Агамян Людмила Викторовна : другие произведения.

Ушки на макушке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  УШКИ НА МАКУШКЕ
  
   Сижу в машине во дворе моего детства. Оглядываю окна. Забавно. Сколько лет не была здесь, а помню, где, чьи. Понятно, не одно поколение сменилось, но те, соседи наши, не только дети, но и взрослые, так и остались в памяти.
   Вот за этими окнами дружненько жила чета Атласовых. Они уже пожилые. 'Бабушки' на длинной скамейке как неотъемлемое явление тех дворов, недовольны - что же вдвоём живут? Могли бы воспитать не одного уже ребёнка,- вон их сколько после войны осталось. Он хорошо получает. Нет, ведь, так вдвоём и состарятся. Воды стакан некому будет поднести. Не думают о старости, а она тут как тут.
   И эта, Лизавета, всё собачек держит. Старая псинка - чёрная, пучеглазая. Чисто бочонок на тонких ножках. Мухой зовёт. Ну, страсть какая-то! А сынок у неё - Мальчик.
  - У кого сынок? У Лизы, что ли?
  - Да, какой, у Лизы? У Мухи её. Собачонку Мальчиком зовут.
  - А я-то думаю, какой сынок? Не видала ни разу, - это Марковна, шмыгнув носом, обтёрла его кончиком цветастого платка.
   Внизу, в полуподвале, жили семьи репатриированных немцев. Один из них - Фёдор.
  Столяр, и не только. Вообще, мастер на все руки. Фёдор - рыж, волосат, косолап, ещё и припадает на одну ногу. А улыбается хорошо, и глаза смеются.
  - С почтением он к нам, - демонстрирует новую вставную челюсть костистая, широкоскулая тётя Шура. - А как? - Мы у него главные заказчицы.
  - Тоже мне - заказчица! Одну табуретку таскаешь - то подколоти, то - подпили, то перекрась в какую-нибудь весёленькую, - смеётся Дуся Андреева.
  - Что-то ты, подружка, зачастила к нему, - подключилась другая, востроносая Тараторкина, запахиваясь поуютнее в растянутую вязаную кофту.
  - Ну, дак, с такими - то зубками! Как не покрасоваться перед симпатичным мужчиной!- обрадовалась возможности пошутить маленькая, сморщенная Пелагеюшка.
  - Подьте вы! Придумают тоже! - Шутя, 'обозлилась' Шура.
  Услугами Фёдора весь дом пользовался. Это же он - и широкую, прочную скамейку соорудил для 'местного представительства'. Сидят, как парад принимают.
  
   Стучит каблучками об асфальт полковница Васечкина. Она из третьего подъезда, значит, весь 'иконостас' надо как-то побыстрей пробежать. Она их боится.
  - Здравствуйте, уважаемые, - кидает на ходу.
  - Здравствуйте, здравствуйте, - а глаза 'уважаемых' провожают через весь двор, изучают.
  - Никак свой возраст признать не хочет, - вздохнула Шура. - Тут уж, как ни крутись, - всё на лице нарисовано.
  - Такое всё коротенькое - хоть пальто, хоть платье, - как бы жалея бедную Васечкину, пригорюнилась Пелагеюшка, - чуть ветерок - и все коленки напоказ.
  - Было бы хоть, что показывать, - не пожалела соседку дородная Дуся, сцепив пальцы на объёмном животе.
  - Моя невестка на неё шьёт, - призналась бабушка Дейнекина. - Да всё из дорогих матерьялов, и хорошие фасоны вместе выбирают. Как теперь по моде - на четыре пальца ниже. Так она всё-таки низ подвернёт, хоть на подшивочку, да подвернёт.
   Милая женщина, ей - чуть за сорок - и одеваться ей хочется ярко, нарядно. Всегда в красивой шляпке, собственноручно вывязанной крючком и украшенной вязаным букетиком, на осветлённых перекисью кудряшках.
   Так держать, Васечкина! Я за Вас!
  
   Подходит домработница Полина, громко поцокивая каблучками.
  - В каких туфельках ты сегодня! - Пелагеюшка даже наклонилась, чтобы получше рассмотреть. - Лаковые, что ли?
  - Где это ты прикупила? - Шуре тоже не терпится посмотреть.
  - Да! Прикупила! На мои-то денежки! Хозяйка расплатилась за генеральскую уборку.
  - Генеральную, - поправляет Дуся. - А что сама-то не носит? Вроде, совсем новые.
  Полина приподняла подол и гордо прошлась вдоль скамейки.
  - Ничё не заметили? - обернулась к озадаченным товаркам. - По секрету скажу -
  они разного размера. Один - 37-го, а другой - 38-го.
  - Как же ты носишь?
  - А так. В большой ваты натолкала. И всё. Теперь одинаково.
  - Ну, носи-носи. Радуйся подарочку, - кивает головой Дарья Алексеевна. Она учительница. Её уважают. Частенько придёт, подсядет на скамейку, поучаствует в разговорах. Потом под ручку уведёт свою маму - Власьевну. Им высоко, на 5-й этаж забираться.
  - Ещё и в театр схожу, - продолжает хвастаться Полина, - на балет. Сказка там какая-то идёт. - 'Морозко', - подсказывает Листаровна.- Смотрели мы с внуками. Такая красота!
  - К Вовке нашему балеринки бегают, так пригласили. Вот и пойду.
  - Ну, Полина, ты у нас просто высший свет теперь, - смеётся тётя Дуся.
  - Листаровна, - обернулась она к своей соседке по скамейке, - а у тебя как отца - то звали? Листар, что ли?
  - Аристарх Ефимович. Кто-то первый не выговорил, вот и зовусь теперь Листаровной.
  
   Незаметно подошла к скамейке полная, скромная женщина с третьего этажа из второго подъезда. Микитина. Она редко появлялась во дворе, держалась отстранённо. Знали, что зовут - Граня, отчества никто не слыхал.
  - Я извиняюсь, можно присесть?
  - Пожалуйста, - гостеприимно подвинулась Анна Павловна, - присаживайтесь.- Она была то ли румынкой, то ли молдаванкой - сама путалась, называя себя то так, то этак. На скамейке подозревали, что она из цыган и немного побаивались её пронзительных чёрных глаз, с бельмом на левом.
  - Я вот что хотела спросить, - заговорила, наконец, женщина. Не знаете ли, кого можно пригласить бельё стирать? Стирки не так много, но платить буду прилично.
  По скамейке прошёл шумок. - Так, Вы, прачку нанять хотите? - заглядывает с другого конца Шура. - Анна Павловна, нет ли у вас в подвале кого-нибудь, за хорошую - то плату?
  - Я и сама бы пошла, да у нас с Митей работы много. Теперь ведь ремонты заказывают сложные - и с набрызгом, и с трафаретом, а кто-то и медальоны просит. А на это большое время требуется. Приходится сыну помогать. Но я поспрошаю, может, кто и возьмётся.
  - А сами, что же? У вас и девочка взросленькая, помощница. У меня Валентина за всё хватается, хоть и помоложе вашей будет. Сделает, так ещё и позавидую, - как ловко всё у неё получается, - строгим голосом проговорила Дуся и отвернулась.
  - Ну, нет. Томочка учится. Она отличница, да ещё на дом к ней приходит учительница музыки, на пианино играть.
  - А почему не в музыкальной школе? У нас обе в музыкальную школу бегают.
  - Теперь принято нанимать. Частным порядком, больше внимания уделяют.
  - Не знаю, - пожимает худенькими плечами бабушка сестёр Аллочки и Адочки, - нас устраивает.
   Она вся - как 'из бывших'. Кофточка обязательно с мелкими кружевцами и защипами, воротничок стоечкой, а в ушах - серьги с крупными розовыми кораллами.
   Микитина поднялась.
  - Так я поспрошаю, поспрошаю, - повторила Анна Павловна ей вслед.
  - Вот вам, и Граня, - хихикнула Полина. - Прачку ей подавай! Сама-то чем целый день занимается? Интересно, как она по паспорту? Аграния или, может, Графиния, - продолжает посмеиваться. Но никто не поддержал.
  - Аграфена, наверно, - встала, отряхиваясь и ссыпая в карман подсолнечную лузгу, - предположила тётя Дуся. - Обед надо варить.
  - Какой же котёл ей варить надо! Что муж, что сыновья - таких трёх богатырей накормить. Не шуточное дело. Я бы в первую неделю надорвалась, - покачивает седой головой полная, статная Семёновна.
  - Ясно, что надорвалась бы с непривычки. За дочками - то, как хорошо. Сиди себе, книжечки почитывай. И нам вот рассказываешь, просвещаешь, - то ли одобрила, то ли позавидовала Марковна.
  У Семёновны две незамужние дочери. Обе с ней живут - и Клавдия, и Полина. Старшая заведует книжным магазином. Иногда Семёновна пересказывает прочитанное на скамейке. Недавно роман Маркова 'Строговы' - близко к тексту пересказывала. Вот такая она - Семёновна.
  - Поля, вон, твои гулять выходят, - увидела Шура, как из подъезда появилась огромная собачья голова. Антонина Павловна всегда сама собаку выводит. - Хоть воздухом подышать, - говорит. И собака радовалась 'воздуху'. Молодая, сильная, сытая овчарка рвалась с поводка, таща за собой хозяйку.
  - Анчар! Анчар! Тише, ты, уронишь! -
   А Анчар рвался к скамейке, готовый всех обнюхать, всех лизнуть.
  - Будь ты неладен! В морду прямо лизнул, хохоча, отталкивает собаку Шура.
  - Вкусная ты, однако. Чего сегодня своим готовила? - Загораживаясь от 'нежностей' пса, некстати интересуется Тараторкина.
  - Холодца наварила.
  - Вот, на холодец он и кинулся. Не на тебя же!
  - Тьфу тебе! - обижается Шура, - может, я ещё слаще холодца!
  - Фу, Анчар. Фу! - Антонина Павловна, наматывая поводок на руку, оттаскивает собаку от скамейки.
  - Сейчас и вторая дама с собачкой появится, - поглядывает на дверь первого подъезда Тараторкина. - Как сговариваются.
  - Не сговариваются, а по времени выводят, - бросилась в атаку Полина. Собаки-то не шавки какие-нибудь, умные, учёные.
  - Да, ваша, особенно. Вон как Шуру измусолила. Аякс, - тот, не станет так ласкаться, к кому попало.
  - Что ты меня сегодня задираешь? Не проспалась, что ли, - обиделась Шура.
  - Валерьяновна идёт, местечко готовьте, - забыла Шура и обиду, и обидчицу. - Сейчас что-нибудь новенькое узнаем.
   Муж Валерьяновны недавно получил повышение, и они переехали в этот дом. У них поздний ребёнок, лет пяти, но такой забавный, что 'скамейка' с удовольствием ведёт с ним беседы. Мать как-то похвасталась, что ни за что даже в дом не пустит ни маргарин, ни какой-нибудь другой 'сомнительный' жир. - Здоровье дороже. Только на топлёном масле жарю. - А тут Вадька. Подскакивает на одной ножке.
  - Иди сюда, малыш. Поздоровайся с нами, - подзывает Шура. - Что ты сегодня кушал?
  Подумал, покрутил чубчик. - Картошку жареную! Вкуснотища!
  - А на чём мама картошку жарила? - продолжает допытываться, - на масле или на сале? - Мальчишка таращится, а потом, радостно, - гидрожир!
  - Фасон держит Валерьяновна, - делает свой вывод Шура. - Ничего, скоро обвыкнется,
  станет 'дамой', собачку заведёт. И только по имени-отчеству называть станем.
  - А кто, муж-то её? - из-под руки, пряча глаза от солнца - интересуется Пелагеюшка.
  - Начальник какого-нибудь отдела, или зам., - не успела ещё выяснить Шура.
  
  Вот и Анчар. На бегу распахивает дверь, вскочив на задние лапы. За ним еле успевает проскочить Валентина Даниловна. Он не бросается здороваться к скамейке, а рвётся в угол двора по своим личным делам.
   Ну, всё. Собаки занялись друг другом, а хозяйки разговорами.
  - Как генерал, спал? До полуночи вчера у нас в преферанс играли. Столько коньяку выпили. Расстроился - подцепил шесть вагонов на мизере. - Валентина Даниловна с криком 'Фу' пытается справиться с Аяксом, который заинтересовался кошкой в песочнице. - Ничего не рассказывал?
  - Про какие вагоны? - забеспокоилась Антонина Павловна. - Нет. Сразу уснул.
  - 'Вагоны' - это у них термин такой. Да я, признаться, тоже в этом ничего не понимаю.
  И они продолжали говорить, но уже далеко отойдя от скамейки.
  - Тоже, наверно, косточки кому-то перемывают, как и мы, - сказала бабушка Аллы и Ады - Модестовна.
  - Слушай-ка, Полина, ты вот живёшь у них уже сколько. Готовишь, убираешь, в магазин, на рынок бегаешь. А чем хозяйка занимается? - Вдруг, заинтересовалась она.
  - Ну, продукты шофёр привозит. А готовка, уборка - за мной.
  - Так ты, видать, мастачка готовить? - улыбается Пелагеюшка. И что же готовишь? По-хранцузски, небось.
  - Не, по-французски не умею. Да, что они - не русские, что ли? Борщ, мясо с картошкой запеку в духовке. Пельмени, пироги всякие. Всё любят и за всё хвалят.
  - Повезло тебе, не привередничают, - успокоилась Пелагеюшка.
  - А что же всё-таки хозяйка делает? За домом - смотрят, сын - вырос. Читает, наверно, много, - всё ещё добивается ответа на свой вопрос Модестовна.
  - Да, нет, - задумалась Полина. Журналы какие-то всё листает, любит смотреть.
  А хозяин, тот, когда дома, книжку из рук не выпускает. У него весь кабинет уставлен до самого потолка книжными шкафами.
  - А Володя, читает? - любопытствует Семёновна.
  - Читает что-то, а больше всё с друзьями да с этими балеринками проводит. Ездят куда-то. Да что вы ко мне привязались?! - спохватилась Полина. - Я сор из избы не стану выметать.
  - Правильно, Полина, это последнее дело - сор из избы, - одобрила, подходя, Дуся.- А у нас новые жильцы на площадке. Вместо Хофмана. Тоже милицейский полковник. Какой-то, Дошкин, что ли. Жена - простецкая баба. Клавдия Ивановна. Только вот познакомились.
  - Это они столько мебели привезли? - с округлившимися глазами удивляется Полина.
  - Ну, да. Откуда-то из Белоруссии. Из Витебска, кажись. Парнишка с ними, лет четырнадцати-пятнадцати.
  - Мебелю - то я видала. Не со двора, а с улицы распаковывали. Красивая. Шихвонеры все с зеркалами. - Власьевна закатывает глаза, потирая пальцы с распухшими суставами.
  Вот мажу мурашиным спиртом. Ничё не помогает. Дарья Алексеевна, дочка, уж каких только мазей не покупает! - Всё бестолку. Наработались, наверно, рученьки. Устали.
   Шура удивляется, что ни о чём не знала. - Евдокия Сергеевна, говоришь, что жена простецкая, а полковник - представительный мужчина?
  - Ох, девка, тебе всё представительных подавай! А вот и нет. Маленький, худенький, носик очёчками зажат. Знаешь, как прищепочки, без дужек.
  - Пенсне, - поясняет Семёновна.
  - Вот, в пенсне, значит. Ну, как, нравится портрет?
  'Скамейка' почему-то облегчённо заулыбалась.
  
   Деловито семенит по двору маленькая, худенькая женщина. Она всегда в чём-то неопределённого цвета и в платочке, завязанном узлом под подбородком. Направляется к скамейке. Там замолкают.
  - Доброго всем здоровья, соседушки. О чём речь ведёте? Знаете, что у нас в третий подъезд новая семья приехала? Как они вам?
  - Доброго. Не видали ещё. Кто их знает? Поживём - увидим. - Вразнобой сдержанно отвечает 'скамейка'.
  - Конечно, поживём - увидим. Сразу не разглядишь. - Женщина топчется у скамейки, но никто не шевельнулся, чтобы подвинуться.
  - Поболтала бы с вами, да муж скоро придёт. Торопиться надо, - и засеменила прочь.
   Валерьяновна долго смотрит ей вслед. - Странная какая, женщина. Кто это? А муж?
  - Векшина она, Лида. В нашем подъезде живут. Марковна потёрла кончиком платка ладошку, как будто стирая что-то невидимое. - Любопытная сильно. Всё кем-то интересуется.
  - Будет тебе, Марковна, выдумаешь тоже! - Дуся строго смотрит на засмущавшуюся Марковну.
  - А, что, Дуся, - возмутилась Тараторкина, - не правда, что ли? Как двое-трое соберутся - она тут как тут. Вынюхивает всё, вот что!
  - Да, что с тебя вынюхивать?! - пытается разрядить обстановку Шура, - разве что...
  Но шутка не получилась. Так и разошлись.
   А ночью прошёл дождь - мощный, прямой, промочил землю, смыл дневной мусор с асфальта, промыл скамейку. Люди открывают окна, наслаждаясь ночной свежестью. А утром опять - кто-то на работу, кто-то по хозяйственным делам, ребятня высыпает на улицу. Просыпается, оживает двор, начинается новый день. Покончив со своими домашними обязанностями, 'представительство' занимает свои места на скамейке.
   - Листаровна, - склоняется к её уху бабушка Попова. Она знает и хорошо выговаривает её имя, но тут зовёт, как все. В молодости они жили в одном городе и были знакомы. - Письмо получила от приятельницы, - негромко говорит она. Муж твой бывший приезжал. Тебя разыскивает. Очень просил помочь, адрес оставил.
  - Значит, жив. Спасибо тебе, Максимовна, за хорошую весть. Веришь ли, сердце заколотилось. Но, нет. Не хочу. Жизнь прошла. Честно скажу - любила, люблю и любить буду, сколько буду жива.- Помолчали. - Только встречаться не стану. Зачем это? Не хочу его старым видеть. Пусть молодым для меня останется. Так и напиши, что не знаешь ничего обо мне.
  - Сильная ты, Тина. Ни один мускул не дрогнул. Я бы так не смогла.
  - Сама знаешь, Анна, нельзя ему тут появляться.
  - Это правда.
  К разговору прислушивается маленькая, сухонькая Дейнекина. - Кто разыскивает? - Даже голову набок склонила и платок с уха сдвинула.
  - Никто никого не разыскивает, - отрезала Максимовна. - Все уже нашлись.
  
  - Слушай-ка, Максимовна, не к вам ли вчерась, я как раз домой поднималась, роялю тащили? Большая такая. Вшестером еле управлялись. Куда поставили, этакую-то беду? Ни в одну комнату не войдёт. И на что такое дома? - Власьевна ухватила Максимовну за рукав и теребит помаленьку, ожидая ответа.
  - Вот же, всё увидят! Ничего от вас, глазастых, не скроешь. Ну. Павел Иваныч из 'Динамо' привёз. Там новый поставили, а этот - куда девать?
  - Я интересуюсь, как поставили. Как вокруг него протискиваетесь?
  - Ну, пристала, любопытная Варвара. Как-как? - Стенку разгородили.
  - Я чего спрашиваю. Наши буфет у немцев заказали. Сервантер, что ли. Ну, как все заказывают. Огромадный такой. Вот и беспокоюсь, куда ставить будут. У нас и своя кое-какая мебелишка есть. Повыкидывают, наверно.
  - Тебе-то что беспокоиться. Просчитали всё наперёд. Как иначе.
  - Ну, и ладно, - согласилась старая.
  
   А огромные буфеты-серванты, действительно, заказывали в лагере, для военнопленных немцев. Делали они их из светлого дерева, в основном, одного фасона. Делали добротно, чисто, никаких острых углов. Тщательно отполированные, украшенные резьбой в виде ваз или корзин с фруктами и цветами, пропитанные золотистой морилкой, с застеклёнными дверцами, они царствовали надо всем остальным имуществом, которое у многих состояло из казённых столов и стульев с инвентарными металлическими номерками.
  - Дусь, а Дусь, - никак не угомонится Власьевна, а вы-то будете заказывать?
  - Я не стану. У меня свои 'буфеты' до потолка. Некуда эти деревяшки ставить.
  
   Утро выдалось хмурое, но на скамейке, обтерев тряпочкой сырость, уже собирается на свои посиделки 'представительство'.
  - Максимовна, - тянется через Анну Павловну маленькая Дейнекина. - Что-то Листаровны который день не видно. Не заболела, часом?
  - Часом, не заболела. А почему у меня спрашиваешь?
  - Так вы с ней всё перешёптываетесь, - вот у тебя и спрашиваю.
  - Мало ли делов по дому. Внуков трое. - Прерывает разговор Шура.
  - Да, я - что? Я - ничего, - бормочет старушка и усаживается поудобнее на место.
  А через несколько дней, Шура догнала Максимовну. - Как там Листаровна?
  - А что, как? Как всегда.
  - Да, я, Максимовна, знаю, что сына её вызывали. Происхождением интересуются. Говорят, отец у него дворянского рода. Отправили особиста на проверку. А он порядочным человеком оказался. Все документы разыскал, всё выяснил, - что была замужем, развелась, что сына одна воспитывала. И что связь с бывшим мужем давно потеряна.
  - Ты откуда знаешь?
  - Знаю, значит.
  
   А девчонки уже чертят мелом классики на сыром асфальте, другие со скакалками чудеса выделывают - и на месте скачут, и вперёд, и назад, и крест-накрест, и по одной, и кучками. Хорошо ребятам в нашем дворе. Просторно.
  
   Громко зацокали по асфальту копыта. На рыжем, с белой звездой во лбу, жеребце
  подъехал генерал.
  - Ать, ты, твою... ишь ты, как влитой сидит, - восхищённо прищёлкнула языком Шура. Ну, он мужчина статный, видный. И не поймёшь, кто кому больше подходит - то ли конь ему, то ли он такому коню.
  - Здравствуйте, красавицы! - приветствует 'скамейку', - ловко соскакивая с коня. Как живы-здоровы?
  - Да живы пока, Георгий Сергеевич, и Вам того желаем, - за всех ответила Шура. Но он, привязав к скобе жеребца, уже скрылся в подъезде.
  - Уж как он добивался, чтобы ему коня этого купили. Денег-то каких стоит. Добился все же. Гарцует вот. - Это в полголоса мрачновато проговорила Емельяновна.
  Она знала, что говорит.
   Мимо прошёл высокий, прямой, как дрын, с сероватым лицом, человек. Прошел, ни на кого не глядя, не поздоровался.
   'Скамейка' проводила его через весь двор, тоже молчком.
  - Кто этот хмурый? - Валерьяновна всё ещё осматривалась и интересовалась каждым новым человеком.
  - Векшин это, - ответила Пелагеюшка и, опасливо оглядываясь на Шуру, прошептала, - Расстрельщик.
  - Как это? - пытается понять Валерьяновна и трясёт за коленку соседку. Но та уже сложила на груди руки и отвернулась, поджав губы.
  - Андреева идёт. Сейчас что-то смешное расскажет, - наклоняется, улыбаясь ей навстречу, Тараторкина. - Вон как ухмыляется.
  - Что скажу, - смеётся Дуся. - Клавдия -то Ивановна, - у меня ночевала. Ночью грохот на лестничной площадке слышу. На цепочку дверь приоткрыла. А там сосед, в пенсне и подштанниках, бушует. Повыволакивал мебель из квартиры и дверь захлопнул. Тут уж, какой сон. Опять в щёлку выглядываю. А она, Клавдия, сидит на стульчике, к стенке привалилась. Позвала её. Сидим. - Что случилось, спрашиваю.
  - Да ничего. Чаю напился.
  А утром, уже при мундире, кричит в открытую дверь - Клавка, ты что, ушла от меня?!
  - Как раз мой старший сын со смены пришел, еле втроём всё обратно затащили.
  А кухонька у неё, как невеста - такая беленькая, чистенькая, в салфеточках, в кружевных занавесочках. А на столике, у стенки, штук пять или шесть загаженных до черноты заварочных чайника. Я спрашиваю, не из них ли муж чай пьёт. - Ну, - говорит, - и прикасаться к ним не разрешает.
  - Чифирь, что ли, - пискнула Тараторкина. Но никто не ответил. И смеяться как-то не хотелось.
  
   Среди офицерских жён почти никто не работал. Кому-то - 'положение' не позволяло, кому - образование, вернее, его отсутствие. Летом многие 'дамы' выезжали на дачу. И скамейка тоже редела. Уезжала на всё лето с внучатами Листаровна, Модестовна своих вывозила. Ребят собиралось много. А дачи - несколько корпусов барачного типа, с комнатами по обе стороны коридора, с тремя большими верандами. Кругом - сосновый бор, на берегу широкой полноводной Оби. С земляникой, с грибами, с тучами комаров. Но к комарам привыкали, поливали себя духами 'Гвоздика', а после уже не обращали на них внимания.
   Вечерами ходили в столовую за пышными лепёшками из пузыристого теста, жареными в масле на больших противнях. Ходили с тазиками, брали помногу - уж такие вкусные лепёшки были! А к ним покупали совхозную сметану, свежую, да густую, - что хоть ножом режь.
  
   Большой дом. И за каждым окном - свои радости и свои печали. Из тех наших соседей никого уже, наверно, не осталось. Для ребят во дворе все они были 'дядями' и 'тётями' - тётя Лида, тётя Дуся, дядя Жора, дядя Фёдор ... - все, как родня.
  Большой дом, со своим двором, как и многие другие, где было много всего, но смешное и глупое, и всяка чепуха, случайно увиденное или подслушанное, как-то особенно надолго застревает в голове.
   Ну, всё. Кричу внука, а он уже освоился. Сидит, с такими же, в песочнице. И они старательно обсыпают друг друга песком из бумажных кулёчков.
  Хватит, поехали-поехали!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"