100 Рожева : другие произведения.

Передача о Москве

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ из сборника "Жжение"

  - А вы знаете, Анна, у меня с собой имеется бутылочка кальвадоса! Собственного изготовления! - Максим Петрович сощурился в предвкушении любимого алкоголя в обществе красивой девушки.
  
  - Серьёзно? А как же? Здесь же нельзя! - понизила голос Анна, встревоженно округлив глаза в тёмных некрашеных ресницах.
  
  - А мы попробуем! - подмигнул мужчина. - Кстати, я ещё не поинтересовался, как вы относитесь к алкоголю вообще и кальвадосу в частности?
  
  - Стараюсь не злоупотреблять, но не прощу себе, если не продегустирую ваш продукт собственного изготовления! - улыбнулась девушка и, открыв чистую страницу блокнота, прогладила пальцами место сгиба.
  Отсутствие на ее руке маникюра и по скромному железному колечку на каждом пальчике Максиму Петровичу понравилось.
  
  - Отлично... - удовлетворённо пробормотал он и подозвал единственного в зале официанта - безволосого человека размытого возраста с одутловатым лицом и бейджиком "Виталий", который тут же подошёл, вихляя всем телом, словно взбалтывал в себе осадок любезности.
  
  - Готовы сделать заказ? - поклонился он.
  
  - Виталий, вы хорошо разбираетесь в алкоголе? - обратился к официанту Максим Петрович.
  
  - Я кончил школу сомелье, и винная карта нашего ресторана в топе по Москве! - Виталий повысил градус любезности до хвастовства.
  
  - Ух! Нам повезло! А кальвадос у вас имеется?
  
  - Разумеется! Десятилетний! Один из лучших по Москве!
  
  - Прекрасно! А вы смогли бы определить возраст вот этого напитка? - Максим Петрович извлёк из рюкзачка за спиной плоскую бутылку с прозрачным желтоватым содержимым, напоминающим мочу здорового человека.
  
  - М-м-м... Попробую! - воодушевился официант.
  
  - Давайте бокал! - сделал решающий ход в своей игре Максим Петрович под восхищённый взгляд Анны, длившийся до самого возвращения Виталия с бокалом.
  
  С неспешностью триумфатора Максим Петрович отвинтил крышечку с бутылки и заполнил бокал на треть. Виталий любовно побаюкал его в открытой ладони, приближая к ноздрям и удаляя, и лишь потом сделал глоток. Пожевав лицом с закрытыми глазами, резюмировал:
  
  - Четыре - пять лет, бочка дубовая, новая, смешанные сорта яблок, аромат правильный, но чуть более терпкий... Нижняя Нормандия, скорей всего. Очень хорош! Очень!
  
  - Потрясающе!!! - просиял изготовитель. - Всё в точку!!! Бочка действительно новая, и яблоки - разносортица, но! Ему всего полгода и я делаю его сам, выдерживая в бочонках из лимузенского дуба!
  
  Виталий уважительно развёл руками, мол, что тут скажешь, и склонил голову перед мастером.
  
  - Мы закажем бокальчик вашего десятилетнего кальвадоса и будем наслаждаться сравнением, - распорядился мастер. - Стало быть, нам ещё бокалы и закуску - оливки, шоколад, на ваше усмотрение.
  
  - Понял! - заговорщицки кивнул Виталий и исчез, взболтнув телом полумрак.
  
  - Ловко вы его как... - впечатлённо произнесла Анна.
  Максим Петрович улыбнулся полными небритыми щеками и довольно хмыкнул.
  
  - А кальвадос надо пить как коньяк, греть в ладони? - уточнила Анна.
  
  - Пейте как хотите, но лучше именно так. И аккуратно, в нём сорок пять градусов! Моей жене не нравилось, когда он не дотягивал до этого значения, говорила, что слабый. А у меня есть измеритель специальный, и я всегда записываю значение и наклеиваю. Когда она мне выговаривала, что кальвадос слаб, я просто бумажки переклеивал на "сорок пять". Жена пробовала и хвалила: "Ну вот, другое дело!" - Максим Петрович засмеялся и тихо добавил. - Она любила вечерком приложиться...
  Его заросшие щеки, сутулая, словно согнувшаяся под непосильной ношей спина и живот в голубой рубашке, торчащий между полами когда-то модного пиджака вызывали в Анне острую симпатию к этому человеку.
  Девушка правильно взяла бокал и поводила им возле лица.
  
  - Пахнет самогоном, мне кажется... - неуверенно сказала она, взглянув на вернувшегося Виталия.
  
  - Ну что вы, барышня! - театрально возмутился тот, выставляя заказ на стол. - Это аромат отличного, настоящего, молодого кальвадоса! - он подмигнул мастеру и остался стоять, ожидая реакции на дегустацию.
  
  - Сначала дама! - подвинул бокал Анне Максим Петрович.
  Девушка подняла оба бокала, поочередно вдохнула аромат и пригубила от каждого.
  
  - Этот более терпкий, живой, действительно молодой вкус, а этот взрослее что ли, более выдержанный, спокойный, - высказалась она.
  
  - Ну вот! Устами младенца, как говорится! - засмеялся Максим Петрович.
  
  - Как раз сегодня я открыл бочонок нового кальвадоса. Ароматный, но грубоватый. Немного неотёсанный, я бы его так охарактеризовал.
  Градус Виталикиной радости достиг брожения. Он выпустил пузырь улыбки и поклонился:
  
  - Приятного вечера!
  
  - Спасибо, - дружески кивнул ему мастер.
  
  - Бутылочку свою всё же спрячьте. Пожалуйста... - добавил официант, смущаясь этой вынужденной просьбы.
  Максим Петрович посмотрел ему вслед и задумчиво произнёс:
  
  - Вообще... повод выпить сегодня действительно есть... Я сегодня развёлся. Поздравьте меня, Анна.
  
  - Так вы свободный человек! Поздравляю! - девичья рука в железных кольцах застыла в воздухе с оливкой на двузубой вилочке.
  
  - Свободный... - вздохнул мужчина. - Спасибо. Эти семь лет были не худшими в моей жизни. Я ни о чём не жалею, - Максим Петрович поднял бокал со своим кальвадосом и утопил в нём нос.
  
  - Интересно посмотреть на вашу жену... У вас есть фотки? - участливо спросила Анна.
  Мужчина установил планшет между тарелками с шоколадом и оливками.
  
  - Листайте...
  
  Анна внимательно рассматривала женщину, похожую на библиотекаршу - в очках, с тощим хвостиком и толстыми коленями.
  
  - Какое интеллигентное лицо... - заметила она, думая о том, за что таким бабам достаются такие мужья.
  
  - Это мы во Франции. А это в Италии, - отстранённо, словно чужую жизнь, комментировал Максим Петрович. - Это Ницца. А это снова Рим. Мы объездили с ней всю Европу.
  
  - А чей это дом? - остановилась Анна на фото коттеджа в немецком стиле.
  
  - Её. Теперь её. Был наш.
  
  - Кто его строил?
  
  - Я... И строил и проектировал. Оставил ей.
  
  - Но это же несправедливо! - возмутилась Анна. - У вас есть дети?
  
  - Нет, с ней детей нет. Наверно, несправедливо. Мне уже все друзья сказали об этом.
  
  - И что? Вы ничего не станете делать?
  
  - Не стану. Я спросил её, не думала ли она о более, э-э-э, разумном разделе имущества. Она сказала "нет". Нет так нет. Я не буду спорить. Я любил её... А дом... жалко конечно. Строил для себя, для нас... Все коммуникации, отопление, подогрев полов, джакузи, сауна - там всё есть!
  
  - Но она же не сможет содержать такой дом! - Анна развела руками, Максим Петрович заметил тонкий кожаный браслет на её левом запястье, и это ему тоже понравилось.
  
  - Не сможет, - согласился он. - Ну, ей пятьдесят, найдёт себе другого архитектора...
  
  - Не найдёт! - жестко сказала Анна.
  Мужчина весело глянул в возмущённое и от этого ещё более красивое и юное лицо девушки.
  
  - А почему вы развелись? Измена? - предположила Анна.
  
  - Измена - это когда не выполнил обещанного. Не надо давать невыполнимых клятв. Я не давал... Почему? Любовь умерла и разложилась, сегодня были официальные похороны, - печально ответил Максим Петрович.
  
  - Любовь не умирает! Если умерла, значит это не была любовь! И уж точно у того, кого любили, не отбирают последнее! Не стройте иллюзий! - заявила Анна с подростковым пылом, вызвав у Максима Петровича тёплое шевеление в груди.
  
  - Возможно вы правы, но я могу судить только о своих чувствах. Любовь умирает. Так же, как и люди. Вся жизнь - это череда иллюзий. Одни рушатся, другие возводятся. Пока есть силы, надо строить иллюзии и верить в них... И не последнее вовсе. У меня есть квартира, я там, правда, не жил двадцать лет, и она в плачевном состоянии...
  
  "Да это ты в плачевном состоянии! - беззвучно крикнула Анна. - Тебя надо спасать, отогревать и ремонтировать!" Она погладила взглядом его небритое лицо, родинку возле уха и маленький шрам на подбородке, едва видный сквозь полуседую щетину, мысленно облизала его неуклюжие полные пальцы, с третьего раза подцепившие оливку и обвела точку в блокноте в многозначительное болотце.
  
  - Так какой кальвадос вам ближе - молодой или пожилой? - лукаво спросил Максим Петрович.
  
  - Пока не могу понять, - опустила ресницы Анна. - Но в голову ударяют кажется оба...
  
  - Я предупреждал, аккуратней!
  
  - Спасибо, я уже почувствовала. И пока я ещё не очень пьяная, я наверно должна объяснить цель нашей встречи.
  
  - Это не обязательно... По-моему, мы очень душевно проводим вечер, - смущённо сказал Максим Петрович. - Но интересно, конечно! Я так понял из вашего звонка, что вы работаете на радио и готовите передачу о Москве?
  
  - Да, я сотрудничаю с несколькими радиостанциями, и на одной из них возникла такая идея - проинтервьюировать московских архитекторов о прошлом, настоящем и будущем архитектурного лица города, так сказать. Вот. Мне эта идея очень понравилась, потому что я уверена, что проектировать для Москвы, не любя этот город - просто невозможно, и именно архитекторы как никто понимают и чувствуют дух Москвы! На сайте профессионального сообщества я выбрала несколько персон и позвонила. Вам первому. Но не скрою, когда я услышала ваш голос, я сразу почувствовала к вам более глубокий интерес, чем просто как к архитектору. Интересных людей вообще немного, это большая редкость, и я буду рада, если наше общение выйдет за рамки интервью...
  
  - Да, голос у меня противный, это правда, - засмеялся Максим Петрович.
  - Но я не проектировал ничего для Москвы. Если на сайте есть такая информация, то она ошибочна. У меня были коттеджи, квартиры. А сейчас и вовсе хвастать нечем. После кризиса и санкций количество людей, строящих дома моей квалификации, резко сократилось. Я почти не работаю...
  
  - Что значит "почти"?
  
  - Работаю без зарплаты. Обещали заплатить, но денег пока нет. Хотя... за долгую трудовую карьеру я вывел формулу: там, где хорошо платят, обычно мерзкие условия труда и отвратительный коллектив, а там, где комфортно работать, обычно ни шиша не заработаешь... Так что я не расстраиваюсь. Но Москву действительно люблю, хоть знаю, что среди питерцев, а я родом из Питера, это не типично. С Москвой, я бы даже сказал, у меня что-то вроде романа...
  
  - Расскажите об этом! - попросила Анна, придвинув блокнот.
  
  - Ну, начало банальное: окончил школу, приехал в Москву, поступил в МАРХИ. Со второго, правда, раза. Год болтался на подработках и Москву ненавидел. Суета, бестолковщина, мешанина ―казалось мне тогда. Проучившись два года, встретил свою первую жену. Я ходил в студенческий театр МГУ к Славутину. В спектаклях правда не успел поучаствовать, но на репетициях и после них была классная тусовка. Многие были "приезжими", но в отличие от меня любили этот город, и была традиция - ходить по старой Москве. Вот просто пешком. Выходили из метро где-нибудь на Кропоткинской или на Китай-городе, она тогда Площадь Ногина называлась, и как в поход с рюкзаками. Брали с собой снедь, примус, сковородочку, в каком-нибудь уютном дворике жарили колбаску, да с батоном "Студенческий" за семь копеек, м-м-м! Собаки нас обожали, старушки не жаловали, но это было прекрасно и оказалось полезно! Изучил все ходы и выходы! Сейчас, когда прохожу знакомыми тропами, редко, к сожалению, - такое родное всё, аж сердце щемит... Что не изменилось, конечно. Но мне и изменения нравятся! Москва становится европейским городом. Есть много великолепных городов, Рим - супер город, его обязательно надо посетить, Париж прекрасен, конечно, Будапешт, Берлин, Питер, естественно... Но Москва - это Москва... В ней есть особенный неповторимый дух, лицо, характер! Это я заявляю как архитектор и как человек, который много чего видел. Мы с женой, когда началась перестройка, уехали на ПМЖ в Канаду. Она сразу хотела уехать, я сильного желания не испытывал, но бардак перестроечный подтолкнул. Поселились в Торонто. И тут со мной начали происходить метаморфозы. Я, русский, перестал себя чувствовать русским! Народ там не ассимилируется с местными, живут своими кланами, и "русские" - это Жмеринка, Мелитополь, Бердичев, Могилёв... Я стал чувствовать, что задыхаюсь в этой местечковости, что мне тесно, мне скучно, мне невозможно там жить! Новых друзей у меня не появилось, эти люди при всём моём к ним уважении не могли ими стать, ибо в своём сознании так и остались в своих Жмеринках и Бердичевых. А мне нужен был простор, воздух - культурный, цивилизационный, территориальный, бог его знает какой! И я уехал. Жена с детьми осталась. Она хотела быть актрисой, но рождение наших троих детей ей вроде бы помешало это сделать, а там она стала вести театральный кружок при русской общине и была вполне довольна жизнью. Я же, вернувшись в Москву, наконец вздохнул полной грудью! В этом конгломерате жизни, в этой гениальной эклектике всего - архитектуры, национальностей, характеров, вкусов, запахов, музыки, культур - я снова почувствовал себя русским! И на меня вдруг снизошло откровение, что Москва - это отражение самой России, где всем народам есть место, где из разноцветья особенностей выплавляется общая великая история и культура! И что только здесь, притом, что нравится мне, как нормальному человеку, далеко не всё, я могу и хочу жить! Первое время после возвращения мы встречались с друзьями каждые выходные и не могли наговориться, я как пьяный бродил по своим любимым московским улочкам и не мог набродиться... Сейчас чувство моё к Москве сделалось более спокойным и выдержанным, но ничуть не ослабело, как вот этот десятилетний кальвадос... - улыбнулся Максим Петрович, заверив сказанное глотком. - Потом я встретил свою вторую жену. Ну, дальше вы знаете, Анна...
  
  - А я из Саратова, - тихо сказала Анна, заслушавшись и забыв о блокноте. - И тоже люблю Москву...
  
  - А живёте где, снимаете? - спросил мужчина.
  
  - Нет... Да... У друзей... Вопрос проживания у меня ре-решён, - запнулась Анна, заставив Максима Петровича снова умилиться.
  
  Он подлил своего кальвадоса в бокалы и посмотрел на неё по-отечески. От этого взгляда, разогретого до сорока пяти градусов, ей захотелось прижаться к его мягкой небритой щеке и рассказать, как ей невыносимо одиноко, как долго она ищет и не находит в мужчинах всё то, что есть в нём: интеллигентность и мудрость, юмор и образованность, уверенность и понимание... Пресловутый булгаковский "квартирный вопрос", и закрепиться в Москве - важно, конечно, но это не главное, далеко не главное! Ей нужен мужчина, о котором хотелось бы заботиться, умный, интересный человек, разбирающийся в искусстве, литературе, архитектуре... Какой женой она могла бы быть для него, как он был бы счастлив с ней! Когда она видит по телевизору таких мужчин - Калягина, Швыдкого, Жванецкого, она замирает от иллюзии близости мечты... На Жванецкого она могла бы смотреть бесконечно! Для неё Москва - это и есть такой мужчина - глубокий, со своей непростой историей, мягким юмором и неиссякаемым жизнелюбием...
  Анна скользнула взглядом по голубому животу Максима Петровича, напоминающему Землю из космоса, и подумала, что любила бы его так, что не нужны были бы никакие рестораны и путешествия...
  
  - А вы во всех странах побывали? - вздохнув, спросила она.
  
  - Легче перечислить, где не был, - улыбнулся в щёки Максим Петрович.
  
  - У меня вообще как-то нет ощущения отдыха, если я не видел моря, гор и красивой архитектуры. Я люблю полицезреть, поэтому много путешествую. Недавно вот был в Суздале. Чистенький такой городок и красивый...
  
  - Суздаль - это потому что кризис?
  
  Максим Петрович смущённо хмыкнул.
  
  - Вы проницательны, Анна... Да, пока так... Сейчас Суздаль я бы обменял на Вайоминг. Когда бывал в Штатах, я больше ждал встречи с Вайомингом. Бескрайние прерии, стёршиеся трёхцветные горы, необозримый простор. Там необыкновенно легко дышится. Да, точно обменял бы. Потом бы жалел...
  
  - Почему жалели бы?
  
  - Нельзя возвращаться туда, где был счастлив. Иллюзии коварны... - Максим Петрович вздохнул и поискал что-то в планшете. - Анна, а хотите, я покажу вам свой аппарат?
  
  - Что вы имеете в виду? - смутилась Анна.
  
  - Самогонный... - улыбнулся Максим Петрович, поняв двусмысленность предложения, и открыл фото огромного выше человеческого роста грушевидного медного прибора с блестящими боками и цветными трубочками. - Заказывал в Голландии, везли через всю Европу! - с гордостью сказал он.
  
  - Ничего себе! Никогда такого не видела! - восхитилась Анна.
  
  Её смартфон беззвучно завибрировал. Она нехотя глянула. Звонил "бывший", отношения с которым, миновав конфетно-букетный период, освоение позы "69" и знакомство с мамой, подошли почти к нулю. На этом "почти" они ещё держались, деля общих друзей, остатки чувств и аванс за съёмную квартиру. Говорить при Максиме Петровиче она не хотела, и, извинившись, вышла на улицу.
  Новых аргументов у "бывшего" не оказалось, кроме того, что она, хищница, собиралась отхватить в Москве кусок пожирней, съесть его, принца, вместе с его конём и мамой, и должна вернуть половину денег за квартиру, жить в которой они уже не стали. Анна отключила смартфон и закурила.
  
  - Правильный мущщинка... Познакомишшь? - с непрошенностью газировки просипел рядом Виталий, закуривая. - И не ври, что у вас роман, я вижу, что ничего нет.
  
  - Что? Кто правильный? - не поняла Анна.
  
  - Толстячок с кальвадосом. Познакомь, я в долгу не останусь.
  
  - Нет, - покачала головой Анна, - не познакомлю.
  
  - Ревнуешь? Зря. Когда ты поумнеешь, ты поймешь, что сердце - это большая квартира, резиновая как Москва, и в нём есть место для всех. Не говоря уже о других органах... - Виталий пошло подмигнул светящимися треугольничками глаз и выпустил дым из щели рта, сделавшись похожим на тыкву для Хэллоуина.
  
  - У меня нет сердца, - сказала Анна.
  
  - Смотри, девочка... Этот город не любит тех, кто не делится, - Виталий вдавил окурок в пепельницу и ушёл, оставив запах элитного алкоголя и пошлости.
  Анне захотелось "проветрить". Она открыла Википедию на запрос "кальвадос" и прочла: "Кальвадо́с (фр. Calvados) - яблочный или грушевый бренди, получаемый путём перегонки сидра, из французского региона Нижняя Нормандия. Крепость - около 40 градусов".
  Диалог на тему производства кальвадоса в домашних условиях можно продолжить. Чтобы расположить собеседника, нужно говорить на темы, приятные ему, вспомнила Анна золотое правило журналистики. Потом она вспомнила, что сегодня не звонила маме, а вечер еще не известно как сложится, верней, ей бы хотелось, чтобы он сложился самым неудобным для звонка домой образом, и она решила отчитать ежедневную мантру: "Мамуля, у меня всё хорошо".
  
  В отсутствии Анны Максим Петрович не знал, чем заняться. Он допил свой бокал, разжевал оливку, выложил косточку. Покрутил головой, разминая шею. Заинтересовался двумя дамами за соседним столиком, категорически диссонирующих друг с другом: взрослая "барби" в бирюзовом брючном костюме, видимо в цвет её пластикового кадиллака, с манерностью английской королевы кушала салат, кивая словам откормленной тётки с соцветьями конопли на платье.
  Сквозь пьяный джаз он прислушался к их беседе. "Последняя коллекция", "примерочка", "когда вам удобно, в любое время", "модный лук", "а я вот еще видела..." - различил мужчина и потерял интерес к дамам. Он сунул планшет в рюкзачок и поднялся.
  Навстречу ему со счастливой улыбкой двинулся Виталий.
  
  - А где у вас тут туалет? - полушёпотом спросил мужчина, сдержанно ответив на улыбку.
  
  - Я провожу! - Виталий завихлял рядом. - Могу я узнать имя мастера великолепного кальвадоса?
  
  - Максим Петрович меня зовут, - смутился похвалой мастер и, порывшись в кармане пиджака, протянул визитку.
  
  - Оч-чень приятно! - сунул карточку в нагрудный карман Виталий, довольно похлопав по ней ладонью. - Хочу ещё раз выразить вам своё восхищение, Максим Петрович! Вашим мастерством, вашими золотыми руками и вашей прелестной супругой, её тонким вкусом и красотой!
  
  - Нет, нет, - отмахнулся Максим Петрович, - это просто знакомая. Спасибо, конечно.
  
  - Правда? А я было подумал... вы так смотритесь вместе! Редко такая гармония в парах!
  
  - Ну что вы, Виталий, о чём вы говорите, - покачал головой мужчина, - ей двадцать шесть, у меня сын старше!
  
  Виталий придержал дверь туалета, пропустив вперёд своего спутника и приглашающе улыбнулся возле писсуара, но Максим Петрович, помешкав, прошёл в кабинку.
  Возле мусорного бачка валялись не долетевшие до цели бумажки, а над унитазом висел лист А4 с призывом:
  "В случае бомбежки прячьтесь под этот унитаз!
  В него еще никто ни разу не попадал!"
  
  "Как это по-московски! - хмыкнул Максим Петрович. - Только в туалете московского ресторана может быть одновременно и намусорено и остроумно!"
  Застегивая ремень, он вспомнил слова Виталия о гармоничной паре и задумался о девушке с красивым именем Анна, с которой сегодня столкнула его судьба: "Ну конечно, нет... какая из неё жена, точней, какой уже из меня муж... Вряд ли мне будет с ней интересно, а в случае развития отношений она захочет детей, лет через десять разница в возрасте будет подавляющим негативным фактором... Да и такая ответственность уже не по силам..."
  
  За столик они с Анной вернулись вместе, улыбнувшись совпадению.
  
  - Что же ваша передача о Москве, скоро ли будет в эфире? И много ли персоналий в очереди на опрос? - спросил Максим Петрович, подливая в бокалы из своей бутылки, снова вынырнувшей из рюкзачка.
  
  - Сие от меня не зависит, - развела руками Анна и закрыла блокнот.
  
  - Вы ответили лишь на один вопрос... Это не в упрёк, люди с трудом понимают друг друга, особенно мужчина и женщина... - заметил мужчина.
  
  - А мужчина и мужчина? Как у них с пониманием? - осторожно спросила Анна.
  
  - Не знаю, что вы имеете в виду, Анна, но для меня мужчины могут быть интересны только через призму женского восприятия. И это, наверно, слишком тонкая материя, легко свалиться в bipolar, - с французским произношением ответил он.
  
  - Франция - родина кальвадоса, - процитировала девушка Википедию. - Вы оттуда привезли свой рецепт?
  
  - Дача в Головково по Ленинградке на самом деле есть родина кальвадоса! - засмеялся Максим Петрович и потёр щетину. - А теперь - это мое лекарство. От ностальгии по родине и от одиночества... "Я привык бродить один и смотреть в чужие окна, в суете немых картин отражаться в мокрых стеклах..." - прочёл он. - Особенно любил в Канаде, они там окна не зашторивают. Так классно...
  
  Почти материнское желание заботиться об этом добром обманутом человеке, настоящем московском интеллигенте - её мечте, которая сейчас, такая близкая и уже прилично нетрезвая сидела напротив, прожгло Анну изнутри и отозвалось в сердце, казалось наглухо закрытом.
  
  - Лечиться одному скучно, наверно? - робко спросила она.
  
  - Да уж... I reallyneed a companyforthat! - громко потребовал Максим Петрович.
  Девушка рассмеялась так звонко, что бирюзовая "барби" на миг взгляда бросила свой десерт и собеседницу в соцветьях конопли.
  
  - А переход на английский обусловлен накапливанием в организме чего? - смеясь, спросила Анна.
  
  - Ну как чего... спирт организмом трансформируется в молочную кислоту, потом ещё во что-то, очевидно это что-то и запускает мыслительно-говорительный процесс на английском. Некоторые мысли лучше звучат по-английски, или французски, или немецки.
  
  - Да вы просто президент мира! - добавила к смеху восхищение Анна.
  
  - Почти как Велемир Хлебников... - поймал мысль мужчина. - Кстати, о великих: анализируя прочитанную литературу, подозреваю, что ни Ремарк, ни Хемингуэй по-настоящему не разбирались в кальвадосе, лишь блеснули невиданным ранее знанием и термином. О как! Зальешь дерьмом других, вроде и сам возвысишься, - тоже засмеялся он.
  Разряд смеха породнил их на миг и сразу отбросил друг от друга, словно испугавшись этой внезапной близости. Анна наколола последнюю оливку и грустно взглянула в почерневшее окно.
  
  - Завтра на работу...
  
  - Мне тоже... - вздохнул Максим Петрович и кивнул Виталию, чей градус радости вновь упал до любезности.
  
  - Буду очень рад видеть вас снова! - умело адресовал он местоимение "вас" мужчине и поклонился за чаевые.
  
  - Я на минутку, - Анна покрутила головой в поисках туалета.
  
  - Налево, вниз по лестнице, и по коридору в конце, - подсказал Максим Петрович, снова умилившись её детской непосредственности.
  
  В узком коридоре Анну настиг Виталий и с ухмылкой похлопал себя по карману с визиткой.
  
  - Он уже у меня в кармане!
  
  - Он не по этой части, ты в пролёте! - скривилась защитной улыбкой Анна.
  
  - Тебе тоже не обломится, не надейся, - официант, наглядно вильнув бедрами, прошагал мимо.
  "Козёл! - подумала Анна. - Интересно, только в Москве пидоры такие бесцеремонные?"
  "Дурашка! - снисходительно хмыкнул Виталий, погладив себя по карману с визиткой. - Этому столичному пупсу нужна не болтовня, а кое-что другое. Не по этой части! Ха! А то я не знаю эту мутную тоску в глазах по честной ебле. Воспитание-с не позволяет-с. Интеллигенция... Справимся, не впервой..."
  
  Когда Максим Петрович с Анной вышли на воздух, Москва уже освещалась искусственно.
  
  - Держитесь! - подставил локоть мужчина.
  
  Девушка ждала предложения проводить или приглашения, но мужчина лишь спросил:
  
  - Вам куда?
  
  - На Парк Культуры. Я сейчас там...
  
  - А мне на Комсомольскую, на вокзал. Я же теперь "подмосквич"... Вам спасибо за вечер. Не предполагал, что у нас на радио работают такие очаровательные девушки!
  
  - Можно я вам ещё позвоню? - сделала ход в своей игре Анна.
  
  - Да, конечно, пожалуйста, в любое время! - по-московски стандартно ответил мужчина.
  
  "Подмосквич - это тоже хорошо..." - думала Анна, глядя на сутулый купол своей удаляющейся московской мечты с нелепым рюкзачком.
  
  "В жизни не всё делается по правилам. Должно оставаться место для исключений..." - разговаривал со своим отражением в окне электрички Максим Петрович, чувствуя приятное тепло в теле и позволив себе немного помечтать...
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"