По Арбату неспешной, размеренной походкой шел человек. Было воскресное июньское утро и потому не стоило даже удивляться тому, что он никуда не торопился. Он шел беспечно улыбаясь и с интересом посматривая по сторонам, но особенно не присматриваясь ни к торговцам лубочной живописью и сувенирными матрешками, уже расставившим свои прилавки, ни к художникам, которые заняли свои позиции на этой старинной московской улице и поджидали клиентов.
Зато сам он вызывал пристальное внимание как со стороны женщин и девушек, так и со стороны господ противоположного пола. Он был очень высок ростом, не меньше двух метров пятнадцати сантиметров, широк в плечах и строен. Но куда большее внимание постоянных обитателей Арбата, особенно художников, привлекало его красивое, мужественное лицо с легким загаром и мягкой, доброй улыбкой и его длинные, пушистые и волнистые волосы, какого-то удивительно красивого цвета, - янтарно-русые, с золотистым отливом. Да и одет он был очень импозантно, в белоснежный элегантный костюм-тройку с белой же атласной рубахой и шелковым шейным платком янтарного цвета с золотистыми узорами.
В руках он не нес ни сумки, ни барсетки, ни даже какого-либо полиэтиленового пакета, из чего торговцы сразу делали вывод, что это не их клиент. Зато многие отмечали то, что этот парень, видимо, не бедствует, что они сразу же поняли как по его дорогому элегантному наряду, так и по массивному старинному перстню красного золота с большим синим камнем, похожим на лазурит. Девушки, глядя на него, только вздыхали и смущенно розовели, когда он смотрел на них своими добрыми, лучистыми, серо-голубыми глазами и мило улыбался.
Свое внимание этот человек обратил только на двух старушек, которым он, со странно вежливым полупоклоном, подал милостыню, вложив им прямо в руки несколько сложенных в четверо купюр, да, еще на девочку лет десяти, игравшую на дудочке под фонарем. Возле неё он постоял минут десять, слушая, как она играет на этом незамысловатом музыкальном инструменте и, немного поаплодировав ей, также положил в её шляпку несколько купюр и, мягко улыбнувшись, пошел дальше, в сторону станции метро "Смоленская".
Там он свернул на Садовое кольцо, прошел по нему несколько десятков метров и, словно бы растворился в толпе людей, стоящих на остановке троллейбуса. В троллейбус этот человек не входил, это точно, но и нигде на улице его уже не было видно. Как такое могло получиться, в Москве знало несколько десятков людей, но они вряд ли бы стали рассказывать об этом умение Защитника Мироздания, - Создателя Алекса. Да, об этом и некому было расспрашивать, так как те люди, которые его только что видели, уже через несколько минут напрочь забыли о том, что этот высокий человек только что проходил по Арбату.
Правда, те две старушки, которым он подал милостыню, вдруг, почувствовали себя если не совершенно здоровыми, в старости такого просто не бывает, то совсем не так, как несколькими часами раньше. То, что одну из них перестал мучить артрит, а из груди второй ушла постоянная, несильная, но ноющая боль, было совершеннейшими пустяками по сравнению с тем, что у них на душе вдруг стало как-то легко и светло, совсем как в детстве. Да, и в руках у себя они вдруг обнаружили такую большую сумму денег, что их вполне могло хватить года на два, а то и все три нормальной жизни.
Девочка, которая играла на дудочке, тоже была очень удивлена тому, что в её соломенной шляпке, вдруг, появились под листком, вырванном из тетради, сразу две пачки стодолларовых купюр. Это заставило её немедленно прекратить свой утренний концерт и вернуться домой, чтобы обрадовать папу и маму. Но еще больше она удивилась тогда, когда, прибежав домой с этой совершенно невероятной находкой, вдруг, обнаружила своего отца веселым и совершенно здоровым, хотя врачи и говорили им о том, что ему осталось жить всего несколько месяцев и что делать операцию уже слишком поздно.
Тем временем Защитник Мироздания уже шел по Карловой улице в Праге и там тоже удивлялись тому, откуда взялся этот красавец и почему они никогда не видели его раньше. И в этом городе Создатель Алекс пришел на помощь не всем людям, а только нескольким, самым изверившимся и особенно нуждавшимся в его помощи и поддержке. Такова уж была его обычная практика, каждое воскресенье посещать пять-шесть городов и тихо, незаметно, помогать кому-либо и мало кто из его помощников знал о том, что такие выходы из невидимого дворца, стоящего чуть ли не в самом центре Москвы, больно ранят его сердце.
В его силах было накормить всех голодных и дать кров всем бездомным, в долю секунды уничтожить все оружие и все наркотики, развеять по ветру все танки, военные корабли и боевые самолеты, но ему не было дано заставить людей стать добрее друг к другу и научить их любить друг друга, как не смог этого сделать когда-то Создатель Иисус Христос. Тут был бессилен даже сам Господь Бог и возьмись Создатель Алекс творить добро насильно, загонять людей в счастье помимо их желания, то, скорее всего, тем самым он погубил бы всю Вселенную, которую создал великий Создатель Яхве.
Вот потому-то и выходил он каждое воскресенье из своего невидимого дворца и делал самый минимум добрых дел, но и после этого сердце Защитника Мироздания тревожно билось и рвалось из груди, а его голову сжимало стальным обручем, так как он нарушал главную заповедь всех Создателей, - не творить чудес в обычном мире после того, как человечество вышло из младенческого возраста. Нет, кое-какие чудеса были вполне доступны для Создателя Алекса, но только такие, которым придавался вид естественного хода жизни.
Так, благодаря ему, ученые уже вышли на финишную прямую в области изучения генома человека и даже получили первый сигнал о том, что скорость света вовсе не является конечной в их Вселенной. Это были первые шаги к тому, чтобы создать астральную Вселенную, вплотную примыкающую к высшей силе, но вскоре должны были последовать и другие, но только после того, как в людях прорастет новая вера уже не в доброго боженьку на небесах, а вера в себя и в то, что все они должны прийти к Богу не как нахлебники, а как Демиурги.
Именно это, привести к Богу всех разумных существ во Вселенной, и было главной задачей двух Защитников Мироздания, которым выпала самая трудная работа, каким-то образом заставить людей понять свое предназначение. А эта задача была просто непосильной трудности, ведь даже Создатель Яхве поняв, какой груз он взвалил на двух молодых еще мужчин, которые ни в малейшей степени не были к этому готовы, призадумался, да только уже ничем не мог помочь им.
Однако, к полной его радости ни Создатель Ольгерд, ни Создатель Алекс ни в коей мере не считали себя обиженными и даже наоборот, сами успокаивали его. К тому же они считали, что та великолепная команда, состоящая из лучших умов Земли, которую дал им сам Господь, способна справиться и не с такими трудностями. Правда, при этом они вовсе не отказывали себе в удовольствии позлословить на его счет и частенько называли бракоделом, хотя и в шутку. Да, и Создатель Вельзевул, который был теперь точно в таком же положении, что и оба Защитника Мироздания, тоже не очень-то стеснялся в выражениях, когда речь заходила о делах мироздания.
Впрочем, это не очень-то портило настроение Создателю Яхве, так как у него всегда находился в руках какой-нибудь козырь. Порой, он, напустив на себя важный вид, покрикивал на сопляков, взявшихся критиковать его, а то и просто смеялся над их критическими высказываниями в свой адрес. В любом случае они все равно оставались друзьями и часто созванивались друг с другом, а вскоре к ним должны были присоединиться еще два Создателя - Люцифер и Великий Маниту, которые уже были полостью готовы выйти в полный нуль.
Думая о своем последнем разговоре с Маниту, Алекс покинул ночную улицу Токио и, пройдя через магическое зеркало, вернулся в Москву. Сегодня Господь миловал его и голова у него болела не так сильно, как обычно, хотя в шести городах Земли он принес избавление от мук и тревог двадцати трем жителям планеты. Это был для него своеобразный рекорд. Вообще-то таких людей было тридцать два, но девять других в счет не шли, так как он просто перенес их в Парадиз Ланд за мгновение до смерти, которая должна была наступить по самым разным причинам. Кто-то из них должен был стать жертвой убийства, кто-то умирал от неизлечимой болезни, но все они, так или иначе, мечтали о новой жизни и были людьми весьма незаурядными.
Ну, это он даже не считал сколько-нибудь серьезной работой, ведь то же самое делали буквально все его помощники и с куда большим старанием, ежедневно отправляя в Парадиз по несколько сотен людей. Возможно, что Алекс даже помешал кому-либо из них, нагло утащив кого-то из-под носа одного из Верховных магов. Впрочем, это его мало заботило, ведь он всегда включал над собой магический маячок и все, кто этого хотел, могли в любую секунду узнать где именно он находится, так что ему не в чем было оправдываться перед теми разгильдяями, которые не смотрели по сторонам.
Войдя в огромный, беломраморный холл своего дворца, который использовался на Земле в качестве своеобразного центрального вокзала, он огляделся по сторонам. Было семь часов вечера и народа в холле собралось немного. Из Парадиз Ланда прибыли на экскурсию десятка три магов-учеников, которые смотрели на него с открытыми от удивления ртами, да, еще какой-то громадный древний иудей прибыл из парадизского Вифлеема и теперь с задумчивым видом сидел на мраморной скамейке у большого фонтана.
Маги-ученики постеснялись к нему подходить, зато иудей, вырядившийся в черный длинный сюртук и отрастивший себе длиннейшую черную бороду и пейсы, тотчас вскочил со скамейки и бросился к нему. Кажется, это был Самсон. Алекс широко улыбнулся, хотя более всего ему сейчас хотелось забраться в магическую купель, и сам пошел навстречу к гостю. Положение обязывало и он никогда не отказывался от общения с обитателями Парадиз Ланда, тем более с такими.
К молодежи тотчас вышел из магического зеркала Аркадий Борисыч и зычным командирским голосом велел магам строем следовать за ним на инструктаж. Все-таки с молодыми магами было куда меньше хлопот, чем с такими типами, как Самсон. Они, по крайней мере, строго соблюдали все инструкции, а вот стариков вечно тянуло на воспоминания. Дружелюбно обняв Самсона, он тотчас вставил ему шпильку:
- Сэм, старина, какого черта ты вырядился в хасида? Не лучше ли тебе будет предстать перед своими потомками молодым и красивым парнем, чем таким старым хрычом?
Самсон тут же стал оправдываться:
- Мастер, но я ведь собрался в Иерусалим и мне будет как-то неловко подойти к Стене плача простым туристом...
- Господи, да, на кой черт тебе сдалась эта стена, Сэмми? У тебя что, других интересов нет в Земле обетованной? - Продолжал наезжать на него Алекс - В Израиле и без тебя хасидов, что нерезаных собак. Тебе-то ведь не надо корчить из себя праведника, чтобы попасть в Рай. Да, вот еще что, если я снова узнаю о том, что кто-то из ваших начал вновь проповедовать, то, ребята, пеняйте на себя, я вам точно дорогу перекрою.
Самсон с тяжким вздохом немедленно превратил свой черный сюртук в легкую белую тенниску с сумкой через плечо и фотоаппаратом, суконные штаны в джинсы, а старомодные тяжелые башмаки в элегантные ковбойские сапожки. Как только он снял с головы черную шляпу, прическа его тотчас изменилась, пейсы и борода исчезли, а на голове немедленно появилась кипа. Робко улыбнувшись, он спросил:
- Так пойдет, мастер?
- Ну, вот, совсем другое дело, Самсон. - Радостным голосом ответил ему Создатель Алекс - Теперь тебя не страшно пускать не то что к Стене плача, а даже в какую-нибудь синагогу. Вот только зачем тебе направляться прямиком в Иерусалим, давай-ка заскочи, сначала, куда-нибудь в Штаты или в Европу и уже оттуда лети на свою историческую родину самолетом, как самый обычные еврей. Честное слово, так будет гораздо лучше, а то, не дай Бог, еще привлечешь к себе внимание этих въедливых деятелей из Моссада.
Самсон весело рассмеялся. Ему, похоже, понравилась эта шутка и он громко пробасил:
- Ну, уж нет, я ведь не такой дурак, как Понтий. Это только он мог начать цапаться с полицией уже прямо в аэропорту, так что ты не волнуйся за меня, Алекс, у меня ведь и паспорт-то канадский. Теперь я сначала намерен двинуть в Монреаль, а потом уж полечу самолетом в Израиль.
Видно все-таки голова у Создателя Алекса болела очень сильно, так как он не уловил ни единой мысли древнего библейского героя, а лишь почувствовал волну дружеского участия, душевного тепла и сострадания к его боли, исходящую от Самсона и направленную в его адрес. Благодарно взглянув на него, он негромко сказал:
- Самсон, может зайдешь в гости? Посидим, поболтаем, по стаканчику, другому тяпнем...
- О, спасибо за приглашение, Создатель Алекс, но, прошу прощения у меня уже есть планы на этот вечер. Хотя, признаюсь честно, я специально поджидал тебя в этом зале с трех часов по полудни...
Самсон тотчас принялся рыться в своей сумке, а Алекс подумал о том, какие же они все-таки милые, все эти древние старики. Даже к Понтию Пилату, из-за вредности и болтливости которого ему пришлось напустить на полицию Тель-Авива чуть ли не два десятка своих помощников-магов, он относился очень тепло. Во всяком случае в его дворце прокуратор Иудеи провел куда больше времени, чем в Италии или Израиле. С улыбкой глядя на то, как Самсон ищет что-то в своей сумке, он терпеливо стоял и ждал, когда тот достанет свой сувенир. Однако, древний иудей достал из сумки отнюдь не какую-то безделушку, а маленькую, круглую золотую фляжку и, протягивая её Защитнику Мироздания, радостно заулыбался и сказал:
- Вот, нашел-таки, а то я уже испугался, не потерял ли я этот священный сосуд. - Уже более серьезным и наставительным тоном он добавил - Создатель Алекс, это тебе подарок от жителей Вифлеема. Узнав о том, как тяжело тебе дается в Зазеркалье целительство и всякие другие добрые дела, после которых ты испытываешь мучительные боли, мы собрались все вместе и, молясь за тебя, сотворили этот магический золотой сосуд. Стоит тебе испить из него, как твоя боль тотчас покинет тебя и ты почувствуешь себя значительно лучше...
- Ага, как же, и её тотчас почувствуют все жители Вифлеема. - Сердито перебил его Алекс - Нет, Самсон, спасибо, мне такой анальгин даром не нужен. К тому же и голова у меня болит не так уж и сильно. Ничего, потерплю как-нибудь.
Но Самсон был неумолим. Настойчиво вкладывая фляжку в руку Алекса, он принялся втолковывать ему:
- Нет, ты обязательно должен принять от нас этот дар, Создатель. У нашего народа давние отношения с Богом и мы, как никто лучше, находим с ним общий язык. К тому же твоя боль будет разделена не только между жителями Вифлеема, ведь к нам присоединились очень многие люди, живущие в Парадиз Ланде, а потому она не будет столь уж мучительна для всех нас. И не упрямься ты, пожалуйста, словно неразумный отрок. Так надо. Пойми, Создатель Алекс, это действительно наше общее решение, а я лишь взялся убедить тебя в том, что ты не должен отказываться от нашего дара.
По Самсону было видно, что он теперь так просто от него не отстанет и Алексу уже ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть головой и сказать:
- Хорошо-хорошо, Самсон, я согласен. - В доказательство своих слов он даже открыл крышечку и сделал небольшой глоток напитка, похожего по вкусу на церковный кагор.
Странно, но даже этого небольшого глотка вполне хватило, чтобы тупая, ноющая боль в висках мгновенно отступила, а сознание прояснилось настолько, что он теперь чувствовал чуть ли не всех людей на планете. Удивленно вскинув брови, он снова кивнул головой и воскликнул:
- Черт, а ведь, правда, действует!
Самсон заулыбался еще шире и, вдруг, обратился к нему с совершенно неожиданным вопросом:
- Создатель Алекс, я как-то раз слышал от ангела Уриэля, что ты ищешь человека для очень важной и ответственной работы? Скажи, я не смогу тебе пригодиться? Все-таки у меня большой жизненный опыт и у меня не дрогнет рука, чтобы вышибить черную душу из какого-нибудь негодяя.
Защитник Мироздания, вежливо склонив голову, тотчас сотворил магическое заклинание, окутавшее древнего иудея золотистым облачком и принялся внимательно вглядываться в него. Магические формулы сразу же открыли ему все глубины души этого человека и он был вынужден констатировать тот факт, что это была скорее душа доброго библейского ангелочка, нежели яростного и безжалостного, в своем праведном гневе, охотника за черными душами. Поэтому Алекс развел руками и с виноватой улыбкой сказал старому иудею, переколотившему в молодости невесть сколько врагов:
- Увы, Самсон, на ты совсем не подходишь для этой работы. Скорее уж тебе открыта прямая дорога в наши ученики.
- О, нет! Только не это! - Нетерпеливо перебил его древний иудейский воин - Извини, но лично меня совершенно не привлекает должность Создателя. С куда большим удовольствием я войду в астральный мир, чем стану вытирать чьи-то сопли и трястись над каждым своим творением.
Защитник Мироздания улыбнулся и, взяв Самсона под руку, попытался подвести его к магическому зеркалу. Однако, тот внезапно заупрямился и, ловко вывернувшись, сказал:
- Прости меня, мастер Алекс, но моя миссия полностью окончена и я теперь могу заняться своими собственными делами. А на счет того, что у кого-то в Парадиз Ланде, вдруг, начнет болеть голова или еще что-нибудь, ты не волнуйся. Куда чаще она у этих бездельников болит с похмелья и все они считают для себя честью хоть немного разделить с тобой боль и ответственность за все то, что ты делаешь. Будешь в Парадизе, заходи в гости, двери моего дома открыты для тебя в любое время и для меня не будет большего счастья, чем принять тебя.
Самсон крепко пожал руку Алексу и направился к ближайшему магическому зеркалу. Поражаясь тому, как легко у него было на сердце и своему прекрасному самочувствию, Защитник Мироздания с улыбкой посмотрел вслед этому здоровенному черноволосому парню и немедленно перенесся в свои покои. Там он все-таки принял магические водные процедуры, которые окончательно привели его в полный порядок.
Хотя жители Вифлеема сделали свой подарок от всего сердца, ему не очень-то нравилось выглядеть в их глазах слабаком, но тут уже ничего нельзя было поделать. Сам он переносил эту боль, посылаемую ему Господом Богом, как предупреждение о том, что он вновь лезет не в свое дело, стоически и лишь однажды рассказал об этом Айрис. Как об этом узнали все остальные обитатели он даже не догадывался. Скорее всего, об этом узнал сначала Конрад, а уж потом пошло поехало.
Правда, здесь не следовало исключать и второго Защитника Мироздания, тот тоже был парень себе на уме и вполне мог специально разнести по своим владениям весть о том, что его друг, Создатель Алекс, постоянно стремится творить добро напрямую, но испытывает потом тяжкие муки. Для него эта история вполне могла послужить в качестве некоего инструмента, с помощью которого он решил привить некоторую толику уважения к Защитникам Мироздания и хоть какое-то сострадание к их нелегкой судьбе.
Если так, то это была грубая, топорная работа, но она привела к отличному результату. Теперь уже он сам должен был принимать окончательное решение, делить свою боль между тысячами людей в Парадиз Ланде или нет. Для него, собственно, и так все было ясно, тут двух мнений быть даже не могло и он более не собирался пользоваться золотой фляжкой, хотя и не был намерен отказываться от своей благотворительной деятельности. И то, и другое ему было очень важно.
С того момента, как его друг Олег вернулся из Парадиз Ланда Защитником Мироздания, прошло уже полтора года. За это время турецкая строительная фирма только и сделала то, что укутала бывший дворец князя Головина зеленой паутиной защитной сетки, повешенной поверх лесов. Поэтому никто не обращал внимания ни на это здание, ни на то, что творилось вокруг него. Того же, что происходило внутри, не мог видеть никто из смертных.
За полтора года по всей Земле было создано уже несколько десятков тысяч опорных пунктов, которые позволяли людям и магам спокойно и без лишних хлопот перемещаться с одного континента на другой, передвигаться из страны в страну и из города в город. Это было очень удобно. Вместе с тем у Парадиз Ланда на Земле имелось теперь уже более ста тысяч агентов, завербованных из числа людей. Так что с этой стороны все выглядело более, чем убедительно. Пожалуй, речь теперь уже шла о том, чтобы более не расширять этой сети.
Куда хуже, на взгляд Алекса, дело обстояло с практической работой в Зазеркалье, ведь помимо Земли только на двух, самых развитых планетах имелись посты наблюдения. Там работали две команды магов из Парадиза, но пока что не предпринимали никаких активных действий, а только собирали информацию о двух цивилизациях, находившихся на довольно высокой стадии развития. И на Рейтаре, и на Тристане уже вовсю царил и зверствовал рабовладельческий строй.
Несколько тысяч ангелов и магов Парадиза вместе с сотнями ученых с Земли вырабатывали теперь грандиозные планы, простертые в далекое будущее и Алекс не очень то вмешивался в их работу, хотя именно ему все они подчинялись. Ольгерд занимался только делами Парадиз Ланда и у него вполне хватало своих хлопот, но занимался он, в основном, благоустройством этого волшебного мира, да, еще, изредка, проводил всяческие воспитательные акции.
Вся эта неспешная возня не очень то нравилась второму Защитнику Мироздания, но он, пока что, не предпринимал никаких решительных шагов и не стремился форсировать события. То, что на Землю уже потянулись из Парадиза туристы, его вполне устраивало. Это держало в напряжении его многочисленных помощников, для которых главной директивой было только одно, - не высовываться. То, с какой ловкостью они разруливали конфликтные ситуации, случающиеся при этом, уже говорило о их профессионализме. Но Алексу хотелось большего, он уже мечтал о каких-то более решительных акциях, направленных против человеческой косности.
Какими они должны быть, он пока что не знал, но много думал об этом. Главное он для себя уже выяснил, такие акции должны были иметь вид спонтанных событий и никто не должен догадываться о том, что они кем-то спланированы. Иначе это не будет иметь должного эффекта. Алекс не знал еще какими должны быть эти акции, но уже был готов к тому, чтобы управлять ими со стороны. Тихо, практически незаметно и очень ловко.
Возможно, такие манипуляции могли бы быть подвержены чьему-либо осуждению, но как раз это было не важно. Куда важнее было бы то, если бы они давали конкретные результаты, которые можно было тщательно анализировать, чтобы в следующий раз достичь еще более выдающихся и важных результатов. Единственное, чего ему не хотелось делать, так это бездумно играть судьбами людей Земли и проводить над ними какие-то дикие и безжалостные эксперименты.
Про обитателей Парадиза он при этом не думал. С ними и так все было ясно и их собственными желаниями можно было даже пренебречь. В конце концов все они прекрасно знали что их ждет в самом ближайшем, разумеется по их мерке, будущем, а потому не должны противиться его воле хотя бы из-за того, что они были небожителями, а стало быть его помощниками. Вот тут-то, по мнению Алекса, и возникала коллизия, ведь если он станет объяснять каждому ангелу, магу или магическому существу в чем заключается его задача, они тотчас начнут играть некую роль и тут же наломают дров.
Тот же Яхве, по воле которого добрых пять тысяч лет готовилось вхождение в Парадиз Ланд человека из Зазеркалья, разыгрывая этот громадный спектакль с помощью магии самого высшего уровня, которая повелевала даже такими вещами, как мысль и движение души, никого не ставил об этом в известие и результат, в конечном итоге, был великолепен. И при этом никто не играл никакой роли и все как бы шло своим чередом, хотя и было предопределено им еще в глубокой древности. Именно такую методику и собирался взять на вооружение Алекс, а потому связался с Ольгердом и попросил того срочно прибыть в его дворец, чтобы обсудить кое-что.
Парадиз Ланд. Уллештерн, лесной поселок
Химмельдорф. Утро того же дня.
Лютеция еще раз внимательно осмотрела комнату своего сына и, убедившись в том, что она ничего не забыла, вышла из своего небольшого, аккуратного домика. Ей очень понравился и этот крохотный лесной поселок, в котором она прожила почти полтора года, и этот домик, который ей подарили жители Химмельдорфа, - гоблины, дриады, ундины, люди, несколько хохотушек-фей и две русалочки, мать и дочь.
Домик действительно был очень красив. Белый, двухэтажный, сложенный из гладко оструганных дубовых брусьев с кухней и столовой на первом этаже и двумя спаленками на втором, крытый деревянной черепицей, окрашенной в красивый ярко-голубой цвет. Обстановка в нем была простой и, в то же время, очень уютной. В этом домике, в котором Лютеции жилось так мирно и покойно, она выносила и родила чудесного младенца, которого сразу же полюбили все триста двадцать семь жителей этого тихого лесного поселка.
Все они считали её мальчика сыном какого-то златовласого ангела и даже не даже не догадывались о том, кто же является его отцом на самом деле. Лютецию часто спрашивали, как зовут того ангела, от которого она родила сына, но она только отшучивалась и лишь мечтала о том, чтобы никто не связал с ней и её сыном тот удивительный случай, когда на их поселок опустилось радужное, сверкающее облако. Уж она то прекрасно все поняла и весть о том, что в Золотом дворце произошло преображение двух Создателей не застала её врасплох.
Выйдя на зеленую, ярко освещенную солнцем лужайку, она тихонько засмеялась от радости, увидев, как синеволосая юная русалочка Рада играет с её сыном. Пожалуй, только одна Рада догадывалась о том, кто же на самом деле является отцом сына Лютеции и только потому, что эта девушка хранила об этом полное молчание, она согласилась взять русалочку с собой, чтобы отвезти девушку в Золотой дворец. Как и сама Лютеция русалочка упорно отвергала всех ухажеров и мечтала. Впрочем, о чем мечтала эта миниатюрная красавица не знал никто кроме неё самой.
Русалочка, как и Лютеция, уже была готова к полету. Она была одета в красный, суконный комбинезон, утепленный волчьим мехом, в котором выглядела толстушкой. В точно такой же комбинезончик, только синий, был одет и ребенок молодой друинны, так не похожий на свою мать. Да, и крылатый друз, на котором эта молодая циркачка добралась до дремучих лесов Улленштерна, тоже был полностью готов к полету.
Огромный, светло-зеленый, с желтым брюхом птеродактиль сидел на своем высоком насесте уже оседланный, с вьюком на спине и, пощелкивая длинной и зубастой, как у каймана, пастью, с нетерпением поглядывал на свою хозяйку такими же изумрудными, как и у друинны, глазами. Ему давным-давно надоел этот огромный лес, в котором он был вынужден жить. Эти перепончатокрылые летуны любили жить на скалах вблизи морей или больших озер, но были вынуждены подчиняться желаниям своих наездников.
Гелиосу грех было жаловаться на свою хозяйку. Ведь у него был не только высокий насест с большой конурой с кормушкой, в которой никогда не иссякало свежее мясо, но и полная свобода действий. Этот гигант частенько улетал из Химмельдорфа и по две недели пропадал невесть где, но все равно был не очень-то доволен выбором своей хозяйки. Ему давно уже надоело жить вдали от своих товарищей и он, зная о том, сколько их кружит над Золотым дворцом, рвался в полет.
Взяв сына на руки, Лютеция пошла к насесту, на ходу надевая на палец Кольцо Творения, которое она еще никому не показывала. С жителями Химмельдорфа она попрощалась еще вчера и потому её никто не провожал, как она и просила их об этом. Русалочка Рада пришла к её домику, стоявшему немного особняком, на самом краю поселка, всего полчаса назад и она зашла в спальную сына только за тем, чтобы лишний раз убедиться в том, что она ничего не забыла.
Уже через каких-то десять минут быстрокрылый Гелиос летел на высоте добрых двенадцати километров, где было ощутимо прохладнее, чем внизу, и уверенно продолжал набирать высоту. Лютеция показывала своему золотоволосому сыну, которому она так еще и не дала имени, огромные владения его могущественного отца. Мальчик смотрел сверху вниз на бескрайние просторы Парадиз Ланда своими круглыми, ярко-голубыми глазёнками и, казалось, прекрасно понимал то, кем является его отец и кто он сам. Крепко прижимая к себе малыша, Лютеция тихо говорила ему на ухо:
- А когда ты вырастешь, мой мальчик, то ты тоже станешь Создателем и сотворишь тысячу таких же прекрасных миров как Парадиз Ланд, который охраняет от всех бед и невзгод твой отец, Создатель Ольгерд.
Только тогда, когда они поднялись на высоту двадцати пяти километров, молодая друинна показала своей синеокой подружке, что обладает знаниями Верховного мага и уже в следующее мгновение они сидели не в скрипучих кожаных седлах, а в мягких велюровых креслах, в закрытой и уютной гондоле. Их суконные комбинезоны на меху тотчас превратились в роскошные бальные платья и теперь им точно не придется стесняться нарядно одетых обитателей Золотого дворца.
К тому же и под Гелиосом появилась реактивная летающая платформа и он, треугольно сложив свои перепончатые крылья, понесся вперед с огромной скоростью. От Улленштерна до Золотого дворца было почти семь тысяч лиг полета, но теперь могучий друз, прекрасно управлявшийся с этой машиной, мог домчаться до него всего за каких-то пять часов. На юную русалочку это не произвело какого-то особого впечатления и она, глядя на Лютецию влюбленными глазами, воскликнула в восторге:
- Я всегда знала Лютечка, что ты подруга самого создателя Ольгерда! Я поняла это сразу же, как ты только прилетела к нам в Химмельдорф. Ах, как я мечтаю стать, как и ты, подругой Создателя Ольгерда. Я его так люблю, Лютечка, что во мне все так и дрожит, когда...
Русалочка, вдруг, осеклась и умолкла, так и не сказав своей подруге, что же заставляет её временами дрожать. Но молодая друинна и так слишком хорошо понимала её чувства, чтобы понять все остальное. Порой, при одной только мысли об Ольгерде на неё горячей волной накатывались воспоминания о его ласках и она уже ничего не могла с собой поделать, так страстно ей хотелось вновь обнять его.
Лютеция удивленно взглянула на свою подружку и её сердце тревожно екнуло - "Неужели все то, что я тогда узнала, действительно правда?" Вместе с тем в её душе шевельнулся черный червячок сомнения и горечи. У Создателя Ольгерда, любовницей которого она была всего несколько часов, уже было шесть подруг и уже только поэтому сама она даже не мечтала о том, чтобы стать его постоянной подругой.
Зато эта синеглазая красавица, которой только недавно исполнилось восемнадцать лет, уже успела по уши влюбиться в самого Защитника Мироздания и теперь мечтала стать его подругой. До этой минуты её желания были гораздо скромнее и она лишь говорила ей о том, что мечтает побывать в Золотом дворце Создателя. Да, это было, пожалуй, не очень скромно со стороны этой юной особы. Впрочем, вспоминая своего возлюбленного, она вовсе не думала, что это невозможно. Вот только как на это посмотрят другие подруги Создателя. Ласково улыбнувшись русалочке, она все-таки сказала ей веселым голосом:
- Ну, уж если ты действительно влюбилась в Ольгерда, Радочка, то, значит, так тому и быть. У него есть три сестрички-русалочки, будет теперь и синеокая подруга.
Понимая, что, скорее всего, она внушает этой юной девушке несбыточные надежды, Лютеция все-таки не стала отговаривать её и призывать спуститься с небес на землю. Уж коли ты догадалась о том, что одинокая друинна была его возлюбленной, которая родила ему сына, то теперь уже ничто не могло разубедить её в том, что она не вправе признаться Создателю в своей любви. Да и её короткое знакомство с остальными подругами Ольгерда говорило, что, скорее всего, они не отвергнут их обеих. Во всяком случае она на это надеялась.
Тем не менее, чем ближе они подлетали к Золотому дворцу, уже видневшемуся впереди яркой искоркой среди зеленых лесов, тем тревожнее у неё становилось на душе. Ведь она сделала все, что только было в её силах, чтобы скрыться от своего возлюбленного свою беременность и то только потому, что стала матерью его ребенка еще тогда, когда просто не могла ею быть. Что ни говори, а она поступила не совсем честно, когда с помощью магии сохранила в себе его семя и зачала спустя несколько дней после своего преображения, произошедшего на острове Избавления.
Тайком покинув своих друзей по их танцевальной группе, Лютеция, по сути, ограбила их, забрав Гелиоса себе, хотя это был друз Кассия, их руководителя. Ну, как раз перед ним она еще могла оправдаться, те более, что он был для неё чуть ли не отцом и взял её на воспитание после трагической гибели родителей. Уже то, что они, повинуясь магии Колец Творения невольно стали любовниками, хоть как-то извиняло девушку, а вот то, что она стала матерью не поставив об этом в известие Создателя Ольгерда, было, на её взгляд, большим проступком.
Хотя Лютеция и верила в свою счастливую звезду, ей все равно было страшно, ведь она даже пошла на то, что заблокировала свое Кольцо Творения, что, как ей казалось, было чуть ли не преступлением. Вообще-то, как маг, она была достаточно хорошо образована еще задолго до того, когда стала владелицей этого удивительного магического инструмента, ведь её родители были магами и будь у кого-нибудь из них Кольцо Творения, они были бы живы и сейчас.
С такими тяжелыми мыслями Лютеция, мать сына Создателя Ольгерда, который в тот памятный день был преображен в её чреве и потому родился не только Создателем, но и был от рождения неуязвим от всех имен Смерти, подлетала к огромному Золотому дворцу. Убрав в пятое измерение ревущую машину, секрет сотворения которой Лютеция постигла сама, Гелиос, летя по кругу, стал быстро снижаться. В небе было тесно от множества друзов, пегасов и ангелов и ему стоило больших трудов спуститься к самому дворцу и приземлиться возле огромного золотого портала.
К удовольствию Гелиоса, который терпеть не мог ходить по земле, на которой он был почти беспомощен, неподалеку от дворца было несколько десятков золотых насестов для таких огромных птеродактилей, каким он был. Спустившись по крылу своего друза на просторный помост, Лютеция велела ему ждать её возвращения и, прижимая к себе сына, пошла вместе с Радой к магической золотой летающей платформе. Спустя пару минут платформа остановилась возле самых дверей Золотого дворца и путь ей преградили два ангела. Один из них, огромного роста, с черными волосами и пронзительными синими глазами, вежливо, но строго, спросил их:
- Кто вы, милые красавицы, и почему решили войти в Золотой дворец через его парадный вход?
Лютеция обрадовалась, услышав эти слова. Выходит, она ничуть не ошиблась в выборе места для посадки. Улыбнувшись строгому ангелу, она тихо сказала:
- Мастер, это как раз именно те двери, через которые в Золотой дворец должен войти сын Создателя Ольгерда.
Несколько мгновений оба ангела молчали и внимательно рассматривали её сына, а их губы едва заметно шевелились, словно они произносили какие-то магические формулы. Однако, уже очень скоро их лица озарила радостная улыбка и они высоко вскинули и широко распахнули свои белоснежные крылья и их перья зашелестели, словно листья дуба при сильном ветре. Прижимая руки к груди, они слегка поклонились им и второй ангел торжественным голосом сказал:
- Мы приветствуем вас от всей души, леди. Как бы не было ваше имя, благословенная, вы мать этого златовласого младенца, а он истинный сын Создателя Ольгерда. Скажите, вы хотите чтобы мы объявили об этом всем, кто находится в Золотом замке или вы намерены сделать Создателю сюрприз?
Лютеция быстро закивала головой и сказала:
- О, это было бы чудесно, если бы я могла пройти к Создателю Ольгерду без лишнего шума.
Тот ангел, который обратился с вопросом к Лютеции первым, тут же добавил:
- Увы, но сейчас Создатель в Зазеркалье, правда, вы можете пройти в его покои и подождать его. Сегодня все его подруги, кажется, находятся там.
Не успела молодая друинна спросить ангелов, которые так по доброму встретили её, как ей найти покои Создателя в этом огромном, словно гора, дворце, ангел-великан добавил:
- Леди, чтобы вы не заблудились, встаньте вновь на летающую платформу и она сама доставит вас к покоям мастера Ольгерда. Иначе вы заблудитесь, или нам все-таки придется вызывать для вас провожатого, но тогда сюрприза у вас точно не получится, да, и вас просто одолеют расспросами всяческие бездельники, которыми кишат золотые чертоги.
Лютеция, которая была мало знакома с обычаями ангелов, так и не поняла, чем было вызвано их стремление не делать из её прибытия никакой шумихи. На самом же деле все объяснялось очень просто. Именно так в каждом замке встречали мать, принесшую в замок ангелов младенца, рожденного от какого-либо крылатого ловеласа, соблазнившего очаровательную небожительницу. По этой же самой причине оба ангела сразу же смогли определить истинную сущность младенца, который был так похож на ангельское дитя, ведь только ангелы владели этим древним магическим секретом.
Лютеция и Рада снова встали на магическую летающую платформу и она помчала их к магическому лифту, который в один миг поднялся на самый верх этого огромного дворца. Русалочка, которая до этого момента еще бодрилась, совсем поникла и загрустила. Лютеция сразу поняла причину её грусти и, прежде, чем сойти с золотой платформы уже перед самыми покоями Создателя, тихо шепнула ей:
- Радочка, поверь мне, в делах любви Ольгерд полностью подчиняется своим подругам и если ты действительно любишь его, то признайся в своей любви сначала им, а уж они-то все сами устроят.
Русалочка подняла на неё свои синие, как Камень Творения, глаза, которые были уже готовы вот-вот наполниться слезами и дрожащим голосом спросила свою подругу:
- Лютечка, ты думаешь они не прогонят меня прочь?
Лютеция улыбнулась своей хрупкой подружке и они вместе вышли из кабины магического лифта. Из другого лифта в этот же самый момент вышла еще одна русалочка, но уже куда более высокого роста и, как это ни странно, с коротко стриженными, словно у феи, волосами, одетая в потрепанные джинсы и коротенькую маечку, едва прикрывающую её груди. Молодой друинне лицо этой экстравагантной особы показалось знакомым, но не успела она сказать и слова, как та сама, вдруг, бросилась к ней и громко закричала:
- Лютеция, девочка моя, да, ты ли это? - Едва только взглянув на златовласого мальчика у неё на руках, она ахнула и прошептала - Господи, неужели это сыночек Ольгерда?
Боясь ошибиться, друинна спросила русалочку:
- Оленька, милая, разве мой сын действительно так похож на своего отца?
Но русалочка, вместо того, чтобы прямо ответить на её вопрос, немедленно сотворила магическое заклинание и они все четверо перенеслись в большой летний сад, в котором, почему-то, собрались все подруги Создателя Ольгерда. Засвистав, словно Соловей-разбойник, русалочка, похожая на озорного мальчишку, закричала еще громче и пронзительнее:
- Девчонки! Посмотрите кого я к вам привела! Это же ваша пропавшая Лютеция и она не одна. Она вернулась вместе с сыном нашего Ольгерда!
Тут началось такое, что Лютеция даже испугалась. На неё тотчас навалились со всех сторон радостно смеющиеся и кричащие что-то восторженное нагие или едва одетые подруги Ольгерда. Они чуть ли не силой отобрали у неё сына и стали обнимать и целовать его, подбрасывать вверх и тетешкать, всячески стараясь рассмешить малыша. Каждая из них стремилась приласкать её сына, прижать его к своей груди и у всех на глазах блестели слезы. Кончилось тем, что Нефертити, взяв мальчика на руки, властно прикрикнула на них и заставила, наконец, замолчать.
Её сын совсем не испугался. Нет, наоборот, от был совершенно спокоен, её маленькиё златовласый мальчик. Спокоен и совершенно серьезен. Малыш, словно понимал то, что все эти большие тети любят его и потому, видя ласковый взгляд своей матери, спокойно сидел на руках у Нефертити. Лютеция сделала шаг назад и тихо сказала дрогнувшим от волнения голосом:
- Ну, вот и все, благородные дамы. Я принесла своего сына в дом его отца и теперь могу уйти...
Вот тут-то и началась самая настоящая, совершенно невероятная для Лютеции, свистопляска. Громче всех на неё закричала крылатая воительница Виталия:
- Да, что ты такое говоришь, дуреха!
Ей вторила Сциния:
- Нет, Лютеция, ты точно чокнулась! Так мы тебе и позволили уйти от нас!
Да, и все остальные возгласы благородных дам были точно такими же по тону, то есть крайне возмущенные и громкие, ну, а по содержанию они были полны самых нелестных эпитетов и оценок её, совершенно недопустимого и предосудительного, поведения. Но все-таки, самым невероятным образом поступила белокурая фея Розалинда. Она просто повисла у молодой друинны на шее и, обхватив ногами за талию, стала покрывать её лицо поцелуями, приговаривая:
- Лютеция, миленькая, ты не представляешь себе, как долго мы тебя ждали. Ровно с того самого дня, когда само небо и Господь Бог дали нам знать о том, что ты где-то спряталась от нас с нашим сыночком. Миленькая, теперь ты будешь жить вместе с нами и мы тебя никуда не отпустим...
По бархатистым щекам Лютеции покатились слезы. Нефертити, с её сыном на руках, подошла к ней и, нежно обняв, тихонько шепнула на ухо счастливой друинне:
- Лютеция, золотце мое, мне, кажется, что ты привела к Ольгерду юную русалочку, которая влюблена в нашего повелителя? Скажи мне, как её зовут или ты хочешь сама объявить об этом нам, его подругам?
Немного подумав, Лютеция решила передоверить это дело Нефертити и так же тихо шепнула:
- Это Радочка, дочь Любавы и Тронхольма из Химмельдорфа, что в Уллештерне и она действительно призналась мне в том, что любит Ольгерда больше жизни.
Не успела Нефертити сказать и слова, как бойкая фея Розалинда розовой молнией метнулась к растерянной русалочке и, заключив её в свои крепкие объятья, тотчас оповестила всех своих подруг о прибавлении в их дружном семействе:
- Девчонки, теперь у нас в команде полный комплект. Это Радочка и она любит Ольгерда. Ну, а раз мы заимели для него еще и русалочку, то сегодня же сыграем нашу маленькую свадьбу! Правда, сначала мы устроим девичник.
Прижимаясь к русалочке всем телом, фея скороговоркой протараторила сложную магическую форму и её платье, с пышным кринолином, с громким шуршанием улетело прочь. Эта крохотная, по сравнению с рослой друинной, блондиночка была все-таки выше русалочки. Она, вдруг, обняла Раду совсем не как подружка и жадно приникла к её невинным губам страстным, опытным и чувственным поцелуем.
Поначалу русалочка пыталась как-то сопротивляться и даже оттолкнуть от себя фею, но вскоре её руки бессильно повисли, а белоснежное, стройное тело стало непроизвольно содрогаться. И, вот, настал момент, когда Рада, осознав что происходит, робко и несмело обняла свою соблазнительницу. Все остальные подруги смотрели на все это с откровенной завистью в глазах. Когда же фея, наконец, прервала свой долгий поцелуй, она обессилено прошептала:
- Господи, Радочка, любовь моя, как же ты хороша. - Немного придя в себя и оценивающе оглядев друинну, она, по прежнему не выпуская русалочку из своих объятий радостно воскликнула - Ну, наконец-то, эта злыдня Сциния перестанет нами командовать, а я больше не буду последней.
Лютеция так и не поняла, шутит Розалинда или говорит всерьез. Её сомнения тотчас развеяла Нефертити. С завистью глядя на то, как её подруги бросились обнимать и целовать русалочку, она, явно, разрываясь в своих чувствах между её сыном и русалочкой, которую этой молодой женщине тоже хотелось обнять и расцеловать, негромко сказала друинне:
- Лютеция, милая, ничему не удивляйся. Сбылось пророчество Яххи, который сказал нам, что ты вернешься и приведешь с собой юную русалочку, которая станет не только еще одной подругой Ольгерда, но и замкнет собою круг небесной любви. Ведь теперь, когда нас стало восемь, в нашем любовном союзе наступит полная гармония. Не бойся дорогая, это только сегодня мы покинем ложе нашего повелителя, чтобы оставить его наедине с Радой, в которую он уже давно влюблен, как мальчишка. Завтра, нет, лучше послезавтра, ведь вся завтрашняя ночь будет принадлежать только тебе, так вот милая Лютеция, уже послезавтра в постели Ольгерда будет только одна возлюбленная. Розалинда была права, именно в твоем теле мы сольемся все вместе. Надеюсь, что действительно не будешь к нам так же строга, как Сциния... - Взглянув на Лютецию, кошачьи зрачки которой расширились, словно в полночь, она добавила - Знаю, тебе в это не очень-то верится, но это действительно будет так и это просто восхитительно.
Лютеция же, глядя на Нефертити влюбленным взглядом, ответила ей, взволнованно дыша:
- Я знаю это, царица. Я уже видела это тогда, когда нас было пятеро на ложе Ольгерда. В тот момент мне многое открылось, но не во все я верила и вот теперь настало время, когда все сбылось. Я даже знаю почему так случилось.
Нефертити посмотрела на неё вопросительно и она, повинуясь этому просящему взгляду, пояснила:
- Такова была магия Создателя Яхве, ведь он тоже был тогда на нашем ложе, но лишь мне открыл всю правду. Поначалу я не поверила в это, а потому решила уйти в леса и там родить и выкормить грудью своего сына прежде, чем отдать его Ольгерду, но и это было предопределено им. Там, в Химмельдорфе, я встретила Раду и она сразу же узнала во мне возлюбленную Создателя Ольгерда. И вот что я еще тебе скажу, Нефертити, все мы были рождены только для того, чтобы стать подругами Ольгерда и наделить его великой силой, так же, как дочери Маниту были рождены только для того, чтобы стать подругами второго Защитника Мироздания, Создателя Алекса. Поверь мне, теперь исчерпаны почти все пророчества, а точнее предначертания, Создателя Яхве и осталось только одно его предначертание, но вот какое именно, я этого не знаю. Мне только известно то, что это будет наш последний шанс на спасение от каких-то ужасных бед...
Она хотела сказать еще что-то, но в этот момент к ним подошла хипповая русалочка Оленька и, отобрав у египетской царицы сына своего брата, насмешливо сказала:
- Ну, все, хватит тут подводить под все эти ваши любовные шашни идеологическую базу. Пожалуй, этому малышу еще рано смотреть на такое и будет гораздо лучше, если я унесу его отсюда. А вы, несчастные лесбиянки, давайте, трудитесь, развращайте невинную русалочку.
Русалка с короткой стрижкой и младенцем на руках тотчас исчезла, а Нефертити, словно только и ждала этих слов. Она мгновенно избавила Лютецию от её пышного платья и страстно обняла молодую женщину-друинну, прижавшись к ней своим горячим, обнаженным телом. Свет померк в глазах Лютеции, так напомнили ей это объятья Ольгерда, что она тотчас застонала от страсти и внезапно нахлынувшего на неё любовного наслаждения.
Ей сразу же стало понятно, что подруги Ольгерда вовсе не предавались безудержному разврату. Просто для них это было, как бы прелюдией, своеобразной тренировкой чувств перед тем, как слиться в одно целое. Как маг, обладающий знаниями магии высшего уровня, Лютеция это прекрасно понимала, этому еще нужно было научить юную русалочку Раду и в том не было никакого распутства и разврата, о чем вскользь упомянула русалочка Ольга. Именно поэтому она и поманила к себе свою подружку, пораженную столь откровенными ласками, обрушившимися на неё.
Зазеркалье. Россия, город Кисловодск.
Понедельник, 08 июня, полдень. Второй день.
В жаркий летний полдень буднего дня, в небольшом южном курортном городке случилось чудо. Не большое и не маленькое, не из-за какой-то причуды высших сил и не в силу какого-то особого расположения звезд на небе. Чудо это произошло в силу того обстоятельства, что соединились в одной точке пространства чистый лист бумаги, шариковая авторучка и поэт у которого, вдруг, случился стих.
Рука поэта, крепко и уверенно сжимающая авторучку, быстро покрывала страницу блокнота ровными строчками аккуратных букв с красивыми хвостиками-росчерками, рождая, тем самым, чудо следующего содержания:
Как потрясающе сладка
всего лишь мысль об откровенье,
отложенном на воскресенье
тобой, взволнованной слегка!
За семь лесов, за семь морей,
кляня суды и пересуды,
я уносился, чтоб скорей
соприкоснуться с чистым чудом!
Я даже и предположить
в своих мечтаньях был не вправе,
что вместо вымышленной лжи
случится ночь с тобою въяве!
И вот пришла она. И я,
знакомый с множеством красавиц,
вдруг понял смысл бытия,
твоих волос едва касаясь!
Счастливым быть не запретишь.
Вот потому все эти годы,
как заболоченный камыш,
я без любви не знал свободы!
Покрытый корочкой ледка,
я ожил от прикосновенья...
...Как потрясающе сладка
всего лишь мысль об откровенье!
Поставив последний восклицательный знак, Вячик пристроил свой блокнот на торпеде, широко осклабился, зажав в зубах авторучку, и откинулся на спинку сиденья, заложив руки за голову. Пробежав глазами по только что написанному стихотворению, он решил более не трогать его и не терзать лишними правками. Это было совершенно ни к чему.
Что же, теперь он мог себе сказать, что этот день был не таким уж и неудачным. Хотя он и простоял на вокзале почти три часа в ожидании клиента, потерянного времени было не жаль, ведь у него случился стих. И стих преизрядный. Впрочем, такое случалось у него довольно часто и Вячик к этому давно привык. Куда больше его волновало все-таки то, что он проторчал на вокзале чуть ли не все утро и не заработал ни рубля. Эдак ему придется вновь залезать в загашники, чтобы дозаправить свою "девятку".
Солнце в этот день палило так нещадно, что загнало всех, и без того немногочисленных, "кефирников", так он называл курортников, невесть куда. От привокзальной площади, недавно заново заасфальтированной, поднимался густой, какой-то сизый, в ярких лучах, гудроново-битумный дух, от которого его уже мутило. Да, и перекусить тоже было бы не плохо, но, увы, в бумажнике у Вячика лежал всего лишь один единственный "стольник" и это означало, что обед ему, похоже, придется перенести на вечер.
Он уже стал даже жалеть о том, что сразу же не поехал на рынок, чтобы смотаться пару раз в Учкекен, хотя и не любил связываться с карачаевцами, от которых, в последнее время, можно было ждать всякого. Что ни говори, но вся эта дикая хренотень с демократией жутко все испортила и обострила. От таких грустных мыслей его отвлек чей-то вежливый вопрос:
- Извините, вы свободны?
Этот вопрос, честно говоря, рассмешил Вячика, и он, вынув авторучку из зубов, даже не глядя на человека, задавшего ему такой наивный вопрос, ответил ёрническим тоном:
- Как трусы без резинки! - Повернувшись к человеку, задавшему этот наивный вопрос, он поинтересовался - Извините, а зачем я тогда приехал на вокзал на машине, к крыше которой прилеплен фонарик с шашечками?
Человек, который подошел к нему, по внешнему виду был типичнейшим "кефирником". Он был одет в светло-бежевую рубаху с короткими рукавами и такие же, тщательно выглаженные, брюки, а на голове у него была надета какая-то идиотская, белая войлочная пастушья шляпа, которая совершенно не гармонировала с его нарядом и, особенно, с его дорогими солнцезащитными очками. Вячику отчего-то сразу же подумалось, что это высокий, по-спортивному поджарый мужчина лет сорока с небольшой черной сумкой через плечо скорее всего москвич. "Кефирник" широко улыбнулся и сказал:
- Ну, вы так были увлечены работой, что я, поначалу, даже постеснялся беспокоить вас своей просьбой. Так вы свободны?
Вячик дружелюбно улыбнулся вежливому "кефирнику", повернул ключ в замке зажигания, затем сделал правой рукой приглашающий жест, и весело сказал:
- Прошу-с, сударь... Можете располагать мною, хоть до самого вечера, мое авто к вашим услугам.
Сударь радостно заулыбался и, обежав вишневую "девятку" спереди, тотчас забрался на переднее сиденье, предварительно забросив свою сумку на заднее. Устраиваясь в кресле поудобнее и отодвигая его назад, он, сделав рукой легкий жест в сторону остальных водителей, стоявших на привокзальной площади, сказал, слегка сморщившись:
- Что-то они не показались мне... - Повернувшись к Вячику, он снял на секунду очки и представился - Меня зовут Игорь Николаевич, я из Москвы.
Вячик кивнул ему головой и сказал в ответ:
- Вячеслав. - Трогаясь с места, он спросил своего пассажира - Куда ехать, Игорь Николаевич?
"Кефирник" из Москвы принялся подробно рассказывать о своих планах на этот день:
- Вячеслав, я только вчера приехал в Кисловодск, да, и, вообще, впервые оказался в ваших знаменитых краях. Не могли бы вы показать мне какие-нибудь местные достопримечательности? Еще я хотел бы посмотреть на Медовую гору, ну, а потом вы отвезете меня в санаторий "Красные камни". Ну, и еще я не отказался бы поужинать перед возвращением в каком-либо тихом и уютном ресторане, в котором хорошо готовят.
От такого предложения Вячик чуть было не присвистнул, но сдержался и, внимательно посмотрев на своего пассажира, сказал спокойным голосом:
- Игорь Николаевич, это будет стоить вам не менее пятисот рублей. Может быть немного сократите программу? Гора Медовая находится ведь в Железноводске.
Любознательный москвич слегка кивнул головой, достал из нагрудного кармана рубахи бумажник, извлек из него стодолларовую купюру и, небрежно отдавая её Вячику, спросил, внимательно глядя него поверх очков:
- Скажите, Вячеслав, вы поэт?
Вячик кивнул головой и неохотно ответил:
- Да. Пишу. На досуге.
Игорь Николаевич улыбнулся и, скосив взгляд на блокнот, который Вячик положил между сиденьями, вежливым голосом тихо попросил его, словно об огромном одолжении:
- Вячеслав, вы не могли бы показать мне то стихотворение, которое вы только что написали? Извините, но я мельком прочитал несколько строчек и они показались мне очень интересными. - Видя то, что Вячик нахмурился, он тут же поторопился сказать - Поймите, это профессиональный интерес, я ведь продюсер, работаю на телевидение и меня очень интересуют талантливые люди.
Вячик не подал вида, что его это очень уж заинтересовало, а потому молча взял в руку блокнот и, не отрывая взгляда от дороги, открыл его на той странице, на которой было записано стихотворение. Хотя оно и было написано на почве глубоко личных, интимных чувств, связанных с нечаянным любовным переживанием, как поэт он не считал свои впечатления чем-то тайным. Поэт фигура публичная и если он не станет открывать своих душевных переживаний читателям, то какой же он тогда к черту поэт.
Игорь Николаевич читал стихотворение чуть шевеля губами и слегка кивая головой в такт рифме, словно хотел положить эти стихи на музыку. Хотя Вячику и показалось это наигрышем, он промолчал, считая, что каждый вправе читать его стихи так, как ему это удобнее. К тому же, где-то в глубине души у него шевельнулась в своей могиле девица по имени Надежда. А вдруг ему действительно повезет и этот "кефирник" из Москвы хоть чем-то окажется полезным ему?
Стихов за свои тридцать четыре года он написал уже очень много, и более половины из них именно случились, как случается землетрясение или камнепад в горах, как случайно встретились Тристан и Изольда, а к Парису пришли три красавицы, чтобы решить судьбу яблока. Вячику уже удалось издать четыре книжки своих стихов, его печатали в газетах и даже нескольких журналах, но, по большому счету, это еще не принесло ему большой славы, которая была так необходима каждому настоящему поэту.
Ему очень хотелось, чтобы не он сам и не некоторые его знакомые считали его большим поэтом, ведь читая стихи некоторых деятелей от поэтического ремесла, он лишь криво усмехался, встречая в их строках откровенную пошлость, глупость, а порой и полное скудоумие. Но эти господа были раскручены, а потому считали себя метрами, хотя и не отличали гекзаметра от километра, а хорей, похоже, считали прирученным хорьком.
Последние полтора года Вячик неделями подряд крутил баранку, заделавшись настоящим "бомбилой" только ради того, чтобы собрать тяжкими трудами пять с половиной тысяч долларов и издать за свой счет свой двухтомник в твердом переплете, на хорошей бумаге, да еще и оформить его на высоком художественном уровне. А до этого он сам, без чьей-либо помощи, добрых полгода восстанавливал аварийную "девятку", купленную им по случаю.
Учитывая то обстоятельство, что ему удалось собрать только семьсот тридцать долларов, да прибавить к этому то, что за саму машину он мог выручить максимум полторы тысячи, двухтомник обещал появиться еще очень не скоро. Если, конечно, ему не повезет по крупному и у него не появится какой-нибудь щедрый спонсор. Вот тогда во всех его выступлениях, которые для него иногда организовывали друзья, был бы хоть какой-то смысл, ведь публика всегда аплодировала ему и все, кто приходил на его творческие вечера, спрашивали где они могли бы купить томик его стихов.
Пассажир, прочитав стихотворение, пристально посмотрел на Вячика и попросил его каким-то странно жестким и требовательным тоном:
- У вас есть с собой еще какое-либо произведение?
Тот кивнул головой и коротко сказал:
- Да. На предыдущей странице.
Перевернув страницу, Игорь Николаевич быстро пробежал стихотворение глазами. Несколько мгновений он сидел в глубокой задумчивости, а потом, вдруг, принялся читать это стихотворение хорошо поставленным голосом, несомненно с талантом и глубоким чувством:
За ночь благословенную твою
я жизнью разочтусь без колебаний.
Тугими, ненасытными губами
до дна святую чашу изопью.
И там, за краем неба, за крестом
я буду о любви слагать молитвы -
и высветятся ангельские лики,
прислушиваясь к слову. А потом
откуда-то с таинственных высот
звучанье животворное прольется -
и рано утром ляжет луч от солнца
золотоволосый твой висок.
Ты ощутишь, как я в тебя струю
живое слово - и оно с лихвою
окупит жизнь, которой я с тобою
расчелся за одну лишь ночь твою.
Пожалуй, из всей этой образцово-показательной декламации Вячик вынес только то, что Игорь Николаевич весьма тонко уловил, что в стихотворении нужно было размеренно произнести сложное, - "золотоволосый", а не простое, - "златовласый" твой висок, что напрашивалось само собой и грубо искажало смысл, идею и подменяло образ. Положив блокнот на то место, откуда он был взят, московский продюссер, стал оживленно смотреть по сторонам. Они уже выехали за город и переезжали по мосту через Подкумок.
Видя это, Вячик стал рассказывать Игорю Николаевичу о том, чем были знамениты эти места. Он сразу же предупредил его, что на гору Кольцо лучше всего будет посмотреть на закате и повез московского гостя к первому месту, которое вполне стоило того, чтобы запечатлеть его на долгую память. Как аборигену этих мест, ему было не трудно рассказать любознательному москвичу несколько довольно занимательных баек, связанных с другим поэтом, Михаилом Юрьевичем Лермонтовым и поразить его воображение весьма пикантными историями.
Поднявшись на автомобиле на гору Машук, с которой не только открывался замечательный вид чуть ли не на все Кавминводы, но и был виден Большой Кавказский хребет вместе с горой Эльбрус, Вячик повел Игоря Николаевича к машине, чтобы отвезти его, наконец, в Железноводск и показать гору Медовую. Вот тут-то московский телевизионный продюссер и поинтересовался у него многозначительным тоном:
- Вячеслав, вы уже публиковали свои стихи?
- Да. - Как и прежде коротко ответил Вячик и добавил угрюмым голосом - Публикаций у меня вполне хватает и книжек я издал уже целых четыре штуки, да, и в союзе писателей я состою уже три года...
Игорь Николаевич устало махнул рукой и сказал довольно брезгливым тоном, переходя на ты:
- Славочка, поверь, все это ерунда. Сегодня поэзия это вовсе не тот товар, который можно дорого продать. Но зато можно хорошо раскрутить поэта и неплохо заработать на этом. Здесь ты ничего не добьешься, будь ты даже трижды гениальным поэтом. Мне понравились твои стихи. В них есть мысль, экспрессия, некая толика эротики и они заставляют думать. Вообще-то, я никогда не работал с поэтами, но у меня есть в Москве друзья, издатели, продюсеры, как и я, владельцы модных ночных клубов. В общем, рассматривай мои слова, как предложение. Я ничего не стану тебе обещать, кроме того, что обеспечу тебе несколько встреч с нужными людьми. Вот они-то как раз и могут поработать с тобой. Несколько выступлений в ночных клубах, но не в форме творческих вечеров, а таких, с эпатажем, с изюминкой и неким оттенком скандала. Вот после этого я смогу обеспечить тебе хороший пи ар на радио и на двух трех центральных каналах, ну, а потом ты сможешь тряхнуть Израиль, Америку. Надеюсь, ты не антисемит? Хотя поэт, который умеет ловко поддеть евреев и задеть их за живое, в Тель-Авиве будет принят куда лучше, чем какой-нибудь ярый космополит. Впрочем, если ты приедешь в Москву, скажем в сентябре, октябре, то эти вопросы будут решаться уже на месте, в любом случае это не делается с кондачка. Так что решать все равно тебе, а сейчас возьми-ка мою визитку...
Игорь Николаевич достал из бумажника визитную карточку и, уже сидя в автомобиле, вписал в неё два номера своих сотовых телефонов и небрежно протянул её Вячику. Тот не глядя на неё вложил кусочек плотного картона в свой бумажник и молча достал из него свою визитку. Можно было сказать что все то, что он услышал от московского продюсера, пролетело у него мимо ушей. Во-первых, он не очень-то верил в такого рода сказки, а во-вторых, терпеть не мог Москвы.
Чуть менее полутора лет назад его пригласили на Высшие литературные курсы и он не иначе, как сдуру, согласился, но прослушав, весьма толковые и умные лекции с полгода, вскоре утомился тем контингентом слушателей, которые съехались в Москву и, плюнув на все, вернулся домой. Более всего его поражало то, что чуть ли не восемьдесят процентов поэтов из глубинки, собранных литинститутом, были так далеки от поэзии, что это его даже испугало. Да и их ежедневные пьянки его тоже отнюдь не вдохновляли.
К тому же он обошел со своими стихами с десяток московских издательств и очень быстро понял, что ни русские поэты, ни их стихи им и на дух не нужны. Уж скорее они издадут какую-нибудь плохо зарифмованную похабень, густо пересыпанную отборным матом, или еще какую-либо чушь, чем венок сонетов. Так что от московских издателей Вячика тоже преизрядно тошнило. Поэтому он и оставил приглашение Игоря Николаевича без должного внимания, а свою визитку дал ему исключительно из вежливости.
Показав москвичу красоты Железноводска, Вячик завез его в небольшой ресторанчик, где очень хорошо готовили блюда кавказкой кухни. Предложив Игорю Николаевичу поужинать без него, сославшись на то, что ему нужно поковыряться в моторе машины, он демонстративно поднял капот и достал из багажника чемоданчик с инструментом. Тому ничего не оставалось делать, как спуститься в подвальчик.
Как только этот тип скрылся из виду, он зашел за угол и перекусил чебуреками, которые готовили в этом же ресторане на вынос. Это было гораздо приятнее, чем развлекать пассажира за столом и к тому же избавляло его от необходимости выступать в роли хозяина, принимающего дорогого гостя, так как Вячик, будучи насквозь пропитан истинно кавказским духом, никогда и никому не позволял платить за себя, предпочитая сам оплачивать даже самый роскошный стол.
Игоря Николаевича ему пришлось ждать долго, не менее полутора часов и когда ему это надоело, он, предварительно выпачкав руки, спустился в подвальчик. Помыв руки в туалете, Вячик заглянул в зал и чуть не ахнул от изумления. К его пассажиру, явно, собирались прицепиться с какими-то придирками два не очень трезвых, приблатненных типа, но тот, будучи осторожным человеком не спешил выходить из-за своего стола и не обращал внимания на их оскорбительные жесты и выкрики в свой адрес. Подойдя к стойке бара и увидев, что за ней стоит знакомый ему пожилой бармен-армянин, а заодно и кассир ресторанчика, он тихо спросил его:
- Тигран, что это за козлы наезжают на моего клиента?
- А, почем я знаю, Славик-джан, козлы какие-то. Пешком пришли, видно тоже приезжие... - Так же тихо ответил ему бармен и громко позвал повара - Витя, выйди сюда на минуту!
Вячик подошел к столику, за которым и, встав к ним вполоборота, позвал своего пассажира:
- Игорь Николаевич, нам пора ехать.
Тот, понимающе, кивнул головой и тотчас встал из-за стола. Один из двух безобразников, белобрысый тип с короткой стрижкой, тут же прикрикнул на него:
- Эй, дядя, ты куда это собрался, а кто платить бу...
Договорить фразу до конца он не успел, так как Вячик, увидев что к нему на помощь, пыхтя и сопя спешит Витя, двухметровый бугай центнера на полтора весом, тотчас ткнул болтуна мордой в недоеденный салат. Второй бузотер, увидев приближающегося к их столику повара, волосатые руки которого были похожи на два свиных окорока, весь так и вжался в массивный деревянный стул и, обалдело хлопая глазами, сказал своему другу, уже отклеившемуся от общепитовской тарелки:
- Вася, заткнись, пожалуйста, а то повар из нас сейчас точно котлет наделает...
Это позволило Игорю Николаевичу беспрепятственно покинуть свое место, без помех расплатиться за ужин и спокойно выйти из ресторана. Оставив Витю вместе разбираться с хулиганистыми посетителями, Вячик купил у Тиграна бутылку ледяной минералки и тоже вышел из ресторана. Московский гость беспомощно топтался возле его машины и поглядывал на вход в подвальчик. Он, похоже, опасался того, что повар тут же начнет избивать его обидчиков, но все обошлось.
Обратно Вячик поехал короткой дорогой. Игорь Николаевич минут десять молчал, но потом не выдержал и сказал:
- Да, Вячеслав, не очень то хорошо у вас встречают гостей. Это просто безобразие какое-то.
Слегка усмехнувшись, Вячик ответил ему:
- Ну, допустим, дураков везде хватает. Вы ведь сами просили меня отвезти вас туда, где хорошо готовят, а лучше, чем в этом ресторанчике, вы действительно больше нигде не покушаете.
Сочтя свои объяснения вполне достаточными, он замолчал. В конце концов этот москвич, в котором и росту-то было чуть ли не под метр девяноста, мог и сам постоять за себя. Ему было бы вполне достаточно шикнуть на этих сопляков и на этом все тут же и закончилось бы. Не такие уж они были и крутые, так шантрапа заезжая.
Вскоре Игорь Николаевич окончательно успокоился и когда они подъезжали к Кисловодску, то не отказался полюбоваться на знаменитую гору с дырой. В санаторий Вячик его привез чуть ли не к ночи и когда его пассажир выбрался из машины, он обратился к нему с неожиданной просьбой:
- Вячеслав, если тебя не затруднит это, ты не мог бы привезти мне завтра утром книжку твоих стихов. Все-таки я думаю о том, что кое кого они действительно заинтересуют...
Слегка улыбнувшись, Вячик ответил:
- Хорошо, Игорь Николаевич, привезу. Только не верю я во все эти чудеса с пи аром. Бесполезно это все.
Вернувшись домой, Вячеслав Левченко, для друзей просто Вячик, уставший за день от жары и сидения за баранкой, загнал машину в маленький дворик и, первым делом, принял душ. Стоя под тугими, прохладными и колючими струями, ему, отчего-то подумалось о том, что в предложение Игоря Николаевича все-таки было какое-то рациональное зерно. Если ему действительно устроят несколько выступлений в каких-нибудь московских ночных клубах, где, как говорят, собиралась очень богатая публика, то из этого могло что-то выйти.
Не то чтобы он стремился к этому, но ему действительно удавалось эпатировать публику, собиравшуюся на его творческие вечера. Курортников, а выступал он в основном по санаториям, хотя их собиралось немного, в основном, поражали его стихи, написанные им на социальные темы. Резкие, хлесткие, страстные и беспощадные. После них они воспринимали его лирические стихотворения особенно остро и дамы бальзаковского возраста начинали одаривать его пылкими, влюбленными взглядами.
Выбравшись из душа и поужинав на скорую руку, Вячеслав уединился в своей комнате и принялся отбирать для Игоря Николаевича в большой конверт те материалы, которые могли ему пригодиться. Когда он доставал из скоросшивателя свою короткую автобиографию, ему попалось на глаза стихотворение, написанное им в Москве:
Боже, приглуши мою тревогу,
паству от Москвы убереги,
чтоб Россия вышла понемногу
на свои заветные круги.
Чтобы ей на западных задворках
не пропить достоинство свое,
не давиться экзотическую коркой
да икоркой вскармливать жулье!
Чтоб была соборною столица,
а не сбродом импортных утех,
где за доллар можно поживиться
школьницей молоденькой при всех.
И когда, от голода страдая,
мать несет младенца продавать -
голова отцовская седая
рельсы предпочтет, а не кровать!
Детвора, как молодые волки,
стаями сбиваясь на Тверской,
иномаркам "намывают" холки,
восхищаясь жизнью воровской.
Села на Останкинскую башню
вся страна, как будто на иглу -
и народ мечтает о вчерашнем,
между перестрелок на углу.
Заползет в столичную берлогу
вся Россия - радуйтесь, враги!
... Боже! Приглуши мою тревогу,
паству от Москвы убереги.
Несколько минут он думал, отложить это стихотворение в сторону или вложить его в конверт. Потом, вспомнив, что их у него сложился целый цикл, который он с горечью назвал "Московские уроки", все-таки приобщил его еще к нескольким стихотворениям, которые еще так и не были изданы. Умом Вячик прекрасно понимал, что это стихотворение является прекрасной пищей для критиков и мишенью для их язвительных стрел, но ничего не мог с собой поделать, он и в самом деле воспринимал московскую действительность именно так.
Вот потому-то он с опаской выслушал не только предложение Игоря Николаевича, но и все остальные, изредка поступавшие от друзей и просто знакомых. Уж лучше жить скромно и тихо в маленьком курортном городке, испытывая счастье и радость в те минуты, когда случался новый стих, чем искать жарких лучей славы черт знает где, да при этом еще и соприкасаться со всяческим дерьмом. Хотя желание славы и известности все-таки укоренилось в его душе крошечным ростком, которому, однако, он не давал развиться и окрепнуть.
Прибравшись на письменном столе, Вячик положил большой белый конверт на видное место, взял в руки гитару и, откинувшись на диване, принялся наигрывать, негромко и неторопливо, подбирая мелодию к одному из своих стихотворений. Мелодия никак не хотела складываться воедино, хотя у него уже получались отдельные фрагменты. От этого занятия его отвлекла мать, попросив помочь ей во дворе.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Парадиз Ланд. Золотой дворец Создателя Ольгерда.
Парадный кабинет ангела Уриэля-младшего.
Третий день, позднее утро.
Ангел Уриэль-младший был очень доволен своей новой должностью и тем, что в его прямом подчинении теперь было столько народу. Поскольку для той должности, на которую он был поставлен еще не было придумано исчерпывающего наименования, то и он сам каждый раз называл её по новому. Сегодня ему отчего-то втемяшилась в голову мысль, что он теперь ни кто иной, как главный диспетчер, регулирующий движение между Парадиз Ландом и Зазеркальем.
Когда чуть более года назад оба Создателя вызвали ангела из Бретани, где он вместе с ангелом Михаилом-младшим руководил строительством города ангелов, то они попросили его заняться куда более важной работой. Очень много обитателей Парадиз Ланда стремились попасть в Зазеркалье, особенно на Землю, и им всем нужен был толковый наставник. Практически все маги и магические существа, а вместе с ними и люди, даже не имели представления о том, что теперь творилось на Земле, в тех краях, где они некогда были божествами и героями.
Поскольку оба Создателя всячески поощряли этот своеобразный туризм и стремились к тому, чтобы небожители почаще посещали Землю, то хлопот у Уриэля хватало. Помощников тоже, ведь ему были при этом даны огромные права и просто безграничные полномочия. Поэтому он даже привлек к работе нескольких Верховных магов из числа великих ученых, но, в основном, на него работали те жители Земли, которые, как и оба Создателя, некогда попали под контроль Создателя Яхве. Именно этим мужчинам и женщинам Уриэль доверял полностью и безоговорочно.
Да, и как он мог не доверять им, ведь они, в отличие от него, еще совсем недавно жили в том шумном и суетливом муравейнике, который называется планета Земля. Им были известны все странности и особенности быта и нравов, условности и незыблемые правила сложного бытия людей. Все они стали руководителями отделов и в их подчинении также находились десятки и даже сотни людей.
Так что куда бы не захотел отправиться какой-нибудь небожитель, будь то древнее верховное божество или какой-либо дух-вредитель, каждый из них получал исчерпывающий инструктаж о том, как им вести себя, чтобы не вызывать удивления и насмешек. При этом туриста знакомили еще и с целой кучей ограничений и запретов, за нарушение которых на него могли быть наложены самые суровые санкции.
Последнее было отнюдь не лишним. Ведь что ни говори, а эта контора была создана сразу после того, как маг Альтиус, отправившийся в Грецию, малость пообтершись там, вдруг, решил помочь баскетболистам "Панатинаикоса" выиграть Еврокубок. Он уже приступил к тренировкам, когда его за этим делом застукал Создатель Алекс и ему пришлось подстроить целую автокатастрофу, чтобы Зевс с его переломанными конечностями уже не представлял никакого интереса для селекционеров баскетбольного клуба.
Уриэлю очень нравилась его работа, она давала ему возможность всегда быть в курсе того, что происходило как в Парадизе, так и в Зазеркалье. К тому же она налагала на него множество обязанностей и была очень ответственной, ведь именно от его конторы теперь зависело спокойствие в обоих мирах. Потому-то он и относился к своим обязанностям очень серьезно и никому не давал расслабляться, особенно Верховным магам, на которых возлагалась обязанность сооружать все более и более замысловатые и сложные магические формулы, блокирующие все попытки райских туристов привнести смуту в жизнь на Земле.
Ангел, одетый в безупречный элегантный белый костюм сидел за своим рабочим столом и просматривал на огромном экране отчет о проделанной работе за истекшую неделю. Его белоснежные крылья порхали под самым потолком огромного кабинета, расположенного на самом верху одной из башен Золотого дворца. Отчет, как и сам экран, был магическим и представлял из себя эдакий замысловатый трехмерный хоровод, в котором на синем фоне танцевали многие тысячи геометрических объемных тел различного цвета. Каждое из этих тел являлось небожителем и Уриэлю, как магу, достаточно было лишь бросить беглый взгляд на экран, чтобы понять, где находится и чем занимается тот или иной турист-небожитель.
Эту систему слежения вовсе нельзя было назвать подглядыванием уже только потому, что туристы сами придавали себе вид того или иного геометрического тела, являвшегося теперь своеобразным магическим маяком, по которому было легко не только определить где тот находится, но и понять вышел ли он за рамки дозволенного или нет. Поскольку эти самые рамки были для всех одинаковыми и отнюдь не стесняли никого, то и возмущенных воплей по этому поводу никогда не было слышно. Порядок и дисциплина были превыше всего.
Вместе с тем магический экран показывал не только то, что творилось в Зазеркалье, но и весь процесс подготовки новых туристов, начиная от момента их первого обращения и до того часа, когда им открывался путь на Землю. Уриэль мог наблюдать за тем, как ловко и толково его инструкторы выстраивали для каждого небожителя то единственное и неповторимое путешествие по стране его молодости, наполненное самыми приятными и неожиданными встречами.
Ангел с улыбкой посмотрел на филигранную работу одного Верховного мага в результате которой тайное желание изысканной красотки Аматерасу, мечтающей только о том, чтобы ей вновь поклонялись толпы паломников, было превращено опытной рукой в легкое и элегантное любовное приключение с молодым гигантом-сумоистом. То, как сразу же вспыхнул яркими красками магический маячок японской богини, прямо и недвусмысленно говорило, что такая перспектива привела её в неистовый восторг. Красотка искала поклонения своей божественной красоте и обаянию от огромной толпы и теперь она должна была получить его в том же самом объеме, но только от уже от молодого великана-бурята, недавно ставшего профессиональным суматори.
Уриэлю так понравилось такое неожиданное решение, что он тотчас направил в этот отдел большую похвальную грамоту, наградив ею умельца, придумавшего столь ловкий ход, крепко привязавший Аматерасу к Зазеркалью не менее, чем на год, а то и на все полтора или два. Уж теперь то эта капризная красотка не станет никого изводить свои нытьем и постоянными придирками. Он нацелился было заглянуть в отдел перспективных разработок, как на его столе, вдруг, громко зазвенел телефон. Подняв трубку он весело гаркнул:
- Смольный слушает!
В трубке раздался чей-то взволнованный голос:
- Шеф, тут на мою голову свалилась одна фифочка и потребовала такое... В общем, так шеф, я немедленно отправляю эту вредину к тебе, так что ты сам разбирайся с её фантазиями, потому что мне это и на фиг не нужно. Физкульт привет!
Так и не поняв кто это был, ангел Уриэль немедленно убрал со стола магический экран и щелкнул пальцами, прицелившись своим указательным перстом в большое магическое зеркало. Из него в кабинет, с шумом и криком тотчас ввалилась какая-то разъяренная фурия, одетая в белоснежный пеплас и с большой белой дамской сумкой в руках. Внутри у ангела так все и оборвалось потому, что он зразу узнал эту высокую, надменную красавицу, которую кто-то успел разозлить так, что это теперь грозило жутким скандалом не только ему самому, но и обоим Создателям вместе со всеми их подругами.
Отметив себе в уме, что ему нужно будет настрочить строгий выговор тому умнику, который сумел так разозлить одну из Верховных магесс, Уриэль вскочил из кресла, приземлил себе на спину крылья и бросился утешать бедняжку. Взяв её руки в свои, он быстро покрыл их поцелуями и пылко воскликнул:
- О, блистательная Эрато, как же я счастлив лицезреть вашу божественную красоту! Позвольте взять вашу сумочку... О, как я счастлив видеть вас. Давайте, присядем здесь... Нет, здесь вам будет бить в глаза солнце, лучше давайте присядем здесь и вы расскажите мне о том, что заставило вас так расстроиться.
Однако, все его ухищрения не возымели ровным счетом никакого действия и одна из дочерей Аполлона, муза лирической поэзии Эрато, была все так же суха, надменна и, к тому же, разгневана до глубины души тем приемом, который ей был оказан в главном туристическом агентстве Парадиз Ланда. Отстранив от себя властным жестом ангела Уриэля-младшего, она высокомерно указала ему на его кресло с высокой спинкой, отобрала свою сумку и гордо прошла к золотому стулу, одиноко стоящему перед огромным письменным столом.
Заняв свое место за письменным столом, ангел сложил звездой пальцы перед собой и пристально посмотрел на Эрато. Пожалуй, это была единственная из женщин всего Парадиз Ланда к которой он вожделел более всего и которая раз за разом отказывала ему, делая это самым оскорбительным образом, чем и повергала его то в дикую ярость, то в мрачное уныние. По всему сразу было видно, что муза, явно, не была в восторге от того, что её отфутболили на самый верх.
Видя это, Уриэль немедленно напустил на себя злорадный вид, хотя и был влюблен в эту гордячку, словно мальчишка. Эрато, посидев на стуле пару минут, взяла себя в руки, встала, молча подошла к столу и небрежно бросила на него стопку изрядно измятых листов пергамента неодинакового размера, исписанных корявым, небрежным почерком. После этого она снова села на стул, положила свою хозяйственную сумку к себе на колени и принялась смотреть поверх головы ангела.
Делать было уже нечего и Уриэль, чуть шевельнув правой рукой, превратил заляпанные свечным жиром пергаментные, неровно обрезанные рыжие лохмотья, от которых несло каким-то прогорклым амбре, в аккуратные, серебристо-белые листы, покрытые ровными строчками сверкающих золотых букв, исполненных рукой искусного каллиграфа. Из золотого, богато украшенного рубинами, изумрудами и сапфирами, книжного шкафа тотчас вылетела перламутровая папка-скоросшиватель, на которой тотчас была набрана рубинами надпись: "Верховная магесса Эрато", в пластиковые файлы которой тотчас влетели листы заявления и проекта музы.
Для того, чтобы не утруждать себя чтением, ангел-маг еще раз шевельнул пальцами, по прежнему сложенными звездой и из магического скоросшивателя тотчас заструились вверх розовые клубы, которые двумя струйками тотчас устремились к его глазам. Секунд тридцать после этого, не меньше, ангел Уриэль-младший сидел молча, но его лицо менялось на глазах буквально с каждой секундой. Сначала оно сделалось удивленным, потом, явно, озадаченным, после чего его глаза стали наливаться кровью, ноздри начали гневно раздуваться, а губы гневно кривиться и, в конце концов, он просто позеленел от ярости и буквально заорал, перейдя на какой-то бандитский жаргон:
- Да, ты, чо, конкретно, оборзела? Тебе чо, башню совсем сорвало? Ты хоть думаешь, своей башкой, курица? Не, это точно полный звездец! Ну, ты и беспредельщица...
Муза Эрато от этих слов даже вздрогнула. Глаза её гневно засверкали и она громко воскликнула:
- Господи, да что же это такое творится? Сначала этот неотесанный болван Пушкин, который обязан мне буквально всем, принялся выговаривать мне и вытолкал, чуть ли не взашей, прямо к тебе в кабинет, а теперь еще и ты, крылатое ничтожество, смеешь оскорблять меня! О, Боже, да, где же мне найти на всех вас управу? О, нет, я немедленно отправляюсь прямо к Создателю Ольгерду, может быть хоть у него хватит ума понять, наконец, ту простую истину, что поэт непременно должен страдать, мучиться и быть гонимым в обществе людей для того, чтобы стать в итоге истинным поэтом!
Уриэль сурово кашлянул в кулак, чтобы хоть немного успокоиться и, вперив свой сверкающий от ярости взгляд в разгневанную музу, ледяным тоном произнес:
- Послушай-ка ты, садистка, несчастная. То, что ты требуешь от меня, не снилось даже самым прытким чертям мастера Бертрана. Сдается мне, если мастер Алекс возьмется вытряхивать из тебя всю правду, то очень скоро выяснится, что ты уморила куда больше народу, чем Гитлер, Сталин, Наполеон и царь Петр Великий вместе взятые. Правда, все они теперь парятся в Темном Парадизе, а ты прохлаждаешься здесь, трескаешь всяческие деликатесы и запиваешь их амброзией. Так нет же, тебе мало того, что ты насылаешь на головы бедных поэтов всякие муки отсюда, ты, вдобавок ко всему, решила теперь лично прошвырнуться по Зазеркалью и вознамерилась потерзать этих бедолаг. В общем, так, чудовище, я сейчас же отправляюсь наверх, к большому боссу, а ты пройдешь в мою комнату отдыха и будешь ждать меня там. И даже не пытайся смыться оттуда, мои магические заклинания тебе не преодолеть. Таких додельниц, как ты, я мигом превращаю в жаб.
Высказавшись столь суровым образом, ангел встал из-за стола и, сунув скоросшиватель себе подмышку, гордо направился к магическому зеркалу. Золотое кресло поднялось над полом, покрытым огромным ковром, и вылетело, неся на себе не на шутку испуганную музу, в соседнюю комнату. Как только двери закрылись за ней, Уриэль шумно выдохнул воздух и, громко цокая языком, недоуменно покрутил головой. Быстро шагнув в магическое зеркало, он мгновенно перенесся в Зазеркалье, прямо в секретный подземный дворец Создателя Алекса.
Зазеркалье. Непал. Подземный дворец Создателя Алекса
в недрах Эвереста. Вторник, 09 июня, полдень. Третий день.
Войдя через магическое зеркало в небольшой уютный кабинет, Уриэль невольно удивился тому, каким напряженным был вид у его брата, Ольгерда. В отличие от него второй Защитник Мироздания, Алекс, выглядел куда увереннее. Еще ему показалось странным, что оба Создателя были одеты в потрепанные джинсы и одинаковые черные майки, обтягивающие их атлетические тела и оставляющие открытыми плечи и верхнюю часть груди. Увидев ангела, Алекс тотчас сделал руками магические пасы и быстро спросил его:
- Ты, надежно запер эту фурию?
- А как же! - Беспечно ответил ему ангел-маг, но, тем не менее, сделал правой рукой несколько резких, энергичных движений, словно какой-нибудь каратист, упрочняя магическую защиту, и добавил - Сбежать она точно не сможет, но я, на всякий случай не только снял свой магический маяк, но и заблокировал её Кольцо Творения. Что-то я не очень доверяю этой профуре. Хотя, честно говоря, страха я на неё нагнал предостаточно. Когда стул поволок её в мои покои, она тряслась, словно осиновый лист, и была бледна, как мел. Все, мужики, отныне я в жизни больше не напишу ни одной рифмованной строчки. Писать стихи, - это означает ничто иное, как подвергать свою жизнь страшному риску. По-моему, для этой мегеры преодолеть защитную магию Ольгерда, это раз плюнуть...
Первый Защитник Мироздания возмущенно фыркнул и сказал насмешливым тоном:
- Нет, у вас точно крыша съехала, ребята. Вы все смотрите на эту слабую и беззащитную девушку так, словно она кровожадное чудовище.
- А то нет? - Отозвался из своего кресла Алекс и, закуривая сигарету, которую он достал не прямо из воздуха, как он обычно делал это, а из открытой пачки, лежащей на журнальном столике - Спору нет, душа у неё, воистину, ангельская, но народу эта дамочка накрошила уже столько, что только держись. Прямо какой-то ходячий Освенцим, а не муза. Да, и сестрички у неё тоже еще те. Взять хотя бы эту красотку Терпсихору, - тоже ведьма просто редкостная. Ну, ладно, мужики, давайте займемся делом. Так что там накропала эта мудрая дама?
Уриэль небрежно бросил перламутровый скоросшиватель на журнальный столик, стоящий перед Алексом и сказал:
- Мастер, я перед тобой преклоняюсь. Ты предугадал все с такой точностью, что я поражен твоим даром предвидения. Визит Эрато произошел именно так, как ты об этом рассказал.
Защитник Мироздания многозначительно кивнул головой в ответ и, пряча улыбку в густых клубах дыма, медленно выходящего толстыми струями из его ноздрей, как-то стыдливо ответил ангелу:
- Ури, честно говоря, я не все тебе сказал. То, что музе Эрато вздумалось побывать на Земле, это вовсе не её собственная прихоть. Она прекрасно управлялась с поэтами и сидя в их храме на горе. Тут все объясняется очень просто, - улучив момент, когда она прилегла вздремнуть, я наслал на неё некий сладостный сон, который напомнил ей о днях её юности, когда она квартировала на Олимпе и все поэты Земли находились в зоне досягаемости. Тогда она чуть ли не каждую ночь приходила к ним в гости и шаманила над мозгами этих бедолаг, да, так шустро и замысловато, что наутро они строчили такие вирши, что только держись. Так что вчера утром она ходила по своим покоям сама не своя и стукалась лбом буквально о каждую колонну и стену, а уже в полдень принялась строчить телегу в твою контору, в которой и описала все то, что привело тебя в ужас. Надеюсь, тебя удивило хотя бы то, что временами она, как бы говорит с чужих слов? Это только потому, что кое какие мысли внушил ей я и более никто иной. Кстати, если ты, вдруг, вздумаешь устроить вздрючку Александру Сергеевичу, то лучше забудь об этом сразу, так как я с ним тоже немного поработал. А теперь, ребята, давайте хорошенько все просчитаем наперед. Нам нужно сделать так, чтобы в Парадиз пришел один поэт, но при этом все должно выглядеть так, словно мы все здесь совершенно ни при чем. Этот поэт должен попасть в Парадиз точно так же, как и Ольгерд, но пойти он должен в него не сдуру, а вслед за этой спесивой девицей и прийти в ваши райские края абсолютно живым и здоровым. Труп поэта мне и даром не нужен, так как его душа не должна покидать тела даже на минуту, иначе я вас обоих в порошок сотру, с говном смешаю и затем такими слеплю, что вас родная мама не узнает. Вы хорошо меня поняли, судари мои? Учтите, это действительно очень важно, так как только таким образом Зазеркалье сможет обрести настоящего охотника за черными душами, подлинного ангела мщения с такой чистой и светлой душой, перед которой души таких ребят как Яххи, Зел, Мани и Луи покажутся вам солдатской портянкой последнего срока носки. Да, и нашу красотку Эрато второй раз подвигнуть на такое после прокола, я уже точно не смогу. Ну, а если у нас все сложится тик-ток, то мы уже очень скоро сможем поставить это дело на поток и чуть ли не каждый год будем получать по отличному охотнику, а когда их наберется человек хотя бы семь, то мы все будем иметь право с чистой совестью выпить шампанского. Поэтому с сегодняшнего дня вы оба переходите на военное положение и спать отныне будете вполглаза. Я тоже. Самое главное, это хорошенько обломать нашу прелестную музу. Спору нет, стерва она первостатейная, но нам нужно сделать так, чтобы она сама полюбила того парня, на которого пал мой взгляд, да, к тому же, полюбила его так, чтобы её всю трясло от страсти. Вот и подумайте теперь, други мои милые, хорошенько, как это сделать, а я посижу, внимательно посмотрю на вас и порадуюсь вашей исключительной сообразительности. Но, учтите, ребята, магией здесь и близко пахнуть не должно, тем более любовной.
При этих словах глаза Ури сверкнули каким-то бесовским, злорадным огнем и он, оседлав верхом стул, сжал свои руки в кулаки я яростно застучал ими по коленям. Обоим Создателям сразу же стало ясно, что этот парень уже придумал какую-то каверзу. Ольгерд, взглянув на него как-то искоса, выставил на журнальный столик бутылку коньяка, три бокала и, недовольно покрутив головой, сказал:
- Ладно, хорош выделываться, Ури. Давай, выкладывай, какую пакость ты еще задумал. Но учти, мне прекрасно известно о том, что ты ухлестываешь за этой красоткой уже не одну сотню лет и готов пойти буквально на все, лишь бы воткнуть ей свое перо в прическу.
- Мужики, хотя вы оба из русаков, вы точно уже забыли одну классную пословицу, которая гласит: - "Клин, - клином вышибают". - Каким-то очень уж вредным голосом, да, к тому же еще и полным какой-то скрытой угрозы, сказал ангел, за которым, до этого дня, вовсе не замечалось никаких садистских наклонностей - Если вы хотите выколотить дурь из этой вредной бабы, то её следует взять, да, и пустить в Зазеркалье по рукам. Мне, отчего-то, сдается, Алекс, что ты присмотрел поэта для Рая в России, да, и где еще, кроме этой страны, можно найти настоящего поэта? Уж наверное не в Штатах. Так вот, парни, все в той же России и козлов вполне хватает, да к тому таких, что на них клейма ставить негде. Тут нам всего-то и надо, что взять и спустить эту красотку где-нибудь под Барнаулом и направить её, скажем, в Москву автостопом, как плечевую. Ну, а потом, так сказать, в порядке наказания за все её прежние грехи, заставить пройти все те круги ада, которые, порой, выпадают на долю красивых, но глупых юных девушек. Ну, а уже на финише её нужно будет непременно возвысить, чтобы она пришла к нашему поэту сущим ангелом. Блин, если и такие беды не вразумят эту вредную стерву, то я съем свои собственные крылья!
Алекс, одобрительно кивнув головой, сказал ангелу:
- Отлично придумано, Ури, но про крылья мы ничего не слышали. Эрато как была врединой, так ею и останется. Иначе она просто не будет самой собой. Но, зато, если мы все будем действовать по твоему плану, то Вячеслав, который умеет любить женщин так, как никто другой, легко сможет отогреть её душу и возбудит в ней пылкую страсть. А там глядишь, эта красотка станет добрее относиться ко всем другим поэтам и больше не станет измываться над ними.
В отличие от него Ольгерд, который уже успел ознакомиться с рабочим планом музы, отозвался неодобрительным голосом, полным язвительных ноток:
- Да, братец мой, видно, здорово допекла тебя эта гордая и независимая девушка, раз ты на неё так окрысился. У меня все, что ты тут наплел, просто в голове не укладывается. Неужто все это я услышал от сына Великого Маниту? Поразительно. Но, в целом я с тобой согласен, хотя и не удивлюсь тому, если Эрато после того, что ты ей предложишь, не прибежит ко мне с обвинениями, что я пригрел в Золотом дворце такого жуткого и безжалостного скота. Ты об этом хоть подумал, балбес?
- Ольгерд, немедленно закрой свою хлеборезку и не смей наезжать на Ури! - Строго одернул своего друга Алекс - Нечего тут разыгрывать перед нами страдания юного Вертера. Чтобы Эрато не раскусила нашей игры, как только все будет готово, ты сваливаешь из Парадиза в отпуск ровно на месяц вместе со всеми своими бабами и, заодно, с дочерью и всеми остальными сестрами и братьями, чтобы ей было некому жаловаться. Я займу твое место в Золотом дворце и побуду этот месяц сатрапом. Мои подруги, разумеется, тоже будут торчать все это время в Зазеркалье. Ради успеха этой операции я готов пойти даже и не на такие жертвы. Ну, а на тебя лично, Ури, я возлагаю обязанность немедленно известить нашу бедняжку о том, что свалилось на её голову. И учти, для полной убедительности тебе придется показать себя не с самой лучшей стороны и, для начала, завалить её в свою койку. Если будет сильно артачиться, устроишь ей маленькую экскурсию в Темный Парадиз и покажешь, что такое настоящий ад. Пусть у неё будет выбор, командировка на Землю с тем заданием, которое ты для неё придумал или десять лет веселой жизни среди хрустальных кактусов. Можешь, кстати, валить все на меня, как на покойника, Ури, но все должно пройти, словно по писанному. - Повернувшись к Ольгерду, он добавил - А ты, чистюля, садись-ка за письменный стол и срочно строчи задание для нашей красавицы, чтобы потом у тебя не было повода корчить из себя праведника. Всю базу данных на всяческих там садюг и извращенцев я уже внес в твой компьютер, так что с этим никаких трудностей у тебя не будет. Зато, я уже представляю себе, с каким удовольствием ты примешься утешать эту бедняжку после того, как она вернется в Парадиз.
Создатель Ольгерд встал из кресла и подсел к письменному столу, на котором уже стоял открытым его старенький магический ноутбук. Небрежно положив руку на его клавиатуру, он, даже не перебирая пальцами кнопок, принялся составлять довольно подробную инструкцию, согласно которой на голову ничего не подозревающей музы должны были свалиться самые невероятные беды и мучения от самых грубых и бесчувственных мужланов среди всех бескрайних просторов России.
Еще через несколько часов ангел Уриэль-младший и Создатель Алекс внимательно изучали его творение, которое поразило их обоих своей жестокостью. Сам Ольгерд, при этом, сидел совершенно спокойно и его лицо озаряла добрая и мягкая улыбка. Все равно заключительный этап выпадал на плечи его друга. Ведь это именно ему предстояло облечь его творение в сложнейшую магическую формулу, включив в неё всю ту конкретику, касающуюся отдельных типов, которые, повинуясь магии, обязательно должны были теперь встретиться с Эрато.
Бутылку коньяка они так и не распили, так как им, по большому счету, пока что нечем было гордиться. Тут уж что ни говори, но их поступок, хотя он и был продиктован высшей необходимостью, никак не претендовал на звание самого благородного деяния истекшего месяца. Перед их коллективной фантазией померкли все прошлые проказы Верховного мага Бертрана Карпинуса. Пожалуй, если бы им, вдруг, вздумалось привлечь его к этой работе, то она, наверняка, послал бы обоих Создателей к чертовой матери и был бы полностью прав. Когда все было полностью готово, Уриэль, глядя на зловещую геометрическую фигуру, парящую в воздухе, тихо сказал:
- Да, мужики, не знай я в точности того, зачем это все нужно, мне было бы куда приятнее сигануть в колодец, откуда деревенские маги черпают Первичную Материю. Единственное, что меня утешает, так это то, что нашей бедняжке Эрато разрешено мочить всех этих уродов хоть по одному, хоть пачками. Кстати, глубокоуважаемые, я вовсе не думаю, что её нужно будет обязательно тащить в Темный Парадиз. Кажется, мне будет достаточно просто показать ей несколько общих планов через небольшое магическое зеркало. И, вот еще что, Алекс, позволь уж мне самому решать, что и как я ей буду объяснять.
Создатель Алекс молча кивнул головой и все трое тотчас покинули маленький кабинет, в котором они провели почти полный рабочий день. Каждый из них вернулся к себе ровно в тот самый момент, когда ангел Уриэль-младший шагнул из своего кабинета в Зазеркалье. Ольгерд в свои покои, Алекс, в московский дворец, а ангел на свою скалу, одиноко возвышающуюся над лесом. Там он решил провести несколько часов в безмолвной ангельской молитве, обращенной к Богу, чтобы набраться решимости исполнить все так, чтобы в нужный момент не подвести даже не двух своих друзей, а самого великого Создателя Яхве.
Только теперь он понял, сколь труден путь в Создатели и как сложна работа Защитника Мироздания. Видимо все, что они делали в этот день, было правильным, так как после семичасовой молитвы он, вдруг, почувствовал небывалую ясность мысли и такое чувство ответственности, что даже удивился этому. Да, к тому же, когда он встал с колен, то в открытое окно внезапно ворвался свежий ветер, который принес собой яркую радугу, расцветившую его скромное, аскетическое жилище самыми дивными красками.
Парадиз Ланд. Золотой дворец Создателя Ольгерда.
Покои ангела Уриэля-младшего. Вечер того же дня.
Войдя в свои покои, Уриэль нашел Эрато мирно спящей на диване в его малой гостиной, в которой он её оставил. Сон совершенно преобразил эту высокую и очень красивую девушку, смягчил черты её лица и сделал его каким-то наивным, милым и умиротворенным, очаровательным в обрамлении из пышных, орехово-русых локонов. Правда, таким оно оставалось всего лишь несколько секунд. Почувствовав, что на неё пристально смотрит кто-то, муза тотчас проснулась и её лицо вновь сделалось гордым и высокомерным. Бросив на ангела презрительный и какой-то брезгливый взгляд, она спросила его хмурым голосом:
- Ну, и где же ты пропадал столько времени, похотливый попугай? Неужели у тебя хватит наглости сказать мне, что у самого Создателя Ольгерда?
Посмотрев на вредную музу с иронией, Уриэль направился из гостиной в свой домашний кабинет, где у него имелось небольшое магическое зеркало специальной конструкции и, стоя в дверях, поманил девушку за собой. Ему сразу же стало ясно, что та уже успела хорошенько осмотреться в его покоях, раз пошла за ним без малейшего колебания. Ангел посадил музу в кресло, стоящее напротив магического зеркала и стал показывать ей жуткие картины адской действительности. Уже минуты через три, четыре Эрато пришла от увиденного в ужас и, резко отвернувшись от магического зеркала, спросила его испуганным и чуть ли не плачущим голосом:
- Уриэль, зачем ты показываешь мне такие страшные вещи? Что это все значит?
- А это значит то, моя несравненная Эрато, что ты, со своими требованиями, вляпалась. - Коротко ответил ей ангел, после чего начал подробно объяснять ей сложившуюся ситуацию - И вляпалась чертовски серьезно и основательно. Вот уж не знаю с чего это тебе втемяшилась в твою очаровательную головку эта дикая блажь посетить Зазеркалье со столь изуверскими планами. Но, увы, теперь уже никому и ничего невозможно изменить, да, и жаловаться тебе тоже некому. Создатель Алекс попер из Парадиза не только единственного твоего возможного заступника, Создателя Ольгерда, но даже всех его ближайших родственничков, кроме меня. Сам он сейчас сидит возле пульта управления мирозданием злой, как черт, и, скорее всего, наблюдает за тем, как я тут беседую с тобой.
- Господи, я совершенно не понимаю о чем ты говоришь, Уриэль! - Возмущенно воскликнула муза - Объясни мне, наконец, что все это значит? К чему все эти твои пустые речи?
Ангел невесело усмехнулся и сказал:
- Хорошо. Постараюсь тебе объяснить все коротко и внятно. Так вот, милая моя Эрато, ты действительно отправишься в Зазеркалье и сможешь выполнить все пункты своей глупой программы, но тебе придется заплатить за это очень дорогую цену. Ты начнешь свой путь в России, в глухой, дремучей дыре и будешь изображать из себя отнюдь не гордую красавицу, а самую дешевую проститутку. Одну из тех глупых девиц, каких в этой стране принято называть плечевыми. Для начала ты станешь игрушкой для водителей-дальнобойщиков, перевозящих разные грузы на больших автомобилях. Затем ты доберешься до огромного города, где снова испытаешь все то, что выпадает на долю проституток разного сорта, ну, и просто дурочек, которые приехали в этот город по глупости и стали жертвами всяких негодяев. Правда, в конечном итоге ты станешь успешной и благополучной фотомоделью и лично встретишься с одним поэтом, которого ты должна будешь непременно влюбить в себя и привести в Парадиз Ланд. На все тебе будет отпущено полтора года. Но и это еще не все, видя то, как ты меня презираешь, Создатель Алекс проложил твой путь в Зазеркалье через мою кровать и ему, представь себе, совершенно наплевать даже на то, что я влюблен в тебя столько лет. Вот такие дела, моя милая Эрато и тут уже никто не может ничего поделать. Для тебя уже готова магическая конструкция, которая будет контролировать твое поведение в Зазеркалье и ты будешь вольна делать по своей собственной воле только две вещи, - во-первых, посещать по ночам поэтов и навевать им свои волшебные грезы, а во-вторых, мстить всем тем уродам, которые будут относиться к тебе во время твоей командировки по-скотски, что собственно и является главной целью твоей служебной командировки. Вот их ты сможешь хоть убивать, хоть мучить. Тут у тебя руки будут полностью развязаны. Создатель Алекс считает, что тебе будет вполне с руки стать палачом для этих уродов, если тебе совершенно не жаль поэтов, которым ты хотела строить всякие козни. Ну, а в качестве особого благоволения к тебе со стороны второго Защитника Мироздания, который, почему-то, очень обрадовался твоему желанию, мне приказано наделить тебя почти полной неуязвимостью и способностью к магической трансформации тела.
Эрато вскочила с кресла и возмущенно закричала:
- Да, я вообще не пойду ни в какое Зазеркалье! Вернусь в наш замок на горе и буду жить там, как и прежде. Я прекрасно обойдусь и без того, чтобы лично навевать на поэтов свои магические чары, без которых они не могут творить.
С тяжелым вздохом ангел пристально посмотрел в глаза девушки и сообщил ей самое неприятное известие:
- Увы, Эрато, теперь это уже невозможно. Или ты отправляешься в Зазеркалье и начинаешь там мочить уродов, или тебя саму ждет десять лет жутких мучений в Темном Парадизе, в аду, который наш Создатель Ольгерд сотворил для черных душ, помещенных им в неистребимые тела. У тебя есть ровно один час на размышления. Ты вправе выбирать между адом и Зазеркальем. Извини, но уже ничего невозможно изменить. Меня ты легко сможешь найти в моей спальной и единственное, что я могу сказать тебе в утешение, моя милая Эрато, ты не найдешь более ласкового любовника, чем я, а еще мне подвластно сделать тебя еще одной дочерью Великого Маниту. Тогда тебе уж точно нечего будет бояться в Зазеркалье и ты сможешь избежать многих неприятностей.
Сказав это, Уриэль вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь. Он вовсе не надеялся на то, что Эрато сможет стать его сестрой, ведь этого так и не смогли сделать очень многие небожительницы, в совершенстве постигшие искусство небесной любви, большинство которых были к тому же влюблены в него.
Уриэль, одетый в свой самый излюбленный домашний наряд, просторные бермуды и пеструю гавайскую рубаху, лежал на широченной кровати и пристально смотрел на часы, висевшие на стене. Его крылья спокойно парили под потолком, чуть заметно шевеля перьями. Истекала пятьдесят восьмая минута того часа, который Алекс дал Эрато на раздумья. Для ангела этот час показался целой вечностью и отнюдь не потому, что влюбленный Уриэль ждал предмет своего обожания.
Все это время его душу терзали сомнения, вправе ли он облегчить дальнейшую участь музы, научив её кое-каким ловким магическим трюкам, чтобы она легче переносила все тяготы того сложного и, безусловно, очень важного задания, которое ей было поручено. К тому же он очень боялся еще и того, что эта гордячка, вдруг, возьмет и выберет для себя адские муки. Такое тоже было не исключено, но тогда в бой должен был вступить Алекс для того, чтобы самым наглядным образом показать ей, что такое жизнь в аду и чем ей грозит такое упрямство. Главным же козырем должно было стать угроза, что после всего, что ей придется испытать в аду, её путь все равно будет направлен в Зазеркалье и лежать он будет через его спальню.
Когда пошла пятьдесят девятая минута, огромные двустворчатые двери спальной плавно распахнулись и в неё медленно и гордо вошла прекрасная муза Эрато. Переступив порог и сделав несколько шагов по направлению к его кровати, она расстегнула бронзовые фибулы своего пепласа и легкий шелк волнами заструился вниз, обнажая её стройное, белое тело, заставив глаза ангела вспыхнуть бешеным огнем.
Уриэль лежал, словно пораженный молнией, и жадно пожирал взглядами прекрасное девичье тело, юное и неопытное, еще не знавшее мужских рук и губ. Эрато была так чиста и невинна, что даже и не представляла себе, что такое девичья стеснительность. Она стояла, как вкопанная, не зная что ей делать дальше и будучи не в силах переступить через белый шелк своего пепласа, который был подобен одеянию монахини, отданной в монастырь еще во младенчестве.
Девушка, которая была прямой и единственной виновницей сотен тысяч любовных признаний, выраженных в прекрасных стихах, и просто невероятного количества поэтических описаний всех радостей любви, сама не знала о ней ровным счетом ни-че-го. В этой очень большой, изящно обставленной красивой мебелью спальной, где очень часто звенели девичьи и женские голоса, звучали страстные признания в любви, она была подобна дикарке, впервые попавшей в огромный, сверкающий яркими огнями город. Едва войдя на его окраину, она уже была поражена им и её душа пребывала в смятении подобном панике, и Эрато была готова разрыдаться от каждого громкого слова или резкого жеста.
Голубые глаза ангела Уриэля-младшего, до этого горевшие бесовским огнем, вдруг, потемнели и наполнились теплом и нежностью. Он ласково улыбнулся, отчего девушка вздрогнула, но не сдвинулся с места. Вместо этого из-под потолка слетели вниз его белоснежные крылья и, сложившись пополам их внешней стороной, укрыли её от ласковых взглядов ангела. Она облегченно вздохнула и видя добрый и ласковый взгляд Уриэля, тоже робко улыбнулась. Ей было даже неведомо то, что ангельские крылья и сам ангел были одним целым и она уже оказалась в страстных объятьях этого крылатого Казановы.
Упругие и шелковистые белоснежные перья нежно поглаживали и ласкали тело девушки, легонько щекоча соски её грудей и даже девичье лоно, которое, до сего дня, еще никогда не доставляло ей никакого беспокойство, хотя возраст Эрато исчислялся почти четырьмя с половиной тысячами лет. Такой уж она была порождена Аполлоном. Девушка с удивлением отметила, что ангельские крылья вовсе не досаждают ей своими воздушными, невесомо легкими прикосновениями.
Два ангельских крыла легко и плавно опрокинули Эрато на спину и подняли в воздух, но не понесли её немедленно к кровати Уриэля, а медленно закружили по огромной комнате с окнами, чуть ли не во всю стену, через которые в спальную проникали багряные лучи заходящего солнца. Белоснежные крылья то крепко обнимали тело девушки, стискивая её упругими перьями, то вновь принимались легонько щекотать его от кончиков пальцев на ногах и до её улыбающихся губ. Временами она тихо смеялась, лежа на одном ангельском крыле и укрытая от восхищенных взглядов Уриэля другим.
Крылья ангела источали дивный аромат с каким-то горьковато-мускусным оттенком и девушка вдруг поняла, что это и есть запах мужчины, запах любви и страсти. Нет, она вовсе не хотела обнять Уриэля, но она уже прижимала к своей груди его белоснежное крыло и вспоминала отчего-то Леду и то, как эта девушка отдалась, однажды, огромному лебедю. Та юная эллинка тоже не хотела близости с мужчиной и Зевсу пришлось пойти на хитрость, чтобы сделать её своей любовницей, ведь после этого он приходил к ней уже как самый обыкновенный мужчина и, помнится, она с сестрами до слез хохотала над этой наивной простушкой.
Теперь, похоже, на её долю выпало то же самое и Эрато стала с интересом посматривать на ангела, пытаясь угадать, как скоро он встанет со своего ложа и подойдет к ней для того, чтобы сорвать с её губ первый поцелуй. Она уже решила для себя, что не станет уступать ему просто так и отдаваться, словно жертвенное животное. Он или возьмет её силой, или... Каким должен быть второй вариант, она даже и не могла себе представить, так как ей совершенно не хотелось того, что на языке всех этих странных существ мужского и женского рода называлось соитием. Не то чтобы это было ей противно, просто на никогда не думала об этом и даже не могла представить себе, что это такое, - плотская любовь.
Во всем Парадиз Ланде было всего десять девушек, которые за все эти годы нисколько не изменились внешне, Афродита, которая могла вернуть себе девственность и очарование юности искупавшись чуть ли не в любой луже и они, девять муз, сотворенные вечно юными, нестареющими девушками. В этом, отчасти, и заключался секрет её холодности к мужчинам, ведь она так ни разу и не воспользовалась ни одной из магических купелей Создателя Ольгерда, но она еще не знала о том, с какими именно типами она сегодня столкнулась.
Кружа девушку все быстрее и лаская все откровеннее, крылья внесли Эрато в большой, чуть ли не шестиметрового диаметра, шар золотистой воды, источавшей дивный аромат, внезапно появившийся в спальной комнате ангела. Капризную музу тотчас окутало сверкающее и искристое золотое сияние, полностью скрывшее у неё из виду огромную кровать, на которой, счастливо улыбаясь, лежал здоровенный, атлетически сложенный, златовласый ангел, одетый в смешные короткие штаны и пеструю, не застегнутую рубашку. В этот самый момент вокруг вечно юной музы и соединились две невероятно могучие магии, сотворенных сразу двумя Создателями, столь досужими на всякие изощренные магические трюки.
Магическая летающая золотистая купель Создателя Алекса в считанные минуты полностью преобразила девушку. В основном изнутри, обострив все её рецепторы и превратив их, таким образом, в самые банальные эрогенные зоны, делая музу обыкновенной, восемнадцатилетней девицей, в которой уже в полную силу проснулись чисто женские желания. Магический же золотой оберег Создателя Ольгерда вернул холодной и отстраненной душе Эрато всю её прежнюю молодость и чуть ли не пинками затолкал весь её опыт музы и мудрость старой девы в какой-то далекий, потаенный уголок.
Когда золотая пелена, наконец, спала с её глаз, она уже не парила в воздусях, а твердо стояла на полу, покрытом толстым пушистым ковром и ангельские крылья нежно, но крепко обнимали девушку с боков и сзади, нахально оглаживая прелестную, круглую и упругую белоснежную попку музы. Сам же златовласый ангел Уриэль-младший, стоял перед ней обнаженный и уверенный в себе, снова пожирая тело девушки нескромными, восторженными и влюбленными взглядами. Его наглая физиономия вся так и сияла от радости.
Эрато, вдруг, почувствовала, что ей нравятся эти жадные и откровенные взгляды нахального ангела, которые буквально прожигали её тело в самых неожиданных местах. Она игриво переступила с ноги на ногу, гордо вскинула свой очаровательный носик и посмотрела на ангела свысока и горделиво, словно вопрошая его: - "Ну, как, парень, ты встречал когда-нибудь такую же прекрасную девушку, как я?"
Вместе с тем музу поразило то, каким все-таки красивым было мускулистое, стройное и гибкое тело ангела, непроизвольно поигрывающего мышцами, с сильными и красивыми руками, которые были слегка приподняты и жадно протянуты у ней. Видя то, что некая интимная часть тела ангела Уриэля была просто немыслимо напряжена и выгнута, словно тугой лук, она одним только лишь умом, но отнюдь еще не чувством и всем своим женским естеством, вдруг, отчетливо поняла, что это и есть то самое сладостное возбуждение мужчины, страстно желающего любви и близости. Странно, но теперь Эрато уже совершенно не пугало то, что вскоре плоть ангела войдет в её собственную плоть, растревоженную столь нежными и нескромными перьями ангельских крыл, точно так же, как острое лезвие меча входит в ножны, а ключ в замок сокровищницы...
О, в памяти музы издревле бережно хранились десятки тысяч метафор, которыми поэты Зазеркалья уже тысячи лет описывали этот волшебный, волнующий и трепетный момент близости. Она знала о прелестях плотской любви практически все, но эти знания были чистой теорией без малейшей примеси личного опыта. Напрочь отринув все свои прежние предубеждения против физиологических аспектов любви, взволнованно дыша и чуть дрожа всем телом, Эрато смело шагнула навстречу ангелу, который тотчас замкнул её в горячее кольцо своих крепких объятий и жадно приник к пылающим губам девушки своим пересохшим ртом.
Упругое и трепещущее от восторга крыло ангела снова опрокинулось под ней летающим ложем и подняло музу высоко в воздух, но теперь она чувствовала на себе тяжесть обжигающе горячего тела мужчины, под которой она таяла, словно пчелиный воск. Крылья перенесли их на большую, пышную кровать с упругим ложем, но не взметнулись после этого под потолок, как того можно было ожидать. Уриэль уже не был тем прежним любовником-налетчиком. Он великолепно знал все немалые возможности своего магического летательного аппарата и всегда использовал их на все сто процентов, нисколько не стесняясь применять их самым неожиданным образом.
Будучи опытным и искушенным любовником, познавшим все тайны небесной любви, которая была недоступна простым смертным, он не торопился поскорее овладеть Эрато и удовлетворить, тем самым, свое тщеславие. Теперь с ним не смог бы сравниться даже самый ушлый из сатиров, предварительные любовные ласки которых длятся чуть ли не часами. Превзошел он и самого Создателя Ольгерда, за которым давно закрепилась слава самого невероятного любовника, арсенал ласк и инструментов любви которого не знал пределов. Впрочем, у того ведь не было крыльев и потому он проигрывал ангелам.
Все это привело в результате к тому, что это не ангелу пришлось брать тело музы силой, а самой Эрато потребовалась сила для того, чтобы заставить ангела сделать то, чего она так боялась тысячелетиями, - лишить её девственности. Когда же это, наконец, произошло, она чуть не потеряла сознание от ощущения блаженства. Вот так Парадиз Ланд лишился еще одного своего древнего артефакта, девяти девственно чистых муз, которые, находясь за несколько тысяч лиг от Золотого дворца, не только также как и она лишились самого главного своего талисмана, но и были преображены одновременно со своей сестрицей, ставшей жертвой заговора трех любвеобильных и жуликоватых типов магической профессии.
Правда, если Эрато получила то, чего желала так страстно, а именно, была пронзена копьем ангела, словно лань, сестры её просто испытали оргазм бешеной силы, который буквально раздавил этих недотрог и полностью изменил все их прежние взгляды на секс и на мужчин. Только после этого белоснежные крылья ангела, обагренные её кровью, гордо взлетели под самый потолок. Глядя на этот алый цветок с неровными лепестками, девушка тихо застонала и сказала:
- О, Боже, если бы я только знала, от чего отказывалась все эти долгие тысячелетия...
Ангел Уриэль-младший, крепко прижимая к себе музу, медленно перевернулся на спину и тихо сказал ей:
- Боюсь, моя любовь, что таким было предначертание нашего великого интригана Яххи. Этот злыдень такого намудрил в Парадизе, что ты этого даже в самых фантастических своих снах не увидишь. Знаешь, любовь моя, этого типа нет с нами уже более полутора лет, а его мины то и дело взрываются. Эрато, любимая, если бы ты знала, как часто я был на краю гибели только потому, что ты отвергала меня раз за разом. Поверь, моя девочка, все эти годы я жил только одной мыслью, дождаться, когда-нибудь, этой волшебной ночи.
Девушка, устраиваясь поудобнее на широкой безволосой ангельской груди, вздохнула счастливо и умиротворенно, затем легонько шлепнула его своей бархатной ладошкой по губам и, внезапно укусив его за плечо жемчужными зубками, насмешливым голосом попеняла ему:
- О, да, конечно, крылатый соблазнитель невинных муз, ты только и делал все эти долгие годы, что мечтал обо мне дни и ночи напролет! Да, твоими перьями, мой милый, в Парадизе разве что полы не подметают. Если бы не магические купальни Создателя Ольгерда, ты давно бы уже был похож на цыпленка-табака. - Обняв ангела за шею, Эрато жадно поцеловала его, а потом спросила строгим тоном - Ну-ка, пернатый ловелас, сейчас же признавайся, почему ты так долго истязал меня своими руками, губами, перьями, да, еще и языком, но не спешил, при этом, пустить в ход свое главное оружие? Ты, что же, прочитал мои мысли и решил поиздеваться надо мной?
Улыбнувшись своей возлюбленной, Уриэль понимающе кивнул головой и умиротворенно сказал:
- Ага, понятно, видно ты, входя в мою спальную, решила не уступать мне своего тела без боя, и ждала того момента, когда я тебя изнасилую. Ну, что же, любовь моя, я вынужден тебя разочаровать. После того, как я запустил в свою спальную летающую магическую купель Создателя Алекса, которая, почему-то, раздулась раз в пять больше, чем это было необходимо, и её воды вошли в твое прекрасное тело, ты обрела практически полную неуязвимость и изнасиловать тебя не смогли бы даже черти самого мастера Бертрана. Так что я был вынужден ждать того момента, когда ты сама захочешь меня, иначе меня постигло бы глубокое разочарование, любовь моя. Я ведь не зря предупреждал тебя, что в моем лице ты получишь самого ласкового и нежного любовника.
- Господи, да, я именно про это и говорю! - Смеясь воскликнула Эрато - Вот ведь, недотепа, я же хотела тебя с первой же секунды, как только с моих глаз спала эта волшебная золотая пелена! А ты все целовал и целовал меня, вместо того, чтобы избавить меня и всех моих сестер от этого древнего проклятья. Не знаю, поверишь ли ты мне, но порой, когда ты прилетал в наш замок на горе, я смотрела на тебя с восхищением, особенно тогда, когда ты был мокрым после дождя, весь шатался от усталости, но все равно молил меня о любви, как будто только в этом была сосредоточена вся твоя жизнь. О, тогда ты становился, воистину, прекрасным, мой ангел, хотя и был тогда каким-то щуплым, тщедушным мальчишкой. - Обвивая ноги Уриэля своими ногами и нежно гладя его тело рукой, Эрато восхищенным голосом прошептала - Зато теперь ты, наконец, вырос, окреп и возмужал, мой любимый. Теперь ты даже прекраснее, чем сам Аполлон.
Ангел улыбнулся. Ему и самому нравилось то, что став сыном Великого Маниту он вскоре, сам того не ожидая, подрос сантиметров на двадцать и был теперь лишь немного ниже ростом, чем его друг, ангел-великан Михаил-младший. В те годы, о которых говорила муза, он действительно не представлял из себя, на первый взгляд, сколько-нибудь эффектного и обольстительного любовника. Что же, если в этом действительно был виноват Создатель Яхве, который еще задолго до его рождения спланировал все таким хитроумным образом, то он был теперь ему благодарен.
Точно также был благодарен Создателю Яхве и Ольгерд, который недавно обрел еще двух прелестных подруг, да, к тому же еще и стал молодым отцом. Теперь и Уриэль стал задумываться о том, что ему тоже настала пора обрести счастье отцовства, только вот с какой из его возлюбленных. Он уже стал жалеть о своем обещании, данном несколько часов назад под влиянием чувства вины Эрато. Девушка же, словно прочитав его мысли, внезапно спросила его:
- Уриэль, любимый, скажи мне, что ты имел ввиду тогда, когда говорил о том, что сделаешь меня еще одной дочерью Великого Маниту? Когда-то, очень давно, этот парень писал весьма недурные стихи, и я, частенько навевала на него свои магические грезы. Порой это вполне стоило того и из-под его пера выходили великолепные стихи. Говорят, что его дочери обладают какими-то совершенно невероятными способностями. Расскажи мне об этом поподробнее, милый? Ну, и еще я хочу знать все о том, почему это Создатель Алекс так рассердился на меня?
Ангел был вынужден согласиться с тем, что муза умела задавать трудные вопросы, на которые нужно было давать только честные и искренние ответы, чтобы не испортить ничего из того, что было задумано Создателем Алексом. Уриэлю нечего было делать и он начал с последнего вопроса своей возлюбленной, мечтая только о том, чтобы сообщить ей лишь малую часть правды и случайно не наболтать лишнего. Правда в полном своем объеме и всей её неприглядности была даже хуже самого наглого и гнусного вранья, так как она обладала колоссальной разрушительной силой. Поэтому, нежно прижимая к себе девушку, он крепко поцеловал её, а затем, пристально глядя ей в глаза, стал неторопливо рассказывать:
- Эрато, Алекс вовсе не пребывал в столь уж диком гневе, хотя и ворчал по тому поводу, что ты так долго отвергала мою любовь. Он ведь обладает удивительным даром видеть душу любого существа насквозь, а также читать мысли и чувства людей. То, что ты задумала создать нескольким сотням поэтов веселенькую жизнь, полную волнений и тревог, его не особенно-то и возмутило, хотя он и не пришел в восторг от твоего решения из-за которого кое-кто из этих ребят теперь должен заполучить себе очень опасных и злобных врагов. Тут он с тобой полностью согласен, поэт действительно не должен жить так, словно он родился с серебряной ложкой во рту, но и гнобить этих ребят просто так, Алекс тебе тоже не позволит, а потому уже приказал приставить к каждому из твоих клиентов по персональному ангелу-телохранителю. Так что как бы ты не старалась натравливать на них всяких мерзавцев, их всех будут держать на поводке, словно злых псов. Укусить какого-нибудь поэта за задницу они еще смогут, но вот загрызть насмерть никогда. В этом плане ты можешь быть совершенно спокойна, твои руки полностью будут развязаны. Теперь, что касается его гнева, обрушенного на тебя. Понимаешь, любовь моя, ни Ольгерд, ни Алекс не могут ничего делать в Зазеркалье прямо, ни щедро творить добро, ни беспощадно наказывать зло.
- Уриэль, так значит все то, что говорят в Парадизе об этой жуткой головной боли Создателя Алекса, правда? - Перебила ангела муза и задумчиво добавила - А я-то думала, что это просто какой-то ловкий трюк.
Влюбленный ангел обнял девушку еще крепче и, нежно лаская её своими сильными руками, заговорил еще быстрее, чтобы поскорее перейти от слов к делу:
- Правда-правда, любовь моя. Вот потому-то он, вдруг, и решил обязать тебя стать судьей и палачом для кое-каких самых мерзких ублюдком, которые так любят мучить и истязать молоденьких девушек. Видимо, он и в самом деле подумал о тебе, как о жуткой злюке и вредине. Ты, ведь, в отличие от той же Аматерасу, которая только и делает, что мечтает о толпах преданных поклонников, не выразила в своем заявлении намерения вертеть хвостом в Зазеркалье и корчить из себя богиню, а решила заняться любимой работой. Вот поэтому он и решил навесить на тебя дополнительные обязанности, хотя, конечно, далеко не самые приятные. Ну, а для того, чтобы сломить твое упрямство и глупую гордыню, он приказал мне сделать из тебя самую обыкновенную счастливую девушку, да, еще и пробудить в тебе женскую чувственность. Уж теперь-то ты точно проникнешься чувством жалости ко всем женщинам Зазеркалья, а вместе с тем возненавидишь всех тех мерзавцев, которые относятся к ним по-скотски. Но и здесь все было задумано Алексом так, чтобы ни ты сама, ни твое божественное тело, при этом не пострадали. В своем настоящем виде ты совершенно неуязвима для всяких насильников и садистов, а сил в тебе столько, что ты любого мужчину Зазеркалья прихлопнешь, словно комара. Теперь ты обладаешь даром перевоплощения, а также имеешь способность очень тонко и точно чувствовать все чужие эмоции и чувства. Полностью изменив свой внешний вид, ты, как бы, станешь невидимым кукловодом своего нового, измененного тела, которое можно будет ударить, изнасиловать и даже убить. Сама же ты в это время даже не почувствуешь боли, но сможешь полностью оценить того мерзавца, который посмеет надругаться над твоей безропотной куклой. В своем раздвоении ты можешь заходить очень далеко. К примеру если твою куклу вдруг станут насиловать сразу несколько мерзавцев, то она будет вести себя вполне адекватно боли, но не сделает даже робкой попытки убежать или как-то защититься, а в это время ты настоящая, сможешь улететь хоть на другую сторону планеты и там, абсолютно невидимая и неосязаемая, станешь навевать поэтам свои магические чары. Свою же истерзанную куклу ты всегда сможешь оживить, привести в божий вид и вновь отправить в дальнейший путь. Единственное действие, которое тебе нужно будет совершить в своем настоящем теле, это заставить одного парня, кстати, поэта, Вячеслава Левченко, влюбиться в тебя и привести его в Парадиз Ланд. В нужный момент перед вами обоими будет открыто магическое зеркало и он должен будет побежать за тобой, словно Бобик, весело виляя хвостом и...
Муза вновь перебила ангела, но теперь, сердито стукнув его кулачком по лбу, она громко воскликнула:
- Ах ты негодник! Да, как ты смеешь говорить так о поэте, чудо в перьях! Вячик замечательный поэт и, к тому же, очень красивый мужчина. Правда, очень уж влюбчивый. Ну, хорошо, с этим мне будет легко справиться, а что ты скажешь мне на счет дочерей Великого Маниту? Это что еще за напасть такая? Я слышала, как-то, что они самые лучшие любовницы в обоих мирах и их не могут превзойти даже подруги Создателя Ольгерда. Кто они такие, Уриэль, и как ты собираешься сделать меня одной из них?
После этих слов музы, ангел был вынужден выпустить её из своих объятий и указать на свои родинки, которые горели на его рельефном торсе ярко-розовыми жемчужинами. Ткнув пальцем в одну из родинок, он сказал:
- Я один из сыновей Великого Маниту, любовь моя, а потому могу и тебя сделать его дочерью, но только в том случае, если ты сама этого захочешь. Для этого тебе всего-то и надо сделать, что доставить мне самое большое наслаждение, которое ты только способна доставить мужчине. Правда, после этого немедленно последует жестокая расплата, мы оба станем братом и сестрой, тем самым, навсегда потеряв друг друга, как любовники. Из всех сыновей и дочерей Великого Маниту только Ольгерд знает о том, как можно снять звезду с тела своей возлюбленной, но, пока что только его возлюбленная подруга фея Розалинда захотела расстаться со своими родинками. Со всех остальных наших сестер их теперь уже не содрать никакими силами. Ты мне не поверишь, Эрато, но мои сестрички могут соблазнить кого угодно. Как-то раз русалочка Олеся поймала на себе неодобрительный взгляд архангела Серафима, нашего самого строгого блюстителя нравственности, который до того дня целых пятнадцать тысяч лет избегал женщин. И что же ты думаешь? На то, чтобы соблазнить эту ветряную мельницу, у нее ушло ровно две минуты, а уже на следующие сутки он не то что был готов осыпать её своими перьями, но и вообще отдать ей свои знаменитые крылья. И представь себе, любая из моих сестренок была способна обольстить его и заставить навсегда забыть о том, что он терпеть не может баб. Вот и думай сама после этого, кто на самом деле является в Парадизе самыми обольстительными и искусными любовницами. Но и это далеко не все, на что способны дочери Великого Маниту. Им, помимо всего даны самим Господом Богом еще кое-какие способности, о которых простые Создатели не могут даже и мечтать. Представь себе, но мы, дети Великого Маниту, можем жить в воде, словно русалки, наяды и нимфы. Ты даже не поверишь мне, любовь моя, как это чудесно, заниматься любовью с наядой или нимфой в её родной стихии. Пожалуй, только так и можно любить этих красавиц, плавая вместе с ними в чистых водах...
Игриво посмотрев на ангела, Эрато сначала сладко потянулась, затем тягостно вздохнула, а потом, вдруг, воскликнула:
- О, это действительно все меняет. Правда, меня совершенно не интересуют эти лягушки, наяды и нимфы, но теперь я понимаю, почему водяные, которые живут в озере неподалеку от нашей горы, никогда не покидают его, хотя все они очень недурны собой. Вот теперь, когда мы, благодаря тебе избавились от этого древнего проклятья, которое делало из нас самых последних дур, я смогу, наконец, утереть нос кое-кому из своих родных сестричек, особенно этой сварливой дуре Терпсихоре.
Сказав эти слова Эрато уже сама принялась покрывать все тело Уриэля своими горячими поцелуями, поначалу скованными и неумелыми, но зато очень страстными и откровенными. Муза, видимо, припомнила самые нескромные вирши своих подопечных, - поэтов и потому её ласки не знали абсолютно никаких запретов и табу. Так что в том не было ничего удивительного, что уже спустя четверть часа она сорвала с тела своего первого мужчины самый редкостный трофей.
В Парадизе уже успели позабыть о тех временах, когда среди его прекрасных, дивных просторов свирепствовал столь падкий до женского пола и ненасытный на любовные ласки маг-любовник из Зазеркалья, который, то и дело, внезапно тушил свет то на три, а то и на все пять дней. Ангел Уриэль-младший, был теперь на все три головы выше того дремучего типа, как маг, а потому, совершенно не беспокоясь о том, что у кого-то имелись совершенно другие планы на ближайшую неделю, взял, да, и продлил свою брачную ночь на целую декаду. К тому же он сделал это столь умно и основательно, что даже оба Создателя, собравшись вместе возле пульта управления Мирозданием, уже ничего не смогли с этим поделать.
Вместе с тем он еще и умудрился заставить время внутри своих покоев бежать в три раза быстрее, чтобы сотворить себе и своей возлюбленной полноценную медовую ночь длиной в целый месяц. За дело он взялся самым серьезным и основательным образом, стремясь не только насладиться любовью, но и полностью понять свою мимолетную возлюбленную, чтобы потом, став её родным братом, уже не быть для неё в общем-то чужим и посторонним человеком. Поэтому они не только занимались любовью, но и подолгу разговаривали, затрагивая самые неожиданные темы.
Эрато полностью доверилась ангелу Уриэлю и рассказала ему обо всем, что она делала, как муза и это были очень ценные знания. Она обладала бесценным даром, который был жизненно необходим каждому Создателю и то, что муза согласилась передать его Ольгерду, Алексу и Зелу, было самой большой его победой. Заодно, ангел лишний раз убедился в том, что Создатель Яхве был еще тем жмотом и ни с кем не делился своими собственными знаниями. Ну, как раз на такие вещи у Эрато был совершенно другой взгляд, ведь Защитникам Мироздания, по её мнению, следовало почаще оглядываться вокруг себя и собирать все те знания, которые были разбросаны Создателем Яхве по всему Парадиз Ланду, будучи воплощенными во множестве магических чудес.
Уриэль смог не только пробудить в вечно юной музе пылкость чувств и страсть, но еще и поднял её магические знания на очень высокий уровень. Он подарил Эрато новенькое Кольцо Творения, которое сам же и сотворил, и, без малейшего колебания ввел музу, у которой была своя собственная тайная магия, в его синие недра, где Верховной магессе полностью открылись новые, неведомые ей доселе, знания. Теперь уже она стала костерить как своего папеньку Аполлона, так и Создателя Яхве за их жлобство, ведь если бы она обладала всей полнотой магических знаний, то куда лучше смогла бы делать свою работу.
Уже очень скоро выяснилось, что Эрато ничуть не меньше обоих Защитников Мироздания понимала всю важность их тяжких трудов и, к облегчению Уриэля, теперь сама рвалась в Зазеркалье. Правда, это все-таки произошло после того, как она ознакомилась с той магической конструкцией, которую Создатель Алекс вознамерился нахлобучить на её очаровательную головку, чему она сначала возмутилась, а потом захотела узнать кое-какие подробности о тех типах, которые были в неё вложены. У ангела, занимавшего высокий пост в иерархии начальства Парадиз Ланда, имелась практически вся информация о Зазеркалье, как ближайшем, так и дальнем.
Создатель Алекс, сидя в Москве в своем невидимом дворце, времени даром не терял. Он уже давно, чуть ли не первые же недели с момента начала своей трудовой деятельности в должности Защитника Мироздания, взял на карандаш всех негодяев не только на Земле, но и в других мирах. Эрато, став очень образованной магессой, да, еще вдобавок и дочерью Великого Маниту поступила очень просто, взяла и вобрала в свое сознание всю эту информацию.
Впрочем, сначала она сказала Уриэлю, что обоим Создателям следует поторопиться и сотворить целый батальон, а то и полк муз, которых уже сейчас следовало отправить в те миры, в которых уже начали развиваться цивилизации разумных существ. На Рейтаре и Тристане, на её взгляд, все уже было так запущено, что новым музам придется теперь очень сильно поломать себе голову, как привести в порядок все, что уже успели натворить там без достаточного вдохновения поэты, художники, музыканты и все прочие архитекторы. Так что Аполлона, который один знал все секреты массового производства муз, в самое ближайшее время ждали тяжкие труды.
После этого Эрато полностью раскритиковала магическую конструкцию Создателя Алекса и даже пригрозила надеть её на него самого. Теперь она рвалась на Землю уже не столько потому, что её хотелось лично приласкать поэтов-лириков, а потому, что эту девушку очень возмутили кое-какие негодяи, с которыми она мечтала встретиться и посчитаться за все то, что они уже сделали.
И все-таки музу куда больше интересовали не их долгие беседы и занятия магией, а большая, удобная постель ангела, а так же его огромный летний сад, в котором можно было даже летать, с его здоровенным бассейном. Она потренировалась в магических трансформациях и изрядно порадовала своего пылкого любовника тем, что оборачивалась то дриадой, то гидрой, то наядой, а то и русалочкой с синими, как вечернее небо, волосами и даже совершенно уж невероятной девушкой, которая вся, словно была соткана из языков яркого пламени.
Вот ту-то Уриэль и понял, что он, наконец, утер нос своему брату Ольгерду, познав все прелести божественной райской любви. Он был сторицей вознагражден за все свои тяжкие труды, которые, хотя они только к тому и свелись, что он зверски нахамил этой очаровательной, божественной девушке, так похожей на начинающий распускаться бутон розы, да еще за столь долгое ожидания этой сладостной медовой ночи, вознесшей его вершину блаженства.
Шли последние часы ночи, по окончании которой Уриэль и Эрато должны были стать братом и сестрой. Ни ангела, ни музу это нисколько не печалило. Они получили от этой ночи все, что только было в их силах. До этого времени Уриэлю еще как-то удавалось обходить некоторые вопросы, которые очень интересовали музу, но вот наступил момент, когда он уже не смог отшутиться, так как девушка, пристально глядя в его глаза, спросила:
- Уриэль, любовь моя и брат мой, так все-таки почему ты, Ольгерд и Алекс решили поступить так со мной?
Ангелу не понравилось в этом вопросе только то, что его скромная персона была выставлена на первое место в полном перечне главных райских интриганов. Именно это и заставило его возмущенно воскликнуть:
- Господи, ну, а я-то почему оказался тут главным? Эри, любимая, я всего лишь исполнитель! Правда, это мне принадлежала идея заставить тебя влезть в шкуру падших и гонимых женщин, но прошу учесть, любовь моя, именно я разработал сами основы магической трансформации тела и ту формулу, которая позволяет астральному телу отделяться от физического и управлять им на расстоянии. Зато все остальное это уже не моя работа. Алексу нужен охотник за темными душами, одновременно чистый душой и безжалостный, да еще такой, сердце которого не ожесточится на такой грязной работе и к тому же не один. Сам он этим заниматься не может, как и все те, кому оба Защитника Мироздания могут доверять полностью, тоже, так как такие трюки запрещены не только всем Создателям, но и тем, кто принял Божью Благодать. Алекс проделал огромную работу и создал магическую формулу, которая может превратить человека в ангела мщения, но отнюдь не каждого, а только поэта. Ну, а кто у нас знает поэтов лучше тебя? Правильно, никто. Полигимния и Евтерпия для этой цели совершенно не годятся, их удел работать со всякими болтунами и горлопанами, так что его выбор пал на тебя, Эри. Ну, а вы музы, моя дорогая, за те долгие годы, в течение которых Парадиз старился и приходил в полный упадок, стали такими стервами, что переплюнули даже фурий. Нет, кое в чем вы были полностью правы, ведь кроме вас все последние две тысячи лет никто из Верховных магов вообще не работал, но вы забили болт на весь Парадиз, на Создателя Яхве, да, и вообще на все, мечтая о том дне, когда каждый человек станет равным Создателю. Но теперь ты не хуже Ольгерда и Алекса знаешь, что это в принципе невозможно. Вот и подумай теперь сама, как нам нужно было поступить? Рассказывать вам все? Так из этого ничего хорошего не вышло бы и ты сама знаешь почему, ведь вы все стали не просто старыми, а чудовищно древними девами. Вот поэтому-то Алекс и навел на твой сон сладкие чары, которые заставили тебя вспомнить, как это было славно приходить ночью к поэту когда он мирно спал, целовать его в лоб и потом радоваться, глядя на то, как из него поперло стихами, словно водой из артезианской скважины. Да, к тому же ты должна была встретиться с одним из самых страстных поэтов, самый лучший Алексу не нужен, влюбиться в него и ввести его в Парадиз Ланд, вот и все дала, любовь моя. А теперь подумай сама, на хрена нам было нужно пускать на Землю бабу, у которой между ног находится нечто настолько окаменевшее, что поэту было бы впору брать в руки отбойный молоток? Сначала за твое перевоспитание хотел взяться Ольгерд, но Алекс пригрозил ему, что он тут же сделает его импотентом, потому что он один знал о том, как сильно я тебя люблю и как страстно желаю. Все-таки четыре тысячи сто двадцать три года срок совсем не шуточный. И учти, девочка моя, любовную магию мы никак не могли применить по отношению к тебе. Устрашить картинами ада, это пожалуйста, хотя, как ты сама понимаешь, никто тебя в ад ссылать не стал бы, ну, разве что, ты посмотрела бы на него вблизи и послушала, как вопят черные души. Так что, любовь моя, мне только всего-то и было нужно, чтобы ты сама вошла в мою спальную, ну, а что было дальше, тебе и самой хорошо известно. Вот теперь и думай, Эри, плохо мы поступили или хорошо, но учти, если мы не выбьем в обоих мирах черные души все до единой, астральную Вселенную мы не сможем построить. Правда, тебе в ней уже не жить, любимая.
Эрато, внимательно выслушав все, вдруг возмутилась относительно самой последней фразы и обиженным голосом поинтересовалась:
- А это еще почему? Я что же мордой не вышла, чтобы войти в астральные миры Господа Бога?
Уриэля уже до судорог в челюстях утомил этот долгий разговор, который грозил затянуться надолго и тем самым испортить последние часы, которые оставались в их распоряжении. Поэтому он, опрокидывая девушку на спину и крепко сжимая её в своих объятьях, прошептал, жарко дыша ей в щеку:
- Да потому, любовь моя, что ты уже приняла в свое тело Божью Благодать и теперь будешь самой очаровательной Создательницей во всех Вселенных Господа Бога. О, любовь моя.
Больше Уриэль уже ничего не мог сказать, да и Эрато уже также не могла продолжать своих расспросов, так как зрачки её прекрасных карих глаз уже сузились от возбуждения и она, хрипло дыша, стала судорожно ласкать спину и плечи ангела, извиваясь под его натиском всем телом. На этот раз их страсть была особенно бурной и только первые лучи солнца, осветившие их сплетенные тела, заставили любовников вспомнить, что они уже брат и сестра, да, и то не сразу, а только добрых четверть часа спустя после рассвета.
Лежа всего в метре от своей сестры-музы, ангел продолжал бесстыже любоваться на её прекрасное тело не смотря на то, что звезда Великого Маниту на перламутровом животе девушки горела тревожным фиолетовым светом и огрызалась злобными, маленькими молниями, которые не причиняли ему никакого вреда, хотя их укусы и были весьма болезненными для него. Глядя на ангела с вожделением, Эрато, вдруг, сказала:
- Ури, любимый, делай что хочешь, но чтобы к тому моменту, когда я вернусь их этой командировки, ты узнал у Ольгерда секрет нашего папы Маниту. Тогда я стану твоей женой и мы вместе сотворим новую Вселенную, которая будет во сто крат лучше этой, мой любимый. Да, кстати, Уриэль, мне не хотелось этого говорить раньше, но ты уже стал отцом, правда, я решила отложить рождение нашего сына на двадцать шесть месяцев. Пусть это будет нашим маленьким секретом.
Парадиз Ланд. Золотой дворец Создателя Ольгерда.
Покои Создателя Ольгерда. Четырнадцатый день, утро.
После завтрака Уриэль и Эрато вышли из ангельских покоев и поднялись прямо в покои Создателя Ольгерда. Таков был его приказ, спущенный по магическому домофону. Музу там встречали отнюдь не как работницу отдела спецопераций, а исключительно как еще одну дочь Великого Маниту и встречали очень чинно, пышно и торжественно. В основном её братья и сестры, так как Алекса задвинули в самый дальний угол и он смог подойти к ней со своим подарком последним, зато его подарок был самым роскошным.
То ли устыдясь того, что он сотворил, то ли еще почему, но он решил загладить свою вину тем, что перенес их гору вместе с озером, лежащим у её подножия, в самый центр Парадиз Ланда и лично построил музам новенький хрустальный дворец. Остальные восемь муз, разумеется, тоже были в это утро в покоях Создателя Ольгерда и они, также как и Эрато, вовсе не скучали в течение всей этой волшебной ночи, продлившейся целых десять дней.
К всеобщему удивлению, все они, как и их родная сестра, тоже стали дочерьми Великого Маниту. Своего нечаянного благодетеля, ангела Уриэля-младшего, они встретили как настоящего героя и, похоже, жутко завидовали своей сестре. Зато все остальные сестрички искренне радовались всем новообретенным сестрам и их поздравлениям не было конца, но все же больше всех радовались встрече с Эрато истинные дочери Маниту, подруги Алекса, и отец всех девятерых муз, Аполлон.
Из покоев Создателя Ольгерда вся эта шумная и веселая компания направилась в хрустальный дворец муз, в котором к ним прибавилось множество старых друзей, тех их подопечных, которые попали в Парадиз Ланд в разные времена или же были приведены в него из Чистилища. Поэты, музыканты, певцы и артисты, они и в Раю остались такими же талантливыми творцами, какими были некогда в Зазеркалье, а потому и праздник в честь муз удался на славу и продлился целых три дня, пока не выплеснулся за пределы хрустального дворца в прекрасные сады и парки, которые широкими террасами покрывали всю гору Муз от подножья до самой вершины.
Повсюду на террасах, среди цветов, под кронами пышных деревьев стояли прекрасные виллы и коттеджи, а в конюшне каждого такого дома было по прекрасному белоснежному пегасу. Пожалуй, именно это понравилось музам более всего и все они даже и не знали, как им благодарить Создателя Алекса за такой чудесный подарок. О, если бы они еще и знали к тому же, как трудно ему было уговорить всю эту публику, которая так ревностно относилась к чужим успехам, выраженным то в какой-нибудь неожиданной рифме, звучном аккорде или еще какой-либо творческой находке, собраться вместе и при этом не разругаться вдрызг и не передраться.
Эрато, которая сбежала из Хрустального дворца муз на четвертый день, первой начала подозревать Алекса в очередном подвохе, поскольку частенько ловила на себе взгляды мужчин и отнюдь не одних только поэтов, полные вожделения. Зато всем её сестрам эта неисчислимая орда пылких любовников, явно, понравилась и они вовсе не спешили, как и она, поскорее отправиться в Зазеркалье. Хотя, по большому счету, даже среди всего этого праздника, который грозился теперь длиться вечно, они не забывали о своей основной работе.
Сама же Эрато так уверовала в свою исключительность, что решила во что бы то ни стало затащить в свою постель Алекса, вытряхнуть из него всю подноготную, и, заодно, еще и вытребовать для себя кое-какие привилегии. Пока что серьезно она смогла поговорить только с Верховным магом Бертраном Карпинусом, который оказался очень милым и веселым парнем и поделился с нею множеством знаний и кое-какой информацией о том, чем он занимается на Темной стороне Парадиз Ланда. Именно после разговора с ним она и стала готовить свою акцию, направленную на обольщение Создателя Алекса, который, явно, побаивался её, но не настолько, чтобы прятаться от музы за спиной своих подруг, уже сдавших его своей новой сестричке на ближайшие пару дней.
Именно они стали её вторыми серьезными и вдумчивыми собеседницами, да, к тому же еще и союзницами. То, как трое мужчин обошлись со старой девой, их, откровенно говоря, позабавило и заставило рассмеяться. Тем более, что сама Эрато рассказывала об этом не без смеха. Правда, вдоволь нахохотавшись, они все-таки сошлись на том мнении, что юная муза не только имеет полное право проучить всех этих прохвостов, но и вправе проводить в жизнь свою собственную политику и лишь посоветовали девушке соизмерять свои желания с возможностями и всегда помнить о Гневе Господнем.
Своего братца они полностью брали на себя и уже знали, как обеспечить музе полную свободу действий в их собственных покоях. Заодно, они объяснили своей сестричке и то, что и как ей нужно будет сделать, чтобы их возлюбленный не дал дёру, обнаружив её на своем ложе. Поскольку Эрато с необычайной легкостью могла принимать любой облик, это было полной гарантией того, что она сумеет стреножить того норовистого конька, который любил показать себя примерным семьянином.
Оставив музу думать о том, как ей решить свои дела в их алькове, сестрички удалились прочь. Поначалу Эрато и в самом деле решила последовать их совету, но потом сочла, что это будет нечестно. Впрочем, все разрешилось само собой и гораздо проще, чем она думала. Увидев на своем широченном ложе, рассчитанном на довольно большой любовный союз, обнаженную музу, лежащую в очень завлекающей позе, Алекс, не оглядываясь и нисколько не колеблясь, бросился к ней с распростертыми объятьями. Так что все решилось в первые же секунды и не вызвало никаких долгих разговоров о верности.
Парадиз Ланд. Золотой дворец Создателя Ольгерда.
Покои Создателя Ольгерда. День двадцать второй, вечер.
Трое главных интриганов Парадиз Ланда сидели в кабинете Ольгерда и задумчиво молчали. Сюда они пришли всего через несколько минут после того, как муза Эрато вошла в одно из главных магических зеркал Парадиз Ланда, расположенных в помещении пульта управления Мирозданием и отправилась на Землю. Причин для молчания у каждого из них было предостаточно. Уриэль молчал потому, что он уже начал считать дни и часы, ожидая того момента, когда его Эрато вернется к нему и он будет оберегать её покой в то время, когда она начнет вынашивать в своем чреве его ребенка, которому с момента зачатия было суждено стать еще одним Создателем.
Ольгерда очень волновало то, почему это его друг Уриэль захотел лишить его сестры и что в этом крылось. Ведь на его собственный взгляд медового месяца вполне должно было хватить этому типу, который перестал почему-то прицеплять себе на спину крылья, чтобы успокоиться на счет этой смазливой длинноногой девчонки. Все это было, явно, не спроста и требовало срочного разбирательства, но он никак не мог взять и вот так запросто учинить допрос, ведь речь, что ни говори, шла о его родном брате.
Алекса же волновало только то, что теперь может отчебучить та взбалмошная девица, которая забралась его в постель на целых двое суток только, чтобы добиться от него полной свободы действий в Зазеркалье. Разумеется, он ни о чем не жалел, да, и вообще пребывал на седьмом небе от счастья, но не все было так просто. Кажется, он, все-таки, дал ей слишком большую свободу. К тому же его волновало еще и то, почему ангел, которого, вроде бы, не должны были волновать любовные похождения его сестры, метал в него из глаз гневные молнии, словно он увидел в нем соперника.
Впрочем, это все было пустяками по сравнению с тем, что ему следовало теперь ждать от Эрато, которая сделалась в покоях Уриэля просто восхитительной любовницей. Ну, а поскольку секс его волновал едва ли не в последнюю очередь, то он первым нарушил молчания и обратился к ангелу:
- Ури, ты знаешь Эрато лучше, чем мы все, поэтому ответь мне на один единственный вопрос. Скажи честно, что она собирается нам преподнести? Что-то я не верю, что она намерена следовать всем моим инструкциям.
Ангел сначала вздрогнул, затем смущенно покраснел, опустил глаза и, наконец, беспомощно промямлил:
- Мастер Алекс, она сделает все для того, чтобы поэт, выбранный тобой, влюбился в неё без памяти.
Защитника Мироздания так всего и передернуло от этих слов. Одарив ангела тяжелым, словно якорь японского супертанкера, взглядом, он сурово сказал:
- Ури, хватит валять Ваньку. Влюбить в себя она может даже какую-нибудь безмозглую инфузорию, а не то что поэта, который, к тому же, и без того влюбчив, словно мартовский кот. Меня ведь сейчас интересует совершенно другое, парень. Мне кое что очень не нравится. Эта красотка, похоже, обвела всех нас вокруг пальца. А еще мне не нравится то, что ты по прежнему влюблен в неё без памяти и в тебе нет ни грамма чисто братских чувств.
- Да, Ури, мне тоже это не совсем понятно. - Отозвался из своего угла Ольгерд - К тому же ты, отчего-то, решил, вдруг, соскоблить с неё родинки, словно решил обзавестись постоянной подругой. Учти, парень, второй раз ты их на Эрато уже не налепишь, да, и расстаться с ней тоже не сможешь. Тебе-то как раз ничего не будет, ты как был кобелем с крыльями, так им и останешься, но вот она будет верна только тебе одному, я это знаю по своей Розалинде. То магическое заклинание, которое я держу в строжайшем секрете, соединит вас навечно.
Ангел сердито огрызнулся:
- И ты после этого еще смеешь говорить во всеуслышанье, что это Яххи жлоб? Ну, все, братец, я сегодня же расскажу об этом секрете Лесичке и Харальду! Учти, нашей синеглазой сестренке давно уже осточертело просыпаться в чужих объятьях, да, и Настеньке с Оленькой тоже.
Ольгерд от этих слов совсем рассвирепел и гаркнул:
- Эй, ты, чудо с крыльями, хватит мне лапшу на уши вешать! Давай, парень, рассказывай нам про все, что вы натворили за этот ваш медовый месяц, а я, так уж и быть, помогу нашим сестричкам-русалочкам и они смогут вновь стать такими же верными подругами, как Розалинда и Рада.
Уриэль робко улыбнулся и тихо сказал:
- Ребята, вы только не злитесь, пожалуйста, у нас с Эрочкой будет ребенок. - Увидев, как отвисла челюсть у Алекса, он поторопился его успокоить - Михалыч, да, не переживай ты так. Она ведь не станет рожать его в Зазеркалье и тебе не придется давать ей декретный отпуск. Мне придется ждать целых двадцать шесть месяцев прежде, чем я возьму на руки своего сына.
- О, Боже, это же надо было взять и так опростоволоситься. - Огорошено промолвил Алекс - Как же я теперь смогу затащить в Парадиз еще хотя бы пятерых влюбленных поэтов?
На помощь Уриэлю тотчас пришел Ольгерд, в котором тотчас взыграли все его братские чувства и отцовская солидарность в придачу. Он беспечно махнул рукой и весело сказал:
- Господи, пустяки-то какие! А Аполлон нам на что? Подумаешь, беда какая, наделает новых муз. Всего-то и дел будет, что отправить их на стажировку на Землю с за...
Ангел перебил Ольгерда на полуслове:
- Ну, этого, допустим, делать не придется, мужики. Вы даже не представляете себе, какие чудеса способна творить моя магическая трансформация. Ведь даже после того, как Эрато стала моей сестрой, мы пару раз умудрялись заниматься любовью. Правда, для этого ей приходилось оборачиваться огненной девушкой, ведь во всех остальных своих формах она все равно оставалась моей сестрой. Поэтому можете за неё не волноваться, превратившись женщину другой расы, она спокойно сможет обойти любые запреты и притащит в Парадиз хоть сотню влюбленных поэтов. Вы уж поверьте, перед ней теперь никто не сможет устоять. - Потупив голову, он добавил - Хотя, говоря по правде, больше всего я люблю свою настоящую Эрато.
Алекс задумчиво поскреб подбородок и, кивнув головой, сказал спокойным голосом:
- Ладно, друзья мои, тогда вопрос действительно можно считать исчерпанным. Хотя мне все-таки не верится в то, что Эрато не отчебучит чего-либо этакого. Ну, да, что тут уже поделаешь. Оно, конечно, с магией было бы надежнее, но раз все случилось именно таким образом, то наберемся терпения и будем ждать результатов этого эксперимента. Все равно мы уже ничего не сможем изменить, так что пусть все идет так, как Бог на душу положит. Все, что мне нужно было сделать, я уже сделал, а раз так, то и жалеть нам теперь не о чем.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Зазеркалье. Россия, поселок Танга на трассе
Чита - Улан-Удэ. Понедельник, 29 июня, утро.
Двадцать третий день.
Своими первыми жертвами муза Эрато выбрала семерых водителей из Читы, но вместе с этим она собиралась спасти одну несчастную девушку - Зинку-молдованку. Спасать бедняжку нужно было уже только потому, что Митроха, старший из этих бандитов на колесах, был намерен непременно найти её и убить. Вся вина этой бойкой девицы заключалась только в том, что она украла у Митрохи двадцать долларов, но и эти деньги он ей задолжал даже не за её услуги дорожной проститутки, а за новенький комплект китайских гаечных ключей, которые она получила в подарок от одного веселого водилы из Иркутска, возвращавшегося из Китая.
Зинка действительно была родом из Молдавии и попала в эти далекие, забайкальские края исключительно сдуру, как сама она о том говорила. Закончив с отличием школу в Тирасполе, она поехала в Москву, где и поступила в институт. В Москве, когда она уже училась на третьем курсе, Зинка познакомилась с одним молодым парнем, коммерсантом. Дело шло к свадьбе но того, внезапно, арестовали за какую-то аферу и дали ему восемь лет с конфискацией.
Молодая, красивая, веселая и остроумная девушка даже не подумав о том, чем ей это может грозить, откликнувшись на письмо своего жениха, сидевшего в колонии под Читой, очертя голову полетела к нему. Он уговорил её остаться в этом городе, устроиться на работу и жить неподалеку от него. Впрочем, о какой-либо любви речи здесь даже не шло, просто этому трусоватому парню нужно было только одно, чтобы его невеста регулярно приходила к нему на свидания и приносила передачи ему, а заодно еще и выполняла различные поручения того воровского отребья, которому понадобилась такая курьерша, которая не привлекала бы к себе внимания контролеров.
На этом она и погорела. В один прекрасный момент, когда она несла в зону деньги и наркотики для воров, её обыскали куда тщательнее, чем обычно. От пакетика с героином она успела избавиться, а вот деньги у неё нашли, да, к тому же довольно большую сумму, целых три тысячи долларов. Когда после долгих мытарств Зинка вернулась на квартиру, которую она снимала, её уже ждали там те, от кого она получила и деньги, и наркотики.
Уголовника со стажем Митроху, который пресмыкался перед ворами, совершенно не волновало то, что девушка могла загреметь в тюрьму. Его интересовало только одно, когда она отдаст деньги, которые он получил из воровского общака. Зная о том, что Зинка работала секретаршей в городской думе и получала небольшую зарплату, он заставил её стать дорожной проституткой и обслуживать водителей, мотавшихся в Китай и обратно. Поначалу, она отказалась, но, будучи избита этим скотом в кровь, оставшись без копейки в кармане и без паспорта, была вынуждена подчиниться.
На зоне читинский хулиган Митроха был шестеркой у воров. Отсидев свои семь лет за изнасилование, он устроился на работу водителем в одну транспортную компанию и теперь перевозил контейнеры со всяким китайским барахлом от границы до Читы, Улан-Удэ и даже до Иркутска. На работе он сколотил себе целую бригаду из таких же подонков, как и он сам, и весьма преуспевал, обеспечивая, в промежутках между рейсами, сразу несколько колоний всем необходимым.
В то утро, когда Эрато прошла сквозь магическое зеркало в Зазеркалье, он уже подъезжал на своем грузовом "Мерседесе" к поселку Танга, в котором Зинка-молдованка провела ночь в кабине лесовоза, ублажая сразу двух молодых парней. Получив свои честно заработанные триста рублей, она, поспав всего каких-то два часа, побрела к шоссе. Девушке было тошно от того состояния полной безысходности, которое не покидало её вот уже добрых полтора года. Тошно и гадко. В свои двадцать два года она выглядела лет на тридцать пять, а то и все сорок и её одутловатое лицо уже не было таким миловидным и красивым, как раньше. Хотя она еще пыталась хоть как-то ухаживать за собой и за своей одеждой, ей уже давно хотелось махнуть на все рукой и превратиться в какое-то жуткое, страшное чудовище, одетое в лохмотья, думая только о том, что может быть тогда Митроха отстанет от неё.
Однако, у Митрохи на её счет были совсем другие планы и он, опасаясь того, что у Зинки, вдруг, может появиться какой-нибудь заступник, ведь что ни говори, а девка она была ладная, хоть и глупая, хотел убить её, но убить так, чтобы повязать смертью девушки всю свою сволочную бригаду. Тем более, что он давно уже получил с неё всю сумму долга, а её жених, мотавший срок, сдружился с ворами и больше не нуждался в её услугах. Та же двадцатка была только поводом. Так что судьба девушки уже была решена и то, что она шла по пыльной улице к шоссе, было её путем на Голгофу.
Четыре мощных седельных тягача уже находились в каких-то семидесяти километрах от поселка и уже буквально через час девушка должна была встретиться лицом к лицу со своими палачами и мучителями. Когда она остановилась возле водоразборной колонки чтобы умыться и почистить зубы, чей-то приятный и добрый женский голос окликнул её:
- Зинуля, разве тебе не опротивела такая жизнь? Зачем тебе все это надо? Вспомни, кем ты была всего два года назад.
Девушка испуганно выпрямилась и обернулась. Голос ей показался знакомым, похожим на голос матери, да, и вопрос, зачем ей это все надо, мать не раз задавала ей по телефону, когда она временами звонила в Тирасполь, чтобы справиться о её здоровье. Однако, позади неё стояла вовсе не её мать, а какая-то незнакомая ей высокая, стройная и очень красивая девушка с золотисто-русыми волосами и ласковой, словно бы ангельской, улыбкой. Да, и одета она была очень странно, в длинное, белоснежное платье без рукавов, ниспадающее красивыми складками, похожее на одеяния богинь Древней Греции. Робко улыбнувшись девушке, она жалобно спросила её:
- Господи, да, что я могу поделать-то? Куда мне уехать отсюда без паспорта, без денег?
Девушка в белом порывисто шагнула к Зине и, вдруг, обняла её и прижала к своей груди. Нежно гладя несчастную, заблудившуюся в далеких забайкальских степях девушку, потерявшую всякую надежду на избавление, она сказала ей:
- Зина, милая моя, пойдем, я покажу тебе дорогу в такой мир, в котором ты будешь жить счастливой и мирной жизнью, в тот мир, где мужчины будут любить тебя чистой и высокой любовью, станут покрывать твои ноги поцелуями и ты уже никогда не будешь знать боли и унижений. Ты навсегда забудешь об оскорблениях и пьяной ругани, будешь засыпать в бережных объятьях настоящего мужчины, который будет безмерно любить тебя и станешь просыпаться с ощущением никогда не кончающегося счастья и блаженства. В том мире, в который я открою тебе дорогу, нет места боли и отчаянью, нет жестокости и бессердечия и там ты станешь полезной людям, сможешь помогать им и у тебя для этого будет множество возможностей. Если ты хочешь этого, то тебе только стоит пойти со мной и путь твой будет совсем не долгим. Ты хочешь пойти со мной?
От этих слов, сказанных так ласково и так убедительно, в голове Зинки-молдованки, словно что-то взорвалось. Эти слова одновременно испугали и восхитили её. Испугали тем, что, возможно, путь, о котором говорила ей эта девушка в белом, мог окончиться смертью, а восхитили тем, что она сказала их без какого-либо апломба и пафоса, но с огромной убежденностью в голосе. Поняв, что выбирать нужно немедленно, она тихо прошептала:
- Я согласна, только если ты будешь убивать меня, сделай, пожалуйста, так, чтобы мне не было больно.
Девушка в белом звонко рассмеялась и воскликнула:
- Глупышка, да, кто же тебе говорит о смерти! Нет, Зиночка, ты теперь будешь жить очень долго. Пойдем, дорогая, и ничего не бойся. Это совсем недалеко. Там, рядом с дорогой, есть небольшая рощица, вот за ней-то я и открою тебе проход в этот удивительный мир, который называется Парадиз Ланд, где тебя уже ждет самый настоящий ангел с золотыми волосами, мой возлюбленный. Он посадит тебя на крылатого коня и тот доставит тебя в огромный дворец, весь сложенный из чистого золота. В этом дворце уже живет множество добрых и красивых людей и там тебя ждет самое настоящее преображение. Ты вновь станешь юной и прекрасной, моя бедняжка, и вскоре позабудешь о всех своих горестях и о том, что тебе пришлось испытать здесь.
Нежно обнимая Зину Васильчикову за плечо, девушка в белом вывела её из поселка и повела по шоссе к рощице. По пути она рассказала ей о том, что она муза по имени Эрато и что её ждет на Земле тяжелая работа. Чем больше Зина слушала музу, тем больше она верила в то, что где-то действительно есть мир, название которого можно было перевести на русский язык, как Райская Страна. Когда же они зашли за рощицу и их не было уже видно ни с дороги, ни из поселка, то эта девушка, вдруг, взмахнула рукой и произошло настоящее чудо.
Прямо перед ними в воздухе появился большой серебристый прямоугольник, который стал быстро наливаться дивными чистыми красками, словно серебристое сияние истончалось и таяло. Вскоре Зина увидела широкую цветущую степь, за которой возвышались синие горы и высокого мужчину в пышных, сверкающих золотом одеждах с огромными белоснежными крыльями за спиной и длинными золотыми волосами, завитыми в мелкие колечки. Зине даже не пришлось гадать о том, кого она видит перед собой. Ангел держал под уздцы громадного странного коня, сверкающего чистым серебром, с золотой гривой и широко распахнутыми перламутровыми крыльями.
Ангел улыбался ей широкой дружелюбной улыбкой, а конь заливался громким, веселым ржанием и часто-часто бил своим копытом червонного золота по изумрудно зеленой траве. При виде такой фантастической картины в голове у Зины все закружилось и она чуть было не упала в обморок. Хотя всего лишь каких-то два с лишним года у неё еще находилось время и силы на то, чтобы читать книги и она была знакома с литературой, написанной в жанре "Фэнтези", девушка была близка к панике и потому, повернувшись к музе, спросила её:
- Эра, что это? Мне страшно...
Эрато неодобрительно покрутила головой и сердитым голосом громко сказала испуганной проститутке, которую хотела избавить от страшной участи:
- О, Господи! Да, что же это такое творится с тобой? Сесть в машину к этому грязному негодяю Митрохе, который хочет убить её, она не боится, а войти в мир, созданный по велению Господа Бога как раз для того, чтобы лечить искалеченные души таких вот дур, она боится. А ну-ка быстро ступай в магическое зеркало, маленькая паршивка и прекрати трястись от страха, словно заячий хвост! Ангел Уриэль отложил в сторону все свои дела, вырядился ради неё в этот идиотский наряд из золотой парчи, да, ещё привел ей своего любимого Доллара и уговорил его везти эту дурочку на себе в Золотой дворец Создателя Ольгерда, а она тут выёживается, словно муха на стекле.
Строго отчитав Зинку-молдованку, Эрато нежно обняла девушку, бережно поцеловала её глаза полные испуга и слез, а затем тихо шепнула ей на ухо:
- Милая, если мой возлюбленный, ангел Уриэль решит сам утешить тебя сегодня ночью, то ты уж особенно не влюбляйся в него, потому что он принадлежит только мне одной, но перо на память об этой ночи у него возьми обязательно. Это будет твоё первое ангельское перо и поэтому оно будет обладать одним чудесным свойством, оно позволит тебе соблазнить кого угодно. Ну, иди, Зиночка и ничего не бойся, все твои несчастья остались позади.
Парадиз Ланд. Безымянная возвышенность
неподалеку от Золотого дворца Создателя Ольгерда.
День двадцать третий, утро.
Муза подвела девушку почти вплотную к магическому зеркалу, а затем слегка подтолкнула её в спину. Прямоугольный проход, сверкающий яркими красками, буквально втянул в себя Зинку-молдованку и она вошла в Парадиз Ланд с одной единственной, но весьма крамольной, мыслью: - "Боже, неужели я действительно смогу переспать с настоящим ангелом?" Словно в доказательство возможности этого, золотоволосый красавец выпустил из своей руки уздечку, шагнул вперед и подхватил на руки длинноногую рослую девицу в черной мини-юбке, белой маечке, туго обтягивающей её большие, тугие груди с очень выпуклыми сосками, в черной кожаной курточке, да, еще и с короткой стрижкой под женщину-вамп и волосами какого-то совершенно фантасмагорического, ярко-фиолетового цвета.
В лицо Зинки ударила ароматная волна дивного запаха, исходящего от ангела с волосами чистого золота и она, вдруг, почувствовала себя на его сильных руках не только в полной безопасности, но еще и такой счастливой, что даже зажмурилась и тихонько всхлипнула. Руки девушки сами собой обвили шею этого высокого и широкоплечего парня, красивее которого не было никого на свете, а сердце её бешено заколотилось от восторга. Открыв глаза она взглянула в ту сторону, откуда только пришла и увидела большой, пыльный и тусклый прямоугольник, в котором на каком-то грязно-зеленом фоне стояла с её сумкой в руках девушка в белом, муза Эрато.
Зинка не могла оторвать взгляда от этой волшебницы, а та кивнула им головой и радостно заулыбалась. В это же мгновение бедная и несчастная девушка, сердце которой стучало все громче, почувствовала на своей щеке горячее и прерывистое дыхание ангела и повернулась к нему. Этот красивый парень низко наклонился к лицу дешевой проститутки из Зазеркалья и так нежно поцеловал её, словно она была для него богиней. Вот тут Зина Васильчикова, давно уже позабывшая что такое поцелуй мужчины, действительно чуть не отдала Богу душу, так резко захлестнула её волна обожания, восхищения, наслаждения, радости и еще черт знает чего, но уже точно чего-то совершенно неземного. Ничего подобного с ней еще никогда не происходило. Сквозь оглушительный шум и гул, стоявший у неё в ушах, она услышала звонкий крик:
- Будь счастлива, Зиночка! Ничего не бойся и смело бери от жизни все! Теперь тебе принадлежит весь мир!
Она хотела было ответить этой волшебнице, спасшей ей не только жизнь, но и мечту о счастье, но поцелуй ангела, внезапно, сделался очень страстным и настойчивым. Единственное, что она смогла сделать прежде, чем ответить на этот поцелуй, это бросить последний взгляд на ту девушку, которая подарила ей новую жизнь, но магическое зеркало уже исчезла и она увидела только бескрайние просторы, залитые яркими лучами солнца и золотой дворец, стоящий на вершине широкой, изумрудно-зеленой горы, очень похожей по форме на девичью грудь, рядом с которой, на другой горе чуть пониже, бриллиантом чистой воды сверкал другой дворец.
Их поцелуй длился уже минут пять и девушка, к своему удивлению, вдруг, обнаружила, что белоснежное ангельское крыло, сильно выгнувшись, поддерживает её снизу, а сильная и нежная рука ангела ласкает ей груди сквозь тонкую ткань и от этих нежных прикосновений девушке стало так хорошо, что она чуть не заплакала. Однако, длилось это недолго. Оторвавшись от её губ ангел спросил её ласковым голосом:
- Милая девушка, хочешь ли ты отправиться в мои покои, чтобы там магическая купель исцелила твое измученное тело, а я утолил твою душу своей нежностью и любовью или же ты желаешь уединиться в своем новом доме? Скажи мне чего ты хочешь и я исполню любое твое желание.
Сказать что-либо в ответ Зина Васильчикова уже не могла, потому что боялась разрыдаться от счастья, а только быстро закивала в ответ и еще крепче прижалась к этому парню. Ангел вновь подхватил её обеими руками и понес к крылатому серебряному коню с золотой гривой. Взлетев в воздух, он осторожно посадил девушку на небольшое золотое креслице, обитое алым сафьяном и тщательно пристегнул её к нему широкими ремнями. Делая все это, он был очень сосредоточен, но, затем, все-таки, не выдержал, взял лицо девушки в свои бархатные ладони и поцеловал еще раз, все так же пылко и страстно. После этого он вежливо обратился к огромному крылатому коню:
- Доллар, малыш, Зина оказала мне великую честь, позволив стать её первым возлюбленным в Парадизе. Прошу тебя взлететь очень осторожно и бережно донести её до моих покоев, но для начала, все-таки, прокати мою возлюбленную вокруг Золотого дворца моего брата и Хрустального дворца муз.
Оказавшись верхом на огромном пегасе Зина настолько осмелела, что даже не вскрикнула и не закрыла глаза, когда он широко распахнул свои огромные перламутровые крылья и взлетел в небо. Правда, пегас взлетел так плавно, что она даже не почувствовала никаких толчков и рывков. Пегас быстро поднялся на высоту не менее пяти километров и девушка тихонько засмеялась от восторга, а по её лицу потекли слезы радости и счастья. Ей снова хотелось жить и радоваться.
Златовласый ангел летел рядом с ней, но его золотые одежды каким-то непонятным образом уже превратились в белый, нарядный костюм, соперничающий своей белизной с его сияющими крыльями. Полет оказался для Зины ничуть не менее приятным и волнующим, чем поцелуй ангела и её душа пела от восторга. Когда они подлетели к Золотому дворцу поближе, она увидела что в небе над ним и вокруг него летает множество ангелов, пегасов и, как это ни странно, огромных птеродактилей самой разной расцветки.
Доллар, видимо, был важной птицей среди всех этих летунов, поскольку он смело и напористо полетел к дворцу и все эти крылатые существа и даже ангелы вежливо расступались перед ним. Зато и ангелы, и те кто летал вокруг дворца на крылатых конях и птеродактилях, нисколько не стеснялись громко спрашивать златовласого ангела о том, где это он умудрился разыскать такую длинноногую красотку со столь удивительными волосами. Но больше всего Зину поразил вопрос одной миниатюрной девушки с синими волосами, которая летала сама по себе, словно была птицей, и громко крикнула ангелу:
- Ури, братик мой любимый, неужели Эрочка уже начала свою работу в Зазеркалье? Поздравь её от моего имени, мне очень понравилась эта милая девушка. Приходите к нам в гости завтра поутру, мы с Харальдом будем ждать вас.
Из этого Зина сразу же сделала вывод, что этот волшебный мир действительно связан с Землей очень крепко и она действительно найдет в нем очень много людей. Это её очень обрадовало. Похоже, что теперь она даже сможет снова увидеть своих родителей и брата, о чем она в последнее время даже и не мечтала. А крылатый конь между тем летел вокруг огромного золотого здания с множеством величественных башен, такого громадного, что уже с расстояния в полкилометра его было невозможно охватить взглядом.
После того, как они облетели вокруг Золотого дворца, Доллар понес девушку к зеленой горе, склоны которой были сплошь покрытыми причудливыми террасами, на которых были разбиты цветущие сады и парки с красивыми замками. Но все-таки самый красивый замок стоял на её вершине и он был похож на гигантскую друзу горного хрусталя, полированные кристаллы которой были обрамлены красным золотом и серебром. Вокруг этой горы тоже летало множество белоснежных пегасов, но их наездники были уже куда нахальнее, чем те, которые летали вокруг Золотого дворца и, подлетая поближе, немедленно прелагали девушке лететь с ними, обещая ей райское блаженство.
Зина только посмеивалась в ответ и даже пару раз показала кому-то язык. Облетев эту гору и Хрустальный замок, серебряный пегас увеличил скорость и направился к Золотому дворцу по прямой. Уже через пять минут он подлетал к самой верхушке одной из его огромных башен, расположенной прямо над самым большим входом во дворец. Плавно опустившись на прозрачные плиты изумрудного цвета, обрамленные золотом, он так опустил и выгнул свое крыло, что девушка легко могла съехать по нему вниз, что она и сделала немедленно, правда, не очень удачно, так как её коротенькая юбочка вся так и задралась кверху, полностью открыв взгляду ангела её полупрозрачные тоненькие трусики.
Соскользнув по перламутровому, шелковистому крылу пегаса со странным именем Доллар, девушка тотчас угодила в крепкие объятья ангела. Вновь подхватив Зину на руки, он хотел было внести ее в свои покои, но она отрицательно покачала головой и тот немедленно спустил девушку на изумрудные плиты. Оправив на себе юбочку, девушка, громко цокая каблучками по их полированной поверхности, подбежала к Доллару и, погладив его по шее, поцеловала пегаса в теплый, шелковистый нос и сказала ему восторженным голосом:
- Спасибо тебе, крылатый конь, ты самый красивый и самый умный на свете.
Пегас радостно заржал, немедленно принялся кивать головой и приплясывать, громко и дробно перестукивая своими золотыми копытами по изумрудным плитам. Похоже, ему очень понравился этот бесхитростный комплимент. Еще раз поцеловав пегаса, Зина повернулась к ангелу и робко улыбнулась ему. На этот раз тот не стал поднимать девушку на руки, а просто взял её руку в свою и повел внутрь огромной оранжереи. Подведя девушку к изумрудному бассейну с золотистой водой, ангел громко сказал:
- Зиночка, душа моя, ты стоишь перед магической купелью Создателя Ольгерда, которая способна исцелить любое разумное существо от всех болезней, вернуть ему юность и сделать его еще красивее. Но в Парадиз Ланде есть еще один Создатель, - Создатель Алекс и у него имеется своя собственная магия. Магическая купель Создателя Алекса особая, так как она содержит в себе Божью Благодать. Тебя направила ко мне моя возлюбленная и уже только поэтому ты можешь выбрать одну из двух купелей. Если ты выберешь купель моего брата Ольгерда, то ты сможешь жить веселой и беспечной жизнью простой небожительницы, чтобы через какое-то время войти вместе со всеми людьми, ангелами, магами и магическими существами в астральную Вселенную. Выбрав же магическую купель мастера Алекса, ты выберешь, тем самым, для себя другой путь, станешь существом высшей расы и ученицей двух Создателей, чтобы потом, когда ты освоишь массу новых знаний, стать Создательницей. Что ты выбираешь, милая девочка?
Бывшая студентка, некогда учившаяся на отлично в Магме, сразу же поняла, что она отныне не имеет права оставаться праздной и беспечной девицей. Вместе с тем она поняла еще и то, что уже никто не станет напоминать ей о том, что она еще совсем недавно была придорожной проституткой. Поэтому, решительно тряхнув своей коротко стриженной головкой, девушка негромко, но твердо сказала:
- Ангел Уриэль, разу уж волшебница Эрато спасла мне жизнь, то я не хочу подвести её и потому выбираю самое трудное, долгие годы учебы и самой тяжелой работы. Мне отчего-то кажется, что волшебница Эрато именно потому и сказала мне, чтобы я ничего не боялась.
- Правильно, моя девочка. - Улыбаясь сказал ей ангел, достал из кармана своего белоснежного пиджака самый обыкновенный сотовый телефон и, нажав на кнопку, громко сказал в трубку - Мастер Алекс, будь добр, срочно пошли в мой летний сад свою летающую молодильную купальню. У меня есть отличный кандидат в ученики.
У этого телефона был весьма громкий звук и Зиночка услышала, как какой-то мужчина ответил ангелу Уриэлю:
- Ты не мог бы объяснить все поподробнее, Ури? Кто это, откуда и почему это ты, вдруг, решил, что твой кандидат настолько хорош, что может попасть в Создатели даже без предварительного тестирования. По-моему таких парней в Парадизе уже не осталось. Ольгерд подмел все так чисто, что я даже и не надеюсь найти кого-либо.
Ангел хитро подмигнул девушке и сделал очень важное дополнение к своей просьбе:
- Алекс, а с чего это ты взял, что это парень и он из Парадиза? Все как раз наоборот. Это девушка и её послала ко мне моя Эрато. Или ты думаешь я просто так рванул из своих покоев после того, как она позвонила мне ни свет, ни заря? Она умница, старина, да, и душа у неё, что твой Хрустальный дворец для муз, вся так и искрится, так что ты особенно не выпендривайся и посылай поскорее свой летающий пузырь.
Из телефонного аппарата до слуха Зиночки, ошеломленной услышанным, вновь донеслось, - сначала громкий смех, а затем ироничный вопрос Создателя Алекса:
- Эй, парень, так может будет лучше, если я сам займусь этой девушкой? Ты ведь знаешь, что произойдет, если её тело примет Божью Благодать, так зачем тебе снова мучиться? Не пора ли тебе хоть раз поступить честно и благородно, отойти в сторону и уступить место старшему по званию?
На все это ангел Уриэль ответил непреклонным голосом:
- Ну, уж нет, Михалыч, черта лысого. Перебьешься. Зиночка уже подарила мне свой поцелуй, а потому именно я буду её первым возлюбленным. Так что давай, не тяни.
Пару минут спустя в огромный зимний сад влетел ниоткуда огромный сверкающий шар золотистой воды, по поверхности которого пробегали разноцветные искры. Ангел привлек к себе девушку и, нежно целуя её лицо, стал осторожно снимать с неё кожаную курточку. Зиночка сразу поняла, зачем это надо и, сбросив с ног туфельки, быстро сняла с себя свою коротенькую юбку и трусики. Больше всего ей сейчас хотелось только одного, искупаться в этих золотых водах и смыть с себя всю ту грязь и скверну, которая прилипла к её телу.
Когда ангел бережно снял с неё белую маечку и увидел синяки на её груди, он потемнел лицом от гнева, но промолчал и только едва коснулся губами этого места. Поцелуи ангела были очень нежными и какими-то бережными, утоляющими и боль, и все печали, которые еще были в ней. Девушке пришли на память слова Создателя Алекса, сказанные относительно чего-то особого, что, непременно, вроде бы должно было произойти с ней, если её тело сможет принять в магической купели какую-то Божью Благодать и она спросила ангела робким и тихим голосом:
- Ангел Уриэль, скажите, а что произойдет со мной, если я приму эту самую Божью Благодать? У меня что, тоже вырастут крылья как у вас?
Уриэль рассмеялся и тотчас отпустил крылья со своей спины. Тихо шелестя крыльями, они взлетели высоко вверх и принялись выписывать там замысловатые фигуры. Нежно прижимая к себе девушку, он шепнул ей на ухо:
- Зиночка, любовь моя, твое тело обязательно примет Божью Благодать, так как твоя душа и так полна ею. Ты и так светлое и чистое существо, моя девочка, но магическая купель не только вернет тебе все очарование юности, но и возвратит тебе твоему телу его девственную чистоту и непорочность. Ты станешь не только свежа, словно лилия, распустившаяся впервые, но и полностью неуязвима к грубости, всяческому насилию, любой злой силе. Поэтому, любовь моя, я буду очень нежен и ласков с тобой, ведь тебя послала ко мне моя Эрато и уже поэтому ты для меня желаннее всех девушек на свете. Скажи мне, ты хочешь стать моей возлюбленной?
Зиночка крепко обвила шею ангела и, страстно поцеловав его, пылко ответила ему:
- Да, мой прекрасный, золотой ангел. Именно об этом я сейчас только и думаю!
- Тогда войди в этот сверкающий шар, моя девочка и немедленно возвращайся ко мне. - Шепнул ей ангел.
Зиночка так и сделала. Она вошла в золотистый шар смело и решительно, нисколько не колеблясь, зная наверняка, что он непременно возродит её к новой и теперь уже действительно счастливой жизни. Когда же то золотое облако, в котором она оказалась, внезапно, рассеялось, она снова увидела ангела крылатым и в руках он держал не её черную куртку, а белоснежный пеплас. Легкое шелковое одеяние слетело с его рук и само окутало её тело чарующей прохладой и ангел, подав её руку и глядя на неё восхищенными глазами, повел девушку к золотому подиуму, на котором стоял уже накрытый кем-то к обеду столик и два золотых, изящных стула подле него. У Зиночки тотчас разыгрался аппетит, но она смогла сдержать свое нетерпение, хотя и изрядно проголодалась.
Девушка сразу же почувствовала, что она изменилась, но нигде рядом не было зеркала, чтобы она могла увидеть себя со стороны. Заметив её беспокойство, ангел сделал рукой какой-то жест и к ней тотчас подлетели три больших зеркала из полированного серебра, обрамленные в золото и драгоценные камни. Белоснежный пеплас сам соскользнул с её тела, и Зиночка тихо ахнула, увидев, какой красавицей она стала.
Кожа её сделалась какого-то невероятного цвета слоновой кости с перламутрово-розовым оттенком и была теперь похожа на бархатисто-нежную кожицу персика. Груди у неё стали упругими и хотя они по прежнему оставались большими, форма их сделалась удивительно красивой, а талия стала еще тоньше. Но самое удивительное было в том, что её волосы были теперь густо-каштанового цвета с золотисто-фиолетовым оттенком, именно такими, какими она и мечтала сделать их, перекрашивая в гелем-краской. Правда, теперь это был их естественный цвет и он окрасил не только прическу девушки, но и аккуратный треугольничек внизу живота. Только брови и ресницы остались у неё прежнего черного цвета.
Любуясь на себя в зеркало и ловя восхищенные взгляды ангела, Зиночка улыбнулась своими ярко-алыми губами и эта улыбка сделала её фарфорово-прозрачное личико с огромными глазами и аккуратным носиком, еще красивее. Вот теперь она была полностью уверена в том, что волшебница Эрато подарила ей действительно счастливую жизнь, полную волшебных и волнующих открытий. Вновь одевшись, она посмотрела на ангела глазами полными счастья и поклялась себе в том, что сделает все, чтобы он уже не смог забыть её ласки.
Почему-то ей сразу же стало ясно, что она не вправе требовать он него большего, чем та ночь, которая была у них впереди. Влюбиться в этого парня с золотыми волосами ей было совсем не сложно, но волшебница Эрато просила её не делать этого и потому она решила быть ей признательной за все то, что она для неё сделала. И все-таки, не смотря на такие мысли, сердце Зиночки так и замирало, когда ангел смотрел на неё за завтраком и как только они покончили с десертом, она спросила его, скромно потупив взгляд:
- Уриэль, мы сейчас пойдем к кому-либо?
Ангел весело рассмеялся и тотчас подхватил девушку на руки. Вернув себе на спину крылья, он взлетел вместе с ней над цветущими деревьями и, пролетая над своим огромным зимним садом, воскликнул со страстью в голосе:
- Ну, уж, нет, моя девочка. Черта с два меня кто-нибудь сможет теперь вытащить из моих покоев и дальше своей спальной я теперь дня три не двинусь.
Зиночка немедленно принялась развязывать его галстук, но ангел прошептал что-то и в следующее мгновения они уже нагими влетели в огромную спальную, больше похожую по своим размерам на спортзал и ангел спикировал на большущую кровать. То, что произошло с ней дальше, показалось ей настоящим волшебным сном. Такого парня, каким был ангел Уриэль, она даже и не мечтала встретить когда-нибудь. Поэтому, когда, когда их взаимные ласки угасли, пройдя свою вершину, она крепко прижалась к нему и тихо заплакала. Уриэль, увидев, что глаза Зиночки полны слез, ласковым голосом спросил девушку:
- Что с тобой, любовь моя? Почему ты плачешь? Что-то было не так, моя девочка?
- Нет, любимый, все было так хорошо, что мне, порой, кажется, что это все происходит во сне. - Тихо ответила она ему и улыбнулась счастливой улыбкой, а потом спросила не то ангела, не то еще кого-то - Господи, да, за что же мне выпало такое счастье?
Уриэль, нежно целуя девушку, ответил ей:
- Только за то, дорогая, что ты, пройдя сквозь такие муки, сохранила свою душу кристально чистой. Именно поэтому моя возлюбленная и увидела тебя. Поверь, тебя действительно было за что вознаградить и я очень счастлив, моя милая, от того, что могу хоть чем-то порадовать тебя. Ах, если бы ты только знала, как я завидую своей возлюбленной, которая обладает таким удивительным даром, который я не смог принять.
Глядя на Уриэля своими огромными, влюбленными глазами, Зиночка спросила его:
- Уриэль, ангел мой, но почему волшебница Эрато посмотрела на меня, чем я могла привлечь её внимание? Ну, ладно бы я была какая-нибудь там мать Тереза, но ведь я была самая последняя дура, дешевая шлюха.
Нежно обнимая девушку, Уриэль устроился поудобнее и, улыбаясь, сказал:
- Зиночка, солнышко мое, во-первых, Эрато никакая не волшебница. Она муза и отправилась в Зазеркалье для того, чтобы получше настропалить поэтов строчить свои любовные вирши. А во-вторых, она решила проделать долгий путь от Танги до Москвы только за тем, чтобы спасать, между делом, таких глупых дурех, как ты, из лап всяческих подлых мерзавцев. Сейчас она, скорее всего, едет в машине с тем самым гадом, который хотел убить тебя и выглядит точно так же, как и ты до своего преображения.
Девушка испуганно вскрикнула:
- Уриэль, нам нужно срочно спасать её! Этот Митроха, он же не человек, а зверь! Он же убьет волшебницу Эрато!
Ангел, услышав эти слова, громко расхохотался и принялся успокаивать девушку:
- Зиночка, Зинулечка, заинька моя. Не надо никого спасать. Уж если о ком теперь и нужно беспокоиться, так это об этом уроде Митрохе и его злобных кретинах. Если они сделают то, что задумал этот зверь, то поверь мне, жить им останется недолго. Пойми, моя сладкая, Эрато не волшебница, она Верховная магесса и в её силах уничтожить тысячу, да, что там тысячу, целый миллиард таких ублюдков в тысячную долю секунды. Так что не волнуйся за неё, моя дорогая, скоро я и тебя обучу знаниям высшей магии и ты тоже станешь Верховной магессой, а потом тебя будут учить уже другие учителя. Так что поверь, моей возлюбленной ничто не угрожает, ведь её невозможно убить никаким оружием, а вот она обладает такой силой, что ей не страшны никакие Митрохи и все прочие недоноски вместе взятые. Поэтому я так спокоен, моя сладкая девочка, и советую тебе тоже ни о чем не беспокоиться.
Зиночка расслабилась в крепких объятьях ангела, но мысли её все равно были только о той удивительной девушке, которая, спасая её, решила принести себя в жертву. С глазами полными слез, она вновь спросила ангела:
- Уриэль, значит волшебница Эрато, как и Иисус Христос, решила взойти на Голгофу, чтобы спасти меня?
Ответ ангела был категоричен:
- Нет, любимая, Создатель Иисус принес себя в жертву ради всех людей и он действительно умер, а затем воскрес, потому что Создатели почти бессмертны, а моя Эрато просто неуязвима. К тому же она обладает сейчас двумя телами, физическим и астральным. Её физическое тело, приняв твой облик, будет, возможно, убито, но вот астральное, невидимое и неуязвимое, останется невредимым.
Видя, что количество вопросов может в итоге только возрасти, Уриэль поднялся с кровати и, взяв девушку за руку, повел её в свой домашний кабинет, где усадил перед магическим зеркалом и принялся показывать ей Парадиз Ланд в самых разных ракурсах. Пока Зина восхищенно рассматривала этот мир, показанный ей с огромной высоты, ангел достал из сейфа новенькое Кольцо Творения и надел его ей на руку.
Когда же они вошли рука об руку в его магическую синеву точно так же как его научил Алекс, ангел пришел в неописуемый восторг, поняв, вдруг, то, что магические знания входят в головку этой девушки с какой-то потрясающей быстротой и невероятной легкостью. Так что было вовсе не мудрено то, что уже через каких-то три часа она без малейшего волнения переменила все свои прежние представления о мире. Тем приятнее ему было услышать от неё:
- Уриэль, любимый, теперь наступила моя очередь отблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал.
Глядя в глаза девушки, горящие каким-то совершенно небесным огнем с радужными сполохами в расширенных зрачках, ангел тихо застонал. Ему сразу же стало ясно, что эта девушка введена в Парадиз Ланд по воле самого Господа Бога и что именно он наделил её великим даром небесной любви. А ещё ему было радостно от того, что это именно он стал её первым возлюбленным, учителем и, одновременно, счастливым учеником и что его перо станет тем самым магическим жезлом, которым она станет наделять всех небожителей самой высшей магией, - магией небесной, Божественной любви.
Единственное, чего ему хотелось, так это того, чтобы эта чудесная девушка теперь как можно дольше не покидала его покоев. Впрочем, он прекрасно понимал и то, что очень долгим его счастье не сможет быть. Слишком уж о много он разболтал по глупости и уже очень скоро его покои начнут разбирать на части, чтобы силой вызволить эту новую Верховную магессу из плена. С магами он, конечно, справился бы, но против Алекса, который был в магии силен, словно циклоп, особенно не попрешь.
Зазеркалье. Россия, поселок Танга на трассе
Чита - Улан-Удэ. Понедельник, 29 июня, полдень.
Двадцать третий день.
Эрато пришлось ждать Митроху почти до половины первого, просидев все это время на солнцепеке, на пыльном и жестком валуне, лежавшем неподалеку от шоссе, разбитого колесами сотен и тысяч тяжелых грузовиков. Несколько раз она покидала тело своей куклы, от которого была всего в паре метров. В первый раз она пролетела над дорогой и нашла караван из четырех грузовиков стоящим в полусотне километров от поселка. Водители занимались тем, что, отогнав три грузовика от дороги и ловко вскрывая контейнеры, воровали из них все, что только им приглянулось.
Поняв, что они задержатся, муза перелетела на темную сторону планеты Земля и щедро одарила своими поцелуями нескольких поэтов. К её огромной радости Вячик в эту ночь был дома и спал один, что позволило ей тихо присесть на его диван, нежно погладить поэта по небритой щеке и поцеловать этого парня не только в лоб, но и в губы, сильно пахнущие табаком. От этого поцелуя он застонал и попытался обнять её, но муза Эрато уже унеслась прочь, тихо смеясь и радуясь тому, что в сознании поэта тотчас проросли новые стихи, целый венок сонетов, к написанию которого он давно готовился.
После того, как муза посетила Вячика, настроение у неё значительно улучшилось, ведь что ни говори, но после встречи с Зиной Васильчиковой её просто трясло от гнева. Благодаря Создателю Алексу, которому все-таки не было дано пользоваться своим даром в полной мере, она не только имела способность видеть души всех существ, включая даже душу самого Создателя, но и полностью читать их мысли. Правда, только с Алексом ей не повезло, он сумел заранее подготовиться и после того, как муза получила от него этот волшебный дар, она так и не смогла пробиться в его сознание, хотя ей было очень любопытно узнать, что же он думает о ней.
На словах он был восхищен ею и клялся, что возлюбил её всем сердцем, но было ли это так на самом деле, она, увы, не знала. Впрочем, его пламенно-золотая, страстная душа в этот момент горела очень ярко и даже испускала целые снопы искр, что уже было очень убедительным доказательством того, что этот хитрый тип не врал ей. Во всяком случае, ей было с чем сравнивать, ведь костер души ангела Уриэля тоже был таким же ярким, но при этом Эрато еще и видела то, как в его сознании зарождаются пылкие признания в любви и душа при этом тоже сыпала искрами, словно бенгальская свеча.
Поэтому-то она и была так поражена, когда увидела, как светла и невинно чиста душа Зины Васильчиковой. Она сверкала, словно заснеженная горная вершина, освещенная яркими лучами солнца и по ней то и дело пробегали радужные сполохи, а ко всему радужному Эрато, получив полное знание высшей магии, уже успела проникнуться уважение и особо почитала такие сигналы. Именно это заставило её срочно связаться с Уриэлем. Она считала, что эта девушка от рождения должна была стать Создательницей и увидела для себя в её сияющей душе, окруженной радужным свечением, знак высшей силы.
После встречи с девушкой, помня о том, что она прочла в мозгах гнусного ублюдка Митрохи, Эрато пришла в ярость. Заодно ей хотелось добраться и до того подонка, из-за которого Зина приехала в Читу, но это она могла сделать и позднее, внушив какие-нибудь мысли одному из тех типов, вместе с которыми он сидел в колонии. Сейчас для неё главным было только одно, встретиться с Митрохой и отдать ему на поругание свою безропотную куклу, сидевшую с потерянным взглядом на гранитном валуне.
За то короткое время, что муза провела вместе с Зиной, она успела впитать в себя все, что должно было очень скоро ей помочь выдать свое физическое тело за эту девушку. Ведь ей нужно было не только создать её точную копию, но еще и наделить свою куклу всеми необходимыми знаниями, которые помогли бы Эрато подменить Зину. Музе, которая уже успела хорошенько познакомиться с творением Создателя Ольгерда и даже пообщаться с мастером Бертраном, хотелось теперь узнать, на что способны эти негодяи, так как она не только собиралась убить Митроху и шестерых его приспешников, но еще и изловить их жалкие, тухлые и зловонные чернильные душонки. Они были настолько ничтожны, что даже не смогли преуспеть в своем зле.
Эрато прекрасно понимала, что из неё никогда не выйдет первоклассного охотника за черными душами, ловкого и изощренного в своем искусстве, но её все равно охватывал азарт при одной только мысли, что она сможет сделать эту планету хоть чуть-чуть чище. А еще она радовалась тому, что отдала девушку с такой чистой и прекрасной душой в заботливые и нежные руки своего возлюбленного. Мысль о том, что в то время, как Митроха будет торжествовать и радоваться, наслаждаясь, якобы, мучениями этой девушки, сама она в это время будет получать куда большее и тысячекратно более возвышенное наслаждение в объятьях Уриэля.
Думая об этом, муза парила на километровой высоте и зорко осматривала окрестности. Она уже несколько раз заглядывала через крошечное магическое зеркало в покои своего ангела и сердце её переполнял восторг, когда она видела, что вытворяют Зиночка и Уриэль в его кабинете. В тот момент, когда она вновь взглянуть на них и посмотреть на то, зачем девушка уложила ангела на его золотой письменный стол, вдали показалась колонна из трех синих грузовиков "Вольво", возглавляемая красным "Мерседесом".
Эрато, невидимая и неосязаемая для всех людей, легким ветерком скользнула вниз к дороге и влетела через лобовое стекло в просторную кабину "Мерседеса". Семен Митрохин сидел за рулем и с мрачным видом уверенно гнал мощную машину вперед. Его напарник, Юрий Головин, по кличке Головня, здоровенный парень двадцати семи лет от роду, сонно клевал носом и лишь изредка поглядывал на дорогу. В чисто прибранном и прохладном салоне тягача громко играла музыка и пахло дезодорантом, но музе чуть не сделалось дурно от грязных и вонючих душ этих двух негодяев.
В трех других автомобилях, ехавших позади, собрались подонки ничуть не лучше этих двух и среди них был только один нормальный парень, который ехал в последнем автомобиле на пару с самым старшим из всей этой банды. Игорю Маслову, недавно купившему седельный тягач "Вольво", по сути ничего не оставалось делать, как примкнуть к бригаде Митрохи, иначе он остался бы без работы. Ведь у него не было ни кунга, ни платформы-контейнеровоза, а без них его мощный грузовик был ничем не лучше какого-нибудь "Жигуля".
Пожалуй, Игореха Масленок был единственной проблемой музы, так как ей не хотелось причинять вред этому добродушному парню, который уже три года как был женат, любил свою жену и мечтал построить свой собственный дом. У Эрато имелось множество способов для того, чтобы вывести его из игры и она вовсе не считала эту проблему неразрешимой. Зато все остальные подельщики Митрохи были самым настоящим дьявольским отродьем и за этой небольшой колонной стелился длинный шлейф черных миазмов зла.
Сидя на передней панели, Эрато смотрела на Митроху и просто поражалась тому, какой отпечаток наложила эта мерзкая душонка на тело человека. Ему было всего тридцать два года, но из-за больших залысин он казался старше. Семен Митрохин был довольно высок ростом и широкоплеч, но грудь имел впалую и был сутул. Лицо у него было загорелым, но с неприятным землистым оттенком и маленькими, злыми, постоянно бегающими, глазками. Но особое отвращение музы вызывал его отвратительно хлюпающий и какой-то утиный нос, сломанный кем-то еще в колонии.
Благодаря дару своего любовника Алекса, Эрато быстро смогла постичь все тайны души этого ничтожного человека и вскоре поняла, что это была уже её третья черная реинкарнация. Вообще-то, её удивило то обстоятельство, что из всех семерых негодяев только у Головни была перворожденная душа, но он был таким первостатейным мерзавцем, что душа его была уже сейчас черна, как смоль, и смрадом своим могла поспорить с выгребной ямой какого-нибудь деревенского нужника. Музу просто поразило до глубины души то, что тяга к злу и насилию, происходившая из глубины их черных душ не только собрала этих разных людей вместе, но смогла в считанные месяцы вконец испоганить душу молодого парня, - Юрия Головина.
Головня с его пудовыми кулаками, был правой рукой Митрохи, труса и редкостного подлеца, способного продать кого угодно. Они уже все обговорили между собой и согласовали план действий на тот случай, если Зина попадется в их лапы. Поэтому сразу после того, как выйдя из-за поворота Митроха увидел вдалеке девушку с черной курточкой и сумкой в руках, сидевшую в неудобной позе на грязном, придорожном валуне, он громко и радостно сказал своему напарнику:
- А вот и эта сучара, Головёха. Хватай её за шкуру и быстро тащи в кабину, чтобы не сбёгла.
Тот мигом проснулся и весело откликнулся:
- Ага, щас я её сграбастаю. Она и мявкнуть не успеет. - Затем, заискивающе посмотрев на Митроху, он попросил его срывающимся от волнения голосом - Митрич, а можно я того, первым её оттрахаю, пока вы ей все тадало не раздолбали?
Шоферюга ответил ему голосом, полным злорадства:
- Да, мне-то что, Головня, забирайся на спальник и трахай эту дуру во все дыры аж до самого вечера. Нам ведь нужно будет сначала добраться до Хилок-реки, там у моста есть хороший съезд к воде. Вот там-то мы и кончим эту сучару, а то она уже стала клинья кое к кому подбивать. Но сначала отдерем хорошенько, доставим девахе удовольствие напоследок.
На этом их короткая беседа закончилась. Митроха сбросил газ и затормозил. Головне даже не пришлось вылезать из кабины, так как та, кого они приняли за Зинку-молдованку, сама подошла к машине и, глядя на парня измученными, покрасневшими глазами, влезла внутрь. Стоило ей только подняться в кабину, как Митроха, одарив безропотную и покорную куклу Эрато ненавидящим взглядом, громко рявкнул на неё злым голосом:
- А ну-ка, быстро заголяйся, шалашовка, и лезь на спальник, доставь Голавлику удовольствие.
Муза попыталась пробудить в этом негодяе хоть что-то человеческое и потому заставила свою куклу попросить его жалобным голосом:
- Степочка, я есть хочу, дай мне хоть хлеба корочку.
Но не тут-то было. В этом мерзавце не было ничего человеческого и он грубо заорал:
- Полезай на спальник, сучара! Отсосешь у Головни, вот и будет тебе и завтрик, и обед, и даже ужин, лярва!
Кукла вздрогнула всем телом и, тихо плача, стала быстро раздеваться. Как только она легла на узкий диванчик, Головня, злорадно улыбаясь, перебрался назад и, быстро снимая с себя одежду, грозно рыкнул:
- Перевернись жопой кверху, шалава! Нечего на меня свои мокрые зенки пялить.
Как только кукла перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, Митроха, убрав с руля одну руку, протянулся к ней и вцепился своими жесткими, корявыми пальцами в упругую ягодицу, до крови царапая кожу куклы своими обкусанными ногтями. Та жалобно вскрикнула и заплакала еще громче, а этот бессердечный и грубый садист радостно загоготал и сказал глумливым голосом:
- Эт, точно, жопа у этой стриженной дуры действительно классная, не то что голова.
Вот именно с этого самого момента и начался какой-то дикий кошмар. Под громкие звуки музыки Головня жестоко насиловал беспомощную девушку, да, еще всячески издевался над ней. Было видно, что это доставляло ему огромное, хотя и очень уж сомнительное, удовольствие, как и то, что силы его не убывали. Правда, в последнем была, в основном, заслуга музы Эрато, которая добавила ему мужской силы, а отнюдь не тех двух таблеток виагры, которые он тайком проглотил перед тем, как открыть дверцу автомобиля.
Чувствуя себя настоящим половым гигантом, он заставлял то безропотное и безмолвное существо выполнять самые мерзкие его прихоти, чем так распалил Митроху, что часа через три тот не выдержал и, усадив Головню за руль, сам полез на спальник. Эрато и его превратила в неутомимого зверя, но никак не настоящего мужчину и изысканного, нежного любовника. Тут уж была бессильна даже магия. Зато она была вполне довольна тем, что черная душа этого негодяя проявила себя в полной мере. Уже теперь у неё было достаточно оснований для того, чтобы предать его телесную оболочку лютой и мучительной смерти, а затем низвергнуть его мерзостную душу в ад.
Однако самое страшное началось тогда, когда машины съехали с дороги к речке Хилок. Митроха, выбравшись из "Мерседеса", велел Головне и еще двум своим водилам проехать вдоль берега реки километра полтора, а Игорю Маслову предложил остаться на шоссе. Объяснил он все это тем, что ему нужно провести беседу со своими шоферюгами. До этого Митроха точно так же отсек его в тот момент, когда они потрошили морские контейнеры с китайским барахлом.
Игорь не стал по этому поводу ни возражать, ни вообще удивляться чему-либо, хотя и подозревал, что дело здесь, явно, нечистое. Он, правда, не видел того, как в "Мерседес" Митрохи подсела плечевая, а потому решил, что эти жулики решили поживиться еще чем-нибудь. В любом случае к своему контейнеру он их и близко подпускать не собирался, а того типа, которого Митроха определил ему в напарники, он даже к магнитоле не подпускал, не говоря уже о том, чтобы доверить этому уроду руль. Поэтому, посмотрев вслед удаляющимся машинам, он устроился в кресле поудобнее и вскоре задремал.
Видя это, Эрато не стала насылать на него сон и быстро перенеслась вперед, в кабину головного автомобиля. Отъехать далеко от шоссе Митрохе не удалось и они встали на берегу речки всего в каких-то семистах метрах от шоссе. Семеро весело гомонящих мужчин выбрались из машин и вытащили на берег, покрытый галечником, обнаженную девушку. Громко матерясь и осыпая куклу Эрато грязными, похабными прозвищами, они, для начала, заставили её выкупаться в бурной, холодной речке.
Сами же они, тем временем, разогревались спиртным, после чего принялись издеваться над этим безропотным, трясущимся от боли и ужаса, существом. Их жертва не делала даже робких попыток защититься и уж, тем более, убежать от своих мучителей, что только раззадоривало их и буквально удесятеряло силы этих подонков. Вскоре они уже не насиловали ту, которую считали Зинкой-молдованкой, а медленно и планомерно убивали её, подвергая жестоким издевательствам.
Когда же Митроха приказал Тимохе Скворцову задушить её, то кукла, наконец, предприняла попытку спастись. Она громко и страшно закричала, вскочила на ноги и побежала прочь от своих мучителей, прямо к шоссе. Уже изрядно пьяные негодяи, поначалу, опешили, а затем бросились за своей жертвой вдогонку. Больше всех горячился Головня.
Испуганный женский крик моментально разбудил Игоря и он открыл дверь, высунулся из машины и стал внимательно вслушиваться в темноту. Услышав ещё один крик, уже более слабый, он включил фары и увидел в их свете обнаженную окровавленную девушку, которая быстро бежала по камням к шоссе, а за ней гнались полуголые бандиты Митрохи, а впереди всех несся громадными прыжками Головня. Коротко выругавшись, Игореха быстро выхватил из-под сиденья их семейную реликвию, - обрез трехлинейки, доставшийся ему по наследству от прадеда-кулака и бросился негодяям наперерез.
Пробежав еще несколько десятков метров, девушка упала, но здоровенный амбал Головня не смог добраться до неё, поскольку натолкнулся, словно на каменную стену, на здоровенный кулак Игоря Маслова. Игореха служил в морпехе и умел вырубать и не таких лбов. Свалив на камни Головню, он бросился к Митрохе, который бежал следом. Увидев перед собой силуэт этого крепкого парня, этот подонок обоссался от страха еще до того, как тот наотмашь врезал ему по черепу обрезом.
Остальные подонки, гнавшиеся за девушкой, в запале бросились было к Игорю, но стоило тому выстрелить по ним, и выстрелить прицельно, ранив одного из этих ублюдков в ногу, они, тотчас, громко матерясь, помчались обратно, к своим машинам, бросив своего раненого приятеля. Первым желанием Игоря было догнать и основательно избить их, но, вспомнив об упавшей девушке, он побежал к ней.
Бедняжка громко стонала и дрожала всем телом, грязным, исцарапанным и избитым, изожженным, окурками. Подхватив девушку на руки, Игореха со всех ног бросился к своей машине. Достав из салона одеяло, он бережно укутал в него избитую девушку, усадил её на пассажирское сиденье и погнал машину в Хилок, до которого было всего несколько километров. Видя, что девушке стало совсем худо, он притормозил и дал ей попить воды. Крепко вцепившись в пластиковую бутылку, она принялась жадно пить воду и парень немного успокоился. Это внушило ему надежду на то, что, может быть, все ещё хоть как-то обойдется.
Подъехав на большой скорости к посту ГАИ, он громким голосом спросил сержанта где у них в Хилке больница. Тот поинтересовался у него зачем она ему и, узнав в чём дело, тут же сел за руль "Жигуленка" и, включив мигалку, поехал впереди грузовика. Попетляв по пыльным улицам города минут пятнадцать, они подъехали к старому, трехэтажному корпусу местного роддома. Когда они вносили девушку в приемный покой, она уже то и дело теряла сознание. Как раз в это же самое время мимо поста ГАИ, который покинул сержант, на огромной скорости промчались три мощных грузовых автомобиля и в этом тоже была воля музы, уже начавшей свою охоту за черными душами.
Эрато была просто покорена благородством обоих этих парней, настоящих мужчин и рыцарей, которые пришли на помощь девушке. Сержант милиции, увидев что девушка находится в руках врача, попытался было сесть за руль и поехать на поиски мерзавцев, изнасиловавших её, но муза сделала все возможное, чтобы его машина не завелась. Махнув рукой на свою колымагу, он вернулся в больницу и тотчас позвонил в отделение милиции, чтобы его коллеги сняли показания с водителя, доставившего девушку в больницу и это был последний звонок телефона в эту ночь.
Через полчаса в больницу приехали два милиционера и стали расспрашивать Игоря Маслова о том, что произошло, и тот обстоятельно рассказал обо всем, что он видел. То и дело матерясь, пожилой капитан записывал его показания, а когда он поставил последнюю точку, дверь открылась и худой, невысокий и морщинистый старик в белом халате, испачканном кровью вошел в ординаторскую и, закурив, хрипло сказал:
- Все, Сергей Петрович, принял Господь Бог душу этой бедняжки. Отмучилась она на этом свете. И что же это за скоты учинили над ней такое? Это же фашисты какие-то, а не люди.
Игорь бессильно уронил голову на свои широкие ладони и глухо застонал:
- Убью этого гада...
- Ты мне это брось, парень! - Строго одернул его милицейский капитан - Мы сами их повяжем и спровадим куда надо.
Находясь всего в двух шагах от этих добрых и сердечных людей, муза Эрато, не зная чем ей их отблагодарить, сотворила мощное магическое заклинание, которое должно было отныне отгонять от них все злые наветы и всячески привлекать к ним удачу. А еще она основательно подлечила старого бурята, врача-гинеколога, чьи руки приняли столько младенцев, да, ещё печень капитана милиции, весьма основательно подорванную местным самогоном и дешевым китайским спиртом, ну, и вообще добавила ему здоровья, чтобы он мог дожить до глубокой старости мужчиной полным бодрости и сил.
Дождавшись того момента, когда труп её куклы, которую она сама же и лишила жизни, был перенесен в морг, муза забрала его и умчалась далеко вперед, туда, где она смогла бы встретиться с семью подонками. В морге она оставила почти точную копию тела Зинки-молдованки, но теперь никто не смог бы опознать в нем эту девушку. В милицейских сводках её труп теперь должен был пройти, как неопознанный.
Выйдя на крыльцо больницы, мужчины сели на ступени, облицованные щербатым рыжим кафелем и закурили. Водитель милицейского "Уазика" пытался связаться с ближайшими городами, расположенными вдоль трассы по рации, но волна гуляла, а из динамиков доносился один лишь сплошной вой, да, еще и жуткий свист. Убедившись, что все бесполезно, водитель беспомощно развел руками и возмущенно воскликнул:
- Товарищ капитан, просто чертовщина какая-то! Еще час назад с братом, что в Улан-Удэ служит, спокойно по рации разговаривал, а сейчас ни с Новопавловкой, ни с Тангой связаться не могу. Надо по телефону связываться.
Капитан отмахнулся и сердито сказал:
- Пробовал уже. Гробанулся телефон. Ехать надо, а то эти сволочи за ночь черт знает куда уехать смогут.
Игорь оживился и предложил капитану:
- Сергей Петрович, так давайте тогда на моей "Вольвухе" поедем, я сейчас платформу сброшу, мы их мигом догоним.
Его поддержал моложавый лейтенант:
- Товарищ капитан, Игорь дело говорит. Вы на вашем чахлом "Уазике" больше ста не поедете, а у него все-таки машина, а не драндулет какой-нибудь.
Так они и порешили. Лейтенант с сержантом ГАИ поехали на его "Жигуленке", который на этот раз взял, да, и завелся с пол-оборота, в сторону Танги, а капитан вместе со своим водителем пошел к седельному тягачу. Машинально он потер рукой свой правый бок, но, вместо того, чтобы привычно выругаться, вдруг, с изумлением отметил, что его печень совершенно присмирела. Удивленно крутя головой, он молча дождался когда Игорь отцепит платформу и, проверив свой пистолет, залез в кабину после своего водителя.
Как это ни странно, но капитан внезапно почувствовал себя так, словно он сбросил разом годков эдак двадцать. Единственное, о чем он сейчас мечтал, это нагнать этих ублюдков и перестрелять их всех к чертовой матери, если они дадут к тому хоть малейший повод. А еще он клял себя последними словами за то, что не смог организовать операцию "Перехват", отчего эти негодяи имели теперь возможность уйти от возмездия.
Вся его надежда была теперь только на то, что Игорь не станет жалеть своей машины и будет ехать очень быстро. Капитан не учитывал только одного, - муза Эрато уже все спланировала и организовала так, чтобы у тех зверей, которых она взялась загнать в свою ловушку, возникла надежда на спасение, которую она собиралась превратить в самое горькое для них разочарование. Так что тем троим отважным и смелым мужчинам, которые бросились в погоню за преступниками, предстояло всего лишь стать свидетелями их страшной смерти.
Муза вовсе не собиралась обставлять все так, словно их гибель была случайной. Наоборот, она хотела одного, - сделать их смерть ужасным предостережением всем тем, кто отваживается поднимать руку на женщину. Поэтому она собиралась оставить на память об этом кое-какие материальные следы и пустить в народе слух о том, что сама душа невинно убиенной девушки покарала своих убийц и предала их такой лютой смерти, что не приведи Господь оказаться на их месте.
на трассе Чита - Улан-Удэ. Понедельник, 29 июня, полдень.
Двадцать третий день.
По пустынной дороге, ранним утром, когда предрассветная мгла уже начала медленно, но уверенно наливаться серебристо-молочным светом, по направлению к городку Гусиноозерску на большой скорости двигались три мощных грузовика. В переднем за рулем сидел и затравленно глядел то на дорогу, то на зеркала заднего вида Митроха, башка которого была рассечена от левого виска к затылку обрезом трехлинейки. Ссадина была достаточно серьезной и очень болезненной, отчего он то и дело морщился и громко шипел от боли.
Рядом с ним сидел и беспокойно ерзал на сиденье Головня с распухшей рожей. Игореха Маслов сломал этому подонку челюсть и теперь его буквально от каждого толчка мучила жуткая боль. Сказать что-либо Митрохе, от штанов которого едко разило мочой, он ничего не мог, а только мычал, но того вперед гнал жуткий, нечеловеческий страх и он ничего и слушать не хотел, а лишь в бешеном темпе переключал скорости и постоянно давил ногой на педаль газа.
Возле Головни сидел с закрытыми глазами и крепко сжатыми челюстями Тимоха Скворцов по кличке Прыщ, с простреленной навылет ногой и тоже стонал время от времени. Не столько от боли, сколько от страха и панического ужаса. В его голове постоянно крутилась только одна мысль, что с ним будет после трех судимостей, пойди он по сто семнадцатой статье, если та деваха скажет следаку, что это именно он начал её душить. Вышки, если она выживет, ему не дадут, она была под мораторием, но в том-то и дело, что выжить она уже не могла, хотя у неё вполне могло хватить сил дать показания перед смертью. Ведь это он ткнул её в бок длинным, тонким шилом перед тем, как начать душить и она дико заорала после этого.
Все это грозило ему теперь пожизненным заключением, а это, как говорили опытные люди, ещё хуже вышки. Тимоха нисколько не раскаивался в том, что он сделал. Подумаешь, эка невидаль, шалаву пришили, да, ещё помяли её малость при этом, их вон сколько по свету шастает, а у него жена, дети. Хотя, по большому счету, он сейчас отдал бы хоть дьяволу и жену, и детей, лишь бы ему всё сошло с рук. В тюрьму, да, ещё навечно, Прыщ идти не хотел. Боялся.
Ничем не лучше чувствовали себя и четыре других подонка, которые увязались за Митрохой. Они хорошо понимали то, что этот уголовник пойдет напролом и будет давить людей, лишь бы его не сграбастали менты и потому сочли за благо сесть ему на хвост. В отличие от той троицы, что молча сидела в "Мерседесе" они матерились в голос, проклиная Масленка за то, что он не дал им покончить с этой шлюхой и столкнуть её в воду. Они то клялись убить его, то прикончить его жену, хотя прекрасно понимали, что ничего этого уже не сделают, так как если их не повяжут менты, они смоются из этих краев подальше и уже больше никогда не появятся здесь.
Эрато летела над этой кавалькадой то стремительно обгоняя её и залетая далеко вперед, то снова возвращаясь назад для того, чтобы нагнать лишнего страху на этих подонков. Она уже точно знала где именно и как справедливая кара постигнет этих подонков с черными душами и теперь только дожидалась того момента, когда они подъедут к нужному месту. Ждать оставалось недолго. Впереди уже показался подъем, после которого начинался пологий, почти трехкилометровый спуск.
Муза рассчитала всё очень точно. Солнце уже взошло над окрестными сопками и ярко осветило дорогу. Наложив магическое заклятье на все три грузовых автомобиля, она снова умчалась вперед, чтобы встать прямо на дороге. На пути у этих подлых негодяев с черными душами, которые посмели поднять руку на ту, чья душа была чище и светлее даже лунной дорожки на тихой глади озера с кристальными водами.
Перемахнув через небольшой распадок, Митроха, вдруг, вздрогнул и дико завизжал от ужаса. Впереди, километрах в двух, он увидел обнаженную девушку. Увидел так ясно и отчетливо, словно смотрел на неё в мощный бинокль, а увидев, тотчас, узнал. Ведь это была никто иная, как Зинка-молдованка и она стола на дороге гордая и уверенная в себе, расставив ноги на ширину плеч и подбоченясь. Её белое тело было ярко освещено солнцем и блестело, словно электросварка, слепя глаза Митрохи так, что он уже не видел ничего, кроме этой девушки и её гневного лица с огромными карими глазами, которые прожигали его насквозь.
Головня и Прыщ, сидящие рядом с Митрохой, тоже взревели, как быки на бойне, почуявшие кровь и свою скорую погибель. Прыщ ревел басом, а Головня визжал, словно свинья, и от их жуткого, звериного крика Митрохе даже сделалось дурно, словно он обожрался поганок. Он нажал ногой на тормоз, но машина, мощно взревев двигателем, только стремительно рванулась вперед. Пытаясь затормозить коробкой, он сломал рукоять переключения скоростей. Дернув за ручку, он хотел было выпрыгнуть из машины, но та тоже сломалась и дверь не открылась, к тому же что-то приклеило его к сиденью, да, так крепко, что он уже не мог встать. Схватившись за руль, он попытался съехать на обочину, но и из этого тоже ничего не вышло. Машина не слушалась его и неслась вперед всё быстрее и быстрее.
Для Виктора, водителя второй машины, как и для Талгата, сидевшего за рулем третьего грузовика, повторилось та же самая картина. Впереди идущая машина, выбравшись на верхушку распадка, вдруг, куда-то исчезла и те, кто сидел во второй и третьей машине, так же как и Митроха со своими корешами, увидели стоящую на дороге голую Зинку-молдованку, совершенно целехонькую и жутко злую на них за то, что они с ней сделали.
Все дальнейшее Митрохе виделось, как в замедленном кино. Чем меньшее расстояние оставалось до Зинки, тем медленнее ехала машина и тем сильнее его вжимало в спинку сиденья, словно он летел на сверхзвуковом истребителе. Перегрузка была такая, что его буквально вплющило в сиденье, а рожу всю так и расплескало по костям черепа. То же самое испытывали и все остальные его дружки-приятели. Кричать они уже не могли, а только жутко хрипели и корчились. Но самым неприятным для них все же было то, что все они одновременно обмочились и обдристались на редкость вонючим поносом.
В конце спуска, где все три машины шли уже почти ровно, одновременно последовало три удара сокрушительной силы. Сразу три тяжелых грузовых автомобиля натолкнулись на непреодолимую преграду, музу Эрато, которая в облики Зины Васильчиковой с гневом смотрела на этих гнусных садистов, настоящее порождения злых чернух сил. Скорость автомобилей в этот миг достигла уже шести тысяч километров в час и от удара об эту нежную девушку они мгновенно остановились.
Не будь Эрато Верховной магессой, вслед за этим ударом последовал бы взрыв колоссальной силы, а так это привело только к тому, что семь тел одновременно вылетели вперед, пробив лобовое стекло и рухнули на дорогу, разбитую колесами грузовиков. Семь обнаженных магией тел упали на каменистое дорожное полотно с переломанными костями и разорванными внутренними органами без каких-либо особых внешних повреждений, но были ещё живы.
Семь подонков, истошно вопя и дико визжа от боли, забились в агонии у ног трех одинаковых девушек и их лица, искаженные от боли, с вытаращенными глазами, были повернуты к ней. Их агония длилась почти полчаса и если бы вдали не раздался отдаленный гул мотора, работающего на бешеных оборотах, она длилась бы ещё дольше. Прикончив негодяев по очереди одного за другим, начиная с Митрохи, Эрато поймала их черные души магическим заклинанием, заточила их в Кольцо Творения и вновь обернулась сама собой.
В это время на распадок выехал грузовик Игорехи Маслова и он, вместе с двумя своими пассажирами, ясно и отчетливо увидел внизу высокую и ослепительно красивую девушку в белоснежном пепласе, стоящую на обочине дороги. Видели они её всего минуты две, но её светлый облик и прекрасное лицо с доброй улыбкой, обращенное к ним, запомнилось им навсегда.
Игорехина "Вольвуха" как-то сама собой плавно снизила скорость и остановилась в нескольких метрах от последней машины. Трое мужчин быстро выбрались из машины и пошли вперед. Капитан и его водитель достали свои пистолеты и даже передернули затворы. При этом Сергей Петрович, крепко ухватив Игоря за руку, отправил его к себе за спину. Когда они подошли к двум первым трупам, капитан поставил пистолет на предохранитель и хрустя башмаками по битому стеклу, сказал, слегка пошевелив одно тело носком форменного ботинка, непроизвольно морщась от вони, удовлетворённо сказал:
- Ну, всё, звездец, отпрыгались козлы вонючие. - Посмотрев на Игоря он сказал - Спорим, все остальные точно так же сдохли?
Игорь, которому пришлось в Чечне насмотреться на всякое, слегка попинав один из трупов ногой в бок, покрутил головой и пробормотал:
- Это же надо, все кости переломаны, а крови почти нету. Чем же это их шандарахнуло, Сергей Петрович? Сколько убитых на войне видел, а с таким никогда не сталкивался.
Они прошли дальше и везде их взгляду предстала точно такая же картина. Мелкое крошево битого стекла, голые тела мужчин, лежащие в луже мочи и жидкого дерьма, и ни одного пореза, ни одного синяка на теле, но у всех были переломаны кости, да, так, словно их раздробили молотком. Остались целыми одни черепушки. Правда, у всех семерых протекли тонкие струйки крови из глаз, словно они перед смертью плакали кровавыми слезами, да, ещё их лица были искажены какими-то жуткими гримасами, а глаза буквально вылезли из орбит.
Милиционер-водитель, зажав пальцами нос, присел на корточки и перевернул один труп на живот. Дело это было весьма непростым, так как тело походило на мешок с костями. Вся спина у этого типа, принявшего такую жуткую смерть, была покрыта какими-то багровыми тонкими штрихами и точками. Ткнув пальцем в труп, в котором Игорь сразу же опознал Прыща, он авторитетно заявил:
- Товарищ капитан, это следы от жуткой перегрузки. Сразу видно, что скорость была не меньше, чем три Маха, а то и больше, когда аэроплан заложил крутейшую петлю, вот тут-то обивка сидений и отпечаталась на спине у этого выродка.
Капитан возмущенно воскликнул:
- Толя, ты хоть думай, что говоришь! Какие к черту махи и аэропланы? Тут стоят три тягача с морскими контейнерами и их водилы голиком вылетели через лобовое стекло прямо на дорогу.
Водитель был непреклонен и упрямо стоял на своем.
- Да, вот такие махи, товарищ капитан. Я такую сетку не раз видал. В том числе и на своей спине, когда на мигарях летал. Или меня, по-вашему, просто так из армии в тридцать пять на пенсию отправили?
- Господи, Толя, майор ты мой дорогой, знаю я про это, знаю. Только посуди сам, как эти здоровенные машины можно было разогнать до такой скорости, а потом и еще мгновенно остановить? Ведь на дороге даже следов торможения нет.
- И машина совершенно целая, Сергей Петрович! - Громко крикнул, заглянув в кабину, Игорь - Хоть сейчас вставляй стекло, заводи и езжай дальше, вот только на передке, словно какая-то тень едва видна. На силуэт голой девушки похожа.
Капитан подошел к красному "Мерседесу" и принялся внимательно вглядываться в него. Действительно, на передней части автомобиля довольно четко виднелась чья-то тень. Достав из кителя простой карандаш, Сергей Петрович не поленился обвести её и вскоре все увидели изображение той самой девушки, которую Игорь привез ночью в роддом, которое, словно бы проявлялось, а потому делалось всё более ярким и чётким, но всё же каким-то дрожащим и переливающимся. Посмотрев на изображение, он кивнул головой и тихо сказал:
- Сергей Петрович, а ведь это фотка той самой девушки, которую я хотел спасти, да, не сумел.
- Да, на ту девушку в белом, которая стояла у дороги, она совсем не похожа, как это ни странно. - Ошеломленно пробормотал капитан и снова потер, почему-то, правый бок, в котором уже несколько часов ничто не болело.
Лица обоих его спутников тотчас вытянулись от удивления и они одновременно воскликнули:
- Товарищ капитан... Сергей Петрович... Так вы что, тоже видели эту девушку в белом? В пепласе?
Последнее слово, характеризующее странное одеяние девушки, произнес майор в отставке. Капитан милиции быстро взглянул на него, а потом сказал, кивая головой:
- Вот старый пень, а я то все вспоминал, как же называется такая чудная одежда. Ведь видел же в учебнике истории у сына и напрочь забыл. Только откуда вот взялась здесь эта древнегреческая богиня, да, ещё такая красивая? Ну, просто вылитая Афродита. И куда она делась? Так, кажется, она вон там стояла и мы там точно ещё не топтались своими сапожищами. Пойдём посмотрим.
Капитан прошел к тому месту, где, по его мнению, стояла древнегреческая богиня и действительно нашел там два следа, отпечатанных в пыли. Они отпечатались очень четко и аккуратно, но не было видно того, чтобы эта девушка подходила к этому месту по пыльной обочине, словно она просто опустилась на эту дорогу с неба и потом снова вознеслась. Игорь и бывший летчик тоже подошли к этому месту и посмотрели на два этих узких отпечатка.
Быстро побежав к своей "Вольвухе", Игореха Масленок принес новенькую видеокамеру и тщательно заснял не только следы в пыли, но и отчетливые изображения одной и той же девушки на всех трех автомобилях. После этого он обратился к капитану и его водителю со странным предложением:
- Сергей Петрович, Анатолий, давайте сотрем и эти следы и карандашные линии, а еще лучше и сами картинки с машин. Поймите, ведь мы видели какую-то инопланетянку и если мы станем говорить об этом, то нас всех точно за психов примут. Ну, гнали эти идиоты, как угорелые, ну, тормознули все, одновременно, так что с того? Зачем нам из всего этого лишний сыр-бор разводить?
Анатолий поддержал его, сказав своему начальнику:
- А ведь Игорь прав, товарищ капитан. Не нужна нам вся эта канитель с инопланетянкой. Только я думаю, что она не инопланетянка, а какой-то ангел, посланный на Землю самим Богом. Инопланетянам ведь до нас нет никакого дела.
- Это точно, Толя. - Сказал капитан и решительно растер ногой следы в пыли - Правда, я скорее поверю в то, что это была ангелица, уж больно деваха эта была хороша. Талия осиная, грудочки точеные, шейка, что стебелек, а глаза-то, а губы-то какие. Ох, братцы, мне её теперь вовек не забыть, она у меня так и стоит перед глазами, вся такая чистая, светлая и улыбается мне.
Прежде, чем оттирать следы на автомобилях, Игорь решил проверить, хорошо ли он заснял их изображение на видеокамеру. Аппарат, подаренный ему при покупке подержанного грузовика "Вольво", был новейшим, цифровым, с жидкокристаллическим дисплеем. Удивлению всех троих не было предела, когда они увидели вместо очень четкое, словно цветное фото, изображение очень красивой девушки с короткой стрижкой и пышной грудью.
Все трое тотчас узнали в ней Зинку-молдованку, а Игорь и Анатолий даже смутились и густо покраснели, так как и тот, и другой, не удержались однажды от соблазна и воспользоваться её услугами. Но в том-то и была загадка, что Игорь Маслов привез в Хилок совершенно другую девушку, которая вовсе не была похожа на неё. Впрочем, лицо той девушки было все опухшее от побоев и он вполне мог ошибиться, а на цвет её волос он, как-то, не обратил внимания, потому что они все были в песке и грязи. Поэтому он и не стал ничего говорить и молча принялись оттирать тряпками эти странные фотографии, которые стирались без особого труда.
Вскоре приехали две машины ГАИ, а еще через пару часов большой фургон из Гусиноозерска, и две скорые помощи с медиками, которые упаковали трупы в полиэтиленовые мешки и увезли их в город. После осмотра места происшествия гаишниками, Игорь взял один тягач на жесткую сцепку, а капитан и его водитель сели в два других автомобиля и они, поздно вечером, вернулись в Хилок. Наутро Игорь поехал дальше, еще раз пообещав капитану сохранить все в тайне.
Темный Парадиз. Летающий остров. Дворец Верховного мага
Бертрана Карпинуса. Двадцать четвертый день, раннее утро.
Бросив последний взгляд на трех мужчин, мчавшихся всю ночь за преступниками, Эрато прошла через магическое зеркало прямо в Темный Парадиз. Алекс, став её любовником, незамедлительно выхлопотал для неё такую привилегию у своего друга Ольгерда. Это показалось ему единственно верным решением. К тому же эта особа очень быстро сошлась с Бертраном и тот был так безмерно рад её раннему звонку, что, пожалуй, пропустил бы музу в свои владения контрабандно. По нему сразу было видно, что он был совсем не прочь основательно за ней приударить, пока она еще не лишилась своих магических родинок и не стала верна одному только Уриэлю.
Девушке тоже с первого дня их знакомства нравился этот пылкий и страстный парень огромного роста и потому она сочла для себя вполне допустимым хоть немного забыться в его объятьях. Все, что произошло с ней в Зазеркалье, отозвалось в душе музы такой болью и так пропитало её негодованием, что она была уже готова обернуться жутчайшим чертом с рогами и сама начать истязать Митроху и всех его гнусных приспешников. Бертран оказался не только великолепным любовником, но и тонким знатоком женщин. Он сразу же все понял и смог быстро освободить музу от груза пережитого.
Пожалуй, даже ангел Уриэль не смог бы дать ей большего облегчения. Этот огромный парень даже не был с ней каким-то очень уж нежным. Скорее, наоборот, он закрутил с ней такую бешеную любовную карусель, что буквально ошеломил этим неопытную девушку, знавшую до этого дня одни лишь бережные, нежные и воздушные ласки своих, пока что только двух, возлюбленных. Он был напорист, словно кентавр, и неутомим, как человек, решивший лечь костьми в постели, но не посрамить чести Создателя Яхве, давшего жизнь всему их роду.
Так что было немудрено, что вскоре она забыла буквально обо всем на свете и отдавалась этому парню со страстью, пугающей её саму. После нескольких часов бурных любовных игр наступил небольшой перерыв, в течение которого Бертран негромким, воркующим голосом привел девушке несколько наглядных примеров, говорящих о том, как бывает трудно сохранять сердце спокойным, а душу бесстрастной, когда приходится выполнять тяжелую, грязную, но очень нужную работу. И все это было принято Эрато с благодарностью, тем более, что её новый возлюбленный очень толково объяснил ей, что такое душевные раны и как их следует быстро лечить ей самой, чтобы не оставалось потом рубцов.
После этого он чуть ли не силком заставил девушку рассказать обо всем, что она видела и подробно объяснил ей, на что нужно обращать внимание, а что является несущественным и второстепенным. О, это был очень тщательный и глубокий анализ всех её душевных переживаний. Самой главной её ошибкой, на взгляд Бертрана, было то, что муза, по своей неопытности, слишком уж точно воспроизвела тело Зиночки и, тем самым, постоянно олицетворяла мучения куклы с её мучениями, которых на самом деле не было. Да, к тому же Бертран ещё и сопоставил по времени всё то, что устроила его подопечная с Уриэлем, которого она заставила просто орать благим матом от восторга, когда её куклу-двойника жестоко насиловали.
Эрато потребовала от него, чтобы он показал ей это магическое видео почти полностью, и пришла в итоге к выводу, что Зиночка была величайшей мастерицей по части любовного искусства, у которой могли бы поучиться даже подруги Создателя Ольгерда, особенно Розалинда и Нефертити, которые открыто посмеивались над её сестричками. Соблазнить мужчину, это ведь только полдела, - заставить же его так вопить от восторга, было настоящим искусством.
Кое что она сразу же взяла на вооружение и тотчас применила на практике и хотя до полного сходства воплей было далековато, мастер Бертран и от этих ласк пришел в неистовство. В любом случае она была горда собой дважды. В первую очередь от того, что она, наконец, научилась превращать тело мужчины в музыкальный инструмент и извлекать из него то, о чем он даже и не подозревал, а так же еще и потому, что она навеки посрамила зазнайку Афродиту, которой теперь только и оставалось делать, что удавиться с тоски. Разумеется, посрамила не сама, а тем редкостным умением Зиночки Васильчиковой доставлять мужчине столько удовольствия, да, ещё тем, что это именно она ввела эту девушку в Парадиз Ланд.
Когда же Бертран немного пришел в себя, он, поначалу, только хлопал глазами и не мог вымолвить ни слова. Первыми его словами было следующее признание:
- Эрато, ты божественна, и мне очень хочется пережить все то, что ты сделала со мной ещё раз, но только с этой тигрицей с роскошной грудью.
Обиженно надув губки, она спросила его:
- Берти, разве я тебе не понравилась?
- О, Боже, о чем ты говоришь, моя любимая, несравненная и божественная Эрато? - Громко возопил он и тут же добавил пугающе спокойным голосом - Не надо смешивать два совершенно разных понятия. Ты делала все руководствуясь умом и постоянно держала всё под контролем, а эта дикая кошка просто какой-то сплошной клубок одних только импульсов. Такой женщиной нужно родиться. Научиться такому, просто невозможно. А потому не обижайся, любовь моя, но я действительно похищу эту фурию тотчас, как только она покинет покои Уриэля и меня уже ничто не сможет остановить.
Муза смерила его высокомерным взглядом и фыркнула:
- Ну, да, как же, размечтался, похититель. Да, этот пернатый прохвост теперь точно недели две штанов не наденет, а то и того больше. К тому же, Берти, не забывай про обоих Создателей. Эти ребята тоже не прочь ухватить свое, к тому же обеими руками и очень крепко.
Бертран сначала пригорюнился, а потом принялся покрывать поцелуями сначала изящные пальчики ног Эрато, а затем и все её тело, да, такими поцелуями, что это привело девушку сначала в изумление, а потом уже и в неописуемый восторг и любовная карусель закрутилась с новой силой. Правда, все это привело к тому, что к завершающей фазе своей работы муза смогла приступить лишь в полдень третьего дня с момента своего появления в Темном Парадизе.
От душевной боли и страданий музы в итоге не осталось ровным счетом ничего и начавшиеся было пробиваться в ней ростки садомазохизма98 быстро зачахли и их тлен выдуло из сознания девушки мощным, освежающим и грохочущим потоком здоровой и естественной страсти, порожденным мастером Бертраном. Этот огромный черноволосый весельчак быстро привел Эрато в чувство, чем, бесспорно, доказал свою исключительную интуицию и талант наставника. Он оказался столь мудрым наставником, что помог музе решить практически все её проблемы и дал ей возможность быстро и очень основательно разобраться во всех своих сомнениях.
После роскошного обеда в прекрасном парке, где они восседали во главе стола и вкушали дивные яства вместе с несколькими десятками помощников и помощниц мастера Бертрана, которые оказались на редкость симпатичными и веселыми парнями и девчонками, они спустились в огромный круглый трюм летающего острова. Там для неё уже был подготовлен огромный золотой трон, украшенный драгоценными камнями и эмалями, над которым сияло грозное, синее Око Господне. Мастер Бертран подвел Эрато к трону, но она, не желая воссесть на него, сердито сказала:
- Берти, милый, я намерена сама завершить свою работу.
Верховный маг одарил музу суровым взглядом и, молча перекинув её через плечо, быстро поднялся по золотым ступеням. Та и пикнуть не успела, как оказалась сидящей на троне, да, ещё, вдруг, почувствовала, что её попка и спина крепко прилипла к его мягкой, белоснежной сафьяновой обивке. Пару раз дернувшись, она одарила своего любовника ничуть не менее суровым взглядом и поинтересовалась:
- Берти, что это еще такое? Ты что же, хочешь сегодня со мной поссориться?
Верховный маг с тяжелым вздохом ответил ей:
- Больше всего я жалею о том, Эрато, что оба Создателя, творя свою охранительную магию, забыли, заодно, сотворить ещё и магические розги. Будь сейчас у меня такие, я бы сел на трон сам, положил тебя к себе на колени попой кверху, заголил её и так всыпал бы тебе, чтобы ты потом целую неделю сесть не могла. Ничем иным, похоже, тебя мне будет не вразумить. Да, знаешь ли ты, глупая девчонка, как это опасно, самой низвергать грешников в ад? Алекс за это уже получил по башке от самого Господа Бога, так теперь и ты хочешь нарваться, дурища?
Эрато испуганно ойкнула и жалобно пискнула в ответ:
- Берти, миленький, я ничего про это не знала. Мне Алекс ничего не рассказывал.
- Правильно, моя девочка, именно я его об этом и попросил, потому что мы все сразу же поняли, что ты не успокоишься на том, чтобы просто вышибить черную душу из тела.
Эти слова заставили музу снова сурово сдвинуть брови и сердито фыркнуть:
- Ох, ну, до чего же вы все умные. Постоянно все хотите расписать наперед чуть ли не на годы.
Верховный маг весело рассмеялся и парировал её реплику:
- Как и ты, моя любовь! Ты тоже строишь долговременные планы относительно поэтов и затем тщательно воплощаешь их в жизнь. А потому лучше не спорь и делай то, что тебе советуют от всего сердца, да, к тому же на основании личного опыта. Видел я, как тут корчился от боли один тип, вознамерившийся сделать все своими руками. Ты сделала главное, моя Эрато, поймала черные души, ну, а теперь настал черед моих помощников принять их сначала в магические сосуды мастера Вельзевула, а затем поместить в неистребимые тела и без малейшего промедления ввергнуть в ад.
Музу робко улыбнулась, кивнула головой в знак согласия, а затем ехидным голоском сказала:
- Будь по твоему, Берти, но сначала сделай так, чтобы этот твой трон отклеился от моей задницы. - Немного помедлив, она добавила - Я хочу оборотиться той, облик которой будет теперь их преследовать долгие годы. Да, вот еще что, Берти, я вовсе не твоя подруга, а ангела Уриэля-младшего.
Верховный маг сделал правой рукой едва заметный жест и, широко осклабившись, ответил музу:
- Божественная Эрато, ты пленительная звезда моей души и мне плевать на ангела Уриэля-младшего, твоего благородного златовласого возлюбленного. Все равно я всегда буду стремиться к тому, чтобы затащить тебя в свою спальную. Ну, хотя бы тогда, когда ты будешь прибывать на мой остров с очередной своей добычей и поверь, ты никогда во мне не разочаруешься, любовь моя. К тому же никто и никогда не узнает о том, чем мы тут с тобой занимаемся.
Одарив своего любовника гневным взглядом, в котором было, все-таки куда больше любви, муза встала с трона и обернулась той Зинкой-молдованкой, которую знали некогда в Зазеркалье, только полностью преображенной и ослепительно красивой. Единственное, что осталось неизменным, это черная мини-юбка, белая трикотажная маечка, черная кожаная курточка и лаковые туфельки-лодочки под цвет фиолетовых волос девушки. Да, еще она мстительно не стала надевать на себя трусики. Помощники Верховного мага, огромные смуглые красавцы, зааплодировали ей с бешеной силой, а их подружки, ослепительные красотки всех мастей, с радостным визгом бросились к золотому трону и оттеснили мастера Бертрана.
Верховный маг быстро навел порядок, встал слева от высоченного золотого трона, стоящего на широкой золотой площадке и нежно взял руку музы в свою. Вот теперь Эрато была довольна, так как даже сидя она была почти на голову выше своего высоченного любовника. Девушки, одетые в полупрозрачные туники, почти не скрывающие их прелестей встали по обе стороны от трона быстро переоделись в черные мини-юбки, разноцветные маечки и топики, да еще и вооружились все длинными алыми трезубцами.
Громадные парни обернулись волосатыми, мускулистыми чертями с огромными серебряными рогами и принялись сноровисто готовиться к предстоящей экзекуции. Одни вооружились хрустальными сосудами и подошли попарно поближе к трону, другие принялись штамповать неистребимые тушки, а третьи сноровисто укладывали эти подергивающиеся, пепельно-серые тела-гермафродиты на ржавые летающие платформы, покрытые пятнами засохшей крови.
Вскоре все было готово. Платформы парили на высоте метра от синих плит пола и вокруг них стояло по три сосредоточенных черта с магическими синими ловчими сетями и синими же плетями-семихвостками, готовые к тому, чтобы ужасными муками, а не магическими формулами загнать черные души в их новые узилища. Верховный маг быстро ввел музу в курс дела и доходчиво объяснил ей, какие меры он предпринял к тому, чтобы теперь больше никто, даже случайно, не нарвался на оплеуху Господа Бога. Только теперь девушка начала понимать, насколько серьезны были слова её любовника.
Как только все было готово, к музе Эрато подошла первая пара чертей и она выпустила из Кольца Творения черную душу Митрохи. Цилиндрический хрустальный сосуд с двумя ручками по бокам, имевший размеры чуть больше обычного ведра, с чмокающим звуком всосал в себя облачко черного мрака. Почти тотчас эта черная и зловонная душонка принялась визгливо изрыгать какие-то дешевые проклятья, но, как только она увидела свою последнюю жертву гордо восседающей на золотом троне, осеклась и жалобно завыла. Похоже, что эта черная душа, наконец, смекнула, что влипла в такое дерьмо, из которого ей уже было не выбраться.
Оба черта, которые держали посудину в руках, немедленно встали на колени и облобызали изящные ножки музы. Поднявшись на ноги, они и стали спускаться по золотым ступеням, издевательски хохоча тыча в хрусталь пальцами с синими когтями. Минут через десять черные души были помещены в магический изолятор временного содержания и спущены вниз. Все они, при виде ослепительно красивой Зинки-молдованки, тотчас замолкали и только Головня, не имевший практически никакого жизненного опыта, продолжал проклинать девушку и жутко материться, за что и нарвался на неприятности.
Повинуясь жесту Верховного мага, облаченного в белоснежную тогу, черти выпустили души из хрустальных застенков и накинули на них свои ловчие сети. Магические синие нити, из которых они были сплетены, могли причинять жуткую боль даже такому эфемерному и неуловимому существу, как бессмертная душа. Шесть душ черти быстро подтащили к телам и, стегая их синими плетями, заставили соединиться с телами. А вот седьмой душе пришлось туго.
Не подпуская её к телу, все черти навалились на неё скопом и принялись не только хлестать облачко мрака плетями, но еще и терзать его своими синими когтями. Лишившись тела, Головня визжал так, словно его резали на куски, но его перестали истязать только тогда, когда он стал умолять Зиночку убить его. Вот тут парень, явно, пролетел мимо кассы. Убить душу можно было только одним образом, спустив её в колодец с Первичной Материей, но портить такой мразью то, из чего можно было сотворить столько прекрасных вещей, никто не собирался и потому ему дали войти в серое тело, да, еще наподдали так, что его серая шкура затрещала и задымилась.
Финал сего действия был подготовлен Верховным магом ничуть не менее впечатляющим. Уже одухотворенные гермафродиты с серыми и нежными телами, распластанные на ржавых овальных платформах жалобно подвывали и скулили, ощущая своей кожей каждую их шероховатость и неровность. Черти пока что только злорадно ухмылялись и поигрывали своими плетями, но не хлестали их. Более того, все они, внезапно, отошли назад и грешники замерли и умолкли, ожидая чего-то ужасного. Они не ошиблись. В наступившей тишине голос Верховного мага был зловещим и грозным, когда он крикнул:
- Девы мои, низвергните в ад эти мерзкие черные души и жестоко терзайте там их тела до тех пор, пока все они не очистятся страданиями и не повернутся к Божьему Свету!
Тотчас девицы, стоящие по обе стороны от трона, с диким визгом бросились вниз по золотым ступеням. Вонзая с огромной силой свои алые трезубцы в серые тела, протыкая их насквозь и нещадно терзая, все они, вдруг, предстали перед этими негодяями обнаженными и, все, как одна, были похожими на ту девушку, которая сидела в величественной позе на золотом троне. В полу открылся огромный круглый люк, огороженный стальным бордюром метровой высоты и нагие красотки стали подталкивать к нему летающие платформы.
Как только ржавые платформы уперлись в бордюр, магические силы, удерживающие на них окровавленных, искалеченных, с выпущенными наружу кишками грешников, ослабли, и девицы принялись с жутким хохотом сталкивать их вниз, в жуткую фиолетовую пропасть, освещаемую электрическими разрядами. Вот тут-то они и взвыли по настоящему, понимая, что их всех ждет очень печальная и горестная участь. Они принялись цепляться за трезубцы, но не тут-то было, натиск нагих фурий был слишком велик и вскоре последний из них полетел вниз и все стихло. Видя то, что помощники и помощницы Верховного мага в азарте стали взбираться на бордюр, чтобы спрыгнуть вслед за ними, Эрато громко крикнула:
- Стойте! Немедленно все вернитесь ко мне! - Повернувшись к мастеру Бертрану она тихонько спросила его - Берти, мне, отчего-то, кажется, что ты сегодня не зря пригласил на обед своих самых лучших помощников. Тебе не кажется, мой мальчик, что их следовало бы хорошенько отблагодарить за их преданность и старательность?
Верховный маг улыбнулся музе и тихо ответил:
- Любовь моя, если ты знаешь как сделать это, то все они к твоим услугам. Только я не знаю чем ты их можешь вознаградить за полторы тысячи лет упорного труда и за то, что они вывели из ада уже добрых тридцать семь тысяч очистившихся от скверны душ. - Видя то, как изумленно вскинула брови удивленная муза, он добавил - Да, солнце моё, это действительно так, мы тут времени даром не теряем.
Склонившись к уху Верховного мага, Эрато тихонько шепнула ему с улыбкой:
- Берти, сладкий мой, хотя я занимаюсь высшей магией всего несколько недель, я далеко не такая дура, как все вы, умники. Сегодня утром, когда ты дрых, я побывала в своем Кольце Творения и придумала кое-что новенькое. Что ты скажешь на то, если я дам этим парням и девчонкам новенькие, только что рожденные души? Видишь ли, мой сладенький мальчик, мне удалось проколупать маленькую дырочку в том сосуде Господа Бога, в котором рождаются души и я теперь могу их выуживать оттуда, хоть сотнями. Я ведь видела то, как все эти дни и ночи те юноши и девушки, которым ты открыл двери своего дворца, тайком подглядывали за нами, мой мальчик, и в глазах у них было столько зависти к нам, что меня это поразило до глубины души. Ну, что ты скажешь на это, Берти?
Верховный магистр сделал рукой властный жест и громко сказал своим лучшим помощникам:
- Дети мои, подойдите ближе и примите тот внешний облик, который вам нравится самим! - Как только это было исполнено, он сделал несколько шагов к ним навстречу, затем остановился, круто развернулся на одном месте и, рухнув на колени перед высоким золотым троном, простер руки к музе и взмолился оглушительным голосом - Великая Создательница Эрато, молю тебя, вдохни жизнь в тела моих самых лучших и верных друзей и помощников на виду у всех остальных магических созданий, которые сейчас находятся внизу!
Без малого сотня прекрасных юношей и девушек тотчас упала на колени перед золотыми ступенями и все они, простирая руки к Эрато, замерли в безмолвной мольбе. Муза, вернув себе прежний облик стройной солнечной девушки в белоснежном пепласе, немного поерзала на троне и стала творить сложное магическое заклинание. Из её кольца творения стала истекать синяя эманация жизни, которая, поднимаясь кверху, быстро собиралась в плотное синее облачко.
Юноши и девушки, эти магические биороботы обладающие колоссальным интеллектом и огромным опытом жизни поблизости от толпы жутких негодяев, из крохотных искорок черных душ которых им ежедневно приходилось по крупинкам собирать проблески света, смотрели на голубое облачко с такой надеждой, что Эрато уже не могла ошибиться. И она не ошиблась и не упустила ничего из того, о чем узнала сегодня в синих глубинах. По всему синему облачку эманации жизни побежали радужные сполохи, в огромном зале запахло дивными цветами и в синеве стали набирать яркость и быстро расти золотистые искорки.
Когда они увеличились в размере и заполнили весь объем синего облачка эманации жизни и оно сделалось огненно-золотым, произошло нечто невероятное. Золотые шары с веселым писком и смехом рванули в рассыпную и закрутились над этими юношами и девушками, с такой надеждой глядящими на них, в стремительном танце, превращаясь в хвостатые золотистые кометы. То и дело какая-нибудь юная и беспечная душа, выбрав себе цель, делала молниеносный бросок вниз и стремительно вонзалась в грудь своего избранника или избранницы, отчего тот или та вздрагивали всем телом и падали навзничь с широко раскрытыми глазами, из которых ручьями лились слезы. Таким было чудо рождения новой жизни.
На это ушел почти целый час и все это время Создательница Эрато, а теперь муза имела полное право именовать себя так, смотрела на все с радостной улыбкой. Как только последняя, самая шустрая и непоседливая душа, наконец, угомонилась и все эти юноши и девушки, чьи лица были прекрасными и одухотворенными поднялись на ноги, она сошла со своего золотого трона, сбежала вниз и громко воскликнула:
- Друзья мои, вы рождены и теперь свободны. Поэтому вы должны теперь покинуть это место, чтобы не подвергать свои юные души риску. Живите же и радуйтесь жизни в Светлом Парадизе, любите и будьте любимы!
Восторженные молодые люди окружили девушку со всех сторон и каждый стремился обнять и поцеловать её, высказать ей свою благодарность. Эрато, в свою очередь, уловив в некоторых юношах и девушках поэтический дар, тут же одаривала их своими магическими поцелуями в лоб. Верховному магу, который суетился вокруг них, словно квочка, стоило больших трудов выманить их всех наружу, где он немедленно сотворил магическое зеркало, ведущее прямо в покои Создателя Ольгерда и стал заталкивать в него своих юных друзей.
Когда ему удалось оторвать от себя и спровадить в Светлый Парадиз последнюю нагую девицу, которая вцепилась в него, словно клещ, он, захлопнув магическое зеркало, принялся искать в саду Создательницу Эрато, но её уже и след простыл. Пользуясь суетой и суматохой, она ушла от него тихо, по-английски, вновь отправившись в Зазеркалье. Бертрану Карпинусу уже ничего не оставалось делать, как отправиться к своему другу Ольгерду, покои которого захватила в плен дикая орда очаровательных молодых людей, перед обаянием и юным очарованием которых не мог устоять никто. Да, никто им и всем их желаниям, собственно говоря, особенно-то и не сопротивлялся.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Зазеркалье. Россия, город Кисловодск. Дом Вячика.
Четверг, 02 июля, утро. Двадцать седьмой день.
Всю минувшую неделю Вячик был сам не свой. Не в том смысле, что на него внезапно навалилась апатия и жуткая хандра, а как раз наоборот. Начиная с понедельника он работал в бешеном темпе. То, чем он так долго болел до этого дня, - венком сонетов, который мечтал когда-нибудь написать, выперло из него само собой и полностью захватило все его мысли и чувства. Стихия поэзии захватила его полностью и он строчил строчка за строчкой, черкал, рвал в клочья уже исписанные листы и снова принимался писать. И так с утра и до ночи, с ночи и до утра, почти без сна и отдыха.
Будучи и без того худощавым по своей природе, он за эти несколько дней похудел еще больше и его глаза, с покрасневшими от бессонницы веками, горели яростным огнем. Вячик был счастлив и горд собой. То, чего он до этого дня так боялся, свершилось и теперь перед ним лежала стопка разноцветных листков бумаги, исписанных то шариковой ручкой, а то и просто карандашом, содержащий в себе венок сонетов.
Работа была окончена и поэт бережно и ласково поглаживал рукой автограф своего очередного детища, цикла из пятнадцати стихотворений, каждое из которых состояло из четырнадцати строк. При этом первое и последнее стихотворения, как бы замыкали цикл в кольцо, чем и превращали его в венок сонетов, а последняя строка каждого сонета была первой следующего. В смысле поэтическом, форма чертовски сложная и редко применяемая современными авторами.
Вячику оставалось сделать только одно, сесть за пишущую машинку и придать венку сонетов его окончательный вид, превратить его в четкие, чеканные черные строки на белом листе бумаги. Вложив в пишущую машинку три листа бумаги и два листа копирки, Вячик пробежал пальцами по клавишам, радуясь быстрому и веселому, дробному стрекоту своего "Роботрона", оставившего на бумаге четкую строчку:
ВЕНОК СОНЕТОВ
Малость поубавив свой пыл, чтобы случайно не сделать "очепятку", он принялся печатать не спеша:
1.
Казалось бы, в Отечестве больном
не лекари ликуют, а лакеи.
И души православные, говея,
мечтают, право слово, об одном.
Какому бы вальяжному вельможе
успеть быстрее всех облобызать
лоснящуюся рожу либо зад,
что так на привилегию похоже!
Природное растратить вдохновенье
и выразить свое благоговенье
немыслимо в условиях толпы.
Того гляди, развяжутся пупы!
Отчаялись придворные поэты:
пустая блажь - создать венок сонетов.
Первый сонет вылетел из-под пальцев поэта огромным, черным, вещим вороном и, словно бы сел на письменный стол, глядя на суетный мир людей строго и пронзительно своими горящими глазами. Как грозный и мудрый судия тайных пороков и мелких страстей, беспомощного вздора и пустого славословия, он громко закаркал, произнося свой суровый приговор времени перемен, прожитому людьми так глупо и бездарно. Сердце Вячика, отчего-то бешено заколотилось, но он сдержался и размеренными, отточенными движениями принялся печатать второй сонет, думая о том, в каком облике он представится его мысленному взору:
2.
Пустая блажь - создать венок сонетов...
Достанет ли ума и мастерства,
чтоб уровнять обычные слова
и Боговдохновенные куплеты?
Увы, увы... Бездарная пора
блаженную Россию осеняет,
и не гордятся матери сынами,
а дочери дуреют до утра.
И умывают руки проходимцы,
сумевшие неплохо породниться,
привить свое понятие основ.
Жующая, опухшая от снов,
плюющая на Вечные Заветы,
эпоха похотливо канет в Лету.
Вторая птица была еще более зловещей. Она походила уже на огромного орла со стальным клювом и острыми когтями, готовая впиться в тело своей жертвы и начать терзать её безжалостно и остервенело, заходясь яростным клёкотом. Ах, как жаль, что это были всего лишь его мечты о справедливости, а не настоящие крылатые мстители. Поэт не мог смотреть на этот мир без слез и страдания, но, вместе с тем, ничего не мог и поделать, так как он был всего лишь поэтом, а отнюдь не пророком. Впрочем, в том Отечестве, в котором он жил и страдал, к пророкам относились еще жестче.
Дальше работа пошла несколько веселее, так как тон сонетов и их настроение стремительно менялись, ведь они были посвящены тому, что всегда так ранило, мучило и одновременно исцеляло его душу, великому таинству Любви. Он даже мысленно произносил это слово с большой буквы, хотя далеко не каждый раз так было в жизни. Ведь что ни говори, не смотря на то, что в его жизни было уже множество романов, в Любви ему не очень то везло. Зато стихи о Любви он писал от всей души и с огромной страстью. Вот и сейчас он даже замирал от волнения, когда печатал:
(3.4.) 5.
Но впитывая таинства любви,
которыми колдуешь ты, нагая, -
навечно я себя в тебя влагаю
и присягаю клятвой на крови!
Впиваясь в тело раскаленным телом,
пронизывая ласкою насквозь
от губ до мягко колющих волос -
о, Господи, как ты любить умела!!
Не смея отшатнуться ненароком,
напитывая плоть любовным соком,
а поцелуем осушаю рот...
...Ты помнишь все. Опять - который год! -
ты ждешь любви. И как бы между прочим,
надеешься - хотя бы между строчек...
Эти сонеты выпорхнули из-под его пальцев уже не птицами, а какими-то коралловыми рыбками дивной, причудливой расцветки и поплыли по его комнате-аквариуму, пронизанной солнечными лучами, кружась в медленном танце. Вячик, в окружении этих рыбок-бабочек, почувствовал себя Посейдоном с длинной бородой небесно голубого цвета, сидящем не на скрипучем стуле, а на троне, изготовленном из огромной раковины, украшенном огромными жемчужинами. Размахивая своим огромным трезубцем, он дирижировал оркестром и тот играл для его рыбок громкую и торжественную мелодию.
Вволю налюбовавшись столь дивной и красочной картиной, он встряхнул головой и вложил в пишущую машинку очередные листы, удивляясь тому, с чего это его сегодня так расперло на грезы. Что ни говори, но в нем как-то умудрялись совмещаться такие вещи, как романтика и поэтическая, страстная натура с одной стороны и практицизм с другой. Ведь даже перепечатывая сонеты, он делал сразу три закладки для того, чтобы у него под рукой всегда имелась резервная копия.
Переходя к шестому сонету, Вячик сурово нахмурил брови, ведь он поднимал в нем очень серьезные для самого себя темы и был к себе предельно критичен. От этого сонета он даже не ждал никакого визуального образа, потому что боялся заглянуть в ту бездну своего собственного раскаяния, которая, порой, открывалась перед ним. Так что этот сонет был для него неким мерилом самоистязания. Может быть он был слишком строг к себе, но, тем не менее, предпочитал казнить себя сам и не допускать к этому больше никого.
6.
Надеешься - хотя бы между строчек,
но кто-нибудь сумеет распознать,
какой судьбы была достойна мать,
каким он был философом - твой отче.
Когда ты им всемерно докучал,
тебя, почти пропащего, прощали.
Года проминовали и в печали
в конце концов отдали свой подчал.
Ты не нажил достойного горба -
и вывели тебя за грань добра,
и от благопристойных отделили.
От отчего порога отдалили -
ты выдюжил! И все же, черт возьми,
воспомнятся восторги визави!
7.
Воспомнятся восторги визави,
делящего содружескую чарку!
Такую нить прядет портниха-Парка,
пороки продлевая до зари!
И женщины, не падкие на лесть,
всесовершенны и всемилостивы -
по сущности, они тебя растили,
как хлеб насущный, даденный им днесь.
Все было... Улетучилось: как небыль.
Попотчуешься на ночь черствым хлебом
да теребишь почтовые листы...
О чем душой смиренно молишь ты?
Пусть чем-нибудь, хоть сказкою восточной
восполнятся египетские ночи!
8.
Восполнятся египетские ночи
российской дымкой бледно-голубой,
А звезды возникают над тобой,
как будто это праведников очи.
И так они глядят спокон веков
и видят, как апостол Первозванный
убогих утешает: "Вместе с вами
я к заповедям Господа влеком..."
И всем, кто не в грехе и не во зле
творил свой путь тернистый по земле -
положена небесная награда.
А здесь и в утешение, и в радость
даны тебе и утренний багрец,
и Женщина - творения венец.
9.
И Женщина - творения венец,
твое мировоззренье и прозренье -
семейным очагом тебя согреет
и вложит в руки мастерский резец.
И будешь ты до срока приречен
не ждать, а созидать себе подобных,
пока они тебя на Месте Лобном
не разопнут, целуя горячо!
Вся мудрость заключается в простом -
и даже сын попробует перстом
твои уже хладеющие раны.
Ты недвижим. И, как это ни странно,
за краем неба ждет тебя отец,
даруя и Начало, и Конец.
10.
Даруя и Начало, и Конец,
вся жизнь твоя пройдет в воспоминаньях,
о самых изощренных наказаньях,
каким тебя подверг любовный жнец.
О, женщина, забвение даруй,
когда настанет Тайная Вечеря,
чтоб каждый мог, в который раз поверя,
подставиться под ложный поцелуй.
И пребывать в неведенье лечебном,
не думая, кого бы, где бы, чем бы
благодарить за дарственную ночь?
Ты жив. Ты повторить ее не прочь.
И плоть - почти божественная глина, -
всегда в любви окажется невинной.
11.
Всегда в любви окажется невинной
пусть самая раскованная мысль.
И возвести в рискованную высь
возлюбленную - вот он, смысл единый!
Да не упасть, да не разбиться на смерть,
а раствориться в чудо-облаках! ...
Но если не достанет сил в руках -
не торопись, а то поднимут на смех.
Ты не послушал дельного совета.
Решил, что так любовь тобой воспета,
как не дано Петрарке самому!
Да что там мелочиться? - Никому!!
Ты погребен любовною лавиной
и этой совершенной половиной.
12.
И этой совершенной половиной
вдруг оказалась, брызгая слюной,
в покрытых толстой коркой соляной
разбитых туфлях старая дивчина.
Она брела куда-то до заката,
на посох опираясь через шаг.
И дрогнула засохшая душа -
ведь это ты её любил когда-то!
Её ты взял, как собственный надел,
когда на руку правую надел
колечко гравированное в храме...
В ворованном тряпье, в каком-то хламе -
и как с таким обилием седин
ты держишься под тяжестью годин?
13.
Ты держишься под тяжестью годин
единственно надеждою и верой.
За это и воздастся полной мерой,
хотя ты нелюбим и нелюдим.
Ты сам себя обрек на бездну бед,
уйдя в пучину жизни дерзновенно!
И все же избежал шального плена -
иллюзий чужеродных в сорок лет!
И снова выбор - быть или не быть?
Какой ты удостоишься волшбы
и что произойдет с тобою вскоре?
...И выбросило жизненное море
тебя среди торосов, плит и льдин.
И до бессмертья - только шаг один.
14.
И до бессмертья - только шаг один.
И ты готов к последнему покою.
Заря застыла плотью золотою
над краем неизведанных глубин.
Ах, как твоя душа возбуждена
в преддверии давно желанной двери!
За нею прекращаются потери,
за нею возвращается Она!
Та самая, что есмь всегда Любовь,
живая воскресительница снов,
что мне в далекой юности явилась!
О, Господи! Яви же миру милость.
Не помышляю больше об ином
казалось бы, в Отечестве больном.
15.
Казалось бы, в Отечестве больном
пустая блажь - создать венок сонетов.
Эпоха похотливо канет в лету,
как запись в приснопамятный альбом.
Но впитывая таинства любви,
надеешься - хотя бы между строчек
воспомнятся восторги визави,
восполнятся египетские ночи!
И Женщина - творения венец -
даруя и Начало, и Конец,
всегда в любви окажется невинной.
И этой совершенной половиной
ты держишься под тяжестью годин,
и до бессмертья - только шаг один.
Вынув из пишущей машинки три листа бумаги с напечатанных на них пятнадцатым сонетом, Вячик аккуратно разложил их по стопкам и откинулся назад. Работа последних дней и чуть ли не всей его жизни была завершена. Муза Эрато, присутствующая в его комнате с раннего утра, невидимая и неосязаемая, подошла к поэту сзади, положила руки ему на плечи и нежно поцеловала его в затылок. Поэт вздрогнул от неожиданности, а потом замер, пораженный тем дивным блаженством, вдруг, снизошедшим на него не иначе, как с небес.
Он встал, медленно подошел к своему холостяцкому ложу и обессиленно рухнул на него, уткнувшись лицом в потертую плюшевую подушку. Муза, сбросив с себя свой белоснежный пеплас, по прежнему невидимая для поэта и бесплотная, легла рядом с ним и прижалась к этому мужчине всем телом, уже мечтая о том дне, когда сможет сделать это наяву, а не в его грезах. Вячик перевернулся на бок и с мольбой посмотрел в глаза этой солнечной девушки, которую он не видел и она снова поцеловала его в губы, пахнущие табаком и коснулась рукой полузакрытых глаз мужчины, побуждая его ко сну.
Поэт уснул, словно младенец на руках матери, и во сне ему сделалось удивительно хорошо, тепло и покойно. А муза продолжала лежать рядом с ним, крепко обнимая его за плечи и обвивая его ноги своими ногами. При этом муза испытывала очень острое чувство блаженства и наслаждения, хотя поэт не ласкал её тела своими руками и не целовал её губ, чего ей так хотелось. Не помня себя от вожделения, Эрато постепенно стала извиваться всем телом и двигаться вверх и вниз, ощущая жар тела Вячика, и даже заставила его вновь перевернуться и лечь лицом вниз, чтобы оказаться под ним, но вскоре поняла что она хочет слишком многого и просто прилегла рядом.
Пожалуй, впервые за многие тысячи лет муза подумала о том, а что же она, собственно, давала поэтам. Чем она отблагодарила ту же Сафо или Петрарку, Гёте и Пушкина за все то, что они сделали по её милости, больше похожей на властное требование. Обегая по кругу десятки, сотни, тысячи поэтов, она из века в век делала одно и то же, - целовала их, спящих безмятежным или тревожно-мучительным сном, в лоб, принуждая тем самым к творчеству, порой полному мук, и потом уже не делала для них ничего.
За все эти времена она не ввела в Парадиз Ланд ни одного поэта, ни с одним из них она не встретилась лично, пожалуй, кроме Александра Сергеевича, который, войдя в сговор с Алексом, мстительно позволил себе нагрубить ей. Впрочем, это уже не был тот прежний Саша Пушкин - лицеист или Александр Сергеевич Пушкин, признанный мэтр русской поэзии. После смерти поэта от руки какого-то поганого иноземца, когда душа его вырвалась из узилища телесной оболочки и воспарила к небесам, в ней проснулась память о всех её прежних четырех жизнях, прожитых с ничуть не меньшим накалом. Так что у него было вполне достаточно оснований для того, чтобы обозвать её фифочкой с фантазиями.
Только теперь, став женщиной и получив первые уроки любви, Эрато стала понимать, что в глубокой древности она, вместе со своими сестрами, сделала очень большую глупость, когда, уже осознав свою власть над определенными людьми, в ответ на вопрос Создателя Яхве: - "Что ты выбираешь, Эрато, быть такой же, как все женщины, любить и быть любимой, но при этом стариться с каждым годом или ты желаешь, чтобы я наделил тебя даром вечной молодости, но отяготил его несокрушимым барьером столь же вечной девственности и тем самым лишил плотских утех?" - ответила тем, что выбрала для себя вечную молодость. Какая же она была тогда дура.
Хотя, с другой стороны муза прекрасно понимала и то, что только благодаря ей жизнь поэтов, живущих, по большей части, одними только стихами, была наполнена высшей радостью и самым высоким смыслом существования, ведь все они были Творцами и им была доступна радость творения, чего, зачастую, напрочь лишены все остальные люди. Ведь далеко не каждого прыщавого юнца или девицу, которые брали в руку стило, она целовала в лоб.
Знавала она и графоманов, которые изводили впустую целые тонны бумаги, но не могли положить на лист ни одной, действительно поэтической, строчки. Тот же Создатель Алекс, который писал весьма недурственные повести и рассказы о всяких космических приключениях, все-таки не выдержал и, сжимая её в своих объятьях, спросил о том, что она думает о его собственных стихах, которые были написаны им отнюдь не в юношеские годы. Муза ответила ему тогда предельно честно, вначале спросив со смехом: - "Ах ты паршивец, ты требуешь от меня, чтобы я приняла за поэзию твои экзерсисы, которые были направлены только на то, чтобы отточить свое умение элегантно и красиво оформлять свои мысли? Нет, мальчик мой, ты был самым обычным рифмоплетом. Да, ты и сам имел наглость частенько заявлять об этом вслух и даже не стеснялся говорить о своих гнусных проделках в присутствии настоящих поэтов, которым потом и кровью давалась каждая строка. О, если бы ты знал, как же я ненавижу таких напыщенных типов!"
Впрочем, в разговоре с Алексом она лукавила. Однажды она, все-таки, чмокнула этого парня в его высокий лоб мыслителя, но, увы, промахнулась. Написав два отменных стиха, он сурово задушил в себе поэта и продался банальной прозе. Но, похоже, другого и не могло быть, ведь в своих фантазиях он всегда заходил так далеко и писал о таких невероятных вещах, о которых большинство её подопечных даже и помыслить не могли. Алекс, при всей его пылкости, был философом и интеллектуалом, а еще настоящим художником, но истинным творцом он станет только тогда, когда выйдет в Абсолютную Пустоту и сотворит там свою собственную Вселенную.
Когда Эрато вспомнила о своем удивительно бесстыжем и потрясающе изощренном любовнике, который научил её столь невероятным вещам, да, ещё и был таким озорным парнем, она, тотчас, вспомнила о том, что находится в Зазеркалье не только для того, чтобы изнывать от вожделения, лёжа рядом с поэтом. Поэтому она, ещё раз поцеловав Вячика в лоб, тихо встала с его дивана и, потянувшись всем своим телом, так жаждущим плотской любви, взмыла ввысь.
Поднявшись на огромную высоту, туда, где в безвоздушном пространстве удивительные творения людей, называемые космическими аппаратами, уже не проносятся стремительно над этой планетой, а висят над ней неподвижно, муза вернула себе обычный вид и, найдя поблизости одно из таких творений, присела на нём, словно на камешке. Хотя она и находилась в вакууме и, в то время, как её спину сжигали солнечные лучи, грудь и живот девушки находились в зоне жуткого космического холода, она не испытывала никаких неприятных ощущений и дышала в безвоздушном пространстве ничуть не хуже, чем на вершине горы Муз. Охранная магия двух Создателей отлично сберегала её неуязвимое тело и она смогла без каких-либо помех выбрать нужное ей место на планете.
Зазеркалье. Россия, город Чита. Кафе-чайная "У Васи".
Четверг, 02 июля, вечер. Двадцать седьмой день.
В большой чайной на окраине города, излюбленном месте отдыха читинской шоферни, за столом, собранном из семи сдвинутых вместе столиков, собралась большая компания мужчин. Все они работали на одной автобазе и пришли в эту чайную для того, чтобы отметить день рождения двух своих товарищей. Однако, разговор за столом шел сейчас совсем другой и притихшие мужики внимательно слушали рассказ их давнего знакомого, недавно вернувшегося из отпуска, который объяснял недавнюю гибель их товарищей.
Егор Исаев, который первый день как вышел на работу после отпуска, может быть и не стал бы делиться с мужиками своими мыслями об этом, но видя, что Игорь Маслов, только что вернувшийся из Иркутска, упорно отмалчивался вместо того, чтобы рассказать правду обо всем, что ему было известно, вдруг, почему-то не выдержал. Его, словно бес рогами боднул, когда дежурный механик гаража слезливо прогузынил:
- Жаль, Митроху, правильный был мужик. Жесткий, злой, но правильный.
Масленок от его слов только кашлянул и опрокинул в глотку стопарь водки, а вот Егор не выдержал и одернул механика, строго сказав:
- Говном был твой Митроха, да, и вся его бригада из одних только козлов состояла. Мудаки и звери они все были и смерть они приняли лютую через свое же собственное зверство. - Мужики так и замерли, глядя на него и Егора, словно прорвало и он, легонько стукнув своим здоровенным кулачищем по столу, решительным голосом заявил - Если хотите, мужики, я вам про это всё расскажу, так как видел я всё своими глазами, да, и свидетельство тому у меня имеется неопровержимое, как и свидетельница, баба моя, а уж у этой росомахи что зрение, что слух, чисто звериные. К тому же я и фотки цветные приложу к своим словам, хотя они и чудные.
Сказав это, он обвел мужиков тяжелым взглядом, как бы спрашивая их о том, хотят ли они знать правду. Те, памятуя о том, что Егор Исаев был мужик не из болтливых и врать вряд ли станет, дружно загудели, а кто-то и вовсе выкрикнул:
- Чего уж там, Егор, коли начал, то давай, рассказывай обо всём, а то люди всякое бают. Не знаешь чему и верить, вот ты и поведай нам, с чего бы это сразу семеро таких опытных водил расшиблись в лепёшку на ровном месте, да, ещё и разом вылетели голиком через лобовое стекло. Странно это.
Сурово глянув на Игоря Маслова, Егор кивнул головой и сказал, отчего-то, довольный собой:
- Ну, тогда слушайте мою байку, мужики. Если чего совру, то меня Маслёнок поправит. Так вот, мужики, поехал я в отпуск в Гусиноозерск. Брат двоюродный у меня там живет, а в тот день, когда кара небесная постигла Митроху и всех его прихвостней, мы с Дарьей в обратный путь подались. С утра пораньше, да, что там, затемно ещё выехали. Ну, вот, мужики, отъехал я километров двадцать от Гусиноозерска и в такую жуть попал, что, поначалу, подумал даже, будто смерть наша пришла. Облако нас светящееся накрыло. Как раз вначале подъема. Ну, я сразу же тормозить начал, ведь я "Хонду" свою уже за сто тридцать разогнал, да, какие там к черту тормоза, она и сама встала, как вкопанная, в этом облаке. Мотор работает, обороты за пять тысяч, а она ни с места. Поначалу, жутко мне сделалось, да, и баба моя креститься начала, да, молитву какую-то читать и тут сияние это гаснуть стало, а как совсем погасло, то увидел я что стоим мы рядом с дорогой. Ну, это ещё полбеды, но вот ведь какое дело, мужики, прямо перед нашей машиной девка молодая стоит, в платье белом без рукавов, и грустно так на нас смотрит, словно сказать что-то хочет. Мы с Дарьей так и обомлели. Но, скажу я вам, мужики, страх у меня тут же куда-то пропал. Деваха же эта, улыбнулась нам и знак рукой подает, мол успокойтесь, потерпите, скоро я вас отпущу. Осмелел я, однако, и даже фотоаппарат из бардачка достал, что мой брательник внуку моему, Егорке, подарил. Дай, думаю, деваху эту сфотографирую на память, уж больно она пригожая. Да, и она, видно, не против была, потому как снова заулыбалась и знак рукой сделала, мол, валяй, Егорка, пользуйся моментом, и, картинно так встала, вроде как позу приняла. Щелкнул я её пять раз, а сам диву даюсь, откуда у меня такое умение, вдруг, взялось? Я ведь эту чертову штуковину в руках первый раз держал, а тут знаю на какие кнопочки нажимать и за какие такие штуковины дергать. Как только я её сфотографировал, она кивнула нам головой и снова рукой знак сделала, мол сидите спокойно. Ну, я двигатель выключил и сижу себе молча, гляжу на бабу свою и поверить своим глазам не могу, смотрит она на меня так ласково и головой качает, словно и не осерчала на меня за то, что я той девахе глазки строил. Просидели мы так минут двадцать, а чего бы и не посидеть? В машине тихо, свежо, как на лугу у речки. Так и дождались рассвета, а с рассветом такое, братцы, началось, что просто ужас. Та деваха в белом платье, вдруг, стоя посреди дороги, разом в облике переменилась. Была в платье до пят и золотых сандаликах, а обернулась Зинкой-молдованкой, да, к тому же голой, меня аж в пот бросило, к тому же моя благоверная, вдруг, как зашипит на меня: - "Фотографируй девоньку, долдон старый!" - ну, я снова на кнопочки жму, щелкаю эту красавицу, хоть и пот у меня по спине течет, а она снова ко мне лицом повернулась и улыбается. А потом шагнула вперед и встала перед нами, подбоченясь. Стоит и так телом поигрывает, красивая такая, гордая и вся, словно светится. Не прошло и двух минут, как услышали мы с Дарьей рёв моторов вдалеке. Кто-то гнал в нашу сторону на полной скорости, и вот вижу я, мужики, на бугор вылетает красный "Мерседес" и как помчится вниз на бешенной скорости, а за ним два других грузовика марки "Вольво" и тоже вниз помчались, как скаженные. Вот тут-то, мужики и случилось то, чего я никак понять не могу, время будто остановилось и все три грузовика так над дорогой и приподнялись, а потом медленно-медленно вниз потекли и звуки вокруг сделались такими низкими, протяжными. Ну, я спокойно так фотографирую всё, словно неживой, а машины всё ближе и ближе. Вот тогда-то я и увидел кто в передней сидел и что с ним сделалось от такой езды. Ох, не приведи господи в такую переделку попасть. Что у Митрохи, что у прихлебателя его, у Головни, что у гниды этой, Прыща, рожи такие перекошенные были, что мне, право слово, жалко их стало, хоть они и гады. Моя же Дарья вся так и подобралась, брови сдвинула, вперёд наклонилась и шепчет злым голосом: - "Собакам собачья смерть! Убей их всех, доченька!" А потом бац, и сначала Митроха на своем "Мерседесе" в Зинку-молдованку, словно в стену броневую врезался, а уж за ним и Витька, и Талгат об неё же расшиблись, потому что сразу три Зинки на дороге встали. Мне с того места, где нас эта деваха поставила, хорошо всё было видно, подробно. Да, и машины одна за другой метрах в тридцати ехали, а встали ровнёхонько и по десять метров расстояние между ними стало. Был, мужики, тот удар не простой, а волшебный, благоверная моя говорит, что магический, а я так считаю, что волшебный. Или колдовской, это уж вы как хотите, так и думайте, только от этого удара ни один тягач не пострадал, а только тут же моторы у них заглохли. Зато все семеро этих гадов вылетели через лобовое стекло голыми, да, так и брякнулись к ногам трёх Зинок и не сразу померли, а ещё чуть ли не с полчаса мучились и так жутко орали, что я, ей-богу, чуть в штаны не наложил. Вот уж на что моя Дарья баба добрая, это ведь она только меня пилит, да, поедом ест за пьянку, так и она, вдруг, жуткой злыдней сделалась и чуть ли не в голос закричала: - "Зина, доченька моя, выпусти меня! Я этим иродам глаза выцарапаю и все поотрываю за то, что они над тобой сделали!" Поначалу, не понял я, чего это моя баба, вдруг, так разошлась, но потом всё объяснилось. А в тот момент те изверги только корчились и жутким криком кричали в ногах у Зинки, пока вдали снова мотор не заревел. Тут она их всех и кончила по очереди, но вот ведь странное дело, убила она их ни ножом, ни пулей, а каким-то удивительным образом. Из трёх Зинок-молдованок снова сложилась та деваха в белом и тут я увидел у неё на руке перстень золотой, с большим синим камнем. Она этим перстнем нацеливалась на каждого и то сразу же копыта откидывал, а из их глаз в перстень струя черная выходила. Как только девонька та с этим делом управилась, она вновь приблизилась к нам, но не подошла, а по воздуху перелетела и встала у самой обочины, руки опустив. Встала и улыбнулась моей Дарье, а потом повернулась лицом к сопке. Тут я уже тайком её сфотографировал и в это же время показался тягач Маслёнка. Этот варнак гнал его, словно бешеный, и не останови его та деваха, не знаю как бы он и тормозил. Игорёха примчался не один, а с двумя милиционерами из Хилока, а погнался он за Митрохой и его бандитами потому, что он вырвал Зинку-молодованку из их лап, когда те её насиловали и лютовали над этой бедной девахой, а потом и вовсе убить её вздумали. Вот уж не знаю, как ему одному удалось семерых таких битюгов в страх вогнать, но только забрал он её и в Хилок свез, где она и скончалась от ран. Да, только дело тем не кончилось, ведь Зинка та не простой бабой была, а волшебной. Это точно, про то мне моей Дарье та деваха в белом сказала, но не голосом, а мысленно. Она ведь ей про всё рассказала и про то, как её ейный женишок-каторжник из Москвы в Читу заманил, и про то, как Митроха с неё долг свой воровской выколачивал и плечевой сделал. Вот так-то, мужики, а вы всё не верите в то, что Бог на свете существует, а ведь всё именно так и есть. Деваха в белом-то из Рая на Землю была послана и велено ей было Зинку-молдованку от Митрохи спасти и в Рай живой ввести, потому что душа у неё была ангельская. Даром, что та проституткой была. Ну, а псу тому дикому, Митрохе, и прихвостням его, она куклу волшебную подбросила, но такую, что от Зинки ничем не отличалась. Хотите верьте, хотите нет, а всё так и было. Она на их автомобилях даже фотку её оставила, но так хитро, что её сразу было не увидеть. На моей фотографии её хорошо видно, как и у Масленка на видеокамере, но он ведь с милицейским капитаном сразу же договорился помалкивать обо всём, хотя они тоже ту деваху в белом видели и следы её золотых сандаликов в пыли. Ну, не знаю, может быть они и правы, да, только моя Дарья иначе считает. Когда вся эта кутерьма с милицией, да, со скорой помощью закончилась и по дороге машины снова пустили, моя "Хонда" сама собой завелась и так ловко на дорогу встала, что этого, почитай, никто и не заметил. Нас ведь всё это время никто не видел. Маслёнок буквально в десяти метрах от нас стоял, в нашу сторону смотрел и ничего не увидел. Как только мы снова по дороге поехали, Дарья моя приказала мне в Хилок ехать, что есть духа, потому как решила она тело той другой девки, которая Зинку собой заменила, похоронить по-христиански. Мы уже к Хилоку подъезжали, когда я снова Маслёнка встретил, он как раз на Иркутск покатил, контейнер повез, да, я не стал его останавливать. Ну, вот, как только добрались мы до города, Дарья моя сразу же в милицию пошла, взяла капитана в оборот и быстро договорилась с ним. Не знаю, что она ему сказала, только он бледный весь сделался и всё устроил, как надо. Моя благоверная по людям пошла, денег на похороны занять, ну, и рассказала бабам что на самом деле произошло с той бедняжкой бессловесной. В общем, собрали бабы денег и на гроб ей, и на платье свадебное, тело из морга забрали, обмыли и в церковь на ночь внесли. Ох, мужики, действительно храм, - это дом Господень. Ведь всего ночь тело в церкви пролежало, а когда утром гроб выносили, то народ так и ахнул, такая красавица в гробу том лежала. Лицо чистое, светлое, нежное, всё так и светится, словно ангел в гробу лежит, и руки белые, будто алебастровые. Но на Зинку та красавица совсем не похожа была, хоть и волосы коротко острижены. Почти всем городом её хоронили и потом все такие тихие на поминки пошли, как будто и правда ангела Божьего в землю опустили. Жаль только, что могила та безымянная стоять будет, но буряты сразу сказали что нужно на том месте теперь чудес ждать, потому что святым оно стало. Больше всех про то тот врач говорил, который жизнь ей спасти хотел, но не смог. Он, вроде бы, первый от этого ангела небесного причастие получил и все болячки с него, как рукой смахнуло. Вот так-то, мужики, а вы всё Зинку шалашовкой считали и человека в ней не видели. Если я вам сбрехал, то вот Маслёнок сидит, пусть он своё слово скажет.
Егор умолк и на Игоря Маслова пристально взглянули несколько десятков пар глаз. Тот потупился и хмуро буркнул:
- Всё правильно дядя Егор рассказал. Так оно все и было.
Егор Исаев широко улыбнулся, достал из внутреннего кармана своего пиджака пачку фотографий и пустил их по рукам. Всё, о чем он рассказывал было в них запечатлено самым наглядным образом. Но больше всего водителей поразили те снимки, на которых была видна девушка в белом. На фотографию же голой Зинки, стоявшей на дороге, многие боялись смотреть. Поначалу все сидели за столом молча, пока кто-то не налил водки в стакан и не сказал:
- Ну, что, мужики, давайте выпьем за то, чтобы нашей Зинуле в Раю хорошо жилось. Не ценили мы этой девушки, пока она здесь, среди нас была, не защитили её от этого подонка, так давайте хотя бы удачи ей пожелаем, может быть простит она нас и не станет сверху проклинать.
За это все выпили охотно, но чокаться никто не стал, словно на поминках. Прежнего веселья за столом уже не было, но мужики долго не расходились и вспоминали Зинку, припоминая то, что она была добрая и душевная девка. Поварихи и официантки и те вспомнили её добрым словом. Муза Эрато всё это время сидела на подоконнике и счастливо улыбалась, но никто не видел этой улыбки. Никому из этих людей было невдомек, что Егор, которого она вместе с его женой превратила в свидетелей, отнюдь не случайно с ними разговорился и она добилась того, чего хотела, - по всей трассе вскоре должны были пойти разговоры об этом происшествии.
Понравилось музе и то, что все её фотографии тотчас разошлись по рукам, словно самый надежный талисман, охраняющий от всех бед. Кончилось же все это для неё тем, что в чайной появился Создатель Алекс и, положив ей на плечо свою тяжелую руку, спросил её язвительным голосом:
- Ну, что, девочка моя, ты довольна содеянным? Ты хоть понимаешь что ты натворила, дорогуша моя?
- Да, мой мальчик, прекрасно понимаю. - В тон ему ответила муза и добавила - Ты бы видел, Алекс, как светилось радужными сполохами то тело, которое я сотворила из самой обычной земли. Мне, право же, верится в то, что теперь на той могиле и впрямь будут твориться чудеса.
Создатель Алекс ухмыльнулся и сказал:
- Господи, тебе теперь доступно и не такие чудеса творить, так что я теперь, уже ничему не удивлюсь. Ладно, радость чудотворная моя, хватит болтать, давай-ка двигай в Парадиз, пора произвести разбор полетов.
Настроение у Эрато, от этих слов, моментально испортилось. Она прекрасно понимала, что вышла за пределы дозволенного и давно уже ждала самой суровой выволочки за свою самодеятельность. Тяжело вздохнув, она поплелась в магическое зеркало, совсем не радуясь тому, что Создатель Алекс вежливо пропустил её вперед. Тут он скорее поступал не как джентльмен, а как конвоир, и таким образом просто не давал ей сбежать куда-нибудь. Так что делать было нечего и Эрато была вынуждена прервать свою командировку в Зазеркалье.
Парадиз Ланд. Золотой дворец Создателя Ольгерда.
Домашний кабинет Создателя Ольгерда.
День двадцать седьмой, поздний вечер.
В просторном домашнем кабинете Создателя Ольгерда собрались все те, кого можно было смело назвать правительством Парадиз Ланда. Помимо обоих Создателей здесь были: Бертран Карпинус, одетый в шорты и майку, архангелы Асмодей, Узиил и Серафим, тоже одетые кто во что горазд, которые дружно строили глазки Астрелле и Айрис, рыцарь Харальд Светлый, скучавший без своей русалочки, ангелы Уриэль-младший и Фламарион с ангелицей Гелиорой и, к полному удивлению Эрато, Зиночка Васильчикова, одетая в белоснежный пеплас, с огромным ангельским пером в руках.
Как только муза вошла в кабинет, все встали и громкой ей зааплодировали, но аплодисменты быстро стихли, когда в кабинет, вслед за ней, вошел Алекс. Подведя своенравную музу к Зиночке, он встал меж двух девушек и громко сказал:
- Господа, я рад представить вам ещё двух полноправных Создательниц, которых наш мир обрел благодаря милость Господа Бога. И если к рождению Создательницы Эрато мы хоть как то приложили руку, то Создательница Зинаида появилась исключительно благодаря Господу Богу и мы должны быть благодарны нашей Эрато за то, что она так быстро нашла её в Зазеркалье и ввела в Парадиз Ланд. О том, каким исключительным даром обладает Создательница Зинаида, вы уже все знаете благодаря Уриэлю, ну, а о том, что дано волею Господа Бога Создательнице Эрато, несомненно, догадываетесь. Ведь это именно благодаря ей Парадиз Ланд обрел девяносто семь очаровательных юных созданий, которые сегодня с утра поставили на уши весь Золотой дворец. Ведь все они рождены сегодня утром и я никогда ещё не видел таких прекрасных юношей и девушек. Ещё вчера все они были лучшими помощниками Бертрана, а сегодня произошло самое настоящее чудо, - наша умница Эрато каким-то совершенно невероятным образом умыкнула из того сосуда, в котором наш Большой Босс выращивает души, девяносто семь новорожденных душ и все они вселились в тела его могучих парней и тех красоток, которые окружали его в Тёмном Парадизе. Ребята, вы даже не представляете себе, как я счастлив стоять перед вами с двумя этими очаровательными девушками, которыми дорожу больше своей жизни. Ну, а теперь обнимите же и расцелуйте их, а то вы нашли чем обрадовать наших девочек, - аплодисментами.
Слезы так и брызнули из глаз обеих девушек, когда они оказались в тесном кольце объятий тех, кто добровольно взвалил на свои плечи весь груз ответственности за судьбу Парадиз Ланда и трудился не покладая рук. Пожалуй, Зиночке это было неведомо, но Эрато прекрасно знала, кто именно преобразил её мир и сделал его цветущим краем вечной весны. Обнимая и целуя Алекса, она не стеснялась своих слез, а он, веселый и насмешливый, гладил девушку по спине и приговаривал:
- Ты молодец, моя девочка, ты всё делаешь правильно и я вовсе не сержусь на тебя за то, что ты всё делаешь по своему.
Правда, музу все-таки задело то, что после этого её, похоже, уже бывший любовник, чуть ли не силой вырвав Зиночку из объятий архангелов и подхватив эту девушку с ангельским пером, которое та не выпускала из рук, закружил её по комнате волчком, взлетев над полом метра на три. Она уже ожидала того, что этот пылкий тип умчится куда-нибудь, применив магию, в которой ему не было равных, но он, плавно опустившись на пол и выпустив счастливую девушку из своих объятий, вдруг, громко сказал:
- Милые дамы, мне, всё-таки, отчего-то, кажется, что вы не совсем поняли, кто такая Создательница Зинаида и в чём заключается её дар. Поэтому вы все сейчас сваливаете в мои покои, где вас ждут не дождутся все наши подруги и она сама там с вами разберется. Только вы не очень-то сопротивляйтесь ей.
Создательницу Эрато, которая знала об этой девушке только то, что душа её была подобна бриллианту, очень заинтриговали эти слова и потому она не мешкая пошла к магическому зеркалу, распахнутому в сад Создателя Алекса, где уже собралось сотни две женщин самых разных рас. Верховодила там Лаура, подруга Ольгерда. Именно она первой обняла Зиночку и пылко её расцеловала. Пользуясь тем, что на неё тоже смотрели во все глаза, она змейкой проскользнула вперед и, обняв свою креатуру, прислушалась к тому что говорила ей эта милая, восторженная девушка человеческой расы. А сказала она ей нечто такое, от чего у музы душа ушла в пятки.
- Зиночка, милая, Алекс сказал нам, что для тебя открыты все тайны души любого мужчины и что ты одна обладаешь даром передать нам высшую магию Божественной любви. Будь это нам по силам, мы бы собрали возле Золотого дворца всех небожительниц, но мы не знаем, как ты это будешь делать и что для этого нужно. Все мы готовы стать самыми прилежными твоими ученицами, ведь у всех нас есть возлюбленные, которым суждено стать Создателями и мы никогда не покинем их.
И действительно, на Зиночку Васильчикову было с мольбой обращено множество глаз влюбленных красавиц, которые мечтали только об одном, - одарить своих возлюбленных небывалыми ласками. У Эрато тотчас возникли сомнения, а так ли это важно, но их мигом развеяла Айрис, подруга Алекса, благодаря которой она попала на его ложе. Её сестричка, отодвинув Лауру, нежно обняла Зиночку и сказала девушке:
- Зина, это важно для нас ещё и потому, что тебе одной ведомо, как можно через Божественную любовь многократно увеличить силу Создателя. Расскажи нам о своей магии и о том, как ею нужно пользоваться.
Айрис подвела Зиночку к целой груде больших пышных подушек, лежащих на зеленой траве, усадила её на них и уселась у ног девушки, приготовившись слушать. Эрато снова воспользовалась тем, что все на смотрели чуть ли не как на мать этой красавицы и села рядом с ней, обняв девушку за талию и прижавшись щекой к её обнаженному плечу. Та нежно обняла музу и тихим голосом сказала:
- Девочки, я и сама не знаю, как это всё происходит, ведь все случилось так быстро. Когда ангел Уриэль провел меня в Кольцо Творения и объяснил мне что такое магия, я вдруг поняла, что все магические формулы, буквально все законы магии, как бы являются одним целым и объединены воедино Божественной любовью. Вот тогда то, что, по словам Создателя Алекса, уже было заложено во мне от рожденья, само соединилось с этой мегаформулой. Поначалу я не знала что мне с этим делать и только решила отблагодарить своего возлюбленного, ангела Уриэля за всё то, что он для меня сделал и излила на него всю свою любовь и признательность. Ну, а он после этого тотчас потащил меня к Создателю Алексу и при мне рассказал о том, что с ним произошло. Ведь я, невольно, подняла уровень его магической силы так высоко, что он... Ну, в общем я не знаю точно, что именно с ним произошло, только он теперь, как и Создатель Алекс, способен временами чувствовать всех людей на Земле. Правда, наш Создатель Алекс, всё-таки, делает это постоянно. Ангел Уриэль удалился, а мы с Создателем Алексом...
Тут Айрис, которая сидела в кругу своих родных, а не благоприобретенных сестер, нежно обнимающих свою командиршу, не выдержала и громко воскликнула:
- Зиночка, девочка моя, что ты тут заладила одно и то же, ах Создатель, ах Создатель. Алекс точно такой же твой любовник, как и этот крылатый вертопрах Ури, поэтому хватит тебе так чествовать его. Зови его просто Алекс. Хотя он постоянно изображает из себя нашего мужа, мы то прекрасно знаем, что он уже успел переспать с доброй половиной всех этих девчонок, кроме, разве что, подруг Ольгерда, от которых он шарахается, как черт от ладана. Он, таким образом, хранит, видите ли, верность другу. Так что, поверь, никто из нас не будет к тебе в претензии, если ты не станешь возносить его имя выше, чем того требуется. Он отличный парень и, говорят, весьма неплохой Защитник Мироздания, но мне очень хочется знать совсем другое, - как тебе удалось превратить этого ярого традиционалиста в такого удивительного любовника, который перестал, наконец, чураться магии? Хотя он и раньше был очень неплох в постели, теперь это уже совсем другой мужчина. Что ты с ним сделала, Зиночка?
Вот тут-то Эрато в полной мере осознала то, что означают радужные сполохи, которые постоянно озаряют душу этой удивительной девушки с такой трагической судьбой. Ей даже стало страшно от одной только мысли о том, что стало бы с Парадиз Ландом, задержись она в Золотом дворце ещё на одни сутки. Она ещё крепче прижалась к Зиночке и та, словно поняв все страхи музы, склонила свою коротко стриженную головку к её пышной прическе и продолжила свой рассказ:
- Когда Алекс понял, что открылось мне, он сделался таким страстным, что мы занялись любовью прямо внутри Кольца Творения и я дала ему то же, что и Уриэлю. Вот тогда я и поняла, что мне нужно будет сделать, как только мы выйдем наружу. - Повернувшись к музе, которую она обнимала, девушка, вдруг, поцеловала её и сказала - Эрочка, любая половина этой магии принадлежит тебе, ведь это ты отдала меня в нежные руки своего возлюбленного. Именно на его перо я и наложила ту формулу, которая сама собой сложилась прямо в моем сердце. Она в равной мере способна открыть все тайны Божественной любви любому разумному существу. Правда, эта такая громадная магическая конструкция, что её возможности просто неисчерпаемы и каждая из вас сможет сохранить и развить свою собственную индивидуальность, так что вы не уподобитесь проституткам из Зазеркалья, которым, волей неволей, приходится постоянно совершенствовать свое мастерство для того, чтобы хоть как-то выбиться из нищеты, а потому все так одинаковы и предсказуемы. Формула Божественной любви не просто безгранична, она ещё и постоянно изменяется, словно живое существо. Женщинам я могу передать её только одним единственным образом, вот так.
С этими словами Зиночка тихо прошептала коротенькое магическое заклинание наготы. Пеплас Эрато тотчас ожил и белоснежным шелковым ручейком соскользнул с её тела. Муза полулежала на боку рядом с девушкой, положив голову к ней на плечо. Зиночка, опустив её спиной на пышную малиновую подушку, расшитую золотом, слегка отодвинулась от неё и, выпрямившись, присела рядом. Лицо девушки озарила счастливая улыбка и она несколько раз взмахнула ангельским пером над телом музы, словно опахалом.
Широкое и длинное перо ангела Уриэля, на котором внезапно вспыхнул ярко-алый лепесток того самого цветка, что оставила на ангельском крыле муза, лишившись своей девственности, вдруг, вспыхнуло радужным сиянием. Взяв Эрато за руку, она склонилась на её телом и медленно провела своим радужным опахалом вдоль внутренней стороны её ног, начиная от кончиков пальцев и поднимаясь вверх к самому лону музы, делая пером быстрые, вибрирующие движения, словно она взбивала венчиком сливки.
Тело Эрато от этих прикосновений стало непроизвольно содрогаться, жадно вбирая в себя наивысшую магию Божественной любви. Зиночка же, обведя кончиком пера аккуратный золотисто-каштановый, узкий треугольный локон музы, изящным росчерком начертала на её животе, сведенным судорогой сладострастия, какой-то иероглиф. Ни на секунду не отрываясь от тела, она стала быстрыми движениями, как бы полировать пером её родинки на животе. Звезда Великого Маниту на её трепещущем животе разгорелась так ярко, что родинки сделались подобны сверкающим рубинам.
Вскоре радужное перо поднялось к груди музы, заставив эту солнечную девушку громко застонать. Груди музы, напряглись и буквально окаменели от наслаждения, а их соски, сделавшиеся такими же яркими, как и родинки музы, распираемые сладострастием, уже были готовы взорваться, когда юная Создательница стала покрывать их иероглифами. После этого она что-то начертала на стройной шейке Эрато и, наконец, принялась делать своим магическим пером иероглифы на её лице, после чего провела им по рукам, также отметив магическими иероглифами обе ладони музы.
Все красавицы, собравшиеся в саду Алекса, смотрели на эти манипуляции во все глаза и на их лицах были написаны восторг и изумление. Перевернув Эрато, которая не могла вымолвить ни слова, на живот, Зиночка быстро продела те же самые действия в обратном порядке, закончив их на розовых, аккуратных пяточках музы и, как только она убрала перо от её тела, та тотчас пришла в себя и немедленно заключила девушку в объятья. Гладя музу, которой открылись все таинства любви по спине, девушка веселым голосом сказала свои ученицам:
- Точно так же я могу научить высшему искусству любви любого мужчину, но мне кажется, девчонки, вы не будете против, что кого-то я буду учить этому точно так же, как я учила Ури и Алекса. Ведь результат будет точно такой же.
Никто их этих красавиц не стал возражать ей, что вполне было в обычаях Парадиз Ланда, в котором не было места для ревности. Точно так же никто не стал возмущаться тому, что Зиночка выстроила всех своих учениц в том порядке, который она уже успела обсудить с Алексом и который ни для кого не был секретом, ведь она начала с Лауры, первой небожительницы, начавшей некогда учить самого Создателя Ольгерда.
Только теперь она поднялась с подушек и, сбросив с себя пеплас, чтобы ей было удобнее двигаться, слегка подняв над травой отважную лучницу, перевернула её в горизонтальное положение и принялась быстро двигать по телу девушки своим радужным пером. Все, кто наблюдал за действиями девушки, сразу же отметили то, что на этот раз она рисовала на её теле иные иероглифы. Не отрывая пера от тела Лауры и не прекращая работы, она тут же объяснила им:
- Девочки, вы все такие разные и у каждой из вас столь развита чувственность, что я просто не могу применять какой-то стандартной магии. Поверьте, я очень хорошо знаю что делаю и вы все останетесь довольны результатом.
В этом все эти красавицы убедились тотчас, как только Лаура была обработана с обеих сторон. Верная своим привычкам, полученным в их любовном союзе, она немедленно решила проверит свое мастерство на Эрато и тут же заключила музу в свои опытные объятья, впившись в неё поцелуем. Поначалу та ещё грозно сопела и пыталась сопротивляться, но уже через пару минут рухнула на груду мягких подушек и два девичьих тела сплелись в одно. Пожалуй, именно в этот момент Эрато поняла, чем её всегда так привлекала поэзия Сафо.
Зато дриада Эка, обретя новые знания вылетела из сада Алекса пулей и тотчас умчалась куда-то. Поскольку Зиночка работала очень быстро, то с её конвейера каждые три минуты сходила новая прелестница и после того, как подруги и любовницы Ольгерда закончились, все остальные красотки удирали из сада к своим возлюбленным с такой скоростью, что даже забывали, порой, одеться. Поэтому уже через пару часов, отпустив последнюю ученицу, девушка шумно выдохнула и, дрожа от усталости, обессиленно плюхнулась попой прямо на траву. Однако, посидеть спокойно ей не дали.
Подруги Ольгерда и большая часть сестер Маниту тотчас затащили её в огромный бассейн, где магические золотистые воды тотчас вернули ей силы и она поддалась всеобщему лесбийскому ажиотажу. Правда, слишком надолго это не затянулось, так как в сад, вскоре, пришли оба Создателя. Ольгерду даже не пришлось прилагать каких либо особых усилий, чтобы навести порядок в своем интернациональном гареме.
Очаровательная друинна, экзотическим телом которой так была восхищена Зиночка, первой выскочила из бассейна и несколько раз хлопнула в ладоши. То, что произошло вслед за этим поразило землянку до глубины души, ведь на её глазах все семь девушек вошли в тело Лютеции, словно матрешки, одна за другой, начиная с ангельской девушки Сцинии и заканчивая крохотной синеволосой русалочкой Радомирой. После этого друинна подвела Ольгерда к ней и тот, встав перед бывшей проституткой на одно колено, благоговейно поцеловал девушке руки и попросил её прийти к нему тогда, когда она сочтет это нужным и научить его искусству Божественной любви так, как она того захочет. В ответ на это Зиночка тихо сказала:
- Мой повелитель, я мечтаю прийти к тебе прямо сейчас и если ты позволишь мне это, то вместе с Лютецией мы обе введем тебя в этот храм.
Вскочив на ноги, Создатель Ольгерд поднял их обеих на руки и тотчас исчез. Посмотрев на это, Алекс подошел к Эрато, превратил груду подушек в просторный диван, нежно привлек музу к себе, сел на него и, усадив девушку к себе на колени, тихо сказал, глядя в её глаза:
- Любовь моя, хотя я и не вправе просить тебя об этом, но я очень хочу, чтобы ты провела эту ночь с нами.
Та спросила у него, после некоторого молчания:
- Интересно, что ты будешь делать сразу с пятью девушками, Алекс? Меня всегда это интересовало...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Парадиз Ланд. Золотой дворец Создателя Ольгерда.
Домашний кабинет Создателя Ольгерда.
День тридцать седьмой, полдень.
Алекс посмотрел на сердито насупившегося ангела Уриэля и еще раз терпеливо повторил ему те же самые слова, которые он сказал ему всего лишь минуту назад:
- Ури, старик, поверь, я действительно сделал всё, что только мог. - Ангел по прежнему сердито сопел и молчал, а потому Алекс стал втолковывать ему с удвоенной настойчивостью - Да, пойми же ты, дурья твоя башка! Её теперь уже ничем не остановить. До тех пор, пока она не подготовит Вячика к настоящей серьёзной работе, она к тебе не вернётся, так что ты в ближайшие полтора года холостяк. Уж если у тебя хватило терпения дождаться той ночи, когда эта вредная красотка сама пришла в твою опочивальню, то ты и это сможешь пережить. Тем более, что Зинка только о том и мечтает, чтобы заменить эту скандалистку в твоих покоях. По-моему, это вторая причина, по которой Эрато так рвется в Зазеркалье.
Ангел, наконец, подал признаки жизни. Сузив глаза, он прорычал каким-то бешеным голосом:
- Алекс, не смей говорить такие слова об Эрато! Никакая она не скандалистка.
Создатель нервно отмахнулся от него и воскликнул:
- Господи, тебе-то что об этом знать. Когда я попросил твою благоверную провести со мной ещё одну ночь, чтобы наутро уточнить кое-что по части новых магических фокусов, которые так и прут из этой красотки, она, стоило мне только за завтраком предложить поскорее вернуться к тебе и заняться ребенком, такой скандал закатила, что только держись. Ты, что же, Ури, в самом деле думаешь, что я торчал в этом вашем распрекрасном Золотом дворце десять дней только потому, что хотел позлить тебя? Ошибаешься, парень, я всё это время торчал в своих покоях, как в сизо, да, еще и пахал на эту рыжую бестию, словно каторжник на галерах. Это вы всё это время прохлаждались, а мне пришлось попотеть так, что я теперь на Кольцо Творения без содрогания уже смотреть не могу, так мне вся эта магия осточертела. Кое что полезное я для тебя выяснил, старик. Кажется, ты сможешь-таки намазать руки смолой и ухватить свою Эрато за её сахарную задницу так, что она уже не вырвется.
Эти слова заставили ангела улыбнуться и он, глядя на Алекса без прежнего гнева в глазах, робко улыбнулся и сказал:
- Ну, это в том случае, если она вернётся ко мне, Алекс.
На это замечание первым отреагировал Ольгерд, который спокойно курил и пил кофе. Насмешливо фыркнув, он сказал ангелу веселым и беспечным голосом:
- Ури, вот как раз с этим у тебя не будет абсолютно никаких проблем. Слава Богу, наш папаша Маниту получил от Господа дар ничуть не менее удивительный, чем мои золотые цацки с глазами и Сашкины летающие пузыри. Как только ты соскоблишь с её пуза эти чертовы родинки, она, словно шелковая сделается. Уж ты поверь мне, старина. Тут ведь главная проблема заключается не в этом, а в том, что твоя Эрато, благодаря тебе же самому, может оборачиваться какой угодно бабой и тогда ей уже плевать на нашу семейную магию, а Алекс, кажется, не зря трахался с ней в Кольце Творения.
При этих словах ангел снова насупился, но метать гневных молний в своего друга не стал и тот, разведя руками, смиренным тоном сказал ему:
- Ури, а что я мог с собой поделать? Они же впятером на меня навалились, да, ты ведь и сам знаешь, что из себя представляют дочери Великого Маниту. Не мне тебе объяснять, на что способны эти зловредные бестии. Господи, если бы ты только знал, как они меня эксплуатировали все эти дни, ведь она из моей спальной просто какой-то проходной двор сделали и чуть ли не каждую из этих экскурсанток мне приходилось тащить в Кольцо Творения и не только заниматься там с ними сексом, но и ещё потом разбираться с каждой персонально, что сокрыто в их мозгах и душах Господом Богом. После того, как твоя Эрато приволокла в Парадиз эту Зинку, все здешние бабы, словно озверели, только и мечтают о том, чтобы раскрыть все свои тайные дарования. Тьфу! Черт бы их всех побрал! А всё потому, что этой твоей красотке, чуть ли не в каждой бабьей душе радуги мерещатся. Так что извини, парень, но тут не ты, а я рычать от бешенства должен.
Создателя Алекса резко одернул Ольгерд.
- Побойся Бога, Шура, Эрато была полностью права и вы с ней не зря работали. В Гелиоре ты открыл и развил точно такой же дар, как и в Создательнице Зинаиде, а мою Астреллу сделал магом высшей квалификации. Одно это полностью окупает все твои труды, не говоря уже о том, что все остальные девчонки тоже на седьмом небе от счастья, ведь в каждой ты полностью раскрыл все их таланты. Понимаю, ты не очень-то рад тому, что Эрато спутала все твои карты и понадергала себе из колоды козырей, к тому же тебя тянет в Зазеркалье, но старина Конрад на пару с Аркашей отлично обходились там без тебя все эти дни и ты можешь спокойно задержаться в Парадизе ещё на несколько недель, чтобы отдохнуть.
Его поддержал Уриэль:
- Да, Михалыч, Ольгерд правду говорит. Никто ведь и подумать не мог о таком, что то юношеское перо Фламариона в руках моей матери тоже сможет зажечься Божественным огнем и Гелиора станет второй Учительницей. Поэтому я приношу тебе свои извинения за то...
Алекс тотчас перебил его, насмешливо сказав:
- Ага, вот только мне хотелось бы знать, как на это всё смотрит Фламарион? Что-то мне не верится в то, что его очень обрадовала та длиннющая очередь кобелей, которая уже, наверняка, выстроилась перед его покоями.
Ангел, ехидно ухмыльнувшись, парировал его реплику:
- Можешь успокоиться, Создатель Алекс, моя мать Гелиора знает себе цену и не станет размениваться на пятаки. Она никого из этих типов даже близко не подпускает к своей спальной. Ей вполне хватает радужного пера и, вообще, она проделывает всё на пару с Фламарионом. Тот ассистирует ей, пока Галла занимается всей канцелярской работой и все трое очень счастливы, так что и ты не волнуйся.
Алекс, пропустив его слова мимо ушей, сердито стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла и проворчал:
- Господи! Да, где же шатается этот бездельник, ваш рыжий братец? Сколько его еще можно ждать?
- Не волнуйся, он скоро придет. - Успокоил друга Ольгерд и добавил - Ты так говоришь, как будто не знаешь сам, что случается с мужиком, когда его обнимает такая богиня, как наша Зиночка. Дай парню побыть с этой гурией еще хоть несколько часов, всё равно я уже подписал приказ о твоем отпуске, так что тебя твои замы раньше, чем через месяц, даже и на порог не пустят. Поэтому можешь посидеть спокойно и покалякать с нами о всяких пустяках. Мне, например, очень интересно узнать то, какие планы у Эрато, да, и Ури это очень волнует. Она ведь ни со мной, ни с ним даже попрощаться не соизволила, а ещё сестра называется.
Алекс одарил Ольгерда суровым взглядом, а потом расхохотался и воскликнул:
- Ох, ну, и жулик же ты, Михалыч. А, ладно, отпуск, так отпуск. Сотворю себе пегаса и полечу с девчонками по местам твоей боевой славы. Глядишь и мне хоть чего-нибудь, да, обломится, ну, а что касается планов Эрато, парни, то тут я могу вас успокоить, они достаточно грандиозные. Ты, зря считаешь, Ольгерд, что она решила поломать все наши построения. После того, как ей улыбнулась удача с Зиночкой Васильчиковой, она решила малость попахать в Зазеркалье, но работать она, почему-то, желает только в России. Объясняет это тем, что только в этой стране она сможет найти столь же чистые и сострадательные души, как у Зиночки. Всякие там домохозяйки и бизнес-вумен её не интересуют, так как она положила глаз исключительно на одних ударниц горизонтального труда. Все остальные отдыхают. Это её главный бзик и я против него ничего не имею. Да, и второй бзик у неё тоже не просто так случился. Она хочет каждую неделю завозить старине Берти хотя бы по три десятка черных душ, ну, а в настоящий момент занята тем, что ловит одного негодяя, который уже полгода лютует в Сибири. Ловок, гад, просто спасу нет и вот что особенно меня, поражает, я как ни пыжился, а так и не смог его ни разу засечь. Маскируется сволочь так ловко, что я об очередном его преступлении узнаю только тогда, когда душа его жертвы отлетает на небеса. Мы этих бедняжек специально перехватываем и даем им новые тела, взамен прежних, но ни одна из этих девчонок, а он, гад, выбирает себе в жертвы только молоденьких, да, умненьких, так и не смогла рассказать мне ничего. Видно, матерая вражина, с большим опытом. У меня уже возникло такое подозрение, что эта сволочь к нам откуда-то со стороны пробралась, из другой Вселенной, где Защитник тоже взялся готовить свой мир к астралу и уже навербовал себе таких матерых охотников за черными душами, что те разбегаться начали. А раз так, то мы имеем дело с черным верховным магом, что вполне можно квалифицировать как дьявольское отродье. В общем, ребята, похоже, дьявол у нас завелся и наша солнечная девочка взялась его отловить, так что Бог ей в помощь.
Ангел возмущенно взвился:
- Как это, Бог ей в помощь, Алекс? А мы что же, так и будем сидеть сложа руки? Нет, так дело не пойдет, я не собираюсь оставить Эрато сражаться одну против этого чудовища.
На него сердито прикрикнул Ольгерд, из рук которого, от его вопля, чуть не выпала чашечка с кофе:
- Не ори, не дома! И дома тоже не ори. Тоже мне, помощник хренов выискался. Алекс, к твоему сведению, даже отсюда каждую секунду всё Зазеркалье ощущает, я тоже, но только по другому. Он чувствует боль, страх и ужас каждого разумного существа, а я их мольбы. Если бы хоть одна из тех девочек взмолилась в тот момент, когда её истязали, я в ту же секунду был бы на Земле и тот зверь давно бы у Бертрана под ногтём визжал. Эрато единственная из нас способна видеть все черные души разом и во всём их разнообразии. Это для Алекса всё, что не горит светло алым пламенем, - черное, как гудрон, а твоя подруга видит все оттенки света ниже критического уровня, когда для того, чтобы душа сделалась черной, требуется всего один лишь только шаг ко злу. Поэтому только она одна и способна выследить этого поганца и мы все ей будем только мешать. Так что Ури, нам всем остается только сидеть и ждать, если, конечно, не произойдет чуда.
Тут уже Алекс привстал из кресла и грозным голосом гыркнул на своего друга:
- Какого это еще чуда ты ждешь, додельник хренов? Или ты не знаешь, что в магии, как и в электричестве, нет чудес, а есть один только херовый контакт?
Тот остался равнодушен к тону его вопросов и ответил на них по существу и очень обстоятельно:
- А чудо может свершиться такое, парни. Если в нашем мире действует залётная черная душа, то по её следу может пойти охотник. Давеча я выяснил, что мы, Создатели это так, черная кость, работяги-пахари Господа Бога, а мазу в его епархии держат охотники за черными душами. Вот уж, наверное, матерые ребята. - Увидев, как вытянулись физиономии его друзей, Ольгерд, весело улыбаясь, объяснил им - Я ведь с Зиночкой и своими подругами тоже целых три дня из кольца творения не вылезал. Учительница из неё практически никакая, кроме, как в сексе она, ни в чем не разбирается, но зато когда ты в этом синем мареве отдыхаешь в её объятьях, то начинаешь, вдруг, разбираться в таких вещах, что только диву даешься. Вот увидите, парни, как я вам всем нос утру, когда моя Неффи сможет, наконец, разобрать ту головоломку, которую сложили Зиночка и Гелиора. Она ведь тоже все эти годы хранила своё первое ангельское перо и не разменивала его на всяческие дешевые трюки. Если бы тогда в крепости Лаура не сглупила, и переспала с тобой, Ури, а не полезла в мою постель, то она сегодня тоже ходила бы задрав нос.
Ангел сидел, словно громом пораженный, а Алекс, наоборот, широко осклабился и весело воскликнул:
- Ну, уж фиг тебе, Олежка, это скорее я тебе нос утру. Ты ведь всё равно ни за что не догадаешься, как нужно отбирать кандидатов в охотники, а я тебе этого не скажу ровно до той поры, пока не придёт твоё время собирать манатки и сваливать в полный нуль. Так что на этом деле монополию иметь буду я, а то, как охотники будут шастать из одной Вселенной в другую, меня совершенно не волнует. Кстати, если к нам и пожалует какой-нибудь малый с лицензией на отлов черных душ, то ему придется очень долго доказывать, что он не верблюд. Это я так, на всякий случай говорю, заранее тебя настраиваю на серьезные размышления по поводу этих типов. Ну, ладно, мужики, раз я в отпуске, а этого вашего рыжего братца Зинка сиськой придавила, то я не намерен терять времени зря. Физкульт-привет, ребята! Я пошел.
Алекс мгновенно исчез из вида, оставив после себя одно только лёгкое облачко сигаретного дыма. Уриэль, глядя на то, как оно медленно исчезает, задумчиво произнес:
- Ну, что же, Ольгерд, раз моя Эрато не торопится ко мне, то я пожалуй, тоже не стану...
Договорить он не так и успел потому, что через магическое зеркало вбежала в кабинет радостно улыбающаяся Зиночка, одетая в коротенькую, немыслимо прозрачную тунику. Девушка, увидев ангела, немедленно бросилась к нему и тот, вскочив из кресла, тотчас подхватил её на руки и исчез так же быстро, как и Алекс, даже не поинтересовавшись у Асмодея, ввалившегося в кабинет вслед за этой красоткой, как дела. Тот обиженно оглядевшись вокруг, поинтересовался:
- А куда все подевались, Ольгерд? Что, не могли дождаться меня? А еще друзья называются.
Создатель Ольгерд, поднимаясь из кресла, сказал ему:
- Послушай-ка, братец мой, не слишком ли ты многого хочешь? Алекс в отпуске и его подруги уже добрых два часа пегасов прихорашивают. Эрато в длительной командировке и сдала Ури вместе с его покоями Зиночке в аренду почти на целых полтора года. Так что ты теперь от них хочешь, чтобы они сидели тут и ждали тебя? Мы тебе сказали что собираемся в двенадцать, а сейчас уже половина второго, так что ты сам во всем и виноват. А, ладно, всё равно нам не дали бы пулю расписать, так что соберемся как-нибудь в другой раз. Пошли лучше делом займемся, тут две девицы Бертрана с нами хотят о чем-то серьезном поговорить и мне сдается, что мои подруги не зря куда-то с самого раннего утра упорхнули.
Увидев то, как к нему с веселым ржанием бросился со всех четырех ног Гелиос, огромный золотой жеребец его помощника Жоржа Цепова, Алексу сразу же расхотелось делать себе пегаса. Он просто побоялся оскорбить этого красавца даже самым вежливым отказом. Приласкав коня, он, первым делом рассказал ему о том, как тоскует о нём его лихой наездник, который вынужден почти безвыездно торчать в Зазеркалье.
Его подруги попытались было объяснить ему, как нужно управлять пегасом в полете, но он только улыбнулся и одним махом взлетел в седло и, взмахнув руками, поднял четырех дочерей Великого Маниту, одетых в коротенькие белоснежные туники и золотые сандалии, в воздух и те плавно полетели к своим крылатым коням. Сам он тоже был одет в такую же тунику и сандалии, только его туника была золотисто-кремового, неброского цвета.
Взмахнув рукой, Алекс отдал команду на взлет и, не дожидаясь того момента, когда пегасы распахнут свои крылья и взлетят с рубиновых плит террасы его персональной башни, моментально забросил всю пятерку летунов на головокружительную высоту, чтобы не пробиваться с криками и воплями сквозь целые стаи райских летунов, круживших вокруг гигантского Золотого дворца, построенного в незапамятные времена великим Создателем Яхве.
С семидесятикилометровой высоты дворец уже не казался таким огромным и на нём можно было даже сосчитать общее количество башен, которых было целых семьдесят семь штук, включая центральную, увенчанную высоченным шпилем с синим шаром на верху. Как только пегасы встали на крыло и его подруги выстроились по обе стороны от него, Алекс весело рассмеялся и громко крикнул:
- Девчонки, летим к Сахарной дороге и затем, вдоль неё, к той крепости, где этот барбос соблазнил Лауру. Я вас тоже буду там всячески соблазнять и подбивать на разные весёлые игры. С этой минуты мы все в отпуске и впереди у нас целый месяц. Так что у вас есть прекрасная возможность показать мне Парадиз Ланд, но сначала я всё-таки хочу побывать в Микенах, Малой Коляде и в Синем замке Тольтека.
В ответ раздался такой радостный визг, что он чуть не выпал из седла. Собираясь в полёт, его подруги рассчитывали, разве что, на короткую прогулку, а тут им предлагалось путешествовать целый месяц, да, ещё вместе с возлюбленным. Такая перспектива их более, чем воодушевила, и, вскоре, они понеслись по небу с головокружительной скоростью, но теперь без каких-либо технических приспособлений.
Через два часа они уже были вблизи от деревянной крепости-курорта, но там собралась такая толпа народа, что, поначалу, они хотели было полететь дальше, но потом всё-таки спустились вниз. Им даже не испортило настроения то, что им устроили овацию. Через полчаса все курортники успокоились и они даже смогли найти себе свободный номер. Правда, к их удивлению, ближе к вечеру очень многие уехали, кто на джипах, кто на мотоциклах, а кто и верхом на пегасах и в крепости осталось не больше двух десятков отдыхающих, которым нравилась архаичная простота этого курорта.
Небожители прилетали сюда только по двум причинам, либо как паломники, решившие пройти путем Создателя Ольгерда, либо для того, чтобы окунуться в бассейн Создателя Яхве, который тот приготовил для Ольгерда. Каких-либо хлопот Алексу и его подругам, соседи не создавали и потому все они смогли в полной мере насладится купанием в магическом бассейне при полной луне, а потом уединиться в своем номере.
Так как размеры спальной не позволяли поставить в ней кровать достаточного размера, то Алекс был вовсе не против, когда четыре его подруги совместились в одном теле, что позволило ему заниматься любовью только с одной девушкой, но дарить наслаждение всем четверым. Поскольку, в отличие от подруг Ольгерда, все они были очень дисциплинированны, то у этой девушки не вырастало, внезапно, сразу восемь рук и на него не смотрели четыре лица одновременно.
Зато, когда он страстно шептал: - "Сидония...", то его целовала именно она, а не Айрис и видел он её глаза. Всё этой ночью было так хорошо, что он чуть было не сказал своим подругам, что согласен обнимать только одну девушку, а не заниматься любовью сразу с четырьмя, из-за чего на сон у них всегда оставалось только несколько часов, так как далеко не всегда у него получалось удлинить ночь.
Сам Алекс, в отличие от своих подруг, уже почти не нуждался в сне и мог бы не спать вообще, но тогда четыре этих удивительных девушки были бы лишены возможности прижиматься к нему во сне, хотя из-за этого они частенько и будили друг друга. Но и это не было для них помехой, так как сестры никогда не ссорились и всегда понимали одна другую с полуслова. Ну, а этой ночью и вовсе всё было прекрасно и Алекс, нежно прижимая к себе одну единственную девушку, лежал с закрытыми глазами и дышал ровно и размеренно.
Тело его спало, но сознание, - сознание давно уже не человека, а Создателя, да, ещё и Защитника Мироздания, бодрствовало. Он, как бы окидывал взглядом все миры Зазеркалья и незримо присутствовал в них. Он видел то, как Эрато сидела в зале ожидания аэропорта "Быково" и ждала посадки в самолет, чтобы отправиться в большой сибирский город. Муза перевоплотилась в строгую даму лет сорока пяти, одетую скромно и неброско. Она и выдавала себя за Екатерину Константиновну Павлову, старшего следователя по особым делам Генеральной прокуратуры, якобы, отправленную в Тюмень для того, чтобы помочь местным сыщикам поймать маньяка уже полгода терроризирующего город и все прилегающие районы.
Настоящая Павлова в это время отдыхала в Анталии и намеревалась лететь в Тюмень только осенью, но она совершенно не интересовала Алекса и ему было плевать, чем эта дама собирается заняться с молодым турком у себя в номере. Куда больше его интересовали совсем другие люди, которым было сейчас гораздо хуже. Кто-то из людей мучился от полученных ран, кого-то терзала неизлечимая болезнь, а кого-то и вовсе избивали. На их боль его сознание было настроено постоянно, но помочь он мог далеко не каждому.
Молодая роженица где-то под Тверью истекала кровью и он не мог ничем ей помочь потому, что акушер был безобразно пьян. Зато он смог направить взгляд военного хирурга в то место, где в теле раненного солдатика застрял осколок гранаты и тот вовремя извлек его и успел остановить кровотечение. Теперь жизнь паренька была вне опасности, а хирург всё смотрел с недоумением на крохотный серповидный кусочек металла и все никак не мог понять, как это ему удалось так быстро извлечь его и при этом не перерезать артерию окончательно.
Для Алекса это была ежедневная и рутинная работа, приходить на помощь в том случае, когда её можно было оказать людям чужими руками. Тем же самым занимались и несколько сотен его самых лучших помощников, а вскоре их должно было стать ещё больше и благодаря Зиночке-Зинуле силы их должны были резко возрасти. Именно такой работой он и занимался почти все ночи напролет, а частенько и днём, хотя и прекрасно понимал то, что он поступает неправильно, делая за людей то, с чем они должны были справляться сами.
Это было самым неприятным аспектом его сложной и многотрудной работы, устремляться всей душой к совершенству и абсолютной гармонии, вести эту Вселенную, а вместе с ней и все человечество, в астральную сферу и при этом не только позволять людям жить своей собственной жизнью, но еще и не вмешиваться в ход Божьей Жатвы, позволять Господу Богу собирать свой урожай, представленный в виде самых чистых и светлых душ. Хуже всего было то, что Бог действительно забирал себе в первую очередь всё самое лучшее, зачастую оставляя Защитникам всё прочее дерьмо.
У Алекса с первых же минут, как он только был причащен Божьей Благодатью, данной ему из рук двух Создателей, один из которых был гением, а второй таким же балбесом, как и он сам, ничто не восстало в душе против такого порядка. Господу Богу действительно и даром не были нужны не то что черные души, а даже души таких типов, как и он сам, страстные и до жути проворные на всякие дикие выходки. Он молил Господа Бога только об одном, чтобы он пореже приглядывал за ним и давал хоть малую толику свободы.
Пока что всё сходило ему с рук, да, и действовал он довольно осмотрительно. К тому же после того, как жители Вифлеема сотворили для него тот удивительный напиток, головные боли почти оставили его. Что ни говори, а евреи, всё-таки, были если не избранным народом, то гораздо ближе стояли к Богу, чем все остальные люди. А может быть Господь Бог просто пасовал против ихъ круговой поруки, но в любом случае он старался не перебарщивать с исцелениями, да, и всех своих помощников, кроме Эрато, тоже удерживал от этого.
Зазеркалье. Россия, город Тюмень. Кабинет прокурора области. Понедельник, 13 июля, утро. Тридцать восьмой день.
Просунув голову в кабинет прокурора, старший следователь Толмачев вежливо поинтересовался:
- Вызывали, Евгений Сергеевич?
- Да, Толмачев, заходи.
Следователь прошел в кабинет и сел на стул подальше от прокурора, чтобы тот не учуял остатков водочного перегара, но не учел того обстоятельства, что начальство захочет вручить ему какую-то бумагу. Следователю Толмачеву пришлось тут же встать со стула и подойти ближе. Он затаил дыхание, но прокурорский нос мигом уловил амбре. Неприязненно поморщившись, прокурор отмахнулся от него рукой и сказал:
- Вот что, Толмачев, бери дежурную "Ауди" и вихрем дуй в аэропорт. Следовательша из Москвы к нам летит, сама Павлова. Так что ты что хочешь делай, но чтобы запаха перегара уже через час не было. Мне только не хватало того, чтобы эта мегера болтать в Москве начала, что вы у меня уже с утра лыка не вяжете. Может быть хоть она вас работать научит? Сыщики хреновы. Этот маньяк уже столько девок угробил, а у вас даже версии нет. Меня губернатор по три раза на день спрашивает, как у вас идут дела. Ну, и что я ему должен говорить в ответ? А, черт с тобой, Толмачев, иди отсюда. Да, Павлову в прокуратуру сразу не тащи, сначала отвези её в гостиницу, а потом свози куда-нибудь пообедать. Деньги у Фомина возьмёшь, своих то у тебя никогда нету, а эта баба любит, когда её угощают.
Григорий Вадимович Толмачев взял в руки факс, полученный из Москвы и, быстро прочитав текст, растерянно заморгал глазами. Он даже почесал затылок и уже хотел попросить разъяснений, но прокурор уже взял в руку телефонную трубку и жестом указал ему на дверь. Старшему следователю тюменской областной прокуратуры было отчего удивляться, так как в факсе, помимо не очень чёткой фотографии женщины, имелся следующий текст, написанный от руки широким размашистым почерком:
"Срочно. Секретно. Прокурору области. Обеспечьте конспиративную встречу тов. Павловой в аэропорту и ознакомьте её со всеми материалу по делу Василиска. Всё сохранить в строжайшей тайне."
Далее следовала подпись зама генерального прокурора и более ничего. Москва, явно, оригинальничала, а прокурор области этого даже в упор не видел, что обеспечивало ему, Толмачеву, и всей его следственной бригаде весёленькую жизнь. Похоже, что эта следовательша из Москвы хотела провести в их краях своё собственное расследование, а раз речь шла о конспирации и строжайшей тайне, то ему, Толмачеву, теперь придётся поломать себе голову, ведь к тайне следствия у них относились весьма своеобразно.
Поэтому никаких денег у Фомина он брать не стал и аэропорт поехал не на "Аудюхе" с мигалками, а на своей старенькой "восьмёрке", переодевшись в светло-серую китайскую ветровку и нацепив на голову кепку, скрывшую его лысину, по которой его мгновенно узнавали все, кому это было нужно. Маскировка была, конечно, не ахти какая, но зато весьма надёжная. В этой кепке его даже бывшая жена не узнала бы, потому что он гордо нёс по жизни свою загорелую блестящую лысину и нисколько не комплексовал по её поводу.
Борт из Москвы прибыл строго по расписанию и уже через полчаса он нашел глазами в толпе Павлову, которая, как он и предполагал, тоже была одета неброско, и быстро оглядывала встречающих через большие дымчатые очки. Увидев его, она сделала глазами едва заметный знак и пошла куда-то вбок, словно хотела обойти толпу бомбил, предлагавших ехать хоть до Сургута. Сделав удивленные глаза, он засеменил за ней, лавируя в толпе, и, махая рукой, громко позвал Павлову, назвав её первым же женским именем, пришедшим ему на ум:
- Эй, Лилька, постой, это ты что ли?
Та, удивленно улыбнувшись, посмотрела на него поверх очков и спросила неуверенным голосом:
- Генка? Столбов?
Подойдя ближе, Толмачев быстро шепнул женщине:
- Я Толмачев, из областной, по факсу из Москвы. - После этого принялся разыгрывать из себя мужчину средних лет, вздумавшего подзаработать частным извозом и, неожиданно для себя, встретившего в аэропорту одноклассницу.
Забрав у Павловой её дипломат и большую дорожную сумку, он немедленно принялся весело тараторить, расспрашивая о людях, которых никогда не существовало и, ловко пробиваясь вперед, вывел московскую следовательшу из зала прибытия и подвел к своей "восьмерке". Сев за руль и быстро поехав в сторону города, он коротко спросил даму:
- Куда ехать?
Та назвала крохотную ведомственную гостиницу нефтяников. Ничему не удивляясь, он быстро погнал машину по указанному адресу и не стал задавать московской гостье никаких вопросов. Это не вызвало у неё никакого удивления и вскоре она сама выдала ему оперативное задание, проявив при этом удивительную осведомленность и сказав голосом не терпящим никаких возражений:
- Григорий Вадимович, проведите сегодня в половине третьего, совещание следственной группы, но всех не собирайте. Мне нужно, чтобы на нём были следователи Воробьев и Никитин, судмедэксперт Самсонов, а также пригласите, заодно, вашего нового эксперта-криминалиста Лукину. Меня им представлять не надо, и, вообще, сделайте, пожалуйста, так, чтобы никто не знал о моем прилёте. Это очень важно для нашего дела. Начальство известите только о том, что я прилетела и уже приступила к работе. Запомните, Григорий Вадимович, меня здесь нет, в Москве все тоже думают, что я в отпуске и отдыхаю сейчас в Турции. И вот ещё что, постарайтесь провести совещание таким образом, чтобы все смогли высказать даже самые фантастические версии по делу Василиска, а я посижу в сторонке и буду внимательно слушать. Можете меня представить своим людям, скажем... - Павлова на несколько секунд задумалась, а потом, усмехнувшись, сказала - Хотя бы, как экстрасенса из Красноярска. Тогда никто не станет задавать мне вопросов и я смогу без помех во всём разобраться. Главная ваша задача сделать так, чтобы ваши люди постарались отойти от стереотипов и взглянули на проблему со всех сторон.
Вот этого, честно говоря, Толмачев от московской следовательши совсем не ожидал. Она, почему-то, решила услышать мнение самых опытных его следователей и молодой девчонки, которая возомнила себя великим криминалистом. Вежливо кивнув головой, он поинтересовался:
- Вы, что же, Екатерина Константиновна, хотите устроить мозговой штурм?
Та молча кивнула головой и Толмачев продолжил развивать свою мысль:
- Тогда нам следовало бы привлечь к этому ещё и Свиридова, он ведь первый начал заниматься Василиском и у него есть кое-какие новые соображение по этому поводу. Он считает, что под Василиска работают сразу несколько человек, целая банда убийц, которые выдают себя за маньяков.
Павлова недовольно поморщилась и отмела кандидатуру молодого, но перспективного, следователя Свиридова самым решительным образом, резко сказав:
- Меня не интересуют всякие глупости, Григорий Вадимович. Из того, что мне известно, я уже сделала вывод, что у вас в области завелся маньяк похлеще Чикатило. Так что пусть Свиридов оставит при себе свои выводы, меня они не интересуют.
Музу Эрато, сидевшую в машине, быстро ехавшей по городу, действительно интересовали только те люди, которых она назвала следователю Толмачеву. Она уже навестила их всех этой ночью и проделала с ними примерно то же самое, что и со всеми прочими своими клиентами, - поэтами и поэтессами. Это уже дало свои плоды и с самого раннего утра все четверо походили на сомнамбул. Причем, сильнее всего её магический поцелуй подействовал не на молодежь, а на старого судмедэксперта Самсонова, который вот уже два часа пытался дозвониться старшему следователю областной прокуратуры Толмачеву и сообщить ему нечто важное.
Высадив Павлову неподалеку от старинного купеческого особняка, Толмачев невольно поразился тому, сколь привлекательна была эта, немолодая уже, женщина, сзади. Отогнав от себя грешные мысли он снял с головы кепку и быстро поехал в прокуратуру. На то, чтобы собрать нужных людей у себя в кабинете, у него оставалось чуть более часа. Когда же он приехал на место, то сразу же выяснилось, что как раз с этим никаких проблем у него не будет, куда труднее ему было вытурить из кабинета Свиридова, зарывшегося в бумагах и следователя Опанасенко, которому осталось доработать до пенсии всего каких-то три месяца.
Приглашенные Павловой товарищи были весьма удивлены тому, что старший следователь собрал не всю следственную группу, но Толмачев быстро пресек разговоры и велел всем хорошо подумать о том, что они смогут сообщить экстрасенсу, вызванному из Красноярска прокурором области. Только тогда, когда все приглашенные расселись по своим местам, он подумал о том, как же Павлова, не предъявляя своего удостоверения, сможет войти в здание прокуратуры, но она появилась уже через три минуты и сделала это самым неожиданным для него образом.
Он так и не понял, как эта женщина смогла измениться за какой-то час. В аэропорту он встречал, в общем-то, ничем не примечательную серую мышку в больших очках с гладко зачесанными тёмными, с проседью, волосами, одетую пусть и дорого, но очень неброско. Поэтому, когда дверь открылась и в его кабинет вошла эффектная полногрудая блондинка лет тридцати, одетая в красивое летнее платье нежно сиреневого, с голубыми и зеленоватыми рисунками, цвета, он её не узнал. Блондинка, в которой можно было узнать Павлову только по очкам, да, ещё по её удлиненному носу, мило улыбнулась и, глядя в повестку, которую она держала в руках, представившись, спросила:
- Извините, я Зоя Александровна Дроздова из Красноярска. Скажите, господин Толмачев здесь?
Воробьев и Никитин, которые до этого момента строили глазки молодой девице, эксперту-криминалисту, тотчас, подскочили со своих стульев, уступая ей место. Павлова, однако, кивнув им головой, прошла к столу старшего следователя, отдала ему повестку и, поздоровавшись, тут же села в углу, почти скрывшись за сейфом. Оттуда ей была хороша видна и большая карта области с восемнадцатью черными кружками, и карта города, на которой таких кружков было двадцать три.
Ещё к обоям были пришпилены булавками несколько десятков цветных и черно-белых фотоснимков. Некоторые были сделаны на месте преступлений и показывали очередную жертву Василиска. Другие фотографии были взяты из фотоальбомов родных и близких, изнасилованных и убитых, маньяком, девушек, на которых они были совсем другими, красивыми и счастливыми. Толмачев специально распорядился развесить на стене эти фотографии, ему казалось, что таким образом он заставит следователей работать интенсивнее.
Дело это, что ни говори, было чертовски сложным и у них не было ни одного свидетеля, который мог бы им сообщить хоть что-нибудь. По делу также не было собрано никаких материальных улик. Всё, что они имели, это трупы этих девочек, фотографии и подробные результаты судебно-медицинской экспертизы. Этого маньяка почти сразу же прозвали Василиском потому, что он совершал свои преступления буквально в нескольких десятков метров от людей и никто ничего не слышал, словно все его жертвы окаменевали от одного только его взгляда и не только безмолвствовали, но ещё и не сопротивлялись ему. Ведь он не связывал им ни рук, ни ног и всё это наводило на самые невероятные мысли.
Посмотрев на своих коллег с внимательным, пристальным прищуром, Толмачев, вдруг, понял, что всем им есть что сказать на этом совещании и что их совершенно не смущает присутствие, якобы, экстрасенса. Побарабанив пальцами по оргстеклу, покрывающему его стол, старший следователь сказал, по привычке, слегка растягивая слова:
- Ну-тес, разлюбезные мои, кто хочет высказаться? - До поступления на юридический факультет, Толмачев закончил педагогический техникум и даже два года преподавал в школе историю, откуда и пошла эта его присказка, которая заставляла нервничать его подчиненных.
Первым попросил слова Самсонов. Подняв руку, словно ученик, этот старый прозектор, похожий на Кощея Бессмертного, таким тощим он был, скрипучим голосом сказал:
- Вадимыч, я сегодня с утра пораньше ещё раз пересмотрел все свои записи и вот что мне бросилось в глаза. До этого дня главным доказательством того, что все эти преступления совершены одним человеком, служило только одно, - идентичные разрывы прямой кишки и вагины у всех жертв, которые, явно, произошли в результате введения искусственного фаллоса очень большого размера. То, что у некоторых жертв на теле имелись ещё и порезы, а в некоторых случаях имели место переломы ребер и ключиц, лишь убеждало нас в том, что преступник мужчина высокого роста, обладающий большой физической силой и потому ни я, ни другие судмедэксперты, не обращали внимания на ещё одну важную деталь. У всех жертв в затылочно-теменной части черепа, справа, имелась небольшая гематома, такая, как будто преступник, перед изнасилованием, наносил своей жертве не очень-то и сильный удар по голове, который, по идее, не мог лишить жертву сознания. Вот я и подумал, а что если этот негодяй знает физиологию намного лучше нас? Вдруг, он изобрел какую-то новую шоковую дубинку? Тогда становится понятным, почему его жертвы не сопротивлялись даже тогда, когда он насиловал их таким жестоким образом.
Эрато сразу же взяла это на заметку, ведь что ни говори, а в Парадизе имелась информация на все изобретения не только людей, но даже рейтерианцев и тристаниацев. О том, что все жертвы насильника умерли от внутреннего кровотечения, вызванного обширными разрывами в брюшной полости, ей уже было известно. Судмедэксперт продолжал:
- Если так, то нам стоит запросить информацию в ФСБ, не проводились ли такие работы в каком-нибудь из закрытых институтов и не могли бы их результаты быть использованы преступником. Может быть из этого что-то выйдет.
Судмедэксперта Самсонова тут же поддержала криминалист Лукина. Волнуясь и запинаясь, девушка сказала:
- Да, Григорий Вадимович, я полностью согласна с Петром Николаевичем. Такие следы были на всех жертвах, только мне, почему-то, кажется, что у нас в области происходит нечто совершенно непонятное. Во всяком случае современная криминалистика не способна объяснить некоторые факты. Особенно поразительны два последних преступления, в медучилище и детском садике. И там, и там жертвы были зверски убиты в помещениях, запертых изнутри, из которых не было никакого другого выхода. В первом случае была убита студентка, которую во время лекции преподаватель послал в подсобное помещение за наглядным пособием, а во втором, - нянечка детского сада, которая делала уборку в туалете, в то время, как воспитательница старшей группы занималась с ребятишками. Обе девушки вошли в помещение и их хватились не позднее, чем через двадцать минут. Двери реквизиторской и детского туалета были не просто закрыты изнутри. Преступник засунул в ручку двери в одном случае швабру, а в другом ножку стула и каким-то образом всё-таки выбрался наружу. Вот после этого и думайте что хотите, Григорий Вадимович. Хоть убейте меня, но я не верю в то, что преступник смог уйти незамеченным во время поднявшейся паники. Не верю и все. На то, чтобы убить свои жертвы таким чудовищным образом, ему вполне могло хватить и пяти минут, если не меньше, но поймите, девушки при этом испытывали невероятную боль, ведь это то же самое, что смерть от сажания на кол. Я специально пошла в библиотеку и просмотрела множество книг прежде, чем мне попалось на глаза описание этой казни. В той книге говорилось, что это одна из самых мучительных казней. То, что сказал нам сейчас Петр Николаевич о какой-то шоковой дубинке, объясняет очень многое в поведении преступника. В частности то, что он очень аккуратно раздевал свои жертвы и всегда забирал себе их трусики в качестве то ли трофея, то ли для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что все преступления совершил он. Ну, а то, что он смог бесшумно выбраться из закрытого помещения говорит о чём-то совершенно непонятном.
Помня о том, что сказала ему в машине Павлова, руководитель следственной группы кивнул головой и попросил девушку негромко и вполне дружелюбно сказав ей:
- Не стесняйся Галя, говори о чем ты подумала.
Та разволновалась еще больше и, краснея, пробормотала:
- Ой, даже страшно делается, Григорий Вадимович. Этот Василиск или сам дьявол, или какой-нибудь инопланетянин.
Спокойно кивнув девушке головой, словно его вполне удовлетворил такой ответ, Толмачев спросил:
- Вадимыч, а ты вспомни-ка, как он убил ту девчонку на берегу Туры, возле Каскары? Там ведь тоже не всё слава Богу складывается. Я ведь сам на место происшествие выезжал туда и ты прекрасно знаешь, что то преступление, вообще, выходит за рамки разумного. Буквально в какой-то сотне метров ниже по реке веселилось чуть ли не полторы сотни молодых ребят, студентов, а в это время Василиск, который неизвестно откуда взялся, убил их подругу и бесследно исчез. Ты ведь меня знаешь чуть ли не с детства, я в тайге, как у себя дома, и следы читать умею ничуть не хуже какого-нибудь матерого охотника-промысловика или ненца. Так вот, от их лагеря на берегу Тобола, вверх шла только одна дорожка следов и она прекрасно читалась на песке. Там, где была убита девушка, на каменной плите, я никаких его следов не нашел, но по каплям крови сразу же понял, что он, раздев её догола, просто поставил девчонку... - Смутившись присутствия двух женщин, Ефим Воробьев не стал объяснять всем, как именно поставил Василиск свою жертву и кашлянув, продолжил - Ну, и вел себя после этого так, словно он совершает обычный половой акт. Мы ведь, когда это все выяснить пытались, - помнишь, наверное, тот чудик из секс-шопа, рисовал тебе ту сбрую для баб, которые любят мужиками представляться, - считали что у Василиска есть такая же, только не с резиновым членом, а с каким-то деревянным или металлическим. Только тот чудик такой хренотенью никогда не торговал. Хотя наши керосинщики из-за границы и не такое приволочь могут. Один, недавно, бабу припёр, в которую воду наливают и, как электрическую грелку, в розетку шнур вставляют, чтоб тёплая была. Фиг от настоящей отличишь, не то что эти надувные резиновые Зины. Так вот, Вадимыч, наш Василиск это не сдуревший керосинщик. Мне, отчего-то, думается, что он просто не такой, как все остальные мужики и просто у него прибабаха такая. Он ведь как это делает, вырубает девчонку чем-то, отчего она, словно ватная делается, раздевает её не спеша, а потом хватает их своими лапищами, ну, и того... Натягивает, словно соболиную шкурку, на свой кол и делает это энергично, с большой амплитудой движения. Это я по тому, как капли крови разлетались, понял. Да, к тому же костяшки пальцев и ногти у той девчушки о камень были оцарапаны так, что мне сразу понятно стало, что руки у неё повисли, как плети, и по камню елозили при каждом движении. Его следы я бы точно нашел, даже если бы он на берег из воды выпрыгнул. Так что Галка права, что-то тут и в самом деле нечисто. Похоже, что это действительно или какой-нибудь чокнутый инопланетянин, или того хуже, сам дьявол лютует. Хочешь верь, Вадимыч, хочешь не верь, а я к своему "Макарову" семь пуль серебряных уже отлил, крестом их все надпилили и в церкви освятил, так что если я его встречу и буду уверен в том, что это действительно он, то будет у меня шанс проверить, боится нечисть серебра или нет.
Толмачев от этих слов, сказанных с тихой яростью, даже не дернулся. Для себя он тоже этот вопрос давно решил и какой бы не был приговор суда этому мерзавцу, из автозака он живым не выйдет и в тюрьму не вернется, мемуары писать. Да, и в дурдом он его отпускать не собирался, будь он хоть трижды психом и невменяемым. Такая решимость обоих следователей покарать жестокого насильника и убийцу, Эрато только порадовала, но совершить преступление она не собиралась им давать, так как на этот счет у нее было свое собственное мнение.
Выслушав своего подчиненного, старший следователь пристально посмотрел на Никитина, одного из самых опытных следователей области, пришедшего к ним в прокуратуру из областного угрозыска два года назад. Хотя ему ещё не было и тридцати, он уже успел проявить себя и даже был представлен к правительственной награде. Тот сидел спокойно, но по всему его виду было видно, что ему давно уже очень хочется курить. Встав из-за стола он подошел к окну и, отставив в сторону пластиковую бутылку с водой и два горшка с фиалками, распахнул его настежь и мирным голосом сказал:
- Гена, садись на подоконник и кури в окно, если тебе так приспичило. Да, заодно, давай, выкладывай и ты свою фантастическую версию. Если у тебя есть такая.
Никитин к окну подошел охотно, но закурив, не спешил поделиться своими соображениями. Вместо этого он присел на подоконник и высунулся из окна почти наполовину. Сделав несколько жадных затяжек, он выбросил сигарету и, вернувшись на свое место, сказал, пожав плечами:
- Так у меня, Григорий Вадимович, нет никакой версии, зато, есть одно предположение, или, если хотите, анализ фактов, который, на мой взгляд, прямо говорит в пользу версии Галочки и Ефима. Вы ведь знаете, что я поставил на уши всех ментов не то что в городе, а во всей области, и собрал всё, что хоть как-то касалось жизни этих девчонок. С полной уверенностью я могу сказать, Григорий Вадимович, что все они никогда не встречались, не имели никаких контактов и нет ни одного человека, который знал бы хотя бы треть этих девочек. Они и внешне не были похожи одна на другую, хотя все и являются, как бы это помягче сказать...
Толмачев сердито взглянул на Никитина и проворчал:
- Как есть, так и говори, Гена, нечего тут в джентльменов играть, мы сыщики. Грубые и бесцеремонные.
Это замечание заставило Никитина смутиться и слегка порозоветь, но он всё-таки сказал о том, о чем думал:
- Все они были очень сексапильными девушками, такими красотками, что парни по ним так и сохли. Но вот они, пока что, о парнях даже и не помышляли, так как все они были из вполне благополучных семей, всех их очень любили родители и все они были очень добрыми, скромными и кроткими девочками, без всяких этих современных выкаблучиваний. Тихие и скромные девочки в возрасте от тринадцати до восемнадцати лет и все, как одна, были девственницы, что в наше время является, чуть ли не самым настоящим чудом, хотя каждая из этих девочек уже выглядела так, что пройди любая из них по улице, вряд ли нашелся бы хоть один мужчина, который не посмотрел бы ей вслед. Ни у одной из них даже не было парня, Григорий Вадимович, и в этом заключается особый цинизм этого мерзавца. Мне кажется, что выбор Василиска не определяется ничем, кроме их красоты и поведения, а потому я тоже склонен согласиться с тем, что это не человек, а какой-то настоящий дьявол. Это чудовище или поставило перед собой цель лишить нас того, что действительно является самым большим нашим достоянием и чего мы никогда не ценим, красивых, добрых и чистых девушек, или просто набирается сил, убивая этих девочек. Я тут тоже недавно прочитал одну книжонку про дьявола и его приспешников, так там было как раз написано о сношениях дьявола с ведьмами. У дьявола, как там написано, огромный член и он холодный, словно лед. Не знаю, так это или нет, но я действительно не думаю, что такое под силу простому человеку, даже маньяку или какому-нибудь сатанисту. Хотя, сатанистов я сразу же для себя отверг. Они все привязывают ко разным астрологическим делам и сопровождают свои ритуальные убийства всякими знаками и символами на телах жертв. Ну, а то, что у нескольких девушек на теле были порезы, так это, скорее всего, были все-таки просто глубокие царапины от ногтей. Сейчас все сдурели и даже мужики стали делать себе маникюр. Возможно, что и наш Василиск представляется гомиком. Во всяком случае я сегодня уже позвонил в управу и попросил, чтобы мне подготовили материалы на все голубых. Посижу, подумаю, может быть какие-то ниточки и появятся.
Внимательно выслушав Никитина, Толмачев побарабанил пальцами по столу и сказал:
- Хорошо, ребята. Давайте примем за отправную точку то, что Василиск это действительно дьявол. С рогами и хвостом он мигом бы всех попов переполошил. Значит он ничем не отличается от нас с вами, кроме того, что может проходить сквозь стены и умет, как в этом в том сериале, "Стар треке", телепортироваться из своей вонючей норы куда угодно. Так что давайте думать над тем, кем он нам может представляться.
На взгляд любого нормального человека, с этой минуты совещание в кабинете старшего следователя областной прокуратуры превратилось в какой-то идиотизм. Пятеро взрослых и вполне здравомыслящих людей, тотчас стали выдвигать какие-то совершенно невероятные версии, но все чаще они называли одно единственное место, в котором Василиск мог увидеть всех девушек, - областной драмтеатр. Следователь Никитин принес в кабинет свой ноутбук, в который он тщательно заносил все документы, относящиеся к этому делу, очень скоро нашел этому неопровержимые доказательства. Все эти девушки, в течение минувшего года, побывали в театре либо с родителями, либо вместе с одноклассниками или однокурсниками.
Круг подозреваемых в этом преступлении резко сузился, но вместе с тем Толмачеву сразу же стало ясно, что с таким докладом к начальству лучше не соваться. Нет, они, разумеется, легко могли теперь вообще сузить круг подозреваемых до нескольких десятков человек, а то и того меньше. Ведь что ни говори, а в театре найдется не так уж много мест, из которых можно спокойно наблюдать за зрителями, но в том то и дело, начни они проводить там следственные действия, Василиск, если он действительно человек со сверхъестественными способностями, то он тотчас рванет оттуда когти.
Павлова, которая до того момента, пока Толмачев не подумал об этом, сидела тихо, как мышка, и не высовывалась из-за сейфа, неожиданно попросила слова. Подсев к столу, вокруг которого они сгрудились, эта эффектная блондинка обвела всех взглядом и, с какой-то пугающей строгостью, спросила:
- Господа, надеюсь, вы все понимаете то, что дело обстоит очень серьезно и вы столкнулись с действием потусторонних сил? - Возражений не последовало - Поэтому я настоятельно советую вам более не заниматься этим делом. Увы, но это действительно не в ваших силах, ведь вы не способны, скажем, сделать вот так...
Сказав это, она повернула свою маленькую изящную руку ладонью вверх и она вспыхнула ярким пламенем. Все испуганно отшатнулись, а она, едва шевельнув левой рукой, заставила вылететь из кармана следователя Никитина пачку "Мальборо" и, достав из неё сигарету, прикурила от своей горящей руки. Поморщившись, она затянулась и пустила тонкую струйку дыма на пламя и оно тотчас погасло. Вложив горящую сигарету в полуоткрытый, если не от испуга, то уж точно от изумления, рот Никитина, она спокойно сказала:
- Это никакое не волшебство, господа, а самые банальные экстрасенсорные способности человека, развитые мною до весьма впечатляющих масштабов, и они приводят в трепет не только вас, но и тех, кого принято называть черными колдунами и магами. Не знаю, имеет ли право Василиск называть себя дьяволом, но он точно обладает колоссальным могуществом. Поэтому предоставьте мне самой разобраться с ним. К тому же не забывайте ещё и о том, что, как всякий черный колдун, Василиск обладает феноменальной осторожностью и если вы его спугнете, он тотчас скроется и заляжет на дно. Ну, а для того, чтобы вы мне случайно не помешали, господа, то вы все, кроме Григория Вадимовича, сейчас выйдете отсюда и забудете обо всём, о чём вы тут говорили, но не навсегда, а только до тех пор, пока я не придушу эту гниду. Сами понимаете, друзья мои, что иначе я поступить не могу, ведь я действительно не эта дура Павлова, под видом которой я прилетела в Тюмень. Ей плевать на то, что Василиск убивает в вашем городе невинных девочек, и она прекрасно проводит время в Турции, трахаясь с каким-то молодым, волосатым жеребцом из бара. Григорий Вадимович потом расскажет вам о том, что случилось с Василиском и всё, о чём вы сегодня говорили, вам ещё пригодится через несколько дней, когда вы, сопоставив все факты, вычислите Василиска, но, увы, там где он живет сейчас, вам удастся найти только его гниющий труп. А сейчас прощайте, друзья мои, и, да, храни вас всех Господь.
Все, кроме Толмачева, покорно встали и, тихонько попрощавшись, вышли. Тотчас старший следователь, по блестящей лысине которого градом катился пот, стекая на бледное от ужаса лицо, услышал, как за дверью старый судмедэксперт Самсонов громко и довольно возмущенно воскликнул:
- Господи, уже девятый час! Спрашивается, зачем требовалось столько времени воду в ступе толочь? Благо хоть толк бы какой был, а то ведь ни о чём все это время говорили.
Испуганно посмотрев на лже-Павлову, Толмачев спросил её свистящим шепотом:
- Кто вы такая? Откуда вы?
Павлова, она же Дроздова, сделала обеими руками жест, словно умывала лицо и вновь превратилась в музу Эрато. Взглянув на следователя, лицо которого немедленно сделалось пунцовым, эта, внезапно подросшая на полголовы, девушка с неописуемо прекрасным лицом и пышной гривой каштановых волос, ласково шепнула ему:
- Гришенька, милый, какое это имеет значение? Ты бы лучше подумал о том, куда сводить девушку поужинать и где ей сегодня переспать, бедняжке.
Эрато хотела было добавить: - "А заодно и с кем", но, в последнее мгновение сама себя остановила. Этот сорокадвухлетний мужчина заинтересовал её еще в тот самый момент, когда она поймала на себе его пристальный взгляд, полный вожделения, и прочла в его сознании следующую восхищенную мысль: - "Черт, а она ведь отлична сложена и зад у неё, ну, просто загляденье!" Всех четверых его коллег и помощников прыткая муза уже облагодетельствовала, как могла и не считала это сколько-нибудь особым делом.
Оба следователя, и без того обладавшие отменным здоровьем, получили от неё просто-таки "собачий" нюх, так необходимый настоящим сыщикам и колоссальную дозу мужского обаяния. Старик Самсонов обзавелся редкостным, для его возраста, здоровьем и теперь, если не попадет сдуру под асфальтовый каток, доживет лет до ста двадцати, а Галочка Лукина уже в самое ближайшее время должна была расцвести в настоящую красавицу, к тому же и со здоровьем, женским обаянием, да, и удачей на стоящего жениха, у неё тоже всё обстояло теперь просто великолепно.
Так что без её внимания оставался один только Толмачев, но тоже не надолго. Эрато давно уже хотелось узнать, каковы же они на самом деле, эти мужчины из Зазеркалья, но ей, пока что, не впадало случая познакомиться с кем-либо, а теперь вот посчастливилось встретиться с холостяком, которого, из-за его маленькой зарплаты, бросила жена и ушла к какому-то своему старому знакомому, внезапно ставшему богачом. Она ещё раз бросила на Толмачева взгляд убойной силы и, встав из-за стола, прошла к двери.
Вот тут-то прокурорского следака Гришку Толмача и шибануло по-настоящему. Он увидел, наконец, что такое истинные красота и грация. Вскочив со стула, он сдернул с него свою ветровку и она показалась ему неожиданно тяжелой. Взяв её в руки, он обнаружил в боковом кармане куртки свой, подозрительно толстый, бумажник, а когда открыл его и увидел, что в нём лежит толстая пачка пятисотрублевых купюр, похолодел, подумав: - "Взятку, сунули, гады". Девушка, повернувшись к нему вполоборота, спросила:
- Гришенька, мы идем?
Решение у Толмачева созрело мгновенно. Открыв сейф, он достал из него своего "Макарова" с наплечной кобурой и быстро натянул её на плечи, пристально глядя на девушку и думая про себя: - "Даже если это и взятка, черт с ней! Хоть один единственный раз приведу девушку в ресторан и оторвусь на всю катушку. Ради такой и самой жизни не жалко!" Широко улыбаясь, он взял с сейфа капсулу с ключом и подошел к девушке. Галантно предлагая ей руку, Гришка весело сказал:
- Зоенька, я ваш верный паж и готов сопровождать вас хоть на край света! Только позвольте мне, сначала, опечатать кабинет и сдать ключи внутренней охране.
Расписываясь в журнале, он строго сказал дежурному следователю прокуратуры, крутившемуся рядом:
- Гаев, если меня будут завтра спрашивать, я на задании по Василиску, так что пусть даже и не ищут. Мне дали одну наводку, хочу её проверить. Когда вернусь, не знаю, куда поеду, тоже, но сначала встречусь со своим информатором в "Эльдорадо". Ну, спокойного дежурства, Гаев.
Дежурный следователь, смотревший во все глаза на музу, едва расслышал треть из того, что сказал ему Толмачев и понял лишь одно, тот на задании и его не нужно искать. Глядя на то, с какой девушкой вышел из здания прокуратуры старший следователь судорожно сглотнул слюну, шумно засопел и поймал себя на завистливой мысли: - "Эх, если бы мне удалось подцепить такую деваху, хрен бы вы все меня вообще дождались! Везёт же Гришке. Полгода назад старшего советника юстиции присвоили, сегодня с такой красоткой в "Эльдорадо" идет, а ты сиди тут всю ночь, как дурак, и кроссворд разгадывай".
Пока Гаев предавался размышлениям о бренности бытия и счастье, лишь однажды выразившемся в том, что коллеги по работе подарили ему на целую ночь двух обалденных проституток, сняли ему шикарный номер-люкс в гостинице для утех и, вдобавок ко всему, сказали жене что он отправлен на особо важное задание, Гришка уже ехал по вечерним улицам к центру города. Хотя рядом с ним в машине сидела самая очаровательная девушка, которую он только видел в своей жизни, он ни на минуту не забывал о своей работе и потому, остановившись на красный свет, глядя на Эрато влюбленными глазами, спросил музу мурлыкающим голосом:
- Зоенька, милая, когда я думаю о том, что ты собираешься сама брать Василиска, то у меня по спине ледяной пот бежит и сердце останавливается. Разреши мне пойти с тобой.
Девушка, взглянув на него своими фиалково-карими глазами, улыбнулась и ответила:
- Хорошо, Гришенька, я возьму тебя с собой, но только при одном условии, ты не будешь ничего бояться.
У старшего следователя от этих слов тотчас сделались круглыми глаза и он возмущенно выкрикнул:
- Это я то чего-то испугаюсь? Зоенька, я семь раз под пули ходил и таких уркаганов брал, что тебе такое и не снилось. Ты уж будь покойна, я не то что дьявола не испугаюсь, а и всего его адского воинства. Я ведь крещёный, как-никак.
Эрато усмехнулась и насмешливо сказала:
- Ну, это мы сейчас посмотрим, какой ты храбрец...
Сделав руками магические пасы, она тотчас сделала его "восьмерку" такой новенькой, словно она только что сошла с конвейера, а весьма непрезентабельный наряд скромного госслужащего, которому никто и никогда не давал взяток, потому, что не за что их ему было давать в силу его честности, превратила в шикарный белый костюм с красивой синей шелковой рубахой, но только без галстука. Тот слегка вздрогнул, но смог пересилить себя и насмешливо спросил девушку:
- Ну, и что ты этим доказала? - Внезапно, рассмеявшись, он рванул вперед и выкрикнул - Только то, что ты никакой не экстрасенс, Зоенька! Кто угодно, фея, волшебница, хоть сам ангел небесный, но только не экстрасенс! Этим аферистам такие чудеса не по зубам будут, дорогая.
Муза уныло махнула рукой и сказала:
- Ладно-ладно, успокойся, Гришенька, я действительно не экстрасенс, а самая обыкновенная глупая муза из Рая. Так что зови уж лучше меня моим настоящим именем - Эрато. Ты хоть помнишь о том, что когда-то, в древние времена, Грециии, на Олимпе, жили такие магессы, - музы?
Лихо подрезая какую-то иномарку, Григорий степенно ответил, восхищенно поглядывая на девушку:
- Всех, не помню, но Мельпомену, Терпсихору и тебя, я точно помню. Про тебя ещё Высоцкий пел: - "Эрато виновата...", только вот не помню в чем.
Эрато ревниво поморщилась, услышав о том, что в Зазеркалье так хорошо знают сварливую Терпсихору, но уже в следующее мгновение улыбнулась счастливой улыбкой и сказала:
- Ну, что же, мой верный рыцарь, душой ты светел и честен, хотя и гневлив, а раз так, то служить тебе отныне не всяким засранцам, вроде всех этих ваших правителей, а нашим Создателям. Ну, а пока мы с тобой не изловим этого черного Василиска, ты будешь служить лично мне и душой и телом.
На этот раз муза, которой было приятно видеть то, как в пламенной душе этого парня вспыхивают золотые и серебряные искры, специально упомянула о теле. Они подъехали к ярко расцвеченному неоновыми огнями ресторану и Григорий Толмачёв, поставив машину на стоянке, вновь подал девушке руку, помогая ей выйти из машины. Как только изящная ручка Эрато оказалась в его широкой и жесткой ладони, он приник к ней своими горячими губами и пылко воскликнул:
- Эрато, ради тебя я готов пойти хоть в огонь!
С потрясающей грацией выйдя из автомобиля, солнечная девушка на мгновение прильнула к лысому следователю и, обняв его за шею, подарила ему быстрый, но очень страстный поцелуй. Принимая его руку, она сказала:
- Огонь меня совершенно не интересует, а вот ужин с шампанским и черной икрой, нам очень даже не помешает.
На входе путь Гришке Толмачу преградили два шкафа в двубортных костюмах с ручными детекторами. Тот, который был поздоровее, важно пробасил:
- Без галстука не пускаем.
Гришка сердито сунул ему на мгновение под нос свое служебное удостоверение и весело огрызнулся:
- Отзынь, шатун бешеный.
Битюг заканючил:
- Товарищ следователь, нас ведь с работы попрут, мы, как-никак, фейс контроль осущестя... Опусещест... - Замялся он на трудном слове и сплюнув, наконец, выкрутился - Тьфу, ты, черт, проверяем, стало быть, кто мордой лица не вышел. Достаньте себе где-нибудь галстук и проходите спокойно.
Зорко осмотревшись вокруг, Григорий засунул руку в карман, нащупал в нем бумажник и выудил из него пяти-сотенную. Вложив её в нагрудный карман нудного амбала, он быстрым движением сдернул с него пестрый шелковый галстук и прорычал уже насмешливо-сердитым голосом:
- Вот иди теперь, и сам ищи себе галстук, да, не вздумай подносить ко мне свою пищалку, я при артиллерии.
Как раз такие пустяки охранников нисколько не волновали, а потому Григорий и Эрато, наконец, смогли беспрепятственно пройти в ресторан, где всю ночь до утра имели обыкновение гулять одни только братки и самые крутые бизнесмены нефтяной столицы России. Первых Толмач открыто презирал, а перед вторыми никогда не юлил и на задних лапках не ходил, прекрасно помня то, кем они были всего каких-то лет десять назад. Была бы дадена команда, первых он быстро определил бы за решетку, а вторых мигом вывел на чистую воду, но всех их держали на коротком поводке, словно цепных псов, и команду давали только в том случае, когда начальство хотело включить свой доильный аппарат.
Хотя народу в ресторане было довольно много, столик ему быстро нашли и в довольно хорошем месте, рядом с эстрадой, на которой лихо вертелась вокруг полированного латунного шеста, весьма недурственная собой, стриптизерка. Посадив Эрато лицом к сцене, Григорий демонстративно сел к голой красотке спиной и в том не было никакого позерства. Ему действительно гораздо приятнее было смотреть на эту девушку, чем на то, как голая девица полировала своим телом и без того блестящий шест. Муза оценила это по достоинству и улыбнулась ему обворожительной улыбкой, отчего душа Гришки Толмача ушла в пятки. Вскоре к их столику подошел официант и он, взяв у этого парня, выряженного в какую-то куцую униформу кирпичного цвета, меню, отдал его Эрато. От соседнего столика, стоявшего в паре метров, к Григорию повернулся какой-то богатый керосинщик и, с вежливой улыбкой поклонившись его девушке, негромко спросил:
- Эй, Толмачев, как там продвигается дело этого маньяка, Василиска? Скоро вы его поймаете?
- А ты кто такой будешь, чтобы интересоваться ходом следствия? - Сузив глаза от бешенства, злым голосом спросил керосинщика вместо ответа - И вообще, откуда тебе известны такие подробности? Ты, часом, сам-то, того, малолетками не интересуешься? А то от всех вас такой смрад идет.
Керосинщик смутился и шепотом стал оправдываться?
- Григорий Вадимович, да, вы что... Я потому вас об этом спросил, что дочку моего инженера, Светочку Тытртышную этот гад убил. Мы тут про меж собой малость побазарили и решили награду объявить в полмиллиона баксов, если кто следствию помочь решит. А братки, говорят, те его уже давно приговорили только и ждут дня, когда вы его на кичу кинете.
Толмачев немного подобрел и уже вполне мирно ответил мелкотравчатому нефтяному магнату:
- Ладно, керосиновая душа, ты продолжай сливать мазуту в трубу, а я своим делом буду заниматься, а сейчас дай мне спокойно поужинать с моей девушкой.
Ужин прошел в самой спокойной и непринужденной обстановке. Ресторан и то, как в нем готовили, Эрато понравился, а после ужина они пошли в казино, но Григорий играть в рулетку не стал, сказав музе, что он не любит испытывать судьбу и смотреть на то, как по кругу носится этот крохотный шарик, суля кому-то выигрыш, а кому-то проигрыш. Зато она поставила три раза подряд на красное и выиграла. Этого ей вполне хватило для того, чтобы удовлетворить своё любопытство.
В начале третьего они подъехали к дому Григория, и тому сразу же стало тоскливо. После размена ему досталась хотя и довольно большая, но жутко обшарпанная и грязная однокомнатная квартира, в которой из мебели у него был только старый продавленный диван, платяной шкаф, времен Очакова и покоренья Крыма, да, колченогий стол с парой табуреток, и ему было стыдно вести туда такую удивительную девушку. Хорошо ещё, что он купил в ресторане четыре бутылки шампанского и всякой закуси, а то ведь у него в холодильнике только и было, что открытая банка шпрот и четыре сырых яйца.
Тем не менее, он отважно поднялся на третий этаж и зазвенел ключами. Открыв дверь, он просунул руку внутрь, щелкнул выключателем и пропустил Эрато в квартиру, стыдясь поднять низко опущенную голову. Каково же было его удивление, когда он увидел у себя под ногами вместо изодранного линолеума, полированную поверхность какого-то камня густо синего цвета с мелкими темными крапинками, похожего на лазурит, только он ведь в природе никогда не встречался такими огромными глыбами, чтобы из него можно было напилить таких здоровенных плит. К тому же и Эрато, почему-то, сказала:
- Так-так, Алекс, ты уже и здесь успел побывать.
Григорий обессиленно откинулся спиной на саму собой закрывшеюся дверь и, увидев перед собой вместо коридора с ободранными обоями, огромный холл, весь сверкающий позолотой и хрусталем, со стенами обитыми тёмно-синим шелком, к тому же еще и обставленный мебелью, так и ахнул. Глядя на все это пышное великолепие, он озадаченно крякнул и спросил свою гостью, которая придирчиво осматривал интерьер:
- Эрато, где это мы?
- Где-где, в Караганде! - Фыркнув ответила ему муза словами из песни и добавила, цокая языком - Ну, Гришенька, всё, ты принят на работу, а это, стало быть, твои покои, мой славный рыцарь. Пойдем-ка поищем спальную комнату, она, скорее всего, где-то там и я могу поспорить, мой милый, что рядом с ней есть маленький зимний сад, на полгектара размером. Интересно, кто же это в твоей квартире так прибрался? Алекс, вроде бы, в отпуске, а Ольгерд в его дела никогда не лезет.
Не успели они пройти по холлу и полутора десятка шагов, как та дверь, в сторону которой они шли, открылась и из неё вышел высокий смуглый мужчина в белоснежном костюме и черной рубахе. Широко улыбнувшись им, он слегка поклонился и торжественно сказал:
- Милорд, приветствую вас в ваших новых покоях, которыми мы решили отблагодарить вас за сотрудничество с очаровательной Создательницей Эрато и искреннее желание служить Парадиз Ланду и обоим Защитникам Мироздания.
Гришка Толмач от этих слов чуть не хлопнулся на задницу, но Эрато вовремя ухватила его за локоть и, весьма церемонно, хотя и странно, представила ему парня в белом:
- Познакомься, Григорий, это Конрад, некогда бывший ворон-гаруда, киллер самого Создателя Яхве, а теперь самый главный заместитель Создателя Алекса на планете Земля, ну, и, заодно, твой непосредственный начальник, если тебя не заметет в свои помощники его дружок, милорд Аркаша. Но обо всем этом мы ещё успеем поговорить после того, как поймаем этого вашего Василиска и свернём ему голову.
Григорий промычал в ответ что-то нечленораздельное и Конрад, видя явное нетерпение Эрато, желающей немедленно следовать дальше по избранному ей пути, откланялся:
- Прошу прощения за беспокойство, прелестная Создательница, но я задержался здесь только за тем, чтобы предупредить тебя, - вода в бассейне, хоть и зеленая на вид, самая обыкновенная. Я так ни черта и не понял, как Айрис умудряется налагать на магические купели то хитрое заклятие, которое маскирует всех людей под их прежний вид. Если ты умеешь им пользоваться, то амфора с водой Ольгерда стоит в кустах за бассейном, а теперь я исчезаю и желаю вам счастливых снов.
Новая спальная комната нисколько не разочаровала Эрато, но привела, вконец обалдевшего от всех этих чудес Григория Толмачева чуть ли не в панику. Муза, засмеявшись счастливым смехом, побежала по огромному пушистому ковру к кровати, стоявшей посреди комнаты, а её платье само слетело с тела девушки и она, сбросив на бегу туфельки с разбегу запрыгнула на кровать с малиновым балдахином. Немного не долетев до середины, она игриво повернулась на бок и сделала рукой призывный жест своему верному рыцарю.
Старший следователь, делавший каждое утро трехкилометровые пробежки, рванул к ней так, словно собирался побить мировой рекорд на стометровке. Его даже не смутило то, что одежда сама слетела с его тела и он остался в чем мать родила и с бронзовым крестиком на шее. Правда, когда он взлетел над кроватью, игривая муза уже спрыгнула с неё и побежала к большим двустворчатым, стеклянным дверям.
За ними, как и за всей стеной спальной, - являвшей собой одно сплошное широченное окно, виднелся какой-то субтропический парк, залитый ярким светом. Как раз это Григорию очень понравилось. Комнатные цветы он любил, хотя их в его новой квартире пока что почти не было. Матерому сыскарю было не привыкать бегать за всякими субчиками и он помчался по изумрудной траве вслед за весело смеющейся девушке.
Возле самого бассейна муза, всё-таки, позволила ему нагнать себя и подхватить на руки. Глядя на изумрудно-зеленые воды бассейна, Григорий смело вошел в них и они закружили их обоих в каком-то сумасшедшем водовороте. В глазах у прокурорского сыщика померкло все и он не видел уже больше ничего, кроме фиалково-карих глаз Эрато, извергающих искры. Момента, счастливее этого, он никогда ещё не испытывал за всю свою жизнь и уже не мечтал о большем счастье.
Прижимаясь к волосатой, словно ноги сатира, груди своего очередного возлюбленного и гладя его по крепкому плечу, тоже изрядно заросшему черными волосами, муза счастливо улыбалась. Этой ночью она, наконец, выяснила, что мужчины человеческой расы это нечто. Теперь она полностью поверила рассказам Лауры, которая, единственная из всех её новых подруг, имела счастье познакомиться с натуральным человеком. Сравнивать, разумеется, она не могла, ей просто не с чем было сравнивать, но теперь эта солнечная девушка прекрасно понимала, что мужчины человеческой расы кое в чём превосходят даже ангелов. Хотя бы в том, что ни у одного ангела в Парадизе было не найти такой уютной волосатой груди.
Вместе с тем муза была приятно удивлена тем, что этот потомственный сибиряк оказался еще и удивительно нежным и трепетным любовником. Он вёл себя с ней в постели так, словно был одновременно и дотошным путешественником, впервые посетившим далекий остров и стремившимся тщательно исследовать и познать все его красоты и достопримечательности, и естествоиспытателем, желавшим познать все тайны тела своей волшебной любовницы. Так что, Эрато пришла в полный восторг от его мягкой, нежной и такой настойчивой любовной страсти. Понравилось ей и то, что этот парень сразу же понял, что именно она любит в сексе более всего и совершенно не стеснялся самых рискованных, с точки зрения большинства своих соплеменников, ласк.
Дело дошло до того, что ему удалось то, чего не смог добиться Бертран, - разжечь Звезду Великого Маниту и заставить родинки его дочери заалеть и вспыхнуть так ярко, что если бы она захотела сделать своего Гришеньку братом, то тот смог бы перетащить на свой поджарый, весь в тугих кубиках мышц, волосатый живот, все пять родинок. Но как раз этого она и не хотела делать по целому ряду причин, главной из которых была та, что в Зазеркалье она не могла так свободно манипулировать небесной механикой. К тому же это сулило ей целую кучу сложностей и по другим причинам, ведь она, прежде всего, хотела изловить Василиска и предать его черную душонку самым жутким мукам ада.
Лишь под утро её любовник в изнеможении замер, лёжа на спине и уснул, но перед этим муза, которая с первого же взгляда, брошенного ею на этого плечистого парня, поняла к чему он стремится в постели и чего жаждет его душа. А жаждала она так много и была столь неутолима, что музе пришлось излить на своего любовника чуть ли не всё то, что она узнала благодаря магическому перу Зиночки Васильчиковой. Так что, в какой-то мере, Гришку Толмача можно было пожалеть, ведь на него опрокинулся такой девятый вал эротических фантазий Эрато, что он едва не отдал Богу душу и только то, что под его загорелой лысиной имелись очень крепкие мозги прирождённого аналитика, спасло его от безумия.
Хотя было уже половина одиннадцатого утра, Гришка Толмач, полностью лишенный сил, крепко спал и солнечная девушка, которой для полноценного сна хватило всего двух часов, могла спокойно нежиться на его волосатой, крепкой груди прирождённого чемпиона. То, что этой ночью этот мосластый, плюшевый сибиряк побил все рекорды, которыми могли бы гордиться небожители, было несомненным. Тут он оказался на высоте и мог собой гордиться.
Зарываясь пальчиками в его густую, волнистую и упругую шерсть, Эрато смотрела на умиротворенное лицо своего нового возлюбленного и думала о том, как ей следует поступить. В том, что она не зря открылась ему, не было ничего предосудительного и запретного. Как сам Алекс, так и все его помощники, орудовавшие на планете Земля, нисколько не смущаясь, привлекали к своей деятельности кого только не вздумается и, порой, они избирали на роль агентов Парадиза таких типов, что будь здоров. То, что в прошлом некоторые из них были самыми настоящими преступниками, никого не волновало, ведь Алексу было дано так же легко проникнуть в сознание любого человека, как и видеть его душу. Поэтому он никогда не ошибался и Парадиз Ланд имел отличных помощников в этом удивительном мире, - Зазеркалье.
Поскольку Эрато имела полную свободу действий, то её в данный момент волновало только одно, - что делать с лысиной Гришки Толмача, которую тот считал чуть ли не самой привлекательной чертой своего облика. Красавцем этого парня можно было назвать только в полумраке и на значительном расстоянии. Впрочем, уродом он точно не был. Просто у этого парня было характерное лицо с какими-то демоническими чертами опереточного злодея, к тому же еще и с очень подвижной мимикой. Этот парень отлично знал это и умел пользоваться тем, что его лицо могло меняться в широком диапазоне, начиная от одухотворенно-прекрасного, до зловещего, и могло при этом быть ещё и уморительно потешным.
В общем, Гришка Толмач мог скорчить рожу ничуть не хуже любого тролля, от чего на допросах кое-кого из подозреваемых, порой, била крупная дрожь. Однако, куда больше он любил корчить уморительные рожицы своим детям-погодкам, сыну и дочери, которым было двенадцать и одиннадцать лет от роду и которые любили его безмерно не смотря на маленькую зарплату и то, что их папка так редко бывал дома. Зато всё своё свободное время он проводил с ними и тогда они могли творить все что угодно, пускаясь на любые шалости и нисколько не боясь строгих окриков матери.
Эрато, думая о том, в какой степени ей следовало открыть своему любовнику все тайны Парадиз Ланда, приходилось учитывать не только его любовь к детям, но и то, что суровые законы Зазеркалья были на стороне их матери, которая, так же как и их отец, любила их и была хорошей матерью. В том, что ей хотелось дать им больше, чем это мог себе позволить Григорий Толмачев, не было ничего предосудительного, тем более, что она вышла замуж за своего одноклассника, в которого была влюблена ещё со школьной скамьи.
Любовно глядя на умиротворенное лицо своего Гришеньки, Эрато как то не сразу заметила то, что тот проснулся и столь же внимательно разглядывает её из-под прищуренных век не меняя при этом выражения лица. Заметив это, девушка вцепилась в его густую шерсть на груди и воскликнула в притворном гневе:
- Ах, ты, косматое чудовище! Я, бедняжечка такая, лежу тут, гляжу на этого соню, а он, бесстыдник, оказывается, сам меня разглядывает.
Гришка открыл глаза и широко улыбнулся. Чтобы не привлекать на помощь допотопные средства Зазеркалья, муза сотворила мощное гигиеническо-магическое заклинание утренней свежести и немедленно приникла к губам своего возлюбленного, пахнущим мятой и немного мускатным орехом, своим жадным ртом, источающим яркий аромат винограда сорта "Изабелла". Их первый поцелуй был очень страстным, а для Эрато ещё и таким долгожданным, что она очень быстро перерос в затяжную и напряженную любовную игру.
Завтракали они уже в бассейне с золотистой водой. Эрато, в конечном итоге, махнула рукой на Гришкину лысину и сделала его лишь чуть-чуть моложе, но зато дала его телу все те физические возможности, которые имела она сама, вплоть до способности дышать под водой так же легко, словно он был настоящий прирожденный водяной. Теперь она уже и сама могла беспошлинно ввозить в Парадиз Ланд, а также и в Зазеркалье, такой дефицитный товар, как Божья Благодать, которая, на самом деле, была почти так же естественна, как и все эманации, генерируемые Кольцом Творения.
Внешне Григорий Толмачев почти не изменился. Кроме того, что его зубы теперь уже не нуждались в услугах стоматологов, а лысина сделалась немного меньше, всё осталось точно таким же. В конечном счете раз этот парень считал свой внешний облик вполне приемлемым, то пусть оно так и будет. Всё равно ему, явно, светило стать Создателем, а стало быть ещё раз преобразиться. Как только с предварительным преображением, имеющим, по большей части, глубоко внутреннее значение, было покончено, Эрато, вытолкав своего любовника из большого бассейна, на дне которого они всё же занялись после завтрака любовью, строго сказала ему:
- Всё милый, отложим свои желания до ночи, а теперь я должна тебе всё объяснить, рассказать о кое-каких секретах Парадиз Ланда и научить кое-чему полезному.
Взяв правую руку музы в свою, Григорий, вновь проявив свои таланты следователя, нежно привлек её к себе левой и, стоя босиком на нежной траве газона, строго потребовал:
- Эра, я хочу знать всё об этом перстне и о том, какие лучи он испускает и что это за газ он выделяет. По-моему, твой перстень, а ими, похоже, вооружены все, кто приходит к нам из Парадиз Ланда, ведь точно такой же был на руке того парня, Конрада, и есть самый главный секрет Рая, ну, а всё остальное уже не столь важно и может подождать. Мне кажется, что это именно то оружие, которым ты собираешься победить дьявола.
При этих словах душа старшего следователя областной прокуратуры полыхала столь яростным пламенем, а мысли были так отчетливо холодны, что Эрато даже поёжилась. На её взгляд, этот парень куда лучше подходил на роль охотника на черных душ, чем Вячик с его вечно страдающей душой. Уж в нём-то не было даже малейшей тени сомнения, а гнев против сил зла был столь велик, что ему было впору украсить свою голову серебряными рогами, обзавестись длинным, сильным хвостом и вооружиться синей семихвостой плеткой. Подивившись этому, муза извлекла прямо из воздуха точно такое же Кольцо Творения, как её собственное, и надев его на руку Гришки Толмача, поцеловала его в выбритую до синевы щёку и негромким голосом сказала:
- Гришенька, поверь, это не только оружие, но ещё и хранилище всех магических знаний, которые даровал Создателям и их помощникам Господь Бог.
Поцеловав сначала ледяной синий камень, а потом руку своей возлюбленной, Григорий сказал спокойным голосом:
- Выходит, Эра, что все представления людей о Боге не совсем правильны и то, что ты сняла с меня крест, произошло вовсе не потому, что мы, так сказать, предались греху.
- Выходит так, Гришенька, - Ответил ему муза и насмешливым голосом добавила - А крест я сняла с тебя только потому, чтобы Создатель Иисус не был в постели третьим, мой медвежонок. Ладно, хватит болтать, пошли в Кольцо Творения, где я постараюсь сделать из тебя хоть мало-мальски грамотного Верховного мага. Голова у тебя работает неплохо, поэтому есть смысл посмотреть на то, как у тебя обстоит дело с фантазией, ну, и ещё с изобретательностью. Да, кстати, ты там сказал что-то о грехе любви. Извини, что вспомнила про это, но любовь вне греха, Гришенька, так что и в Кольце Творения мы тоже будем заниматься сексом, это позволит тебе лучше понять Божьи законы мироздания и постичь всю их глубину.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Зазеркалье. Россия, город Тюмень. Покои Верховного мага
Григория Толмачева, устроенные в его однокомнатной квартире.
Пятница, 17 июля, ближе к вечеру. Сорок второй день.
Вынырнув из бассейна, в котором он пролежал в чистой, прохладной воде чуть более часа в сладкой полудреме, Гришка Толмач легко взмыл в воздух и, сделав мертвую петлю, приземлился на траву. Набросив на себя тёмно-синий, короткий шелковый халат и насухо вытерев свое тело и высушив остатки волос магическим заклинанием, он прошел в свою новую столовую, убивавшую его своими огромными размерами. Достав их холодильника полуторалитровую крынку топленого молока, Гришка проколупал пальцем дырку в коричневой плотной пленке и медленно выпил свой любимый напиток.
Молоко было точь-в-точь таким, каким угощала его в детстве бабушка. Жирным, чуть-чуть с дымком и холодным. Расслабленно выдохнув воздух, он провел ладонью над крынкой и вновь наполнил её доверху молоком. Поставив посудину в здоровенный магический холодильник, который не потреблял электроэнергии, Толмач невольно задумался.
То счастье, которое внезапно свалилось ему на голову, до сих пор заставляло его краснеть от стыда. Ему казалось постыдным пользоваться магическими знаниями, которые делали его независимым от законов природы и людей, в то время, как больше половины людей в его стране недоедало. У него в голове не укладывалось то жесткое ограничение, которое он обнаружил в своём Кольце Творения, налагающее на него, как на ещё одного Верховного мага Парадиза, жесткое требование, ничем не влиять на ход истории до тех пор, пока люди сами, в массовом порядке, не осознают своей причастности к Богу.
Ещё всего каких-то триста, четыреста лет назад, разумеется, по времени Зазеркалья, Создатель Яхве мог совершенно спокойно взять и объявить всем людям, что настало время Страшного суда и ввести всех тех из них, в которых души светились ярко и пылко, в Астральную Сферу. Черные души были бы отвергнуты и обречены на бесконечные скитания в абсолютной пустоте, которая была не такой уж и пустой, порождая в ней те самые темпоральные вихри, какие Создателям приходилось прошибать лбом и раздвигать руками и ногами, чтобы приступить к акту Творения.
Правда, в таком случае ему не пришлось бы приступить к сотворению новой Вселенной имея под рукой телевидение и радио, телефон и всю прочую науку, созданную человеком в противовес магии. Это как раз магия впитывала в себя все технические достижения людей, а вот наука была напрочь лишена всех её безграничных возможностей и люди были вынуждены решать все свои проблемы самостоятельно. Такова была воля Господа Бога и с этим особенно не поспоришь. Зато Гришка Толмач теперь знал доподлинно то, какой величественной и прекрасной станет та Астральная Сфера, которая образуется лет через двести или триста во Вселенной Создателя Яхве.
Знал он и то, что большинству людей, которые жили в одно время вместе с ним и даже родившиеся ранее, примерно, с конца девятнадцатого века, и давно уже умершие, вновь обретут тела и станут жить полноценной жизнью, но только станут при этом вечными. От такой перспективы Гришки становилось как-то не по себе, но именно в этом его убеждали кое-какие магические формулы, которые прямо указывали на такой порядок вещей, существующий в Астрале и на то, что между Астральными Сферами есть свои транспортные пути, позволяющие астральным людям путешествовать.
Все это он узнал благодаря своей новой любовнице, совершенно фантастической девушке, являвшейся не только музой, но ещё и великолепной магессой. На то, чтобы стать весьма продвинутым магом, у Гришки Толмача ушло немногим более двенадцати суток субъективного времени, которое он провел в объятьях Эрато, и чуть более трёх часов времени реального. Этого ему вполне хватило на то, чтобы очень глубоко проникнуть в тайны магических знаний. Настолько глубоко, что его возлюбленная пришла в восторг от некоторых его открытий. Особенно в области астральных сфер.
Не зная больше ни одного мага, Григорию было трудно с этим спорить. Сам относился к тому, что ему с легкостью давались любые магические формулы и построения, весьма скептически, так как считал свое Кольцо Творение настоящей Терра Инкогнито, полной множества великих загадок. То, что в Парадиз Ланде, по словам музы, находились маги, считавшие, будто сумма магических знаний весьма невелика, вызывало у него гомерический хохот.
Похоже, что эти ребята считали базовые формулы венцом магических знаний, а это было не так, ведь даже такую простую магическую формулу, как элементарное заклинание наготы, можно было составить не менее, чем в полутора миллионах разновидностей, придавая этому несложному действию множество пикантных ощущений. Теперь он мог раздеть свою очаровательную любовницу так, что она мгновенно вспыхивала страстью к нему и буквально трепетала, когда белоснежный пеплас медленно покидал тело девушки.
Преуспев в магии, Григорий, в первую очередь, столкнулся с тем, что попал в семидневный карантин. Именно столько времени теперь требовалось на то, чтобы он смог полностью осознать свою ответственность и научиться прикидываться шлангом. В противном случае он мог создать большую головную боль тем трём агентам Парадиза, которые постоянно жили в Тюмени уже больше года, да, так ловко, что никто и ни о чём не догадывался, хотя они и успели отлично поработать.
Сразу же после того, как они, переполненные нежностью и восторгом, вышли из синих глубин Кольца Творения, Эрато принялась с бешеной энергией разыскивать Василиска. При этом, в поиск отправилось астральное тело музы, а её физическое тело, всё еще жаждущее любви и способное адекватно реагировать на любовные ласки, оставалось лежать на их пышном ложе недвижимым. Девушка оживала только тогда, когда Григорий подходил к ней и нежно обнимал свою любовницу. В этом случае она тотчас превращалась в ту, которую он страстно любил и так желал.
Эрато возвращалось в свое тело только на несколько часов в сутки и именно в эти часы Григорий был особенно счастлив, так как мог поговорить с ней и даже пару раз смог вновь войти вместе с ней в Кольцо Творения. В остальное время для него существовала совсем другая Эрато, - девушка, жаждущая любовных наслаждений, которой было наплевать на всё, кроме секса. Эта была та же самая Эрато, но с ней было совершенно невозможно поговорить о чем-либо, кроме любви.
Поэтому, без толку потолкавшись по столовой и посмотрев полчаса телевизор, размером с трёхстворчатый платяной шкаф, Григорий вернулся в свою спальную, но на кровать не полез, а прилёг на золочёной удобной оттоманке, с которой ему была хорошо видна его любовница. Глядя на эту обнаженную спящую красавицу, на животе которой розовели пять родинок, он восхищался совершенством её золотистого тела и просто млел от обожания, загадав про себя: если Эрато не вернется в ближайший час, то он снова займется с ней любовью.
Он уже знал всё о нравах, царящих в Парадиз Ланде, и потому его любовь к этой волшебной девушке была нежна и воздушна, напрочь лишена ревности и сожаления о том, что она принадлежала одному только ангелу Уриэлю-младшему. В его сердце не бушевала ревность и он думал об этом совершенно спокойно, зная то, что вскоре она уйдет от него и, скорее всего, они уже никогда не будут вместе. Это не расстраивало Григория, хотя ему и было очень жаль, что эта девушка не была его подругой и ему не было суждено быть с нею рядом целую вечность. Впрочем, Григорий Толмачев и сам ещё не знал о том, станет ли он Создателем.
Зная об истинном смысле миссии Эрато на Земле, а от неё и то, что Василиск, скорее всего, прибыл в их мир извне, Григорий куда больше думал о том, как бы ему поскорее встретиться с Создателем Алексом и предложить ему свои услуги, как профессионального охотника на черных душ. К тому, что об этом говорила Эрато, он относился серьезно, но вовсе не считал, что из одних только поэтов могут получаться великолепные ангелы мщения. В конце концов и среди следователей было немало бескомпромиссных парней с чистыми душами.
Работа охотника за черными душами была для него куда привлекательнее, чем вечное Созидание. Всё-таки, что ни говори, а он был сыщик по своей природе. Найти среди тысячи разрозненных и перепутанных деталей нужную улику, взять на этом основании верный след и потом терпеливо идти по нему, постоянно рискуя, чтобы в конечном итоге крепко схватить злодея за шиворот, это было для него не только смыслом жизни, но ещё и самой большой страстью. Может быть потому от него и ушла жена, которая считала его психом, хотя за пределами своей службы он был весёлым и общительным мужчиной средних лет, любым занятием которого было решать с детьми задачки по математике и гулять с ними на природе.
Поэтому все эти дни Гришка Толмач изнывал от скуки и его всё время подмывало выйти за пределы своей золотой, безумно роскошной клетки и заняться каким-нибудь делом. Хотя обнаженная девушка, которая неподвижно лежала на огромной кровати и была самой восхитительной любовницей, право же только и делать то, что заниматься с ней сексом, несколько угнетало его. Он был человеком действия и просто физически не мог столько дней пребывать в праздности.
То ли Григорий точно рассчитал время возвращения Эрато из её очередной вылазки, то ли еще почему-то, но не прошло и пятнадцати минут, как она слабо шевельнулась, открыла глаза и радостно улыбнулась ему. Тотчас белоснежный пеплас слетел на девушку и бережно укрыл прекрасное тело Эрато своим прохладным шелком, а её волосатый бой-френд оказался одетым в длинный белый хитон, украшенный по краям синим критским меандром.
Подхватив смеющуюся и брыкающуюся музу на руки, Григорий потащил её в столовую, где для девушки уже давно было накрыто настоящее сибирское застолье с горячими пирогами и шаньгами, солеными грибочками и жареным хариусом, но всё-таки главным гвоздем программы были, без сомнения, пельмени. С медвежатиной и мясом изюбра, белыми грибами и тайменем, к тому же это были не какие-то там магические самолепные изделия из теста и фарша разных сортов, а пельмени вылепленные его умелыми руками.
Добрых три часа упорных трудов, после которых Гришка целый час изображал из себя не то Нептуна, не то водяного, отмокая от муки и теста в бассейне, увенчались успехом. Эрато, которая прекрасно знала что такое кавказское застолье Алекса, уже успела убедиться в том, что её Гришенька, которому она успела придумать новое имя - Григ, был отменным поваром и умел угодить девушке, любящей вкусно и много поесть. Вдыхая ароматы, витавшие над столом, она взглянула на него умоляющим взглядом и тот, широко улыбаясь, выставил на стол пузатенький графинчик водки, настоянной на бруснике.
Муза, вооружившись ложкой, отважно треснула стопку ледяной водочки и принялась с аппетитом поглощать пельмени наперегонки с Гришкой, который тоже был не дурак поесть и выпить под хорошую закусь. Обильно поливая пельмени уксусом, сдабривая их перцем и сметаной, они ели молча, лишь изредка посмеиваясь друг над другом перед тем, как еще раз пропустить стопочку. Волосатый, словно медведь, сибиряк, любил когда ему наливали, а Эрато любила, когда за столом ухаживала не она, а за ней. Благо оба были изрядными магами и пузатый графинчик сам взлетал над столом.
Покончив с пельменями, они перешли сначала к рыбе, а затем принялись за пироги и шаньги. Став магом, Гришка быстро научился быть прожорливым, словно полярный волк, и в нем исчезло еще целых три пирога с разной начинкой и с дюжину шанежек, которые были запиты целой крынкой топленого молока. Эрато тоже полюбился этот напиток, приготовленный в старинной русской печи, фасад которой её любовник замаскировал под общий вид кухонной мебели.
Когда с поздним обедом было покончено, Григорий, по причине сытой лени и навалившейся на него, как всегда после обеда, сонливости, из последних сил сотворил магическое заклинание, которое мигом перенесло их в сад, поближе к бассейну. Организовав для себя и своей музы магическую, кристально прозрачную купель, наделившую их изрядной бодростью и прогнавшей сонливость, он, однако, ловко ускользнул от объятий девушки и, взобравшись на широкий лазуритовый бортик бассейна, поднимавшийся почти на метровую высоту над газоном, прилег на нем и задал девушке прямой вопрос, на который хотел иметь четкий и ясный ответ:
- Ты нашла Василиска, любовь моя?
Муза, выбравшись из воды и присев рядом с ним, уныло помотала головой с мокрыми волосами и ответила ему с глубоким вздохом голосом, полным разочарования:
- Ни черта у меня не выходит, Гришенька...
Вид у неё был такой расстроенный, что Гришенька тотчас сел на бортик, свесив ноги в воду, и привлек к себе девушку. Та устроилась поудобнее у него на коленях и взглянула на него умоляющим взглядом, желая только одного, чтобы он не задавал ей никаких вопросов. Но матерый сыщик был настроен совершенно по другому и потому спокойно сказал ей:
- Ладно, дорогая, пора провести разбор полетов.
Эрато даже слегка вздрогнула от этих слов. Уж больно он напомнил ей сейчас Алекса. Однако, её Гришенька не стал ей ничего выговаривать, а наоборот, принялся очень терпеливо и настойчиво выяснять у этой астральной сыщицы, чем она занималась все эти дни. Для начала он попросил её:
- Эра, расскажи мне, как ты ведешь свой поиск и чего добилась за эти дни. Что ты смогла увидеть, любовь моя?
Видя, что ей уже не отвертеться от неприятного разговора, она вздохнула и унылым голосом ответила:
- Ну, я самым тщательным образом просмотрела душу каждого человека и вот, пришла в итоге к выводу, что не могу определить какая же из нескольких тысяч темных душ, обитающих в ваших местах, является виновницей всех этих преступлении. Увы, но все что я смогла выяснить, так это то, что добрых три десятка человек мечтают совершить такие же преступления, но боятся как суда людей, так и кары Господней, как будто Господу Богу больше заняться нечем, как наказывать их. Вот и все, дорогой. Или я полная дура, или этот Василиск на голову выше меня, как маг.
Нежно погладив девушку по мокрым волосам, Григорий мимоходом высушил их и привел в полный порядок прическу, после чего, легонько щелкнув музу по носу, сказал ей наставительным тоном, полным любви и заботы:
- Золотко моё, ты себя недооцениваешь. Да, никакой черный маг не может сравниться с тобой, моя любовь, но ты, как мне кажется, делаешь ошибку, полагаясь только на свой магический дар. Василиск просто перехитрил тебя. Он, каким-то образом, умеет маскировать свою черную душу и прятать мысли так глубоко, что до них невозможно докопаться просто так, с кондачка. Тут нужно пускать в ход наши методы, старые и хорошо испытанные. Кстати, ты хорошо проверила наш драмтеатр и всех кто в нем работает?
Муза ответила все таким же унылым голосом:
- Как раз с театра я и начала свои поиски, Гришенька и мне теперь кажется, что я знаю всех артистов, да, и вообще всех тех, кто сейчас работает в театре, чуть ли не как свои пять пальцев. По-моему, Василиска среди них нет. Там, конечно, намного больше, чем где-либо, людей с мрачными, темными душами, в которых бурлят какие-то животные страсти, несколько человек, трое мужчин и одна женщина, порой, завидуют Василиску и мечтают проделать то же самое со своими соперницами. Представляешь, Гришенька, какой ужас, там есть трое мужчин, которые открыто заявляют всем что они гомосексуалисты, на словах любезничают со своими коллегами противоположного пола, но при этом они так грязно думают о всех женщинах на свете, что меня просто жуть берет, а та старая шлюха, о которой я упомянула, и вовсе готова потравить ядом всех своих подруг, лишь бы у неё не было соперниц. А вообще-то в театре, среди актеров и актрис, я не встретила искренних и добрых людей, все они какие-то насквозь фальшивые, двуличные и так переполнены завистью и ядом, что меня просто тошнит от них. Они даже сами с собой говорят языком своих пьес и, как мне кажется, все свихнулись. Вот уж не понимаю, как это Мельпомена управляется со всем этим отребьем, у которого талант измеряется только умением изображать чужие страсти и страдания. Единственный искренний человек с более или менее светлой душой в этом зоопарке, это режиссер, но и он презирает их всех и требует от них только одного, полного подчинения. Ты бы только слышал, Гришенька, каким злым голосом он кричит на них во время репетиций. Зато и они платят ему той же монетой и хотя постоянно заискивают перед ним, жестоко мстят ему при каждом удобном случае.
Для Гришки Толмачева эти слова Эрато, полные горького сожаления, вовсе не явились каким-нибудь откровением. В его сознание глубоко врезалось то, что, оказывается, в Древнем Риме, история которого была длиннее, чем история любого другого современного государства, артисты являлись гражданами самого низкого сорта. Даже гладиаторы были выше их, хотя и ненамного, но зато куртизанки были окружены почетом и вполне процветали наравне с храмовыми жрицами.
То, что в конце двадцатого века все так переменилось, не вызывало у него ничего, кроме искреннего недоумения. Для него всегда было диким то, что какая-то безмозглая теннисистка, заносчивая и спесивая дура, получает за свои выступления на каком-нибудь турнире бешенные деньги, а в то же самое время великие ученые, философы, писатели и многие другие гении, эти истинные исполины мысли, удостаиваются во сто крат меньшего, хотя как раз благодаря им этот мир еще не превратился в полное дерьмо.
Именно поэтому, относясь с презрением к профессиональному спорту и хорошо зная то, сколько бандюков дали его стране все эти борцы, штангисты и боксеры, он приучал своих детей к занятиям физкультурой, а отнюдь не спортом. Артистов, особенно провинциальных, он любил не намного больше, так как пару раз ему приходилось вести дела связанные с театром и он хорошо смог посмотреть на нравы, царящие в этом, так называемом, храме искусства. Театр, для него, начинался не с вешалки, а со служебного сортира, в котором о его изнанке можно было узнать куда больше и самые жуткие истории ему рассказывали в трюме под сценой, а не за кулисами.
Впрочем, сегодня его совершенно не интересовали душевные страдания театральных педрил и какой-то старой шлюхи, их примадонны, уже начинающей жиреть и превращаться в потасканную, злобную стерву, бывшей деревенской бабы. Куда больше его волновало сегодня совершенно другое, есть ли среди них человек, который может подходить под физические параметры Василиска, а если есть, то какие улики могут указать на то, что он, помимо служения Мельпомене, еще и занимается такими страшными делами.
Теперь, когда он стал магом, добыть нужные и неоспоримые улики для него было парой пустяков, ведь он, как и муза Эрато, тоже был способен отрываться своим астральным телом от физической оболочки и проникать куда угодно, хоть в самый центр Земли или Солнца. Главным было знать против кого искать эти улики, а уж разобраться в том, что они означают на самом деле, для него не составит особого труда.
Зазеркалье. Россия, город Тюмень. Дом артиста
областного драмтеатра Вацлава Лацердса.
Пятница, 17 июля, вечер. Сорок второй день.
Вацлав Лацердс подъехал к своему дому, расположенному в старой части города около девяти часов вечера, что было для него весьма странным. Обычно он возвращался домой далеко заполночь, а то и вовсе по утро. Вася, как звали его все соседи, был очень вежливым и добрым мальчиком, хотя и имел такую чудную профессию, был артистом. Соседи любили его и всегда отзывались о нем с необычайной теплотой, хотя, по большому счету, почти не знали его.
Когда Васечке исполнилось двенадцать лет, погибли его родители и мальчика забрала к себе бабка по матери, которая жила в Москве. В крепком купеческом доме, доставшемся в двадцать втором году по революционной разнарядке заместителю начальника тюменского губчека Вильгельму Лацердсу, прадеду мальчика, убитому в тридцать седьмом врагами народа, а на самом деле просто застреленному оскорбленным мужем и отцом, за совращение жены и несовершеннолетней дочери, поселилась его престарелая тетка, - старая дева, работавшая, по семейной традиции, в КГБ.
Этой участи избежал только отец Васечки, закончивший в Москве нефтяной институт и работавший на нефтепромыслах с момента их появления. Выбравшись из провинциальной Тюмени и оказавшись в Москве, мальчик, с первых же дней, окунулся в мир театра. Его бабка была актрисой и служила в театре Вахтангова, не снискала себе какой-нибудь особой славы, но не мыслила себе жизни без театра. Зато она проложила дорогу в театр своему внуку, мальчику ангельской красоты и стервозного, истеричного характера.
В Москве Васечка сразу же стал Вацеком, а как только немного повзрослел, вспомнил свои польско-литовские корни и ассоциировал себя не абы с кем, а с самим Вацлавом Нежинским, без конца находя в себе черты, делавшие его похожим на этого великого танцовщика. Правда, в отличие от его тезки, у него с пластикой тела было плоховато, так как он был очень женственным юношей и со своими длинными, пушистыми волосами очень походил на девушку.
Поступив в ГИТИС, Вацек учился ни шатко, ни валко, поскольку, каким-то особым театральным дарованием не блистал, но все же умудрялся держаться в середнячках. При этом куда больше ему помогали в учебе не связи его бабки, а то, что уже в возрасте четырнадцати лет он был совращен одним её приятелем, большим артистом с мировым именем и еще большим любителем мальчиков. Этот артист стал его постоянным любовником, чем и обеспечил юноше вполне безбедное существование.
После окончания театрального института, пока был жив его престарелый друг, он имел ангажемент, но с его смертью все как-то очень быстро куда-то испарилось, да, и своей бабке он к тому времени осточертел. Какое-то время он еще держался в Москве, но вскоре понял, что ему настала пора находить себе что-то более надежное, чем проституирование. В столице и без него было множество геев, к тому же более молодых, хотя и не все были так красивы, как он.
Поэтому, когда у него появился новый любовник, большой нефтяной босс из Тюмени, который когда-то начинал работать под руководством его отца, он решил окончательно вернуться на родину, где, за полгода до этого, скончалась его тетка. Вот так, спустя семнадцать лет, он возвратился в родные Пенаты. В областной театр его приняли сразу же, и хотя больших ролей ему не давали, быстро вписался в труппу и был довольно тепло принят ею, впрочем, он отлично знал правила и прекрасно понимал, что в театре от любви до ненависти не то что один шаг, а всего лишь пара миллиметров.
Помимо жалкого театрального жалованья, Вацлав имел куда более надежный и серьезный источник доходов, руководя небольшим коллективом исполнительниц стриптиза. Нефтяникам нравилось глазеть на голых девок, которые, помимо танцев на эстраде, охотно и весьма искусно делали минет за её пределами, чем приводили керосинщиков в еще больший восторг. Девочки честно делились с ним своими заработками, поскольку прекрасно понимали, что именно от него зависит то, будут ли они и дальше трудится в "Эльдорадо".
Вот так он и жил в городе своего детства, так сильно изменившимся за время его отсутствия, все эти три года. Как говорится сыт, обут и нос в табаке. Правда, куда большее вспомоществование он имел не от девочек, а от своего любовника и тоже благодаря все тому же пресловутому минету, который он делал с куда большим искусством, чем самые лучшие его ученицы. Его богатый друг был от него в таком восторге, что даже обещал подарить ему тот ресторан, в котором он работал, но в последний год это уже совершенно не волновало Вацлава, в жизни которого, внезапно, произошли огромные перемены.
Прошлым летом, поехав за город чтобы немного отдохнуть и развеяться, он нашел на берегу Тобола лаз в небольшую пещеру и обнаружил там совершенно невероятную, фантастическую находку - полуметровый сталагмит ярко-алого цвета, похожий, своей формой, на огромный член собаки в момент эрекции. Стоило только ему взять его в руку, как он тотчас отломился от своего основания и Вацлав, пораженный его хищной, изысканной красотой, забрал сталактит с собой и, быстро собрав вещи, вернулся домой.
В ту же ночь к нему в голову пришли гости, - Зардоз и Туленк. В первое мгновение у Вацлава возникло такое ощущение, что у него съехала крыша, но Туленк быстро объяснил ему кто они такие и чего им надо. Впрочем, выбор у него был невелик, или он сотрудничает с ним, или его ждет неминуемая гибель. В случае же добровольного сотрудничества ему была обещана огромная власть над людьми и, воистину, несметные богатства. Когда же он поинтересовался в чем же, собственно, должно было заключаться сотрудничество и получил исчерпывающий ответ, вопрос о богатствах его уже не интересовал. То могущество, которое он обретал немедленно и возможность жестоко отомстить кое-кому из своих бывших московских друзей, затмевали собой все остальные перспективы.
Подъехав к дому, Вацлав вышел из своего элегантного японского джипа и вежливо, с легким поклоном, поздоровался с соседками, сидевшими на скамеечке. Те радостно заулыбались и закивали ему головами в ответ так, словно были чем-то обязаны этому высокому, стройному парню с коротко стриженными, выбеленными волосами, по-девичьи красивым лицом и золотой сережкой в правом ухе.
Одежда Вацлава вполне соответствовала его гомосексуально-артистической натуре. Он был одет очень аккуратно и франтовато - в удлиненную, зауженную черную пиджачную пару, черную же рубаху с золотой заколкой на воротнике-стоечке и изящные туфли на высоком каблуке. Черный цвет очень хорошо подчеркивал бледность его лица и лихорадочный румянец на щеках, итог тщательного макияжа. К своему внешнему виду Вацлав относился даже с большим пиететом, чем к своему джипу, который он содержал в идеальном состоянии и трясся над ним, как над малым ребенком.
Открыв массивные деревянные ворота, он въехал в просторный двор и загнал машину в гараж, опасаясь что ночью пойдет дождь и джип поутру будет весь в белесых пятнах. Тщательно заперев ворота, он поднялся по высокому крыльцу в дом. От прадеда, солдата революции и героического чекиста, ему достался большой полутораэтажный дом, сложенный из толстенных кедровых бревен, а от покойной тетки самый настоящий евроремонт, на который та пошла только ради того, чтобы заманить своего любимого племянника на родину.
Впрочем, этот евроремонт её и загнал в гроб, так как эта старая карга, в конце концов, поняла-таки, что она переплатила туркам целых полторы тысячи долларов и это в одночасье прикончило Вильгельмину Лацердс. Зато все в доме Вацлава буквально сверкало самыми дорогими отделочными материалами и мебель была такая, что ему могли позавидовать многие местные богачи. Хотя от прадеда их семейству досталось немало золота и бриллиантов, его тетка-полковничиха, старая скряга, добавила к семейному богатству не одну тысячу долларов, а куда больше, чем об этом можно было подумать.
Вацлава совершенно не волновало, из кого эта старая карга выжимала мзду, да, и этот дурацкий дом ему тоже не был нужен, ведь уже очень скоро его ждали совсем другие края, жаркие страны, которыми он грезил в последнее время. Бразилия, Ямайка, Мексика, юг Штатов и другие места, где были живы древние культы и где он со своими новыми способностями мог найти себе куда более верных почитателей, чем в том говенном театре, в котором он, выражаясь языком его бабки, служил Мельпомене. Тут уже речь шла о совсем другом, это ему должны были служить и поклоняться, как тайному и очень могущественному божеству.
Сняв с себя одежду и аккуратно повесив её в шкафу, Вацлав быстро поужинал, после чего выкупался гораздо тщательнее, чем он это делал перед тем, как заняться сексом с каким-нибудь из своих друзей. Ни Туленк, ни, тем более Зардоз, терпеть не могли, когда проснувшись они обнаруживали тело, в котором они временно обитали, грязным и неухоженным. Просыпались же они только в минуты острой необходимости, когда их доброму хозяину грозила неминуемая опасность или тогда, когда он входил в их домашнее святилище, которое устроил в его доме Туленк.
Окна его дома были всегда плотно зашторены и закрыты, так что никто из его соседей даже и не подозревал о том, что он разгуливает по дому в чем мать родила. Правда, за все те три с небольшим года, что он жил в этом доме, еще не одна живая душа не переступила его порог. Весьма неохотно ходя в гости к своим знакомым, они никогда не приглашал никого к себе домой, а с теми своими друзьями, которых в нем привлекла его бархатная кожа, чувственный рот, быстрый язык, нежные умелые руки и его тщательно выбритый и ухоженный зад, он предпочитал встречаться на их территории или, на крайний случай, в той квартире, которую снимал, для подобного рода забав, его постоянный друг и спонсор.
Поэтому, никто даже и не знал о том, чем он занимается в своем доме, но в нем всегда царила полная тишина и до соседей не доносилось ни единого звука. Ну, а о том, что находилось в подвале старинного купеческого дома, стены которого были сложены из бутового камня и подавно не догадывалась ни один человек на всем белом свете. Туда вообще никто не мог заглянуть ни один смертный, если ему не были ведомы тайные магические заклинания, способные развеять тот мрак, который царил в этой части большого подвала, как бы превращая его в каменный монолит.
Тщательно вымыв свое тело и протерев его, вдобавок, чистым спиртом, чтобы удалить все посторонние запахи, которые так ненавидел Зардоз, Вацлав вышел из ванной комнаты и пошел на первый, полуподвальный этаж дома, откуда в подвал вела неприметная, тщательно замаскированная дверь. С каждым шагом сердце у него стучало все громче и громче. В течение всего дня он даже не думал о своей второй, тайной жизни и был, якобы, самим собой, изящным и остроумным юношей немного за тридцать, открытым геем и ценителем всего прекрасного.
Только тогда, когда он спускался по каменным ступеням в подвал и входил на ту его половину за узкой дубовой дверью, он действительно становился самим собой. Интерьер в этой просторной комнате без окон был предельно прост, лаконичен и строг. Большой алтарь черного полированного камня стоял напротив входа. По обе стороны от него в стене имелись по две полки, на которых лежала видеокамера, а также стояли компьютер, большой телевизор и несколько видеомагнитофонов, словно он занимался на досуге тиражированием контрафактной видеопродукции. Все здесь было изготовлено Туленком, а ему только и оставалось, что предоставить ему нужное количество всяческого каменного мусора, который был превращен им в прекрасный камень глубокого черного цвета.
Вот и сейчас, стоило только ему пройти по темно-бордовой ковровой дорожке к этой двери, толкнуть её и войти в просторную комнату, все стены, потолок и пол которой были облицованы черным, полированным камнем с ним тотчас начала твориться какая-то настоящая чертовщина. Как только Вацлав вошел внутрь комнаты, ему в ноздри тотчас ударила волна тяжелого гнилостного запаха, смешанного с терпким, горячим мускусным ароматом исходящим от пламени толстых, восковых несгораемых свечей.
Оказавшись в своем святилище, худощавый гибкий юноша с нежной кожей стал быстро преображаться. Его выбеленные волосы удлинились и сделались черными. Грудная клетка, внезапно, расширилась и на ней вздулись тугие узлы мышц, а плечи и руки налились силой. Кожа сделалась смуглой, с неповторимым, золотисто-оливковым отливом и маслянисто блестящей, а красивое, женственное лицо обрело выразительные черты древнего божества.
Вместе с тем его верхние клыки удлинились, а глаза стали полностью черными, словно антрацитовыми. Такими же черными сделались и его тщательно ухоженные, удлиненные и слегка заостренные ногти. В считанные минуты Вацлав превратился в того, кого эти глупые людишки называли Василиском, но до полного сходства с божеством ему не хватало его огромного, ярко-алого остроконечного фаллоса, который стоял на алтаре, а вокруг него лежали разноцветные трусики всех тех девственниц, кровью которых он уже полгода поил тот артефакт, который должен был вскоре стать частью его тела и наделить его могущественной силой.
Зардоз и Туленк были великими древними духами, пришедшими в этот мир из другой Вселенной. Зардоз был несокрушимым воином, а Туленк, по сути дела, его рабом, хотя и был великим колдуном и магом. Ничего удивительного или оскорбительного в этом не было. Все объяснялось очень просто, для того, чтобы стать полностью свободным, Туленку требовалось наделить Зардоза телом, а для этого должен быть рожден совершенно особенный ребенок для него и второй такой ребенок для черного верховного мага. Вот для этого им и понадобился человек, готовый исполнить их волю.
В награду ему было обещано то же самое, что получали они, - полная свобода и возможность сотворить свою собственную Вселенную. Свобода, в первую очередь, от всех остальных слуг Господа Бога, его Создателей, обремененных кучей обязанностей и условностей, а потому слабых по сравнению с истинными творцами. Для того, чтобы обрести свободу, им нужно было заполучить три больших Кольца Творения.
Тот Создатель, который сотворил эту Вселенную и населил её слабыми и жалкими существами, уже покинул этот мир, оставив свое жалкое творение на попечение двух еще более жалких Защитников Мироздания, коих Зардоз и Туленк легко обманули. Хотя до завершения полного цикла возрождения оставалось еще довольно много времени, ведь тот каменный фаллос должен быть напоен кровью ста девственниц, оба древних духа уже почти полностью восстановили свои силы.
Как только Вацлав поможет им найти еще пятьдесят девять жертвенных девственниц, которых он пронзит своим каменным фаллосом, который уже сделался почти живым, он полностью преобразится и обретет могучее тело навсегда. К тому же получит полное знание магических законов мироздания. В этом районе планеты его работа уже была почти завершена и Туленку оставалось выследить лишь две жертвы, после чего им следовало перебраться в другие края. Никто до сих пор так и не понял, кто был тем жестоким убийцей, от чьей руки пала сорок одна невинная девушка и все считали, что во всем виновен какой-то безумец, а потому, как могучий Зордоз, так и мудрый Туленк были полностью спокойны и уверены в успехе того дела, которое они начали более года тому назад.
Им обоим очень повезло, что они повстречали Вацлава, который всей душой стремился вырваться из того порочного круга, в котором он оказался благодаря обстоятельствам. Он оказался очень хорошим учеником, хотя и выставил обоим бессмертным духам весьма странное условие, - жестоко наказать нескольких своих обидчиков. Они выполнили это условие и растерзанные тела этих людишек, утопленные в реке, протекающей через большой город, стали пищей для рыб и раков.
После этого Туленк, который не мог покидать тела Вацлава, почти полгода выслеживал подходящих девушек его глазами. Когда все было готово, они приступили к работе. Зардоз отдавал Вацлаву часть своей силы и тот становился могучим и почти неуязвимым. Туленк активировал каменный фаллос, заряжая его магической энергией и проводил своего верного ученика к жертве через магический портал. Оставалось легонько стукнуть девственницу алым острием по голове и та моментально оказывалась в коме. Теперь их ученику следовало лишь приставить оживший каменный фаллос к своим хилым гениталиям и он становился самым могучим мужчиной.
Поначалу, Туленка жутко бесило то, что его ученик, вместо того, чтобы быстро сделать свое дело, принимался не спеша раздевать девушек и аккуратно складывать их одежду неподалеку и заставлял, его, великого мага снимать все это на видеокамеру. Потом он вошел во вкус и, просматривая все по телевизору, до небес восхвалял своего изобретательного ученика и уже не возмущался от того, что он сначала разрывал анус жертвы, а уже потом брался за дело и лишал её девственности, того самого магического талисмана, ради которого он все это затеял. Зардоз ко всем этим ритуальным соитиям был совершенно равнодушен и обычно в это время спал.
После того, как каменный фаллос пронзит плоть сотой девственницы, он навсегда прирастет к телу их ученика и уже не убьет сто первую, ту которая родит двух мальчиков. Таков был магический приказ Туленка мертвому камню и таково было условие его оживления и превращения в самый обычный детородный орган. Именно благодаря крови ста девственниц, сто первая девушка выносила бы в своем чреве за шесть часов двух мальчиков и родила их уже трехлетними. Вряд ли сама она сможет выжить после этого, так как её сыновья высосут из неё все жизненные соки, но зато у же через каких-либо три, четыре часа они вырастут и станут взрослыми юношами.
Самое смешное заключалось в том, что их верный ученик Вацлав станет тогда их отцом и это при том, что каждому из них было по несколько десятков тысяч лет и они уже давно забыли, кем были когда-то, в глубокой древности и на заре своей юности. Обретя тела, все трое должны были добыть себе Кольца Творения, чтобы уйти в Абсолютную Пустоту, в которой томились сотни миллионов таких же неприкаянных духов, какими были они сами, и сотворить три новых Вселенных.
Вацлав уже видел однажды, бывая в Москве, группу юношей и девушек с Кольцами Творения на руке и те обстоятельства, при которых это случилось, прямо говорили о том, что они полностью неуязвимы. Зардоза это известие изрядно озадачило, но Туленк остался спокоен, ведь для того, чтобы заполучить себе такое Кольцо Творения, им вовсе не нужно было убивать его владельца. Достаточно просто стукнуть его своим членом по затылку, после чего была стопроцентная гарантия того, что добрый месяц этот мужчина или женщина проваляются в коме, ну, а при таких обстоятельствах снять кольцо с беспомощного тела было уже парой пустяков.
Единственную реальную опасность представляли для Зардоза и Туленка одни только ангелы мщения, те Создатели, на руке которых было надето Кольцо Творения с квадратным синим камнем. Для этих жестоких ублюдков не было никаких преград. Они легко переходили из одной Вселенной в другую, могли свободно посещать любые Астральные Сферы и были абсолютно неуязвимы даже для черной магии. Множество друзей Зардоза и Туленка сгинули бесследно, попав в их лапы и, говорят, сотни тысяч лет заточения в Кольце Творения какого-нибудь Создателя, умудрившегося изловить душу черного мага, были ничто, по сравнению с одной минутой тех мук, на которые их обретали эти безжалостные изверги.
Одно хорошо, их было очень мало, а Вселенных насчитывалось бесчисленные миллиарды. Если этих двух Защитников Мироздания, которые теперь правили этой Вселенной вовремя не уничтожить, то они смогут окрепнуть и, в конце концов, сотворят сотни, а то и тысячи новых ангелов мщения. Ведь что не говори, а эта Вселенная движется по пути достижения наивысшего могущества и оба духа очень рисковали, когда тайком пробирались в неё. Да, и конечная их цель заключалась в том, чтобы похитить у этих юных идиотов всю Первичную Материю, после чего их Вселенная рухнет сама собой.
Именно об этом мечтал Зардоз, который уже сотворил несколько Вселенных, но не сумел сохранить ни одной из них в силу того обстоятельства, что он слишком уж полагался на мощь своих войск, а не на магию. Туленк, который всегда был на вторых ролях, хотя и обладал колоссальными знаниями, из-за своей лени никогда не стремился к абсолютной власти, но, посидев в заточении добрых семьдесят тысяч лет и вырвавшись на свободу, решил больше не сибаритствовать, а заняться настоящим делом. Именно поэтому он и пошел в добровольное рабство к Зардозу, ведь только тот имел опыт обнаружения Вселенных, по сути дела, брошенных на произвол судьбы и знал как в них нужно проходить, чтобы не быть замеченными молодыми Защитниками Мироздания.
Такова была теперь истинная жизнь Вацлава Лацердса, ставшего Василиском. Эрато не могла его опознать по той простой причине, что Туленк умел превосходно маскировать свою черную душу, а также прикрывать своими магическими заклинаниями души Зардоза и своего ученика. Умел он и маскировать мысли этого гея, придавая им вполне невинный оттенок легкой зависти к своим собственным поступкам, якобы, рожденным в силу глубоких обид на своих врагов. Защита была немудреной, но вполне эффективной.
Уж на что Зардоз был фаталист, а и он страшился встречи с ангелом мщения, а потому большую часть времени предпочитал спать, а тела Вацлава они оба не покидали ни на минуту. Только в нем они были надежно укрыты от всевидящих глаз злобных ангелов. Что же, ученик прекрасно понимал обеспокоенность своих учителей, но при этом хотел оставить о себе в этом мире память, как о самом великом человеке, тщательно фиксируя все на видеокамеру. Перед тем, как покинуть этот мир, он хотел запустить в Интернет тайные знания и свои видеофильмы, наглядно демонстрирующие их могущество.
Это было бы хорошей оплеухой обоим Защитникам Мироздания и всем их помощникам, набранным из числа каких-то дебилов. Войдя в свое дьявольское капище, Василиск с удовольствием просмотрел несколько видеозаписей и немного поболтал с Туленком. Похоже, что в этот вечер у Зардоза не было настроения и он даже не высунул носа из той норы, где он то ли спал, то ли медитировал.
Черный маг, который исподтишка наблюдал за обоими девственницами, не счел возможным заняться ими немедленно, так как родители бдительно охраняли своих дочерей. Ведь что ни говори, а зарядом картечи их ученику пока что еще было можно снести голову и потому он очень тщательно выбирал место и время очередного жертвоприношения. Поэтому и Вацлав вскоре поднялся наверх.
Зазеркалье. Россия, город Тюмень. Покои Верховного мага
Григория Толмачева, устроенные в его однокомнатной квартире.
Пятница, 17 июля, около полуночи. Сорок второй день.
В конце концов, проявив терпение и такт, Григорий Толмачев добился того, что Эрато рассказала ему все о своих поисках и даже кое что показала. Поняв, в чем заключалась главная ошибка музы, которая больше полагалась на магию, чем на тонкое знание психологии преступника, профессиональную наблюдательность, аналитические способности и дедукцию, на интуицию, то есть на все те качества, которыми должен обладать каждый следователь и чего она была лишена, он обратился к девушке со следующим предложением:
- Эрато, милая, мне кажется, что будет гораздо лучше, если мы объединим наши усилия. Давай поступим так, дорогая, возьмем и немедленно отправим в город наши астральные тела, чтобы вдвоем осмотреть кое какие места. Ты будешь помогать мне передвигаться в пространстве, а я помогу тебе, как профессионал. Что ты на это скажешь, любовь моя?
Хотя музе и хотелось самой свернуть шею Василиску, она прекрасно понимала, что этот парень прав. Поэтому, посмотрев на него с прищуром, как это любил делать он, Эрато сказала новоявленному магу-следователю:
- Хорошо, Гришенька, но ты во всем будешь слушаться меня и не станешь мешать и вообще путаться под ногами, когда наступит время сказать Василиску, что он отбегал свое.
Ну, как раз на этот счет Гришенька имел свое собственное мнение. Хотя муза умела гораздо лучше его пользоваться своим астральным телом, он уже успел сконструировать несколько магических формул, которые могли вышибить дух даже из Создателя, а не то что из какого-то паршивого черного колдуна. Да, и, вообще, он вполне искренне считал, что "не гоже лилиям прясть", в том смысле, что махать кулаками должны все-таки мужики, а не такие нежные, воистину эфирные, создания. А еще он мысленно умолял девушку дать ему возможность показать себя её рыцарем и позволить ему сразиться с Василиском, который мог оказаться очень опасным врагом.
Впрочем, муза уже и сама прекрасно понимала то, что помощь ей действительно нужна, но она с куда большим воодушевлением приняла бы её из рук Бертрана. Ведь что ни говори, а как маг-воитель он превосходил даже Ольгерда. Многие другие парни, к которым она могла обратиться за помощью, тоже были предпочтительнее этого парня, который всего несколько дней осваивал магию. Но в одном она была полностью согласна, только Гришка Толмач мог найти Василиска и потому она немедленно принялась учить его магии астрального тела, которая была не такой уж и сложной.
Уже через полчаса лысый сыщик врубился в смысл магической формулы и легко смог покинуть свою телесную оболочку и придать своему астральному телу точно такой же внешний вид и размеры. Это было самым главным условием возвращения, ведь астральное тело вне тела физического очень быстро покрывалось своеобразной защитной корочкой и если оно было изготовлено не точно, вновь сделать его эластичным было довольно сложно.
За полчаса до полуночи они покинули однокомнатную квартиру, внутри которой Конрад устроил невероятно огромные, по-царски роскошные, покои, которые в Золотом дворце выглядели самой обычной, рядовой квартирой для приема простых и невзыскательных гостей из глубинки. Бывший ворон-гаруда вовсе не был жмотом, просто его оскорбило то, что муза собралась провести ночь со своим новым возлюбленным в таких жутких условиях, а времени на строительство настоящего магического, невидимого замка у него не было, да, и возможности, по большому счету, тоже, ведь не станешь же возводить его внутри кирпичной пятиэтажки. Магия магией, а с соседями тоже нужно было считаться.
Эрато, как-то раз, уже говорила своему любовнику о том, в каком роскошном замке он будет жить, если останется в Тюмени надолго, но тот еще и сам не знал, как ему следует поступить. Более всего Толмачу хотелось стать суперсыщиком, но это от него не зависело и, отчасти, поэтому он так мечтал выследить Василиска в своей новой ипостаси Верховного мага с большим Кольцом Творения на персте. Может быть тогда ему удастся доказать обоим Создателям свою полезность на этом, безусловно, очень важном и полезном поприще.
Невидимые и бестелесные для всех людей, они вылетели из окна квартиры на третьем этаже и направились к зданию областного драмтеатра. Именно оттуда, из гримерных комнат, Толмач решил начать осмотр мест, в которых, возможно, оставил какие-либо следы Василиск. Взявшись за руки, они летели медленно и величаво. Астральное тело полностью освобождало музу и человека от необходимости произносить мысленно или вслух заклинание полета. Оно делало любого, кто был способен на это, подобным птице.
Главное, чему хотела научить Эрато своего возлюбленного, это не бояться препятствий, ведь астральное тело было совершенно неуязвимым и могло проникать сквозь любые преграды. Ему были не страшны даже охранные и заградительные материалы, зато и возможность какого-либо физического воздействия на все предметы и живые существа также полностью исчезала. Исключением, разумеется, было сугубо магическое воздействие, которое, зачастую, было намного сильнее банальной оплеухи.
Добравшись до театра и влетев внутрь, Толмач, который уже бывал здесь, сразу же направился в ту гримерку, в которой, вместе еще с тремя актерами, накладывал краску на свою физиономию Вацлав Лацердс. Во время разговора с Эрато, он уже обратил внимание на этого, обесцвеченного пергидролем, педрилу, о котором так хорошо думали его соседи. Не то чтобы он так уж сильно ненавидел всех гомиков, а просто в силу того стереотипа, что всяческое дерьмо всегда старается выглядеть в глазах окружающих эдаким белокурым ангелом во плоти. В тихом болоте, так сказать.
Гримерный столик Вацлава стоял в самом углу и отличался от остальных еще и тем, что на центральном зеркале трельяжа к нему были аккуратно приклеены прозрачным скотчем пять фотографий каких-то типов. Судя по их улыбающимся рожам, все пятеро были любовниками этого артиста. Двоих, самых мордастых, он сразу же отнес к блатным, а трое других, скорее всего, были сортом повыше. Ткнув пальцем в фотографии, Григорий строгим голосом спросил музу:
- Эра, ты выяснила, кто это такие?
Та пожала плечами и ответила:
- Нет, но это не сложно сделать и сейчас. - Сотворив магическое зеркало, девушка немедленно вызвала Конрада, который не смотря на позднее время был одет в свой белоснежный костюм настоящего денди и спросила его - Конни, дружок, тебе известны эти люди?
Тот, едва только бросив беглый взгляд на фотографии, ответил почти немедленно:
- А, эти... Так, всякая шушера. Активные гомосеки. Год назад кто-то их грохнул одного за другим, а потом порезал на куски и разбросал мясо чуть ли не по всей Москве-реке, прикрутив к останкам кирпичи, чтобы они не всплыли. Так что их теперь не скоро найдут. Наверное кому-то из родителей не понравилось то, что эти типы сделали с их детьми. Мы этим делом даже не стали заниматься. Люди вправе мстить своим обидчикам и не наше это дело их останавливать. Пусть теперь и жертвы, и их палач сами с Господом Богом разбираются. Если вам нужны более подробные сведения, то я сейчас все подготовлю и передам вам их досье. Мне как самому вас разыскать или вы снова вызовете меня? Это займет у меня не более двадцати минут, ребята, так как вы застали меня с девушкой и я не хочу выглядеть в её глазах полной свиньей.
Эрато вопросительно посмотрела на Толмача и тот, вежливо поклонившись бывшему пернатому убийце, сказал самым витиеватым образом:
- Благодарю вас, милорд, с вашей стороны это будет очень любезно. Мы сами выйдем с вами на связь, как только вновь окажемся в своих физических телах, если наше вторжение не побеспокоит ваш сон.
Конрад рассмеялся и ответил ему:
- Григ, можешь не беспокоиться и обращаться ко мне в любое время. С тех пор, как я стал человеком, мне не удалось научиться только одному, - спать по ночам, так что ты меня ничем не побеспокоишь.
Магическое зеркало закрылось и Толмач, посмотрев на музу с укоризной во взгляде, подвел её вплотную к гримерному столику Вацлава Лацердса. Ткнув пальцем в цветные фотографии, он принялся объяснять девушке:
- Фотографии сделаны на довольно профессиональном уровне и хорошей фотокамерой. Видишь, здесь внизу стоит дата и время. Все пять фотопортретов, похоже, сделаны за городом, в одном и том же месте. Возможно на какой-нибудь даче творческого работника. Грядок, во всяком случае, нигде не видно. Снимки сделаны в период с осени девяносто второго, по август девяносто третьего года. В то время этот педик еще жил в Москве. Его-то я вообще не знаю, зато хорошо знаком с его теткой, та еще стерва была, но племянника своего любила сверх всякой меры и все никак не могла нарадоваться на него, мегера поганая. - Внезапно он спросил музу - Эра, ты хоть понимаешь, что смерть этих педрил не случайна и эти фотографии, наклеенные на этом трельяже, прямо говорят нам о причастности Вацлава к этому преступлению?
Муза, которая прямо-таки вошла в гримерный столик, чтобы рассмотреть фотографии получше, повернула голову и вскинула на него удивленный взгляд.
- С чего ты это взял, Григ?
Толмач сотворил коротенькое магическое заклинание и все пять фотографий отклеились от стекла и повернулись к ним обратной стороной. Отсутствие света в гримерной совершенно не мешало им обоим, они могли видеть и в полной темноте. На белой бумаге, помимо множества ровных строчек, состоявших только из одного слова "Кодак", на каждой фотографии были написаны простым карандашом даты одной и той же недели в начале июня прошлого, тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Указав на эти надписи, матерый сыщик сказал будничным тоном:
- Когда мы получим от Конрада досье, ты сама убедишься в том, что это даты их смерти. Вацлав, став Василиском, начал с того, что грохнул пятерых своих бывших любовников. Он был так уверен в своей безнаказанности, что даже повесил эти фотографии на своем зеркале. Поверь мне, дорогая, у него дома мы найдем фотографии десятков, если не сотен, мужчин, но только рожи этих пятерых пидоров он вывесил здесь, на самом видном месте, как некое предостережение своим коллегам. Когда ты станешь изучать его жизнь более тщательно, то убедишься еще и в том, что ни с кем из своих врагов этот петух никогда не выяснял отношений. Он просто уходил прочь, затаив на них в своем сердце лютую ненависть и злость. Этому гаду хорошо известно то, что месть это такое блюдо, которое нужно обязательно есть холодным. Ладно, дорогая, вернем фотографии на место и отправимся к нему домой. Там у него обязательно должно быть тайное помещение, где он хранит свои трофеи и, возможно, еще какие-нибудь мерзости.
Муза была так потрясена открытием Толмача, что не смогла сказать ни единого слова в ответ. Она молча прижалась к нему, и он, обняв её за талию, легко взмыл вверх, пронизывая здание театра насквозь. Уже минуту спустя они были возле дома старинной, дореволюционной постройки, неказистым снаружи и вполне современным, с изящным дизайном, обставленного дорогой, красивой мебелью внутри. Сыщика совершенно не интересовало на чем спал и с чего ел Василиск, его интересовал, в первую очередь, каменный подвал этого старого, крепкого купеческого дома.
Влетев внутрь пустого подвала и увидев темно-бордовую дорожку, ведущую от каменных ступеней к узкой деревянной двери, Толмач буквально затрясся от дикой злобы. Он уже всеми своими фибрами чувствовал, что скрывается за ней. Эрато тоже напряглась, ведь она не входила в этот подвал, а магическое зеркало ей ничего не показало кроме плотно утрамбованной глины, гравия и каменных глыб. Ей сразу же сделалось тоскливо и стыдно от того, что она была такая глупая и наивная и позволила Василиску так легко провести себя.
Когда они плавно прошли сквозь каменную стену метровой толщины и увидели то дьявольское святилище, которое Василиск устроил в подвале, Эрато, увидев трусики, разложенные на черном алтаре перед кроваво-алым фаллосом, не выдержала и громко зарыдала. Успокаивая девушку, Толмач гладил её по нервно вздрагивающим плечам и не знал что ему сказать ей в утешение. Минуты три спустя, видя то, что муза никак не может успокоиться от сердито проворчал:
- Эрато, хватит реветь и поскорее начинай думать о том, как нам проникнуть сюда в своем естественном облике и устроить здесь засаду.
Всхлипнув еще пару раз, муза сотворила какое-то заклинание и оно высветило все магические ловушки, которые были устроены в этом адском вертепе. Хотя они и были весьма грозными и опасными, непреодолимыми их никак нельзя было назвать. Тщательно пометив их магическими маркерами, Эрато молча взяла Григория за руку и они поднялись наверх, прямо в спальную Василиска.
Это дьявольское отродье лежало на просторной кровати голым и спало сном праведником. Душа его полыхала и была подобна осеннему лесу. Самыми темными, среди всех этих сполохов, были багровые, злые и трепещущие язычки, глядя на которые муза никак не могла принять их ни за что иное, кроме обидчивости и заносчивости. Что-то здесь явно было не так и она не могла разгадать этой загадки. Разгадку же снова нашел дотошный сыщик Гришка Толмач, которого она посвятила в свой секрет, хотя он и не имел никакого опыта по части расшифровки световых эффектов ауры души. Глядя на Василиска, этот парень, вдруг, громко рассмеялся и, тыча пальцем в спящего гомика, воскликнул:
- Эра, ты только взгляни на этого гада, ведь его душа насквозь фальшивая! Это ведь просто несколько десятков кадров, которые повторяются, словно закольцованные. Настоящая аура ведь никогда не дает одинаковых цветовых вспышек и рисунков, а здесь мы видим одни и те же протуберанцы!
Ни его смех, ни его громкие выкрики Василиск не мог услышать и потому они могли не стесняться. Посмотрев на спящего еще несколько минут, Эрато грозно прорычала:
- А ведь и правда! Этот негодяй просто навел макияж на своей черной, вонючей душонке!
Брезгливо посмотрев на мерзавца, безмятежно лежащего на белоснежной простыни, Григорий спросил музу:
- Эра, а может быть мы сунем его спящего в твое Кольцо Творения и ты сволочешь его Верховному магу Бертрану Карпинусу и сдашь Василиска с рук на руки чертям? Представляю себе, каким тогда будет его пробуждение.
- Нет, Григ! - Твердо сказала Эрато - Я хочу чтобы ты сразился с ним и раздавил его, словно скорпиона. Я хорошо помню то, с каким презрением он смотрел на тебя в том ресторане, где мы с тобой ужинали. Ну, а я буду стоять рядом и посмотрю на то, что он сможет противопоставить настоящему рыцарю, магу-воителю, любимый мой.
Григорий пожал плечами и ответил, соглашаясь:
- Ну, тебе из погреба виднее. Только не надейся на долгий поединок, я вышибу из него все дерьмо в первом же раунде. С такими, как он, нужно действовать очень жестко и быстро, чтобы у них не возникло мысли о том, что они герои.
Зазеркалье. Россия, город Тюмень. Тайное убежище Василиска.
Суббота, 18 июля, утро. Сорок третий день.
В это субботнее утро Вацлав выспался всласть. До пяти часов вечера он был свободен и поэтому мог никуда не торопиться. Вчера вечером, убедившись в том, что никаких экспедиций не предвидится, он поднялся в свою спальную и, не имея возможности утолить свою страсть каким-либо другим, более приятным образом, воспользовался новеньким датским вибратором. Результатами он остался вполне доволен, ведь эта ярко-красная, трепещущая штуковина, изготовленная из латекса, была лишь немного меньше размером того магического фаллоса, который должен был вскоре стать частью его тела.
Вацлав любил больших мужчин с огромным мужским достоинством, но более всего он балдел от орального секса и потому вибратор не мог доставить ему полного удовольствия, хотя и снял с него напряжение. В любом случае самое большое сексуальное впечатление он получал во время своих ритуальных совокуплений. Вот тогда он действительно ощущал оргазм невероятной силы.
Более всего он мечтал о том дне, когда станет Истинным Творцом и сотворит себе Вселенную, в которой все женщины и мужчины, а так же их дети будут принадлежать ему одному и он действительно будет их любимым божеством, которому они будут поклоняться со всей страстью. В своих мыслях он порой заходил так далеко, что не сразу воспринимал действительность и Туленку пришлось несколько раз громко крикнуть, чтобы вернуть своего ученика из мира фантазий в мир реальный. Та девчонка, за которой он наблюдал через свой магический бинокль, умудрилась тайком улизнуть из дома и теперь болтала со своей подружкой, живущей в соседнем доме.
Хотя её подружку уже успел кто-то совратить и она была непригодна для ритуального совокупления, это нисколько не мешало Вацлаву позабавиться и с ней. Тем более, что в доме этой молоденькой шлюшки никого не было и ничто не мешало им сделать это с полным комфортом. Быстро ополоснувшись под душем и просто облившись спиртом, Василиск бегом бросился в свое магическое святилище, уже предвкушая те волнующие минуты, когда его магический фаллос пронзит юную плоть девушек и их кровь потечет по его ногам.
Вбежав в черную комнату, он остановился и замер, чтобы дать Зардозу воплотиться в его теле и преобразить его прежде, чем он возьмет в руки алый магический жезл, который уже стал наливаться ярким светом. Внезапно, он почувствовал что кто-то смотрит на него и испугался. Он хотел позвать кого-то, но они были в этом теле с Зардозом вдвоем и звать, собственно, ему было некого. Древний воин тоже почувствовал присутствие врага и стремительно бросился к фаллосу, который уже сейчас был оружием страшной силы, но руки Василиска схватили вместо него одну только пустоту.
В это же мгновение черная комната преобразилась и засверкала холодным синим светом, что наполнило душу Вацлава животным ужасом. Дико воя, он завертелся вокруг своей оси и вдруг увидел возле того места, где еще недавно была дверь, этого лысого следователя из прокуратуры. Этот урод был одет в белый хитон с синим орнаментом по полам, а рядом с ним стояла та самая рыжая шлюха, с которой он приходил в его ресторан, только не в обыкновенном платье, а в белом пепласе, словно она явилась сюда из Древней Греции. На руках обоих было по Кольцу Творения и он понял, что теперь это была забота Зардоза, разобраться с этими двумя магами.
Старина Зардоз оказался на высоте. Он весело захохотал и его смех был подобен громовым раскатам. Потрясая своими могучими руками, он выпустил длинные черные когти и оскалил клыки, которые сделались ничуть не меньше, чем у саблезубого тигра. Заставив проскочить между рук толстый шнур молний, он проревел грозным голосом:
- Я Зардоз! Самый великий воин-творец! Назовите свои имена, жалкие и ничтожные маги, чтобы я знал, кого сейчас растерзаю в клочья.
Лысый и волосатый, словно обезьяна, мент, презрительно сплюнул по ноги Зардозу, криво усмехнулся, а затем ответил им с оскорбительной наглостью и развязностью:
- Слишком много будет чести, дерьмо. И тебя, говнюк зубастый, и этого пидора, что приютил твою вшивую душонку в своем теле, уже ждут в аду черти. Уж они-то будут драть вас обоих в задницу так, что вы проклянете все на свете и будете молить их о смерти, только вам никто не даст подохнуть ублюдки. Это я вам гарантирую, а теперь сдохните оба, козлы!
Зардоз, сразу почуяв неладное, метнул в мента и его шлюху из обоих рук чудовищные молнии, но они мгновенно вернулись в его руки и испепелили когти Зардоза. Вацлав взвыл от чудовищной боли. В следующий же мгновение в тело Зардоза вонзились тысячи жалящих игл и они оба завизжали от нестерпимой боли и то тело, которое казалось Вацлаву верхом совершенства, перестало жить и душа его черным облачком стала вытекать из мертвых глаз Зардоза, внезапно сделавшихся мутно-свинцовыми.
Вацлаву стало страшно и он метнулся в сторону, желая только одного, умчаться из этого подвала, спрятаться в каком-нибудь темном месте, где его душу никто не смог бы найти, но синее, магическое сияние стен ожгло его так, что он совершенно обезумел от боли. Чем больше он метался, тем чаще наталкивался на эти жалящие стены и, в конце концов, сжавшись в плотный шар мрака, повис в самом центре комнаты, где умерли все его мечты о величии и могуществе. Теперь он понял, что слова, сказанные этим лысым негодяем об аде и чертях, являлись правдой и ему стало страшно.
Душа Зардоза, изрыгая проклятья, все еще продолжала метаться по комнате и Вацлав, уже смирившийся со своей горькой участью, отметил что она была раза в три больше, чем его собственная и была не черной, как у него, а фиолетовой. В ней то и дело полыхали какие-то алые сполохи. Видимо, не таким уж крутым был этот Зардоз, подумал он и пожалел о том, что приютил это ничтожество. Вскоре этот тупой ублюдок сообразил, что ему не удастся вырваться выбраться из этой Вселенной и он, остановившись поодаль, весело крикнул:
- Твоя взяла, Создатель! Можешь забирать меня в свое Кольцо Творения. Все равно я, рано или поздно, сбегу из него.
Зардозу вместо лысого мента ответила рыжая шлюха, в руках которой внезапно оказалась какая-то большая стеклянная банка с двумя ручками. Она направила широкое горлышко на этого хренова древнего воина и веселым голосом сказала:
- Ну, что же, старый мерзавец, похоже, что твои мучения в аду уже очень скоро пойдут тебе на пользу и ты отправишься в Чистилище, но сначала ты расскажешь мастеру Бертрану о всех своих грехах и о том, с кем и как ты воевал. Так что полезай в этот магический сосуд сам, негодяй.
Странно, но в её голосе Вацлав не услышал ни злобы, ни ненависти, словно она была давно знакома с Зардозом. Тот же, к его удивлению, расхохотался, и, направляясь к горловине банки и вытягиваясь, воскликнул:
- То-то мне показалось странным, что из вашей Вселенной стали мало-помалу разбегаться черные души. Ну, ад, так ад, от судьбы не уйдешь, видно, мне и в самом деле пришло время страданиями очистить свою душу и вспомнить то, кем же я был когда-то, прежде, чем пойти по кривой дорожке.
Рыжая подбодрила его:
- Ничего, старый негодяй, Создатель Ольгерд сможет вернуть твоей душе молодость, чтобы обновление прошло поскорее. Это вот с этим сопляком чертям придется помучиться. Ну, да, ничего, лет, эдак, тысяч через двадцать и его душа сможет очиститься от той скверны, которой она пропиталась.
Зардоз, уже полностью залезший в свой сосуд и, кажется, начавший там устраиваться поудобнее, не потерял присутствия духа. Уплотнив свою субстанцию, он, все таким же веселым голосом, ответил этой стерве:
- Да, уж, такой жалкой душонки я еще ни разу не встречал, Создательница. Право же, когда этот ничтожный недоносок еще было человеком, он не казался мне таким мерзким. Кого-то он мне напоминает, лучезарная, какого-то моего нового знакомого, вот только никак не могу вспомнить кого. Ну, да, дьявол с ним, уже и то хорошо, что мне не придется превращать тщедушное тело этого ничтожества в могучее тело арзана, да еще с этим дурацким, шутовским членом, который он нашел на какой-то помойке. - Видя то, что рыжая стерва поглядывает на него с нетерпением, он миролюбиво проворчал - Ладно, красотка, не стану утомлять тебя своей стариковской болтовней. Еще успеем поговорить после того, как ад очистит мою душу. Арзаны благородные воины и я еще послужу этим вашим соплякам, Защитникам Мироздания, так как в аду я сам буду искать страданий, чтобы поскорее прийти к свету.
Болтовня Зардоза одновременно испугала Вацлава и жутко разозлила. Ведь он считал его отважным воином, а тот оказался жалким слизняком. В отличие от него, сам он ада страшился и уже стал прикидывать, как бы ему избежать той стеклянной банки, которая появилась в руках рыжей после того, как её Кольцо Творения голубым лучом всосало в себя прозрачную тюремную камеру вместе с заключенным в ней Зардозом. Как только рыжая ведьма направила на него горловину банки, он резко метнулся в сторону, но она что-то прошептала и его всосало в неё так стремительно, что он не успел даже вскрикнуть. На его оскорбительные выкрики и угрозы эта стерва не обратила никакого внимания и вскоре он оказался в каком-то синем, непроглядном тумане и жалобно завыл.
Как только все было окончено, Эрато крепко обняла своего рыцаря и прижалась к его широкой груди. Настало время самым основательным образом подготовить этот подвал к тому визиту работников прокуратуры, который закроет дело Василиска. Прежде всего им следовало сфабриковать улики, объясняющие все преступления Василиска самым простым образом, без какой-либо магии и чертовщины. Тех людей, которые сами догадались об истинной природе этого нелюдя, давно уже было решено привлечь к сотрудничеству и это должно было стать первым самостоятельным заданием Грига.
Ему же Эрато и поручила сотворить соответствующие улики, чем он и занялся немедленно. Подвал был превращен в мрачное святилище сатаниста-извращенца. Из него он тайком выбирался через длинный подземный ход наружу и совершал свои преступления, облачившись в резиновый костюм аквалангиста, очень редкого телесного цвета, к которому он пристегивал орудие убийства, надевая поверх него самую обычную одежду. К костюму прилагались еще и прочные резиновые перчатки с длинными стальными когтями. Поэтому на месте преступления не было обнаружено отпечатков пальцев, никаких волокон, а так же следов пота или каких-то других выделений. Магический фаллос был заменен на точно такой же, но изготовленный из красного, прозрачного полистирола.
Видеокамера, видеомагнитофоны и телевизор были из подвала убраны, и их заменил цифровой фотоаппарат, а стены были увешаны фотографиями жертв, распечатанными на цветном принтере. Чтобы не вызывать никаких домыслов относительно того, как Василиску удалось уйти незамеченным из медучилища и детского сада, в подвал были подброшены женские парики, несколько платьев, а также серых и синих халатов, которые обычно надевают уборщицы и прочая женская одежда, в которой он мог ходить не узнанным по городу.
Уже только этого вполне должно было хватить для того, чтобы объяснить то, как этот маньяк совершал свои чудовищные преступления. После этого трупу был придан первозданный внешний вид, а так же вскрыты осколком разбитой бутылки вены. Заодно Василиску была сделана инъекция героина, чтобы объяснить самоубийство таким незатейливым образом. Мало ли что может прийти в голову психу, впервые двинувшему в вену большую дозу дрянного китайского героина. Как только с этим было покончено, оба Верховных мага, внимательно оглядев подвал еще раз, молча покинули его через магическое зеркало. Однако, чудеса на этом не закончились.
Как только Эрато и Григ покинули подвал, из широко раскрытых глаз Вацлава-Василиска, противно шипя и хихикая, выползло двумя зловонными дымными струями черное облачко души Туленка. Этот ловкий тип сумел обмануть не только обоих магов-новичков, но и глупого вояку Зардоза вместе со своим учеником. Уж ему-то вовсе не было нужно тело юноши, рожденного столь удивительным образом, хотя, пройди все гладко, он не отказался бы от него, как и от чужого Кольца Творения, полностью развязывающего ему руки.
Туленк, этот старый негодяй и лжец, вовсе не нуждался в Зардозе, как в проводнике. Он ничуть не хуже него мог тайком пробираться в чужие Вселенные. Не были ему страшны и ангелы мщения, поскольку он умел ловко прятаться от них в чужих телах. Прекрасно зная черную магию, Туленк стер из памяти Зардоза и Вацлава то, что они были знакомы с ним и теперь мог спокойно дожидаться подходящего момента для черной реинкарнации, чтобы лет через двадцать тайком проникнуть в Парадиз Ланд, похитить у кого-нибудь Кольцо Творения и смыться, предварительно хорошенько там нагадив.
Подобно обоим Защитникам Мироздания он умел творить охранительную магию, но только для себя самого и уже не один миллион лет творил зло во множестве Вселенных и даже привел некоторые из них к краху. За Туленком давно уже шла охота, но он всегда оказывался хитрее ангелов мщения и ловко уходил от погони. В последнее время, после того как он открыл новые магические формулы маскировки, он и вовсе уверовал в свою безнаказанность. Настолько, что даже отважился проникнуть в такую Вселенную, в которой людям было позволено развить науку и достичь таких высот в технике, что они уже почти ни в чем не уступали очень многим Создателям.
Туленк был весьма просвещенный Верховный маг, успел несколько раз побывать в Создателях, но в итоге опустился настолько, что стал черным магом, презираемым всеми и, лишившись тела и своего Кольца Творения, мечтал теперь возродиться, добыть себе этот главный инструмент созидания и обрести высшие знания людей. Он давно уже перешагнул тот порог, когда душа, вселившись в тело только что рожденного младенца, делалась покорной новому разуму.
Теперь, в случае успешной черной реинкарнации, он мог развивать свой новый мозг и свое тело так, как ему того захочется. На этот раз он уже не был заинтересован в том, чтобы выступать на этой планете в роли дьявола и играть в кошки-мышки с Защитниками Мироздания, такие дешевые фокусы ему были не нужны. Он задумал куда более грандиозную аферу и действительно вознамерился стать Черным Создателем, о чем он рассказывал Зардозу и своему жалкому ученику.
Такого не удавалось еще ни одному черному магу, но, похоже, было вполне возможно, так как Господь Бог практически никак не отреагировал на все его прежние преступления, да к тому же и оставлял без внимания преступления всех прочих черных душ. Ведь с ними воевал не он, а одни только Создатели и ангелы мщения. Ну, а он уже достаточно поднаторел в борьбе с ними. Хотя Туленку до сих пор так и не удалось победить ни одного из ангелов мщения, этих неистовых охотников за черными душами, он, тем не менее, все еще оставался на свободе и продолжал творить зло, что придавало ему сил.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Парадиз Ланд. Золотой дворец Создателя Ольгерда.
Сад Создателя Ольгерда на крыше центральной башни дворца.
Сорок четвертый день, полдень.
Выслушав все аргументы и доводы старшего следователя тюменской областной прокуратуры Гришки Толмача, сделанные им в пользу того, что он вполне готов к тому, чтобы надрать задницу чуть ли не всем маньякам с черными душами в Зазеркалье, Создатель Ольгерд задумался. Несколькими часами раньше он уже имел короткий разговор со свои другом Алексом и тот, отказавшись наотрез прервать свой отпуск, предложил ему самому урезонивать этого парня. На его вопрос, а не стоит ли им и вправду поставить Толмача на эту хлопотную должность, тот только свирепо зыркнул не него глазами и, чтобы не будить, своих подруг, тихо прошипел:
- Только попробуй заикнуться об этом, голову отшибу к чертовой матери. Первым должен быть Вячик, а потом ты можешь привлекать к этой работе не то что Гришку Толмача, а хоть и этого жулика Эдгара Гувера вместе Феликсом Дзержинским. Пойми, Ольгерд, я ничего не имею против Толмача, он отличный парень, но мне нужен именно Вячик, только он один сможет поставить это дело должным образом. Не веришь, вызови к себе Зинку, влезь в её Кольцо Творения и проверь вот эту формулу.
Алекс, к которому он был вынужден обратиться в предрассветный час, запулил в него огромным объемным многогранником густо-синего цвета, грани которого были сплошь испещрены золотыми и серебряными буквами, и с грохотом захлопнул перед его носом магическое зеркало. Ольгерду ничего не оставалось делать, как последовать его совету, хотя он прекрасно знал, чем это закончится, так как Лютеция уже проснулась, как и все остальные его подруги, скрывающиеся в её роскошном, ярком теле.
Делать, однако, было нечего и Ольгерду пришлось пойти на самое настоящее свинство, взять и умыкнуть Зиночку прямо из объятий Уриэля. Хорошо еще что та тоже не спала и они сразу же сбежали от ревнивого ангела в её Кольцо Творения, где эта красотка уже успела соорудить себе прекрасную спальную-сад с большой кроватью, стоящей посреди магического пруда. Хотя не прошло и месяца, как эта девушка появилась в Парадиз Ланде в изголовье её кровати уже торчало с полсотни ангельских перьев, над которыми гордо возвышалось знаменитое радужное перо.
Эта полногрудая волшебница уже прекрасно освоилась со своими обязанностями главной пифии Парадиза. Подвесив магическую формулу над своей кроватью, она тотчас приступила к работе. Ей ассистировали все восемь его подруг и уже через каких-то два часа Ольгерду все стало ясно, а еще через час он обнимал одну только Зиночку, в которую вошли все его подруги и та открыла ему еще несколько магических чудес, которые она разглядела в магической формуле Алекса. Так что, в тот момент, когда муза Эрато представила ему своего нового любовника, он был во всеоружии и ему уже было что сказать Гришке Толмачу, мечтавшему во что бы то ни стало стать охотником за черными душами.
Для самого же Григория Вадимовича Толмачева это утро началось с того, что он вместе с Эрато прошел через магическое зеркало из своих покоев прямо во дворец Верховного мага Бертрана Карпинуса, генерального директора ада. Встретил он их не один, а с двумя высокими русоволосыми девушками, своими постоянными подругами, а теперь уже и помощницами. То, что обе эти девушки, Зоряна и Любава оказались не только русскими, но еще и были дочерями новгородца Садко, привело его в полное изумление, как и то, что их самих ничуть не меньше привели в восхищение его коренастая фигура, мощная волосатая грудь и такие же волосатые руки.
Ну, как раз причину этого Бертран объяснил ему сразу, за завтраком, едва он только взглянул на его руку. Оказывается, косматая шерсть досталась ему по наследству от много раз пра прабабки, которая, скорее всего, влюбилась в косматое лесное чудище, отдалась ему и родила пушистого ребеночка, который вырос и стал кряжистым, волосатым, добродушным парнем огромной силы. Теперь, по словам подруг Бертрана, у него не будет никаких проблем с возлюбленными, ведь все вудмены давно уже стали прежними посковичами и многие небожительницы с тоской вспоминали этих волосатых парней.
Любава и Зоряна сразу же предрекли Гришке любовь какой-нибудь юной русалочки и даже пригласили его к себе в Малую Коляду, как только он предстанет перед Создателем Ольгердом. За столом они сидели так, что обе эти девушки ухаживали за ним, а Бертран, который отнесся к нему не только по-дружески, но и как к равному, ухаживал за Эрато. Муза, услышав это, тотчас захлопала в ладоши и воскликнула:
- Ой, девочки, если у вас в Малой Коляде есть хоть одна незамужняя русалочка, я буду просто счастлива, если вы познакомите Грига с ней. Это будет для него самая большая награда!
Поначалу Гришка не понял смысла этих слов. После завтрака, который продлился в волшебном саду мастера Бертрана добрых два часа и в течение всего этого времени Эрато была объектом пристального внимания со стороны нескольких дюжин помощников начальника ада, огромных парней и очаровательных девушек, обслуживающих их за столом, они спустились вниз, в огромный круглый зал. Посреди зала находился большой люк, огороженный стальным барьером, а неподалеку от него на высоком постаменте стоял золотой трон.
Пожалуй, впервые, с того момента, как он познакомился с Эрато, Гришка Толмач пришел в панику, так как ему велели воссесть на этом троне прямо под грозным, темно-синим Оком Господним. Муза вместе с Любавой встала справа от него, а Бертран с Зоряной слева, после чего из её Кольца Творения был извлечен магический сосуд с Зардозом. Древний воин, как только увидел трон, пришел в восторг и громко заорал:
- Вот это славно! Вы нашли чем порадовать старика, юные Создатели, клянусь Небом!
Эрато поступила совсем не так, как того ожидал от неё Бертран. Она смело открыла крышку магического сосуда и выпустила из него огромное, почти трех метров в диаметре, темно-фиолетовое облако, в котором яростно клокотали алые и багровые сполохи, а временами даже вспыхивали и золотые искры. Черного цвета в этой душе практически не было. Эта величественная и грозная душа, вылетев из своего хрустального узилища, не стала метаться по огромному залу. Она вытянулась пятиметровым овалом, гордо встала перед ними и громким, спокойным голосом сказала:
- Великий воин из славного племени алзанов Зардоз Беспощадный готов принять искупительное наказание за все свои тяжкие грехи и преступления, благородные Создатели. Дайте мне тело и я сам с отвагой войду в него.
Восхищение было написано не только на лице Бертрана, но и на смуглых физиономиях всех его чертей и лицах красавиц, окруживших золотой трон полукругом. Глядя на эту огромную душу, Бертран не выдержал и сказал, уточняя:
- Не пытайся льстить нам, старый хитрец. Здесь только одна Создательница, прекрасная муза Эрато, да, и она пока что всего лишь Ученица.
Душа Зардоза испустила целый сноп золотых искр и, весело рассмеявшись, пылко воскликнула:
- Не лукавь, юноша, я уже слишком стар для того, чтобы не заметить очевидного. Всем вам суждено вскоре стать великими Создателями и этот день не за горами, старый Зардоз имеет опыт в таких делах. И все-таки, лучезарная, я хотел бы знать имена тех, пока что ещё Верховных, магов, перед которыми я стою. Но более всего я хочу знать имя твоего рыцаря, который сразил меня одним единственным ударом.
Эрато не только представила Зардозу всех своих спутников, но и сообщила ему, что его ждет внизу, ожидая того, какое впечатление это произведет на него. Огромная душа при этом даже не дрогнула и не потемнела, как того можно было ожидать. Наоборот она снова вспыхнула яркими огнями и громогласно воскликнула:
- Отлично, Создатели! Это самое подходящее место для таких негодяев, как старый Зардоз. Ему давно пора испытать все то, чему некогда он предавал своих врагов, не щадя даже женщин и детей. Вот только одного вы не дождетесь, Зардоз никогда не станет есть дерьма и блевотины, а также пить чужую мочу, какими бы ужасными не были муки голода и жажды. И вот еще что, Создатели, не могли бы вы дать мне тело арзана? К тому же это значительно упростит вам работу, ведь я просто не смогу поместиться в ином теле, мы, арзаны, очень древняя раса и поэтому даже наши души выглядят иначе. Правда, тогда в вашем аду станет еще одним мучителем больше, так как я не потерплю того, чтобы вокруг меня крутились всякие недоноски.
Просьба Зардоза привела в изумление, прежде всего, мастера Бертрана. Мало того, что он не видел ни одного живого арзана, так он еще и прекрасно понимал то, что эта душа уже через несколько месяцев будет так светла, что её нужно будет выпускать в Чистилище. Зардоз, кажется, прочитал его мысли и весело гаркнул:
- Создатель Бертран, ты уж не теряй меня из виду и помни, что моё самое большое желание, это вновь стать арзаном и войти в ваш метафизический мир, чтобы вновь стать воином, но уже сражающимся во имя Господа Бога, а не своих низменных страстей и желаний. Я, как говорят люди, не хочу пускать свою жизнь псу под хвост.
Посовещавшись несколько минут с Эрато и Григорием, Бертран, внимательно выслушав их рекомендации, сотворил тело алзана и даже сделал его несколько большим, чем то, которое они увидели в подвале Вацлава Лацердса. Душа древнего воина вошла в него сама, без каких-либо понуканий и могучий, огромный алзан коленопреклоненно встал перед троном. Теперь он был молчалив и сосредоточен. Черти с серебряными рогами были начеку, но этот огромный парень даже и не помышлял о том, чтобы нападать на кого-либо.
Более того, видя то, что они не хлещут его своими синими плетями, он требовательным жестом поманил к себе ближайшего парня и, отобрав у него плеть-семихвостку, несколько раз ожесточенно хлестанул себя по спине. Смуглая шкура алзана вся так и затрещала, лопаясь от этих ударов. От широченной, мускулистой спины этого отважного парня повалили синеватые клубы дыма, но он даже не вздрогнул и не издал ни единого звука. Отдав плеть, он еще раз поклонился своим будущим друзьям, сам пошел к уже открытому люку и, дружелюбно улыбнувшись и помахав им рукой, сиганул вниз.
Как только Зардоз исчез из вида, Григорий, покрутив головой, негромко сказал:
- Да, здоров парень, ничего не скажешь. Хоть и полютовал он в своей жизни и пролил кровушки, а все же он мне чем-то нравится, ребята. Кстати, Бертран, тебе не кажется, что он действительно будет нам полезен?
Тот кивнул головой и ответил:
- Похоже, что так оно и есть, Григ, но все же пусть его судьбу решают Ольгерд и Алекс. Вся ответственность за судьбу нашей Вселенной лежит на них, а не на нас.
После этого наступил черед Василиска. Им занялись не черти, а сорок одна помощница Бертрана, которые придали себе вид всех тех девушек, которых он убил. Терзать они начали его тотчас, как только его душа была изгнана из хрустального магического сосуда и в ад он полетел стегаемый синими плетьми и воя так, что впору было надевать на голову антифоны. Как только с этим было покончено, Эрато вновь были представлены передовики производства и она по-царски вознаградила ударников и ударниц адского труда. На этот раз ей пришлось умыкнуть у Господа Бога немногим более двухсот душ и это зрелище привело Григория в восторг и наполнило его душу гордостью за свою возлюбленную, которая умела творить такие чудеса.
Все вместе, в сопровождении очаровательных юношей и девушек, они направились в Синий замок Тольтека, который с нетерпением ждал не столько отца, сколько этих юных и непосредственных созданий. Именно в их честь он и утроил роскошный праздничный пир. Даже Эрато, главная и единственная виновница всего этого переполоха, не вызвала столько радости и восторга, сколько доставили всем они.
Любава и Зоряна тотчас стали уговаривать Григория посетить Малую Коляду, где его кто-то уже очень ждал, но он лишь развел руками и сказал им, что ему нужно срочно встретиться с Создателем Ольгердом. И Эрато, и обе этих девушки, которые перед этим успели пошептаться о чем-то, посмотрели на него, как на идиота. Прежде, чем сотворить магическое зеркало и пройти прямо в покои Ольгерда, муза негромко сказала:
- Девочки, не волнуйтесь. Как только этот лысый тип увидит Радомиру, он сам помчится в ваш дом и даже Ольгерд уже не сможет удержать его в своем Золотом дворце никакими цепями и веревками.
Около полудня Гришка Толмач уже был в Золотом дворце и Ольгерд принял его, словно старого друга, не в своем тронном зале и не в кабинете, а в своем саду, в золотом узорчатом павильоне. В Создателе его поразили отнюдь не рост, не могучее телосложение, не красота его мужественного лица и даже не то, что он был окружен такими красавицами, а то, что он был просто отличный парень. Простой, доброжелательный и очень искренний. Ольгерд, как только они вошли в его покои, сам шагнул к нему и, крепко пожимая руку, обнял, крепко похлопал по спине и воскликнул:
- Ну, Григорий, вот ты и дома! Я уже совсем заждался тебя. Проходи, располагайся поудобнее, поговорим. Давай, парень, рассказывай, как тебе удалось найти эту гадину. Этот Василиск нам всем давно уже покоя не давал. Чего я только не предпринимал, чтобы выследить этого ублюдка. А ты молодец, быстро его расшифровал. Ах, Гришаня, какой же ты молодец. Ты просто не представляешь себе, как ты меня этим обрадовал. Тут ведь у меня сейчас живут все те девчонки, над которыми этот гад надругался и давно уже ждут не дождутся, когда я сообщу им эту радостную весть. Ну, давай, старик, рассказывай, как ты выследил Василиска.
Место в которое привела его Эрато, поражало воображение Григория своим великолепием и совершенно фантастической красотой. Это был большой сад, в котором росли какие-то невообразимые деревья и кустарники, украшенные диковинными цветами и спелыми плодами. По парку расхаживали живые скульптуры и перелетали с ветки на ветку птицы, похожие на каких-то коралловых рыбок, а в большом пруду, посреди которого стоял золотой ажурный павильон, весь украшенный бриллиантами, плескались рыбы, похожие на птиц с яркими перьями.
Пройдя по аллеям этого фантастического парка, наполненному звонкими птичьими трелями, они перешли по золотому мостику в беседку и, словно бы оказались в другом пространстве, окунувшись в тишину и ароматную прохладу. Эрато подвела его к большому ложу и, весело посмеиваясь, толкнула его на пышные бархатные подушки, а затем возлегла рядом, положив лысую следовательскую голову к себе на бедро и беспечно облокотившись на его плечо. Григорию, удивленному такими нравами, царящими в Золотом дворце, оставалось только подчиниться этой прекрасной девушке.
Ложе, на котором возлег лицом к нему Ольгерд, было раза в три больше и рядом с ним разместились все восемь его подруг, самых очаровательных и совершенно фантастических девушек. Он даже не ожидал когда-либо увидеть подобных красавиц. Но особенно поражала его малышка в коротенькой голубой тунике с длинными синими волосами и стройными ногами, которые сверкали чистым, чешуйчатым серебром. Эта кроха, бросая на Гришку быстрые и, отчего-то, восхищенные взгляды, вся так и льнула к груди Ольгерда, а тот прижимал её к себе так, словно боялся, что она упорхнет куда-то.
На третьем ложе, поставленном в золотом павильоне, возлег на пышные подушки здоровенный атлет с огромными белыми крыльями и золотыми волосами. Григорий сразу же понял, что это был тот самый Уриэль, родной брат Эрато, к которому она должна была вскоре вернуться, но уже как возлюбленная, а не как сестра. Не смотря на то, что этот тип обнимал восхитительную красотку с пышной грудью, огромными глазищами и короткой стрижкой, он метал в него гневные и весьма ревнивые взгляды.
В такой обстановке ему было докладывать о завершении следствия куда труднее, чем в присутствии самого высокого начальства, хотя, если рассуждать здраво, то начальства выше этого существа, которое даже не было человеком, хотя и ничем не отличалось от него, уже и быть не могло. Если не считать, конечно, самого Господа Бога. Тем не менее, Григорий быстро доложил кем был Василиск, с чего он начал свои мерзкие деяния и чем кончил. Никаких фотографий и, уж тем более, видеозаписей, он, щадя нервы девушек, показывать не стал, а просто сообщил о том, что они у него есть.
Закончив свое повествование, Гришка Толмач, постоянно наращивая давление и временами повышая голос, стал с жаром доказывать Ольгерду, что вместе с двумя своими лучшими следаками, Воробьевым и Никитиным, д,а еще молодым, но очень толковым экспертом-криминалистом Галочкой и старым зубром судебно-медицинской экспертизы Самсоновым, он сможет легко разобраться со всеми маньяками на Земле. От такой следственной бригады, как та, которая была у него, не сможет улизнуть ни одна черная душа и они будут работать, как проклятые, но вычистят всю эту нечисть во всем Зазеркалье.
Закончив свое выступление, он выдохнул воздух и замер, ожидая того, что скажет ему Создатель Ольгерд в ответ на его просьбу. Тот задумчиво смотрел на него и, явно, не торопился сообщать ему о своем окончательном приговоре. Ангел весело подмигнул ему, а Эрато ободряюще похлопала по плечу. Пауза затягивалась, но он и не ждал, что его судьба решится как-то очень уж быстро и безболезненно. Возможно, что чем-то ему и придется пожертвовать.
Как ни старался Гришка смотреть только в глаза Ольгерду, его взгляд все равно упорно возвращался к синеволосой миниатюрной девушке, прильнувшей к широкой груди этого парня, задумавшегося о чем-то. Он так увлекся созерцанием этой красавицы, кожа которой имела какой-то совершенно неземной, серебристо-лунный цвет, что не сразу отреагировал на вопрос Ольгерда, спросившего у него:
- Григорий, могу я, из всего того, что ты мне тут наговорил, сделать вывод, что ты не рвешься в ангелы мщения?
Снова посмотрев Создателю в глаза, он помолчав несколько секунд и слегка покраснев, ответил:
- Ну, вообще-то я мечтаю именно об этом, но Эра сказала мне, что первым, непременно, должен быть Вячик, так как только он, по мнению Создателя Алекса, сможет проложить дорогу всем остальным. Наверное, так оно и есть, ведь Создатель Алекс не может ошибаться. Вторым ли, третьим или десятым, для меня это не важно, после того, как я урыл Василиска, да, еще при этом вышиб дух из старого вояки Зардоза, любая другая работа меня уже не интересует.
Ольгерд и Уриэль переглянулись между собой и широко заулыбались, отчего Григорий тотчас успокоился, поскольку давно уже понял, что в этом месте мимика и жесты, относящиеся к соответствующим эмоциям, являются самым точным индикатором чувств и реакции. Поэтому ему сразу стало ясно, что его ответ полностью их устроил. Машинально лаская рукой грудь своей синеволосой подруги и добродушно кивая головой, Ольгерд сказал:
- Вот и замечательно, Григ. Надеюсь, ты не будешь против, если я буду называть тебя тем именем, которое для тебя придумала Эрато? Меня ведь мои подруги тоже перекрестили из Олега в Ольгерда. Так вот Григ, с этой минуты ты, как и Алекс, тоже в отпуске. Поброди по Парадиз Ланду, отдохни, развлекись, как следует... - Видя, что Григорий уже собирается возразить, он поднял руку и остановил его словами - Наши люди в Зазеркалье тебя подменят и завершат твою работу, а заодно и завербуют, от твоего имени, всю твою команду. В любом случае без Алекса твой вопрос я решить не могу. Этот жук наотрез отказался прерывать свой отпуск, но то, что ты предлагаешь, - создать эдакий летучий отряд сыщиков, который будет помогать полицейским и милиции разыскивать на Земле маньяков, мне очень нравится, а потому уже очень скоро ты сможешь приступить к работе. Ну, а теперь позволь мне сделать тебе один небольшой подарок.
После этих слов в руке Ольгерда появился небольшой золотой футляр. Стоило ему открыть крышку, как из него выпорхнули семь золотых чешуек и быстро устремились к телу Гришки Толмача и вошли в него так же быстро, как пули впиваются в дерево, только никаких щепок в разные стороны не полетело, да, и ощущение было куда приятнее. Убрав футляр, Ольгерд продолжил знакомить его с правилами игры в высшей лиге, весьма непростыми и строгими, наставительно сказав:
- Не знаю как на счет ангела мщения, но ты уже точно Создатель, Григ, а это налагает на тебя множество обязанностей. Во-первых, по возвращению в Зазеркалье, ты должен любыми правдами и неправдами забрать в Парадиз Ланд своих детей, родителей и сестру вместе с её семьей. Свою бывшую жену, вместе с её мужем, тоже можешь тащить сюда. Он парень неплохой и ему так же найдется работа. Поверь, Григ, так надо, тебя ничто не должно ослаблять. Во-вторых, ты должен будешь покинуть свой родной город навсегда. Уже очень скоро произойдет твое преображение и, скорее всего, ты лишишься своей лысины и вообще изменишься самым радикальным образом, станешь настоящим Создателем. Сам понимаешь, это ведь не должность и не звание, а раса.
Услышав эти слова, Эрато расхохоталась, но не стала никому и ничего объяснять. Обиженно посмотрев на музу, Ольгерд тихонько фыркнул и продолжил свои объяснения:
- Еще тебе придется поучиться кое-чему у нашей очаровательной Создательницы Зинаиды. То, чему научит и что даст тебе она, не сможет сделать больше никто, поэтому не вздумай хоть чем-либо обидеть её, и дорожи дружбой с ней. И вот еще что, Григ, отныне в Золотом дворце тебе принадлежит Коралловая башня. Это будет штаб-квартира твоей сыскной конторы, а в Зазеркалье ты будешь работать вахтовым методом, мне вовсе не улыбается отдавать Алексу всё. Соседнюю, Жемчужную башню, я придержу для Вячика и буду молиться Богу, чтобы ты с ним поладил, ну, а там посмотрим как карта ляжет и я буду только счастлив, Григ, если из нашей Вселенной помчатся во все стороны целые легионы охотников за черными душами. В любом случае Парадиз Ланд будет для них родным домом и я буду с нетерпением ждать их возвращения. Ну, и мой тебе последний, дружеский, совет, перед тем, как погулять по Парадизу, загляни к тем девчонкам из Тюмени, расскажи им, как ты грохнул Василиска.
Создательница Зинаида, отодвинув в сторону крыло ангела, которое почти полностью укрыло её, улыбнулась и сказала:
- Григ, я могу сопроводить тебя к этим милым девочкам.
Эрато снова расхохоталась, но теперь соизволила объяснить всем, что её так рассмешило и воскликнула:
- Извините, дорогие мои, но у моего рыцаря совершенно другие планы на сегодняшний день. Ровно через десять минут, а то и раньше, он покинет Золотой дворец.
Григорий запрокинул голову и недоуменно посмотрел на музу, совершенно не понимая, о каких это его планах та, вдруг, заговорила. Но Эрато прекрасно знала, чем ей пронять своего рыцаря и, теперь уже точно бывшего, любовника, а потому торжествующим голосом объяснила ему и всем остальным:
- Григ, та девушка, которая была тебе представлена, как Радомира, и которую ты все это время пожирал глазами, русалочка. В Малой Коляде сейчас сидит у окошка и горестно вздыхает точно такая же очаровательная синеглазая красавица, Наденька, которая влюбилась в тебя, косматого, тотчас, как Зоряна и Любава показали ей тебя через магическое зеркало. Они ведь не зря приглашали тебя к себе в гости, но ты, косматое чудовище, всё рвался в Золотой дворец, как будто Ольгерд не мог подождать тебя пару недель, а то и того больше...
У Ольгерда даже рот открылся от удивления и он, перебив музу, громко воскликнул:
- Господи, Григ, я не могу поверить своим ушам! Ты всего каких-то несколько часов в Парадиз Ланде и на тебя уже положила глаз юная русалочка? Ну, ты и счастливчик, парень, скажу я тебе. Беги же к ней скорее, старик, если не хочешь потом жалеть о своей глупости весь остаток жизни!
Ангел, энергично кивая головой, тоже присоединился к своему другу и сказал:
- О, да, Григ, это действительно так, с русалочкой ты будешь счастлив всю жизнь и я ещё не встречал ни одного парня, который смог бы отказаться от такой удачи. Так что давай, старина, торопись. С нами ты ещё успеешь наговориться.
Весело смеясь, Эрато вытолкала его с ложа и, вскочив на ноги, быстро сотворила большое магическое зеркало, через которое Гришка увидел синеволосую девушку, одетую в старинный русский сарафан, сидевшую у окна с венком из белых лилий в руках. Все тотчас вскочили на ноги и выстроились перед магическим зеркалом, как на параде и замерли, затаив дыхание. Лысого сыщика вытолкали вперед и Ольгерд, положив ему руку на плечо, тихонечко кашлянул, русалочка вздрогнула и быстро обернулась. Увидев перед собой магическое зеркало, а в нем множество людей, она порывисто встала и подняла перед собой венок из белых лилий, словно хотела защититься им, но найдя взглядом своего косматого избранника, она робко улыбнулась и взглянула на него с мольбой.
Взгляд этих синих глаз пронзил Гришкино сердце, как копьё, и застрял в нём навечно. Он шагнул через магическое зеркало в светелку, рухнул перед русалочкой на колени и, что-то прохрипев пересохшим горлом, протянул к ней руки. Всем сразу же стало ясно, что сватовство состоялось и уже очень скоро в Парадиз Ланде будет сыграна ещё одна свадьба. Муза уже приготовилась закрыть магическое зеркало, но в него вбежала Зиночка и, обернувшись, весело крикнула, помахав всем своим радужным пером:
- Ребята, не волнуйтесь, я сделаю всё очень тактично.
Эрато закрыла магическое зеркало и насмешливо сказала:
- Ну, вот, мой рыцарь получил из моих рук такую награду, от которой он уже никогда не откажется, а среди Создателей появится, наконец, громадный волосатый мужик. Григ ведь является потомком какого-то вудмена и только это заставило Наденькино сердечко встрепенуться. - Лукаво посмотрев на синеглазую подругу Ольгерда, она спросила её - Ты рада за эту русалочку, девочка моя?
Та бросилась к музе, взлетела в воздух, обняла эту солнечную девушку и звонко поцеловав её, прощебетала:
- Эрочка, ты даже не представляешь себе, как я счастлива и рада за Наденьку! Она ведь двоюродная сестра нашей Олеси и все-таки нашла себе настоящего косматого псовина, только без собачьей головы, но такой он даже краше прежних псовинов. Уж он-то точно будет любить только её одну.
Зазеркалье. Россия, город Тюмень. Дом артиста
областного драмтеатра Вацлава Лацердса.
Пятница, 23 июля, после полудня. Сорок восьмой день.
Улица, на которой жил Вацлав Лацердс, была битком забита народом и машинами. По городу ещё утром разнеслась весть, что Василиска, наконец, нашли, но уже мертвого. Для того, чтобы толпа немедленно не разгромила и не сожгла его дом, властям пришлось вызвать ОМОН и милиционерам приходилось постоянно успокаивать людей. Бригада криминалистов уже закончила свою работу и из дома выносились картонный коробки с вещдоками.
Труп Василиска, упакованный в черный полиэтиленовый мешок, уже увезла в морг машина скорой помощи, но толпа всё не расходилась. В руках многих людей то и дело мелькали бутылки с бензином. Прокурор города и прокурор области стояли возле ворот и беспомощно озирались по сторонам. Наконец прокурор города не выдержал и спросил:
- Евгений Сергеевич, а может быть того, снять оцепление и пусть они спалят к чертям собачьим это дьявольское гнездо? Все вещдоки мы вывезли, драгоценности, награбленные старым Лацердсом ещё в двадцатые и валюту, тоже. Мебель одна осталась, так черт с ней! Не нужно народ понапрасну злить, пусть уж люди выплеснут свою злость хотя бы на этот проклятый дом и спалят его.
- Да, уж, Василий Кузьмич, это просто наше счастье, что этот ублюдок руки на себя наложил. - Ответил прокурору города как-то невпопад прокурор области и добавил - Город это твоя епархия, Василий Кузьмич. Ты ОМОН вызывал, так что ты его и отпускай. А что тут без нас произойдет, это уже не наша забота. Сейчас мои люди вынесут остатнее, опечатают дом, как полагается, а потом пускай он горит синим пламенем, я в таком жить ни за что не согласился бы.
Так они и поступили. Работники прокуратуры, получив устное распоряжение, через пару часов вынесли из дома всё то, что могло представлять хоть какой-то интерес для дальнейшего разбирательства по этому делу, погрузили добро в два грузовика и спустя несколько минут все машины уехали. Омоновцы, погрузившись в свои автобусы, уехали последними и толпа приблизилась к кирпичному забору, за которым, метрах в восьми, стоял свежеокрашенный большой бревенчатый дом с красивыми импортными окнами, забранными резными наличниками. Какой-то высокий седой мужчина достал из-под полы бутылку с бензином, воткнул в её горлышко свой носовой платок, поджег его и, с силой зашвырнув бутылку в окно дома, злым и ожесточенным голосом выкрикнул:
- Паскуда! И весь их род паскудный был!
Бутылка из-под шампанского разбила стекло и, запутавшись в шторе из плотной ткани, как-то медленно скользнула вниз. Через несколько секунд в доме полыхнуло яркое пламя и шторы мгновенно занялась огнем. В дом из толпы полетело еще несколько бутылок с бензином, а кто-то зашвырнул в разбитое окно даже пластиковую канистру, наполовину заполненную бензином. Через несколько секунд она рванула и дом заполыхал, весь охваченный ярким пламенем. Толпа отшатнулась назад и в стороны, но люди не расходились и молча смотрели на то, как горит логово Василиска.
Из всех машин, которые приехали сегодня поутру к дому, остался один только автобус с телевизионщиками, но им не дали снимать до тех пор, пока дом не подожгли и лишь после того, как поджигатели скрылись в толпе, они смогли нацелить свою телекамеру на горящий дом и снять людей угрюмо глядящих на пламя. Подъехавшие минут через десять пожарные, не спешили выходить из своих машин, а когда дом Василиска разгорелся по-настоящему, они, наконец, размотали свои рукава и стали охлаждать струями воды стены и крыши ближайших домов, чтобы не допустить распространение пожара. На дом же старого чекиста Лацердса, корчащийся в ярком пламени, они даже не смотрели, а если и бросали на него косой взгляд, то только для того, чтобы выругаться и плюнуть в ту сторону.
На противоположной стороне улицы, не обращая никакого внимания на нестерпимый жар, стояли двое молодых мужчин, следователей из областной прокуратуры. Именно они приехали к этому дому рано утром с ордером на обыск и, не докричавшись хозяина, перелезли через забор и открыли калитку изнутри. Позвав понятыми соседей, они вошли внутрь и уже через десять минут началась такая кутерьма, что не приведи Господь. Соседке, спустившейся в подвал, даже сделалось дурно и пришлось вызывать скорую помощь.
Едва придя в себя, она вновь забилась в истерике и принялась дико кричать. Её насилу успокоили и увезли, но вскоре скорая помощь вновь понадобилась и с воем примчалась вторая машина. Упал в обморок муж той женщины, которую только что увезли. После этого по городу и пошел гулять слух, что следователи нашли кровавого Василиска. Теперь же, когда всё закончилось оба следователя стояли совершенно спокойно и о чем-то переговаривались, глядя на пламя пожара. Каково бы было удивление людей, если бы они услышали вопрос, который задал своему товарищу, курившему сигарету, высокий ладный парень в солнечных очках, спросивший его:
- Генка, так что мы подарим Толмачу на свадьбу?
Следователь Никитин, потирая большим пальцем левой руки средний палец правой, на котором было скрыто от людских глаз Кольцо Творения, пожал плечами и ответил:
- Даже понятия не имею, Серёга. Что мы, два паршивых Верховных мага, можем подарить Создателю? Максимум, на что у меня хватает воображения, это нарвать для его Наденьки огромный букет полевых цветов. Господи, до чего же он везучий, это волосатый варнак! Это же надо, такую девчонку себе отхватил. Черт, ну это же просто уму не постижимо. Себе что ли такую же шерсть отрастить, чтобы и на меня какая-нибудь русалочка внимание обратила? Нет, верно про то люди говорят, не родись красивым, а родись счастливым.