Если хочешь спрятаться - прячься там, где и спрятаться-то в принципе невозможно. Лучше всего - в толпе. Толпа, к сожалению, образование нестойкое и малопредсказуемое. Поэтому я выбрал максимально приближающийся к идеалу вариант. Мой рабочий кабинет располагается в самом конце коридора. Табличка на двери извещает, что здесь можно найти консультанта по обслуживанию электроинструмента. И он действительно там временами появляется, если того требуют обстоятельства. Всё остальное время он проводит на складе магазина, занимаясь своей прямой работой. За кабинет плачу аренду я, а мой стол в этом кабинете скрывается за большим старым шкафом. И вывеска, извещающая, что здесь ведет прием маг-прорицатель в третьем поколении, появляется вместе со мной, когда я прихожу в назначенное клиенту время. Чтобы не было недомолвок, поясню - я такой же маг, как и вы, может, чуть получше - всё-таки психолог с высшим образованием.
Договориться о приеме со мной можно только по телефону. Рекламы я никогда не давал. Зато и с налоговой инспекцией дел не имел. Витька, тот самый консультант по обслуживанию, за право пользоваться кабинетом хоть целый день оказывает мне единственную, но важную услугу - скрывает от всех моё существование. У кабинетов, где ютятся самые разные организации - от изготовления ключей до нотариуса - постоянно толпится народ, и многие норовят заглянуть в мой закуток. Поэтому, когда я работаю, обязательно запираюсь, а табличку снимаю.
Прячусь я главным образом оттого, что клиенты мои - люди своеобразные. Многих я отсеиваю ещё при телефонном разговоре, от них-то в первую очередь и следует скрываться. Клиентуру я всегда отбираю тщательно, и многие обращаются ко мне вновь и вновь. Беру за услуги недёшево, полагая, что только так можно вызвать к себе уважение. Конечно, я не только предсказываю будущее - разве с этого проживёшь? Я берусь за всё - но объявляю об этом, только убедившись, что с клиентом можно работать. Клиент должен быть доверчив и незлопамятен, не обременен критически настроенными родственниками или друзьями, к мнению которых он прислушивается. В идеале он вообще должен быть одиноким, пострадавшим от жизненных невзгод и во всём разочарованным - но у таких чаще всего денег не бывает. Потому идеал и недостижим. Так что в моём деле умение разбираться в людях - основа основ.
Федор Васильевич был легковерен до предельной степени, но при этом о своей проблеме по телефону отказался говорить категорически. Ещё и припугнул меня возможными последствиями, чуть ли не высшей карой со стороны всесильного рока. Я назначил ему на половину пятого и объяснил, как меня найти. Оказался клиент весьма тщедушным, суетливым старичком. Когда я узнал, что ему всего сорок пять, то не поверил своим глазам.
- Болели чем, Федор Васильевич? - поинтересовался я участливо. - Выглядите не лучшим образом...
- Кто бы на моем месте иначе выглядел? Вы не боитесь мой рассказ выслушать, Дионис Тимофеевич? Сразу предупреждаю - это такая чертовщина, что с ней иметь дело опасно. Я так вот пятнадцать килограмм веса за полгода потерял...
Если вы хотите, чтобы вам не поверили, обязательно предваряйте свой рассказ фразой "Вы мне, конечно, не поверите...". Федор Васильевич нещадно эксплуатировал этот прием, при этом говорил сбивчиво, заискивающе заглядывал мне в глаза и приводил массу ненужных подробностей. Боялся, что не поверю. Я и не поверил.
Смолоду Федор Васильевич увлекался фотографией. Он не был ни фотографом, ни фотохудожником, в прямом понимании этих слов. Его интересовали прежде всего всякие технические эффекты, которых он мог достичь при помощи разных приспособлений. В его арсенале имелась куча светофильтров, съёмных объективов и разных искажающих насадок. А однажды он использовал большую призму...
- Там, знаете, есть полупрозрачная грань - сквозь неё видишь и объект и что-то еще, находящееся в стороне. А я перед отражением этой грани поставил зеркало и пустил световой луч назад. Теперь я видел объект двойным - прямо сквозь призму и через его же двойное отражение. Совмещая изображение, можно было подчеркнуть характерные черты объекта...
Он и схему нарисовал. Мне было не совсем понятно, почему такое изображение становилось выразительнее, но тут я ему доверился. А дальше Федор Васильевич понес уже совершенную околесицу. Начал он рассматривать портреты - известные лица из глянцевых журналов. В момент совмещения изображений эти лица ненадолго оживали. Длилось это полсекунды, не больше. Большинство смотрело на фотографа вопрошающим взором, но некоторые закрывали глаза и застывали. Случайно клиент обнаружил, что так вели себя те, кто к настоящему времени умер.
- Я ведь журналы по всем знакомым собираю, многие десятилетней уже давности. Мне что надо? Выразительное лицо, да хорошее качество снимка, обязательно в цвете. Я и знать не знаю в большинстве случаев, кто там на портрете.
Я спросил его, не интересуется ли он политиками и чиновниками - их портретов любой величины вокруг навалом.
- Там одни посредственности, - вздохнул фотограф. - Жирик, конечно, исключение. Так вот, я уже первоначальную цель забросил и стал рассматривать портреты с единственной целью - поймать тот полусекундный взгляд.
Он подолгу рассматривал портреты просто так, пытаясь угадать возможную реакцию персонажа, а затем наблюдал за ним него сквозь свою оптическую установку. Кто-то в ответ смотрел настороженно, кто-то недоверчиво, а многие известные актеры разом пугались. А потом он прочёл в журнале интервью одной знаменитости - к тому времени Федор Васильевич глянцевые журналы даже читать начал, - и был в том интервью вопрос о сверхъестественном. И тут эта дама поведала, что глянула она раз в зеркало - и видит там не себя, а некоего мужчину! По описанию мой клиент сразу узнал себя, нашёл портрет знаменитости и установил его перед призмой. На этот раз звезда эфира испугалась так, что у нее непроизвольно открылся рот, и потекла слюна.
- За полсекунды? - удивился я.
Клиент признался, что если он и портрет смотрели друг другу в глаза, контакт мог сохраняться и дольше.
- А в интервью говорила, что в тот момент о Боге вспомнила, о непостижимости мира. А сама только и думала - "неужели "белка" началась"? Ну, о чем еще способен думать человек с идиотски застывшим взором...
Все эти опыты клиента забавляли, составляя отраду его повседневной жизни. Но однажды, разглядывая один из портретов, он непроизвольно чихнул. И портрет немедленно закрыл глаза. Федор Васильевич проверил - да, этот персонаж умер в день эксперимента.
- Совпадение, - сказал я решительно.
- Я тоже сразу так подумал, - согласился клиент и положил передо мной на стол разграфленный список.
Слева стояла дата эксперимента, посредине фамилия персонажа с пометкой "Чих.", справа - дата смерти. Даты слева и справа совпадали.
- Вот в этот период, - ткнул пальцем в дату клиент, - я простудился. Чихал не переставая. Двадцать две фамилии...
- Позвольте, Федор Васильевич, - вскрикнул я возмущенно, - но вот этот и эта смертельно болели, рак. А вот эта переборщила с наркотой. Ну, здесь и здесь автокатастрофы, об остальных ничего сказать не могу, может, вы и впрямь их своим чихом поразили.
- Важна сама смерть, причина всегда найдется, - грустно ответил фотограф. - Дальше, впрочем, стало еще хуже. Вот в этот период я был здоров - и все равно время от времени чихал на портреты.
Его палец заскользил дальше по списку. Да... Янковский, застреленный киллерами крупный чиновник, самоубийство, смерть в авиакатастрофе - это только те, кого я знал. Многие имена мне ничего не говорили. Но фотограф знал их всех.
- Не верите, - заявил он с печальной обреченностью, - можете посмотреть сами. Хотите - мои портреты смотрите, хотите - свои принесите.
Так и договорились. Не скрою, было у меня несколько заказов на наведение порчи. Совестно, противно, но кушать-то хочется. Фотографии этих заказчиков я прихватил с собой в первую очередь. И немного перца не забыл - по заказу ведь не чихнешь...
Федор Васильевич наблюдал за моими потугами скрыть собственную заинтересованность со снисходительной насмешкой.
- Делайте, что хотите, вся ответственность на вас и ляжет, но мне кажется, что перец бесполезен, - пробормотал он, когда я чихнул в двадцать пятый раз.
Что я мог сказать? Да, портреты на мгновение оживали и смотрели на меня удивленным взглядом. Чихнуть именно в эту секунду не получалось, да и фотограф говорил, что конкретный момент значения не имеет. Я записал свои результаты и фамилии персонажей, сунул записи в карман и поднялся. На глаза попался большой портрет Киркорова.
- На него бы чихнули, - посоветовал я раздраженно.
- Тут другое, - потупился клиент. - Когда я на него смотрел, у меня пятка зачесалась. Я ее и почесал - другой ногой. А Филипп сразу кого-то побил и улетел в Израиль нервный срыв лечить, - он махнул рукой и смущенно замолчал.
- Страшный вы человек, Федор Васильевич. Даже не знаю, как вам помочь.
Но фотограф знал. Всего-то и надо было - сфотографировать одного человека через определенный светофильтр.
- Я вам, Дионис Тимофеевич, рассказал только половину. Уж простите великодушно, - лебезил клиент, заискивающе заглядывая в глаза. - Имя называть не буду, побоюсь, его имя само притягивает неприятности. Однажды он пришел ко мне с банальным заказом: сделать крупные снимки нескольких персон. Да-да, Вы правильно поняли, именно через призму. С чего бы отказывать? Я и постарался... Тут он на крючок меня и взял. Кстати, светофильтр этот он тоже сам настраивал. Так что работать будет, не сомневайтесь.
- Если я правильно понял, Федор Васильевич, с помощью моей персоны и этой прилады Вы рассчитываете изничтожить неназванного зловредного гражданина? - поигрывая принятым конвертом, поинтересовался я.
- Как бы ни так... Но мысли есть, есть! Всего лишь снять его!
- Бог с Вами! Если он увидит меня - мне каюк. А Вы... скажем, папарацци. Прямо у дома, адресочек я Вам продиктую, он там что ни день появляется. Если сомнения какие остались, то вы по своему списочку через пару дней пройдитесь, поинтересуйтесь, как у них дела. А я вам на неделе позвоню...
Через несколько дней я стоял в подъезде дома, на лестничной площадке третьего этажа и пристально рассматривал подъезд напротив. Изредка к нему подъезжали крутые иномарки, обычно после восьми вечера. Но обрюзгшего гражданина с козлиной бородкой я так и не видел. На моей груди висела обычная "зеркалка" с надетым на объектив светофильтром. Качество снимка, как уверял меня фотограф, никакого значения не имело. Проходящие мимо жильцы пристально меня рассматривали. Вопросов никто не задавал...
А сейчас я сижу напротив следователя, и он раз за разом задает мне один и тот же вопрос - с какой целью я следил за губернатором? Я молчу. Моему клятвенному утверждению, что я и не знал, что здесь проживает наш губернатор, никто не верит. Зачем повторяться? Я до сих пор не решил, что лучше: рассказать всё и загреметь в психушку, или надеяться на справедливый и гуманный российский суд. Хотя какой может быть гуманизм при обвинении в подготовке террористического акта?
И вообще, зачем меня понесло в тот подъезд? Я гоню от себя ответ. Я в него не верю. Ведь из восьми человек в моем списке трое в тот же день умерло... Всего трое...