Аннотация: Кто-то плачет, что бриллиант слишком мелкий, а кому-то просто бы хлебушка...
Адигамова Татьяна Николаевна
Рыжий
(рассказ)
Он шёл по деревне. Просто шёл - никакой конкретной цели пока не было. Ласково пригревало весеннее солнце. В чистом голубом небе проплывали редкие белые облака. Заливисто пели прилетевшие с тёплых краёв мелкие пташки. Но он не смотрел наверх, такой привычки - вглядываться в небо - у него вообще не было. Что там интересного? Еда не летает. А кушать хотелось... Очень даже сильно хотелось. Время давно перевалило за полдень, а он сегодня ещё ничего не ел. Что, впрочем, не было удивительным. Кто б его покормил, кто б ему приготовил? Мамка, как всегда, дрыхнет после ночной гулянки. Отойдёт, в лучшем случае, только к вечеру. Он пробовал сам поискать на кухне какую-нибудь еду, да хоть объедки, но ничего не нашёл. Мамка с новым хахалем всё сожрали. Хотя, всё - это сильно сказано. У них на кухне еда вообще редко водилась.
- Рыжий!
Он повернулся на звук и тут же широко заулыбался, показывая по лошадиному крупные, жёлтые от курения зубы.
- Малой! Здорово!
Малой, пацанёнок лет десяти, ловко перемахнул через невысокий забор и оказался рядом с Рыжим.
- Слушай, а пошли к тебе, - тут же предложил Рыжий, который был старше Малого на пару лет.
- Зачем? - насторожился Малой. Он только что еле вырвался из рук папаши, который застукал его в тот момент, когда он шарил по отцовским карманам в поисках мелочи. Так что возвращаться домой никак нельзя было, пока отец не остынет.
- Да поесть бы чего-нибудь...
- Нет, не получится!
- Ну, тогда вынеси мне хоть хлеба.
- Да говорю же, нельзя мне сейчас домой! Батя излупит.
Некоторое время они шли молча, только глазами зыркали по сторонам. Оба давно не стриженные, лохматые, в грязноватой, с чужого плеча одежде - они чем-то напоминали воробьят. Только Рыжий был крупнее, у него уже появилась подростковая угловатость, руки непропорционально вытянулись. А Малой соответствовал своей кличке, был тощим, рос медленно, так как курил ещё с четырёх лет. Вскоре у Рыжего от голода начало бурчать в животе. Он со злостью матюгнулся. Был бы будничный день, хоть в школе перехватил бы тарелку-другую супа. Повариха, добрая душа, зная, как живёт Рыжий, жалела и всегда подкармливала его, щедро подкладывала добавки. А сегодня воскресенье, поэтому придётся переходить, так сказать, на подножный корм.
Когда мальчишки проходили мимо деревенского магазина, к нему как раз подъехала "газелька" с товаром. Из кабины, хромая, вылез водитель, и пацаны тут же смекнули, что есть шанс подработать.
- Дядь Вить, здрасьте! А давайте мы вам поможем товар разгрузить!
Дядя Витя прекрасно знал и Рыжего, и Малого и раньше на пушечный выстрел не подпустил бы их к своей машине. Но вчера он оступился и подвернул ногу, которая сегодня наутро распухла и сильно болела. Мужчина огляделся по сторонам, но в пределах ближайшей видимости никого не было. Ну правильно, все нормальные мужики из деревни по вахтам разъехались - кто на Север, кто в Москву, а те, что остались, пьют по-чёрному, сейчас, в воскресенье, всяко отсыпаются. Что ж, придётся просить помощи у этих парнишек.
- А что хотите за работу?
- Блок сигарет! - не задумываясь, выпалил Малой.
- Чего? Вам ещё рано курить! Вон, манная каша на губах не обсохла.
- Ну, тогда сами и разгружайте! - Рыжий сделал вид, что обиделся, и повернулся уходить.
- Ладно, договорились. Только не блок, а по пачке на нос! И ничего не уроните, и упаковки не порвите!
Мальчишки тут же принялись за работу. Они таскали коробки в подсобку магазина, где их принимала молоденькая продавщица, тоненькая девчушка. Своими худыми ручонками она могла поднять разве только упаковку чипсов, поэтому она только указывала мальчишкам, куда что ставить. Дядя Витя привёз обычный товар - спички, соль, макароны, конфеты, печенье, фрукты, пиво. На время работы Рыжий ненадолго забыл о чувстве голода, но когда ему вручили картонный ящик с колбасой... Сделав вид, что устал и хочет передохнуть, он наклонился и незаметно засунул палку полукопчёной колбасы за пазуху, под свитер. От предвкушения того, как он будет её есть, рот Рыжего наполнился слюной, а в голове словно молоточек застучал: "Кушать! Кушать! Кушать...".
Получив расчёт, пацаны разбежались каждый в свою сторону, так как Рыжий не захотел сообщать Малому о своей добыче. Ещё чего! Тот, значит, хлеба пожалел для друга, а он ему - колбасы? Фиг!
Уютно устроившись за соседским стогом сена, который стоял на меже между их участками, Рыжий принялся обедать - или уже полдничать? Да какая разница, главное - кушать... Колбаса исчезла слишком быстро, он даже не успел понять, с чем она была, вроде, с чесночком. Приятная полудрёма разлилась по телу. Так, чем там с ними рассчитались за разгрузку? А, фуфло! Затянувшись дешёвой сигареткой, Рыжий с наслаждением потянулся и зевнул во весь рот. Кайф! После второй затяжки он уснул...
Ему снилось лето. Он стоит посреди улицы. Жара. Солнце печёт неимоверно. Пот ручьями стекает за шиворот, заливает глаза. Дышать тяжело, горячий воздух обжигает лёгкие. Страшно хочется пить. И вдруг он видит, как из соседских ворот выходит тётка Маша, которая его всегда ругает: за то, что ворует яйца из сарая, за то, что просто так, от нечего делать, ломает забор, за то, что дразнит собаку, которая, охрипнув от лая, рвётся с цепи, и ещё за много чего другого. В руках у грозно нахмурившейся соседки - ведро. "Да чтоб ты сдох!" - орёт она и окатывает Рыжего ледяной водой...
- Да чтоб ты сдох! Да чтоб ты в тюрьме сгнил! В колонии для малолеток! Вот послал же Бог наказание - соседей-алкашей! - истошный визг соседки ножом резанул по ушам.
Он проснулся или ещё спит? Рыжий открыл глаза и тут же снова зажмурился, так как его действительно облили водой. И ещё раз, и ещё. Затем схватили за ногу и потащили прочь от горящего сена. Хорошо, что к апрелю у соседей осталось мало сена, так, небольшая кучка, да ещё полусырая после зимы. Хорошо, что соседи были дома и вовремя заметили, как задымилось у них за сараем. Остатки сена залили, и дядь Митя раскидал их прямо по пашне, чтобы больше не тлели. Затем повернулся в сторону Рыжего, который ползком через дырку в заборе пытался перебраться в свой двор.
- А ну иди сюда, падла, сейчас я тебя жизни учить буду! - сосед, тяжело дыша, снял с брюк ремень и намотал на кулак. - Мамка не научила, так хоть я научу!
- Не трожь ребёнка! Своих учи!
О, явилась, выползла! Пошатываясь, с крыльца их ветхого домишки сошла Валька, мать Рыжего. Отоспалась, значит, а по яркому блеску глаз похоже, уже и опохмелилась. Поправляя куцый линялый халатик, она выпятила грудь колесом и приготовилась дать отпор соседу.
- Да какой он ребёнок, это же малолетний преступник! Ты хоть знаешь, что он нас сейчас чуть не спалил?
- Ну не спалил же?
- Да потому что, слава Богу, мы вовремя заметили! Вот я сейчас ментов вызову, давно пора было закрыть твоего выродка! Ещё после того раза, как он бороны от моего трактора утащил и на металлолом сдал...
Пока взрослые ругались, Рыжий благополучно смылся. Он знал, что мамка боится ментов, как чёрт ладана. Но не потому, что переживает за него, нет! На сына ей всегда было глубоко начхать. Случайно залетела по малолетке, родила, первое время немного понянчилась, а потом, как надоевшую куклу, бросила в уголок - выживай сам как знаешь... Всё дело было в том, что если бы Рыжего у неё забрали, как не раз уже, кстати, грозили сделать, мамка не смогла бы больше получать пособие матери-одиночки. А пить-гулять тогда на что? О том, что нужно устроиться на работу и самой зарабатывать, она как-то не думала. Но не только она боялась "господ полицейских", сам Рыжий с тихим ужасом провожал взглядом каждую машину с мигалкой. Дважды приезжали уже за ним на такой машине тётки из отдела опеки, хотели в приют забрать. Говорили, что мать не смотрит за ним, не выполняет свои прямые родительские обязанности. А в приюте, говорили, будет ему хорошо - чисто, сытно... В первый раз, даже не дослушав их речи, Рыжий зайцем сиганул через открытое окно - и только его и видели! Сутки в посадке за деревней скрывался, пока тётки не потеряли терпение и уехали ни с чем. А когда они приезжали во второй раз, Рыжий издали заметил, каким-то звериным чутьём почуял для себя опасность и тоже удрал, в разрушенном доме на краю деревни спрятался. Не поедет он ни в какой приют! Это ж всё равно, что тюрьма!
До позднего вечера Рыжий отсиживался на речке. Пытался самодельной удочкой рыбачить, но ничего не ловилось. Когда совсем стемнело и похолодало, он решился вернуться. Но сначала пошёл не домой, а к бабке с дедом, которые жили на той же улице. Дед сидел на лавочке во дворе в одном исподнем и в валенках на босу ногу. Скрученными ревматизмом пальцами он пытался свернуть папироску. Табак, который он выращивал сам, жутко "пахнул" и густо сыпался на землю, так как руки деда сильно тряслись после недельного запоя.
- Привет, дед! Чё делаешь?
- А, это ты, х...ныш! Чего тебе?
- Да я так, в гости...
- Знаем мы твои гости, опять сопрёшь что-нибудь! Это ты в прошлом месяце бабкину пенсию ополовинил, ты, больше некому! Пока деньги не вернёшь, чтоб ноги твоей здесь не было!
Рыжий сплюнул со злостью. И тут поесть не получается. Придётся идти домой. С улицы через незанавешенное окно было видно, что у них опять намечается гулянка. Ярко горел свет, звучала музыка. Рыжему снова захотелось есть, и он вошел в дом, надеясь чем-нибудь подкормиться.
- Смотри-ка, пришёл!
Новый мамкин ухажёр, жирный конопатый Борька хозяином восседал за столом и курил, стряхивая пепел прямо на пол. Мать, угодливо улыбаясь, суетилась рядом, нарезая батон. На столе уже стояла открытая банка консервов в масле, и поблёскивал пузырь самогона.
- Что, жрать захотел? - Борька выдохнул дым прямо в лицо Рыжему.
- Конечно, я же тоже человек. - дерзко бросил ему Рыжий. Он терпеть не мог этого Борьку, который здесь без году неделя, а уже командует вовсю.
- Ты - человек?! - вдруг взбесился Борька - Да ты ......
Он вскочил с табуретки, схватил Рыжего за шиворот и, посыпая отборной бранью, принялся трясти, словно тряпичную куклу.
- Пусти! Ты не имеешь права меня трогать! - попытался вырваться Рыжий. - Ты мне не папка!
- Сейчас я покажу тебе, кто я!
- Поучи, поучи его, Боря, а то он совсем от рук отбился. Мужика нет в доме, а родную мать он не слушается, - попыталась изобразить из себя воспитательницу выпившая Валентина.
Борька выволок Рыжего, который упирался ногами и руками, на улицу, под забор. Удар в поддых, другой. Удар в челюсть. Удар в солнечное сплетение... Мальчишка хрипел, брызгая кровью, но выпившего мужика это не останавливало. Наоборот, чувствуя бессилие беззащитного перед взрослыми кулаками парнишки, он со зверским наслаждением избивал его до тех пор, пока Рыжий не затих. Дальше бить стало неинтересно, и Борька пошёл в дом - продолжить намеченную гулянку.
Когда Рыжий очнулся, была уже поздняя ночь. Превозмогая боль, он переполз из-под забора на крыльцо. Там валялась какая-то тряпка, похоже, старое пальто, на которое он лёг навзничь. Он раньше никогда не смотрел в небо. Что там интересного? А сейчас...
Так вот оно, оказывается, какое - ночное небо! Тёмно-синее, усыпанное миллионами блестящих звёзд - красивое!.. Утирая кровь и слёзы, мальчишка долго-долго смотрел вверх. Его разбитые губы самопроизвольно начали шептать - что-то, похожее на просьбу. Молитву? Но ведь он раньше ничего подобного не делал, да и не верил ни в какого Бога. Но ему вдруг так сильно захотелось, чтобы там, среди звёзд, действительно был кто-то, у кого можно было бы попросить, чтобы мама больше не пила...