Теофраст Парацельс очень любил свой маленький уютный домик на окраине Зальцбурга. Наконец-то он может заняться врачебной практикой и писать труды, не заботясь о том, что завтра ему, как не раз случалось, придется перебираться в другой город. Теперь у него здесь есть свой дом, кабинет, своя лаборатория. Своим нелегким трудом на благо науки он это заслужил. А сколько еще предстоит сделать! Ведь Эликсир Жизни уже почти готов, но еще не опробован. Все те пять рецептов, которые он составил раньше, работали плохо. Честно говоря, не просто плохо. Иногда в укромных уголках сознания даже мелькали напущенные бесами и элементалами мысли, что пациенты умирали как раз-таки от использования этих эликсиров. Но на этот раз все будет по другому. Он, профессор Парацельс, сделает то, что пока не удалось ни одному алхимику. Он создаст эликсир и прославится на века!
Радужные размышления Парацельса были бесцеремонно прерваны настойчивым стуком в дверь. Странно, он ведь сегодня уже не ждал пациентов. Тем более, что последние два пациента так и не оправились после его лечения и почили в бозе. Парацельс раздраженно подошел к двери и резко распахнул ее. На пороге стоял пожилой священник. Лицо его явно было не знакомо профессору.
- Добрый вечер, профессор Парацельс, - изрек гость надтреснутым голосом, - отрадно, что я вас застал дома. Впрочем, как я слышал, вы теперь вообще редко выходите. Много работаете?
- Что вам угодно, святой отец? - Парацельс не смог сдержать раздражение в голосе.
- Эликсир Жизни, конечно! - священник, казалось, был удивлен, - Не вы ли несколько дней назад сказали архиепископу, что эликсир уже готов?
Парацельс с радостью бы захлопнул дверь перед носом этого странного наглеца, но его осведомленность и самоуверенность заставила профессора забыть о былой славе вспыльчивого врача-дуэлянта, одинаково хорошо владевшего и ланцетом, и шпагой.
- Кто вы? - спросил Парацельс.
- Человек, читавший вашу книгу "Алхимический псалтирь", да и другие работы тоже, и уважающий вас, как выдающегося ученого. Впрочем, нам стоит поговорить внутри, что стоять на пороге? - с этими словами незнакомец бесцеремонно оттолкнул профессора и прошел в комнату. - Поверьте, я бы предпочел нанести вам вежливый визит, как пациент, и купить ваш эликсир, но здесь существует одна проблема. Вы уже рассказали об эликсире архиепископу, а он его получить не должен. Эликсир должен получить я. И вы его мне сейчас отдадите.
- Вы в этом так уверены? - Парацельс попытался собрать в эту фразу весь сарказм и презрение.
- Конечно. Ведь у вас нет выхода. Вы спрашивали, кто я? Я инквизитор, работающий в Зальцбурге уже много лет. Тринадцать лет назад, в 1528 году, именно я сжег тех восемнадцать ведьм и колдунов. Известное дело было, вы наверняка слышали. Хотя, может и не слышали - ведь в том году вы сами пытались стать проповедником и странствовали где-то в окрестностях Инсбрука. Итак, объясню вам ситуацию. Ваш покровитель, архиепископ, сейчас в Страсбурге. Встречается там с Кальвином, который через три дня уедет в Женеву. Так что вам он не поможет. Уже послезавтра вы имеете возможность разделить костер с двумя протестантскими еретиками.
- И за что же вы собираетесь меня сжечь? - сарказм профессора быстро улетучивался.
- За ересь, конечно. Нам даже не придется вытягивать у вас признание пытками. У нас уже есть два доноса о том, что вы написали книгу "О природе вещей", в которой описали, как предавались греху рукоблудия с тыквой. И с помощью этого мерзкого греха Онана хотели принизить славу Господа нашего, создав искусственного человечка силою Вельзевула. О! - священник подошел к столу, - да вот же и рукопись этой книги! Мы вас, еретиков, сжигали и куда за меньшие грехи. Но я не любитель ходить вокруг да около, предлагаю вам сделку. Вы отдаете мне эликсир, а архиепископу, когда он вернется в Зальцбург, под видом эликсира даете яд. Постарайтесь дать что-нибудь быстродействующее. Тогда архиепископом стану я, а вы сможете продолжать спокойно жить и работать. Решайтесь, профессор, другого выхода, как я уже сказал, у вас нет.
Ситуация, действительно, было серьезной. Костры полыхали повсюду, еретиков жгли массово. Католики пытались сдержать распространение протестантства.
- Ну хорошо, - промолвил Парацельс, - так и быть, ваша взяла. Он подошел к полке и взял реторту с красной жидкостью. Налил полный бокал и протянул священнику.
- Но предупреждаю вас, это очень сильное средство. Поначалу вы можете почувствовать себя очень плохо.
- Ну, профессор Парацельс, неужели вы думаете, что я так наивен! - рассмеялся тот беззубым ртом, - испробуйте вы сначала из этой чаши, я должен быть уверен, что вы не пытаетесь отравить меня.
- Если вы сведущи в алхимии, то могли бы понять, что я не мог налить яд в реторту "пеликан", которая символизирует вечную жизнь. Впрочем, извольте! - Парацельс с презрительным выражением на лице глотнул из бокала и опять протянул его священнику.
- Вот так-то лучше, - сказал тот, осушив бокал до дна. Затем, помолчав с минуту, проговорил: - ну а раз мы нашли взаимопонимание, то может вы все же удовлетворите мое любопытство?
- Что еще вам угодно?
- Ну.., - похоже, первый раз за все время визита священник выглядел смущенным, - Я хотел вас спросить... Я все-таки так и не могу понять, зачем вы блудодействовали именно с тыквой...
- Ах вы не понимаете! - взорвался Парацельс, - А с кем мне было блудить? Всех мало-мальски симпатичных женщин вы сожгли, как колдуний! Остались одни карги, на которых и не встанет. Что мне еще оставалось? Как вам - мальчики из церковного хора? Уж лучше тыквы!
***
Профессор замолчал, тяжело дыша, но неожиданно расслабился и успокоился.
- Знаете, - уже добродушно и мечтательно продолжил Парацельс, - я подбирал две небольшие симпатичные желтые тыковки с такими маленькими хвостиками, как сосочки... я клал эти тыковки рядышком, они так напоминали мне женские груди... А потом я понял, что женщины вообще не нужны. Что даже детей можно получить без них... Тогда я и написал: "Много споров шло вокруг того, дали ли природа и наука нам в руки средство, с помощью которого можно было бы произвести на свет человека без участия в том женщины. По-моему, это не противоречит законам природы и действительно возможно...". Вы ведь читали эту мою работу "О природе вещей"? Нет? Хотя, конечно же, я ведь ее так еще и не издал. Вы только по слухам знаете содержание. Давайте-ка я вам прочитаю мой рецепт...
Парацельс взял со стола свою книгу и, как во время лекции в университете в свою бытность профессором в Базеле, продекларировал: "Если сперму, заключенную в плотно запечатанную бутыль, поместить в лошадиный навоз приблизительно на 40 дней и надлежащим образом "намагнетизировать", она может начать жить и двигаться. По истечении этого времени субстанция приобретает форму и черты человеческого существа, однако будет прозрачной и бестелесной. Если теперь его еще сорок недель искусственно питать arcanum sanguinis hominis и держать все это время в лошадином навозе при неизменной температуре, оно вырастет в человеческое дитя..."
Парацельс прервался и посмотрел на священника. Со святым отцом явно что-то было не в порядке. Лицо его посинело, язык вывалился, из груди вырывались судорожные хрипы. Хватая руками воздух, священник сполз на пол.
- Ну вот, - так же благодушно продолжил Парацельс. - Я же сказал, что вы читали мои работы невнимательно. А я ведь там совершенно ясно написал: "Все яд и все лекарство, разница лишь в дозе". Профессор положил книгу на стол и поставил обратно на полку реторту с Эликсиром Жизни. Затем в поэтическом расположении духа сел спиной к священнику за письменный стол и дописал в рукопись свои знаменитые строчки:
Все дело - в дозе, лишь один пример:
Все, что мы пьем или едим сверх меры, -
Все это ядом может обернуться...
***
Когда Парацельс обернулся, священник уже даже не хрипел. Он лежал на полу, изо рта у него шла пена, и лишь судорожно трясущиеся пальцы руки свидетельствовали о том, что он пока еще жив. Надо было торопиться, пока этот жалкий шантажист не умер окончательно. Парацельс прекрасно знал, что из мертвых кровь течет только в христианских сказках о сотнике Лонгине. Профессор ловко надрезал скальпелем священнику вены и успел наполнить кровью две чаши; потом кровь идти перестала - сердце незадачливого охотника за вечной жизнью остановилось.
Затем профессор поставил чаши на стол и обложил их магнитами, чтобы усилить жизненную силу крови - как раз пора было подкормить Гомункулуса, которого Парацельс уже пятый месяц выращивал в конском навозе на своем огороде.