Стебель травы щекотал правое ухо. Назойливый комар пытался усесться то на нос, то на шею. Его жужжание отвлекало. Хотя от чего оно могло отвлекать, ведь я ничём не думал, я просто закрыл глаза и лежал, на хрустящем мху, подставляя лицо теплым остаткам осеннего солнца. И если бы не этот назойливый комар и трава, которая пыталась все влезть в ухо, я бы и не догадывался, что существует окружающий мир. Но он существовал и постоянно напоминал мне об этом. А я, будучи упертого характера, всячески сопротивлялся в признании его существования. И все-таки не смотря на все усилия матери природы мое состояние, напоминало блаженство. Но осень, скоро закончится, и я не смогу вот так подставлять свое лицо осколкам лета, которые разбрызгивалось лучами яркого, но уже не жгучего солнца. Постепенно нахальный писк комара стал исчезать, а я проваливаться в темноту сна.
Как давно я не был здесь! Прошло не менее десяти лет, как я покинул родные места. Хотя оглядывая с холма родную деревню я не находил каких либо изменений в ее облике. Те же дома сложенные из камня, который таскали из каменоломен по соседству. Те же крыши высланные соломой, и народ, снующий между домов. С севера подул холодный ветер, ударив в лицо мелкими каплями и давно забытыми запахами родной земли. Мои рыжие волосы зашевелились беспорядочно переплетаясь. Поправив свой не хитрый скарб за плечами, я начал спуск вниз по склону к деревне.
Чем ближе подходил к деревне, тем больше мои ноги вязли в густой грязи, перемешанной копытами лошадей и сотнями человеческих ног с соломой и навозом. С противоположной стороны запоздавший пастух гнал небольшое стадо овец. Не стройный звон колокольчиков, подвешенных на шеях животных, пересекал всю деревню, и пропадал по другую сторону холма за мой спиной. Мир убаюкивался наступающим вечером. Идти мне было не куда, и я подался в сторону корчмы, которая стояла на краю деревни.
Запах жареного мяса, перемешанного с дымом, людским потом и почему-то весенним запахом вскрытой земли, ударил в лицо. Помещение было практически пусто, не считая трех человек сидевших в дальнем темном углу и пивших эль. Лица их были из грубой кожи, которая становится такой от долгих походов. Одно лицо, рассекал шрам от левого глаза через всю щеку и заканчивался возле шеи. Два других были практически одинаковыми, словно близнецы. Под накидками, сотканными из грубой шерсти виднелась одежда из звериных шкур. До этого я только однажды встречал людей носящих такие одежды, они жили за дальними холмами. Они сидели молча, не переговариваясь. Посмотрев на меня тяжелым взглядом, продолжили свою не хитрую трапезу. Осмотревшись, я выбрал место у очага, оно было свободно и для меня это очень подходило, так как целый день я был в пути, а погоду солнечной и теплой назвать было очень сложно. Сев спиной к огню, не только для того чтобы она прогрелась, но по простой причине самосохранения, дабы видеть входную дверь. Я подозвал хозяина. Подойдя ко мне с вежливой улыбкой, но с чертами достоинства на лице осведомился, чем бы я хотел поужинать. Моя память пыталась вытащить из вороха сознания его имя, но все было тщетно и мне осталось одно сделать вид, что я его не знаю. Меню, предложенное хозяином, было скромным по меркам тех мест, откуда я вернулся, но для людей живущих на линии гор и холмов, его можно было назвать даже первоклассным. Зная об этом, я не подал вида своего разочарования. Тем не менее, большой жареный кусок мяса и кружка эля размером с маленький бочонок наполнили меня силой. Я попросил хозяина устроить меня на ночлег. Выбор был не велик и предложенная охапка сена в углу комнаты, больше похожей на кладовую, меня вполне устроила. Закрыв глаза, я отдала свое сознание в цепкие руки сновидения.
Она шла мне на встречу в длинном льняном платье, ее ноги были босы и влажные от росы, которую она сбивала с травы и полевых цветов. Большие зеленые глаз глаза смотрели на меня с пристальной нежностью. Вьющиеся огненно-рыжие волосы спадали на плечи и грудь. Как давно я не видел ее, и вот она идет мне навстречу. Сейчас мы подойдем, друг к другу, и я крепко прижму ее к себе и никогда больше не отпущу и не уйду от нее. Но взгляд ее изменился, он стал беспокойный, в глазах отразился ужас, она стала мне махать руками и что-то кричать, но я не слышал, она кричала беззвучно. Скорее я почувствовал, чем услышал, лошадиный топот у себя за спиной. Обернувшись, я увидел всадников, которые мчались к нам. Куски сорванного дерна летели из-под копыт. Половина лица всадника возглавлявшего отряд была выкрашена в синий цвет, рот был ощерен в злобной улыбке. Его спутники, как и он, сам были одеты в звериные шкуры с нашитыми на них железными пластинами. Головы не покрыты и темные длинные волосы с заплетенными косичками развивались от напора воздуха. Каждый из них держал в руках короткий меч. Она была ближе к лесу, и я закричал, чтобы она убегала и пряталась в нем. Из оружия у меня была только длинная палка подобранная мной когда-то давно в лесу и служившая мне посохом. Не спуская с них глаз, я начал быстро отступать тоже к лесу но, прикинув скорость с какой, всадники приближались, я понял, что не успею, но она должна была скрыться, а я постараюсь их задержать. Морда лошади была на столько близко, что я мог уже разглядеть ее зубы и закушенный мундштук. Она храпела, пена не большими комками срывалась с уголков пасти. Первым возле меня оказался всадник с раскрашенным лицом. Взмах мечом, должен был рассечь мне голову, пригнувшись, я сунул свое оружие между передних ног лошади. Тяжелый вздох падающего всадника и хрип споткнувшейся лошади, пытающейся подняться на ноги, остались за мой спиной. Но и я стоял обезоруженный, так как мой посох был выбит из рук. Второй летел прямо на меня, широкая и сильная грудь рыже-мастной лошади должна была меня смять. Прыжок влево спас меня, не раздумывая я ухватился за шкуры наездника, пытаясь опрокинуть его. Животное закружилось на месте и мне удалось стащить ее хозяина на землю. Перехватил одной рукой его запястье, не давая возможность воспользоваться мечом. Коленом прижал другую его руку, как учил меня, когда-то отец, свободной рукой схватил за горло и начал душить. Лицо, обезображенное большим шрамом, пересекающим левую щеку, перекосилось болью и злобой. Он закатил глаза и уже хрипел, задыхаясь от нехватки воздуха, когда резкий рывок за ворот моей одежды откинул меня на зад. Жгучая боль пронзила грудь. Перед глазами поплыли темные круги, глухой удар по голове отозвался тупой болью.
Грудь сдавило, каждый вдох давался с большим трудом.
Я, выпал из цепких лап сна, но реальность оказалась не лучше. В груди жгло, я стал ощупывать себя, одежда была мокрая и липкая, сознание подсказывало - кровь. Я обвел глазами вокруг и только сейчас понял, что я на улице в лесу, надо мой открытое небо. Сознание замутилось, и черный полог беспамятства накрыл меня.
Яркий солнечный луч пробивался сквозь зеленую листву дерева. Свежий воздух гладил лицо. Но откуда дождь? На небе ни одной тучки. Еще одна капля упала на лицо, я протянул ладонь и вытер ее. Странно, небо абсолютно чистое. Я закрыл глаза.
- Мама, мама, птичка умерла, - она несла в руках мертвую птицу, ее голова беспомощно болталась, свисая с ладоней.
- Мама, она умерла, - ее слезы текли по щекам. Вот, почему дождь идет, прозвучало где-то далеко в моем мозгу.
Я с трудом разлепил веки. Ее рыжие волосы трогали мое лицо. Зеленые глаза были полны тоски и неизбежности. Большие хрустальные капли струились по веснушчатому носику и капли на мое лицо. Губы шептали, - очнись милы, очнись. Я пытаюсь спросить ее, - что случилось, - но губы шевелятся беззвучно. Заметив, что во мне, еще осталась частичка жизни, она обрадовано зашептала, - милый я так тебя ждала, и ты вернулся ко мне, все будет хорошо, только ты не уходи, прошу тебя. "Что случилось", - у меня все-таки получилось это произнести. Она начала быстро и сбивчиво рассказывать. Ночью, ночью вчера на нас напали люди из-за дальних холмов. Кто проснулся, успели убежать в лес, остальных убивали прямо в домах, вот и тебя ранили, когда ты спал. Я знала, что ты вернулся, мне хозяин корчмы Вогл сказал. Он тебя узнал, а ты его нет. Но я не успела придти к тебе. Они помешали мне. Я пошла, искать тебя, когда они ушли на другой край деревни. Я нашла тебя и оттащила сюда в лес подальше от них.
Мой разум стал мутиться, ее голос зазвучал где-то вдалеке и приглушенно. Сердце, которое все ночь боролось за остаток жизни, отказалась от этого глупого, бесполезного состязания, и остановилось.
Она трясла обмякшее тело, шептала, заглядывала в глаза, пытаясь разглядеть там жизнь. Но все было тщетно. Я ушел.
Утром она собрала хворост для погребального костра. Устроив ложе из сухих веток, затащила на него меня. Обложив со всех сторон сучьями и хворостом, взглянула грустными полными отчаянья зелеными глазами, нагнулась к моему лицу и поцеловала в спекшиеся губы, первым и последним, долгим поцелуем. Ее рука дотронулась моей одежды, она провела рукой по ней и опустила ее в карман, затем медленно вынула, словно боялась, что-то расплескать.
Языки пламени уносили меня, не оставляя ей ни чего, кроме моей любви.
Как он мне надоел! Все-таки он умудрился сесть мне на щеку и вонзить свой хоботок в мою кожу. Удар ладони оставил на щеке раздавленное тельце и каплю нашей крови. Солнце уже скатилось к верхушкам деревьев. Я поднялся, стряхнул с одежды прилипший мох с травой и направился к стоящей не вдалеке машине. Я сидел за рулем и мчался по шоссе, но что-то беспокоило меня. Но что? Я не мог понять.
Остановившись возле дома, я вышел из машины и направился к двери. Моя рука машинально скользнула в карман за ключами. Кроме ключей на дне кармана было что-то еще гладкое и холодное.
На моей ладони лежал продолговатый камень лунно-белого цвета. Я не помнил, как это он попал ко мне в карман, я даже был уверен в том, что я его не клал туда.
Прощальный луч солнца упал на ладонь, и в глубине камня мелькнула она, удивительно зеленые глаза смотрели на меня с радостью и счастьем, легкий ветер играл вьющимися огненно-рыжими волосами. Губы прошептали - Люб...., но налетевший ветер качнул клен, осыпав меня красно-золотым дождем листьев и испугав солнечный блик.
![Камушек [Evgen]](/img/a/achkasow_e_j/poceluj/kamushek.jpg)