С первого лучика солнца начался для меня отсчёт радостных событий нового дня. Я втянул ноздрями утренний воздух, радуясь крепкому сплетению городских запахов с ещё более приятными ароматами свежей травы. Уши уловили птичьи мелодии и шумы пробуждающегося города, и я погрузился в них, позволив им слиться в единую симфонию — Симфонию Рождающегося Дня. Вчера окончательно растворилось в Сегодня, и не было больше смысла вспоминать о нём.
Я потянулся, процарапав когтями землю, и с наслаждением зевнул. Мне предстояло войти в этот день, такой же, как и прочие, — и совершенно уникальный, не похожий ни на один другой. Я выбрался из своего закутка, нацеленный на то, чтобы впитывать радость с каждым вдохом, и первым делом обошёл свой участок, обновив метки. Настала пора для утренней песни, и я посвятил её проносящимся мимо автомобилям, бегая за ними с весёлым лаем.
Нагуляв аппетит, я отправился к месту, которое именовал Площадью Вкусных Находок. Смесь запахов была тут, пожалуй, чересчур сильной, но в каждом из них я находил свою прелесть. К тому же, здесь всегда можно было поживиться чем-нибудь вкусным, что по своей глупости не хотели доедать люди. На сегодня мой улов составили несколько неумело объеденных рыбьих скелетиков, большая кость с мясными ошмётками и несколько кусочков хлеба. Я запил свой завтрак дождевой водой из лужи и предался созерцанию обитателей улицы.
Мимо проходили ноги. Задрав голову, я мог бы, конечно, разглядеть и всё остальное, но для меня это были всего лишь ноги. У меня сложилось впечатление, что все люди состоят исключительно из ног, которые вечно куда-то спешат, а все остальные части человеческого тела служат лишь для того, чтобы поддерживать жизнедеятельность ног и поторапливать их, если те вздумают задержаться. Впрочем, когда я сказал, что все люди состоят только из ног, я несколько оговорился: правильнее было бы сказать — все люди, кроме детей. У детей были ещё глаза, такие же чистые, как у собак.
Как раз сейчас пара пробегающих детских ножек оказалась рядом со мной: маленькая девочка что-то сказала на своём языке, но я смог разобрать только нежность в её голосе. Последнюю сахарную косточку и последний клок своей шерсти отдал бы за то, чтобы только понять, что же она сказала!..
Девочка почесала меня за ухом и погладила по спине, и я поднялся, виляя хвостом, чтобы поцеловать её в знак благодарности, но что-то отдёрнуло её от меня, и пара детских ножек засеменила за ногами подлиннее.
К середине дня череда ног поредела, и я погрузился в полуденный сон. Мне приснилась улица, полная детей и собак, где никто никуда не спешил и все любили друг друга: улица, где говорили чувствами, и потому слова были не нужны.
Проснулся я от скрипа тормозов и сильного запаха собак и страха. Возле меня остановился тёмный фургон, из которого вылез человек. Он подошёл ко мне, и тут я сделал для себя удивительное открытие: оказывается, у взрослых тоже бывают глаза! Но насколько же глаза эти отличались от детских!.. В них я увидел только холодную пустоту: такой взгляд мне приходилось видеть у мёртвой рыбы. И тогда я осознал то, что раньше не мог понять в людях. Нет, глаза не исчезали у них при взрослении: они просто отмирали и продолжали влачить своё мёртвое существование, становясь придатками вечно спешащих ног. Быстрым движением руки в перчатке человек схватил меня за шкирку и швырнул в открывшуюся на мгновение заднюю дверь фургона.
Я был здесь не один: в фургоне уже сидели несколько собак, излучающих запах страха, приторно смешивающийся с запахом псины. Их глаза были грустными и безжизненными, словно они понимали нечто, недоступное мне, и я впервые ощутил свой собственный страх. Это, однако, не лишило меня способности наслаждаться жизнью, и, впитав окружающую меня печаль, я предался удовольствию от поездки на человеческой машине, никогда ранее не испытанному мною. А потом машина остановилась, и, когда приоткрылась дверца, я рванулся к свободе, но та же цепкая рука подхватила меня и поставила на землю.
Пахло луговыми цветами и зарождающимся дождём. Я замер, слившись с запахами и стрекотанием кузнечиков, но тут увидел руку, сжимающую длинный предмет, пахнущий кровью и смертью. В ту же секунду я почувствовал резкую боль в спине и закричал от неожиданности и страха. Новый удар сбил меня с ног, а у меня даже не возникло желания убежать или сопротивляться. "За что?.. За что?.." — думал я, ловя удары, обрушивающиеся на меня.
Первые тёплые капли дождя упали на меня тогда, когда я был уже не в состоянии двигаться и почти не ощущал боли. Стекая с моей шерсти, они становились красными — я впервые увидел цвет, отличный от различимой собачьим зрением серости, и нашёл в себе силы насладиться новизной! — а затем сбегали по траве на землю, чтобы подарить жизнь таящимся в почве семенам. Очередной удар по голове оборвал мою последнюю радость жизни, и последней моей мыслью было:
"Отче, прости ему, ибо не ведает, что творит!"
__________
Рассказ написан в 1999 году, а в 2002 году я узнал, что "Смотрящий Чистыми Глазами" (Авалокита) — одно из имён Будды.