Лишь только Кристэ и деревня скрылись из виду, к Гарвелу немедленно пришло осознание: прежняя жизнь закончилась. Мимо проносились знакомые с детства места, и можно было представить себя на прогулке, но память не давала обмануться. В душе занозой сидело острое ощущение нешуточности происходящего; случись что, неоткуда ждать подмоги, кроме собственных головы и рук. Отныне он отрезан и от Кристэ, и от табора, а уж вернётся ли когда назад - боги ведают.
Завтра или может, послезавтра, предстоит пересечь границу Соколанской марки, и всюду, куда доведётся приехать, вокруг будут чужие люди, с которыми придётся держаться настороже. Больше нельзя позволить себе быть беспечным и откровенным, о многих вещах останется только думать. Путь в столицу долог; по словам отца, тянется одиннадцать дней. Или даже больше, если в дороге произойдёт нечто непредвиденное. Ведь никому заранее не ведомо, кто или что встретится на пути.
"Ну, вот. Не успел уехать из дома - и уже раскис! - немедленно отругал Гарвел сам себя. - Хорош гонец, в начале пути нос повесил. Иль раньше не знал, что придётся в одиночку ехать? Мог и Поля взять, коли компания нужна..."
Похлопав Марко по холке, он оглянулся на чуть приотставшего Алмаза. Посвистел, подбадривая жеребца... Как-никак, коню приходилось тяжелее: новый хозяин да ещё и свалившееся ниоткуда путешествие. Гарвел надеялся, что в дороге Алмаз привыкнет к нему; пока же тот, хоть и не проявлял открыто враждебности, держался настороже, словно изучая, чего можно ждать от хозяина? Зла или добра?
Внезапно пришло ощущение чужого присутствия. Заржала чья-то лошадь, и Марко ей немедленно ответил.
Гарвел резко обернулся в сторону реки, натягивая поводья.
Прямо перед ним, из-под обрыва у Серебрянки на дорогу поднимался рыжий тёмногривый конёк. А на нём сидел Поль собственной персоной!
Как-то само вспомнилось, что сын булочника так и не подошёл попрощаться, попросту исчезнув непонятно куда. А теперь вот явился... Явно подстерегал, стоя под обрывом.
Но вот зачем?
Нахмурясь, Гарвел посмотрел на Поля в упор, гадая про себя, для чего тому понадобилась эта встреча.
"Никак, решил сквитаться за моё вмешательство в спор с Андреасом? Неужель и впрямь такой дурак?"
Поль, подъехав ближе, остановил своего рыжего точно напротив Марко. И, дурашливо кланяясь, сорвал с себя шляпу:
- А вот и твой верный слуга! Прошу любить и жаловать!
Но Гарвел не улыбнулся. Уперев руку в бок, окинул весельчака мрачным взглядом.
- И что ты здесь позабыл? Басмарским языком тебе сказано: слуга мне без надобности! Ступай домой, твоё место возле детей и Жанны.
- Я не старуха, чтобы с детьми сидеть, - дерзко ответил Поль, нахлобучивая шляпу обратно. - Мы с Жанной уже решили: одного тебя не отпустим! Хочешь ты слугу или нет, будешь платить за службу - или как там тебе вздумается, но только я от тебя не отстану. Так и знай!
Услышав такое, Гарвел немного растерялся. И попытался ещё раз урезонить непрошенного слугу.
- Послушай, Поль... Я еду в столицу. И не просто так... Понимаешь?
- Да чего тут не понять, - ухмыльнулся тот до ушей. - Но я так смекаю, что двоим в дороге сподручней. А то - не слыхал разве: по дорогам разбойнички рыщут? Как окружат - так не глянут, что ты рыцарь и Скачущему служишь. Ахнут по башке - и прощай-прости!
- Как-нибудь без тебя отобьюсь, зря, что ли в Замке драться учили? - проворчал Гарвел. - Да на мне и кольчуга, и...
- Брось упираться, Гарви! - рассмеялся Поль, уперев руки в бока. - Тебе меня не отвадить, коль добром не возьмёшь - за тобой следом поеду, каждый твой шаг сторожить стану. Моё слово крепко. Так уж лучше сразу возьми!
"Вот ведь привязался! - в сердцах подумал Гарвел. - И не проймёшь ничем, упрям как мул!"
- Ну, как надумал - берёшь? - В серо-зеленых глазах плясали смешинки; сын булочника явно сознавал свою победу.
- Ладно... беру, - с неохотой проговорил Гарвел. - Только смотри у меня: чтоб на девок в постоялых дворах не заглядывался!
- Не буду, - пообещал, подмигнув, Поль. И пристроил своего Рыжего рядом с Марко.
- Одного не пойму: какая тебе корысть со мной ехать? - сказал Гарвел, когда они пустили своих лошадей бок о бок. - Да и злиться ты на меня должен. Как-никак, я тебя унизил при всех.
- Фью! - беззаботно свистнул Поль. - Ты хоть знаешь, сколько хороших парней мне в Соколане бока намяло? На всех злиться - души не хватит. А корысть... Я, может, сызмальства мечтаю мир посмотреть? Или это только вам, господам, мечтать дозволяется? - И глянул с вызовом.
Гарвел промолчал. И вспомнил слова Теодора, оброненные по случаю: "Всякий ходит своей дорогой, и не след встревать на чужом пути".
Лошади меж тем всё бежали вперёд, и вскоре показалась развилка дороги: одна часть её уходила дальше на юг, то есть к Соколану; другая сворачивала вправо, сбегая к широкому каменному мосту, - на запад, к Замку.
Внезапно заржал Марко, а за ним, чуть опоздав, - Алмаз и Рыжий. Снизу раздалось ответное ржание.
Гарвел вздрогнул, отрываясь от своих мыслей, и посмотрел вправо.
За мостом, чуть скрытые кустами, стояли два всадника. Заметив ездоков, они хлестнули коней - и те стали взбираться по склону. Один из всадников был в светло-зеленой замковой форме, на алом плаще горел ряд серебряных звёзд. Второй - в лихо заломленном бархатном берете с пером и в серебристом камзоле; на плечах пламенел, ниспадая складками, малиновый плащ. Оба парня показались смутно знакомыми, особенно щёголь с завитыми светло-каштановыми волосами.
- Ну, как, я угадал? - ухмыльнулся рядом Поль. - По твою душу едут, верно?
Гарвел не ответил. Сердце стукнуло невпопад: в переднем всаднике он узнал Жана Арчимбайта. Второй, без сомнений, был тот самый эн Астольф, который стоял утром возле дверей в покои командора.
Зачем они оба здесь и чего от него хотят?
Меж тем Жан Арчимбайт, взобравшись на косогор, смерил Гарвела донельзя высокомерным взглядом. Вблизи его глаза оказались зеленовато-карими, а правильные вроде бы черты портила мягкость и безвольность, делая его лицо похожим на женское.
- Так это ты - эн Гарвел Кристон? - проговорил граф Арчимбайт, выпятив вперёд подбородок, обещавший в скором времени стать двойным от излишеств в пище. - Пфе... Не могла выбрать кого покрасивей?
- Не понимаю вас, - холодно ответил Гарвел, заставляя Марко отступить от вороного в сторону. - По какому праву вы остановили меня на дороге? Что вам нужно?
Жан Арчимбайт смешно надул щёки.
- Ты - полусмерд, смеешь говорить о правах со мной, графом Арчимбайтом? - воскликнул он, пафосно поднимая затянутую в перчатку руку. - Прохвост! Посмей только ещё раз подкатить к моей Элизе - я тебя проучу, как преследовать чужих жён!
Гарвел вспыхнул.
- А вы друг друга стоите, как я погляжу! - сказал он, уже не стремясь быть вежливым. - Что ты, что твоя Элиза. Катитесь оба с высокой горки - и Кайер вас благослови! Бэнговы родственники!
Граф замолчал, выпучив глаза. Похоже, с ним давненько никто не говорил подобным тоном, и он на время потерял дар речи.
- Эй, уважаемый! Что стоишь? - раздался насмешливый голос Поля. - Или дорогу показать? Гарви, разреши дать этому разине хорошего пинка в заднюю часть!
- Да как ты смеешь, мужлан?! - крикнул Жан Арчимбайт, наливаясь багровой краской. - А ну, уйми своего слугу, не то пожалеешь! Ты хоть знаешь, собака, кого оскорбил?! Я - зять маркиза де Морнибанда, сын маркиза де Вальена!
- А я - коннор Северного замка, - выпалил в ответ Гарвел, чувствуя: ещё немного - и он сорвётся, вызовет этого чванливого щёголя на поединок. С трудом удерживая себя в рамках приличий, он продолжал: - И никто не вправе оскорблять меня без причины, будь он хоть самим принцем Басмарии!
- Эн Гарвел прав, Жан, - произнёс эн Астольф; который, до сих пор нарочно медлил в стороне, не желая вмешиваться в чужой разговор. - Вам не стоит с ним ссориться.
- Но этот негодяй оскорбил меня! И я ему просто так не спущу! - завопил Жан Арчимбайт, размахивая руками. - Здесь задета моя честь! Моя Элиза!
- Уж не драться ли вы решили? И с кем? С сыном безродного "всадника", "дворянчиком без сапог"? - охладил его пыл эн Астольф. - Пока об этой беседе знают лишь вороны, но что станет с вашей репутацией, когда об этой дуэли будут судачить кумушки на каждом углу? Не делайте глупостей, Жан, поезжайте к своей жене. Вам известно, что у меня важное дело к этому человеку.
Граф Арчимбайт насупился, видимо, размышляя, стоит ли последовать благому совету - или продолжать ссору дальше?
Однако замолчал, и эн Астольф этим воспользовался; выехав вперёд, он церемонно обратился к Гарвелу:
- Эн Гарвел! Именем командора! Прошу вернуть мне врученные бумаги. Их повезёт более достойный.
Гарвел судорожно сжал в руках поводья.
Так с него снимают миссию гонца? Но почему? За что? Чем он мог провиниться, что его сочли недостойным?
Тревожно порывшись в памяти, не нашёл ничего, к чему мог придраться взыскательный командор.
"Да уж не проверка ли это снова? Эн Аннибал любит устраивать испытания... И разве не должен я хранить молчание о своей ноше?"
Только подумал об этом - и в памяти немедленно прозвучал знакомый голос - настолько явственно, что захотелось оглянуться:
"И помни: никому ни слова. За бумаги отвечаешь головой. И это не для красного словца сказано. Как бы я к тебе ни относился, но коли потеряешь пакет, дорога тебе одна - на Чёрную башню."
- Не понимаю... - сказал он охрипло. - О каких бумагах идёт речь?
- О тех самых, какие вручены тебе утром командором.
- У меня их нет. - Сердце стучало, готовясь выпрыгнуть из груди, но Гарвел постарался придать лицу невозмутимое выражение.
- Позволь не поверить, - вкрадчиво возразил эн Астольф. - Мне точно известно, что бумаги у тебя. Изволь их отдать по доброй воле!
Гарвелу не понравилась эта настойчивость. Но пока он думал, как достойно ответить, вмешался Поль.
- Эй, сударь! Коли тебе нужны бумаги, так могу отдать. Не жалко!
Гарвел не сдержал изумленного взгляда в его сторону. Только сейчас до него дошло: сын булочника видел у него в комнате сумку гонца!
"Значит, он знает или подозревает о цели моего путешествия и может предать, если захочет. Но вот что значат эти его слова?"
Поль между тем живо соскочил с Рыжего и принялся развязывать притороченный к своему седлу дорожный мешок.
Эн Астольф, тоже спешившись, быстрым шагом подошёл к нему.
- Ну, где твои бумаги? Давай поживее!
- Пожалте! - ухмыльнулся тот - и подал рыцарю связку из нескольких свитков.
Эн Астольф, схватив её с хищной поспешностью, зубами развязал скреплявший шнурок - и, развернув один свиток, с проклятием отбросил прочь. Следом полетели и все остальные. А рыцарь замахнулся на Поля кулаком.
- Жалкий наглец! - взревел он, - Это не замковые бумаги!
Сын булочника проворно отскочил в сторону; на лице его играла злорадная ухмылка.
- Откуда ж у меня возьмутся замковые? - воскликнул он с безопасного расстояния. - Я и в Замке-то отродясь не был. Ты, сударь, просил мои бумаги - так мои и получил! Чего ж бесишься?
Гарвел слез с Марко, стараясь держаться к эн Астольфу спиной, чтобы скрыть улыбку. Подавив смех облегчения, чтоб не дразнить замковых посланцев, он поднял один из валявшихся в траве свитков и развернул.
"Десять поучительных и забавных историй, рассказанных во время плавания из Граэлии в Россану" - гласила витиеватая надпись вверху.
Ниже шло весёлое повествование о некоем купце, развлекавшем своих попутчиков рассказами о любовных приключениях в разных странах. Гарвел без труда узнал слог Гарибана - автора многих фривольных историй, которые ходили в рукописных списках не только среди горожан Соколана, но и по всей Басмарии.
"Ну, и Поль! - улыбнулся Гарвел. - Ну и выдумщик! А я-то было подумал..."
На его плечо легла чья-то рука; он обернулся и увидел напряжённое лицо эн Астольфа.
- Довольно шуток! - резко сказал тот. - Раз не хочешь отдать бумаги добром - сами возьмём. Открывай сумы!
Гарвел нахмурился. Замковый посланец, по его мнению, заходил в своей наглости слишком далеко.
- Повторяю, у меня нет никаких бумаг, - проговорил он твёрдо.
И мысленно поблагодарил Поля, который своей выходкой дал ему собраться с духом. К тому же действия эн Астольфа подсказывали: рыцарь получил приказ вовсе не от эн Аннибала. Недаром командор так настоятельно предупреждал хранить молчание: кто-то в Замке заинтересован, чтобы пакет, доверенный ему, не был доставлен по назначению.
Чтобы не возбуждать подозрений, Гарвел сам развязал сумы. Причём вначале ту, где лежали его личные вещи и одежда.
- Другую! - бросил эн Астольф, едва взглянув.
Пряча улыбку, Гарвел раскрыл горловину второй сумы.
- Что это за шутки? - раздражённо сказал рыцарь, обратив на Гарвела испепеляющий взгляд. - Где бумаги? При тебе видели сумку гонца!
Сбоку подошёл граф Арчимбайт - и, тоже сунув нос в раскрытую суму, рассмеялся.
- Смотрите-ка, эн Астольф, - указал он пальцем, - да у этого молодчика в мешке женская сумка! Небось подарочек от полюбовницы. Какие уж тут бумаги - одни сухари!
- Да где ж тогда бумаги? - раздосадованно воскликнул тот. - Эн Гарет меня живьём сожрёт!
"Ага! - злорадно подумал Гарвел. - Всё-таки не эн Аннибал, а эн Гарет. Стало быть, это правда, что он "спит и видит себя командором"!"
С эн Гаретом, одним из учителей, у него сложились весьма натянутые отношения; так что даже радовало, что тот останется в своих происках с носом. Но, прежде чем Гарвел успел ответить, его опередил Жан Арчимбайт.
- Я всегда говорил, что маркиз Морнибанд умнее, чем вы думаете, - заявил он со снисходительной усмешкой. - Доверить важные документы сыну какого-то "всадника"! Попомните мои слова: настоящий гонец наверняка ускакал ещё на рассвете. А этому парню маркиз дал для отводу глаз пустую сумку. Я прав? - повернулся он к Гарвелу.
- Конечно, - выдавил тот, заставив себя посмотреть в глаза мужу Элизы. - Всё так и есть, как вы сказали.
- Вот видите! - с торжеством воскликнул граф Арчимбайт. - Вы только потеряли драгоценное время. Теперь попробуйте-ка догнать того, кто давно скачет за пределами нашей марки!
- Кайер и его шкура! - выругался эн Астольф, прибавив к этому ещё пару грязных выражений. - Поехали отсюда! Нельзя терять ни минуты!
И оба, вскочив на лошадей, не оглядываясь, поскакали обратно через каменный мост к Замку.
Гарвел облегчённо выдохнул, поглаживая морду фыркающего Марко. И подумал, что верный конь, наверняка, тоже смеялся над незадачливыми посланцами.
- Ишь, помчались, будто хвосты горят!.. Несолоно хлебавши, - ухмыльнулся рядом весельчак Поль. - Надеюсь, в Замке им здорово намылят шеи.
- Всё может быть, - отозвался Гарвел - и улыбнулся, протягивая руку сыну булочника. - Спасибо тебе, Поль!
- Да ну, чего там! - неожиданно покраснел тот и тряхнул соломенными волосами. - Лучше поедем дальше, пока тут ещё кто-нибудь... провожать не собрался.
***
- А я и не знал, что ты тоже читать любишь, - заметил Гарвел, когда снова пустились в путь.
- Ну, так мой папаша нарочно отдавал меня грамоту учить, - объяснил Поль. - Я ж младший сын в семье, старшие братья давно подмастерья - Гийом у отца, а Жерар - у дяди, тот портной. А я... Отец прочил меня в писцы, да не по мне сидеть сиднем на одном месте. Помаялся полгода - и сбежал!
- Чем же ты любишь заниматься? Бездельем, что ли?
- Ну, вот почему сразу бездельем? - обиделся тот, и с оскорблённым надвинул шляпу поглубже. - Я этот, как его... Философ, вот! Люблю размышлять о жизни. Понимаешь?
- Понимаю, - усмехнулся Гарвел. - но по мне, и фисософу кушать хочется. Скажу вот, не хвастая: мне любая работа в деревне по силам. Ну, разве что в кузне работать не приходилось. А так - и крышу чинить, и пищу приготовить сумею, да и одежду зашить смогу, спасибо Марианне! А вот ты...
- А что - я? - вскинулся сын булочника. - знаешь, сколько мне всякому учиться пришлось? Да не как тебе, а у чужих людей. Колотушки перепадали по первости вместо монет, да зато ничего, боги вразумили, научился!
Гарвел улыбнулся его горячности.
- Ну, коли так, в дороге оба не пропадём, - заключил он. - Как по тебе, в Соколан заезжать будем? Или стоит кружной дорогой объехать?
Поль в задумчивости почесал переносье.
- Так-то бы оно лучше объехать, кабы не храм Акеруна. Перед дальним путём надо бы зайти помолиться, - авось дорога безопасней будет.
Пока ехали улицами Соколана, Поль надвинул шляпу низко на глаза и даже весь ссутулился в седле: явно не желая встретиться с недругами... или с кредиторами?
"Наверняка он тут многим должен, - сообразил Гарвел, - вот и норовит спрятаться. А может, оттого и слугой во мне нанялся, что в городе слишком хорошо известен? Впрочем, мне-то какое дело? Он меня свои долги платить не заставляет".
В храме Акеруна они пробыли ровно столько, чтобы возложить на алтарь по краюхе хлеба и наполнить вином "чашу путника", нарочно стоявшую перед образом. По очереди склонились перед ликом Акеруна, благообразного старца с посохом в руке; по традиции, за спиной божества изображалось восходящее солнце. Гарвел мысленно попросил благословения в дальнем пути, Поль рядом пробормотал что-то похожее.
Ни тот, ни другой лишний раз не смотрели по сторонам. Поэтому для обоих оказалось полной неожиданностью, когда возле выхода Гарвела окликнул высокий кудрявый парень в красном жилете поверх светлой рубахи.
- Эй, Гарви, чайя Керу! Далеко собрался?
Гарвел стремительно развернулся на голос.
- Васко! Откуда ты взялся?
Друг широко улыбнулся; в чёрных глазах заплясали огоньки.
- Да тебя поджидал, - из вежливости молодой гайнанин говорил по-басмарски. - Старая Радза не ошиблась, ты и впрямь зашёл в этот храм.
- Саавдхани? - удивился Гарвел. - Да ведь она не покидает табор. А тебя Теодор прогнал...
Васко независимо пожал плечами.
- Ну, так что ж, ну и прогнал. Патря всё равно приходит, и еду и вести приносит. Сегодня вот зашла, мол, Радза мне путешествие нагадала.
Патря, как и многие другие девушки, была давно и безнадёжно влюблена в Васко. Да и то сказать, другого такого красавца даже среди гайнан нелегко сыскать. Истинный принц, как их описывают сказки: чёрные соболиные брови вразлет, умные, внимательные глаза, а лицо смуглое, черты точеные. Хоть и славятся гайнане плясками и наездниками, да подобного Васко не найти. Всех обскачет, всех перепляшет! Когда улыбается - невозможно не любоваться, когда злится - кажется, глаза молнии мечут: не жди добра прогневавший правнука Радзаная!
Рядом с ним Гарвел всегда чувствовал себя вторым, но это не обижало и не задевало гордость: он не стремился равняться с потомком прославленного шувано. И быть может, поэтому Васко платил ему честной и преданной дружбой.
- Возьмёшь меня с собой? - спросил друг, когда они все втроём сошли с храмового крыльца. - Чтоб мне не одному ехать.
Гарвел остановился от неожиданности.
- Васко... я же в Орлист еду. Зачем тебе туда?
Тот плавно развёл руками:
- Ничего не поделаешь, знать, судьба у меня такая. Иль забыл, что мне в детстве нагадали? Счастье моё не тут живёт, ехать за ним через леса да реки. Оттого и на здешних девушек не смотрю, знаю: невеста моя - в дальней дали.
Вот как отказать самому лучшему другу? А не откажи - придётся отвечать в дороге ещё за одну жизнь, даром что Васко чуть не с малолетства ножом да кнутом владеет...
- Васко, пойми, я ведь не потехи ради еду, - попробовал урезонить он друга. И, чтобы не выдать тайну, перешел на гайнанский. - Мне, говорят, Путь выпал. Когда домой вернусь, и вернусь ли - один Альзим ведает!
- Я твоему Пути мешать не стану, - отвечал упрямый Васко, тоже по-гайнански, - но и моей дороге препоны не ставь. Чует моё сердце: там, куда ты едешь, и моя судьба дожидается. Я тебя старше, и род мой древнее, так что не тебе указывать, не в обиду будь сказано.
Гарвел понял, что упрямца не переспорить, и плюнул в сердцах.
"Да чего я тут всех уговариваю, бэнгов хвост?! - разозлился он, - Хочет приключений на свою голову - ну и пусть едет, не маленький небось!"
И сухо проговорил, взяв под уздцы Марко и Алмаза:
- Коли так, поступай как знаешь!
Теперь он сел верхом на Алмаза, желая приучить коня к себе; жеребец был выезжен и хорошо слушался поводьев, однако косил глазом и прял ушами, не вполне доверяя новому хозяину. Гнедой Марко пошёл в поводу, помахивая чёрным хвостом.
Справа пристроился Поль на своём Рыжем, сзади, чуть промедлив, зацокали копыта Каурого: видно, Васко напоследок ещё поклонился храму.
***
По соколанским улицам проехали медленным шагом: недавним указом герцога Насинте запрещалось разбивать мостовую быстрой ездой. Нарушителей ловила стража и либо сдирала либо кожу кнутами - у кого попроще, либо отбирала кошель с деньгами - у кого побогаче. Продолжать носиться сломя голову могли себе позволить разве сыновья самого герцога.
Зато за городом под копыта коней стелилась широкая ровная дорога, и синее небо над головой с лёгкими перистыми облаками пьянило душу не хуже забористого вина.
Забылась недавняя обида, причиненная словами Васко, захотелось полететь или хотя бы отвести сердце песней.
Гарвел вынул из чехла гитару и стал подтягивать струны. Поймал на себе два разных взгляда: слегка удивлённый - Поля и спокойно-понимающий - Васко, - и улыбнулся обоим.
А потом тронул струны гитары - и песня рванулась в небо, словно выпущенная на волю птица:
- От родного порога вдаль
Еду я позабыв печаль.
А дорога зовёт с собой,
Может, станет моей судьбой.
Ах, гайнанская кровь моя!
Не гайнанин ведь с виду я,
Но, как предки, оставив дом,
Жажду счастья в краю чужом!
Мир большой предо мной открыт,
В неизвестность мой путь лежит,
И невольно находит грусть:
Вдруг домой я не вернусь?
О, прощай же, мой дом, прости!
Вдаль ведёт меня Зов Пути!
Там, где гаснет светило дня,
Там судьба моя ждёт меня!
Что же ждёт меня там, вдали,
В стороне от родной земли?
Испытанья иль счастья свет?
Ни к чему мне знать ответ!
Зов Пути, властный Зов Пути!
Я готов за тобой идти -
На край света куда-нибудь,
Ведь не я выбираю путь!
Я однажды вернусь домой,
Хоть не будет мой путь прямой.
Всё, что нужно, в пути свершу -
И домой я поспешу!
О, дорога, веди вперёд,
В край, куда меня Путь зовёт!
Я готов испытанья пройти,
Чтобы счастье своё найти!
- Вот голос дан человеку! - проворчал Поль, - И почему одним - всё, а другим ничего? - пожаловался он. - Отчего я не могу бренчать на гитаре или лютне и мелодично орать, зарабатывая этим на хлеб?
- Это оттого, что ты не гайнанин, - снисходительно пояснил Васко. - Наши все поют и играют чуть ли не с рождения: таким даром наградила нас Праматерь Гайэна.