Абрамова Ирина Васильевна
Нитка жемчуга. Детство

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
       Когда мысли не дают ночью уснуть, кто-то начинает считать барашков, кто-то медитировать, а я всегда в голове писала маленькие зарисовки по воспоминаниям детства. Потом потребность всё записывать превратилась в привычку. Так и родилась идея сборника "Нитка жемчуга".
       Это не от сознания своего дара или таланта, вовсе нет. Это, как перебирание горсти речного жемчуга: смотришь на него, гладишь, ощупываешь, любуешься скромными перламутровыми переливами и даже не замечаешь, что неровен жемчуг, коряв, разных оттенков. А всё равно тянется рука ещё раз ощутить то тепло и очарование, когда прохладная бусинка, рождённая в речке или море, касается твоей горячей ладони.
      
  
   "НИТКА ЖЕМЧУГА".
  
   ЗАРИСОВКИ НА ЛАДОШКЕ.
  
   Возвращение.
  
   Что такое память? Набор запахов, звуков, цветовых и вкусовых ощущений, знакомых лиц, родных дорог, дорогих сердцу картинок...?
   Или это, всё-таки, особый трепет сердца, который отзывается только на этот пейзаж? Только на этот цвет неба? Только на эту землю? Только на этих людей? Кто разгадает эту загадку...? Где отгадка загадке, под названием 'память'? Нет однозначного ответа.
   Вот и опять, мне приснился, ставший уже привычным сон о Родине.
   ...Я ещё только подъезжаю к Мерке, а сердце его уже узнало! По раскалённому небосводу, почти белому, в котором уже не отгадывается синева. По очертанию родных, до слёз знакомых гор, с маленькими тюбетейками льдов на самых вершинах, сумевших отстоять своё ледяное украшение в такое жаркое лето. По смешанным запахам горящего кизяка, полыни и мазута, исходящего от поезда. По выгоревшей на беспощадном азиатском солнце растрескавшейся земле, испускающей волны горячего, дрожащего воздуха, трепещущего над её поверхностью. По улыбающимся лицам ребятни, старающейся на своих допотопных, разбитых велосипедах, перегнать уже притормаживающий свой ход поезд.
   Во-о-оон, вдали, уже и вокзальчик виднеется: маленький, приземистый, но такой родной...
   Конец пути, столь долгого и столь ожидаемого, так страстно желаемого, и, наконец, свершившегося, сбывшегося...
   Столько лет и зим меня здесь не было...
   Едва моя нога касается платформы моей родной земли - рассыпаюсь... На клочки, на мелкий бисер, на пыль, на атомы... Не могу дышать и всё!
   Мгновения текут медленно, неслышно, тягуче и протяжно, словно на миг затаив дыхание.
   Я вернулась. Наконец-то я дома...
   Март, 2012 г.
  
   Горячий камень.
  
   Когда-то, давным-давно, ещё на заре моей юности, услышала легенду об одном ущелье в горах.
   Есть такое место высокогорья Киргизского хребта Тянь-Шаня, где ущелье разрублено, словно огромным мечом Великана! И вот что мне рассказали, видя моё удивлённое лицо...
   ...Великан гнался за Рабыней, что убежала от него, укрывшись на высокой поляне в горах. Преследователь догнал беглянку, но она успела скрыться в пещере, скрытой за огромным камнем. Гигант был слишком огромен, чтобы проникнуть за ней вглубь горы. Не удалось ему и сдвинуть тот самый валун - не поддавался ни на йоту громиле. Тогда, в ярости, буян ударил по камню кулаком! Валун сплющился от сокрушительного удара, и стал голубым и горячим. Но, расплющившись, запечатал напрочь вход в ту пещеру, лишив Великана всякой возможности достать беглянку.
   Так и осталась она там, одинокая и тоскующая по людям.
   Великан, разъярившись, стал рубить гигантским мечом скалы вокруг убежища Рабыни! Не достал.
   С тех самых пор, те скалы и имеют такой 'рубленый' вид, вонзаясь в синее небо иссечёнными пиками и скалами, зияя пропастями и провалами...
   Камень тот, до сих пор не остыл. Он горячий, даже в самую зимнюю стужу! И всегда имеет голубой цвет, даже ночью, испуская тихое неземное сияние над своей поверхностью...
   Он красив и ласков, но вот сидеть на нём подолгу нельзя: проснётся от тысячелетнего сна Рабыня, и утащит к себе в пещеру человека, соскучившись по живому общению с людьми...
   Вот и не сидят на том странном камушке подолгу: только прогревают ноги да спины пастухи, застудившие их на студёных высокогорных пастбищах.
   А легенда о Великане и Рабыне ещё жива. И ещё случаются там, на горной полянке, странные и необъяснимые вещи, происходящие с людьми.
   И ещё находят там пастухи странные вещи, на том камне: то украшение, то пояс, то прядь волос. Но взять и владеть ими, не рискуя принести себе и близким беды, отваживается не всякий... А только тот, кто поймёт и полюбит странную девушку-нелюдимку, которую иногда видят в голубом тумане над самим камнем...
   ...Сидела и я на том камне. И подолгу. Нравился мне он и своим странным цветом, и фактурой, и его энергией, исходящей, словно из самых недр земли! Заряжалась я на нём, как батарейка. И после таких сеансов 'зарядки', становилась настоящим 'медиумом', 'видя' людей насквозь, предугадывая их судьбы и предназначения. 'Видя' плохое, подходила к ним, старалась предупредить, оградить и уберечь... Мусульмане реагировали предсказуемо - всё в руках Аллаха. А вот реакция других людей тоже была вполне ожидаема: матерились, посылали далеко и надолго, смеялись в лицо. Что ж. Они уже все там: и кто верил, и кто не верил, и кто смеялся - никому не дано поменять планы Господа. И я смирилась с этим странным даром. Почти убила его в себе. Но ничто никуда не исчезает. Я это поняла позже. Он ко мне вернулся после комы и уже никуда не ушёл. По сей день...
   Март, 2012 г.
  
   Озеро слёз "Зелёный глаз".
  
   ...Высоко-высоко в горах, есть озеро 'Зелёный глаз'. Оно тёмное и таинственное, меняющее цвет воды неожиданно, вне зависимости от освещения.
   А всё потому, что возникло оно из слёз, выплаканных юной девушкой по возлюбленному, которого приказал убить её отец, когда узнал об их любви. Не желал богатый и надменный бай, чтобы его красавица-дочь вышла замуж за нищего пастуха!
   Беднягу-возлюбленного отослали на самое высокогорное пастбище, подальше от стоянки аула, и, поняв, что и расстояние для влюблённых не преграда - убили по приказу богача. Так и остался он там, на самой границе ледников, где всегда нежная и сочная трава, где в небе кружат грифы и орлы, где мелькают на скалах винторогие архары...
   Отец сделал всё, чтобы не видела его дочь парня, забыла навсегда его милое лицо, его чудесные тёмно-зелёные глаза, и его нежную и любящую улыбку.
   Не выдержав долгой разлуки, девушка сбежала из родительской юрты, сама добралась до того пастбища в поднебесье, поранив ноги и руки, изорвав в клочья свой свадебный наряд...
   Только было слишком поздно. Её любимый лежал на дне глубокой котловины, с пробитой в нескольких местах головой. Тогда и поняла, что её любовь убили!
   Похоронив на пригорке возлюбленного в глубокую могилу, вырытую своими руками, политую её кровью из содранных об острые камни рук, села бедняжка рядом возле неё, и начала петь свою скорбную песнь о потерянном счастье, о темноте и несправедливости мира, о злобе и зависти к чужому счастью... И чем громче была её песнь, тем обильнее слёзы катились из её глаз.
   Слёзы всё текли, текли и текли, образовывая большие капли, ручейки, родники и реки... И уже не впитывались в её одежду, а начали стекать в ложбину, на краю которой и сидела вдова, так и не ставшая женой. Слёзы уже больше не были солёными, и постепенно собирались в углублении котловины, образовывая озеро.
   Горе так захватило девушку, что она поклялась: пока не выплачет полное озеро слёз, не сойдёт с этого места! И влюблённая выполнила свою клятву: выплакав их целое озеро, умерла на рассвете, лишь коснулся её лица первый солнечный луч. Умерла на стыке ночи и дня, прокляв, напоследок, и саму любовь.
   С тех пор по берегам того озера, на самой границе вечных льдов, расцветают нежные и грустные цветы - эдельвейсы. И тот, кто сорвёт их до восхода солнца, не будет знать счастья в любви, познает целое озеро слёз и погубит своей любовью свою Любовь!
   Проклятье живо по сей день!
   Можно найти то озеро, цветом глаз любимого той девушки. Можно посидеть на его берегах. Можно услышать, как оно стонет и плачет в ночи. Только нельзя рвать те чудесные цветы до восхода солнца - накличешь беду.
   Март, 2012 г.
  
   ИСТОРИИ НАШЕГО ДЕТСТВА.
  
   Гудок.
  
   Странная вещь - память! Иногда не помнишь, что случилось неделю назад. А вот, поди ж ты, вспомнилось вдруг совершенно неожиданно такое...
  
   ...Гудок всё гудел и гудел, надрывался далёким голосом, звал и звал кого-то...
   А меня этот звук просто выводил из себя! Начинаю кричать всё громче, пытаясь хоть немного освободиться от тугих пелёнок и одеял! Не только туго в них, но и невыносимо жарко!
   Меня всё сильнее прижимала мама, ворча, что просто потеряет сейчас свёрток, которым я и была, не донеся до яселек. Что практически выпуталась из пелен и готова вывалиться прямо в снег.
   Но это было не совсем так: свёрток не поддавался ни на йоту! Да ещё эта чёртова кружевная накидка на моём личике - тихий ужас. Как она щекотала мне носик и щёчки...! От этого ещё больше вертелась и выгибалась, пытаясь избежать контакта с тюлевым уголком. К тому же куда-то подевалась любимая пустышка! Как же я была в ту минуту несчастна...
   Спеша на звук заводского гудка, боясь опоздать на работу, родители не обращали никакого внимания на детский истошный крик. Передавая кулёк с младенцем из рук в руки, они, в конце концов, добежали до дверей яселек.
   - Варя, я уже опаздываю! Погнал! - папа, поцеловав маму, убежал, скрипя снегом.
  
   '...Наконец-то сняли с лица эту гадость с кружевами. Где моя соска? Фуууу, как жарко! Разворачивай быстрее, мама!'
   Но руки были не мамины.
   - Машенька, горю! Распеленаешь сама? Бутылочки с молоком на подоконник поставила. Спасибо! Побежала... - мама уже далеко от меня - не вижу!
   'А, тётя Маша, значит. Не люблю её. У неё всегда холодные руки! А-а-аааа!'
   - Ну, и кто это тут так надрывается...?
   'О, этот голос узнаю. Это няня Нина! Урааа! Её руки тёплые, мягкие и такие любимые... А вот и соску мне нашла, спасибо'.
   Она развернула и взяла на руки.
   'Вот, теперь меня несут мыть попку. А-а-аааа! А потеплее нельзя водички...? Ладно, не буду плакать - уже закончилось. Ой, присыпка! Как она мне нравится! После неё так щекотно... везде'.
   - Ну вот... А ты тут плакала, Маришка... Сейчас одену тебя в сухое и тёплое и в кроватку... - приговаривая, ласкает, подкладывает марлевый подгузник, тонкую пелёнку, мягкую фланель под попу, быстро пеленает. - Вот и готова - куколка!
   'Мягко, тепло, сухо... - мои глазки закрываются. - А соска? Вот она... Ой, кажется, я сплю'.
   - Держи её, Маша. Накричалась, бедняжка... Не забудь потом получше подогреть молоко. Часто она болеет, крошка. Не могли Варе дать побольше декретного! Дак нет, на работу погнали... А малышке-то едва месяц исполнился! - няня наклоняется надо мной, вздыхает. - Гляди за ней в оба. Слабенькая она.
   'Странно, я ведь сплю, а любимый голос продолжаю слышать. Меня несут куда-то...'
  
   ...Да, забавная штука память. Сколько мне тогда было? Месяц, полтора? А ощущения того утра живы в памяти до сего дня. Они возвращаются сном, и опять я там плачу, сержусь на кружево уголка и отчаянно ищу любимую пустышку. Всё ещё живо в душе: гудок, соска, кружево, скрип снега и щекотка от присыпки... Чудеса!
   Март, 2012 г.
  
   Васильковые глаза.
  
   ...Что-то разбудило меня. Звуки были не совсем привычные, чужие. Кто-то сильно топал на ступеньках, отряхивая снег.
   'Нет, папа и мама не стучат. Они шуршат веником: шик-шур, шик-шур... А этот кто-то стучит!'
   Голоса приглушённые, почти шепчутся. Не слышу. Мама говорит тихонько, рассказывает обо мне.
   Шаги по комнате, идут к моей кроватке, подходят.
   - Не торопись, тёзка, ты ещё холодная! Согрейся, с мороза-то... Посиди тут, а я чаю согрею, пойду, - голос мамы тихий и осторожный. Ушла.
  
   ...Кто-то тихо скрипнул папиным стулом.
   'Он так смешно скрипит: 'Иуи-ыы-ккк...' Ага, села, значит. Дышит громко и шумно. Бежала, что ли? О, затаила дыхание! Стул опять скрипнул - она встаёт. Мама, она встала!'
   Вдруг в поле моего зрения всплыло лицо: сначала корона из белокурых кос, красиво свитых в большой венок на голове; большой белый лоб с чёрными бровями и... такие синие, васильковые глаза! Они смотрят, изучают, брови немного хмурятся, но вскоре - улыбка. Добрая и виноватая такая!
   - Прости, крошка! Напугала тебя, тётка дурная, - голос мягкий, грудной, с лёгкой хрипотцой.
   - Ну что, похожа? - мама.
   - Да, Варя, очень похожа на Володьку! Копия, прям! - гостья опять наклонилась к моему лицу.
   - И что теперь ты собираешься делать? - мама волнуется.
   - А давай, мы с тобой напишем жалобу в суд! Пусть всем своим брошенным детям платит алименты! - красавица настойчиво советовала, говоря громко.
   - Нет, тёзка. Ты уж сама, если хочешь. Но на много не рассчитывай. Он сидит в клубе на грошах. Что с него брать? Пятьдесят копеек в месяц? Если только его дудки продать... - мама смеётся.
   - А ты не боишься, что он и тебя с крошкой бросит? - женщина злится.
   - Коли б боялась - не рожала бы. Бросит, не пропаду. Сыновья подымаются, не страшно: вырастим! - мама спокойно смотрит на меня, защищает.
   - Ну, Варя, смотри... Я тебя предупредила. Он ходок ещё тот! - гостья нехорошая.
   - Ничего! Может, со мной и задержится - возраст подходит. Годы. Пора остепениться, - мама отошла от кроватки, уводя женщину с синими глазами.
  
   Они продолжают переговариваться, иногда заглядывают ко мне, а я потеряла интерес к красивой тёте. Привлёк внимание переливающийся свет по углам комнаты: 'Мама включила праздничные цветные лампочки! Красиво! Люблю их...'
   Разговоры вскоре стихли, мама ушла проводить гостью, а я... заснула.
   Вернувшаяся мать постояла над кроваткой, вздыхая, потом ушла.
   'Всё стихло. Я сплю... - засыпая, почувствовала, что рассержена на гостью с васильковыми глазами. - Не отдам папу - он наш с мамой! И пусть её так же зовут, как маму - нехорошая она...'
   Март, 2012 г.
  
   Хамса.
  
   Память - не только сны, но и события, связанные с теми далёкими днями. И особыми метками, которые делают события незабываемыми. Например, запахи, какими бы ни были необычными и непростыми.
   Так, с одним из них у меня связана забавная история...
  
   ...У нас в доме гости!
   Я с любопытством выглядываю из-за прутьев решётки кроватки, стараюсь дотянуться до края скатерти, свисающей возле моей руки. Попытки увенчались успехом - краешек вышитой материи в кулачке! Тяну изо всех сил... 'Никак! - подтягиваюсь, как можно ближе. - Ага - есть!' Уголочек скатерти оказывается у меня во рту. Пробую на вкус.
   Мои манипуляции долго остаются незамеченными. Лишь когда мама выходит из-за стола на кухню, замечает.
   - О! Доча проснулась! Смотри-ка, лежит тихо, как сурок, и сосёт угол скатерти! Пойду кашу варить.
  
   Гости смеются, обращая внимание. К кроватке подсаживается крупная, высокая, полная гостья, разглядывает.
   - Вот какие у нас глазёнки! Зелёные! Она хочет есть. А, малышка, хочешь кушать? - оглядывает стол в поисках подходящего кусочка.
   Меня это заинтересовало: 'Что там, на столе? Нет, не это! А вон то, в баночке...? Да-да... Это! Дай!'
   - Смотри-ка, да она сама себе уж выбрала угощение глазёнками! - смеётся, говоря кому-то в сторону. - Ну-ка, Ваня, дай-ка эту баночку... Что там у нас...? - взяла в руки. - Ооо, да это хамса! Ну, крошка, у тебя губа не дура! Ха-ха-хааа! - звонко смеясь, что-то делает с баночкой.
   Долго возится на столе.
   'Мне не видно ничего! - начинаю беспокоиться. - Чего так долго-то?'
   - Ну-ка, открывай ротик, малышка. Сейчас мы тебя угостим солёненьким... - суёт мне в ротик что-то мягкое и солёное. И такое вкусное! - Вот так. Жуй её зубками!
   'М-м-ммм, как вкусно. А ещё? Дай!'
   - Ты посмотри, Вань! Какие сделала глаза-то! - рассмеялась, затряслась крупным телом. - Меня сейчас съест заодно той хамсой... Ещё что ли дать...?
  
   - ...Господи, Маша! Ты что делаешь!? С ума сошла! - мама вошла в комнату и рассердилась. - Она ещё совсем крошка, а ты ей хамсу в рот. Ну, ты даёшь... - ещё что-то говорит.
   Я не слушаю и заливаюсь слезами: 'А-а-ааа..., где моя хамса? Где моя солёненькая? Дай!'
   - Эх, Машенька..., раззадорила дитя, теперь и кашу есть не станет... - достала меня из кроватки, взяла на руки. - Пойду в спальню. Может, там поест? - уносит.
   Кричу: 'Хочу той солёненькой... А-а-ааа!'
   Но мама умеет уговаривать. Постепенно успокаиваюсь, начинаю сосать из бутылочки жидкую кашку.
   'Хорошо: вкусненько, сладенько, мягонько... И чего я нашла в той хамсе...? Фууу, бяка! Бррр... Солёная, скользкая, липкая и сыростью пахнет... Бее... - не дососав, начинаю засыпать. Глазки становятся тяжёлыми. - Кто-то сопит над ухом. Ой, это же я! Или нет...? А...?' Сплю.
   Мама вносит меня в гостиную, укладывает в кроватку-качалку.
   - Вот и уснула. Потише, вы... Пусть поспит, а мы ещё посидим...
   Накрывает кроватку сверху покрывалом, а я сквозь приоткрытые веки наблюдаю, как медленно оно наползает на перила... Темно. Тихо. Сплю...
   Извне доносятся приглушённые звуки застолья, но и они вскоре исчезают.
  
   ...Этот случай произошёл, когда мне было четыре-пять месяцев. К нам тогда в гости пришли супруги Беловы, Мария с Иваном. Та, не имея своих детей, не знала, чем можно угостить со стола столь малое дитя.
   Гостью я запомнила хорошо: на ней было голубое платье в белый средний горошек, а вокруг горла имелся красивый кружевной воротник ручной вязки.
   Детская память - самая загадочная вещь! Кто бы мог подумать, что события того апрельского дня навсегда рассорят меня с запахом солёной рыбы? Но это случилось: аромат хамсы неприятен до сего дня!
   Март, 2012 г.
  
   Апельсин.
  
   Я стою на ногах, но как-то странно - не держат они меня! Что-то неладное с моими ногами: 'Что с ними такое? Почему я так шатаюсь? А-а-ааа... Бум! Упала. Опять я упала! Ё-ё-ёё, да что такое-то...? - пытаюсь опять и опять - не везёт. Ноги, слабые и непослушные, вновь и вновь подводят меня. - Предатели!'
   В комнату вошла сестрёнка Ванда.
   - Маринчик! Что ты делаешь? Не-ааа! Не получится! Ты ещё маленькая, не встанешь сама. А ну-ка, давай помогу тебе... О-о-оопп, нет, никак. Не получается у нас с тобой пока, - засмеялась. - Ну и ладно! Не будем вставать. Давай поиграем?
   Закружилась по комнате в поисках какой-нибудь подходящей игрушки.
   - Так. Это тебе ещё нельзя... Это тяжёлое... - остановилась у дальней стены. - А что там, за занавеской? Папа вчера что-то туда повесил... - отвела рукой ситцевую занавеску салатного цвета. - О-о-о-оо! Вот это да! Мячи! Ура! Нам подарят на Новый год мячи? Здорово! - принесла табурет с кухни, поставила возле ниши в стене, влезла и протянула руки. - Такие огромные! Красные! Так... Как бы их снять...?
   Долго примеривается, тянется, пытаясь снять с вешалки сетку-авоську с тремя мячами. Наконец, ей удаётся столь опасный манёвр. Едва не упав с табурета, всё же стаскивает заветную сетку с крючка.
   - Ого, а они такие тяжёлые! Как же ими играть-то...? - задумалась на минутку, поглядывая на меня. - Ничего, мы с тобой их будем по полу катать!
   Посадила в один угол комнаты, а сама села в другой напротив.
   - Лови, Мариша!
   Мяч медленно катится в ручки. 'Поймала! Ура! Дай пощупаю тебя... Ой! Какой-то шершавый и чем-то странно пахнет...!'
   Ванда кричит:
   - Ну, толкай! Давай! Ручкой его!
   Соображаю, толкаю от себя. Мяч катится в сторону и закатывается под большой стол.
   - Нет, не так! Надо толкать сильнее! - кричит, смеётся, доставая мячик из-под стола, бежит опять в свой угол, толкая в руки красный, пахучий шар...
  
   ...Как долго продолжалась забава, не помню. Её прервали вернувшиеся с улицы родители.
   - Володь! Посмотри, во что играют! Ха-ха-хааа! Плакали твои апельсины! - мама задорно смеётся, утирая слёзы.
   - Вот чёрт! Как они их нашли...? Я же их хорошо спрятал... - отец недоуменно взирает на нас, притихших и молчащих.
   Не ругали, а смеялись над нашей находчивостью и сообразительностью! Я, конечно, тогда не всё поняла, а вот сестрёнка испугалась. Села рядом на пол, сжалась в комочек, прижимаясь к моему телу...
   - А знаешь, что мне пришло в голову, Варь...? - загадочно посмотрел на нас. - Дай-ка, я их сейчас сфотографирую. Такие виноватые сидят! - посмеиваясь, стал возиться с чемоданчиком в углу. - Даже смешно смотреть на них... - что-то делал с фотоаппаратом, потом поднял самый крупный апельсин с пола. Он больше моей головы! Положил на стол. - Так, не шевелитесь, девчонки!
   Нас усаживают прямо под столом и апельсином на фоне наряженной ёлки.
   - Теперь замрите. И... раз! Готово. Ещё разок... Оп! Всё.
   Меня на руки берёт мама, всё ещё улыбаясь нашей проделке. Папа убирает в сетку апельсины и вешает обратно за занавеску в стенную нишу.
   - Ваня, больше пока не трогай их, договорились? - обращается к сестрёнке с улыбкой. - А то к празднику они совсем станут негодными. Настоящие мячи мы вам купим с получки!
   Ванда радостно прыгает и хлопает в ладошки:
   - Два! Большой мне, маленький Маринке! Разные!
  
   ...Я очень устала и тру глазки: 'Хочу спать! - укладывают в кроватку. Гасят верхний свет и зажигают по периметру комнаты разноцветные лампочки... - Красиво, весело и неярко...' Засыпаю.
   - Вот ведь поросята! И как только догадались...? - говорит папа, но я почти не слышу. Сплю...
  
   События происходили под Новый год. Мне было год и месяц. Эта фотография, на которой мы с сестрой Вандой на фоне ёлки и пары огромных апельсинов на столе, до сих пор в моём альбоме. И пусть она мутная и нечёткая, но ощущение, что мы с сестрёнкой очень виноватые сидим - чувствуется даже сейчас!
   А апельсины те мы потом целый праздник ели - дольки были, как дынные! Больше таких огромных фруктов, как были те заветные, из детства, я не видела ни разу...
   Март, 2012 г.
  
   Пылесос.
  
   Память детства - это не только вкус, запах и ощущение на ощупь. Это ещё звуки, их тональность и тембр, и первые впечатления, произведённые на детское ухо.
  
   Так было и со мной, когда в группе детсада появился... пылесос.
   Вообще-то, пользоваться этим прибором положено было в отсутствие детей, когда они, например, были на прогулке или на музыкальных занятиях. Но я услышала звук пылесоса лишь потому, что меня за что-то наказали и оставили в группе под надзором нянечки.
   А той особо некогда было за мной присматривать. На её плечах лежала срочная уборка и застилание кроватей - куда уж там следить.
   Я любила тётю Нину, и потому мы с ней ладили.
   Взяв с меня честное слово, что не сойду со стульчика, куда была поставлена, она вкатила в группу какую-то странную штуку: небольшая, овальная, с длинным хоботом.
   С удивлением рассматривала диковинного зверя, разинув рот. Заметив повышенный интерес к агрегату, няня пояснила:
   - Знаешь, что это такое? Этот зверь называется 'Ракета', и он питается грязью и пылью. А как он рычит! И жужжит! И вопит! Ух, засосу! - говоря, разматывала провод. - А это его хвост! Он кусается. Так что, стой тихо и не сходи со стульчика. Сейчас он кушать начнёт. А ты не бойся. Он только грязь ест. Ты ведь чистая?
   Я в ужасе слушала, таращилась на невиданного зверя и отчаянно кивала!
   - Ну, раз ты чистая, он тебя не тронет. Присмотрю за ним, - пообещала тётя Нина.
   Успокоившись и поверив любимой нянечке, стала наблюдать за её руками. Но то, что произошло потом...
  
   Она протянула руку к рычагу включателя, и... зверь взвыл истошным голосом! Это был не только вой, но и крик, свист, шип и шум! Какофония звуков просто раздавила меня! Боясь шевельнуться, всё-таки закрыла уши руками, чтобы они не лопнули от этой музыки ада!
   Дрожа от страха, старалась зорко следить за хоботом зверя, чтобы он не засосал и меня ненароком! Но первый страх прошёл быстро, уступая место острому детскому любопытству: 'Как ловко этот хобот всё проглатывает! И мелкий мусор, и бумажки, оставшиеся от наших поделок, и фантики от конфет... Вввв-фф-ууккк... и бумажка уже в брюшке! Здорово! И совсем не страшно!' Вдруг стало так весело, что начала хихикать от удовольствия.
  
   ...Закончив пылесосить, няня увидела, что я смеюсь.
   - Ну что, было сильно страшно...?
   - Не-а... - соврала. - Нисколечко!
   - Ну и умница, Маришка! - засмеялась. - А за твою храбрость разрешу тебе помочь мне: понесёшь веник и совок!
   Раздуваясь от гордости, шествовала за ней, прижимая к груди доверенные предметы.
   На улице Нина осторожно разобрала пылесос и вытряхнула из мешка мусор. Он полетел пыльным облаком за забор детсада, огибая высокую сплошную ограду, и пропал за ней. Обметя все детали веником, собрала крупные бумажки в совок и выбросила в урну неподалёку.
   - Вот мы с тобой и справились с мусором. Молодцы! Пойдём теперь вымоем ручки.
   Собрав агрегат, понесла обратно в детсад, следя, чтобы и я не забыла во дворе вещичек, доверенных мне.
  
   Вымыв руки, села дожидаться остальных ребят. Обиды на воспитателя и на то, что меня с собой не взяли - как ни бывало. Ведь сегодня было так интересно и без них! Счастье разлилось в душе, смыв последние остатки несправедливости взрослых.
   В коридоре послышались детские голоса - они вернулись. Мне было всё равно. В душе была не с ними, а с любимой нянечкой, с которой даже такие звери, как эта 'Ракета', не были страшны.
  
   Событие имело место, когда мне было два с половиной года. Но до сего дня, заслышав звук старого, неисправного пылесоса, память неизменно возвращает в тот далёкий год, когда я стояла на стульчике в группе детского сада и отчаянно боялась быть... съеденной пылесосом!
   Март, 2012 г.
  
   Шмель.
  
   Весна нагрянула внезапно и мощно: за две недели снег сошёл с гор и пригорков, с холмов и огородов, бурно зашумел-зажурчал по овражкам и ложбинам, шалым потоком стекал по расщелинам вниз, к реке и низинам, пытаясь поскорее напитать и донести животворную снеговую воду на равнину, 'на низа'. Там вскоре загудела раздолбанная техника, едва приведённая в божий вид вечно пьяненькими умельцами-технарями.
   Не успели люди опомниться, как горы облились сначала белым - подснежники зацвели, потом алым - маки взорвались кровью и зарёй, накрывая край предгорий Тянь-Шаня неповторимым и уникальным платком. Долго их разливы радовали глаз, медленно сменяя оттенки и палитру - то на смену подоспели незабудки, маня в поля романтичных и особо чувствительных людей. Едва незабудки разошлись в нежно-голубом вальсе, как по верхотурам заполыхали тюльпаны - полсотни видов и сортов! За ними едва поспевали по самым дальним ущельям марьины коренья - прародители наших пионов - гордые и прекрасные...
   Эту поэзию растительного разнообразия я познала много позже того года, о котором вспомнилось на днях.
  
   ...Проснулась рано, протёрла глаза, насупилась, лениво поворочалась. Мама услышала, подняла, одела, повела завтракать. День выдался солнечным и тёплым, что обрадовало родителей - отпустили во двор с лёгкой душой.
   Выйдя из деревянной пристройки-веранды, завернула к колонке, замерла в оцепенении, засмотревшись на сад - он весь зацвёл! Мне, трёхлетке, показалось, что выпал снег! Едва не бросилась в дом с потрясающей новостью, но вовремя заметила, что это не он, а цветы. Осторожно спустилась по каменным ступеням вниз, в сад, осторожно рассматривая завораживающую картину Эдема. Очнулась от наваждения, услышав гудение, жужжание, бормотание... Присмотрелась и... кинулась в дом с криком:
   - Мама! Папа! Там асЫ!!
   Услышав, вышли, смеясь: поняли, о чём заполошно сообщаю.
   - Нет, доча. Это пчёлы. Осы жёлтые с чёрным.
   - Когда она перестанет кулдыкать? - папа улыбался. - Скоро три годика, а иногда говорит, как годовалая, - показал пальцем на куст прошлогодней травы - конопля и чернобыл. - Что это, Мариш?
   Подозрительно посмотрела на пук и важно изрекла:
   - Бурнай!
   - Доча! Сто раз тебе говорили: бурьян, - мама нахмурилась.
   - Бурьян, бурьян, бурьян! - запрыгала вокруг меня сестрёнка Ванда. - Повторяй!
   - Бурнай! - я отстаивала свою точку зрения. Увидев, что папа покачал головой, дрогнула, постаралась уступить чуть-чуть. Задумалась, наморщила носик, решила, что теперь получится. - Бур-нам!
   Семья смеялась долго и открыто. Кулдыка не сдавалась. Лишь годы спустя я узнала, что быстрой обучаемости препятствовала дислексия. Но тогда о ней и слыхом не слыхивали...
  
   ...После полдника разрешили погулять опять. Выйдя, заинтересовалась игрой капель в гусаке колонке, спустилась на деревянный настил колодца, стала подставлять пальчик под капельки, играть... Не заметила даже, что интерес к воде проснулся не только у меня. Поняла это, когда за указательный палец укусил толстый сердитый шмель! Заголосила, размазывая по мордашке слёзы...
   - Ты что это так ревёшь, кроха? А, Маришка?
   Возле колонки стояла почти незнакомая большая тётя. От испуга я смолкла, сунула укушенный палец в рот, продолжая молча ронять слёзы от боли и испуга.
   - Нет. Сунь под воду. Сейчас немного тебе открою, милая... - повозившись, женщина дала воде тоненькой струйкой стекать в колодец. - Подержи, сколько сможешь, - направила мою руку под струю. - Вот так. Помнишь меня? Я тётя Маруся. Твоей мамы старшая сестра. Вы ко мне в Мерке приезжали, - видя, что не реагирую, попыталась выяснить. - А родители дома? Мама и папа здесь?
   Не добившись ответа, погладила меня по головке и вошла в дом.
   Тут же выскочил испуганный папа и извлёк меня из незаконченной постройки над колонкой.
   - Ну, показывай свою беду, бедняга... Голова не кружится? - быстро внёс в комнату, дал таблетку, раздавив в ложке, тревожно следил за симптомами. - Успели выпить лекарство. В следующий раз не скрывай - галопом за помощью! Договорились?
   Я почти не слышала - провалилась почти сразу в сон.
   Палец разнесло с грушу! Отцу пришлось меня вечером нести домой к медсестре. Она до утра меня продержала у себя, делая уколы и следя без устали. Утром вернула домой.
   Странная у меня память: звук, запах, цвет, касание - всё может послужить спусковым крючком к воспоминаниям, которым порой полсотни лет!
   Вот и сегодня так вышло: залетел в комнату шмель. Толстый и мохнатый, сердился и настойчиво бился в стекло окна, негодующе требуя выпустить на свободу, в доцветающий цветник, туда, где ещё пахнут цветы, где кружит ароматом голову поздний виноград 'Изабелла', где пьяным соком манят падалицы яблок и осенних слив.
   Взяв полотенце, осторожно взяла незваного гостя, с опаской вынесла, а он всё ругался, тужился толстеньким мясистым тельцем, пытался вырваться и укусить! Не позволила, отпустила на георгину: сел, долго чистил крылья, шёрстку, головку, потом увлёкся, стал елозить по соцветиям и забыл инцидент, даже не сознавая, что своим жужжанием разбудил мою память и вернул в тот день, когда мне было неполные три года, когда узнала, что не только пчёлы, но и шмели жалят...
   Октябрь, 2016 г.
  
   Манеж.
  
   Как часто мы забываем самые простые вещи, которые окружают нас с самого раннего детства! А ведь без них не было бы полной картины мира, ибо они и есть - основа ткани человеческого бытия. А мы, люди, лишь вышиваем на ней уникальный узор, пополняя и украшая своими впечатлениями и поступками.
   Вот и это событие одного летнего июньского дня тоже явилось той самой ниточкой в основу жизни.
  
   ...После завтрака и музыкальных занятий нас, наконец, вывели на прогулку, на территорию огромного двора детского комбината. Наш дом: груднички, ясли, детсад, подготовишки.
   Некоторые ребята тут же бросились на железные горки, которые были вытерты нашими попками до зеркального блеска. Другие стали возиться в песочницах, разрывая их и строя из влажного песка нечто замысловатее, загадочное, футуристическое...
   Я же не торопилась присоединиться ни к первым, ни ко вторым. Просто бродила по ухоженным асфальтированным дорожкам территории, глазела на пышные пёстрые клумбы и рабатки, вазоны и кашпо, расставленные повсюду, где только было возможно. Сад, по-азиатски, утопал в экзотической и редкой зелени и роскошных цветах.
   Вот цветы-то меня и интересовали. Вернее, их насекомые. Наблюдая за кружением чудных бабочек, стрекоз, мушек, пищала от восторга. За пчёлами следила с опаской и уважением - любила мёд и знала, как его трудно добывать - сосед дед Саша был заядлым пчеловодом! А ещё с замиранием сердца выслеживала... 'музыкантиков'. Родню пчёл, только не жалящую, а смешно жужжащую, когда их, поймав, зажимаешь в кулачке и слушаешь неумолчное 'жжж-ууу-зз-ююю...' и радуешься, что у тебя есть свой маленький оркестрик в ручке. Настоящая музыка природы на ладони! Только нужно было быть крайне осторожной: пчёлы почти не отличались от их поющей родни. Можно было запросто схватить и кусачую подружку, а нарваться хотелось в последнюю очередь - страдала аллергией на их яд.
   Не найдя ни одного 'музыкантика', отошла от цветов. Заметила, что у заднего выхода из грудничковой группы что-то происходит: бегают нянечки, суетятся и что-то выносят. Какое-то непонятное сооружение из досочек и планочек.
   Оторопела: 'Что же это такое?' Подобравшись поближе, тихо устроилась неподалёку и стала наблюдать за происходящим.
  
   Сначала понять что-то было довольно сложно, ведь таких вещей ещё не видела в детском саду. Скоро возня приобрела какую-то форму: на ровной площадке стали появляться заборчики, маленькие, с тонкими прутьями. Потом эти заборчики сцепили, и они образовали... круг. А в середине загончика стали настилать... пол. Его тоже цепляли к боковым стенкам и укладывали на перекладины!
   - Ой, а ведь это похоже на манеж! - завопила, соскочив из засидки и выскочив на дорожку. - Это будет манеж, да?
   - Какая ты догадливая! - ответила няня Валя, смеясь. - Да, это у нас будет такой большой манеж. Наши шефы с завода подарили нашим грудничкам. Теперь смогут гулять на свежем воздухе в теплое время года, - продолжала помогать собирать хитрое сооружение, поглядывая на меня добрыми глазами. - Они уж не расползутся никуда из такого загончика! И мягко им тут будет. Посмотри, какие им маты сшили хорошие!
   Во двор воспитатели и нянечки стали выносить матрасики интересной формы, которые тут же уложили на пол настила, устлав ими полностью. Маты были из коричневого дерматина.
   Хихикнула в кулачок: 'Теперь не страшны ни срыгивания малышей, ни другие 'мараки'! Здорово! Помыл, протёр, просушил - порядок. Ай да шефы'!
   - А можно, я буду приглядывать за малышами? - заглядывала в добрые лица женщин, а они смеялись и продолжали работать споро и слаженно. - Не бойтесь, я умею за маленькими ухаживать! У меня есть маленький братик, Вик, - уговаривала, радуясь такому волнующему счастью - быть с младенцами!
   - Ты пока посиди в сторонке тихо, хорошо? - няня посмотрела на меня внимательно. - Пока их вынесут, потом придёт посмотреть заведующая - тишина. А вот потом - пожалуйста! Смотрите, играйте, ухаживайте, - рассмеявшись, женщины пошли за детьми.
   Только и оставалось, что терпеливо ждать. Воспользовалась временем, сбегала за подружками, рассказав им потрясающую новость! Со мной пошли Сонюшка Злотникова и Иринка Козлова. Они тоже обожали малышей и вызвались со мной стать добровольными няньками им. Мы сидели на корточках возле скамеечек невдалеке от манежа и замерли в ожидании.
  
   ...Их выносили по двое: детки были в ползунках и байковых шапочках, у всех на груди повязаны красивые 'слюнявчики', для которых мы, старшие, вырезали цветы из разноцветных лоскутков ткани на уроках труда и творчества. Теперь эти тканевые цветы были пришиты к нагрудникам, и мы были так горды, что внесли лепту в дело благосостояния садика! И практически у всех малышей во рту были новенькие пустышки, которые я видела в сельской аптеке и тоже мечтала купить для младшего братика.
   Сажая малышей на маты в манеж, воспитатели шли за новой порцией маленьких горлопанов и пачкунов, а мы приглядывали за оставленными в загончике, ревниво смотря, наблюдая, ограждая.
   К манежу стали подходить другие воспитатели и ребята, с интересом оглядывали, смеялись проделкам грудничков, обсуждали щедрый подарок шефов, хвалили мудрёное сооружение.
   Последние малыши были вынесены, и за ними тут же появилась зав садом, Елена Васильевна. Красавица! Высокая, статная, с тёмно-каштановыми густыми косами, уложенными вокруг головы в корону. А какие у неё были чудесные синие глаза! А как она нам всем улыбалась, сияя их синью! Мы все её так любили!
   Всё внимательно осмотрев, попробовав расшатать и подёргав все стыки, она удовлетворённо вздохнула. Осмотрела головки ползающих, лежащих на спинках и животиках ползунков, оглядела нянечек и воспитателей и только тогда заметила нас, сидящих в сторонке и притихших.
   - Что, девчонки, на малышей прибежали посмотреть? - улыбалась тёплой сердечной улыбкой. - Только будьте осторожны, пожалуйста! Ничего им не давать и другим детям не позволять этого делать - договорились?
   Нам не надо было этого говорить и просить: за неё, что угодно готовы были сделать! Я с подружками счастливо закивала головой, распираемая от гордости и важности возложенных на мои плечи обязанностей.
   - Мы никого не пусти к малышам! - загорланили наперебой. - Проследим и присмотрим!
   - Вот и умницы! - смеясь, ответила. - Только сильно не кричите - малышей испугаете.
   Надо ли говорить, что после таких слов мы не только стали преданными воспитателями грудничкам, но и самыми ревнивыми их почитателями! Сколько часов провели в тени густых деревьев возле маленького мира счастья и покоя, среди малышей, наших младшеньких, наших любимчиков... Гладили пухлые ручки сквозь прутья манежа, подавали выпавшие игрушки и соски, которые сначала бегали и мыли в фонтанчике на углу двора, поправляли сбившиеся шапочки и сообщали о маленьких 'авариях' в штанишках.
  
   Это был наш особый мир, в котором находили отдохновение и удовлетворение первого материнского инстинкта: растить и баловать малышей. Как мечтали поскорее вырасти и сами родить таких же чудесных деток! Сколько вещичек с родителями сшили дома для многодетных семей и подарили их малышам! Этот первый опыт заботы и обожания остался с нами на всю жизнь. Никто так не любил и не любит детишек, как мы, по сей день!
  
   Нам было лет по пять, но уже тогда готовы были стать родителями и дарить детям нашу безграничную и преданную любовь, выполняя предназначение на Земле - быть матерью.
   До сего дня у меня в памяти так тепло от того неземного счастья, что с подружками испытали там, возле манежа, в котором ползали, спали, играли, пачкались и кричали наши груднички.
   Март, 2012 г.
  
   Головастики.
  
   Как удивительна человеческая память! Чего только не накидано 'на чердак' этого здания? Пытаемся разобраться, порой захламляя кладовые, а иногда спонтанно освобождая от особого материала - первых ощущений детства. Того времени, когда тело и душа менялись и воспринимали каждый новый опыт обострённо и с особым трепетом...
   ...Шла домой из соседнего села пешком через старое кладбище, задумавшись о своём, о вечном, о женском. Оступившись на осколке известняка, вскрикнула, схватившись за лодыжку:
   - Нет! Только не она... Господи, и так уже её ломала, блин... - заворчала и, похромав в тень ракиты на берегу прудка, села на свилеватый поваленный ствол, давая ноге время справиться с болью.
   Свежий ветерок остудил вспыхнувшее от боли лицо и развеял испортившееся настроение. Отвлёкшись от лодыжки, бездумно опустила глаза на гладь маленького прудка и заметила на самой кромке берега в запрудке, на песчаном откосике, стайку головастиков. И вдруг - вспышка в голове, и... поплыла картинка далёкого детства...
  
   ...В группе всё стихло и дети заснули. Мы по одному стали выскальзывать из спальни, оглядываясь на закрытые двери в игровую комнату.
   - Тихо. Пошли, - Петька приложил руку к губам и вывел нас с Сонюшкой из корпуса. - Теперь быстро к пролому... - вывел к глухой высокой стене-дувалу за кухней, воровато оглянулся и полез в пролом. - Руку давай, помогу, Маринка! Так... - тащил тягачом и вытащил-таки на дорогу за стеной. - Теперь ты, Соня! Ну, хватай меня за руку! Оп...
   Спустя минуту, стояли за границей детсада и оглядывались.
   - Бегом вниз, а то кто-нибудь нас увидит! - потащил через дорожку вниз к Интернатскому пруду, что был напротив. - Осторожно! Руки давайте, помогу, - крепко держал и пытался выглядеть взрослым в свои шесть лет. - Молодцы, девчонки! Всё, на месте.
   Спустившись в довольно глубокий котлован, подошли к маленькому прудику, который находился на окраине участка нашего знаменитого лёгочного санаторного школы-интерната, где жили и лечились дети со всего района. Пруд был их гордостью и... наказанием - почистить не было никакой возможности! Вот он и хирел, умирал, всё больше затягивался тиной.
   Было в нём некое очарование. Как ни странно, не умирал он совсем! Даже семья ондатры в нём водилась! А уж какие там были знатные лягушки...! Как они орали по весне! Их горлопанство долго не давало детям спать. Вот именно из-за лягушек мы и оказались здесь, сбежав с тихого часа из группы.
  
   ...Петя присел на корточки у самой воды, что имела зеленоватый цвет и пахла тиной, и наклонился. Замер. Резко выбросив руку, что-то схватил в кулачок и поднялся с колен. Повернулся к нам с Сонюшкой, сияя чудесными серыми глазами в золотых густых ресницах.
   - Руки давайте! - засмеявшись, покраснел, на носу ярче загорелись веснушки. - Что-то покажу!
   Протянули ладошки и перестали дышать. Хитро улыбнувшись, разжал ладонь и вылил на наши раскрытые лодочки тёплую воду. В маленькой лужице у каждой из нас оказался свой мир: у меня трепыхалась маленькая рыбёшка, а у Сони три головастика!
   - Аййй... Петька, дурак! Я их боюсь!! - заверещала подружка, и едва их не стряхнула с руки.
   - Стой! Не выбрасывай! И не бойся, - остановив дёргающуюся руку, серьёзно смотрел ей в глаза. - Прислушайся к ним. Почувствуй. Просто так...
   Сонюшка замерла, перестала дрыгаться телом и затихла на несколько мгновений.
   - Ой... Они тёплые... И... щекочутся... И... такие скользкие! - счастливо засмеялась, покраснела, глядя на друга. - Спасибо.
   Я стояла и рассматривала серебристую рыбку: маленькая, с переливчатой чешуёй и смешным лохматым хвостиком. Чудо! А как удивительно она пахла! Низко наклонилась носом к лужице в ладошке и ощутила запах... огурца!
   - Ой, а она пахнет зелёным огурцом! - поражённо прошептала и заметила, что Петя подошёл и склонился к моей ладони. - Правда...?
   - И точно - огурец, - смущённо смотрел в мои зелёные глаза и всё сильнее краснел, не в силах оторвать взгляд. - Выпустишь её? - прошептал тихо, с хрипом и волнением. - Я головастиков поймаю...
   Тоже покраснела и покорно протянула пескаря. Перелил лужицу в свою ладошку и, присев к воде, отпустил рыбку. Проводив её взглядом, вполоборота обернулся.
   - Сама попробуй, поймай головастика! - задорно подначивал. - Я покажу, как...
   Мы с Сонюшкой, которая тоже отпустила 'своих' головастиков, присели к кромке отмели и стали наблюдать за охотой мальчика на юрких мальков.
   Смотря на мальчишечьи сильные загорелые руки, я почему-то стала шумно дышать, словно бежала, вдруг резко стало мало воздуха... Соня, заметив это, быстро встала, подошла, рывком подхватила меня за подмышки и оттащила от воды.
   - Ты такая бледная, Маринка! Чуть в воду не свалилась, - озабоченно посмотрела и обратилась к другу. - Петька, Маринке нехорошо!
   Тот и думать не стал - плеснул в лицо водой из пруда! Запах горячей тины и рыбы закружил голову, но капли, высыхая, принесли облегчение.
   - Мы не будем здесь долго, - пообещал. - Это тебе от шлака плохо. Он там, на той стороне, у интерната - вот и пахнет противно здесь, у пруда, - умница быстро сообразил, что происходит. - Сейчас вам поймаю головастиков, и поднимемся наверх - там воздуху побольше.
  
   ...Нам не дали там долго побыть - заметил идущий 'задами' электрик, дядя Витя.
   - Вы что тут делаете!? Кто отпустил одних в тихий час? А ну, живо поднимайтесь наверх, дети! - сам спустился в котловину и, подхватив нас с Сонюшкой себе в подмышки, потащил наверх к детсаду. - А ты за мной, пацан, и без разговоров! - рявкнул на Петю.
   Не выпуская нас из рук, пошёл на территорию сада, неся не в группу, а... к заву!
   Разразился грандиозный скандал: 'Дети пяти-шести лет в тихий час сбежали из детсада, а воспитатели и в ус не дуют! А дети у пруда сидят и головастиков ловят! А если бы они утонули!? Как скоро вы кинулись бы пропажи? Пока они сами не всплыли б??'
   Последствия были катастрофическими для всех: нас поставили в угол и лишили на неделю прогулок, а воспитателя уволили из детсада без права работать с детьми вообще!
  
   ...Крик гусей привёл в чувство: я на берегу пруда возле кладбища. Нога в порядке, не опухла. Выдохнула: 'Слава Господи, пронесло! Можно дальше хромать в село, - покачала потрясённо головой. - Это просто поразительно, как всё совпало: пруд, головастики и запах тины от нагретой воды умирающего водоёма! - хохотнула, изумившись. - Странная ты штуковина - память, и ключи у тебя весьма странной формы... Вот вам и головастики...'
  
   Если бы я только тогда знала, во что выльется наша романтическая вылазка! Уволенная воспитатель была мамой моего одногруппника, а потом одноклассника, Жорки Сироткина. Как же она жестоко потом мне отомстила, когда мы с Жоркой влюбились в школе!!
   История изложена в повестях 'Последняя капля' и 'Отдалённые последствия'.
   Март, 2013 г.
  
   Пчела.
  
   Сначала, что же там было? На той прогулке в парке? Что появилось первым в детской памяти? Солнечный, погожий августовский день на юге Казахстана? Упоительный запах разморённой листвы осокорей-тополей главной аллеи Центральной улицы? Или незабываемый аромат душицы-материнки, которой были обсажены асфальтированные дорожки знаменитого Летнего парка-дендрария? Как она пахла в летние жаркие месяцы! Этот ни с чем не сравнимый запах до сих пор возвращается ко мне во снах! Где бы я ни была, стоит только попросить чай с душицей - и я уже там, в Летнем парке, и мне снова три-четыре годика...
  
   ...Мы, четырёх-пятилетки, растянулись цепочкой по аллее Центральной улицы и, глазея по сторонам, шли всё медленнее, замирая от предвкушения: 'Ура! Нас ведут на прогулку в Летний парк! А там поставили новые карусели и качели. Вот это прогулка...!'
   - Дети! Подтянитесь! - воспитательница уже не в первый раз взывала к нам, но тщетно! - Мы так никогда не дойдём до качелей, - пригрозила Клава Алдыбаевна. А вот это подействовало! - Молодцы, ребята! Идёмте быстрее!
   Через пятнадцать минут были на качелях! Группы разбежались, расползлись, растворялись на дорожках и площадках парка. Нянечки и воспитатели вылавливали детей и вновь водворяли их на игровую площадку у каруселей. Но ненадолго.
   Я, плохо переносящая кружение на каруселях, не стала там задерживаться и пошла прогуляться по тенистым дорожкам, собирая цветы и листья, вглядываясь в верхушки 'адамовых' деревьев в надежде, что оттуда свалится семенник-стручок, больше похожий на острую саблю... Не повезло. Вздохнула без сожаления: 'Ну и ладно, обойдусь без сабли'. Пошла на площадку возле фонтана 'Аленький цветок'.
   Это была достопримечательность парка и села - настоящее произведение искусства примитивизма!
   Фонтан имел шестиугольную форму, был довольно глубок. В центре на высоком постаменте высился сам 'аленький цветок' из цемента на арматурной обрешётке; был 'расцветшим', с пестиком по центру. Из 'пестика' били струи воды, сливались в бассейн, набираясь в 'чашу', а потом сливаясь по его 'лепесткам' в резервуар; по вершинам шести углов на краях бассейна вылеплены 'бутоны'-тюльпаны, из которых в центр 'цветка' устремлялись упругие струи воды, попадая точно в чашу; вода, омыв 'пестик', сливалась вниз.
   Неумолчный шум воды, прозрачность, свежесть и чистота, игра световых бликов на неспокойной поверхности бассейна всегда меня завораживали! Вот и сидела часами, наблюдая за игрой воды и солнечных 'зайчиков', за чарующей игрой радуги в водяной пыли и в крупных каплях на отмостке и стенках сооружения...
  
   - ...Марина! Риманс! Немедленно вернись! - меня кинулись на игровой площадке. - Ты почему не вместе с ребятами играешь? Или не понимаешь, что тебе может понадобиться помощь, а мы тебя не найдём - ты уже утонула! - Клава сердилась и ругалась, но не серьёзно - сама любила фонтан. - Хорошо, я с тобой посижу пять минут. Потом вернёмся к ребятам. Идёт? - села на скамейку возле водоёма и тоже залюбовалась.
   Я отвлеклась на бабочек, что устроили весёлую увлекательную погоню друг за дружкой, кувыркаясь и толкаясь, сближаясь и разлетаясь прочь, целуясь в полёте, касаясь невесомыми пёстрыми крылышками... Бегала, хлопала в ладошки, смеялась! Остановилась только у густых кустов душицы, любуясь её сиреневыми цветами и замирая от сладко-пряного запаха: смесь ментола с геранью - неповторимый 'букет'! Нанюхавшись до головокружения, заметила на соцветиях 'музыкантика' и, не убедившись в правильности увиденного, схватила.
   Увы, это оказалась пчела. Дикая боль укуса, мой вскрик, побледневшее лицо и... обморок. Аллергия.
  
   - ...Ну вот, теперь ей будет полегче, - надо мной склонилась тётя Маша, медсестра. В руках шприц. - Ты зачем пчелу схватила, а, Маришка? Ты же знаешь, что тебе с ними нельзя ссориться - у тебя аллергия на их укусы.
   - Это я виновата. Буквально на минуту отвлеклась, и она пропала из поля видимости... - воспитательница раскаивалась и вытирала слёзы шёлковым синим платком. - Хорошо, что Фоменко дома был - довёз за пять минут!
   - Успели, и слава Богу! Анафилактический шок не был тяжёлым. Успешно купировали, - медсестра вздохнула и покосилась на меня. - Как дела, пчелоубийца?
   - Я её не убивала, - прохрипела через отёк гортани. - Это она меня укусила. Я думала - 'музыкантик'...
   - А ты разве забыла? Ведь когда она тебя укусила, сразу и умерла. Они без своего яда не живут. Вот как. Так что, ты ей отомстила! Она укусила. Ты убила, - Мария смеялась и хитро подмигивала.
   - Жалко пчёлку, - надулась. - Я нечаянно.
   - Ничего! Их тут столько - не убудет с них! - отмахнулась. - Вставай осторожно. Пойдём, маме твоей покажемся - волнуется, наверное, сильно.
   Мы тихо вышли через задние двери корпуса и остановились на широких ступенях.
   Мама стояла на строительных лесах, штукатуря стену строящегося нового корпуса детского сада, который было решено расширить, и не увидела нас. Медсестра её позвала и отошла, дав нам поговорить.
   - Ну, и чего ты опять на пчелу напала? - недовольно проворчала мама. - Вот тебе неймётся, доча... Уже сколько тебе говорили - умрёшь когда-нибудь, если много пчёл сразу укусят. Нет, всё лезешь...
   - Варвара Ивановна, с Мариной всё в порядке. Укол успел снять шок, - Мария посмотрела на мать осуждающе, покачав головой. - Она сильная и умная девочка. Справится. И постарается больше не ловить своих любимых 'музыкантиков'. Правда, Зеленоглазка? - с доброй улыбкой повернулась ко мне.
   - Ну, в порядке, и в порядке. Пошла я - работа стоит, - мама повернулась и ушла.
  
   - А для тебя есть маленький подарок от меня, - таинственно сказала Мария и повела за руку в медкабинет, сердито оглянувшись на мою маму. Повозившись в стеклянном шкафу, повернулась с радостным лицом и любящими глазами. - Вот, держи! - протянула крупную витаминку на ладони.
   - Ух, ты... - восхищённо смотрела на лакомство и не решалась взять. - Мне...? Одной?
   - Да. За твою смелость и храбрость! Награда! - погладила по голове и положила драже мне на ладошку. - Скушай её сейчас. Она тебе придаст силы. Беги в группу. Скоро обед.
   ...Я держала вкуснющую витаминку за щекой до того момента, пока она не растворилась до середины. И только тогда, зажмурившись от аскорбиновой кислоты, вдруг заплакала тихо и печально: стало жаль ту весёлую пчёлку, которую я, по неосторожности, убила, приняв за 'музыкантика'...
  
   Ещё не раз мне довелось в жизни 'убить пчелу', но та смерть почему-то оставила такой неизгладимый след в моей памяти! До сего дня, услышав знакомое жужжание, грущу, вспоминая тот парк, день, фонтан и запах душицы в разморённом зное азиатского лета.
   Март, 2013 г.
  
   Подарок классика.
  
   Может быть, эта история бы так и канула в Лету моей памяти, если бы не... чудеса финской полиграфии. А всё вспомнилось совершенно неожиданно в тот момент, когда в книжный киоск, что находился в фойе гостиницы 'Москва', я с сотрудницей и подругой Женей спустилась на первый этаж, и поинтересовалась последними его поступлениями...
   Посмотреть было на что! И прежде всего, на... Михалкова-отца, который своим огромным ростом сразу бросился в глаза. Он навещал в гостинице друзей, и, конечно, заглянул в книжный киоск, ознакомиться с его ассортиментом, и, заодно, посмотреть, есть ли его произведения в продаже. Увидев три разные книжки, от разных издательств и даже стран, удовлетворённо вздохнул, и смилостивился над продавщицей, подписав свою книжку для её сынишки...
   Мы стояли поодаль, не смея мешать мэтру наслаждаться славой и своей значимостью. Я, обнаглев, подошла к витрине и тихонько кашлянула. Сергей Владимирович надменно оглянулся, но заметив меня, улыбнулся и произнёс рокочущим голосом.
   - Ну как, понравилась моя книжка дочке? - он был горд тем, что вспомнил меня и то, что есть дочка, так тогда поразившаяся его огромному росту.
   - Спасибо огромное, Сергей Владимирович! Зачитала до дыр...! - соврала, не моргнув глазом. - Да и я, признаться, тоже не отрывалась - как в детство окунулась..., - продолжала 'заливать соловья'. - Но, боюсь, что книжке пришёл уже конец...
   Писатель расхохотался, раскатывая могучий смех по гулкому фойе гостиницы, привлекая к нам и киоску внимание.
   - Что так? Провали? Съели? Или разрисовали...? - смеясь, ревниво посматривал по сторонам - видят ли его постояльцы?
   - Увы, даже не знаю, - притворно печально отвечала. - Не ведаю, не имею о ней никаких сведений...
   - Как так может быть...? - изумился поэт. - Сбежала от Вас и не оставила адреса...? Ноги выросли? - хохотал уже от души, уже не обращая на собравшихся людей вокруг лотка.
   - Вы почти угадали! - горестно воскликнула, всплескивая руки. - Ей приделали ноги... В школе. Дочь принесла её на внеклассное чтение.
   - Да..., популярность - страшная вещь! - смилостивился мэтр. - Дайте-ка мне..., вот эту..., - взял из рук млеющей продавщицы новую книжку. - Так. А мы поступим другим способом - я подарю не свою книгу! Эту-то уж точно не украдут. Ну, и подписывать, конечно, не стану - опять приделают ноги..., - слегка поклонившись, согнулся и протянул мне новую, огромную, яркую книгу!
   - Ой, Сергей Владимирович! Я не могу принять в дар такую роскошную книгу! Увольте, голубчик...! - старательно краснела и прятала глаза. - Ну, давайте поступим по-европейски: счёт напополам. А...?
   - Ну, какой же это тогда подарок...? - засомневался писатель. - Здравый смысл, конечно, в Ваших словах имеется, но мы же русские...
   - Мы ведь в гостинице, - хитро произнесла, - а это - маленькая Вселенная, международная, многонациональная...
   - Уговорили! - весело согласился, и мы разделили затраты наполовину. - Вот ведь, перехитрила старика, всё-же, - смеясь, ворчал, заглядывая в мои зелёные, смеющиеся глаза. - Рад был повидаться! Давно Вас не видел. Уезжали из страны...?
   - Да, отсутствовала пару лет, - уклонилась от ответа полуправдой.
   - Понятно: сбегали за границу замуж и вернулись!
   - Как Вы узнали...? - притворно удивлённо воскликнула, заглядывая изумлёнными глазами в хитрые глаза писателя. - Кто уже проболтался?
   - Сам догадался! - гордо ответил, очень довольный собой. - Нет, лучше нашей Родины нет места. Вот и Вы вернулись. Молодец! - поцеловал ручку, и, окинув раскрывших рты людей надменным, царским взором, поняв, что автографов никто не просит, с королевским апломбом медленно удалился, прижимая к груди четыре свои новые книжки...
  
   Так, у меня в домашней библиотеке появилась новенькая книжка 'История одной черепахи'.
   ...Придя в горничную, на свой этаж, рассмотрела её: дорогая, финской полиграфии, с роскошными картинками. Да..., подарок, поистине, царский! Спасибо, Сергей Владимирович!
   ...Вечером, пережив целый ураган криков и писков, восклицаний и поросячьего восторга, извергнутых дочерью, села полистать обновку для книжного шкафа.
   Сама история была интересна и поучительна, но, даже не она заинтересовала меня. А одна картинка, на которой была изображена азиатская песчаная черепаха. Вот тогда и сработал тот самый 'клик' памяти, отбросивший меня на добрые двадцать лет назад!
   Да, жизнь потом ещё не раз сведёт меня со знаменитыми людьми, но эта книга так и осталась в памяти, потому что с нею связана ещё одна примечательная история, вернувшая меня в далёкое детство...
   Март, 2013 г.
  
   Подарок классика. Черепаха.
  
   После знаменательной встречи в фойе гостиницы 'Москва' в классиком, мой книжный шкаф стал богаче на одну книгу.
   Так у меня в домашней библиотеке появилась новенькая книжка 'История одной черепахи'.
   ...Придя в горничную на свой этаж, рассмотрела её: дорогая, финской полиграфии, с роскошными картинками. Да..., подарок, поистине, царский! Спасибо, Сергей Владимирович!
  
   ...Вечером, пережив целый ураган криков и писков, восклицаний и поросячьего восторга, извергнутых дочерью, села полистать обновку для книжного шкафа.
   Сама история была интересна и поучительна, но даже не она заинтересовала меня. А одна картинка, на которой была изображена азиатская песчаная черепаха. Вот тогда и сработал тот самый 'клик' памяти, отбросивший меня на добрые двадцать лет назад!
  
   ...Мы гуляли во дворе детсада втроём: я, Сонюшка Злотникова, и наш обожатель и вечный почитатель - Петька Петров. Нам уже было скучно. Все игры сыграны, горки протёрты нашими попками, песок в песочницах перерыт...
   - А вы знаете, что в живой уголок привезли самую настоящую живую черепаху? - вспомнил потрясающую новость Петя. - Я сам её уже видел!
   - Ну, и я видела - простая черепаха, серая... - не впечатлилась новостью Сонюшка.
   - А я не видела, - грустно проговорила я, - и когда её привезли, не знала. А где она...?
   - Как, ты её не видела? А, ты же болела... - вспомнил и уже пожалел меня. - А, давайте, я её сейчас потихоньку и принесу! А...? - засияв серыми, лучистыми глазами, он так обрадовался своей удачной мысли, что даже подпрыгнул от радости!
   - Нет, тебе её не дадут. Она в старшей группе, - Соня скептически восприняла идею. - Кто тебе разрешит их вещь брать...?
   - Моё дело, как достать! - хорохорился. - Ждите меня здесь. Но, тихо! Не говорите никому, куда я пошёл, - и, оглянувшись по сторонам, исчез.
   Сели в тени густых кустов, окаймлявших дорожки и стали ждать. Вскоре, всех позвали в группы - скоро обед. А мы всё сидели, спрятавшись в кустах, и ждали Петю.
   - Вот он, - шепнула Соня восхищённо. - Несёт!
   - Вы где? - шёпотом спрашивал, держа под рубашкой что-то большое.
   - Тут мы, - хором прошипели мы.
   - Никого нет - хорошо. Вот она! - гордый своей находчивостью и отвагой, радостно извлёк свою ношу и явил на свет черепаху.
   - Ну, я же сказала - простая. Вот, если бы она была морская..., - мечтательно проговорила подружка.
   - А мы её сейчас пустим в бассейн - пусть поплавает, - засмеялся. - Может, она и есть морская!
   - Нет, это сухопутная - точно. Мне брат Серёжка говорил, что у нас только пустынные живут.
   - Пойдём, проверим! - и потащил нас к небольшому бассейну, стоящему на высоком постаменте.
   Этот маленький водоём был выполнен в виде раскрывшейся розы, и сам по себе очень украшал внутренний двор садика. Но кроме красоты, носил ещё и утилитарное значение - собирал дождевую воду для многочисленных цветников территории детсада. И потому в нём всегда была вода. Если дождей долго не было, туда наливали воду из колонки и она, постепенно согреваясь, служила делу полива...
   Едва забравшись на высокие ступени, помогая друг другу, мы встали вокруг чаши 'цветка', смотря на гладь воды.
   - Может, не надо - а вдруг утонет... - засомневалась Соня. - Не, ругать ведь будут. Накажут.
   - Надо проверить, - решился и опустил черепаху в воду.
   Та, медленно погрузилась на дно, и стала судорожно перебирать толстыми лапами по дну водоёмчика.
   - Ну вот, спокойно там ходит - водоплавающая она, - провозгласил Петенька, сияя глазами. - Морская и есть!
   ...Нас резко окликнули, ища уже, по всей территории, но, пока не увидев.
   Мы быстро соскочили с постамента и кинулись в группу, обегая корпус с другой стороны! Про черепаху уже не думали...
   ...Только на следующий день про пропажу животного стало всем известно. Дворничиха нашла её случайно, когда заглянула в чашу, проверяя, не набросали ли дети туда мусора.
   Черепаха, конечно, была мертва - пустынная ведь была. Не морская. А жаль. Мы так надеялись, что она научится плавать, и будет у нас своя, личная, настоящая морская черепаха, которой ни у кого в районе уж точно нет!
   Кто нас выдал - загадка. Наказали. Заставили родителей купить, такую же...
  
   ...А я всё сидела, и рассматривал рисунок в новенькой книжке, грустно улыбаясь, оказавшись опять там, в тени кустов, на дорожке садика, и ожидая, что мой любимый Петька принесёт мне настоящее чудо - морскую черепаху, и подарит мне её, хотя бы на пять минут...
   Нам тогда было лет по пять-шесть. А то ожидание чуда и его скорого свершения - живо по сей день.
   Март, 2013 г.
  
   Стрекоза.
  
   Маринка лежала на огромном гранитном серо-малиновом валуне уже долго, разомлела, кожа горела, но сгореть не боялась - солнышко сегодня было в лёгком мареве, какое бывает в августе, в период долгого засушья. Вот и лежала без боязни. Одна рука свисала с камня, словно веточка.
   Вдруг на руку села большая стрекоза! Цепко вцепилась колючими остренькими ножками в пальчик.
   - Замри! Не двигай пальцем, - шёпот папы остановил дикое желание стряхнуть наездницу - девочку аж передёрнуло от её неприятного цепляющего касания! Но, уважая папку, выдержала. - И не делай резких движений головой, - шёпот наставлял дальше. - Слегка приоткрой глазик и наблюдай за ней.
   Послушалась, выполнила, сделала и... замерла в восторге! Как стрекоза была красива: крупная, зелёно-жёлтая, с жемчужными переливами тельца и роскошных больших крыльев. Их слюдяное великолепие просто заворожило пятилетнюю кроху! На их чешуйках играл весь спектр цветов радуги! А как чудесно она вращала головкой, поворачивая её почти по кругу! Как забавно чистила лапками крылышки...
   Гостья упорхнула так же неожиданно, как и прилетела, а Маришка ещё несколько минут не решалась убрать руку, надеясь на её возвращение.
  
   Папа работал в компрессорном цехе, и Марина с сестрой часто к нему приходили на завод в выходной день. Было там их маленькое детское счастье - простор и свобода. Отец старался не контролировать барышень, лишь присматривая и не допуская на рабочую территорию. По ней они гуляли только в его сопровождении.
   Даже камень у сестёр был собственный: огромный, почти круглый, метра два высотой. Увидев валун позже, много лет спустя, они только прыснули в смехе, удивляясь, как он мал. Но в детстве он казался таким высоким! Вот и забирались туда: загорали, играли с цветами шиповника и мальвы в принцесс и принцев, даже перекусывали - свой мир девочек! Вот и стрекоза стала невольной участницей маленькой девчачьей радости - мира детства и невинного, ничем незамутнённого ещё счастья.
   Март, 2014 г.
  
   Ласточки.
  
   Слово 'ласточка' для меня навсегда неразрывно связано... с гулом компрессора. Почему? Отец работал в компрессорной - качал сжатый воздух в цеха нашего авторемзавода, и мы с сестрой частенько приходили к нему по выходным и летом во время каникул. Так вот именно там для нас и открылся мир ласточек.
   Парадокс, но в продуваемом и грохочущем компрессорном зале, под переплетающимися стальными балками, под самыми сводами ютились несколько семей ласточек. Как они выдерживали такой свист и грохот? Может, они глухи от природы, не знаете? Вот и я не знаю.
   Там я часами, замерев завороженно, задрав светлую головку, смотрела на божье пернатое чудо и была свидетельницей восстановления гнёзд, свадебных ухаживаний, негромких писков из гнезда, когда самочка просила есть, высиживая потомство, их появление и кормления...
   Много-много чудесного и завораживающего было подсмотрено и впитано тогда. И самым волнующим моментом были дни их первых полётов. Папа сообщал нам заранее, поэтому мы не пропустили ни одного вылета!
   Потом ещё долго прибегали на компрессорную, чтобы поглазеть на юркую стайку над крышей цеха, и очень печалились, когда она вдруг пропадала до следующей весны.
   Потому с ласточками и связано столько тайны и очарования, ведь всё было впитано в таком нежном возрасте, когда даже взмах крыла стрекозы воспринимался, как чудо вселенского масштаба.
   Март, 2015 г.
  
   Семена жестокости.
  
   В тот день всё было обычно: яркое азиатское солнце, нещадно палящее и иссушающее всё вокруг, плетёная из шпагата сумочка с нехитрой домашней снедью на перекус для нас, детей, и, конечно, урюк, полудикий абрикос. И спелый, и полузрелый - особое лакомство по жаре. Его кисло-сладкий вкус хорошо обманывал организм от жажды, не позволяя нам часто бегать к арыку и пить студёную воду ледников гор Тянь-Шаня.
   Тем и развлекались, когда, накупавшись вдоволь, лежали на своих покрывалах - ели абрикосы. Косточки тут же разбивали на камушке. Если ядра были сладкими - рай! Если горькие - надкусывали только самую малость и выбрасывали. Бррр! Вязкий и отвратительный был вкус, но там были и витамины - понимали, вот и съедали чуть-чуть.
  
   ...Мы накупались и обгорели до третьей кожи! Вяло переговариваясь, шли домой с Верхней плотины, когда встретили Юрку Галюкова, что-то несущего в старой драной корзинке.
   - Эт чо там у тебя? - Санёк Гурин остановился, тормознув и нас, салаг-дошколят, сопливых и разморённых долгой прогулкой.
   - Щенки Майки, - Юрик погрустнел, тяжело завздыхал и отводил от нас глаза. - Топить иду... Папка приказал, - уже прошептал еле слышно.
   - Нет! - я взвизгнула, ужаснувшись.
   - На! - протянул бесформенное лукошко, на дне которого лежали четыре слепых бежевых щенка. - Бери хоть всех! - вцепился серыми глазами, вспыхнул худеньким личиком, радуясь, что не быть ему 'убивцем'. - Берёшь...?
   Смотря на щенят, только обречённо покачала головой.
   - Папка не позволит. Не любит в доме животин. Гадят только, говорит... - бормотала, не в силах посмотреть в глаза ни Юрке, ни на притихших и ждущих чуда ребят.
   Посуровев, он пошёл к речке. А мы, в каком-то дурмане, поплелись... за ним!
   Прошли плотину, дошли к верхним маленьким протокам Оспанки, где и состоялась казнь несмышлёнышей. Так и смотрели заворожённо, совершенно ошалев, за бросками отчаявшегося Юры, который, сжав губы до синевы, в каком-то исступлении швырял щенков в неглубокую заводь, в кусты ивняка. И упрямо не смотрел на последние движения обречённых на смерть.
   Неотрывно глядя на их неосознанные шевеления, я даже не плакала - отупение наступило какое-то, что ли? Или детский мозг так охранял нас, выставив сильную защиту от стресса в виде одури? Даже спокойно, почти равнодушно комментировали происходящее:
   - Ещё не потоп...
   - Да всё уже... Видишь, голову в воду опустил.
   - Может, достать?
   - Смотри, плывёт!
   - Сама лезь, если охота...
   Сдержанно, без слёз досмотрели и побрели домой. Никогда дорога, хоженая-перехоженная, не казалась такой долгой и изнурительной! Разошлись без звука, даже не договорившись о следующей встрече. Словно считали и себя виноватыми в смерти кутят.
  
   Что самое поразительное, даже дома не рассказали о происшествии никому! Понимали: топить всё равно пришлось бы. Не все щенки нашли бы хозяев, а разводить бездомную свору не положено. В наших горах шёл выпас бесчисленных отар овец, если оставлять собак без присмотра - превратятся в серьёзную угрозу животноводству.
  
   Немало лет прошло с того летнего дня. Многое принесла жизнь в наши души: и радостное, и страшное, и горькое. И всё же настолько глубокий неизгладимый след в памяти оставил именно этот день, пропахав борозду такой глубины, что даже спустя полвека не заросла она и саднит до сего дня! Что мучает? Вина? Совесть? Равнодушие? Нет, пожалуй. Сознавали - это жестокая, но вынужденная мера.
   Неизбежность и необходимость появлялась потом и во взрослой жизни, заставляя делать то же самое. Но тот опыт, та боль детского сердца, то ощущение бессилия осталось навсегда. Единственное, что радует, что первые семена жестокости не проросли в наших душах, не дали негативного урожая, не обуглили сердец, а лишь остались нерастворимым осадком в памяти. Вот иногда и 'пошаливают', карябают, тревожат и не дают возможности опустить планку человечности, за что и говорим 'спасибо' тем щенкам Майки.
   Март, 2014 г.
  
   "Скорая помощь".
  
   Как только не вспоминается то далёкое время, называемое многими людьми золотым - детство! Оно для большинства является самым счастливым и беззаботным, радостным и волшебным, хотя на самом деле не такое уж счастливое и волшебное было. Просто мы быстро всё нехорошее и травмирующее забываем - особенность человеческой психики.
   Лишь особые обстоятельства, моменты и события дальнейшей жизни, способны вернуть туда, в те горькие и страшные минуты далёкой поры, когда нам довелось испытать негативные проявления жизни: смерти, ранения и травмы, обиды и... операции.
   Об одной такой странице моей детской жизни и напомнил странный эпизод прошлого лета...
  
   ...Я уже почти вытащила этот проклятый толстенный корень надоевшей ползучей полудикой сливы, когда рука скользнула по влажному гибкому побегу и... вонзилась мякотью ладони в острие лопаты! Рана была небольшая, но такая... специфическая: самый кончик, только что мною наточенной лопатки, срезал часть мякоти. Аккуратно так. На земле увидела красный округлый кусочек моей плоти. Нагнулась, подняла, рассматривая странную, до боли знакомую форму. И... поплыла картинка перед глазами...
  
   ...Опять я горела! Температура не первый день зашкаливала за 'сорок'.
   - Больше тянуть с операцией нельзя! Я вызываю 'скорую'! Нет-нет, даже и слушать не желаю Ваших отговорок, Варвара Ивановна! - врач строго смотрел на мать, которая в отчаянии наотрез отказывалась признавать факт, что дочь находится в критическом положении: подумаешь, гланды! - Вы соберите Марине вещи. Как раз к приезду машины принесёте сюда, к амбулатории, - осуждающе посмотрел на упорствующую женщину. - Нельзя откладывать, поймите! У девочки отёк почти перекрыл дыхательные пути! Почему раньше не принесли её сюда...?
   Больше не желая терять времени, отвернулся от растерявшейся родительницы и стал набирать на диске '03'...
   Варваре ничего не оставалось, как подчиниться. Вздохнув, с раздражением и негодованием оглянулась на дочь, смотрящую в потолок медкабинета невидящими глазами, и ушла за вещами.
  
   - ...Мариша, скоро приедет большая красивая машина с красным крестом и сиреной и повезёт тебя в Мерке, в детскую больницу. Там столько ребят! Вам будет весело, когда тебе удалят твои противные миндалины, - Марат Аскерович всё разговаривал с лежащей в полузабытье от удушья маленькой зеленоглазой девочкой, а та его и не слышала. Лицо посинело, нос заострился, губы стали белыми. Ужаснулся, затормошил кроху. - Маринка! Посмотри на меня! - заволновался её безучастности и кинулся в процедурную...
  
   ...Пришла в сознание от необычного громкого звука, хлопанья дверей, суеты и взволнованных голосов. Быстро погрузили на носилки и втолкнули в салон машины. Мама что-то говорила, врач её ругал, фельдшер читал медкарту.
   Ко мне наклонился незнакомый молодой мужчина.
   - Вот и пришла в себя! Привет, Зеленоглазка! Я санитар, Витя. А тебя как звать?
   Не могла говорить - горло отекло настолько, что невозможно шевелиться и разговаривать.
   - Ее волнуйся, в истории болезни посмотрю, - продолжал отвлекать от боли и страха. - Так... Марина, значит. Как мне нравится это имя! Обязательно женюсь на девушке с таким именем! - хитро посмотрел, подмигнув. - Ты, давай, долго не задерживайся в больнице, Маришка. Выздоровеешь, вырастешь, возьму тебя замуж. Обещаю!
   Пока развлекал разговорами, поставили капельницу и я... отключилась.
   Уплывая в сон-забытье, успокаивала себя тем, что теперь не останусь 'в девках' - жених сидит рядом. Работает на такой красивой машине, которая спасает людей и отвозит их в больницу - на 'Скорой помощи'! Вот и меня не только спасёт, но ещё и замуж возьмёт...
  
   Очнулась в коридоре районной больницы. Стала искать глазами 'своего парня', переживая, что не дождётся меня, женится раньше! Заметив волнении, мама только посмеялась и успокоила:
   - Просил твой жених Виктор передать, что пока поработает. Ты лечись, а у него полно вызовов. Как освободится - навестит свою невесту обязательно.
   Лежа на больничной кровати перед операцией, всё прислушивалась к сиренам 'скорых' и думала: 'Бедный! Столько у него работы...!'
   Через два дня меня повезли в операционную удалять гланды, но это отдельная история...
   Март, 2013г.
  
   Операция на горле.
  
   Как странно подчас работает голова! Смотрела на окровавленный круглый кусочек плоти на руке, а его вид потянул за собой столько событий сразу! Оттуда, из далёкого 70-го года, когда меня увезли на 'Скорой помощи', задыхающуюся от отёка горла. Требовалась срочная операция по удалению гланд...
  
   ...Меня два дня держали на уколах, капельницах и особых препаратах - кровь четвёртой положительной группы, да ещё свёртываемость 12 минут! Катастрофа! И тянуть было нельзя. Кое-как подняв показатели, повезли в операционную.
   Что-то не заладилось - занято! Как такое могло случиться? Пока врачи бегали-согласовывали-выбивали-ругались, я лежала на каталке в коридоре недалеко от операционного блока. Мне немного полегчало - отёк почти отступил, боли тоже. Теперь стало скучно! Осторожно повернула голову к окну, надеясь что-нибудь занимательное увидеть, и заметила красивого, молодого, высокого, как каланча, парня лет восемнадцати. Он стоял ко мне спиной и тоже рассматривал двор. Почувствовав взгляд, обернулся, замер, удивился и медленно подошёл к каталке.
   - Привет. Я Вадим. Мне тоже в этой операционной делали операцию. Аппендикс вырезали. Хочешь, шов покажу? - взрослый парень рассматривал моё синее одутловатое лицо, слушал сиплое надсадное дыхание. Нахмурился. - Дышать трудно? Я сейчас...
   Ушёл, стараясь идти медленно, видимо, ещё болел бок. Вскоре ко мне подошла медсестра, осмотрела и что-то прошептала Вадиму. Ему это не понравилось. Хотел что-то возразить, но тут появились врачи и... повезли каталку в операционную.
   - Вадя... - только и прохрипела я.
   - Я буду здесь, рядом! - выкрикнул и действительно остался у застеклённой наполовину двери блока, маяча головой в верхних переборках.
  
   ...Потекли страшные минуты. На меня не подействовал местный наркоз! Сколько врачи ни пытались подступиться - кричала и отбивалась с недетской силой! Словно было не семь лет, а все семнадцать! Крик был слышан во всём корпусе! К операционной стали сбегаться встревоженные детским диким криком врачи, медперсонал и больные всех возрастов - гвалт стоял нешуточный за дверьми! Даже через него я слышала, как ругается в коридоре с медиками Вадим, грозя кому-то позвонить и кого-то поднять на ноги. Он буквально рвался в операционную, крепко матерясь на бесчеловечных медиков, которые даже не убедились, чувствует ли ребёнок боль! Я лишь подливала масло в истерические вопли людей, требуя к себе Вадика, чтобы подержал за руку! Медики сдались под давление всех и вся: его одели в медицинский халат и шапочку и разрешили стоять рядом, в нарушение всех правил и инструкций - некогда было их соблюдать: мне становилось всё хуже. Крик и сильное волнение спровоцировали сильнейший отёк слизистой - я умирала!
   Так он и продержал мою руку все сорок минут, пока хирурги снимали приступ удушья, успокаивали, делали подготовительные манипуляции. Потом сделали 'взрослый наркоз' в вену. Очнулась быстро, поразив нечувствительностью к препаратам бывалых врачей! Но самое страшное было позади: оперировали, зачистили остатки плоти в гортани, долго останавливали кровотечение, нервничая и тревожно переглядываясь поверх прорези масок. Парень не вышел, сколько ни требовали, мол, опасность уже позади, остались мелочи... Не уступил.
   Когда пришла в себя, стал отвлекать разговором.
   - На, держи, - смотря огромными испуганными глазами цвета неба, положил в детскую ладошку небольшой округлый окровавленный кусочек моей гланды. - Такая маленькая, а так мучила тебя, нехорошая... Теперь станет легче дышать...
   Он всё что-то говорил тихим приятным голосом, а я смотрела на бледного до синевы парнишку и пыталась его понять: 'Такой странный! Испугался крови, или за меня так переживает? Боится вида хирургических инструментов? Да уж..., они страшнючие такие...'
  
   ...Вадим и привёз меня на каталке в палату номер пять, что была почти напротив входа в корпус.
   - Это хорошо! Когда днём открывают входные двери, вся улица и двор видны! - дождался, пока нянечка переложит меня на кровать, накроет простынёй, потрогает лоб. - Теперь мы с тобой инвалиды, побывавшие на войне! - проводив хитрыми глазами няню, прибавил шёпотом. - С врачами! И победили! А всем воинам-ветеранам, прошедшим войну, полагается усиленное питание, - вытащил из кармана белого медицинского халата... помидор! - Держи свой дополнительный паёк, солдат Марина! - мягко и тепло улыбнулся, сбавил дурашливое веселье. - Уже завтра ты сможешь его съесть. Только будь осторожна. Понемножку кусай. Он поможет заживлению - врач так сказал.
   Парень заботился и переживал, а я счастливо улыбалась и... строила глазки! Рассмеялся, погладил мою пунцовую щёку и важно проговорил:
   - Приглашаю Вас на свидание, госпожа Марина. Как только врач разрешит встать - я приду за Вами, принцесса.
   Это было самым лучшим известием за последние дни! Обрадовалась, жаль, кричать не могла, как и разговаривать, только думать: 'Теперь точно выздоровею. Просто обязана! Нельзя заставлять напрасно ждать такого красивого парня! Завтра или послезавтра надену любимое платье и буду самой красивой девочкой в больничном дворе! Я пойду на свидание...'
   ...Оно действительно состоялось, но это уже новая история...
   Март, 2013 г.
  
   Вадим, или Первое свидание.
  
   Горло болело. В нём что-то происходило. Саднящая боль не утихла, глотать было трудно. А ещё очень хотелось есть! Не больничную манную кашу, пусть даже очень вкусную, с большим куском сливочного масла и куском хлеба с ним же. Масло было особенным, качественным, настоящим, душистым - спецзаказ для таких операционных, как я. Утром я всё съела: медленно, не спеша, пробуя на вкус. За мной присматривала нянечка-санитарка.
   - Она уже почти остыла - самое то. Теперь в радость пойдёт и горлышка твоего не обожжёт. Можешь даже языком лизать - разрешаю! - звонко рассмеявшись, погладила меня по пепельно-русой голове. - Ах, какие у тебя густые и красивые волосы! Не то, что у меня - пук да солома, да ещё и реденькие. Вот, видишь...? - наклонила голову, сняла белую косынку, показав тощенький пучок волос, закреплённый парой защёлкивающихся 'невидимок'. Вздохнув, пожилая сухопарая санитарка с простым русским лицом опять завязала платочек. - А у тебя - красота! Парни все твои будут! От них отбоя не будет, вот увидишь!
   Она часто со мной разговаривала, шутила, смешила забавными присказками и сыпала поговорками, которые я никогда не слышала. Даже выполняя работу, находила смешное и развлекательное для нас, детей. Как-то, моя полы в палате, надела мои малюсенькие туфельки на свои ноги и так в них и мыла пол, но делала это так забавно, что всем спать перехотелось: туфли были только на трёх пальцах её ног! Ну, как балерина, право, выступала в детской обувке! Вымыв пол, туфли вернула в целости и сохранности, протерев их тряпкой с хлоркой - дезинфекция. Или могла тайком подсунуть мне под подушку украдкой шоколадную конфетку! Я-то была из нищей семьи - на Новый год их только и пробовала, если подарки шефы заводские покупали хорошие, что случалось не так часто, как мечталось.
   Сегодня, после завтрака и процедур, мне опять захотелось что-нибудь необычное съесть. Покосилась на соседок по палате. На их тумбочках красовались пряники, печенье и что-то домашнее в стеклянных баночках. Тайком вздохнула: 'Маме даже нечего мне привезти. Живём бедно, от получки до аванса, едва сводя концы с концами. Может, по моему возвращению налепим пельменей, если с получки удастся купить мясо по дешёвке. Пока отъемся в больнице, ведь здесь повара тоже хорошо готовят, прямо как баба Нина в моём садике! Повезло, будет, чем похвалиться в группе подружкам. Вчера на ужин давали чудесную запеканку - крупеник, как объяснила соседка через кровать тётя Анюта'.
   - Не проголодалась? - в дверь палаты заглянул Вадим, тот самый взрослый парень, что оказался рядом с операционной и стал помощником и жалельщиком.* - Пока только это, - шагнув несколько шагов, оказался возле моей кровати. Протянул на ладони две 'ириски', тепло заглянув в глаза. - Для радости.
   - Спасибо, Вадя, - прошептала едва слышно, борясь с болью в горле.
   - Молчи! Нельзя говорить! - замахал руками. - Потерпи три денька. А послезавтра мы сможем погулять подальше и подольше. Приглашаю тебя на свидание. Придёшь, Маринка? - склонил русую голову набок, взяв мою ручку в тёплую ладонь.
   - Да, - кивнула, радостно заулыбавшись.
   - Хорошо.
  
   Два дня спустя, после дневного сна, открыла глаза и не поверила: на тумбочке лежали два огромных помидора с мою голову! Ошеломлённо привстала, села на край кровати, потрогала пальчиком тугую кожуру гиганта - была тёплая.
   - Это 'Бычье сердце'. Видишь, по форме напоминают сердце. А 'бычьим' назвали из-за таких размеров, - Анюта тихо поясняла, качая засыпающего годовалого сынишку Илью, у которого были воспалены ушки. - Их разрешают кушать больным с оперированным горлом. В них мало кислоты - почти сладкие.
   - Кто принёс? - поразилась: 'Мать ведь не приезжала!'
   - В тихий час приходила твоя тётя. Так она сказала, - шёпот соседки был едва разборчив. - Она купила их на базаре у узбеков. Они их в теплицах выращивают, вот и получаются такие ранние. Наши-то помидоры - зелень ещё. Видать, у хирурга спросила, что нужно для твоего горла.
   Я её уже не слушала. Осторожно взяла огромный помидор в руки, постелила на колени больничное вафельное полотенце и аккуратно, стараясь не нажимать руками сильно, надкусила упругий бок исполина. Сладко-кислый сок обжёг чувствительную гортань, заставив тихо пискнуть от боли.
   - Больно? Тогда подожди ещё денёк, - улыбнулась, укладывая уснувшего сына на подушку.
   Первая боль быстро прошла, и я стала медленно есть подарок. Тётка Маруся, сестра мамы, жила неподалёку от райбольницы, в нескольких километрах, в соседнем совхозе, и ей было удобнее и ближе навещать меня. Вздохнула, пожалев: 'Жаль, что не дождалась моего пробуждения. Наверное, торопилась к своему хозяйству: гусям, кроликам и курам. Всех у неё - пропасть! Пух и перо всегда в доме - Мария слывёт мастерицей: перины, подушки, вязаные вещи из кроличьего пуха - всё на продажу'. Задумавшись, неловко надкусила основательно подъеденный помидор, и тут же струя сока с мякотью и семенами брызнула на меня и полотенце.
   - Не трогай! - предостерегла Анюта. - Я сама застираю и затру.
   Авария была ликвидирована быстро. Вскоре на спинке моей кровати висели влажное полотенце и платьице. Едва успела переодеться в свежее, моё любимое, с букетиками цветов по светлому полю, как в дверях показался Дима.
   - Готова? Пора на свидание. Помнишь?
   Кивнув головой, смущённо стала застёгивать вредные застёжки на туфельках.
   - Я помогу, - соседка, улыбаясь, справилась быстро, причесала меня, оглядела со всех сторон. - Порядок. Девушки тебе обзавидуются!
   - Почему? - замерла на полушаге, удивлённо воззрившись на неё.
   - Ты, Маришка, идёшь на свидание с самым красивым парнем района! Вот! - Анюта, сверкнув серыми глазами в сторону покрасневшего кавалера, вывела меня за руку в коридор и передала её Вадику. - Из рук в руки вручаю. Вернёшь в целости и сохранности нашу красотку. Проверим! - задорно и заразительно рассмеявшись, вернулась в палату к сыну.
  
   ...Больничный двор был гордостью райбольницы. Построенный и облагороженный ещё в пятидесятые годы, даже спустя два десятка лет он оставался красивым и каким-то торжественным и важным. Основной корпус больницы имел форму буквы 'П', и это позволило устроить внутренний сквер с настоящим фонтаном, асфальтными дорожками, множеством клумб, рабаток, вазонов и горок с цветами и декоративными кустами. Скамейки по краям дорожек никогда не пустовали! Всем нравилось здесь сидеть, гулять, ожидать родных, беседовать и перекусывать в тени раскидистых крон южных деревьев под аккомпанемент фонтанных струй и пение множества птиц. Но дорожки не ограничивались лишь сквером и бежали дальше, к другим корпусам и службам больницы, укрываясь за стройными рядами пирамидальных тополей, осокорей и густооблиственных карагачей.** Прохлада позволяла гулять подолгу, на радость и пользу выздоравливающим. Дневной и вечерний моцион был священным ритуалом - положено было гулять!
   Тем же занялись и мы с Вадимом. Он был совсем взрослым восемнадцатилетним парнем, и оказался в больнице совершенно неожиданно для себя. Перед врачебной призывной комиссией в Военкомате вдруг почувствовал себя плохо. Едва успели доставить в больницу! Острый аппендицит. Кажется, ничего страшного, но, судя по тому, как перешёптывались врачи и медсёстры с санитарками, во время его операции что-то пошло не так. Мне узнать подробности так и не удалось, как ни старалась подслушать медиков и других больных. Едва видели меня - смолкали или говорили уже так тихо, что и собеседник переспрашивал по нескольку раз, склоняя ухо к рассказчику. Но меня было не обмануть - глаза людей становились после таких разговоров серьёзные и тревожные. А сам больной, похоже, на всё смотрел с философским спокойствием и полной покорностью судьбе. Было в нём что-то от узбекских стариков-аксакалов - восточная терпеливость и ангельское смирение. Так и казалось, что спроси я о возможности его скорой смерти, он бы ответил так же, как и они: 'Иншалла...'***
   Дим был очень высок ростом, не меньше метр девяносто пять, так думаю, красив, статен и строен, голубоглаз, русоволос, с ладной спортивной фигурой. Особенно хороши были чарующая улыбка и едва заметная ямочка на подбородке. Соседка Анюта оказалась права: всё женское общество, от десяти до пятидесяти лет, сворачивало головы в его сторону, стоило нам появиться на больничном дворе корпуса. Уже возле фонтана с ним стали заговаривать девушки, строить глазки, призывно улыбаться. Среди них я увидела и узнала Тому с большой родинкой на правой щеке, держащую правую руку на перевязи - перелом, вероятно. Она была сестрой учителя математики нашей сельской школы. Тома активно принялась развлекать Вадика, но он лишь несколько минут поговорил с её компанией.
   - Прошу прощения. Я сегодня не свободен. У нас с Маришей серьёзный разговор. Мы, пожалуй, покинем вас, - слегка поклонившись стайке девушек и молодых женщин, пожал мне ручку и заговорщически посмотрел прямо в глаза. - Вы непротив, сударыня? Пойдём, поговорим?
   Кивнула головой, не раскрывая рта - поняла, что ему просто не хочется оставаться с женщинами: то ли неинтересно, то ли нет настроения, то ли... не совсем здоров.
  
   Когда мы покинули внутренний двор корпуса и свернули направо на тенистую аллею, отважилась поговорить о волнующем вопросе.
   - Ты ещё болеешь, да, Дим? - прошептала, задрав голову и распахнув тревожные глаза.
   Тепло и признательно улыбнувшись, остановился, осторожно присел передо мной на корточки, чтобы не сворачивала голову из-за его роста, взял в ласковые руки мои плечики, мягко сжал, серьёзно смотря в зелёные, крупные, такие странные, недетские глаза. Долго смотрел, рукой несколько раз провёл по моим волосам, загадочно затихая, замирая дыханием.
   - Со мной всё в порядке. Почти, - заговорил тихо и доверительно. - Правда, мне не придётся идти этот год в армию. Моим кишкам совсем не понравилось, что в них кто-то залез..., - забавно вздёрнул бровь, засиял веселыми глазами, усмехнулся, - вот они и устроили врачам майскую демонстрацию.
   - С шариками? - рассмеявшись, дёрнулась тельцем в его руках.
   - Ага. И с оркестром! - посерьёзнел, заглянул в глаза. - Они испугались, забегали, из Джамбула профессора настоящего сразу привезли, - заметив уважительное удивление на моей мордашке, улыбнулся, погладил пальцем щёчку. - Да-да, честно. И тогда я сразу начал выздоравливать.
   Встал с корточек, протянул большую добрую ладонь, дождался, когда вложу в неё свою маленькую лапку, нежно сжал, непонятно посмотрел с высоты огромного роста, загадочно улыбнулся. Двинулся вдоль длинной аллеи, осенённой густой листвой ильма-карагача. Его зубчатые тёмно-зелёные листья приятно шелестели на лёгком ветерке, а соцветия-копеечки мягко шуршали, словно кто-то потирал широкими ладонями: шир-шир-шир-шур... Где-то над головой засвистала, словно заиграла на невидимой флейте, иволга - птица скрытная и нелюдимая, но здесь, в больничном комплексе, не боящаяся строить гнёзда и выводить потомство.
   - Не устала, Мариша? - внимательно посмотрел сверху, ощутимо ощупав серо-голубыми глазами личико.
   - Не-а, ни капельки! - соврала, тайком хмыкнув: 'Если б умирала от усталости, не показала и не сказала б ему!' - А ты?
   - Знаешь, почему я от девчонок сбежал? - не ответив, заговорщически заглянул в глаза, склонившись. - Я хотел покурить. Понимаешь, мне не разрешают родители. Вот и ушёл от посторонних глаз, чтобы не проболтались нечаянно, - рассмеялся юным, свежим, приятным смехом - так его украсил! Оборвал внезапно, выпрямился. - Не выдашь? - увидев молчаливое покачивание головы, стал серьёзным, взрослым, совсем мужчиной, что ли? - Не сомневался ни на миг. Ты похожа на меня - с детства умеешь быть настоящим человеком, - протянул руку, торжественно пожал мою дрогнувшую и взмокшую ладошку. - Спасибо, Марина Владимировна.
  
   Мы долго гуляли по больничным дорожкам. Вадим курил сигареты, сдувая дым в сторону, дарил цветы с клумб, оглянувшись по сторонам, хохотал, когда возмущённо грозила ему маленьким кулачком... Что-то такое тёплое, знакомое и родное чувствовалось в нём, то, отчего у меня, семилетней девочки, замирало сердце и щипало в носу от счастливых слёз. Заметив их, деликатно подал свой носовой платок и отвёл в сторону красивые глаза в густых светлых ресницах. Почувствовав, что эмоции меня побеждают, и позорно готова им сдаться, просто сел на дорожку, притянул на колени, крепко прижал к груди, положив подбородок на мою голову. Молчал. Долго. Дышал часто, нервно, словно испугался или бежал.
   Сейчас думаю: 'Что тогда чувствовал? О чём подумал? И вообще, зачем завёл дружбу с маленькой девочкой? Вот и не помню, была ли у него сестра моего возраста? Говорил ли об этом? Скорее всего, да - умело общался и хорошо понимал меня. Или тот факт, что едва не умерла у него на глазах, так подействовал, мгновенно привязав-породнив нас? Страх за жизнь невинного дитя, пусть и чужого? Необъяснимое чувство ответственности? Нет ответов. Возможно, необычная привязанность имела ещё один аспект: я способствовала его отчуждению от общества женщин, от навязчивых и слишком современных девчонок. Дим великолепной, вызывающей мужской красотой и фактурой действовал провоцирующе, раздражающе! Буквально бросал вызов, порождал непонимание и недоумение: 'Почему не смотрит на нас? Не видит, не 'клеит', не флиртует? Больница - неплохое место для завязывания романа, почему теряет время? Упускает такую возможность?' Теперь, смотря с высоты возраста, опыта, знания жизни, догадываюсь, что есть ещё одна версия его поведения: не чувствовал ли он себя 'иным', 'голубым'? Вадим ведь мог просто не знать, не осознавать полностью суть и запросы тела, не столкнуться ещё с такими проявлениями в своей жизни. Время тогда было строгое, об этой стороне жизни почти никто не знал - тема не для салонных разговоров, да что там - была за семью печатями! Я сама о ней узнала только в Москве, спустя больше десяти лет с тех событий!
  
   Когда возвращались из дальней аллеи, за хозблоком закурил напоследок. Что-то рассказывал увлекательно и интересно, свободно без оглядки смеялся, радовался простору и почти одиночеству и, отвлёкшись, машинально переложил горящую сигарету в левую руку, когда я оторвалась от неё и погналась за яркой чудесной бабочкой. Вернувшись, автоматически взяла его за руку и тут же коснулась горящего кончика сигареты. Отдёрнула, едва сдержала вскрик.
   - Обожглась?? - резко выбросив виновницу, присел на корточки, разжал судорожно сжатую детскую ладошку, платком смахнул остатки пепла с нежной кожи среднего пальца - улика на лицо. - Сильно болит? - голос был сдавлен и виноват, как и взгляд. - Надо обработать срочно.
   - Нет. Нисколько! Честно-честно! Всё в порядке...
   Постаралась 'держать' лицо, задавить слёзы; натужно улыбалась, смело смотрела расширенными зелёными омутами прямо в побледневшее и встревоженное лицо.
   - Больше не буду курить. Вообще, - как-то тихо, странно так. - Клянусь!
   - Кури. Мне нравится. У нас в семье никто не курит. Только сосед свой самосад - воняет, - говорила удивительные слова, так же непонятно волнуясь. - А у тебя так хорошо пахнут! Красивые? Покажешь?
   Поразившись странной просьбе, в полном замешательстве встал с корточек, сел на скамью неподалёку, дождался, пока взгромозжусь рядом и подниму глаза.
   - Зачем? - выдавил ошеломлённо.
   - Посмотреть коробочку, - невинно похлопала глазками, стойко не сводя взгляда. Замер, прищурил глаз, окинул с головы до ног, хмыкнул, раскусив хитрость. - А, Димыч? - не отступала.
   - Лиса, - восхищённо хохотнул низким голосом. - Отвлекающий манёвр удался, - покачал головой, но пачку из кармана рубашки достал. Вложил в мои ручки, продолжая ухмыляться. - Прочитать?
   - Сама! - важно выпятив грудь, подбоченилась, метнула надменный взгляд в его сторону. Открыто расхохотался, буквально держась за живот! - Сначала рассмотрю...
   Читать я ещё не умела, и будь там хоть китайские иероглифы, они б не помогли. Просто рассмотрела пачку: твёрдая, картонная, красивая и добротная, с интересными буквами и короной над ними. Даже на расстоянии вытянутой руки чувствовала приятный насыщенный аромат табака. Таких сигарет нигде и никогда ещё не видела ни у мужчин, ни в магазинах. Сейчас, прожив и повидав многое, могу предположить, что это были американские сигареты, то есть, заграничные, непростые, как и сам Вадим. Сравнивая ту пачку с современными, склоняюсь к версии, что тогда в моих руках оказался знаменитый 'Честерфилд'. Откуда он мог у парня взяться в семидесятом году прошлого века? Да ещё в нашем горном краю, на юге Азии? Загадка.
  
   До самой выписки Вадик меня не оставлял ни вниманием, ни заботой, ни дружбой, даже брал с собой в соседний корпус вечерами, куда ходил смотреть телефильмы после выпуска новостей. Медсёстры его приглашали с удовольствием, польщённые вниманием такого статного красавчика, на что-то надеясь, а он приходил... со мной на плечах! Но я была ещё дитя, пусть красивое и дерзкое, и, едва посмотрев половину фильма, засыпала на его руках, уткнувшись носишком в грудь. Когда нёс обратно, бывало, на мгновенье просыпалась, сквозь ресницы видела над головой проплывающие лампы на потолке коридора, слышала неясные приглушённые разговоры взрослых.
   - Маленькая ещё. Зачем приносишь?
   - Пусть хоть здесь посмотрит. Дома телевизора нет и вряд ли появится.
   - Чего ты с ней возишься так? Чужая ведь.
   - Нравится!
   Засыпая опять, счастливо улыбалась: 'И ты мне нравишься, Вадимка...'
   ...Счастье закончилось быстро: приехал отец и с боем забрал Вадима. Под расписку.
   Медики что-то говорили негромко об ухудшении, рецидиве, компетентной консультации и санатории...
   Парень едва успел передать мне через санитарку слова прощания! Думаю, что к словам ещё что-то было приложено, но, чтобы то ни было, до меня оно не дошло. Моя благодарная память и без той заветной вещицы не забыла чудесного человека. Все эти годы я помнила Вадика, искренне сожалея лишь об одном: что была тогда слишком мала.
  
   ...Однажды, много лет спустя, мне было лет пятнадцать, кажется, в больнице подошла пожилая санитарка.
   - Прочитала сегодня фамилию на разблюдовке и вспомнила тебя! - улыбалась, как родной. - Ты меня не помнишь, конечно - столько лет минуло. Я на кухне теперь работаю, тогда была санитаркой, подруга вашей нянечки, Валентины. Помнишь, она спасла тебя от кефира? Ты бутылку перевернула, а она возьми, да и плюхни весь кефир в стакан - всю тумбочку залила!
   - Кефир помню, - улыбнулась, так и не вспомнив эту женщину.
   - Так вот, что я пришла-то... - замялась, погрустнела, тяжело вздохнула. - Парень тогда с тобой возился... Дима.
   - Помню.
   - Тогда я у медсестры одной со скандалом отобрала пару вещичек - тебе он передал, а она, мерзавка, дитя обокрала! - возмущённо посопела. - Там шоколадка была и вот это... - полезла в карман белого халата, вынула связку ключей с брелоком. Отстегнула его, вложила в мою руку. - Не успела отдать - выписалась. Всё хотела съездить к тебе, да так и не выбралась. Прости. Не забывала, ношу столько лет. Не зря. Сама ты опять сюда попала. Фамилия редкая - я узнала.
   - Что с ним? - остановила добрую старушку, положив руку на полное плечо - собралась уходить. Замерла, напряглась, плечо стало жёсткое и холодное. - Говорите. Теперь я взрослая - справлюсь с любой вестью.
   - Помер он тот же год. Наши коновалы в его теле тампон потеряли. Перитонит. Поздно кинулись. Сепсис убил.
   Она ушла быстро и бесшумно, а я стояла столбом, не в силах сдвинуться с места, только смотрела бездумно на прозрачную пластмассовую туфельку-брелок светло-жёлтого цвета, и не могла понять, что чувствую: горе, боль или сожаление о том, что всё так нелепо сложилось? Почему в тот миг поселилась в душе твёрдая уверенность, что Дима нашёл бы меня, дождавшись подходящего возраста? Не просто нашёл бы, а увёз с собой? Почему в прозрачном теле сувенира увидела его глаза? Глаза, в которых была любовь...
  
   * ...взрослый парень, что оказался рядом с операционной... - история отражена в миниатюре 'Операция на горле'.
   ** ...пирамидальных тополей и густооблиственных карагачей, - знаменитые тополь, раина, род ивовых и вяз, берест, род ильмовых.
   *** ...ответил так же, как и они: 'Иншалла...' - обычный ответ любого правоверного мусульманина. В расхожем понятии: всё в руках Господа.
   Июнь, 2014 г. - И. В. А.
  
   КОНЕЦ.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"