Неожиданно так получилось: Наташка унаследовала от своей тётки маленький домик в посёлке. Рядом - станция, через которую электричка идёт прямо из города, речка, лес. Чем не дача?
Севка, как только тёплые дни настали и снег сошёл, отправился разведывать, что да как. У тётки той он ни разу не был. Наташа, понятно, детство там провела, да и в студенческие годы заезжала. Но как поженились, времени стало не хватать: родилась Лилечка, хлопоты сплошные. А тут - известие, что тётя Паша померла и наследство им оставила. Хочешь не хочешь, а ехать надо.
Термос с чаем и пакет бутербродов в сумку, сумку через плечо, и Сева уже сидит в вагоне электрички до станции "Камыши". За окном проплывают голые поля, чуть зеленеющие рощи и деревеньки с домиками различнейших мастей и форм.
Всего-то два часа езды, и вот они, Камыши.
Сева сошел на перрон и огляделся.
Запертый киоск с газетами и журналами. Крошечное кирпичное здание вокзала. Скамейка с облезлыми, когда-то синими досками. Рыжая, остромордая, похожая на лисичку собака, лежащая рядом с ней.
- Ну, что, Жучка, - обратился к ней Сева, не найдя поблизости больше ни одной живой души, - встречайте гостей.
Собака, обоснованно восприняв на свой счёт фразу, вяло вильнула хвостом.
Сева махнул ей рукой и пошёл по дороге в сторону посёлка.
Здесь ещё лежал под деревьями снег, но сквозь проталины пробивалась свежая, обморочно-зелёная травка. Ноздри щекотал острый запах мокрой земли и оживающих деревьев.
- Воздух-то какой! - сам себе сказал Сева. - Хоть в кислородные подушки разливай!
Между тем, дорога привела его к месту назначения. Осталось только найти дом.
Возле колонки, прислонившись к столбу, стоял пожилой мужичок в резиновых сапогах, заправленных в них брюках и пиджаке поверх свитера. В руках он мял папиросу, разглядывая сквозь морщинистый прищур гостя.
- Здравствуйте, - начал Сева.
- Здоров, - ответил мужик.
- Вы не подскажете, как найти улицу Октября?
- Отчего ж не подсказать. Стоишь ты на ней.
- Правда? А дом восемь?
- Ты что ж, родственник Павлины Григорьевны, значит, будешь? - вместо ответа поинтересовался тот.
- Я муж её племянницы.
- Ташкин, что ли? Ишь ты! - дедок радостно осклабился, обнажив прокуренные редкие зубы. - Да ты чего стоишь? Пойдём, провожу тебя!
По дороге они познакомились. Мужик назвался Василием Петровичем, а Сева представился Всеволодом, без отчества, учитывая очевидную разницу в возрасте.
Домик оказался небольшим, не сказать, чтобы очень справным, но видно было, что за ним кто-то бережно ухаживал по мере малых сил. Забор ещё крепок, а окна целые.
- Ключи-то у тебя есть? - спросил дед.
- Откуда? - пожал плечами Сева.
- Да ладно, сейчас к Анисимовым зайдём. Они за домом приглядывают, цветы там поливают. Тебе ключи и дадут.
Василий Петрович сам сходил в соседний дом. За ним вышла пожилая, крепкая тётка, которая пристальным взглядом окинула Севу. Некоторое время молчала, поджав губы.
- А паспорт Ваш можно? - наконец изрекла она.
- Да, конечно же, - неизвестно почему засуетился Сева. Полез в сумку, достал паспорта: свой и Наткин, предъявил бдительной особе.
Та долго изучала фотографии, штампы ЗАГСа, затем удовлетворённо кивнула и вернула документы.
- Ну, что ж, раз хозяева объявились, теперь могу и сложить полномочия. Сами теперь давайте как-нибудь, - повернулась и пошла обратно в дом.
Сева поднялся на крыльцо и отпер дверь. Василий Петрович последовал за ним как тень.
В доме царил полумрак из-за задёрнутых штор, но нежилой она не выглядела: на подоконниках стояли горшки с цветами и пыли почти не было.
- Она, Анисимова, тут прибирается. Ответственная, хотя и суровая. Познакомишься с ней поближе, поймёшь, что человек-то она, по сути, добрый, - пояснил Василий Петрович.
Часы на стене пробили полдень, следом выскочила престарелая кукушка и хрипло подтвердила время.
Сева с Петровичем вышли на крылечко и закурили. Мимо дома прошли две бабки в платочках, проехал на грязном велосипеде мальчишка и, неспеша, гордо неся пушистый хвост, прошествовала рыжая собака.
- Хм, я видел её на перроне, когда приехал, - указал в её сторону Сева.
- Ложку-то? - переспросил Василий Петрович.
- Кого?
- Ложку. Собаку эту так зовут.
- Странное какое-то имя.
- Мы-то привыкли. На самом деле её Шарлоттой зовут, сокращённо Лоттой. Ну, а потом уж в Ложку переименовали. Больно для собаки имя цветистое!
- Она меня на перроне встретила, - повторил Сева.
- И не тебя вовсе, а поезд, - возразил Петрович.
- Она все поезда у вас встречает?
- Что ей, больше заняться нечем, как все поезда встречать? - ухмыльнулся дед. - Определённый поезд.
- А, ну знаю я тогда про вашу собаку! - уверенно воскликнул Сева.
- Откуда ты про Ложку знаешь? - удивился тот.
- Да в газетах периодически про таких пишут. Может, и не про Ложку, но про такую же.
- Это ж про какую же? - поинтересовался Петрович.
- Да про собаку, которая провожала своего хозяина на поезд, а потом встречала. Но однажды он уехал и не вернулся: то ли умер, то ли бросил её в деревне, и теперь она ходит каждый день на перрон, ждёт его.
- Ну ты брось ужасы-то рассказывать. Не так всё было...- возмутился дед.
- А как?
- Если послушаешь, расскажу. Эта собака у нас что-то вроде местной знаменитости. Не смотри, что беспородная. Не в том её слава.
* * *
Тоня была счастливой. По крайней мере, так про неё все в посёлке говорили. Работящий и непьющий муж, Виктор, который любил её без памяти, детишки: Ромка и Ниночка, с разницей в восемь лет. Жили дружненько, не ссорились. Даже со свекровью повезло: помогала им и в дела не вмешивалась. Виктор всё в дом, жене подарки, детям обновки, мотоцикл купил с коляской. Так хорошо жили, что и сказать дурного нечего.
Тонька за ним как у Христа за пазухой жила. Детей растила, по хозяйству хлопотала. Даже не работала почти. Скотина кой-какая была, огород, пара кошек. А тут приблудился к дому щенок. Рыжий как огонёк. Пожалели его, отмыли, покормили, да так и остался при них. А потом вырос в симпатичную сучку с острой мордочкой и белой манишкой: лисичка, да и только. Шарлоттой её Тоня звать придумала, но никто, конечно, это имя в посёлке не смог бы выговорить без добавления крепкого словечка. И переродилось имя в Ложку. Так и пошло.
- Ложка, ко мне! - дрессировал её Ромка. И та послушно неслась со всех четырёх пушистых лапок. Приносила мелкие предметы, даже тапки.
Так всё хорошо было, так правильно.
Но... У Виктора оказалось слабое сердце. Один за другим, три инфаркта, и оставил своих родных сиротами.
Тонька повыла, поплакала, жизнь-то под откос пошла. А потом посмотрела на детишек: малые ещё совсем, надо на ноги ставить, да и отправилась работу искать. Устроилась проводницей. Детей на бабушку оставила, благо та ещё крепкая, а сама в рейсы дальние моталась.
И вот тут-то Ложка свой характер проявила. Проводит Тоню до поезда, встретит. Но не это даже главное. Тоня в этом рейсе через нашу же станцию проезжала раз в неделю, по средам. Стоянка всего три минуты: до дому никак не успеть, а соседи кто стар, еле ходит, кто молод ещё, толку никакого, либо на работе - не спросишь, как там детишки. Так Ложка что делала? Прибегала по средам на перрон и ждала, пока поезд прибудет. Тоня выскочит, Ложка к ней и на своём, собачьем, давай объяснять, что, дескать всё хорошо, хозяйка. Хвостом виляет, руки лижет. И у той на сердце спокойно становится.
Все поначалу дивились такому уму собачьему, но впереди ещё было главное.
А дело так было.
Сижу как-то в среду на завалинке, курю. Вдруг вижу, Ложка со всех лап несётся, лает как бешеная. А сама в сторону вокзала устремилась.
Ну, я, грешным делом сперва подумал, что заспалась псина, к Тонькиному поезду опаздывает, вот и ругается. А потом смекнул - нет, что-то нечисто тут. Никогда она попусту не брехала. Ласковая такая и умненькая, что ей зря воздух сотрясать?
Просвистела она мимо как пуля, а я почесал репу, да и дай, думаю, навещу Надежду Егоровну, свекровь Тонькину. Так, для успокойства души.
Иду, значит, к дому подхожу. Смотрю, дом заперт, никого нет. Постучал, а из-за двери голосок тоненький, Ниночкин.
- Кто там? - говорит.
- Я, - говорю, - дед Василий. А старших кто дома есть?
- Ромка в школе, мама на поезде, а баба Надя в огороде, - отвечает.
Ну, я с крыльца спустился, до огорода дошёл, озираюсь, не вижу никого. Может, думаю, путает девочка: Егоровна в магазин пошла. Присел на скамеечку рядом, курю. Подожду здесь, решил.
И полчаса не прошло, слышу опять лай Ложкин. Гляжу, бежит, а следом - Тоня! Что за дела? Встал, смотрю на них, а Ложка-то мимо меня в огород - нырк, и лает, лает что есть мочи. Тонька к ней подбегает и кричит мне, значит,
- Деда Вася, зови врача! Быстро!
Я подскочил, смотрю, между грядками Надежда валяется снопом. Уж я тут как молодой помчался. Приехали, забрали её и в больницу повезли. Оказалось, инсульт её долбанул. Если б ещё там пролежала, точно бы не оклемалась.
Вот, такая она, Ложка... И сообразила же, что подмогу нужно. А уж как Тоню привести додумалась? Та рассказывала, что Ложка как её увидала, так завыла, заскулила, за подол зубами ухватилась и как давай тащить. Сердце так и зашлось: дома что-то случилось!
Бабка-то ничего, поправилась вскорости. Да и Ромка большенький уже, девятый класс заканчивает, всё спокойнее.
Тоне-то куда деваться, так проводницей и ездит. Но теперь-то уж точно знает, что Ложка не подведёт, на страже стоит, умница, в любую погоду. Как на работу приходит, отчитывается и бежит по своим, собачьим делам.
* * *
Севка покачал головой.
- Бывает же...
Василий Петрович хмыкнул.
- А ты говоришь, хозяин бросил... Они-то друг за дружку горой.
* * *
Ложка лежала на крылечке, вытянув передние лапы, и зевала. Сегодня больше некуда было спешить. Разве что, Ромка со школы придёт, и с друзьями побежит мячик гонять. Тут присмотр нужен... Мало ли что.