Игры в сильную историческую личность, очевидно, доставляли ему тщательно скрываемое удовольствие. Он бы никогда не признал этого вслух. Пожалуй, даже вызвал бы наглеца на дуэль, открыто красуясь безрассудством и верностью идеалам! Но костюмчик! Жесты! Еще бы круглые очки, и - "Лева Троцкий".
Немой стоял в стороне, ближе к кустам, аккуратно, не привлекая внимания окружающих, жуя свежий хлеб. Отрывая небольшие хрустящие куски почти незаметно там внизу, в пакете. И наблюдал.
Развлечение. От скуки.
--------------------------------
Центр Питера - не слишком "зрелищное" место. Архитектура, колонны, пилястры, атланты, каналы ... Все это хорошо.
Это красиво и уместно, когда гуляешь чинно, благородно, в костюмчике и галстуке, ассоциируя себя с высокородной публикой, жуирующей у парадных Невского. От кафе к музею. От Кировского театра - к пушкам Заячьего острова или к Авроре, - в промежутках между экскурсиями по дворцам и фонтанам, но ... Два дня, три дня ... Потом хочется чего-то большего, чем провинциальные счастливые сопричастностью глаза:
"Я и цивилизация" - "Я и солнышко на ладони".
Забавно. Нелепо. Простительно ... - вот и высокомерие полезло.
Питер - "Музей выходного дня". Сюда нужно или приезжать на выходные или здесь жить вечно.
Вечно ... Подходящее слово.
Вечный туман вечных набережных в вечном тусклом желтоватом свете вечных фонарей. Среди полной пустоты полусумрачных улиц, по которым бредешь, единственный живой, не ведая ни времен ни направлений. Заглядывая за угол тишины и сворачивая в неведомое только потому, что ...
Потому.
Эхо мостовых затухает в тумане.
--------------------------------
Он вошел в летний пролом калитки, в заброшенный, заросший густой травой деревенский двор и собаки повернулись к нему. Три огромных лохматых черно-серых, пятнистых пса. В железных намордниках.
Они кому-то служили.
Двор, заваленный ломаными жердями, торчащими из зеленого бурьяна, пробитыми цинковыми ржавыми ведрами, тряпками, лежащими на огромных кучах там, куда положила их мимоходом небрежная рука мрачных хозяев ... Он не видел людей, только их спины в потрепанной, серой деревенской одежде, уходящие в заросли впереди псов.
Собаки остались.
Рыча, кинулись они ему под ноги и сразу влево вокруг - за спину. Он повернулся. Они продолжали заходить сзади. Неуклонно. Держа круг в пару коротких шагов. Он еле успевал поворачиваться. Наконец, он успел. И они тут же стали перед ним, чуть присев на задних лапах, всегда привычно готовые к броску. Рыча сквозь густую косматую шерсть на мордах. Это их жизнь. Ничего личного.
"Хорошо, что намордники".
Он вспомнил и попробовал поднять правую руку, сжимая кулак и направив большой палец к земле. Рычание сразу усилилось и они почти рванулись к ней. Не нравится. Очень не нравится.
Он в страхе почти опустил руку, пряча от клыков, и тут же начал поднимать ее снова. Почему-то он знал - это единственное. Рык почти перешел в бешенство и порыв к движению вдоль земли, но смолк, - он в отчаянии все же поднял ладонь над их головами, до последнего боясь желтых зубов.
Он держал ладонь раскрытой книзу. Высоко над страшными мордами в железных намордниках. И они, чуть отступив, ровно на шаг, смирившись с его силой, с неискоренимой природой злобой смотрели ему в глаза, ожидая приказа ...
Он сделал.
Его взгляд жег внутренней неумолимостью. Ему нет преград. Смерти нет. Он заставит умереть каждого, кто не выполнит! Псы знали.
Он запомнил это состояние.
Куриная лапка над головой взмахнула вверх, исчезая в тени потолка бабушкиного дома.
--------------------------------
Немой встряхнул головой и посмотрел на солнечную площадку Марсова поля. "Троцкий" почти закончил победоносную речь, ударив несколько раз в небо сжатым в рот-фронт кулаком. Народ начал уставать.
Вечный бой - это всегда утомительно, скушно. Крайние начинали растекаться.