыми. Сердце сжалось от тоски, и вся его враждебность вмиг испарилась. Вновь пустота заполнила его грудь, а холод охватил всё тело. В прошлом, очень давно одна маленькая девочка рассказывала, что иногда кому-то не спиться по ночам, и приходится играть в шахматы. Она просила его научить ее играть в шахматы. А он так и не научил.
  Тяжело вздохнув, Себастьян глухо молвил:
  - Эдвард, прошу тебя, уходи.
  - Я не могу уйти, пока тебе плохо...
  - Мне скоро станет лучше. Я хочу всего лишь немного поспать.
  - Ты уверен?
  У Эдварда сжалось сердце при взгляде на страдающего от боли брата.
  - Да...
  Это был шёпот обреченного на вечные муки человека, который хотел сам пройти свой трудный путь. Эдвард сделал шаг вперед, желая помочь брату и в то же время не зная, как заставить этого упрямца принять его помощь.
  - Может тебе что-нибудь нужно? - тихо спросил Эдвард, пытаясь не тревожить его. - Тебе что-нибудь принести?
  - Нет, - тут же бросил Себастьян. И вдруг нахмурился. - Разве что...
  - Что? - с готовностью переспросил Эдвард. - Что тебе принести?
  - Вазу с миндалем, - совсем тихо попросил Себастьян, закрывая глаза, налитые свинцом. - Миндаль...
  Эдвард тут же выполнил его просьбу и поставил маленькую вазу на матрас возле его руки, чтобы ему было удобнее дотянуться до миндаля.
  - Вот, - сказал он, видя, каких трудов стоит брату любое движение. - Отдыхай и обязательно позови меня, если тебе понадобиться что-то ещё, - проговорил Эдвард, намереваясь уйти, но вдруг кое-что вспомнил и повернулся к кровати. - Завтра мы едем в Лондон на встречу с военным министром, чтобы ты получил свой титул. С нами поедут Амелия, Сесилия и... и сестры Хадсон.
  Себастьян уже засыпал, но из его горла вырвался тихий шепот:
  - Вики...
  В одном этом имени было столько чувств, столько боли, столько страданий, что Эдварду стало не по себе. Если бы не плохое самочувствие брата, он бы давно избил его за глупое упрямство, которое заставляло страдать и его и не менее упрямую девочку Хадсон. Эдвард не намеревался быть больше простым наблюдателем. И полностью поддерживал решение матери. Себастьяна нужно немного встряхнуть, иначе он упустит свое счастье и будет страдать вечно.
  - Да, - кивнул он, прежде чем уйти. И, видя, что брат засыпает, поспешно добавил: - Виктория тоже едет с нами. Отдыхай, завтра тебе понадобятся все твои силы.
  
  ***
  От волнения Тори не знала, куда деть дрожащие руки в ожидании прибытия кареты из Ромней. Два дня она не переставала думать о произошедшем. Два дня она вспоминала свою очередную встречу с Себастьяном и не могла понять, что сделала неправильно. Что такого она сказала тогда, что заставило его оттолкнуть ее? Наоборот, она как последняя умалишённая льнула к нему, желая быть заключенной в его объятиях, а он стоял и спокойно смотрел, как она уходит.
  И он так и не смог ответить на ее вопрос.
  Будь прокляты его сдержанность и самоконтроль, но он предпочел скрыть свои истинные чувства! В который раз. И Тори с болью понимала, что ничего не изменилось. Она могла сделать всё, что угодно, сказать, что угодно, но это ничего не меняло. Она могла признаться ему, что всегда, всю жизнь ждала только его. Он мог говорить, что в самые трудные минуты своей жизни его спасал ее голос. Но и это ничего не меняло! Это ни на шаг не приближало их друг к другу. Это ещё больше отдаляло их.
  Как он мог говорить ей такие важные слова, как он мог целовать ее так, что сжималось сердце и хотелось умереть, а потом вести себя так, словно это ничего не значило?
  Гнев и отчаяние переполняли ее. Тори не знала, как посмотрит на него, когда он приедет. И не могла себе представить, как проживёт с ним бок обок несколько дней в Лондоне.
  Они стояли на подъездной аллее вместе с Алекс, тетей и дядей, когда вдали показалась лакированная карета с гербом графа Ромней. Тори замерла в ожидании и перестала даже дышать, когда карета остановилась недалеко от них, и из нее вышел Себастьян. Сердце сладко заныло при виде его. Вскинув голову, он посмотрел прямо на нее. Словно знал точно, где она стоит. И едва их глаза встретились, Тори ощутила пробирающий до костей трепет, который не покидал ее с того мига, когда его губы коснулись ее. Она умирала от желания подбежать к нему, дотронуться до него, но не сделала ничего подобного. И вот сейчас, глядя на него, она не смогла поверить в то, что тот волшебный, дурманящий, такой удивительный поцелуй ничего не значил для него.
  Тори была так сильно поглощена им, что даже не заметила, как он подошёл и встал прямо перед ней. Слишком близко. У нее перехватило дыхание от силы его пронзительного взгляда. Взгляда, которого она боялась больше не увидеть.
  Но увидела.
  - Д-доброе утро, - прошептала она дрожащим голосом.
  Какое-то время он хмуро разглядывал ее лицо, словно искал что-то, надеялся что-то найти. А потом, несмотря на свою сдержанность, заговорил таким нежным голосом, что у Тори задрожали колени.
  - Здравствуй.
  И только тут девушка заметила, что он необычайно бледен, а под глазами залегли тёмные тени. Трепет тут же сменилось беспокойством.
  - Что с тобой? Тебе нездоровиться? - спросила она и сразу же пожалела об этом, потому что его лицо стало таким грозно-суровым и непроницаемым, что захотелось сделать шаг назад.
  - Нам пора ехать, - резко бросил он и отошел от нее.
  Он выглядел по-настоящему разгневанным. Не сказав больше ничего, он запрыгнул на своего огромного коня, который был привязан позади кареты, и поскакал прочь. Не понимая, что с ним происходит, Тори молча села в карету, и они тронулись в путь.
  Несомненно, он поехал на лошади только для того, чтобы не быть рядом с ней. Но что такого она сказала? Неужели беспокоиться за него было преступлением?
  К удивлению Тори Сесилия взяла с собой детей, которые и веселили их на протяжении всей дороги до первой остановки. Но даже их веселый разговор не мог отвлечь внимание Тори, которая не могла оторвать взгляд от темного всадника, скачущего рядом с каретой. Всеми силами она пыталась понять его, пыталась угадать его мысли, но это было невозможно. Он стал совсем другим, с болью думала она. Он снова отдалился от нее, стал холодным.
  И во всём была виновата она. Стоило ей проявить хоть немножко свои чувства, как он замыкался в себе. Вот только Тори не могла сдаться, не могла так легко отступить. Даже когда он отказывался от нее, она хотела, чтобы он принадлежал ей. И хотела, чтобы он знал, что она принадлежит ему.
  Днём они сделали остановку в небольшом постоялом дворе, где Эдвард снял отдельную комнату для ланча. Вот только войдя туда, Тори обнаружила отсутствие Себастьяна. Она не видела его и тогда, когда выходила из кареты, и ее волнение усилилось ещё больше, когда Эдвард не захотел ответить на вопрос жены, где же Себастьян. Тори места себе не находила, вспоминая его бледное лицо и запавшие глаза. Он болен? Ему явно было нехорошо, и как его брат может спокойно сидеть и наслаждаться едой, зная, что с Себой что-то не так! Тори готова была вскочить и потребовать отвести ее к нему, но когда она собралась с духом, Эдвард вышел из комнаты.
  Она не смогла проглотить ни кусочка, поэтому тарелка так и осталась нетронутой. Тори извела себя всевозможными мыслями, гадая, что же происходит с Себой, и когда они уже шли к карете, у нее от переживаний дрожали руки. Но у самых дверей она внезапно застыла, обнаружив, что источник ее беспокойства сидит внутри на мягком сиденье. У него были закрыты глаза, а голова была откинута назад. И он даже не пошевелился, никак не отреагировав на их появление, когда они стали садиться в карету. Он выглядел измотанным и невероятно уставшим. Бледность не прошла, а глаза запали ещё больше.
  Если до этого Тори тряслась от волнения, то теперь сходила с ума от беспокойства. У нее не было даже возможности спросить у него, что с ним, потому что возможно он спал, и она не хотела тревожить его.
  Время тянулось с мучительной медлительностью. Карета ехала по ровной дороге, укачивая путешественников, и, устроившись на коленях родителей, Шон и Сьюзан вскоре задремали. Всё это время Тори пыталась успокоить себя, убеждая себя, что если бы что-то серьёзное происходило с Себой, Эдвард ни за что не продолжил бы путь. И в какой-то невероятный момент она заметила, что здоровый цвет лица постепенно возвращается к нему. Тори испытала такое несказанное облегчение, что на глазах навернулись слезы, поэтому она поспешно отвернулась, моля Бога о том, чтобы никто не заметил этого.
  И никто не заметил.
  Кроме Себастьяна, который открыл глаза именно тогда, когда она перестала убивать его свои пронзительным взглядом, будоража все его существо. От долгой езды верхом у него болело бедро. У него заболела голова и начинало ныть плечо, но даже такое отвратительно состояние не помешало ему ощущать на себе ее вопросительный взгляд с того самого момента, как она села в карету.
  Прямо напротив него.
  Она была так близка, что от волнения волосы на затылке становились дыбом. Было мучением находиться рядом с ней и не иметь возможности коснуться ее. Он смотрел на ее идеальный профиль, видел, как она хмуро смотрит в окно, поджимая губы. Глядя на эти губы, Себастьян испытал такую дрожь, что затряслись руки. Боже, всего пару дней назад он мог убедиться в мягкости этих губ, в их сладости и нежности! Она позволила ему коснуться себя, и он как умирающий от жажды путник испивал ее, позабыв обо всём на свете. Он не мог забыть эти дивные мгновения, и слишком сильно боялся, что этого больше не повториться.
  Себастьян даже не предполагал, что находиться рядом с ней такая пытка. Всем своим существом он тянулся к ней, желал ее, но понимал, что это невозможно. И это убивало его сильнее всех старых ран вместе взятых.
  Он чувствовал себя виноватым за утреннюю грубость, но не знал, как сказать ей об этом. И судя по ее реакции, она не захочет даже слушать. Он заметил, как она прикусила нижнюю губу белоснежными зубами, хмуро глядя в окно. Себастьян вздрогнул, вдруг поняв, что она очень сильно взволнована. И если она избегала смотреть на него, значит, эти чувства вызывал в ней он.
  Она волновалась за него! Боже, она тревожилась за него! Это было невероятное открытие. Сердце его внезапно подпрыгнуло и стало колотиться о рёбра, но Себастьян вдруг замер, когда она неожиданно повернула к нему свое грустное лицо и посмотрела ему прямо в глаза.
  У него что-то екнуло в груди, потому что в ее блестящих серебристых глазах он узрел то, что даже не надеялся там обнаружить. Она смотрела на него с такой невыразимой печалью и неиссякаемой нежностью, что у него сдавило горло. И тогда Себастьян понял, что не может больше сидеть спокойно. Он хотел заключить ее в свои объятия, хотел припасть к слегка раскрытым губам и целовать их до тех пор, пока грусть не покинет ее. Но, чёрт возьми, как ему сделать это в переполненной карете?
  И Себастьян вдруг отчетливо понял, что у него есть выход.
  Тори зачарованно смотрела на него, чувствуя, как напряжение и усталость покидают его, а глаза обретают ясность. Она была так рада, что ему стало лучше. Каким-то чудом, но он приходил в себя от неизвестной болезни. Облегчение было столь сильно, что Тори боялась не сдержаться и коснуться его, чтобы убедиться, что с ним действительно всё хорошо.
  И неожиданно она вздрогнула, когда что-то тяжелое упало на пол кареты. Прямо возле ее ног.
  - Что это было? - хриплым ото сна голосом спросила Сьюзан, пробудившись, и повернула в их сторону свое личико. - Что это за звук?
  - Я уронил часы, - тихо ответил Себастьян, выпрямившись. - Спи, солнышко.
  Успокоившись, Сьюзан положила голову на плечо отца и снова погрузилась в сон, поэтому не видела, что произошло дальше.
  Озадаченная и сбитая с толку, Тори смотрела на Себастьяна, у которого было очень странное выражение лица. С какой стати он уронил часы? Зачем... Она вдруг застыла, когда Себастьян стал наклоняться, чтобы поднять часы. Его голова медленно опускалась вниз, и к ее ужасу, оказалась прямо возле ее колен. А потом...
  Тори всю жизнь будет помнить этот миг, ибо он потянулся к ее руке без перчатки, сжал ее пальцы, а потом его губы прижались к ее коже.
  Он уронил часы только для того, чтобы поцеловать ее! Целует ей руку, не смотря на всё то, что было два дня назад! Тори была так сильно потрясена, что какое-то время не могла произнести ни слова. Она даже не могла дышать, впитывая в себя тепло его губ. А потом сердце затопила такая мучительная любовь к нему, что перехватило дыхание. Боже, она ни за что не перестанет любить этого непостижимого мужчину! И сможет ли когда-нибудь понять его?
  Медленно отпустив ее, он выпрямился и снова откинулся на спинку сиденья.
  Тори смотрела на него, пытаясь понять, что толкнуло его на этот поступок, но все мысли вылетели у нее из головы, когда она столкнулась с его глазами, полными нежности и чего-то ещё, что заставляло щемить всё внутри. У него вдруг дрогнули уголки губ, и Тори с изумлением догадалась, что он хочет улыбнуться ей.
  После пяти лет разлуки, после того, что он чуть не погиб по ее вине, он хотел и пытался улыбнуться ей!
  Его губы застыли в полуулыбке, терзая ей сердце. В горле застрял такой комок, что Тори было даже больно дышать. Он так редко улыбался. Почти никогда. А сейчас хотел улыбнуться ей! И пусть улыбка вышла неполной, для Тори это был самый бесценный подарок. Она готова была броситься в его объятия и зацеловать его до смерти, потому что задыхалась. Ее действительно душила любовь к нему. Безмерная. Бесконечная.
  Два дня назад она с болью думала, что всё кончено, но теперь у нее появилась надежда. Сам Себа вручил ей этот хрупкий дар, и Тори с отчетливой ясностью поняла, что ни за что на свете не отступиться от него. Даже если его упрямство, самоконтроль и замкнутость будут препятствовать ей.
  - Дядя Себастьян, ты нашёл свои часы?
  Недовольный голос Сьюзан заставил Себастьяна прийти в себя. Он был весьма доволен собой, глядя на румяное лицо Вики. Ей понравился поцелуй! Она приняла его и даже не думала возражать. И теперь ее глаза, эти бесподобные серые очи светились ещё ярче. Боже, один легкий поцелуй был способен преобразить ее! Он не мог оторвать от нее своего околдованного взгляда. Все страхи тут же покинули его, а безысходность сменилась надеждой. Если раньше он боялся, что она будет снова избегать его, то теперь был уверен, что она не оттолкнет его.
  Господи, неужели у него был шанс завоевать ее? Это подействовало на него так отрезвляюще, что сознание мгновенно прояснилось. И Себастьян, наконец, понял, что ни за что на свете не отступиться от нее. Даже если она будет противиться ему, что было под большим вопросом. Теперь.
  - Дядя Себастьян?
  Сьюзан вновь позвала его, и на этот раз Себастьян ответил спокойным, мягким голосом.
  - Я нашёл свои часы.
  Он нашёл гораздо больше, чем свои часы.
  - Дядя, взрослым мужчинам не пристало терять свои вещи, - назидательным тоном проговорила девочка.
  - Я учту это на будущее, - кивнул Себастьян.
  Да, он должен учесть тот факт, что в любви, как и на войне, все средства хороши. Особенно, когда от достижения желанной цели зависит вся твоя жизнь.
  Сесилия и Эдвард незаметно переглянулись друг с другом, отметив намного больше того, что произошло. Они умели понимать взгляды друг друга без единого слова, и улыбнулись друг другу, понимая, что теперь поездка будет совсем другой.
  Совершенно непредсказуемой.
  Они приехали поздно и сразу же разошлись по приготовленным для них комнатам.
  И, засыпая, Тори вдруг поняла, что многое может измениться по окончанию этой поездки. Боже, она так отчаянно этого хотела!
  Глава 12
  Наутро, впервые проснувшись без чувства горечи, Тори в приподнятом настроении спустилась к завтраку, ощущая какое-то странное ожидание в груди. Почему-то ей казалось, что сегодняшний день должен быть особенным. Не может ведь после того тайного поцелуя Себы всё остаться по-прежнему.
  Легкое волнение охватило ее, когда Тори вошла в столовую, где все уже собрались за столом и весело о чём-то болтали.
  - Доброе утро, дорогая, - улыбнулась Сесилия, увидев подругу. - Присоединяйся к нам.
  Здесь были все, кроме Себастьяна. Острое разочарование кольнуло девушку в самое сердце, а она-то так надеялась, что он уже здесь. Что ждёт ее. Что возможно после вчерашнего захочет ей хоть что-то сказать. И возможно позволит ей в ответ сказать что-то ему. Хорошее настроение и приятное предчувствие тут же развеялись, как дым. Взяв тарелку и положив себе яичницы и немного ветчины, Тори подошла к столу, всё же надеясь, что Себастьян смог как следует отдохнуть и полностью прийти в себя после вчерашней поездки.
  - Пока ты завтракаешь, мы посвятим тебя в наши планы, - весело сказала Амелия, сидя рядом с необычайно притихшей Алекс.
  - У нас есть план? - удивилась Тори, присев рядом с Шоном на другом конце стола.
  - Конечно, - заявила Сесилия. - Кто приезжает в Лондон без плана?
  - Я думаю, тебе понравится наш план, - улыбнулась Амелия, а потом повернулась к своей подруге. - Алекс он точно понравился, да, дорогая?
  Алекс робко пожала плечами, заерзав на стуле от чрезмерного внимания к себе. Ей было не по себе в новом месте, в новом городе. Лондон пугал ее своей таинственностью и серостью. Алекс хотелось поскорее вернуться домой, в свою оранжерею, где она чувствовала себя более уверенной.
  - Зависит от того, - тихо сказала она, - какие у вашего плана будут последствия. Я имею в виду непредвиденные, неожиданные... Плохие последствия.
  - Уверяю тебя, у нашего плана не может быть плохих последствий, - рассмеялась Амелия.
  - Так что у вас за план? - вмешалась Тори, усилием воли отгоняя от себя мысли о Себастьяне.
  Надежда, которая вчера затеплилась у нее в сердце со вчерашнего его поцелуя, шептала ей, что возможно он ещё отдыхает и набирается сил. Так что не было повода так изводить себя. Но она не могла, ведь с ним нельзя было упускать ни одной возможности. И слишком велико было ее желание увидеть его.
  - Итак, - прервала ее мысли Сесилия, повернувшись к подруге. - Сегодня воскресенье и было бы непростительно потратить этот чудесный день на покупки. Мы можем, конечно, совершить облаву на магазин готовых платьев мадам Гийяр, но разумнее оставить это на завтра. Сегодня мы покатаемся по городу и погуляем в Гайд-парке. Ну, как тебе наша идея?
  - Думаю, - медленно заговорила Тори, почувствовав, как у нее пропадает аппетит, - это хорошая идея.
  - Мама придумала замечательный план! - гордо воскликнул Шон. - Папа обещал угостить нас мороженым! Вы когда-нибудь ели мороженое?
  Тори не расслышала его вопроса, потому что в этот момент в комнату, наконец, вошёл Себастьян. У нее сладко замерло сердце при виде него. Она так долго ждала его, так сильно волновалась за него.
  Он был так красив в синем сюртуке, черных бриджах и белоснежной рубашке, которая оттеняла его тёмный загар. Затаив дыхание, Тори всё ждала, когда же он посмотрит на нее, когда же даст силы жить дальше. Но к ее немалому удивлению Себастьян не только не посмотрел на нее. С невероятно суровым, замкнутым выражением лица он прошёл по комнате, обошёл стол и уселся возле брата, выбрав самый дальний угол от нее!
  Ничего не понимая, Тори продолжала изумленно смотреть на него. И когда Себастьян действительно сделал вид, будто ее не существует, ей захотелось швырнуть в него что-нибудь тяжёлое.
  - Мисс Тори, - снова неловко окликнул ее Шон в ожидании ответа. - Так вы пробовали мороженое?
  Сесилия строго посмотрела на сына.
  - Шон, сколько раз говорить тебе, что неприлично приставать к другим со своими вопросами!
  - Но я всего лишь хотел узнать... - расстроено начал малыш.
  - Шон!
  - Хорошо. - Шон виновато посмотрел на Викторию. - Простите, мисс Тори.
  Дрожащий голос Шона подействовал на Тори отрезвляюще. Но это не избавило ее от дурного предчувствия, что что-то произошло. По какой-то невероятной причине Себастьян предпочёл совершенно не замечать ее!
  Взяв себя в руки, девушка повернулась к малышу.
  - Ты ни в чём не виноват, дорогой, - мягко заверила она, глядя на притихшего Шона. - Я просто пыталась вспомнить... Это было так давно.
  - Так вы всё же пробовали мороженое? - воодушевился Шон.
  - Да, - кивнула Тори, полностью сосредоточившись на разговоре. - Это было в мой первый сезон, когда меня представили ко двору. - Тори вдруг заметила, как напряглись костяшки пальцев Себастьяна, который чересчур сильно сжал вилку. Так ему интересен этот разговор? Он хочет знать об этом? Он заметил ее, но не может посмотреть на нее? И неожиданно ею завладело желание 'наиболее полно поделиться' подробностями своего сезона. Пусть он внимательно слушает ее рассказ. Потому что ей было, что рассказать. - О, что это были за времена! - начала она. - Мы с Кейт ходили на балы, бывали в театрах и знакомились со многими милыми людьми.
  - А с джентльменами знакомились? - спросила Сьюзан.
  За этот вопрос Тори готова была расцеловать малышку.
  - Конечно, ведь именно один из этих джентльменов и угостил нас мороженым.
  - А эти джентльмены, они вам нравились? - последовал ещё один изумительный вопрос.
  - Они были милыми и внимательными, но иногда терялись и не могли ответить на мои вопросы.
  - Возможно, они терялись из-за вашей красоты? - робко предположил Шон. - Вы же такая красивая! Почти как лесная фея, о которой читала нам мама.
  Тори рассмеялась, ощутив в груди что-то среднее между легкостью и горечью.
  - Думаю, дело было не только в этом, - наконец ответила Тори, уговаривая себя не смотреть в другой конец стола. - Они действительно не знали, как ответить на мои вопросы.
  Шон удивленно приподнял брови.
  - И о чём же вы их спрашивали?
  - Однажды Кейт сказала мне, что если я хочу избавиться от надоедливого кавалера, мне нужно всего лишь спросить у него, в каком году Платон написал 'Пира', и в каком акте начинается речь Сократа.
  Две пары детских глаз изумленно уставились на нее.
  - Ну и вопрос, - выдохнул Шон. - А вы знаете, когда этот... Плато написал свой... рассказ?
  Тори печально улыбнулась.
  - Понятия не имею. Но это всегда срабатывало.
  - И часто вы задавали свой вопрос?
  - Глупый, - прервала Шона сестра. - Мисс Тори такая красивая, что наверняка все мужчины в бальной зале постоянно докучали ее. Вот ей и приходилось спасаться. Думаю, это происходило достаточно часто, да, мисс Торт?
  Тори уже не знала, что ответить, ощущая тревожное волнение. Себастьян отложил вилку, и теперь никак не реагировал на происходящее. И беспокойство Тори сменилось раскаянием. Возможно, ей не следовало заводить подобный разговор, но и он не должен был вести себя так, словно ее нет в этой комнате! Это ранило ее в самое сердце. Как он не понимал этого? Неужели ему не хотелось хоть бы разочек, ну пусть мельком взглянуть на нее?
  - А кто вас угостил мороженым? - снова послышался вопрос Шона.
  На этот раз Тори уже не так сильно хотела отвечать. Она уже вообще ничего не хотела говорить. Ей хотелось встать и выйти из столовой. А ещё лучше, она хотела бы остаться наедине с Себой и напрямую спросить у него, почему он ведёт себя так? Особенно после вчерашнего.
  - Сын графа Бромлей, виконт Эшборт однажды повел нас с Кейт в заведение одного известного в те годы кондитера, - пробормотала она.
  - И вам понравилось?
  Тори уже и не помнила, каким бывает мороженое на вкус.
  - Оно... оно очень сладкое.
  Наконец, успокоившись, Шон вернулся к своему завтраку и принялся за еду. С тяжелым сердцем Тори отвернулась от всех, пытаясь дышать ровнее. Что с ним произошло? Только она начинала думать, что чудо возможно, как реальность отбрасывала ее в жестокую реальность. Что заставило его так жестоко игнорировать ее?
  - Себастьян, - нарушил молчание Эдвард, взглянув на мрачного брата. - Мы едем кататься по городу. В министерство поедем завтра.
  - Чудесно, - буркнул он, наклонившись к своей тарелке, которую так и не тронул.
  - Ты едешь с нами.
  - Уверен, вы отлично справитесь без меня.
  - Сомневаюсь, да и что ты будешь делать дома один? Ты столько лет не был в Лондоне. Тебе непременно захочется посмотреть, как за это время похорошела столица.
  - Я это как-нибудь переживу.
  И тут произошло то, что изменило ход событий. И что потрясло всех без исключения. Сьюзан с обожанием посмотрела на Себастьяна, а потом повернулась к отцу и недовольно проговорила:
  - Папа, минуту назад мама сделала замечание Шону, что некрасиво приставать к людям со своими вопросами. Если дядя Себастьян не хочет ехать, это его право. Но тогда я тоже останусь дома, чтобы ему не было скучно.
  Застыв, Себастьян, наконец, поднял голову и хмуро посмотрел на Сьюзан.
  - Ты должна ехать с родителями, - жестко заговорил он, ощущая при этом необъяснимую дрожь. - Ты же хочешь попробовать мороженое.
  И к всеобщему удивлению последовал невинно-простой ответ:
  - Я это как-нибудь переживу. - Девочка спустилась со своего стула, подошла к дяде и взглянула на него такими трогательными глазами, что у Себастьяна невольно сжалось сердце. - Вы ведь плохо себя чувствуете, дядя, поэтому я хочу остаться с вами, чтобы веселить вас. Вы всегда такой грустный, а я не хочу видеть вас таким. Вам надо чаще улыбаться.
  У Себастьяна дрогнуло сердце. Слова этой малышки напомнили ему слова другой девочки, из далекого прошлого, которая всегда пыталась вызвать его улыбку.
  'Ты снова пытаешься всё объяснить вместо того, чтобы просто чувствовать, Себа. Тебе нужно чаще улыбаться'.
  Эти воспоминания жгли ему душу. Он снова не спал всю ночь, мучаясь от боли в ноге. Он спустился к завтраку в самом скверном настроении, мечтая поскорее увидеть Вики. Услышать ее голос. Он даже не думал, что так сильно соскучился по ней, но едва войдя в столовую, он замер и не смог поднять голову. Он не хотел снова волновать ее из-за своего ужасного состояния. Ей необязательно было видеть его немощным и больным. Он хотел уберечь ее, но вместо этого попал на такой разговор, который снова заставил кровоточить старые раны.
  Себастьян ненавидел вспоминать ее сезон. И свое падение. Он хотел вычеркнуть всё это из головы. Он думал, что вчерашнее событие в карете вызовет какие угодно разговоры, но только не такие. Он не был готов к подобному. Себастьян не хотел слушать, как она развлекалась в свой сезон. Как принимала ухаживания своих кавалеров. И их поцелуи. Эти мысли были подобно пуле, врезающейся в грудь. Ему было невыносимо больно слышать об этом. А теперь было невыносимо видеть, как дочь брата пытается почти так же проникнуть в его душу.
  В душу, где не было места ни для кого, кроме Вики.
  По какой-то необъяснимой причине он развел руки, и Сьюзан оказалась в его крепких объятиях. На глазах у всех маленькая девочка подчинила большого, страдающего мужчину. Сьюзан предлагала ему свою любовь и не просила ничего взамен. Это было слишком.
  - Я сам угощу тебя мороженым, - хриплым голосом произнес Себастьян, не понимая, почему ему так трудно говорить.
  Послышался скрип отодвигающегося стула. Тори резко встала и бросила на стол салфетку.
  - П-простите, - прошептала она и вышла, наконец, из столовой.
  Слова Сьюзан отбросили ее на много лет назад. Туда, где Себа без остатка принадлежал только ей одной. По выражению его лица она догадалась, что он испытывает то же самое, и Тори захотелось поступить так же, как и Сьюзан. Себастьян всегда нуждался в объятиях, а сейчас больше всего. Жаль только, что не она дарила ему своё тепло.
  ***
  В полдень они уже гуляли по опустевшему Гайд-парку. Высшее общество разъехалось по своим загородным домам, чтобы отдохнуть от суеты столицы. Тори была удивлена, обнаружив, с каким спокойствием Себастьян выдерживает прогулки и катания по городу. Он ведь никогда не любил этого, предпочитая тишину и покой. Предпочитая свой валун. Сердце болезненно сжалось. Видимо, ему помогало присутствие маленькой Сьюзан, которая не отходила от него ни на шаг. И всегда держала его за руку.
  Тори не могла забыть утреннюю сцену в столовой. Себастьян принял Сьюзан с присущей ему добротой и нежностью, как когда-то принял ее, Тори. Несмотря ни на что, внутри он был всё тем же ранимым, робким и безгранично нежным мальчиком, которого она повстречала много лет назад. И которого ни на миг не переставала любить.
  Теперь Тори сомневалась, что он способен осознанно держаться от нее на расстоянии. Как могли ее страхи и предубеждения затмить разум и помешать ей увидеть очевидное? Даже несмотря на то, что он выглядел утром вполне здоровым, он не до конца оправился от вчерашнего недомогания. Но что с ним было не так?
  И внезапно приглядевшись к нему, Тори точно заметила, что он непривычно тяжело опирается на правую ногу. Словно ему было больно. И неожиданная догадка поразила ее в самое сердце, так что она даже остановилась. Именно в эту ногу ранили его при Ватерлоо! Неудивительно, что вчера половину пути он проделал в карете. Он перенапряг ногу, скача на своем коне.
  Какой глупец!
  Тори готова была стукнуть его чем-нибудь по голове, потому что знала точно, что езда на лошади была лишь предлогом, чтобы не сидеть с ней в одной карете. Почему он не бережет себя? Она бы не укусила его, если бы он ехал с ними в карете с самого начала. И возможно сегодня у него было бы хорошее настроение. И он бы посмотрел на нее, войдя в столовую. И ей не пришлось бы вести тот ужасный разговор.
  Тори корила себя за преждевременные выводы и невнимательность. Если бы только она отбросила в сторону свои сомнения и увидела то, что происходило с ним на самом деле!
  Они как раз свернули к пруду, когда Себастьян услышал позади чужие голоса. Он рассказывал Сьюзан историю Гайд-парка, и ему удалось на время позабыть утренний разговор. Маленькая рука Сьюзан в его ладони удивительным образом успокаивала. Но обернувшись, он вдруг застыл, увидев, как возле Вики стоят два совершенно незнакомых ему мужчины и о чем-то увлеченно и весело разговаривают с ней. Тот, который был чуть выше другого, слишком близко стоял к ней и поразительно часто опускал взгляд на ее чрезмерно открытый вырез. Себастьян даже не думал, что способен испытать такой гнев, но кровь ударила ему в голову, а в ушах зазвенело. Не замечая ничего вокруг, он шагнул к этой 'милой' компании, прикидывая, в скольких местах будет ломать кости этим будущим покойникам.
  - О, Себастьян, - заговорил Эдвард, увидев подошедшего брата. - Это виконт Марлоу и виконт Эшборт. Они мои давние друзья.
  Эшборт? Он не ослышался? Тот самый Эшборт, о котором сегодня утром говорила Вики? Лицо Себастьяна сделалось таким мрачным, что когда он посмотрел на элегантно одетого блондина, тот вздрогнул и запнулся.
  - Лорд Б-беренджер, - пролепетал он, протянув руку. - Счастлив познакомиться с вами. Эдвард многое рассказывал о вас.
  Себастьян не пошевелился, лишь стоял на месте, тяжело дыша, и размышлял, какой силы нужен удар, чтобы изменить расстояние между этим типом и Вики. Он медленно перевёл взгляд на нее, и нахмурился ещё больше, видя, как дрожит ее рука, которую она подняла к горлу. Она волнуется? Из-за присутствия этого типа? Он чувствовал ее напряжение и не мог в это поверить! И стал мысленно закатывать рукава, воображая, что уже превратил его в отбивную.
  - Виконт Эшборт? - послышался удивленный голос Сьюзан. - Вы тот самый виконт Эшборт, который впервые угостил нашу мисс Тори мороженым?
  - Что? - Эшборт ошеломлённо повернулся к Вики, а потом его лицо расплылось в такой отвратительной улыбке, что Себастьян медленно сжал руку в кулак. - Дорогая, - выдохнул он с таким чувством и смыслом, что ноздри Себастьяна расширились от гнева. - Вы помните! Вы не забыли тот памятный день?
  Себастьян даже не хотел думать о том, почему для этих двоих тот день был памятным. Он пристально следил за ним, выискивая любой повод, малейшую оплошность, которая дала бы ему шанс отправить Эшборта в нокаут.
  - Я...
  Тори боялась говорить. Она боялась произнести хоть слово, которое могло в любую секунду вывести Себастьяна из себя. Она уже пожалела, что с самого утра настроила его против себя. И уже никогда бы не подумала, что днём из всех людей на свете встретит именно Эшборта. Тори с изумлением отметила, что Себастьян в гневе. Почти в таком же, как тогда, когда впервые увидел в Клифтон-холле Джека.
  Это так сильно потрясло ее, что она какое-то время не мигая смотрела на него. Если бы не его замкнутость и холодность, она бы подумала, что он ревнует ее!
  - Вы так внезапно исчезли из города в тот год, - тем временем говорил Эшборт, не замечая нависшей над ним угрозы. - А затем я узнал о гибели ваших родителей. Мне так жаль... Приношу вам свои искренние соболезнования.
  - Благодарю, - тихо кивнула Тори, стараясь не смотреть на Себастьяна, от которого веяло опасностью. - Вы очень любезны, Генри...
  Генри! Она называет его по имени! Поразительно. Себастьян заскрежетал зубами. Утешала только одна мысль: она не дала ему особого имени.
  - Я всегда спрашивал о вас. - Генри пристально посмотрел на опущенное лицо Тори. - Я хотел ещё хоть бы один раз увидеть вас...
  Себастьян резко шагнул вперед, но его остановила предупреждающая рука Эдварда. Пытаясь взять свои чувства под контроль, Себастьян с отчаянием понимал, что ему это удается с каждой секундой все труднее и труднее. Господи, ещё немного и он сорвется, а потом тело этого типа по частям будут собирать по всему Гайд-парку.
  К его несказанному облегчению в дело вмешался Эдвард, пытаясь спасти ситуацию.
  - Генри, простите, но нам пора. Я обещал наших дам угостить мороженым.
  Наконец, Эшборт оторвал свой взгляд от Вики. Однако это не принесло Себастьяну облегчения.
  - Вы едете в кондитерскую Лефроя?
  - Я ещё не решил...
  - Тогда, я хотел бы пригласить вас всех туда. Я хочу угостить вас мороженым. - Он повернулся к Тори и тихо добавил: - Я так счастлив, что встретил мисс Хадсон. Я не могу расстаться с ней так быстро.
  Себастьян был уверен, что брат откажется от этого предложения. Ведь не мог же он позволить этим типам, один из которых чуть ли не пускал слюни, глядя на Вики, а второй пожирал глазами Алекс и Амелию, поехать с ними. Эдвард был здравомыслящим человеком. Но каково же было удивление Себастьяна, когда он услышал слова брата.
  - Чудесно. Тогда в путь?
  И Себастьяну захотелось разбить вместо двух три головы. Он медленно повернулся к брату и так угрожающе посмотрел на него, что тот попятился. Однако его отрезвил милый детский голосок.
  - Простите, милорд, - заговорила Сьюзан, взяв напряженную руку дяди в свою ручку. - Но я не могу принять ваше предложение.
  Эшборт ошарашено посмотрел на нее.
  - Почему же, позвольте узнать, юная леди?
  Девочка подняла лицо к Себастьяну и с улыбкой ответила:
  - Потому что мой дядя уже обещал угостить меня мороженым. И его обещание для меня дороже вашего.
  И неожиданно весь гнев Себастьяна улетучился. Он посмотрел на Сьюзан, а потом поднял лицо к Вики, которая смотрела на него с нескрываемой печалью и беспокойством. Она не выглядела взволнованной появлением бывшего поклонника. Она выглядела очень несчастной. И напуганной.
  ***
  Один Бог знает, как ему удалось вынести общество Эшборта и его приятеля. Вернувшись домой, Себастьян стремительно направился в кабинет и запер за собой дверь, не желая никого видеть. Самое печальное во всей этой истории заключалось в том, что глядя на Эшборта, Себастьян с болезненной ясностью понимал, что Вики не заслуживает такого монстра, как он, Себастьян. Она заслуживала самого лучшего. Достойна большего.
  Удивительно, ведь ещё вчера он думал, что обрел уверенность. Он решил, что сможет претендовать на нее. Но сегодня все его планы полетели к чёрту. Ему было невыносимо тяжело делать такие заключения. И он был в таком гневе, что в данную минуту запросто мог бы убить любого, кто осмелится подойти к нему.
  Вики была для него бесценна, и он желал ей только счастья. Но, Господь свидетель, он не мог смириться с мыслью о том, что она может быть счастлива вдали от него, счастлива с другим. Как бы сильно он ни любил ее, он не мог бы отдать ее другому, даже ради ее блага. Никогда. Ни за что. Это было бы для него равносильно смерти.
  Он прошёл через ад не для того, чтобы потерять ее. Но что ему сделать, чтобы быть нужным ей? Что делать, чтобы получить право быть с ней?
  Неожиданно послышался щелчок в замочной скважине, затем дверь открылась, и в комнату вошел Эдвард. Себастьян с гневом уставился на него.
  - Как ты это сделал? Я же запер дверь.
  - У меня был запасной ключ, - спокойно ответил Эдвард, направляясь к буфету. - Не хочешь выпить?
  - Убирайся! - процедил Себастьян, сжав руку в кулак. - Я не желаю тебя видеть!
  Плеснув себе немного бренди, Эдвард взял бокал и медленно повернулся. Лицо Себастьяна было намного мрачнее, чем тогда при встрече с Эшбортом.
  - По-моему я не заслужил твоего гнева, - спокойно заметил Эдвард.
  Себастьян изумленно вскинул брови.
  - Не заслужил? Я могу привести с десяток причин, по которым мне следует разбить твою голову!
  - Ты хочешь оставить моих детей без отца?
  Спокойствие брата вывело Себастьяна из себя. Сделав шаг вперед, он гневно проговорил:
  - Убирайся! Уходи, иначе я не смогу сдержаться.
  Эдвард долго смотрел на него, а потом тихо сказал:
  - Ты думаешь, это что-то изменит? - Он вдруг увидел, как опустились плечи Себастьяна, как весь его гнев вмиг испарился, лицо исказилось, а потом он отвернулся от него. - Если честно, Эшборт мне тоже не нравится, но у него были определённые причины вести себя сегодня с Викторией подобным образом. Сесилия рассказала мне, что он ухаживал за Тори...
  - Уходи! - последовал жёсткий ответ.
  Но Эдвард не собирался отступать.
  - Семь лет назад в свой первый сезон Виктория произвела на всех такое впечатление, что ее объявили сенсацией года.
  Плечи Себастьяна дрогнули. Как будто он этого не знал.
  - Я не желаю говорить об этом.
  Его голос прозвучал с болью, но даже это не остановило Эдварда.
  - За ней ухаживали почти все холостяки не только Англии. Какой-то французский граф даже умолял ее стать его графиней.
  'Граф де Рено'! Чёрт бы его побрал!
  - Зачем ты мне это говоришь? - произнес Себастьян, из последних сил пытаясь сдержаться.
  Вместо ответа последовал неожиданный вопрос:
  - Ты знаешь, что Эшборт приходится Сесилии дальним родственником?
  'Проклятие, - выругался про себя Себастьян. - Трудно убивать родственника своей невестки!'
  Эдвард продолжал смотрел на брата, и не получив никакого ответа, решительно заговорил:
  - Он ухаживал за Викторией, и казалось, что она поощряет его. И однажды он сделал ей предложение. - Заметив, как напрягся Себастьян, Эдвард тихо добавил: - Но она отказала. Она отказывала всем, включая тех восьмерых потерявших голову глупцов, которые в первую же неделю старались добиться ее.
  Неожиданно Себастьян медленно обернулся к брату.
  - Что ты хочешь этим сказать?
  Глаза его теперь не горели. Они были тусклыми. И наполненными безграничной болью. Эдвард с трудом сглотнул.
  - Может то, что она получала предложения не того человека? Себастьян, жизнь не вечна. Виктория добрая, милая девушка. Она заслуживает счастья, как и ты. Ты ведь любишь ее, а она любит тебя...
  - Замолчи! - прохрипел Себастьян и резко отвернулся.
  Боль резанула по сердцу. Он никогда не позволял себе думать о том, что она любит его, любит именной той любовью, которую он хотел от нее. Это было бы самым великим соблазном, перед которым он ни за что не смог бы устоять. И это было бы величайшей трагедией, если бы он обнаружил, что не прав, что она никогда не любила его.
  - Почему ты не скажешь ей об этом? Почему не прекратишь ваши мучения?
  Себастьян вцепился дрожащими пальцами в спинку кресла, превозмогая боль в сердце. Слова брата обжигали и мучили его с невероятной жестокостью. Никто не понимал его. И никому не следовало этого делать. Он был обречен гнить без Вики. Без ее любви. Как она могла полюбить зануду, монстра? Скучного и непримечательного.
  Эдвард с горечью понял, что разговор на этом закончен. Он всего лишь хотел поговорить с братом, но видел, что любое упоминание о Виктории переворачивало душу Себастьяна. Поставив бокал, Эдвард направился к двери, чтобы оставить брата одного. Себастьяну это было необходимо, потому что он должен был набраться сил и поговорить с Викторией.
  - Да, пока я не забыл, - сказал он, глядя на поникшего Себастьяна. - Завтра в девять мы едем в министерство, чтобы ты принял свой титул. Будь готов.
  Эдвард вышел и тихо прикрыл дверь, но даже этот незаметный звук отозвался болью во всем теле Себастьяна. Он опустил голову и зажмурился.
  Он никогда не стремился получить титул, угодья или чин. Ему была нужна только Вики. Но оказалось что то, что он хотел больше всего, не так легко было дано обрести. Однако если он собирался добиться своего, ему следовало принять какое-то решение. Ведь без Вики жизнь была пустой и бессмысленной. Так было всегда.
  Глава 13
  В магазин мадам Гийяр в последнее время наведывалось всё меньше посетителей, потому что большинство из них разъехалось по своим загородным поместьям. Поэтому она несказанно обрадовалась приезду новых клиентов. И пока у мадам Гийяр было больше свободного времени, она успела подготовить много новых платьев для взыскательных клиенток. И, немедля, она стала предлагать дамам самые лучшие наряды всевозможных фасонов и оттенков, которые могли удовлетворить любой искушённый вкус. Это было пиршество для глаз, но только не для Тори, которая с величайшим безразличием принимала участие в выборе платья.
  Она не видела Себастьяна со вчерашнего возвращения с прогулки. Он ушёл к себе и так и не появился даже на ужине. Тори места себе не находила, тревожась за его самочувствие. Как он? Как его нога? Она не осмелилась спросить об этом у Эдварда, и не рискнула обратиться с вопросом к подруге. И Тори с ужасом боялась обнаружить, что своим недопустимым поведением окончательно оттолкнула его от себя. Мало того, что она была виновата во всех его несчастьях, в его ранениях, в его боли, так теперь, наверняка, заслужила его праведный гнев. Себастьян был не тем человеком, которого можно было бы дразнить.
  Что она натворила?
  Будет чудом, если после всего произошедшего он повернёт голову в ее сторону. Тори было невыносимо больно думать об этом. Особенно потому, что во всем была виновата только она. Ей стоило бы поучиться мудрости у малышки Сьюзан, которая сделала то, что не могла позволить себе Тори. Если бы только у нее была возможность поговорить с ним. Если бы только у нее была возможность попросить у него прощения. Господи, она уже не знала, как подойти к нему, чтобы это не обозлило его!
  Сесилия чувствовала угнетённое состояние подруги, и всячески старалась отвлечь ее, но никакие разговоры не помогали.
  Скверное настроение грозило окончательно вывести Тори из себя, а поход в магазин превратить в настоящую катастрофу. Она хотела поскорее закончить примерку и вернуться домой. Тори сжала пальцы, твердо решив про себя, что не успокоится сегодня до тех пор, пока не поговорит с ним. Она не представляла, как начнет разговор, о чём будет говорить, но она должна была хотя бы увидеть его. Иначе просто сойдет с ума. Так продолжаться больше не могло.
  К этому времени Себастьян наверняка уже подписал все необходимые документы и теперь превратился в настоящего графа. Невероятно, но при следующей встрече он предстанет перед ней графом! Неужели он ожидает, что она будет обращаться к нему по титулу?
  Наконец, дошла очередь до последнего платья. Мадам Гийяр достала его из особой коробки и настояла на том, чтобы Тори его немедленно примерила. Пересилив себя, Тори всё же не смогла отказаться. И теперь, стоя перед зеркалом и разглядывая себя в новом наряде, девушка поняла, что выберет именно его.
  - Тори, дорогая, - проговорила Сесилия, подходя к подруге, но застыла на полпути от изумления, когда увидела ее отражение в зеркале. - Боже правый, - выдохнула она, медленно приближаясь. - Ты выглядишь... Я даже не могу описать словами. Боже, ты выглядишь потрясающе!
  - Спасибо, - тихо проговорила Тори, опустив голову. Она бы отдала всё на свете, чтобы вызвать такой же восторг у Себастьяна. Он никогда не замечал ее нарядов, никогда не говорил, как она красива. А ей так отчаянно хотелось быть красивой для него. Сглотнув, девушка подняла голову. - Я, наверное, возьму это платье...
  - Наверное? - Ошеломлённая Сесилия повернулась к подруге. - Ты ещё раздумываешь? Ты совершишь преступление, если не купишь именно этот наряд. Его как будто сшили специально для тебя. Уверена, в нём на балу ты сразишь всех мужчин.
  Тори ещё раз взглянула на себя в зеркало. Блестящий серебристо-серый муслин и воздушное бельгийское кружево, которым был обшит вырез, являли собой волнующее сочетание, делая свою обладательницу по-настоящему притягательной и соблазнительной.
  - Я хочу сразить только одного... - едва слышно молвила она.
  Сесилия нахмурилась.
  - Что ты сказала?
  Тори резко выпрямилась.
  - Я спрашивала, где Алекс.
  Слова Тори озадачили виконтессу, которая обернулась и обвела взглядом магазин в поисках Алекс.
  - Она была здесь недавно...
  Тори тоже обернулась. Ее охватило непонятное беспокойство.
  - Как это недавно? А где она сейчас?
  - Н-не знаю, - неуверенно произнесла Сесилия.
  Как раз в этот момент к ним подошла мадам Гийяр и с восхищением посмотрела на Тори.
  - О, мисс, вы такая... - хотела было сказать мадам, но ее внезапно прервала Тори.
  - Вы не видели мою сестру? Она была в соседней примерочной...
  - Девушка в очках? - уточнила мадам, приподняв брови.
  - Да!
  - Она была здесь, но ушла недавно. Хочу сказать, что она сделала хороший выбор...
  - Как ушла? - волнение Тори усилилось. - Куда ушла?!
  - Я не видела...
  - Боже! - простонала Тори, повернувшись к подруге. - Сесилия, помоги мне снять платье! Нужно немедленно найти Алекс.
  Мадам и Сесилия помогли Тори, и вскоре она уже была в своем платье.
  - Господи, куда она могла пойти? - скорее себе, чем другим говорила Тори, затягивая корсет. - Она ведь не знает города и легко может потеряться...
  - Не надо паниковать раньше времени, - пыталась успокоить Сесилия бледную Тори. - Уверена, мы скоро ее найдем.
  - Очень на это надеюсь, иначе... - Неожиданно Тори застыла, едва сделав шаг, и повернулась к мадам. - Мадам Гийяр, здесь где-нибудь есть магазин цветов или аптечная лавка?
  - Магазин? - Мадам нахмурилась. - Через дорогу от нас есть небольшая лавка аптекаря, но я не думаю...
  - Спасибо! - бросила на ходу Тори, направляясь к выходу. У нее безумно колотилось сердце. Она готова была убить Алекс за то, что та посмела покинуть магазин, не предупредив никого. Как можно так рисковать собой в совершенно незнакомом месте!
  Выйдя на улицу, Тори на секунду зажмурилась. Яркие лучи солнца почти ослепляли. На улице, как ни странно было многолюдно. Многочисленные кареты и экипажи сновали туда-сюда. Привыкнув к яркому свету, девушка взглянула на здание напротив и увидела вывеску аптечной, но не успела прочитать название.
  Потому что на противоположной улице стоял Себастьян!
  Тори замерла, когда их взгляды встретились. И мысли об Алекс медленно улетучились из головы.
  Между ними было загруженная дорога, мчавшиеся кареты и торопливые люди, но Тори показалось, что вокруг нет ничего. Она видела только его зеленые глаза. Глаза, которые при виде нее наполнились такой нежность, что перехватило дыхание.
  Она думала, что никогда больше не заслужит его взгляда, никогда в его глазах не увидит нежности или тепла. У Тори сжалось сердце. Она хотела подойти к нему. Хотела обнять его так крепко, чтобы он почувствовал, как дрожит ее сердце. Чтобы он почувствовал, наконец, что нужен ей. И она хотела, чтобы он всегда, вечность вот так смотрел на нее. Будто она была дорога ему.
  Тори так сильно боялась, что это снова временный дар. Может, она так сильно больна им, что ей уже мерещится его нежность? Она ощутила острую боль в груди. Господи, она любила его, но не имела ни малейшего шанса быть с ним!
  Заворожено глядя на него, Тори вдруг отчётливо поняла, что он хочет подойти к ней. Она видела в его глазах это желание. И он на самом деле шагнул к ней, шагнул на мощёную дорогу, не замечая, что справа черная непримечательная карета стремительно мчится прямо на него...
  ***
  Алекс вошла в аптеку и нахмурилась. В обветшалом и запыленном помещении царил непривычный полумрак. Ей никогда не доводилось бывать в аптеках, и почему-то она полагала, что это очень светлое место, где с легкостью можно разглядеть названия лекарств на баночках, склянках и бутылках разных размеров. И полкам в аптеках положено быть переполненными этими самыми банками, пузырьками, склянками и бутылками.
  В этом же месте полки были полупустыми, а хозяин, которому надлежало быть за прилавком, отсутствовал.
  Внутри было совершенно пусто. И это в центре города?
  Это насторожило Алекс и немного даже напугало. Она вдруг пожалела, что вообще пришла сюда. Тем более не следовало этого делать, не предупредив Тори. Сестре сейчас не к чему волноваться и уж тем более бросаться на ее поиски. Вот только Алекс считала, что быстро купит то, что ей нужно, и вернется до того, как успеют заметить ее отсутствие. Но раз она уже пришла сюда, стоило попробовать реализовать хоть бы часть плана, поэтому Алекс сделала шаг вперед.
  И тут же замерла, заметив некое движение в дальнем тёмном углу. Девушка застыла, поняв, что всё же не одна в аптеке. Там определённо что-то пошевелилось. Неужели хозяин прятался от посетителей? Так принято в Лондоне?
  Ощущая необъяснимый страх, Алекс затаила дыхание, когда тень вдруг оторвалась от стены и стала медленно приближаться к ней. В этот момент она на самом деле пожалела, что пришла сюда. Вдруг на нее нападёт какой-нибудь бандит? И что она сделает? Что она сможет сделать?
  Тень продолжала надвигаться и когда оказалась рядом со слабыми лучами солнца, Алекс увидела, что перед ней стоит мужчина. И он был одет во всё чёрное. Вот почему она не сразу заметила его. Ей почему-то показало, что даже глаза у него были чёрными. Алекс не могла пошевелиться, глядя в лицо совершенно незнакомого человека, который так же удивленно и пристально изучал ее. И даже не думал нападать.
  Он был необычайно высок, немного худощав и у него были на удивление светлые волосы. Почти золотистого цвета. Вот только слабое освящение мешало точно определить оттенок. Он вдруг наклонил голову и неожиданно медленно улыбнулся ей, от чего на щеках появились две ямочки. Почему-то это так сильно поразило Алекс, что она приросла к полу, с трудом переводя дыхание. Впервые в жизни, глядя на мужчину, она оцепенела и ничего с этим поделать не могла.
  - Кто вы такая и что вам здесь нужно?
  У него оказался удивительно мягкий, густой голос, от которого задрожали колени. Алекс была потрясена своей реакцией на происходящее и никак не могла понять, что с ней происходит. Особенно потому, что она почувствовала, как щёки ее запылали, выдавая необычное волнение.
  Мужчина склонил голову к плечу, не спуская с нее своих завораживающих глаз.
  - Впервые вижу девушку, которая умеет краснеть. - Он сделал шаг в ее сторону и полностью оказался под лучами солнца. - Что вас занесло сюда?
  Алекс не слышала, что он говорит. Она увидела его глаза и была потрясена, обнаружив, что они медово-золотистого цвета, как его волосы и длинные ресницы. Правильные черты лица выдавали в нем знатное происхождение, а рост, этот внушительный рост пугал, но вместо страха Алекс почувствовала... трепет!
  Не получив ответа на свой вопрос, он сделал ещё один шаг вперёд, опасно приближаясь, от чего сердце Алекс стало неестественно быстро колотиться в груди.
  - Что такой очаровательно девушке понадобилось в затхлой аптеке?
  Алекс всё смотрела на него, не в состоянии произнести ни слова. Он назвал ее 'очаровательной'? Она не ослышалась? Никто никогда не называл ее так. Может она неправильно поняла его? Алекс не знала, что сказать. И как это сделать. Было такое ощущение, будто ни ее чувства, ни голос больше не подчинялись ей, а полностью управлялись этим странным человеком. Он смутил ее ещё больше, окончательно приблизившись к ней. И оказался прямо напротив нее, так что она могла с легкостью дотронуться до него.
  Чуть подавшись вперёд, он снова проговорил голосом, от которого мурашки побежали по телу.
  - Милая, я знаю, что вы можете говорить. - Он так пристально смотрел на нее своими медово-золотистыми глазами, что даже линзы очков не могли помочь ей скрыться от него. - Может, назовете мне свое имя?
  И Алекс вдруг поняла, что просто неприлично молчать и так откровенно изучать его, иначе он подумает, что она сбежавшая из Бедлама пациентка. Тяжело сглотнув и приподняв голову, она сделала глубокий вдох. И произнесла на удивление спокойным, ровным голосом:
  - Я не знаю вашего имени, сэр, чтобы назвать вам своё.
  К ее удивлению, а потом и ужасу он снова медленно улыбнулся, от чего ямочки снова обозначились на его худых щеках. И снова Алекс стало трудно дышать. В груди появилось странное чувство, от которого задрожали руки. И его улыбка... она играла только на его губах и почему-то не касалась его удивительных глаз. Как странно.
  - Что ж, - кивнул он, всё ещё стоя невероятно близко от нее. - Вижу, вы непростая девушка. Может, хоть бы скажете, что привело вас сюда?
  Как бы странно она ни чувствовала себя, Алекс всё же удалось ответить.
  - А почему, как вы считаете, люди приходят в лавку аптекаря?
  Его улыбка стала чуть шире. Руки Алекс задрожали чуть сильнее.
  И в этот момент из-за ширмы появился настоящий хозяин аптеки, седовласый невысокий старик в замызганном переднике.
  - Вот ваш заказ, сэр.
  Незнакомец ещё какое-то время смотрел на Алекс, а потом развернулся и направился к прилавку. Алекс вздрогнула, ощутив небывалое облегчение. И легкое разочарование, происхождение которого не смогла бы себе объяснить.
  - Адамс, - заговорил незнакомец, обращаясь к аптекарю. Он поспешно схватил маленький мешочек со своим заказом и спрятал в кармане сюртука. - К тебе пожаловала необычная клиентка, обслужи ее как следует.
  Старик повернулся к Алекс.
  - О, какая очаровательная девушка, - проговорил он с улыбкой. - Что вам угодно, мисс?
  Алекс стало по-настоящему дурно от слова 'очаровательная', которое она уже дважды успела услышать за последние несколько минут. Но вот что странно: слова старика никак не подействовали на нее, по сравнению со словами незнакомца, которые вызывали в ней бурю чувств. Сжав свой ридикюль, Алекс тоже направилась к прилавку.
  - Я хотела бы купить у вас мазь на основе мёда, горчицы, соли и соды. У вас есть нечто подобное? Или мне назвать точный рецепт и подождать, пока вы приготовите ее?
  Оба мужчины с искренним удивлением смотрели на Алекс.
  - А откуда вы знаете рецепт мази, которая применяется от болей?
  Вопрос задал старик, но казалось, ответ больше хотел услышать другой человек. Алекс попыталась не обращать на него внимания, медленно подняв руку и поправив очки на переносице.
  - Разве это имеет значение? - заговорила она слегка недовольным тоном и тут же заметила боковым зрением, как золотистые брови незнакомца поползли вверх. - В газете было сказано, что вы продаёте мази от болей в суставах и беспокоящих болях после ранений. Мне не нужны средства, применяющиеся внутрь, потому что они имеют неприятное свойство вызывать неожиданные последствия. Поэтому я хочу мазь, которую нужно применять наружно, нанеся на больное место.
  На этот раз мужчины удивленно переглянулись, обменявшись тайными взглядами. Если они и дальше будут выражать степени своего удивления, Алекс придётся тут заночевать, ожидая желаемого результата. Поэтому она добавила торопливо:
  - Я спешу, меня ждут. Вы сделаете мазь?..
  - Да, да, конечно! - тут же заверил старик, опомнившись. - Я просто не встречал ещё девушку, которая знала бы так много о лекарствах. Подождите здесь, я скоро вернусь.
  Сказав это, он снова скрылся за ширмой, оставив Алекс наедине с незнакомцем с золотистыми глазами, который оперся локтем о прилавок и внимательно смотрел на нее, снова вызывая в ней гамму самых различных будоражащих чувств.
  - Я тоже впервые вижу девушку, которая столько знает о лекарствах и способах их применений. Мне казалось, ум девушки должен быть заполнен более обыденными вещами.
  - Вынуждена расстроить вас, сэр, но девушкам тоже не чужда жажда знаний.
  Его долгий и пристальный взгляд снова вызвал румянец, который Алекс стала ненавидеть.
  - Откуда вы? - неожиданно спросил он.
  Алекс, наконец, соизволила посмотреть на него. И снова его взгляд смутил и несказанно взволновал ее так, что в груди что-то затрепетало.
  - Из Корнуолла.
  Он мягко улыбнулся и спокойно заявил:
  - Вы лжёте.
  Это был не вопрос, а утверждение. Алекс удивленно приподняла брови, сильнее сжав ридикюль.
  - Почему вы так решили?
  - Вы долго думали над моим вопросом. Размышляли над тем, сказать мне правду или солгать, потому что мы незнакомы. К тому же, - уверенно добавил он, - у вас нет характерного корнуэльского акцента.
  Алекс была неприятно поражена. И прижала к груди ридикюль, создавая тем самым хоть какой-то барьер между ними.
  - А вы знаете, как звучит корнуэльский акцент?
  - Вообще-то да, но ещё я умею распознавать чистую, грамотную речь, из чего делаю вывод, что вы высокообразованная, начитанная девушка дворянской семьи. Осталось выяснить, где живёт ваша семья.
  Алекс стало не по себе от его слов. Она сглотнула и нахмурилась. Этот человек может быть опасным. Если захочет.
  - Для простолюдина вы довольно проницательны.
  К ее удивлению он тихо рассмеялся, огласив комнату гортанным, рокочущим звуком, от чего Алекс неожиданно вздрогнула.
  - Что заставляет вас думать, что я простолюдин? - Он долго смотрел на нее, а потом спокойно добавил: - Или вам хочется так думать?
  Нужно было немедленно прекращать этот странный разговор. Нужно было уйти отсюда. Ей вообще не следовало приходить сюда. Алекс вдруг ощутила странное беспокойство. К ее облегчению из-за ширмы появился хозяин аптеки и положил на стол небольшую баночку.
  - Вот, мисс, ваш заказ.
  - О, благодарю, - искренне обрадовалась Алекс и полезла в ридикюль, но незнакомец неожиданно выпрямился.
  - Я заплачу, - на этот раз решительным тоном проговорил он и бросил на стол два соверена.
  От подобной щедрости старик вытаращил глаза.
  - Но, - Алекс уставилась на незнакомца. - Вы не должны этого делать!
  Ее слова никто не принял всерьез. Старик заулыбался, взял монеты и снова исчез за ширмой, видимо для того, чтобы поскорее унести отменную выручку. Алекс всё смотрела на незнакомца, который резко взял баночку с прилавка.
  - Один Бог знает, что я должен делать, а что нет. - Сказав это, он неожиданно схватил Алекс за руку и повёл ее к выходу. Опешив, девушка смотрела ему в спину, не ожидая ничего подобного. И уж меньше всего на свете она ожидала, что он прикоснется к ней. А она испытает приятную дрожь. Рука покалывала в том месте, где он крепко держал ее.
  - Куда вы меня...
  Она не успела договорить, потому что незнакомец свернул с пути, завел ее в темный угол аптеки, прижал спиной к стене, а потом сам прижался к ней всем своим телом. Пару секунд оба изумленно смотрели друг другу в глаза.
  А потом он так же неожиданно наклонил голову и поцеловал ее.
  Алекс застыла и замерла в его руках. Даже в самом диком сне ей бы не приснилось такое. Большую часть потому, что ее никто никогда не целовал. И ещё, она думала, что этого никогда не произойдет с ней. В поцелуях не было ничего интересного. Гораздо интереснее было изучать растения и цветы. Но только теперь она поняла, как сильно заблуждалась, потому что от прикосновения его теплых, на удивление мягких губ у нее сжалось сердце, перехватило дыхание, а потом у нее перевернулась душа, когда тепло его губ стало перетекать в нее.
  Девушка слабо застонала, не веря в реальность происходящего. И внезапно всё изменилось. Словно ее стон разрушил все барьеры.
  Незнакомец обнял ее и крепко прижал к себе. Алекс даже не думала сопротивляться, потому что не представляла, как ей это следует делать. Он сильнее надавил на ее губы, отчего задрожало всё тело. Ноги ослабели, и Алекс вцепилась ему в плечи, чтобы не упасть. Сердце стучало так громко, что могло просто лопнуть от волнения. Она даже не заметила, как очки сбились на бок, хотя и продолжала смотреть на него. Но потом произошло то, что навсегда лишило ее покоя. Незнакомец коснулся ее языком, заставив ее ощутить сладкую дрожь, нажал ей на губы, и Алекс бессознательно приоткрыла губы. И поняла, что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
  От безумного волнения у нее так сильно перехватило дыхание, что Алекс замерла. Затем его язык коснулся ее языка. Внутри всё завибрировало, а потом ее накрыла такая нега, что от упоения глаза закрылись само собой.
  Алекс позволила ему поцеловать себя так откровенно, как только это было возможно. И это на самом деле перевернуло ее мир, заставив ее увидеть, какой серой и бессмысленной была жизнь до этого момента. Он продолжал целовать ее всё настойчивее и глубже, почти поглощая ей рот, заставляя трепетать и гореть от непонятного жара, который источали его губы и тело.
  Это было немыслимо. Она не должна была закрывать глаза. Это и послужило причиной того, что она наиболее остро ощутила силу его поцелуя, тепло его тела. И свою беззащитность перед тем, что обрушилось на нее. Руки ее сами собой поднялись выше и обняли его широкие плечи, чего ей так же не следовало делать, но она будто бы больше не владела собой.
  Их дыхание смешалось. Алекс чувствовала его запах, запах чистой кожи и чего-то ещё, что не поддавалось объяснению. Он пах самим собой и от этого запаха у нее закружилась голова. Это ошеломляло и пугало. Но Боже, ей было так хорошо в его руках, что Алекс снова издала тихий стон и крепче обняла его, стремясь быть к нему как можно ближе.
  Это был невероятный поцелуй.
  Мужчина вздрогнул, поглаживая ладонью напряженную спину девушки. Он сам был напряжён так сильно, что под своими ладонями Алекс почувствовала, как подрагивали почти каменные мышцы. Казалось, это будет продолжаться вечно, и Алекс вдруг захотела, чтобы это длилось вечно. И не кончалось. Потому что в груди разливалось невообразимо хрупкое тепло, от которого сердце забилось в совершенно ином ритме. Тепло и необъяснимая сладость, которая наполняла жизнь значимостью и смыслом.
  К ее немалому изумлению это закончилось так же внезапно, как и началось.
  - О Боже, - прошептало он хриплым голосом, и поднял голову.
  Глаза его теперь были не ярко золотистые. По цвету они напоминали окраску тёмных лепестков ранней купальницы, которые цвели в мае в садах Клифтон-холла. Незнакомец смотрел на нее почти с тем же потрясением, что и она, словно только что пережил такой же дивно-ошеломляющий душевный переворот. На лице Алекс замерло одно единственное выражение: выражение немого вопроса. И он это прекрасно видел. Она не могла спросить у него прямо, 'почему?'. А он не мог бы сказать, 'потому'.
  Он вдруг вздрогнул и выпрямился, хмуро глядя на нее. А потом медленно поправил ее очки. Это заботливо неосознанное движение поразило девушку в самое сердце. Никто никогда не поправлял ей очки, и это отозвалось странной болью в груди. Будто кому-то было небезразлично то, как она видит этот мир. Будто он хотел, чтобы она видела этот мир именно таким, какой он есть на самом деле. Каким он должен быть. И каким она не видела его с тех пор, как погибли ее родители. С тех пор, как она спряталась в своей оранжерее, отгородившись от всего.
  И впервые в жизни девушка поняла, что мир способен причинить нечто другое, кроме невыносимой боли. Нечто невообразимо прекрасное.
  Когда незнакомец снова взял ее за руку, Алекс ощутила еле заметную дрожь. Трудно было в это поверить, но он тоже волновался. Почти так же, как она.
  - Пойдемте, я провожу вас к вашей карете.
  Его голос по-прежнему звучал хрипло, но теперь более решительно.
  Он повёл ее на улицу, где светило солнце. Прохожие сновали туда-сюда, поглощённые своими мыслями. Кто-то разговаривал со знакомым, кто-то махал рукой. Здесь всё было таким же, как и минуту назад. Как будто ничего не изменилось.
  Но только не для Алекс. Ее мир изменился до неузнаваемости, перевернулся с ног на голову. Войдя в аптеку, она даже не предполагала, что выйдет оттуда совершенно другой. И едва она обнаружила эту ошеломляющую правду, как раздался душераздирающий крик.
  - Себастьян!
  Алекс не успела прийти в себя, потому что, отпустив ее руку, незнакомец бросился вперед.
  Глава 14
  Оцепеневший ужас завладел Тори настолько сильно, что она не могла пошевелиться, глядя, как ее дорогой, любимый Себастьян решительным шагом направляется к ней, а неизвестная черная карета мчится прямо на него. Тори затаила дыхание, понимая, что не вынесет, если карета и Себастьян столкнутся. И в этот момент весь воздух из нее вышел истошным криком:
  - Себастьян!
  Он остановился как вкопанный и повернул голову. Но было слишком поздно. Однако в этот момент Тори успела заметить стремительно подбегающего к Себастьяну мужчину, который в самый последний момент смог вытащить его буквально из-под колёс кареты, сбив его с дороги. Карета со скрипом умчалась прочь. Мужчины упали на пыльный тротуар. Себастьян тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, и попытался медленно присесть, гадая, что только что произошло. Встав, незнакомец отряхнул одежду и посмотрел на него.
  - Вы в порядке? - спросил он, глядя на потрясенного Себастьяна.
  - Кажется, да, - проговорил он медленно. - Я...
  Себастьян не договорил, и даже не смог встать, потому что кто-то снова врезался в него, чуть снова не опрокинув на землю.
  Это была Вики.
  Она бросилась ему на шею и сдавила его в объятиях так крепко, что он чуть не задохнулся.
  - Себа, - сквозь слезы шептала она, дрожа от невероятного испуга. - Ты цел? С тобой все в порядке?
  И сидя на тротуаре, посреди Лондона, на глазах у всех он, наконец, сделал то, что ему хотелось больше всего на свете: крепко обнял и прижал к себе Вики. Неужели нужно было случиться такому, чтобы у него появилась возможность обнять ее! Это было выше его понимания, но он был безмерно благодарен Богу за то, что именно сейчас она оказалась рядом с ним. После всего того, что произошло до этого мгновения, казалось чудом, что он вообще мог дотронуться до нее. И все же, не смотря на свое смятение, слегка опешившее состояние, он почувствовал ее тепло, и с ужасом осознал, чего только что ему удалось избежать.
  Опомнившись, Алекс подбежала к ним, переживая невероятный шок от того, свидетельницей чего только что стала. Незнакомец, который минуту назад страстно целовал ее, сумел спасти жизнь Себастьяна. Невероятно! Подходя к сидящей на тротуаре паре, Алекс заметила, как к ним спешат Эдвард, Сесилия и Амелия с не менее ошеломлённым видом.
  - Что произошло? - наконец, заговорил Эдвард, встревожено глядя на брата.
  В этот момент Алекс выпрямилась и, поправив очки, окинула всю собравшуюся вокруг толпу пристальным взглядом, в надежде найти незнакомца, но его нигде не было видно. Он исчез!
  Слегка отстранив от себя Вики, Себастьян взглянул на брата.
  - Подготовь карету. Мы едем домой.
  Обратная дорога была напряжённой и прошла в полном молчании. Тори ни на секунду не выпускала руку Себастьяна, крепко сжимая его теплую ладонь. Она была не в состоянии скрывать свои чувства. Это уже и не имело значения. Тори не могла подавить тот страх, почти животный ужас, который охватил ее, едва появилась чёрная карета. И стило закрыть глаза, как жуткая сцена вновь всплывала в памяти, грозя свести ее с ума. Она снова вздрогнула, но Себастьян крепко сжал ей руку в ответ, давая понять, что он рядом.
  - Все хорошо, милая, - прошептал он, но даже нежность его голоса не помогла ей успокоиться.
  Она только слабо кивнула и опустила голову.
  Доехав, они так же рука об руку вошли в дом и направились в гостиную. Никто не мог нарушить тишину, которая навалилась снежным комом. Себастьян подвёл Вики к дивану и присел рядом с ней, глядя в ее побледневшее лицо. Она всё ещё была в шоке, и ее нужно было привести в чувства. Себастьян сделал глубокий вздох и на секунду закрыл глаза. Вот уже пять лет он постоянно сталкивался со смертью. И это даже вошло у него в привычку. Однако в самый последний момент его всегда что-то спасало. К этому он тоже привык. Но он никогда ещё не видел леденящий душу ужас на лице Вики. Будто она не смогла бы пережить этот момент. Будто ее заботила его судьба.
  'Я так боялась, что никогда больше не увижу тебя'.
  Себастьян вздрогнул, вспомнив тот момент. Господи, он, наконец, понял, что дорог ей! Как дорог ей! Ему понадобилось целых пять лет истязаний и черная карета, чтобы он сумел увидеть истинные чувства Вики.
  Она вдруг тихо всхлипнула. Себастьян открыл глаза и посмотрел на нее. И позабыв обо всём на свете, заключил ее в крепкие объятия, ощущая острую боль в груди. Ощущая ее боль. Она тут же прильнула к нему, и он потонул в ее тепле, в ее нежности и запахе.
  Господи, он ведь едва не умер, так и не успев обнять ее!
  - Все хорошо, - шептал он дрожащей Вики, которая всё никак не могла успокоиться. Тяжело вздохнув, он поднял голову и тихо велел. - Посмотри на меня. - Ей потребовалась целая вечность, прежде чем она сделала так, как он попросил. И у него вдруг с мукой сжалось сердце, когда он увидел ее мокрые от слез глаза. Поразительно, его не страшили ни пули, ни смерть, но вид ее слез вверг его почти в глубокое отчаяние. - Вики, - выдохнул он, осторожно погладив ее по бледной щеке. - Все позади. Успокойся, прошу тебя.
  - С... тобой, - хрипло проговорила она срывающимся голосом, подняв руку и коснувшись его щеки. - С тобой действительно всё в порядке?
  - Кажется, этот вопрос должен был задать я.
  Он вдруг вздрогнул, и уголки его губ стали медленно подниматься вверх, являя миру небывалое зрелище: его улыбку. Тори застыла, затаив дыхание, не веря своим глазам. Ее пальцы осторожно переместились и коснулись его губ.
  - Ты... - прошептала она потрясенно. - Ты улыбаешься!
  Себастьян даже не заметил, как это вышло. Но это подействовало на нее, так что ее бесподобные серые глаза загорелись внутренним светом, который проник ему в самую душу. И впервые он испытал нечто, похожее на счастье. От того, что сумел сделать счастливой ее. Пусть и на краткий миг.
  - Только ты умела заставлять меня улыбаться.
  - Господи, какая у тебя красивая улыбка! - всё ещё ошеломлённо выдавила Тори, глядя ему в глаза. - Я ведь всегда говорила, что тебе нужно чаще улыбаться.
  Она даже не представляла, как ее слова были дороги ему. Он заправил за ушко золотистую прядь волос, ощущая себя настолько богатым от ее внимания и слов, что даже закружилась голова. Она помнила его улыбку, она хотела его улыбку. Только ей одной было дано возможность вырвать его из пучин ада и вознести на небеса.
  Его Вики...
  Неожиданно рядом раздались чьи-то покашливания. Себастьян и Тори вздрогнули и отпрянули друг от друга так, словно совершили что-то предосудительное. Но естественно никто так не считал. Очнувшись и придя, наконец, в себя, Себастьян заметил стоявшего недалеко от него хмурого брата.
  - Мне кажется, всё дело в лошадях, - осмелился предположить Эдвард, присев в кресло напротив. - Возможно, кучер не смог справиться с ними.
  - Возможно, ты прав, - кивнул Себастьян, чувствуя, как Вики прижимается к нему бедром. Почему-то ему было трудно сосредоточиться на разговоре, однако он всё же сумел взять себя в руки. - Я не видел карету. Вернее, я ее заметил за долю секунды до того, как кто-то сбил меня с ног. Какой-то мужчина спас меня, - вспоминая, проговорил он, глядя на брата. - Я видел его мельком и даже не успел поблагодарить. Кто это был?
  - Когда я подоспел, там уже никого не было, - ответил удивлённо Эдвард, впервые слыша о том, что кто-то успел ещё и спасти Себастьяна.
  - Кажется, - осторожно заметила Тори, немного придя в себя, - он был одет во всё чёрное. И на нем не было шляпы.
  Эдвард покачал головой.
  - Трудно будет найти человека по столь скудному описанию.
  И тут раздался робкий голос Алекс.
  - Я видела его ещё до происшествия.
  Все головы тут же повернулись в ее сторону. Алекс смутилась так сильно, что покраснела до корней волос. И ощутила гулкие удары своего сердца. Господи, ещё секунда и она выдаст себя с головой! Она так сильно нервничала, что задрожали руки. Боже, что с ней происходит? Единственное, чем Алекс могла бы прогнать смущение, это уверенным движением поправить очки на переносице, что она и сделала.
  - Где ты его видела? - удивлённо спросила Тори, пристально глядя на сестру.
  Алекс старалась выглядеть совершенно спокойной, когда ответила:
  - В... в аптеке. - Ну почему у нее срывается и так неестественно дрожит голос! Она должна как можно скорее выкинуть из головы того странного человека, его невозможный поступок и продолжать жить дальше. - Когда я закончила примерку, - уже более уверенно заговорила она, - я увидела вывеску аптекаря через витрину магазина мадам Гийяр. Там висело объявление о том, что поступили новые семена... тюльпанов, и мне захотелось посмотреть на них.
  Казалось, в ее словах не было ничего необычного, но тёмные брови Амелии изумленно поползли вверх. Она посмотрела на подругу и медленно переспросила:
  - Семена тюльпанов?
  И только тут Алекс поняла, что действительно выдала себя. Амелия догадалась, да и как ей не догадаться, ведь они сажали тюльпаны луковицами. Алекс умоляюще взглянула на подругу, чувствуя, как пылают у нее щеки, и одновременно проклиная себя за набежавший румянец.
  Слава Богу никого больше не интересовали такие подробности, потому что послышался тихий голос Тори.
  - Почему ты не сказала нам, куда идёшь? Я чуть с ума не сошла, думая, что ты пропала.
  - Я не хотела вас отвлекать от примерок. - Алекс виновато опустила голову. - Я думала, что быстро справлюсь и вернусь, и вы ничего не заметите.
  - И там ты встретила этого человека, - напомнил ей Себастьян. - Кем он был?
  У Алекс задрожали руки, и она незаметно спрятала их в складках юбки.
  - Не знаю, - честно ответила она с необычной грустью, которую никто не понял. Кроме Амелии, на которую Алекс боялась смотреть. - Он не представился. Он что-то покупал... Мы вместе с ним выходили из лавки аптекаря, когда произошло... всё это.
  - Ты запомнила его внешность? Как он выглядел? - спросил Эдвард, выжидательно глядя на нее. - Может, мы его найдем по твоему описанию.
  Как он выглядел? При одной лишь мысли о нём сердце Алекс забилось как сумасшедшее. Такого с ней никогда не происходило. Может потому, что ее прежде никто и не целовал? Никому и в голову не приходило целовать ее. Особенно так, как сделал это он.
  Как он выглядел? У него были самые завораживающие, пронизывающие глаза медово-золотистого цвета. Такого же золотистого цвета были и его волосы, брови и кожа. Словно он сам весь был сделан из золота. Она помнила дразнящие ямочки на его щеках, мягкость его тягучего голоса. И до боли отчетливо помнила прикосновение его губ, их нежность, ласку, жар языка. И тепло его дыхания. Но как она могла рассказать присутствующим об этом?
  И Алекс дала единственный приемлемый в данном случае ответ.
  - Там было темно, и я его не разглядела.
  Эдвард вздохнул и встал.
  - Жаль, но надеюсь, жизнь снова сведёт нас вместе.
  - Мельком, но всё же я его разглядел. И узнал бы, если бы ещё раз увидел, - сказал Себастьян.
  - Будем надеяться, что ваши пути вновь пересекутся. - Брат взглянул на девушек и добавил: - Дамы, я рад сообщить вам, что мой брат отныне является графом Соулгрейвом и имеет поместье в пятнадцать тысяч акров в Суссексе, прямо на границе с Кентом. Так что к нему попасть отсюда намного проще, чем в Ромней. Поэтому на обратном пути, сначала мы заедем в Соулгрейв, а затем поедем домой.
  Все тут же посмотрели на Себастьяна, поэтому никто не заметил, каким печальным стал взгляд Тори. Она сделала глубокий вдох и опустила голову, чтобы по привычке сдержать свои чувства.
  * * *
  Себастьян сидел в кабинете и изучал бумаги, касающиеся его нового поместья, когда в дверь постучались, а потом ее приоткрыла Алекс.
  - Я могу войти? - робко спросила она, выглядывая из-за двери.
  Подняв голову от бумаг, Себастьян встал и посмотрел на нее.
  - Да... конечно, - ответил он. Когда же девушка вошла в кабинет, что-то незаметно пряча в складках юбки, его вдруг охватило нехорошее предчувствие. - Что-то случилось? Что-то с Вики?
  - Нет, - быстро заверила Алекс, поправляя круглые очки. - Она сейчас в гостиной с Сесилией.
  Ощущая огромное облегчение, он кивнул, однако вновь напрягся. Пристальный взгляд Алекс ничего хорошего не предвещал. Он ушёл из гостиной два часа назад, когда убедился, что с Вики всё в порядке. Ему нужно было о стольком подумать. Столько решить.
  - Что случилось? - настороженно спросил он. - Ты хочешь мне что-то сказать?
  - Я... - Алекс вдруг замялась, не зная, как начать. - Дело в том, что я заметила, как вы... ты хромаешь.
  Лицо Себастьяна помрачнело. Меньше всего на свете он ожидал услышать о своей временной хромоте. Он бросил бумани на стол. Лицо его посуровело.
  - Что ты хочешь этим сказать?
  Алекс сделала глубокий вдох и чуть выше подняла голову. Будто набираясь смелости.
  - Я... Я знаю, что тебя ранили во время последнего сражения. Об этом говорилось в письме военного министра, - заговорила она, взволнованно поправив очки. - Тебя ведь ранили в ногу. В прошлом году нашего соседа во время охоты задела пуля. Я сделала ему специальную мазь, и это сняло боль. Сейчас у меня под рукой нет нужных средств, поэтому... - Она вытащила из складок юбки небольшую баночку и протянула ему. - Это мазь на основе мёда, горчицы, соли и соды. Она поможет снять напряжение. Как только нога заболеет, нанеси мазь на нужное место и пару минут полежи.
  Себастьян был так сильно тронут ее поступком, ее подарком, что какое-то время не знал, что и ответить. Он так отчаянно старался быть таким же, как прежде. И так надеялся, что совладает со своими ранами, что не позволит никому видеть свою немощность.
  Заметив его колебания, Алекс подошла к столу и поставила на стол баночку с мазью. Она собиралась уходить, но ее задержал голос Себастьяна.
  - За этим ты и ходила в лавку аптекаря, верно?
  Она вздрогнула, замерла и медленно повернулась к нему. Алекс долго смотрела на него прежде, чем ответить.
  - Да.
  Наклонившись, Себастьян взял баночку и, обогнув стол, подошёл к девушке.
  - Спасибо, Алекс, - проговорил он, благодарный ей до глубины души. Она кивнула и снова повернулась к двери, но он снова остановил ее своим вопросом. - А откуда ты узнала о письме министра?
  Алекс нахмурилась, взглянув на него.
  - Твоя мама устроила пикник на берегу озера, и мы все были там, когда посыльный привез письмо.
  Сердце Себастьяна забилось быстрее, когда он задал второй вопрос:
  - А Вики... она тоже была там?
  Алекс полностью повернулась к нему и заглянула в его такие необычные глаза. Он выглядел таким суровым, таким мрачным. Как Тори могла спокойно смотреть на него? Немного помедлив, Алекс вдруг поняла, что судьба дает ей удивительный шанс помочь этим влюбленным. Осторожно взвешивая каждое слово, она медленно заговорила:
  - Я никогда прежде не видела ее до такой степени... раздавленной. Она многое пережила в жизни. Мы теряли близких, и знаем боль потери. Я всегда полагала, что Тори самая сильная из нас. Но в тот день.... Представь себе, что ты получаешь письмо, в котором говорится, будто Тори погибла. Когда ты думаешь, что теряешь дорогого человека, половина твоего сердца умирает вместе с ним. А может и всё сердце. С того дня, как посыльный принёс письмо, она жила в каком-то тумане, пока у нашего порога не вновь не появился ты.
  Она резко замолчала, увидев, как побледнел Себастьян. Он с такой силой сжал баночку, что мог запросто раздавить ее. Как будто ему было больно от мысли о том, что Тори может погибнуть. Будто он не мог даже допустить такую мысль. И Алекс внезапно увидела истинные чувства этого человека.
  - Она была безутешна, но многое изменилось с тех пор. Иногда человеку для счастья нужно совсем немного, - тихо добавила она.
  Себастьян не мог произнести ни слова, услышав одну важную для себя вещь. Вики помнила о нём все эти годы, думала о нём. И была раздавлена, получив весть о его гибели. Почти как сегодня. Господи, если бы он получил такое письмо, у него остановилось бы сердце!
  Но, Боже, если он был так дорог ей, почему она ни разу не сказала ему об этом? Почему позволяла ему думать, что он не нужен ей? Что мешало ей признаться в этом? Что сдерживало?
  Затуманенным взглядом он увидел, как Алекс покидает кабинет и поспешно попросил хриплым голосом:
  - Не говори Вики о нашем разговоре.
  ***
  Тори не могла уснуть, беспокойно ворочаясь в своей постели. Слишком многое произошло за этот день, слишком многое она пережила. Сердце до сих пор замирало от ужаса, когда она думала, что могла бы потерять Себастьяна. Судьба то и дело насмехалась над ней, посылая всё новые испытания, проверяя ее на прочность. Но так больше продолжаться не могло. Ее любовь к Себастьяну не должна была стать трагичной. Ее любовь должна была найти выход, освобождение. Она должна была заполучить его. И чем дальше, тем труднее становилось сделать это.
  Понимая, что ни за что на свете не заснет, Тори встала, накинула на ночную рубашку бледно-розовый шелковый пеньюар и направилась к двери. Ей нужно было хоть чем-то занять себя, чтобы успокоиться и перестать думать о Себастьяне. Но воспоминания о его крепких объятиях, нежных словах и неожиданной улыбке продолжали бередить ей душу и вызывали в ней такую невыносимую тоску по нему, что она умирала от желания оказаться рядом с ним.
  Спустившись вниз, Тори направилась к библиотеке. Она намеревалась взять какую-нибудь скучную толстую книгу, способную на какое-то отвлечь ее от мыслей о нём. Вот только Тори сомневалась, что в мире существовало хоть что-то, способное отвлечь ее от Себы.
  Душевная тревога и смятение не отпускали ее, но Тори заметила полоску света, выбивающуюся из-под дверей библиотеки. Неужели там кто-то был? Может слуги забыли потушить свет? Скорее первое, но кому ещё не спиться в такую тихую, умиротворённую ночь? Недолго думая, она открыла дверь, вошла и закрыла ее за собой.
  И замерла от открывшейся перед ней картины.
  В кресле, стоявшем возле большого стола из красного дерева, сидел Себастьян в белой рубашке, расстегнутой у ворота. Склонив голову к груди, он выпрямил ноги перед собой и сжимал в лежащей на подлокотнике руке какую-то бумагу. Другая рука покоилась на ровно поднимающейся и опадающей груди.
  Он спал!
  Это было так неожиданно, что Тори застыла у дверей, не смея шевелиться. Впервые в жизни она видела, как он спит. И эта картина поразила ее в самое сердце. Она зачарованно смотрела на его неподвижную, мощную фигуру, растрёпанные тёмно-каштановые волосы. Лицо его было расслаблено, и суровость сменилась безмятежностью. Но даже в таком состоянии от него исходила такая боль, он выглядел таким уязвимым, таким ранимым и таким одиноким, что защемило в груди. И ей хотелось коснуться его, обнять и прогнать все его страдания, которые сама же невольно, а быть может и осознанно вызывала в нем.
  Тори шагнула к нему, чувствуя учащённое биение сердца. Впервые у нее была возможность изучить его всего без страха разоблачения. Расстегнутая рубашка позволяла беспрепятственно разглядеть загорелую шею и верхнюю часть груди, усыпанную редкими чёрными волосами. Чёрные бриджи обтягивали длинные, сильные ноги. В очередной раз ее поразило то, каким могучим он стал за пять лет разлуки. Тори знала, что он прекрасен, но, только остановившись перед ним, поняла, что он просто неотразим.
  Голова его была слегка повернута набок, и тёмные волосы падали ему на лоб. Тени в комнате скрывали почти всю левую половину его лица, но даже это не помешало Тори увидеть белый шрам, пересекающий весь его левый висок.
  Отметина, которая всегда будет напоминать о ее грехах.
  Чувство вины захлестнуло ее. Тори знала, что никогда не сможет вымолить у него прощения. Она знала, что он, возможно никогда не сможет простить ее, но у нее всё же осталось то, чем она могла бы возместить нанесённый ущерб.
  Она могла попытаться прогнать его страдания своими прикосновениями, могла бы своими поцелуями забрать себе его боль. Она могла бы тем самым хоть немного унять потребность своего сердца в нем. И, недолго думая, Тори потянулась к нему, чувствуя ком в горле. Но совершенно не была готова к тому, что последовало дальше.
  Словно почувствовав нависшую над ним опасность, Себастьян бросил вперёд свободную руку и схватил ее запястье за долю секунды до того, как она смогла дотронуться до него. Тори вздрогнула и замерла на месте, не смея дышать.
  Зеленые глаза распахнулись, и он посмотрел на нее тем самым своим сурово-тяжелым взглядом, от которого мурашки побежали по спине. Даже резкое пробуждение не помешало ему понять, кто стоит перед ним. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы убедиться, что она не собирается причинить ему вред. Себастьян долго взирал на нее, словно не мог поверить в то, что она не плод его воображения, и когда уверовал в реальности происходящего, он медленно выпрямился в кресле и выдохнул одно единственное слово:
  - Виктория.
  У нее запершило в голе от той мучительной нежности, с которой он произнёс ее полное имя. Он никогда не называл ее так, потому что они условились звать друг друга особыми именами с первой же встречи.
  Но иногда, очень редко, при очень сильном волнении, он забывал о своём обещании. И в такие минуты Тори казалось, что он вкладывает в одно это слово нечто большее, чем просто имя. Она не представляла, что способна любить его сильнее, но сейчас безграничная любовь к нему просто душила ее. Приподняв свободную руку, она осторожно коснулась его щеки и хрипло молвила:
  - Милый.
  Листок бумаги, зажатый его пальцами, бесшумно упал на пол. Он ослабил хватку, но не убрал от нее свою руку. Глядя ей прямо в глаза своими тёмными, вызывающими дрожь, глазами, Себастьян притянул ее к своей груди. Он даже не мог мечтать о таком подарке, который послали ему небеса, но не смог бы сейчас отказаться от нее даже под страхом смерти.
  Себастьян думал, что это сон, что он бредит, как это бывало много раз в прошлом, но она была настоящей. Боже, ему явился бесподобный ангел с распущенными золотистыми волосами и в белом, почти прозрачном одеянии! Она была так прекрасна и пленительная, что он с трудом мог дышать.
  - Виктория, - снова прошептал он, усадив ее к себе на колени.
  Она даже не подумала возразить, полностью захваченная им. И тогда Себастьян, запустив пальцы в шелковистые волосы, привлёк ее к себе и прижался к ее губ своими.
  Тори показалось, что весь мир вокруг них перестал существовать. Она тут же прильнула к нему, желая его поцелуев всем своим существом. Всю жизнь она хотела только его поцелуев и никогда не пыталась отказаться от них, когда бы он их не предлагал ей. И этот поцелуй не было исключением.
  Упоительный восторг ударило ей в голову. Освободив руку, Тори обняла его за шею и раскрывая уста. Он тут же воспользовался этим, нырнув к ней в рот своим горячим языком. Сладкий трепет пронзил ее до самых пальцев ног. Глаза медленно закрылись, и Тори растворилась в его поцелуе, переплетаясь с его языком.
  Его объятия стали крепче. Дыхание обжигало. Он обхватил ее талию дрожащими руками и до предела вжал ее в себя. Тори казалось, что он заключает ее в капкан из собственной плоти, что пытается захватить каждую клеточку ее тела. Но ей было всё равно. Сейчас он мог сделать с ней всё, что бы ни пожелал. Она лишь хотела, чтобы он не останавливался. Чтобы ни на миг не переставал целовать ее. И он целовал. Целовал так крепко и ненасытно, что задрожал каждый оголённый нерв души.
  В какой-то момент, когда ей стало казаться, что она вот-вот задохнется, Себастьян поднял ее на руках и поднялся сам. Он не отпускал ее губы даже тогда, когда опустился на колени и положил на мягкий ворсистый ковер свою драгоценную ношу. И лег на нее сверху. Ощутив его тяжесть на себе, Тори затрепетала ещё больше. Это было так необычно, так волнующе и так интимно. Впервые ей была дана возможность почувствовать его всего! Каждый мускул, каждый контур. Она могла бы завернуться в него и остаться с ним навсегда. Боже, это было слишком большое искушение!
  Жар его поцелуев стал медленно заполнять всё ее тело. Ей казалось, что она плавится под ним, пока он испивал ее губы. Тори задыхалась, не в силах вместить в себя тот огонь, то странное нарастающее в груди чувство, которые он будил в ней. Поэтому, схватив его покрепче за плечи, она выгнула спину и издала тихий стон.
  Он неожиданно отпустил ее губы и приподнял голову. Столкнувшись с его потемневшим, горящим взглядом, Тори вдруг ощутила жар, который прилил к щекам, и поняла, что краснеет до самых корней волосы. Себастьян медленно провёл пальцем по ее алой щеке и хрипло молвил:
  - Знаешь, сколько раз я представлял тебя такой?
  Сердце вдруг замерло в груди от его слов. Неужели он мечтал сделать с ней это? Думал об этом так часто, что можно было сосчитать? Ощутив ком в горле, она запустила пальцы в его волосы и едва слышно молвила:
  - Сколько?
  Это было лучше любой мечты. Любого сна. Золотистые волосы разметались по ковру, губы распухли и повлажнели от его поцелуев. Себастьян не мог насмотреться на нее. И не мог подавить сокрушительную нежность и любовь, которые она вызывала в нем своими прикосновениями и готовностью принять каждый его поцелуй.
  - Сотни, - произнёс он, наклоняясь и касаясь губами ее лба. - Тысячи... - Его губы прижались к кончику ее носа. - Миллионы раз.
  И снова он завладел ее губами так, что больше ни одной здравой мысли не осталось у нее в голове. Тори было достаточно знать, что он грезил о ней, что сейчас он был готов обрушить на нее всю свою нежность. Свою страсть. Сейчас он принадлежал ей всецело и полностью. И она не хотела разделять его ни с кем и ни с чем.
  Сейчас она хотела принять каждый его поцелуй, каждое прикосновение. И подарить ему все те поцелуи, которые сберегла для него сама. Она так долго мечтала об этом, так долго ждала этого. Но даже в мечтах Тори представить себе не могла, что при этом почувствует. И она утонула в этих новых для себя сладостно обжигающих ощущениях, без остатка отдаваясь Себастьяну.
  Его рука опустилась на ее плечо, губы терзали и заставляли ее плавиться от нарастающего жара. Пальцы очертили мягкие контуры. А потом его мягкая ладонь легла на ее округлую грудь. Сердце подпрыгнуло прямо под его ладонью. Тори издала удивленный стон и на секунду замерла, но он даже не подумал прекращать свои исследования. Поцелуй стал глубже и пламеннее. Рука его сжала отяжелевшую грудь, а потом его палец прошёлся по невероятно чувствительному соску. Тори ничего не могла поделать с собой. Она дёрнулась и отпустила его губы, откинув голову назад. И снова хрипло застонала.
  Прикосновение, казалось, прошлось раскаленным кинжалом по оголённым нервам, принося с собой невероятное удовольствие. Такое острое, что у нее заболело где-то внизу живота. И там же внезапно отчаянно запульсировало, когда он стал водить по соску большим пальцем до тех пор, пока он не затвердел. Еле дыша, Тори почувствовала, как его губы обжигают ей шею, спускаются к плечу, почти повторяя маршрут его руки.
  На секунду она запаниковала, боясь умереть от тех дивно-мучительных ощущений, которые он вызывал в ней, но когда он втиснул ногу между ее бёдер, Тори замерла, боясь даже пошевелиться.
  И снова он поднял голову и посмотрел на нее. Тори горела от смущения и жара, зажмурив глаза, пытаясь унять дрожь тела и отчаянный стук сердца. При всём своём желании она не смогла бы посмотреть на него, но когда он тихо прошептал ее имя своим завораживающим голосом, Тори тут же подчинилась ему, не в силах отказать ему ни в чём. Господи, она всю жизнь только и жила мыслю о том, чтобы выполнять все его просьбы!
  - Я хочу видеть тебя, - проговорил он, пронзая ее своим изумрудным взглядом, которым мог проникнуть ей в самое сердце и узнать все ее тайны.
  Тори не поняла, о чём он говорит до тех пор, пока Себастьян не потянулся к поясу ее пеньюара. И тогда стало более чем очевидно, что он намерен раздеть ее.
  Мысль шокировала, но и безумно волновала. Она не могла пошевелиться, пригвождённая к полу его взглядом, его телом. Развязав пояс, Себастьян распахнул полы пеньюара и потянулся к пуговицам на ночной рубашке. Не издав ни единого звука, даже не смея дышать, Тори наблюдала за тем, как он расстёгивает рубашку пуговица за пуговицей. Ей казалось, что ее сердце непременно выпрыгнет из груди, такое безумное волнение охватило ее. Но когда он отодвинул в сторону ворот рубашки, когда обнажил ее грудь и посмотрел на нее, Тори поняла, что именно сейчас и лишится своего сердца.
  Он положил ладонь ей на грудь, вызываю озноб и томление одновременно. Большой палец очертил потемневший коралловый сосок и слегка надавил на него. Тори вздрогнула и не смогла сдержать глухого стона, ощущая головокружение. Он так долго смотрел на нее, будто видел ее впервые в жизни.
  А потом он сделал то, чего Тори никогда бы не ожидала от него. От своего ученого Себы.
  Он нагнул голову и захватил губами ее отвердевший сосок!
  Тори задохнулась, выгибая спину, и вцепилась в его плечи, боясь умереть от того сладкого удовольствия, которое тут же пронзило ее. Почему он это сделал? Можно ли такое делать? Откуда он знал, что нужно это делать? Тори прикусила нижнюю губу, чтобы не застонать вновь. Глаза закрылись, когда он стал ритмично посасывать маленькую горошину, проводя по ней языком. Это было чувственным безумием, которое невозможно было остановить или подавить. Сжимая его голову дрожащими пальцами, Тори неосознанно прижимала его ещё ближе к себе. Перед глазами все поплыло.
  - Себа, - простонала она, теряя голову, готовая рассыпаться на части в его руках.
  Услышав своё имя этим страстным, полным желания голосом, Себастьян вздрогнул и оторвался от ее восхитительной, мягкой груди, сгорая от ответного желания. Он так долго хотел ее, так долго мечтал о ней, что боялся не совладать с собой и овладеть ею тут же, на полу. Что могло быть прекраснее распростёртой перед ним полуобнаженной Вики? Ничто в мире не могло бы сравниться с ней. Он умирал от желания погрузиться в нее, умирал от желания раствориться в ней и сгореть в ее страсти. Господи, он так долго любил и ждал ее, что с трудом находил в себе силы остановиться!
  Склонившись, Себастьян снова накрыв ее губы своими, целуя ее так глубоко и неистово, что у обоих перехватило дыхание. Сердце его болезненно ударялось о рёбра. Руки дрожали от нетерпения. Она была такой мягкой, такой сладкой, такой желанной. Боже, ему казалось, что до этого мига он не знал ни одну женщину, но в то же время он знал точно, как именно хочет ее, как отчаянно рвётся к ней его тело, его душа. И ее ответные стоны, ее готовность пойти с ним до самого конца, могла стать той тоненькой гранью, которую однажды переступив, Себастьян не сможет потом остановиться.
  Он был так захвачен ею, что не был готов к тому, что последовало дальше. А дальше ночной ангел потянулся к вороту его рубашки и стал расстегивать пуговицы, умудрившись, при этом повторит его же слова:
  - Я хочу видеть тебя.
  И тогда рай закончился. Земля разверзлась, и ад снова поглотил его, потому что всё было кончено. Он не мог позволить ей раздеть себя, как бы отчаянно этого не хотел. Тогда она бы увидела все его уродливые шрамы и пришла бы в ужас от того, что с ним сталось, в какого монстра он превратился. Ей станет противно смотреть на него, и тогда Себастьяну не останется ничего иного, как умереть. Потому что это будет его концом.
  Схватив ее запястье, он отодвинул от себя маленькую ручку и глухо молвил:
  - Не делай этого.
  Тори не сразу поняла смысл его слов, поглощённая желанием поскорее добраться до его тела. Но когда всё же это произошло, она замерла и откинула голову назад, чтобы лучше видеть его. Он был охвачен огнём желания, как и она. В этом не было сомнений. Он дрожал даже сильнее, чем она, но что-то удержало его. Что-то заставило его очнуться от того прекрасного, что связало их. Ему удалось сбросить с себя пелену страсти и вернуться к той реальности, где они не принадлежали друг другу. И никогда не могли.
  Она думала, что ошиблась, что не так поняла его, но снова раздался его низкий, почти отрезвляющий голос:
  - Тебе следует вернуться в свою комнату.
  Тори показалось, что на нее вылили ушат холодной воды. Он зацеловал ее почти до полусмерти так, что она едва не потеряла голову, а теперь предлагает ей вернуться в свою комнату так, словно ничего не произошло? Ему было неприятно касаться ее? Ему больше не хотелось касаться ее? Или ему стало неприятно ее откровенное желание, то, как она вела себя с ним?
   Сгорая от унижения, боли и стыда, Тори убрала от него свои руки и с дрожью промолвила:
  - Отпусти меня!
  Неожиданно он вскинул голову и посмотрел на нее. И Тори застыла, увидев в его глазах такую боль и муку, что похолодело в груди. Господи! Неужели она ошиблась, и не ее поведение остановило его? Ведь не могло всё то, что он делал с ней, быть неприятным ему. Не могли их поцелуи не дать ему того же восторга и наслаждения, что и ей.
  Дело было совсем в другом, и Тори пришлось в этом убедиться, когда вместо того, чтобы прогнать ее, он обнял ее и уронил голову ей на плечо, так словно не мог найти в себе силы отпустить ее.
  И ей захотелось заплакать, потому что она стала свидетельницей самых потайных его мучений. Тори могла ощутить его боль даже острее его самого.
  Крепко обняв его, она уткнулась ему в шею, и дрожащим голосом вымолвила:
  - Милый, что с тобой?
  Он так сильно вздрогнул, будто она ударила его. У Тори похолодело в груди от ужаса. Боже, что с ним творилось? Что его так невыносимо мучило?
  Но ей не было суждено получить ответы на свои вопросы, потому что, Себастьян вдруг отпрянул от нее, резко встал и отошёл в дальний угол комнаты, где никто не смог бы добраться до него. Затаив дыхание, Тори тоже встала на дрожащих ногах, завязала пояс пеньюара, пытаясь привести себя в порядок, и посмотрела на его напряженную спину. Господи, минуту назад его жар опалял каждую клеточку ее тела, а теперь от него веяло таким холодом, что застучали зубы!
  - Себа, что с тобой? - осторожно спросила Тори, боясь даже звуком собственного голоса причинить ему ещё больше страданий.
  - Уходи! - был его единственный ответ.
  Тори вздрогнула и поежилась, но даже не думала сдаваться. Проглотив ком в горле, она заговорила снова:
  - Ты ведь не хочешь, чтобы я на самом деле ушла, верно, милый?
  Она увидела, как дрогнули его плечи. Но не его голос.
  - Уходи, Вики!
  Его голос дрожал от боли, причиняя боль ей. Всем сердцем Тори хотела помочь ему. Она хотела понять его и, наконец, разрушить стену, которая так внезапно встала между ними. Тори увидела, как он сжал руку в кулак, и ее решимость достучаться до него стала ещё сильнее. Она сделала шаг в его сторону.
  - Ты не...
  Начала было она, но он почти яростно оборвал ее, прогремев на всю библиотеку:
  - Черт побери, Вики, я хочу, чтобы ты немедленно ушла отсюда!
  Тори замерла на месте, ощущая боль от того, что он позволяет невидимым причинам прогонять ее именно тогда, когда она больше всего на свете была нужна ему. Тори знала как никогда прежде, что нужна ему, но что-то, видимо прошлое давило на него с такой силой, что он предпочел отказаться от нее. Прошлое, которое она с таким отчаянием хотела исправить!
  Сделав последнее усилие над собой, она тихо попросила:
  - Посмотри на меня и скажи, что действительно хочешь, чтобы я ушла.
  Он снова вздрогнул, и у Тори снова сжалось сердце. Почему он делает всё возможное, чтобы поощрять боль и страдания? Свои и ее. Она видела, чего ему стоит повернуться к ней, но он это сделал. А потом посмотрел на нее такими полными мучений глазами, что Тори снова захотелось заплакать.
  - Я на самом деле хочу, чтобы ты ушла.
  Ей показалось, что у нее сейчас разорвётся сердце. Потому что он мог поступить с ней так только по одной причине: он не мог просить ее за то, что она сделала с ним и его жизнью. Он хотел наказать ее за то, что она послала его в ад. И он не желал иметь с ней ничего общего. Как бы часто не грезил о ней.
  Осознание этого факта причиняло ей боль намного сильнее, чем весть о том, что он погиб в бою. Ей было бы не так больно, если бы он взял меч и проткнул ей сердце. Ей бы не было больнее даже, если бы вся армия Наполеона решила отрезать от нее по кусочку.
  Тори готова была принять самое главное поражение в своей жизни, если бы потом не услышала тихое:
  - Прошу...
  Господи, он умолял ее уйти! Заглянув ему в глаза, Тори вдруг решила, что он хочет подойти к ней. Она не замечала, как слёзы бегут у нее по щекам, но поняла это по его побледневшему и застывшему от ужаса выражению лица. Больше всего на свете она хотела, чтобы он подошёл к ней, чтобы обнял ее и не позволил бы ей уйти, но она ушла. Ничего другого ей не оставалось. Тори пыталась не рассыпаться в прах до тех пор, пока не добежит до своей комнаты, но, даже закрыв дверь за собой, не испытала облечения.
  Он хотел, чтобы она ушла, но вместо этого обнимал ее так, будто от этого зависела вся его жизнь. Он просил ее уйти, но на самом деле приходил от этой мысли в настоящий ужас. Теперь она знала это абсолютно точно. И внезапно Тори поняла, что, возможно, ее объятия были нужны ему куда больше, чем его объятия ей. Следует помнить об этом, когда они снова встретятся. Нужно помнить об этом, чтобы в следующий раз найти в себе силы сломать преграды, которые постоянно возникали между ними.
  Глава 15
  Они тронулись в путь сразу после завтрака, чтобы успеть заехать в новый дом Себастьяна.
  Тори забилась в самый дальний угол кареты и всем своим видом дала понять, чтобы ее не вовлекали ни в один разговор. Сейчас она не могла думать ни о чём, изо всех сил пытаясь прогнать от себя даже свои собственные чувства. Но те неумолимо возвращались к ней и напоминали о том, что ей довелось пережить всего несколько часов назад.
  Грудь продолжала ныть и болеть. Губы всё ещё хранили вкус его поцелуев, от которых сжималась душа. В его объятиях она позабыла обо всём на свете, и ей стало казаться, что можно изменить будущее, что прощение возможно. Но как же горько она ошибалась, ибо он припомнил ей ее же собственные грехи в самый уязвимый для нее момент. Иначе, почему ещё он отпустил ее?
  Это было невыносимо. Тори хотелось кричать от боли и обиды. Это было нечестно. Он не имел права прогонять ее. Если ему было плохо, он должен был позволить ей помочь ему. Боже, она хотела этого всем сердцем! И знала, что он хотел того же. Но всё же решил прогнать вместо того, чтобы прижать к своей груди и позволить им вместе справляться с трудностями. Что мешало ему открыться ей? Тори готова была разделить с ним любую боль, любую беду. Но только при условии, что он будет держать ее при этом за руку.
  - Через час мы будем уже в Соулгрейв-корте, - послышался голос Сесилии, которая обращалась ко всем. Но Тори понимала, что эти слова предназначались большую часть ей. Однако девушка никак не отреагировала. И Сесилия повернулась к Алекс. - Алекс, дорогая, тебе понравился Лондон?
  Казалось, вопрос больше напугал Алекс, чем озадачил. Она вздрогнула и почему-то покраснела.
  - Д-да, - неуверенно проговорила она, слишком сильно надавив на дужку очков, от чего те плотнее прижались к ее переносице. - Лондон очень красивый город.
  - Тебе нужно почаще бывать там, - уверенно заметила Сесилия, прижав к себе сонную Сьюзан. - Возможно, ты найдешь в городе человека, которого ты сможешь полюбить...
  Алекс смутилась и отвернулась к окну, а ее щеки запылали ещё ярче. Сесилия недоуменно посмотрела на нее, потом на Тори, удивляясь тому, какими странными иногда могут быть сестры Хадсон. Она не знала, почему Тори подавлена с самого утра, но если в ее случае многое было понятно, то мечтательность и рассеянность Алекс в последнее время не поддавались объяснению. Если бы Сесилия не проводила с ней всё то время, что они были в Лондоне, она бы подумала, что Алекс уже встретила того человека, который вызвал в ней целую гамму чувств.
  Вскоре они свернули на просёлочную дорогу, которая вела в Соулгрейв-корт. Вдоль дороги росли высокие вязы и сосны. Миновав кованные железные ворота, они въехали во владения поместья. Немного придя в себя, Тори стала разглядывать место, которое теперь принадлежало Себастьяну. Место, где он будет жить. Место, далёкое от Клифтон-холла.
  Обогнув фонтан с херувимами, карета остановилась у подножья широкой лестницы, которая вела к тяжелым дубовым дверям. Медленно выйдя из кареты, Тори увидела красивое, большое здание из серого камня, с парадным фронтоном, расписанным образами греческих богов. Высокие окна отражали лучи дневного солнца, вызывая ощущение того, будто находишься в сказочной стране. Будто это было заколдованное место. И в этом большом четырехэтажном доме собирался жить ее Себастьян. В доме, в котором никогда не будет ее.
  Он заслужил этот дом, с благодарностью к судьбе подумала Тори. Он заслужил все блага мира. Теперь у него было всё, о чём он только мечтал. Всё, кроме нее.
  Грудь сдавила горькое чувство потери. Тори не видела его с самого утра и боялась представить, как в следующий раз он посмотрит на нее. И посмотрит ли вообще? Она знала всю тяжесть своей вины. Она готова была нести любое наказание за свои поступки, но она не была готова так легко отказаться от него. Если бы только он знал это...
  Будто почувствовав ее боль, он оказался в нескольких шагах от нее. Вздрогнув, Тори повернула к нему голову, с ужасом ожидая обнаружить презрение, ненависть или того хуже безразличие. Но то, что она увидела, заставило ее глупое сердце заныть от безграничной любви к нему.
  Он смотрел на нее почти так же как в тот миг, когда уложил ее на ковёр нынче ночью и приник к ее губам. Глаза его поблескивали, и было в них столько нежности и раскаяния, что у Тори защипало в глазах. Ей захотелось подойти к нему и встряхнуть его как следует. Как он может сначала отталкивать ее, потом смотреть так, что сердце сжималось от отчаянной любви к нему? Как он мог прогнать ее, а потом смотреть так, будто готов был упасть перед ней на колени?
  Тори резко отвернулась, не в силах вынести его взгляд. Сейчас она не могла ничего сделать в окружении стольких людей, но когда им доведется снова остаться наедине, а в этом Тори даже не сомневалась, она больше ни за что на свете не позволит ему прогнать себя. Она сделает всё возможное, чтобы проникнуть под его броню и понять, наконец, что мешает им быть вместе. Он должен выслушать ее.
  ***
  Они побыли в Соулгрейв-корте всего один час и тронулись в путь, чтобы засветло добраться до дома. Однако когда они стали проезжать по деревенской дороге, это оказалось сделать намного труднее, чем предполагалось. Почти вся деревня собралась на центральной площади, махая вилами и дубинками, и жители о чем-то яростно спорили, мешая карете проехать. Только этого им не хватало, раздраженно подумал Себастьян, натянув вожжи своего коня.
  Все его нервы были на пределе. Он не спал всю ночь и горел лишь одним желанием, поскорее добраться до дома, свалиться в кровать и на пару секунд закрыть глаза. Но Себастьян боялся сделать это. Потому что неминуемо увидит образ златовласого ангела, который явился к нему нынче ночью.
  Неудовлетворенное желание не давало покоя ни на секунду. От этого сводило мышцы, заставляло дрожать руки. С каким отчаянием он хотел ее, с тем же отчаянием он не мог себе этого позволить. Она застала его врасплох, и он на время потерял голову.
  У него сжималась всё внутри, когда он вспоминал влажные серебристые глаза, которые взирали на него в тот момент, когда он велел ей уйти. Себастьян видел, что она не хочет уходить. Если бы он мог остановить ее! Если бы она знала, как нужна и дорога ему! Лучше бы откусить себе язык. Господи, как же он хотел, чтобы она вернулась! Себастьян был готов вырвать из груди собственное сердце, если бы это помогло. Он не хотел причинять ей боль, но она не понимала, что делала с ним. А он не должен был делать с ней то, что ему не следовало.
  Он так боялся ее отвращения! У него леденела душа, едва только он думал об этом.
  Себастьян боялся того, что после случившегося она ни за что не захочет больше взглянуть на него. Возможно, своим отказом он навсегда потерял ее. Глупец, а чего он ожидал?
  Ему было так плохо, что он готов был убить кого-нибудь. Неужели она думала, что ему так легко отпускать ее?
  Но тот мимолетный взгляд, которым они обменялись перед его домом, был наполнен такой грустью, что у него сжалось сердце. Этот взгляд был отражением его собственных страхов и боли. Словно она старалась заглянуть ему в душу и понять, почему он сделал то, что сделал.
  'Посмотри на меня и скажи, что действительно хочешь, чтобы я ушла'.
  Она бы ни за что не ушла тогда, если бы только он не прогнал ее. Она бы осталась и позволила бы ему сделать с собой всё, чего бы он только захотел. Себастьян вздрогнул, понимая, что действительно сделал бы с ней всё, испил бы ее до дна и унёс бы потом туда, где были бы только они.
  'Когда ты думаешь, что теряешь дорогого человека, половина твоего сердца умирает вместе с ним. А может и всё сердце'.
  Себастьян затаил дыхание, вспомнив слова Алекс.
  'С того дня, как посыльный принёс письмо, она жила в каком-то тумане, пока у нашего порога снова не появился ты'.
  Он прижал руку к груди, к тому месту, где всё медленно переворачивалось. Потому что он поверил в то, что не всё ещё потеряно. Себастьян пытался, изо всех сил пытался найти способ, путь добраться до сердца Вики и сделать ее своей. На этот раз навсегда.
  Хмуро глядя в толпу, Себастьян попытался прийти в себя и сжал бока коня, резко бросив Эдварду:
  - Оставайся рядом с каретой и присматривай за женщинами, а я пока попытаюсь выяснить, что там происходит.
  Ему было пора на самом деле вернуться в мир, который ему многое задолжал.
  Увидев удаляющегося Себастьяна, Тори нахмурилась и высунулась из окна кареты, взволнованно глядя на Эдварда.
  - Что происходит? Куда направился Себастьян?
  Эдвард повернулся к ней.
  - Сидите в карете и не беспокойтесь. Всё в порядке. Себастьян поехал узнать, ради чего собрались жители деревни, и попытается расчистить нам дорогу.
  - Но там может быть опасно! - крикнула Тори, пытаясь перекричать шум недовольных голосов, и кивнула на почти вооруженную толпу.
  Но ее слова нисколько не подействовали на Эдварда, потому что он не видел в этом ничего серьезного.
  - Себастьян сумеет позаботиться о себе, - только и сказал он.
  Но это ещё больше насторожило и взволновало Тори. Она повернула голову в ту сторону, куда поехал Себастьян. Он пытался успокоить своего коня и уже приближался к центру толпы. К самому очагу опасности. Было глупо решить, будто он один справится со всеми бунтовщиками, если те надумают направить на него свой гнев. А то, что они были в гневе, не осталось больше сомнений, когда один молодой парень резко толкнул пожилого фермера.
  Сердце Тори сжалось от дурного предчувствия. Карета медленно двигалась за Себастьяном. Они всё ближе подъезжали к кольцу людей, которые их совсем не замечали.
  Девушка окинула взглядом возбужденную толпу, и, когда Эдвард проехал чуть дальше, перестав заслонять ей полный обзор, она неожиданно заметила молодого темноволосого парня с красной повязкой на шее. Ему было не больше двадцати. Он целенаправленно шёл вперёд, глядя в одну точку. Проследив за его хмурым взглядом, Тори обнаружила, что он смотрит прямо на Себастьяна. Изумившись, она снова посмотрела на парня и только тогда заметила, как в его руке что-то блеснуло.
  Когда парень выпрямился, уверенный, что никто не замечает его, и поднял руку выше, Тори похолодела от ужаса, увидев серебристый пистолет. И он был направлен прямо на Себастьяна!
  - О Боже, - простонала она, и, когда карета остановилась на несколько мгновений, этого оказалось более, чем достаточно для Тори. Недолго думая, она открыла дверцу кареты и спрыгнула на землю, радуясь, что сумела сохранить равновесие и не упасть. - Себастьян!
  - Тори, ради бога, ты куда пошла? - крикнула ей вслед Сесилия, но Тори уже исчезла из виду.
  - Себастьян! - кричала она, расталкивая людей, чтобы поскорее добраться до него и предупредить о грозившей ему опасности. - Себастьян!
  Услышав до боли знакомый голос, Себастьян развернул коня и с ужасом заметил, как с бледным лицом к нему бежит Вики, не понимая, какая опасность угрожает ей.
  - Чёрт побери, Вики! - заскрежетал он зубами, разворачивая коня. - Я ведь велел тебе оставаться в карете.
  - Себастьян, там кто-то есть! - говорила она, яростно махая левой рукой в сторону и на что-то указывая. - Посмотри туда!
  Она выглядела невероятно напуганной, но пыталась что-то сказать ему. Однако Себастьян не мог думать ни о чем, кроме ее безопасности и о том, чтобы поскорее оказаться рядом с ней и защитить ее, если это потребуется. В любую минуту толпа могла броситься врассыпную и задавить ее.
  Он готов был хорошенько отшлепать ее за то, что она ослушалась его и заставила испытать такой страх, когда подъехал к ней. Он наклонился, чтобы подхватить ее.
  И в этот момент выстрел сотряс разгоряченный воздух.
  На секунду всё замерло, а затем люди бросились бежать в разные стороны, толкая и пихая друг друга. Совсем близко от него пролетела пуля! И тут же он почувствовал знакомое жжение на правом виске. Себастьян не мог в это поверить, но кто-то стрелял в него! А Вики бежала к нему, потому что увидела опасность и хотела предупредить его об этом. И чуть сама не пострадала от своей глупости.
  Себастьян похолодел, боясь, что Вики собьют с ног и растопчут. Недолго думая, он подхватил ее, посадил на своего коня впереди себя и пустил Адама вперёд, желая поскорее уехать из этого страшного места. Карета и Эдвард мчались позади, но он не замечал их, боясь отпустить Вики. И крепче прижал ее к своей груди.
  Господи, что это было? Что только что произошло?
  Тори прижималась к нему, спрятав свое бледное лицо на его груди. Она до сих пор не могла поверить, что кто-то вздумал стрелять в него. Но кто это был? И за что? Что за страшные события? Уже второй раз его жизни что-то угрожало. И Тори вдруг ощутила настоящий, животный ужас, потому что поняла, что это произошло не просто так. Кто-то с определенной решительностью пытается причинить ему вред. Убить его!
  Неожиданно конь замедлил свой бег, а потом и вовсе остановился. Себастьян отстранил ее от себя и заглянул ей в глаза. Оба были напуганы произошедшим, но это не помешало ей увидеть в его глазах ещё и недовольство. Подумать только, но он ещё и сердился на нее! И это подтвердилось, когда он гневно проговорил:
  - Какого чёрта ты вышла из кареты?
  Тори изумленно уставилась на него.
  - Ч-что?
  - Господи, Вики, ты не понимаешь, какая опасность тебе угрожала?!
  Его гнев привёл ее в чувства, и Тори выпрямилась. О чём он говорит? После всего он ещё смеет кричать на нее? Ругает ее?
  - Я была в опасности? - тяжело дыша, спросила она, чувствуя, как спираль гнева медленно сжимается в груди. - Это тебе грозила опасность! Ты, бесчувственный тиран! Ещё смеешь кричать на меня? - Она больно стукнула его кулаком по груди. - Я видела мужчину в толпе! С красной повязкой... у него... - Тори не могла спокойно говорить об этом, вспомнив тот страшный момент. И неожиданно гнев испарился. Она вдруг осознала, что чуть было не потеряла его. В очередной раз. У нее перехватило дыхание. Обвив его шею руками, она обняла его и прижалась к нему, дрожа всем телом. - Господи, Себа, я так больше не могу! - простонала она, готовая заплакать от боли и ужаса. - Не могу видеть, как каждый раз что-то пытается отнять тебя у меня.
  У Себастьяна дрогнуло сердце. Он обнял ее дрожащее тело и зарылся лицом в ее мягкие волосы, пытаясь успокоить ее и успокоиться самому.
  - Всё хорошо, Вики, - прошептал он, вдыхая тонкий аромат жасмина, которым она всегда пахла. - Всё позади.
  Неожиданно она резко оттолкнула его и гневно посмотрела на него.
  - Ничего не позади! - воскликнула она с прежней болью в голосе. - Какой-то человек пытался убить тебя! Если бы ты... если бы ты не наклонился...
  У нее оборвался голос. Себастьян какое-то время ошеломлённо смотрел на нее, не в силах поверить в то, что она сказала. Она видела, как кто-то стрелял в него? Он думал, что всё дело в разгневанной толпе...
  Ситуация начинала принимать нешуточный оборот. Он спрыгнул с коня и потянулся к ней, но застыл, увидев побледневшую Вики, которая с ужасом смотрела на него, вернее на его правый висок.
  - Боже, у тебя кровь, - прошептала она одними губами.
  Себастьян снова почувствовал слабое жжение на виске. Он перенёс столько ранений, что привык к ним и почти никогда не обращал на них внимание. Он быстро дотронулся до раны и поморщился. Поразительно, но пуля задела его. Рана не очень сильно беспокоила его, значит ничего серьезного. Но вот Вики посчитала иначе. Положив руки ему на плечи, она прижалась к нему, и когда он поставил ее на землю, она поспешно достала из ридикюля белый платок и прижала мягкую материю к его виску. Себастьян замер, позволяя ей делать то, что поможет ей хоть немного успокоиться.
  Подняв руку, он осторожно погладил ее бледную щёку.
  - Вики, это всего лишь царапина, - проговорил он мягко, пристально следя за ней. - Всё хорошо.
  - Если ты ещё раз произнесешь это слова, я сама тебя пристрелю! - процедила она, дрожащими пальцами вытирая кровь с его виска и щеки. У нее болело сердце от сознания того, что другой его висок будет отмечен шрамом. Если бы она успела вовремя, если бы... Но она вдруг застыла, увидев, как этот невозможный человек наклоняется к ней и... И улыбается! Сердце перевернулось в груди, когда она взглянула на его губы, губы, которые ещё совсем недавно познавали ее тело. - Почему... почему ты улыбаешься только тогда, когда я сержусь на тебя? - срывающимся голосом спросила она, зачарованно глядя в его глаза.
  Себастьян обнял ее и медленно прижал к себе, опуская ещё ниже свою темноволосую голову. Он почувствовал, как у него кружится голова. От ее заботы, от ее близости, от выражения ее бесподобных серых глаз.
  - Потому что, - проговорил он низким, бархатным голосом, который заставил все ее тело задрожать от сладкого предвкушения, - когда ты сердишься, мне хочется сделать вот это.
  Приблизив к ней свое лицо, Себастьян коснулся ее дрожащих губ. Растаяв, Тори обвила его шею руками и ответила на поцелуй со всей силой любви, которая тут же охватила ее. Она так сильно боялась, что больше никогда не ощутит его рядом, а теперь трепетала и умирала от восторга, поглощая его тепло, раскрывая ему свои губы и растворяясь в поцелуе, который буквально оживил ее и прогнал прочь горечь прошлой ночи. Боже, неужели ничего не потеряно и у них есть шанс?
   Поцелуй перерос бы в нечто очень опасное и жаркое, если бы позади не раздался топот копыт и шум приближающейся кареты. Себастьян неохотно отпустил ее и напоследок ещё раз улыбнулся ей, словно давая ей силы пережить вторжение в их мирок и вместе с тем обещая нечто иное, то, что хотели они оба. Это было так не похоже на него. Но, Боже, как он был красив, когда улыбался!
  - Себастьян, что произошло? - взволнованно спросил Эдвард, спрыгнув с коня. - Что?.. - увидев кровавый след у брата на виске, он застыл. - Что это?
  Карета остановилась и из нее вышли Сесилия и Алекс. Амелия осталась внутри с детьми.
  - Пустяки, ничего серьезного, - отмахнулся раздражённо Себастьян, не терпя к себе излишнего внимания. - Это всего лишь царапина.
  - Так Себастьян хочет сказать, что в него стреляли и ранили, - не менее раздраженно заговорила Тори и повернулась к нему. Пока Эдвард, Сесилия и Алекс приходили в себя от услышанного и увиденного, Тори грозно потребовала: - Себа, повернись ко мне. Мне нужно убедиться, что у тебя перестала идти кровь.
  Себастьян не хотел подчиняться, но ради ее же спокойствия сдался и повернул к ней правый висок.
  - Со мной всё в порядке, - всё же буркнул он недовольно, стоя смирно, пока Вики осторожно провела платком по виску.
  - Я сама решу, когда с тобой всё будет в порядке, - строго проговорила она, убедившись, наконец, что рана действительно несерьезная. Какое счастье!
  Немного придя в себя от этой сцены, Эдвард изумленно уставился на брата.
  - В тебя стреляли? Но... кто? За что?
  - Я не видел...
  - Зато я видела, - прервала его Тори, спрятав платок в кармане, и повернулась к Эдварду. - Это был юноша двадцати лет, не больше, с черными волосами и достаточно высокий, поэтому я смогла заметить его. У него в руке был пистолет, и он совершенно точно целился в Себастьяна. Я обязательно узнаю его, если ещё раз увижу.
  Сесилия и Алекс в ужасе смотрели на Себастьяна, который стоял так, будто ничего и не произошло.
  - Нам нужно вернуться и найти его, - наконец сказал Эдвард. - Кто вздумал стрелять в тебя?
  Себастьян шагнул вперёд с суровым выражением лица. Гнев снова вернулся к нему, и он был готов стереть в порошок того, что затеял эту нешуточную игру. Но только не сейчас.
  - Кто бы это ни был, он уже давно ушёл оттуда, - резко проговорил он. - К тому же с нами женщины и дети. Ты собираешься бросить их здесь или взять с собой на преследование преступника?
  Вопрос Себастьяна отрезвил брата. Эдвард выпрямился и покачал головой.
  - Ты прав, - кивнул он. - Поговорим об этом дома.
  - Непременно.
  Себастьян повернулся было к своей лошади, но Тори мигом схватила его за руку.
  - Ты поедешь с нами в карете, - безапелляционно заявила она, строго глядя на него.
  - Не глупи, Вики. Со мной ничего больше не случиться.
  - И всё же ты поедешь в карете. - Она сделала шаг к нему и совсем тихо добавила: - Со мной.
  Он не смог отказать ей. Он не смог бы отказать ей ни в чем. И сжав ее ладонь, он направился к карете, понимая, что пошел бы за ней хоть на край света.
  ***
  Когда карета въехала во двор Клифтон-холла и остановилась у парадной лестницы, было уже темно. Никто из путешественников не рискнул затронуть тему случившихся событий, пока они возвращались домой. Никто не мог поверить в это. И молчание, которое сопровождало их, усугубляло ситуацию ещё больше, делая ее по-настоящему серьезной и пугающей.
  Тори не отпустила руку Себастьяна вплоть до того момента, пока карета не остановилась. Когда же это произошло, она посмотрела на него, не представляла, как отпустить его. Эта поездка так сблизила их. Столько ей дала. Столько открыла. Казалось, между ними установился негласный мир, и теперь Тори боялась нарушить этот хрупкий баланс. Ей было страшно подумать, что с окончанием поездки, это может измениться.
  Себастьян вышел из кареты и помог выйти сначала Алекс, потом подал руку Тори. Она долго смотрела на его руку, словно не решаясь покинуть карету, но потом медленно вложила свою руку в его ладонь. Когда она вышла, Себастьян повёл ее в сторону от всех, и повернулся к ней. У нее сжалось сердце, когда он посмотрел на нее грустным, нежным взглядом. Подняв руку, она осторожно коснулась его щеки. Было так непривычно обнаружить, что он принимает ее прикосновения и позволяет ей беспрепятственно дотрагиваться до себя. Но, Боже, как же это было хорошо!
  - Будь осторожен, - прошептала она, боясь отпустить его. Боясь расставаться с ним.
  Сможет ли хоть кто-нибудь защитить его, если преступник решит напасть вновь? Сможет ли она помочь ему, находясь вдали от него?
  - Обещаю, - проговорил Себастьян, испытывая непреодолимое желание обнять и прижать ее к себе.
  Каждое новое расставание усугубляло его страдания, делая их почти невыносимыми. И сейчас она смотрел на него так, что у него разрывалось сердце. Ее нежность, ее прикосновение и теплое дыхание переворачивали ему душу. Господи, ему обязательно нужно придумать выход, сделать так, чтобы они больше не расставались никогда.
  Осторожно взяв ее руку в свою, он поднес к своим губам и осторожно поцеловал нежную кожу.
  - Себа, - прошептала она.
  Он вздрогнул, находясь на грани. Рядом с ней он в любую секунду мог потерять контроль над собой. Соблазн позабыть обо всем и прижать ее к себе, был так велик, что он едва не поддался ему.
  - Не волнуйся за меня. Всё будет хорошо.
  - Не могу, - простонала она, наклонив к нему голову так, что прижалась лбом к его подбородку. - Не могу, Себа...
  Он коснулся пальцами ее подбородка, собираясь приподнять ее лицо к себе. Себастьян умирал от желания поцеловать ее и хоть как-то успокоить, чтобы успокоиться самому. Хотел ещё раз, в последний раз ощутить сладость и тепло ее губ, но позади него раздались чьи-то шаги. Себастьян чертыхнулся про себя и выпрямился, проклиная мир, который так не вовремя врывается в его личную жизнь.
  Отпустив Вики, он медленно обернулся и застыл, увидев возле себя Кейт. И того мужчину, которого чуть не убил в первый день появления в Клифтон-холле. Он нахмурился и сжал руку в кулак.
  - Кейт? - раздался удивленный голос Тори, которая вышла из-за спины Себастьяна и взглянула на сестру. - Джек? Вы здесь? Но как?
  Мужчина, стоявший рядом с Кейт, улыбнулся Тори и к огромной неожиданности Себастьяна шагнул к ней и крепко обнял ее.
  - Здравствуй, милая. Рад снова тебя видеть. Как поездка?
  - Х-хорошо, - пролепетала она.
  Себастьян сжал челюсти, еле сдерживаясь от того, чтобы не оттащить наглеца от Вики. Какого черта? Что он себя позволяет!
  Тори и забыла о том случае и стояла спиной к Себе, поэтому не видела, как потемнело его лицо. Когда Джек отпустил ее, она оказалась в объятиях Кейт, которая всё же заметила перемену Себастьяна и грозно посмотрела на мужа.
  - Тори, дорогая, - заговорила Кейт, выпустив, наконец, сестру из объятий. - Как я скучала по тебе! Я не до конца поверила, когда тетя сказала, что вы уехали в Лондон.
  - Да, мы были в Лондоне. - Тори удивленно посмотрела сначала на Кейт, затем на Джека. - А вы как здесь оказались? Я думала, у вас медовый месяц, и что вы в Эдинбурге.
  - Мы были там пару дней назад, - весело ответил Джек, подмигнув Тори, от чего Себастьян нахмурился ещё больше. - Но моя Кэтти хотела вернуться домой, и я не смог не выполнить ее желание. Она сказала, что у нее здесь есть дела.
  Тори перевела на сестру озадаченный взгляд.
  - Дела?
  Кейт рассмеялась.
  - Скажешь тоже, Джек, - улыбнулась она мужу, незаметно наступив ему каблучком на ногу. Он замер, но больше ничем не выдал себя. Удовлетворённо кивнув, Кейт повернулась к сестре. - Я ужасно соскучилась по вам. Как у вас здесь дела? - И только тут она позволила себя взглянуть на стоявшего рядом с сестрой мужчину. - Себастьян, рада видеть тебя в добром здравии.
  - Здравствуй, Кейт, - тихо произнёс Себастьян, кивнув ей.
  Тори знала, что ей нужно представить мужчин друг друга, но, вспомнив день их первого знакомства, поняла, что сделать это будет весьма трудно. И всё же она повернулась к Себе.
  - Себастьян, это Джек Редфорд, виконт Стоунхоп. Он... он муж Кейт. - Она очень надеялась, что это смягчит резкие черты его лица, но он по-прежнему мрачно смотрел на Джека. И это не предвещало ничего хорошего. - Джек, - обратилась она к своему зятю, - это Себастьян Беренджер, граф Соулгрейв.
  - Надо же, - присвистнул Джек, - в прошлый раз, когда я его видел, я понятия не имел, что он граф.
  Себастьян напрягся ещё больше. На этот раз Кейт гораздо увереннее наступила на ногу мужа, от чего Джек тихо застонал. Иногда он вёл себя просто возмутительно!
  - Граф? - быстро заговорила Кейт. - Как это понять?
  - Это долгая история, - ответила Тори, видя, как с каждым словом Джека Себастьян мрачнеет всё больше и больше. Она хотела отчитать Джека и успокоить Себу, но ничего этого не успела сделать, потому что к ним вышли дядя и тетя. - Я потом вам всё расскажу.
  Неожиданно выпрямившись, Себастьян посмотрел на Тори.
  - Мне пора.
  'Не уходи', - хотелось сказать ей, но она понимала, что он не будет стоять рядом с ней вечно. Ей пришлось отпустить его, надеясь в душе, что новая встреча будет не за горами.
  Попрощавшись, Себастьян ушёл, оставив Тори провожать его грустным взглядом. Когда карета скрылась за воротами, девушка направилась к дому. Джек задержал жену на полпути и развернул к себе.
  - Знаешь, как больно наступать острым каблуком на чью-то ногу?
  - Я должна была наступить тебе на язык, - недовольно проговорила Кейт. - Зачем ты дразнил Себастьяна?
  - Я не дразнил, - невинным тоном ответил ее муж. - Я говорил всё, как есть.
  - Многое ты понимаешь, - фыркнула Кейт.
  - А что тут понимать?
  Он незаметно обнял ее и прижал к себе.
  - Джек, прекрати! Ты ведёшь себя неприлично. Нас могут заметить.
  - Никто нас не заметит, потому что все вошли в дом.
  И с присущей ему уверенностью он склонил голову и дерзко поцеловал жену так крепко, что Кейт обессилев, приникла к его груди, хватаясь за его плечи. Когда он снова взглянул на нее, Кейт не могла думать ни о чём, кроме его губ, но всё же пришла в себя, пытаясь прогнать его чары.
  - И все же, - чуть хрипло заметила она, - ты заслужил укол моего каблука. Тетя ведь предупреждала, что дело серьёзное. Да и вы с Себастьяном встретились при неприятных обстоятельствах. Зачем настраивать его против себя и ещё больше усугублять ситуацию?
  - Потому что он олух и...
  Он не договорил, потому что Кейт снова наступила ему на ногу.
  - Черт! - взревел Джек и отпустил ее. - Зачем ты снова это сделала?
  - Ты это заслужил. - Кейт серьезно посмотрела на мужа. - Себастьян не олух и никогда им не был. Он один из самых порядочных и умных людей, кого я знаю. Поэтому не смей больше говорить о нём с таким пренебрежением.
  - Ты что же, оправдываешь его? Твоя сестра ведь столько лет страдала из-за него! Да когда я сегодня увидел то, как он обнимает Тори, я думал, что он целует ее, а знаешь, что он делал? Он просто держал ее за руку!
  - Джек! - угрожающе начала Кейт, наступая на него. - Ты знаешь его всего в две короткие встречи, а я выросла рядом с ним. Я видела, как он относится к Тори, как заботиться и защищает ее. Вспомни, ведь в детстве, когда вы с Уиллом приезжали в Ромней и участвовали в мальчишеских соревнованиях, как поступил Себастьян, решив, что Уилл специально ударил Тори?
  Джек потрясенно замер и медленно выпрямился.
  - Боже правый! - выдохнул он, глядя на жену. - Я и забыл о том пикнике. Это было так давно... - Неожиданно он замолчал и потрясенно покачал головой. - Выходит и мы с тобой были знакомы в далеком детстве?
  - Да, - кивнула Кейт. - Ты что же, совсем не помнишь об этом?
  - Я... - Он на самом деле был потрясён до глубины души. - Не могу в это поверить! Выходит, в тот день, когда ты разбила мою корзину с яйцами, мы встречались не в первый раз?
  Кейт звонко рассмеялась, вспомнив то происшествие. Она подняла руку и с любовью взъерошила его волосы. Джек просто обожал, когда она так делала.
  - Так и есть, мой дорогой, - прошептала она с улыбкой, глядя в его завораживающие серо-карие глаза. - Это была наша вторая встреча.
  - Но почему ты мне никогда не говорила об этом? - жалобно простонал он, ощущая в груди невыносимую любовь к ней. И снова потянулся к жене, намереваясь обнять ее.
  - Я не думала, что ты страдаешь потерей памяти.
  - Кажется, - медленно проговорил он, притягивая ее к себе, чувствуя, как гулко бьется его сердце, - я начинаю страдать другой болезнью. Хочешь, скажу, как это называется?
  Кейт снова рассмеялась тем своим хриплым смехом, от которого у него мурашки бежали по спине. Она быстро чмокнула его в губы, высвободилась и побежала в дом, бросив через плечо:
  - Если ты поспешишь, возможно, я успею сохранить тебе твое любимое яблоко.
  Снова покачав головой, Джек последовал за ней, не переставая удивляться тому, сколько ещё сюрпризов может преподнести судьба. Оказывается, его жизнь давно переплелась с Хадсонами, как и жизнь Себастьяна. Джек вдруг замер у порога дома и посмотрел на ворота, за которыми скрылась карета Ромней. Он лишь надеялся, что Себастьян будет достаточно мудр, чтобы понять: когда встречаешь женщину, которой ты не достоин, нужно немедленно жениться на ней.
  Глава 16
  Себастьян шёл по узкой тропинке, держа за руку Сьюзан, которая о чём-то весело щебетала, шагая рядом с дядей. Он хотел вдохнуть полной грудью свежий утренний воздух, но не мог. Тревожное чувство надвигающейся беды не давало ему покоя. Себастьяну с трудом верил в то, что уже дважды на него совершали покушение. Два раза ему пытались причинить вред. И два раза какое-то чудо спасало его в самый последний момент. Какое счастье, что Вики не пострадала, случайно каждый раз оказываясь рядом с ним. Кто мог хотеть его смерти? Ведь именно этого и добивались. Но кто?
  Едва узнав о покушении, а на этом настоял Эдвард, отец рассвирепел и собрался нанять чуть ли не всех сыщиков с Боу-стрит, дабы поймать преступника и наказать его, но Себастьяна запретил это сделать, заявив, что сыщики только всё испортят. Но какие бы доводы он ни приводил, граф был непреклонен в этом вопросе и приставил к сыну двух своих людей, которые, пройдя всю войну на Пиренеях и будучи бывалыми солдатами, могли бы оказать Себастьяну необходимую помощь в поимке негодяев, если те окажутся рядом. Только на таких условиях граф разрешил ему выходить за пределы имения.
  Себастьян боялся, что его враг мог вообще затаиться, если бы узнал о сыщиках. Или того хуже, мог разгневаться и нанести удар тогда, когда Себастьян меньше всего на свете будет к этому готов. Ситуация действительно была очень опасной и непредсказуемой, поэтому необходимо было соблюдать осторожность.
  За время войны Себастьян, возможно, нажил себе много врагов, убивая чьих-то отцов, братьев и сыновей. Любой из пострадавших семей мог захотеть его смерти, но это была война. Он воевал за свою родину, защищал тех, кто остался дома. И хоть на войне не было ничего справедливого, осознанно он бы ни за что не причинил боль другим. И уже сполна заплатил за это. Его душа была почти мертвой.
  Почти, потому что Вики сумела коснуться остатков его души и оживить то немногое, что у него осталось. Каждый раз, находясь рядом с ней, ему казалось, что он ещё способен жить. Способен чувствовать. Господи, рядом с ней он так много чувствовал! Так многого хотел. И так много мог.
  Вспомнив, как она крепко обнимала его и сладко целовала на полу кабинета, как вчера прижималась к нему и, глядя на него глазами, полными страха, мольбы и тоски просила быть осторожным, Себастьян испытал настоящую боль. Потому что ему безумно не хватало ее. И он едва удержался вчера от того, чтобы не забрать ее с собой. Он так сильно тосковал по ней, что едва сумел пережить эту холодную, пустую ночь.
  И какое счастье, что она забыла в карете свой ридикюль, который и обнаружила Сьюзан! Теперь у него было законное основание навестить ее. И ещё раз заглянуть в ее серебристые, сверкающие глаза, наполненные такой нежностью, что сжималось сердце. Ещё раз почувствовать ее тепло. Ещё раз поверить в то, что он жив.
  - Дядя, ты уверен, что мисс Тори дома? - звонким голосом спросила Сьюзан, вскинув голову, чтобы посмотреть на дядю, и тут же поморщилась от ярких лучей солнца.
  - Конечно, солнышко. Где ей ещё быть, как не дома?
  Одна мысль о том, что он скоро увидит ее, кружила голову так сильно, будто он выпил целую бутылку вина.
  Когда они, наконец, оказались в Клифтон-холле, тёплая встреча не обрадовала Себастьяна, потому что миссис Уинстед призналась, что Вики нет дома. Себастьян было готов свернуть обратно, ощутив острое разочарование, но Джулия объявила, что Вики и Кейт отправились навестить матушку одного их арендатора, некую бабушку Аду, которая жила на окраине деревни, и что они совсем скоро вернутся. Вместе с Алекс она предложила им подождать девушек, особенно когда малютка Сьюзан призналась, зачем они пришли. Пройдя в гостиную, Себастьян уселся в кресле, отдав малышку на попечение женщинам, и стал покорно ждать возвращения Вики.
  Десять минут. Двадцать минут. Тридцать.
  Когда старинные часы, пробив ещё раз, известили о том, что прошло уже больше часа, Себастьян ощутил неприятную горечь во рту. Ему было больно от того, что Вики могла так быстро позабыть его и погрузиться в деревенскую жизнь. Движимый желанием поскорее увидеть ее, он просто упустил из виду тот факт, что она даже не знает о его приходе.
  Он встал с намерением попрощаться и уйти, но именно в этот момент дверь гостиной отворилась, и в комнату вошли старшие сёстры Хадсон. У него перехватило дыхание, когда он увидел лучезарно улыбающуюся, светившуюся Вики, которая, не замечая его, что-то говорила Кейт. Он не мог отвести от нее своего зачарованного взгляда, с горечью отметив, что никогда в жизни не видел ее такой. Почти счастливой.
  Она не замечала его вплоть до того момента, пока не заговорила миссис Уинстед.
  - Дорогая, - начала Джулия, пристально глядя на Тори. - К тебе гости. Юная Сьюзан утверждает, что ты кое-что забыла в карете, поэтому они с дядей решили вернуть тебе вещицу.
  Виктория вдруг застыла и перевела взгляд не на Сьюзан, как предполагал Себастьян, а прямо на него. И продолжала улыбаться так же лучисто и открыто, будто была безумно рада его видеть. Он едва мог дышать, захваченный взглядом ее сверкающих серых глаз, которые при виде него наполнились необычайной нежностью и теплом.
  Ответная нежность стиснула ему грудь, и Себастьян замер на месте, когда она медленно двинулась к нему. Не сводя с него своего пристального взгляда. У него закружилась голова, когда она остановилась прямо перед ним и прошептала:
  - Привет.
  Он позабыл обо всём на свете, глядя только на нее. Видя только ее. Он хотел подойти ещё ближе, хотел обнять ее, вжать в себя, выпить ее запах и ее саму. Он безумно хотел поцеловать ее улыбку. Раствориться в ее голосе, ее тепле и свете. Господи, он не представлял, что так сильно скучал по ней, пока не увидел ее!
  - Дядя Себастьян, мисс Тори ведь поздоровалась с тобой, - раздался вдруг рядом голос Сьюзан. - Будет вежливо ответить ей. И почему ты так долго смотришь на нее?
  'Господи, откуда взялась Сьюзан?' - раздраженно подумал Себастьян, не в силах оторвать взгляд от Вики, улыбка которой стала ещё шире от слов девочки. Он не мог соображать, когда Вики так маняще улыбалась ему. Но когда Сьюзан схватила его за руку и потянула к себе, он был вынужден очнуться и вспомнить, что находится в гостиной Хадсонов, в окружении Хадсонов. Боже!
  - П-привет, - хрипло проговорил он, обнаружив, что пересохло во рту.
  Вики кивнула и указала на кресло позади него. Себастьян с радостью принял ее предложение, потому что не мог больше стоять на ногах. Господи, он забыл не только о том, где находится, но и растерял все свои манеры! И всё потому, что Вики была рядом с ним. И будила в нем такое неконтролируемое желание, которое с легкостью могло свести с ума.
  Она присела на диване рядом со своей тетей, и Себастьян вдруг с дрожью подумал, что если он чуть наклонится вперед и протянет руку, то непременно сможет коснуться ее. Матерь божья!
  - Как прошла ваша встреча с Адой? - заговорила Алекс, шмыгнув носом.
  Видимо бедняжка простудилась после поездки в столицу.
  - Замечательно, - ответила Кейт, положив к себе на колени небольшую плетёную корзину. - Она была очень рада видеть нас и напоследок нагрузила нашу корзину всевозможными подарками. Посмотрим, что она передала на этот раз. - Откинув крышку, она полезла внутрь и тут же достала два румяных яблока, и это почему-то это вызвало ее улыбку. - Надо же, - проговорила она медленно. - Она не забыла о моём Джеке. Он будет приятно удивлён.
  - Я всё удивляюсь, - заметила Джулия, - как эта старушка предугадывает некоторые события.
  - По-моему она колдунья, - заявила Алекс раздраженно.
  - Никакая она не колдунья, - уверенно улыбнулась Кейт, снова наклонившись над корзиной. - Посмотрим, что у нас тут ещё?.. Вот! - изумленно воскликнула она, доставая баночку малинового варенья. Она посмотрела на Алекс. - Кажется, это для тебя, дорогая.
  - Я же говорила! - с торжеством воскликнула она, поправляя очки. - Миссис Джонсон настоящая колдунья. Откуда она знала, что я болею и что малиновое варенье как раз очень полезно при простуде?
  - Ниоткуда, - вмешалась Тори, улыбнувшись младшей сестре. - Просто Ада всегда шлёт твоё любимое малиновое варенье в ответ на твои припарки для ее глаз.
  - Не думаю, что это простое совпадение, - скептически вставила Алекс, всё же приняв баночку с вареньем.
  - А это что? - удивилась Кейт, доставь небольшой мешочек. Развязав его, она высыпала на свою ладонь горстку... - Миндаль? - Она подняла голову и посмотрела на сестёр. - Кажется, никто из вас не любит миндаль.
  Никто не заметил, как при этом напрягся в кресле Себастьян, схватившись за подлокотники.
  - Ада и в прошлый раз дала мне точно такой же мешочек, - вдруг нахмурившись, призналась Тори, глядя на ладонь Кейт. - Я думала, это для Алекс. Неужели ты научилась выращивать цветы из миндаля, дорогая?
  Сёстры были готовы рассмеяться, когда неожиданно раздался робкий голос Сьюзан.
  - Может, это для дяди Себастьяна? - Когда присутствующие с изумлением повернулись к ней, малышка тихо добавила: - Дядя обожает миндаль и никуда не ходит без них, а сегодня он как раз забыл их дома, когда мы собирались к вам.
  Себастьян вдруг прирос к креслу, когда четыре пары женских глаз удивлённо уперлись в него.
  - Ты любишь миндаль? - наконец спросила Вики, глядя на него так, будто видела его впервые.
  Господи, когда она так пристально смотрела на него, обжигая его взглядом серебристых глаз, он переставал соображать! И был готов тут же наброситься на нее! У него так сильно колотилось сердце, что Себастьян едва мог дышать. Всё, что он хотел сейчас, это прижаться к ней. Всем телом.
  - Д-да, - наконец ответил он, вернее пробурчал заплетающимся языком.
  Взгляд ее вдруг потеплел, стал более мягким, таким ласковым, что Себастьян осознал один важный для них обоих факт: если ещё хоть бы секунду она будет вот так смотреть на него, он действительно не выдержит. Он окинул ее долгим, изучающим взглядом. Золотистые, блестящие волосы были собраны на макушке и несколько прядей свободной волной падали на румяное лицо и плечи. Оттеняющее светлую кожу простое платье персикового цвета обрисовало почти каждый изгиб ее стройного тела. Грудь была приподнята строго стянутым корсетом, а кружевной вырез не скрывал два манящих холмика. Которые он совсем недавно ласкал губами и руками.
  Себастьян ощутил болезненное напряжение и дрожь во всём теле, вспомнив ночь в кабинете лондонского дома отца. Сегодня она выглядела как праздничный торт, покрытый воздушным кремом, который хотелось проглотить целиком. Боже, он так сильно хотел прижаться к ней, так сильно хотел ее, что затряслись руки!
  Когда его тяжелый взгляд встретился с ее застывшим, он понял, что и она вспомнила о той ночи. Она вспомнила его прикосновения и не пыталась этого скрыть! Ее щеки окрасил нежный румянец, а губы слегка приоткрылись, словно в ожидании чего-то. Было такое ощущение, что она бы позволила ему прямо сейчас так же откровенно коснуться себя, если бы рядом не было столько свидетелей. Боже, вот сейчас он точно мог запросто потеряет голову!
  - Почему ты раньше не сказал мне об этом, Себа? - спросила она тем своим низким голосом, от которого волосы на затылке встали дыбом.
  Себастьян ещё больше напрягся, чувствуя, как пересохло во рту.
  И за него снова заговорила Сьюзан, благослови ее Господь.
  - Мисс Тори, а почему вы зовете дядю Себой?
  Губы Вики сложились в такую захватывающую улыбку, что Себастьян снова вздрогнул. Господи, это было похоже на невыносимую пытку: видеть ее улыбку, видеть ее саму и не иметь возможности коснуться ее! И что ещё хуже, она делала всё возможное, чтобы он сорвался.
  - Много лет назад, когда я была маленькой, мы с твоим дядей условились звать друг друга особыми именами, - мягко ответила Вики, стараясь не смотреть на него.
  При этом румянец по-прежнему алел у нее на щеках.
  - Как интересно, - протянула любопытно Сьюзан. - А как зовёт вас дядя?
  И в тишине комнаты раздался низкий, глубокий голос Себастьяна.
  - Вики.
  Она вздрогнула и посмотрела на него. Ее глаза слегка потемнели и стали почти такими же, как в те минуты, когда он прерывал долгий поцелуй. Она выглядела так, будто он только что поцеловал ее.
  - И вам нравится ваше особое имя, мисс Тори? - не унималась Сьюзан.
  Сердце Себастьяна замерло в груди, ожидая ее ответа. Вики снова нежно улыбнулась ему и тихо ответила:
  - Безумно.
  Он вдруг резко вскочил на ноги, боясь, что совершит какую-нибудь глупость, свидетелем которой может стать невинный ребенок.
  - Нам пора, - заявил он слегка охрипшим голосом.
  Вики тоже поспешно поднялась. Глаза ее расширились, будто ее что-то тревожило. Ему вдруг подумалось, что она не хочет, чтобы он ушёл.
  - Но... - Она обеспокоенно посмотрела на Сьюзан. - Солнышко, ты говорила, что я что-то забыла в карете... Что это?
  Девочка повернулась к Себастьяну.
  - Дядя, ты не дашь мне?
  - Да, конечно - кивнул он, полез в карман сюртука и, достав блестящую вещицу, протянул малышке. - Вот.
  Взяв из рук дяди предмет, Сьюзан вручила его Тори.
  - Возьмите, - сказала она. - Думаю, вы уронили ее вчера, когда выходили из кареты.
  Обомлев, Вики смотрела на свой ридикюль, а потом так внезапно схватила ее, будто это была не просто сумочка, а кусок огромного бриллианта. Будто в нем было нечто невероятно ценное. Себастьян нахмурился, изучающе глядя на нее, пытаясь понять по выражению ее лица, что особенного было в обычном ридикюле.
  В этот момент дверь гостиной открылась, и в комнату вошли дядя Вики и муж Кейт. Увидев последнего, Себастьян напрягся и выпрямил спину. Было в этом человеке что-то настораживающее, раздражающее, но в то же время он производил впечатление надежного человека. Недаром Кейт вышла за него замуж. Зная ее, Себастьян допускал мысль о том, что Стоунхоп, возможно порядочный и хороший человек. Вот только когда не смотрел на Вики и не называл ее 'милой'.
  Мистер Уинстед настоял на том, чтобы Себастьян побыл у них ещё на некоторое время и стал расспрашивать его о Лондоне, о новом доме и титуле. Себастьян отвечал, как мог, стараясь при этом не смотреть на Вики, которая сидела прямо напротив него, и иногда бросала на него такие невинно-обжигающие взгляды, что он начинал покрываться испариной. Он никак не мог сосредоточиться на теме разговора. Ее близость так сильно действовала на него, что он чуть не уронил протянутую чашку кофе. И тогда стало более чем очевидно, что он слишком задержался. К тому же, не привыкшая столько болтать, Сьюзан почти засыпала, прислонившись к Вики.
  Извинившись и решительно встав, он взял малышку на руки. Та доверчиво прильнула к дяде, положила свою светловолосую головку ему на плечо и неприлично зевнула. Себастьян в последний раз посмотрел на Вики, стараясь запомнить ее такой невероятно светящейся и счастливой. Боже, он готов был унести с собой не только ее образ! Он вышел из гостиной, ощущая тяжесть в груди. Сможет ли он когда-нибудь сделать так, чтобы она светилась рядом с ним? Сможет когда-нибудь сделать ее счастливой, или его душа прогнила настолько, что он ни на что хорошее больше не был способен?
  В этот момент в коридоре раздался голос Вики.
  - Себастьян!
  Он замер и обернулся, остановившись у парадных дверей. Зажав что-то в руке, она стремительно направлялась к нему.
  - Вики? - забеспокоился он. - Что-то случилось?
  -Нет, - ответила она, остановившись прямо перед ним, и к большому его удивлению мило покраснела. Ее взгляд упал на почти спавшую Сьюзан. - Бедняжка, - тихо проговорила она, стараясь не тревожить ребёнка. - Кажется, мы сильно утомили ее.
  - Ничего страшного. Выспится и будет прежней неутомимой юлой.
  Подняв голову, она вдруг пристально посмотрела на него. Улыбка сбежала с лица.
  - Как твоя рана?
  Он не сразу понял, о чём она говорит, но когда, приподняв руку, она с величайшей осторожностью коснулась его правого, раненого виска, у него защемило сердце.
  - Всё уже давно зажило, - чуть охрипшим от волнения голосом ответил Себастьян. - Ты что-то хотела сказать мне?
  Она смутилась, убрала от него свою руку и опустила голову, взглянув на то, что сжимала.
  - Я... после того, что я узнала, я подумала, что тебе следует взять вот это.
  Когда он увидел мешочек с миндалем в ее руке, в груди что-то мучительно сжалось. Он был настолько тронут ее поступком, что не знал, что и сказать.
  - Вики... - выдохнул он.
  - Прошу, не возражай, - оборвала его Вики, внезапно прижав палец к его губам. - Возьми.
  - Я... - У него перехватило дыхание от ее прикосновения. А потом задрожала каждая косточка. Как он мог отказать ей, когда она так нежно смотрела на него? Как он мог возразить, когда чувствовал на своей коже ее тёплое дыхание? Сглотнув, он медленно кивнул на спавшую Сьюзан и тихо попросил: - Положи мне в карман.
  Кивнув, Вики взялась за бархатную материю его сюртука, чтобы выполнить его просьбу и положить лакомство ему в карман, но внезапно нахмурилась, когда мешочек не до конца вошёл в углубление, и подняла к нему своё прекрасное лицо.
  - Библия? - удивлённо спросила она. - Ты до сих пор носишь с собой Библию?
  Себастьян был так сильно поглощён ею и ее близостью, что потерял бдительность! Ещё секунда и она могла бы обнаружить его величайшую тайну. Боже, она могла увидеть не только Библию, но и нечто другое. То, что лежало внутри. Что стало частью его, частью его прошлого, частью его жизни. Вздрогнув, Себастьян сделал шаг назад, ощущая резкие удары своего сердца. Она не должна была увидеть это. И не должна была знать об этом. Никогда.
  - Я всегда ношу с собой Библию, - достаточно резко ответил он, злясь на себя, но неожиданно застыл, увидев, как Вики побледнела так, будто он ударил ее, и стала пятиться назад. Господи, он не имел права вести себя с ней так резко, но, чёрт побери, он безумно боялся, что она обнаружит свой истертый до дыр платок и снова назовет его занудой, глупым и сентиментальным. Желая хоть как-то сгладить свою вину, он пристально посмотрел на нее и тихо потребовал: - Подойди ко мне.
  Она недоверчиво посмотрела на него, но всё же подошла к нему. И тогда, склонив голову, он быстро прижался к ее губам поцелуем, о котором мечтал с тех самых , как сегодня увидел ее. И почувствовал, наконец, ее неповторимый вкус. Ее тепло и аромат жасмина, который стал медленно кружить ему голову так, что он чуть не уронил Сьюзан. Боже, он хотел бы поцеловать ее совсем иначе, хотел бы прижать к себе до самого предела, но сейчас мог позволить себе только это. Тяжело дыша, Себастьян поднял голову и заглянул в ее слегка потемневшие глаза, при виде которых ему ещё раз захотелось поцеловать ее. Господи, от нее невозможно было оторваться!
  - Спасибо, милая, - прошептал он, выпрямившись.
  Он ушёл, оставив ее стоять у порога и смотреть ему в след. Себастьян чувствовал себя очень странно. Будто коснулся ее своей любовью, и она приняла ее. Будто она приняла его любовь и отдала ему нечто значительное взамен.
  А в это время в дальнем углу коридора Кейт с торжествующим видом повернулась к мужу.
  - Ну что, ты всё ещё считаешь Себастьяна олухом?
  Джек хмуро посмотрел на жену, а затем медленно привлёк ее к себе и пробормотал за секунду до того, как поцеловать ее:
  - Я считаю его темной лошадкой, но у него определенно есть, чему поучиться.
  
  Глава 17
  
  Четыре дня!
  Казалось бы, это не такой уж и большой срок. Но попробуйте объяснить изнывающему тоской и любовью сердцу, что это не так! И даже тот волшебный поцелуй, которым Себастьян наградил ее во время их последней встречи, нисколько не подбадривал ее.
  Тори тщательно пыталась скрыть гнев, тоску и раздражение, но у нее это получалось не лучше, чем попытка взлететь на небо. И буквально всё казалось ей ужасным. Ужасно было то, что она находилась в доме Ромней. Ужасно было то, что она присутствовала на балу в честь Себастьяна. Но самым отвратительным было то, что виновник торжества так и не соизволил объявиться.
  Его не было в деревне целых четыре дня! После его неожиданного визита в Клифтон-холл, после того, как она узнала о его любви к миндалю и о том, что он до сих пор хранит свою старую Библии, он скоропалительно уехал в своё поместье. Этот глупец пренебрёг всеми ее просьбами и снова захотел рисковать жизнью! Как он посмел! Как решился вновь вернуться туда, где в него стреляли?!
  Тори, возможно, волновалась бы меньше, если бы случайно не услышала разговор Сесилии с Кейт. Невестка Себастьяна рассказывала о том, что кто-то поджёг конюшни Соулгрейв-корта, поэтому ему пришлось спешно уехать, дабы разобраться в произошедшем. И она уверяла, что нет причин для волнений, так как граф приставил к сыну двух надёжных людей, которые смогут помочь и защитить его в нужный момент. Тори была в таком гневе на Себастьяна, так сильно тревожилась за него, что чуть было не отправилась за ним сама. Ведь очевидно, что поджог был организован с единственной целью - выманить его из родного дома, где он был в полной безопасности.
  А вдруг стрелявший в него вернётся и в хаосе и разрухе попытается снова причинить ему вред? Тори леденела от одной этой мысли.
  Он ведь обещал, что не совершит глупых поступков! Он ведь обещал, что будет осторожен! Почему же поступил так, что сердце Тори замирало каждый раз, когда ей казалось, будто вот сейчас ей принесут самую ужасную весть на свете. Второго письма с пометкой 'срочно' она бы точно не вынесла.
  Бальная зала была переполнена сливками местного общества и несколькими гостьями, прибывшими из Лондона. Один яркий вечерний наряд затмевал другой, более кричащий и дорогой. Тут и там мелькали платья из муслина, шёлка, атласа, муары, перкаля и тафты, расшитые всевозможными драгоценными камнями. Джентльмены с безграничной щедростью дарили дамам самые свои обаятельные улыбки. Те же в свою очередь радостно принимали их внимание, обмахиваясь шёлковыми веерами и пряча свои довольные улыбки.
  Вот он и настал, вечер бала, вечер веселья, блеска и триумфа, как именовала его графиня, но кроме горечи, боли и обиды Тори ничего не испытывала. Бал интересовал ее в последнюю очередь. Она не была расположена к беседам, не была расположена к общению. И когда всё же с ней пытались заговорить, Тори предпринимала отчаянные попытки сохранить бесстрастное выражение лица и казаться заинтересованной тем, что происходит вокруг. Тори хотелось, чтобы ее оставили в покое. Но больше всего на свете она хотела, чтобы Себа вернулся. Целым и невредимым.
  Сесилия твердила, что он скоро вернется. Он обязательно придёт хоть бы потому, что не мог бы разгневать мать, которая организовала этот бал.
  Ну конечно, пусть он думает о матери. Пусть думает о своих работниках и прислуге, которые нуждались в нём. Пусть думает обо всех жителях Англии, которых так храбро защищал на поле боя. Пусть думает о ком угодно, но только не о ней. И хоть Тори понимала, что несправедлива к нему, что ему действительно нужно было уладить дела поместья, но у нее не было больше сил скрывать свою собственную нужду в нём. Господи, сейчас он был нужен ей как никогда прежде! Тори не могла больше подавлять свои чувства. Она просто не могла прожить ещё один пустой день без него!
  Опустошив второй бокал шампанского, Тори поставила его на стол и встала, чтобы выйти на балкон. Ей не необходимо было подышать свежим воздухом, чтобы набраться сил и взять себя в руки. Ей хотелось вздохнуть, но грудь сдавила мрачная тяжесть.
  От громкой музыки разболелась голова. Неожиданно Тори почувствовала себя по-настоящему несчастной, и желание покинуть Ромней стала просто нестерпимой. Но именно в этот момент дорогу ей преградил молодой рыжеволосый юноша в чёрном сюртуке. Тори не хотела никого видеть, ни с кем не желала разговаривать. Она была готовая зарыдать. Господи, да ведь она даже наряд тщательно подобрала специально для него, согласилась поехать в Лондон, который хранил самые неприятные для нее воспоминания, но тот, ради кого всё это было сделано, кому было предназначено всё это, безбожно отсутствовал!
  - Вы позволите пригласить вас на танец? - спросил молодой человек, протянув ей руку и затаив дыхание.
  Тори посмотрела на его руку, мечтая увидеть на этом месте руку другого человека, но снова жизнь предлагала ей только горькое разочарование. Ощущая боль в груди, она протянула в ответ свою чуть дрожащую руку, мысленно посылая всё к чёрту. Она так устала ощущать только боль. И тоску! Ей было невыносимо одиноко без Себы, и если она хоть немного не отвлечётся сию же минуту, то просто сойдёт с ума.
  Снова мир катился в пропасть, а она не имела возможности что-либо исправить.
  Захваченный красотой девушки, молодой человек неуклюже вывел ее на середину танцевальной площадки и стал исполнять фигуры танца с непростительной оплошностью. Как же наивно было полагать, что танец способен отвлечь ее? Тори начинал раздражать восхищенный взгляд своего партнера, который откровенно пялился на нее.
  - Вы так прекрасны! - выдохнул он, чуть не наступив ей на ногу.
  - Вы так считаете? - немного резко спросила Тори, которой вдруг стали противны и молодой человек, и его взгляд, и его прикосновения.
  Юноша покраснел до самых кончиков ушей.
  - О, несомненно, - пролепетал он и чуть не врезался в другую пару, слишком резко потянув Тори в сторону. - Вы прекрасны, как...
  - Как восходящее солнце, - раздражённо продолжила за него Тори, готовая немедленно прекратить этот фарс под названием танец. - Моя красота затмевает даже красоту античных богинь, а голос слаще пения соловья? Вы это хотели сказать?
  Подумать только, какими отвратительными иногда могут быть комплименты, но тот лишь восхищенно кивнул.
  - О да... - снова выдохнул он.
  Тори вдруг поняла, что если он ещё хоть бы один раз вздумает вздохнуть, она разобьет о его голову какую-нибудь вазу. Она как раз повернула голову, оглядываясь по сторонам, дабы отыскать нужный предмет, но едва не споткнулась сама, когда ее взгляд остановился на пылающих зелёных глазах, которые были прикованы только к ней.
  Себастьян!
  Господи, он вернулся! Вернулся именно тогда, когда она уже было решила, что этого никогда не произойдет. Сердце от радости заколотилось в груди при виде любимого лица. Господи, как сильно она тосковала по нему! Как сильно боялась, что с ним могло что-то случиться! Но вот он, стоит перед ней, живой, здоровый и такой красивый, что трудно было отвести от него своего восхищённого взгляда.
  Он действительно был бесподобен. Так красив, что перехватывало дыхание. Темно-серый бархатный сюртук ладно сидел на широких плечах, подчеркивая силу груди и стягивая напряженные мышцы рук. Белизна рубашки ослепляла, оттеняя загорелую кожу лица. Волосы были в легком беспорядке, падая на лоб так, будто ветер совсем недавно трепал его шевелюру. Тори отчаянно захотелось подойти к нему и откинуть назад каштановую прядь, но ее остановил его взгляд. Она и забыла, что танцевала, что рядом находилось много людей. Она позабыла даже свою обиду и была готова броситься к нему.
  Если бы не его взгляд.
  Изумрудные глаза потемнели, взгляд стал таким острым, почти стальным, что мог проткнуть ее насквозь. Тори вздрогнула, вдруг осознав, что он разгневан. В руке он держал бокал шампанского, сжимая его так, будто хотел раздавить. Он сердит? Но за что? За то, что его так долго не было, и пока она сходила с ума, волнуясь за него, приняла приглашение на танец? Потому что на балах было принято танцевать, а он об этом забыл?
  Он посмел разгневаться на нее и это тогда, когда она имела полное право отругать его сама? Это она должна была сердиться! Это он подверг ее испытанию! Он заставил ее испытать такой страх и тревогу, что скручивалось всё внутри!
  Тори могла бы прервать танец, наплевав на все правила приличия, если бы не его сверлящий, обжигающе гневный взгляд, который и остановил ее. В любом случае ей следовало закончить танец и собраться с мыслями, чтобы подойти к нему. Негодование и обида буквально переполняли ее. Она обернулась к своему партнеру и так ослепительно улыбнулась ему, что тот чуть не споткнулся на ровном месте. И Тори возненавидела себя за эту улыбку.
  - Так как вы говорите, вас зовут? - спросила она, с отвращением отметив, что юноша потерял дар речи от ее неожиданной улыбки.
  - М-меня... меня зовут... - бормотал он, не в силах сообразить, как ответить. - Меня зовут Марк О'Доннелл, сэр... Ой, простите, мадам... О, Боже, мисс Виктория, простите ещё раз.
  - Я прощаю, - безразлично бросила она, чувствуя каждой клеточкой своего тела присутствие Себы. - Так вас зовут Карл?
  - Да, мисс Виктория, - как в тумане ответил парень.
  - Я так и подумала, - с горечью кивнула Тори, мечтая оказаться за сотни миль отсюда.
  И в первую очередь от человека, от взгляда которого ей вдруг захотелось заплакать.
  
  ***
  
  Себастьян считал, и даже искреннее верил в то, что уже давно перерос возраст, когда не мог видеть ее в объятиях другого мужчины, но при виде Вики, которая кружилась в танце с каким-то неоперившимся юнцом, Себастьян вдруг ощутил такое непреодолимое желание свернуть ему шею, что затряслись руки. С детской наивностью он полагал, что забыл, как в его отсутствие она наслаждалась обществом других мужчин, их вниманием и поцелуями. И бог знает, чем ещё!
  В мозгу вдруг взорвались слова из прошлого.
  'Ты не думал, что я захочу жить полноценной жизнью? Захочу целоваться?'
  Эти слова жгли ему душу и заставляли сжиматься сердце. И даже тепло последней встречи не помогло ему хоть бы на миг поверить в то, что нужен ей. Он оледенел, снова решив, что она впускала кого-то в свою жизнь. Господи, неужели она позволяла другим мужчинам нечто большее, чем простые поцелуи? Себастьян так отчаянно не хотел верить в это!
  До сегодняшнего дня.
  И то, что открылось перед его глазами, повергло его в настоящий шок. Он застыл, с горечью понимая, что ничего не изменилось. Пока он отсутствует, она будет продолжать наслаждаться жизнью, позабыв о нём!
  Какой же он глупец! Все эти четыре долгих, мучительных дня он пытался очистить разрушенную конюшню, старался отыскать разбежавшихся лошадей, успокоить своих работников и отыскать мерзавцев, которые это сделали. Он был так чертовски занят, что не заметил, как пролетело четыре дня.
  Четыре дня без нее!
  Он так сильно тосковал по ней. Так отчаянно хотел, чтобы она была рядом. И в последний вечер, сидя возле камина, уставший и опустошённый, Себастьян понял, что так дальше продолжаться не может. Он собирался вернуться в Клифтон-холл и откровенно поговорить с Вики. Он устал додумывать за нее. Он устал гадать за нее. Он так чертовски устал от жизни без нее.
  Себастьян не мог забыть все те мгновения, что провёл с ней с тех пор, как вернулся. Ее нежные поцелуи, когда обнимал ее в библиотеке лондонского дома своего отца. Он не мог забыть сияние ее глаз, когда она смотрела на него, сидя на диване в гостиной Клифтон-холла. И никогда не смог бы забыть то, как она вручила ему мешочек с миндалем, а потом с готовностью приняла его поцелуй. Приняла нечто большее, чем поцелуй. И отдала ему нечто большее, чем миндаль.
  'Я так боялась, что никогда больше не увижу тебя...'
  'Если я скажу, что хочу твоего поцелуя больше жизни, если я скажу, что хотела всегда только твоих поцелуев, ты меня поцелуешь?'
  Эти слова значили для него намного больше. Это значило всё!
  Все эти годы он так безумно боялся того, что выдумывает себе ее любовь. Но эти слова, ее поступки, объятия и поцелуи.
  'Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно'
  Господи, он всегда хотел вернуться! Вернуться только к ней! И всегда хотел быть только с ней. Все эти долгие годы он пытался понять, как завоевать ее, как заставить ее полюбить себя.
  Достав из кармана коробку с кольцом, Себастьян посмотрел на золотистый ободок и блестящий камень, представляя, как вручит его ей. Он вручит Вики не просто кольцо. Он отдаст ей на безвозмездное пользование свое изнывающее любовью сердце. Себастьян вдруг отчётливо понял, что никогда не узнает ничего наверняка, пока не спросит об этом напрямую. Пока не заглянет ей в глаза и не спросит, любит ли она его так же безумно, как любит ее он? Пусть, наконец, она решит, что будет с ним дальше. Захочет ли Вики видеть рядом с собой истерзанного и грешного монстра? Пора уже узнать все ответы.
  Но все разумные мысли вылетели у него из головы, когда Себастьян увидел смеющуюся Вики в объятиях рыжеволосого юноши, который даже представить себе не мог, какая опасность нависла над ним.
  Ему даже в голову не пришло, что это бал и что на балах танцевать совершенно естественно, настолько сильно им овладели страхи прошлого.
  Она была прекрасна до боли в волнующем серебристо муслиновом платье с недлинным шлейфом и прозрачным бельгийским кружевом, которым был расшит неслыханно глубокий вырез, затейливой косой шнуровкой уходя вниз до талии. Кружевные прозрачные перчатки до локтей ещё больше подчёркивали ее хрупкость. Золотистые волосы были собраны на макушке вплетёнными в них серебристыми лентами, а одна соблазнительная волнистая прядь падала ей на плечо, задевая кончиком подрагивающий холмик. У Себастьяна перехватило дыхание от одного взгляда на нее. Неудивительно, что ее партнёр по танцу не мог отвести от нее своего восхищённого взгляда.
  Себастьян даже не заметил, как бокал нетронутого шампанского треснул у него в руке. Он не заметил, как по кивку матери слуга тут же убрал испорченный хрусталь, и шагнул вперёд с единственным намерением прикончить наглеца. Но Эдвард неожиданно преградил ему дорогу, встав перед ним и заслонив от него смеющуюся парочку.
  С пылающим взглядом Себастьян посмотрел на брата, готовый тут же швырнуть его в сторону.
  - Отойди! - процедил он, тяжело дыша.
  Себастьян едва владел собой, но Эдвард даже не подумал шевелиться.
  - Отец хочет с тобой поговорить, - невинным тоном сообщил тот.
  Братья долго смотрели друг на друга, пока не вмешалась их мать. Осторожно взяв Себастьяна за напряженную руку, графиня мягко проговорила:
  - Пойдем, милый, я провожу тебя. - Она благополучно увела его из бальной залы и, когда они вышли в безлюдный холл, совсем тихо добавила: - Ты не должен сердиться на нее.
  Себастьян застыл и, скинув с локтя ее руку, резко повернулся к ней.
  - Это мое дело! - гневно произнес он, начиная дрожать от ярости, едва вспомнив о Вики в объятиях другого. Он бы вернулся в бальную залу и привёл бы в исполнение приговор, который вынес тому сопляку, если бы перед ним не стояла его мать.
  Но графиня даже не придала значения его гневу, спокойно встретив его разъярённый взгляд.
  - Как бы это ни было твоим делом, я не позволю несправедливо гневаться на бедную девочку.
  - Несправедливо? - Себастьян думал, что его сейчас хватит удар. - Мама, она во всю флиртует с этим сукиным сыном, а я должен спокойно смотреть на это?!
  - Во-первых, - назидательным тоном начала графиня, выпрямившись во весь свой величественный рост, и напоминая тем самым сыну, кто стоит перед ним, - этого сукина сына, как ты изволил выразиться, зовут Марк О'Доннелл, и он сын хорошего друга твоего отца...
  - Мне наплевать, как зовут этого щенка! - прогремел его голос.
  Но это не помешало его матери закончить, которой с трудом удалось скрыть свою довольную улыбку.
  - А, во-вторых, она не флиртовала с ним. Она вообще впервые с тех пор, как приехала сюда, приняла приглашение на танец, сидя в углу комнаты и глядя на дверь. Тебе подсказать, кого она ждала?
  Неожиданно весь его гнев мигом испарился. Себастьян вдруг ощутил себя уставшим и опустошённым. Плечи его сникли, голова опустилась, и он хрипло молвил:
  - Мама, я не могу без нее...
  Глаза графини предательски заблестели. Сделав шаг к сыну, она крепко обняла его и прижала своего большого и потерянного сына к своей груди.
  - Тебе не придется этого делать, - глухо проговорила она, всем сердцем веря и надеясь на это. - Обещаю.
  
  ***
  
  Тори казалось, что этот проклятый танец никогда не закончится. Особенно потому, что, повернув голову в ту сторону, где совсем недавно стоял Себастьян, она обнаружила, что он исчез. Это почему-то жутко напугало ее, наведя на очевидную мысль, будто он, снова воспылав к ней презрением, решил немедля уехать отсюда.
  Как поступил пять лет назад.
  Всё что угодно, но только не это! Тори не смогла бы допустить нового повторения того, что ей пришлось уже пережить. Она не смогла бы снова пройти через тот ад. Поэтому, едва танец подошёл к своему логическому завершению, как она бросилась к выходу, намереваясь как можно скорее отыскать его. И убить его, если он действительно собрался уехать.
  Но едва она вознамерилась переступить порог бальной залы, как перед ней выросла графиня, и с тёплой улыбкой посмотрела на нее.
  - Тори, дорогая, тебе нравится вечер?
  - Уже нет, - наспех выдохнула она, думая о Себастьяне, но по тому, как вопросительно приподнялись тонкие брови графини, поняла, наконец, что сказала. И ей захотелось провалиться сквозь землю. - О, прошу меня извинить, я не то хотела сказать... - Господи, она вообще ничего не должна была говорить! От волнения у нее так сильно тряслись руки, что пришлось сжать пальцы, дабы хоть как-то скрыть своё состояние. - Бал просто замечательный... Здесь так много замечательных людей... Музыка такая замечательная...
  По мере того, как она перечисляла достоинства бала, графиня улыбалась всё шире. Неожиданно лицо ее стало серьёзным, она нагнулась к девушке и прошептала ей прямо на ухо:
  - Он в конюшне.
  Тори побледнела, леденея от ужаса, и даже не подумала о том, что выдаёт себя. Графиня, несомненно, поняла, что с ней происходило. Однако Тори охватила такая паника, что ей стало всё равно абсолютно на всё. Ей уже было безразлично, что подумают или сделают люди, что земля может сойти со своей оси. Она не думала ни о чём, кроме человека, который всё же намеревался покинуть Нью-Ромней. И ее! Как пять лет назад! О Боже!
  - Он хочет уехать? - дрожащими губами вымолвила она, чувствуя головокружение.
  Графиня выпрямилась. И глядя в ее такие знакомые зелёные, слегка потемневшие глаза, Тори поняла, что может действительно потерять Себастьяна навсегда, если ничего не предпримет.
  - Останови его, дорогая, - сказала графиня почти умоляюще. - Ведь именно тебя он всегда слушался и...
  Тори даже не дослушала ее, бросившись по коридору к выходу. Она почти летела, стягивая на ходу кружевные перчатки и бросая их по сторонам. Тори безумно боялась не успеть. Боялась, что ей представился единственный шанс остановить этого упрямого и слепого глупца.
  
  Глава 18
  
  - Себастьян!
  Когда раздался этот совершенно неожиданный окрик, Себастьян вздрогнул так, что скребница чуть не выпала у него из руки. Резко вскинув голову, он прислушался и снова услышал до боли знакомый голос.
  - Себастьян!
  Это была Вики! И она звала его! Но откуда она узнала, что он здесь? Она шла за ним?
  После той сцены, свидетелем которой он стал, Себастьян должен был прийти в себя и унять гнев, который мешал ему мыслить здраво. Чтобы решить, что ему делать дальше.
  Трудно было поверить, что после всего того, что произошло между ними за последние несколько дней, Вики была способна вот так просто броситься в объятия другого мужчины. Смеяться с другим мужчиной. Не после тех слово, которые она говорила ему, обнимая и целуя его. Не после того, как зачарованно смотрела на его улыбку, как отдала ему мешочек с миндалём и попросила быть осторожным.
  Боже, он так сильно любил ее, что всякий раз, уходя и возвращаясь, боялся обнаружить хоть бы намёк на то, что она перестала считать его своим Себой! Он не ожидал увидеть ее рядом с другим, отчаянно мечтая о том, чтобы она ждала его. Думала о нём.
  'Она вообще впервые с тех пор, как приехала сюда, приняла приглашение на танец, сидя в углу комнаты и глядя на дверь. Тебе подсказать, кого она ждала?'
  И только теперь он понял, как сильно заблуждался. И как глупо вёл себя. На балах действительно было принято танцевать, пусть даже он позабыл об этом. И Вики не совершила никакого преступления, приняв приглашение. Вот только... Вот только пока она не принадлежала ему без остатка, он не мог видеть ее ни с кем.
  Стоя здесь, в конюшне, и растирая бока своего коня, Себастьян почувствовал, как вновь обретает прежнюю решимость. Как возвращается к нему былая уверенность в том, что он должен сделать. Что обязан вручить ей.
  Он как раз заканчивал и собирался вернуться в бальную залу, когда всю конюшню огласил звонкий крик.
  - Себастьян, выходи! - грозно потребовала Вики, продолжая звать его. Голос ее дрожал, хоть она и старалась подавить своё волнение. - Слышишь? Немедленно выходи!
  Было в ее голосе ещё и столько злости и недовольства, что Себастьян невольно приподнял брови. Она была сердита на него? Но за что? Что он такого сделал? Он ведь даже ничего ещё не успел сделать...
   И почему Вики была так уверена, что он в конюшне? Неожиданно Себастьян понял, что последний человек, который видел его перед уходом из дома, была его мать, которая ни за что на свете не стала бы скрывать от Вики его местонахождение. Бросив в сторону скребницу, он тихо выругался и вышел из стойла Адама, прикрыв дверь.
  Посредине конюшни в лучах трёх фонарей, которые висели на деревянных балках, стояла Вики в своем умопомрачительном платье и ждала его. Услышав его шаги, она так резко повернулась к нему, что свободно ниспадающие на плечи золотистые локоны хлестнули ее по лицу. У Себастьяна на миг перехватило дыхание от ее захватывающей красоты. Господи, это платье, этот неприлично глубокий вырез, затянутая корсетом тонкая талия, нежные изгибы плеч и пылающие глаза! Она была похожа на сошедшую со страниц античной истории богиню неземной красоты.
  И пока еле дыша, он смотрел на нее, Вики незаметно подошла к нему и с прежним гневом выпалила:
  - Ты! Ты не посмеешь снова уехать вот так просто и без всяких объяснений!
  Наконец, Себастьян немного пришёл в себя. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить бешеный стук своего сердца, он нахмурился и проговорил:
  - Без каких объяснений?
  Он всего лишь хотел узнать, о чём она говорит, но его слова произвели на нее совершенно непредсказуемый эффект. Они ещё больше разозлили ее. Выпрямившись так, что вперед выступила ее высокая грудь, она яростно бросила ему в лицо:
  - Ты - трус! Слышишь меня? Ты самый настоящий трус!
  И неожиданно для них обоих подняла руку и ударила его прямо в грудь. Себастьян ошеломлённо уставился на нее.
  - Ты что такое творишь?
  Она снова ударила его. Другой рукой. На этот раз чуть сильнее.
  - Ты - трус, чёртов граф Соулгрейв! - звенящим голосом повторила она, тяжело дыша. И ещё раз ударила его, так, что Себастьян изумлённо попятился. - Ты даже не можешь подойти ко мне и сказать, что тебе не нравится, когда я танцую с другим. - Последовал ещё удар. - Когда я смеюсь с другим. - И ещё один удар, но теперь не такой уверенный. У нее дрожали руки. У нее дрожал голос. Но больше всего у нее дрожала нижняя губа. И, взглянув на него потемневшими серыми глазами, она хрипло добавила: - Когда я целуюсь с другим.
  У него словно что-то лопнуло в груди от ее последних слов. Полностью придя в себя, Себастьян схватил ее за запястья, прижал их к тонкой талии и, резко притянув девушку к себе, заставил взглянуть на себя.
  - Хватит! - прогремел он, глядя ей прямо в глаза. Не понимая, что происходит. С ней. С ним и его сердцем, когда она сделала своё откровенное признание. Он никогда прежде не видел ее такой... почти несчастной. - Ты что, целовалась с тем сопляком?
  Глаза ее загорелись таким вызовом, когда она ответила, что Себастьян побоялся обнаружить, что она говорит правду.
  - А какая тебе разница?
  У него потемнело в глазах.
  - Какая мне разница? - Почему ситуация напоминала ему их прошлые противостояния? То, от чего он так старательно пытался убежать и забыть. - Он действительно целовал тебя?
  Ожидая ответа, Себастьян вдруг понял, что если она ответит утвердительно, он немедленно пойдет и прикончит того сукина сына, кем бы он ни приходился его отцу или даже самому королю.
  - А если это правда, что ты сделаешь?
  Почему в ее голосе вместо провокации слышалась горечь?
  - Целовал? - жёстко потребовал он, сжав челюсть и теряя терпение.
  - Ты ведь уезжаешь, так что это ничего не изменит. Разве нет?
  - Целовал?!
  - Куда ты поедешь на этот раз? - глаза ее предательски заблестели, голос дрогнул. - На флот? Дослужишься до адмирала?
  - Целовал или нет?!
  Терпение Себастьяна лопнуло. Он сжал ее запястья так сильно, что она сдавленно застонала, а потом подняла к нему сове слегка бледное лицо и совсем тихо ответила:
  - Да, он целовал меня. Теперь ты доволен?
  Себастьян замер, не в силах дышать. В ее речи не было бравады, не было кичливости или хвастовства, чего стоило ожидать от девушки, которая жаждет поцелуев любого мужчины. Все эти долгие годы он умирал от ревности, представляя, скольких мужчин, должно быть она перецеловала, пока он гнил на континенте. Ведь именно он мешал ей жить 'полной жизнью'. Ему было мучительно больно верить в то, что она познала не только поцелуи мужчины. Даже в страшном сне боялся представать, что ее касались руки другого.
  И вот сейчас, глядя в эти серебристые глаза, он увидел отражение собственной боли, а не желание отомстить ему. Он видел ее муку, и это так сильно подействовало на него, что он перестал дышать. Ком мешал ему говорить, но он пересилил себя и, ослабив хватку, Себастьян тихо произнёс то, что было так очевидно для них обоих:
  - Ты лжешь, жизнь моя.
  Она вздрогнула от его слов, губы слегка приоткрылись от изумления. И одинокая слезинка покатилась по щеке. У Себастьяна сдавило в груди, когда он, наконец, осознал, что она проиграла. Проиграла битву, которую вела с ним все эти долгие годы день за днем, с тех самых пор, как повстречала его.
  - Я не... я не лгу... - чуть ли не шёпотом произнесла она, не понимая, что теперь сама прижимается к нему. Она стояла к нему так близко, что дышала с ним одним воздухом. Голос стал совсем хриплым, когда она добавила. - Он действительно целовал меня, прямо в губы... Языком!
  Последнему слову предполагалось убить его наповал, но вместо этого Себастьян ощутил головокружительную легкость, видя ее отчаянные попытки заставить его поверить в то, чего никогда не было. Вот только... Зачем она делала это?
  Отпустив ее руки, он с величайшей нежностью взял ее лицо в свои ладони и стер большим пальцем мокрую дорожку слезы.
  - Неужели? - прошептал он, ощущая тяжелые удары своего сердца. Склонив голову, он осторожно коснулся ее губ. - Вот так?
  Она ещё больше задрожала в его руках. Веки прикрыли влажные глаза, скрывая от него невысказанную боль. И неожиданно Себастьян с кристальной ясностью понял всё. И всё в миг встало на свои места.
  Господи, ему стоило пройти пять лет ада, долгие часы одиночества и одна слезинка, чтобы понять, что она всегда провоцировала его только для того, чтобы заполучить его поцелуй. 'Все его поцелуи!' Сердце его готово было перевернуться в груди. Глупышка! Касаться и целовать ее - было его заветным желанием. Мечтой. Бредом. Агонией. Неужели она до сих пор не поняла этого?
  И она говорила что-то о том, что он снова уходит.
  'Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно'
  Неужели она допускала малейшую мысль о том, что он снова способен оставить ее и уехать? На какой-то флот?
  Опустив голову чуть ниже, он прижался губами к отчаянно бьющейся жилке у нее на шее, ощущая аромат ее нежной кожи, зная, как она реагирует на подобные прикосновения.
  - Или он целовал вот так?
  Она издала неслышный стон и приподняла к нему свои руки.
  - Д-да...
  Ему не нужен был никакой флот. Ему не нужен был чин адмирала. Ни майора, ни царя, ни священника. Ему не нужен был никакой чин для того, чтобы любить ее. И снова она не предприняла никакой попытки отстраниться от него. Себастьян вдруг вспомнил, что она никогда ни разу и не пыталась оттолкнуть его от себя. Это он отпускал ее, это он прогонял ее. А она наоборот, всегда тянулась к нему, льнула к нему. Боже, каким он был глупцом! И слепцом!
  - А может вот так? - хрипло спросил он, опускаясь к приподнятому холмику, и коснулся губами верхней части ее груди, ощущая небывалую лёгкость от того, что начинает на самом деле понимать все мотивы ее поступков.
  Вики вдруг вздрогнула, взяла его лицо в свои ладони и притянула его голову к себе.
  Когда их глаза встретились, она едва слышно молвила:
  - Не так он меня целовал.
  - А как?
  Она встала на цыпочки и коснулась своими дрожащими губами белой полоски шрама на его левом виске. И сказала то, что чуть не разбило ему сердце.
  - Меня никто не целовал после тебя, - прошептала она и коснулась другого более свежего шрама на его правом виске, заставляя вместе с ней плакать и его сердце, когда ещё одна слезинка скатилась по щеке. - Как я могла позволить хоть кому-то стереть вкус твоего поцелуя?
  Себастьян подумал, что у него сейчас разорвется сердце, так невыносимо было видеть ее слезы и слышать слова, которые бередили ему душу. Обняв ее покрепче, он прижал ее к своему дрожащему телу и хрипло выдавил:
  - Жизнь моя, не плачь...
  Но это вызвал новый поток слез. Она прижалась к нему своим лбом и тихо спросила:
  - Помнишь, как однажды ты спросил меня, больно ли мне?
  Он едва мог дышать, когда кивнул, вспомнив день их встречи, когда Бонни свалил ее на корни векового дерева.
  - Да.
  Сделав глубокий вдох, она погладила его по щеке.
  - Я солгала тебе, - послышался ее обличительный шепот. Она закрыла глаза и добавила: - Мне больно, безумно больно от того, что я столько лет живу без тебя. И мне больно от того, что ты можешь уйти. Особенно сейчас.
  Вот сейчас его сердце должно было вдребезги разбиться о рёбра. Он так долго жиль с мыслью о том, что не нужен ей. Так долго хотел что-то значить для нее.
  Себастьян застонал, чувствуя сверлящую боль в груди, и подняв голову, прижался к ее губам, не в силах больше жить без нее. Без ее голоса. Без ее тепла. Без ее губ.
  - Вики, - выдохнул он с мукой, прижав ее к себе почти до предела. - А помнишь, как я поверил тебе тогда?
  Она с трудом кивнула:
  - Д-да...
  - Знаешь, почему я поверил тебе? - тяжело дыша, спросил он, умирая от любви к ней. Когда она медленно покачала головой, Себастьян глухо добавил: - Потому что мне было гораздо больнее. Потому что мне всегда больно, когда больно тебе. И мне больно от того, что ты думаешь, будто я могу уйти и жить где-то вдали от тебя. Будто я способен жить без тебя.
  Она должна была понять, как сильно нужна ему. Она должна была знать, что нужна ему в этой и другой жизни. Себастьян не мог больше хранить в себе свои чувства, свою любовь, свои надежды. Господи, его Вики, его жизнь! Как она могла подумать, что он способен ещё раз оставить ее и снова жить хоть бы минуту без нее? Кого бы в прошлом она ни целовала, что бы ни делала в его отсутствие, она всегда принадлежала ему. Всегда!
  Он поцеловал ее так крепко, что перехватило дыхание. И когда с непередаваемой нежностью и упоением она ответила ему, у Себастьяна зашумело в ушах. Он позабыл обо всем на свете, захваченный ее нежными губами и дрожащими пальцами, которые поглаживали его лицо. И дыханием, которое почти обжигало.
  Оторвавшись от ее губ, он снова опустился к нежному изгибу ее шеи, чувствуя, как знакомое напряжение завладевает его телом. Ее близость опьяняла, давала небывалую силу и вместе с тем делала его самым беспомощным человеком. Ее прикосновения заставляли дрожать каждый мускул, каждый нерв, когда она провела рукой по его плечу.
  Его Виктория, его победа...
  Неожиданно раздался ее дрожащий шёпот, наполненный небывалым раскаянием:
  - Прости меня, прости ради бога...
  Он подумал, что она просит прощение за свою небольшую ложь. Если бы только она знала, что эта ложь спасла их обоих. Приподняв голову, Себастьян заглянул ей в глаза, умирая от желания зацеловать ее до смерти, заставить ее позабыть обо всём на свете.
  - Мне нечего прощать.
  - Нет, ты не понимаешь...
  Он действительно ничего не хотел понимать и тут же вновь завладел ее губами. И поцеловал ее со всей своей неконтролируемой страстью, глубоко, почти болезненно. Она застонала и крепче обняла его.
  И Себастьян не выдержал. Он не мог больше бороться с собой. Или ее прикосновениями.
  Желание такой силы овладело им, что отпустить ее сейчас казалось хуже смерти. Поэтому, подхватив Вики на руки, он понёс ее в угол конюшни, где лежало мягкое сено, опустил ее на солому и лёг рядом с ней. Она даже не попыталась возразить, продолжая отвечать на его поцелуи так пылко, что он начинал на самом деле задыхаться. Сердце неистово стучало в груди. Одно ее прикосновение, один поцелуй, и страсть невиданной силы готово было поглотить его.
  Ему с трудом верилось, что это не сон. Что она рядом и готова принадлежать ему так, как только это возможно. О таком он даже не смел мечтать, но она обнимала его и хотела этого так, будто от этого зависела вся ее жизнь. Будто она знала, что от этого зависит и его жизнь.
  И ощущение реальности, сна - всё исчезло.
  Остались он и она.
  Боже, он готов был умереть от ее нежности и страсти. Он готов был позволить ей всё, что угодно, лишь бы она не отнимала от него свои руки и губы. Мучительное наслаждение охватило всё его тело, когда Вики стала гладить его по спине. Себастьян вздрогнул и, оторвавшись от ее губ, снова прижался к нежной шее, накрыв рукой манящий холмик. Она застонала на этот раз чуть громче и выгнула спину, закрыв глаза.
  - Виктория, - прошептал он, накрывая и вжимаясь в ее тело своим, желая поглотить ее всю. Желая погрузиться в нее и раствориться в ней. Слишком долго он жил без нее. Слишком долго он жаждал ее. - Вики...
  Она снова застонала, обнимая его за шею, и теснее прижала его голову к себе. Себастьян схватился за шнуровку платья и так сильно дернул ее, что разорвал изысканное бельгийское кружево. Но это не вызвало в нем никакого сожаления, потому что настоящее сокровище скрывалось под слоями этой одежды. Он умирал от желания добраться до ее плоти и обласкать ее с ног до головы.
  Желание так сильно затуманило сознание, что он боялся не справиться и потерять контроль над собой. Себастьян не мог допустить подобного. Он хотел насладиться каждой секундой, проведённой с ней. Хотел доставить ей не меньшее наслаждение. Хотел заставить их обоих почувствовать хоть немного вкус того счастья, которого оба были так долго лишены.
  Вики не издала ни единого звука, даже когда он разорвал шнурки корсета и верхнюю часть нижней сорочки. Своим молчанием она не только поощряла его. Она смотрела на него своим глубоким взглядом, давая понять, что хочет этого не меньше его. Сердце Себастьяна готово было разорваться от любви к ней. Она даже не подозревала о том, что он был готов любить ее вечно, всю жизнь. Душой и телом. Пусть никогда не ведала о том, что была смыслом всей его жизни.
  - Себа... - выдохнула она.
  Освободив округлую, мягкую грудь с розовыми сосками, Себастьян зачаровано посмотрел на нее, а потом медленно сжал холмик своей ладонью. Вики снова издала глухой стон и выгнула спину, охваченная почти такой же страстью, что душила его, он видел это. Потирая сосок до тех пор, пока он не набух, Себастьян сжал его пальцами и, нагнувшись, схватил губами другой сосок. Запустив пальцы ему в волосы, Вики снова произнесла его имя дрожащим шёпотом, распаляя его ещё больше, сводя с ума своими стонами.
  Наслаждение густым потоком пронеслось в его венах. Жар охватил его всего. Тело дрожало, чресла горели. Себастьяну казалось, что страсть совсем скоро испепелит его. Ее нежные поглаживания возбуждали и доводили его до исступления. Лаская ее грудь, он прижался к ней бедрами, давая ей ощутить силу своего желания, и вновь услышал слабый стон.
  Себастьян знал, что никогда не сможет посмотреть на мир прежними глазами и никогда больше не будет прежним, если однажды познает ее. И как раз сейчас Себастьян собирался сделать именно это. Он настолько потерял голову, что собирался любить ее прямо в конюшне, на свежей соломе!
  Чуть придя в себя, он поднял голову и посмотрел на нее. Шпильки выпали из волос, золотистые локоны разметались, губы дрожали и покраснели от его поцелуев. Она дышала тяжело и прерывисто. Грудь ее сверкала от влажных следов его губ. Господи, она была так пленительна, что он не мог оторвать от нее взгляд! И неожиданно она открыла глаза и посмотрела на него. В серебристых глубинах отражалось такое желание, такая нежность и страсть, что у Себастьяна во второй раз чуть не разбилось сердце.
  Она хотела его так же отчаянно, как и он! - понял он ошеломлённо.
  - Себастьян? - тихо позвала его Вики, глядя на него с неприкрытым страхом.
  Как можно было чего-то бояться в столь дивный момент? И тут он как раз всё понял. Она думала, что он может отпустить ее. Как тогда в библиотеке. Что способен отослать ее прочь. Она действительно думала, что он сделает это? Невозможно! Он бы не отпустил ее сейчас, даже если бы за ним явился сам дьявол. Проглотив ком в горле, Себастьян нагнулся к ней, не убирая руку от ее груди, и хрипло молвил:
  - Что бы я ни делал, жизнь моя, я всегда буду возвращаться к тебе. И к нашему валуну. Обязательно.
  Он хотел сказать, что никуда больше не уйдет. Никогда не покинет ее. Страсть в ее глазах сменилась болезненным осознанием значимости его слов. Она вдруг притянула его к себе и так нежно поцеловала, что он окончательно потерял контроль над собой. Он изнывал от желания, он хотел ее до боли, до предела, до конца жизни.
  Поглощая ее губы в агонизирующем поцелуе, он медленно раздвинул ей ноги и, убрав руку от ее груди, потянулся вниз, комкая и поднимая вверх многочисленные юбки. Бёдра ее дрожали, но она всё же раскрыла их. И тогда он прижался пальцами к самому чувствительному месту ее тела. Она вздрогнула, затаив дыхание, и отпустила его губы. Господи, ему показалось, будто она впервые ощутила прикосновение в этом месте! Он был так сильно захвачен ею, что не придал этому особого значение, схватив губами мочку ее уха.
   - Я бы вернулся к тебе, - прошептал он ей на ухо, - даже если бы мне пришлось сражаться с целым миром.
  Она ничего не ответила и едва могла дышать, захваченная в плен его руками. И замерла, когда, преодолев слои одежды, его пальцы коснулись ее между ног. Себастьян застонал, ощутив ее жар, ее влагу и готовность принять его. И едва удержался себя от того, чтобы тут же войти в нее.
  Проведя пальцем по потаённому месту, он снова прижался к ее груди влажными губами, зажав между зубами коралловый сосок. Она вздрогнула и выгнула спину, хватая ртом воздух. Сделав ещё одно скольжение, он надавил пальцем на самый чувствительный бугорок. Вики глухо вскрикнула, почти задыхаясь, и закрыла глаза. Он стал медленно массировать ее, одновременно лаская грудь, отмечая то, как желание медленно заполняет каждую клеточку ее восхитительного тела, не оставляя места ни для чего. Она снова выгнула спину, цепляясь за его плечи. Господи, она была просто ослепительна в своей страсти! Именно такой он и представлял ее. Он хотел, чтобы только его поцелую, только его прикосновения сводили ее с ума.
  Оторвавшись от груди и испытывая почти болезненное удовольствие от усилий сдержаться, Себастьян снова накрыл ее губы своими, продолжая ласкать ее между ног до тех пор, пока не понял, что больше не может ждать. Она была на грани, и он не хотел позволять ей без него ступить за нее. Они вместе должны были разделить чудо наслаждения.
  Убрав руку, Себастьян накрыл ее тело своим.
  Она посмотрела на него своими затуманенными серебристыми глазами с такой нежностью и доверчивостью, что защемило в груди. Это было больше, чем он хотел. Это было больше того, что он заслуживал. Но Себастьян собирался взять от Вики всё, что она так щедро давала ему. И стремился дать ей то, что она только могла принять. Господи, он так сильно любил ее, что болело сердце!
  Неожиданно она подняла руки и потянулась к его сюртуку, с очевидным намерением раздеть его. Себастьян на секунду замер, вспомнив то, что было в библиотеке. Но, Боже, он ещё не был готов открыть ей свое изуродованное тело. Только не сейчас, только не сегодня. Он боялся причинить ей боль, но должен был снова остановить ее. Как бы отчаянно он ни хотел прижиматься к ее горячей коже своей, сейчас он просто не мог себе этого позволить.
  Она как раз хотела расстегнуть его рубашку, когда он накрыл ее руку своей и надтреснутым голосом молвил:
  - Не сегодня, жизнь моя... - Глаза ее вдруг потемнели от негодования. Боль готова была отобрать ее у него. И тогда он глухо добавил: - Только не сегодня. Прошу...
  Поцелуем он попытался смягчить ее сердце. Мысленно он умолял ее понять и принять его решение. И когда она полностью отдалась его поцелую, он поняла, что она сжалилась над ним. Разведя в сторону ее ноги настолько, насколько это было необходимо, Себастьян прижался к ней и стал медленно входить в нее, ощущая ее жар, ее пульсацию. Она сомкнулась вокруг него, и он задохнулся от непереносимого удовольствия. И наконец, одним плавным движением вошёл в нее до самого конца, прорвав что-то.
  А потом Себастьян застыл, поняв, что только что прервал очень важную для нее преграду. Преграду, которой не должно было быть по его соображениям. Великую ценность, которую она должна была очень давно отдать другому. Но она сберегла ее. И отдала ему. Без единого слова.
  На секунду страсть отошла в сторону. Она так часто дразнила его, так часто заявляла, что будет жить 'полной жизнью'. Так часто провоцировала его, что он перестал замечать очевидное и стал верить в самое худшее.
  'Меня никто не целовал после тебя. Как я могла позволить хоть кому-то стереть вкус твоего поцелуя?'
  Себастьян вдруг захотел завыть от боли и раскаяния. Господи, как же он ошибался! Каким был слепцом! Он всегда думал, полагал, что она уже познала другого... А она!.. Он заглянул в ее изумлённые, округлившиеся глаза. И когда она поняла, что впервые в жизни ощущает в себе присутствие мужчины, у него дрогнуло сердце.
  - Вики, - пробормотал он, целуя ей губы, щеки, снова губы. - Жизнь моя, прости меня...
  
  ***
  
  В его голосе звучало столько раскаяния, будто он сожалел о том, что только что сделал. Тори не могла поверить, что он мог не хотеть этого, мог сожалеть о том прекрасном, что происходило между ними сейчас. Господи, всё было в несколько раз пронзительнее и слаще, чем в прошлый раз в библиотеке. Она и забыла, какой он сильный, какие у него крепкие мышцы и широкие плечи. С какой чувственностью он мог исследовать ее охваченное огнём тело. Целовать так страстно, что сердце готово было выпрыгнуть из груди.
  Ее милый, ученый Себастьян. И такой страстный! Кто бы мог подумать!
  Тори так сильно боялась не обнаружить его в конюшне, куда летала, очертя голову. Она боялась не успеть, и у нее подпрыгнуло сердце, когда она всё же нашла его. Но она не думала застать его в совершенно неожиданном для себя настроении. Он не собирался уезжать! Он никуда не собирался, удивлённо взглянув на нее, когда она спросила его об этом!
  'Мне больно от того, что ты думаешь, будто я могу уйти и жить где-то вдали от тебя. Будто я способен жить без тебя'.
  Тори казалось, что невозможно любить ещё сильнее, но его слова заставляли сердце переворачиваться в груди.
  'Что бы я ни делал, жизнь моя, я всегда буду возвращаться к тебе. И к нашему валуну. Обязательно'.
  Он помнил! Помнил о том, что она нацарапала на его валуне. Помнил о том, о чём она просила его много лет назад.
  'Я бы вернулся к тебе, даже если бы мне пришлось сражаться с целым миром'.
  Каким-то чудом она не умерла от боли, понимая, насколько нужна ему. И когда он обнял ее, когда коснулся ее губ своими, когда поднял на руки и куда-то понёс, Тори прижалась к нему в ответ, мысленно умоляя его никогда больше не отпускать себя. Она задыхалась без него. Она погибала без него. И нуждалась в нём в первую очередь потому, что нужна была ему сама.
  И он показал ей, как сильно она нужна ему. Себастьян творил с ней такое, от чего кружилась голова, и перехватывало дыхание. Она не могла дышать, не могла думать ни о чём, кроме его рук, губ и пальцев, которые добрались до таких места, о которых она и думать не смела. Он как будто знал, куда ему следует касаться, чтобы ещё больше распалить ее. Она умирала от того удовольствия, которое принесло с собой его откровенное прикосновение.
  Она даже не представляла, что может испытать нечто подобное, но он продолжал своё изысканное пиршество, буквально набросившись на нее. Он дарил ей такое непереносимое наслаждение, такой восторг, лаская ее там внизу живота, что казалось, она вот-вот лишиться чувств. Тело вибрировало, легкие разрывались от напряжения, кожа горела. И она действительно умирала, пока он не убрал руку и не посмотрел на нее.
  И тогда, позабыв обо всём на свете, она потянулась к нему, горя желанием пробраться сквозь слои одежды и дотронуться до его кожи. Но снова он не позволил ей этого сделать. И Тори вдруг отчетливо поняла, что в этом и кроилась отгадка его боли. Она так боялась, что вот сейчас он снова поднимется и отошлет ее прочь. Но он сделал нечто другое.
  Он ласкал ее бедра, задирал подол, оголяя ноги.
  А потом его большое, горячее тело пронзило ее так, что неожиданная боль на миг затмила сладостное ощущение полета и головокружительного упоения. Она поняла, что все его ласки вели именно к этому, потому что чем больше он целовал и поглаживал ее тело, тем сильнее становился непонятный внутренний зов. Она не представляла, что это могло быть. Чего жаждало ее тело, пока он не заполнил ее собой. Некая часть его, большая, твердая и непонятная, протолкнулась в нее, растягивая ее и обжигая.
  А потом он сказал это...
  Тори повернула к нему свое лицо и посмотрела на его искаженное мукой лицо. И неожиданно поняла причину, по которой он сказал эти слова. Ему было больно, больно от того, что он причинил боль ей. Едва дыша, едва шевелясь, боясь нарушить это удивительное единение их тел, она обняла его широкие плечи и сказала то единственное, что могло бы хоть немного успокоить его.
  - Мне совсем не больно.
  Он вскинул голову. Из горла вырвался рокочущий звук. Он склонил голову и накрыл ее губы своими. А потом сделал такое неуловимо-легкое движение внутри нее, что Тори вздрогнула так, будто ее ударили. Вернее, это был не удар. На нее разом нахлынул такой поток внезапных, непередаваемых, почти ослепительных чувств, что сначала она замерла, а потом протяжно застонала и опрокинула голову назад.
  Он стал медленно и мягко двигаться в ней, то выходя, то снова заполняя ее до самого конца. Это было невероятно. Это было и волшебно и пугающе. С каждым новым проникновением ощущения становились такими сильными, такими непереносимыми, что Тори стало страшно от мощи нарастающей силы.
   Ее тело трепетало и дрожало под ним. Сладкий комок застрял в горле, мешая дышать. Однако она не могла перестать стонать каждый раз, когда он входил и медленно выходил из нее. Тори не могла контролировать то, что завладело ею без остатка. То, что он делал, было и мучительно, и упоительно одновременно. Так необычно, что с трудом верилось, что такие ритмичные движения могут доводить до исступления. Сладостное наслаждение поднималось из места единения их тел и заполняло каждую клеточку ее тела.
  Она лишь крепче обнимала его, боясь не уцелеть в этом шторме. Тори слепо подалась вперёд и, отыскав его губы, крепко поцеловала его, ощущая его ладонь на своей груди. Он продолжал неумолимо двигать бедрами, пронизывая ее своей твердой плотью.
  В какой-то момент Тори поняла, что просто не выдержит этого, потому что вместе с удовольствие, ее начинала скручивать неизвестная рука опасного напряжения. Она боялась, что у нее взорвется сердце. Она боялась задохнуться. Всё тело замирало и подрагивало с каждым его порывистым скольжением. Он дышал тяжело, почти так же как она. Лоб его покрылся испариной. Глаза потемнели.
  - О Господи, Себастьян! - простонала она, выгнув спину и сгорая от переполнявшего ее жара.
  Вцепившись в его невероятно широкие плечи, чтобы не упасть в пропасть, чтобы не потерять себя, Тори инстинктивно подняла бедра, ещё глубже принимая его в себя. Напряжение стало просто нестерпимым, сжав каждый нерв, каждую клеточку ее тела. Она не могла... Она не сможет больше...
  - Вики!
  Он зарычал именно в тот момент, когда напряжение дошло до апогея. И сделав ещё одно пронзительное движение, до самого конца вошёл в нее. Всё на секунду замерло, а потом Тори вскрикнула и содрогнулась, ощущая, как ослепительное, ни с чем сравнимое наслаждение обрушилось на нее, вытиснув из груди годы боли и одиночества. У нее разрывалось сердце, перехватывало дыхание, плавились все косточки, и сводило каждую мышцу. Неожиданно что-то горячее стало переливаться из него в нее. Возможно, это была его жизнь. Она почувствовала, как дернулся Себастьян, разделяя с ней этот дивный момент, это удовольствие. Это чудо.
  Что бы это ни было, но это на какое-то время позволило ей стать частью Себастьяна. Быть привязанной к нему так, как она даже не думала быть. Она даже не знала, что такое возможно, пока он показал ей.
  И в этот момент ее любовь приобрела совершенно другое значение. Другой оттенок. Более яркий, более насыщенный. Она стала сильнее, всеобъемлюще. Превратилась в нечто осязаемое, что можно было показать. Разделить. С ним.
  Он уронил голову ей на плечо, продолжая обнимать ее и одновременно не раздавить ее тяжестью своего огромного тела.
  Тори неожиданно поняла, что впервые в жизни по-настоящему счастлива. Впервые после стольких лет боли и одиночества она могла почувствовать настоящее счастье, не боясь ничего. Счастлива так, что слезы невольно выступили на глазах. Она обнимала Себастьяна, вдыхая его запах - смесь миндаля и мускуса. И знала, что теперь он принадлежит ей. Она была счастлива только потому, что имела возможность открыто обнимать его. Быть с ним так, как только это было возможно.
  Наконец, она обрела его!
  Боже, неужели это случилось?
  Но неожиданно, обретенное счастье улетучилась как дымка, когда она услышала его сокрушительный шепот:
  - Что мы наделали?
  
  Глава 19
  
  Это были самые удивительные минуты в его жизни. Это было то самое чудо, в которое он давно перестал верить. И которое всё же произошло с ним. С ними. Вики была его чудом, и познать ее - означало заново переродиться. Заново познать силу своей любви, которая теперь стала во сто крат сильнее.
  Себастьян чувствовал под собой ее мягкое, трепещущее тело. Он чувствовал ее дыхание на своей шее. Чувствовал поглаживание пальчиков, которые перебирали его волосы на затылке. Он чувствовал, как она сжимает его внутри себя. Он помнил, как она дрожала, принимая его, как горела, когда дошла до предела и чуть не свела его с ума, вбирая его в себя.
  Это было больше, чем чудо. Себастьян всё ещё был оглушён от того, что только что испытал вместе с ней. Оглушен от страсти, от наслаждения, от ее прикосновений и мощного взрыва, который сотряс весь его мир до основания.
  И это не было сном. Это было реальностью, в которой он посмел лишить ее невинности в какой-то вонючей, грязной конюшне. Ужасаясь того, что он до такой степени потерял голову, почти лишился разума, что позволил их первому трепетному слиянию произойти на ложе из соломы и неизвестно чего ещё, Себастьян медленно поднял голову и, оглядевшись по сторонам, глухо молвил:
  - Боже, что я наделал!
  К его неожиданному удивлению Вики замерла под ним, пальцы застыли, а потом она и вовсе убрала от него руки. Приподнявшись на локтях, Себастьян посмотрел на нее. И изумился, увидев, что она бледна, как полотно. Как? Почему? Он причинил ей боль? Сделал что-то не так? Ему казалось, что и она наслаждалась тем, что только что произошло. Он был уверен, что ей было хорошо с ним. Но ее вид, ее потемневший от боли глаза поразили его в самое сердце.
  И стали сбываться самые худшие опасения, когда она толкнула его в грудь и хрипло потребовала:
  - Дай мне подняться.
  Он даже не пошевелился, потрясённо глядя на нее. Тогда она сама скинула его с себя, разъединяя их тела, и оба одновременно вздрогнули. Себастьян упал на спину, но продолжал смотреть на то, как присев на месте, она пыталась не смотреть на него и в то же самое время старалась лихорадочно приводить в порядок свою одежду. У нее так сильно дрожали руки, что она не могла продеть ни одну пуговицы в петлю.
  - Вики, - осторожно позвал ее Себастьян, боясь представить, чем мог вызвать ее недовольство, ее гнев. Панику. Господи, она действительно была в панике! - Что с тобой, милая?
  Она вздрогнула так, будто он ударил ее. Это окончательно привело его в чувства. Себастьян присел, поправляя свою одежду, и посмотрел на нее.
  - Вики...
  - Я не хочу слышать твой голос! - Она резко встала и на дрожащих ногах зашагала к выходу. В волосах ее застряла пара соломин. Даже к подолу юбки и белым кружевам пристали соломинки, напоминая о том, что только что произошло. - Я не хочу слышать ни одного твоего слова!
  Нахмурившись, Себастьян встал, растерянно глядя ей в спину.
  - Что происходит? - спросил он, последовав за ней. - Я, конечно, понимаю, что не должен был...
  Она так резко обернулась к нему, взмахнув волосами, что он застыл на месте. Ее взгляд почти пронизывал его насквозь. Мог бы испепелить его дотла.
  - Если ты ещё раз скажешь об этом, - яростно пригрозила она, подняв к нему дрожащий кулак, - клянусь, я убью тебя!
  Она выглядела такой разгневанной, такой напряженной и в то же время такой ранимой и несчастной, что у него сжалось сердце. Себастьян действительно не мог понять, что сделал не так. Да, он сожалел о том, что это произошло именно в конюшне. Неужели именно то, что он любил ее здесь, и вывело ее из себя?
  У нее вдруг повлажнели глаза так, что он вдруг с ужасом понял, что она вот-вот расплачется. Этого он просто не мог вынести. И шагнул к ней.
  Резко отвернувшись и одной рукой придерживая разорванный лиф, другой она потянулась к дверям. И Себастьян застыл.
  - Ты что делаешь? - прогремел он позади нее.
  - Я иду домой!
  - Ну, всё, хватит! - Оказавшись рядом с ней, он схватил ее за плечи, развернул к себе и крепко обнял, прижав ее голову к своей груди. К его огромному изумлению она безропотно подчинилась, обняла его в ответ и уткнулась ему в шею. И заплакала. У него чуть не разовралось сердце, когда он услышал ее тихие всхлипы. Погладив ее мягкие волосы и вытаскивая соломинки из золотистых прядей, он глухо молвил: - Жизнь моя, что с тобой? Что я сделал не так?
  Она долго молчала, продолжая всхлипывать, а потом хрипло попросила:
  - Отвези меня домой.
  Почему ему вдруг показалось, что приобретенное совсем недавно хрупкое счастье улетучилось как дым, унося с собой всё то хорошее, что они только что подарили друг другу, что разделили друг с другом? У него заболело сердце, когда она крепче обняла его, словно была не в силах отпустить его, но в то же самое время просила его отдалить ее от себя. Будто искала защиты от своей боли у него же самого.
  - Пожалуйста, - выдохнула она. - Отвези меня домой...
  И он отвез. Без лишних слов. Он сделал так, как хотела она. Он сделал то, что должно было успокоить ее. Господи, он хотел, чтобы она успокоилась и сказала, наконец, что заставило ее так поспешно уйти. А потом он бы сказал то, что следовало сказать много лет назад.
  Да, он был виноват перед ней тем, что позволил этому случиться в конюшне. И готов был искупить свою вину. Он готов был осыпать ее сотнями поцелуев, пока она не простит его.
  Но когда Вики, не сказав ни слова, скрылась за дверями Клифтон-холла, Себастьян понял, что, возможно, совершил самую главную ошибку в своей жизни, отпустив ее без объяснений.
  
  ***
  Кейт так сильно волновалась за Тори, что места себе не находила. Тори нигде не было видно. Как и Себастьяна. Кейт велела Джека поискать этих двоих, боясь самого худшего: что эти глупцы могут в конец довести друг друга. С решительным видом она направилась к дальнему углу огромной бальной залы, когда дорогу ей преградил ее супруг.
  - Ты куда это шагаешь, как генерал? - спросил он с нежной улыбкой, от которой в любое другое время она бы растаяла, но только не сегодня.
  - Я хочу узнать, где Тори.
  - Ты думаешь, графиня знает об этом?
  Вопрос мужа ещё больше насторожил ее.
  - Если ты тоже заметил это, значит, она действительно что-то скрывает. Ты что-то узнал?
  - А если она ничего не скажет?
  Его предположения могли довести ее до белого каления. И он рисковал быть наказанным ее гневом. Или каблучком.
  Но неожиданно раздался третий голос.
  - Не скажет что?
  Рядом вдруг возникла сама графиня, с довольной улыбкой глядя на супругов. И Кейт не стала ходить вокруг да окало.
  - Где Тори? - почти потребовала ответа Кейт, пристально глядя на графиню.
  Мать Себастьяна стала вдруг очень серьезной.
  - Об этом лучше поговорить в другом месте.
  Ее слава заставили Кейт побледнеть.
  - О Боже, с ней что-то произошло?
  Графиня покачала головой.
  - С ней всё в порядке. - Она кивнула в сторону выхода, предлагая последовать за собой, и тихо добавила: - Надеюсь.
  У Кейт расширились глаза от испуга.
  - Надеетесь?
  Джек подхватил ее под руку и шагнул за графиней.
  - Я боюсь говорить об этом, фея, но не хочу видеть, как ты падаешь в обморок, ведь ты никогда не падаешь в обморок, верно? - мягко проговорил он ей на ухо, нежно сжимая ее руку. - Давай сначала послушаем ее объяснения, а уж потом сделаем выводы.
  Они направлялись в кабинет графа, который, едва заметив их, последовал за ними. И тогда Кейт поняла, что действительно что-то произошло. Сердце обеспокоенно застучало сердце, когда они, наконец, вошли в кабинет.
  В углу на диване сидели Алекс и Амелия и о чем-то тихо разговаривали, когда они вошли. Увидев их, девушки вздрогнули, будто их застали на месте преступления, и быстро вскочили на ноги.
  - Амелия, Алекс! - воскликнула недовольно графиня, повернувшись к ним. - Почему вы здесь вместо того, чтобы танцевать с молодыми джентльменами, которых я пригласила сюда специально для вас? Прячась от них, вы никогда не выйдите замуж.
  Девушки ничего не сказали, нервно сжимая пальцы. Граф отошёл к бару и налил виски в два бокала. Кейт, наконец, подошла к графине и твердо спросила:
  - Где Тори?
  И именно в этот момент дверь кабинета открылась, и в комнату вошли Себастьян и их дядя Бернард, который шёл следом. Все головы тут же повернулись в их сторону. Себастьян застыл на полпути, не ожидая увидеть здесь почти всю свою семью. И не только.
  Повисло такое напряженное молчание, что его можно было ощупать в воздухе.
  И первой рискнула заговорить графиня. Так, будто ничего странного не происходило.
  - Себастьян, дорогой, ты не видел Викторию? Кейт очень волнуется за нее.
  Он какое-то время молча смотрел на них, словно не мог поверить в то, что видел. Он молчал достаточно долго, чтобы обеспокоенность Кейт усилилась. Потом он повернул к ней свою голову и тихо сказал:
  - Я отвез ее домой.
  - Домой? - Кейт по-настоящему испугалась, сделав шаг к нему. - С ней что-то произошло?
  - Н-нет, - покачал он головой так неуверенно, что стало очевидно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Он вдруг повернулся к матери и уже более уверенно попросил: - Вы можете выйти и оставить меня наедине с мистером Уинстедом?
  Айрис нахмурилась.
  - А зачем тебе оставаться наедине с мистером Уинстедом?
  Желваки на его скулах обозначились более отчетливо, давая понять, что он еле сдерживает себя.
  - Я хочу поговорить с ним, - с трудом процедил он сквозь зубы, начиная гневаться на свою донельзя любопытную мать.
  - Мы с твоим отцом тоже хотели поговорить с тобой. - Она многозначительно посмотрела на дядю Хадсонов и добавила: - И с мистером Уинстедом.
  - Мама! - в гневе воскликнул Себастьян, теряя терпение. - Ради бога, вы можете все на минуту выйти отсюда?!
  - Не думаю, что то, что ты хочешь сказать, следовало бы скрывать от нас. И, кстати, о чем ты хочешь поговорить с мистером Уинстедом?
  Себастьян дышал так тяжело, что казалось, он задыхается. Сжав руку в кулак, он сделал шаг в ее сторону и прогремел на всю комнату, наконец, выйдя из себя.
  - Я хочу попросить разрешение у мистера Уинстеда отвезти Вики в Гретна-Грин и немедленно жениться на ней!
  И снова повисла тишина. На этот раз изумляющая, почти потрясённая. Алекс и Амелия медленно переглянулись. Все присутствующие без исключения, не веря своим ушам, смотрели на Себастьяна так, будто видели его впервые. И видимо это пересилило чашу его терпения, потому что он осознал, что мать превращает всё в фарс. Он смотрел на нее так, словно хотел задушить ее.
  На этот раз она не рискнула произнести ни слова. Лишь повлажневшие глаза выдавали все те чувства, которые охватили графиню.
  Кейт сама едва могла дышать, услышав слова, которые следовало произнести пять лет назад. А может и раньше.
  Тишину нарушил их дядя, встав перед Себастьяном.
  - Мальчик мой, - заговорил он, глядя на него. - Я бы не стал возражать, даже если бы ты выкрал ее из дома посредине ночи. - Он мягко сжал кулак Себастьяна, призывая его успокоиться, и тихо добавил: - Я благословляю вас. Да хранит вас Господь.
  Медленно кивнув, Себастьян развернулся и вышел из кабинета. Все продолжали смотреть ему вслед, все ещё не веря в то, что только что произошло.
  Кейт даже не заметила, что плачет, когда Джек встал перед ней и вытер ее слезы.
  - Жаль, что здесь нет Тори, - тихо произнес он, глядя на нее с такой нежностью, что Кейт глухо застонала и прижалась к его груди. Она была слишком потрясена словами Себастьяна. И слишком счастлива за Тори. Обняв ее, Джек прижался щекой к ее макушке и медленно добавил: - Надеюсь, он завтра сообщит Тори о своем решении.
  
  ***
  Ещё никогда прежде Тори не чувствовала себя такой раздавленной. Слова Себастьяна, его сокрушительные слова до сих пор звучали в ушах, причиняя невыносимую боль. Как он мог! Как он посмел вознести ее на небеса, а потом швырнуть ее на грешную землю! Как он посмел прикасаться к ней с таким упоением и нежностью, как посмел принять каждый ее поцелуй, каждое признание, раскрывая взамен свои тайны, а потом сожалеть об этом!
  'Что я наделал?'
  Как он мог? Тори готова была проткнуть его бесчувственное сердце острым ножом. Как можно сожалеть о дивных минутах, которые смыли боль, тоску и одиночество! Как можно было сожалеть о том, что вернуло их обоих к жизни?
  Тори была так сильно потрясена его словами, что даже позабыла о том, как Себастьян неуклюже пытался оправдаться, желая вновь обнять ее. И она не смогла не прижаться к нему, умирая от желания услышать совсем другие слова. А потом он привёз ее домой. И всё кончилось.
  Тело все ещё помнило его прикосновения. Как и губы не забыли его вкус. Между ног слегка побаливало, но это служило самым жестоким напоминанием о том, что произошло всего несколько часов назад.
  Она стояла возле окна своей спальни и смотрела на зелёные луга, которые простирались перед Клифтон-холом. Это была знакомая картина, но теперь всё казалось ей чужим, непонятным и уже незначительным. Всего одна ночь перечеркнула все ее надежды. Всего несколько слов разбили ей сердце так, что даже осколки трудно было бы собрать. Удивительно даже, как она пережила эту долгую, холодную ночь.
  Неожиданно раздался стук в дверь. Вздрогнув так, будто ее ударили, Тори сжала руки в кулаки, не желая никого видеть.
  Стук повторился.
  - Тори, милая, это я, Кейт. Можно войти?
  Тори не хотела видеть даже Кейт. Но было в ее голосе что-то, что заставило ее произнести:
  - Входи.
  Сестра вошла и тихо прикрыла дверь. Тори стояла к ней спиной, поэтому Кейт не видела ее лица. Но видимо, неестественно прямая спина и напряженные плечи сказали достаточно.
  - Я хотела сказать... - Кейт откашлялась и продолжила: - К тебе пришли. Это Себастьян. Он просит тебя спуститься вниз. Он хочет поговорить с тобой.
  У Тори что-то оборвалось в груди. Неужели он пришёл попрощаться? Неужели, всё же решил уехать? Уехать, потому что сожалел о том, что произошло, что ему не понравилось... У нее затряслись руки. Ей вдруг захотелось убежать отсюда, туда, где он никогда не найдет ее, чтобы попрощаться. Она не смогла бы вынести того, как он своим до боли любимым голосом рвет на части ее душу. Она не позволит ему снова разбить ей сердце. Вернее то, что осталось от нее после его недавних слов.
  И собрав всё свое мужество в кулак, она хрипло велела:
  - Прогони его.
  Не сказав ничего, Кейт вышла и прикрыла дверь.
  Воцарилась такая оглушительная тишина, которая начинала сводить с ума. Тори с бешеным стуком сердца ожидала услышать топот копыт, звуки, извещающие ее о том, что он ускакал прочь. Ему ведь так легко удавалось уходить. Он снова уйдет, а потом она сможет умереть, потому что жизнь без него была бы хуже смерти.
  И снова Тори услышала звуки. Только не те, какие ожидала. Раздались твердые шаги, которые неумолимо приближались. Кто-то с грохотом открыл дверь, вошёл в ее комнату и с таким же громким стуком закрыл ее. А потом щелкнул замок.
  Похолодев и понимая, с кем она осталась одна, Тори медленно повернулась к нему, не представляя, что сделает, если он все же намеревался попрощаться с ней. Она боялась рассыпаться на тысячи осколков ещё до того, как их взгляды встретятся.
  
  ***
  Когда она повернулся к нему, Себастьян застыл, не в силах произнести ни слова. Он догадывался, что она не пожелает его видеть. Он знал, что придется заставить ее выслушать себя. Но, то, что он увидел, превзошло все его ожидания.
  Вики была такой бледно, что ему показалось, она вот-вот упадет в обморок. Щеки запали, под глазами легли темные тени, а сами глаза... Господи, они ничего не выражали! Они покраснели так, будто она плакала всю ночь. В них не было ни света, ни тепла. Она выглядела так, будто собиралась умереть.
  Неужели боль, которая заполнила каждую клеточку ее тела, и которую можно было осязать вокруг, причинил ей он? Неужели всё это из-за него? - ужаснулся Себастьян, не представляя, что своими действиями заставил ее так сильно страдать.
  Он не мог сдвинуться с места, пронзённый чувством собственной вины. И пока смотрел на нее и пытался найти слова, чтобы оправдать то, что оскорбило ее до глубины души, признаться, что когда она прикасается к нему, он превращается в настоящего идиота, влюбленного, потерявшего сердца, глупца, она хрипло потребовала:
  - Уходи!
  Себастьян даже не думал подчиняться. Чёрт побери, он всегда выполнял ее просьбы и пожелания. Но это требование прошло мимо него. Себастьян очнулся, намереваясь идти до конца. Отныне никто не посмеет помешать ему сделать то, что следовало сделать семь чёртовых лет назад! Даже она сама!
  - Я пришёл сюда не для того, чтобы вот так просто уйти, - спокойно заговорил он, отметив при этом, как потемнели ее слегка повлажневшие глаза. - Почему ты прячешься от меня?
  Она вздрогнула и выпрямила спину.
  - Я не желаю видеть тебя!
  Господи, он не понимал, что с ней происходит! Разве мало он целовал ее? Недостаточно доказал, как сильно она нужна ему? Его единственной ошибкой было то, что он потерял голову в конюшне, в этом убогом, забытом богом отвратительном месте. И она собиралась наказывать его за это всю оставшуюся жизнь? Он не мог позволить ей сделать этого! Ни за что на свете. Он собирался рассказать, как прекрасно то, что произошло между ними. Как это правильно и необходимо им обоим. И что место не имеет значение, если им хорошо вместе. Ведь ей было хорошо?
  Он сделал небольшой шаг в ее сторону.
  - Посмотри мне в глаза и скажи, что не хочешь меня видеть.
  Он подверг ее тому же испытанию, через которое она заставила его пройти в библиотеке лондонского особняка.
  У нее задрожала нижняя губа, когда она судорожно втянула в себя воздух и прошептала:
  - Н-не... не желаю.
  Как неуверенно. И неубедительно. У него заныло сердце. Она страдала и заставляла при этом мучиться его. Себастьян сделал ещё один шаг.
  - Не желаешь видеть меня после того, как обнимала меня и говорила, что умрешь от боли, если я тебя отпущу?
  Она снова вздрогнула и, заметив его приближение, стала пятиться назад. Оба дышали тяжело, глядя друг другу в глаза и понимая, что не смогут спрятаться друг от друга.
  - Н-не надо...
  Он чувствовал ее боль, как свою. Себастьян хотел поскорее добраться до нее, обнять ее и попросить ее простить его за то, что он сделал. За ту глупость, которая стоила так много.
  Она должна была понять его.
  - Не желаешь видеть меня после того, как вернула меня к жизни своими поцелуями?
  Голос его был очень мягким, почти ласковым, но это произвело на нее совсем другой эффект. У нее снова покраснели глаза. Она шмыгнула носом, всё увереннее отступая назад, пытаясь сделать всё возможное, чтобы он не добрался до нее, но Себастьян был неумолим.
  - Не надо! - чуть громче потребовала она на этот раз, обойдя кресло.
  Себастьян ни на секунду не отпускал свой тяжелый взгляд от нее.
  - Не желаешь видеть меня после того, как обнимала меня так, словно я твоя жизнь?
  - Замолчи! Замолчи немедленно!
  Слезинка всё же потекла по бледной щеке, разрывая на части его сердце.
  - Не желаешь видеть меня даже после того, что никого не целовала только потому, чтобы не забыть вкус моего поцелуя?
  Она прижалась спиной к стене, но посмотрела на него с таким отчаянием и болью, что Себастьян почувствовал, будто что-то мучительно хрустнуло в груди. Видимо, так было положено разбиваться сердцу.
  - Если ты сейчас же не замолчишь, я убью тебя!
  Он горько усмехнулся.
  - Не думаю, что у тебя это получится, жизнь моя, потому что без тебя я настолько беден, что даже смерть не желает забирать меня к себе. Я это пробовал. И не раз.
  Она вдруг застыла. Он оказался прямо перед ней. И понял, что она держится из последних сил, пытаясь отдалиться от него. Но у нее ничего не вышло.
  Себастьян не позволил этому случиться. Протянув к ней свои руки, он обнял ее за плечи и так крепко прижал к себе, что мог просто раздавить ее. Но даже в этом случае она не стала сопротивляться, чего он так сильно боялся. А наоборот, вжалась в него так, будто только это и было ей нужно.
  И снова заплакала у него в объятиях, причиняя ему мучительную боль. У него сдавило в груди. Сердце его билось тяжело и тревожно, когда он тихо вымолвил, ощущая дрожь ее тела:
  - Вики... Жизнь моя, не плачь, прошу тебя...
  Но она даже не расслышала его. Тогда, взяв ее лицо в свои ладони, он приподнял к себе ее мокрое от слез лицо и тут же прижался к ее губам. Она всхлипнула и обняла его за шею, позволяя ему целовать себя. И так робко ответила на его ласку, будто боялась, что он в любой момент может исчезнуть. Себастьян застонал от боли. И целовал ее до тех пор, пока она немного не успокоилась.
  - Вики, - шепнул он, оторвавшись от ее губ, поглаживая бледные чуть влажные щеки большими пальцами. - Почему ты отталкиваешь меня? Как это возможно?
  Она посмотрела на него с такой грустью, что сердце перевернулось в груди.
  - Т-ты сказал... ты ведь говорил, - дрожащим голосом пыталась заговорить она. - Ты говорил, что вчерашнее не должно было произойти. И что ты сожалеешь об этом.
  Себастьян остолбенел, перестав дышать.
  - Что я сказал? - наконец удалось ему выдавить из себя изумленный вопрос.
  Лицо его посуровело, глаза потемнели. Он не позволил ей даже пошевелиться, заставляя стоять на месте и смотреть на себя. И с мучительным стуком сердца он ждал ответа. Он видел, как ей страшно говорить об этом, но она всё же пересилила страх.
  - Ты сказал, что сожалеешь о том, что было между нами. - Она вдруг подняла к нему свое лицо, а потом сказала то, что поразило его в самое сердце. - Тебе не понравилось?
  Себастьян подумал, что сейчас сойдет с ума. Так вот, что ее так мучило! Вот что заставило свету в ее глазах потухнуть? Стать бледной, как приведение. Выглядеть такой несчастной и одинокой. Он говорил, что этого не должно было произойти? Он на самом деле сказал, что сожалеет об это? Да это было единственное, что заставляло его сердце до сих пор биться! Она омыла его черную грешную душу своими поцелуями, подарила секунды неземного счастья, которые никто не смог бы у него отнять. А она говорит, что он сожалеет об этом?
  'Тебе не понравилось?'
  Этот вопрос жёг ему все внутренности. Себастьян выпрямился и отпустил ее. Он боялся поддаться гневу, который мог подтолкнуть его к необдуманным действиям. Находясь рядом с ней, он хотел владеть каждым своим словом и поступком, чтобы она потом вот так же не бросила их в него. Он готов был задушить ее за такие предположения. Неужели она так плохо знала его? И ещё, он готов был бросить ее на кровать и любить до тех пор, пока эти мысли не выветриться у нее из хорошенькой головки.
  И если ещё немного он останется наедине с ней в этой комнате, то рисковал быть обнаруженным именно в ее постели.
  Сделав шаг назад и тяжело дыша, он строго велел:
  - Собери всё, что тебе понадобиться в дороге, потому что через час мы уезжаем.
  Ее слезы тут же высохли. Она тоже выпрямилась. И неожиданное он увидел, как заблестели ее глаза. Господи, он снова увидел, как блестят ее глаза!
  - Я никуда с тобой не поеду!
  Он навис над ней, почти теряя терпение.
  - О нет, моя милая. Ты поедешь, - обманчиво мягким голосом заверил он, едва сдерживаясь от того, чтобы снова не схватить и не задушить ее своими поцелуями. - Ты поедешь, потому что всему этому безумию давно нужно было положить конец. И если ты не будешь готова ровно через шестьдесят минут, я приду сюда и поволоку тебя отсюда в любом виде, и никто не посмеет меня остановить, ясно?!
  Он развернулся и зашагал к двери, намереваясь на самом деле привести в исполнение свои угрозы, если она вздумает ослушаться. Но едва он дошёл до двери, как услышал ее голос:
  - Себа, я никуда не...
  Он обернулся к ней с таким стальным блеском в глазах, что она не смогла договорить. Зато сказал он. Причем очень многообещающе.
  - Я увезу тебя отсюда, а потом... - Он сузил глаза и окинул ее жарким взглядом с ног до головы. - Потом я покажу тебе, как мне это 'не понравилось'!
  Он вышел и так сильно хлопнул дверью, что посыпалась штукатурка. Себастьян намеревался на самом деле показать ей, как это ему 'не понравилось', когда приблизится ночь. Лишь бы дождаться ночи.
  
  Глава 20
  
  Подумать только, но Тори согласилась поехать с ним. И он даже не соизволил объяснить ей, куда увозит ее. Себастьян лишь поспешно запихнул ее в карету, закрыл дверь и велел кучеру пустить галопом лошадей, пока она не передумала. Как будто у нее был выбор. Как будто она могла ослушаться его, даже если бы Кейт не сказала, что он хочет увезти ее в Гретна-Грин, чтобы жениться на ней.
  Тори не могла в это поверить, но он хотел жениться на ней! И, не прося ее руки, увозил ее туда, где это сделают за считанные минуты.
  Наконец-то!
  С той самой минуты, когда она открыла двери Клифтон-холла и увидела его, с того мгновения, когда он показал ей свой валун и вместе с ней положил свою руку на массивный камень, Тори знала, что хочет быть с ним. Она так часто думала об их будущем, так отчаянно желала принадлежать ему, что даже не представляла, что всё произойдёт с такой поспешностью.
  Тори хотела, чтобы он сказал ей о том, что хочет жениться на ней. Чтобы Себастьян смотрел ей в глаза и просил ее руки. Чтобы предложил ей разделить с ним его жизнь. И ей хотелось, чтобы он видел, как она соглашается это делать. С каким безграничным желанием она стремилась разделить с ним не только его жизнь, но и все горести, радость и боль, счастье и смех, что ждало их впереди.
  Но он продолжал оставаться угрюмым и немногословным мужчиной, чьи объятия и поцелуй совсем недавно вновь вернули ее к жизни.
  Подумать только, но скоро она получит благословение церкви разделять с ним не только жизнь, но и постель. От одной этой мысли ей вдруг стало очень жарко.
  Тори вздрогнула и вжалась в спинку сиденья, вспомнив его неожиданное появление в своей комнате. То, как он смотрел на нее, то, что он говорил ей тогда, причиняло невыносимую боль. Он бросал в нее ее же слова, причиняя невыносимую боль. Она была готова ударить его, если бы он не замолчал. Но в то же самое время ей хотелось броситься к нему и попросить сказать, что те слова были произнесены по ошибке. Сказать, что то, что произошло между ними ночью, было нужно ему почти так же, как ей. Она даже рискнула спросить, понравилось ли это ему. И что получила? Гнев такой силы, что он чуть не снес дверь ее комнаты. Пылающий взгляд, который чуть было не испепелил ее. Неужели было так сложно сказать 'да' или 'нет'?
  И вот они ехали весь день, не сказав друг другу ни единого слова: он, скача на своей лошади, а она, тихо сидя в карете. Неужели они собирались пожениться в таком же молчание?
  'Без тебя я настолько беден, что даже смерть не желает забирать меня к себе'.
   Вспомнив его слова, Тори ощутила ком в горле. Только он один мог целовать ее так, что хотелось умереть от упоения, сказать одно слово, от которого хотелось плакать, а потом признаться в том, что воскрешало ее к жизни. И только он один был способен заставить ее сердце или чаще биться, или вдребезги разбиться.
  Взглянув на него через окно черного ничем не примечательного экипажа, Тори почувствовала щемящую нежность. И любовь такой силы, что перед глазами всё поплыло. Любить его было и трудно, и легко. Это причиняло острую боль, но в то же время, если он забывал о преградах и обнимал ее, это приносило с собой неизъяснимое наслаждение, делая ее самой счастливой.
  Они остановились только тогда, когда стемнело. К этому времени Тори чувствовала такую усталость, что хотелось только одного: снять дорожное платье, взобраться на кровать и поскорее уснуть. Однако она замерла, когда дверь экипажа открылась и к ней потянулась знакомая загорелая рука. Замерев в нерешительности, Тори сглотнула и подняла взгляд на Себастьяна, который пристально смотрел на нее. Он выглядел таким отчуждённым, таким суровым и хмурым, однако глаза выдали все его чувства. Он устал почти так же, как она. И возможно даже больше, потому что всю дорогу провёл в седле.
  Он ждал, когда она протянет ему руку. У Тори громко стучало сердце, когда она вложила свои пальцы в его широкую ладонь. И его тепло успокоило ее. Что бы ни произошло, он продолжал оставаться для нее тем скромным, замкнутым, робким парнишкой, который так же легко принял ее в свое общество. Принял в свою жизнь.
  Когда она вышла из экипажа, он положил ее руку себе на локоть и тихо, но твердо велел:
  - Держись возле меня.
  Как будто она могла куда-то убежать. Тори кивнула, и едва они зашагали к дверям постоялого двора, как она нахмурилась, отметив, как медленно он идет, тяжело наступая на правую ногу. На раненую ногу! Она с гневом обернулась к нему, готовая отчитать за то, что он совершенно не заботиться о себе, но в этот момент к ним с улыбкой вышел хозяин гостиницы.
  - Мистер и миссис Колбот, рад приветствовать вас в моем скромном жилище. Ваша комната уже готова и ждёт вас.
  Вскинув брови, Тори посмотрела на Себастьяна и тихо спросила:
  - Мы женаты?
  И произошло удивительное. Он улыбнулся ей так несмело, но тепло, что сердце замерло, а потом затрепыхалось, готовое выпрыгнуть из груди.
  Боже, он был просто неотразим, когда улыбался! И могла ли она продолжать сердиться на него? Какой глупый вопрос...
  Он повёл ее к лестнице, они поднялись на второй этаж и, пройдя по коридору до самого конца, вошли в единственную дверь справа. И оказались в небольшой, но уютно обставленной комнате, где приветливо горел камин. Внутреннее убранство было скромным, но не это поразило Тори, Взгляду сразу бросалась огромная кровать, стоявшая напротив камина и застеленного твидовым одеялом.
  - Это наша комната? - спросила она, отпустив его руку и повернувшись к нему.
  Себастьян долго смотрел на нее хмурым взглядом, от которого мурашки побежали по спине, а потом медленно кивну.
  - Да.
  Тори обхватила себя руками и отвернулась от него, ощущая и холод и жар одновременно. Сегодня ей предстояло разделить с ним не только комнату, поняла она по его тяжелому взгляду.
  Она подошла к круглому столу, стоявшему недалеко от камина, на котором был накрыт ужин, и хотела сказать что-то, что могло бы разрядить это непонятное, волнующее и немного пугающее напряжение между ними, но услышала его требовательный голос:
  - Запри за мной дверь и не открывай никому, пока я не вернусь.
  Обернувшись, Тори с негодующим беспокойством посмотрела на него.
  - Но... У тебя болит нога, и ты еле ходишь. Куда ты пойдешь в таком состоянии?
  Его лицо было по-прежнему непроницаемым, когда он ответил:
  - Мне необходимо кое-что сделать.
  По его неумолимому взгляду она поняла, что спорить с ним бесполезно. Тори оставалось стоять и смотреть на то, как он медленно развернулся и так же медленно, почти хромая, направляется к двери.
  - Чудесно! - воскликнула она, подходя к двери. Тори даже не заметила, как шаль соскользнула с плеч и упала на пол. - Иди и занимайся делами до тех пор, пока у тебя не отнимется нога!
  Ответом ей была тишина.
  
  ***
  
   У него действительно болела нога, когда он подошёл к их номеру и тихо постучался. Себастьян вдруг замер, ощущая необычное волнение, от которого тяжело билось сердце. И потели ладони. Внутри комнаты находилась Вики. И она ждала его. Она поехала с ним, даже не попытавшись возразить. И теперь собиралась разделить с ним номер. Не сказав так же ни слова против.
  Прижавшись лбом к деревянной двери, Себастьян почувствовал режущую боль в ноге. Но это не помешало ему ощутить и другую боль, чуть выше бедра, которая просила о другом. Господи, сможет он пережить ночь с Вики в одном номере, и остаться целым?
  Неожиданно дверь отворилась. Себастьян выпрямился, столкнувшись с серебристыми глазами, в которых читалось беспокойство. Она волновалась за него и ждала его, понял он. Ему вдруг отчаянно захотелось прижать ее к своей груди, зарыться лицом в ее мягкие волосы и просто держать ее так, наслаждаясь ее близостью и теплотой. Но он не сделал этого. Ему было на самом деле плохо от боли в бедре, поэтом тяжело дыша, он медленно направился к креслу возле камина и, глухо застонав, почти упал в него.
  Господи, он был готов отдать всё на свете, лишь бы прекратить эту адскую муку, чтобы Вики не видела его в таком жалком состоянии! Кое-как сняв с себя сюртук и жилет, Себастьян стянул шейный платок, выпрямил ногу и, откинувшись назад, закрыл глаза. И снова застонал, схватившись за бедро. Он хотел помассировать рану, чтобы хоть немного расслабить мышцы, но у него дрожали руки.
  И в этот момент он почувствовал, как кто-то, опустившись возле него, нежно погладил его больное бедро и совершенно незаметно стащил с ноги пыльный сапог. Открыв глаза, он с изумлением посмотрел на напряженный профиль Вики, которая потянулась к другому сапогу.
  - Вики, что ты делаешь? - хрипло спросил он, видя, какие силы прикладывает она, чтобы стянуть и второй сапог.
  - Ты не видишь? - ответила она звонким и слегка дрожащим голосом. - Пытаюсь снять с твоей ноги этот проклятый сапог.
  У него сжалось сердце.
  - Милая... - простонал он, тронутый до глубины души.
  Господи, она хотела помочь ему!
  - Подними ногу.
  У нее так подозрительно дрожала нижняя губа, что Себастьян даже не думал ослушаться, тут же подняв ногу, чтобы ей было легче снять сапог. А потом она повернулась к нему, положила ладонь на больное бедро и подняла к нему чуть повлажневшие глаза.
  - Очень больно?
  У него едва не треснуло сердце, когда Себастьян понял, что она готова заплакать. За его боль. Накрыв своей рукой ее маленькую ладошку, он хрипло молвил:
  - Всё хорошо. Успокойся.
  Она прикусила нижнюю губу, выпрямилась и тихо спросила:
  - Что я могу сделать для тебя?
  Для него? Она хотела сделать что-то специально для него? Себастьян вздрогнул, ощущая болезненный ком в горле. Желание прижаться к ней почти душило его. Он хотел накрыть ее подрагивающие губы своими и целовать ее до тех пор, пока ее страх не улетучиться. Она даже не представляла, что уже помогла ему, просто сидя рядом с ним.
  Боль в ноге вернула его к реальности. Прикрыв глаза, он глухо попросил:
  - Нагрей, пожалуйста, полотенце и принеси его мне.
  Себастьян не знал, сколько прошло времени, прежде чем она вернулась. Он лишь почувствовал, как она укутывает его бедро горячим полотенцем. Себастьян застонал и сжал челюсти, пытаясь сдержать себя. Полотенце снимет напряжение мышцы. И возможно это успокоит его ногу. Проклятье, он не должен был скакать на коне. Вот к чему это привело. И будь его враги поблизости, они могли бы с легкостью напасть на него и убить их всех, настолько незащищенным и уязвимым он был в данную минуту. Но, черт побери, он не мог рисковать Вики. Впредь ему следует действовать более обдуманно.
  Он снова застонал, когда Вики стала медленно массировать его бедро. Это было так божественно, так хорошо, что стон вновь сорвался с губ. Он был поражён тем, что она догадалась, как помочь ему, знала, что нужно делать, куда касаться, чтобы прогнать его боль.
  Его милый ангел! Она массировала его ногу до тех пор, пока боль действительно не стала отступать.
  - Так хорошо? - раздался ее неуверенный шёпот.
  И все, что он мог ответить, было:
  - Боже!
  Она вдруг убрала руки и тихо позвала его:
  - С-себа...
  В ее голосе было столько страха, столько волнения, что он тут же открыл глаза. И увидел, как она напугана. Тяжело сглотнув, он взял ее за руку и потянул к себе, а потом посадил ее на свое здоровое бедро и, прижав к своей груди, уткнулся ей в шею.
  - Посиди со мной немного, жизнь моя... Мне становится легче от того, что ты рядом.
  Она тут же обняла его за плечи и положила голову ему на плечо.
  - Я никуда не уйду, - еле слышно выдавила она, обнимая его так, словно он снова стал его жизнью.
  Именно это и успокоило Себастьяна. Он поглаживал ее по спине, вдыхая знакомый аромат жасмина, и понимал, что это именно тот рай, в котором он хотел пребывать вечно.
  Режущая боль постепенно ушла, но рана продолжала ныть. Себастьян стал дышать ровнее, убаюканный теплом Вики, которым она так щедро делилась с ним.
  В комнате слышались лишь треск поленьев в камине и их дыхание. За окном тихо завывал ветер. Вики подняла голову и осторожно спросила, боясь нарушить тишину, которая убаюкала их обоих:
  - Тебе лучше?
  Себастьян открыл глаза и посмотрел на нее. И столкнулся с ее мерцающим, бездонным взглядом, наполненным такой нежностью, что сжалось всё внутри. Вздрогнув, Себастьян медленно кивнул:
  - Немного.
  - Всё ещё болит?
  Он вдруг почувствовал боль в совершенно другом месте.
  - Ты можешь принести мне мазь Алекс? Она в небольшой баночке в моём саквояже.
  Обрадовавшись, что чем-то ещё может помочь ему, Вики осторожно встала и направилась, было к его вещам, но замерла и удивленно посмотрела на него.
  - Мазь Алекс? Она давала тебе мазь? Когда?
  Ему казалось, что это было сто лет назад.
  - В Лондоне, - ответил он, снова откинувшись на спинку кресла. - Когда она ходила в лавку аптекаря, купила мазь для моей... ноги.
  Тори нахмурилась ещё больше
  - Но... она ведь говорила, что ходила туда, чтобы купить семена тюльпанов.
  Себастьян снова улыбнулся ей. В свете камина в своем светло-розовом платье она была похожа на маленькую девочку, которая никак не могла решить некую задачу. У нее так мило был нахмурен лоб, что ему захотелось поцелуем разгладить морщинки.
  - Насколько я знаю, тюльпаны сажают из луковиц. Кроме того, семена продаются не в лавке аптекаря, а в цветочной лавке. А аптекарь продает мази, сушеные травы, порошки и настои.
  Вики изумленно подняла брови.
  - Это что же получается? - медленно произнесла она. - Алекс солгала нам? Но почему?
  - Не знаю, но думаю, у нее были на это веские причины.
  Казалось, Вики никак не могла поверить в то, что младшая сестра солгала им. Медленно она двинулась к его вещами, присела возле небольшого саквояжа и, открыв, полезла внутрь в поисках мази. И неожиданно Себастьян застыл, вспомнив, что именно туда положил свою Библию. С ее платком! Господи, она могла в любую минуту обнаружить это, и тогда!..
  - Вики, ты нашла? - слишком резко спросил он так, что она вздрогнула, глядя в саквояж.
  Вот черт, вероятно, она уже увидела книгу!
  - Вики!
  - Иду! - бросила она, схватив банку, встала и направилась к нему.
  - Спасибо, - выдохнул он с облегчением, протянув руку.
  И только тут Себастьян понял, что найти Библию было не самое худшее из того, что ждало его впереди.
  - Сними бриджи, - совершенно спокойно и серьезно велела она.
  Опешив, Себастьян уставился на нее.
  - Не глупи, Вики, я сам с этим справлюсь.
  Ее скептический взгляд говорил об обратном. Она приподняла одну бровь, выжидательное глядя на него, и при этом выглядя такой соблазнительной, что он еле мог оторвать от нее свой застывший взгляд. Вики прищурила глаза и почти ласково произнесла:
  - Или ты снимешь свои бриджи, или я сама сниму их с тебя.
  Себастьян не знал, смеяться ему или плакать.
  - Вики я сам... Ты что делаешь?
  Положив на стол баночку с мазью, Вики нагнулась к нему и решительно схватила его за пояс. У Себастьяна перехватило дыхание. Он тут же накрыл ее руку своей.
  - Я предупреждала, дорогой, - сладким голосом напомнила она, пытаясь даже в тисках его рук расстегнуть пуговицы на его бриджах.
  На секунду Себастьян обомлел, глядя на нее и понимая, что она не шутит. Никогда прежде он не видел ее такой несгибаемой и решительной. Она не оставила ему выбора. Позабыв о боли в ноге, он бросил сквозь сжатую челюсть:
   - Я сам... - И когда она, отпустив пояс его бриджей, выпрямилась, он недовольно буркнул: - Отвернись.
  Он был так раздражён ее победой, что не заметил, как она быстро улыбнулась прежде, чем отвернуться. Себастьян встал и снял бриджи, проклиная всё на свете. Господи, как он мог позволить ей загнать себя в такую нелепую ловушку? Снова присев в кресло, он так же недовольно буркнул:
  - Можешь обернуться.
  Она взяла мазь и повернулась к нему. И застыла, увидев его раненое, изуродованное бедро, поперек которого проходил рваный уродливый шрам. Старик, нашедший его, залатал рану, как только мог, и Себастьян был безгранично благодарен ему за то, что тот сумел сохранить ему ногу. Но, взглянув на Вики, он похолодел, решив, что ей может быть противно прикасаться к нему. Потому что заметил ее еле проступающую бледность.
  - Отдай мне мазь! - холодно велел он, не в состоянии смотреть на то, как исказиться ее лицо, когда она все же коснется его.
  Но она даже не услышала его. Присев возле него на корточки, Вики открыла банку, пальцами зачерпнула приятно пахнущую темную субстанцию и ласково провела пальцами по его ране. Задрожав, Себастьян схватился за подлокотники, зажмурился и сжал челюсть, пытаясь унять бешеный стук своего сердца.
  Ее не напугал вид его отвратительного шрама, как он предполагал. У нее дрожали пальцы, но она делала всё так медленно, так осторожно, что Себастьян перестал замечать боль, которая уже давно стихла. Вместо этого Себастьян ощущал напряжение, которое сконцентрировалось в паху и грозилось свести его с ума. Мерные поглаживания ее пальчиков усиливали это настолько, что в один отчаянный момент он понял, что может напугать ее не своим изуродованным телом, а кое-чем другим. И затаив дыхание, он строго велел:
  - Хватит! - Он не мог дышать до тех пор, пока она не убрала свою руку. А потом рискнул открыть глаза и взглянуть на нее. Вики молча сидела у его ног и смотрела на него таким ласково-нежным взглядом, в котором было сочувствие и что-то еще, что Себастьян ощутил болезненный ком в горле. Чувство вины заполнило его грудь. С трудом сглотнув, он попросил уже более мягко: - Дай мне одеяло... Пожалуйста.
  И снова без единого слова она выполнила его просьбу, стянув одеяло с кровати, и отошла к окну. Боже, он не мог с собой ничего поделать, когда она дотронулась до него! Он так сильно боялся, что напугает ее своим истерзанным видом. Ему было мучительно больно, когда она всё же прикоснулась к нему. Коснулась его шрама, не смотря ни на что. Он не мог дышать, охваченный непонятными переживаниями.
  Закутавшись в одеяло, Себастьян поднял голову и взглянул на одиноко стоящую Вики. И неожиданно понял, что им до конца завладело совершенно иное чувство. Которое он жаждал разделить с ней.
  Впереди была вся ночь. Нога успокоилась благодаря ее усилиям и помощи. Себастьян даже не знал, что бы делал без нее. Обычно боль мучила его почти всю ночь и к утру он просыпался совершенно разбитым, но сейчас... Сейчас ему были нужны все его силы, чтобы кое-что показать ей. Кое-что доказать.
  Он встал и направился к ней. Она вздрогнула, когда он остановился позади нее. Их глаза встретились в оконном стекле, и желание обнять ее стало просто невыносимым.
  - Вики, - тихо позвал он ее. Она медленно повернулась и посмотрела на него своими огромными, пленительными серыми глазами. И тогда он развёл руки в сторону, удерживая одеяло, и хрипло молвил: - Иди ко мне.
  Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она шагнула к нему. И тогда он обнял ее, укутав их коконом из одеяла. Она застыла в его руках и подняла к нему свое божественно прекрасное лицо. И, нагнув голову, он мягко коснулся ее лба своими губами. Она вздрогнула и схватила его за ворот рубашки, прикрыв глаза. Чувствуя тяжелые удары своего сердца, чувствуя рядом ее манящее, мягкое тело, чувствуя ее дыхание на своей шее, Себастьян понял, что медленно сходит с ума.
  Опустившись ещё ниже, он прошелся губами по виску, по нежной щеке и коснулся нежных губ. Вики затаила дыхание и чуть теснее прижалась к нему. Он хотел поцеловать ее. Безумно хотел, но боялся, что если это сделает, то потеряет голову. Он хотел кое-что сделать, прежде чем поддаться чувствам, и глухо попросил:
  - Раздень меня.
  Она подняла голову и изумленно посмотрела на него. И он понял, что так сильно потрясло ее. Сколько раз она хотела скинуть с него рубашку, и сколько раз он запрещал ей это делать. Но сегодня была ночь, когда не существовали преград. Затаив дыхание, Себастьян решил рискнуть и открыться ей. Он готов был позволить ей увидеть все его отвратительные шрамы. И собирался принять любое ее решение. Он ни за что не умрет от боли, если она с визгом и отвращением отпрянет от него, пообещал он себе.
  И Себастьян перестал дышать, когда она потянулась к его рубашке и стала пуговица за пуговицей освобождать их от петель. Сделав это, она положила ладони на его плечи и мягко скинула льняную преграду на пол. С рубашкой упало и одеяло. И Себастьян застыл, не в силах пошевелиться. Ему показалось, что даже сердце его перестало на какое-то время биться.
  Потому что замерла и Вики. Она смотрела на его изуродованную грудь, испещренную столькими шрамами, что он давно потерял им счёт. На плечах, на груди, на животе... Они были везде. Везде были отметины о том, что он прошел через ад, чтобы вернуться к ней. Что бы ни произошло.
  Летопись его жизни была горькой, мучительной, но он не имел никакой возможности хоть что-либо изменить.
  Вики выглядела такой бледной и молчала так долго, что Себастьян похолодел, с мукой осознавая, что проигрывает величайшую битву. Еле дыша, зная, что совсем скоро он просто умрет, когда она отойдет от него, он прошептал надтреснутым голосом:
  - Я тебе противен?
  И тогда, резко вскинув голову, она просмотрела на него с таким упрёком, осуждением и болью, что он едва не задохнулся, увидев в ее глазах слезы.
  - Поэтому ты не позволял мне до сих пор... раздеть тебя? - хрипло спросила она, дыша так прерывисто, что грудь ее быстро поднималась и опускалась.
  Он не мог произнести ни слова, глядя на нее, поэтому медленно кивнул. И чуть не завыл, когда одинока слезинка покатилась по ее щеке. Но не это потрясло его. Опустив свой взгляд на его грудь, она вдруг потянулась к нему и прижалась губами к зигзагообразному шраму на его плече. И только тогда Себастьян понял, что умирает. Умирает потому, что она хотела поцелуем унять боль тех ран, которые он давно не чувствовал.
  У него сдавило легкие. Чувствуя резь в глазах и ком в горле, он застонал, взял ее лицо в свои ладони и потянул к себе.
  - Я могу тебя попросить кое о чем? - выдавил он, глядя в глаза, которые очистили ему душу.
  Он медленно стер пальцем влажный след на ее щеке, мысленно умоляя ее не плакать.
  - Ты можешь просить всё, что пожелаешь, - прошептала она дрожащим голосом, опаляя его своим дыханием.
  Он сглотнул и прижался к ней своим лбом.
  - Если я попрошу тебя поцеловать меня сейчас, ты сделаешь это?
  Она поняла, когда ее глаза расширились от изумления от его вопроса. Время словно повернулось вспять, и они оказались отброшенными на семь лет назад. Теперь поцелуя просила не она. И только теперь Себастьян осознал, как сильно ей тогда был нужен тот поцелуй. Поцелуй, который мог бы спасти ее от горя. Малость, в которой он по глупости отказал ей тогда, не представляя, что это может значить для нее. И для них обоих.
  Господи, если бы только можно было вернуть время вспять...
  Она обняла его за шею и потянула его голову к себе, пробормотав:
  - Мне всегда были нужны твои поцелуи, Себа. Все твои поцелуи.
  И прежде, чем их губы слились, прежде чем действительно умереть от ее щедрости и своей вины, он сумел произнести:
  - Все мои поцелуи принадлежали только тебе, Вики. Всегда.
  Оба одновременно прижались губами друг к другу, обмениваясь не только поцелуем. Они обменялись словами, которые жгли душу, потрясали сознание и заставляли плакать сердце. Словами, которые были нужны им, как воздух, которых они были так долго лишены. Словами, в которых заключался весь смысл их существования.
  
  Глава 21
  
  Тори упала на его грудь, целуя его так, как и не надеялась больше поцеловать. Его язык скользнул сквозь ее губы и, застонав, она крепче обняла его, боясь упасть, потому что у нее задрожали ноги.
  Сердце ее сжалось от безграничной муки, когда она вспомнила его ранения. И ей снова захотелось плакать. Перед глазами всё ещё стоял глубокий красный шрам, косым длинным следом пересекающий его усыпанное мелкими чёрными волосками бедро. Вся его грудь была покрыта множеством безобразных, страшных отметин, служивших горьким напоминанием о том, что ему довелось пережить за пять лет ада. Особо ужасным выглядел на левом плече круглый, рваный шрам от шрапнельной пули, грубо прижжённый по краям. Его последнее ранение, которое чуть было не отняло его у нее.
  Боже, через что ему пришлось пройти по ее милости! На что толкнули его ее жестокие, опрометчиво брошенные слова! Как бы она хотела вернуть время назад, чтобы иметь хоть малейшую возможность остановить его тогда у конюшни. Что она наделала? Сможет ли когда-нибудь вымолить у него прощение за всё то, что сделала с его телом и душой?
  Тори еле сдержала рыдания, когда он, бледный как полотно, смотрел на нее и кивал в ответ на то, что именно его шрамы мешали ему принять ее до конца. Какой он глупый! Глупый и ничего не знающий о ней безумец, решивший, что может быть противен ей со своими шрамами. Он был прекрасен, красив до боли с выразительными мышцами на груди, руках и животе. Бронзовая от загара кожа блестела под неярким светом свечей и камина. Мягкий пушок чёрных волос покрывал его широкую грудь.
  Пять лет разлуки сделали его таким сильным, таким красивым, что с трудом можно было отвести от него зачарованно-восхищенный взгляда. Пять лет разлуки, о которых было написано на его теле многочисленными шрамами. Тори проглотила ком в горле. Ей принадлежала вся его боль. Ей принадлежали все его страдания. Но больше всего ей принадлежали его шрамы, каждый шрам и каждая отметина, как и он со всем своим большим телом.
  Тори издала глухой стон, когда Себастьян впился в ее губы глубоким, обжигающим поцелуем. У нее перехватило дыхание и заколотилось сердце. Она теснее прижалась к нему, и неожиданно он подхватил ее на руки и понёс к кровати. Сознание затуманилось, но некой уцелевшей частью Тори понимала, что ему не следует этого делать из-за больной ноги, но он уже положил ее на мягкую перину, лег рядом с ней и стал лихорадочно расстегивать ей платье. Она чуть приподнялась, чтобы ему было удобнее это делать, горя неодолимым желанием поскорее прижаться к нему. Охваченная какой-то безуминкой, стремясь к нему всем сердцем и душой.
  Затрепетав, Тори обняла его за широкие плечи и опустилась на подушки, с трудом сохраняя ровное дыхание. Боже, она так сильно любила этого мужчину, что слёзы снова стали наворачиваться на глазах! Он прошёл через все немыслимые испытания, прочувствовал самую глубокую муку, но сумел сохранить в себе неповторимую, невыразимую нежность, от которой кружилась голова и щемило всё внутри. Он сохранил в себе то, что она так сильно любила в нём: он продолжал принадлежать ей несмотря ни на что.
  Себастьян осыпал жаркими поцелуями всё ее тело, заставляя Тори вздрагивать от малейшего прикосновения. В ушах звенело от упоительного восторга. Глаза закрылись, когда его губы добрались до ее груди. Он снова начал терзать ее и мучить, даря неописуемое блаженство. Зарывшись пальцами в его взлохмаченные волосы, Тори откинула голову назад и тихо застонала, когда он втянул в рот набухший сосок.
  Сладкая нега снова стала заполнять каждую клеточку ее тела. Дышать с каждым разом становилось всё труднее. Его ласки постепенно начинали сводить ее с ума, и Тори с радостью была готова отдаться этому безумному, желанному порыву.
  Наконец избавившись от ее и своей одежды, Себастьян вздохнул с облегчением и лег на нее. Сердце забилось чаще, когда Тори ощутила на себе его горячее, нагое тело. Нависнув над ней, он заглянул ей в глаза и тихо спросил:
  - Утром ты сказала то, что чуть не лишило меня рассудка. Знаешь, чего мне стоило сдержаться и не доказать тебе обратное?
  Едва дыша, она обхватила его за шею, дрожа от его пронзительного, горящего взгляда, и пробормотала:
  - О чем ты, милый?
  Он вдруг опустился вниз и снова схватил губами затвердевший коралловый сосок. Тори изогнулась, хватая ртом воздух. Все ее чувства были так сильно обострены, что она могла умереть от одного его дыхания на своей коже. Рукой он поглаживал ей бедро, продолжая терзать грудь до тех пор, пока Тори снова громко не застонала. Она плавилась у него в руках, готовая превратиться в лужу.
  - Себа, - выдохнула она, неосознанно прижимая его голову ещё ближе к себе.
  Он вдруг отпустил ее, приподнялся и снова навис над ней.
  - Ты посмела предположить, что мне не понравилось это. Да?
  Тори едва смогла открыть глаза и посмотреть на него. Он взирал на нее с таким опасным взглядом, что ей вдруг захотелось спрятаться от него. Поэтому она не рискнула ответить на его вопрос, вжавшись в матрас.
  Он сжал рукой ее бедро, а затем положил на ее ногу свою. Его рука прошлась выше и накрыла ее там, внизу живота, где всё пульсировало и горело. Найдя крохотный, чувствительный бугорок, он решительно надавил на нее. Тори показалось, что ее ослепили. Она изогнулась под ним и издала протяжный стон, почти теряя сознание.
  - Боже, - пролепетала она, снова закрывая глаза.
  Его страсть почти испепеляла ее. Он точно знал, где следует касаться и как это сделать, чтобы довести ее до исступления. Его палец прижался к тому месту, которое взорвало ее вселенную, и стал медленно поглаживать его. Тори вдруг испугалась, что может лишиться чувств. Ее начинало охватывать безумное, сковывающее все движения уже знакомое напряжение. Она задыхалась, неосознанно двигая бедрами. Не в состоянии выносить его ласки, она спрятала лицо на его плече. Как и в прошлый раз, он умело возбуждал ее, чтобы потом разделить с ней невыразимый восторг единения.
  Нагнувшись к ее уху, Себастьян вдруг горячо прошептал:
  - Знаешь, что я собираюсь показать тебе, как мне это 'не понравилось'?
  Тори застонала и замерла, когда он неожиданно убрал оттуда рук. Он словно давал ей время на передышку. Прежде чем начать совершенно новую игру. Изысканную, сумасшедшую, просто невозможную. Сердце ее билось так сильно, что могло разорваться прямо в груди. И он будто знал об этом, знал, когда может заставить ее сердце замирать от восторга, а когда скакать от бешеного напряжения.
  Он снова прижался к ней всем своим горячим, нагим телом, и Тори, наконец, почувствовала на своем животе нечто длинное и подрагивающее. Часть его самого. То, что скоро соединит их вместе. Навечно. Он был возбужден, так же как и она, и так же сильно хотел ее. Эта мысль сильнее любого прикосновения опалила ее живым пламенем.
  - Я хочу, чтобы ты знала, жизнь моя, как это может 'не нравиться', и собираюсь научить тебя этому 'не нравиться', - пообещал он и прижался к ее губам таким страстным поцелуем, что Тори позабыла обо всём на свете.
  Она обняла его и ответила на выпад его языка, дрожа как в лихорадке. Тори не собиралась отказываться ни от чего. Она намеревалась взять у него всё, что только он мог и хотел дать. Но в то же время боялась, что просто сойдет с ума, если он на самом деле вручит ей это. И даже больше.
  Его рука снова накрыла ее между ног и стала ласкать ее в ритме языка, который исследовал ее с беспощадной решимостью. Палец неожиданно проник в нее, вызвав озноб во всём теле. Тори чуть не подпрыгнула, когда он нажал большим пальцем на до боли возбужденный бугорок.
  - Себа! - вскрикнула она, понимая, что на самом деле в любой момент может потерять сознание, потому что он просто медленно убивал ее.
  Но он собирался сделать нечто иное.
  Опустив ее губы, Себастьян двинулся вниз, осыпая ее такими горячими поцелуями, что Тори не могла унять продолжающуюся дрожь. Его губы прошлись по ключице, остановились на груди, но это продлилось ненадолго. Губы сменила тёплая рука. Раздвинув бедром ей ноги, он втиснулся между ними и пополз вниз.
  Тори не понимала, что он хочет сделать, слишком захваченная ласками, которые он буквально обрушил на нее, обжигая ими и доводя до умопомрачения. Однако самое интересное ждало ее впереди. Она изнывала от желания слиться с ним. Она чувствовала потребность своего тела принять его и была полностью готова стать частью его. Тори мысленно молила его поскорее прийти к ней.
  И он пришёл. Но совершенно не так, как она ожидала.
  - О, Боже мой, Себастьян! - вскрикнула она, приподнявшись на локтях и изумлённо глядя на его темноволосую голову, которая прижалась к тому самому месту между ее ног. Обомлев, она увидела, как он целует ее там. От пронзившего ее шока и удовольствия, она рухнула обратно на подушки и сжала руками его голову. - Ты что делаешь? Это неприлично! Остановись...
  - Даже не подумаю, жизнь моя, - проговорил он хрипло, чуть приподнявшись и глядя ей прямо в глаза. - Я ведь ещё не показал тебе, как мне это 'не нравится'.
  Она уже начинала ненавидеть это слово. И хотела сказать, что всё поняла, но не успела произнести ни звука. Вернее, всё, что она могла, это снова протяжно застонать, когда его горячие губы вновь прижались к ней, испивая ее, терзая, поглаживая языком, воспламеняя и убивая своей нежностью и напором.
  - Прекрати это, - глухо молила она. - О, прекрати, прошу тебя...
  Тори шептала до тех пор, пока слова не развеялись как дым. Потому что он и не собирался подчиняться ей. Его ласки становились всё стремительнее. Тори двигала бедрами, мотая головой и хватая ртом воздух, боясь, что не выдержит этого напряжения. Но он был глух к ее увещеваниям и продолжал до тех пор, пока Тори не вскрикнула от оглушительного освобождения, дрожа под его губами и руками. Он мягко прижимал ее к матрасу, пока она сотрясалась от внезапно обрушившихся на нее волн наслаждения.
  Тори не могла поверить в то, что только что произошло, но одними своими губами и языком Себастьян сумел заставить ее потерять голову. Невероятно!
  Когда у нее выровнялось дыхание, она почувствовала, как он приподнимается и ложится на нее. Тори думала, что не способно двигаться, что ни за что на свете не сможет пошевелить даже пальцем, но так сильно заблуждалась.
  Открыв глаза, она увидела, как его лицо приближается к ней. Он нежно поцеловал ее раскрытые уста, и она с ужасом ощутила на его губах свой вкус. Всё ещё не веря в реальность происходящего, Тори потянулась к нему, чтобы обнять его, но застыла, когда, раскрыв ей ноги, он прижался к ней нижней частью своего тела и медленно вошёл в нее.
  - Себа, - прошептала она одними губами, ошеломленно глядя на него.
  Он сжал челюсть, будто для него это было не меньшим потрясением, и протолкнулся вперёд до самого конца. Тори выгнула спину и откинула голову назад, не в силах даже дышать. Себастьян замер на мгновение и посмотрел на нее. Глаза его потемнели так, что были не зёлеными, а почти чёрными. Лицо было напряжено так, словно он едва сдерживал себя. Напряжение сковало каждый мускул его тела, так что вздулись даже вены на шее. Кожа блестела от испарины. Но даже, несмотря на это, он смог провести пальцем по ее влажной щеке и тихо произнес:
  - Ты даже не представляешь себе, как мне это не нравится.
  Сказав это, он приподнял бедра, осторожно выйдя из нее, а потом снова скользнул в ее зовущее тело так мягко, что Тори снова выгнулась и глухо застонала. И он начал знакомые движения, проникая в нее так глубоко и порывисто, что Тори снова начала задыхаться, хватая его за плечи, поглаживая его влажную спину, осыпая поцелуями его грудь, сходя с ума от накала тех чувств, которые скручивались в ней в опасный узелок. И на этот раз, если узелок разорвётся, он сметёт на своём пути буквально всё, поняла Тори.
  Сила его страсти ничем не уступала силе ее любви, которая стала просто нестерпимой. И она сказала бы ему об этом, если бы не ком, застрявший в горле. Он накрыл ее губы своими, и Тори ответила на горячий поцелуй. Его движения стали всё более быстрыми и резкими. Она начала задыхаться, умоляя его остановиться, но он сжал ей бедра и так резко вошёл в нее, что Тори показалось, будто она ослепла, на этот раз от совершенного, невероятно яркого, кристально чистого света. Она вскрикнула, сотрясаясь от сладких конвульсий, вбирая его в себя.
  - Вики! - выдавил он, дрожа в ней, отдавая ей всего себя, каждую частичку своего тела и души.
  Он тоже дернулся, будто от боли, и крепко обняв ее, упал на нее. Тори продолжала дрожать и думала, что этому не будет конца. Это было так невероятно. И так восхитительно, что казалось чарующим, волшебным сном. Но она знала точно, что это не сон. И знала точно, что отныне между ними не будет никаких преград. Вот только она не знала о другом.
  Повернув к его уху свои губы, она тихо спросила:
  - Тебе понравилось?
  Себастьян думал, что даже выстрел из сотен пушек не способен заставить его пошевелиться, таким опьяненным он чувствовал себя, но эти невинные слова сокрушили его до основания. Приподнявшись на локтях, он заглянул в ее затуманенные, сверкающие счастьем и лукавством глаза, и понял, что никогда не сможет насытиться ею, как бы отчаянно и безгранично ни любил ее.
  Она была такой горячей внутри, так тесно сжимала его, что он снова застонал и сделал осторожное движение. У нее закатились глаза, губы раскрылись, и из горла вырвался удивленный стон.
  - О, жизнь моя, - пробормотал он, припав к розовому соску, - мне это так не нравится. - Сделав ещё одно сильное движение, он взглянул на нее и тихо добавил: - Мне это ужасно не нравится. Ты не знаешь способа, которым мы можем исправить эту ситуацию?
  И снова она благоразумно промолчала, отдавшись на его щедрую волю.
  
  ***
  
  Уже занимался рассвет, когда Тори прижалась к Себастьяну и положила голову ему на плечо. Она чувствовала себя такой уставшей, что елё могла пошевелиться. Всё на что она была способна сейчас, это изучающее водить пальцем по его груди. У нее была удивительная возможность во время его жаркого эксперимента покрыть поцелуем всю его широкую прекрасную грудь и зацеловать каждый шрам. И снова она вернулась к ним, не в силах забыть ту боль, которую ему пришлось пережить.
  Она прошлась пальцем по особо глубокому шраму посередине его груди чуть левее места, где было его сердце, и тихо спросила:
  - Как это произошло?
  Он накрыл ее руку своей и посмотрел на нее. Заглянув ему в глаза, Тори поняла, как тяжело ему вспоминать прошлое, но ей было необходимо узнать об этом. И каким-то образом он понял ее. Ей необходимо было знать причину каждой его боли, чтобы забрать себе хоть некую их часть.
  - Французский солдат хотел забрать мою Библию, а я решил воспрепятствовать ему.
  Тори нахмурилась, ожидая услышать о более кровавом событии. Однако шрам говорил о том, что битва была намного опаснее любой кровавой бойни.
  - Почему ценой собственной жизни ты хотел вернуть Библию? Ведь можно было купить другую. Зачем нужно было так рисковать собой?
  Он как-то странно посмотрел на нее, прежде чем ответить. И голос его при этом странным образом дрожал.
  - Потому что в ней было кое-что очень ценное для меня.
  Вспомнив потрепанную толстую книгу, которую увидела на дне его саквояжа, Тори нахмурилась ещё больше.
  - Как может быть что-то ценнее твоей жизни?
  Он вдруг крепко обнял ее и мягко поцеловал в губы.
  - У меня было кое-что. - И посмотрев ей в глаза, тихо добавил: - На тот момент.
  Она хотела спросить у него, что это было, но он положил палец ей на губы, молча прося не задавать этот вопрос.
  - Поспи немного, - попросил он вместо этого. - Нам утром рано уезжать.
  Послушно положив голову ему на плечо, Тори закрыла глаза, но ещё один вопрос не давал ей покоя.
  - Почему ты вчера сказала, что этого не должно было произойти?
  Он замер под ней. Взяв ее за подбородок, он мягко поднял к себе ее лицо.
  - Я не хотел, чтобы это произошло в конюшне, жизнь моя, - прошептал он. - Твой.. наш первый раз... Это самое неподходящее место.
  Тори долго смотрела на него, прежде чем задать ещё один вопрос. Который потряс их обоих.
  - Это был и твой первый раз? - Произнеся эти слова вслух, Тори поняла, какой наивной должно быть кажется. Как у человека с таким опытом это мог бы быть первый раз? И эта мысль резанула ее прямо по сердце, едва она представила, что он мог проделывать подобное с другими женщинами. - Сколько их было?
  Себастьян застыл. Его лицо стало непроницаемым. Он взял ее лицо в свои ладони и заставил посмотреть на себя, когда заговорил твердым, глубоким голосом:
  - Вики, всё, что было до тебя, развеялось, как дым и ушло. Всё, что было вдали от тебя, не имело для меня никакого значения и никогда не оставалось со мной.
  Тори поверила ему, потому что не могло быть иначе. Потому что ее Себастьян никогда бы не солгал ей. Ни за что на свете. Она всё смотрела на него, с горечью осознавая, какую боль могли причинить ему ее слова о том, что она целовалась с другими мужчинами. Она не имела права обвинять его в том, в чём сама была виновата с голову. И чувствуя необходимость сделать ответное признание, она склонилась к нему и тихо молвила:
  - В мой первый сезон... Меня целовали только три человека. И совершенно случайно, иначе я бы никогда этого не позволила. Я никогда не хотела, чтобы это был кто-то другой, Себа. Я хотела, чтобы это был ты. Всегда.
  Себастьян медленно провёл пальцем по ее щеке, а потом мягко поцеловал, приняв ее слова так же, как она приняла его. Пора было отпускать прошлое, пора было покончить с недомолвками. Пора было научиться жить правильно, потому что второго шанса у них могло и не быть. Да, они оба совершили немало ошибок в прошлом. Ошибки, которое можно было исправить. Обняв его, Тори вернула ему поцелуй, вложив в нее всю свою нежность и любовь, которые питала к нему.
  - Вики, - простонал он, крепко обнимая ее.
  Оторвавшись от его губ, она улыбнулась ему, а потом зевнула. Сердце стала заполнять нечто светлое, лёгкое и радужное. Положив голову ему на грудь, Тори зевнула и закрыла глаза.
  - Теперь с конюшнями у меня будут связаны самые приятные воспоминания, - пробормотала она, начиная засыпать. - Ты скажешь мне, наконец, куда меня везешь?
  Хмуро начавшийся день заканчивался так, что не снилось даже им обоим. Себастьян даже не думал, что когда-нибудь ему удастся исправить ошибки прошлого, но кажется, только что она доказала обратное. Неужели ему это удалось, потрясённо думал он. Вики крепко обняла его и провалилась в сон, но успела услышать его последние слова.
  - Завтра, жизнь моя... Завтра я тебе всё расскажу.
  
  Глава 22
  
  Утром, когда Вики взбиралась в экипаж, она потянула за собой Себастьяна, которому надлежало совершить остаток путешествия, сидя возле нее. Где он был бы в более безопасном месте от своих врагов. И боли в ноге.
  Себастьян устроился напротив, и они тронулись в путь. Он смотрел на ее невероятно красивое лицо и никак не мог оторвать восхищенный взгляд. Эта ночь так сильно изменила ее. Почти преобразила. Она светилась каким-то необычным, внутренним светом, в глазах ее сияла такая нежность, что щемило в груди. Его Вики... Она поехала с ним, разделила с ним эту незабываемую, блаженно дорогую ночь и принадлежала ему. До самого конца. Это было невероятно. Это было чудом, на которое он всегда боялся надеяться. И это было чудом, которое он сбережёт до самого своего последнего дыхания.
  Впервые в жизни ночь для него была благословенной. Не пугающей, не парализующей и полной боли, как прежде. Впервые в жизни он спал без кошмаров. И всё благодаря Вики. За то, что она была рядом и обнимала его, доверчиво прильнув к нему. Она подарила ему покой, которого он никогда прежде не знал. Она омыла ему душу своими поцелуями и прикосновениями. Ей почти удалось возродить его душу.
  Почти, потому что неведомая опасность всё ещё висела над ними, как дамоклов меч, грозя разрушить тот хрупкий мир, который они обрели друг с другом. И это омрачало всё то, что ожидало их впереди, незаметно отравляя сладкие мгновения.
  Поэтому Себастьян еле сдерживался от того, чтобы снова не коснуться ее и не прижать ее к себе. Он боялся потерять голову, что могло бы запросто произойти, и позабыть об опасности, которая преследовала его с тех пор, как он вернулся в Англию. Беспомощно вздохнув, Себастьян сжал кулак, понимая, что до сих пор ему так и не удалось выяснить, кто же охотиться на него и желает его смерти. Слишком мало времени прошло с тех пор, как он вернулся. Кто мог последовать за ним?
  Вики вдруг полезла в свой ридикюль, незаметно достала что-то, завернутое в шёлковый платок, и протянула ему.
  - Это тебе, - сказала она, взглянув на него. - Я взяла это специально для тебя.
  Удивлённо приподняв брови, он взял то, что она с таким волнением хотела вручить ему, откинул в стороны уголки платка, и замер, обнаружив там горстку миндалин. Он был так тронут ее даром, что не сразу смог заговорить. Господи, она заставляла его ощущать такую мучительную любовь к ней, что сдавило в груди.
  - Спасибо, милая, - пробормотал он хрипло, нагнулся вперёд, обхватив ее щеку своей ладонью, и, нагнув голову, быстро поцеловал ее.
  Она улыбнулась ему, глядя на него своими сверкающими серебристыми глазами, и откинулась на спинку сиденья. Себастьяну потребовались все его решимость, чтобы не последовать за ней. Господи, она была слишком великим искушением! Слишком легко она могла заставить его позабыть об остальном мире, но сейчас он не мог позволить себе подобной роскоши. Ему нужно обязательно помнить о своих врагах, и опасности, которая угрожала так же Вики, которая могла стать невинной жертвой.
  Спрятав в кармане миндаль, он приподнял голову и увидел, что Вики задумчиво и серьезно смотрит на него.
  - Ты думаешь, нас могу преследовать?
  Ее вопрос застал его врасплох. Как она поняла, о чем он думал? Себастьян не хотел пугать ее, но и не желал вводить в заблуждение или лгать о том, что на самом деле могло быть опасным для них обоих.
  - Я не исключаю такой возможности.
  Она нахмурилась ещё больше.
  - Тебе так и не удалось выяснить, кто преследует тебя? Кто может желать тебе... зла?
  Тори вздрогнула, произнося эти слова. Ей было нелегко говорить об этом. Как и ему.
  - Я не знаю, кто это, но тебе не о чем волноваться. Я держу ситуацию под контролем, к тому же с нами едут два опытных солдата под видом слуг.
  У нее удивленно поползли вверх брони.
  - Наш кучер и лакей - бывшие солдаты?
  - Да, они воевали когда-то на Пиренеях.
  - С тобой?
  Почувствовав неприятное напряжение, Себастьян покачал головой.
  - Нет, тогда я был во Франции.
  Он не хотел говорить о войне. Это была не та тема, которая могла отвлечь или успокоить его. Разговоры о войне открывали незаживающие раны, которые до сих пор болели. К тому же он не хотел, чтобы ее улыбка погасла. В будущем у них будет достаточно времени, и если она захочет, он расскажет ей. Но только не сейчас. И Вики снова удивительным образом поняла его. Его удивляла та легкость, с которой она это делала. Но ведь так было всегда, с самого детства, когда только он привёл ее к своему валуну.
  Ее губы вдруг сложились в лукавой улыбке, от которой у него перехватило дыхание. Она положила руку на свободное место рядом с собой и тихо попросила:
  - Сядь возле меня. - Она смотрела на него так пристально и долго, что у него неровно забилось сердце. Он боялся, что если сядет к ней, то просто не сможет потом отпустить ее. И видя его колебания, Вики опустила голову и, глядя на него сквозь длинные золотистые ресницы, совсем тихо добавила: - Обещаю, что не буду приставать к тебе.
  Ее слова заставили его ещё желать ее еще больше. Острая потребность прикоснуться к ней стала просто нестерпимой. Она манила, соблазняла. Она сводила его с ума и прекрасно понимала это. Тяжело дыша, Себастьян всё же пересел к ней. Вики тут же обняла его одной рукой и положила голову ему на плечо.
  - Я просто хочу обнимать тебя, - прошептала она, уткнувшись ему в шею.
  Почувствовав на шее ее тёплое дыхание, Себастьян почувствовал, как задрожали руки. Он испытывал неодолимую потребность вот так же просто зарыться в нее. Но она больше не шевелилась, и он постепенно успокоился, обнаружив, что она заснула. Он взглянул на ее безмятежное лицо, на котором застыла довольная улыбка. У нее был вид хитрого ангела, которой удалось получить заветную вещицу. Себастьян слишком хорошо помнил это выражение ее лица. Она выглядела именно такой, как тогда, много лет назад, когда он впервые привел ее к их валуну. И когда она упросила его приходить туда вместе с ним. Он не смог отказать ей тогда. Никогда не мог. Как и сейчас.
  И Себастьян вдруг понял, что если она попросит его сердце, он с готовностью вручит его ей. Поразительно, но он больше не боялся показать ей свои чувства.
  
  ***
  
  Тори разбудил какой-то звук, и, открыв глаза, она поняла, что экипаж остановился. Взглянув на Себастьяна, она хриплым ото сна голосом спросила:
  - Где мы?
  Он нежно посмотрел на нее.
  - Мы делаем остановку, чтобы сменить лошадей. А тебе, - он осторожно коснулся ее щеки и добавил: - Тебе следует немного подкрепиться, потому что мы не будем останавливаться до самой ночи.
  Тори хотела бы вечно вот так лежать в его объятиях и чувствовать его теплое прикосновение, но к ее стыду в животе довольно громко заурчало. Она попыталась скрыть румянец и виновато улыбнулась.
  - Так чего же мы ждем? Я умираю от голода.
  Она хотела выпрямиться и отстраниться от него, но застыла, увидев в ответ его неожиданную улыбку. Никогда ещё на ее памяти он не улыбался так часто. И так нежно, что переворачивалось сердце. Приподняв руку, она коснулась его губ.
  - Знаешь, если за день ты будешь улыбаться так же часто, как сегодня, боюсь, солнцу придется дать отставку.
  Его улыбка вдруг померкла. Он нагнулся к ней с явным намерением поцеловать ее, но как раз в этот момент дверь экипажа открылась, и ему пришлось с тяжелым вздохом отпустить ее.
  Тори не могла подавить своего разочарования из-за несостоявшегося поцелуя, но надеялась, что в будущем у них будет достаточно времени, чтобы восполнить эти мгновения. Держа друг друга за руку, они вошли в аккуратно обставленный холл постоялого двора, на первом этаже которого располагалась общая обеденная. Хозяин 'Льва и Короны', мистер Морра, встретил их довольно тепло и тут же предложил попробовать отменный рыбный суп и ещё несколько замысловатых блюд, приготовленные его женой, которые обещали непременно прославить его заведение. Тори так сильно хотела есть, что просто не смогла дать отставку ни одному блюду, и Себастьян заказал для нее все предложенные яства. И пока они разговаривали, прислуга тут же бросилась подготавливать столик для гостей.
  Довольная и готовая немедленно приступить к трапезе, Тори потянула Себастьяна за собой в большую светлую комнату, где было всего несколько человек. Видимо, заведение мистера Морры ещё не было прославлено так, как того хотел хозяин, но это сейчас не имело значения. Главное подкрепиться и поскорее тронуться в путь. Чтобы поскорее снова прижаться к Себастьяну. Эта мысль воодушевляла и волновала одновременно.
  Тори повернулась к Себастьяну, на ходу делая ему какое-то замечание, когда неожиданно налетела на кого-то. Себастьян тут же схватил ее за руку, помогая ей вернуть равновесие. Тори выпрямилась, развернулась к тому, кого чуть не сбила с ног. И застыла, увидев довольно знакомое лицо.
  - Лейтон? - изумленно спросила она, глядя на мужчину, которого хорошо знала много лет назад. - Гарри Лейтон, это вы?
  Невероятно, но перед ней стоял человек, который семь лет назад трижды делал ей предложение выйти за него замуж. Ее первый и яростный кавалер, которому она дала жёсткий отказ. Так же три раза.
  - Мисс Хадсон, - наконец проговорил он не менее изумленно, глядя на нее. - Не ожидал вас увидеть здесь. Что вы здесь делаете?
  Его светлые, некогда сочного пшеничного цвета, волосы почти выцвели. Красивое лицо осунулось, черты стали более резкими, едва ли не жёсткими, а глаза смотрели с ещё большим холодом. Изменения были разительными, но встреча была настолько неожиданной, что Тори не придала этому большое значение.
  - Не могу поверить, что встретила вас, - пролепетала она.
  - А что в этом удивительного? - осведомился он, приподняв вопросительно свою бровь.
  Удивительным было то, что она не думала, что их пути еще когда-нибудь пересекутся. Тори не собиралась говорить ему об этом, но ей ничего и не пришлось ответить. Лейтон заметил того, кто стоял за ее спиной, неожиданно резко выпрямился и посмотрел прямо на него. И сжав руку, Лейтон почти процедил:
  - Себастьян!
  Оторопев, Тори повернулась к Себастьяну и увидела, что и тот, не мигая, смотрит на Лейтона так пристально, будто узнал его. Будто знал его! Лицо Себастьяна было таким непроницаемым и суровы, а губы плотно сжатыми, что если бы Тори не знала его так хорошо, то подумала бы, что в данную минуту Себастьян испытывает сильнейшую ненависть.
  - Гарри! - раздался его тихий, но очень опасный голос.
  И все сомнения Тори отпали. Она перевела изумленный взгляд с Себастьяна на Лейтона и обратно.
  - Вы знаете друг друга? - выдохнула она изумлённо.
  - Мы виделись в Лондоне... - начал было Лейтон, но Себастьян тут же перебил его.
  - Мы учились вместе!
  Голос его прозвучал так напряженно и угрожающе, что Тори ошеломлённо и непонимающе уставилась на него. Он сказал это так, будто бросал вызов любому, кто посмеет засомневаться в его утверждении. Но почему? Откуда эта враждебность и ненависть? И откуда они на самом деле знали друг друга?
  Тори перевела на Лейтона недоумевающий взгляд, надеясь хоть у него получить ответы на свои многочисленные вопросы.
  - Гарри, вы тоже учились на духовника? - спросила она, пристально глядя на него.
  В это было сложно поверить, но снова за него ответил Себастьян. Тем же стальным тоном.
  - Он учился на другом факультете.
  Лейтон как-то странно усмехнулся. То ли с иронией, то ли с презрением.
  - Как давно это было, - протянул он голосом, лишенным однако ностальгии.
  Всё то время, пока эти двое делали свои ошеломляющие признания, они ни разу не посмотрели на Тори, продолжая сверлить друг друга глазами. И Тори не выдержала.
  - Лейтон, вы...
  Но снова ей не дали закончить. И снова это был Себастьян, который жестко проговорил:
  - Гарри, кажется, вы торопитесь. Мы не будем вас задерживать.
  Лейтон снова ухмыльнулся, на этот раз с откровенным цинизмом, и покачал головой.
  - Хотел бы я вернуть те годы, - сказал он, шагнув вперед.
  Себастьян даже не уступил ему дорогу, продолжая упрямо стоять на месте.
  - Время невозможно вернуть назад, - ответил он, провожая Лейтона холодным взглядом.
  - Как же вы ошибаетесь, Себастьян. До скорой встречи.
  Кивнув головой, он направился к двери, и только тут Тори заметила, что он хромает, тяжело ступая на правую ногу и постукивая по дощатому полу тростью.
  - Лейтон, вы хромаете?
  Остановившись у порога, он обернулся к ней.
  - Пулевое ранение.
  Тори была поражена.
  - Вы были на войне?
  - Нет, но как ни удивительно, пули свистят не только на континенте, но и здесь, в Англии. - Он очень пристально посмотрел на Тори и тихо добавил: - Это была дуэль.
  - Дуэль? Но ведь дуэли запрещены.
  - Семь лет назад это не остановило одного человека, который считал, будто оскорблён в самых своих святых чувствах. - Он надел свою шляпу и наклонил голову вперед в прощальном жесте. - А теперь разрешите откланяться. Прощайте.
  Он ушёл, но Тори и Себастьян всё ещё стояли посредине обеденного помещения, глядя на дверь, за которой скрылся Лейтон. Их привела в чувства молодая девушка, которая хотела проводить гостей к приготовленному столу. Молча, они последовали за ней, и, едва усевшись, Тори внимательно посмотрела на Себастьяна.
   - Не могу поверить, что ты знаешь Лейтона, - сказала она, отметив при этом, как он по-прежнему напряжён. И почти обозлен.
  Как странно!
  Он пожал плечами, перевёл недовольный взгляд на тарелку с супом, стоящим перед ним, и с отвращением бросил:
  - Ненавижу суп!
  Глядя на него, можно было легко догадаться, что он ненавидит не только суп. Но Тори решила пока промолчать об этом, не желая портить и ему и себе настроение от хорошо начавшегося дня, вернее, это было продолжение волшебной ночи, которое могло... Нет, должно было повториться и сегодня. Она улыбнулась ему, пытаясь успокоить и немного смягчить его. Лейтон по-прежнему был неприятен ей, и она с трудом представляла, какого было Себастьяну, если ему довелось учиться с ним в одно время. Но Лейтон волновал сейчас ее меньше всего на свете. Когда рядом с ней находился Себастьян, остальной мир очень быстро начинал меркнуть.
  - Может, я тогда возьму себе твой суп? - Сказав это, Тори приподнялась, нагнулась и взяла его тарелку. - Я такая голодная, что съем и целого слона. - Поставив тарелку напротив себя, она посмотрела на Себастьяна, подалась чуть вперед и поцеловала кончик носа. - Если ты сейчас же не улыбнешься, боюсь, начнется гроза, и мы застрянем здесь надолго.
  К ее облегчению он всё же медленно улыбнулся. Сердце Тори забилось чаще. Довольная, она уселась на своё место и наклонила на бок голову, не отрывая взгляд от Себастьяна.
  - Тебя развеселила перспектива застрять здесь, или обещание скорой грозы?
  Почему-то от ее вопроса его улыбка стала ещё шире. Сердце Тори начинало медленно таять, но как раз в этот момент к ней на колени прыгнул такой упитанный рыжий кот, что она чуть не подскочила от испуга, взмахнув рукой. При этом Тори задела тарелку с супом, которая, покачнувшись, полетела на пол и разбилась на мелкие осколки, а суп обрызгал всё вокруг.
  - Какого черта? - начал было Себастьян, готовый броситься к Тори, но та остановила его жестом руки.
  - Всё в порядке, милый. - Она вздохнула с облегчением, когда кот спрыгнул на пол, добившись своего. - Видимо, это рыжее существо голодное, и ему захотелось полакомиться твоим супом.
  Услышав звук бьющейся посуды, прибежала девушка, которая привела их сюда, и ахнула, увидев, что натворил их кот. За ней шёл хозяин заведения.
  - Миссис Колбот, - обеспокоенно начал мистер Морра, глядя на Тори. - С вами всё в порядке?
  - Мистер Морра, всё хорошо, - заверила она, улыбнувшись Морре. - Видимо, ваш кот просто проголодался.
  - Негодник! - Морра повернулся к коту. - Я тебя три дня не буду кормить. Напугать так нашу гостью!
  Расстроившись за этот неприятный инцидент, Морра развернулся и ушёл, пообещав, что принесёт самое лучшее угощение. Кот, не теряя ни минуты, начал лакать суп, который уцелел на небольшом куске фарфора, а служанка стала подметать пол от осколков. Тори хотела отругать котика за хитрость, но ее отвлек обеспокоенный голос Себастьяна.
  - Ты в порядке? Ты точно не поранилась?
  Тори повернулась к нему.
  - Себа, со мной всё в порядке. И для убедительности могу показать все свои пальчики.
  - Будь любезна.
  У него был такой серьезный вид, что Тори рассмеялась.
  - Надеюсь, ты шутишь?
  Их прервал раздраженный голос девушки, которой всё никак не удавалось закончить уборку.
  - Берти, отойди в сторону. Не видишь, я тут убираю. Разлегся мне тут. А ну, вставай!
  Тори решила прийти на помощь бедному Берти, который всего лишь проголодался. Взглянув на него, она обнаружила, что рыжий кот лежит на полу.
  - Он, наверное, так наелся, что не может двигаться. Да, Берти?
  Но кот даже ухом не повел. Работница постоялого двора слегка толкнула его ногой, но Берти не пошевелился.
  - Берти, - позвала она кота и, присев, попыталась поднять его с пола. Но с ужасом замерла и тихо прошептала. - О Боже, он мертв!
  Услышанное настолько сильно потрясло Тори, что у нее рот раскрылся от изумления.
  Вскочив с места, Себастьян наклонился к коту и, сжав его загривок, поднял с пола. И застыл, обнаружив, что девушка права.
  - Он мертв, - ошеломлённо констатировал Себастьян и неожиданно взглянул на разбитые осколки тарелки. А потом с таким бешеным взглядом посмотрел на бледную девушку, что та вздрогнула и сделала шаг назад, крепко сжимая метлу. - Кто варил это суп?
  Она вдруг заплакала. И Тори потрясенно уставилась на Себастьяна, медленно осознавая, к чему он клонит.
  - Не... - девочка дрожала, не в состоянии ответить.
  Бросив на пол кота, Себастьян встал и навис над ней.
  - Отвечай! - грозно потребовал он, сжав руку в кулак. - Кто сварил этот чертов суп?!
  Тори встала с колотящимся сердцем, наблюдая всю эту нереальную картину. На звук его голоса снова прибежал хозяин заведения. И застыл, когда увидел, что произошло.
  - Суп сварила моя жена, - еле смог ответить он, дрожа под яростным взглядом Себастьяна.
  - Где ваша жена?
  Тори никогда не видела Себастьян в таком гневе, но он начинал пугать не только мистера Морра.
  - На... на кухне.
  - Ведите меня туда!
  Схватив всё ещё изумлённую Тори за руки, он потащил ее за собой, двинувшись за Моррой и проходя многочисленные коридоры. Когда они оказался на кухне, Себастьян подошёл к испуганно застывшей жене Морра и потребовал так грозно, что женщина побелела от страха.
  - Немедленно попробуй свой суп!
  Взяв дрожащей рукой ложку, она зачерпнула суп из кастрюли, который стоял на плите и сделала большой глоток.
  - Ещё! - прорычал Себастьян. Когда жена Морра сделала пять глотков, Себастьян стал чего-то ждать. Возможно той же участи, что постигла и Берти. Но миссис Морра не упала, с ней ничего не произошло. И тогда он повернулся к мистеру Морра. - Ваш суп был отравлен! Как вы это можете объяснить?
  Он так сильно сжимал ладонь Тори, что мог сломать ей руку и даже не заметить этого.
  - Но... но сэр, это не так, клянусь! - с жаром воскликнул Морра, стоя возле жены.
  Себастьян нервно провел рукой по волосам.
  - Отравили мою порцию, - сказал он тихо. - Пока она стояла на столе. - Он вдруг посмотрел на Тори и резко добавил: - Уходим!
  Он был в гневе, но Тори так и не поняла, что ко всему прочему его скрутил дикий страх. Потому что она была готова есть суп, который был отравлен. И предназначался ему. Она поняла это только тогда, когда он запихнул ее в экипаж и громко хлопнул дверью.
  - Даже не вздумай выходить оттуда, пока я не вернусь! - яростно потребовал он и исчез.
  Тори смотрела на захлопнувшуюся дверь, боясь даже дышать.
  Холодная дрожь медленно охватывала всё тело. Боже праведный, враги Себастьяна находились совсем рядом! И на этот раз они были настроены более чем решительно. Тори побелела, едва представив, что если бы не взяла себе тот суп, Себастьян всё же мог бы его съесть. И упасть почти так же, как бедный Берти.
  Его враги настигли их в самый уязвимый для них момент. И у Тори замерло сердце, когда она поняла, что Себастьян в одиночку пошёл искать их.
  Глава 23
  Тори места себе не находила, ожидая Себастьяна. В голове проносились всевозможные ужасные мысли, пока он не вернулся. И выглядел при этом так мрачно и замкнуто, что ещё больше напугал ее. Они тронулись в путь и ехали какое-то время в гробовой тишине. Тори стало не по себе от того холода, которым веяло от него. И в какой-то момент она не выдержала. Он не должен был отгораживаться от нее. Он не имел права держать ее в неведении и вести себя так отчуждённо, особенно сейчас.
  - Вы кого-нибудь нашли? - осторожно спросила она, пристально глядя на него.
  Себастьян с мрачным видом смотрел в окно и даже не подумал взглянуть на нее, когда недовольно буркнул:
  - Нет.
  Тори сжалась, уговаривая себя сохранять спокойствие.
  - Что ты будешь делать? - снова попыталась она, ощутив неприятную дрожь во всем теле.
  Он молчал так долго, что Тори и не надеялась получить ответ на вопрос, который терзал ее с тех пор, как ее бесцеремонно запихнули в экипаж. Господи, она хотела знать, что происходит, чтобы знать, как защититься и защитить его! Она хотела, чтобы он успокоил ее, хотела хоть немного поверить в то, что всё будет хорошо. В первую очередь с ним. Она хотела обнять его, но по выражению его лица было ясно, что он не потерпит никаких прикосновений к себе.
  Его молчание в конец вывело ее из себя, и Тори не смогла сдержаться.
  - Черт побери, Себа, ты можешь посмотреть на меня и ответить на мой вопрос?!
  И он повернул к ней свое лицо. Такое суровое, гневное и мрачное, что Тори затаила дыхание. Никогда она не видела его в таком состоянии. Ей казалось, что сейчас он может совершить нечто безрассудное. Нечто ужасное.
  Себастьян сжал челюсти, пытаясь взять себя в руки. Он никого не нашел. Да и было бы удивительно, если бы было иначе. Никто не станет рисковать собой, если произойдет осечка. Себастьян трясся от гнева так, что едва владел собой. Но не только гнев одолевал его. Едва он вспоминал, как Вики взял себе его суп, собралась есть то, что предназначалось ему, как у него леденело всё внутри. Господи, она могла стать незапланированной жертвой его недругов, которым нужен был только он!
  Себастьян медленно посмотрел на нее. И только тут увидел, как дрожит ее нижняя губа, как неестественно она бледна. И как дрожат ее плечи, хотя она и прикладывала все свои силы для того, чтобы скрыть это.
  Он был зол. Очень зол. В первую очередь на себя за то, что не предугадал подобный шаг врагов. Ему следовало быть более осторожным, следовало сохранять бдительность. Себастьян был безумно зол на людей, которые пытались навредить ему. Но больше всего он был зол на Вики за то, что она чуть не приняла на себе его участь.
  - Я ничего не могу тебе сказать! - жестко проговорил он, тяжело дыша.
  Тори захотелось ударить его. Как он смеет говорить ей такое?!
  - А своими предположениями можешь поделиться со мной? - сохраняя последнюю каплю спокойствия, спросила она, желая решить ситуацию мирным путем. Желая достучаться до него.
  Но это почему-то ещё больше вывело его из себя. Себастьян выпрямился и подался вперед, глядя на нее своими потемневшими от гнева глазами.
  - Чёрт побери, какие ещё предположения! - взорвался он. - Тебя чуть было не убили!
  Тори остолбенела и уставилась на него.
  - Меня? - Она тоже подалась вперед, не замечая, как он дрожит при этом. - Да будет тебе известно, что этот чертов суп предназначался тебе!
  - Вот именно! - отрезал Себастьян, едва дыша, и резко добавил: - И ты не имела никакого права брать его себе!
  - Не имела? - глухо повторила она и вдруг боль так сильно кольнула ее в сердце, что весь гнев разом улетучился из нее. К горлу подкатил густой ком, но проглотив ее, Тори всё же хрипло выдавила: - Неужели ты думаешь, что я оставила бы тебе этот суп, если бы знала заранее, что он отравлен?
  Себастьян вдруг застонал, напряженные плечи опустились, будто он не выдержал опустившейся на них тяжести. А потом сгреб Вики в охапку и прижал к своему колотящемуся сердцу так крепко, что чуть не раздавил ее. Уткнувшись лицом ей в шею, Себастьян попытался справиться со своей болью и одновременно утешить ее, потому что понял, наконец, как сильно она напугана, как ей страшно. Вот только она даже не предполагала, что ему страшно намного больше. Господи, он не смог бы вынести ее потери! Он не смог бы жить, если бы перед его глазами на пол свалился не тот несчастный кот Берти.
  - Вики, - прошептал он, боясь отпустить ее хоть на миг. Ведь только в его объятиях она была в полной безопасности. - Замолчи, слышишь? Никогда больше не говори так.
  Она всхлипнула и крепче обняла его за плечи.
  - Я скажу это тысячу раз, если понадобиться. Я буду готова есть сотни супов, если это спасет тебя.
  Он не мог вынести такого признания. Он не мог вынести мысли о том, что их может что-то разлучить. Особенно теперь, когда он, наконец, обрел ее. Господи, он действительно обрел ее, а теперь слышал слова, которые разрывало ему сердце.
  - Вики, - хрипло выдавил он. - Жизнь моя, обещаю, что найду этих мерзавцев, и они заплатят мне за всё!
  - Обними меня, Себа, - простонала Тори, ужасно боясь того, что они касаются друг друга в последний раз. - Не отпускай меня, умоляю...
  - Ни за что!
  Ей была невыносима мысль о том, что их могут разлучить. Неужели она столько лет страдала только для того, чтобы теперь собственными глазами увидеть его смерть! Вздрогнув, она спрятала на его плече свое бледное лицо и попыталась отогнать от себя дурные мысли. Пока она была в объятиях Себастьяна, у нее были силы поверить в лучший исход.
  Так они доехали до своей следующей остановки, очередного постоялого двора, где им предстояло переночевать. К тому времени оба успокоились настолько, что вновь могли рассуждать здраво.
  Номер был заказан. Камин ярко горел, согревая комнату. Едва войдя внутрь, Тори повернулась к Себастьяну, который стоял возле порога с таким видом, словно не собирался долго задерживаться. Словно торопился уйти.
  - О нет! - воскликнула она, направляясь к нему. - Даже ну думай! Я не выпущу тебя из этой комнаты. У тебя здесь определенно не могут быть дела.
  Но он не сдвинулся с места.
  - Мне нужно написать письмо Эдварду.
  Тори замерла в шаге от него.
  - У тебя на самом деле появились какие-то догадки, да?
  И он не стал лгать ей.
  - Да.
  - И кто это может быть? Кто пытается... навредить тебе?
  - До тех пор, пока Эдвард не ответит, я не могу быть уверен. Иначе впустую потрачу время там, где нужно было бы действовать с предельной осторожностью. - Он сам преодолел расстояние, отделяющее их, поднял руку и коснулся ее щеки. - Вики, прошу, не волнуйся. Я совсем скоро вернусь. Обещаю.
  Она медленно кивнула, пытаясь проглотить ком в горле.
  - Обещай быть осторожным.
  И к ее удивлению он несмело улыбнулся.
  - Обещаю, - заверил он и вышел, велев запереть за собой дверь.
  Когда он улыбался, Тори казало, что всё непременно будет хорошо. Ей так хотелось в это верить. Так хотелось верить в то, что враги Себастьяна не смогут причинить ему зла.
  Оставшись одна, Тори сделала глубокий вздох и окинула небольшую комнату изучающим взглядом. И увидела саквояж Себастьяна, где лежала мазь Алекс. Где лежала его Библия.
   'В нем было кое-что очень ценное для меня'.
  Вспомнив тот странный разговор, Тори нахмурилась и направилась к его саквояжу. Что такого ценного мог он хранить в Библии, ради чего так безрассудно рисковал жизнью? Опустившись на колени, она потянулась к саквояжу, открыла его и полезла внутрь. Она бы умерла от любопытства, если бы не узнала, что лежало в Библии. И пусть он мог давно переложить заветную вещь, у Тори так сильно колотилось сердец, что она точно знала: внутри что-то есть.
  И как в прошлый раз на самом дне увидела черную кожаную книгу с вытесненным золотистыми нитками крестом посередине. Чувствуя необычное волнение, Тори обхватила книгу чуть дрожащими пальцами и вытащила из саквояжа. Сделав глубокий вдох, она развернула толстый переплет, понимая, что сейчас раскроет величайшую тайну Себастьяна.
  Прямо под переплетом лежал аккуратно сложенный в пятнах, потрепанный и истертый до дыр серый шелковый платок. Он не мог быть серым, ибо таким сделало его время. Странно. Он хранил в священной для себя книге какой-то старый платок? Нахмурившись, Тори пролистала все страницы Библии, но так ничего не нашла. И снова вернулась к платку. Проведя по нему пальцами, она ощутила какое-то странное стеснение в груди.
  В тот день, когда она положила ему в карман мешочек с миндалем бабушки Ады, Библия была уже внутри. И он так поспешно отпрянул от нее, словно боялся, будто она увидит там что-то недозволенное. Если бы в Библии лежало что-то объёмное, оно бы выпирало из кармана. Значит...
  Тори взялась за край платка и развернула его. И обомлела, уронив Библию. Она даже не услышала, как стукнувшись о край саквояжа, Библия приземлилась на пол. У нее внутри что-то оборвалось, когда она увидела до боли знакомые инициалы в левом углу платка. Инициалы, которые вышила ее мама специально для нее.
  Это был платок, который подарила ей мать много лет назад.
  И это был тот самый платок, который Тори повязала Себастьяну на руку целую вечность назад. На мальчишеских соревнованиях...
  Это был ее платок!
  ***
   Остановившись перед дверью их номера, Себастьян вздохнул и постучался. Письмо было написано и отдано посыльному, которому хорошо заплатили за то, чтобы его доставили как можно скорее. Дику и Робину было велено не спускать глаз со всех входов и выходов гостиницы. Все меры предосторожности были предприняты, и Себастьян хотел бы вздохнуть с облегчением, но не мог. Он сожалел о том, что в таких опасных условиях приходится везти Вики туда, где их судьбы, наконец, соединяться. Жалел о том, что Вики становилась свидетельницей жутких событий.
  Путь к их счастью нужно было пройти совсем иначе, но его жизнь, казалось, состояла из одних препятствий. Если нужно было пройти ещё несколько испытаний, чтобы, наконец, заполучить Вики, Себастьян готов был сделать всё что угодно. Пока она рядом с ним, пока обнимает и целует его, он сможет преодолеть любые трудности.
  Когда Себастьян постучался во второй раз и ему не ответили, он почувствовал такой страх, что задрожали руки. И стал почти барабанить в дверь.
  - Вики!
  У него чуть не остановилось сердце, пока он ждал ответа. За эти несколько секунд самые разные и опасные мысли пронеслись у него в голове.
  Но дверь вскоре открылась.
  Вики стояла перед ним с опущенной головой. Себастьян был безумно рад ее видеть, но его насторожило ее поведение. Убедившись, что он вошёл, Вики развернулась и, даже не попытавшись взглянуть на него, отошла к круглому столу возле окна.
  Дурное предчувствие охватило Себастьяна.
  - Вики, - позвал он ее мягким голосом, закрывая дверь. - Что с тобой? Что-то произошло?
  К его огромному изумлению она резко повернулась к нему, держа что-то в руке, странную вещицу, которую подняла вверх, и полными слез глазами посмотрела прямо на него.
  - Это тот самый платок, который я повязала тебе на руку на соревнованиях шестнадцать лет назад? - хриплым от непонятных эмоций голосом спросила она.
  Себастьян застыл, затаив дыхание, и изумлённо смотрел на серый платок, который был зажат между ее дрожащими пальцами. Он не мог оторвать взгляд от единственного куска материи, который придавал ему силы жить дальше все эти мучительные шестнадцать лет. Кусок материи, который спасал его от сумасшествия последние пять лет. Платок, в котором была заключена вся его жизнь.
  Он не мог дышать, не смог произнести ни слова, переведя взгляд на Вики, которая с горящими глазами смотрела на него. Не получив ответа, она сделала шаг в его сторону.
  - Это тот самый платок? - снова спросила она, неумолимо подходя к нему.
  Себастьян медленно пришёл в себя.
  - Где... где ты его нашла? - удивлённо спросил он.
  Она не заставила его долго ждать.
  - В твоей Библии. - Ее глаза сверкали от гнева, но в них отчетливо виднелась и боль. И мольба. И потрясение. Она остановилась прямо перед ним. - Ты хранил его целых шестнадцать лет?
  - Откуда ты догадалась?.. - хотел было спросить он, но понял, что сам же выдал себя еще вчера, когда рассказал о своём ранении.
  - Почему ты украл у меня платок?
  Он остолбенел от ее неожиданного вопроса.
  - Украл? - повторил Себастьян, не веря своим ушам.
  - Я не давала его тебе!
  - Что? - Он не понимал, чем вызвал ее гнев и почему она говорит такие вещи. И не был готов к подобному разговору, но ее слова окончательно вывели его из себя. Себастьян навис над ней и почти рыкнул: - Это мой платок! Ты сама повязала его мне на руку после игр! Неужели забыла об этом?
  Вики вздрогнула так, словно он ударил ее. Подняв к нему свое бледное лицо, она посмотрела на него полными слёз глазами и сказала то, что чуть не разбило ему сердце.
  - Забыла? - хрипло молвила она, пытаясь проглотить ком в горле. - Ты думаешь, я способна забыть хоть бы миг, проведённый с тобой? Я лишь не могу вспомнить, когда это дала тебе право вложить в этот жалкий кусок материи столько значения, что от этого зависела твоя жизнь. Я не давала тебе права рисковать жизнью ради этого платка!
  Себастьян замер, чувствуя стеснение в груди. Ему было больно дышать. Ему было больно видеть, как одинокая слезинка катиться по нежной щеке, разрывая его сердце на части. Ему было безумно больно слышать слова, которые так немыслимо много значили для него. Но больше всего ему было мучительно видеть отражение собственной боли в ее глазах. Господи, если бы не этот платок, неизвестно, дожил бы он до сегодняшнего дня!
  Глядя в самые обожаемые на свете серые глаза, Себастьян не смог сдержаться от признания. Признание, которое буквально душило его.
  - Это было единственное, что связывало меня с тобой.
  Слёзы ещё быстрее побежали по ее щекам. Не в силах больше сдерживаться, Себастьян схватил ее и прижал к своей груди, боясь умереть перед ней от боли. Она не должна была знать о платке. Она не должна была обнаруживать его ахиллесову пяту. Она смотрела на него так, словно это значило для нее все. Господи, он так часто боялся раскрыть ей свое сердце и получить холодный отпор! Он так сильно боялся того, что она снова назовет его скучным занудой! А теперь она прижималась к нему так, словно от этого зависела вся ее жизнь. Почти как в тот день, когда Бонни напал на нее.
  Она, как и этот истёртый до дыр платок, принадлежали ему. Всегда.
  - Себа, - глухо молвила она, крепко обнимая его. - Я когда-нибудь убью тебя за все те глупости, которые ты совершал без меня.
  Тори едва могла дышать, пытаясь всем телом вжаться в него. У нее болели глаза, у нее болело горло. Но больше всего у нее болело сердце. Господи, он был готов умереть, защищая платок, но не мог набраться храбрости и сказать, что любит ее! Он был готов пойти в армию и истерзать свое тело, лишь бы она не прикасалась к нему. Он был готов оберегать и хранить ее платок вместо ее сердца. Неужели можно любить так сильно, так отчаянно? И так безрассудно?
  - Вики...
  Она любила его до боли. Так, что разрывалось всё внутри. И впервые Тори захотела вручить ему свое признание. Не дать, а именно вручить. Как самый бесценный дар на свете. Потому что он был таким же глупым, как она. Потому что он любил ее так же безумно, как она.
  Они совершили достаточно глупостей, храня упрямое молчание все эти долгие годы. Настала пора положить всему этому конец.
  - Себа, ты скажешь мне, наконец, куда меня везешь? - спросила Тори, немного придя в себя.
  Он погладил ее по спине и тихо ответил:
  - Я хочу сделать тебя своей. - Он приподнял голову, слегка отстранив ее от себя, взял ее лицо в свои ладони и, вытерев большим пальцем слёзы, посмотрел ей в глаза. - Я хочу жениться на тебе, Вики. - Он прижался лбом к ее лбу и хрипло добавил: - Жизнь моя, это единственный способ привязать тебя ко мне. Раз и навсегда.
  У Тори замерло сердце. У нее замерло всё внутри. Она не могла сделать ничего, а только лишь смотреть на него и впитывать в себя волшебство этих до боли желанных, необходимых, бесценных слов. Господи, если бы только он знал, как долго она ждала их!
  - Себастьян, - выдохнула Тори, обретя дар речи.
  - Ты станешь моей, Вики? - дрожащим, словно от страха голосом спросил он, будто боялся услышать отрицательный ответ. - Ты станешь моей женой? Попытаешься разделить со мной мою жизнь? Ты позволишь мне разделить с тобой и твою жизнь?
  Господи, этого было более чем достаточно для ее изнывающего любовью сердца!
  Приподнявшись на цыпочках, Тори коснулась его губ быстрым поцелуем и тихо молвила:
  - Знаешь, если бы женщинам было дозволено делать предложение мужчинам, я бы сделала это семь лет назад.
  Семь лет назад! У Себастьяна перехватило дыхание. Семь лет назад она стала выходить в свет. Семь лет назад он попытался, так неуклюже просил ее подождать, пока он закончит учебу. Семь лет назад он отказал ей в своем поцелуе.
  Господи, если бы у него хватило смелости до конца настоять на своём, они были бы вместе вот уже целых семь лет! Какой болван! Сколько времени упущено. Сколько глупостей совершено.
  Себастьян всё смотрел ей в глаза и не мог поверить в то, что это происходит с ним. Не мог поверить, что она согласилась бы разделить с ним жизнь даже семь лет назад. Он вдруг почувствовал, как у него кружится голова. Почему-то задрожали ноги так, словно он мог вот-вот упасть на пол. С ним творилось нечто непонятное. Но это было так восхитительно, что он мог умереть от счастья. От настоящего счастья.
  Сделав глубокий вдох, он все же тихо спросил:
  - Жизнь моя, так кто из нас двоих делает сейчас предложение и кому следует соглашаться?
  Она улыбнулась ему такой счастливой и манящей улыбкой, что сердце резко запрыгало в груди. Обхватив его за шею своими руками, Вики притянула его голову к себе и прошептала:
  - Какая разница, если итог удовлетворяет нас обоих. - Она крепко поцеловала его. Так крепко и сладко, что Себастьян чуть не лишился разума. И выдохнула ему прямо в губы, сокрушая его своими словами: - Но раз это твоё предложение, я хочу, чтобы ты знал, что я согласна! Себа, я умираю от желания разделить с тобой твою жизнь... И хочу отдать тебе свою.
  Он больше не мог сдерживать себя. Обхватив ее за талию, Себастьян притянул ее к себе так резко, что ноги ее оторвались от пола. Она упала ему на грудь. И тогда он поцеловал ее, проникнув в ее сладкий рот. Он хотел коснуться ее сердца. Ее души. Только там он мог бы обрести покой. И счастье.
  Он целовал ее до тех пор, пока не зашумело в ушах и не стало очевидно, что он теряет голову. У него действительно кружилась голова, будто он выпил бутылку самого крепкого вина. Никто из них не ожидал такого исхода событий. Боже, они так долго шли к этому, так мучительно долго желали этого, что миг обретения стал почти непереносимым!
  - Вики... - прошептал Себастьян, ощущая жар во всём теле.
  Огонь желания медленно охватывал его. Боль в груди сменила другая, томительная, сладкая и безумно желанная. Себастьян закрыл глаза и вдохнул неповторимый аромат жасмина, запах женщины, которая была предназначена ему самой судьбой. Которая принадлежала ему с самого рождения. Господи, он умирал от любви к ней и был готов зацеловать ее до смерти!
  Но к их общему изумлению раздался громкий стук в дверь.
  - Милорд, это Дик. Вы там? - послышался тут же знакомый голос.
  Себастьян замер, понимая, что без веских причин Дик ни за что не стал бы беспокоить его.
  Вики же, эта страстная обольстительница запустила пальцы в его волосы, не переставая целовать его, и глухо попросила:
   - Пусть уходит.
  Себастьян улыбнулся, поражаясь тому, как легко ему удаётся улыбаться, когда Вики рядом с ним. В любое другое время он бы послал всех к черту, ведь у него в руках было самое волнующее сокровище мира. Но только не сегодня. Не тогда, когда от прихода Дика могла зависеть их жизнь.
  Осторожно опустив ее на пол, Себастьян оторвался от ее губ и посмотрел на нее.
  - Мне нужно открыть дверь.
  Он едва не задохнулся, увидев в ее потемневших глазах ничем неприкрытое желание. Господи, он бы отдал всё на свете, чтобы прямо сейчас коснуться ее обнаженной кожи, погрузиться в ее зовущее тело и раствориться в ней. И она бы позволила ему сделать это. Как вчера. Она бы последовала за ним, куда бы он ни повёл ее. Неужели мечты способны теперь исполняться?
  Судорожно вздохнув, Вики отпустила его. И только тогда Себастьян обнаружил в себе силы отойти от нее.
  Открыв дверь, он хмуро посмотрел на слегка взволнованного Дика.
  - В чём дело?
  - Сэр, Робин пропал. Я нигде не могу его найти.
  Какое-то странное чувство, еле заметная тревога охватила Себастьяна. Хотя пока не было повода для волнения.
  - Ты искал его везде?
  - Да, все его вещи на месте, а вот его самого нигде нет.
  Глубоко вздохнув и попытавшись рассуждать здраво, Себастьян кивнул:
  - Подожди меня внизу. Я скоро приду, и мы вместе попробуем его поискать.
  - Да, сэр, - кивнул Дик и ушёл.
  Прикрыв дверь, Себастьян тяжело вздохнул и медленно повернулся к Вики. Она стояла посередине комнаты, сжимая в руке его платок, и обеспокоенно смотрела на него.
  - Что произошло? - тихо спросила она.
  Он вдруг увидел страх в ее глазах, и понял, что она напугана. Как она напугана. Господи, если бы только он смог избавить ее от опасности, которая так внезапно нависла над ними! Шагнув к ней, он мягко коснулся ее щеки.
  - Я.. мне нужно уйти на пару минут... - начал он, но Тори быстро прервала его.
  - Что произошло? Что тебе сказал Дик?
  - Ничего особенного, - обманчиво спокойным голосом ответил он, стараясь не тревожить ее, но не сработало.
  - Он кого-то нашёл?
  - Нет. - Себастьян покачал головой, а потом быстро склонил голову и поцеловал ее. Она накрыла его руку своей. И вернула ему поцелуй с такой нежностью, что у него сжалось сердце. - Закрой дверь, пока я не вернусь.
  Он хотел было отойти от нее, но она схватила его за руку и посмотрела ему в глаза.
  - Обещай, что будешь осторожен, - прошептала она.
  У Тори было такое странное предчувствие, что она не могла отпустить его. Только не сейчас, когда его сердце начинало принадлежать ей. Не сейчас, когда он хотел раскрыть ей своё сердце. И когда она сама готова была положить перед его ногами собственное сердце.
  - Обещаю, - нежно молвил он.
  - Обещай, что скоро вернешься. - Она опустила ресницы и тихо добавила: - Я должна тебе кое-что сказать.
  Себастьян замер.
  - Что? - Видя ее необычное волнение, он мягко взял ее за подбородок и поднял к себе ее бесподобное, божественное лицо. - Что такое, жизнь моя?
  Она посмотрела ему прямо в глаза.
  - Я скажу это тебе, когда ты вернёшься. - У нее дрожало всё внутри от его нежного прикосновения, но Тори совладала со своими чувствами и тихо добавила: - Надеюсь, это послужит веской причиной для твоего скорого возвращения?
  Он хотел, боже, он так отчаянно мечтал прижаться к ее губам и никогда больше не отпускать ее. Но Себастьян боялся, что если поддаться искушению, потом будет просто не в состоянии покинуть комнату.
  У него громыхало сердце ещё и потому, что в ее глазах светилось такое обещание, которое сулило ему все блага мира. Он уже мечтал о том мгновении, когда вернется.
  Погладив нежную щеку, он хрипло молвил:
  - Запри дверь. Я скоро вернусь.
  Тори послушно заперла дверь и привалилась к ней. У нее колотилось сердце от сознания того, что только что произошло. И что ещё могло произойти.
  Ей было трудно в это поверить, но он действительно долгие шестнадцать лет хранил платок, который дала ему она. Прятал внутри Библии то, 'что связывало его с ней!' Почти так же, как она берегла подаренные им самим карманные часы. У Тори вдруг повлажнели глаза. Этот глупец был готов умереть только для того, чтобы уберечь от врагов ее платок! И если ему так дорог был этот платок, значит она для него нечто большее...
  'Я хочу жениться на тебе. Это единственный способ привязать тебя ко мне. Раз и навсегда'.
  Тори затаила дыхание, понимая, что больше не нужно мечтать. Нет, пора жить реальной жизнью. Пора перестать мечтать, потому что теперь мечты становились явью, и было бы настоящим преступлением не окунуться в это счастье. Счастье, которого Себастьян был достоин больше всех на свете. Совсем скоро он вернётся к ней, и тогда она посмотрит в его обожаемые изумрудные глаза и скажет то, что навсегда перевернёт их жизни. Скажет, как сильно любит его. Любила с тех пор, как они впервые коснулись руками его валуна. Их валуна.
  Тори лишь надеялась, что сумеет подобрать правильные слова, когда попытается раскрыть ему своё сердце. Расскажет обо всех тех мгновениях, которые меняли ее жизнь, приближали ее к нему. Она признается, что никогда не считала его глупым занудой, как когда-то называла. Поведает ему о том, как сильно тосковала по нему все эти пять лет, как боялась и молилась за него.
  И когда все самые заветные слова будут сказаны, она попытается попросить у него прощение за всю ту боль и страдания, которые ему пришлось пережить по ее вине. Это она была в ответе за каждый его шрам. Все его шрамы должны были достаться ей. Ей следовало набраться храбрости и сказать ему о своих чувствах намного раньше. Это бы помогло избежать много ошибок, но теперь жизнь давала ей удивительную возможность исправить эти ошибки. И она была готова на всё.
  Улыбнувшись про себя тому, как сильно он удивится, когда она покажет ему его же старые карманные часы, Тори медленно открыла глаза. Он будет потрясён. Но поймет значимость ее поступка. И может тогда он позволит и ей заглянуть за баррикады, которые скрывали его сердце. Потому что, она просто умирала от желания услышать и его признание!
  Неожиданно в дверь постучали. Удивившись, что Себа мог так быстро вернуться, Тори повернулась и хотела было открыть дверь, но некое предчувствие остановило ее. И она тихо спросила:
  - Кто там?
  Себастьян всегда давал обнаружить себя прежде, чем постучаться.
  - Это слуга, мэм, - ответил незнакомый мужской голос. - Я принёс кое-что от вашего мужа.
  Нахмурившись ещё больше, Тори снова спросила:
  - А что велел вам послать мой муж?
  'Мой муж... Мой!' Господи, совсем скоро он действительно будет принадлежать ей! Только ей. Тори затрепетала от этих мыслей. И упустила из виду очень важную, почти роковую вещь: насмешливый тон слуги.
  - Это вино, миссис. Ваш муж сказал, что вам нужно что-то отметить.
  Неужели он решил отметить ее согласие? Это было так на него не похоже. Но если он так пожелал, кто она такая, чтобы воспрепятствовать ему в столь малом удовольствии?
  Тори открыла дверь. И впервые в жизни пожалела о том, что ослушалась Себастьяна, потому что огромная лапа совершенно незнакомого мужчины громадного роста накрыла ей лицо, а второй он больно ударил ее по затылку.
  За долю секунды до того, как потерять сознание, Тори успела услышать торжествующий голос своего похитителя:
  - Ну, вот и попалась, птичка.
  Глава 24
  Два дня.
  Два дня беспрестанного, но тщетного поиска.
  Себастьян не знал, как сумел прожить эти два долгих, мучительно отчаянных дня. Он сделал всё, что мог, всё, что было возможно и невозможно, но так и не сумел найти Вики! Бессилие вкупе со знанием того, что она по-прежнему находится в руках его врагов, вернее, одного сумасшедшего, которого он должен было прикончить семь лет назад, медленно начинало сводить с ума и заставляло кровь стыть в жилах.
  Удивительно, но впервые в жизни Себастьян сожалел о том, что не убил человека. Он жалел о сотнях людей, которых поневоле искалечил, о сотнях убитых им в бою солдат, но не мог простить себе за то, что когда-то не прострелил черное сердце одного единственного поддонка, который больше всех заслуживал смерти.
  И теперь был вынужден расплачиваться за эту ошибку. Вернее, Вики приходилось расплачиваться за его ошибки, а этого Себастьян не мог вынести. Этого нельзя было допустить. Ни при каких обстоятельствах.
  Обессилено Себастьян рухнул на стул, едва волоча раненую ногу. Два дня он гонял своего коня так, что тот едва не свалился замертво. И видимо такая же участь ожидала его, но пока он не мог позволить себе упасть.
  Пока не найдет Вики.
  Пока не вернёт ее.
  Такого парализующего, леденящего душу ужаса Себастьян ещё никогда не испытывал. Вики была одна, в руках того, кто мог совершить любое злодеяние и ни на миг не пожалеть об этом. И ни за что не сжалится над ней, ожидая своего часа целых семь лет.
  Страх и боль. Вот, что управляло Себастьяном. Страх, который впервые познал много лет назад, когда соседский мальчик невольно ударил Вики в живот. И ярость. Безотчетная, обжигающе адская, непреодолимая, неукротимая, почти слепящая ярость. Себастьян думал только о том мгновении, когда отыщет мерзавца, а затем он с превеликим удовольствием свернёт ему шею, сломать все кости, если только тот хоть пальцем тронул Вики.
  Невыносимо! Невозможно! Такого не должно было случиться.
  Он ведь только обрёл Вики, только почувствовал сладкий привкус жизни. Только поверил в то, что сможет быть с ней и подарить ей именно то счастье, которое она заслуживала, но небеса снова наказывали его. Себастьян молил Бога только об одном. Он готов был терпеть всё что угодно, его нога могла болеть сколько угодно, сердце могло разорваться в груди, когда только Господь пожелает этого. Только бы с Вики ничего не произошло. Только бы ему удалось вернуть ее целой и невредимой.
  Кто-то положил руку ему на плечо. Вздрогнув, Себастьян открыл глаза и поднял голову. Рядом стоял не менее уставший Робин. Два дня назад, выполняя поручение Себастьяна следить за гостиницей, в которой они остановились, Робин наткнулся на двух подозрительных типов, которые прятались в конюшне, и попытался выяснить, кто они такие, но им удалось вырубить его и забрать пистолет. Когда Себастьян и Дик нашли его лежащего на полу в конюшне, стало очевидно, что враги начали действовать решительно. Холодея от ужаса, Себастьян бросился в свой номер, но ворвавшись в пустую комнату, понял что опоздал.
  Хитрость сработала.
  Вики не было нигде. Себастьян даже не смог напасть на след похитителей, потому что пошёл дождь, и смыло все следы. Однако в номере осталось то, что сжигало ему душу. На столе возле серого, истёртого до дыр, платка с инициалами Вики лежали старинные карманные часы, подозрительно напоминающие те, что подарил ей он в день мальчишеских соревнований. Поразительно, она ругала его за платок, а сама так же трепетно хранила его часы. Это стало последней каплей. Он не хотел больше доказательств ее любви. Он знал, что это такое - плавиться от любви, умирать, тосковать и желать. Он хотел лишь вернуть ее, целой и невредимой.
  У него разрывалось сердце, когда он взял часы. Себастьян провёл по стеклу большим пальцем, обнаружив, что часы всё ещё ходят. Вики позаботилась о часах. Время шло, но оно ещё больше отдаляя его от нее. Господи, он бы отдал сейчас всё на свете, лишь бы вернуть ее! Себастьян мысленно умолял ее дождаться его. Он придет, обязательно спасёт ее. Чего бы это ни стоило ему. И завернув часы в свой платок, он положил эти две старые, потрепанные временем, но бесценные вещи в свой карман, пообещав себе, что не успокоиться, пока не найдет ее.
  - Милорд, - заговорил Робин, видя мрачное, застывшее лицо хозяина. - Тут к вам пришли...
  Себастьян не понимал, о чём он говорит, пока на пороге не показался его брат.
  - Себастьян, - ошеломлённо прошептал Эдвард, глядя на изможденного, почти убитого горем брата.
  - Эдвард, - еле слышно произнёс Себастьян, медленно поднимаясь, но вдруг застыл, заметив у порога ещё дух людей. Которых совершенно не ожидал увидеть здесь. Его глаза гневно сузились, взгляд недовольно вперился в виконта Стоунхопа, за которым стояла притихшая Кейт. - Какого черта ты тут делаешь?
  Меньше всего на свете он хотел видеть здесь этого человека. Но Стоунхоп не повёл и бровью, будто ожидал именно такой реакции.
  Кейт вздрогнула от рыка Себастьяна, а вот Джек даже не подумал оставаться на месте. Он шагнул вперёд, пристально глядя на Себастьяна.
  - Я пришёл предложить тебе мою помощь в поисках Тори.
  - Мне не нужна твоя помощь! - угрожающе проговорил Себастьян.
  Джек спокойно встретил его гневный взгляд.
  - Она может понадобиться Тори.
  После этих слов в Себастьяне словно что-то надломилось. Он упал на стул, будто лишившись всех сил разом, и опустил голову. Кейт медленно вошла в комнату следом за мужем, чувствуя дрожь во всем теле. Ей никогда прежде не доводилось видеть Себастьяна таким... почти раздавленным. Он выглядел ужасно. И пугающе. Темная щетина скрывала всё его лицо, волосы были взлохмачены и повлажнели от дождя. Одежда грязная, а местами даже порванная. Он едва стоял на ногах, держась за правое бедро.
  Когда он снова поднял голову, Кейт замерла от ужаса, увидев его глаза. В них было столько боли, такое удушающее горе сковало его всего, что к горлу подступил болезненный комок. Бедный Себастьян!
  Тишину комнаты нарушил Эдвард, который подошёл к брату.
   - Я узнал всё то, что ты просил выяснить.
  Себастьян устало посмотрел на него.
  - И что тебе удалось узнать?
  Эдвард сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями, словно ему было трудно заговорить об этом.
  - Семь лет назад, - начал он, - после произошедшего, Лейтон уехал в своё загородное поместье, чтобы вылечиться. Но как ты писал мне, он не до конца оправился от этого и остался калекой. Он жил в своем поместье до тех пор, пока два года назад не решил вернуться в Лондон. Тогда он, кажется, влюбился и сделал предложение дочери какого-то барона, но та прилюдно отвергла его, чем ужасно унизила его, сказав, что ни одна женщина не захочет стать женой калеки. После этого он вернулся в своё поместье и стал подписываться на все газеты, в которых говорилось о войне. - Помедлив немного, он тихо добавил: - О твоем батальоне, Себастьян, о полке, в котором ты служил.
  Себастьяна, кажется, не удивили его слова, потому что он даже не моргнул.
  - Что ещё? - спросил он, ожидая ответа.
  Вот тут Эдварду было, чем удивить его. Или ошеломить.
  - Когда всем стало известно о твоем возвращении, он вернулся в Лондон. Мои друзья слышали, как он спрашивал о тебе в клубах, интересовался тобой и твоим возвращением. В тот день, когда тебя чуть было не сбила карета, его видели возле магазина мадам Гийяр. - Сглотнув, Эдвард медленно добавил: - А затем, когда в тебя стреляли... Себастьян, это был его племянник.
  Сжав челюсть, Себастьян вскочил с места.
  - Я прикончу его!
  Он пошатнулся, потому что острая боль в ноге ударила в голову так внезапно, что он чуть не упал. Эдвард поспешно поддержал его, схватив за руку, но немного придя в себя, Себастьян попытался стряхнуть руку брата.
  - Тебе нужно отдохнуть, - осторожно заговорил Эдвард. - В таком состоянии ты не можешь...
  Себастьян с таким гневом посмотрел на брата, что тот попятился.
  - Убери от меня свои руки!
  - Мы найдем ее, обязательно, - постарался успокоить его Эдвард, отойдя от него, но казалось, ни что на свете не было способно успокоить его раздавленного, разгневанного, сошедшего с ума от страха брата.
  И в этот момент в комнату вбежал Дик. Он быстро подошёл к Себастьяну и протянул ему сложенную записку.
  - М-милорд, - проговорил он запыхаясь. - Только что возле гостиницы я нашёл вот это.
  Схватив послание, Себастьян взглянул на Дика.
  - Никого не нашли?
  - Нет, сэр...
  Значит, похитители вышли на связь. Что ж, этого стоило ожидать. Интересно, что придумал Лейтон на этот раз, если не удовлетворился похищением Вики. Ему нужна была месть, и Себастьян понимал это. Господи, он готов был сделать всё что угодно, лишь бы Лейтон отпустил Вики! Тяжело дыша, он развернул пергамент и прочитал всего несколько слов:
  
  'Холм Пенвика, 7 утра'.
  
  Эдвард, который заглянул за плечо брата, удивленно воскликнул:
  - Да это же недалеко отсюда!
  Неужели Вики находилась так близко от него, а он так и не сумел найти ее? Горечь, боль и гнев охватили его с новой силой. Себастьян смял пергамент, бросил на пол и встал. Эдвард опешил, видя, как брат хромая зашагал к двери.
  - Ты куда собрался? Надеюсь, ты не будешь всю ночь ждать его на холме?
  На улице действительно стояла ночь, глубокая и очень тёмная, но у Себастьяна на этот счет были другие соображения. Он хотел выйти из комнаты, едва ступая на больную ногу, но путь ему преградил Стоунхоп.
  - Это может быть ловушкой, - спокойно сказал он.
  Себастьян остановился и внимательно посмотрел на человека, к которому питал острую и непонятную неприязнь. Он был мужем старшей сестры Вики. Он завоевал любовь Кейт и доверие всех Хадсонов. И его приняли в их семье. Даже мать Себастьяна хорошо отзывалась о нем. И неожиданно Себастьян понял, что возненавидел его только за то, что он много дней назад назвал Вики 'милой'. И так же он понял, что Стоунхоп назвал ее так, потому что любил ее. Как брат может любить сестру. У него была Кейт. И теперь он, преодолев столько миль, приехал сюда, чтобы помочь ему, Себастьяну. И помочь Вики.
  К своему удивлению Себастьян вдруг испытал безграничную признательность к человеку, у которого было сотни причин послать его к чёрту за грубое к нему отношение. Признательность и благодарность, потому что ему, чёрт побери, была нужна его помощь. Любая помощь.
  - Я должен был покончить с ним семь лет назад, - хрипло молвил он, прижимая руку к больному бедру.
  И в этот момент в комнате раздался женский голос.
  - Что произошло семь лет назад?
  ***
  Тори неподвижно сидела на жёсткой кровати со связанными руками и ногами, ощущая слабость во всём теле. Вот уже два дня ее удерживали в совершенно тёмной, без окон, комнате, где было ужасно холодно и пахло сыростью. Иногда сюда приносили свечу, которая временно освещала скудно обставленное жилище. Похитители словно дразнили ее этим лучиком света, демонстрируя то, чего она была лишена. И возможно навсегда.
  Верзила, который так ловко похитил ее, всегда стоял у дверей, на случай если она снова вздумает сбежать. А таких попыток Тори проделала уже целых три, когда представлялась такая возможность. Но каждый раз ее ловили и жестоко наказывали, то ударом в живот, то в грудь. А последняя схватка с верзилой закончилась ослепительным ударом в лицо, от которого из глаз посыпались искры. После этого она проснулась связанной по рукам и ногам, понимая, что так ее лишили последней возможности бороться за своё спасение.
  Тори никогда прежде не видела этих людей и не представляла, кто они такие. Вместе с верзилой ее сторожил лысый коротышка, который с поразительной регулярностью три раза в день приносил ей еду. Однако Тори даже не смотрела на тарелку, давая понять, что ей от них ничего не нужно, и лучше умереть от голода, нежели сделать так, как того добивались ее враги. В ответ они лишь мерзко ухмылялись и уносили 'угощение' в виде серой каши непонятного серого цвета и куска чёрствого хлеба, которые с трудом можно было назвать пищей.
  Было непонятно, почему ее удерживали здесь так долго, и ничего пока с ней не сделали, если не считать нескольких ударов. Тори догадывалась, что это именно те люди, которые покушались на Себастьяна, но почему они медлили? Чего они ждали? Чего они добивались? И что сделали с Себастьяном?
  Одна мысль о нём заставила болезненно сжаться сердце. Тело ныло и дрожало от холода и побоев, но даже двухдневная голодовка, которая отнимала почти все силы, не пугала Тори. Она хотела знать только об одном: что Себастьяна не тронули и что он цел и невредим. Ей было страшно представить себе, что может происходить с ним в данную минуту, потому что знала точно: он сходит с ума от волнения за нее. Сейчас возможно она была нужна ему гораздо больше, чем он ей. Господи, как ей хотелось оказаться рядом с ним и успокоить его, убедиться, что с ним всё хорошо! Но у нее не было ни единой возможности дать ему знать, что с ней ничего не сделали. Пока.
  После того, как в последний раз ее запихнули обратно в комнату, стало очевидно, что ее удерживают тут с определённой целью, готовят к чему-то. Тори было безумно страшно, однако она не позволяла себе думать о плохом. О том, что больше никогда не увидит Себастьяна. Думать так, значило поддаться отчаянию и сдаться. Но Тори держалась, уговаривая себя потерпеть ещё, потому что верила, что обязательно увидится с Себастьяном. И что у нее есть шанс на спасение.
  Неожиданно за дверью послышались звуки приближающихся шагов. Недавно, когда коротышка приносил еду, он развязал ей глаза, а потом забыл снова завязать повязку. Кто-то медленно вошёл в комнату и прикрыл дверь, но внутри было так темно, что Тори ничего не смогла разглядеть. Кроме тени, которая двинулась к небольшому столу. Человек шёл медленно, тяжело ступая на одну ногу и постукивая тростью.
  Он хромал?
  Кремний ударил по огниву. И комнату заполнил мягкий свет одинокой свечи, который заставил Тори зажмуриться, настолько ярким он ей показался. Когда же глаза привыкли, девушка осторожно повернула голову в сторону человека, который впервые входил к ней. Человек, который возможно организовал похищение. Человек, который покушался на жизнь Себастьяна.
  Сфокусировав взгляд, Тори присмотрелась... И замерла, изумлённо уставившись на того, кого меньше всего на свете ожидала увидеть здесь.
  - Лейтон?
  Перед ней действительно стоял Лейтон. Человек, который желал когда-то стать ее мужем.
  Он улыбнулся ей мягкой улыбкой, в которой, однако не было ничего мягкого.
  - Не думала увидеть меня здесь, очаровательная Тори? - Схватив за спинку стула, который стоял возле стола, Лейтон развернул его к себе. - Ты не станешь возражать, если я присяду? Как ты вероятно уже заметила, я не могу себе позволить долго стоять, учитывая свою больную ногу, даже в присутствие дамы.
  Тори была слишком потрясена, чтобы хоть как-то ответить.
  Устроившись на деревянном шатком стуле, который заскрипел под его тяжестью, Лейтон удовлетворенно вздохнул и выпрямил ногу, держа свободной рукой смутно знакомый сюртук из черного бархата.
  - Ты действительно не догадывалась, что это я? - спросил он разочарованно, прищурив глаза. - Видимо, твой дружок так и не рассказал тебе обо мне. - Лейтон покачал головой и полез в карман сюртука. Через пару секунд он достал оттуда бархатную коробку и открыл крышку. Внутри лежало кольцо с большим камнем, который засверкал даже от неяркого света свечи. Лейтон недовольно фыркнул и презрительно бросил: - Куплено совсем недавно, 15-го августа, - прочитал он на небольшой этикетке. - Но даже предложение не смог сделать, как положено. Какой же он трус!
  И только тут Тори узнала сюртук Себастьяна. И, видимо, кольцо тоже принадлежало ему, раз хранилось в его кармане.
  Купленное 15-го августа. В день бала!
  Господи, неужели ещё тогда он собирался сделать ей предложение? А не по причине того, что произошло между ними в конюшне? Тори могла бы ещё долго размышлять над этим, но ее неожиданно разозлило презрительное отношение Лейтона к кольцу Себастьяна, которое должно было принадлежать ей. И не только это. Внезапно гнев и отвращение овладели ею настолько сильно, что Тори заколотило. Ведь именно Лейтон был виновен в том, что Себастьяна чуть было не убили.
  - Так это ты пытался причинить вред Себастьяну?
  - Слава Богу, ты, наконец, всё поняла, - облегченно вздохнул Лейтон, брезгливо отшвырнув на пол сюртук Себастьяна, и, захлопнув крышку маленькой коробки, положил ее в свой карман. - А я уже начинал беспокоиться, что ты не поймешь, какой я умный и изобретательный.
  Тори поморщилась.
  - Сначала карета, потом подосланный тобой человек... Какой же ты изобретатель, если за тебя всё делают другие?
  Он улыбнулся ей вместо того, чтобы разозлиться.
  - Согласись, с моей больной ногой было бы невозможно привести в исполнение два этих плана. - Он пристально посмотрел на нее и с гордостью добавил: - Зато мне не составило никакого труда отравить суп. И если бы не тот чёртов кот, я бы своими глазами увидел, как этот мерзавец корчится от предсмертных мук.
  В его словах было столько ненависти, презрения и искреннего желания убить Себастьяна, что Тори затаила дыхание.
  - За что ты так сильно хотел убить его?
  - Хотел? - Он изумлённо посмотрел на нее. - Я до сих пор хочу убить его, моя милая. Хочу стереть его в порошок так, чтобы от него не осталось ни единого следа! - с нескрываемой жестокостью процедил он, сжимая свою трость. - Я хочу видеть, как он будет страдать, как будет корчиться от боли и захлебываться в собственной крови...
  Такой ненависти трудно было бы испытать к человеку, с которым доводилось лишь учиться. Холодок пробежался по спине, когда Тори стала понимать, что этому чувству есть объяснения. Которые она вдруг побоялась услышать.
  - За что? - промолвила она, глядя в горящие глаза Лейтона. - За что ты хочешь его смерти? Что он такого сделал?
  Лейтон вдруг успокоился так резко, что Тори на секунду растерялась. Он откинулся на спинку стула и спокойно вздохнул.
  - Я расскажу тебе, - пугающе обыденным тоном начал он. - Я расскажу тебе то, как семь лет назад он сделал меня калеку.
  Тори ошеломлённо смотрела на него, не представляя, о чём он говорит.
  - Он... что сделал?
  В его хромоте был виноват Себастьян? Как такое возможно?
  - Семь лет назад, - так же спокойно заговорил Лейтон, пристально глядя на нее, и лениво откинул назад светлую прядь волос, - когда я впервые увидел тебя, я был потрясён твоей красотой. Я не мог спокойно смотреть на тебя. И впервые понял, что может испытать мужчина, когда от женщины захватывало дух. Я влюбился в тебя, не мог есть, не мог спать по ночам, а лишь думал только о тебе. Я начинал сходить с ума, и единственным выходом было сделать тебя своей. Ты была слишком хороша, чтобы достаться кому-то ещё. И я стал ухаживать за тобой. Сначала по всем общепринятым правилам. Я дарил тебе цветы, возил на спектакли и прогулки. Но ты... - Его глаза внезапно опасно сузились. - Ты была ледяной статуей, чёрт тебя побери! - гневно воскликнул Лейтон. - Ты вела себя так высокомерно и холодно, будто была королевой Англии. Ты целовала меня, а потом однажды заявила, что я тебе не нужен. И после всего этого ты посмела мне отказать! Мне!!!
  Семь лет назад при разговоре с ним в саду Тори честно дала ему понять, что ничего не испытывала к нему, и что им никогда не быть вместе. Она догадывалась, что ранила его самолюбие, но даже не предполагала, какие это будет вызывать последствия. Боже, она даже не целовала его сама!
  - Но я ведь не любила тебя, - сказала Тори, качая головой.
  Лейтон вскинул брови так, словно ее слова ничего не значили для него.
  - Ты думала, что сможешь спокойно избавиться от меня после того разговора в саду леди Рашфорд? Ты думала, что я приму свою отставку? - Он вдруг так громко расхохотался, что Тори вздрогнула от леденящего душу ужаса. Немного успокоившись, Лейтон поцокал языком. - Ты была такой наивной. - Выпрямившись, он снова вперил в нее свой опасный, почти пугающий взгляд. - У меня был план. Ты знаешь, что в моем поместье есть подземные комнаты, которые раньше использовались в качестве темниц? - Его лицо вдруг стало суровым и жестким. Как и голос. - Я собирался привести тебя туда и держать тебя там до тех пор, пока не смогу насытиться тобой и не заставлю просить прощение за каждое произнесенное тобой в тот день слово!
  Тори похолодела, осознавая, что ее ждёт именно такая участь, если она не освободиться. Она даже не думала, что Лейтон до такой степени одержим ею, что он... сумасшедший! Он действительно сошёл с ума, если думал, что хоть кто-нибудь из ее близких позволил бы ему сотворить такое.
  - Но... какое отношение ко всему этому имеет Себастьян? - хрипло молвила она и замерла, увидев, какой ненавистью вспыхнули его красивые светлые глаза.
  - Твой дружок спутал мне все карты, - тяжело дыша, ответил Лейтон. У него дрожала рука, которой он сжимал трость. - Он каким-то образом пронюхал про мои планы и явился ко мне в клуб. При всех он стал мне угрожать, а потом бросил в лицо перчатку, и я был вынужден принять вызов этого ничтожества. - По мере того, как он говорил, у Тори всё больше расширялись глаза от изумления. Но он даже не обратил на это внимания, слишком поглощённый своими воспоминаниями. - На рассвете мы встретились в тихом углу Гайд-парка. Был сильный туман, и я промахнулся. Зато этот выродок каким-то образом ухитрился попасть в мою ногу и сделал меня калекой на всю оставшуюся жизнь!
  Тори не могла поверить своим ушам. Себастьян был в городе в ее первый и единственный сезон? Он был в Лондоне, знал о каждом ее шаге и ни разу не попытался встретиться с ней? Он узнал о намерениях Лейтона и решил отстоять ее честь? Господи, какие ещё глупости он совершил ради нее? Сердце так больно сжалось, что на глазах навернулись горькие слезы. Сколько мучений и страданий она причинила ему своими глупыми выходками, пока он пытался защитить ее?
  - О да, - с садистским удовлетворением проговорил Лейтон, увидев ее слезы. - Плачь, но я бы посоветовал попридержать слёзы до завтрашнего утра. Семь лет назад я не был достаточно опытен, чтобы покончить с ним, но теперь я не упущу возможности. Он превратил мою жизнь в ад! - рыкнул он и медленно встал, тяжело опираясь на трость, а потом направился к Тори. - Он должен был убить меня тогда. Он должен был знать, что если не сделает этого, я не оставлю его в покое.
  Глядя на человека, полного ненависти, презрения и жестоких помыслов, Тори вдруг ужаснулась тому, что вообще позволила себя знать его. И такому человеку она отдала свой первый поцелуй?! Тори вдруг ощутила себя до такой степени осквернённой, что захотелось стереть губы до крови, если это смоет воспоминания о его поцелуях.
  - Ты сумасшедший, Лейтон, - дрожащим голосом произнесла она, пытаясь сдержаться и не расплакаться перед ним, чтобы не показать свою слабость. - Ты сумасшедший, если думаешь, что Себастьян позволит тебе добиться своего. Он придет за мной и тогда...
  - О да, он придет, обязательно. Я сам послал ему записку и назначил важную встречу. - Лейтон вдруг наклонился и схватил ее за лицо так резко, что перехватило дыхание. - Приготовься увидеть его смерть, моя милая. Потому что когда с ним всё будет покончено, я увезу тебя в свое поместье, и ты никогда больше никого не увидишь. - Он вдруг впился ей в губы таким болезненным и грубым поцелуем, что Тори задрожала, ощутив у себя во рту металлический привкус крови. Ей были отвратительны его прикосновения, но он, кажется, добивался совсем другого. Оторвавшись от нее, Лейтон с жёстоким блеском в глазах произнес: - Знаешь куда попала пуля твоего дружка? Она задела не только кость, но и какой-то нерв. И поэтому я не могу трахнуть ни одну суку, - процедил он сквозь сжатые губы. - И знаешь что? - издевательски добавил он. - Мы вместе исправим эту ошибку после его смерти. Думаю, с тобой у меня всё как раз и получится. Я увезу тебя в твои 'покои', которые ждут тебя вот уже семь лет, и ты оживишь меня и искупишь все свои грехи.
  Он так резко отбросил ее в сторону, что, не удержавшись на месте, Тори ударилась головой об стенку. Но почему-то боли не почувствовала. Она вообще ничего не ощутила, глядя на спину человека, который с гордо поднятой головой удалился из комнаты.
  Тори дрожала так, словно ее опустили в леденящую воду, а затем приготовились погрузить в кипящий котёл. Боже правый, Лейтон совершенно лишился разума и видимо, собирался вызвать Себастьяна на такую же дуэль, которую однажды проиграл!
  Семь лет назад ее милый, робкий, сдержанный и всегда такой рассудительный Себастьян защищал ее честь на дуэли и ни разу даже не обмолвился ей об этом. Он рисковал жизнью на войне, лишь бы перестать быть в ее глазах скучным занудой. И вот к чему это привело.
  У Тори закружилась голова от боли. Она не допустит, чтобы с ним что-то случилось. Ни за что не позволит Лейтону совершить подобное злодеяние. И если понадобиться, она закроет Себастьяна собой. Потому что из них двоих единственный человек, который заслуживал смерти за все свои грехи, была именно она.
  Глава 25
  Стояло необычайно прохладное раннее утро. Светало, и лёгкий туман окутал белым саваном всю округу. Стояла гробовая тишина. Не было слышно ни одного звука, ни единого шороха. Лишь холодный ветер незаметно и бесшумно трепал зелёные листья на ветвях. Казалось, солнце не собиралось вставать, а наоборот, стремилось спрятаться, чтобы не стать свидетелем грядущих событий.
  Всё вокруг замерло в ожидании.
  Холм Пенвика располагался недалеко от городишка Карлайл, всего в нескольких милях от границы с Шотландией. Всего в нескольких часах езды до Гретна-Грин. Подумать только, но им не хватило всего нескольких часов и пару миль, чтобы связать навечно свои судьбы, с горечью подумал Себастьян, тяжело шагая к назначенному месту.
  Вчера вечером, видя состояние брата, Эдвард заставил его переодеться в чистую одежду и немного покушать, но даже небольшая передышка не помогла унять адскую боль в ноге. Проведя всю ночь за обсуждением плана встречи с Лейтоном, у Себастьяна не было ни возможности, ни тем более желания заняться своим бедром, и вот теперь он сожалел о том, что повёл себя так безрассудно и не подумал воспользоваться даже мазью Алекс. Потому что нога становилась настоящей помехой в предстоящей битве. В битве, которую он был обязан выиграть.
  Но, не смотря ни на что, боль каким-то образом придавала ему силы, поддерживая его уверенность в том, что он справиться. Боль говорила о том, что он всё ещё жив. И нужен Вики.
  Вики...
  У него сдавило в груди, едва он подумал о ней. Ему было трудно дышать, но он продолжал идти, молясь Богу о том, чтобы у них всё получилось. Себастьян никогда ещё не испытывал такого всепоглощающего страха, понимая, что от исхода битвы теперь зависит не только его жизнь. Ему нужна была вся его сила и выдержка, чтобы не поддаться искушению и не свернуть шею Лейтона раньше времени. У них был план, который предложил Стоунхоп, и Себастьян всей душой надеялся, что это сработает.
  Взбираясь на холм по узкой тропинке, Себастьян огляделся, понимая, почему именно сюда 'пригласил' его Лейтон. У холма было одно небольшое, но очень важное преимущество. Покрытый бархатной зелёной травой, холм не очень сильно возвышался над местностью. Но вот верхушку окружали густые высоко растущие деревья, и это служило надежной зашитой от посторонних глаз, одновременно отгораживая от остального мира тех, кто попадал сюда. Достаточно далеко от деревни, чтобы не расслышать звуки выстрелов. И достаточно туманно, чтобы никто ничего не увидел.
  Хромая, Себастьян всё же вышел из-за деревьев, полагая, что никого здесь не будет, но совершенно не был готов к тому, что открылось его взору. Он застыл как вкопанный, увидев одиноко стоящую посредине поляны, дрожащую Вики. На ней по-прежнему была лёгкое льняное платье, в котором она была в день похищения. Подол был чуть разорван, юбка грязная. Руки были связаны за спиной, а ноги перетянуты тугими путами так, что она не смогла бы двигаться. Рот закрывал отвратительного цвета кляп, а на щеке... На щеке у нее была алая ссадина, которая в скором времени собиралась стать багровым синяком. У него чуть не остановилось сердце, когда он заглянул в ее мокрые от слёз глаза и понял, в каком она ужасе.
  Господи, ее били и возможно не один раз! Себастьян ощутил такую слепящую ярость, что затряслись руки, и стало трудно дышать. Он хотел было шагнуть к ней, мечтая укрыть ее собой и забрать в безопасное место, но кто-то, незаметно подкравшись к нему сзади, резко ударил его по голове чем-то металлическим. Себастьян не ожидал удара, не был к нему готов. Больная нога подвела его, и он беспомощно рухнул на колени.
  И только тогда перед ним вырос Лейтон.
  - Какой ты пунктуальный, Себастьян, - с довольной улыбкой проговорил Лейтон, держа в руках тяжелый дуэльный серебряный пистолет. - Или мне называть тебя Себой? Какое отвратительное прозвище, должен заметить. Знаешь, как меня тошнило, когда моя дорогая Тори, прогуливаясь со мной по вечерам семь лет назад, постоянно произносила твоё жалкое имя... - Он вдруг угрожающе вперил в грудь Себастьяна пистолетом, когда заметил, что он хочет встать. - Без глупостей! Иначе мои ребята тут же прикончат твою благоверную. И тебя вместе с ней!
  Себастьян ещё раз оглядел холм и увидел двух приспешников Лейтона, которые вышли из-за деревьев. Здоровенный, как медведь, детина, с длинной артиллерийской винтовкой, направленной в грудь Вики, стоял недалеко от нее, а второй лысый коротышка целился в него почти таким же оружием. Интересно, откуда они раздобыли армейские винтовки? Помимо этих двоих, Себастьян знал, что на холме есть ещё четыре мерзавца. Они прятались за деревьями. Их как раз и заметил Робин до того, как они подъехали к холму. Как и предполагал Стоунхоп, это была ловушка. Даже глупец бы это понял. Но весь вопрос состоял в том, как из него выпутаться. Живыми.
  Себастьян должен был успокоиться, чтобы взять себя в руки и не сорвать тщательно разработанный план. Всё, прежде всего, зависело от него. Однако было невероятно трудно подавить ярость и не разорвать на части человека, который стоял так опасно близко к нему.
  Целых пять лет Себастьян был вынужден убивать и калечить людей, защищая родину и своих родных. Пять лет он расплачивался за все свои прегрешения, стараясь выманить у судьбы шанс быть счастливым. Странно, но теперь казалось, война, которую он прошёл до самого конца, была прелюдией, подготовкой, коротким предисловием к тому, что должно было произойти сегодня. Весь тот опыт, вся сила, которая копилась в нём, должна была прослужить одной единственной цели, и Себастьян был готов возложить на этот алтарь абсолютно всё, что имел.
  Он посмотрел на дрожащую Вики, мысленно умоляя ее успокоиться.
  'Ещё немного, жизнь моя, - просил он, чувствуя, как на плечи давит невероятная тяжесть вины перед ней за то, что не сумел уберечь ее от такого ужаса. - Потерпи ещё немного, и я обещаю, что больше никогда тебе не придётся пройти через такое. Они все мне заплатят. За каждую твою слезинку. Клянусь!'
   - Вставай! - приказал Лейтон, по-прежнему целясь в него. Когда Себастьян встал и, хромая, пошёл перед ним, Лейтон удовлетворённо рассмеялся. - О, я вижу, у тебя тоже какие-то неприятности с ногой. Как это кстати! Теперь наши шансы сравнялись. - И толкнув его в спину пистолетом, гневно добавил: - Пошевеливайся!
  Он подвёл Себастьяна к центру холма и велел остановиться в десяти шагах от Вики, которая смотрела на него так умоляюще и горестно, что разрывала ему сердце. Себастьян вытерпел бы любую пытку за нее, с радостью поменялся бы с ней местами, но, к сожалению, это было не в его власти. Он не мог ничего поделать, пока Джек, Эдвард, Дик и Робин не обезвредят четырех бандитов, стоявших по периметру.
  Было достаточно светло, чтобы разглядеть их фигуры. Краем глаза Себастьян следил за ними, пытаясь хоть как-то отвлечься от Вики. Ее изможденный и потрепанный вид будил в нем самые темные и опасные желания, но, Боже, он пока не мог поддаться им. Пока что, он должен был позволить Лейтону делать с собой всё, что тому заблагорассудиться. Но вот потом, когда Вики окажется в безопасности... Себастьян боялся представить себе то, что сделает с ним, когда они останутся одни.
  Тем временем Лейтон встал перед ним.
  - Как ты понимаешь, сегодня нам снова предстоит стреляться. Но только на моих условиях, - торжественно объявил он. - Ты будешь стоять здесь, лицом к восхитительной Тори. Я хочу, чтобы она видела, как ты будешь умирать, медленно истекая своей проклятой кровью. Если ты попытаешься совершить глупость, увидеть смерть представиться тебе. Мои друзья не пощадят ее, Себастьян. Даже не смотря на то, что она само совершенство. Однако я не хочу, чтобы она умерла раньше времени, потому что, как и семь лет назад, у меня на ее счет другие планы.
  Себастьян сжал руку в кулак так сильно, что хрустнули костяшки пальцев. Терпение. Где ему взять ещё немного терпения?
  Тори тряслась от пронизывающего холода и от слабости во всём теле. Но больше всего она дрожала от беспредельно-панического, парализующего страха, понимая, что совсем скоро станет свидетельницей того, что навсегда лишит ее желания жить. Перед ней разворачивалась самая ужасающая сцена на свете, а она не могла ничего предпринять, беспомощно стоя на одном месте.
  Не было абсолютно никакой возможности помочь Себастьяну, защитить или уберечь его от беды, даже предупредить о грозившей его опасности. За два дня он изменился так разительно, что Тори еле узнала его. Щеки заросли щетиной, глаза запали, и в них таилось столько муки, что изумруды превратились в чёрные стеклышки. Он едва ступал на больную ногу, определённо изведя себя ее поисками. У нее плакала душа, и рыдало сердце от вида его искажённого от страданий бледного и напряжённого лица.
   Господи, она не сможет вынести, если с ним что-нибудь случиться! И не должна умереть сама, пока не скажет ему, как сильно любит его. И как глубоко сожалеет обо всё том, что заставила его так долго страдать.
  Тори была не в силах поверить, что он вот так просто позволит Лейтону помыкать собой и управлять им как марионеткой. Неужели он не понимал, что Лейтон задумает нечто ужасное? Как он мог позволить себя так легко обмануть? У него с собой не было даже оружия! Как он собирался спастись и выбраться из этой ловушки?
  И именно в этот момент Себастьян еле заметно покачал головой, будто бы прочитав ее мысли, и Тори замерла, осознав, что всё обстоит вовсе не так просто, как кажется.
  Тем временем Лейтон достал из-за пояса второй дуэльный пистолет и бросил его Себастьяну.
  - Будешь стрелять первым, - сказал он, давая указания. - Но стоять тебе придётся по-прежнему лицом к нашей очаровательной Виктории. После твоего выстрела, на курок нажму я. - Лейтон оскалился, а затем сжал челюсть и с презрением добавил: - И когда это произойдёт, я раз и навсегда избавлюсь от тебя.
  Он медленно отошёл и встал позади Себастьяна. А потом громко крикнул:
  - Стреляй!
  Не задумываясь ни секунды, Себастьян поднял руку к небу и нажал на курок. И ничего не произошло, потому что в пистолете не было пули. Он видел, как застыли в ужасе глаза Тори, когда она приготовилась ждать второго выстрела.
  Рокового.
  Но раздался не выстрел, а торжествующий смех Лейтона.
  - Ты думал, что я дам тебе заряженное оружие? - Лейтон радостно покачал головой, глядя в спину Себастьяна. - Я знал, что ты не сможешь убить ее. Зато теперь моя очередь. Я с удовольствием воспользуюсь своим шансом. Боже, мой час настал!
  Он поднял руку и тщательно прицелился, готовый выстрелить, но за его спиной послышались чьи-то шаги.
   - Сэр, посмотрите, кого я нашёл в кустах.
  Лейтон обернулся и увидел, как один из его ребят ведет к нему брыкающуюся женщину. Нахмурившись, он опустил пистолет и бросил через плечо:
  - Себастьян, если ты пошевелишься, мои ребята тут же прикончат тебя. - Сказав это, он шагнул к неизвестной женщине, но на полпути застыл, когда та вскинула голову, и он увидел ее лицо. - Кейт? Кэтрин Хадсон? Это ты?
  Невозможно было понять, кто пребывал в большем шоке: Лейтон, Себастьян или Тори. Но гораздо сильнее потрясён был Джек. Он как раз ликвидировал одного из прятавшихся за деревьями бандитов, стукнув его по голове и заняв его место с ружьем, когда услышал эти слова. У него задрожали руки, и похолодело всё внутри, когда он увидел жену, стоявшую прямо напротив довольно ухмыляющегося Лейтона. Ради всего святого, как она здесь оказалась?
  Весь их план полетел к чёрту. Себастьян беспомощно стоял на месте, не в силах повлиять на ситуацию. Боль в ноге усилилась, медленно поднимаясь по спине и ударяя в голову так, что на секунду потемнело в глазах. Этого не могло произойти, но вместо одной Хадсон теперь нужно было спасать сразу двоих. Он стоял перед невообразимо трудным выбором, потому что знал, кого броситься спасать первой. И Вики ни за что не простит его за это.
  - Как ты оказалась здесь? - удивлённо спросил Лейтон, пристально глядя на Кейт. Его глаза вдруг сузились, он резко повернулся в сторону Себастьяна. - Ты всё-таки кого-то привёл с собой? Отвечай немедленно! Откуда она взялась?
  - Мы... мы ехали вместе, - поспешно проговорила Кейт, чувствуя, как отчаянно бьётся сердце.
  Лейтон перевёл на нее свирепый взгляд.
  - Не вздумай лгать мне! - воскликнул он, багровея от ярости. - Я видел их недавно вместе. Тебя не было с ними.
  Он вдруг размахнулся, готовый ударить Кейт. В ту же секунду Джек сильнее сжал рукоять оружия, чувствуя, как задыхается.
  - Я ехала в другой карете, - в панике ответила Кейт, молясь богу о том, чтобы ее опрометчивый поступок не сорвал весь их план. И понимая, что Лейтон ни на секунду не верит ей, сказала то единственное, что могло бы усмирить его. - Сам подумай, кто позволил бы мне прийти сюда, если бы был кто-то ещё? - Взгляд Лейтона стал более вдумчивым, и Кейт поспешно добавила: - Я была с Себастьяном, когда он получил твою записку. Он велел мне сидеть в номере и ждать его, но я не могла не пойти за ним.
  Воцарилась такая тишина, что было слышно тихое дуновение ветра. И неожиданно раздался громкий смех Лейтона. Он схватился за живот и хохотал до тех пор, пока не успокоился.
  - Как мило, - наконец проговорил он, отдышавшись. - Я даже не ожидал такого поворота. Однако в этом есть определенный смысл, верно? Судьба, видимо, решила вознаградить меня за все мои страдания. Несмотря ни на что, я буду рад, если меня станут утешать сразу две девицы Хадсон.
  - Только через мой труп, - процедил Джек, теряя терпение и целясь в сердце Лейтона.
  Кейт жалела о том, что так легко позволила им обнаружить себя. Она бы никогда в жизни не смогла остаться в гостинице и ждать возвращения мужа и сестры. Ведь Джеку или любому другому из их команды могла понадобиться помощь, и Кейт с радостью могла бы это сделать. Она пошла за ними, делая всё возможное, чтобы ее не заметили. Но как же глубоко заблуждалась, потому что лучше быть обнаруженной разгневанным мужем, нежели сумасшедшим бандитом. Только теперь она сомневалась, что от нее будет толк, потому что, прежде всего помощь нужна была именно ей.
  Ей было невыносимо видеть дрожащую осунувшуюся фигурку Тори, которая стояла недалеко от них и с расширившимися от ужаса глазами смотрела на всё происходящее. По крайней мере она была жива и невредима. Мерзавцы! Как они посмели ударить ее? В гневе за все мучения, причиненные сестре, Кейт согнула руку и резко ударила локтем в живот негодяю, который держал ее за плечи, больно сжимая ей волосы.
  Тот от неожиданности крякнул и чуть было не выпустил ее на свободу.
  Сжав челюсти, Лейтон наставил пистолет на нее.
  - Не дергайся! - скомандовал он с таким опасным блеском в глазах, что Кейт замерла, не смея дышать.
  Было такое ощущение, что он вот сейчас нажмет на курок и всё закончится.
  Нервы были на таком пределе, что любой звук мог взорвать всю поляну. Кейт перевела взгляд на напряженную спину Себастьяна, взглянула на сестру и повернула голову туда, где должен был стоять Джек, и которого благополучно укрывал утренний туман. Он уже занял свое место, Кейт это заметила по еле проплывшим теням под деревом. Почему же тогда он тянул с выстрелом? Если они сейчас ничего не предпримут, им не избежать страшной трагедии.
  Наклонившись вперёд и сжимая головку трости, Лейтон ухмыльнулся.
  - Мне нравятся покорные красотки. Надеюсь, ты научишь Тори быть такой же, когда мы поедем домой?
  - Пошёл к чёрту! - процедила Кейт, пытаясь оторваться от верзилы, который уже пришёл в себя от ее удара. Неожиданно она замерла в его руках. Он с удивлением посмотрел на нее. И тогда подняв ногу, она изо всех сил вонзила каблук ему в ногу. Верзила задохнулся и, наконец, отпустил ее. Кейт бросилась на траву и что есть мочи крикнула: - Джек, стреляйте!
  Себастьян успел среагировать за долю секунды до того, как всю поляну оглушила канонада выстрелов. Он побежал вперёд, сбил с ног Вики и упал на нее, прикрывая ее своим телом.
  Когда дым рассеялся, Джек бросил ружье на землю и с колотящимся сердцем помчался к Кейт. Он чуть не задохнулся от страха, когда услышал крик Кейт. Эта чертовка когда-нибудь сведёт его в могилу или заставит постареть раньше времени.
  Оказавшись рядом с ней, он бросился на колени и схватил ее за плечи.
  - Кэтти, - выдохнул он, прижимая ее к себе. У него дрожали руки, и было трудно дышать, но он сумел медленно развернуть ее к себе. Он чуть не потерял голову от облегчения, когда она пошевелилась и открыла глаза. - Господи, Кейт, ты в порядке? Ты цела?
  - Д-да, - прошептала она, застонав от боли в ноге. - Вы успели как раз вовремя.
  - Вовремя? - Глаза Джека вдруг потемнели, и он посмотрел на нее с таким гневом, что готов был задушить ее. - Какого черта ты тут делала?! Ты знаешь, что я готов убить тебя за то, что ты ослушалась меня? Ты знаешь, что мне пришлось пережить за эти две минуты, пока ты стояла тут?
  Кейт поморщилась, а потом глухо прошептала:
  - Тори... - Она резко встала и бросилась туда, где Себастьян всё ещё неподвижно лежал на земле вместе с ее сестрой. По дороге, Кейт увидела мерзких помощников Лейтона, которых поразили свистящие пули. - Тори...
  Голос Кейт привел Себастьяна в чувство. Он медленно приподнялся и посмотрел на Вики. Она лежала на траве, бледная как полотно. Он сорвал с ее губ ненавистный кляп и ощупал каждый изгиб ее дрожащего тела, желая убедиться, что она не ранена и не пострадала. Он разорвал путы, стягивающие ей руки и ноги, поднял голову и заглянул ей в глаза. Себастьян не позволял себе ничего чувствовать. Пока рано. Пока он не может позволить ни единой эмоции завладеть собой. Нужно было увезти ее в безопасное место, обнять, и только тогда позволить себе поверить в то, что всё позади.
  Она смотрела на него с такой признательностью, с такой мучительной нежностью, у нее был такой затравленный вид, что он не смог сдержаться и тут же сгреб ее в охапку, ощущая режущую, невыносимую жгучую боль в груди.
  - Себа, - раздался ее хриплый шепот.
  Это стало последней каплей. Себастьян вздрогнул и зарылся лицом в изгиб ее шеи, пытаясь сдержать себя из последних сил.
  - Лейтона здесь нет, - послышался голос Робина, подошедшего к ним. - Он сбежал.
  - Надо поймать этого ублюдка! - взорвался Эдвард, всё ещё сжимая винтовку. - Возможно, ему удалось увернуться от нашей пули, но он хромает и далеко не уйдет. Его нужно найти и придать суду.
  - Его убить мало! - процедил Джек, оглядев жену.
  - Я с Робином и Диком осмотрю окрестности, - вдруг тихо проговорил Эдвард и незаметно кивнул на застывшего брата и Тори. - А вы отвезите их в гостиницу.
  Джек вздохнул и кивнул Эдварду.
  - Будьте осторожны.
  ***
  Себастьян не помнил, как добрался до гостиницы, как вошёл внутрь и направился в отведенный им номер. Он не помнил дорогу, по которой шёл. Он слышал только глухие рыдания Вики, чувствовал ее дрожащее тело и пытался успокоить ее, чтобы не зарыдать самому. Такого потрясения, такого ужаса он никогда в жизни не испытывал. И сомневался, что сможет снова пройти через такой ад. Ад, о существовании которого он даже не подозревал до сегодняшнего дня. Ад, который думал, что прошёл.
  Господи, он чуть было не потерял ее на своих глазах! Чуть не лишился своего ангела! Чуть не позволил этому мерзавцу добиться своего. Боже, если бы не Джек и ребята!.. Если бы не крик Кейт...
  Он боялся думать о том, что могло бы произойти, если бы что-то пошло не так. И до сих пор вздрагивал от пережитого кошмара. Вики нужна была ему как воздух! Как капелька воды, способная оживить целую пустыню. Себастьян должен был найти в себе силы помочь ей прийти в себя. Он должен был убедить ее, что страшное позади, чтобы поверить в это самому.
  В голове шумело, а в горле стоял такой комок, что он не мог говорить. Ему было трудно дышать. У него разрывалась грудь от обжигающей боли. Он хотел унести ее далеко-далеко, туда, где никакое дуновение ветерка, ни единый лучик солнца не будут способны причинить вред его ангелу.
  Себастьян, наконец, вошёл в номер и захлопнул дверь ногой. И как раз вовремя, потому что Кейт собиралась последовать за ним. Она озадаченно посмотрела на закрытую дверь, но Джек положил руку ей на плечо, развернул к себе и тихо проговорил:
  - Пойдем, фея, ты позже повидаешься с сестрой. Сейчас ей нужен Себастьян.
  И Тори действительно нуждалась в нем. Видит Бог, она нуждалась сейчас в нем больше всего на свете. Он был нужен ей даже больше воздуха, которым ей было так трудно дышать. Она цеплялась за него, боясь отпустить его хоть на миг. Потому что этот миг мог сломить ее навсегда. Господи, она чуть было не потеряла его! Она чуть было не лишилась сестры у себя на глазах!
  Тори зарыдала ещё горше, почувствовав, как он кладёт ее на мягкую перину и ложиться рядом с ней. Себастьян обнял ее ещё крепче, она прижалась к нему так тесно, как только могла. Тело продолжало колотить от озноба, но постепенно ее успокоило тепло Себастьяна. Она плакала до тех пор, пока не обнаружила себя абсолютно пустой. Ей хотелось закрыть глаза и изгнать из памяти те жуткие сцены, но у нее ничего не выходило.
  Тогда она открыла глаза и подняла голову к Себастьяну. Его облик мог успокоить ее. Его великолепные изумрудные глаза были способны прогнать самый глубокий ужас. Он пришёл, и был не один, придумав план, который помог ей. Он спас ее и спас всех тех, кого она любила. Он спас ее сердце, которое могло не выдержать этого испытания.
  Тори вдруг обнаружила неестественную дрожь Себастьяна, который трясся в ее объятиях. Как он, почти одеревенев, лежал возле нее, сжимая ее почти до боли.
  Теперь, когда все было позади, когда она немного успокоилась, Тори было необходимо увидеть его глаза. Она хотела посмотреть на него и сказать, что с ней всё хорошо. Что всё теперь будет хорошо. Тори подняла руку и коснулась пальцами его щеки, покрытой двухдневной щетиной. Он медленно развернул к ней свое лицо, и то, что она увидела, повергло ее в неописуемый ужас.
   У него были закрыты глаза.
  А по его щекам текли слезы!
  Тори показалось, что сейчас сердце ее разорвётся в груди. Похолодев и ощутив острую боль, она чуть приподнялась на локте и взяла его лицо в свои ладони.
  - О Боже, - простонала она, чувствуя панику. У нее дрожал голос, но она смогла выдавить из себя: - Себастьян, открой, глаза. Любовь моя, посмотри на меня. Прошу тебя... - Но он даже не шелохнулся. И Тори поняла, что не выдержит этого. - Себастьян, всё позади, слышишь меня?! Открой глаза! Умоляю тебя, сделай это ради меня.
  Он вдруг очень медленно покачал головой, словно был не в силах разлепить отяжелевшие веки. Словно ему было больно даже двигаться.
  Никогда прежде Тори не доводилось видеть, как плачут мужчины. Она никогда не думала, что они способны на такое. И никогда в жизни она не ожидала увидеть плачущего Себастьяна. Это напугало ее почти до полусмерти. Тори прижалась любом к его подбородку, не замечая, как по ее собственным щекам текут такие же горячие слезы. Горло сжал душивший спазм, но она пересилила себя.
  - Я люблю тебя, - прошептала она, наконец. - Боже, Себа, я всегда, всю жизнь, сколько помню себя, любила только тебя и никогда не могла жить без тебя. - Она провела пальцами по его мокрой щеке, чувствуя, как разрывается у нее всё внутри. - Я люблю твой запах, твои губы, твои руки, твои глаза... Я люблю твой строгий взгляд, люблю твой низкий голос... Я люблю твое тепло, которое способно согреть меня даже в самый лютый мороз. Я люблю каждый день, каждый миг, проведённый с тобой. Я люблю каждый твой шрам, каждую царапинку. Но больше всего я люблю твою душу. Тебе даже на это нечего сказать?
  Себастьян не мог. Видит Бог, он не мог заговорить, боясь умереть от боли. Болезненный комок встал у горла, мешая даже дышать. Ее слова разрывали ему сердце и душу. Душа, которую она всё же захотела и смогла полюбить. Если бы она не коснулась его лица, он бы даже не заметил, что плачет. Он плакал как маленький ребенок, но ничего не мог с собой поделать.
  Он продолжал обнимать ее до тех пор, пока дрожь их тел не утихла. Он вжимал ее в себя до тех пор, пока не согрелся ее теплом. Ее светом. Он хотел забыть о страшных минутах своей жизни и дышать только ею. До конца жизни. И медленно стал верить в то, что она на самом деле в его объятиях.
  Когда Тори успокоилась и снова подняла к нему своё лицо, она обнаружила, что он смотрит на нее потемневшими от мучений глазами. Он прижался белыми губами к ее лбу и выдавил надтреснутым голосом:
  - Вики, я умру без тебя... И если когда-нибудь тебе вздумается покинуть этот мир, тебе придётся забрать меня с собой!
  
  Глава 26
  
  Тори проснулась вечером, когда за окном уже стемнело. В комнате стояла умиротворяющая тишина. Было слышно лишь потрескивания дров в камине. Слабый свет от свечей мерцал на прикроватной тумбочке, убаюкивая, а не ослепляя. Голова отяжелела, виски пульсировали от боли. Всё тело ломило, а в горле пересохло. Однако Тори чувствовала себя на удивление не так ужасно, как прежде. Она заснула в объятиях Себастьяна, но он ушёл, видимо для того, чтобы дать ей время отдохнуть и не потревожить ее сон. Кто-то незаметно переодел ее в чистую ночную рубашку и укрыл тёплым одеялом. И сон в какой-то степени помог ей, изгнав мучительную слабость.
  Вспомнив о Себастьяне, Тори резко присела на кровати и тут же ощутила лёгкое головокружение. Моргнув, девушка стала оглядывать комнату в поисках его, но обнаружила, что рядом с ней сидит обеспокоенная Кейт, которая выжидательное смотрела на нее.
  - О Кейт, - прошептала Тори и тут же оказалась в знакомых объятиях сестры. - Боже, я так боялась за тебя! - выдохнула она, крепко сжимая плечи Кейт и с трудом пытаясь сдержать подступившие слёзы.
  Прежний страх снова охватил ее, едва Тори представила, что чуть было не потеряла сестру. Страшные картины никак не хотели исчезать из памяти.
  - Всё позади, Тори, - заверила Кейт дрожащим голосом, успокаивающе поглаживая ее по спине, а затем, отстранив от себя, внимательно посмотрела на сестру. - Как ты себя чувствуешь?
  Взглянув на свои руки, Тори ощутила саднящую боль в запястьях, которые были заботливо перевязаны, и лёгкую в боку. Щека ныла от удара верзилы, но совсем не так сильно, как раньше.
  - У меня всё болит, но почему-то не так страшно, как это было вчера, - медленно ответила она, озадаченно глядя на сестру. - Почему?
  - Себастьян дал мне какую-то мазь и сказал, что это поможет тебе. Я на это очень рассчитывала, и, видимо, он был прав. Мазь действительно помогла.
  Мазь Алекс. Боже, он подумал даже об этом! У Тори сжалось сердце, когда она вспомнила его бледное лицо.
  И его слезы.
  Горло перехватило от переполнявших ее чувств.
  - Где он? - глухо спросила она, мечтая как можно скорее увидеть его.
  Кейт положила ладонь на холодные пальцы Тори и сжала ей руку.
  - Он в соседней комнате, обсуждает что-то с Джеком и Эдвардом.
  Тори с мольбой посмотрела на сестру.
  - Ты можешь позвать его ко мне?
  Кейт понимающе улыбнулась, но покачала головой.
  - Он обязательно придёт, но только после того, как ты съешь свой ужин. Тебе нужно восстановить свои силы. Ты ещё так слаба.
  Тори думала, что не способна проглотить ни крошки, но к своему изумлению быстро расправилась с целым куриным бёдрышком, с полной тарелкой пюре и свежесваренныеми овощами. Запила это яблочным сиропом и съела даже кусочек вишневого пирога.
  Когда Кейт убрала поднос, Тори вопросительно посмотрела на сестру.
  - А как вы оказались здесь?
  Кейт посерьезнела.
  - Мы были у Ромней, когда Эдвард получил послание Себастьяна. Джек настоял на том, чтобы поехать с ним. Он хотел помочь. - Она вдруг быстро улыбнулась и добавила: - А без меня ему никуда нельзя ехать.
  Глядя на сестру, на ту любовь, которая светилась в ее глазах при упоминании мужа, Тори ощутила в груди острую, почти непереносимую тоску.
  - Теперь ты можешь послать ко мне Себастьяна? - с надеждой спросила она.
  Боже, она так сильно хотела увидеть его, что затряслись руки! Кейт вышла, унося с собой поднос, а через пять минут в комнату тихо вошёл Себастьян.
  Тори замерла, сидя на кровати, и пристально посмотрела на него. Он побрился и переоделся в чёрные длинные панталоны и белую льняную рубашку, которая облегала его широкие плечи. Тёмные волосы были слегка влажные, вероятно после ванны, а одна каштановая прядь падала на хмурый лоб. Он выглядел таким красивым, таким сильным и в то же время таким ранимым и уязвимым, что сжалось сердце.
  Когда он посмотрел на нее, его взгляд был таким суровым, а выражение лица таким замкнутым, что Тори замешкалась, не зная, что и сказать. Она безумно хотела коснуться его, хотела, чтобы он подошёл к ней, чтобы крепко обнял ее. Она отчаянно нуждалась в его тепле, потому что только это было способно заставить ее позабыть обо всём том, что произошло за последние два дня.
  Он двинулся в ее сторону, но не подошёл к ней. Себастьян встал возле подножья кровати, глядя на нее своими зелёными, как мох глазами.
  Тори положила руку на матрас, указывая на свободное место рядом с собой, и тихо попросила:
  - Присядь возле меня. - Он колебался, боже, после всего произошедшего он ещё размышлял над тем, подходить к ней или нет! Тори чувствовала, как тяжело бьется ее сердце. И заглянув ему в глаза, медленно добавила: - Обещаю, что не буду приставать к тебе.
  У Себастьяна сжалось сердце. Она сказала это с такой робостью и застенчивостью, будто бы впервые видела его. Будто бы боялась его.
  Волосы ее были распущены и ниспадали на плечи и грудь, окутав ее золотистым сиянием. На ней была только белая фланелевая ночная рубашка. Она выглядела такой маленькой и такой хрупкой, что хотелось защитить ее даже от дуновения ветерка. Но он не защитил, и лиловый синяк на ее щеке, свидетельствующий о его тяжкой вине, причинял ему невыносимую боль.
  Себастьян обогнул кровать и присел возле нее, как она того и просила, но побоялся коснуться ее. Воспоминания о произошедшем кошмаре были слишком свежи, и он боялся не выдержать агонии, которая снова могла с лёгкость завладеть им.
  Вики долго смотрела на него изучающим взглядом, а потом улыбнулась ему так робко и несмело, что чуть не разбила ему сердце. Господи, она была так мучительно прекрасна, что он едва удержал себя в руках, готовый тут же прижать ее к своей ноющей груди! Он мечтал раствориться в ней. Позабыть обо все на свете, кроме нее.
  Осторожно, словно боясь нарушить окутавшее их молчание, Тори взяла его руку в свою, и нежно провела пальцами по тыльной стороне его ладони. Себастьян вздрогнул, но не сдвинулся с места.
  - Как ты себя чувствуешь? - наконец, спросил он тихим голосом.
  Он о стольком хотел узнать, о стольком должен был расспросить. Что делали с ней, пока его не было рядом с ней? Кто посмел ударить ее? Он знал, что ему будет невероятно трудно услышать ее рассказ. Он понимал, как ей самой будет тяжело снова вспоминать об этом. Но он должен был знать, должен был...
  Тори снова попыталась улыбнуться ему, но заныла щека. У нее ныло сердце, когда она увидела боль в его глазах. Боль, которая так давно жила там. Боль, которую она мечтала прогнать из его души раз и навсегда.
  - Я... - начала было она и вдруг заметила, как он вздрогнул, глаза потемнели. Она догадалась о том, что так сильно терзало его. Подняв свободную руку, Тори с величайшей нежностью коснулась его гладкой щеки и тихо вымолвила: - Они со мной ничего не сделали.
  Он проглотил ком в горле и медленно кивнул, словно никак не мог в это поверить. А затем, тяжело дыша, Себастьян вдруг полез в карман, достал оттуда что-то и протянул ей.
  - Кажется, ты забыла вот это.
  Опустив глаза, Тори увидела на его ладони свои часы. Старые карманные часы, которые подарил ей он шестнадцать лет назад. Она вытащила их из ридикюля в тот день, когда нашла его платок. И оставила на столе в номере, который так внезапно покинула. Коснувшись его ладони, Тори снова взглянула на него, ощущая такую любовь к нему, что почти задыхалась. У нее защипало в глазах. Он словно вернул ей ее сердце. Вернул ей то время, которое было потеряно для них. Он вернул ей ее душу.
  - Себастьян... - хрипло выдохнула она.
  Внезапно напряжение, сковавшее его тело, разом улетучилось. Себастьян зарычал, схватил ее в объятия и прижал к своей груди так крепко, что она почувствовала сумасшедшее биение его сердца.
  - Ох, Вики, - прошептал он, зарывшись в ее золотистые волосы. - Жизнь моя...
  У него горело всё внутри. Он не знал, что бы произошло с ним, если бы на холме всё закончилось не так, как должно было закончиться. Он не знал, где бы был сейчас. Он просто не знал, что делал бы без нее. Жить дальше не имело бы никакого смысла.
  - Себастьян, всё хорошо, - молвила она, поглаживая его каменные плечи и спину. - Я рядом, успокойся.
  - Вики, - шептал он как в бреду, проведя рукой по ее плечам.
  И после всего этого она пыталась утешить его! Но Боже, он так сильно в этом нуждался! Даже, наверное, больше, чем она. Себастьян приподнял голову и взглянул на нее. Ее серые глаза блестели такой любовью, такой беспредельной нежностью, что ему стало трудно дышать. Ее взгляд буквально убивал его. Ее прикосновения сводили с ума и лишали воли.
  Она осторожно взяла его лицо в свои ладони и сказала то, что окончательно и бесповоротно перевернуло его сердце:
  - Если я попрошу тебя поцеловать меня сейчас, ты сделаешь это?
  Это был голос прошлого. Голос, который умолял о спасении. Спасение, в котором нуждались они оба. Боже правый, но он был не в силах отказать ей! Никогда не мог. Себастьян тут же припал к ее устам, а она с готовностью встретила его губы. И оба слились в столь необходимом для них, живительном, таком обжигающе страстном поцелуе, что у обоих закружилась голова. Он не мог оторваться от нее, не мог перестать целовать ее, но краешком сознания понимал, что после пережитого просто не имеет право притязать на нее. Она даже не оправилась от полученных...
  - Вики, - прошептал он, покрывая ее лицо горячими поцелуями. Умоляя ее дать ему возможность отстановиться. - Я не могу отпустить тебя...
  - Себастьян, - выдохнула она, когда он коснулся языком одиноко бьющейся жилке у нее на шее. Тори запустила пальцы в его волосы и притянула его голову ещё ближе к себе, распаляя его ещё больше. - Любимый мой...
  - Мы не должны, - бормотал он, накрыв и медленно сжав ее трепещущую грудь дрожащей ладонью. - Попроси меня остановиться, жизнь моя.
  - Ни за что на свете, - покачала она головой, лихорадочно стягивая с него рубашку, прижимаясь к нему ещё теснее. - Даже не вздумай останавливаться, потому что это единственное, что помогает мне жить. Жить нам обоим...
  - Вики...
  Он уложил ее на кровать и лег возле нее, снова впившись в ее губы. Она застонала, обняла его и выгнула спину. Себастьян горел, как в лихорадке, скованный дикой потребностью немедленно оказаться в ней. Почувствовать ее, раствориться в ней, сделать ее частью себя. Хотел слышать ее стоны, которые бы прогнали крики и звуки выстрела из его сознания.
  Вдавив ее в матрас, он опустил руку вниз и стал скатывать подол ее рубашки. Она так крепко обнимала его за шею, словно боялась, что он может исчезнуть. Себастьян не винил ее за это, потому что испытывал то же самое, страшась отпустить ее хоть на миг.
  - Вики, ты так нужна мне, - простонал он, коснувшись пальцами алых губ между ее бедер.
  Вики вздрогнула и протяжно застонала, откинув голову назад. Она была такой горячей. И была уже готова принять его. Надавив на воспаленный бугорок, Себастьян коснулся влажными губами ее шеи, и снова услышал ее глухой стон. И это стало последней каплей.
  - Пожалуйста, - прошептала она, взглянув на него.
  Себастьян приподнялся, убрал руку и лег на нее, раздвигая дрожащие бедра. А потом плавно вошёл в нее.
  - О, Боже, - выдохнул он, ощущая невыносимое облегчение от того, будто вернулся домой. Она выгнула спину, и он ещё глубже проник в нее. - Виктория!
  И в этот момент она улыбнулась ему. С такой любовью и нежностью, что у него перехватило дыхание. Она погладила его по щеке и, потянувшись к нему, поцеловала его. И только тогда он смог поверить в то, что всё хорошо, что страшное позади. Что она в его объятиях, цела и невредима. И что всегда будет рядом с ним. А своей улыбкой всегда прогонит наступление любых чёрных туч. Боже, он любил ее так сильно, что разрывалось сердце!
  Обняв ее, Себастьян стал медленно двигаться в ней, позабыв обо всём на свете. Ее тихие стоны кружили ему голову. Прикосновения обжигали и затягивали в омут блаженства. Губы ее стали покрывать поцелуями его напряженные плечи и шею. Она даже ухитрилась поцеловать шрам над его сердцем, когда он чуть приподнялся на локтях. Себастьян застонал и навис над ней. Никогда бы он не подумал, что можно любить так беспредельно. Никогда не ведал о том, что любовь может с каждым днём расти всё больше и больше, наполняясь невероятной, необузданной, неконтролируемой силой. Становясь сосем другой, более глубокой и прочной. Несокрушимой и всемогущей.
  Он убыстрил давление и входил в ней до тех пор, пока Вики не содрогнулась от мучительных спазмов. Следом за ней вздрогнул он, и упал на нее, закрыв ее тело собой. Ее сердечко ударялось о его ребра и билось будто в его груди. Он еле мог дышать, омытый ее любовью, ее запахом и ее огнем.
  Немного придя в себя, он приподнял голову и посмотрел на нее. Она по-прежнему улыбалась ему, разбивая тем самым его покорённое сердце. Даже после всех испытаний она была способна улыбаться только для того, чтобы дарить ему свой свет и своё тепло. Себастьян погладил ее по влажной щеке и убрал за ухом золотистую прядь волос.
  - Помнишь тот день, когда вы только переехали в Клифтон? - спросил он, следя за ней. Ее улыбка вдруг сбежала с лица. Она задумчиво посмотрела на него и медленно кивнула, и тогда он продолжил: - Я пришёл на пляж, чтобы немного почитать в тишине, но что-то меня беспокоило. Что-то с самого утра тревожило меня, не давая покоя. Я слышал, что в Клифтон-холл, наконец, переезжает его владелец со своей семьей, но это событие не должно было меня волновать. В этом ведь не было ничего особенного. Однако я не мог найти себе места. И это стало пугать меня. Я не знал, что со мной происходит. Я бродил по пляжу, шёл, шёл до тех пор, пока не обнаружил, что мои ноги привели меня в Клифтон. К твоему порогу. - Глаза Тори медленно расширились. Она открыла рот, намереваясь что-то сказать, но не смогла издать ни единого звука. - Я собрался постучать в дверь, но кто-то опередил меня. Будто этот кто-то знал, что за дверью стою я. - Он провел пальцем по ее губам, а потом быстро поцеловал ее, но она даже не пошевелилась, с замиранием сердца ожидая продолжения. - Когда дверь открылась, я подумал, что ошибся и пришёл не туда. Потому что передо мной стоял маленький ангел неземной красоты с завязанными в две косички золотистыми волосами, в желтом платьице с рюшками и соломенной шляпкой с серыми лентами. Такие ангелы могли жить где угодно, но только не на земле.
  Затаив дыхание, Тори слушала его, не представляя, что он помнит даже такие подробности прошлого. Их прошлого. И всё, что смогла произнести она, было глухое:
  - О!
  Она даже не заметила, что плачет, пока он большим пальцем не вытер скатившуюся слезинку, и снова заглянул ей в глаза.
  - Когда ты посмотрела на меня своими серебристыми, лучистыми и светящимися, как яркое солнце глазами, я испытал невероятное потрясение. Потому что мне показалось, что я узнал тебя. Будто я знал тебя ещё до того, как был рождён на этой земле.
  Тори было так трудно дышать, что ей показалось, она вот-вот задохнётся. Ее сердце колотилось так быстро, что могло бы выпрыгнуть из груди. Боже, все эти долгие годы она так отчаянно делала всё возможное, чтобы он полюбил ее! Так отчаянно нуждалась в его любви! Желание добиться этого ослепило ее настолько, что она перестала замечать очевидные факты. И даже не ведала о том, что он...
  - Себастьян... - прошептала она, но он прижал палец к ее губам.
  - Я так давно хранил это в себе. Позволь мне высказаться, - мягко прервал ее Себастьян. - Когда ты протянула мне свою руку и попросила принять тебя в наше общество, ты даже не поняла, что перевернула тем самым всю мою жизнь. Словно всё разом встало на свои места. Потому что я вдруг понял, что всё это время ждал только тебя. Именно тебя я должен был найти в этой жизни. Именно ты нужна была мне, чтобы шагать по этой грешной земле. И именно тебя я должен был любить от рождения и до самой смерти. И даже после нее. Любить так, как не любил до этого ни один человек, потому что без тебя я превращаюсь в ничто. Без тебя мне нет смысла жить. Без тебя я не существую, Вики.
  Тори на самом деле задыхалась. Всхлипнув, она быстро обняла его за шею и прижалась к его груди, умирая от любви к нему, не в силах больше слышать подобное признание. Это было гораздо больше того, что она просила от жизни. Больше того, что даже заслуживала.
  - Себастьян, - выдохнула она, превозмогая боль в горле.
  - Я бы заплатил любую цену за право быть с тобой, - проговорил он, уткнувшись ей в волосы и чувствуя ее дрожь. - Я так сильно люблю тебя, что это причиняет мне боль. Но только тогда, когда ты не рядом со мной. Моя любовь живет в воздухе, которым ты дышишь, в каждом моем прикосновении и в каждом биение моего сердца. Я не мыслю жизни без тебя, Вики. Ты - все, что у меня есть на этой земле, и я погибну, если не смогу быть с тобой.
   - Себа, - простонала Тори, спрятав лицо у него на плече, вдыхая знакомый миндальный запах его кожи, его самого. Слёзы медленно катились по щекам, и она даже не пыталась сдержать их. Ей было невыносимо больно слышать слова, которые обнажали каждое его чувство, каждое переживание. Раскрывали перед ней его измученную душу. Душу, которую она обожала. Которую полюбила с тех пор, когда он впервые позволил ей взобраться на его серый валун. - Ты думаешь, я была рождения, чтобы жить без тебя?
  Он приподнял свою тёмную голову.
  - Что?
  - Ты думаешь, я хочу жить, когда тебя нет рядом? - Он столько всего сделал ради нее. Даже рисковал жизнью, спасая ее платок. Возможно ли, чтобы любили так безрассудно? Неожиданно давнее чувство вины завладело ею настолько, что сдавило в груди. - Ты думаешь, что я спала спокойно, когда с такой жестокостью отправила тебя на войну и заставила пройти через адские страдания?
  Себастьян ошеломлённо уставился на нее.
  - Что ты такое говоришь?
  И Тори поняла, что больше не может держать это в себе.
  - Прости меня, - взмолилась она, закрыв глаза и прижавшись лбом о его подбородок. - Это я виновата в твоих страданиях и нет мне прощения. Я собственными руками отправила тебя в ад, и чуть было не потеряла тебя. - Она сжалась и зажмурилась, потому что заболели глаза. - Но я хочу, чтобы ты знал. Я должна была сказать это тебе в тот день, когда ты поцеловал меня и ушёл. Я должна была сказать это, чтобы ты остался, чтобы хоть как-то удержать, остановить тебя.
  - О чём ты, жизнь моя? - спросил он, погладив ее по голове.
  - Мне не важно, кто ты, Себа: священник, барристер, премьер министр, король или солдат, моряк или трубочист. Ты - это ты, каким я тебя встретила у своего порога. Я не собиралась причинять тебе боль, ранить или обидеть. Для этого я слишком сильно любила тебя. - Сделав глубокий вдох, Тори хрипло добавила: - Я просто хотела, чтобы ты всегда был счастлив и чаще улыбался, а решив стать священником, ты рисковал лишиться света и улыбки. И смеха. А тебе так идет твоя улыбка.
  Она замолчала и затаила дыхание, ожидая его ответа. Себастьян вдруг оторвался от нее, приподнялся и медленно стёр подушками пальцев горячие слезы.
  - Посмотри на меня, - тихо велел он. И когда Тори подчинилась, раскрыв глаза, она задохнулась, увидев в его глазах не осуждение или презрение, а лишь безграничную любовь и нежность. - Ты мой смех, Вики, - выдохнул он, коснувшись губами ее лба. - Ты мой свет. - Он поцеловал ей кончик носа. - Ты - мое дыхание, вся моя жизнь...
  Тори снова всхлипнула.
  - Я готова пройти через все круги ада, если это искупит мою вину.
  - Хватит с нас ада и мучений, - проговорил Себастьян, взяв ее лицо в свои ладони. - Ты ни в чём не виновата, жизнь моя. - Он опустился ниже и прошептал у самых ее губ, прежде чем приникнуть к ней поцелуем: - Я не могу простить тебя за то, что ты моё всё.
  - Я всегда принадлежала тебе, Себа... Только тебе...
  Тори обняла его за плечи и позволила его теплу, жаркому поцелую и горячим прикосновениям унести ее далеко-далеко, туда, где не существовало никого и ничего кроме них. И их вечной, безграничной всеобъемлющей любви.
  Вручить себя ему было ее единственной целью.
  К этому она готовилась с самого рождения.
  Как и Себастьян, который теперь полностью и без остатка принадлежал ей.
  И он сдержал своё слово. Он вернулся к ней. Он вернулся к их валуну...
  
  Эпилог
  
  Год спустя,
  Побережье Клифтон-холла
  
  Теплый ветер приятно ласкал кожу. Тори закрыла глаза, подставив лицо заходящему солнцу, и вдохнула свежий морской воздух, наслаждая звуками моря. Как давно она не была на пляже!
  Как давно она не была у валуна!
  И как многое изменилось с тех самых пор!
  Вот уже год она жила в Соулгрейв-корте, являясь законной супругой Себастьяна. Она разделяла с ним жизнь, как он того просил, и каждый день наслаждалась этим чудом, просыпаясь по утрам в его объятиях. Жизнь рядом с ним она не променяла бы ни на какое золото мира.
  Лейтона никто так и не нашёл. Он словно растворился в воздухе. И Себастьян боялся, что он снова может нанести удар и именно тогда, когда они меньше всего будут этого ждать. Однако утешало одно: констебли и даже сыщики с Боу-стрит искали его по всей стране. Едва он позволит обнаружить себя, как будет тут же схвачен. Вероятно, это и удерживало его от того, чтобы снова совершить злодеяние. Тори надеялась, что он уехал из страны. Уехал так далеко, что она никогда больше не увидит его и не услышит о нём.
  Открыв глаза, она посмотрела на медное кольцо на безымянном пальце, которое купил ей Себастьян в день их венчания в Гретна-Грин. Он так и не успел купить ей кольца из золота, но медный ободок был ей дороже всех сокровищ.
  Позади раздались звуки приближающихся шагов. Повернув голову, Тори увидела Себастьяна, который подошёл и встал рядом с ней. Он взглянул на ее руку и недовольно пробурчал:
  - Ты все ещё носишь это кольцо? Я ведь купил тебе много других, из золота.
  Тори улыбнулась и повернулась к нему.
  - Ты ведь знаешь, что я бы вышла за тебя замуж даже, если бы ты мне на палец надел кольцо из сплетенных прутиков. Ты подарил его мне в самый важный день моей жизни. Как думаешь, я смогу расстаться с ним? Сможешь ли сам расстаться со своим? - спросила она и выразительно посмотрела на его палец, который был украшен таким же медным ободком.
  Он как-то странно посмотрел на нее, потом присел на валуне и, обхватив ее за талию, притянул к себе.
  - Когда ты смотришь на меня так, я перестаю мыслить здраво.
  Тори снова улыбнулась ему, обхватив его шею руками.
  - А ты не думал, что я специально смотрю на тебя так?
  Глаза его потемнели.
  - Ты меня нарочно дразнишь?
  Он опустил голову и так крепко поцеловал ее, что вся веселость тут же вылетела из нее. Тори обмякла и прильнула к нему, ощущая знакомую сладкую дрожь во всем теле. У нее перехватило дыхание, когда он накрыл ей грудь своей ладонью и сжал ее.
  - Себастьян, - прошептала она, оторвавшись от его губ. - Мы на пляже, нам ведь нельзя здесь...
  - Кто сказал? - прошептал он, прижимаясь губами к ее шее. Он знал, что это самое ее чувствительное место. И бессовестно ласкал ее до тех пор, пока у нее не подогнулись колени. - Почему-то мне кажется, что тебе это не нравится.
  Боже, он снова затеял с ней давнюю игру, в которой она всегда проигрывала. Проиграет и сейчас, потому что никогда не могла найти в себе достаточно сил, чтобы устоять перед ним. Тори улыбнулась бы, если бы он не сжал восставший сосок двумя пальцами, посылая горячие импульсы во все уголки ее трепещущего тела. Она застонала и уронила голову ему на плечо.
  Запустив пальцы в его мягкие каштановые волосы, она поцеловала его в шею, поднялась по подбородку и прильнула к губам таким опьяняющим поцелуем, что он застонал и изо всех сил прижал ее к себе.
  - Вики, - выдохнул он тем самым севшим голосом, который говорил, что он находится на грани.
  Тори позабыла обо всём на свете, желая его всем сердцем. Ей уже было всё равно, где они находились. Ей хотелось только одного: поскорее слиться с ним и стать частью его. Она поглаживала его плечи, пока он терзал ее губы, а потом, опустив руку вниз, он незаметно пробрался к ней под юбки. Ахнув, она хотела отпрянуть от него, но он крепко держал ее.
  - Ты думаешь, что можешь так легко отделаться от меня?
  Его слова заставили Тори замереть у него в руках. Боже, их ведь могут увидеть! Они на пляже и ничем не защищены!.. Но она знала, что сюда почти никто никогда не приходил. Это был их валун. Их место. Их мир.
  И она, наконец, полностью расслабилась, закрыв глаза.
  Когда он коснулся ее между ног, Тори издала протяжный стон и вцепилась в его плечи, боясь рухнуть прямо на пляжный песок. Себастьян целовал ее жёстко и непрерывно, откровенно лаская ее до тех пор, пока Тори не задрожала. Тогда он убрал руку, подхватил ее под ягодицы, приподнял и стал плавно опускать на себя. У Тори расширились глаза от изумления. От потрясения. От той невероятной полноты, с которой она приняла его в себя. И той легкости, с которой он медленно входил в нее.
  Их страсть всегда поражала ее. Каждый раз Себастьян умудрялся открывать ей всё новые грани удовольствия. Но то, что происходило сегодня, отличалось от всех тех ночей и дней, которые они провели вместе.
  Может потому, что он сидел на их валуне, а она сидела на нем?
  Себастьян запустил пальцы в ее волосы, разрушая прическу и освобождая золотистые пряди от бесчисленных шпилек. Затаив дыхание, Тори тряхнула головой и золотистая масса скользнула вниз, укрывая его руку и ее грудь. Она заглянула в его потемневшие зелёные глаза и увидела в них отражение собственной безграничной, невыносимой любви.
  - Я люблю тебя, - прошептала Тори, радуясь тому, что беспрепятственно и каждую минуту может говорить ему эти слова.
  Она обняла его за шею, прильнула к его губам, и он начал медленно двигаться в ней, сводя ее с ума. Доводя почти до исступления. Огонь разливался по венам с пугающей быстротой, грозя сжечь ее дотла. Тори сжала его бедра, двигаясь вместе с ним, умирая от удовольствия, которое он так щедро дарил ей сегодня.
  Он продолжал свои ритмичные проникновения до тех пор, пока они не вскрикнули одновременно. Наслаждение невероятно острое и пронизывающее заполнило каждую клеточку ее тела. Тори задрожала, принимая в себя его жизнь, и обессилено упала ему на грудь. Положив голову ей на плечо, он обнимал ее, до тех пор, пока звуки волн снова не проникли в их сознание.
  Когда сердце немного успокоилось, она подняла голову и посмотрела на него. Он улыбался, глядя ей в глаза, и улыбка эта согрела ей сердце.
  - Солнце как раз село, - прошептала она.
  Себастьян приподнял одну бровь.
  - Что?
  - Помнишь, как я говорила, что если ты начнёшь чаще улыбаться, солнцу придется дать отставку? - Тори погладила его по щеке и тихо добавила: - Кажется, ты только что сделал это, и наше светило приняло свою отставку.
  Улыбка его стала ещё шире. Он притянул ее к себе и нежно поцеловал. Она знала, как ему важно каждое ее слово. Как ему важны такие мелочи. Потому что именно они и заставляли его улыбаться. Но внезапно, вспомнив кое о чем, Тори посмотрела на него и серьезно спросила:
  - Почему ты мне никогда не говорил, что был в Лондоне в мой сезон?
  Она никогда не спрашивала у него об этом. Или всегда забывала, когда он оказывался рядом с ней, или что-то неминуемо отвлекало ее. Но теперь это почему-то показалось ей очень важным.
  Он нахмурился и задумчиво посмотрел на нее.
  - Не видел в этом необходимости, - недовольно буркнул он.
  Тори так ни разу и не удалось заставить его признаться, что он ревновал ее в те годы. Даже когда они с Джеком помирились, Себастьян продолжал утверждать, что в тот первый день возвращения с войны, когда он так внезапно явился к Хадсонам, просто принял его за другого.
  - Ты ведь ревновал меня, признай это.
  Он вдруг схватил ее за плечи и притянул к себе.
  - Это бледное слово никогда не сможет описать то, что творилось у меня внутри, когда я видел, как ты танцуешь с теми сопляками. А этот невыносимый Эшборт, - добавил он гневно. - Ты хоть знаешь, что я двадцать девять раз готов был убить его в тот день, когда он появился в парке, так откровенно пялился на тебя, а потом повёз вас в кондитерскую?
  Его слова заставили Тори вновь улыбнуться.
  - Эшборт никогда ничего не значил для меня, как и все остальные. Я воспринимала его как друга. Ничего больше. - И помедлив немного, она тихо добавила: - И тебе не нужно было смотреть на то, как я танцую с другими.
  - Да? - Он выглядел по-настоящему разгневанным. - И что я, по-твоему, должен был сделать? Ворваться в бальную залу, взвалить тебя на плечо и унести, куда глаза глядят?
  Не удержавшись, она быстро поцеловала его в плотно сжатые губы.
  - Да, - просто ответила она, проведя пальцем по его щеке. - Тогда я была бы самой счастливой женщиной на свете.
  Он вдруг расслабил плечи, прижался к ней своим лбом и медленно улыбнулся. И было в его улыбке такое лукавство, что это поразило Тори в самое сердце.
  - Знаешь, мне доставляло удовольствия смотреть, как ты ликвидировала своих кавалеров.
  Тори изумлённо вскинула брови.
  - Что?
  - Да, жизнь моя, я видел, как ты даёшь им всем отставку, но больше всего мне понравилось, как ты бросила в фонтан своего третьего ухажёра. Я думаю, купание холодной ночью в фонтане у леди Мюррей запомнится ему надолго.
  Она долго смотрела ему в глаза, испытываю такую любовь к нему, что защемило сердце, а потом звонко рассмеялась.
  Он провел рукой по ее спине и помог ей спуститься на землю. Приведя в порядок свою одежду, он тоже встал и взял жену за руку.
  Уже стемнело и им следовало вернуться домой, но Тори ещё раз посмотрела на валун. Который соединил не только их жизни, но и сердца. А теперь и тела. Она взглянул на надпись, сделанную ею вечность назад.
  'Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно'
  Она подумала о том, что всегда сможет вернуться сюда вместе с Себастьяном. Она подумала о детях, которые у них обязательно будут. Которых они непременно приведут сюда. И подумала о том, что нужно будет слегка откорректировать надпись. Но уже вместе с детьми. А пока валун принадлежал только им.
  Тори посмотрела на мужа и увидела, что он хмурится.
  - О чём ты думаешь, любовь моя?
  Себастьян выглядел необычайно серьезным.
  - Помнишь человека, который спас меня в Лондоне год назад?
  Тори замерла, ошеломлённо уставившись на него.
  - Д-да, - прошептала она. - А почему ты спрашиваешь об этом?
  - Сегодня днём я видел его в деревне, когда возил тебя и Алекс в лавку модистки. Он стоял на другой стороне дороги и смотрел на нас. Смотрел на Алекс.
  - Боже, он узнал тебя? - Удивлению Тори не было границ. - Узнал Алекс? Ты подходил к нему? Как его зовут?
  - Я не знаю, как его зовут. Пока я переходил дорогу, он исчез.
  Тори долго смотрела на него, а потом всё же спросила:
  - Что ты собираешься делать?
  Себастьян был настроен очень решительно, когда ответил:
  - Я собираюсь найти его.
  
  
Оценка: 9.28*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"