Ничто уже не напоминало о былом убранстве этой квартиры. Стекло в больших старинных часах с маятником было разбито, и осколки его так и лежали внутри неубранными уже бог знает сколько. Долго. Судя по слою пыли. Часы, естественно, не шли. Механизм проржавел. Стрелки застыли, показывая четыре минуты девятого. Где-то, то ли на кухне, то ли в ванной, капала из крана вода. Кровать, стоявшая в углу, скрипела при каждом движении. Её металлические спинки когда-то давно были покрашены в белый цвет, а сейчас краска облупилась и позволила стали проржаветь, что придавало всей конструкции вид зуба, штурмуемого кариесом. Постельное бельё, видимо, тоже когда-то было белым, но сейчас гамму дополняли оттенки серого, жёлтого и даже красного.
В постели, содрогаясь, лежала девушка. Бледная. Она плакала, стонала, свернувшись калачиком и обняв свои худенькие ножки, терзала ногтями предплечья. Трепещущий комок живой плоти. Вены на руках я разглядеть не мог, но знал - это ломка.
Я сел. Она почувствовала, что рядом кто-то есть, и испуганно метнулась, но я успел ухватить её руки и привлечь к себе.
- Тише. Тише, Маша. Это я, - но она уже узнала и только больше заплакала.
- Лёша, Лёшенька, милый! Ты принёс? - она стала показывать на вену на своей руке, и я увидел дорожку следов от уколов. - Дай мне! Дай! Лёшенька! Пожалуйста!
Я стал гладить её по голове, как бы расчёсывая длинные вьющиеся локоны. Я говорил бестолковые слова утешения, а она всё молила о дозе и, прощупав карманы, из нагрудного достала то, чего так вожделела. Я в сотый раз не смог ей отказать.
Больно смотреть, что делает с людьми дрянь. Каждый раз, отдав дозу, я отворачивался, а чаще сразу уходил.
Больно смотреть, что делает с людьми дрянь. В её лице ещё оставались черты той беззаботной и чистой девочки, которая провожала меня в армию. Время меняет человека. Время на игле меняет его ещё больше.
В том, что она сидит на игле, виновны только я и она. Уходя в армию, я сказал ей: "Я не люблю тебя. Не жди..." Глупая девчушка. Она не смогла самостоятельно пережить это. И в этом ей помог героин. Если бы я только знал, что всё будет так. Если бы я только знал. Тогда на вокзале, я поступил бы совсем иначе.
Виноваты только я и она. Наша вина натянута между нами толстой медной проволокой, по которой идёт ток.
- Ну, что ты так заморачиваешься, мужик? - спросил Андрей.
Андрей - мой лучший друг, прошедший со мной первую чеченскую кампанию. Окружение в Грозном. Ничто не единит людей так, как война, пройденная плечо в плечо.
- Ты рассуждаешь, как старик - слишком мудро и здраво, - Андрей налил по второй. - Мудрость не должна мешать молодости.
Вдвоём с ним мы сидели у меня дома на кухне, пили беленькую. Поздний вечер. Осенний моросящий дождь тихо плачет, роняя мелкие слёзы на жестяной карниз. Поплачет - перестанет. Снова плачет. Последние листья на ветвях деревьев. Темно. И уже не различить их цвета. За домами не видно заката. Жаль. Он особо красив в эту пору. А солнце неумолимо. Уходит. И уже кому-то другому светит.
У меня своё солнце - Света. В больнице, на сохранении. Сказала, будет девочка. Ну, что ж. Это тоже хорошо.
И мир незыблем, нерушим. Света, дочка, Андрюха, звяканье стопок, кухня, освещённая жёлтым электрическим светом, а завтра снова на работу. А после... Маша.
- При чём тут мудрость? Её молодость испорчена по-глупости, - парировал я.
- Да, забей ты!!! Она - дура, ты тут при чём?! Просто не ходи больше к ней и всё. У тебя есть Света. За непричастность! - звякнули, выпили.
- Не могу. Это и моя вина.
- Ууу, бля, ты тут причём? Ну, подсела она на герыч, так ты в это время вообще в учебке был, портянки мотать учился!
- Ладно, бестолку всё. Я тоже виноват и точка. Ты лучше выход из положения подскажи.
- А я тебе уже сказал - забей.
- Не могу.
- Упёртый. За твёрдость! - звякнули, выпили.
А завтра утро. Работа. Работа. Работа. Маша. Дом. Семья. Друзья. И так каждый день. Всё укладывается в моей голове. Кроме, Маши. Так быть не должно. Этого не должно было случиться, а если уж случилось, то должно как-то закончиться. Скоро из больницы вернётся Света, и я уже не смогу придумывать причины своих задержек после работы. Хотя раньше выкручивался и теперь выкручусь, но зачем?
Статус кво слишком шаток. Достаточно допустить одну оплошность и мир вокруг придёт в движение, начнутся необратимые изменения, а мне нужен покой. Покой и стабильность. Но наркомания неизлечима. Если бы дать Маше второй шанс. Ей. И мне. Второй шанс, которого у нас нет, но может быть.
Часы всё ещё на четырёх минутах девятого. Вода из крана не капает. Отключили, видимо.
- Привет! Ты принёс?! - она встала с кровати мне навстречу. - Я думала ты уже сегодня не придёшь.
- Пришёл же, - улыбнулся я. Я обнял её и прижал к себе. Не разрывая объятий, мы сели. Я вновь, как и всегда, стал гладить её волосы. Она легла, положив голову мне на колени.
- Если бы у тебя появился шанс прожить свою жизнь иначе, ты воспользовалась бы им? - спросил я, вглядываясь в её лицо.
- Всю жизнь с начала?
- Да, - я положил правую руку ей на шею, я был почти уверен в ответе. - Всю жизнь с начала.
- Да, - она печально посмотрела куда-то мимо меня. - Конечно.
- Прости, - сказал я.
- И ты меня прости, - она смотрела мне в глаза, она уже догадалась.
- Прощай, - я медленно положил руку ладонью на её губы. Она что-то беззвучно сказала, и мне показалась, поцеловала мою руку. Я резко вывернул её лицо от себя. Шейные позвонки хрустнули. Она судорожно напряглась, затем обмякла. Я встал, уложил её головой на подушку.
- Прощай, - ещё раз сказал я. - Теперь ты свободна и я жду тебя.
Той же ночью моя жена родила. Девочку, как и обещала. Я предложил назвать её Машей. Света согласилась.